На формирование теор. взглядов Р.-Б. оказали влияние Конт, Спенсер, его кембриджские преподаватели А. Хэддон и У. Риверс, англ. философ науки У. Уэвелл, но прежде всего - Дюркгейм и франц. социол. школа. Приверженец естественнонаучных методов, поставивший целью создание 'естеств. науки об об-ве', Р.-Б. придавал большое значение сбору эмпирич. материала и видел задачу науки в обобщении фактов и экспликации понятий посредством прогрессивной индукции. Гл. целью антропол. исследований он считал нахождение общих черт, устойчивых форм единства в многообразии существующих об-в. По его мнению, антропология должна быть наукой, идущей от эмпиризма, классификации и ненаправленной индукции к постулированию общей теории. Чтобы стать подлинной наукой, она должна отказаться от 'психол. и псевдоистор. спекуляций' и строго подчиняться требованию верифицируемости теории фактами. Об-во Р.-Б. представлял как динамич., основанную на взаимном доверии систему взаимозависимых элементов, функционально согласующихся друг с другом. 'Естеств. наука об об-ве должна ответить на три комплекса вопросов: как об-ва структурированы, функционируют и развиваются, т.е. рассматривать об-ва в структурном, функциональном и эволюц. аспектах'. Отвергая возможность использования истор. материала для построения теории, Р.-Б. предложил в качестве альтернативы начать построение теории на основе сравнит, анализа существующих, доступных непосредств. наблюдению об-в (и примитивных, и совр.) и мыслил социальную антропологию как сравнит, социологию. Он сосредоточил свои усилия на сравнит, структурном анализе и разработке классификации типов и форм социальной структуры применительно к примитивным об-вам, изученным им и его коллегами в полевых исследованиях. Классич. образцом реализации такого подхода стала его книга 'Социальная организация австрал. племен'. Большой вклад внес Р.-Б. в разработку понятий и терминов структурно-функционального подхода, дав определения понятий 'социальная структура' (расстановка людей в социальной системе) и 'социальная организация' (систематизация типов деятельности в социальной системе), а также развив для антропологии такие важные понятия, как 'корпорация', 'консолидация', 'структурное противоречие', 'ритуальный статус', 'ритуальная ценность', 'кооптация' и т.д. Методол. своеобразие его подхода заключается в рассмотрении социальных феноменов как естеств. фактов (в духе Дюркгейма), однако Р.-Б. не принимал дюркгеймовской реификации социальных фактов, а также его методол. требования причинного объяснения одних социальных фактов другими; в качестве альтернативы Р.-Б. предложил искать общие структурные принципы, лежащие в основе разл. социальных фактов.

Р.-Б. оказал огромное влияние на целое поколение англ. социальных антропологов, а также сыграл важную роль в популяризации структурно-функциональных идей в Америке, где этот подход получил дальнейшее развитие (Уорнер, Р. Мертон, Парсонс и др.).

Соч.: The Social Organization of Australian Tribes. Melbourne; L., 1931; The Andaman Islanders. Glencoe, 1948; A Natural Science of Society. Glencoe, 1957; Method in Social Anthropology. Chi., 1958; Structure and Function in Primitive Society. L., 1968.

РАЙХ (Reich) Вильгельм (1897-1957) - австр. психолог и психиатр. Окончил мед. ф-т Вен. ун-та. Воззрения Р. на протяжении жизни значительно менялись, поэтому его творч. деятельность разделяется на четыре периода, соответственно его пребыванию в Австрии, Германии, Норвегии и США.

В этот период Р. выступил как один из первых и наиболее влият. представителей леворадикального фрейдизма (т.н. 'фрейдо-марксизма'), развернул психоаналитич. аргументацию в защиту анархо-гедонистич. морали, доказывал необходимость сексуальной революции. Ее он противопоставил установкам основанной М. Хиршфельдом Всемирной лиги половой реформы, чья буржуазно-реформистская программа не предусматривала изменение классово-экон. основ капиталистич. строя. Со своей стороны Р. выдвинул леворадикальную программу 'революц. действия', к-рая десятилетия спустя свелась в молодежной контркультуре к организации неоанархистских коммун и экспериментам с антиавторитарным воспитанием детей. Согласно теории сексуальной революции Р., в основе классовой борьбы лежит стремление освободить половое влечение от социального подавления, и поэтому устранение 'репрессивной сексуальности' является предпосылкой пролетарской революции. Решающее значение придается радикальному изменению традиц. половой морали и полового воспитания (прежде всего в детском возрасте), а главное - отказу от 'бурж. семьи - самой важной идеол. фабрики капитала'. Эти положения, развитые им в работе 'Половая зрелость, воздержание и брачная мораль. Критика бурж. половой реформы' (1930), отразили не столько необходимость раскрепощения личности от уз патриархального быта и доминирования интересов собственности в брачно-семейных отношениях, сколько деструктивные явления кризисной обществ, ситуации: катастрофич. ослабление уз брака и института семьи, пропаганду культа секса, распространение проституции и порнографии. Эти противоречивые тенденции помогают понять доводы Р. о 'поражении сексуальной революции в СССР', изложенные им в работе 'Борьба за 'новую жизнь' в Советском Союзе' (1935). То был переломный период в истории нашей страны, когда теория и практика 'свободной любви' уступили место тенденции упрочения социально-экон. и морально-правовых основ брачно-семейных отношений. Разработанная Р. леворадикальная критика семьи была подхвачена в 60-е гг. представителями Франкфурт, социол. школой (Адорно и М. Хоркхаймер), экзистенциализма (С. Бовуар, автор книги 'Другой пол') и оказала значит, влияние на ряд направлений демократич. движения: 'новых левых', неофеминизм (К. Миллет, автор книги 'Сексуальная политика'), негритянское движение в США (Э. Кливер, один из руководителей 'Черных пантер') и даже на творч. интеллигенцию (драматургию Жана Жане).

Полагая, что социально-полит, борьбу за переустройство 'репрессивного' об-ва следует превратить в сексуальную революцию, Р. разработал доктрину 'сексуальной политики' и попытался реализовать ее на практике. Первоначально он создал в Германии широкое 'сексуально-полит.' движение молодежи, в к-рое вошли и молодые нацисты, и рабочие левой ориентации и студенты. Затем при компартии под руководством Р. был создан Герм. гос. союз пролетарской сексуальной политики. В 1931 на конгрессе 'Секспола' в Дюссельдорфе было представлено 20 тыс. человек. Вскоре это привело к открытому конфликту как с психоаналитич., так и с рабочим движением. В 1933 произошел окончат, разрыв Р. с коммунистич. партией: из германской он был исключен за 'троцкизм', из датской

Соч.: Die Funktion des Orgasmus. Zur Psychopathologie und zur Soziologie des Geschlechlslebens. Lpz., 1927; Charakteranalyse. W., 1933; Massenpsychologie des Faschismus. Kopenhagen, 1934; Selected Writings. An Introduction to Orgonomy. N.Y., 1968; Die sexuelle Revolution. Fr./M., 1971; Ather, Gott und Teufel. Fr./M., 1984; Rede an den kleinen Mann. Fr./M., 1994.

Лит.: Балагушкин Е.Г. Влияние неофрейдизма и теорий сексуальной революции на нравств. сознание молодежи Запада // Молодежь, НТР, капитализм. М., 1979; Robinson P. The Freudian Left: Wilhelm Reich, Geza Roheim, Herbert Marcuse. N.Y., 1969; BurianW. Psychoanalyse und Marxismus. Eine intellektuelle Biographie Wilhelm Reichs. Fr./M., 1972; Cohen I. Ideology and Unconsciousness: Reich, Freud and Marx. N.Y., 1982; Wilson C. The Quest for Wilhelm Reich. L, 1982; Boadella D. Wilhelm Reich. The Evolution of his Work. L., 1985.

РАСОВО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКАЯ ШКОЛА (или антропосоциология) - одна из влиятельных школ в социологии и антропологии вт.пол. 19 - н. 20 в.; осн. идея - решающее воздействие расового фактора на истор. и культурное развитие народов. Р.-а. ш. сформировалась в условиях роста популярности учения Дарвина о борьбе за существование и естеств. отборе, господства биол. подхода в социологии, широкого распространения всевозможных антропометрич. измерений и попыток биол. классификации рас. Р.-а. ш. ориентировалась на позитивистский идеал научности (построение социального знания по образцу естеств. наук), носила на себе отчетливый отпечаток механистичности и биологизма, была тесно связана с социал-дарвинизмом и, при отсутствии необходимой фактич. информации, часто прибегала к домыслам и спекуляциям, подменяя научные выводы наукообразными спекулятивными построениями.

Ж.-А. де Гобино (1816-82), франц. дипломат и литератор, один из первых систематически изложил идеи о роли расового фактора в истории. Его взгляды ('Опыт о неравенстве человеч. рас', 1853-55) оказали большое влияние на развитие понятия 'раса' в 19 в. и легли в основу почти всех последующих теор. построений антропосоциологии. Гобино важнейшим фактором истор. процесса считал расу. Он различал три 'чистые' расы (белую, желтую и черную) и многочисл. 'смешанные' типы, возникние в рез. их истор. контактов. Каждая раса сама по себе неизменна и обладает специфич. культурными способностями. Создаваемые разными расами цивилизации по своей природе некоммуникабельны, т.к. прирожденные расовые дарования у разных рас принципиально различны. Судьба каждой истор. цивилизации определяется ее расовым составом. При чистоте расы образ мысли всех ее представителей остается одинаковым в силу кровной общности, и нац. учрежедения соответствуют чаяниям и устремлениям всех. 'Смешение крови' создает дисгармонию в воззрениях об-ва, ведет к моральному и социальному хаосу; чем более смешанные браки выхолащивают расовый характер цивилизации, тем более она утрачивает 'жизненную силу' и 'творч. дух', неумолимо увлекаясь к деградации и гибели. В качестве примера цивилизаций, сохранившихся в силу расовой чистоты, Гобино называл Индию и Китай. Расы неравноценны. Белая (арийская) раса обладает большей культурной одаренностью и является единств, творч. культурной силой в истории, именно она создала все великие цивилизации (инд., кит., егип., семитскую, антич. и совр. европ.); европ. история началась с нашествия германцев. Элитой арийской расы Гобино считал германцев, под к-рыми понимал франц. аристократию. Низшие расы неспособны самостоятельно подняться до вершин цивилизации. Идеи Гобино не получили признания во Франции, но были восприняты в Германии (Р. Вагнер, Х.С. Чемберлен и др.).

манофил англ. происхождения, был наиболее известным последователем Гобино в Германии. Чемберлен, не давая определения расы, активно пользовался этим понятием. Различия между расами, с его т.зр., являются биол. и интеллектуальными. Высшее положение в расовой иерархии Чемберлена занимает 'арийская' раса, или 'нордический' тип: 'высокие белокурые долихоцефалы'. Наиболее 'чистыми' представителями арийской расы провозглашались германцы. Расцвет всех цивилизаций определялся влиянием герм. племен, а упадок - смешением их с другими расами. Чемберлен описал европ. культуру как рез-т совместного действия пяти факторов: 1) искусства, лит-ры и философии Др. Греции; 2) права, гос-ва и гражд. об-ваДр. Рима; 3) христ. откровения, возрожденного Реформацией; 4) организующего творч. духа германцев; 5) чужеродных и разрушит. влияний иудаизма и евреев. Первейшей задачей герм. народов он считал освобождение от 'порабощающих чужих представлений', а именно от 'семитич. представлений о мире' и 'моисеевой космогонии'; предлагал вернуться к исконному 'арийскому миросозерцанию', осн. принципом к-рого он считал 'гармонич. слияние с природой'. Если Чемберлен в основном оперировал мифологемами, впоследствии нашедшими широкое употребление в идеологии нацизма, то Аммон и Ляпуж попытались доказать неравноценность рас и превосходство белой расы при помощи 'научных' обоснований.

Лит.: Вольтман Л. Полит, антропология: Исследование о влиянии эволюц. теории на учение о полит, развитии народов. СПб., 1905; Чемберлен Х.С. Арийское мировоззрение. М., 1913; Ammon О. Die naturliche Auslese beim Menschen. Jena, 1893; Idem. Die Gesellschaftsordnung und ihre naturlichen Grundlagen. Jena, 1895; Chamberlain H.S. Die Grundlagen des neunzehnten Jahrhunderts. Bd. 1-2. Munch., 1899; Idem. Natur und Leben. Munch., 1928; Idem. Politische Ideale. Munch., 1915; Herts F.0. Rasse und Kultur. Lpz., 1925; Gobineau J.-A. de. Essai sur 1'inegalite des rases humaines. V. 1-2. P., 1933; Hankins F.H. The Racial Basis of Civilization. N.Y.; L., 1926; Lichtsinn H. Otto Ammon und die Sozialanthro-pologie. Fr./M., etc., 1987; Race and racism: Essays in Social Geography. L. etc., 1987.

РАТЦЕЛЬ (Ratzel) Фридрих (1844-1904) - нем. ученый, один из основоположников антропогеографии, представитель географической школы в социологии и антропологии. Учился в разл. ун-тах Германии; в 1868 получил степень д-ра философии в Гейдельберг. ун-те. С 1875 его жизнь - типичная карьера академич. геогра-

фа: до 1886 преподавал в Тех. ун-те в Мюнхене (с 1876 проф.), в 1886 был приглашен в Лейпциг, ун-т, где и был профессором географии до своей кончины. Научное наследие Р. чрезвычайно велико: его перу принадлежат 25 крупных трудов и свыше 500 статей. Важнейшие труды: 'Народоведение' (1885-88), 'Антропогеография' (в 2 т., 1882-91), 'Полит, география' (1877) и 'Земля и жизнь' (в 2 т., 1901-02).

Находясь под влиянием идей нем. географа К. Риттера и натуралиста М. Вагнера, Р. рассматривал об-ва и культуры разл. народов в неразрывной связи с природными условиями. Нерасторжимая связь между культурой и природной средой, между человеком и 'землей' - основополагающий принцип разработанной им антропогеографии. В историю науки Р. вошел прежде всего как один из наиболее ярких представителей геогр. детерминизма. Но это не вполне справедливо: в поздних работах (начиная с т. 2 'Антропогеографии') геогр. детерминизм был им значительно смягчен, и его подход был очень близок к теории 'поссибилизма' П. Видаля де ла Блаша. Культурные факторы истор. развития рассматривались в поздних работах наравне с географическими, к-рые нередко отходили на второй план. Биологизм ранних работ уступил место филос. осмыслению человеч. культуры и ее развития, к-рое позволяет внести Р. в число основоположников культурно-истор. школы. Антропогеография задумывалась Р. как составная часть биогеографии; он считал, что получение 'полной картины земли' требует включения в нее и человеч. духа. Кроме того, антропогеография понималась как динамич. наука и была призвана высветить естеств. и культурную историю человечества при помощи изучения разных народов земли и их культуры в связи с геогр. условиями их обитания.

Р. впервые в истории науки затронул в своих трудах проблемы миграции народов и диффузии культуры. Он считал, что неустанное движение является свойством человека, а проистекающее из него распространение народов и культуры по земной поверхности - основополагающим фактом развития. С т.зр. Р., во многих случаях сходство в культурах разных народов может быть объяснено диффузией. Для изучения диффузии Р. использовал 'критерий формы': если два элемента разных культур были сходны по форме, то это объяснялось их единым происхождением и последующим перемещением из одного места в другое посредством миграции или контактов между народами (прямых или косвенных).

тич. условий, культурные области, располагающиеся вокруг земного шара в виде пояса'. Позднее эта идея получила развитие в теориях 'культурных кругов' (Фробениус, Гребнер, В. Шмидт, В. Копперс) и 'культурных ареалов' (Э. Сепир, Крёбер, К. Уисслер).

идея о влиянии геогр. фактора на культурное развитие, односторонне выхваченная из т. 1. 'Антропогеографии' и популяризованная в таким виде его амер. последовательнецей Э.Семпл, положила начало амер. инвайронментализму и принесла Р. не вполне заслуженную славу 'геогр. детерминиста'. Понятие 'жизненного пространства', в огрубленной трактовке швед. ученого Р. Чьелана, стало осн. понятием геополитики К.Хаусхофера и использовалось для оправдания терр. экспансии идеологами третьего рейха. Вместе с тем ряд идей Р. (культурные круги, диффузия культуры) были плодотворно использованы в таких направлениях антропологии, как диффузионизм, теории 'культурных кругов' и 'культурных ареалов'. Взгляды Р. во многом определили развитие челов. географии в 20 в. Его можно рассматривать как одного из предтеч совр. экологии. Заслуживает глубокого уважения и то, с какой страстью Р. отстаивал гуманист. идеалы в своей проповеди единства и целостности человечества.

РЕВОЛЮЦИОННОЕ СОЗНАНИЕ - тип сознания, к-рый аккумулирует наиболее радикальные идеи и тенденции культуры и создает на их основе образ революции. Радикальность проявляется в Р.с. как тяготение к 'крайним' решениям и 'крайним' средствам, наиболее приемлемым из к-рых является революция. Изначальное стремление к изменениям носит рац. характер - критика существующей реальности приводит к попыткам изменить ее как можно более радикальным путем, т.е. через революцию. Жажда изменений превращается в жажду революции, и последняя становится уже не средством, а самоцелью.

Лит.: Лихачев Д.С. Великое наследие: Классич. произведения литературы Др. Руси. М., 1980; Мид М. Культура и мир детства: Изб. произв. М., 1988; Петров М.К. Язык, знак, культура. М., 1991; Борев В.Ю., Коваленко А. В. Культура и массовая коммуникация. М., 1986; Пригожий А.И. Нововведения: стимулы и препятствия. М., 1989; Эпштейн М.Н. Парадоксы новизны. М., 1988.

РЕГУЛЯЦИЯ СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ - одна из осн. функций культуры, связанная с обеспечением коллективных форм жизнедеятельности людей. Р.С. осуществляется в рамках организации социокультурной как процесс установления и поддержания опр. упорядоченности во взаимодействии людей для удовлетворения их индивидуальных и в особенности групповых интересов и потребностей, снятия противоречий и напряжений, возникающих при совместном общежитии, определения общих целей социальной активности и критериев оценки рез-тов деятельности. В отличие от регуляции социальной, ориентированной на решение прагматич. задач организации коллективной деятельности, регуляция культурная основывается на ценностно детерминированных нормах упорядочения совместного существования людей, хотя реально оба типа регуляции представляют собой неделимый синтез Р.с., где социальное и культурное начала взаимообусловлены и полностью сращены в единой функциональной целостности. В зависимости от уровня социокультурного развития сооб-ва, его социально-функциональной стратифицированности, преобладания экстенсивных или интенсивных технологий в разл. видах социальной практики и т.п., в Р.с. могут складываться разнообр. композиции конвенциональных и институциональных механизмов упорядочения форм коллективной жизнедеятельности с разной степенью доминирования тех или иных методов и уровней их взаимодополнительности. Р.с. относится к тем функциональным подсистемам культуры, где (как и в подсистемах адаптации и коммуникации социокультурной, а также в нек-рых других) наблюдается опр. избыточность средств по реализации соответствующих функций, часть из к-рых в каждый данный момент действует в актуальной практике, другие же остаются в нек-ром 'культурном резерве' сооб-ва и актуализируются в экстраординарных ситуациях.

Осн. функциональные задачи Р.с. - поддержание опр. уровня социальной консолидированности сооб-ва (необходимого для эффективного осуществления требуемых в существующих условиях форм деятельности, взаимоинформирование о своих намерениях, согласование целей, задач, принципов и технологий совместных действий, разделение функций и пространственных 'площадок', согласование во времени и процессуальной последовательности осуществляемых действий, взаимокорректировка в процессе совместной или взаимодетерминированной деятельности, выработка критериев оценки достигнутых рез-тов, их утилитарной эффективности и социальной приемлемости последствий этой деятельности и т.п. Все это имеет отношение не только к материально-производств. практике, но в равной мере и к любым иным формам социальной, интеллектуальной, коммуникативной, худож., религ., полит. и др. деятельности, осуществляемой коллективно или индивидуально, но с социально значимыми рез-тами, последствиями, влияниями.

На разных истор. стадиях социокультурной эволюции человеч. сооб-в, как правило, доминируют разные виды и формы Р.с. с разл. уровнем жесткости императивных и запретительных установок, а также свободных пространств социальной жизни, где человеку предоставляется право совершать действия и выражать суждения по собств. усмотрению. На первобытной стадии преобладают в основном конвенциональные регуляторы в виде комплекса обычаев с довольно жесткими ритуальными установлениями (по крайней мере, в области практич. действий индивида), относящиеся гл. обр. к сфере непосредств. жизнеобеспечения, кровнородственных и соседских отношений, мифо-ритуальной табуированности нек-рых действий и взглядов (прежде всего по отношению к феномену смерти) и т.п., при сравнительно низком уровне теор. обобщенности и абстрактности принципов, лежащих в основе этой Р.с., неразделенности в сознании материального и идеального начал (синкретизм) и т.п. При этом наблюдается довольно терпимое отношение к индивидуальным интерпретациям той или иной установки Р.с., мифологемы и пр. (различия в персональном жизненном опыте самих интерпретаторов столь незначительны, что и число вариантов подобных интерпретаций, как правило, крайне ограничено). В это время появляются и первые формы нормативных рефлексий социального опыта в виде мифов, играющих немаловажную роль в Р.с., социализации и инкультурации индивидов и пр.

На раннеклассовом (доиндустриальном) этапе развития описанный выше тип Р.с. не исчезает вообще, а локализуется прежде всего в среде сельских производителей в несколько трансформированном под воздействием элементов городской культуры виде). В городской же среде формируется совершенно иной тип Р.с., включающий в себя уже и постепенно развивающуюся институциональную компоненту, регулирующую прежде всего идеол. составляющие обществ, жизни (религиозную и политическую), имущественно-правовые и сословные отношения. Это эпоха порождения разнообр. 'сакральных текстов', лежащих в основании регулятивной практики сооб-в, частично дополняемых кодифицированными законами гражд. права. В рамках норм, определяемых этими институциональными текстами, пространство индивидуальных интерпретаций социального опыта резко ограничивается (религ. каноном, процедурой исполнения закона и т.п.). Одновременно происходит и становление нек-рых ин-тов Р.с. - полит. власти, бюрократии, армии, суда, церкви, школы. Весьма расширяется и палитра средств нормативных рефлексий социального опыта: появляются философия (преимущественно религиозная), этич. и эстетич. теории, проф. искусство, зачатки светской лит-ры и гуманитарных наук. При этом такие важнейшие сферы социальной практики людей, как технологии специализир. областей деятельности, формы обществ, самоорганизации, Р.с. коллективного общежития на микросоциальном (муниципальном) уровне, процессы воспитания, общего и специального образования, социализации личности и т.п., остаются в зоне чисто конвенциональной саморегуляции и самовоспроизводства на основе обычая и массовой традиции.

Переход к индустриальной стадии социокультурного развития характерен постепенным расширением зоны институциональной Р.с. и интенсификацией ее технологий. Прежде всего в сферу ин-тов Р.с. попадает такая важнейшая область, как нормируемые по своей утилитарной эффективности и уровням социальной приемлемости технологии, формы и порядок осуществления разл. специализир. деятельности (массовое и серийное производство социально значимой продукции), к-рая начинает регулироваться типовыми уставами, правилами и пр. нормативными документами, а также типовыми программами проф. подготовки специалистов и квалификационных требований к ним. Институционализация методов Р.с. все больше охватывает разные аспекты экон. деятельности людей и их обыденного общежития, стандартизируя их социальные интересы и потребности на основе рекомендуемых образцов, содержание работы социализирующих ин-тов (воспитат., общеобразоват.). В отличие от предшествовавшей стадии, где осн. инструментом Р.с. было идеологически (религиозно) санкционированное насилие, на индустриальном этапе все большую значимость приобретает принцип материальной заинтересованности субъектов, их вознаграждение за социально адекватное поведение расширенным доступом к социальным благам. Функции стихийной саморегуляции оттесняются преимущественно в область обыденных межличностных взаимодействий (и то с существ, ограничениями со стороны кодифицированных норм социального общежития). Вместе с тем сама процедура выработки институциональных текстов Р.с. становится более демократичной, учитывающей социальные интересы разл. страт; эти тексты во многом утрачивают характер императивных распоряжений власти и становятся добровольно принятыми сооб-вом социальными конвенциями коллективной жизнедеятельности людей. Одновременно происходит заметная либерализация в вопросах индивидуальной рефлексии и интерпретации личностью элементов социального опыта сооб-в (прежде всего на уровне свободы суждений), развивается система ин-тов культурных рефлексий и выработки спец. нормативных текстов.

Постиндустриальный этап развития сооб-в характеризуется резкой интенсификацией тенденций Р.с., начавшихся на индустриальной стадии. Принципиальной новацией становится появление массовой культуры как особого механизма Р.с. по максимальной стандартизации не только норм социального общежития и деятельности, но и идейно-мировоззренч. установок людей, их социальных притязаний, потребит. спроса и т.п., воздействующих на сознание масс через печатные и электронные СМИ, моду, рекламу, детские и образоват. учреждения, полит, партии, обществ. организации и клубы по интересам и пр. В этих условиях об-во допускает максимальную либерализацию интеллектуальных и образных интерпретаций социальных норм, регулируя их практич. исполнение высокоэффективным манипулированием сознанием, интересами и потребностями людей. 20 в. породил и такую специфич. форму Р.с. как тоталитаризм, при к-ром осн. инструментарий Р.с. возвращается к формам грубого насилия над человеч. личностью, ее свободной волей и интересами. Формируется сложная система сочетания массовых репрессий с изощренным политико-идеол. воспитанием людей, массированной пропагандой ненависти к классовому или нац. врагу, культа социальной аскезы во имя идейной 'чистоты' и своеобр. массовой культуры тоталитарного типа. Истор. практика показала, что Р.с. тоталитарного типа, будучи высокоэффективной при решении задач экстраординарной мобилизации сооб-ва, мало эффективна в режиме спокойного устойчивого развития, плохо сбалансирована с т.зр. социально-психол. мотивации нормативного поведения людей, предоставляет недостаточно возможностей для легитимной релаксации и инициативной самореализации человека. К к. 20 в. либеральный тип Р.с. практически повсеместно доказал свою наибольшую приемлемость в условиях индустриальной и постиндустриальной социальной организации и технологий.

РЕДФИЛД (Redfield) Роберт (1897-1958) - амер. этнограф, один из основоположников социоантропологии, проф. Чикаг. ун-та. В 20-х гг. начал многолетние полевые исследования среди индейцев Сев. Америки. В попытках теор. обобщения собранного материала обратился к методам социологии, став одним из видных представителей Чикаг. социол. школы. Вслед за Малиновским, вместе с Крёбером, Радклифф-Брауном и др. способствовал превращению этнографии из вспомогат. истор. дисциплины (истории для 'неистор.', в осн. бесписьменных, народов) в самостоят, разновидность социол. исследований. Одновременно на методол. уровне разрабатывал понимание этнографии как части антропологии, науки о человеч. об-вах, объединяющей историю, социологию, культурологию.

Соч.: The Primitive World and its Transformations. Ithaca; N.Y., 1953; The Folk Culture ofYucatan. Chi., 1959; The Papers of Robert Redfield. Ed. by M.P. Redfield. V. 1: Human Nature and the Study of Society; V. 2: The Social Uses of Social Science. Chi.; L., 1962-63; The little Community and Peasant Society and Culture. Chi., 1969.

РЕКОНСТРУКЦИЯ КУЛЬТУРЫ - один из методов изучения культуры посредством ее моделирования в качестве целостной системы. В отличие от истор. реконструкций (археол., архитектурных и др.) в культурологич. Р.к. не ставится задача воссоздания конкретно-индивидуализирующих черт исследуемого культурного феномена, а лишь его типологич. и системообразующих признаков.

Принципы, на основе к-рых могут быть осуществлены такого рода Р.к., были разработаны еще эволюционистами вт. пол. 19 в. (Спенсером, Тайлором, Л. Морганом и др.) и сводятся к представлениям: о физич. и психич. единстве человека, чем детерминировано сравнит. единообразие антропол. и социальных интересов и потребностей всех людей, а также наиболее вероятные способы их удовлетворения, однотипность социальных функций и их символич. выражения в культурах разных народов; о единстве этапов истор. социокультурной эволюции у всех народов, прохождении всех их через стадии более или менее сопоставимой типологии, социальной и культурной организации, при безусловной автономии темпов и ритмов этой эволюции у каждого народа, благодаря чему на Земле одновременно сосуществуют сооб-ва, находящиеся на разных стадиях развития, что дает возможность по аналогии с наблюдаемыми культурными чертами 'отставших' в своей эволюции сооб-в реконструировать ранние этапы культуры тех сооб-в, что ушли в своем развитии вперед; о зависимости конкретно-истор. черт той или иной культуры от сочетания природных и истор. условий существования соответствующего сооб-ва, благодаря чему более полные знания об этих условиях повышают достоверность реконструкции форм изучаемой культуры. Эти принципы были развиты и дополнены неоэволюционистами 20 в. (Салинс, Дж. Стюард, М. Харрис), еще более углубившими представления об экологич. детерминированности культурных форм (по крайней мере у сельского населения), а также выведшими закономерности многолинейного характера социокультурной эволюции, при к-рой в рамках одного сооб-ва развитие разных специализир. областей культуры происходит не равномерно и при весьма опосредствованной взаимокорреляции; структурными функционалистами (Радклифф-Браун, Малиновский, Р. Мертон, Парсонс и др.), развившими представления о всякой локальной культуре как иерархич. системе с высоко взаимообусловленными средствами, технологиями и организационными формами удовлетворения интересов и потребностей людей, об универсальных параметрах структуры, организации и функционирования культуры как системы; структуралистами (Леви-Стросс, Фуко, Р. Барт), делавшими акцент на системно-символич. связях между культурными формами и возможности структурной Р.к. по аналогии с естеств. языками, герменевтич. 'декодировке' культурных смыслов объектов на основании их места в системе и т.п., а также представителями иных школ и направлений антропологии.

Лит.: Аверкиева Ю.П. История теор. мысли в амер. этнографии. М., 1979; Никишенков А.А. Из истории англ. этнографии. Критика функционализма. М., 1986; Островский А. Б. Школа франц. структурализма: вопросы методики // СЭ. 1988. N 2; Этнологич. наука за рубежом: Проблемы, поиски, решения. М., 1991; Ерасов Б.С. Социальная культурология. М., 1994. Ч. 2; Орлова Э.А. Введение в социальную и культурную антропологию. М., 1994.

РЕЛИГИЯ И КУЛЬТУРА - социально-истор. и теоретико-познават. проблема, важность к-рой традиционно признается и обсуждается в плане сущности, значения, эволюционных изменений, динамики и взаимосвязи этих двух явлений и сфер обществ, жизни. Это проблема мировоззренч., идеол. и методол. характера, определяющая во многом социально-культурные и общественно-полит. особенности и тенденции развития отд. стран и мирового сооб-ва в целом. При всех различиях в уровнях развития Р. и к. и их соотношения между собой, они всегда являются существенными факторами личной, обществ, и гос. жизни (даже атеизм не представляет здесь исключения, поскольку определяет и утверждает себя через то или иное свое отношение к религии, еще недавно воинственное). Роль Р. и к. велика не только в становлении нац. идентичности, но и в устранении конфликтов на этно-конфессиональной почве, особенно когда развитие межконфессионального диалога, межкультурных связей и сотрудничества становится действенной альтернативой вражды, культурной разобщенности и религ. нетерпимости. Р. и к. имеют большое значение в условиях проживания на одной территории и тесных социальных взаимосвязей людей разл. нац. культур и верований, поскольку затрагивают, на основе взаимодействия разл. религ. и культурно-бытовых традиций, широкий круг вопросов организации их совместной жизни, начиная с пребывания в детских и школьных учреждениях и кончая условиями совместного труда и отдыха. Указанные различия требуют к себе особого внимания при проведении в регионах с населением гетерогенного состава общей культурной политики, развития системы образования и гос.-правовых отношений. Сложность культурно-конфессиональных отношений обусловлена также их постоянной динамикой, связанной с миграцией населения, появлением проблемы беженцев, возникновением диаспоры, с тенденциями культурного сближения между представителями разл. этносов и их ассимиляцией, с миссионерской активностью многих конфессий и с прозелитизмом.

При сопоставимом рассмотрении Р. и к. проблема их сопряженности и взаимосвязи обычно является центральной. В истории обществ, мысли выработан ряд разл. социально-филос. подходов в понимании этой проблемы. Согласно историко-генетич. подходу, религия трактуется как определяющий фактор изменения форм человеч. общежития, смены цивилизаций или, применительно к концепции упадка совр. зап. об-ва, - гл. условие его возрождения. Тойнби доказывал возможность спасения зап. цивилизации путем усиления роли религиозно-церковного начала. В концепции Д. Белла значение религии заключается в примирении капиталистич. строя с культурой, причем все надежды возлагаются на оживление религ. импульса. В системах объективного идеализма, в филос. воззрениях космизма первоочередное значение придается онтологич. аспекту религии. Так, Гегель рассматривал ее как одну из истор. форм активности абсолютного духа. Упрекая гегелевскую философию за ее безличный характер, Кьеркегор уделил осн. внимание онтологич. значению личностного начала. Рассматривая человека как 'экзистенцию', он анализирует ее 'бытийную, онтологич. структуру', устанавливает три способа существования личности, или три типа экзистенции: эстетич., этич. и религиозный, из к-рых последний считает наивысшим. В совр. концепции, возникшей под влиянием филос. системы Уайтхеда, Бог трактуется как изначальное 'событие' на онтологич. уровне. При аксиологич. подходе гл. значение религии усматривается в ее уникальных возможностях ориентации человека на 'последние истины', 'сакральные ценности'. В этом состоит пафос 'Теологии культуры' Тиллиха. При гносеологич. подходе религия соотносится с другими формами обществ. сознания и расценивается, если обратиться к крайним точкам зрения, либо как ложная, либо как наивысшая форма познания. Соответственно она объявляется либо антагонистом подлинной культуры, 'источником тем-

Проблема сопряжения и взаимосвязи Р. и к. преуменьшалась идеологами большевизма, а главное, рассматривалась преимущественно в негативном плане. Это имело тяжелые последствия: религия подвергалась в СССР уничтожающей критике, а верующие и их объединения - гонениям и репрессиям. Власти считали религию одним из гл. препятствий на пути успешного социалистич. строительства, видели в ней источник шовинистических и националистич. настроений, клеймили религ. мировоззрение и мораль как чуждые духовным приоритетам коммунистич. сознательности. При этом упрощенные идеол. стереотипы сочетались с чисто внешним, ролевым анализом религии. Вследствие этого игнорировались особенности внутр. организации религ. феномена, его структурно-функциональные особенности, морфология - являющиеся ключом для понимания места и значения религии в исторически меняющемся социокультурном контексте. Религ. феномен уподоблялся 'черному ящику' теории систем не столько из-за своей загадочности, сколько благодаря приписываемой ему роли злокозненного препятствия для формирования в стране 'прозрачных' обществ, отношений - объекта тоталитарного контроля и управления. Считалось, что религия в этой роли трансформирует 'малосознательность' верующих в скептич. или отрицат. отношение к реалиям советского строя. В известной метафоре об 'опиуме народа' религия представляется в образе особой, отравленной духовным наркотиком болезненно-вредоносной ткани обществ, организма. Изживание или радикальное удаление этого пагубного 'родимого пятна' означало бы оздоровление об-ва, получившего наконец-то возможность засиять светом разума. Нетрудно видеть, что просветительская доктрина, указывающая на 'трех обманщиков' как на основателей мировых религий, стоит в ряду истор. предшественников этой негативно-ролевой трактовки религии.

Проблема сопряженности и взаимосвязи Р. и к. раскрывается в масштабе обществ, системы в целом, при анализе их особенностей как составляющих этой системы. Если определить духовную культуру как смысловую систему человеч. жизнедеятельности, то религию можно рассматривать в качестве ее разновидности, системы сакральных смыслов. Р. и к. соотносятся между собой как часть и целое, однако эти их значения могут меняться под влиянием истор. условий (до эпохи Нового времени религия безгранично царила в об-ве) и под воздействием мировоззренч. предпочтений (доминирующие в религ. сознании сакральные смыслы порой не позволяют разглядеть фактич. преобладание секулярной культуры в об-ве). Представители либеральной теологии (Гарнак, Трёльч), прислушивавшиеся к достижениям истор. наук, полагали, что религия представляет собой часть общей культурной истории, тогда как выступившие против них неоортодоксы расценивали культуру как исход и выражение религии.

Воздействие религии как одного из направлений (форм) духовной культуры на об-во осуществляется двояко: прямо и косвенно.С одной стороны, религ. ориентации и нормы непосредственно регулируют сферы производства-потребления и социума, с другой - опосредствованно влияют на них через другие направления культуры (морально-этич. сознание, художественно-эстетич. ориентации и даже научные воззрения, к-рые религия стремится примирить со своими представлениями). В рез-те этого совокупного воздействия даже 'форма сосуда может каким-то таинственным образом в конце концов говорить о мировоззрении, о религии человека' (А. Мень).

Существуют два противоположных понимания роли Р. и к. в развитии об-ва и цивилизации: 1) в них видят источник обществ, развития (в последние годы все чаще раздаются голоса, что источником возрождения России должно стать православие, являющееся первоисточником рос. культуры и государственности); 2) само об-во в процессе своего развития обновляет Р. и к. В первом случае конечной причиной цивилизац. процесса считается божеств. начало, потусторонний мир, сакральные ценности к-рого воздействуют по руслу религ. сознания на все сферы культуры, а затем и на об-во в целом. При такой т.зр. почти неизбежно межконфессиональное соперничество в борьбе за определяющее влияние на обществ, жизнь и гос. устройство страны. Во втором случае речь идет о саморазвитии об-ва и о совершенствовании его взаимоотношений с природой, в т.ч. с природной стороной человеч. жизни. Духовному фактору принадлежит здесь во многом определяющая роль: об-во должно осознать свои приоритеты, достичь единства в их понимании и совместной реализации. Этот творч. процесс обществ, самосознания протекает в разл. культурных формах, не в последнюю очередь - в религиозной. В рез-те должна быть выработана столь необходимая нам сейчас общегос. идея, идея рос. возрождения.

Лит.: Розанов В.В. Религия и культура. М., 1899; За-дорожнюк И.Е. Культура и религия: прогнозы бурж. социологов // Культурный прогресс: филос. проблемы. М., 1984; Мень А. Вера и культура. Христ. культура на Руси. Христианство и творчество // Радостная весть. М., 1991; Балагушкин Е.Г. Религия как социокультур-ный феномен // Введение в культурологию. М., 1993; Культура и религия: линии сопряжения. М., 1994; Bell D. The Cultural Contradiction of Capitalism. L., 1976.

РЕРИХ (Рерих) Николай Константинович (1874-1947) - художник, философ, писатель, ученый, путешественник, обществ, деятель; создатель оригинального нравственно-филос. и религиозно-эстетич. учения, в центре к-рого стоит культура. Родился в семье известного юриста, принадлежавшего обрусевшему датско-норв. роду, обосновавшемуся в России в нач. 18 в. В доме Рерихов часто бывали ученые, профессора Петербург. ун-та, писатели. Р. много читал, увлекался историей (особенно Др. Русью и варяжским влиянием на нее), мечтал о путешествиях. В 1891 друг семьи скульптор М.О. Микешин обратил внимание на худож. способности и склонность к рисованию Р. и стал первым учителем будущего художника. В 1893 Р. окончил частную гимназию К.И. Мая, где его однокашниками были А. Бенуа, К. Сомов, Д. Философов, и одновременно поступил в Академию художеств и на юрид. ф-т Петербург, ун-та (где прослушал полный курс истор. дисциплин).

С нач. 20 в. Р. становится известен как художник. Он - участник многих рус., а с 1905 и зарубеж. выставок (Прага, Париж, Лондон, Берлин, Вена, Брюссель, Рим, Венеция, Мальмё). Популярность Р.-художника особенно возросла после его дебюта в качестве театр. художника и сценографа, особенно для Рус. сезонов Дягилева в Париже и Лондоне. Среди театр, работ Р. - оперы Римского-Корсакова ('Псковитянка'), Бородина ('Князь Игорь'), Вагнера('Тристан и Изольда'), балет Стравинского ('Весна священная'), драматич. спектакли по Островскому ('Снегурочка'), постановки Метерлинка ('Сестра Беатриса' и 'Принцесса Малэн') и др. С 1906 Р. - директор Рисовальной школы Об-ва поощрения художеств; с 1909 - действ, член Академии художеств. В 1913 Р. написал программную статью 'Инд. путь', в к-рой наметилось направление его дальнейших художественно-филос. исканий и лит. творчества.

С 1916 после перенесенной тяжелой пневмонии Р. поселяется в окрестностях Петрограда, в Сердоболе (Сортовала), откуда лишь изредка приезжал в Петроград; в 1917 этот город отошел к Финляндии, и Р. оказался в эмиграции, хотя до конца дней считал себя гражданином России и даже надеялся после окончания войны вернуться в Советский Союз, и только смерть Р. помешала осуществиться его планам возвращения на родину. В эмиграции Р. считает себя 'рус. путешественником' и вместе с семьей ведет 'кочевой' образ жизни: из Финляндии он переезжает в Норвегию, затем в Лондон, оттуда в США, где живет три года; в 1923 он переезжает в Париж, откуда в том же году, воспользовавшись приглашением Р. Тагора (1920) посетить Индию, - приезжает в Бомбей, а затем предпринимает беспримерное путешествие по маршруту: Индия - Сикким - Бутан - Индонезия - Цейлон - Гималаи - Тибет - Алтай - Монголия - Китай - Тибет - Индия. Путешествие длилось 5 лет (1923-28); был собран колоссальный материал - ботанич. и зоол., лингвистич. и этногр., археол. и религиоведч., культурологический. Во время своего путешествия по Центр. Азии Р. в 1926 совершил поездку в Москву, где встретился с Чичериным, Луначарским, Крупской и передал им послание Махатм - духовных учителей Востока. Р. заверил Чичерина, что намерен вернуться в СССР (Чичерин охарактеризовал Р. как 'полукоммуниста-полубуддиста'). Однако условия для возвращения не складывались. Сначала было необходимо завершить обобщение материалов экспедиции. Для обработки полученных рез-тов Р. создал в долине Кулу междунар. Гималайский ин-т научных исследований 'Урусвати' (что значит 'Свет утренней звезды'), названный так в честь Е.И. Рерих, и возглавил его. В 1929 Р. обратился к мировому сооб-ву с инициативой заключить междунар. конвенцию о защите культурных ценностей при вооруженных конфликтах ('Пакт Рериха'), идею к-рого поддержали многие деятели мировой культуры (Р. Роллан, Т. Манн, Б. Шоу, Г. Уэллс и др.); сам Р. выдвинул впервые эту идею еще в 1914, в связи с началом Пер. мир. войны. Однако подобный междунар. правовой документ был принят лишь в 1954 ('Гаагская конвенция о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта'), основой для к-рой послужил Рериховский пакт. Начало в СССР Большого террора (во время к-рого погибли многие друзья и знакомые Р., в их числе акад. Вавилов), затем Вт. мир. война осложнили возможность возвращения Р. домой. Мировая слава Р. росла. Он был избран почетным членом многих научных учреждений мира, разл. культурных и обществ, организаций. Помимо многочисл. литературно-филос. трудов, публицистич. сборников, Р. написал более 6 тысяч картин, многие из к-рых украсили худож. музеи мира. Р. намеревался большую часть своих произведений передать в дар своей родине.

все культурологич. работы Р. представляют собой свободные эссе, в к-рых худож. и публицистич. начало, образная ассоциативность, филос. символика преобладают над строгой логикой научного исследования, выстраиванием понятийно-терминологич. аппарата, системой последоват. аргументации и доказательства выдвигаемых положений. Сама система символов, к к-рым прибегает Р. в своей 'культурологии', во многом художественна и иносказательна: 'зов', 'вехи', 'путь', 'врата', 'победа', 'твердыня', 'держава', 'собирание', 'строение', 'водитель' и т.д. Р. легко прибегает к религ. и мистич. свидетельствам, худож. иносказаниям и притчам, конкр. жизненным ситуациям и житейским фактам, нередко черпаемым из средств массовой информации, равно как и к материалам разнообр. научных изысканий, в то же время искусно вплетая эту гетерогенную смысловую 'мозаику' в свою культурфи-лос. концепцию.

В основе ее лежит оригинальная, хотя во многом гипотетич. дефиниция культуры, апеллирующая к истор. этимологии этого слова, являющейся в значит, степени вымышленной, фантастической. Вслед за многими рус. мыслителями нач. 20 в. (напр., Флоренским) Р. считает, что слово 'культура' произошло от лат. корня 'культ' (т.е. преклонение, почитание, священнослужение); что касается суффикса '-ур-', то Р. утверждает, что это архаич. корень, общий для многих вост. языков, означающий 'свет', 'огонь'. Т.о., культура восходит к древнейшему, еще доистор. культу огня и света, к-рый был первичной формой прарелигиозности всех народов и потому составляет истор. фундамент всех религий, искусств, философий, научных изысканий, морально-этич. учений - всех проявлений духовной жизни человечества. Культура всеобща и космополитична, ее далеко разошедшиеся 'ветви' (национально-этнич., морфологич., исторические) восходят к одному мистич. корню, образуя единое и неделимое 'древо культуры'.

Это вполне укладывается в рериховскую идею творч. синтеза разных культур и культурных форм, взаимодополняющих друг друга: науки и религии, искусства и философии, этики и бытовой морали, Востока и Запада, СССР и Русского зарубежья, рационализма и интуитивизма, медицины и мистики, естествознания и гуманитарных исследований. Культура рассматривается Р. не только как важнейшая основа и духовная компонента ('глубочайший устой') человеч. жизни и мировой истории, но и как 'служение совершенствованию', как 'обязательство по отношению к бытию, как мистич. 'служение Свету' (вкдючая в него стремление к абсолютным Истине, Добру, Красоте, свободе, равноправию народов и их культур). Р. постоянно говорит о единстве материи и духа и их диалектике, взаимопереходе и взаимопроникновении, взаимообусловленности (напр., здорового тела и здорового духа), однако культура изначальна и первична: она - 'первотолчок' к самосозиданию человечества из состояния дикости и варварства. Особенно важно для Р. противопоставление культуры и цивилизации (столь традиционное и исторически закономерное для рус. культуры и отеч. культурологич. мысли). Если цивилизация, по Р., характеризует 'внешние пределы обществ, жизни', меру социальной и техн. организации об-ва, его материальной устроенности и выражается в колич., формальных показателях, то культура - это 'сущность Бытия', воплощение 'качества жизни', реализация духовной энергетики мира, его актуальной или потенциальной 'светоносности', очеловеченности,сердечности, осознанности. Культура включает в себя просвещение, искусство, религию и мораль; цивилизация же механистична и внеморальна, внеэстетична, внерелигиозна и внедуховна. Цивилизация может быть и бесчеловечной, и бессердечной, и неосознанной; она может быть направлена во вред человеку и человечеству можно вступать в непримиримые противоречия с природой и разумом, нести не созидание, а разрушение, быть носителем зла, ненависти, разъединения людей (так, именно техн. достижения цивилизации, по мнению Р., ответственны за войны и все более смертоносное оружие массового уничтожения, массовую безработицу, распространение наркотиков и бездуховного шоу-бизнеса и т.п.). В каких-то своих важнейших проявлениях цивилизация и культура даже противоположны, взаимоисключающи; их борьба и столкновения могут быть очень жестокими и чреватыми гибелью ценностей, но в конечном счете победа останется за культурой, к-рая неистребима и вечна, в то время как цивилизации преходящи и смертны. На пути духовного восхождения человечества, возможны и 'откаты' в развитии культуры: наступление мрака и невежества, одичания и варварства, войн и

Р., как наследник рус. серебряного века, - сторонник эволюц., а не революционного пути, синтеза культурных явлений. Культура принадлежит всем людям без исключения, что она потенциально доступна каждому и благодетельна для человечества в целом. Однако развитие культуры, культурное творчество, осмысление культуры - достояние немногих: двигателями и водителями культуры может и должна быть культурная элита, к-рая несет ответственность перед культурой, а вместе с тем перед человечеством, перед историей, перед Вселенной. Культура для Р. надчеловечна и космична, вечна и неуничтожима, как природа, как Земля и Космос, как трансцендентная сущность Мира. В этом отношении культурфилос. концепция Р. близка и Вл. Соловьеву и его последователям в философии всеединства, и представителям рус. 'софиологии', и философии рус. символистов, и течению 'рус. космизма'. Противник любых идей религ. и культурно-нац. избранности, национализма и шовинизма, Р. не только последовательно выступал против фашизма во всех его разновидностях (нем., итал., русский), но и против исключительности тех или иных языков, культур, филос. концепций, научных школ, религ. конфессий, что вызывало ответную резкую реакцию у представителей всех фундаменталистских, ортодоксальных и тоталитарных течений в общественно-полит. мысли, философии, религии. Русская консервативно настроенная эмиграция видела в Р. просоветски настроенного интернационалиста, готового примириться, в духе 'сменовеховства' с большевизмом и сталинизмом. Все сторонники нац., культурной, религ. 'чистоты' с опаской относились к утопич. проектам Р. - объединения нац. культур во всемирную, религии - в всеобщую синтетич. 'сверхрелигию', объединяющую в себе черты христианства, буддизма, конфуцианства, иудаизма, зороастризма и доистор. язычества, а также элементы эзотерики и теософии;

Соч.: Собр. соч. Кн. 1. М., 1914; Цветы Мории. Рига, 1992; Держава света. Нью-Йорк, 1923; Пути благословения. Рига, 1924; Сердце Азии. Нью-Йорк, 1929; Твердыня пламенная. Париж, 1932; Нерушимое. Рига, 1934; Священный дозор. Харбин, 1934; Врата в будущее. Рига, 1936;Излит. наследия. М., 1974; Мальчику. Письмена: Стихи. М., 1974; Зажигайте сердца. М., 1978; Избранное. М., 1979; Семь великих тайн космоса. Бишкек, 1992; Держава света. Священный дозор. Рига, 1992; О вечном... М., 1994; Восток - Запад. М., 1994; Культура и цивилизация. М., 1994; Об искусстве. М., 1994; Россия. М.,1994; Человек и природа. М.,1994.

РЕФЛЕКСИЯ КУЛЬТУРНАЯ - состояние сознания, повернутое на переосмысление состоявшихся культурных актов и своего культурного опыта в поисках новых парадигм развития культуры и собственного культурного роста. Р.к. охватывает все виды рефлекторной деятельности, принося инновации, дает новую грань знания не только в плане интегративности, но и в плане специфичности, ибо речь идет о переосмыслении системы ценностей, норм и принципов, к-рыми руководствовались люди, о возможной и даже необходимой смене их для дальнейшего развития всего об-ва и каждого индивида.

задачу самопознания, предмет к-рого - духовная активность и ее познават. функции. У Платона и Аристотеля мышление и рефлексия толкуются как атрибуты, изначально присущие демиургу, божеств, разуму, в к-ром обнаруживается единство мыслимого и мысли. Декарт отождествляет рефлексию со способностью индивида сосредоточиться на содержании своих мыслей, абстрагировавшись от всего внешнего, телесного. Локк разделил ощущения и рефлексию, трактуя последнюю как особый источник знания (внутр. опыт в отличие от внешнего, основанный на свидетельствах органов чувств).

Эти трактовки рефлексии стали гл. аксиомами в психологии, социальной психологии, культурологии и др. науках. Так, в интроспективной психологии в данных представлениях неадекватно преломилась реальная способность человека к самоотчету об испытываемых фактах сознания, самоанализу собст. психич. состояний. Рефлексия в социальной психологии выступает в форме осознания действующим субъектом - лицом или общностью - того, что они в действительности воспринимаются и оцениваются др. индивидами или общностями. Следовательно, рефлексия здесь - это не просто знание или понимание субъектом самого себя, но выяснение гл. обр. того, как другие знают и понимают 'рефлектирующего', его личностные особенности, эмоц. реакции и когнитивные (связанные с познанием) представления.

Рефлексия - процесс, имеющий свои циклы, фазы и волны. В начале процесса лежит точка отсчета, вызванная необходимостью, период сомнений и колебаний, время принятия решения, завершающая фаза преобразований (самого себя, воздействия на других в новом качестве). Подобные циклы могут повторяться. Р.к. имеет свои стадии и уровни развития, а также опр. типы. Наиболее общие ее типы: традиционный, когда преобладает инверсия, низкий уровень Р.к., когда развитие направлено на собств. ограничение; и либеральный, когда преобладает медиация, высший уровень Р.к., когда развитие, самоизменение охватывает все более сложные системы отношений. В переходном об-ве, особенно отягощенном расколом, существуют оба типа Р.к., к-рые (в силу разных уровней) дезорганизуют друг друга. Для преодоления резких противоречий в об-ве необходимо дальнейшее углубление Р.к., до способности превратить обострившиеся отношения между противоположными сторонами в особый предмет озабоченности об-ва, приподняться над пассивным к нему приспособлением, чтобы на основе цивилизованных подходов преодолеть их.

В статье 'Советский человек' Р. анализирует социокультурную ситуацию в тоталитарном об-ве. Постоянное давление на каждого индивида, угроза доноса выработали двоемыслие. Психика советского человека состоит из области сознательного, бессознательного и 'показательного'. Постоянный элемент игры в 'благонадежного' присутствует в любой социокультурной практике. Игра имеет место не только у оппозиции, но и у искренне верящих властям. Это самообман, мимикрия. Тяга к знанию, твор. акт подменяются квалификацией, целесообразностью, обусловленной боязнью истины. В творчестве человек находит свою сущность, отличную от коммунистической. Здесь заложена оппозиция двух видов нравственности: официальной и тайной. Советская дрессура по созданию нового человека не удалась, т.к. он сохранил социокультурную деятельность.

В сб. 'Прочтенье творч. слова' (1970) Р. противопоставляет структуру и композицию. Композиция подразумевает внешнее деление текста, структура - анализ членения и функциональной связи компонентов. Она раскрывает архитектонич. гармонию произведения, несет в себе систему образов - творч. представлений автора, данных посредством худож. слова. Речевая ткань - первообъект худож. прочтения, т.к. представляет словарь и строй языка. Эти три компонента объединяются образом автора - творч. самораскрытием художника в собственной данности. В условиях несвободы формой самораскрытия служит тайнопись, близкая по значению аллегории и символу, но в большей степени связанная с целеустремленностью замысла.

РИГЛЬ (Riegl) Aлоиз (1858-1905) - австр. историк и теоретик искусства. Наряду с Вёльфлином стал одним из двух влиятельнейших иск-ведов нач. 20 в., однако - в сравнении с 'основными понятиями' последнего - идеи Р. намечают гораздо более динамичную панораму историко-худож. процесса, гл. движущей силой к-рой явился обоснованный им принцип 'воли к форме'.

Основополагающая книга 'Проблемы стиля. Основы истории орнамента' написана в 1893. В ней Р. стремится преодолеть односторонне-позитивистский, чисто фактологич. взгляд на худож. историю, но еще в большей степени - сугубо 'материалистич.' историко-худож. концепции нем. архитектора и теоретика Г.Земпера, согласно к-рому процесс создания произведения предопределяется его материалом, техникой и конкр. прагматич. целью. По Р. эти три практич. момента служат лишь 'коэффициентами трения', верховным же творч. принципом является 'воля к форме', к-рую следует понимать не как субъективно-индивидуалистич. волеизъявление, но как некое сверхличное воление (Wollen), реализующееся, если говорить о худож. эпохе в целом, в смене стилистич. курса.

Р. подвергает коренному пересмотру традиционно сложившиеся иерархии видов искусства, равно как и истор. эпох. Декоративные виды творчества, прежде считавшиеся второстепенными, как выясняется, гораздо нагляднее демонстрируют доминирующую формотворч. волю; равно и эпохи, прежде считавшиеся 'упадочными', предстают временем поразит, стилистич. новаций, что детально продемонстрировано в выдающемся труде Р. 'Позднерим. худож. промышленность' (1901), где мнимый 'упадок' искусства Др.Рима трактован как великая, провиденческая смена эстетич. вех: 'гаптическое', чувственно-осязательное восприятие сменяется в позднерим. прериод 'оптическим', ориентирующимся на зрительные, более интеллектуализованные ценности. Чем дальше мы продвигаемся в истории европ. искусства, тем сильнее ощущается процесс этой эстетич. интеллектуализации - со зрителем, входящим в настроение и установку произведения в качестве естественной его составной части. Эта линия наглядно прослеживается в статье 'Настроение как предмет новоевроп. искуства' (1899) и большой работе 'Голланд. групповой портрет' (1902).

С годами концепции Р. обретают все более масштабный, общекультурологич. характер, свойственный, например, его лекциям, собранным в посмертно изданной книге 'Складывание искусства барокко в Риме' (1908). Интерес к широким этнограф, обобщениям, проявившийся уже в 'Проблемах стиля', где он различает народы Запада, более склонные к новаторству, и народы Востока, якобы более консервативные, тут проступает еще четче. Осн. различие проводится теперь между роман, и герм. народами - в творч. волеизъявлении первых господствует объективно-тактильный, более чувственный, у вторых же - субъективно-оптический, более неопр. и иррациональный взгляд на мир; в связи с этим в центре внимания первых оказывается человек, вторых - окружающая его безбрежная среда. История искусств, т.о., предстает полем взаимодействия не только некиих стилистич. принципов, но народов, данные принципы в своей судьбе воплощающих.

Широкий спектр импульсов, исходящих из теорий Р., затронул и консервативные филос. слои, увлеченные мифол.конструкциями на историко-этнич. и геополит. темы (без Р., в частности, вряд ли состоялась бы культурморфология О. Шпенглера), и более либеральные научные круги, - так становление обоих вариантов иконологии происходит в процессе взаимопритяжения и взаимотталкивания с его концепциями. В конкр. историко-хронологич. плане Р. - один из основателей венской школы искусствознания, поставившей гл. задачей сопряжение худож. практики и худож. философии или психологии, т.е. наглядный показ того, как в процессе создания отд. произведения созидается искусство, изокультура той или иной эпохи в целом.

Соч.: Stilfragen. В., 1923; Die Entstehung der Barock-kunst in Rom. W., 1923; Gesammelte Aufsatze. Augsburg; W., 1929.

РИД (Read) Герберт (1893-1968) - англ. писатель и теоретик искусства. Исходя из традиций романтизма, обосновал глубинную закономерность нового, авангардного искусства, решительно перенеся последнее из сферы повседневной критич. полемики в область общей философии культуры. Сыграл в осмыслении авангарда столь же этапную роль, как и другой 'неоромантик', Воррингер.

РИКЁР (Ricoeur) Поль (р. 1913) - франц. философ, представитель феноменологич. герменевтики, проф. ун-тов Страсбурга, Парижа, Чикаго, член директората журналов 'Espirt' ('Дух') и 'Christianisme social' ('Социальное христианство'). В своем творчестве пытается разработать обобщающую концепцию человека 20 в. с учетом того вклада, к-рый внесли в нее такие направления, как 'философия жизни', феноменология, экзистенциализм, персонализм, психоанализ, герменевтика, структурализм, аналитич. философия и др., имеющие глубинные истоки, заложенные в античности и опирающиеся на идеи своих непосредств. предшественников:

мысление их форм сублимации в культуре. Пределом для регрессивного движения анализа Р. полагает 'изначальную волю' индивида к бытию, связанную с переживанием и осознанием возможности небытия, что дает ему основание определять свою феноменологию как онтологическую, направленную на изучение проблем человеч. существования. Прогрессивный анализ имеет дело с 'профетией' человеч. духа, где источник смысла расположен не за субъектом, как это имеет место в 'археологии', а перед ним. Феноменология духа (Гегель), направленная на раскрытие теологии человеч. субъективности, и феноменология религии (М.Элиаде), свидетельствующая об устремленности человека к священному, представляют собой составляющие прогрессивного метода. Любое явление человеч. культуры имеет свое прошлое, укорененное в индивид, желании быть и способе его удовлетворения. Одновременно в этом же явлении запечатлено и перспективное движение человеч. субъективности, к-рое обусловлено ее устремленностью к священному, задающему эсхатологич. перспективы человеч. существованию и истории в целом. Р., вслед за Фрейдом, считает изначальным условием человеч. опыта его языковой характер: восприятие, желание, воображение и т.п., по его убеждению, 'проговариваются'. Отсюда следует, что культурное творчество всегда символично. Эту идею Р. заимствует у Фрейда, высказавшего его при толковании либидо. Либидо выводит человека из области биологии в сферу культурных значений. Под символом Р. понимает любую структуру значений, где один смысл - прямой, первичный, буквальный - при помощи добавлений обозначает другой смысл - косвенный, вторичный, иносказат., к-рый может быть воспринят только посредством первого смысла. Язык, по Р., изначально обладает символич. функцией, суть к-рой была раскрыта Гуссерлем: язык есть вторичное понимание реальности, но только в языке может быть выражена его зависимость от того, что ему предшествует. Онтологич. герменевтика, связывая проблему языка с существованием, позволяет понять существование до языка и видеть в языке средство, с помощью к-рого человек создает 'второй мир'.

Соч.: Gabriel Marcel et Karl Jaspers. P., 1948; Histoire et verite. P., 1955; De 1'Interpretation. Essai sur Freud. P., 1965; Le conflit des Interpretations. P., 1970; La metaphore vive. P., 1975; Essais d'hermeneutique: Temps et recit. T. 1-3.P., 1983-1985; Du texte a Faction. Essais d'hermeneutique. T. 2. P., 1986; Les Cultures et le temps. P., 1975; A 1'ecole de la phenomenologie. P., 1986; Soi-meme comme un autre. P., 1990; Lectures 1: Autour du politique. P., 1991; 2: La contree des philosophes. P., 1992; 3: Aux frontieres de la philosophic. P., 1994; Reflexion faite. Autobiographie intellectuelle. P., 1995; Человек как предмет философии // ВФ. 1989. ? 2; Что меня занимает последние 30 лет //Историко-филос. ежегодник. 90. М., 1991; Герменевтика. Этика. Политика. М., 1995; Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике. М., 1995.

она, с одной стороны, континуальна, с другой - гетерогенна. Познание же есть рационализация иррациональности непосредств. жизни, к-рая происходит двумя путями: '... для науки открываются два пути образования понятий: содержащуюся во всякой действительности разнородную непрерывность мы оформляем либо в однородную непрерывность, либо в разнородную прерывность'. Первым путем идут науки, предмет к-рых - чистое количество (математика) и качество, существенно зависимое от количества (естествознание) - 'науки о природе'; вторым путем идут науки, желающие 'удержать' качество, 'науки о культуре', или истор. науки. Первый путь - генерализующего познания, второй - индивидуализирующего. Р. называет исторически-индивидуализирующий метод методом отнесения к ценностям, - в противоположность естествознанию, устанавливающему закономерные связи и игнорирующему культурные ценности и отнесение к ним своих объектов.

Третье издание 'Предмета познания' (1915) радикально отличается от предыдущих. В неметафизич. учении о бытии Р. исходит из онтологич. монизма, в к-ром действительное 'имманентно' идентифицируется с содержанием сознания. При этом он постулирует существование 'иного мира' - мира не-сущих, но абсолютно значащих трансцендентных ценностей. Они-то и являются предметом познания. Между сущим и значащим миром стоит, связывая их посредством суждений в синтетич. единство, теор. субъект, без к-рого не имеет смысла говорить о сущих, или реальных 'предметах' познания. Теор. понятие о мире делает возможным лишь наука о ценностях, к-рые, т.о., не совпадают ни с действительностью объектов, ни с оценками субъектов; их нельзя квалифицировать ни как объективные блага, ни как субъективные суждения.

Р. выделяет шесть 'областей ценностей', соответствующих сферам человеч. жизнедеятельности: научное познание; искусство; пантеизм и всякого рода мистика; этика; эротика и 'блага жизни' вообще; теизм как вера в личностного Бога - значащие в них ценности: истина; прекрасное; сверхличностная святость; нравственность; счастье; личностная святость.

Лит.: Яковенко Б. Учение Р. о сущности философии // Вопр. философии и психологии. 1913. Кн. 119; Faust A. H.Rickert und seine Stellung innerhalb der deutschen Philosophic der Gegenwart. Tub., 1927; Miller-Rostowska A. Das Individuelle als Gegenstand der Erkenntnis. Eine Studie zur Geschichtsmethodologie H.Rickerts. Winterthur, 1955.

Р. исследует природу и специфику социального характера, его типы в различных странах в разные истор. эпохи, причины его проявления, процесс формирования и замены другими типами социального характера; его связь с многообр. сторонами человеч. жизнедеятельности и социально-психол. последствий перехода к индустриальной и постиндустриальной культуре. Он пытается установить взаимосвязь между разл. истор. эпохами и типами характера, выделяя при этом три гл. истор. периода и соответствующие им типы об-ва: 1) тип с 'высоким потенциалом прироста населения' (напр., ср. века); 2) тип с 'переходным ростом населения' (напр., Ренессанс - Реформация); 3) 'начинающийся спад населения' (напр., совр. индустриально развитые об-ва). Каждому их этих трех периодов соответствуют три типа социального характера: 'ориентированный-на-традицию', 'ориентированный-на-себя' и 'ориентированный-на-другого'. В об-ве 'высокого потенциала прироста населения' индивид характеризуется высокой степенью конформности, приверженностью традиции и подчинением властным структурам, занимает четко опр. место в об-ве, играет строго фиксированную социальную роль; социальная мобильность и индивидуальность здесь минимальны.

Соч.: The Lonely Crowd; a Study of the Changing American Character (with R. Denney, N. Glazer). New Haven, 1950; Faces in the Crowd. New Haven, 1952; Individualism Reconsidered. Giencoe, III., 1954; Thorstein Veblen. N.Y., I960; Abundance for what? Garden City; N.Y., 1965; The Academic Revolution. Garden City, 1968 (with Ch. Jencks); Некоторые типы характера и об-во // Социол. исследования. 1993. ? 3.

РИТУАЛ - исторически сложившаяся форма неинстинктивного предсказуемого, социально санкционированного упорядоченного символич. поведения, в к-рой способ и порядок исполнения действий строго канонизированы и не поддаются рациональному объяснению в терминах средств и целей. С понятием Р. тесно связаны понятия 'церемония', 'обряд', 'обычай', 'этикет'. Нередко эти термины используются как синонимы, однако предпринимались многочисл. попытки их разграничить. Одной из важнейших проблем исследования Р. была проблема его определения. Большинство исследователей рассматривали Р. как категорию поведения, религиозного по характеру и преследующего религ. цели. Р. определялся как религ. практика (У. Робертсон-Смит, 1889), 'правила поведения, к-рые предписывают, как человек должен себя вести в присутствии священных объектов' (Дюркгейм, 1912), магич. драматизация обычной деятельности, проистекающая из склонности человека воспроизводить те действия, к-рые дают ему чувство собственной силы (Дж. Харрисон, 1913). Эти определения подчеркивали принадлежность Р. к сфере сакрального, нерац., неутилитарного, в про-

В 19 - пер. пол. 20 в. большое место в изучении Р. занимали споры о взаимоотношении Р. и мифа. Одни антропологи отстаивали первичность Р. и рассматривали миф как его закрепление,объяснение,рационализацию (Робертсон-Смит, Фрэзер, Э. Лич); другие считали первичными мифол. и религ. разыгрывание, или внешнее выражение, этих представлений (Тайлор, Харрисон, Малиновский, Гуди). В наст. время этот вопрос снят: Р. и миф рассматриваются как две формы выражения одной и той же символики, ни одна из к-рых не может быть признана первичной по отношению к другой.

Важный вклад в изучение Р. внесли франц. социол. школа и функциональная школа в англ. антропологии. В функционализме Р. рассматривался как поведение, обращенное к священным объектам, и по существу как символ, выражение социальных отношений. Дюркгейм (1912) разработал подробную классификацию Р., разделив их на негативные, или аскетические, связанные с запретными объектами (табу), и позитивные. В позитивные он включал Р. имитации; 'представительные', или памятные Р. (напр., Р. почитания предков); жертвоприношения; искупительные Р. Социальной функцией Р. он считал укрепление коллективных чувств и поддержание социальной солидарности. А. ван Геннеп (1908) исследовал и описал церемонии, связанные с кризисами индивидуального жизненного цикла (рождением, половым созреванием, заключением брака, смертью и т.д.) и событиями календарного цикла, объединив их в категорию 'обрядов перехода'. Он обнаружил, что обряды перехода подчиняются той же модели, что и обряды инициации, и служат перемещению индивида из одного статуса в другой, к-рое происходит в три этапа: отделение индивида от группы, переход и воссоединение с группой. Мосс (1925) рассматривал акты дарения (или обмена) как 'принудит, акты ритуального типа, в к-рых обмениваемые предметы являются средством мистич. власти'. Радклифф- Браун (1922) разработал понятие 'ритуальной ценности'; он утверждал, что объектами, к-рым придается ритуальная ценность, являются объекты, социально значимые для мирских, практич. целей, и что обычно ритуальная ценность придается предметам роскоши. Он считал, что отправление Р. создает чувства, функционально важные для интеграции об-ва. В фундаментализме недостаточное внимание уделялось символике Р.: эта тема исследований стала одной из важных тем франц. структурализма (Леви-Стросс), где Р. изучается как 'язык', или знаковая система, с применением методов структурной лингвистики. Глакмен (1962) исследовал Р. ролевой инверсии, названные им 'Р. восстания'. Он рассматривал 'Р. восстания' как драматич. формы реагирования агрессивности (враждебности), к-рая неизбежно накапливается в об-вах, где имеют место неравенство и иерархич. отношения, и к-рая в повседневной, 'мирской' жизни не может быть разряжена. Т.о., эти Р. выполняют позитивную функцию (катартическую), дают возможность символич., социально санкционированного высвобождения агрессивной энергии, уменьшая тем самым вероятность реальных конфликтов и способствуя укреплению социального порядка. Э.Лич (1961) рассмотрел Р. как выход в сферу 'сакрального', где действуют иные пространство и время и где нормы 'мирской', повседневной жизни теряют свою значимость. С этим он связал наличие в религиозных Р. аскетич. и экстатич. компонентов: первые интенсифицируют нормативные ограничения 'обыденной' жизни, вторые их упраздняют. М.Блок и Ф.Барт (1975) исследовали использование Р. как средства мистификации властных отношений в стратифицированных об-вах. В то время как большинство исследователей относили Р. исключительно к сфере магико-религиозного поведения, ряд исследователей интерпретировали Р. как особый аспект любого поведения. Лич (1954) утверждал, что между ритуальными актами и привычными действиями невозможно провести четкую границу, и что каждое действие имеет тех. (практич., инструментальный) и ритуальный (символич., коммуникативный) аспект. Т.о., каждое действие имеет ритуальное измерение. Э. Гоффман (1967) рассмотрел рутинные действия повседневной жизни как Р. и назвал их 'Р. взаимодействия' (Р. приветствий, Р. разговорного взаимодействия и т.д.). Эти Р. он связывал с развитием в совр. об-вах особого, религиозного по своей природе, культа, центр, священным объектом к-рого является человеч. личность (индивидуальное Я). В микросоциологии Р. Коллинза для обозначения этой категории ритуалов используется термин 'естеств. ритуалы'. В этологии (К. Лоренц) и этологич. антропологии (И. Эйбл-Эйбесфельдт и др.) анализ Р. и процесса ритуализации - одно из важнейших направлений исследований. Здесь ритуалы рассматриваются как модели поведения, выполняющие гл. обр. коммуникативную функцию, а также функции контроля агрессивности, консолидации групп, формирования системы культурных символов.

Лит.: Myth, Ritual and Kinship. Hooke S.H. (ed.). Oxf., 1958; Harrison J.E. Ancient Art and Ritual. L., 1951; Gennep A. van. The Rites of Passage. L., 1960; Goffman E. Interaction Ritual. L., 1972.

РОЗАНОВ Василий Васильевич (1856-1919) - публицист, прозаик, философ рус. серебряного века; основатель теории и практики постмодернизма - задолго до его зап.-европ. аналогов. Уже в процессе гимназич, образования сформировались осн. мировоззренч. установки Р. - внутр. свобода и протест против общепринятых авторитетов и администрации, отстраненность от внешних событий, самоуглубленность, отсутствие видимой волевой целеустремленности. Вслед за старшим братом поступил на историко-филол. ф-т Моск. ун-та, где испытал влияние ученых-филологов - Ф.И. Буслаева, Н.С. Тихонравова, Н.И. Стороженко, Ф.И. Корша, историка В.И. Герье. Закончив ун-т со степенью кандидата, Р. отклонил предложение проф. В.И. Герье остаться на кафедре для написания дис. из-за нежелания выполнять обязат. академич. программу и проработал в течение 11 лет гимназич. учителем истории и географии в небольших городах Моск. учебного округа (Брянск, Елец, Белый Смоленской губ.). Критич. оценка рос. образоват. системы, основанная на непосредст. наблюдениях провинц. учителя, отразилась в книге очерков Р. 'Сумерки просвещения' (1899). С нач. 90-х гг. Р. активно печатается в 'Рус. вестнике', 'Вопросах философии и психологии', 'Рус. обозрении', 'Моск. ведомостях', выступая по вопросам религии и культуры, семьи и воспитания, лит-ры и искусства и др. В 1893 оставляет гимназию, переезжает в Петербург, где служит в Гос. контроле чиновником седьмого класса, продолжая печататься в периодике. В 1899 Р. оставляет тяготившую его гос. службу и принимает предложение А.С. Суворина стать постоянным лит. сотрудником 'Нового времени', где он и работал до закрытия газеты. В конце 1917 Р. вместе с семьей переехал в Сергиев Посад. Здесь он и умер от истощения и голода.

С самого начала своей литературно-публицистич. и философско-культурологич. деятельности Р. стремился соединить взаимоисключающие влияния: увлечение со школьной скамьи Белинским, Чернышевским, Добролюбовым, Писаревым, чтение Милля, Бокля, Фохта и Спенсера, тяготение к материализму и позитивизму уже на первых курсах ун-та сменились (а точнее пополнились) интересом к Достоевскому, поздним славянофилам (в частности, Н. Данилевскому), Каткову, Победоносцеву. Р. оказывается под влиянием рус. консервативной мысли - Н.Н. Страхова, С.А. Рачинского, К.Н. Леонтьева, с к-рыми его связывали личные доверит, отношения - устные или письменные. Характерно, что в дальнейшем и радикальные, и консервативные умонастроения, традиции, оценки сочетаются в собств. творчестве Р. по принципу 'дополнительности и взаимоисключаемости' (Р. признается в 'Уединенном', что на первых 'сердится', вторых 'не любит', а в целом пребывает в 'каком-то недоумении'). Радикализм и консерватизм соотносятся у Р. как 'узкое' и 'широкое поле зрения', как 'близорукость' и 'дальнозоркость', 'хлябанье' и 'крепкий обхват'; они в равной мере неистинны, ограниченны, утопичны. Выступив в 1891 в газете 'Моск. ведомости' с циклом статей о 'наследстве 60-70-х гг.', Р. вызвал бурную дискуссию, в к-рой приняли участие Н. Михайловский, А. Волынский, Мережковский и др. - вплоть до Ленина с его 'От какого наследства мы отказываемся?' (1897). Отрекаясь от 'наследства' шестидесятников ради 'вечных идеалов', любви к истине и уважения к человеку как самоцели (а не средства) истории, Р. сохранил любовь к 60-м годам как 'безумно-счастливым', принесшим интеллигенции особого рода религию и духовную свободу.

Подобным образом Р. вообще стремился совмещать несовместимое: Бога и рус. атеизм ('бунт против христианства'), православие и 'юдаизм' (или даже др.-егип. культ Озириса), славянофильство и западничество (в духе Чаадаева), прекрасное и порочное в человеке, этич. озабоченность и демонстративный аморализм, высокую культуру и бытовую повседневность, стилистич. изысканность и нарочитую небрежность. В одних случаях подобные сочетания носят у Р. характер парадоксов, философско-эстетич. провокации, игры, эпатажа читателя (напоминающего 'проницат. читателя' у Чернышевского), даже лит. юродства, ерничества. В др. - Р. вполне серьезно подчеркивает онтологич. противоречивость бытия, складывающегося из многих несовместимых миров, его непреодолимую и необъяснимую 'плюралистичность', в своей основе трагическую: 'Бог взял концы вещей и связал в узел - неразвязываемый. Распутать невозможно, а развязать - все умрет'. На самом деле Р. неважно, серьезна или комична его мысль, истинны или заведомо ложны его утверждения: он представляет свободу читателю - разобраться в том, что и как следует интерпретировать и оценивать. Плюралистически запутанному миру соответствует и предлагаемый Р. метод его познания и осмысления: 'перепутать все полит, идеи', кадетские, черносотенные, революционные, чтобы нельзя было разобрать 'правого' и 'левого', 'черного' и 'белого'.

Р. сравнивал себя с франц. королем Генрихом IV, к-рый в один день служил лютеранскую и католич. обедню и за обеими крестился; сам же Р. 'ежедневно' писал в крайне правые и крайне левые газеты, и даже гордился этим. При этом Р. лишь отчасти играл и дурачился ('мы еще погимназистничаем'), - он был убежден в относит, истинности и 'правого', и 'левого': на этом основано 'равновесие вселенной', криволинейность ('эллиптичность') развития (Бог 'переломил через колено' одну 'прямую линию' истории), изменчивость всех вещей. Р. даже возвел свое ренегатство в общефилос. принцип всемирной диалектики: 'с великих измен начинаются великие возрождения'. Так же последовательно Р. размывал границу между искусством и жизнью, явлениями высокой культуры и 'повседневностью' (нередко демонстративно предпочитаемой искусству и науке), ортодоксальной Рус. Церковью и своим еретическим 'богоискательством', верой и эротикой. При этом нередко именно сама жизнь, социальная действительность, история оказываются для Р. предметом мысленного худож. эксперимента: то Чернышевский становится гос. деятелем масштаба Сперанского или

Лит.: Василий Розанов: pro et contra. В 2 т. СПб., 1995; Голлербах Э. В.В. Розанов. Жизнь и творчество. Пб., 1922; Париж, 1976; М., 1991; Николюкин А.Н. Василий Васильевич Розанов. М., 1990; Фатеев В.А. В.В. Розанов: Жизнь. Творчество. Личность. Л., 1991; Носов С.Н. В.В. Розанов: Эстетика свободы. СПб.; 1993; Пишун С. В. Социальная философия В. В. Розанова. Владивосток, 1993; Пишун В.К., Пишун С.В. 'Религия жизни' В.Розанова. Владивосток, 1994; Горбунов В.В. Идея соборности в рус. религ. философии. М., 1994;

Архитектоника преобразования 'старого мышления' - идеалистич. метафизики, осуществленная в 'Звезде...', включает три последоват. этапа. Первый этап - методич. ограничение традиц. логики с Гегелем во главе - 'элементов' сущего, претендовавших занять место самого сущего; здесь Р. идет вслед за 'Философией откровения' позднего Шеллинга, выдвинувшего еще в 40-е гг. 19 в. программу восполнения 'негативной' (гегелевской) философии 'позитивной' философией, способной совместить истины христ. откровения с истинами самой действительности. Во-вторых, Р. показы-

вает, каким образом вечные 'элементы' всякого опыта и всякого познания - Бог, мир, человек - входят уже не в элементарно-вечный, а в исторически-временной, конкр. опыт сознания и познания, становясь в нем денствит. 'фактичностями' языка и веры, разворачивающимися не в теоретико-познават. плане как таковом, а скорее в экзистенциально-предельных 'абсолютных фактичностях' иудео-христ. традиции, каковы 'творение', 'откровение', 'спасение'. В этом смысле Р. называет 'новое мышление' 'философией опыта', 'верующей философией', 'абсолютным эмпиризмом' и т.п. Наконец, на третьем этапе приобщения традиц. филос. разума 'действительности разума' первоэлементы сущего восполняются, конкретизируясь, в плане 'абсолютных фактичностей' мирового времени истории; на этом уровне значимыми единствами явл. иудейство и христианство - 'два вечных лика непрерывно обновляющегося времени, два циферблата истории, на каждом из к-рых две стрелки отсчитывают недели и годы, малое и большое время. Трем этапам или стадиям 'пути' из отвлеченно-теоретич. познания в религиозно-ориентированную 'жизнь' соответствуют три части 'Звезды спасения', каждая из к-рых развивает свой исходный мотив: первая - 'О возможности познать всеединство in philosophos!' ('против философов!') - дает феноменологич. описание 'элементов' сознания и познания в свете идеи 'творения'; вторая - 'О возможности пережить чудо - in theologos!' ('против теологов!') - эксплицирует членораздельные ориентации мышления внутри феномена и феноменологич. 'фактичностей' 'откровения'; третья - 'О возможности вымолить Царство - in tyrannos! ('против тиранов!') - выявляет истор. и метаистор. возможности жизни веры и в вере, - таковы взаимоотношения между иудейством и христианством и их обоих - с язычеством.

Исходный пункт 'нового мышления' - чисто философский: Р. ставит под вопрос фундаментальную презумпцию 'Философии' о единстве бытия и мышления, стремясь разрушить это единство в качестве идеалистич. фикции. По Р., мышление реально переживает свою границу трояким образом, имея дело не с одной, а с тремя разноплановыми 'фактичностями' опыта. Бог, мир, человек суть не предметы предстоящего нам в теор. познании, к-рыми мы располагаем; это не логич. понятия, а скорее три 'первослова', составляющие экзистенциально-целостный опыт веры во 'всеединство', соответствующий троякому членению его: перво-слово интуитивного опыта Бога дано сознанию и подсознанию как 'творящее Да', мир в первослове опыта дан нам как 'показывающее Нет'; человек - это конкретно соединяющее отвлеченные элементы опыта 'формообразующее И'. Методически отличая эти три категориально-жизненных единства опыта от теоретизированных понятий о Боге, мире и человеке, Р. подчеркивает позитивный характер и веры, и знания: вера оспаривает у 'Философии' 'ничто', абсолютную беспредпосылочность 'начала', из к-рого логоцентрич., негативная онтология и логика не могут не исходить; однако в действительности и они опираются на веру как 'отрицание ничто' (Nichtnichts). Тем самым возникает возможность 'старому мышлению' противопоставить такое 'новое', к-рое способно открыть в традиц. метафизике ее продуктивное несовпадение с собою же (ср. с амбивалентным развенчанием - обогащением 'теоретизма' и понятия 'системы' у раннего Бахтина). Мышление, теряя иллюзию своей автономии, обретает реальное место в бытии и времени, оказываясь частью живой речи. 'С т.зр. Нового мышления, я мыслю, следовательно, я говорю'. Различие между старым и новым, логич. и грамматич. мышлением заключается не в том, что первое является молчащим, а второе - звучащим; действит. различие состоит в том, что Новое мышление возникает из нужды в Другом или, что то же самое, в принятии времени всерьез.

Резко разделяя, вслед за Кьеркегором, веру и религию ('Бог создал мир, а не религию'), Р. во второй части 'Звезды...' интерпретирует теологич. понятия 'против теологов', предлагая свое истолкование Ветхого завета как основания иудейства и христианства (в отличие от 'монистич.' ислама). 'Творение' в Библии - это сотворенная Богом природа, к-рая не поддается гностич. переводу на язык отвлеченно-филос. ('греч.') понятий, будь то учение об 'эманациях' Плотина или учение о 'порождении' Когена; 'творение' нельзя познать или доказать - его можно только рассказать, и именно это делает первая книга Библии - 'Бытие'. Наоборот, 'откровение' характеризуется прямой обращенностью к человеку как единственному партнеру Бога; здесь адекватной формой опыта веры будет уже не рассказ, а диалог, определяемый отношением 'Я - Ты'. Переход от повествовательной кдиалогич. 'грамматике' сознания и самопознания Р. считает решающим событием в истории европ. 'речевого мышления' после античности, т.е. на почве иудео-христ. традиции. В начале книги 'Бытия' Бог говорит 'мы', заявляя о себе в форме разговора с самим собой; Бог говорит о себе Я в тот момент, когда обращается к человеку: 'Где ты?': 'Я открывает себя в том мгновении, где оно утверждает здешнее бытие Ты через вопрос о 'где' этого Ты'; вопрос Бога - условие возможности ответного самосознания человека ('здесь я'). Человеческое Я, по Р., живо и значимо не в себе и для себя - для-себя-бытие демонично и бессловесно, таков именно герои античной трагедии, - Я возникает в ответ на обращенную ко мне, заинтересованную во мне речь 'другого'. Т.о., в религ. феноменологии Р., как и в светской феноменологии трансцендентальной интерсубъективности Гуссерля, 'другой' - абсолютное условие возможности моего Я, а вопрос и ответ оказываются событийно-онтологич. регулятивным принципом взаимодействия между Я и Ты на всех уровнях сознания и познания (как в филос. герменевтике Гадамера и в 'диалогизме' Бахтина).

'Новая теория познания', вместе с тем, должна служить, по замыслу Р., конкретной ориентацией для верующего сознания изнутри любой конкретной истор. ситуации; вопрос о такой ориентации верующего - еврея и христианина - и есть вопрос о 'возможности вымолить Царство', на к-рый отвечает третья часть 'Звезды...'. Общим в библейском мировом пространстве-времени для иудеев и христиан является идея (точнее, задача) 'спасения': последнее никогда не дано, оно задано в поступке любви, как 'исключительно лишь предстоящее будущее' - будущее чаемого спасения. В этом смысле Р. говорит о 'позитивном ускорении' верующим грядущего 'Царства' - ускорении, к-рое заключается в 'правильном преобразовании вечности в сегодняшний день'. Но в этом общем для евреев и христиан мире свершающегося творения и откровения, тем не менее, пути иудейства и христианства расходятся: один путь становится двумя нераздельными, но и неслиянными путями, двумя формами веры как 'воплощения истины'. Если евр. народ 'живет в своем собств. спасении. Он вечность предвосхитил собою' в качестве Богом избранного народа, существующего как бы на периферии истор. времени, то в христ. вере, наоборот, 'время стало единств, путем, но таким, начало и конец к-рого - по ту сторону времени'. Если вера иудейская имеет в качестве субстанции коллективную телесность своего народа, то вера христианская держится только свободной общиною во имя Его: 'Община становится одним целым через подтверждаемую веру. Вера - это вера в путь'. Если иудейство самим фактом своего существования (как народа) говорит о грядущем царстве, то христианство подтверждает свою веру, распространяя ее вширь (среди язычников), оно укоренено в мировой истории и тождественно ей своей миссией. Ни та, ни другая вера не может быть признана полной истиной, независимой от другой, ибо 'Бог есть истина'. 'Пред Богом оба они - иудей и христианин - являются, т.о., работниками в одном деле. Он не может отказаться от одного из них'.

Лит.: Розенцвейг К. Звезда искупления // Мысль. ? 1. Пг. 1922; Франк С.Л. Мистич. философия Розенцвейга//Путь. Париж. 1926. ? 2; То же // Путь: Орган рус. религ. мысли. М., 1992. Кн. 1. (I-VI); Махлин В.Л. Я и Другой: К истории диалогического принципа в философии XX в. М., 1997; Casper В. Das dialogische Denken. Eine Untersuchung der religions-philosophischen Bedeutung Franz Rosenzweigs, Ferdinand Ebnes und Martin Bubers. Freiburg Br., 1967; Moses S. Systeme et Revelation. La philosophic de Franz Rosenzweig. Preface d'Em. Levinas. P., 1982; Der Philosoph Franz Rosenzweig. Intern. Kongr . Kassel 1986. Bd. 1-2. Freiburg; Munch. 1988; Zak A. Vom reinen Denken zur Sprachvernunft. Stuttg. 1987; Dober H.M. Die Zeit ernst nehmen: Studien zu Franz Rosenzweigs 'Der Stern der Eriosung'. Wurzburg 1990; Gibbs R. Correlations in Rosenzweig and Levinas. Princeton, 1992.

Язык, согласно Р.-Х., обеспечивает опр., общую для всех говорящих и слушающих организацию пространства и времени. Человеч. история протекает отнюдь не в физич. пространстве-времени. Каждая культура создает свое пространство и свое время, к-рые являются искусств, и одинаковыми для всех членов данной общности. Все дохрист. культуры возникают из диалог, ситуации в качестве данного раз и навсегда ответа на вызовы надиндивидуальных принуждающих сил (здесь налицо известное сходство с концепцией Тойнби). При этом особое значение Р.-Х. придает смерти, понимаемой предельно широко. Он утверждает, что человеч. история начинается со смерти и погребения. Любая человеч. общность находится не только в пространстве, но и во времени, и одна из главнейших ее задач - сохранение самотождественности. Если самотождественность в пространстве обеспечивается равенством самим себе членов общности и неизменностью пространств. связей между ними, то сохранение самотождественности во времени сталкивается с феноменом смерти. Смертность человека заставляет искать способ сохранения во времени если не субстанциальной, то хотя бы функциональной самотождественности общности. Поэтому каждый тип культуры создает особый 'плот времени', на к-ром она, оставаясь равной самой себе, плывет в потоке истории. Все формы культуры оказываются разл. типами одухотворения и, соответственно, разл. типами речевой ориентации, описывающими 'диспозиции' господства и подчинения. Люди говорят друг с другом при помощи слов. Бог говорит с людьми с помощью 'гештальтов', целостных ситуаций, ставящих под вопрос само человеч. существование. Поэтому каждая культура, плод божеств, императива, есть услышанное, получившее ответ слово, ставшее плотью. В этом смысле культура - творение Бога. Хотя количество вызовов и даваемых на них ответов в принципе бесконечно, все они укладываются в четыре формы - одновременно обществ, и языковые. Первой формой культуры выступает род, организующий время таким образом, что его исходным моментом оказывается

Иисус Христос проживает до конца все четыре формы культуры и, прежде всего, ту, из к-рой сам происходит. Он отваживается умереть как иудей в тот момент, когда четыре формы культуры должны были раскрыться навстречу друг другу (по Р.-Х., в разрыве с локальными рамками иудаизма - гл. смысл догмата о непорочном зачатии, блестящей речевой формулы, созданной апостолами). Тем самым была разрушена герметичность дохрист. культур. Для этого Христос отказался от форм жизни и форм языка, к-рые сделали бы его 'великим' или 'значительным'. Самой своей жизнью, состоявшей из постоянного умирания, и своей крестной смертью Христос показал, чо не может быть никаких ответов, данных раз и навсегда. Поэтому Евангелие - это не био-графии, а танато-графии, и христ. культура основана не на жизни, а на смерти Иисуса Христа. Христос зримым образом пережил все ложные вечности, продемонстрировал умение предвосхищать свой неизбежный конец, а потому - необходимость своевременно погребать все мертвое в себе. Языческие культуры умирают вместе со своими святынями, если считают их бессмертными. Напротив, христ. культура позволяет части своих ценностей, идеалов, идей, обычаев и т.п. умирать и тем самым ускользает от полной и окончат. смерти. Только христианство, 'проявив' смертность языческого мира, разрушает исключительность связи человека с 'его' миром и открывает путь к единству культур. Вся история в концепции Р.-Х. предстает в качестве истории спасения, и ее цель открывается как творение единого человеч. рода. В наст. время мы переходим в постхрист. эпоху. Постхрист. образ жизни состоит в том, чтобы, живя в соответствии с полнотой собств. истины, быть в состоянии признать истины других людей и даже жить в соответствии с ними. Р.-Х. выражает это в формуле 'Respondeo etsi mutabor' ('Отвечаю, хотя и должен буду измениться') и в девизе Ансельма Кентерберийского 'Credo ut intellegam' ('Верую, чтобы понимать').

Но только в 60-е гг. формируются и завоевывают массовое признание классич. роковые группы и исполнители: 'Битлз', 'Роллинг стоунз', Боб Дилан. В этот период рок-музыка была знаменем протеста против войны во Вьетнаме. Возникают организации 'Рок против войны', 'Рок против расизма'. В кон. 60-х гг. развивается т.н. андеграунд-рок или прогрессивный рок. В Америке ('Дорз', 'Айрон Баттерфляй', 'Грэнд Фанк Рэйлроад', 'Джефферсон Эйрплайн', 'Вельвет Андеграунд', 'Степпенвулф', 'Блад, Свит энд Тирз') он стал муз. выражением движения хиппи. В Великобритании связь с контркультурой была более опосредствованной ('Лед Цеппелин', 'Дип Перпл', 'Блэк Саббет', 'Назарет', 'Пинк Флойд', 'Дженезис', 'Ху', 'Йез', 'Джетро Талл', 'Кинг Кримсон', 'Ван дер Грааф Генератор', 'Э.Л.П.' (Эмерсон, Лэйк и Палмер)).В рамках прогрессивного рока формируются основная форма рок-искусства - долгоиграющий альбом с развернутой композицией, объединенной одной идеей.

Практич. воплощением ценностей Р.-к. стали грандиозные (до 0,5 млн. зрителей) муз. фестивали (Вудсток 1969, Монтре 1967), к-рые впоследствие приобрели культовое значение. Одним из гл. принципов рок-действ (от фестиваля до концерта) является хэппенинг. В нем реализуется декларируемый контркультурой в противовес зап. индивидуализму пафос живого общения внутри органич. коллектива, сооб-ва, что способствует эмоционально-психич. самовыражению и отвечает контркультурному требованию самораскрытия личности. Этому служит и практика самодеят. музицирования, свойственная Р.-к.

В 70-е гг. появляется 'хиппи-рок' со свойственным ему организационным и творч. самоопределением при сохранении ряда архаичных черт. Происходит расширение социальной базы; самостоят, творчество отмечено идейным влиянием т.н. 'хиппизма': анти-реализм, эскапизм, пессимизм вплоть до крайних форм саморазрушения. В текстах - возвышенные аллегории, нравоучения, рок дистанцируется от 'советской эстрады'.

Лит.: Переверзев Л.Б. От джаза к рок-музыке // Конен В. Пути амер. музыки. М., 1977; Набок И.Л. Рок-музыка: эстетика и идеология. Л., 1989; Феофанов О.А., Налоев А.Е. Бунтари и конформисты: рок-музыка Запада за сорок лет. Ставрополь, 1989; Рок-музыка в СССР. М., 1990; Кнабе Г.С. Феномен рока и контркультура / ВФ. 1990. ? 8; Житинский А.Н. Путешествие рок-дилетанта. Л., 1990; Кто есть кто в советском роке. М., 1991; Золотое подполье. Полная иллюстрированная энциклопедия рок-самиздата: (1967-94). Новгород, 1994; Смирнов И. Время колокольчиков: жизнь и смерть рус. рока. М., 1994; Meltzer R. The Aesthetics of Rock. N.J., 1970; Brown Ch.T. The Art of Rock and Roll. Englewood Cliffs (N.J.), 1983; Zimmer J. Rock-Soziologie: Theorie und Sozialgeschichte der Rock-Musik. Hamb., 1981; Barnard S. Rock: An illustrated History. L., 1986; Seca J.M. Vocations Rock. P., 1988.

психиатрии. Обычно человек играет множество социальных Р.: тем больше, чем в большем количестве взаимодействий, отношений, групп, типов деятельности он участвует. Иногда нек-рые из исполняемых индивидом Р. могут быть несовместимы и противоречить друг другу. Усвоение человеком социальных Р. имеет функцию размещения индивида в социальном пространстве (социальной структуре), закрепления за индивидом социального статуса. Принятие и воспроизводство социальных Р. происходит в процессе социализации индивида, имеет следствием воспроизводство социальной (ролевой) структуры. Дж. Болдуин и Дж.Г. Мид объясняли процесс принятия Р. склонностью ребенка к имитации: исследования, проведенные в 40-х гг. Н. Камероном, Т. Сарбином, X. Гафом, подтвердили наличие у ребенка способности к принятию Р. В ходе принятия и интеграции новых Р. в процессе социализации у ребенка складывается 'Я-концепция'; здесь большое значение имеет механизм идентификации, благодаря к-рому индивид отождествляет себя с теми или иными Р. Овладение социальными Р. происходит гл. обр. бессознательно. С понятием 'Р.' тесно связаны другие понятия: 'ролевые ожидания', 'ролевая напряженность', 'комплекс ролей', 'ролевые требования' и т.п.

Понятие 'Р.' впервые получило систематич. применение в 20-е гг. в социальной психологии Дж.Г. Мида, а также в работах других представителей Чикагской школы социальной психологии (Р. Парк и др.). Мид подчеркивал важность принятия Р. 'другого' и 'обобщенного другого' для формирования человеческого Я, сознания и об-ва. В 30-40-е гг. понятие 'Р.' стало активно использоваться в социальных науках, началась разработка разл. теорий Р. Фрейд описал усвоение ролей в теории инфантильных идентификаций и Эдипова комплекса. Дж. Морено создал концепцию 'психодрамы' и использовал ролевые игры и ролевое обучение в психотерапевтич. целях. Т.Сарбин (1943) описал гипнотич. поведение как разыгрывание Р. Х.Маурер (1935) связал личностную и социальную дезорганизацию с неудачным разрешением ролевого конфликта, когда индивид вынужден разыгрывать несовместимые друг с другом Р. Н.Камерон (1947) описал поведение людей с психич. нарушениями как ошибочное разыгрывание Р. и как следствие неспособности принять социально заданные роли. В 1936 Р.Лштон дал определение роли, признанное классическим: Р. - 'динамич. аспект статуса'. Если статус понимался Линтоном как позиция в социальной структуре, с к-рой связаны опр. права и обязанности, то Р. интерпретировалась как разыгрывание статуса в поведении, соответствующем 'ролевым ожиданиям', связанным с данным статусом. Между статусом и Р. устанавливалось однозначное соответствие. Линтоновская трактовка понятия Р. была принята функционалистской социологией и социальной антропологией и получила здесь дальнейшее развитие. Р.Мертон (1949) ввел категории 'комплекса ролей' (комплекс ролевых ожиданий, связанных с данным статусом' и 'ролевого конфликта' (предъявление к индивиду несовместимых ролевых требований, или ролевых ожиданий). Функционалистское понимание Р. было подвергнуто критике как статичное, предполагающее пассивное принятие индивидом извне заданных социальной структурой ролей. Альтернативные, динамич. концепции Р. разрабатывались в интеракционизме (Р. Тернер, Э. Гоффман), феноменологич. социологии (А. Шюц), этнометодологии. Здесь подчеркивалось активное участие индивидов и групп в создании ролей в процессе социального взаимодействия, а статич. понимание роли признавалось неадекватным. Большое влияние на антропологию оказала концепция статуса и Р., разработанная Э. Гоффманом: он ввел в 1961 понятие 'ролевой дистанции', обозначающее психологич. дистанцирование индивида от тех Р., к-рые он вынужден разыгрывать перед людьми, несмотря на то, что они противоречат его Я-концепции. Здесь подчеркивается с 'социально-драматургич.' позиций внешний, сценич., 'театральный' характер разыгрывания Р., отражающий недостаток личностной вовлеченности индивида в исполнение навязываемых ему социальных Р. Исследование Гоффмана о психиатрич. больницах и тоталитарных организациях (1961), в к-ром было прослежено влияние группового давления на принятие ролей и сформулирована 'теория ярлыков', оказало заметное влияние на нек-рые направления исследований в социологии и психиатрии.

Лит.: Cameron N.A. The Psychology of Behaviour Disorders: A Biosocial Interpretation. Boston etc., 1947; Sociometry and the Science of Man. N.Y., 1956; Moreno J.L. Who shall survive? Found, of Sociometry, Group Psychotherapy and Sociodrama. Beacon; N.Y., 1978.

Критически отнесясь к идеализму своих учителей, прежде всего к положению, что 'бытие не существует, а полагается мыслью', а мысль, напротив, 'сама порождает все свое содержание', включая содержание бытия (Коген), Р. отвергал и скомпрометировавший себя материализм, действующий на научное знание 'опустошит.' образом, не объясняя феномена сознания, а лишь затемняя его, и модернизированные, утонченные формы натурализма (напр., психологизм). Р.интересовали процессы, происходившие в зоне между бытием и сознанием: воздействие бытия на сознание и сознания на бытие, взаимопроникновение сознания и бытия, осознание бытия и бытие сознания и т.п. Фактически речь шла о разработке 'третьего пути' в философии, избегающего крайностей материализма и идеализма. В дальнейшем Р. почти исключительно занимается проблемами психики, сознания, мышления, творчества (избегая рассуждать о материи); бытие для Р. и в марбург. период, и впредь является гораздо более широким и многообр. смысловым образованием, нежели материальный, вещный мир: оно включает в себя и разл. формы сознания (общественного и индивидуального), и выводимые наукой обобщения и закономерности, идеальные по своей природе, и разл. ценности, несводимые к своим материальным компонентам или атрибутам.

Бытие, по Р., несводимо к объекту, поскольку в него входят и субъективные моменты, и потому что бытие субъекта в значит, мере субъективно, оно подвижно и изменчиво, оно находится в зависимости от деятельности и творчества человека. В конце концов и понятие 'бытия' оказывается узким для Р., - ему на смену приходит понятие 'мир', включающее человеч. ценности, идеалы, представления, цели и формы деятельности, нравственно-ответств. деяния, рез-ты творчества и творч. замыслы, а не только объективные, в т.ч. истор. условия, вещи, явления природы и т.п. Не менее сложным оказывается и понятие 'человека', соотносимое с понятием 'мир': испытывая многомерное воздействие окружающего и изменяющегося мира, личность действует и творит мир; в процессе своих деяний, в актах своей творч. самодеятельности человек не только обнаруживается и проявляется, но и созидается, определяется, сам себя формирует. Одним и тем же актом творч. самодеятельности личность создает свой мир и себя, она создается и определяется, лишь включаясь в объемлющее ее целое, и чем больше сфера ее действий, чем масштабнее мир, в к-ром она живет и действует, тем она значительнее. Все осн. теор. и методол. идеи Р. сформулировал уже в ранний период творчества - работая над дис., в работах 1915-18 и 1920-х гг. ('Методология истории и обществ, наук', 'О филос. системе Г. Когена', 'Принцип творч. самодеятельности', 'Наука и действительность', 'Психология Шпрангера как наука о духе' и др.); позднее он их лишь развивал и детализировал (иногда камуфлируя оригинальное содержание атрибутами офиц. советской идеологии). Лишь под конец жизни Р. окончательно вернулся к своим основополагающим теориям, вынашивавшимся им еще до Октября.

По существу, Р. интересует 'мир человека', взятый в его ценностно-смысловом измерении, т.е. культура, понимаемая не только как цель, содержание и рез-т человеч. деятельности (включая творч. мышление), но и как контекст человеч. бытия и сознания, как предпосылка поведения и мышления человека. В этом смысле и проблема детерминизма сознания бытием, и проблема преобразования бытия посредством человеч. деятельности, творч. мышления, и проблема изменения сознания в рез-те практич. деятельности человека - это проблематика культурфилос. и культурно-психологическая, в той или иной степени трактующая культуру в теор. и истор. аспектах. Даже проблематика природы для Р. выступает как культурфилософская: детерминируя человека как свою часть, природа задает масштаб человеч. культуре, включая общественно-истор., этич., эстетич. и др. планы, и разрыв с природой означает для человека и об-ва разрушение основ своей духовной жизни. Включение же природы в общественно-истор. процесс, в творч. деятельность человека делает ее объектом и частью культуры (не отменяя ее первичного качества 'собственно природы'); культура же, пре-

В 1913 Р. отказался от предложений Когена и Наторпа занять должность профессора кафедры философии одного из европ. ун-тов и вернулся в Одессу, где ему пришлось ограничиться ролью преподавателя психологии, логики и философии в гимназиях - со всеми вытекающими отсюда психол. и материальными последствиями. В 1919 Р. становится приват-доцентом по кафедре философии историко-филол. ф-та Новорос. (Одесса) ун-та, но ненадолго: с приходом Добровольч. армии в 1920, подозреваемый в сочувствии большевикам, он отстранен от преподават. работы в высшей школе и восстановлен в должности лишь после утверждения Советской власти. В 1921, после смерти проф. Н.Н. Ланге, одного из крупнейших русских дореволюционных психологов, Р. избран профессором и заведующим кафедрой психологии Одесского ин-та народного образования, возникшего в рез-те объединения неск. ф-тов бывшего Новорос. ун-та и Укр. пед. ин-та в 1920.

Здесь он читает лекции по логике, математике, теории относительности Эйнштейна, теории искусства, истории философии, ведет семинар по методологии социальных наук, ведет большую организационную работу в системе народного образования. Параллельно Р. ведет курсы по педопсихологии и педологии в Педологич. ин-те, открытом в Одессе. Однако активность Р. на этом посту оказалась непродолжительной: развернувшаяся вокруг его курса по филос. проблемам совр. физики идеол. дискуссия, сразу приобретшая демагогич. характер, вынудила Р. сначала отойти от философии и перейти к чтению лекций по психологии как неидеол. науки, а после начала идеол. кампании против 'педоло-гич. извращений' и психологии как 'идеалистич. науки' - вообще оставить кафедру и фактически прекратить преподават. деятельность. Он становится (1922) директором Одесской Центр, научной библиотеки (бывшей библиотеки Одесского ун-та), сохранив за собой лишь второстепенный курс на дополнит, ф-те. В это время Р. продолжает интенсивно работать: им написан большой филос. труд (оставшийся в рукописи и опубл. до сих пор в самой незначит. части), изучены история и совр. состояние мировой и русской психол. науки, начата работа по созданию методологии психологии, но публикует Р. в это время лишь работы по библиотечному делу.

Между тем сегодня выясняется, что и в предшествующих работах Р. (напр., в книге 'Принципы и пути развития психологии'. М., 1959) содержатся поразительно смелые выводы и обобщения. Так, он убедительно доказывает (в замаскированном виде) несостоятельность, схоластичность ленинской концепции соотношения материи (шире бытия) и сознания (шире духа) как первичного и вторичного, как безотносительного и производного, как отражаемого и отражающего, ввиду того, что человек своей деятельностью, своим познанием и созерцанием, своими нравств. и эстетич. отношениями включен в бытие и тем самым становится предметом собственного сознания в этом новом смысловом контексте. В то же время уже самой включенностью в бытие человек изменяет его структуру и природу; что же касается деятельного и творч. участия человека в окружающем его мире, то оно тем более ставит бытие в зависимость от человеч. деятельности, поскольку сознание, отражая бытие объекта, одновременно выражает жизнь субъекта в его отношении к объекту. В 'тексте переживаний', как и в 'тексте речи', помимо 'непосредств. данных', есть свой 'подтекст', содержащий мотивы и цели, внутр. смысл переживаний, раскрывающихся из соотношения мыслей и чувств действующего лица с 'реальной жизненной ситуацией', с 'совокупностью жизненных отношений', в к-рьге он своими делами и поступками включается. Аналогичным образом Р. объясняет мышление: мышление исходит из 'проблемной ситуации' - в к-рой имеется нечто, 'имплицитно в нее включающееся, ею предполагаемое, но в ней не определенное, не известное, эксплицитно не данное, а лишь заданное через свое отношение к тому, что в ней дано'. Через проблемную ситуацию Р. объясняет научное и филос. творчество, процесс обучения детей и взрослых (проблемное обучение), формирование творч. способностей и т.п. В процессе мышления объект включается во все новые контекстуальные связи и выступает во все новых качествах; объект, поворачиваясь к субъекту все новыми своими гранями, выявляет каждый раз новое содержание, к-рое оказывается для мышления таким же неисчерпаемым, как и бесконечно возникающие новые, неожиданные контексты и смысловые связи, в к-рые может быть включен каждый объект познания.

В своей последней, во многом конспективной, теоретически 'свернутой' рукописи 'Человек и мир' Р. воссоздает картину новой для советской науки дисциплины - культурфилос. антропологии, в центре к-рой находится человек в единстве его существования, развития, деятельности, творчества и т.д. Понятие бытия здесь еще более усложняется: оно расслаивается на существование и сущность, на существование и становление (во времени и пространстве), на субстанцию и детерминацию развития; усложняется и понимание автором соотношения бытия и познания, мышления и бытия, последними определяется и логич. структура познания, и соотношение имплицитного и эксплицитного в познании. Однако самое важное начинается у Р. при обращении к человеку как смысловому центру мира, как субъекту жизни, как субъекту межчеловеч. отношений. Р. онтологизирует человеч. существование, а вместе с ним и культуру, выступающую как способ человеч. существования в мире и одновременно как мир человека. Человек, его этика и эстетика, его познават. способности 'встраиваются' в систему природы и в историю культуры. Отношения Я и 'другого' составляют основу онтологии человеч. жизни, наполняемой этич. содержанием - идеалами, ответственностью, свободой, юмором, трагизмом, любовью, эстетич. и познават. отношениями человека к действительности. Р. создает здесь феноменологию принципиально нового типа: он синтезирует традиции Канта и неокантианства, Декарта и неокартезианства, Дильтея, Шпрангера, Гуссерля и

Лит.: Абульханова-Славская К.А., Брушлинский А.В. Философско-психол. концепция С.Л. Рубинштейна. М., 1989; Арсеньев А.С. Размышления о работе С.Л. Рубинштейна 'Человек и Мир' // ВФ. 1993. ? 5; Применение концепции С.Л. Рубинштейна к разработке вопросов общей психологии. М., 1989; Сергей Леонидович Рубинштейн. Очерки, воспоминания, материалы. М., 1989; Payne T.R. S.L. Rubinstein and the Philisophical Foundations of Soviet Psychology. Dordrecht, 1968; Matthaus W. Sowjetische Denkpsychologie. Gott., 1988.

Р.ф.ш. занимает особое место в истории особого периода рус. культуры - 90-х гг. 19 в. - нач. 30-х гг. 20 в. - периода многообр. сложности, промежутка-перехода между двух относительно стабильных эпох: рус. классич. культуры вт. пол. 19 в. и советской 'классич.' (тоталитарной) культуры. Первые попытки изменить сложившийся (позитивистский) порядок развития и обществ, функционирования гуманитарных (в данном случае эстетико-филол. и эстетико-иск-ведч.) наук были предприняты символистами, и выдающаяся роль в этом Андрея Белого столь же неоспорима, сколь и вклад Вяч. Иванова и Мережковского в проблематику философии культуры. Однако реальное и успешное изменение традиц. искусствоведения (целенаправленно - филологии лит-ведения) произошло в рез-те действия двух факторов: материалов и методов новой лингвистики (члены ОПОЯЗа и близкие к нему лингвисты Л. Якубинский, Р. Якобсон, Е. Поливанов), с одной стороны, новая литературно-худож. практика (футуристически ориентированные Шкловский и О. Брик, критик эстетич. направления Эйхенбаум) - с другой. Теор. достижения языковедов (де Соссюра, И.А. Бодуэна де Куртенэ, позднее Н. Трубецкого), переосмысление трудов филологов Веселовского и Потебни, а также учет работ зап. теоретиков искусства (Вёльфлин, О.Вальцель) сделали это возможным. Выдающаяся роль в развитии Р.ф.ш. принадлежит разносторонней личности Тынянова.

Лит.: Энгельгардт Б.М. Формальный метод в истории лит-ры. Л., 1927; Юрий Тынянов. Писатель и ученый. М., 1966; Шкловский В.Б. Гамбургский счет. Статьи - воспоминания - эссе (1914-1933). М., 1990; Он же. О теории прозы. М.; Л., 1925; Он же. Жили-были. М., 1966; Тынянов Ю.Н. Поэтика. История лит-ры. Кино. М., 1977; Эйхенбаум Б.М. О лит-ре. М., 1987; Якобсон P.O. Работы по поэтике. М., 1987; Медведев П.Н. Формальный метод в лит-ведении. М., 1993; Галушкин А.Ю. Новые материалы к библиографии В.Б. Шкловского // De visu. 1993. ? 1; Eriich V. Russian Formalism: History, Doctrine. Gravenhage, 1953; Hansen-Love A. Der russische Formalismus. W., 1978.

yankos@dol.ru

http://www.chat.ru/~yankos/ya.html