Сканирование и форматирование: Янко Слава (Библиотека Fort/Da) slavaaa@yandex.ru || yanko_slava@yahoo.com || http://yanko.lib.ru || Icq# 75088656 || Библиотека: http://yanko.lib.ru/gum.html ||
Выражаю свою искреннюю благодарность Максиму Мошкову за бескорыстно предоставленное место на своем сервере для отсканированных мной книг в течение многих лет.
update 07.02.04
АКАДЕМИЯ НАУК СССР ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ Ленинградское отделение
В.М.Массон
ПЕРВЫЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ
ЛЕНИНГРАД
'НАУКА'
ЛЕНИНГРАДСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
1989
Книга посвящена древнейшим цивилизациям Старого и Нового Света и основана та результатах новых археологических исследований на Ближнем Востоке, в Средней Азии, Индии и Китае. Сложение первых цивилизаций рассматри-вается как качественный рубеж в культурном развитии человечества, связанный с эпохой формирования классового общества и государства. Особое внимание уделено исходному пласту раннеземледельческих культур, на основе которого происходило, развитие социокультурных комплексов цивилизаций. Наряду с ха-рактеристикой общих закономерностей исторического развития отдельные древ-ние цивилизации рассматриваются как (конкретные явления с присущими им чертами локальной специфики. Издание рассчитано на археологов и историков.
Ответственный редактор И. Н. ХЛОПИН
Рецензенты: В.И. КУЗИЩИН, К. X.КУШНАРЕВА
© Издательство 'Наука', 1989 г.
ISBN 5-02-02724344
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПЕРВЫЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ И ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ..
Глава 1. ПОНЯТИЕ 'ЦИВИЛИЗАЦИЯ'. ЕГО ОПРЕДЕЛЕНИЕ И ХАРАКТЕРНЫЕ ПРИЗНАКИ
Глава 2. ИЗУЧЕНИЕ КУЛЬТУРНОГО ПРОЦЕССА ПО МАТЕРИАЛАМ АРХЕОЛОГИИ
Рис. 1. Типы культур древней эпохи в Средней Азии и на Среднем Востоке.
Рис. 2. Процедура научного анализа в археологии.
Рис. 3. Формирование инноваций в процессе культурогенеза.
Рис. 5. Культурные традиции на примере печатей бронзового века Маргианы.
Таблица 1. Традиции и инновации в комплексе Анау IA
Рис 6. Типы культурной трансформации в Средней Азии в античную эпоху.
Глава 3. РАННЕЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКАЯ ЭПОХА - ИСТОКИ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Таблица 2. Хозяйственные типы на Древнем Востоке в X-VI тыс. до н. э.
Таблица 3. Домостроительный канон на Древнем Востоке в VIII-VI тыс. до н. э.
Глава 4. ЭПОХА ПЕРВЫХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
Рис. 10. Южное Двуречье. Пиктографические надписи.
Рис. 11. Урук. Белый храм. Реконструкция.
Рис. 12. Пампа-Гранде, Перу. Пирамида Уака-Форталес.
Рис. 13. Военнопленные эпохи первых цивилизаций.
ЧАСТЬ 2. АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ КОМПЛЕКСЫ ЭПОХИ ФОРМИРОВАНИЯ ПЕРВЫХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
Глава 1. ДРЕВНИЕ КУЛЬТУРЫ МЕСОПОТАМИИ
Рис. 16. Телль-эс-Савван. План поселения.
Рис. 20. Цилиндрическая печать урукского стиля.
Рис. 22. Южное Двуречье. Каменная голова. III тыс. до н. э.
Глава 2. ДРЕВНИЕ КУЛЬТУРЫ ВОСТОЧНОГО СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ И МАЛОЙ АЗИИ
Рис. 27. Троя II. План поселения.
Рис. 28. Аладжа-Хююк. Комплекс из богатых гробниц.
Рис. 29. Аладжа-Хююк. Навершие жезла. Бронза.
Рис. 30. Аладжа-Хююк. Навершие жезла. Бронза.
Глава 3. ДРЕВНИЕ КУЛЬТУРЫ ИРАНА
Оттиски цилиндрических печатей.
Глава 4. ДРЕВНИЕ КУЛЬТУРЫ СРЕДНЕЙ АЗИИ
Рис. 35. Илгынлы-депе. Статуэтка.
Рис. 36. Алтын-депе. Позднеэнеолитический комплекс. Конец IV-начало III тыс. до н. э.
Рис. 37. Алтын-депе. Комплекс периода ранней бронзы (Намазга IV).
Рис. 38. Алтын-депе. Комплекс периода развитой бронзы (Намазга V).
Рис. 39. Алтын-депе. План поселения. Цифры - номера раскопов.
Рис. 40. Алтын-депе. Печати. Серебро, бронза (1-9).
Рис. 41. Алтын-депе. Женская статуэтка. Терракота.
Рис. 42. Алтын-депе. Культовый комплекс. План и реконструкция.
Рис. 43. Алтын-депе. Голова быка (1) и волка (2). Золото.
Рис. 44. Северный Афганистан. Фигура сидящей женщины. Камень.
Рис. 45. Типы культур бронзового века в Средней Азии и на Среднем Востоке.
Глава 5. ДРЕВНИЕ КУЛЬТУРЫ ИНДОСТАНА
Рис. 46. Неолитический комплекс Мергар.
Рис. 47. Мергар. Расписной сосуд.
Рис. 49. Мохенджо-даро. Планировка городских кварталов.
Рис. 50. Мохенджо-даро. План цитадели.
Рис. 51. Мохенджо-даро. Печать с изображением судна (а, б). Камень.
Рис. 52. Мохенджо-даро. Мужской торс. Камень.
Рис. 53. Мохенджо-даро. Статуя жреца. Камень.
Глава 6. ДРЕВНИЕ КУЛЬТУРЫ КИТАЯ
Рис. 55. Чжэнчжоу. План городища.
Рис. 56. Комплекс иньской цивилизации.
Рис. 57. Шань-Инь. Сосуд в виде слона.
Рис. 58. Аньян. Иероглифический текст. Черепаховый панцирь.
Глава 7. ДРЕВНИЕ КУЛЬТУРЫ ПЕРУ И МЕЗОАМЕРИКИ
Рис. 59. Комплекс Уака-Приета.
Рис. 60. Мочика. Антропоморфный сосуд. Керамика.
Рис. 61. Мочика. Голова воина. Культовый сосуд. Керамика.
Рис. 62. Мочика. Культовый сосуд. Керамика.
Рис. 63. Мочика. Сосуд в виде божества кукурузы. Керамика.
Рис. 64. Комплекс цивилизации мочика.
Рис. 66. Олмеки. Каменная голова.
Рис. 67. Майя. Часть каменного фриза.
ВВЕДЕНИЕ
Два обстоятельства все настойчивее возвращают историческую науку к исто-кам общественного прогресса, прежде всего к качественным рубежам в исто-рии общества. Первое - это все новые и новые археологические открытия в условиях, когда романтические нож и лопата все более подкрепляются разнообразными методами технических и естественных наук. В результате раскрываются новые грани творения человеческого гения в наследии минув-ших поколений, обнаруживаются неведомые ранее культуры и целые цивили-зации. Второе - это поиски общих закономерностей в истории общества как наиболее сложной формы движения материи. При этом, естественно, при нащупывании генеральных тенденций исключительно важное значение при-обретает точка отсчета, будь это первые проявления урбанизма, в корне меняющие материальную и психологическую ориентацию человеческих кол-лективов, или первые экологические стрессы антропогенного характера.
Одним из таких важных рубежей социально-экономического, культурного и интеллектуального прогресса является эпоха первых цивилизаций, зако-номерным образом связанная с первыми государственными образованиями и обществами сложной социальной структуры. При всей неповторимости индивидуального здесь прослеживается ряд общих тенденций, позволяющих говорить об особом феномене - типе первых цивилизаций как диахронном явлении, стоящем у истоков антагонистических общественно-экономических формаций. Это положение и определило тематику настоящей книги.
К числу трудностей, стоящих на пути исследования, в первую очередь относится специфический характер археологических материалов, характери-зующих эти отдаленные времена. Вопросы исторических реконструкций на основании данных археологии неизменно волнуют научный мир второй половины XX в. Работы в этом плане ведутся в разных направлениях. Архео-логи США в последние два десятилетия уделяют главное внимание формули-ровке общих социокультурных концепций, скорее накладываемых на мате-риал, чем прямо вытeкaющиx из него, что лишь в незначительной мере камуфлируется использованием, иногда несколько поспешным, счетно-вычислительной техники.1 Во французской школе надежды возлагаются на уточненную разработку понятийной сетки, упорядочение взаимоотношений между основными категориями понятийного аппарата (Гарден, 1983; Galley, 1986), хотя, как показывают практические опыты применения подобного под-хода, мы здесь также еще находимся в самом начале пути. Тем временем практика археологической науки ведет к появлению работ, широко реша-ющих вопросы исторических реконструкций в различных аспектах и с уче-
1 См., например, доклады многих американских ученых на II советско-американском симпозиуме в Самарканде в 1983 г. (ДЦВ). При обмене мнениями с американскими коллегами за круглым столом в Ленинграде В. С. Бочкарев отметил, что 'американские ученые уделяют большое внимание выдвижению идеи как таковой В советской археологической науке огромное значение придается аргументации выдвинутых идей' (Алёкшин, Буряков, 1986, с. 222).
3
том в той или иной степени предложений, вырабатываемых разными направ-лениями теоретической археологии. Достаточно результативными являются приобретшие заметное практическое распространение разного рода социоло-гические реконструкции, включая палеоэкономические и палеодемографи-ческие разработки с использованием как традиционных систем анализа, так и гипотезо-дедуктивного подхода (Массон, 1976б; Renfrew, 1984). В СССР в последнее время получило развитие культурологическое направление интерпретации археологических данных, исходящее из специфики самого характера археологических материалов, представляющих выборку некогда существовавших древних культурных комплексов (Массон, 1981а, 1985, 1987). Теоретические штудии советских и зарубежных культурологов здесь могут быть широко использованы как методологический аналог.
С этих позиций во многом написана и настоящая работа, в которой общие очерки конкретных археологических материалов строятся исходя из их куль-турологической интерпретации, начиная с характеристики самих археологи-ческих комплексов как устойчивых сочетаний культурных компонентов, вы-раженных в типах объектов, до анализа судеб социокультурных комплексов ушедших эпох. При этом именно археологические материалы позволяют реально воспроизвести в определенном приближении многообразие кон-кретно-исторического процесса. Повторяющийся стереотип упреков, адресо-ванных советской исторической науке, включая и археологию, обычно содер-жит обвинения в детерминистическом фатализме или прямолинейном эволюционизме.2 Этот устаревший арсенал едва ли можно оправдать языко-вым барьером, который не может быть серьезным научным аргументом. Кон-кретно-исторический подход, развиваемый советской исторической наукой на современном этапе, подразумевает органическое изучение диалектического единства общего и особенного, генеральных законов-тенденций и разнообра-зие их конкретных формопроявлений, сложность реальных судеб отдельных народов и цивилизаций с попятными движениями, упадком и дезинтегра-цией при восхождении по спирали мирового прогресса. На конкретных мате-риалах автор стремился продемонстрировать эти явления и в настоящей книге. При значительной концентрации материала по выбранной теме эта работа от-нюдь не является компендиумом-справочником по всем цивилизациям Ста-рого и Нового Света. Остался в стороне своеобразный путь развития древне-египетской цивилизации, где, правда, формативная эпоха слабо изучена на уровне современных разработок, в частности, в силу определенной обеднён-ности конкретных материалов, особенно из поселений. Не затронута и крито-микенская цивилизация, своеобразие которой позволяет ставить вопрос о наличии особого, специфического пути развития в рамках общих законо-мерностей, присущих эпохе первых цивилизаций (Массон, 1974; 1981а, с. 127-128). Для основной территории Европы при значительных успехах земледельческо-скотоводческих обществ поры палеометалла, достигавших в отдельных случаях значительной концентрации власти и создания пре-стижных сооружений от Стоунхенджа до мальтийских храмов, цивилизация как устойчивый многокомпонентный социокультурный комплекс формиру-ется практически в пору железного века с широким использованием куль-турных стандартов греко-римского мира как эталонов тогдашней эпохи. Разу-меется, привлечение этих и других данных позволит расширить пределы конкретного своеобразия исторического процесса, общие закономерности которого, как представляется, достаточно рельефно выступают уже на исполь-зованном материале.
2 Так, в одной из американских сводок по теории и методике археологии именно упрек в приверженности к однолинейной эволюции содержат две единственные фразы, посвященные советской археологической науке (Sharer, Ashmore, 1980, p. 509-510).
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПЕРВЫЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ И ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ
Глава 1. ПОНЯТИЕ 'ЦИВИЛИЗАЦИЯ'. ЕГО ОПРЕДЕЛЕНИЕ И ХАРАКТЕРНЫЕ ПРИЗНАКИ
Понятие 'цивилизация', находящее в последнее время все более широкое употребление, связано в одном из своих аспектов с обозначением качествен-ного рубежа в истории человечества. К осознанию наличия подобного рубежа, не говоря уже об его обозначении, само человечество также подошло посте-пенно. Для мифологического мышления, особенно в период, лежащий на пере-путье различных социально-экономических систем, когда рушились милые сердцу общинника правопорядки первобытного демократизма, характерно стремление представить развитие человечества как своего рода нисхождение от лучшего к худшему. Наиболее ярко в этом отношении построение Гесиода, согласно которому вся история человечества разделяется на пять веков - наиболее древний, золотой, сменившийся затем последовательно веками серебряным, медным, героическим и железным. По представлению Гесиода, это была своего рода эволюция с обратным знаком, когда люди постепенно морально разлагались, развращались и становились все хуже и хуже. С раз-витием сциентистского мышления Эллады эта пессимистическая ретроспек-ция сменяется системами, построенными по принципу прямой эволюции. Подобный взгляд на естественное развитие человечества изложен уже у Эсхила в 'Прикованном Прометее', хотя его концепции там придана опоэтизированная и в определенной степени мифологическая форма. В дан-ном случае традиционная концепция историко-культурного развития насы-щена философским содержанием, и при этом творцом решающих перемен является культурный герой, божественный по своему происхождению. Здесь прослежен путь развития от первобытного примитивизма к ремеслам и наукам, которым Прометей обучил род человеческий (Виц, 1979, с. 112 - 113). Тот же причинный комплекс эволюции человечества представлен и у Платона
5
термин 'цивилизация' получил широкое распространение в 60-70-х гг. и во-шел уже в первое издание словаря Даля (Будагов, 1971, с. 130). В целом в XIX в. понятие 'цивилизация' использовалось для обозначения челове-ческой общности, смыкаясь во многом с термином 'культура'. Вся чело-веческая общемировая культура воспринималась как единая цивилизация. Но с успехами исторической науки становилось все более ясно, что цивилиза-ция сформировалась лишь на определенном этапе развития человечества, представляя собой качественный рубеж на эволюционном пути, реконструиро-ванном в общих чертах еще мыслителями античной эпохи. Особенно большую роль сыграло изучение многочисленных племен Америки, Австралии и Африки, сохранивших архаические культурные комплексы. В результате термин 'цивилизация' был использован для членения культурно-историче-ского процесса, и в схеме Л. Моргана цивилизация замыкает длинную цепь этапов развития первобытного общества (Morgan, 1877; Морган, 1935). Глубинные социально-экономические предпосылки формирования цивилиза-ции вскрыл Ф. Энгельс в работе 'Происхождение семьи, частной собствен-ности и государства', где он подчеркивает, что 'цивилизация - период овла-дения дальнейшей обработкой продуктов природы, период промышленности в собственном смысле слова и искусства' (Маркс, Энгельс, т. 21, с. 33). Отмечен Ф. Энгельсом и такой важный признак цивилизации, как письмен-ность. Одновременно в ходе анализа самого процесса возникновения цивили-зации Ф. Энгельс вскрывает его тесную связь с развитием антагонистических классов, образованием государства, появлением городов и купечества. Эти идеи творческого марксизма оказали глубокое воздействие на историческую науку, хотя многие западные исследователи, испытавшие прямо или косвенно их благотворное влияние, зачастую не задумываются об истоке этого теорети-ческого импульса. Советские ученые уделили значительное внимание анализу понятия 'цивилизация' (Халипов, 1972; Мчедлов, 1978; Маркарян, 1962). При этом цивилизация понимается как определенная ступень общественной истории, длительный период в развитии отдельных народов и мира в целом (Давидович, Жданов, 1979, с. 53). В советской науке в основном преобладает точка зрения, согласно которой под цивилизацией следует понимать со-циально-культурный комплекс или социально-культурные общности, форми-рующиеся на определенной стадии развития общества и принимающие специфические формы в разные исторические эпохи. Последнее обстоятель-ство имеет принципиально важное значение для правильного понимания общих закономерностей развития всемирной истории, проходящей ряд после-довательных формационных ступеней. Классики марксизма-ленинизма упо-требляли понятия 'древняя цивилизация', 'буржуазная цивилизация', ряд работ советских авторов посвящен проблеме коммунистической цивилизации (Мчедлов, 1976). Такой исторический подход, выделение эпохальных типов цивилизаций (рабовладельческий тип цивилизаций и т. п.) является прин-ципиальной позицией советских исследователей и кардинально отличен от релятивистских построений многих западных ученых. Крайнее проявление таких построений представляют воззрения А. Тойнби, рассматривающего цивилизации как особый, надэпохальный феномен, развивающийся по своим внутренним закономерностям и гносеологически опирающийся в данном случае на гипертрофию реальных явлений и отрицание общих закономер-ностей (Мыльников, 1979, с. 65). В результате всемирная история характери-зуется как мозаичное панно, составленное многолинейным развитием суве-ренных культур, рядом расположенных и сосуществующих, а не восприни-маемых как членение мирового социокультурного континуума (Давидович, Жданов, 1979, с. 168).
Вместе с тем для современного состояния исторической науки весьма показательно наличие тенденции к объективной оценке нуклеарной сущности
7
цивилизаций применительно к эпохе их возникновения. Так, Р. Адамс в своих работах последовательно связывает цивилизацию с классовым обще-ством, с системой политической и социальной иерархии, дополняемой адми-нистрацией и территориальным разделением, с организацией государства, а также с разделением труда, ведущим к выделению ремесел (Adams, 1966). В книге, посвященной эгейской цивилизации, К. Ренфрю при характеристике самого понятия 'цивилизация' также придает особое значение социальной стратификации и разделению труда (Renfrew, 1972, р. 7). Еще более опреде-ленно высказывается на этот счет К. Фланнери, по формулировке которого цивилизация - комплекс культурных феноменов, связанный с такой формой социально-политической организации, как государство (Flannery, 1972, р. 400). Правда, одновременно налицо и тенденция употребления понятия 'цивилизация' для целого ряда разнообразных и разноплановых явлений. В результате в литературе появляются 'цивилизации пастухов', исследова-тели древней Африки пишут о 'цивилизации лука', о 'цивилизации леса', о 'цивилизации копья' и наряду с этим о 'цивилизации городов' (Маке, 1974). Как справедливо отметил Д. А. Ольдерогге, в данном случае понятие 'цивилизация' практически однозначно понятию 'культурно-хозяйственный тип', употребляемому советской этнографией (Ольдерогге, 1974, с. 152). Нередко расхожее словоупотребление оказывается и данью моде, представляя собой скорее журналистское, чем научное стремление использовать яркий и броский термин.
В настоящей работе цивилизация будет рассмотрена на самом первом этапе своего развития, когда ее компоненты рождались в архаической среде и, посте-пенно кристаллизуясь, придавали качественно новый характер всей системе в целом. Изучаемый, особенно на формативной стадии, в значительной мере по материалам археологии внешний облик цивилизаций ярко характеризу-ется предметным миром культуры. По существу основные параметры цивили-зации как социально-экономической системы охарактеризованы в упомяну-том исследовании Ф. Энгельса. Как отмечал Ю. В. Качановский, из описания Ф. Энгельса видно, что для древних цивилизаций речь может идти о целом ряде показателей (Качановский, 1971, с. 249). В области экономики - это усовершенствование производства продуктов питания, развитие промыш-ленности, усиление общественного разделения труда вплоть до противополож-ности города и деревни, появление купцов-профессионалов и денег. В со-циально-политической сфере речь идет о наличии антагонистических клас-сов, государства, наследовании собственности на землю и, наконец, в сфере культуры - о письменности и искусстве. По существу эти признаки были раз-виты и дополнены Г. Чайлдом, широко использовавшим новые археологиче-ские открытия, неизвестные основоположникам марксизма-ленинизма. Спи-сок этот хорошо известен и неоднократно повторяется в работах многих исследователей (Childe, 1950; Васильев, 1976, с. 3). В десять признаков цивилизации, предложенных Г. Чайлдом, включены города, монументальные общественные строения, налоги или дань, интенсивная экономика, в том числе торговля, выделение ремесленников-специалистов, письменность и зачатки науки, развитое искусство, привилегированные классы и государство. Легко можно видеть, что в этом перечне первичные признаки социально-экономического характера прямым образом восходят к энгельсовской кон-цепции. Вместе с тем Г. Чайлд на основании археологических открытий правильно подметил, что неизменными спутниками первых цивилизаций были монументальные сооружения - культовые, светские или погребальные. В ходе происходившей в Чикаго в 1958 г. дискуссии по древним городам один из выступавших - К. Клакхолм предложил сократить список Г. Чайлда до трех признаков - монументальная архитектура, города и письменность (City invisible, 1960, p. 397; Daniel, 1968, p. 25). Эти три признака, соединен-
8
ные целой системой причинно-следственных связей с социальными и полити-ческими процессами, протекавшими в обществе, образуют видимую вершину огромного айсберга культуры первых цивилизаций. Указанная триада выра-зительно характеризует цивилизацию в первую очередь именно как культур-ный комплекс, тогда как социально-экономическую сущность данного явле-ния составляют появление классового общества и государства.
Остановимся кратко на общей характеристике триады. Памятники мону-ментальной архитектуры не только весьма впечатляют внешне, но и весьма показательны с точки зрения производственного потенциала создавших их обществ. В них как бы реализован прибавочный продукт, полученный данной экономической системой, отражен организованный уровень общества, умело использующего простую кооперацию. Именно объем вложенного труда отделяет первые храмы от рядовых общинных святилищ, для сооружения которых было достаточно усилий нескольких, а то и одной малой семьи. Исследователями произведены ориентировочные оценки труда, затраченного на сооружение монументальных строений первых цивилизаций. Так, олмек-ский храмовый центр Ла Вента в Мезоамерике расположен на острове, территория которого могла прокормить при существовавшей тогда системе подсечно-огневого земледелия лишь 30 семей. Однако трудовые затраты на возведение всего комплекса оценены американскими исследователями в 18 000 человеко-дней. Совершенно ясно, что Ла Вента - это культовый центр целого союза общин, располагавшегося на окружающей, довольно значительной территории (Drucker, Heizer, 1960, p. 36-45). При этом следует иметь в виду, что олмекская культура это еще ранний, формативный период мезоамериканской цивилизации (см. ниже, с. 247). Затем трудовые затраты на монументальные сооружения возрастают многократно. Для возве-дения Белого храма в шумерском Уруке, по одному из подсчетов, был необходим непрерывный труд 1500 человек в течение пяти лет (Чайлд, 1956, с. 206). По оценке китайских исследователей, для сооружения мощной крепостной стены в Чжэнчжоу требовался труд не менее 10 000 человек в течение 18 лет (Chang Kwang-Chin, 1971, p. 205). А Чжэнчжоу, как и олмекские комплексы, - всего лишь формативный период цивилизации, в данном случае древнекитайской (см. ниже, с. 217). Таковы были огромные производственные возможности первых цивилизаций, и неудивительно, что именно монументальные сооружения являются одним из ярких, маркиру-ющих признаков самого их существования.
Исключительно важное значение имело появление письменности. Ее со-здание отнюдь не было результатом отвлеченных умозрительных комби-наций, а насущной потребностью общества, вступающего в новую фазу своего развития. Для охотничьей или даже раннеземледельческой общины коли-чество информации, подлежащей передаче для сохранения стабильности хо-зяйства и культуры, было сравнительно невелико. Эта сумма знаний могла быть сообщена жрецами или шаманами устным путем при ознакомлении с духовным наследием своих предков или при обучении молодежи в ходе инициаций. Сложная социальная и экономическая система, которую пред-ставляли собой первые цивилизации, вела к скачкообразному увеличению самой разнообразной информации. Уже учет продукции и организация планомерных земледельческих работ требовали четкой регламентации. Со-здание подобия единой системы религиозных воззрений, заменяющей и вклю-чающей в себя локальные культы различных племенных центров, также нуждалось в кодификации и твердой фиксации. Эти факторы прямым обра-зом отражены уже в содержании первых письменных документов. Древней-шие протошумерские таблички из Урука - это детализированные учетные карточки, где фиксируется буквально все: размеры земельных наделов, выданный инструментарий, состав стад и многое другое. Близки по содер-
9
жанию таблички кносского и пилосского дворцов, где из года в год велись счетные бухгалтерские записи о количестве людей в рабочих отрядах, об объеме продукции, выполненной ремесленниками. Иньские гадательные над-писи отражают момент культовых действий, но в конечном счете зачастую нацелены на реальные хозяйственные, политические и общественные меро-приятия. Так, в одной из надписей мы читаем: 'Три тысячи человек привлечь к полевым работам?', в другой: 'Община (такая-то) соберет ли урожай в достаточном количестве?' (История древнего мира, 1982, с. 158). Следует иметь в виду, что обрядовые действия, в том числе запросы к небо-жителям, в полном соответствии с традициями, идущими из глубин перво-бытной эпохи, рассматривались как составная и необходимая часть самого трудового процесса. Недаром среди тех же древнекитайских текстов мы нахо-дим и такой: 'Ван повелел многим цянам (общинникам) совершать обряд плодородия на полях' (История древнего мира, 1982, с. 159). Наконец, стелы майя с календарными надписями наряду с культовым и престижным имели большое значение в планировании циклов аграрных работ.
В социальном плане введение письменности было важным явлением, выходящим на другую специфическую особенность первых цивилизаций эпохи - отделение умственного труда от физического. Это было логическим завершением производственной специализации, возрастанием которой отме-чены завершающие этапы первобытной эпохи. Именно такое разделение позволило обществу, взятому как единое целое, сосредоточить усилия отдель-ных групп на развитии искусства и разных форм положительных знаний. Еще Аристотель отмечал, что математические знания развились прежде всего в области Египта, ибо там классу жрецов было предоставлено время для досуга.
Появление письменности, бывшей в первых своих проявлениях весьма сложной системой, привело к возникновению новой профессии - писцов, обучение которых в специальных школах давало также и зачатки положи-тельных знаний. В ходе их воспитания формировались мировоззрение и социальная психология данной группы, в частности путем всяческого восхва-ления выбираемой профессии. Так, в одном из шумерских текстов к нера-дивому ученику обращено следующее поучение:
Труд писцов, собратьев моих, тебе не по нраву!
А ведь они по девять гуров зерна приносят!
Молодые люди! Любой из них десять гуров зерна отцу приносит,
Зерно, шерсть, масло, овец ему приносит!
Как уважаем такой человек!
Рядом с ним ты - не человек!
Поэзия и проза. . ., 1973, с. 140.
В данном случае и форма, и аргументация весьма показательны для прагматичной психологии шумерской цивилизации - упор делается на мер-кантильную сторону дела, даже на прямые материальные выгоды. С иных позиций утверждается значимость профессии писца в древнем Египте:
Построены были двери и дома, но они разрушены,
Жрецы заупокойных служб исчезли,
Их памятники покрылись грязью,
Гробницы их забыты.
Но имена их произносят, читая эти книги,
Написанные, пока они жили,
И память о том, кто написал их,
Вечна.
Стань писцом, заключи это в своем сердце,
Чтобы имя твое стало таким же.
Книга лучше расписного надгробья
И прочнее стены.
Поэзия и проза. . ., 1973, с. 103.
10
Здесь для обоснования значимости профессии писца предлагается этико-философский императив, убеждение идет с позиций духовных ценностей.
И монументальная архитектура, и письменность существовали не в безвоз-душном пространстве. Храмы и дворцы обычно украшали городские центры, в городах были сосредоточены и образованные кадры первых цивилизаций. Почти все огромное количество памятников иньской письменности, например, происходит из столичного Аньяна, тогда как на других, рядовых поселениях подобные находки единичны. Здесь мы выходим на третий важный признак первых цивилизаций - развитие поселений городского типа. Недаром, как мы видели, сама этимология понятия 'цивилизация' восходит к гражданской, городской общине. Именно в городах особенно интенсивно протекает процесс накопления богатств и социальной дифференциации, здесь располагаются центры хозяйственного и идеологического руководства, в городах концентри-руются специализированные ремесленные производства, увеличивается роль обмена и торговли, тогда как небольшие поселки сельских общин, как правило, остаются замкнутыми на системе самообеспечения силами своих членов, сложившейся в недрах первобытной эпохи. В последнее время изу-чению древних городов, процессов урбанизации в древних обществах уделя-ется большое внимание (Adams, Nissen, 1972; MSU; Дьяконов, 1973; Древние города, 1977; Гуляев, 1979). Неоднократно приходилось обращаться к этому вопросу и автору этих строк (Массон, 1979в, 1981а; Masson, 1981b).
Город был институтом, зарождавшимся в недрах первобытного общества и символизирующим наступление новой эпохи. Именно это обстоятельство подчеркивал Ф. Энгельс, когда писал: 'Недаром высятся грозные стены вокруг новых укрепленных городов: в их рвах зияет могила родового строя, а их башни достигают уже цивилизации' (Маркс, Энгельс, т.21, с. 164). Города представляли собой крупные населенные центры, выполнявшие специ-фические функции в общественной системе. Вопрос о количественных параметрах поселений городского типа тесно связан с демографическими показателями, сложившимися в различных хозяйственных системах. В усло-виях поливного земледелия Древнего Востока концентрация населения была весьма высока, и здесь вполне применим критерий, предложенный Г. Чайл-дом, согласно которому поселения с числом жителей более 5000 человек можно считать городами. В других регионах эти параметры выглядят иными. В определенной мере это касается такой особенности городских центров, как плотность застройки. В частности, в Новом Свете наряду с городскими центрами со сплошной застройкой встречаются рассредоточенные поселения (Гуляев, 1979, с. 108 и след.). Значимость древних городов определялась их функциями. В первую очередь они выполняли функции центра сельско-хозяйственной округи, центра ремесел и торговли, а также роль своего рода идеологического лидера. Именно в городах располагались главные храмы страны, и нередко наличие культурного центра было одним из важных стимулов формирования в данном месте поселения городского типа. С этой функцией связана и другая черта внешнего облика древних городов - нали-чие высотной застройки. Монументальные храмовые комплексы определяли архитектурный силуэт древних городов Месопотамии. Функционально анало-гичны древневосточным городам и дворцовые центры крито-микенского общества. Рассредоточенная застройка многих древних центров Мезоамерики не может скрыть их чисто городских функций.
Культурный комплекс первых цивилизаций представлял собой сложный организм, в котором активно взаимодействовали все основные элементы, в том числе и идеологические. Значение идеологии и социальной психологии древних обществ зачастую недооценивается как в общих разработках, так и при конкретном анализе, порой выходящем вольно или невольно в первую очередь на социально-экономический детерминизм. Изучению реальной роли
11
и значения такой могучей силы, как идеология, уделяется неоправданно мало внимания. Между тем идеология, формируясь под воздействием эко-номических и социальных факторов, обладает известной самостоятельностью по отношению к создавшему ее базису. Как отмечал Ф. Энгельс, '. . .мы видим, что, раз возникнув, религия всегда сохраняет известный запас представлений, унаследованный от прежних времен, так как во всех вообще областях идеологии традиция является великой консервативной силой' (Маркс, Энгельс, т. 21, с. 315). Переход к цивилизации был связан и с суще-ственными изменениями в области идеологии, когда формировались новые идеологические каноны, облеченные, как правило, в религиозные формы. Именно в пору первых цивилизаций идеологическая сфера, систематизиро-ванная и централизованная, стала поистине огромной силой. Средства идео-логического воздействия были направлены на обоснование и поддержание новых правопорядков, устанавливаемых на земле. Так, пышные погребаль-ные обряды, грандиозные царские захоронения объективно были способом идеологического воздействия на рядовых общинников, утверждали в умах и чувствах идею величия власти правителя, возвышающегося над своими подданными. Соответственные изменения происходят и в традиционных мифологических схемах. В повествованиях о сотворении мира настойчиво подчеркивается, что люди, обязанные своим существованием богам-созидате-лям, должны прилежно трудиться во имя этих богов, наведших в мире порядок.
Значение древних цивилизаций как культурных систем, важным призна-ком которых является упомянутая выше триада, заставляет специально обратиться к вопросам изучения процесса культурогенеза по материалам археологии, образующим основной массив источников для изучения данной эпохи.
Глава 2. ИЗУЧЕНИЕ КУЛЬТУРНОГО ПРОЦЕССА ПО МАТЕРИАЛАМ АРХЕОЛОГИИ
Изучение отдельных компонентов цивилизаций как социально-культурных систем и генезиса структур этого типа как целостных организмов предусмат-ривает привлечение разного рода источников, в том числе и данных археоло-гии. Связь предмета археологической науки с миром культуры на первый взгляд лежит на поверхности явлений, что, в частности, нашло отражение в появлении в 30-40-е гг. в СССР термина 'история материальной куль-туры', заменившего слово 'археология' в наименовании головного археоло-гического института страны. Однако дальнейшая разработка этого круга во-просов показала, что подобная связь является многомерной, а порой и весьма опосредствованной, особенно в свете усиливающегося внимания к теоретическим проблемам культурологии.
Как известно, многие фундаментальные понятия науки носят сложный полифункциональный характер. Коллизии, возникающие в археологической науке особенно на интерпретационном уровне в связи с широко применяемым понятием 'археологическая культура', связаны со смещением акцентов, когда на термин, однозначный только на уровне омонимов, подсознательно переносится нагрузка разных уровней исследования, да по существу и раз-ных наук, в которых этот термин имеет различное значение и передает явления, различные по объему и содержанию. Термин 'культура' исполь-зуется в ряде наук на разнообразных процедурных уровнях - и в аспекте узко служебного употребления, и как базовое, методологическое понятие, важнейшая философская категория.
Разработки советских культурологов существенно продвинули проблему определения понятия культуры, хотя и наблюдается тенденция к ее безгра-нично расширенному толкованию, как бы подменяющему понятие 'общество'. Феномен культуры рассматривается в первую очередь как система регуляти-вов человеческой деятельности, существующих в формах внешней (объектив-ной) и внутренней (субъективной) предметности. В. Е. Давидович и Ю. А. Жданов справедливо подчеркивают, что именно через категорию человеческой предметной деятельности понятие 'культура' как социально-философская категория может быть введено в общий строй категорий марк-систско-ленинской философии (Давидович, Жданов, 1979, с. 28). Эти авторы в своей монографии считают возможным выделить три морфологических среза или слоя культуры: материальную культуру, в которой на первом плане находится преобразовательная, практически-предметная деятельность; духов-ную культуру с ее механизмами действия и получаемыми результатами и как особый морфологический слой художественную культуру (Давидович, Жданов, 1979, с. 194 - 206). Н. С. Злобин предпочитает говорить о материаль-ных и духовных формах предметного бытия культуры (Злобин, 1980, с. 45-56; Вавилин, Фофанов, 1983, с. 145). Много внимания уделяет различ-ным аспектам культуры как глобального явления всемирной истории один из активных советских культурологов Э. С. Маркарян (Маркарян, 1969, 1973, 1983). По его мнению, понятие 'общество' выражает строение, а 'куль-тура' - способ деятельности коллективного субъекта действия - социаль-ной системы (Маркарян, 1969, с. 64). Возможно, это излишнее увлечение уровне-вым положением культуры, поскольку социальная система и есть общество, для которого при таком подходе культура - способ деятельности. В одной из последних работ Э. С. Маркарян справедливо подчеркивает, что именно благодаря культуре человеческая деятельность обладает универсальными
13
по своим потенциям преобразовательным и возможностями. При этом отмечается, что в ходе адаптации человека к окружающей среде приспосо-бительный эффект достигается средствами 'социокультурной перестройки человеческих индивидов путем универсального преобразования внешней и внутренней сред их обитания' (Маркарян, 1981а, с. 146). На этой важней-шей стороне культуры, выводящей нас на системы жизнеобеспечения, мы еще остановимся в дальнейшем. Наряду с этим исследователи отмечают, что культура обладает относительной самостоятельностью и ее этапы отнюдь не повторяют дословно этапы социально-экономического развития (Давидо-вич, Жданов, 1979, с. 235). Наиболее наглядно это выступает при тенденции к сохранению жесткой системы ценностей, регулируемой обычаями и тради-циями.
Не вдаваясь в детали осуществляемых разработок, нельзя не признать, что понятие культуры является важнейшей категорией исторического мате-риализма (Межуев, 1977, 'с. 13). Для изучения всемирно-исторического процесса важно наличие эпохальных срезов или типов культуры - культуры первобытной эпохи, эпохи рабовладельческих обществ и т. д. Вместе с тем многообразие конкретного исторического процесса находит отражение и выра-жение в локальных культурных способах адаптации исторических общностей людей к тем или иным средам обитания (Маркарян, 1981а, с. 151). Это особенно ярко проявляется в первобытную эпоху с ее возможностями, ограниченными производственным потенциалом и соответственно культурно-хозяйственными типами.
<В целом следует вычленять различные типы культур в зависимости от ранга изучаемых явлений (Маркарян, 1985; Арутюнов, 1985). Так, эпохаль-ный тип культуры отражает закономерности наиболее широкого плана, зача-стую конвергентного характера, связанного с определенной ступенью социально-экономического, технологического и культурного прогресса (рис. 1). Второй тип культуры - это региональный, ограниченный прост-ранственно-временными рамками, в пределах которых формопроявления носят специфический и зачастую неповторимый характер. Следует иметь в виду, что в отличие от географического региона культурный регион является более динамичным понятием, его границы и содержание подвер-жены значительным временным изменениям, хотя многие черты стабильности в конечном итоге восходят к тем же явлениям географического и, шире, экологического характера. Для археологии такой уровень анализа, как регио-нальный тип культуры, особенно важен. На одном из заседаний методоло-гического семинара в ЛОИА В. С. Бочкарев справедливо подчеркнул, что обычно археологические культуры в качестве устойчивых культурных общно-стей возникают не как единичные феномены, а целыми блоками. Такие блоки включают культуры, близкие по ряду формопроявлений, что хорошо видно на культурах степной зоны Евразии. В древнеямном, срубном, ката-комбном, андроновском и других комплексах отчетливо проявляется как некая общая подоснова региональный тип культур, реализуемый, в частности, в устойчивом наборе специфических артефактов. Другим примером явля-ются раннеземледельческие культуры Ближнего Востока от Иерихона и Джармо до Джейтуна. Наконец, третий уровень, или третий тип культуры, - это локальный. В данном (случае локальная культура является конкретной единицей, соответствующей в материалах археологии древнему обществу как устойчивой социально-культурной системе. Взаимодействие и разный удель-ный вес элементов эпохального, регионального и лекального характеризуют одну из сторон конкретного исторического процесса.
В аспекте подобных исследований археологические материалы занимают совершенно определенное место. Они представляют собой выборку некогда реально существовавшей культуры (в культурологическом понимании этого
14
Рис. 1. Типы культур древней эпохи в Средней Азии и на Среднем Востоке.
I. Эпохальный тип культуры
термина) общества первобытной или докапиталистических эпох в ее пред-метно-продуктивном аспекте. Этот непреложный факт заставляет обратить особое внимание на культурологические разработки, поскольку именно они позволяют в значительной мере определить информационные возмож-ности данных археологии, особенно при исторических и социологических реконструкциях.
До перехода к вопросам культурологической интерпретации в археологии необходимо кратко остановиться на процедуре исследования археологических объектов. Здесь имеется довольно много вариантов, и нередко они носят чрезмерно усложненный характер, вступающий в явное противоречие с реально существующим материалом. При однолинейном построении уровней процедур предлагалось их значительное число, вплоть до семи, и теорети-чески это количество может быть увеличено до значительных пределов. Важным аспектом является введение системы прямых и обратных связей между уровнями, что было особенно подчеркнуто английским археологом Д. Кларком (Clarke, 1968).. Его книга 'Аналитическая археология' явилась весьма примечательной попыткой уточнения археологической методологии, хотя на исторических реконструктивных построениях отрицательно сказа-лась узость, свойственная структурному подходу. В целом нет сомнений в том, что процедура должна носить циклический и вместе с тем динамичный характер при тесной взаимосвязи и взаимодействии различных циклов, или ступеней, исследования (Бочкарев, 1975).
Следует дифференцировать различные виды объяснений данных археоло-гии, требующие каждый особого подхода и соответственно методических
15
Рис. 2. Процедура научного анализа в археологии.
приемов обработки и анализа материалов. Это в самом общем изложении - археологическая, социологическая и культурологическая интерпретации. В зависимости от направленности объяснительной стратегии строится и вся совокупность соответствующих процедур. Рассмотрим последовательно раз-ные виды этих объяснений (рис. 2).
Археологическая интерпретация как важное научно-исследовательское направление полностью находится в рамках археологической науки. Она свя-зана в первую очередь с выяснением положения, выявленного на уровне экс-перимента, раскопок, разведок нового объекта или группы объектов в ряду уже известных археологических комплексов. В целом это большой раздел археологической систематики, организующий массовый материал в блоки для последующего анализа. Основные задачи здесь две. Это выяснение поло-жения вновь открытых объектов во времени и в ряду ранее известных комплексов и культур.
Определение положения во времени осуществляется при помощи ряда ме-тодик, начиная со стратиграфии. Основной для археологии типологический метод имеет здесь важнейшее значение, так же как при культурологической и социологической интерпретации. Но классификационная система и набор признаков в каждом случае будут различными в зависимости от поставленной задачи. Иными словами, описание ведется с учетом последующих объяснений. Другим важным предварительным этапом является критика источника, вы-яснение его познавательных возможностей. По существу частным случаем применения типологического подхода является метод сериации, когда сопоставляются устойчивые процентные соотношения различных типов изде-лий в том или ином комплексе. При этом имеется в виду, что общие закономерности культурогенеза ведут к повторяемости в одновременно существующих наборах этих соотношений.
16
Аналогичным образом решаются и вопросы положения исследуемых объектов в системе ранее известных комплексов. Здесь также используется типологический метод. При типологии и классификации в данном случае особое значение имеют морфологические признаки. Постановка задачи иссле-дования может оказать влияние и на стадии раскопок (стадия опыта, эксперимента), поскольку главной целью при решении вопросов культурной принадлежности памятника является получение представительной выборки. Подобная источниковедческая обработка материалов представляет собой важнейшую составную часть исследования в археологии, захватывая все три этапа процедуры - опыт, описание и объяснение.
Археологическая интерпретация образует обязательный предварительный этап для последующей социологической или культурологической интерпре-тации. Только материалы, прошедшие обработку на уровне хронологической систематики, могут быть полноценно использованы в последующем анализе в этих типах объяснения. Это обязательное предварительное условие всех последующих операций. Двумя важнейшими элементами логической про-цедуры являются постановка задачи и внутренняя критика источника, опре-деляющая объем и характер содержащейся в источнике информации. Форму-лировка задачи существенно воздействует и на раскопки памятника. Так, при постановке вопросов изучения общественных структур совершенно необходимы раскопки на поселении группы жилищ, одновременно существу-ющих в течение определенного отрезка времени, а могильника - целиком или его существенной части. В зависимости от постановки задач социологи-ческой интерпретации - по изучению общественных структур древних об-ществ или функционировавших некогда хозяйственных систем - типология и классификация могут строиться на различных основаниях, когда придается особое значение совершенно определенным наборам признаков (функции ору-дий, размерам жилищ и т. п.). Учет специфики исследовательской про-цедуры в зависимости от поставленной задачи и оценка информативности имеющегося материала составляют основное условие при всех видах объяс-нения.
Культурологический подход имеет важное значение уже на уровне археологической систематики. Именно он позволяет утвердиться в заключе-нии, что археологическая культура представляет собой не искусственное классификационное образование, а объективную реальность. Остановимся подробнее на этом вопросе.
Культура является фундаментальным понятием археологической система-тики, применяемым на источниковедческом уровне организации материала, предшествующем любым историческим интерпретациям. Поэтому определе-ние археологической культуры должно исходить в первую очередь и прежде всего из материалов археологии (Захарук, 1964; Каменецкий, 1970; Грязное, 1969; Федоров-Давыдов, 1970; Массон, 1971а). В общей форме под археоло-гической культурой следует понимать реально существующую совокупность связанных между собой объектов (артефактов), определенным образом огра-ниченных во времени и пространстве. В таксономической системе и на процедурном уровне культура - понятие, следующее за типом и признаком. Признак, тип и культура образуют простейшую систему понятий вертикаль-ной иерархии. Подобно тому как тип представляет собой устойчивое соче-тание признаков, устойчивое сочетание типов даст культуру (Массон, 1972; Бочкарев, 1975). Наряду с вертикальной цепочкой признак-тип-культура разрабатывается и система понятий горизонтальной иерархии. Распростра-ненной и удобной в обращении является трехчленная система: локальный вариант-культура-культурная общность, которую зачастую, смешивая уровни исследования, именуют этнокультурной. В пределах определенного региона эти подразделения, естественно, характеризуются количественным
17
нарастанием территориальных параметров, но не их. следует считать главным в выделении соответствующих комплексов. Подобно тому как статистически устойчивое сочетание типов позволяет обосновывать выделение археологиче-ской культуры, выделение подразделений горизонтальной иерархии может: быть определенным образом квантифицировано (Clarke, 1968, с. 287-317; Массон, 1976а, с. 3-7).
Вместе с тем все эти понятия не являются абстрактной комбинацией исследователей, а в конечном итоге отражают реальные процессы и явления, происходившие в истории общества, и в частности в сфере куль-туры. Это касается прежде всего такого кардинального понятия, как археоло-гический тип, относительно объективной реальности которого было немало противоречивых рассуждений. Как известно, важнейшей особенностью куль-турного процесса является стереотипизация, благодаря которой происходит приобщение членов общества к достигнутым результатам (Маркарян, 1973; Абрамян, 1978; Типы в культуре, 1979)'. Под стереотипизацией понимается принятие новых технологий или моделей действия множеством людей в пре-делах соответствующих групп (Абрамян, 1978, с. 91). Поставлен вопрос и о развитии этого явления во времени с параллельным усложнением форм стереотипизации, начиная с простого механизма подражания. По мере произ-водственного прогресса возникает такая ферма стереотипизации, как стандар-тизация, обособляющаяся в особую сферу производства, выпускающего стан-дарты (Абрамян, 1978, с. 94). Ранние этапы соответствующих явлений мы видим еще в глубокой древности, как например в керамическом произ-водстве с внедрением гончарного круга. Стандартные типы сосудов массового ремесленного изготовления широко используются археологами при различ-ного рода исследовательских операциях. Сходные процессы происходят и в металлообработке на основе техники литья в типовых моделях в условиях повышенного спроса на определенные виды изделий, в частности на оружие. Следует заключить, что именно процесс стереотипизации археологи наблю-дают в материальном воплощении артефактов. Более Того, сама возможность археологической типологии заложена в стереотипичности культуры, ее 'эталонном' характере. Это одно из проявлений реальной, объективной основы, на которой зиждется группировка и организация археологических материалов, объединяемых в комплексы, культуры и другие подразделения. Вместе с тем выделение этих общностей чисто археологическая операция самой археологической науки и здесь особенно опасно даже терминологиче-ское смещение уровней. Особенно неудачно введение термина 'этнос' в само определение археологической культуры, хотя именно этнические различия во многих случаях и будут в конечном итоге причиной существования устой-чивых культурных различий, наблюдаемых археологами. На источниковедче-ском уровне организации материала необходимо говорить лишь о культурной общности, которую отнюдь не следует подменять понятием 'этнокультурная'. Выделенные на основании археологического анализа устойчивые общности, и в частности культуры, могут иметь разное историческое содержание, соответствовать и целым цивилизациям (Хараппа), и крупным историко-этно-графическим общностям (Андрон, Кельтеминар), и небольшим племенным группам.
Археологические материалы содержат обширную информацию для изуче-ния образа жизни древних обществ и культуры жизнеобеспечения, поддержи-вающих функционирование всей культурной и общественной системы как мегакомплекса. Г. Е. Марков характеризует образ жизни как совокупность типичных условий жизни, норм и форм жизнедеятельности, взаимоотноше-ний людей, отношения общества к окружающей среде (Марков, 1978, с. 17). В более формализованном определении под образом жизни понимается устой-чиво воспроизводимая объективация человеческой деятельности и жизнедея-
18
тельности, взятая в 'фактах повседневности' (Марксистско-ленинская тео-рия. . ., 1983, с. 191; Злобин, 1976). При этом имеется в виду повседневная жизнь, в цельности ее различных сфер и областей, начиная от трудовой деятельности и участия в общественно-политической жизни и кончая бытом и досугом. Именно предметный аспект повседневной жизни древних людей ежедневно и ежечасно изучается археологами, раскапывающими древние жилища и поселения, где чаще и проще встретить рядовой, массовый материал, чем данные, отражающие экстраординарные процессы и ситуации. Систематизация этой информации, освещающей образ жизни и общие типо-логические черты древних коллективов, имеет весьма важное значение для анализа исторических процессов. Именно образ жизни позволяет изучать общие закономерности, в том числе социально-экономические, в их конкрет-ном многообразии (Марксистско-ленинская теория..., 1983, с. 197).
Поскольку археология изучает древние культуры преимущественно в их предметно-продуктивном аспекте, она может особенно ярко осветить вещный мир культуры. Нельзя не признать, что в последнее время именно вещам уделяется мало внимания и, следуя своего рода моде на формализацию, находимые археологами объекты трактуются в первую очередь как артефакты без последующего анализа стоящей за ними социокультурной сферы. Вместе с тем философы особое значение придают предметной форме передачи со-циального опыта, стилю бытования в мире материальной культуры. При этом подчеркивается, что с вещами связан уклад жизни, они являются объектами социокультурных отношений, играют роль в воспитании и закреплении принятого в данной среде поведения и образа мышления (Культурный прогресс, 1984, с. 76). В этом отношении особенно интересно такое массовое явление, как расписная керамика поры ранних земледельцев, покрытая сложными узорами, представляющая собой, как травило, целый семанти-ческий 'комплекс (Рыбаков, 1:965, ? 1, 2). Помимо декоративной и эстети-ческой функций многие сосуды подобного типа овеществляли художествен-ную форму хранения и передачи информации и, находясь в повседневном употреблении, служили средством передачи аккумулированной идеологиче-ской традиции. Исчезновение росписи на посуде или ее резкое сокращение, наблюдаемое во многих цивилизациях Старого Света с наступлением периода ремесел (керамика Урука, Лушаня, Намазга V), помимо прочих факторов явно было связано с идеологическими сдвигами и изменениями в способах хранения и передачи информации, особенно с внедрением архаических систем письменности.
Необходимо подчеркнуть важное начинание группы этнографов и культу-рологов, обратившихся к вопросам культуры жизнеобеспечения (Культура жизнеобеспечения..., 1983). Она рассматривается как подсистема, вклю-чающая такие компоненты, как поселения, жилища, пища, одежда, и непо-средственно направленная на поддержание жизнедеятельности людей. В ос-новном культура жизнеобеспечения лежит в сфере материальной культуры, но ее соционормативный пласт отражает ряд аспектов духовной культуры - ритуально-культурный, престижный, эстетический и некоторые другие (Культура жизнеобеспечения.. ., 1983, с. 9). В целом культура жизнеобеспе-чения представляет собой часть культуры, непосредственно направленную на поддержание жизнедеятельности ее носителей, и функционирует преимуще--ственно в сфере потребления. Грань между первичным производством мате-риальных благ и завершающими этапами как раз проходит на уровне культуры жизнедеятельности, когда блага принимают форму, окончательно направленную на удовлетворение жизненных потребностей (Культура жизне-обеспечения. .., 1983, с. 57). Нетрудно заметить, что археология по своим информативным потенциям обладает большими возможностями для изучения систем жизнеобеспечения древних обществ, тесно связанных с типами обра-
19
зов жизни. Из других подсистем культуры при подобном рассмотрении можно отметить еще три: производственную, соционормативную и познавательную (Арутюнов, 1985). При этом для характеристики производственной под-системы, связанной с производством и воспроизводством материальных благ, орудий и средств производства, в данных археологии можно почерпнуть наиболее обширную информацию. Соционормативная подсистема, включа-ющая мораль, право, обычаи, ритуалы, значительную часть религиозных институтов, менее обеспечена археологическими материалами, во всяком слу-чае при первом, поверхностном подходе. В действительности, возможности изучения, скажем, культов и обычаев при использовании этнографических и общетеоретических моделей здесь тоже немалые, если выйти за трафарет-ную характеристику любого непонятного артефакта как просто 'культового' без последующего содержательного анализа. Наконец, выделяется познава-тельная подсистема, представляющая собой совокупность научных и эмпири-ческих знаний и опыта, а также включающая область познания, связанную не с рациональными, а с эмоциональными аспектами, каким, например, явля-ется искусство. И в этой сфере археологические материалы потенциально содержат определенную информацию. В частности, данные технологического анализа и эксперимента позволяют осветить многие аспекты, связанные со стихийным накоплением положительных знаний, со своего рода преднаукой.
Культурология позволяет подойти к изучению самой динамики и внутрен-него содержания процесса культурогенеза. Этот механизм во многом опреде-ляется взаимодействием старого и нового, традиций и инноваций (рис. 3). Этнографы и культурологи проделали большую работу по изучению культур-ных традиций и инноваций. В этом отношении плодотворным является проведенное в Ереване в 1978 г. совещание по методологическим проблемам изучения этнических культур (Методологические проблемы. . ., 1978; Суха-нов, 1979; Традиции..., 1978). Ю. В. Бромлей определяет традиции как компоненты или стороны культуры, характеризующиеся устойчивостью, пре-емственностью, повторяющиеся из поколения в поколение (Бромлей, 1973, с. 67 - 68). Одним из компонентов традиций являются обряды или ритуалы, выступающие в данном случае как средство социального регулирования. В результате мы видим стереотипные формы массового поведения, выража-ющиеся в повторении стандартизированных действий (Бромлей, 1973, с. 70, 71). В этом отношении сам термин 'традиция' недалеко отошел от своего первоначального значения в латинском языке - передача, предание.
В более общем плане в традиции можно видеть механизм самосохранения, воспроизводства и регенерации конкретной культуры как системы, когда тра-диции включают в себя процесс и результаты стереотипизации как концен-трированное выражение социально-исторического опыта (Маркарян, 1978, с. 50; Абрамян, 1978, с. 91-96; Типы в культуре, 1979). Под инновацией понимается введение новой технологии и новых моделей деятельности, причем создание таких моделей происходит путем абстрагирования стереоти-пичных объектов и функций и соединения их в нестандартной комбинации (Абрамян, 1978, с. 95).
В археологической науке, исследующей предметный мир культуры, инно-вации, связанные с утверждением в обществе новой технологии или новой модели деятельности, находят отражение в появлении и распространении новых типов артефактов, что может быть четко определено методом археоло-гической типологии и подтверждено количественным анализом (Массон, 1981в, с. 38-42). Определение факта перерыва традиций и распростране-ния инноваций на материалах, составляющих объект археологии, устанавли-вается на основе анализа различных категорий источников (керамики, крем-невых орудий, металлических изделий, погребальных обрядов), изучаемых в их археологической выборке. Определение порога инновации, качественного
20
Рис. 3. Формирование инноваций в процессе культурогенеза.
и количественного соотношения нового и традиционного имеет принципиаль-ное значение для организации самого археологического материала, выделения как археологических культур, так и отдельных этапов их развития.
Взаимодействие традиций и инноваций отражает сложный, диалектиче-ский характер культурогенеза. На археологических материалах можно наблю-дать, как отдельные инновации, пройдя стереотипизацию, четко фиксируемую типами артефактов, превращаются в традиционные элементы культурного комплекса (рис. 4). Типологический метод позволяет проследить и постепен-ную изменяемость нововведений, отражающую своего рода адаптацию к куль-турной системе в целом. Преемственность культуры при таком механизме следует диалектическому закону снятия или отрицания, являющемуся усло-вием и моментом развития и вместе с тем моментом связи нового со старым. При взаимодействии аспектов преодоления, сохранения и восхождения на новый, более высокий этап происходит отбор сохраняемых культурных форм и их удержание с органическим включением в новое целое (Давидович, Жда-нов, 1979, с. 241). Вообще надо сказать, что творческое использование материа-листической диалектики еще мало распространено в археологии, где исследо-ватели практически ограничиваются эволюционными моделями, подкрепля-емыми методами графического анализа. Однако совершенно ясно, что, напри-мер, рассмотрение смены археологических культур, хорошо известное архео-логам на эмпирическом уровне, с позиций диалектического закона перехода количественных изменений в качественные и обратно позволит глубже и пол-нее исследовать прошлое древних племен и народов и оставленные ими культуры (Массон, 1986в). И этническая ассимиляция, и культурная адапта-ция представляли собой не упрощенные механические явления, а в первую очередь именно диалектический процесс.
Смена типов артефактов представляет собой по существу факторологи-ческий скелет процесса, где, как мы все время стремимся подчеркнуть,
21
весьма важно использование культурологических разработок и понятий. Это их значение возрастает на собственно культурологическом интерпретацион-ном уровне анализа археологических материалов. Такая интерпретация должна производиться не сама по себе, в рафинированной среде абстрактных категорий, а в тесной связи с другими явлениями, с учетом всего археологи-ческого материала и всей суммы содержащейся в нем информации. Про-цессы преемственности и инноваций представляют собой не изолированный феномен, а одно из проявлений функционирования общества. Их необходимо анализировать с учетом производственного потенциала данного общества, его социальной структуры, возможностей культурно-хозяйственной системы в це-лом. Так, инновации стереотипизируются, а затем интегрируются в культур-ную систему только в том случае, если они воспринимаются социальной средой и не происходит процесса отторжения. При анализе преемственности важно различать общие и локальные традиции. Первые во многом связаны с технологическими достижениями, что хорошо видно на примере широчай-шего распространения однотипных кремневых индустрий. Сфера традиций
22
Рис. 5. Культурные традиции на примере печатей бронзового века Маргианы.
общего характера все более расширяется с развитием общества, особенно с распространением городского образа жизни. Локальные же традиции осо-бенно важны при выделении археологических культур и таксономически близких им подразделений. При содержательном анализе причинно-следст-венного механизма инноваций необходимо учитывать основные области их проявления - технологию, обыденную культуру и идеологию. После подоб-ной дифференцированной оценки возможна реальная постановка вопроса об источниках инноваций, которые могут быть связаны и с конвергентным развитием, и с диффузией, и с единством происхождения. В общем плане происходящие культурные изменения, или культурная трансформация, могут быть подразделены на три разновидности (Арутюнов, 1985). Первая - это спонтанная трансформация, когда инновации в основном складываются как культурные мутации, развитие идет за счет внутренних механизмов и сти-мулов. Вторая разновидность - это стимулированная трансформация, когда культурные изменения происходят под косвенным воздействием внешних импульсов, но без прямого заимствования (рис. 5). И, наконец, третья разно-видность, хорошо известная археологии начиная с первых этапов ее развития как особой отрасли знания, - это прямое заимствование.
Остановимся на конкретном примере, взятом из материалов, характеризу-ющих раннеземледельческие культуры юга Средней Азии (табл. 1).
Сопоставление отдельных составных элементов комплексов Анау IA и неолитической Джейтунской культуры позволяет наметить как определен-
23
Таблица 1. Традиции и инновации в комплексе Анау IA
|
Категории объектов |
Неолитические традиции |
Инновации |
|
Техника домостроительства |
__ |
+ |
|
Подквадратные дома |
+ |
|
|
Удлиненные дома |
- |
+ |
|
Окраска интерьера |
+ |
|
|
Погребения- |
|
|
|
скорченное положение |
+ |
- |
|
ориентация |
+ |
- |
|
посыпка охрой |
+ |
- |
|
Керамическое производство: |
|
|
|
технология |
Примесь |
Примесь |
|
|
самана |
песка |
|
типы форм |
- |
+ |
|
орнаментальные композиции |
- |
+ |
|
Керамические изделия |
|
|
|
статуэтки людей |
+ |
- |
|
статуэтки животных |
+ |
- |
|
фишки для игр |
+ |
- |
|
пряслица |
- |
+ |
|
Кремневая индустрия: |
|
|
|
типы заготовок |
- |
+ |
|
типы вторичной обработки |
- |
+ |
|
типы изделий |
- |
+ |
|
Кремневые орудия |
|
|
|
зернотерки |
+ |
- |
|
ступки ' |
+ |
- |
|
ядра для пращи |
+ |
- |
|
Медные изделия |
- |
+ |
ные местные традиции, так и инновации, столь заметные на археологических материалах. Прежде всего обращают на себя внимание явления, связанные с инновациями в области технологии: применение в домостроительстве сыр-цового кирпича, введение металлургии, использование в керамическом произ-водстве в качестве отощителя песка вместо рубленой соломы, новые виды орудий труда, появление пряслиц и каменных мотыг. Поскольку в данном случае имеется в виду развитие технологии, можно было бы заключить, что перед нами результат естественной эволюции местного общества, могущего, правда, использовать и уже сложившиеся технологические приемы путем прямого заимствования. Однако заметные инновации наблюдаются и в сфере культуры. Так, весьма показательна полная смена по сравнению с Джейтун-ским периодом кремневой индустрии, рассматриваемой как устойчивое сочетание типов изделий, заготовок и обработки. В комплексе Анау IA изме-нения наблюдаются по всем этим трем составляющим, что явно указывает уже на иную культурную традицию. О культурных инновациях свидетель-ствует и распространение новых композиций росписи и элементов орнамента. Только 25 % орнаментальных мотивов сохраняют неолитические традиции. Показатели культурной традиционности, которые могут быть возведены к Джейтунскому культурному пласту, содержат общие для многих ранне-земледельческих культур элементы (мелкая пластика, фишки для игры, ступки, терки, охра в погребениях) и признаки, более тесно увязанные с традициями Джейтунской культуры как специфической археологической общности (типы домов, элементы орнаментации керамики). Первые по су-ществу связаны с эпохальным типом культуры.
24
Естественно встает вопрос об анализе причин наблюдаемых нововведений. При этом немалое значение имеют данные погребений как источника, чутко реагирующего на этнические изменения и дающего материал для антропо-логической характеристики древнего населения. Погребальный ритуал Джей-тунских захоронений и погребений времени Анау IA в принципе одинаков: умершие помещались в скорченном положении на боку, тела их посыпались охрой, погребения совершались на территории поселка. Для обоих археоло-гических комплексов показательна и неустойчивая ориентировка - преи-мущественно на север, северо-восток и северо-запад, но в отдельных случаях и на юго-запад. Антропологический состав поселения времени Анау IA - Монджуклы-депе, по материалам погребений, в известной мере напоминает картину, устанавливаемую по сочетанию в комплексе Анау IA местных традиций и сторонних инноваций. Наряду с типичными для раннеземледель-ческих культур Средней Азии и Ирана черепами, относимыми к вариантам восточносредиземноморского европеоидного населения (Гинзбург, Тро-фимова, 1959; Трофимова, 1961), здесь представлен череп, обнаруживающий дравидоидные черты, свойственные населению экваториального типа Южной Индии (Энеолит СССР, 1982, с. 20). Таким образом, данные антропологии говорят о возможном появлении нового населения. Это позволяет объяснить отмеченные выше культурные инновации переселением племенных групп, бывших, вероятно, и носителями новой технологии. Элементы, восходящие к местной неолитической традиции, в таком случае скорее всего отражают сложный характер процессов культурной и, видимо, этнической ассимиля-ции, когда местное население, частично инкорпорированное пришельцами в систему своих родовых общин, сохраняло ряд традиций, как например в расписной керамике. Вопрос об источнике инфильтрации - это уже проб-лема конкретной отрасли археологической науки, занимающейся данным кругом памятников. В этом случае, по мнению большинства исследовате-лей инноваций, им были районы Центрального Ирана (Энеолит СССР, 1982, с. 20).
Различные формы культурной трансформации могут быть рассмотрены на примере Средней Азии античной эпохи (Массон, 1986а). На первом этапе культурные изменения здесь носят в ряде отношений скачкообразный харак-тер, инновации связаны со стимулированной трансформацией (рис. 6). Имеют место и прямые заимствования. Культурные инновации наблюдаются в раз-личных сферах материальной культуры и воплощены в новых типах артефак-тов. Генетически большинство инноваций связано с эллинистическими воз-действиями. В результате даже массовая народная культура претерпевает значительные изменения. В керамическом комплексе распространяются открытые формы, некоторые типы сосудов прямым образом следуют эталонам Эллады. Таким образом, изменения затрагивают и подсистему жизнеобеспе-чения, поскольку функционально керамическая посуда обеспечивала при-готовление и употребление пищи. Показателен расцвет коропластики. Он идет как бы второй волной, поскольку традиция терракот бронзового века практически заглохла в пору раннего железа, возможно, не без связи с зоро-астрийским вероучением. Многие типы ранних терракот явно следуют элли-нистическим образцам. Локальное начало стойко проявляется в сырцовой архитектуре. Однако трактовка декорообразующих элементов, часто следую-щих модифицированным образцам греческих ордеров, бесспорно отражает прямые заимствования. Таким образом, спонтанная трансформация исходного пласта сочетается, а порой и сосуществует с греческим началом, относительно которого прослеживаются две особенности. Во-первых, массированный поток инноваций вливается прежде всего в элитарную субкультуру. Во-вторых, эллинистические компоненты шире всего представлены в крупных центрах как обязательный элемент именно урбанистической культуры. Отмечено,
25
Рис 6. Типы культурной трансформации в Средней Азии в античную эпоху.
что, например, в сельских поселениях Парфиены отсутствует активное воз-действие эллинистической культуры
На втором этапе, в кушанской эпохе, налицо прежде всего спонтанная трансформация ориентально-эллинистического пласта, который вступает в фазу органического синтеза. Дальнейшее воздействие греческих, а затем и римских эталонов в целом было не очень велико и органически вписывалось в местный постэллинистический комплекс. Здесь немаловажную роль играли коммерческие связи. Торговля ювелирными и художественными произведе-ниями объективно играла роль культурного обмена. Другим источником стимулированной трансформации были культурные традиции Индии, про-никающие, в частности, с распространением буддийских догматов. Сравни-тельно непродолжительным, но ощутимым было воздействие кочевого мира степной Азии. Таким образом, мощный очаг среднеазиатских урбанизиро-ванных культур античной эпохи, так же как и в древневосточную эпоху, формировался в условиях скрещения различных традиций и культурного синтеза.
Важным аспектом в изучении поступательного развития человеческого общества является исследование культурного прогресса. Этому вопросу уделяется особое внимание в философской литературе (Культурный прогресс, 1984), ему был посвящен симпозиум, проходивший в Ереване в 1982 г., на котором анализировались конкретные археологические материалы (Куль-
36
турный прогресс в эпоху... , 1982). Прогресс рассматривается как тип и на-правление развития от менее совершенного к более совершенному, но не всегда эти изменения ведут к структурному усложнению. Наблюдается как прогресс системы в целом, так и прогрессивное развитие отдельных ее ком-понентов. Диалектический характер развития определяет и то обстоятельство, что прогресс системы в целом включает в себя одновременно регресс отдель-ных ее элементов, связей и функций (Кон, 1967, с. 379 - 380). Соответствен-ным образом регресс характеризуется как тип развития от высшего к низшему, как деградация, понижение уровня организации, возврат к пережившим себя формам и структурам. Сложный, противоречивый характер истори-ческого и культурного процесса заставляет с вниманием отнестись к обеим категориям, характеризующим происходящие изменения. Как известно, В. И. Ленин специально подчеркивал, что рассматривать ход истории, игно-рируя гигантские иногда скачки назад, 'недиалектично, ненаучно, теорети-чески неверно' (Ленин, т. 30, с. 6). При общем поступательном характере хода мировой истории нам известны яркие примеры упадка, дезинтеграции, возврата на более низкий уровень развития (Массон, 1983а). Таковы упадок, хараппской цивилизации и крито-микенского общества Греции, когда от структур раннеклассового типа и государства произошел возврат к перво-бытной эпохе с утратой ряда существенных компонентов социокультурной системы, в частности письменности. Почти столь же резкое замедление темпов развития с утратой ряда высокоорганизованных элементов культурной сис-темы происходит на Балканах, где поразительный расцвет раннеземледель-ческих культур поры энеолита, включающий социальную дифференциацию, нашедшую отражение в варненском некрополе и пиктографических табличках Тартарии, сменяется бедными комплексами эпохи бронзы (Массон, 1969, 1982; Черных, 1976). Видимо, ранние земледельческо-скотоводческие и ско-товодческо-земледельчеекие общества Балкан и прилегающих областей, приблизившись в разной степени к порогу цивилизации, исчерпали в данной природной и исторической ситуации возможности конкретных культурно-хозяйственных систем, после чего наступает общественный катаклизм и наб-людается культурный регресс. М. Г. Гаджиев на археологических материалах убедительно поставил вопрос о культурном регрессе, имевшем место в Да-гестане на одном из этапов поры палеометалла (Гаджиев, 1982, с. 9 - 12). Возможно, это явление распространялось на весь регион Северного Кавказа, характеризуя постмайкопский период.
Культурный прогресс при определенной специфичности его параметров не был замкнутым или изолированным, а обусловливался прогрессом в со-циальной сфере и в экономике. Оптимизация (для своей эпохи) производи-тельных сил была важной его предпосылкой. Сама социальная структура образовывала творческий фон (в зависимости от ситуации как позитивный, так и негативный), на котором шло формирование художественных и куль-турных ценностей (Культурный прогресс, 1984, с. 17).
Показательна динамика культурного прогресса в разных зонах в эпоху палеометалла. В поясе земледельческо-скотоводческих культур аридной зоны масштабное введение металла в культуру не знаменовало; кардинальных изменений, а скорее зафиксировало максимальный расцвет уже сложившейся культурной системы. В степной зоне Евразии и в ряде примыкающих к ней областей прогресс в эпоху палеометалла был особенно впечатляющ (Массон, 1982в). Прежде всего, что особенно важно, он осуществлялся в сфере произ-водства материальных ценностей и вел к большей эффективности производ-ственных процессов и повышению производительности труда. Немалую роль здесь сыграло использование такого внеличностного источника энергии, как тягловая сила животных. Но решающее значение в прогрессе производ-ства той эпохи приобрело развитие горного дела, металлургии и металлооб-
27
работки с ее дифференциацией на такие отрасли, как специализированная деятельность кузнецов, литейщиков, ювелиров, оружейных мастеров. Для огромной зоны вне рамок древневосточной ойкумены это было технологиче-ское основание второго крупного общественного разделения труда. Новая тех-нология, особенно литье, позволяла быстро получать стандартные серии ору-дий, легко поддающиеся тиражированию. В данном случае резкое повышение производительности изготовления орудий труда, а не производительность самих орудий, не всегда превосходящих в этом отношении изделия с наборным кремневым рабочим краем, было решающим и определяющим фактором прогресса.
Важной чертой культурного прогресса эпохи палеометалла было повы-шение уровня коммуникабельности и темпов распространения информации. Необходимость обмена и широких контактов была заложена в самом матери-альном производстве эпохи бронзы, употреблявшем различные металлы, залежи которых распространены значительно реже, чем выходы кремня или обсидиана. Усилению связей способствовало и распространение колесного транспорта. Значительное развитие получает знаковая форма коммуникаций, причем особое значение приобретают разного рода символы. Целый ряд сим-волических, или, как обычно они характеризуются в археологической лите-ратуре, культовых, предметов способствовал накоплению, закреплению и передаче опыта, превращенного из индивидуального в социальный. Эта сторона культуры, широко представленная в археологических материалах, еще не исследована должным образом. Достаточно указать на так называемые штандарты и жезлы, известные и в Майкопе, и в Гисаре, и в Аладжа-Хююке, и в палестинских комплексах. Поскольку связь символа с символизируемым явлением, как правило, мотивирована (Артановский, 1981, с. 34), сами сим-волы становятся фокусом, видимым сосредоточением более или менее отвле-ченных истин.
Нельзя не отметить, что исторический тип культур, сложившихся в ре-зультате прогресса в эпоху палеометалла в степной зоне Евразии, отличается повышенной степенью общности. Эта возросшая общность связана и с един-ством технологии, органической частью которой было развитие обмена, и с более оживленным общением, облегчаемым прогрессом транспортных средств. В результате технологические, культурные и идеологические инновации, определяющие в сумме направленность прогрессивного развития, сравни-тельно быстро распространяются на огромных территориях. Складывается особый региональный или даже эпохальный тип культур степной бронзы. Скорость распространения нововведений скачкообразно возрастает в связи с широким использованием коня как средства передвижения.
Культурологические аспекты имеют немаловажное значение и при анализе по материалам археологии процесса формирования первых цивилизаций. Коренные перемены в сфере социально-экономических отношений и соци-ально-политических структур сопровождались кардинальными изменениями в сфере культуры. Сложился качественно новый культурный комплекс, который собственно и есть цивилизация. Для культуры большей части пер-вобытной эпохи был характерен традиционализм, когда наблюдается в основ-ном повторение процесса в прежнем объеме и на прежнем техническом основании. Теперь многие компоненты культуры подвергаются трансфор-мации в результате утверждения в обществе новой технологии и новых мо-делей действий. В предметном мире культуры, известном нам в его археоло-гической выборке, это прослеживается в появлении и широком распростра-нении новых типов артефактов (Массон, 1982е; 1984, с. 56 - 59).
При рассмотрении культуры эпохи формирования цивилизации можно видеть, что инновации охватывают в равной мере сферу технологии, обыден-ной культуры, в значительной мере связанной с образом жизни, и сферу
28
идеологии. В области технологии основные изменения происходят в ремеслах. Например, для Ближнего Востока наибольшую роль сыграли нововведения в металлургии, гончарном производстве и строительном деле. Успехи тепло-техники, применение новых инструментов (гончарный круг и др.) привели к тому, что все большее распространение получает стандартизация. В строи-тельном деле, широко осваивающем высотные и монументальные постройки, также наблюдается выработка канонов и модулей, происходит становление архитектуры в собственном смысле слова. В соответствии с новыми цен-ностными ориентациями, утвердившимися в обществе, новые технические возможности реализуются как дифференциация и специализация ремесел. Среди ремесел в особые производства выделяются оружейное дело, глиптика, ювелирное производство. Недаром в письменных документах уже для времени Урука IV упоминается не менее 80 различных должностей и профессий.
Большое значение имели новые потребности в уровне коммуникации и особенно - качественный скачок объема информации, подлежащей хранению и передаче для обеспечения функционирования общества как сложной соци-альной и хозяйственной системы. В результате складывается письменность, развиваются различные виды транспорта, и прежде всего - колесные эки-пажи. Последние обеспечивали новый объем хозяйственных, культурных и политических связей и взаимодействий: от транспортировки сырья до переброски воинов. Возрастает многообразие информационных каналов, в числе которых немаловажную роль приобретают регулярные ярмарки, храмовые празднества и другие массовые обрядовые действия.
На обыденной культуре помимо роста общего благосостояния и удовлетво-рения потребностей широкого спектра особенно резко отразилось выделение групп лиц или социальных страт, обладающих различной долей обществен-ного богатства. Это видно по дифференциации образа жизни, отраженной в жилых комплексах, бытовом инвентаре и погребальных обрядах. Возрастаю-щая специализация деятельности способствовала отделению умственного труда от физического. Об этом помимо появления школ писцов свидетель-ствует развитие неприкладного искусства, оставившего подлинные шедевры индивидуального художественного творчества. В условиях усиливающейся социальной дифференциации из утилитарных и престижно-знаковых функ-ций инноваций все большее значение приобретают вторые. При этом прес-тижность воспринимается в основном не как личный авторитет, а как при-надлежность к определенному общественному слою, что закрепляется и в мире вещей. В сфере идеологии также идет выработка новых стереотипов в связи с институализацией власти и сакрализацией должности и функций правителя. При этом частично используются элементы привычных для общинных масс аграрных культов и мифологических схем мироздания.
Исходным пластом культурного комплекса цивилизации, в котором ин-новации представлены столь широким спектром, была культура первобытного общества, но этот исходный пласт претерпел кардинальную трансформацию. Формирование инноваций шло двумя путями: через изобретение, или куль-турную мутацию, т. е. путем спонтанной трансформации, и через заимство-вание, или метисацию, т. е. путем стимулированной трансформации. Первый путь имеет особое значение. Повторяемость отдельных компонентов культур-ного комплекса первых цивилизаций далеко не всегда может быть объяснена заимствованием в условиях действия так называемого феномена первоначаль-ного открытия, о котором много писал в нашей литературе Л. С. Васильев (Васильев, 1976). Например, как справедливо подчеркивает И. М. Дьяконов, путь выработки графических знаковых систем для передачи речи принад-лежит к универсалиям человеческой культуры, и словесно-слоговая письмен-ность изобреталась неоднократно и более или менее одинаковым путем (Дья-конов, 1976, с. 6). На вопрос об имманентном создании инноваций как куль-
29
турных мутаций обратил особое внимание в ряде работ Э. С. Маркарян. Он подчеркивает, что механизм творческих инноваций выполняет функции мутаций (Маркарян, 1978, с. 86). Вместе с тем в данном случае речь идет не об отождествлении принципиально разных явлений, изучаемых в биологии и обществоведении, а об установлении между ними структурного и функцио-нального подобия (Маркарян, 1981б). Независимое создание инноваций, или культурная мутация, носит сложный диалектический характер и включает, как отмечалось выше, аспекты преодоления; сохранения и восхождения на новый, более высокий этап. Без глубокого изучения этого механизма невоз-можно понимание закономерного! характера возникновения и развития первых цивилизаций, формирующихся в совершенно различной культурной среде и на гигантском территориальном удалении.
Разумеется, это отнюдь не умаляет значения такого фактора, как куль-турное заимствование, особенно широко представленное во вторичных ци-вилизациях, где оно наблюдается в сфере технологии, утилитарных объектов, а также в сфере престижно-знаковой. Однако такое заимствование, как пра-вило, происходит на основе селекции, которая обеспечивает адаптацию заимствований и сводит к минимуму реакцию отторжения местной социо-культурной средой. В результате наблюдается тот внутренне сложный про-цесс, который назван выше стимулированной трансформацией.
Для изучения археологических материалов обществ сложной социальной структуры весьма важное значение имеет подчеркнутое С. А. Арутюновым различие утилитарных и престижно-знаковых функций культурных инно-ваций (Арутюнов, 1978). Определенные явления и объекты, заимствуемые при престижном перепаде, могут и не иметь утилитарного значения, по-скольку заимствование идет в среде элитарных слоев населения, для которых заимствованные инновации служат средством утверждения своего особого положения в данной социокультурной среде. Этим обстоятельством следует объяснять широкое распространение на определенном этапе престижно-знаковых символов, как например уже упоминавшихся жезлов, псевдобулавок и штандартов, а также других эталонов, связываемых с представлениями об особом, более высоком или, во всяком случае более престижном образе жизни. Как отмечает С. А. Арутюнов, Япония, например, пережила два периода интенсивного заимствования культурных инноваций - первый раз на про-тяжении VI - VIII вв., когда шло освоение ряда корейско-китайских эталонов, и второй - в конце XIX - начале XX в. под влиянием европейских стан-дартов. Каждый раз массированный поток инноваций проникал прежде всего в быт господствующих классов и слоев (Арутюнов, 1978, с. 103-104). Пока-зательно совпадение данных периодов с решающими рубежами социально-экономического развития - становлением классового общества и государства в первом случае, когда, кстати, этими же факторами было обусловлено рас-пространение и насаждение буддизма как новой государственной религии, и формирование капиталистического общества - во втором. По материалам археологии подобное распространение культурных инноваций, в том числе и престижно-знаковых или сохраняющих лишь эту свою функцию, хорошо прослеживается на завершающих этапах первобытного строя, когда повсе-местно происходит выделение военной аристократии и идеологических лидеров.
Здесь мы подходим к одной важнейшей особенности культуры поры первых цивилизаций - ее внутренней дифференцированности, связанной с выделением элитарной субкультуры. Хорошо известно ленинское положение о наличии в каждой национальной культуре наряду с господствующей бур-жуазной культурой элементов демократической и социалистической культуры (Ленин, т. 24, с. 120 -121). Советские исследователи неоднократно обраща-лись к этому положению, развивали его и конкретизировали. Так, В. А. Ры-
30
баков указал на наличие в культуре Киевской Руси княжеско-дружинной культуры, которой было свойственно в первую очередь стремление к репре-зентативности (Рыбаков, 1970). По сути дела, эпоха первых цивилизаций и была тем первым периодом, когда отчетливо произошло это расщепление единого культурного потока в условиях формирования общества социального неравенства и классовых противоречий. Типы объектов, входящие в состав элитарной субкультуры, по идее и принципу обычно взяты из массовой, народной культуры, но переработаны профессиональными мастерами со-гласно запросам социальной среды. Это был один из важнейших путей фор-мирования культурных инноваций и создания качественно нового культур-ного комплекса в тот период. Зачастую подобные стереотипы с течением времени теряли элитарный, престижно-знаковый характер и, по образному выражению С. А. Арутюнова, спускаясь по социальной лестнице вниз (Ару-тюнов, 1979), вновь становились элементами всеобщей, народной культуры. Выделение особой подсистемы элитарной субкультуры составляет специ-фическую черту культурного комплекса первых цивилизаций. Можно ис-пользовать для характеристики культуры этого периода и такой прием, как коэффициент актуализации. Он был предложен для характеристики худо-жественной культуры (Бернштам, 1978)., но может иметь и более широкое значение. Имеется в виду мера актуализации предшествующего опыта, и в тех случаях, когда актуальным признается все наследие и только наследие, создается 'абсолютно консервативная культура' с коэффициентом актуали-зации, равным единице. Такое положение характерно для большинства этапов развития первобытного общества. Haoбоpoт, когда ничего из созданного ранее не используется и признаются актуальными лишь вновь создаваемые цен-ности и эталоны, формируется, разумеется в виде теоретической модели, 'абсолютно новаторская культура' с коэффициентом актуализации, равным нулю. При таком подходе коэффициент актуализации культурного комплекса первых цивилизаций, насыщенного инновациями во всех основных сферах (технология, обыденная культура, идеология), может быть определен как равный приблизительно 0.5. Это обстоятельство, так же как и формирование элитарной субкультуры, позволяет характеризовать культуру первых циви-лизаций как качественно новое явление. Скорее всего, с точки зрения куль-турогенеза сложение цивилизации можно рассматривать как своего рода культурную революцию, находящуюся в теснейшей причинно-следственной связи со становлением классового общества и государства. Вместе с тем куль-турные инновации, определившие, каково бы ни было их происхождение, принципиально новый облик первых цивилизаций, пройдя стадию культурной интеграции, сами становятся традиционными элементами в цивилизациях Старого и Нового Света. Некогда динамичные и передовые, эти культурные комплексы, пройдя порог инноваций, становятся традиционными и, как мы знаем по Древнему Востоку, консервативными в большинстве форм своего проявления. Следует иметь в виду, что качественные культурные преобра-зования, происшедшие за относительно короткий срок в пору становления первых цивилизаций, принципиально отличались от культурной революции, происходящей, в условиях строительства социализма. Ленинский план духов-ного обновления общества, план культурной революции предусматривал в первую очередь совместную, организованную, сознательную деятельность масс трудящихся прежде всего через приобщение к элементарной культуре (Злобин, 1980, с. 231-233; Кии, "1967). Бесспорное величие культурных достижений первых цивилизаций не должно заслонять того факта, что их фундаментом была глубокая социальная и культурная разобщенность об-щества, и оформление этой разобщенности в специфические культурные эталоны и модели с высоким коэффициентом престижности составляло сущность эпохи и происшедших перемен. Начинался долгий и трудный путь
31
развития культуры через полярные, хотя и нередко взаимопроникающие системы противостояния, которые ликвидирует лишь новая бесклассовая формация.
Советские философы специально подчеркивают, что 'уровень культурного прогресса общества измеряется объемом создаваемых в обществе духовных ценностей, масштабом их распространения и глубиной их освоения челове-ком' (Культурный прогресс, 1984, с. 43). Культурные ценности, создавав-шиеся в эпоху первых цивилизаций, зачастую не выходили на широкую арену, оставались достоянием определенных слоев и профессиональных групп. Уже сама сложность систем древнейшей письменности резко ограничивала распространение грамотности. Узость социальной базы прогрессивных явле-ний в культуре обусловливала и внутреннюю слабость древнейших цивили-заций, порой исчезавших как культурный феномен с перерывом традиций в целом ряде сфер культурного прогресса.
Глава 3. РАННЕЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКАЯ ЭПОХА - ИСТОКИ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Археологические открытия, сделанные после второй мировой войны сначала в Старом Свете, а в последние десятилетия и в Америке, убедительно пока-зали, что исходным пластом первых цивилизаций были раннеземледельческие культуры, само формирование которых ознаменовало начало кардинальных перемен в хозяйстве и культуре первобытной эпохи. Далеко не случайно то обстоятельство, что именно в зоне распространения древнейших оседлозем-ледельческих или земледельческо-скотоводческих культур мы находим и первые цивилизации. Переход к земледельческо-скотоводческой экономике, когда сокращается необходимое рабочее время и резко повышается обществен-ное благосостояние, положил начало цепной реакции совершенствования домашних производств, которое в конечном итоге привело к отделению ре-месла от земледелия, что коренным образом изменило структуру экономи-ческого базиса древних обществ. Во многих других сферах деятельности, от выработки культурных эталонов до идеологических инноваций, в ранне-земледельческих комплексах могут быть прослежены прямые истоки циви-лизации. Однако этот процесс отнюдь не был автоматическим. Далеко не повсеместно развитие раннеземледельческих обществ нашло завершение в быстром и самостоятельном формировании первых цивилизаций. Для более подробного рассмотрения этого процесса необходимо дать краткий обзор древнейших очагов раннеземледельческих культур, устанавливаемых архео-логией.
Предпосылки формирования данных типов обществ и их хозяйственной основы освещены достаточно полно в ряде специальных работ (Массон, 1971в, с. 133 - 140; Braidwood, 1973; Mellaart, 1975). Переход к экономике, осно-ванной на производстве продуктов питания, был обусловлен как благопри-ятными природными условиями, сложившимися в ряде регионов, так и, что имело первостепенное значение, факторами, возникающими в среде самого человеческого общества. К числу факторов социальной группы относятся: достаточно высокий уровень техники; наличие высокоразвитой экономики, ориентированной на присвоение имеющихся в природе продуктов питания; зачатки положительных знаний; значительная плотность населения, затруд-нявшая расширение территории, на которой природные ресурсы эксплуати-ровались традиционными методами. Природные условия в данном случае можно рассматривать в двух аспектах: как благоприятствующие возникнове-нию новых способов получения продуктов питания и как способствующие наибольшему развитию земледелия и скотоводства. Эти аспекты соответ-ствуют двум различным этапам развития экономики нового типа: ее зарож-дению и окончательному торжеству. На первом этапе главную роль играло наличие исходных диких форм культивируемых растений и домашних жи-вотных. Затем на первый план выступает экологическая ситуация, благопри-ятствующая максимальному эффекту новых форм хозяйственной деятель-ности, когда вырабатываются их особые типы с разной производительностью.
При всех успехах археологии Нового Света и Дальнего Востока основной объем информации, позволяющей достаточно разносторонне характеризовать процесс формирования раннеземледельческих культур, по-прежнему нам доставляет Ближний Восток и некоторые примыкающие к нему области (Массон, 1982б; Masson, 1983a). Для Передней Азии можно говорить в настоя-щее время о трех основных центрах формирования и развития раннеземле-дельческих культур.
33
Особый центр, или культурную зону, образовывали на Ближнем Востоке иордано-палестинские комплексы, для которых общей чертой было их фор-мирование на основе натуфийского мезолита. Наиболее известным и наиболее ярким памятником является докерамический Иерихон, хотя полученные на нем археологические материалы опубликованы в малой степени (Kenyon, 1959, 1960b; Массон, 1964б, с. 72-81). К северу от Мертвого моря, в долине р. Иордан расположен холм Телль-эс-Султан, представляющий собой руины упоминаемого в Библии города Иерихона. Однако Телль-эс-Султан содержит не только остатки поселения II тыс. до н. э., стены которого, по преданию, рухнули от звуков труб осаждавших его войск. Систематические раскопки открыли здесь целый ряд последовательных наслоений VIII -VII тыс. до н. э., объединяемых в два комплекса - докерамический неолит А и доке-рамический неолит Б. Их подстилают руины стойбища натуфийской общины, и материалы рисуют прямой генезис местной культуры на основе этих мезо-литических традиций. Поселение поры докерамического неолита А (VIII тыс. до н. э.) занимало площадь около 4 га и было окружено обводной стеной, сложенной из камня. Неоднократно перестраивающаяся эта стена имеет толщину 1.6 м и местами сохранилась на высоту 4 м. Около стены находилась и круглая башня диаметром 7 м и высотой 8 м. Сама башня была сложена из камня, наверх вела ступенчатая лестница. Однако, судя по всему, это не башня крепостной стены, а сооружение особого назначения, выполнявшее многие функции, в том числе наблюдение за окрестностями, откуда можно было ожидать вражеского нападения. За стеной располагались дома, постро-енные из сырцового кирпича, еще не изготовлявшегося в специальных фор-мах. Одна сторона кирпича была плоской, а другая овальной. Примечателен не только строительный материал, но и сами дома первого этапа иерихонской культуры. Они имеют в плане форму круга или овала, причем в ряде случаев представляют собой полуземлянки, поскольку от входа внутрь дома ведут понижающиеся ступени или просто наклонный спуск. Несомненно, эта архаическая форма глинобитных домов происходит от овальных полуземля-нок и хижин мезолитического периода. Камень заменили кирпичи, сформо-ванные из глины с примесью соломы, но план жилищ остался прежним. Усопших погребали в пределах поселения под полами жилищ. Отсутствие у некоторых погребенных черепов говорит о существовании обычая помещать их в особое место, что представлено в материалах докерамического неолита Б.
Кремневая индустрия Иерихона, генетически восходящая к натуфийскому мезолиту, характерна именно для охотничьего хозяйства. Здесь мы видим многочисленные наконечники стрел небольшой величины и с миниатюрным черешком. Вместе с тем показательно, что геометрические орудия отсут-ствуют. Довольно часто встречаются и разнообразные резцы, употребляв-шиеся при обработке дерева и разделке шкур. Распространены также сверла и проколки, но практически отсутствуют скребки. Вероятно, роль скоблящих орудий выполняли какие-либо некремневые изделия. С земледелием, по-видимому, связаны грубые мотыги и многочисленные вкладыши от серпов, для которых употреблялись пластины, часто имевшие на поздней фазе зуб-чатую ретушь. Наряду с кремнем нередко используется обсидиан. Изучение отпечатков зерен в сырцовых строениях Иерихона А показало, что здесь представлены ячмень и пшеница-однозернянка (Hopf, 1969). Исходные дикорастущие формы этих зерновых представлены в Палестине, и, скорее всего, именно они были одним из источников благосостояния натуфийских племен. Иерихон А с его прочной оседлостью и развитым строительным делом уже полностью раннеземледельческое поселение.
Дальнейший прогресс происходит в период докерамического неолита Б (VII тыс. до н. э.). Большинство западных исследователей вслед за К. Кеньон предполагают, что здесь имел место полный перерыв традиций и что насе-
34
ление поры Иерихона А, удалившееся неизвестно куда, заменили некие пришельцы с севера. О таком полном разрыве едва ли приходится говорить, особенно учитывая сохранение преемственности в погребальных обрядах. Правда, распространившаяся в пору Иерихона Б пшеница-однозернянка не имеет прототипов в местной флоре, но она могла попасть с севера как с при-шельцами, так и в результате культурных контактов. Из новых черт прогрес-сивного развития примечательны успехи в области домостроительства.
Строения приобретают прямоугольный план, более соответствующий тем возможностям, которые предоставляла сырцовая архитектура. Основным типом жилого строения теперь является крупная прямоугольная комната размером 6.5X4 или 7X3 м. Около таких комнат теснятся небольшие кле-тушки, игравшие роль хозяйственных складов и закромов. Между домами располагались небольшие дворики, где происходило приготовление пищи, поскольку именно здесь встречены очаги и толстые слои золы. Пол жилых помещений покрыт известковой штукатуркой, часто окрашенной в красный или кремовый цвет. В одном случае на полу даже отмечены остатки несложной росписи в виде ветви растения. В разные цвета окрашивались стены: до метровой высоты, видимо, шла красная панель, а выше стены были кремового цвета. Под полами помещений в ряде случаев были найдены черепа, распо-ложенные иногда в определенном порядке. На лицевую часть некоторых черепов надета глиняная маска, воспроизводившая лепку мягких тканей. Вставленные в глазницы раковины каури дополняли впечатление челове-ческого лица, моделированного зачастую с большой тонкостью и изяществом. Некоторые из глиняных масок имеют следы росписи, подчеркивавшей волосы или усы. Скорее всего, в подобном обряде нашло отражение одно из про-явлений культа предков.
Для кремневой индустрии показательно широкое распространение нако-нечников стрел, обработанных отжимной ретушью и имевших небольшой черешок. Довольно много сверл, вкладыши серпов обладают зубчатым краем, что существенно повышало производительность этого орудия. Камень служил для изготовления ступок, зернотерок и различных сосудов, большей частью в виде чуть вогнутых дисков. Миниатюрные топорики-тесла из зеленого полированного камня имеют незначительную величину. При помощи костя-ных орудий плелись циновки - их отпечатки обнаружены на полах помеще-ний. Примечательно, что они имеют овальную форму, являясь, скорее всего, наследием того времени, когда существовали не прямоугольные, а овальные дома. Из глины лепились небольшие фигурки людей и животных. Существо-вали и более крупные скульптуры людей, выполненные почти в натуральную величину. Они изготовлялись из глины, покрывавшей каркас из связок тростника, и раскрашивались в красный цвет.
В пору Иерихона Б происходило развитие и в сфере получения продуктов питания. Размеры зерен ячменя чуть увеличиваются, что, видимо, было прямым следствием искусственного возделывания и во всяком случае увели-чивало урожайность. Охота еще играла большую роль, на что указывает значительное число костей газели, находимых при раскопках. Встречены также кости овцы, козы, свиньи и осла, причем только относительно козы можно говорить, что это животное было уже домашним в пору докерамиче-ского неолита. Собака, ставшая спутником палестинских племен еще в пору натуфийского мезолита, сопровождала на охоту и жителей Иерихона. Ви-димо, третьим домашним животным был кот, появление которого следует прямым образом сопоставлять с созданием запасов зерна.
Культура иерихонского типа отмечена на целом ряде памятников Восточ-ного Средиземноморья. Наиболее тщательные исследования были проведены на многослойном поселении Бейда, находящемся близ Петры, в 320 км к югу от Иерихона (Kirkbride, 1968). Нижняя часть домов здесь возведена из камен-
35
ных плит, пол и стены покрывала известковая обмазка. В центре комнат находились приподнятые над полом очаги, а вдоль стен были устроены ка-менные сиденья. В небольших строениях производились разного рода про-изводственные работы - изготовление костяных орудий, бус из камня и морских раковин. Начинались первые шаги по использованию глины не только для небольших фигурок, но и для посуды - в Бейде найден обломок сосуда, вылепленного из глины, но еще не обожженного. Изобретение кера-мики, столь необходимой для ранних земледельцев с их разнообразными продуктами питания, было лишь делом времени.
Судя по всему, в особый центр раннеземледельческих культур следует выделить Малую Азию, хотя здесь и прослеживаются некоторые черты, общие с иерихонской традицией. К концу VIII-началу VII тыс. до н. э. относятся нижние напластования поселения Хаджилар на юго-западе Малой Азии с глинобитными домами, в которых полы тщательно обмазаны и зало-щены. Пол и стены покрывались красной краской, встречена и несложная геометрическая роспись, производившаяся красным по кремовому фону. Керамика отсутствует, но найдены обломки каменных сосудов. Костяные шилья, кремневые и обсидиановые вкладыши серпов и каменный полирован-ный топор дополняют характеристику этой культуры. Двухрядный ячмень уже возделывался искусственно, но также практиковались сборы дикорасту-щей пшеницы-однозернянки. На полах некоторых домов обнаружены чело-веческие черепа, что в определенной мере перекликается с обрядами, прак-тиковавшимися на поселениях иерихонской культуры (Mellaart, 1975, р. 95).
Важным памятником, рисующим постепенный прогресс земледельческо-скотоводческой культуры Малой Азии, является Чейюню-тепеси (Cambel, Braidwood, 1971; Braidwood а. о., 1974). Выявленные здесь пять фаз развития ориентировочно датируются 7250-6750 гг. до н. э. Уже со второй фазы появляются дома, основания стен которых выложены из камня. Полы домов покрыты ровным слоем известковой обмазки и окрашены в оранжево-розо-ватый цвет. На протяжении всех фаз глиняная посуда отсутствует, хотя имеются глиняные фигурки животных. Кремневые микролитоидные орудия безраздельно господствуют в производстве, но встречаются и отдельные из-делия из кованой меди.
Эволюция хозяйства на Чейюню-тепеси уже сейчас прослеживается достаточно определенно. В двух нижних фазах мы застаем комплексную охотничье-земледельческую экономику. При этом среди орудий труда около 10 % составляют вкладыши серпов с явственно видимой заполировкой от интенсивного использования. Основной добычей охотников был зубр, второе место занимал олень. Число костей зубра и оленя вдвое больше, чем число костей барана и козла. Домашняя собака была в это время единственным прирученным животным. В поздних фазах Чейюню-тепеси хозяйство при-обретает более сложный характер: охоту вытесняет, хотя и не заменяет пол-ностью разведение мелкого рогатого скота - коз и овец. Число костей этих животных в количественном отношении в 13 раз превышает число костей оленей и зубров. Земледельцы Чейюню-тепеси возделывали исключительно пшеницу, как двузернянку, так и однозернянку. Показательно отсутствие ячменя, этой излюбленной культуры Древнего Востока: среди нескольких тысяч зерен найдено лишь три зерна дикого ячменя.
Необычайный расцвет местной оседлоземледельческой культуры харак-теризует поселение Чатал-Хююк, расположенное в плодородной Конийской долине и датирующееся второй половиной VII - первой половиной VI тыс. до н. э. (Mellaart, 1967; 1975, р. 98-111). Здесь в это время существовало более 20 небольших оседлых поселений, но именно Чатал-Хююк, занимающий площадь в 13 га, был наиболее значительным из них и, скорее всего, играл роль центра для местных общин (рис. 7).
36
Поселение было тесно застроено небольшими домами, возведенными из крупного сырцового кирпича прямоугольного формата. Из глины в домах устраивались невысокие платформы и сидения типа скамьи. Некоторые такие дома с интерьером, оформленным сюжетными росписями и глиняными рельефами, безусловно являются святилищами. Останки усопших помеща-ли под полами домов, причем мягкие ткани предварительно счищались и ингумации предавались кости, завернутые в одежды или циновки. Иногда могилы посыпали красной охрой. Широко распространен погребальный инвентарь. С женщинами клали ожерелья, разного рода браслеты, каменные мотыги, костяные шпатели и ложки. В мужских погребениях представлены каменные навершия булав, обсидиановые кинжалы, наконечники дротиков и стрел, костяные застежки от поясов.
Основной орудийный набор Чатал-Хююка составляют каменные и кос-тяные орудия. Главным сырьем для их изготовления служил обсидиан, обра-батываемый с помощью отжимной ретуши, доведенной до филигранного мастерства. Знакома была ковка самородного металла, имеются медные и свинцовые бусы, но это новшество никак еще не влияло на основной орудий-ный комплекс. Сравнительно малочисленна глиняная посуда, обычно темно-лощеная или темно-желтого цвета. В верхних напластованиях памятника появляется и редкая керамика с орнаментом в виде красных полос. Много-численные бусы изготовлялись из синего или зеленого апатита с тонкими отверстиями для продевания нити. Потребности в посуде, видимо, в значи-тельной мере удовлетворялись деревянными изделиями. Они в большом числе были обнаружены в могилах, причем формы этих деревянных сосудов исклю-чительно разнообразны. Здесь имеются и плоские блюда с фигурными высту-пами-ручками, и кубки на ножках, и коробочки разных форм с плотно при-легающими крышками. Плетеные и деревянные изделия повлияли на форму глиняных сосудов Чатал-Хююка.
Основу экономики этого важного центра раннеземледельческой культуры составляли земледелие и скотоводство. Культивировалось 14 видов растений; среди них главную роль играли пшеницы, однозернянка и двузернянка, а также голозерный ячмень и горох. Косточки миндаля и фисташки могут указывать на получение из них растительных масел. Обнаружено также много семян крапивного дерева, и существует предположение, что из него варили вино, которое позднее было известно в этих районах. К числу домашних жи-вотных принадлежал крупный и мелкий рогатый скот. Была также как нас-ледие более ранней эпохи распространена охота на быка и благородного оленя, изображенная на ряде фресок в древних святилищах.
Примечательной особенностью чатал-хююкской культуры является вы-сокий уровень благосостояния, отраженный как в богатом убранстве глино-битных построек, так и в наборе предметов, не связанных непосредственно со сферой производственной деятельности. Таковы самые разнообразные бусы и подвески, на изготовление которых обществом затрачивалось немало уси-лий. Забота о внешнем виде не ограничивалась украшениями - именно на Чатал-Хююке мы имеем бесспорные свидетельства применения древней косме-тики. Таковы корзиночки с румянами, косметические шпатели, обсидиановые зеркала, закреплявшиеся в рукоятке при помощи известковой массы. Для туалета широко использовалась охра. Часто в женских могилах она поме-щена в изящные средиземноморские раковины в смеси с какими-то жировыми веществами.
Богатый мир раннеземледельческой культуры и идеологических пред-ставлений раскрывают чатал-хююкские святилища. Роспись стен произво-дилась натуральными красками, наносившимися кистью на белую обмазку. Наряду с этим существовали и рельефные фигуры, вылепленные на каркасе из тростника, как в Иерихоне, или из дерева. В переднюю часть скульптурных
38
изображений животных включали череп быка или барана. Ряды рогатых бычьих голов помещались на платформах, придавая интерьеру святилищ тревожную атмосферу. В стилистическом плане в росписи Чатал-Хююка сочетаются древние традиции поры верхнего палеолита и мезолита и новые приемы. Охотничьи фрески, на которых многочисленные фигурки охотников окружают попавшего в облаву быка или загоняют оленей, отличаются живой экспрессией и динамизмом. Однако большей частью изображения животных в Чатал-Хююке аппликационно условны и во многом схематичны. В этом отношении показательны изображения крупных птиц с распростертыми крыльями, видимо грифов, напоминающие графическую зарисовку анатома. Имеются и чисто орнаментальные панно с ритмичным повторением геомет-рических фигур, предвосхищающим роспись на глиняной посуде. Это были уже эстетические концепции новой эпохи, ярко воплощенные затем в прик-ладном искусстве ранних земледельцев.
Схематические изображения крупных рельефных женских фигур с рас-кинутыми в стороны руками и ногами свидетельствуют о том, что в древних культах едва ли не главенствующее положение занимало женское божество плодородия. Иногда рельефами подчеркивалось, что эта фигура дает жизнь бычьей или бараньей голове. Не исключено, что многочисленные изобра-жения быка уже ассоциировались с мужским божеством, как это позднее было в целом ряде древневосточных религий.
Эту картину дополняют каменные и терракотовые статуэтки, среди ко-торых первое место опять-таки занимают изображения обнаженных женщин, как молодых девушек, так и зрелых матрон. На каменном рельефе фигура женщины воспроизведена стоящей за леопардом, возможно считавшимся священным животным богини. В одном из святилищ имеется неоднократно подновлявшийся рельеф с изображением двух леопардов, обращенных го-ловами друг к другу. Найдена статуэтка, изготовленная из мрамора, воспро-изводящая сидящего мужчину с браслетами на предплечьях и в шапке из леопардовой шкуры.
Происхождение чатал-хююкской культуры как археологического ком-плекса остается не вполне ясным. Во всяком случае, по типам изделий его трудно возвести к Чейюню-тепеси, здесь налицо глубокие различия даже в строительном деле - при всем богатстве убранства чатал-хююкских домов алебастровые полы в них отсутствуют. Другая важная проблема связана с интерпретацией самого типа поселения, руины которого сейчас известны под названием Чатал-Хююка. Большинство западных исследователей именует его неолитическим городом или агрогородом (агротаун). Однако, имея зна-чительное число жителей (по разным системам исчисления от 2000 до 6000 человек), Чатал-Хююк еще не являлся центром торговли или ремесленного производства. Различные виды промыслов при всем совершенстве произво-димых изделий не выходили за рамки первобытного ремесла, не связанного с товарным производством. Получение различных видов сырья главным образом в ближайших окрестностях также вполне укладывается в рамки простого обмена или даже так называемых торговых экспедиций. Поэтому нет оснований преувеличивать и торговую функцию этого первобытного поселения. Вместе с тем своего рода центральное положение в системе более мелких поселков указывает на то, что Чатал-Хююк, видимо, осуществлял функцию центра сельскохозяйственной округи. Поселения этого типа стоят у истоков формирования древневосточных городов, которое происходит лишь в результате длительной социально-экономической и культурной эволюции. Недаром и в Малой Азии после запустения Чатал-Хююка столь значительные центры появляются лишь в IV - III тыс. до н. э.
Третьим вырисовывающимся сейчас центром раннеземледельческих куль-тур Передней Азии была, безусловно, Северная Месопотамия с примыкаю-
39
щими к ней горными областями Западного Ирана. Здесь в VII -VI тыс. до н. э. развивается культура типа Джармо (рис. 8), или, как ее называют некоторые исследователи, загросская культурная общность.
К числу памятников этой культуры относятся помимо самого Джармо также Телль-Шимшара в иракском Загросе и Тепе-Сораб и Тепе-Гуран в иранской его части. Само поселение Джармо расположено в зоне дубовых лесов на высоте 750 м (Braidwood, Howe, 1960, p. 26 - 27, 38-50, 63-66). Дома здесь глинобитные, иногда на каменном фундаменте. Общая мощность культурных напластований составляет 7 м, подразделяемых на 15 строитель-ных горизонтов. В пяти верхних встречается керамика, тогда как ниже она отсутствует. Характерным признаком культуры Джармо является микро-литическая пластинчатая кремневая индустрия с симметричными трапециями и сравнительно редкими сегментами. Наконечники стрел, столь обычные для Восточного Средиземноморья и Малой Азии, здесь отсутствуют. В Джармо имеются также сверла, разнообразные микроскребки, служившие для обра-ботки шкур, а в нижних слоях также геометрические микролиты в виде удлиненных треугольников.
Кремневые вкладыши закреплялись в деревянные рукоятки при помощи битума, и находка одного такого изделия показывает, что серп уже имел изогнутую форму в отличие от прямых жатвенных ножей поры мезолита. Состав орудий дополняется шлифованными каменными теслами и топорами. Среди костяных изделий, как и на Чатал-Хююке, имеются ложечки, видимо необходимые при земледельческом меню. Характерным признаком матери-альной культуры являются всевозможные браслеты, выточенные из камня. Многочисленны разнообразные каменные сосуды, не исчезающие и с появле-нием керамики. Они составляют для Джармо такую же специфическую черту, как деревянные сосуды для Чатал-Хююка. Сама глиняная посуда верхних слоев довольно проста по набору форм и содержит в глине примесь мелко-рубленой соломы. Ряд сосудов расписан темно-коричневой краской по оран-жевому фону косыми неровными линиями. Из глины изготовлялись также конусы и другие фишки, скорее всего предназначавшиеся для игры, и разно-образные фигурки животных, нередко выполненные с незаурядной экспрес-сией, как например статуэтка кабана. Выразительны и сидящие статуэтки полных обнаженных женщин с массивными бедрами. Таким образом, налицо все составные элементы раннеземледельческого археологического комплекса.
Земледельческо-скотоводческий характер хозяйства обитателей Джармо не вызывает сомнений. Обнаружены обугленные зерна двух видов пшеницы и одного вида ячменя, а также дикорастущие ячмень, горох и чечевица. К числу домашних животных принадлежат овца и коза, а в верхних слоях найдены также кости домашней свиньи. Производство продуктов питания обеспечивало общине Джармо прочную оседлость, что и привело к образованию многометровой толщи культурных отложений.
Несколько иной облик носило хозяйство населения, оставившего Тепе-Сораб (Braidwood а. о., 1961). Тип кремневых орудий, расписной керамики и глиняных статуэток здесь тот же, что и на Джармо. Однако долговременные глинобитные постройки отсутствуют, так же как среди костных остатков нет свиньи. Сам памятник находится уже в зоне альпийских лугов, на высоте 1260 м. Скорее всего, это было сезонное поселение пастухов, занимавшихся выпасом коз. Значительно южнее Сораба, в Луристане находится другое поселение культуры Джармо - Тепе-Гуран (Mortensen, 1964, 1972). Здесь также налицо прочная оседлость - в 7-метровой толще культурных наплас-тований выделено 19 слоев. Первоначально жилищами служили прямоуголь-ные хижины, но затем их сменяют дома из сырцового кирпича. Известковые полы этих строений покрывались иногда красной краской. Среди кремневых
41
орудий много вкладышей серпов, встречаются скребки, но геометрические микролиты в виде трапеций и сегментов немногочисленны. Керамика в трех нижних горизонтах отсутствует. Из домашних животных обнаружена коза.
Разведки на севере Ирака позволяют предполагать, что памятники типа Джармо представлены и в подгорной полосе. Это нашло подтверждение в ходе работ советско-иракской экспедиции, которая в Синджарской степи открыла поселение Телль-Магзалия (Бадер, 1975). Культурные слои здесь имеют тол-щину 8 м. Глинобитные дома возводились на каменном фундаменте. В усло-виях равнинного рельефа задачи обороны приобретали особое значение - поселение подобно Иерихону обнесено стеной, сложенной из массивных камней, имело башню и специально оформленные ворота. Каменные орудия сделаны из обсидиана, причем пластины служили вкладышами серпов. Из камня изготовлялись помимо зернотерок разнообразные сосуды и антропо-морфные статуэтки. По-видимому, перед нами локальные варианты раннего Джармо.
Вместе с тем на Синджарской равнине, расположенной на севере Ирака, скрещивались культурные традиции востока и запада. Это видно уже по материалам раннеземледельческого комплекса Умм-Дабагийя - Телль-Сотто, относящегося к концу VII - началу VI тыс. до н. э. (Kirkbride, 1972, 1973, 1974, 1975; Бадер, 1975). Для этого комплекса типичны глинобитные дома с алебастровыми полами, керамика, украшенная несложной росписью и на-лепами, нередко в виде фигур людей и животных. Эта своеобразная посуда отлична от керамики других раннеземледельческих культур как загросского, так и восточносредиземноморско-малоазийского ареала. Остатки злаков и кремневых вкладышей серпов указывают на развитие земледелия. Однако основную часть мясной пищи доставляла охота, главным образом на онагра. Кости домашних животных, в число которых входят мелкий и круп-ный рогатый скот, а также свиньи, составляли всего около 11 %. Среди известных памятников это наиболее ранний случай наличия одомашненного крупного рогатого скота.
О том, что переход к новым формам хозяйства совершался в среде племенных групп с различными культурными традициями, отразившимися в наборе археологических объектов, свидетельствуют и памятники Запад-ного Ирана, отличные от культуры Джармо. Таково, например, поселение Ганджи-Даре в 37 км от г. Керманшахр, относящееся ко второй половине VIII-началу VII тыс. до н. э. (Smith, 1968, 1972; Mellaart, 1975, p. 77 - 79). Общая толща наслоений здесь достигает 8 м, и в верхних слоях они образованы остатками домов, возводившихся из крупного прямо-угольного кирпича. Среди кремневой индустрии отсутствуют геометрические микролиты. Довольно много зернотерок, обломков каменных сосудов, но в от-личие от памятников типа Джармо нет каменных браслетов. Фигурки живот-ных и людей, а также фишки для игры в виде конусов и других фигур изготов-лялись из глины. Появляется и глиняная посуда - небольшие чаши черного или коричневого цвета с простым углубленным орнаментом и крупные сосуды для хранения с толстыми стенками. В пределах поселения распо-лагались и захоронения, в которые погребенные помещались в скорченном или вытянутом положении. Судя по всему, производились регулярные сборы и обработка злаков, хотя неизвестно, были ли среди них уже окультуренные породы. Косвенные данные указывают на одомашнивание козы.
Иное направление культурного развития в VII - VI тыс. до н. э. установ-лено для Юго-Западного Ирана, где изучено многослойное поселение Али-Кош, расположенное уже в подгорной зоне, в долине Дех Луран (Hole а. о., 1969; Массон, 1971а). Дома в Али-Коше, начиная с самых нижних слоев, возводились из продолговатого сырцового кирпича, а затем их интерьер стал окрашиваться в красный цвет. В полном соответствии с обычаями ранних
42
земледельцев находится практика совершения захоронений в скорченном положении на территории поселка. Микролитическая кремневая индустрия продолжает традиции иракского мезолита. Вскоре появляется и расписная керамика, но мотивы росписи отличны от традиций Джармо. Четко устанав-ливается процесс хозяйственной эволюции. Уже в нижних слоях практику-ется наряду со сбором дикорастущих злаков возделывание пшеницы и ячменя, сочетавшееся с разведением коз. Постепенно земледелие вытесняет собира-тельство и становится поливным. На обработку полей и проведение небольших каналов указывают изменения флоры и появление массивных каменных наконечников мотыг.
Пока плохо изученными остаются раннеземледельческие памятники на большей части Иранского плато. В Северо-Восточном Иране была рас-пространена неолитическая Джейтунская культура VI тыс. до н. э., лучше
43
всего изученная в Южном Туркменистане, где находится и основной памят-ник - поселение Джейтун (Массон, 1971в). Прочные глинобитные дома с полами, покрытыми известковой обмазкой и окрашенными в красный и черный цвет, сближают Джейтунские памятники с ближневосточной строительной традицией. Микролитическая индустрия с трапециями и сег-ментами в ряде отношений близка к кремневым изделиям Джармо, так же как и одна из групп расписной керамики (рис. 9). Джейтунские материалы обнаружены в нижних слоях ряда памятников Юго-Восточного Прикаспия, переживание Джейтунских традиций можно проследить и в энеолитическом комплексе Сиалк I в Центральном Иране. Труднее судить о характере раннеземледельческих культур на юго-востоке Ирана. Однако открытие в Се-верном Пакистане раннеземледельческого комплекса Мергар VI тыс. до н. э. с сырцовой архитектурой и кремневыми орудиями, аналогичными в ряде отношений Джейтуну (Jarrige, Lechevallier, 1979), позволяет предполагать возможность существования типологически близких комплексов и на юго-востоке Ирана.
Детальное изучение взаимосвязей и генезиса различных культур этих трех основных центров и четвертого, намечающегося к востоку от них, - дело конкретной археологии. Как общую тенденцию можно отметить сложную, полицентрическую картину взаимодействия комплексов с различными куль-турными традициями. Эти комплексы в свою очередь вписываются в общую систему двух крупных культурных ареалов - восточного (Ирак, Иран, Сред-няя Азия) и западного (Восточное Средиземноморье, Малая Азия). Вместе с тем весьма существенно и другое обстоятельство - наряду с пестрой моза-икой археологических комплексов и культур наблюдается значительное разнообразие хозяйственной деятельности и ее высокая локальная вариабель-ность в рамках экономики производящего типа. Есть все основания считать, что разнообразие хозяйственных систем, закрепляемое культурной тради-цией, прямым образом отразилось и на многообразии, наблюдаемом в соб-ственно культурной сфере.
Увеличение археологической информации значительно расширило и воз-можности исторических реконструкций. В настоящее время становление земледельческо-скотоводческих культур Передней Азии можно рассматривать уже как конкретно-исторический процесс, намечая реальное многообразие форм его проявления. В частности, оказалось, что различные способы получения продуктов питания и прежде всего земледелие и скотоводство выступают в определенных сочетаниях, отражая конкретную сложную кар-тину хозяйственной деятельности древних племен. Г. Ф. Коробковой в 1972 г. был поставлен вопрос о различиях в хозяйстве ранних земледельческо-ското-водческих племен с выделением нескольких локальных вариантов и типов (Коробкова, 1972). Продолжающееся изучение массовых коллекций орудий труда из ранних земледельческо-скотоводческих памятников юга СССР позволило значительно дополнить и расширить эти первоначальные наблю-дения (Коробкова, 1981б, с. 31-34; Лоллекова, 1979; Эсакия, 1984). Новые материалы свидетельствуют о том, что большая локальная изменчивость характеризует производящую экономику Передней Азии, начиная с ее истоков (Массон, 1982б). Как показывает типология этих вариантов, элементы произ-водящей экономики зарождаются в недрах архаических хозяйственных систем, но там они бытуют еще в виде укладов, не изменяя кардинальным образом облик культуры и общества (табл. 2). В наиболее архаических комплексах отчетливо прослеживаются традиции того культурно-хозяйствен-ного типа, на основе которого они формируются. Одним из таких исходных типов были степные охотники, практиковавшие избирательную охоту на опре-деленный вид животного. В степях Передней Азии это обычно были зубр или онагр. Высокая степень рентабельности подобной охоты привела к сло-
44
Таблица 2. Хозяйственные типы на Древнем Востоке в X-VI тыс. до н. э.
|
Хозяйственный тип |
Памятник |
Ориенти-ровочная датировка |
Земледельческие культуры |
Предмет собирательства |
Предмет охоты |
Виды скота |
|
|
|
Пpисваивающая экономика |
|
|
||
|
Охотники-соби-ратели со ското-водческим укла-дом |
Шанидар |
10000 |
|
|
Баран, козел, олень |
|
|
Охотники-соби-ратели |
Мюрайбит |
8000 |
? |
Однозер-нянка, яч-мень |
Зубр (осно-ва), джей-ран, лошадь |
|
|
|
|
Производящая экономика |
|
|
||
|
Скотоводы-охот-ники |
Гуран (низ) |
6500 |
|
|
Джейран |
Коза |
|
Земледельцы-охотники |
Чейюню (низ) |
7250 |
Двузернянка, однозернянка |
Ячмень |
Зубр (ос-нова), олень |
|
|
Земледельцы-охотники со ско-товодческим ук-ладом |
Дабагийя |
6000 |
Двузернянка, однозернянка, ячмень |
Ячмень |
Онагр (ос-нова) , джейран |
Овца, коза, свинья, крупный ро-гатый скот |
|
Земледельцы-скотоводы с охот-ничьим и собира-тельским укладом |
Али-Кош (низ) Чейюню (верх) |
7000 6750 |
Двузернянка, ячмень Двузернянка, однозернянка, |
Бобовые и злаковые Ячмень |
Онагр, бык, джейран Зубр, олень |
Коза (ос-нова), овца Овца, коза |
|
|
Джармо (низ) |
6500 |
Двузернянка, однозернянка, ячмень |
Ячмень |
Козел, бык, олень, джей-ран |
Коза (осно-ва) , овца |
|
|
Гуран (верх) |
5500 |
Ячмень |
|
Джейран |
Коза |
|
|
Джармо (верх) |
5500 |
Двузернянка, однозернянка, ячмень |
Ячмень |
Козел, бык, олень, джейран |
Коза (осно-ва), овца, свинья |
жению своеобразного хозяйственного типа земледельцев-охотников, ярко представленного нижними слоями Чейюню (Braidwood а. о., 1974) и частично Дабагийи (Kirkbride, 1972, 1973, 1974). Их типологическим (но не культурно-генетическим) предшественником следует считать охотников-собирателей Мюрайбита. Это интереснейшее поселение расположено на Евфрате в 80 км от Алеппо. В ходе раскопок здесь обнаружены овальные в плане жилища со стенами, выложенными из камня и обмазанными глиной. Датировка соответствующих слоев Мюрайбита - конец IX-начало VIII тыс. до н. э. (Cauvin, 1972; Mellaart, 1975, p. 42-48). Его обитатели охотились на степных копытных животных и в широких масштабах практиковали сборы дико-растущих пшениц и ячменя. Зерна этих растений в большом количестве были найдены на раскопках, хотя и без признаков искусственной культи-вации. Подлинный расцвет раннеземледельческих и земледельческо-ското-водческих культур, наступивший после стадии трансформации, связан уже с развитием экономики, почти полностью избавившейся от архаических пережитков. Но и здесь наблюдается заметное локальное разнообразие. При этом пестрота хозяйственных типов обусловливалась не только адапта-цией к природной среде, но и культурной традицией, могущей быть в ряде случаев доминирующим фактором.
Новые данные свидетельствуют о том, что аналогичные местные особен-ности характерны и для культурно-хозяйственных комплексов, в которых
45
происходило становление и развитие производящей экономики в областях к востоку от Месопотамии (Masson, 1983). Так, хозяйство племен Джейтун-ской культуры Южного Туркменистана отличается относительным единством. На ранних этапах отмечается повышенная роль охоты, но это можно рас-сматривать как эпохальное явление, характерное в целом для ранних этапов экономики производства пищи. В дальнейшем в одном из районов распространения Джейтунской культуры намечается большая роль скотовод-ства по сравнению с земледелием, что представляет собой локальное свое-образие (Лоллекова, 1979). Интересный путь хозяйственной эволюции для Северного Белуджистана устанавливается по материалам Мергара. Здесь в VI тыс. до н. э. существует комплексная экономика земледельцев и охот-ников, частично дополняемая собирательством дикорастущих злаков (Jar-rige, Lechevallier, 1979; Lechevallier, Quivron, 1981). Примечательно, что именно охота доставляла основную массу животного протеина. В числе добы-ваемых животных были газель, баран, козел, водный буйвол, онагр и даже слон. Незначительная величина некоторых костей козы позволяет предпола-гать, что могли начаться первые шаги по приручению этого животного. К се-редине VI тыс. до н. э. в Мергаре устанавливается сбалансированная земле-дельческо-скотоводческая экономика. В наслоениях этого времени уже представлены основные домашние животные - коза, овца и бык зебувидной породы (Медоу, 1982). По-новому приходится рассматривать и историю пле-мен, обитавших в VI-V тыс. до н. э. по среднему течению Ганга. Здесь в комп-лексах с микролитоидным инвентарем и грубой, примитивно орнаментирован-ной керамикой установлено наличие культивации риса (Sharma, 1983). Об-наружены как сами зерна этого растения, так и их отпечатки в глиняных че-репках (Вишну-Миттре, Шарма, 1984). Вместе с тем детальные палеоботани-ческие исследования показали, что наряду с образцами культивируемого риса регулярно встречаются и зерна дикого. Это наблюдается как в наиболее ранних, так и в поздних комплексах. Поэтому авторы палеоботанических оп-ределений не без оснований полагают, что перед нами земледелие сравни-тельно низкой стадии развития. Скорее всего, в условиях специализирован-ного собирательства при расположении поселений поблизости от затопляе-мых низменных участков с зарослями дикого риса начались и первые шаги по целенаправленному воздействию на эти естественные поля. Однако при низком уровне развития орудий труда и общественной организации сложное поливное земледелие, которое могло бы обеспечить масштабное возделывание риса, долго не получало здесь развития. Хозяйственный комплекс племен до-лины Ганга VI-V тыс. до н. э. можно рассматривать как охотническо-собира-тельский с земледельческим укладом. Видимо, в роли подобного хозяйствен-ного уклада в рамках традиционной архаической экономики функциониро-вало древнейшее земледелие и в Юго-Восточной Азии. Оно основывалось не на злаковых сортах, а на разведении растений так называемой полной вегета-ции (Harris, 1972, р. 249). При раскопках 'пещеры духов' в Таиланде в слоях X-VII тыс. до н. э. наряду с каменными орудиями хоабинского типа обнару-жено значительное количество остатков растений, многие из которых имеют явные признаки искусственного выращивания (Groman, 1971; Чеснов, 1973). Это слива, бобы, горох, бетель, а позднее фасоль, перец, огурцы и бутылочная тыква. Дикорастущие сорта преобладают, но не приходится отрицать и на-чала доместикации. Видимо, с ранним развитием специализированного соби-рательства, в рамках которого началось и культивирование растений, связано и раннее, по крайней мере в VII тыс. до н. э., появление глиняной посуды, использовавшейся при варке растительной пищи. Однако возникновение зачатков земледелия в этом регионе, так же как и по среднему течению Ганга, отнюдь не вело к сложению цивилизации. Как отмечает Д. Харрис, крах-мальная диета, базирующаяся на клубневых растениях, в отличие от пита-
46
ния, основанного на зерновых культурах, нуждается в обязательном подкреп-лении животным протеином. В Юго-Восточной Азии решающую роль в изме-нении структуры пищевого баланса и новом витке развития экономики производства пищи сыграло распространение риса как основной сельскохо-зяйственной культуры (Chang Kwang-Chin, 1970, p. 182-183).
Таким образом, отнюдь не все раннеземледельческие культуры и связан-ные с ними хозяйственные системы оказались в равной мере перспективными с точки зрения дальнейшего прогресса. Недаром зона их распространения значительно шире зоны первых цивилизаций. Развитие предпосылок форми-рования цивилизаций, а затем и самих цивилизаций как таковых идет лишь там, где создается соответствующий экономический, культурный и интеллек-туальный потенциал. Для подобного прогресса в раннеземледельческую эпоху открывались огромные возможности, но не во всех случаях и ситуациях эти возможности были реализованы.
Одним из ярких показателей значительной эффективности самой системы производства продуктов питания в разных ее вариантах было резкое увеличе-ние численности населения. Недаром сразу после перехода к новым формам экономики десятки и тысячи оседлых поселков заполняют обширные про-странства Передней Азии и других регионов. По различным оценкам, коэф-фициент плотности населения в раннеземледельческую эпоху возрастает с показателя в 5 - 7 человек на 100 км2, характерного для обществ присваи-вающей экономики, до 1000 человек на ту же единицу площади (Braidwood, Reed, 1957, p. 24 - 25; Массон, 1976б, с. 102 - 103). По одной из оценок, после перехода к земледелию и скотоводству население земного шара возросло в 15 раз. Не следует забывать о том, что именно сам человек является важней-шей частью производительных сил и увеличение численности населения озна-чало одновременно скачок производственного потенциала.
Огромные возможности и перспективы, заложенные в сфере материаль-ного производства раннеземледельческой эпохи, сыграли решающую роль в последующем развитии на пути к цивилизации. Отметим здесь три наиболее существенных момента. Первое - это эффективность систем производства продуктов питания и прежде всего земледелия, основанного на возделывании зерновых культур. Первоначальные посевы 'под дождь', практиковавшиеся в зонах естественного произрастания злаковых растений, дают, как правило, сравнительно невысокие и нестабильные урожаи. Наряду с этим в зонах под-горных речек и ручьев, а также в районах паводковых разливов временных водотоков начало практиковаться полуполивное земледелие или земледелие одноразового орошения. Это положило начало ирригационному земледелию, которое произвело полный переворот в создании эффективной системы снаб-жения человека белковой пищей (Лисицына, 1979, с. 20). Дальнейшими шагами были освоение бассейнов крупных рек аридной зоны, сооружение разветвленной системы оросительных каналов, переход к многоразовому поливу. Селекционным путем выводятся сорта, специально приспособленные к новым условиям, причем, как отмечает Г. Хельбек, даже сами размеры зерен памятников древней Месопотамии различны в зависимости от агро-технических приемов. В зоне искусственного орошения зерна в несколько раз крупнее, чем зерна тех же самых сортов, происходящие из районов богарного или полуполивного земледелия (Helbaek, 1960). Созданное в ранне-земледельческую эпоху поливное земледелие по существу стало основой пер-вых цивилизаций Древнего Востока. Ориентировочные оценки показывают его высокую эффективность уже на ранних стадиях развития. Так, в пору существования раннеземледельческой Джейтунской культуры в Южном Турк-менистане, судя по всему комплексу имеющихся данных, практиковалось богарное земледелие, или земледелие одноразового орошения (Массон, 1971в, с. 102; Лисицына, 1978, с. 205-207). Само поселение Джейтун,
47
размеры посевных площадей которого определены несколькими способами (Лисицына, 1978, с. 206-207; Коробкова, 1980, с. 219-220), объединяло членов 30 малых семей, обитавших в небольших однокомнатных домах. Между тем для обеспечения этого населения продуктами питания по нормам, известным по шумерским источникам, каждой семье достаточно было затра-тить 80 трудовых дней. Таким образом, здесь уже существовала возмож-ность разделения необходимого и прибавочного труда, открывавшая огромные перспективы вплоть до возникновения эксплуатации. В земледельческих системах многоразового полива и более совершенной селекции эти возможно-сти возрастали в несколько раз (Массон, 1970, с. 52; 1976б, с. 52-54).
Второй важный аспект в развитии материального производства в ранне-земледельческую эпоху связан с совершенствованием и специализацией производств, направленных на удовлетворение различных потребностей обще-ства, благосостояние которого с переходом к новому способу получения продуктов питания резко возросло. Увеличилось само количество специализи-рованных производств, ставших необходимой составной частью функциони-рования каждой хозяйственно-бытовой ячейки от мелкого поселка до круп-ного центра. В число таких производств входят и изготовление глиняной посуды, и строительное дело, и специализированное производство украше-ний, и многое другое. Активно идет процесс накопления положительных знаний о физических свойствах различных природных материалов и техно-логии их обработки. Особенно значительны успехи в сфере теплотехники, у истоков которой стоит необходимость предварительного прокаливания зерен дикорастущих злаков и морфологически им близких сортов, обладаю-щих твердой мякиной. Недаром массивные очаги занимают значительную часть внутреннего пространства жилых строений в поселках первых земле-дельцев. Значительных технических навыков требовал и обжиг глиняной посуды. Как считают специалисты, именно успехи в сфере теплотехники были генеральной линией технического прогресса этой эпохи (Сайко, 1982, с. 138 и след.). Не случайно с эпохой внедрения земледелия связано и откры-тие плавки металлов. В малоазийских Чейюню и Чатал-Хююке металличе-ские и свинцовые изделия появляются одновременно с керамикой, там же обнаружен и медный шлак (Braidwood а. о., 1974; Черных, 1972, с. 22-23). Весьма ранними оказались и древнейшие металлические изделия Месопота-мии (Мунчаев, Мерперт, 1981, с. 307-315). Однако это важнейшее технологи-ческое открытие на первых порах не получило широкого распространения и мало сказалось на ассортименте орудий труда. Производительность кремневых и костяных орудий, как показывают экспериментальные иссле-дования, была весьма высокой (Семенов, Коробкова, 1983, с. 188; Короб-кова, 1978) и, надо полагать, удовлетворяла раннеземледельческие обще-ства. Первоначально металлургия развивалась в рамках технологических поисков, хотя и успешных, но не перераставших сразу же в массовое производство.
В целом специализация производств, требовавших профессиональной дея-тельности, происходившая в раннеземледельческих обществах, вела к появ-лению мастеров-профессионалов. Их социальный статус на первых порах был оформлен в рамках традиционных форм, в связи с чем появилось так называе-мое общинное ремесло. Ремесленники в данном случае распространяли продукцию в рамках своей общины не путем купли-продажи, а именно в силу своего членства в данной общине, участвуя соответственно в потреблении продукта, производимого в сельском хозяйстве (Массон, 1976б, с. 62-65). Но потенциально эта специализация, которая лишь усилилась с выделением в общине группы мастеров-профессионалов, вела к такому важнейшему социально-экономическому явлению, как крупное общественное разделение труда.
48
И, наконец, третий существенный аспект связан с общественной орга-низацией производства. Мы имеем в виду простую кооперацию, позволяв-шую уже на стадии первобытнообщинного строя концентрировать значи-тельные трудовые усилия на отдельных мероприятиях. На определенных этапах самого земледельческого труда кооперация была необходимым элемен-том, особенно в условиях поливного земледелия. Соответствующий опыт накапливается на разных уровнях организации общества, начиная с больше-семейной общины, которая все более выступает на первый план как исходная социально-производственная единица общества. Из нее складывались более значительные структуры, в частности крупные раннеземледельческие посе-ления - центры оазисов, где число жителей достигало нескольких тысяч человек. В этих центрах кооперирование было абсолютно необходимо в самых различных сферах, включая создание укреплений. В результате в раннеземледельческую эпоху активно происходило накопление опыта хозяй-ственной и социальной организации и управления.
Материальное производство рассматриваемого времени привело к сущест-венному укреплению и расширению культуры жизнеобеспечения, непосред-ственно направленной на поддержание жизнедеятельности людей. Карди-нальные перемены в этой области являются одним из значительных дости-жений эпохи ранних земледельцев. Они предваряли успехи первых цивили-заций, когда по существу все эти начинания были развиты и в условиях резкой социальной стратификации доведены до гипертрофированных разме-ров. Особых успехов достигает сфера жилищного строительства. Прочные благоустроенные дома, служащие нескольким поколениям, являются харак-терной чертой оседлоземледельческих культур. Вырабатываются стандартные приемы строительной техники и домостроительные каноны. В аридной зоне это глинобитные строения с массивными очагами, отсеками для хозяйствен-ных нужд. Особое внимание на первых этапах развития оседлоземле-дельческих культур уделялось оформлению интерьера: полы тщательно шту-катурились, часто покрывались известковой обмазкой и окрашивались, так же как и стены, в различные цвета. Подпяточные камни указывают, что весьма рано появляются и вращающиеся двери, заменяющие шкуры и кожи, которыми занавешивались с незапамятных времен проходы в охотничьи хижины. То же стремление к организации пространства наблюдается и на поселках в целом, что особенно заметно по устройству специальных укреплений, отмечающих их внешнюю границу.
В сфере приготовления пищи налицо богатый арсенал различных орудий и предметов, облегчающих обработку, приготовление и прием пищи, основан-ной на использовании растительных продуктов. Возникает специальная отрасль, направленная на обслуживание этой сферы, - керамическое произ-водство. Его разнообразная продукция указывает на то, что наряду с удовлет-ворением утилитарных потребностей здесь преследовались цели эстетического характера. Все возрастающее разнообразие форм сосудов свидетельствует о наличии целой системы приготовления, хранения и потребления пищи. Появляются ложки, вытачивавшиеся из кости и, видимо, из дерева. В меньшей мере представлены в археологических материалах данные о характере одея-ний. Не подлежит сомнению лишь тот факт, что с развитием земледельче-ско-скотоводческой экономики широко используются разные ткани, на что указывает большое распространение пряслиц. Как и в сфере питания, здесь наблюдается отход от грубого утилитаризма: в раннеземледельческих посел-ках весьма многочисленны различного рода украшения, в том числе бусы, которые зачастую нашивались на одежду и образовывали нарядные узоры. На обеспечение этих потребностей были направлены специализирован-ные производства. Таким образом, в культуре жизнеобеспечения раннеземле-дельческой эпохи отчетливо выражена тенденция к реализации благ, создавае-
49
мых в условиях экономики нового типа, к удовлетворению жизненных потребностей все более расширяющегося спектра.
Перемены, происходившие в сфере материального производства, вели к значительным изменениям и в культуре в целом. Складывался новый исторический тип культур, известных археологам в многочисленных конкрет-ных формопроявлениях. Именно в этом новом типе культур были заложены предпосылки для дальнейшего культурного прогресса, завершившегося сло-жением принципиально нового социокультурного комплекса - цивилизации. Таково прежде всего формирование нового образа жизни как совокупности типичных норм и форм жизнедеятельности. Само времяпрепровождение и вся среда обитания оседлого земледельца, живущего в прочном благо-устроенном доме в окружении разнообразных и многочисленных бытовых предметов, существенно отличались от быта палеолитических охотников, ютившихся в шалашах, сооруженных на открытых пространствах или под сводами пещеры. Между этими двумя крайними полюсами, разумеется, лежал целый ряд переходных этапов, приходящихся в значительной мере на период, именуемый мезолитом, но определенная преемственность не за-слоняет того факта, что перед нами принципиально новый образ жизни, ранее не представленный в человеческом обществе. На его формировании особенно сильно сказались два главных и в известной мере взаимосвязанных фактора: относительно стабильная обеспеченность продуктами питания и прочная оседлость. Необходимость наладить достойную организацию потребления новых видов питания породила целый ряд бытовых изменений. Этот новый образ жизни отражен в эмпирически хорошо известных устой-чивых признаках археологических комплексов ранних земледельцев: проч-ные долговременные жилища, конструкция которых различна в разных эко-логических зонах; богато орнаментированная плоскодонная посуда весьма разнообразных форм; мелкая зооморфная и антропоморфная пластика. К числу новых впечатляющих культурных стереотипов принадлежат строе-ния, вызвавшие к жизни специализированное производство - строительное дело и положившие начало зарождению архитектуры. Вырабатывавшиеся эталоны становятся достоянием племен, обитающих на огромных территориях и объединяемых не столько этнокультурными связями, сколько образом жизни. Это хорошо; видно на примере распространения на Ближнем Востоке уже на этапе архаической земледельческой культуры стойкой архитектурной традиции (Массон, 1981б). Для нее характерны использование в качестве строительного материала длинных глиняных блоков, плоско-выпуклых или овальных в сечении, известковая или алебастровая обмазка пола и окраска интерьера домов чаще всего в красный цвет при помощи охры (табл. 3). Имеющиеся данные показывают, что эта строительная традиция широко представлена именно на древнейших оседлых поселениях, тогда как позднее общий архитектурный фон распадается на локальные домостроительные школы.
Если говорить о древнейшей строительной традиции на Ближнем Востоке как о комплексе из трех названных элементов, то в наиболее раннем варианте она представлена в Юго-Восточной Турции в поселениях земледельцев-охот-ников (Чейюню) и охотников-собирателей с земледельческим укладом (до-керамический неолит Хаджилара). Отсюда она могла распространиться на юг в Иерихон Б, где одновременно появляется пшеница-однозернянка, отсутствовавшая в слоях Иерихона А и не имевшая дикорастущего предшест-венника в Палестине. Распространение вышеупомянутых приемов на восток в зону Загроса отмечено лишь для поздних этапов комплексов типа Джармо. Наконец, эту традицию мы застаем на крайнем северо-востоке тогдашней раннеземледельческой ойкумены - в Джейтунской культуре Южного Турк-менистана. Правда, длинные глиняные 'протокирпичи' (блоки), используе-
50
Таблица 3. Домостроительный канон на Древнем Востоке в VIII-VI тыс. до н. э.
|
|
|
Алебастровый |
|
|
|
Памятник
|
Датировка
|
или известковый пол |
Окраска интерьера
|
Размеры кирпича, см
|
|
Ганджи-Даре |
8000-7000 |
Нет |
Нет |
Плоско-выпуклый, |
|
|
|
|
|
длина 100 |
|
Чейюню |
7250-6750 |
Есть |
Оранжево-розовая |
? |
|
Хаджилар (низ) |
7000-6500 |
' |
Красная, кремовая |
72X28X8 |
|
Чатал-Хююк |
6100-5700 |
Нет |
Фрески |
96-67X33X8, |
|
(верх) |
|
|
|
92X16X8-10 |
|
Иерихон Б |
7000-6000 |
Есть |
Красная, кремовая |
|
|
Дабагийя- |
6000 |
' |
Красная |
|
|
Телль-Сотто |
|
|
|
|
|
Али-Кош |
6000-5600 |
Нет |
' |
? |
|
Гуран (верх) |
6000-5500 |
Есть |
' |
|
|
Джейтун |
6000-5500 |
' |
Красная, черная |
Овальные блоки, |
|
|
|
|
|
60-70X20-25 |
мые для постройки домов, были в употреблении еще в Иерихоне А (VIII тыс. до н. э.) и, видимо, в то же время в Ганджи-даре в Загросе. Они имели в обоих случаях характерную плоско-выпуклую форму. Если не считать этот факт конвергентным подражанием деревянным колодам, шедшим на постройку хижин (на возможное влияние деревянной архитектуры на сырцовые по-стройки Чатал-Хююка указывает Мелларт (Mellaart, 1967, р. 63-65)), то, вероятно, следует искать еще какой-то прототип данной традиции, в равной мере представленной в основных культурных центрах.
Неправильно было бы объяснять распространение строительной традиции как результат расселения племенных групп, несущих с собой земледельче-ский способ хозяйствования. Если такая инфильтрация и происходила, то она, как правило, осуществлялась в местной среде, где новый способ получения продуктов питания уже практиковался сравнительно давно. Речь, скорее, должна идти о распространении одной из характерных черт культурного комплекса раннеземледельческих культур Ближнего Востока, тесно связан-ной с оформлением утвердившегося образа жизни. Здесь проявились факторы стандартизации и стереотипизации, сопровождавшие культурные процессы раннеземледельческой эпохи. Новый культурный эталон сразу же получил повсеместное признание. Благоустроенные дома с обмазанными известью, а иногда и лощеными полами и с окрашенными стенами символи-зируют возросшее благосостояние. Развитию интеллектуального досуга отве-чали игры с использованием фишек (Массон, 1971в). В последнее время высказано предположение, что имелась система миниатюрных скульптурных символов, нанизывавшихся на шнурок и представлявших своего рода пред-письменность (Schmandt-Besserat, 1978). Массовое производство мелкой пластики несло идеологическую нагрузку религиозно-культового характера, выходящую, скорее всего, на культы плодородия. Подобно породам домашних животных и сортам культивируемых растений культурные эталоны, овещест-вленные в предметном мире культуры, изучаемом археологией, утверждались на огромной территории. Культурные инновации отвечали потребностям эпохи, новому образу жизни и поэтому легко воспринимались различными группами земледельческо-скотоводческих племен.
Особо следует остановиться на глиняной посуде. В археологических комплексах она разносторонне представляет вещный мир культуры, стиль бытования, связанный с определенным образом жизни. Сложные узоры, украшавшие глиняные сосуды, делали их предметом прикладного искусства.
51
Семантическая нагрузка, кстати различная в разных зонах, характеризует их и как объекты социокультурных отношений, играющих большую роль в воспитании и закреплении принятого в данной среде поведения и образа мышления. Через предметный мир вещей шло и эстетическое воспитание. В этих объектах находила убедительное воплощение неразрывность производ-ственной и культурной деятельности мастера. Как отмечают историки куль-туры, хотя мастерство индивида в подобном случае развито до виртуозности, оно представляет собой не фактор развития культуры, а лишь момент ее функционирования (Злобин, 1980, с. 115). Происходит своего рода вращение в рамках сложившейся традиции, но само ее возникновение было новатор-ским явлением раннеземледельческой эпохи. Археологи наблюдают смену стилей в сфере керамического производства, их деградацию и взаимовлияния, но это лишь изменения моды, определенная эволюция знаково-символи-ческих систем, а не принципиально новое явление, каким было само возник-новение керамического производства как такового. Богатство вещного мира культуры, которое уже начинает тяготить психологию человека XX в., начало стремительную эскалацию именно в эпоху первых земледельцев. Легко можно представить, насколько загроможденным различными предме-тами представился бы дом оседлого земледельца палеолитическому охотнику, только что покинувшему свое пещерное обиталище.
Раннеземледельческая эпоха не просто привела к утверждению нового образа жизни, но и положила начало его дифференциации, которая проис-ходила первоначально в рамках заданных эталонов и являлась следствием усложнения социальной иерархии внутри общества. Выдвижение лидера вело к его культовой, а затем и бытовой обособленности. Интенсивность этих социокультурных процессов прямым образом предопределяла формирование одной из специфических черт цивилизации.
Из анализа вещного мира раннеземледельческой эпохи становится совер-шенно ясно, что ее наступление было временем образования позитивного творческого фона, когда создавались художественные и культурные ценности, формировались новые идеи и образы. Все это интеллектуальное наследие вошло прочной составной частью в фундамент цивилизации.
Важной чертой интеллектуального прогресса раннеземледельческой эпохи было накопление и первичная систематизация пока в утилитарных целях различного рода положительных знаний о живой и неживой природе. Эти знания образовывали все более солидный задел для формирования своего рода преднауки. Отметим, что сама специфика земледельческого труда, в котором результат отделен от первичных усилий значительным временным промежутком, способствовала развитию абстрактного мышления, экономиче-ского и в известной мере научного предвидения. Комплекс соответ-ствующих знаний складывался из формирующихся в отдельных областях ин-формационных блоков, подлежащих хранению и передаче и, возможно, включавших элементы объяснительного характера. На этом преддисципли-нарном уровне в истории науки интеграционные процессы происходят в сфере именно подсистем научно-технологического знания (Старостин, 1980, с. 165). Культовые комплексы, возникавшие в раннеземледельческую эпоху как своего рода предхрамовые организмы, становились центрами, где проводились если и не научные исследования в прямом смысле слова, то, во всяком случае, регулярные наблюдения. Следует иметь в виду, что на ранних этапах развития научно-технического знания роль интегрирующей, информационной и методологической группы играли идеи о господстве в мире некоего принципа, определяющего естественный ход событий - разливы рек, движе-ние светил, смены времен года. Как технический уровень развития, так и подобные общие концепции были сходными в раннеземледельческих обще-ствах (Бернал, 1956, с. 665). Разработка и хранение таких представлений
52
в рамках жреческой корпорации повышали престижность знаний, были важ-ным шагом на пути институализации собственно науки.
В тех раннеземледельческих обществах, в которых исторический прогресс стимулировался экологической и исторической ситуацией, происходят и со-циальные перемены, подготавливающие формирование общества сложной внутренней структуры. Анализ погребального инвентаря показывает, как ран-говые привилегии постепенно перерастают в имущественные, что находит прямое отражение в погребальных обрядах (Алёкшин, 1986, с. 53). В данном случае рождались новые идеологические каноны, соответствующие изменив-шимся социально-политическим условиям. Монотонное однообразие ранне-земледельческих погребений первоначально нарушают лишь могилы богатых женщин и девочек-подростков, отражающие их высокое общественное положение. Затем гробницы старейшин и служителей культа начинают снабжаться особыми категориями вещей, в частности символами военно-политической или духовной власти. Далее появляются могилы воинов, вож-дей-жрецов, происходит усложнение погребальных обрядов, когда древние гробницы буквально затопляет море вещей. Этот процесс идет по восходящей экспоненте, пока не достигает критической точки в царских могилах ранне-классовых обществ. Социальные предпосылки, складывавшиеся в среде раннеземледельческих обществ, были реализованы созданием структуры принципиально нового типа.
Глава 4. ЭПОХА ПЕРВЫХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
Раннеземледельческие общества образовывали тот исходный пласт, на основе которого в определенной ситуации происходило формирование цивилизации. Рост населения и создание эффективных способов получения продуктов питания были важнейшими отправными моментами дальнейшего прогресса. Новый образ жизни, основывающийся в области материальной культуры на определенной системе жизнеобеспечения, расширяющийся и усложняю-щийся спектр личных и общественных потребностей стимулировали развитие специализированных производств. Параллельно и взаимосвязанно шли изме-нения в социальной структуре, складывались и развивались ранее неизвест-ные социальные институты. В результате происходящих изменений ранне-земледельческая эпоха сменяется качественно новым периодом. Археологиче-ские открытия и успехи в дешифровке древних систем письменности ярко характеризуют как особое, эпохальное явление тип первых цивилизаций, выдвинутый историческим прогрессом на авансцену истории как в Старом, так и в Новом Свете в конце первобытной эпохи.
Есть основания считать, что в исторической последовательности различ-ных типов цивилизаций первые цивилизации представляют собой эпохально специфическое и в известном смысле стадиальное явление. Источники информации, представляющие собой главным образом (а для формативного периода цивилизации исключительно) археологические данные, позволяют прежде всего охарактеризовать материальную культуру первых цивилизаций. Уже в этой сфере можно наблюдать явления, имеющие специфический качественный характер, отражающий временные особенности. Как справед-ливо отмечает Г. Н. Волков, в прогрессе предметного мира как опредмеченной силе знания отражается общий прогресс общества (Волков, 1976, с. 15).
Социально-экономической сущностью процессов формирования древних цивилизаций является сложение классового общества и становление государства. Признаки цивилизаций, известных в значительной мере по предметному миру культуры, изучаемому археологией, обычно объединяются в триаду - города, монументальная архитектура и письменность (Daniel, 1968, р. 25; Redman, 1978, р. 216 - 218). Возможно, первый из признаков, а именно города, может быть заменен высокоразвитым ремеслом, отделив-шимся от земледелия, составлявшим, кстати, одну из существенных сторон самого процесса градообразования и последующего функционирования город-ских структур. Центры, выполнявшие урбанистические функции (от руковод-ства сельской округой до идеологического лидерства), в условиях различных систем расселения и специфических культурных традиций могли иметь различный морфологический облик. В Передней Азии, Индостане и древнем Китае это были города со скученной застройкой и высотной архитектурой, в крито-микенской Греции - дворцово-хозяйственные комплексы, в Новом Свете преобладал рассредоточенный тип застройки. Региональные и централь-ные функции этих структур, имеющихся во всех древних цивилизациях, по содержанию аналогичны функциям городов, и лишь особенности морфологии ведут к известным оговоркам в употреблении термина 'город' (Ленцман, 1963, с. 130; Гуляев, 1979).
Имеющиеся данные позволяют охарактеризовать некоторые существен-ные особенности экономического базиса первых цивилизаций, выйти на характеристику присущего им способа производства. Как известно, способ производства является фундаментальным понятием исторического материа-лизма и рассматривается как исторически определенный способ добывания
54
Рис. 10. Южное Двуречье. Пиктографические надписи.
материальных благ, необходимых людям для производственного и личного потребления, как диалектическое единство производительных сил и произ-водственных отношений (Очерки по историческому материализму, 1981, с. 82 - 86; Куликов, 1980, с. 17-18). Вместе с тем советские исследователи указывают на различные аспекты этого фундаментального понятия. Так, если иметь в виду материально-вещественный образ производства, то он предстает как технологический способ производства (Куликов, 1980, с. 17), учитывая терминологию, употреблявшуюся К. Марксом (Маркс, Энгельс, т. 49, с. 89 - 90). Г. Н. Волков характеризует технологический способ производства как исторически определенный способ соединения различных элементов производительных сил, прежде всего человека и техники (Волков, 1976, с. 42). Весьма важна развернутая характеристика производительных сил, даваемая этим исследователем, который отмечает, что постепенно в про-изводительную деятельность втягивались все более широкие области жизне-деятельности человека. При этом имеется в виду и рост населения с соответ-ствующим увеличением числа трудоспособных, и разделение труда, и его кооперация, и улучшение средств общения, и образование, получаемое трудящимися (Волков, 1976, с. 42). Советские историки отмечают также, что К. Маркс в своих работах употреблял термин 'способ производства' в разном объеме - как всеобщую категорию и как конкретное понятие, имея в виду способ производства различных реальных обществ ('национальный способ производства') (Павловская, 1965, с. 93; Качановский, 1971, с. 32). После этих общих замечаний и соображений обратимся к конкретным материалам. Как уже неоднократно отмечалось исследователями, к числу очагов древнейших цивилизаций, возникающих независимо и самостоятельно, о чем свидетельствует их культурная специфика, включая системы письмен-ности, относятся Шумер (рис. 10), Египет, Хараппа, иньский Китай, крито-микенская Греция, группа мезоамериканских цивилизаций и древние циви-лизации Перу. В последнем случае, правда, иероглифическую письменность заменяли более примитивные способы хранения и передачи информации - система фасолин с нанесенными на них знаками в культуре мочика (Берез-кин, 1983а, с. 47-98), а позднее известное инкское узелковое 'письмо' - кипу. Но в других формопроявлениях процесс сложения древней цивилиза-ции в южноамериканском центре представлен достаточно ярко. Уровень разнообразных производств во всех этих первичных очагах был весьма
55
высоким, хотя и основывался во многих случаях на технических достижениях неолитической эпохи. При упрощенном понимании производительных сил как некоего фетиша распространено представление о кардинальном, каче-ственном значении внедрения медных изделий в производство и замены ими каменных орудий труда. С этим, в частности, связано стремление в общих трудах объяснить успехи первых цивилизаций переходом от неолита к энео-литу. При таком подходе за бортом оказывается весь комплекс ранних цивилизаций Мезоамерики, где металлические изделия вообще не были известны. Формативный период древнеперуанской цивилизации вплоть до комплексов мочика также обеспечивался в значительной мере неметалли-ческими орудиями. Как показало изучение эффективности древних орудий труда, орудия неолитического типа зачастую почти не уступают по произво-дительности медным изделиям. Например, производительность серпа с крем-невым наборным лезвием оказалась практически равной производительности серпа, изготовленного из меди (Коробкова, 1978; 1981а, с. 68 - 73). Недаром вкладышевые кремневые серпы были распространены в Египте в эпоху первых династий, как показывают находки из гробницы в Саккара. Речь должна идти не о большей эффективности медных орудий по сравнению с каменными, а в первую очередь об эффективности самого процесса их производства, особенно с внедрением литья, позволяющего массовое тиражи-рование объектов (Археология СССР, 1982, с. 6).
Рассмотрение производительных сил в широком аспекте, без однобокого сведения их к материалам, используемым при изготовлении орудий труда, показывает тот существенный скачок, который характеризует технологиче-ский способ производства первых цивилизаций. Таково прежде всего резкое увеличение численности работоспособного населения, важнейшего компо-нента производительных сил, что было одним из существенных последствий неолитической революции. И не случайно очаги первых цивилизаций харак-теризует высокая концентрация населения. Так, на Крите, по ориентиро-вочным оценкам, число жителей на 4000 г. до н. э. определяется в 12 000 чело-век, на 3000 г. в 65 000 и на 2000 г. в 200 000 (Renfrew, 1970, р. 383-400). В Шумере, в области Урука, для середины IV тыс. до н. э. установлено существование 17 мелких поселений и трех крупных центров ('городков'). К концу этого тысячелетия, ко времени появления пиктографических табли-чек храмового хозяйства, их число соответственно возрастает до 112 и 10, не считая роста самого Урука, превращающегося в своего рода суперцентр (Adams, Nissen, 1972, p. 18). Общая численность населения майя в низменных районах оценивается в 1 млн человек (Willey, 1980, р. 513-563; Weaver, 1981, р. 271). Эти значительные массы оседлого населения обеспечивали резкое увеличение объема продуктов производства прежде всего в сфере земледелия, которое становится высокоспециализированным. Как правило, в это время в широких масштабах используется кооперирование труда. Фактически рост прибавочного продукта в сфере земледелия и рост населе-ния представляют два взаимосвязанных явления.
Хорошо известна высокая эффективность поливного земледелия древней Месопотамии, где применение искусственного орошения позволяло собирать два урожая в год. Даже масса зерен злаковых растений в зонах орошения Южного Двуречья вдвое превосходила массу зерен аналогичных сортов более северных районов. Вместе с тем работы по созданию системы каналов и ее поддержанию, по мелиоративным мероприятиям в условиях заболочен-ности нижнего течения Тигра и Евфрата требовали организованной и целенаправленной деятельности значительных коллективов. Это был решаю-щий фактор прогресса при сохранении в земледелии архаических орудий труда. Как известно, для изучения древней истории большое значение имеет работа К. Маркса 'Формы, предшествующие капиталистическому про-
56
изводству'. Опираясь на сравнительно поздние проявления азиатской древ-ности, К. Маркс дал в ней теоретический анализ генетически весьма ранних структур. Он специально подчеркивал, что 'общие для всех условия действи-тельного присвоения посредством труда, ирригационные каналы', в древ-ности представлялись 'делом рук более высокого единого начала - деспо-тического правительства, витающего над мелкими общинами' (Маркс, Энгельс, т. 46, ч. I, с. 464). Высокопродуктивные земледельческие системы первых цивилизаций при всех естественных локальных различиях, как пра-вило, требовали общего труда. При этом в Месопотамии и Перу он был нацелен на ирригацию и создание системы каналов, в Египте на мелиоративные работы, в Китае на гидротехнические мероприятия по борьбе с наводне-ниями, угрожающими посевам на плодородных участках в непосредственной близости от Хуанхэ. Как показали новые исследования, в зоне мезоамерикан-ских цивилизаций подсечно-огневое земледелие при всей его эффективности в данной экологической ситуации не было единственным видом землеполь-зования. В областях, занимаемых ранее местными цивилизациями, установ-лено наличие и террасированного земледелия на склонах, и использование участков, затопляемых во время паводков, и существование разветвлен-ных систем каналов мелиоративного характера. Имеются в Мезоамерике и системы водосборных каналов и резервуаров для воды, предтечи со-временных водохранилищ (Гуляев, 1982, с. 88-97). Такое комплексное земледелие также могло функционировать лишь в условиях организованного общего труда. Иконография и мифология всех основных центров первых цивилизаций отразили принципиально важное значение организованного труда в земледелии, которое, как правило, символически возглавлялось на первых этапах представителем верховной власти, часто вооруженным орудиями, имевшими скорее церемониальный, чем рабочий характер.
Второй важнейшей составной частью технологического способа произ-водства первых цивилизаций были специализированные ремесла. Наряду с техническим прогрессом здесь, как и в земледелии, налицо сохранение архаического набора орудий труда, эффективность которых возрастала лишь в условиях разделения труда, специализации и роста профессионализма. На Ближнем Востоке особенно заметны успехи в сфере теплотехники, будь то создание специализированных двухъярусных горнов для обжига керамики или изготовление сплавов различных металлов и изделий из них. Усложнение ремесленной деятельности, прочно отделившейся от сельскохозяйственного труда, требовало не только возрастающей специализации, но и как другой стороны этого процесса технологической и организационной кооперации, возникновения объединений ремесленников, древних мастеров, хорошо из-вестных по раскопкам как в Старом, так и в Новом Свете (Массон, 1976б, с. 67 - 69; Гуляев, 1979, с. 63-68). Эффективность таких производственных объединений была весьма значительной, о чем свидетельствует их продукция, включающая, в частности, сотни и тысячи высокохудожественных образцов. Достаточно указать на достижения ювелиров Древнего Востока, на худо-жественную бронзу иньского Китая и на изготовлявшуюся в формах керамику мочика, представляющую собой нередко первоклассные реалистические скульптуры. Именно поэтому наблюдается тенденция локализовать эти высо-коэффективные производства в крупных царских или храмовых хозяйствах со строгим контролем со стороны администрации. Уже в первых документах Урука мы видим 'большого (главного) кузнеца', видимо возглавлявшего соответствующее производство (Тюменев, 1956, с. 44, 55, 56, 60). В иньском Китае существовали ремесленники правителя - вана (вангуны) и храмовые ремесленники (История древнего мира, 1982, с. 153). По мнению некоторых исследователей, в центральных мастерских древнего Китая использовался труд рабов (Серкина, 1982, с. 114-116). Тщательно контролировалась
57
деятельность ремесленников в царских хозяйствах Пилоса и Кноса, где часть ремесленников прямо принадлежала к числу 'людей двора' (История древнего мира, 1982, с. 291, 292). В мочикском Перу в ходе раскопок крупного центра городища Пампа-Гранде были открыты специализированные мастер-ские - меднолитейные, ткацкие, по производству извести. Нахождение их в одном квартале с культовым центром и отсутствие поблизости жилых строений приводят исследователей к заключению, что это были храмовые или государственные мастерские, обслуживавшиеся приходящими работни-ками (Березкин, 1983а, с. 125).
В эпоху первых цивилизаций налицо и кардинальное улучшение средств общения, что, естественно, также оказывало положительное воздействие на технологический прогресс. В Старом Свете колесные экипажи получают широкое распространение во всех основных центрах древних цивилизаций. Повсеместно развивается и кораблестроение, приобретающее в отдельных случаях, как это, видимо, имело место в Эгейском мире, специализированный характер. Но особенно большое значение имело применение систем письмен-ности для хранения и передачи информации, необходимой для нормального функционирования общественных организмов. Объем такой информации в первых цивилизациях чрезвычайно возрос и фактически поставил тради-ционные формы передачи информации - устную и художественную - перед критической ситуацией. Потребности четкой фиксации агрономического ка-лендаря, хозяйственного учета, чему с увлечением отдались создатели шумерской цивилизации, тенденция к созданию единой канонической си-стемы религиозных воззрений настоятельно требовали фиксации и надежного закрепления. Кроме того, для овладения сложными системами древнейшей письменности нужно было длительное время. Все это вызвало необходимость в специальном обучении определенных категорий лиц, в той или иной форме вовлекаемых в производственный процесс. По хеттским законам, затраты на подготовку подмастерья по специальностям ткача, гончара, коже-венника или валяльщика составляли стоимость одной коровы или шести овец (Массон, 1976б, с. 66). Специальные 'школы' писцов или жрецов, известные по материалам Месопотамии (Дьяконов, 1982, с. 61 и след.) и городам-государствам Мезоамерики (Кнорозов, 1955, с. 49), при разной степени культовой окраски систем обучения преследовали в числе прочих задач и цель передачи положительных знаний в области астрономии, математики, ведения отчетной документации.
Интенсивное крупномасштабное земледелие и специализированные ре-месла составляли основу технологического способа производства первых цивилизаций. Их функционирование, а также существование лиц, занимав-шихся непосредственно производительным трудом, отмечается уже в рамках исходной молекулы общества - общины. Это было точно подмечено К. Марк-сом, который писал, что в условиях восточного деспотизма существует общинная собственность, 'порожденная по большей части сочетанием про-мышленности и сельского хозяйства в рамках мелкой общины, благодаря чему такая община становится вполне способной существовать самостоя-тельно и содержит в себе самой все условия воспроизводства и расширен-ного воспроизводства' (Маркс, Энгельс, т. 46, ч. I, с. 464). Однако реализа-ция этих предпосылок в рамках одной, отдельно взятой общины была ограничена ее производственным потенциалом, препятствующим углублению специализации и разделению труда в сфере ремесленной деятельности. Наоборот, в крупных центрах, превращавшихся в городские и становившихся символом технологического и культурного прогресса, расширенное воспро-изводство могло быть реализовано и действительно реализовывалось в значи-тельных масштабах, в частности, благодаря кооперации в рамках ремеслен-ных мастерских, которые обладали неизмеримо большими возможностями по
58
сравнению с мастерами-одиночками, обслуживавшими свою общину или деревню. В крупных центрах были сосредоточены и зачатки положительных знаний, широко использовалась письменность, функционировало нечто вроде школ профессионального обучения. Именно в крупных хозяйственных систе-мах, руководимых единым организационным началом, которым в целом ряде мест являлись храмовые центры, получался наиболее значительный прибавочный продукт. В этих хозяйствах и мастерских начиналась и эксплуа-тация лиц разного экономического и юридического положения, работников подневольного труда. Частично применялся и труд рабов, но следует иметь в виду, что положение рабов представляло собой идеальную модель эксплуа-тации, не всегда согласуемую с потребностями эффективности производства, что порождало целый ряд промежуточных состояний или социальных страт (Массон, 1979а, с. 7 - 10).
В историческом аспекте сосуществование и в определенной мере взаимо-действие двух секторов, мелкообщинного и крупнохозяйственного, оказывало заметное воздействие на общий прогресс. При катаклизмах и дезинтеграции, которые были нередкими в истории первых цивилизаций, именно мелкие общины обладали особой устойчивостью и способностью к регенерации. В периоды упадка крупных центров, сопровождавшиеся культурным регрес-сом вплоть до исчезновения систем письменности, как это было в харапп-ской Индии и в крито-микенской Греции, именно общины составляли питательную среду для культурной и в рамках представляемого ими уклада социально-экономической преемственности.
Впечатляющей особенностью культуры первых цивилизаций, включая стадию их формирования, является создание и увеличение объема монумен-тальных построек, по большей части бывших культовыми комплексами. Эти памятники не только весьма эффектны внешне, но и показательны с точки зрения производственного потенциала создавших их обществ. В них как бы реализован прибавочный продукт, получаемый в данной экономиче-ской системе, отражен организационный уровень общества, умело использую-щего приемы кооперации. В уже упоминавшемся исследовании К. Маркса специально подчеркнута и эта особенность изучавшегося им типа древних обществ. Он отмечал, что города могут возникнуть, в частности, в тех местах, 'где глава государства и его сатрапы, выменивая свой доход (прибавочный продукт) на труд, расходуют этот доход как рабочий фонд' (Маркс, Энгельс, т. 46, ч. I, с. 464). Действующим лицом в подобном случае могло быть и руководство союза общин, не переросшего в деспотическую монархию, и теократическое руководство храмового организма, но политическая сущность явления остается неизменной. Подобная концентрация сил и средств была недоступна замкнутой автаркичной общине. Именно объем вложенного труда отличает первые храмы от рядовых общинных святилищ, для сооружения которых достаточно было усилий нескольких, а то и одной малой семьи.
В шумерском Эреду наглядно прослежено, как небольшое общинное святи-лище постепенно сменяется все более величественными сооружениями, возне-сенными на платформы. Так, древнейшее святилище слоя Эреду XVIII, относящееся, скорее всего, еще к началу V тыс. до н. э., представляет собой по существу небольшой однокомнатный дом площадью около 9 м2 с квадрат-ным алтарем-очагом в центре. Постепенно планировка таких святилищ усложняется, их внешние стены декорируются контрфорсами, они превраща-ются в специализированные архитектурные сооружения. Храм слоя VI, относящийся к началу IV тыс. до н. э., имеет размеры 23.5X12.5 м и располо-жен на платформе, поднимающейся над окружающей равниной на 15 м (Lloyd, Safar, 1948). Предпринимались попытки и как-то охарактеризовать трудовые затраты на возведение этих величественных сооружений. Так, например, подсчитывался труд, затраченный на постройку Белого храма
59
Рис. 11. Урук. Белый храм. Реконструкция.
в шумерском Уруке (рис. 11). Ольмекский храмовый центр в Ла Венте, т. е. постройка периода формирования основ мезоамериканской цивилизации, требовал для своего сооружения значительных коллективных усилий (см. с. 00). Неоднократно оценивались гигантские трудовые затраты на постройку египетских пирамид, которые в связи с этим один английский математик с позиций рационализированного миросозерцания современной эпохи назвал 'монументальным абсурдом'. Чавиноидные культовые комплексы Перу формативной стадии цивилизации хорошо иллюстрируют подобное раннее появление монументальной архитектуры. Относящийся к предчавинской поре, расположенный в горной зоне культовый комплекс Пако-пампа имеет размеры основания платформы 200X400 м при максимальной ее высоте 35 м (Березкин, 1982). Городище, считающееся центром цивилизации мочика, имело две крупные пирамиды - Уака-дель-Соль с размерами по основанию 159X342 м при высоте 40 м и Уака-дела-Луна с основанием 80X95 м при высоте 20 м. Для постройки этих пирамид потребовалось несколько миллионов сырцовых кирпичей. Еще более впечатляющим является культовый комплекс недавно подробно исследованной северной, и видимо более поздней, столицы мочика - городища Пампа-Гранде (рис. 12). Находящаяся здесь пирамида Уака-Форталес имеет в основании 200X300 м и высоту 55 м (Березкин, 1983а, с. 42, 43, 124, 125). Оценка трудовых затрат на сооружение крепост-ных оград на раннеиньском городище Чжэнчжоу также указывает на огром-ную концентрацию людских ресурсов, подразумевающую наличие относи-тельно свободной от прочих занятий рабочей силы и масштабной организации кооперативного труда (см. с. 219).
Устанавливаемая в ряде первых цивилизаций эволюция культовой архи-тектуры, скорее всего, отражает также и этапы развития возглавляемого жреческой кастой храмового организма, осуществлявшего хозяйственно-организационные, а в какой-то мере, видимо, и политические функции.
Подобные древнейшие храмовые организации Шумера убедительно про-анализированы И. М. Дьяконовым (История древнего мира, 1982, с. 35; История Древнего Востока, 1983, с. 140). Шумерские храмы имели свое земледельческое, скотоводческое и ремесленное хозяйства, к которым добав-лялись добровольно-обязательные дары, являвшиеся завуалированной фор-мой зарождавшегося налога. Вместе с тем лица высшей храмовой администра-ции получали особые наделы, и поэтому сосредоточивавшиеся при храмах запасы представляли собой резервный и обменный фонд общины или группы общин и шли на жертвоприношения и на содержание рядового служебного
60
Рис. 12. Пампа-Гранде, Перу. Пирамида Уака-Форталес.
персонала и лиц, занятых в хозяйственных секторах. Как форма хозяйст-венно-политической организации общества храмовые объединения в ряде случаев предшествовали утверждению царской власти. На формативной стадии целого ряда цивилизаций именно в монументальных культовых комплексах воплощался прибавочный продукт, расходуемый на рабочую силу, и не без основания раннегородские или протогородские центры имену-ются 'храмовыми городками' ('temple-town') (Redman, 1978, p. 202; Мас-сон, 1981а, с. 107 - 108).
При всей выразительности материальной культуры первых цивилизаций не следует забывать о том, что движущими силами процесса формирования классового общества и цивилизации были в первую очередь социально-экономические явления - наличие регулярно получаемого прибавочного продукта, что обеспечивалось способом хозяйственной деятельности, и возможность его перераспределения, что обеспечивалось развивающейся социальной системой. Разумеется, это общее положение не следует понимать прямолинейно и механически. Другие факторы, описывать которые так любят западные исследователи, от плотности населения до развития торговли и обмена, оказывали свое воздействие на сложение первых цивилизаций (Lamberg-Karlovsky, Sabloff, 1979, p. 114, 115, 330, 331; Массон, 1982д, с. 166 -169). Но это были вторичные факторы, которые могли способствовать ускорению или замедлению соответствующих процессов общественного разви-тия, приданию им более или менее четких и выразительных форм. Наиболее благоприятное взаимодействие основных движущих сил и вторичных факто-ров соответственно давало максимальный эффект.
61
В ходе трансформации первобытных отношений отчуждение прибавочного продукта длительное время сохраняло внешние формы, традиционные для общинно-родовых порядков (Аверкиева, 1974, с. 335). Постепенно под их покровом происходили качественные изменения, в частности непосредствен-ный захват больших участков общинных земель. Подобная узурпация об-щинных земель выделившейся верхушкой отмечена у горных народов Индии и в целом ряде других обществ, переживавших стадию распада первобыт-нообщинных отношений (Маретина, 1980, с. 217). Неудивительно, что на заре истории письменности Шумера мы застаем огромные для своего времени наделы, принадлежавшие правящей верхушке общества. По пяти документам из Джемдет-Насра, в которых приводятся размеры полей, две трети из перечисленных площадей в 9000 га принадлежат главному жрецу-правителю. Земельный надел правителя пилосского царства также отли-чался значительными размерами (Вайман, 1966). Род вождя, или 'царский род', образовывал вершину социальной иерархической пирамиды, но рядом с ним существовал целый ряд 'благородных родов' со своими правами и обязанностями, со своим статусом. Регламентация этих прав и обязанностей идет в привычных формах первобытных правопорядков. Но по содержанию это явление, когда большие группы лиц различаются по месту в системе общественного производства и по способам получения и размерам получае-мой доли общественного богатства, явно связано с процессами классообразо-вания. Распределение продукта в зависимости от места группы лиц на иерархической лестнице отражало лишь внешнюю социально-политическую ситуацию. За этим в конечном итоге скрывалось положение такой группы в системе общественного производства. Это был прообраз классовой струк-туры, новый по содержанию, но еще традиционный по формам. Ю. В. Бром-лей справедливо полагает, что для подобной формативной стадии можно говорить о своего рода 'предклассах' (Бромлей, 1981, с. 160).
Постепенно приспособление традиционных обычаев к новой ситуации классового общества перерастало в прямую эксплуатацию. Среди начальных форм эксплуатации помимо внутриобщинных способов повсеместно представ-лены рабство и данничество (Першиц, 1979, с. 59-65). Началом собственно домашнего рабства была адаптация военнопленных на правах младших до-мочадцев, выполнявших главным образом тяжелые и неприятные работы. Захват военнопленных широко документируется как иконографией, так и письменными текстами первых цивилизаций. Воины и военнопленные пред-ставлены на стелах перуанского культового комплекса Серро-Сечин, кото-рый при всех разногласиях в датировке явно относится к домочикскому времени (Березкин, 1982, с. 50, 51). В протошумерской письменности раб обозначался как 'человек (чужой) горной страны'. Всего в древнейших документах Шумера, подвергнутых исследованию, учтено 30 рабов и 27 ра-бынь (Вайман, 1974а). Затем число их возрастает в несколько раз. Многообразие древнекитайской терминологии, связываемой исследователями с обозначением лиц подневольного труда (Серкина, 1982), может отражать реальное многообразие путей формирования этих категорий и способов их использования в производстве и обыденной жизни. Постепенно, по мере усложнения социально-экономических и производственных инфраструктур, развивается и долговое рабство, различные категории лиц рабского состоя-ния образуют целый класс. Данничество, рассматриваемое как проявление формы зависимости одной этнической группы от другой, так же как и рабы-военнопленные, было тесно связано с увеличением межобщинных столкно-вений и противоборства. Постепенно архаические правовые нормы, в которых происходила первичная эксплуатация, сменяются новыми порядками, и опти-мальным объектом эксплуатации становится раб, чье фактическое бесправ-ное положение дополняется соответствующим юридическим статусом.
62
Таким образом, парадокс исторического прогресса состоял в том, что сложение цивилизации было тесно связано не только со специализацией деятельности, но и с развитием классового антагонизма, с резкой концентра-цией общественного богатства в руках отдельных слоев или даже отдельных лиц, с распространением бесправия и угнетения.
Наряду с процессом классообразования шел процесс институализации и все большего обособления власти. Уже на последних этапах первобытного строя аристократия, обладавшая более или менее фиксированными социаль-ными и имущественными привилегиями, вершила общими делами и контро-лировала распределение продуктов. Зачастую внешние войны или процесс освоения новых земель стимулировали авторитарные тенденции верховного вождя-правителя (Маретина, 1980, с. 217). Отметим также, что с монопо-лизацией права редистрибуции власть вождя-лидера приобрела и экономические функции. В результате этих процессов вождь-лидер посте-пенно подчиняет себе аппарат общинного самоуправления и с его помощью возглавляет общественную организацию трудового процесса. Теперь члены этого аппарата уже в силу своего положения в тех или иных формах участвуют в присвоении значительного объема общественного продукта. Недаром в уже упоминавшихся древнейших документах Шумера 6000 га рассматриваются как надел правителя, а 3000 га разделены между пятью должностными лицами, среди которых жрец-прорицатель, главный судья, старшая жрица, старшина торговых агентов-тамкаров. Распоряжались осо-быми земельными наделами, естественно уступавшими по размерам наделу правителя-ванака, и высшие должностные лица пилосского 'царства' (Исто-рия древнего мира, 1982, с. 293). В иньском Китае члены аппарата управления, видимо, имели не наделы, а обеспечивались натуральными выдачами (История древнего мира, 1982, с. 158).
В различных модификациях распространена точка зрения, что древнейшие государства сложились в первую очередь как аппарат управления со все более усложняющимся общественным производством и что они отнюдь не связаны с тем социальным и имущественным расслоением, которое сопро-вождает процесс классообразования (Васильев, 1980, с. 172 - 196). С нашей точки зрения, при таком подходе совершенно напрасно противопоставля-ются две стороны одного и того же процесса. Разумеется, такая функция государства, как организация общественных работ в условиях масштабных земледельческих систем, была весьма важна для общества в целом. Но государственный аппарат, являвшийся на первых порах трансформируемым общинным муниципалитетом, состоял отнюдь не из бескорыстных идеали-стов. С самого начала этот орган практически находился в руках зажиточной верхушки, и участие в его деятельности, особенно на достаточно высоких постах, способствовало вхождению в ряды социальной и имущественной элиты и закреплению в ней. Естественно, укомплектованные таким образом органы государственного аппарата нацеливались на соблюдение интересов этой элиты. В числе движущих сил формирования государства возникаю-щие в обществе классовые противоречия и совершенствование организа-ционно-управленческой системы образовывали взаимозависимое единство. Общинная администрация была собранием авторитетных лидеров, государст-венная администрация была одновременно и властью принуждения, и властью авторитета. Затем сам факт возможности принуждения рождал насильственно утверждаемый авторитет.
Обостряющаяся в эпоху формирования первых государств военная ситуа-ция создавала дополнительные стимулы для возвышения вождя-лидера над прочими общественными структурами. Содержание этого фактора было много-образно. Как отмечал К. Маркс, война 'есть один из самых первобытных видов труда каждой из ... естественно сложившихся общин как для
63
Рис. 13. Военнопленные эпохи первых цивилизаций.
а - оттиск цилиндрической печати из Месопотамии (эпоха Урука); б - антропоморфный сосуд из Перу (эпоха мочика).
удержания собственности, так и для приобретения ее' (Маркс, Энгельс, т. 46, ч. I, с. 480). Таким образом, вооруженное насилие выполняло опреде-ленные экономические функции и само становилось непосредственным эконо-мическим фактором (Злобин, 1980, с. 147). Вооруженные экспедиции приво-дили не только к насильственному перераспределению прибавочного про-дукта. Под прикрытием вооруженных отрядов осуществлялся доступ к цен-ным источникам сырья - залежам металлов, строительному лесу, поделочным и драгоценным камням. Особое значение придавалось захвату военноплен-ных, о чем прямо повествуют как изобразительные сцены (рис. 13), так и письменные документы. Военнопленные со связанными за спиной руками, картины триумфа на поле боя, сцены кровавых жертвоприношений - излюбленные сюжеты рельефов и росписей во всех первых цивилизациях. В походах иньских воинов захватывалось единовременно свыше полутора тысяч пленных (История древнего мира, 1982, с. 157). Войны, таким образом, превратились в регулярный промысел. Преданная вождю дружина способ-ствовала его возвышению и вместе с тем потенциально являлась одной из составляющих формирующегося государственного аппарата подавления. Довольно живуче представление о теократическом характере власти, существовавшей во многих ранних цивилизациях. Этот вопрос в советской литературе хорошо рассмотрен В. И. Гуляевым, который убедительно пока-
64
зал, что в обществах Мезоамерики царская власть приобрела первенствую-щее положение в первых веках нашей эры, т. е. по существу с завершением формативного периода цивилизации. В мезоамериканских материалах широко представлены и атрибуты власти светских правителей, и изображе-ния царя на поле брани, и архитектурные комплексы, которые можно рассматривать как царские резиденции (Гуляев, 1972, с. 206 - 217; 1976, с. 191-248). Широкие военные полномочия имел иньский ван, и, судя по всему, он осуществлял функции военного вождя, верховного жреца и орга-низатора производства (История древнего мира, 1982, с. 151). Социологи-ческий анализ сюжетов мочикской живописи показывает, что верховный правитель был в значительной мере военным предводителем: он неизменно фигурирует в сценах вооруженных столкновений, триумфа и человеческих жертвоприношений. Насильственное умерщвление людей в 'царских' гроб-ницах, представленное в большинстве первых цивилизаций, демонстрирует безжалостные формы идеологического закрепления авторитета военного и политического лидера. Потоки крови обагряли тернистый путь, ведущий к вершинам цивилизации.
Несомненно, военные функции в немалой степени способствовали победе светской власти над теократическими поползновениями жречества в тех случаях, когда существовало подобное противоборство. Для рассмотрения истоков этого явления весьма важны шумерские материалы. И. М. Дьяконов подчеркивает сложную внутреннюю связь различных аспектов деятельности общественного лидера. Поскольку организация оросительных работ входила в ведение жреца-правителя, тем более важными оказывались и жреческие функции вождя (История Древнего Востока, 1983, с. 140). Фигура вождя-жреца (эн), получавшего упоминавшийся выше максимальный земельный надел, видимо, предшествует утверждению примата светской власти. Вскоре 'большие люди' - военачальники с титулом 'лугаль' становятся выше верховных жрецов (Дьяконов, 1959, с. 121 - 126, 163; История древнего мира, 1982, с. 32 - 56). Такова, видимо, тенденция установления политиче-ских форм, наследующих 'храмовым городкам', вырастающим из перво-бытнообщинных структур. В первых цивилизациях при всех локальных, вполне естественных особенностях наблюдается утверждение власти прави-теля, опирающегося на воинскую силу и узурпирующего с течением времени жреческие функции, если он не обладал ими изначально в качестве жреца-правителя. Новоявленный лидер также начинает претендовать на божественное происхождение и стремится наложить руку на реальные материальные блага - храмовые хозяйства - там, где они получали раз-витие.
Огромную роль в этих социально-политических процессах играли и идеологические факторы (Массон, 1980, с. 3-6). Вместе с утверждением в обществе роли вождя-лидера идет сакрализация его должности и функций. Личность вождя высокого ранга объявляется священной, он носит особую одежду, появляются специфические атрибуты его власти, формируется прижизненный и заупокойный культ. Изобразительные искусства художест-венными средствами закрепляют эту тенденцию. С использованием традици-онного для общин мифологического мышления начинается идеологическое обоснование классового деления общества и власти вождя-царя. Соответ-ственно вносятся изменения в мифологическую схему устройства мира, где на первое место выступает культ верховного божества. Шумерские города-государства и египетские номы в междоусобной борьбе стремятся закрепить военно-политические успехи утверждением в этой главенствующей функции именно своих локальных богов-покровителей. Происходит определенная трансформация популярных аграрных культов и связанных с ними церемо-ний - в священный брак с богиней плодородия теперь вступает земной
65
владыка. Особое развитие получает культ правителей, генетически связан-ный с древним и традиционным культом предков. Эти культы идеологиче-ски подкрепляли утверждавшееся в обществе социальное неравенство, а ги-гантские погребальные сооружения становились своего рода монументаль-ной пропагандой.
Происходившие в обществе социально-экономические, политические и идеологические процессы представляли собой в целом динамичную систему прямых и обратных связей, воздействующих на весь культурно-общественный комплекс цивилизации. В числе движущих факторов немаловажное место занимали растущие потребности общества и отдельных индивидов. При этом помимо экономических потребностей, порожденных необходимостью в вещественных материальных благах, все большую роль играют духовные, а также социально-политические потребности, вытекающие из потребностей функционирования надстройки. Все это вместе взятое и обусловило качест-венно новое состояние общества, определяемое как цивилизация.
Таким образом, можно говорить о целой эпохе, или стадии, первых цивилизаций как начальной ступени классовой формации. Как мы знаем, определение сущности да и самого наименования наиболее ранней формации вызвало значительные дебаты, известные как дискуссия об азиатском способе производства. Получил права гражданства более осторожный термин - раннеклассовые общества, определяемые как общества переходного периода, по наиболее содержательному обзору этой проблематики, предложенному Л. В. Даниловой (Марксистско-ленинская теория..., 1983, с. 348-362). Как нам кажется, во всяком случае с позиций культурогенеза, формирова-ние такой социально-культурной общности, как цивилизация, означает переход к качественно новому этапу исторического развития, подводящему, несмотря на сохранение многих архаических и пережиточных явлений, итоговую черту первобытной эпохе. Возможно, первые цивилизации следует рассматривать как проторабовладельческие общества ранней древности, имея в виду основную тенденцию их развития.
Это был важнейший этап всемирной истории, на котором ярко выступает повторяемость ряда явлений в различной этнокультурной среде. Типологи-чески к первым цивилизациям помимо стран Древнего Востока безусловно следует относить и общества Мезоамерики и Перу, где формативная стадия цивилизации засвидетельствована по крайней мере с I тыс. до н. э. Судя по новым открытиям в Перу, истоки цивилизации могут уходить и вглубь II тыс. до н. э. Вместе с тем, как неоднократно подчеркивалось советскими исследо-вателями, понятия 'общественно-историческая формация' и 'способ произ-водства' представляют собой общие историко-типологические понятия, научную абстракцию в максимально чистом виде. В исторической реальности формация существует в отдельных обществах в качестве их внутренней сущ-ности, их объективной основы (Семенов, 1978, с. 61-62; 1982, с. 66-96). С этих позиций можно рассматривать и сами первые цивилизации как кон-кретные социально-культурные общности, типологически единые, но раз-личающиеся в ряде отношений способами производства (шумерский, египет-ский, микенский и т. п.). Различия эти охватывают разнообразные стороны: от практикуемых в том или ином обществе форм высокопродуктивного зем-леделия и характера общего труда в этой сфере хозяйственной деятельности до значения и судеб храмового сектора в экономическом базисе, не говоря уже о надстроечных явлениях, в которых эпохальные черты неразрывно переплетены с этнокультурной спецификой. Тип первых цивилизаций как синхростадиальное явление отражает единство всемирно-исторического процесса и генеральную тенденцию прогрессивного движения общества.
С возникновением первых цивилизаций усилилась неравномерность исторического развития, но сами эти цивилизации нередко были лишь неус-
66
тойчивыми образованиями в бескрайнем море первобытных племен, как это верно подметил В. Н. Никифоров (1975, с. 247). Особенно это касается этапа их формирования, когда налицо лишь отдельные стадиальные компоненты культурного комплекса, но не весь набор признаков. В отдельных случаях концентрация власти и соответственно прибавочного продукта позволяли уже на предгосударственном уровне создавать значительные культурные ценности, особенно впечатляющие в виде сооружений монументальной архитектуры, будь то погребальный курган или храмовый комплекс. Затем мог наступить регресс и своего рода перерыв постепенности, отбрасывающий общество на исходные рубежи. Эти явления, известные и в период сложив-шихся цивилизаций, пожалуй, еще более многочисленны для поры их форми-рования. В этом и проявляется сложный, противоречивый характер кон-кретно-исторического процесса (Массон, 1983а, с. 7-14), того диалектичес-кого единства общего и особенного, которое активно исследуется последние два десятилетия советской исторической наукой. Археологические материалы различных регионов позволяют рассмотреть именно конкретный характер различных путей развития от раннеземледельческих обществ до первых цивилизаций.
ЧАСТЬ 2. АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ КОМПЛЕКСЫ ЭПОХИ ФОРМИРОВАНИЯ ПЕРВЫХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
Глава 1. ДРЕВНИЕ КУЛЬТУРЫ МЕСОПОТАМИИ
Древняя Месопотамия, на территории которой расположен современный Ирак, представляла собой в основном низменную страну. Две крупные водные артерии, вытянутые в меридиональном направлении - Тигр и Евфрат, не только служили важными транспортными магистралями, но дали имя самой стране, расположенной между реками, - Междуречье. С севера Месопотамию полукругом огибает пояс горных хребтов, от Тавра до Загроса расчлененных глубокими долинами и плоскогорьями, богатыми травостоем. Примыкающая к этой горной системе Северная, или Верхняя, Месопотамия - холмистая страна, расположенная в зоне сухих субтропиков. Однако влажные западные ветры, как правило, приносят сюда дожди, увлажняющие землю в пору ранних посевов. Таковы, в частности, предгорья небольшой возвышенности Синджар. Несколько южнее ландшафт Верхней Месопотамии образуют сухие степи, и район Джебель-Синджара является уже границей субтропиков и собственно тропической зоны. Высокие среднегодовые температуры сопро-вождаются весьма незначительным количеством осадков. Особенно негосте-приимной в этом отношении является так называемая гипсовая пустыня, протянувшаяся по обе стороны от Евфрата. От района Багдада начинается аллювиальная низменность Нижней Месопотамии, отличающаяся плодород-ными почвами и предельно ограниченным количеством осадков. В нижнем течении Тигра и Евфрата особенно часты были разливы, затоплявшие плос-кую низменность на больших пространствах, оставлявшие после спада павод-ков болота и озерки, которые зарастали камышом. Вдоль речных протоков каймой шли галерейные леса с зарослями тамариска, тополя и финиковой пальмы. В древности древесная растительность, судя по всему, была значи-тельной. Во всяком случае, в VI тыс. до н. э. в районе Багдада в изобилии водились такие обитатели тугайных зарослей, как олени. Из восточных притоков Евфрата особое значение имела сравнительно крупная река Дияла.
68
АНОНС КНИГИ
254
'локальная цивилизация', часто используется как антитеза закономерному характеру исторического процесса, и гипертрофия реальных явлений выдви-гает конкретную цивилизацию в некий неповторимый, надэпохальный фено-мен. Иерархическая типология видов культуры, широко используемая совет-скими культурологами, - эпохальный, региональный и локальный тип куль-туры - позволяет достаточно убедительно выделить общее и особенное в эпоху первых цивилизаций. Первый срез конкретного своеобразия дает культурный регион, где в концентрированном виде выступают черты стабиль-ности. Спонтанная трансформация, когда развитие идет за счет внутренних механизмов и стимулов, определяет формирование этого типа цивилизации. Обычно для культурного региона одна из цивилизаций наиболее ярко вопло-щает эталоны эпохи, ее расширяющееся воздействие ведет к сочетанию в близлежащих областях спонтанной и стимулированной трансформации. Образцом таких эталонных моделей для ближневосточного региона является цивилизация Шумера, а для мезоамериканского - Олмекский комплекс. Локальная цивилизация является конкретной единицей, соответствующей древнему обществу как устойчивой социокультурной системе. В ней в нераз-рывном сплаве соединены эпохальные, региональные и локальные черты, и именно они в целом дают неповторимое своеобразие, выявляют конкретный вклад в сокровищницу мировой культуры. Черты своеобразия охватывают самые различные сферы: от технологического способа производства, в кото-ром, например, значительно варьируют формы сельскохозяйственной деятель-ности, до надстроечных сфер, в том числе духовного производства. Специ-фические этнокультурные черты отдельных цивилизаций образно вопло-щаются в памятниках искусства. Различны интеллектуальные и культурные традиции даже в области положительных знаний. Историки науки неодно-кратно отмечали, что, например, в Египте традиционно сильны были медицин-ские знания и математические разработки, тогда как астрономия получила значительное развитие в Месопотамии. В равной мере, если в древней Индии налицо определенный примат гуманитарного знания, то в древнем Китае предпочтение отдавалось естественным наукам (Старостин, 1980, с. 85-88). Таким образом, изучение реального многообразия истории и ее общих законо-мерностей - стратегия советской науки как при исследовании отдаленного прошлого, так и при анализе современного мира. Вещный мир культуры, общая характеристика которой для определенного отрезка времени предло-жена в настоящей книге, - благодарное поле соответствующих построений.
SUMMARY
In the book the civilization is examined as the socio-cultural system related to a specific level of social development. Formation of class relations as well as the state foundation is that level with different steps for the first civilizations. They represent the epochal phenomenon that have been promoted on the proscenium of the Old and New Worlds at the end of the primitive ages. Combination of high producted and large-scale agriculture with specialized crafts were typical for the technological side of production. Both creation of the elite subculture and a great number of cultural innovations allow stating that the cultural revolution took place in the ages where the first civilizations were formated. Their type is strictly interpreted in a number of ancient cultures; each of them has its distinguished unrepeatable traits in the technological side of production, in ideology, in social psychology in aesthetical canons. A number of ancient civilizations known in a considerable extent thanks to archaeological discoveries are characterised in the book from the above mentioned positions. Study of processes of cultural genesis according to archaeological data has become the basis for methodological analyses. Culturological reconstructions occupy the determine place in procedure of scientific analysis following the archaeologicial systematization (fig. 2). Typology of the ancient cultures is an important element in analyses where the epochal, regional and local cultural types are notable (fig. 1, 45). Mechanism of cultural changing is connected with the dialectical interaction of traditions and innovations (fig. 3). The latters are often emerged from combinations of traditional elements composed in a new unusual way (fig. 4). After passing through stereotypization stage the innova-tion itself appears as an element of traditional culture. Among aspects of cultu-ral development one should mark out the spontaneous and the stimulated transformation (fig. 6). Culturological approach allows to study such impor-tant phenomenon as the mode of life accurately responded to both epochal and social changes. A special attention is given to the cultural progress, complica-tion of the concrete historical development when the regress and disintegration trends as well as reverting of societies to a lower level of development are pos-sible. Civilization rises to the early agricultural epoch. In this respect creation of a stable system of consummation products, start of development of a great num-ber of specialized manufactures and formation of a new mode of life with the rich world of things appeared the primordial phenomena. The early agricultural site Chatal-Huiik (fig. 7) reveals this and achievements in art. Although with general regularities in this period one should notice also a considerable variety both in culture and in agricultural system. Not all the early agricultural system and bound with them economical structures have been found as perspective ones in a like manner from the further progress point of view. Broad archaeolo-gical investigations throw better light on all the real difficult roads in process of historical development.
256
In Mesopotamia a real chain of subsequent stages is leading from the early agricultural complexes (fig. 14) to the Sumerian civilization (fig. 19) which can be treated as a standard model for a regional cultural type. Both spontaneous transformation and creation of cultural innovations through mutation are fully represented here. In the Northern Syria the progress paces are slacken (fig. 24). At a certain stage the high developed centres influenced the increasing role of stimulated transformation. In Palestine with the available cultural raising in the epoch of archaic agriculturists (Jerikho) subsequent evolution became slacken, culture changed into provincial one (fig. 25) and used Mesopotamian and Egyptian standards. In Asia Minor the early farmers cultural success was more impressionable than that in Palestine (fig. 26). Irregular character of culture resulted in developed military function as well as the role of military leaders (fig. 28) in the III mil. В. С Mesopotamian standards also play the leading part as it was in the Northern Syria at its formation stage.
In the early farmers epoch Iran is represented with a number of brilliant complexes not yielding those in Mesopotamia (fig. 31, 32). Then one can observe the uneven rate of growth. In southern-west regions the protoelam civilization is formed. There equally with the initial local stratum Mesopotamian cultural standards were of important enough. Creation of the protourban of the early-urban culture in the rest of the territory takes place in the III mil. В. С (fig. 34). Desintegration of those ancient civilized centres is over in the middle of the II mil. В. С, where class relations and state system were of less significance, being precipitated in the west through the military and political interaction with the states in the West Asia.
Materials of the meridional Middle Asia indicate of the spontaneous transfor-mation according to the Sumerian standards but a little slacker for the limited natural resources (fig. 36). At times one can state the stimulated impact of the Iranian and Mesopotamian cultural standards. Discovered regional Altyn-depe civilization (fig. 38) may characterise the early-urban organism being developed in a natural way on the basis of communitive structions. Both collapsing and desintegration of the centre of impulsive development simultaneous with the same process in Iran made it trasferred to the east in Margiana and in Bactria. Irregular cultural development is also typical for Hindustan. Culture of the archaic farmers (fig. 46) close to the Middleasian Jeitun evolves rather rapidly in the high developed system, that bears the strongly pronounced features of cultural peculiarity. To all appearances the spontaneous transformation type prevails here. Harappian civilization belonged to the ancient eastern regional type has rather distinctive traits in sphere of urban amenities and in that of military function that was poorly developed. Broad stable lies both in culture and in trade with Mesopotamia as well as with far northern centres including the Altyn-Depe civilization are typical for it.
As origines of ancient Chinese agriculturists stay unclear general cultural aspect of that period keeps much originality (fig. 54). Spontaneous type of transformation prevails here. Adopted metallurgy could be there only as the technological import less influenced the local cultural aspect. One should state the In dynasty standards impacked greatly the centres beyond the nuclear zone of the civilization.
With the chronological gap available between the first civilizations of the Old World and the ancient culture of Peru and that of Mesoamerica the latters are obviously appropriated to the same epochal type. Their creation and progress confirm significance of the first civilizations period as the diachronous phenome-non with the definite stages of the mankind history. The initial stratum of the early agricultural epoch is accurately revealed in the New World. Complex economy which combined agriculture and marine resources (fig. 59) indicates of the considerable cultural achievements in the littoral regions of Peru. Mochika
257
(fig. 64) and Olmek (fig. 65) civilizations though being retarded in the formative stage created initial cultural standards and patterns for their regions. Socio-cultural system of the Post-Olmek Mesoamerica with the common features, determined according with the epochal and regional cultural type, had much peculiarities in each civilization. Study of ancient cultures in dialectic unity of general and separate traits is the most perspective way in analysis of the histo-rical past.
ЛИТЕРАТУРА
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 49.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46, ч. I.
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 30.
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 24.
Абрамян Э. Г. Инновация и стереотипизация в процессах развития этнической культуры // Мето-дологические проблемы исследования этнических культур : Матер/ симпозиума. Ере-ван, 1978.
Аверкиева Ю. П. Индейцы Северной Америки. М., 1974.
Алёкшин В. А. Социальная структура и погребальный обряд древнеземледельческих обществ. Л., 1986.
Алёкшин В. А., Буряков Ю. Ф. Хроника // ДЦВ. Самарканд, 1986.
Артановский С. Н. Критика буржуазных теорий культуры и проблемы идеологической борьбы. Л., 1981.
Арутюнов С. А. Механизмы усвоения нововведений в этнической культуре // Методологиче-ские проблемы исследования этнических культур : Матер. симпозиума. Ереван, 1978.
Арутюнов С. А. Этнографическая наука и изучение культурной динамики // Исследования по общей этнографии. М., 1979.
Арутюнов С. А, Инновации в культуре этноса и их социально-экономическая обусловлен-ность // Этнографические исследования развития культуры. М., 1985.
Археология Зарубежной Азии. М., 1986.
Археология СССР : Энеолит СССР. М., 1982.
Аскаров А. А. Саппалитепа. Ташкент, 1973.
Аскаров А. А, Древнеземледельческая культура эпохи бронзы юга Узбекистана. Ташкент, 1977.
Бадер Н. О. Раннеземледельческое поселение Телль Cotto (по раскопкам 1971, 1973-1974) // CA. 1975. ? 4.
Башилов В. А. Древние цивилизации Перу и Боливии. М., 1972.
Башилов В. А. Общие закономерности и специфика 'неолитической революции' в Перу // Древние культуры Сибири и Тихоокеанского бассейна. Новосибирск, 1979.
Башилов В. А. Появление культурных растений в древнейших земледельческих центрах Америки // Латинская Америка. 1980. ? 5.
Бердыев О. К. Чакмаклы-депе - новый памятник времени Анау IA // История, археология и этнография Средней Азии. М., 1968.
Бердыев О. К. Монджуклы-депе - многослойное поселение неолита и раннего энеолита в Юж-ном Туркменистане // КД. 1972. Вып. 4.
Березкин Ю. Е. Начало земледелия на Перуанском побережье // СА. 1969. ? 1.
Березкин Ю. Е. Социальная структура общества мочика : (древнее Перу) // Возникновение ран-неклассового общества : Тез. докл. конф. М., 1973.
Березкин Ю. Е. Из истории древнего Перу : Социальная структура мочика сквозь призму мифо-логии // ВДИ. 1978. ? 3.
Березкин Ю. Е. Ранние земледельцы побережья Перу // Ранние земледельцы. Л., 1980.
Березкин Ю. Е. Древнее Перу : Новые факты - новые методы. М., 1982.
Березкин Ю. Е. Мочика : Цивилизация индейцев северного побережья Перу в I-VII вв. Л., 1983а.
Березкин Ю. Е. Раскопки памятников древних цивилизаций на севере Перу // Природа. 1983б. ? 3.
Бернал Дж. Наука в истории общества. М., 1956.
Бернштам Б. М. Выражение этнической специфики в художественной культуре // Методоло-гические проблемы исследования этнических культур : Матер. симпозиума. Ереван, 1978.
Бибби Дж. В поисках Дильмуна. М., 1984.
Бочкарев В. С. К вопросу о системе основных археологических понятий // Предмет и объект археологии и вопросы методики археологических исследований. Л., 1975.
Бромлей Ю. В. Этнос и этнография. М., 1973.
Бромлей Ю. В. Современные проблемы этнографии. М., 1981.
259
Будагов Р. А. История слов в истории общества. М., 1971.
Вавилин Е. А., Фофанов В. П. Исторический материализм и категория культуры. М., 1983.
Вайман А. А. К расшифровке протошумерской письменности // Переднеазиатский сборник. М., 1966. ? 2.
Вайман А. А. Обозначение рабов и рабынь в протошумерской письменности // ВДИ. 1974б. ? 2.
Вайман А. А. О связи протоэламской письменности с протошумерской // ВДИ. 1974б. ? 2.
Васильев Л. С. Проблемы генезиса китайской цивилизации : Формирование основ материаль-ной культуры и эпоса. М., 1976.
Васильев Л. С. Становление политической администрации (от локальной группы охотников и собирателей к протогосударству - чифдом) // НАА. 1980. ? 1.
Виноградов А. В., Мамедов Э. Д. Первобытный Лявлякан. М., 1975.
Виц Б. Б. Демокрит. М., 1979.
Вишну-Миттре, Шарма К. А. Производство продуктов питания в неолите-халколите в Восточ-ном Уттар-Прадеше // Древние культуры Средней Азии и Индии. Л., 1984.
Волков Г. Н. Истоки и горизонты прогресса. М., 1976.
Воронцов H. H., Коробицына К. В., Надлер И. Ф. и др. Хромосомы диких баранов и происхож-дение домашних овец // Природа. 1972. ? 3.
Вулли Л. Ур халдеев. М., 1961.
Вулли Л. Забытое царство. М., 1986.
Гаджиев М. Г. Некоторые особенности культурного прогресса по материалам археологии Северного Кавказа // Культурный прогресс в эпоху бронзы и раннего железа : Тез. сове-щания. Ереван, 1982.
Гарден Ж. К. Теоретическая археология. М., 1983.
Гинзбург В. В., Трофимова Т. А. Черепа эпохи энеолита и бронзы из Южной Туркмении // СЭ. 1959. ? 1.
Гинзбург В. В., Трофимова Т. А. Палеоантропология Средней Азии. М., 1972.
Грязное М. П. Классификация, тип, культура // Теоретические основы советской археологии : Тез. метод. семинара ЛОИА. Л., 1969.
Гуляев В. И. К вопросу о связях городских племен с Югом в VII - IV вв. до н. э. // Историко-археол. сборник в честь А. В. Арциховского. М., 1962.
Гуляев В. И. Древнейшие цивилизации Мезоамерики. М., 1972.
Гуляев В. И. Проблема становления царской власти у древнейших майя // Становление клас-сов и государство. М., 1976.
Гуляев В. И. Города-государства майя. М., 1979.
Гуляев В. И. Земледелие древних майя // Природа. 1982. ? 9.
Давидович В. Е., Жданов Ю. А. Сущность культуры. Ростов н/Д., 1979.
Дайсон Р. Повторное изучение Тепе Гиссар // ДЦВ. Самарканд, 1986.
Дандамаев М. А., Луконин В. Г. Культура и экономика древнего Ирана. М,, 1980.
Дворецкий И. X. Латинско-русский словарь. М., 1976.
Джавахишвили А. И. Строительное дело и архитектура поселений Южного Кавказа V-III тыс. до н. э. Тбилиси, 1973.
Джуракулов М. Д. Археологическая деятельность А. В. Комарова в Закаспии // Тр. Самарканд-ского гос. ун-та им. А. Навои. Нов. сер. Археология Узбекистана. Самарканд, 1964. Вып. 135.
Древние города : Матер. к Всесоюзной конференции 'Культура Средней Азии и Казахстана в эпоху раннего средневековья'. Л., 1977.
Древняя Эбла : Раскопки в Сирии. М., 1985.
Дьяконов И. М. Общественный и государственный строй древнего Двуречья. М., 1959.
Дьяконов И. М. Проблемы вавилонского города II тыс. до н. э. // Древний Восток : Города и торговля. Ереван, 1973.
Дьяконов И. М. От редактора // Тайны древних письмен. М., 1976.
Дьяконов И. М. Научные представления на Древнем Востоке // Очерки истории естественно-научных знаний в древности. М., 1982.
Ермолова Н. М. Где же одомашнили двугорбого верблюда? // Природа. 1976. ? 10.
Ермолова Н. М. Животные в культуре и в жизни древнего населения Туркменистана // Памят-ники Туркменистана. 1977. ? 2 (24).
Ермолова H. M. Скотоводство и охота в Центральной Азии в эпоху энеолита и бронзы (по дан-ным палеозоологии) // Археология Средней Азии и Ближнего Востока / Второй совет-ско-американский симпозиум: Тез. докл. Ташкент, 1983.
Ершов С. А. Северный холм Анау // Тр. Института истории, археологии, этнографии АН Туркм. ССР. Ашхабад. 1956. Т. 2.
Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилиза-ции. Ч. 1 : Месопотамия/Под ред. И. М. Дьяконова. М., 1983.
Захарук Ю. Н. Проблемы археологической культуры // Археология. Киев, 1964. ? 17.
Злобин Н. С. Культура и образ жизни // Советский образ жизни сегодня и завтра. М., 1967.
Злобин Н. С. Культура и общественный прогресс. М., 1980.
Ильин Г. Ф., Бонгард-Левин Г. М. Древняя Индия. М., 1969.
Исаков А. И. Саразм - новый раннеземледельческий памятник Средней Азии // CA. 1986, ? 1.
История древнего мира : Ранняя древность. М., 1982.
260
История Древнего Востока. М., 1983.
История лексики русского литературного языка конца XVIII-начала XIX в. М., 1981.
Каменецкий И. С. Археологическая культура - ее определение и интерпретация // CA. 1970. ? 2.
Качановский Ю. А. Рабовладение, феодализм или азиатский способ производства? М., 1971.
Кашина Т. П. Керамика культуры Яншао. Новосибирск, 1977.
Ким М. П. Великий Октябрь и культурная революция в СССР. М., 1967.
Кинжалов Р:. В. Культура древних майя. Л., 1971.
Кинк X. А. Восточное Средиземноморье в древнейшую эпоху. М., 1970.
Кирчо Л. Б. Культурная эволюция в эпоху формирования раннегородской цивилизации // Археология Средней Азии и Ближнего Востока. Ташкент, 1983.
Кирчо Л. Б. Культурная эволюция в эпоху раннегородской цивилизации : По материалам раскопок Алтын-депе // ДЦВ.
Киселев С. В. Неолит и бронзовый век Китая : По материалам научной командировки в КНР // CA. 1960. ? 4.
Клинописные тексты из Кюль-тепе в собраниях СССР/Изд. Н. Б. Янковской. М., 1968.
Кнорозов Ю. В. 'Сообщение о делах в Юкатане' Диего де Ланда как историко-этнографи-ческий источник // Диего де Ланда. Сообщение о делах в Юкатане. М.; Л., 1955.
Кнорозов Ю. В. Письменность индейцев майя. М.; Л., 1963.
Кнорозов Ю. В. Иероглифические рукописи майя. Л., 1975.
Кожин П. М. Иньские колесницы // Ранняя этническая история народов Восточной Азии. М., 1977.
Кон И. С. Прогресс // Философская энциклопедия. М., 1967. Т. 4.
Коробкова Г. Ф. Локальные различия в экономике ранних земледельческо-скотоводческих обществ // УСА. 1972. Вып. 1.
Коробкова Г. Ф. Древнейшие жатвенные орудия и их производительность // CA. 1978. ? 4.
Коробкова Г. Ф. Палеоэкономические разработки в археологии и экспериментально-трасологи-ческие исследования // Первобытная археология : Поиски и находки. Киев, 1980.
Коробкова Г. Ф. Марксистско-ленинское учение о труде и исследование древних орудий // Изв. АН Туркм. ССР. 1981а. ? 5.
Коробкова Г. Ф. Хозяйственные комплексы ранних земледельческо-скотоводческих обществ юга СССР : Автореф. дис. . .. докт. ист. наук. Л., 1981б.
Коробкова Г. Ф. Экспериментально-трасологический анализ и изучение экономики древних обществ // Археология Средней Азии и Ближнего Востока. Ташкент, 1983.
Коробкова Г, Ф. Трасологическое изучение орудий труда древней Индии // Раннежелезный век Средней Азии и Индии. Ашхабад, 1984.
Коробкова Г. Ф. Каменные и костяные орудия в бронзовом веке // Достижения советской архе-ологии в XI пятилетке : Тез. докл. Баку, 1985.
Коробкова Г. Ф. Экспериментально-трасологический анализ и изучение экономики древних обществ // ДЦВ.
Крюков М. В. Язык иньских надписей. М., 1973.
Крюков М. В., Софронов М. В., Чебоксаров Н. П. Древние китайцы : Проблемы этногенеза. М., 1Э78.
Куликов В. В. Способ производства // Экономическая энциклопедия. М., 1980. Т. 4.
Культура жизнеобеспечения и этнос : Опыт этнокультурол. исслед. (На материалах арм. сель-ской культуры) / Отв. ред. С. А. Арутюнов, Э. С. Маркарян. Ереван, 1983.
Культурный прогресс в эпоху бронзы и раннего железа : Тез. совещания. Ереван, 1982.
Культурный прогресс : Философские проблемы. М., 1984.
Курбансохатов К. К. Культура раннего и развитого энеолита предгорной полосы Южной Туркмении : Автореф. дис. . . . канд. ист. наук. Л., 1983.
Курочкин Г. И. К интерпретации некоторых изображений раннего железного века с террито-рии Северного Ирана // CA. 1974. ? 2.
Куфтин Б. А. Работы ЮТАКЭ в 1952 г. по изучению культуры Анау // Изв. АН Туркм. ССР. Сер. обществ. наук. Ашхабад, 1954. ? 1
Кучера С. Р. Китайская археология 1965 - 1974 гг.: Палеолит - эпоха Инь : Находки и проб-лемы. М., 1977.
Ламберг-Карловский К. X. Контуры древнейшей истории Иранского плато // ДЦВ.
Ленцман Я. А. Рабство в микенской и гомеровской Греции. М., 1963.
Лисицына Г. Н. Орошаемое земледелие эпохи энеолита на юге Туркмении. М., 1965.
Лисицына Г. Н. Культурные растения Ближнего Востока и юга Средней Азии в VIII-V тыс. до н. э. // CA. 1970. ? 3.
Лисицына Г. Н. Становление и развитие орошаемого земледелия в Южной Туркмении. М., 1978.
Лисицына Г, Н. История древнего орошаемого земледелия : Автореф. дис. . . . докт. ист. наук. М., 1979.
Литвинский Б. А. Намазга-депе : (по данным раскопок 1949-1950 гг.) // СЭ. 1952. ? 4.
Ллойд С. Археология Месопотамии. М., 1984.
Лосев А. Ф. История античной эстетики : Аристотель и поздняя классика. М., 1975.
Лосев А. Ф. Античная философия истории. М., 1977.
261
Лоллекова О. Хозяйство неолитических племен юга Туркмении в свете экспериментально-трасологических данных : Автореф. дис. . . . канд. ист. наук. Л., 1979.
Маке Ж. Цивилизация Африки южнее Сахары. М., 1974.
Маккей Э. Древнейшая культура долины Инда. М., 1951.
Маккуин Дж. Г. Хетты и их современники в Малой Азии. М., 1983.
Маретина C. A. Эволюция общественного строя у горных народов северо-восточной Индии. М., 1980.
Маркарян Э. С. О концепции локальных цивилизаций. Ереван, 1962.
Маркарян Э. С. Очерки теории культуры. Ереван, 1969.
Маркарян Э. С. О генезисе человеческой деятельности и культуры. Ереван, 1973.
Маркарян Э. С. Культурная традиция и задача дифференциации ее общих и локальных про-явлений // Методологические проблемы исследования этнических культур : Матер. сим-позиума. Ереван, 1978.
Маркарян Э. С. Глобальное моделирование, интеграция наук и системный подход : Системные исследования. М., 1981а.
Маркарян Э. С. Узловые проблемы теории культурной традиции // СЭ. 1981б. ? 2.
Маркарян Э. С. Теория культуры и современная наука. М., 1983.
Маркарян Э. С. Соотношение формационных и локальных исторических типов культуры // Этно-графические исследования развития культуры. М., 1985.
Марков Г. Е. Функции этнической культуры в системе образа жизни и жизненных укладов // Методологические проблемы исследования этнических культур : Матер. симпозиума. Ереван, 1978.
Марксистско-ленинская теория исторического процесса. М., 1983.
Масимов И. С. Изучение памятников эпохи бронзы низовий Мургаба // CA. 1979. ? 1.
Масимов И. С. Новые находки печатей эпохи бронзы с низовий Мургаба // CA. 1981. ? 2.
Массон М. Е. Краткая хроника полевых работ ЮТАКЭ за 1948-1952 гг. // Тр. ЮТАКЭ. 1955. Т. 5.
Массон В. М. Расписная керамика Южной Туркмении по раскопкам Б. А. Куфтина // Тр. ЮТАКЭ. 1956. Т. 7.
Массон В. М. Древнеземледельческая культура Маргианы. М.; Л., 1959.
Массон В. М. Кара-депе у Артыка // Тр. ЮТАКЭ. 1960а. Т. 10.
Массон В. М. Южнотуркменистанский центр раннеземледельческих культур // Тр. ЮТАКЭ. 1960б. Т. 10.
Массон В. М. Рец. на кн.: Braidwood R. J. a. L. S. Excavations in the plain of Antioch: (The earlier assamblages Phases A-F). OIP. Chicago, 1960. Vol. 61 // ВИ. 1961. ? 8.
Массон В. М. Энеолит южных областей Средней Азии: Памятники развитого энеолита Юго-Западной Туркмении // САИ. 1962. Вып. БЗ-8.
Массон В. М. Историческое место среднеазиатской цивилизации // CA. 1964а. ? 1.
Массон В. М. Средняя Азия и Древний Восток. М.; Л., 1964б.
Массон В. М. От возникновения земледелия до сложения раннеклассового общества : (Этапы культурного и хозяйственного развития по материалам Азиатского материка) // VII меж-дународный конгресс доисториков и протоисториков : Докл. и сообщ. археологов СССР. М., 1966.
Массон В. М. Протогородская цивилизация юга Средней Азии // CA. 1967. ? 4.
Массон В. М. Глиняные таблички из Тартарии // Природа. 1969. ? 9.
Массон В. М. Экономические предпосылки сложения раннеклассового общества // Ленинские идеи в изучении истории первобытного общества, рабовладения и феодализма. М., 1970.
Массон В. М. Древние земледельцы Месопотамии // ВДИ. 1971а. ? 3.
Массон В. М. Каменный век Средней Азии и понятие археологической культуры // ИМКУз. 19716. Вып. И.
Массон В. М. Поселение Джейтун : Проблема становления производящей экономики // МИА. 1971в. ? 180.
Массон В. М. Понятие культуры в археологической систематике // Каменный век Средней Азии и Казахстана : Тез. совещания. Ташкент, 1972.
Массон В. М. Рец. на кн.: Renfrew С. Emergence of civilization. London, 1972 // ВИ. 1974. ? 7.
Массон В. M. Культура в понятийном аппарате археологии // Южная Сибирь в скифо-сар-матскую эпоху. Кемерово, 1976а.
Массон В. М. Экономика и социальный строй древних обществ. Л., 1976б.
Массон В. М. О характере древнейших обществ на Востоке // Изв. АН Туркм. ССР. Сер. об-ществ. наук. 1979а. ? 5.
Массон В. М. Раннеземледельческое общество и формирование поселений городского типа // Ранние земледельцы. Л., 19796.
Массон В. М. Изучение идеологии древних обществ // Идеологические представления древних обществ. М., 1980.
Массон В. М. Алтын-депе : Раскопки города бронзового века в Южном Туркменистане. Л., 1981а.
Массон В. М. О культурных стандартах в древнейших земледельческо-скотоводческих общест-вах // Древний Восток и мировая культура. М., 19816.
262
Массон В. M. Традиции и инновации в процессе культурогенеза // Преемственность и инно-вации в развитии древних культур : Матер. методологического семинара ЛОИА. Л., 1981в.
Массон В. А. Археологические исследования Аллахабадского университета // ВДИ. 1982а. ? 1.
Массон В. М. Древнейший Ближний Восток : История земледельческо-скотоводческой эконо-мики // Археология Старого и Нового Света. М., 1982б.
Массон В. М. Культурный прогресс в эпоху палеометалла // Культурный прогресс в эпоху брон-зы и раннего железа : Тез. совещания. Ереван, 1982в.
Массон В. М. Рец. на кн.: Езеро. Раннебронзовое селище. София, 1979 // ВИ. 1982г. ? 1.
Массон В. М. Рец. на кн.: Lamberg-Karlovsky С. С, Sabloff I. A. Ancient civilizations: Meso-amerika. London, 1979 // ВИ. 1982д. ? 11.
Массон В. M. Становление цивилизации как социально-экономический и культурный про-цесс // МАИКЦА. Информ. бюлл. M., 1982e. Вып. 2.
Массон В. М. Энеолит Средней Азии // Археология СССР : Энеолит СССР. М., 1982ж.
Массон В. М. Ленинское учение о неравномерности развития и мировой исторический про-цесс // Методологические и философские проблемы истории. Новосибирск, 1983а.
Массон В.М. Новое об энеолите Алтын-депе // Природа. 1983б. ? 5.
Массон В. М. Формирование цивилизации в древней Средней Азии и Индостане // Древние культуры Средней Азии и Индии. Л., 1984.
Массон В. М. Перспективы культурологических разработок в археологии // Достижения совет-ской археологии в XI пятилетке. Всесоюзн. археол. конф.: Тез. докл. Баку, 1985.
Массон В. М. Взаимодействие традиций в городской культуре Бактрии и Согда // Городская среда и культура Бактрии, Тохаристана и Согда : Тез. докл. советско-французского коллоквиума. Ташкент, 1986а.
Массон В. М. Древние культуры Средней Азии : Динамика развития, освоение экологических ниш, культурные связи // МАИКЦА. Информ. бюлл. М., 1986б. Вып. 11.
Массон В. М. Значение марксистско-ленинской философии для исторических наук // Проблемы археологических исследований на Дальнем Востоке СССР. Владивосток, 1986в.
Массон В. М. Вивчения культурного процессу за археологiчними материалами // Археологiя. Khìb, 1987. ? 57.
Массон В. М., Сарианиди В. И. Среднеазиатская терракота эпохи бронзы. М., 1973.
Медведская И. Н. Иран последней четверти II тыс. до н. э. по археологическим материалам : К ранней истории иранских племен : Автореф. дис. . . . канд. ист. наук. Л., 1978.
Медоу Р. Г. Доисторические и протоисторические средства существования в Белуджистане и Восточном Иране // МАИКЦА. Информ. бюлл. М., 1982. Вып. 2.
Межуев В. М. Культура и история. М., 1977.
Методологические проблемы исследования этнических культур : Матер. симпозиума. Ереван, 1978.
Морган Л. Древнее общество. Л., 1935.
Мунчаев Р. М., Мерперт Н. Я. Раннеземледельческие поселения в северной Месопотамии : Ис-следования советской экспедиции в Ираке. М., 1981.
Мчедлов М. Л. К вопросу о становлении коммунистической цивилизации // Коммунист. 1976. ? 4.
Мчедлов М. Л. О методологическом значении понятия 'цивилизация' // ВФ. 1978. ? 8.
Мчедлов М. Л. Социализм - становление нового типа цивилизации. М., 1980.
Мыльников А. С. Сравнительное изучение цивилизаций : Некоторые вопросы критического анализа современных западных концепций мирового культурно-исторического про-цесса // Актуальные проблемы этнографии и современная зарубежная наука. Л., 1979.
Никифоров В. Н. Восток и всемирная история. M., 1975.
Ольдерогге Д. А. Послесловие // Ж. Маке. Цивилизация Африки Южнее Сахары. М., 1974.
Очерки по историческому материализму. М., 1981.
Павловская А. И. По поводу дискуссии об азиатском способе производства на страницах жур-налов 'La pensee' и 'Eirene' // ВДИ. 1965. ? 3.
Першиц А. И. Начальные формы эксплуатации и проблема их генетической типологии // Проблемы типологии в этнографии. М., 1979.
Поэзия и проза Древнего Востока. М., 1973.
Рыбаков В. А. Космогония и мифология земледельцев энеолита // CA. 1965. ? 1; ? 2.
Рыбаков Б. А. О двух культурах древнего феодализма // Ленинские идеи в изучении истории первобытного общества, рабовладения и феодализма. М., 1970.
Сайко Э. В. К истории гончарного круга и развития форм керамики. Душанбе, 1971.
Сайко 9. В. Техника и технология керамического производства Средней Азии в историческом развитии. М., 1982.
Сарианиди В. И. Памятники позднего энеолита Юго-Восточной Туркмении // САИ. 1965. Вып. БЗ-8, ч. 4.
Сарианиди В. И. Коллективные погребения и изучение общественного строя раннеземледель-ческих племен // УСА. 1972. Вып. 1.
Сарианиди В. И. Печати-амулеты мургабского стиля // CA. 1976. ? 1.
Сарианиди В. И. Древние земледельцы Афганистана. М., 1977.
Семенов С. А. Керамический серп из древнего поселения Эреду в Ираке // CA. 1965. ? 3.
Семенов С. А., Коробкова Г. Ф. Технология древнейших производств. Л., 1983.
263
Семенов Ю. H. Теория общественно-экономических формаций и всемирная история // Общест-венно-экономические формации. М., 1978.
Семенов Ю. Н. Теория общественно-экономической формации. М., 1982.
Серкина А. А. Символы рабства в древнем Китае. М., 1982.
Старостин В. А. Параметры развития науки. М., 1980.
Степугина Т. В. Первые государства в Китае // История древнего мира : Ранняя древность. М., 1982.
Суханов Н. В. Обычаи, традиции, преемственность. М., 1979.
Терехова H. H. История металлообрабатывающего производства у древних земледельцев Южной Туркмении : Автореф. дис. . . . канд. ист. наук. М., 1975.
Типы в культуре. Л., 1979.
Тоси М. Сеистан в бронзовом веке // CA. 1971. ? 3.
Традиции в истории культуры. М., 1978.
Трофимова Т. А. Расовые типы населения в эпоху энеолита и бронзы // КСИЭ. 1961. Вып. 36.
Трофимова Т. А. Население Южной Туркмении и его переднеазиатские и южноиндийские связи в первобытную эпоху по данным палеоантропологии // Тр. МКАЭН : Тез. докл. М., 1968.
Трофимова Т. А., Гинзбург В. В. Антропологический состав населения Южной Туркмении в эпоху энеолита // Тр. ЮТАКЭ. 1960. Т. 10.
Тюменев А. И. Государственное хозяйство древнего Шумера. М.; Л., 1956.
Удеумурадов Б. Раннегородское поселение Шохри-Сохте в Юго-Восточном Иране и его связи с культурами Южного Туркменистана // Археология Зарубежной Азии. Л.. 1985.
Федоров-Давыдов Г. А. Понятия 'археологический тип' и 'археологическая культура' в 'Ана-литической археологии' Дэвида Кларка // CA. 1970. ? 3.
Халипов В. К. К вопросу о понятии цивилизации в буржуазной и марксистской социально-политической мысли // Пробл. научного коммунизма. М., 1972. Вып. 6.
Хлопин И. Н. Некоторые вопросы развития древнейших земледельцев // Исследования по архе-ологии СССР. Л., 1961.
Хлопин И. Н. Памятники раннего энеолита Южной Туркмении // САИ. 1963. Вып. БЗ-8, ч. 1.
Хлопин И. Н. Геоксюрская группа поселений эпохи энеолита. М.; Л., 1964.
Хлопин И. Н. Памятники развитого энеолита Юго-Восточной Туркмении // САИ. 1969. БЗ-8, ч. 3.
Хлопин И. Н. Теменос на Кара-тепе (Южная Туркмения) // CA. 1971. ? 3.
Хлопин И. Н., Хлопина Л. И. Могильник эпохи ранней бронзы Пархай III в Туркмении // CA. 1980. ? 1.
Хрестоматия по истории Древнего Востока. М., 1963.
Чайлд Г. Древнейший Восток в свете новых раскопок. М., 1956.
Черных Е. Н. Некоторые результаты изучения металла анауской культуры // КСИА. 1962. Вып. 91.
Черных Е. Н. Металл -человек-время. М., 1972.
Черных Е. Н. На пороге несостоявшейся цивилизации // Природа. 1976. ? 2.
Чеснов Я. В. Доместикация риса и происхождение народов Восточной и Юго-Восточной Азии. М., 1973.
Щетенко А. Я. Первобытный Индостан. Л., 1979.
Энеолит СССР / Под ред. В. М. Массона, Н. Я. Мерперта. М., 1982.
Эсакия К. М. Производства древних земледельческо-скотоводческих обществ Восточной Гру-зии : (По данным экспериментально-трасологических исследования орудий труда) : Ав-тореф. дис. . . . канд. ист. наук. Л., 1984.
Янушевич 3. В. О находке ячменя на поселении Алтын-депе // КД. 1977. Вып. 5.
Зарубежные издания
Abu al-Soof В. Tell-es-Sawwan : Excavations of the fourth season // Sumer. 1968. Vol. 24.
Ackerman Ph. Ritual bronzes of ancient China. New York, 1945.
Adams R. Mс. The evolution of urban society. Chicago, 1966.
Adams R. Mс., Nissen H. J. The Uruk countryside : The natural setting of urban societies. Chicago; London, 1972.
Agrawal D. P. The copper Bronze Age in India. Delhi, 1971.
Agrawal D. P. Metal technology of the Harappans // FÍC. 1984.
Albright W. F. The archaeology of Palestine. London, 1960.
Allchin B. a. R. The rise of civilisation in India and Pakistan. Cambridge, 1982.
Amiet P. La glypthique mésopotamienne. Paris, 1961.
Amiet P. Antiquités du Désert du Lut : 2 // RA. 1976. ? 70.
Amiet P. La période IV de Tépé Sialk reconsidérée : De l'Indus aux Balkans // Recueil à la mémoire de Jean Deshayes. Paris, 1985.
Amiet P. L'âge des échanges inter-iraniens 3500-1700 a. J. C. Paris, 1986.
Amiet P. Nouvelles acquisitions des départements des Antiquités orientales // La revue du Louvre et des Musées de France. 1987. N 1.
Anati E. Palestine before the Hebrew. London, 1963.
Andersson J. G. Preliminary report on archaeological research in Konsu. Peking, 1925.
Arik R. O. Les fouilles d'Alaca Hüyük. Ankara, 1937.
Arne T. J. Excavations at Shah Tepe : Iran. Sino-Swedish expedition : Publ. 27 // Archaeology. Stockholm, 1945. N 5.
264
Ashore W. (ed.). Maya lowland settlement patterns. Albuquerque, 1980.
Asthana S. Harappan trade in metals and minerals // HC. 1982.
Asthana S. The place of Shahdad in Indus Iranian trade // FIC. 1984.
Bankes G. H. A. Moche pottery from Peru. London, 1980.
Bar Adon P. The treasure from the cave in Nahal Mishmar // IEJ. 1982. N 12.
Barnard N. Bronze casting and bronze alloys in ancient China. Tokyo, 1961.
Beigen С. W. Troy and troyans. London, 1963.
Beigen С. W., Caskey J. L., Rawson M. Troy I: The first and second settlements. Princeton, 1950.
Beigen С. W., Caskey J. L., Rawson M. Troy II : The third, fourth and fifth settlements. Princeton, 1951.
Benson E. P. Mochica : a culture of Peru. New York; Washington, 1972.
Benson E. P. (ed.). The Olmec and their neighbors. Dumbarton Oaks, 1981.
Benveniste E. Problèmes de linguistique générale. Paris, 1966.
Berthoud Th., Frangaix J. Contribution â l'étude de la métallurgie de Suse aux IV et III millénaires. Paris, 1980.
Bibby T. G. The 'Ancient Indian Style' seals from Bahrain / Antiquity. 1958. Vol. 32.
Bird J. B. Preceramic cultures in Chicama and Viru : Reappraisal to Peruvian archaeology // Mem. of the Soc. for American Archaeology. Wisc, 1948. N 4.
Bischoff H., Camboa J. V. Pre-Valdivia occupations on the south-west coast of Ecuador // AA. 1972. Vol. 34, N 4.
Bisht B. S., Asthana S. Banawali and some other recently excavated Harappan sites in India // SAA. 1977. Naples, 1979.
Blanton R. E. Monte Alban : Settlement patterns at the ancient Zapotec capital. New York, 1978.
Blanton R. E. a. o. Regional evolution in the valley of Oaxaca // Journ. of Field Archaeology. 1979. Vol. 6, N 4.
Braidwood R. J. The early village in south-western Asia // JNES. 1973. Vol. 32, N 1 - 2.
Braidwood R. J., Howe B. Prehistoric investigations in Iraq Kurdistan // SAOC. 1960. N 31.
Braidwood R. J., Howe В., Reed Ch. A. Iranian prehistoric project. Science. 1961. Vol. 133, N 3469.
Braidwood R. J. a. L. S. Excavations in the plain of Antioch // OIP. 1960. Vol. 61.
Braidwood R. J. a. o. Beginnigs of village-farming communities in south-eastern Turkey // Proc. Nat. Acad. Sci. USA. 1974. Vol. 71, N 2.
Braidwood R. J., Reed Ch. The achievement and early consequences of food-production // Gold Spring Harbor Simposia on Quantitative Biol. New York, 1957.
Breton L. le. Note sur la céramique peinte aux environs de Suse et â Suse // MDP. 1947. T. 30.
Breton L. le. The early periods at Susa : Mesopotamian relations // Iraq. 1957. Vol. 19, pt 2.
Bovington C. H., Dyson R. H., Mahadavi A., Masoun R. The radiocarbon evidence for the terminal date of the Hissar IIIC culture // Iran. 1974. Vol. 12.
Brunswig R. H. Radiocarbon dates and Indus civilisation // EW. 1975. Vol. 25.
Buchanan B. A dated seal impression connecting Babylonia and ancient India // Archaeology. 1967. Vol. 20, N 2.
Buckle H. A history of civilization in England. London, 1857. Vol. 1; 1861. Vol. 2.
Bulgarelli G. M. Lithic industry of Tepe Hissar in the light of recent excavations // SAA. 1977. Naples, 1979. Vol. 1.
Burney Ch. From village to empire: An introduction to Near Eastern archaeology. Oxford, 1977.
Burney C. A., Lang L. M. The peoples of the Hills. London, 1971.
Caldwell J. R. Investigations at Tali-Iblis. Springfield (III), 1967.
Calvet Y. Le début de la période d'Obeid en Mésopotamie du Sud // De l'Indus aux Balkans. Paris, 1985.
Cambel H., Braidwood R. J. An early farming village in Turkey // Proc. Nat. Acad. Sci. USA. 1971. Vol. 68, N 6.
Canal D. La terrasse haute de l'Arcopol de Suse // Cahier de la Délégation archéologique Française en Iran. 1978. N 9.
Casal J. M. Fouilles de Mundigak. Paris, 1964. Vol. 1, 2.
Cauvin G. Nouvelles fouilles à Tell Mureybet (Siria). 1971 -1972 // Ann. Archéologiques Arabes de Syria. 1972. Vol. 22.
Chang Kwang-Chin. The archaeology of ancient China. New Haven; London, 1961.
Chang Kwang-Chin. The archaeology of ancient China. New Haven; London, 1968.
Chang Kwang-Chin. The beginnings of agriculture in the Far East // Antiquity. 1970. Vol. 44.
Chang Kwang-Chin. Archaeology of ancient China. Yale, 1971.
Chang Kwang-Chin. Early Chinese civilization : Anthropological perspectives. Cambridge (Mass.), 1976.
Chang Kwang-Chin. The origin of Chinese civilization : A review // JAOS. 1978. Vol. 98.
Chang Kwang-Chin. Shang civilization. New York; London, 1980.
Chang Te-K'un. Archaeology in China. Vol. 1 : Prehistoric China. Cambridge (Mass.), 1959.
Chang Te-K'un. Archaeology in China. Vol. 2 : Shang China. Cambridge (Mass.), 1960.
Childe G. The urban revolution // Town Planning Rev. 1950. Vol. 21.
Chitalmala V. M. The problem of class structure in the Indus civilization // FIC. 1984.
City invisible : A Symposium on urbanisation and cultural development in the ancient Near East. Chicago, 1960.
265
Clarke D. L. Analytical archaeology. London, 1968.
Cleuziou S., Costantini L. Premiers éléments sur l'agriculture protohistorique de l'Arabie Orientale // Paléorient. 1980. N 6.
Coe M. D. La Victoria, an early site on the Pacific coast of Guatemala. Harvard, 1961.
Coe M. D. San Lorenzo and the Olmec civilization // Dumbarton Oaks Conference on the Olmek. Dumbarton Oaks, 1968a.
Coe M. D. America's first civilization : Discovering the Olmec. New York, 1968b.
Coe M. D. The archaeological sequence at San Lorenzo, Tenochitlan, Verakruz, Mexico // Contribu-tions of the University of California. Archaeol. Res. Facility. 1970. N 8.
Coe M. D. Olmec jaguars and Olmec kings : The cult of feline. Washington, 1972.
Coe M. D. Olmec and Maya : a study in relationships // The origin of Maya civilization. New Mexico, 1977.
Coe M. D., Flannery V. V. Microenvironment and Mesoamerican prehistory // Science. 1964. Vol. 143, N 3607.
Contenait С., Ghirshman R. Fouilles du Tépé-Giyan, près de Néhavend. Paris, 1935.
Cowgill U. An agricultural study of Southern Maya // American Anthropologist. 1962. Vol. 64, N 2.
Creamer W. Costa Rican trade in Context // Inter-regionalities in Costa Rican Prehistory. Oxford, 1984.
Dabbagh T. Halaf Pottery // Sumer. 1966. Vol. 22.
Dales G. F. Archaeological and radiocarbon chronologies for protohistoric South Asia // SAA. Park Ridge, 1973.
Dales G. F. The Balacot-project : Summary of four years excavations in Pakistan // SAA. 1977. Naples, 1979. Vol. 1.
Dani A. N. Excavations in Gomal valley // Ancient Pakistan. 1970-1971. Vol. 5.
Daniel G. The first civilizations. London, 1968.
Deshayes J. Rapport préliminaire sur les deux premières compagnes de fouilles à.Tureng Tépé // Syria. 1963. Vol. 12.
Deshayes J. Les civilizations de l'Orient ancien. Paris, 1969.
Deshayes J. La XI campagne de fouilles à Tureng Tépé // Paléorient. 1974. Vol. 2.
Deshayes J. Les fouilles récentes de Tureng Tépé : la terrasse haute de la fin III millénaire // Comptes rendus de l'Académie des Inscriptions et Belles-Lettres. Nov. dec. 1975. Dhavalikar M. К. Daimabad bronzes // HC. 1982.
Dollfus G. Djaffarabad, Djowi, Bendebal : Contribution à l'étude de la Susiene au V millénaire et au début du III millénaire // Paléorient. 1978. Vol. 4.
Donnan С. В. A precolumbian smelter from Northern Peru // Archaeology. 1973. Vol. 26, N 4.
Donnan S. B. Moche art and iconography // Latin American Studies. Los Angeles; London, 1976. Vol. 33.
Donnan S. B. Moche art of Peru. Los Angeles, 1978.
Drower M. S., Bottero J. Syria before 2200 В. С Cambridge, 1968.
Drucker Ph., Heizer R., Squier R. Excavations at La Venta, Tabasco // Bureau of American Ethno-logy. Washington, 1959. N 170.
Drucker P., Heizer R. F. A study of the milpe system La Venta island and its archaeological implications // South-Western Journ. of Anthropology. 1960. Vol. 16. N 1.
Dunand M. Fouilles de Byblos. 1926-1932. Paris, 1939. Vol. 1.
During-Caspers E. C. L. Sumerian trading communities in Harappan society // FIC. 1984.
Durrani F. A. Some early Harappan sites in Gomal and Bannu valleys// FIC. 1982.
Dyson R. H. Problems in the relative chronology of Iran 6000-2000 В. С // COWA. 1965a.
Dyson R. H. Protohistoric Iran as seen from Hassanlu // JNES. 1965b. Vol. 24.
Dyson R. H. A decade in Iran expedition. 1969. Vol. 2, N 2.
Dyson R. H. Paradigma changes in the Study of the Indus civilization // HC. 1982.
Emmerich A. Sweat of the Sun and tears of the moon : Gold and silver in pre-Columbian art. Seattle, 1965.
Engel F. A. La complexe précéramique d'El Paraíso (Pérou) // Journ. de la Soc. des Americanistes. 1966. Vol. 55.
Fairservis W. A. The Harappan civilization : New evidence and more theory // American Museum Novitates. 1961. ? 2055.
Fairservis W. A. The roofs of ancient India. London, 1971.
Flannery K. V. The Olmec and the Valley of Oaxaca : A model for interregional interaction in formative times // Dumbarton Oaks Conference on the Olmec. Dumbarton Oaks, 1968.
Flannery K. V. The cultural evolution of civilization // Ann. Rev. of Ekol. Sistematice. 1972. ? 3.
Flannery K. V. The origin of the agriculture // Ann. Rev. of Anthropology. 1973. Vol. 2.
Flannery K. V. (ed.). The early Mesoamerican village. New York, 1976.
Francfort H. Tell Asmar, Khafaje and Khorsabad // OIP. 1933. N 16.
Francfort H. Cylinder seals : A documentary essay on the art religion of the ancient East. London, 1939.
Francfort H. P. The Harappan settlement of Shortugai // FIC. 1984.
Friedd D. A. Marine adaptation and the rise of Maya civilization : The view Cerros, Belize // Prehistoric coastal adaptations. New York, 1978.
266
Frifelt V. Oman during the third millennium В. С : Urban development of fishing farming commu-nities // SAA. 1977. Naples, 1979. Vol. 1.
Gadd С. J. Seals of ancient Indian style found at Ur // Proc. of Brit. Acad. 1932. Vol. 18.
Galley A. L'archéologie demain. Paris, 1986.
Garstang J. Prehistoric Mersin. Oxford, 1953.
Gay С. Т. Xochipala : The beginnings of Olmec art. Princeton, 1972.
Ghirshman R. Fouilles de Sialk. Paris, 1938-1939. Vol. 1-2.
Ghirshman R. L'Iran des origines à l'Islam. Paris, 1951.
Goff С. Luristan before the Iron Age // Iran. 1971. Vol. 9.
Groman Ch. The Hoabinhian and after world // Archaeology. 1971. Vol. 2, N 3.
Grove D. С. Olmec altars and myths // Archaeology. 1973. Vol. 26, N 2.
Guizot F. L'histoire de la civilisation en Europe depuis la chute de l'Empire romain. Paris, 1828.
Guizot F. L'histoire de la civilisation en France depuis la chute de l'Empire romain. Paris, 1830.
Gupta S. F. Internal trade of the Harappans // FIC. 1984.
Hakemi A. Découvertes d'une civilisation préhistorique à Xabis 'Shahdad', Kerman : Epoque chalcolithique // Catalogue de l'Exposition: Lut Shahdad Xabis. Téhéran, 1972.
Halim M. A. Excavations at Sarai Khola // Pakistan Archaeology. 1972. N 7; 8.
Hammond N. a. о. The earliest lowland Maya? Definition of the Surasey phase // AA. 1979. Vol. 44.
Hansman J. A periplus of Magan and Malukha // BSOAS. 1973. Vol. 36.
Harris D. R. Swidden system and settlement // MSU. 1972.
Hastings C. M., Moseley M. E. The adobes of Huaca del Sol and Huaca de la Luna // AA. 1975. Vol. 10.
Heinrich E. Kleinfunde aus den archaischen Tempelschichten in Uruk. Berlin; Leipzig, 1936.
Heizer R. F. New observations on La Venta // Dumbarton Oaks Conference on the Olmec. Dumbarton Oaks, 1968.
Helbeack H. Ecological effect of irrigation in ancient Mesopotamia // Iraq. 1960. Vol. 22.
Herrmann G. Lapis lazuli : The early phases of its trade // Iraq. 1968. Vol. 30.
Hole F., Flannery K. V., Neely J. A. Prehistory and human ecology of Deh Luran Plain. Ann Arbor, 1969.
Hopf M. Plant remains and early farming at Jericho // Ucko P., Dimbledy G. W. Domestication and exploitation of plants and animals. London, 1969.
Jairazbhoy R. A. Ancient Egyptians and Chinese in America. London, 1974.
Jara V. de la. La découvert de l'écriture péruvienne // Archeologia. 1973. N 68.
Jarrige J. F. Excavations at Mehrgarh, their significance for understanding of the Harappa cul-ture // HC. 1982.
Jarrige J. F. Chronology of the earlier periods of the Greater Indus as seen from Mehrgarh Pakistan // SAA. 1981. Cambridge, 1984.
Jarrige J. F. Les relations entre l'Asie centrale méridionale, le Baluchistan et la vallée de l'Indus à la fin du 3 et du début de 2 millénaire // L'archéologie de la Bactrian ancienne. Paris, 1985.
Jarrige J. F., Lechevallier M. Excavations at Mehrgarh, Baluchistan and their significance in the prehistoric context of the Indo-Pakistani Borderlands // SAA. 1977. Naples, 1979. Vol. 1.
Jasim S. A. Excavations at Tell Abada // Iraq. 1983. Vol. 45, pt 2.
Jennings I. D. (ed.). Ancient South Americans. San Francisco, 1983.
Johnson G. A. Local exchange and early state development is South-Western Iran. Ann Arbor, 1973.
Jordan J., Heinrich E. u. a. Vorläufer Bericht über die von der Deutschen Forschungsgemeinschaft in Uruk-Warka unternommenen Ausgrabungen. Berlin, 1930-1963. Bd 1 - 19.
Joshi J. P. Excavations at Surkotada // RIA. 1973.
Joshi F. A., Madhu Bala, Jassu Ram. The Indus civilization : A reconsideration on the basis of distribution map // FIC. 1984.
Kantor H. J. The early relations of Egypt with Asia // JNES. 1942. Vol. 1.
Kasarwan A. Harappan Gateways : A functional reasessment // FIC. 1984.
Keatinge R. W. (ed.) Peruvian prehistory : An overview of pre-Inca and Inca society. Cambridge, 1988.
Kenoyer J. M. Chipped stone tools from Mohenjo-daro // FIC. 1984.
Kenyon K. M. Earliest Jericho // Antiquity. 1959. N 129.
Kenyon K. M. Archaeology in the Holy Land. London, 1960a.
Kenyon K. M. Excavations at Jericho, 1957 - 1958 // PEQ. 1960b.
Kenyon K. M. Palestine in the middle Bronze Age. Cambridge, 1966.
Khan F. A. Preliminary report on the Kot Diji Excavations. Karachi, 1959.
Khan F. A. Excavations at Kot Diji // Pakistan Archaeology. 1965. N 2.
Khan F. Preliminary report on the microlithic blade industry from Rehman Dheri // SAA. 1977. Naples, 1979.
Khol Ph. World economy of West Asia in the 3rd millennium В. С // SAA. 1977. Naples, 1979. Vol. 1.
Kirkbride D. Beidha : Early neolithic village life south of dead Lak // Antiquity. 1968. Vol. 42.
Kirkbride D. Umm Debaghiach, 1971 // Iraq. 1972. Vol. 34, pt 1.
Kirkbride D. Umm Debaghiach, 1972 // Iraq. 1973. Vol. 34, pt 1.
Kirkbride D. Umm Debaghiach : A irading outpost // Iraq. 1974. Vol. 35.
267
Kirkbride D. Umm Debaghiach, 1974 // Iraq. 1975. Vol. 35.
Koşay H. Z. Les fouilles d'Alaca Höyük, 1937-1939. Ankara, 1951.
Koşay H. Z. Ausgrabungen von Alaca Höyük. Ankara, 1966.
Kramer S. M. Indus civilization and Dilmun // Expedition. 1964. Vol. 6, N 3.
Lamb W. Excavations at Thermi in Lesbos. Cambridge, 1936.
Lal B. B. Direction of writing in the Harappan script // Intern. Conference of Asien Archaeology. New Delhi, 1961.
Lal B. B. A picture emerges : An assesment of the carbon-14 datings of the protohistoric cultures of the Indo-Pakistan subcontinent // Indian Archaeology. 1963. N 18-19.
Lal B. B. Kalibangan and the Indus civilization // Essays in Indian Protohistory. 1979.
Lal B. B. Some reflections on the structure remains at Kalibangan // FIC. 1984.
Lamberg-Karlovsky С. C. Excavations at Tepe Yahya // Iran. 1967 - 1969. Cambridge (Mass.), 1970.
Lamberg-Karlovsky С. С. Trade mechanisms in Indus-Mesopotamian interrelations // Journ. of Orient. Soc. 1972. N 2.
Lamberg-Karlovsky C. C. Sumer, Elam and the Indus : Three urban processes equal one struc-ture? // HC. 1982.
Lamberg-Karlovsky С. С. Excavations at Tepe Jahya, Iran. 1967 - 1975 : The Early Periods // Amer. School of Prehistoric Res. Bull. N 38. Cambridge (Mass.), 1986.
Lamberg-Karlovsky C. C, Sabloff J. A. Ancient civilizations : The Near East and Mesoamerica. London, 1979.
Lamberg-Karlovsky C. C, Tosi M. Shahr-i Sokhta and Tepe Yahya : Tracts on the earliest history on the Iranian Plateau // EW. 1973. Vol. 23.
Lambreres L. G. The peoples and cultures of ancient Peru. Washington, 1974.
Lambrick H. T. The Indus flood plain and the 'Indis' civilization // Geogr. Journ. 1967. Vol. 133, N 4.
Langsdorff A., Mac Cown D. E. Talli-i-Bakun : A season of 1932 // OIP. 1942. Vol. 59.
Lanning E. P. Peru before the Incas. New York, 1967.
Larco-Hoyle B. Los Mochicas. Lime, 1938-1939. T. 1-2.
Lathrap D. W. The most tropics, the arid lands and the appearance of great art styles in the New World // Art and environment in Native North America. Lubbock (Tex.), 1974.
Lathrap D. W., Collier D., Chandra H. Ancient Ecuador : Culture, clay and creativity 3000-300 В. С Chicago, 1975.
Lechevallier M., Quivron G. Neolithic in Baruchistan : New evidences from Mehrgarh // SAA. 1979. Berlin, 1981.
Lenzen H. Mesopotamische Tempelanlagen von der Frühzeit bis zum zweiten Jahrtausend // ZA. 1955. Bd 17.
Li Chi. Anyang : A chronicle of discovery, excavation and reconstruction of ancient capital of Shang dynasty. Seattle, 1977.
Lloyd S. Early highland peoples of Anatolia. London, 1967.
Lloyd S., Mellaart J. Beycesultan I : The chalcolithic and early Bronze Age levels. London, 1962.
Lloyd S., Safar F. Tell Uqair // JNES. 1943. Vol. 2, pt 2.
Lloyd S., Safar F. Tell Hassuna // JNES. 1945. Vol. 3, N 4.
Lloyd S., Safar F. Eridu // Sumer. 1948. Vol. 4, N 2.
Lothrop S. K. Gold artefacts of Chavin Style // AA. 1951.
Mac Cown D. E. The comparative stratigraphy of early Iran // SAOC. Chicago, 1942. N 23; 2 ed. 1957.
Mackay E. J. H. Futher link between ancient India and Elam // Antiquity. 1931a. Vol. 6.
Mackay E. J. H. Report on excavations at Jem-det-Nasr // Iraq. Chicago, 1931b.
Mackay E. J. H. Further excavations at Mohendjo-Daro. New Delhi, 1938. Vol. 1-2.
Mac Neish R. W. Preliminary archaeological investigations in Sierra de Tamaulipas // Transl. of Amer. Philosoph. Soc. 1958. Vol. 48, pt 6.
Mac Neish R. W. Ancient Mesoamerican civilization // Science. 1964. Vol. 134, N 3604.
Mac Neish R. W. a. o. Central Peruvian Prehistoric interaction sphere. Andover (Mass.), 1975a.
Mac Neish R. W. a. o. Prehistory of Technacan valley. Vol. 5 : Excavations and reconnaissance. Austin, 1975b.
Mac Neish R. W. a. o. Belize Archaic archaeological reconnaissance. Andover (Mass.), 1981.
Mainkar V. B. Metrology in the Indus civilization // FIC. 1984.
Majidzadeh Y. Lapis lazuli and the Great Khorasan Road // Paléorient. 1982. Vol. 8, N 1.
Malik S. С. Harappan social and political life // FIC. 1984.
Mallon A., Koeppel R., Neuville R. Teleilat Ghassul I. Rome, 1934.
Mallowan M. E. Excavations et Brak and Chagar Bazar // Iraq. 1947. Vol. 9.
Mallowan M. E. The mechanism of ancient trade // Iran. 1965. Vol. 8.
Mallowan M. E., Rose J. C. Prehistoric Assyria : The excavations at Tell Arpachiyah. London, 1935.
Marcus J. The iconography of militarism at Monte Alban and neighboring sites in the valley of Oaxaco : The origins of religions art and iconography in preclassic Mesoamerica. Los Angeles, 1974.
268
Marcus ]. The origins of Mesoamerican writing // Ann. Rev. of Anthropology. 1976. Vol. 5.
Marshall J. Mohenjo-Daro and the Indus civilization. London, 1931. Vol. 1-3.
Mason J. A. The ancient civilization of Peru. London, 1957.
Masson V. M. The first farmers in Turkmenia // Antiquity. 1961. N 139.
Masson V. M. Seals of Proto-Indian type from Altyn-depe // The Bronze Age civilization of Central Asia. New York, 1981a.
Masson V. M. Urban centers of Early class society // Ibid. 1981b.
Masson V. M. A new type of culture formation leading to food production economy and social progress // Journ. of Central Asia. 1983. Vol. 6, N 1.
Masson V. M. La dialectique des traditions et des innovations dans le dévelopement culturel de la Bactrian // L'archéologie de la Bactriane ancienne. Paris, 1985.
Masson V. M., Sarianidi V. I. Central Asia : Turkmenia before Achaemenides. London, 1972.
Mastin В. A. Chalcolithic Ossuaries and 'houses for the dead' // PEQ. 1965.
Meadow R. H. A camel skeleton from Mohenjo-Daro // FIC. 1984.
Meggers B. J., Evans C, Estada E. Early formative period of Coastal Ecuador : The Valdivia and Marchalilla phases, Smithsonian contributions to anthropology. Washington, 1965. Vol. 1.
Mehta R. N. Some rural Harappan settlements in Gujarat // HC. 1982.
Mellaart 7. The end of the early Bronze Age in Anatolia and the Aegean // AJA. 1958. N 62.
Mellaart J. Anatolia before с 4000 and с 2300-1750 В. С. Cambridge, 1964.
Mellaart J. Anabolia s. 4000-2300 В. С Cambridge, 1965.
Mellaart J. The chalcolithic and early Bronze Age in the Near East and Anatolia. Beirut, 1966.
Mellaart J. Catal Hüyük : Neolithic town in Anatolia. London, 1967.
Mellaart J. Excavations at Hacilar. Edinburgh, 1970. Vol. 1-2.
Mellaart J. The neolithic of the Near East. London, 1975.
Moorey P. R. S. The plano-convex building at Kish and early Mesopotamian palaces // Iraq. 1964. Vol. 26.
Morgan J. de. Description des objets d'art // MDP. 1900. T. 1.
Morgan J. de. La délégation en Perse du ministère de l'instruction publique. 1897 à 1902. Paris, 1902.
Morgan L. Ancient society. London, 1877.
Mortensen P. Excavations at Tepe Guran, Luristan // Acta Archaeologica. 1964. Vol. 34.
Mortensen P. On Barbartemplets datiering. Kuml, 1970.
Mortensen P. Seasonal camps and early villages in Zagros // MSU. 1972.
Moseley M. E. Martime foundations of Andean civilization. Menlo Park (Calif.), 1975.
Moseley M. E. Prehistoric principles of labor organization in the Moche valley, Peru // AA. 1975. Vol. 40, pt 1, N 2.
Moseley M. E., Willey G. R. Aspero, Peru : A reexamination of the site and its implications // AA. 1973. Vol. 38.
Mughal M. R. New evidence of the early Harappan culture from Jalipur // Archaeology. 1974. N 2.
Negahban E. 0. A preliminary report of Marlik excavation. Teheran, 1964.
Niederbergen V. Early sedentary economy in the Basin of Mexico // Science. 1979. Vol. 203, N 4376.
Oates J. Choga Marni, 1967-1968 : A preliminary report // Iraq. 1963. Vol. 31, pt 2.
Oates J. Prehistory in North-Eastern Arabia // Antiquity. 1976. Vol. 50. N 179.
Oates D. a. J. The rise of civilisation. Oxford, 1976.
Oppenheim A. L. Seafaring merchants of Ur // JAOS. 1954. Vol. 74.
Oppenheim M. F. Tell Halaf. Berlin, 1943. Bd 1.
Osten H. H. Alishar Hüyük // OIP. 1940. Vol. 28.
Ozgüg T. Kültepe-Kanis. Ankara, 1959.
Pande В. M. Inscribed copper tablets from Mohenjo-Daro // RIA. 1973.
Parpola S., Parpola A., Brunswig R. H. The Meluhha village : Evidence of acculturation of Harap-pan trades in late third millennium Mesopotamia // Journ. of Economy and History of Orient. 1977. Vol. 20, pt 2, N 126-165.
Patterson С. С. Native copper, silver and gold accessible to early metallurgists // AA. 1971. Vol. 36, N 3.
Perkins A. L. The comparative archaeology of early Mesopotamia // SAOC. 1949. N 25; 2 ed. 1957.
Piggott S. Prehistoric India. Baltimore, 1950.
Piperno M. Socio-economic implications from the gravey and at Shahr-i Sokhta // SAA. 1977. Naples, 1979. Vol. 1.
Porada E. The art of ancient Iran. New York, 1965a.
Porada E. The relative chronology of Mesopotamia // COWA. Chicago, 1965b.
Possehl G. L. Indus civilization in Saurashtra. Delhi, 1980.
Potts D. Towards an integrate history of culture change in the Arabian Gulf area : Notes on Dilmun, Bahrain and the economy of ancient Sumer // Journ. of Oman Studies. 1978. Vol. 4.
Pulleyblank E. G. Chinese and Indo-Europeans // JRAS. 1966. pt 1-2.
Pumpelly R. Excavations in Turkestan : Prehistory civilizations of Anan. Washington, 1908. Vol. 1-2.
Ramachandran K. S. Dating of the Indus civilization // FIC. 1984.
269
Rao S. R. A Persian gulf seal from Lothal // Antiquity. 1963. Vol. 33, N 146.
Rao S. R. Lothal and the Indus civilization. Bombay, 1973.
Rathje W. L. Socio-political implications of lowland Maya burials : Methodology and tentative hypotheses // World Archaeology. 1970. Vol. 1, N 3.
Rathje W. L. The origin and development of lowland classic Maya civilization // AA. 1971. Vol. 36.
Redman Ch. L. The rise of civilization. San Francisco, 1978.
Reiched-Dolmatoff G. Colombia. New York, 1965.
Renfrew C. Patterns of population growth in the prehistoric Aegean // MSU. 1970.
Renfrew C. The emergence of civilization : The Cyclades and the Aegean in the third millennium В. С. London, 1972.
Renfrew C. Approaches to social archcaeology. Edinburgh, 1984.
Rostovzeff M. Sumerian treasure of Astrabad // Journ. of Egyptian Archaeology. 1919. Vol. 6, N 1.
Rowe J. N. Chavin art : An inquiry into its forms and meaning. New York, 1962.
Safar F., Mohammed Ali M., Lloyd S. Eridu. Baghdad, 1981.
Sali S. A. The Harappans of Daimabad // HC. 1982.
Sali S. A. Late Harappan settlement at Daimabad // FIC. 1984.
Salonen A. Zum Aufbau der Substrate im Sumerischen // Studia Orientalia. Helsinki, 1968. Vol. 37.
Salvatori S., Vidal M. A brief surface survey of the protohistoric site of Shahdad (Kerman, Iran) // Rivista di Archaeologia. 1982. Ann. 6.
Sanders W. T., Parsons I. R., Santley R. S. The Basin of Mexico: Ecological processes in the evolution of civilization.. New York, 1979.
Sankalia H. D. The prehistory and protohistory of India and Pakistan. Poona, 1974.
Sarcina A. The private house at Mohenjo-Daro // SAA. 1977. Naples, 1979. Vol. 1.
Sarraf M. R. Die Keramik von Tell-i-Iblis. Berlin, 1980.
Schimada I. Economy of prehistoric urban context : Commodity and labor flow at Moche V Pampa-Grande, Peru // AA. 1978. Vol. 43, N 4.
Schmandt-Besserat D. The earliest precursor of writing // Sci. Amer. 1978. Vol. 238, N 6.
Shaffer J. G. Prehistoric Baluchistan. New Delhi, 1978.
Sharer R. J., Ashmore W. Fundamentals of Archaeology. Menco Park (Calif.), 1980.
Sharma A. K. The Harappan cemetry at Kalibangan : A study // HC. 1982.
Sharma G. R. Beginnings of agriculture : New light of transformation from hunting and food gathering to the domestication of plants and animals. India, a primery and nuclear centre // Journ. of Central Asia. 1983. Vol. 6, N 1.
Singh G. The Indus valley culture // Archaeology and Physical Anthropology in Oceania. 1971. Vol. 6 (2).
Schmidt E. F. Tepe Hissar expeditions, 1931 // Museum Journ. 1933. Vol. 23.
Schmidt E. F. Excavations at tepe Hissar, Damyan. Philadelphia, 1937.
Smith P. E. L. Ganjdareh Tepe // Iran. 1968. Vol. 6.
Smith P. E. L. Ganjdareh Tepe // Iran. 1972. Vol. 10.
Speiser E. A. Excavations at Tepe Gawra. Philadelphia, 1935. Vol. 1.
Stronach D. B. The development and diffusion of metal types in early Bronze Age in Anatolia // Anatolian Studies. 1957. Vol. 7.
Stronach D. B. Excavations at Ras Al'Amiya // Iraq. 1961. Vol. 23.
Subbarao B. Personality of India. Poona, 1958.
Sumner W. Excavations at Tell-i Malyan, 1971-1972//Iran. 1974. Vol. 12.
Sumner W. Excavation at Tell-i Malyan (Anshan), 1974// Iran. 1976. Vol. 14.
Tello J. C. Discovery of the Chavin culture in Peru // AA. 1943. Vol. 9.
Thapar B. K. Synthesis of the multipe data as obtained from Kalibangan // RIA. 1973.
Thapar B. K. Kalibangan : A Harappan metropolis beyond the Indus valley // Expedition. 1975. Vol. 17, N 2.
Thapar B. K. The Harappan civilization : Some reflections on its environments and resources and their exploitation // HC. 1982.
Thapar B. K. Six decades of the Indus studies // FIC. 1984.
The neolithic village at Pan P'o, Sian. Pecing, 1963.
Thompson R. C, Mallowan M. E. British Museum excavations at Nineveh, 1931 -1932 // Ann. of Archaeology and Anthropology. Liverpool, 1933. Vol. 20.
Thureau-Danjn F., Dunand M. Til-Barsib. Paris, 1936.
Tobler A. J. Excavations at Tepe Gawra. Philadelphia, 1950. Vol. 2.
Tosi M. Excavations of Shahr-i Sokhta : Preliminary report on the first campaign // EW. 1968. Vol. 18.
Tosi M. Excavations of Shahr-i Sokhta : Preliminary report on the second campaign 1968 // EW. 1969. Vol. 19, N 3-4.
Tosi M. (ed.) Prehistoric Sistan. Rome, 1983.
Vanden Berghe L. Archéologie de l'Iran ancien. Leiden, 1959.
Vanden Berghe L. La nécropole de Khurvin. Leiden, 1964.
Vanicek A. Griechisch-latinisches etymologische Wörterbuch. Leipzig, 1877.
Vats M. S. Excavations at Harappa. New Delhi, 1940. Vol. 1-2.
Vaux R. de. Palestina in the early Bronze Age. Cambridge, 1966a.
270
Vaux R. de. Palestina during the neolithic and chalcolithic periods. Cambridge, 1966b.
Vishnu-Mittre, Savithri R. Food economy of the Harappans // HC. 1982.
Voigt M. Hajji Firuz Tepe, Iran : The neolithic settlement // Univ. Museum Monograph / Univ. of Pennsylvania. Philadelphia, 1983. Vol. 50.
Wailly El-F., Abu al-Soof R. The excavations at Tell-es-Sawwan : First preliminary report (1964) // Summer. 1965. Vol. 21.
Ward W. A. Egypt and the Eastern Mediterranean from predynastic times to the end of the Old Kingdom // Journ. of Economic and Social History of the Orient. 1963. Vol. 6, pt 1.
Weaver M. P. The Aztecs, Maya and their predecessors. New York; London, 1981.
Webster D. L. Warfare and the evolution of Maya civilization : The Origins of Maya civilization. Albuquerque, 1977.
Weiner S. Hypotheses regarding the development and chronology of the art of the Indus valley civilization // FIC. 1984.
Weiss H. Periodisation, population and early state formation in Khuzistan // Bibl. Mesopotamica. 1977. Vol. 7.
Weiss H., Young Т. С. The merchants of Susa : Godin V and plateau-lowland relations in the late fourth millennium // Iran. 1975. Vol. 13.
Willey G. R. The Chavin problem : A review and critique // South-Western Journ. of Anthropology. 1951. Vol. 7, N 2.
Willey G. R. Introduction to American Archaeology. Vol. 2 : South America. New York, 1971.
Willey G. R. Towards an hostic view of ancient Maya civilization // Man. 1980. Vol. 15 (2).
Wheeler R. E. M. Early India and Pakistan to Asoka. London, 1959.
Woolley L. Ur excavations. Vol. 2 : The royal cemetery. London, 1934.
Wulsin F. R. Excavations at Tureng Tepe, near Asterabad // Suppl. to Bull. of Amer. Inst. for Persian Art and Archaeology. 1933. Vol. 2. March.
Young Т. С. Comparative ceramic chronology for western Iran, 1500-500 В. С // Iran. 1965. Vol. 3.
Young Т. С. Early iron age Iran revisited : Preliminary suggestions for reanalysis of old constructs. De l'Indus aux Balkans // Recueil a la mémoire de Jean Deshayes. Paris, 1985.
Ziegler С. Die Keramik von Haggi Mohammed. Berlin, 1953.
СПИСОК СОКРАЩЕНИИ
ВДИ - Вестник древней истории. М.
ВИ - Вопросы истории. М.
ВФ - Вопросы философии. М.
ДЦВ - Древние цивилизации Востока. Материалы II советско-американского симпо-зиума. Ташкент. 1986.
ИМКУз - История материальной культуры Узбекистана. Ташкент.
КД - Каракумские древности. Ашхабад.
КСИА - Краткие сообщения Института археологии АН СССР. М.
КСИЭ - Краткие сообщения Института этнографии АН СССР. М.
ЛОИА - Ленинградское отделение Института археологии АН СССР.
МАИКЦА - Международная ассоциация по изучению культур Центральной Азии.
МИА - Материалы и исследования по археологии СССР. М.; Л.
НАА - Народы Азии и Африки.
CA - Советская археология. М.
САИ - Свод археологических источников. М.; Л.
СЭ - Советская этнография. М.
Тр. МКАЭН - Труды Международного конгресса антропологических и этнографический наук.
Тр. ЮТАКЭ - Труды Южнотуркменистанской археологической комплексной экспедиции. Аш-хабад.
УСА - Успехи среднеазиатской археологии. Л.
АА - American Antiquity. Washington.
AJA - American Journal of Archaeology. Princeton.
BSOAS - Bulletin of the School of Oriental and African Studies. London University.
COWA - Chronologies in Old World Archaeology. Chicago; London.
EW - Fast and West. Rome.
FIC - Frontiers of the Indus Civilization. New Delhi.
HC - Harappan Civilization. New Delhi.
IEJ - Israel Explorations Journal. Jerusalem.
JAOS - Journal of American Oriental Society. New Haven.
JEA - Journal of Egyptian Archaeology. London.
JNES - Journal of Near Eastern Studies. Chicago.
JRAS - Journal of Royal Asiatic Society. London.
MDP - Mémoires de la Délégation en Perse. Paris.
MSU - Man, Settlement and Urbanism. London.
OIP - Oriental Institute Publications. Chicago,
PEQ - Palestine Exploration Quarterly. London.
RA - Revue d'Assyriologie et d'Archeologie Oriental. Paris.
RIA - Radiocarbon and Indian Archaeology. Bombay.
SAA - South Asian Archaeology.
SAOC - Studies in Ancient Oriental Civilization. The Oriental Institute University of Chicago.
ZA - Zeitschrift fur Assyriologie und Vorderasiatische Archaologie. Berlin.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение............................ 3
Часть первая. ПЕРВЫЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ И ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ
Глава 1. Понятие 'цивилизация'. Его определение и характерные признаки . ... 5
Представления о культурном прогрессе в античном мире. Введение термина 'цивилиза-ция' в европейскую науку XVIII-XIX вв. Цивилизация в системе Моргана-Энгельса. Понятие 'цивилизация' в современной науке. Социально-экономические явления, веду-щие к формированию цивилизации. Внешние признаки - письменность, города, мону-ментальная архитектура.
Глава 2. Изучение культурного процесса по материалам археологии.......13
Культура и культурология. Процедура анализа археологического материала и историче-ские реконструкции. Региональный, эпохальный и локальные типы культур. Понятие 'археологическая культура'. Типология и стереотипизация. Образ жизни и культуры жизнеобеспечения. Культурогенез как взаимодействие традиций и инноваций. Стимули-рованная и спонтанная трансформация. Культурный прогресс. Механизмы формирования инноваций.
Глава 3. Раннеземледельческая эпоха - истоки цивилизации.........33
Предпосылки неолитической революции. Очаги раннеземледельческих культур на Ближ-нем Востоке. Культура Иерихона. Малоазийский центр: Чейюню и Чатал-Хююк. Вопрос об агротаунах. Джармо и загросская культурная общность. Раннеземледельческие комплексы Северной Месопотамии. Джейтунская культура в Южном Туркменистане. Хозяйственная вариабельность в эпоху архаических земледельцев. Вопрос о раннем земле-делии в долине Ганга и в Юго-Восточной Азии. Новый исторический тип культур и его культурные стандарты. Новый образ жизни и интеллектуальный прогресс.
Глава 4. Эпоха первых цивилизаций..................54
Первые цивилизации, их дефиниции. Технологический способ производства первых цивилизаций. Демографические параметры. Организация крупномасштабного земле-дельческого труда. Развитие специализированных ремесел. Монументальная архитек-тура - трудовые затраты и идеологические функции. Социальная структура, развитие эксплуатации. Институализация власти и формирование государственного механизма. Вооруженное насилие как экономический и политический фактор. Идеологические инно-вации. Эпоха первых цивилизаций как начальная ступень классовой формации. Каче-ственный сдвиг в сфере культуры и проблема первой культурной революции.
Часть вторая. АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ КОМПЛЕКСЫ ЭПОХИ ФОРМИРОВАНИЯ ПЕРВЫХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
Глава 1. Древние культуры Месопотамии................68
Освоение территории первыми земледельцами. Поселение Али-Кош. Хассунская куль-тура. Самаррские комплексы и Эс-Савван. Проблема дошумерского населения Месопота-мии. Освоение Южного Двуречья: Эреду. Сложение халафской культуры, проблема ее происхождения. Комплексы Хаджи-Мухаммед. Технологический и культурный прогресс
273
в период Убейда. Развитие ирригации, формирование центров городского типа. Северный Убейд и убейдское влияние на Малую Азию и Сирию. Комплексы урукского типа и формирование основ шумерской цивилизации. Культурное и социальное развитие в пору Джемдет-Насра и в раннединастическом периоде.
Глава 2. Древние культуры Восточного Средиземноморья и Малой Азии......97
Комплексы сиро-киликийского меолита. Начало месопотамских влияний. Формирование городских поселений в Сирии и Ливане (Библ. Аллалах). Эбла - соединение местных традиций и культурных моделей Южного Двуречья. Замедленный характер развития раннеземледельческих культур Палестины. Бербеша и Гассул. Сложение укрепленных городских центров (Мегидо, Лахиш). Раннеземледельческие комплексы Хаджилара. Множественность культурных традиций в эпоху развития ремесел. Троя I. Прогресс металлургии и металлообработки, развитие оружейного дела. Погребение знати в Дораке и Аладжа-Хююке. Торговая фактория Каниша.
Глава 3. Древние культуры Ирана...................116
Освоение территорий раннеземледельческими общинами. Комплекс Сиалк I. Сиалк III и развитие специализированных производств. Тали-Бакун. Культурная и хозяйственная эволюция Хузистана, сложение основ протоэламской цивилизации. Проблема месопотам-ских влияний в древнем Эламе. Протоэламская цивилизация и общины Ирана. Формиро-вание местных очагов цивилизации во внеэламской среде. Развитие оседлой культуры в Бахрейне и Омане. Гисар III и Шахри-Сохте как урбанизированные культуры. Упадок урбанизированных центров во внеэламском Иране. Новый виток развития западных районов в условиях воздействия государств Передней Азии. Распространение комплексов вооруженных всадников и некрополи знати (Марлик). Хасанлу как центр городского типа. Пульсирующий характер культурного развития внеэламского Ирана.
Глава 4. Древние культуры Средней Азии................142
Анауская культура. Освоение подгорной полосы и сложение культурных вариантов. Про-цесс спонтанной трансформации. Развитие производств и формирование крупных центров в период позднего энеолита (Кара-депе, Намазга-депе, Алтын-депе, Геоксюр). Ирано-месопотамские воздействия, анауские элементы в культуре оседлых общин Среднего Востока. Развитие ремесел и монументальной архитектуры и сложение цивили-зации Алтын-депе. Функции раннегородского поселения и его социальная структура. Упадок традиционных центров и перемещение очагов интенсивного развития в Маргиану и Бактрию.
Глава 5. Древние культуры Индостана.................177
Раннеземледельческая культура на севере Белуджистана (Мергар). Развитие произ-водств, формирование локальных культурных комплексов (Кветта, Амри, Зхоб). Освоение долины Инда, становление протогородских комплексов (Кот-Диджи, Калибанган). Ха-раппская цивилизация и ее хронология. Типы поселений и их структура. Образ жизни. Земледелие и специализированные ремесла. Интеллектуальный потенциал, развитие художественной культуры и идеологических представлений. Культурные и торговые связи. Северный 'торговый путь' и Шортугай. Социальная структура хараппского общества. Проблема происхождения хараппской цивилизации.
Глава 6. Древние культуры Китая...................200
Проблема формирования древнекитайского очага раннеземледельческих культур. Комплексы типа Яншао и их локальные группировки. Новая экономика и новый образ жизни на примере поселения Баньпо. Становление специализированных ремесел и комплексы типа Лушаня. Крупные центры и предпосылки формирования цивилизации. Городище Эрлитоу. Развитие металлургии и проблема внешних импульсов. Иньская цивилизация, ее характерные черты и социальная структура. Иньская культура как эталонная для урбанизированных комплексов. Ее воздействия на приморские (Суфутунь) и южные (Паньлун) области.
Глава 7. Древние культуры Перу и Мезоамерики..............227
Земледельческо-рыболовческое хозяйство в Эквадоре (Вальдивия). Культура Уака-Приета в Перу, комплексный характер экономики. Зарождение и развитие растениеводства в горных областях Анд в VII - III тыс. до н. э. Прогресс оседло-земледельческой экономики и формирование монументальной архитектуры (Гарагай, Пако-пампа). Комплексы Ча-вина как культурный эталон. Культурный и хозяйственный прогресс на побережье, формирование цивилизации мочика. Ее социальная структура и культурные традиции. Формирование раннеземледельческой культуры в Мезоамерике (Техуакан). Разнообразие путей становления производящей экономики. Формирование олмекского комплекса как
274
базисного для мезоамериканских цивилизаций. Монументальная архитектура Ла Вента. Происхождение и судьбы олмекской цивилизации.
Заключение........................... 254
Общие закономерности формирования первых цивилизаций и сложность конкретно-исторического развития.
Summary............................256
Литература............................259
Список сокращений.........................272
Вадим Михайлович Массон ПЕРВЫЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Утверждено к печати Институтом археологии Академии наук СССР
Редактор издательства А. И. Строева
Художник Л. А. Яценко
Технический редактор И. М. Кашеварова
Корректоры Т. М. Гейдур,
С. В. Добрянская и А. 3. Лакомская
И Б ? 33362
Сдано в набор 15.07.88. Подписано к печати 9.03.89. Формат 70X100 1/16. Бумага книжно-журнальная. Гарнитура обыкновенная. Печать офсетная. Фотонабор. Усл. печ. л. 22.75. Усл. кр.-отт. 23.07. Уч.-изд. л. 26.76. Тираж 5300. Тип. зак. 611. Цена 2 р. 40 к.
Ордена Трудового Красного Знамени издательство 'Наука'. Ленинградское отделение. 199034, Ленинград, В-34, Менделеевская лин., 1.
Ордена Трудового Красного Знамени Первая типография издательства 'Наука'. 199034, Ленинград, В-34, 9 линия, 12.
Сканирование и форматирование: Янко Слава (Библиотека Fort/Da) slavaaa@yandex.ru || yanko_slava@yahoo.com || http://yanko.lib.ru || Icq# 75088656 || Библиотека: http://yanko.lib.ru/gum.html ||
Выражаю свою искреннюю благодарность Максиму Мошкову за бескорыстно предоставленное место на своем сервере для отсканированных мной книг в течение многих лет.
update 07.02.04
В 1989 Г. В ИЗДАТЕЛЬСТВЕ 'НАУКА' (ЛЕНИНГРАДСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ) ВЫХОДЯТ КНИГИ:
Третьяков В. П. Неолитические племена лесной зоны Восточной Европы. - 20 л.
Монография содержит анализ нового материала памятников с гребенчатой и накольчатой керамикой и материалов волосовской культуры. Рассмотрены вопросы классификации неоли-тических памятников, их хронологии, исследованы взаимные влияния разных групп населения междуречья Днепра и Волги того времени.
Андреев Ю. В. Островные поселения Эгейского мира в эпоху бронзы. - 20 л.
В монографии исследуются основные этапы становления города в пределах островной зоны Эгеиды (III - II тыс. до н. э.). Разработана типологическая характеристика большой группы поселений этого региона. Показано своеобразие древнейших культур Эгейского мира, их отличие от более поздней греческой культуры.
История и культура ительменов : Историко-этнографические очерки. - 18 л.
Монография содержит новые данные по истории и культуре этого одного из коренных народов Северо-Востока Азии. Прослеживаются этногенез и этническая история, хозяйство, материальная культура, особенности традиционной духовной культуры ительменов; изменения в общественном строе в результате длительных исторических контактов с русским населением. Рассматривается уровень социально-экономического и культурного развития ительменов в со-временный период.
Памятники традиционно-бытовой культуры народов Средней Азии, Казахстана и Кавказа. - 20 л.
43-й выпуск сборника Музея антропологии и этнографии знакомит читателя с предметами традиционно-бытовой культуры народов Средней Азии, Казахстана и Кавказа, связанными с различными аспектами жизни этих народов (род занятий, жилище, одежда, традиционные идеологические воззрения и обряды). Несколько статей посвящены истории формирования коллекций МАЭ по данным регионам. Публикуется каталог фондов музея по отделу Средней Азии и Казахстана.
Этнографическое изучение знаковых средств культуры. - 18 л.
Сборник посвящен общетеоретическим и конкретно-научным вопросам изучения этнической специфики знаковых средств вербальной и невербальной коммуникации. Прослеживаются способы этнознаковой объективации материальных и духовных форм культурной деятельности различных этносов в разные исторические эпохи. Наряду с явлениями традиционной культуры авторы привлекают данные из сферы профессиональной культуры, в том числе и такие редко используемые в этнографии источники, как русская рукописная книга.
КНИГИ ИЗДАТЕЛЬСТВА 'НАУКА' МОЖНО ПРЕДВАРИТЕЛЬНО ЗАКАЗАТЬ В МАГАЗИНАХ КОНТОРЫ 'АКАДЕМКНИГА', В МЕСТНЫХ МАГАЗИНАХ КНИГОТОРГОВ ИЛИ ПОТРЕБИТЕЛЬСКОЙ КООПЕРАЦИИ
Для получения книг почтой заказы просим направлять по адресу:
117192 Москва, Мичуринский пр., 12. Магазин 'Книга - почтой' Центральной конторы 'Академкнига'";
197345 Ленинград, Петрозаводская ул., 7. Магазин 'Книга-почтой' Северо-Западной
конторы 'Академкнига' или в ближайший магазин 'Академкнига', имеющий отдел 'Книга-почтой':
480091 Алма-Ата, ул. Фурманова, 91/97 ('Книга-почтой');
370005 Баку, Коммунистическая ул., 51 ('Книга-почтой');
232600 Вильнюс, ул. Университето, 4;
690088 Владивосток, Океанский пр., 140 ('Книга-почтой');
320093 Днепропетровск, пр. Гагарина, 24 ('Книга-почтой');
734001 Душанбе, пр. Ленина, 95 ('Книга-почтой');
375002 Ереван, ул. Туманяна, 31;
664033 Иркутск, ул. Лермонтова, 289 ('Книга-почтой');
420043 Казань, ул. Достоевского, 53 ('Книга-почтой');
252030 Киев, ул. Ленина, 42;
252142 Киев, пр. Вернадского, 79;
252030 Киев, ул. Пирогова, 2;
252030 Киев, ул. Пирогова, 4 (''Книга-почтой');
277012 Кишинев, пр. Ленина, 148 ('Книга-почтой');
343900 Краматорск, Донецкой обл., ул. Марата, 1 ('Книга-почтой');
660049 Красноярск, пр. Мира, 84;
443002 Куйбышев, пр. Ленина, 2 ('Книга-почтой');
191104 Ленинград, Литейный пр., 57;
199034 Ленинград, Таможенный пер., 2;
194064 Ленинград, Тихорецкий пр., 4;
220012 Минск, Ленинский пр., 72 ('Книга-почтой');
103009 Москва, ул. Горького, 19а;
117312 Москва, ул. Вавилова, 55/7;
630076 Новосибирск, Красный пр., 51;
630090 Новосибирск, Морской пр., 22 ('Книга-почтой');
142284 Протвино, Московской обл. ул. Победы, 8;
142292 Пущино, Московской обл., МР 'В', 1;
620161 Свердловск, ул. Мамина-Сибиряка, 137 ('Книга-почтой');
700000 Ташкент, ул. Ю. Фучика, 1;
700029 Ташкент, ул. Ленина, 73;
700070 Ташкент, ул. Шота Руставели, 43;
700185 Ташкент, ул. Дружбы народов, 6 ('Книга-почтой');
634050 Томск, наб. реки Ушайки, 18;
634050 Томск, Академический пр., 5;
450059 Уфа, ул. Р. Зорге, 10 ('Книга-почтой');
450025 Уфа, Коммунистическая ул., 49;
720000 Фрунзе, бульв. Дзержинского, 42 ('Книга-почтой');
310078 Харьков, ул. Чернышевского, 87 ('Книга-почтой').
Сканирование и форматирование: Янко Слава (Библиотека Fort/Da) slavaaa@lenta.ru || yanko_slava@yahoo.com || http://yanko.lib.ru || Icq# 75088656 || Библиотека: http://yanko.lib.ru/gum.html ||
Выражаю свою искреннюю благодарность Максиму Мошкову за бескорыстно предоставленное место на своем сервере для отсканированных мной книг в течение многих лет.
update 07.02.04