Янко Слава. Библиотека и Медиатека Fort/Da © http://tvtorrent.ru - (трекер) || http://yanko.lib.ru || http://yanko.ru - (библиотека и блог) || http://www.facebook.com/slava.yanko

Апдейт: 15.08.2012 20:35

Н.С. Валгина

Актуальные

проблемы

современной

русской пунктуации

Учебное пособие

Допущено

Министерством образования

Российской Федерации в качестве учебного

пособия для студентов высших учебных заведений,

обучающихся по филологическим специальностям

Москва 'Высшая школа' 2004

УДК 811.161.1

ББК 81.2 Рус-2

В 15

Рецензенты:

д-р филол. наук, проф. Н.Д. Бурвикова

(Государственный институт русского языка имени А.С. Пушкина)

д-р филол. наук, проф. В.А. Пронин

(Московский государственный университет печати)

Валгина, Н.С.

В 15 Актуальные проблемы современной русской пунктуации: Учеб. пособие. - М.: Высш. шк., 2004 - 259 с.

ISBN 5-06-004937-Х

В книге сформулированы основные принципы русской пунктуации, вскрыты функции и значения знаков препинания, проанализированы возможные варианты в оформлении связного текста, выявлены возможности пунктуации в повышении эффективности письменного сообщения. Уточнено понятие авторской пунктуации и даны образцы анализа авторских знаков в творчестве ряда писателей и поэтов. Намечены основные тенденции в применении знаков препинания в современной практике печати.

Для студентов и аспирантов вузов, обучающихся по филологическим специальностям, а также журналистов, редакторов, преподавателей и учителей русского языка.

УДК 811.161.1

ББК 81.2 Рус-2

ISBN 5-06-004937-Х

Оригинал-макет данного издания является собственностью издательства 'Высшая школа', и его репродуцирование (воспроизведение) любым способом без согласия издательства запрещается.

Электронное оглавление

Электронное оглавление. 2

ОГЛАВЛЕНИЕ. 3

ПРЕДИСЛОВИЕ. 3

1. ИЗ ИСТОРИИ ИЗУЧЕНИЯ ПУНКТУАЦИИ.. 4

2. НАЗНАЧЕНИЕ ПУНКТУАЦИИ.. 7

3. ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ И СИНТАКСИС.. 10

4. ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ И СМЫСЛ.. 11

5. ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ И ИНТОНАЦИЯ.. 16

6. ТРИЕДИНСТВО ПРИНЦИПОВ РУССКОЙ ПУНКТУАЦИИ.. 18

7. ПУНКТУАЦИЯ И ЕЕ СИСТЕМНОСТЬ. 21

8. ФУНКЦИИ ЗНАКОВ ПРЕПИНАНИЯ.. 26

8.1. Знаки отделяющие и знаки выделяющие. 26

8.2. Знаки отделяющие. 27

8.2.1. ЗАПЯТАЯ, ТОЧКА С ЗАПЯТОЙ, ТОЧКА.. 27

8.2.2. МНОГОТОЧИЕ. 32

8.2.3. ДВОЕТОЧИЕ. 34

8.2.4. ТИРЕ. 35

8.2.5. ВОПРОСИТЕЛЬНЫЙ И ВОСКЛИЦАТЕЛЬНЫЙ ЗНАКИ.. 37

8.2.6. АБЗАЦ.. 40

8.3. Знаки выделяющие. 42

8.3.1. ЗАПЯТЫЕ, ТИРЕ, СКОБКИ.. 42

8.3.2. КАВЫЧКИ.. 46

9. ИЗМЕНЯЕМОСТЬ ЗНАЧЕНИЙ ЗНАКОВ ПРЕПИНАНИЯ.. 50

10. НЕКОТОРЫЕ ТЕНДЕНЦИИ В СОВРЕМЕННОЙ РУССКОЙ ПУНКТУАЦИИ.. 55

10.1. ТОЧКА.. 56

10.2. ТОЧКА С ЗАПЯТОЙ.. 60

10.3. ДВОЕТОЧИЕ. 63

10.4. ТИРЕ. 65

10.5. МНОГОТОЧИЕ. 68

11. ПУНКТУАЦИЯ СВЯЗНОГО ТЕКСТА.. 72

12. ЭФФЕКТИВНОСТЬ ПИСЬМЕННОГО СООБЩЕНИЯ И ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ.. 81

13. ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ В ТЕКСТАХ РАЗНОЙ ФУНКЦИОНАЛЬНО-СТИЛЕВОЙ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ 87

14. НЕРЕГЛАМЕНТИРОВАННАЯ ПУНКТУАЦИЯ.. 92

15. УТОЧНЕНИЕ ПОНЯТИЯ АВТОРСКОЙ ПУНКТУАЦИИ.. 102

16. ЗАМЕТКИ ОБ АВТОРСКОЙ ПУНКТУАЦИИ.. 109

16.1. 'Ни моря нет глубже, ни бездны темней...' (о пунктуации А. Блока) 109

16.2. '...Ей весело грустить, такой нарядно обнаженной' (о пунктуации А. Ахматовой) 115

16.3. 'Темнота сжатости...' (о пунктуации М. Цветаевой) 121

16.4. 'На изломах...' Интуиция или авторское пристрастие? (о пунктуации А. Солженицына) 131

16.5. Можно ли обойтись без знаков препинания?. 136

Заключение. 142

БИБЛИОГРАФИЯ.. 144

ПРЕДИСЛОВИЕ

Современная русская пунктуация - сложная, исторически сложившаяся система. Глубокое овладение ею помогает точно и четко передавать или воспринимать смысл написанного.

Существующие практические пособия по пунктуации имеют в основном справочный характер: они регламентируют употребление знаков препинания в различных синтаксических конструкциях. Эти правила подлежат осмыслению и запоминанию. Однако практика показывает, что знание правил отнюдь не является еще показателем свободного владения пунктуацией как знаковой системой, передающей тонкости содержания и четкость его структуры; правила не предусматривают вариантность смысловую и стилистическую.

Обычно пособия ориентируют на работу с изолированным предложением, что безусловно необходимо и важно на первой ступени изучения пунктуации. Настоящее же осмысление пунктуации, ее роли в понимании написанного начинается при работе над связным текстом. В таком случае постигаются многосторонние связи смежных и далеких друг от друга синтаксических конструкций, что находит свое отражение в пунктуационном оформлении связного текста, где выбор конкретного знака зависит подчас от смысловых связей и акцентов предшествующего текста.

Изучение пунктуации только на отдельных предложениях не дает возможности почувствовать 'качественную смену пунктуации'¹.

Чтобы свободно владеть пунктуацией, необходимо не только знать правила расстановки знаков препинания, но, главное, постичь ее существо, ее принципы, усвоить ее системность. Только таким образом понятая пунктуация действительно способна отражать процессы речи-мысли.

Постижение существа пунктуационной системы русского языка и 'качественного' потенциала каждого отдельного знака заключается в усвоении принципов пунктуации, намечающихся тенденций ее развития и путей усовершенствования. Способность осмысленно

¹ Фигуровский И.А. Обучение школьников пунктуации целого текста // Русский язык в школе. 1970. ? 1. С. 18.

пользоваться знаками препинания и умение анализировать пунктуационное оформление разных по жанровой и функционально-стилевой принадлежности текстов, а также их стилистической направленности обеспечивается не только добротным знанием правил, но и внимательным, аналитическим чтением текстов.

Предлагаемая книга не справочник, изложение материала в ней рассчитано на анализ трудностей и тонкостей русской пунктуации - причем пунктуации не как механического набора, перечня правил, а как живой, подвижной, развивающейся системы. Книга должна не просто углубить 'школьную' пунктуацию, но по возможности обратить внимание на необходимость воспитания чувства языка, интуиции.

Материалом для анализа в книге послужили прежде всего отрывки из произведений классической и современной русской литературы. Однако наметить перспективы в развитии пунктуации, показать 'жизнь' знаков невозможно без выявления тенденций, обнаруживающихся в современной литературной практике, и потому в книге широко используются примеры из газет и журналов. Все эти материалы включены автором по следующим соображениям: во-первых, возникает необходимость комментирования современных текстов с точки зрения их пунктуационного оформления, оценки перспективности тех или иных отклонений от действующих правил или, наоборот, случаев недостаточно внимательного отношения к пунктуационным нормам; во-вторых, наша классическая литература естественно отражает нормы и особенности пунктуации своего исторического отрезка времени и может в этом смысле не совпадать с современными представлениями о нормативности тех или иных знаков; такие тексты опять-таки требуют квалифицированного комментария.

Книга построена в виде отдельных очерков, так или иначе освещающих спорные и трудные вопросы русской пунктуации.

Автор пытается содержательно разграничить некоторые понятия, в частности понятия 'факультативности' и 'вариантности', применительно к знакам препинания, вносит коррективы в представление об авторских знаках, отделяя их от других явлений на общем фоне ненормативной пунктуации; выявляет общие тенденции в современной пунктуации, которые ставят под сомнение некоторые жесткие рекомендации Правил (имеются в виду Правила орфографии и пунктуации 1956 г.).

Очерки связаны общей идеей осмысленности современной пунктуации, ее текстовой привязанности, поэтому рассмотрение отдельных вопросов пунктуации непременно выходит на анализ тек-

ста, более того, роль знаков препинания напрямую связывается с эффективностью текстового сообщения.

Ряд очерков в книге посвящен авторской пунктуации: это заметки о пунктуации А. Блока, А. Ахматовой, М. Цветаевой, А. Солженицына. Отдельные соображения высказаны об особенностях пунктуации Б. Пастернака, В. Маканина и др.

Книга представляет собой результат многолетних наблюдений автора, частично ее материалы были ранее опубликованы: в статьях - в журналах 'Филологические науки', 'Русская речь', 'Русский язык в школе'; в пособиях, изданных издательствами 'Высшая школа', 'Просвещение', 'Книга', 'Логос'.

Автор надеется, что собранные здесь материалы заинтересуют тех, кого серьезно волнуют проблемы русской пунктуации, кто хочет понять ее значимость для оформления письменного текста и ее возможности в передаче смысла письменного сообщения.

Книга адресуется студентам и аспирантам филологам и журналистам, преподавателям и учителям русского языка и всем, кому интересны вопросы и проблемы русского правописания.

1. ИЗ ИСТОРИИ ИЗУЧЕНИЯ ПУНКТУАЦИИ

Термин пунктуация (лат. punktum - точка) двузначен. Он означает, во-первых, собрание правил расстановки знаков препинания и, во-вторых, сами знаки препинания, используемые в письменной речи для указания на ее расчленение, их систему.

Знаки препинания - часть графической системы языка, условно принятые обозначения, помогающие читающему постичь смысл написанного.

Знаки препинания служат для обозначения такого расчленения письменной речи, которое не может быть передано ни морфологическими средствами, ни расположением слов. Однако трудным является вопрос о том, какое именно расчленение речи фиксируется знаками, какие принципы действуют при их расстановке.

Обслуживая потребности письменного общения, пунктуация имеет четкое назначение - передать читающему смысл написанного таким, каким он воспроизводится пишущим. А это возможно лишь при условии одинакового понимания ими значений отдельных знаков. Именно в этом смысле можно считать пунктуацию явлением социальным. Но социальная функция пунктуации осуществляется на какой-то принципиальной основе, без определения которой невозможно ни составление рекомендаций по расстановке знаков препинания, ни усвоение этих рекомендаций.

Вопрос о назначении пунктуации - способствовать расчленению письменной речи для облегчения ее понимания - в настоящее время всеми признается как очевидный, что же касается принципов, которые лежат в основе расстановки знаков препинания, то по этому вопросу до сих пор нет еще единой точки зрения. Что учитывать: декламационно-интонационное качество речи? Смысл высказывания? Формально-грамматические признаки (синтаксические, структурные)? Или все это, вместе взятое? Если признать последнее, то что все-таки необходимо выделить как первостепенно значимое, а что как дополнительное, сопутствующее? Над этими вопросами много работали русские ученые-лингвисты и методисты. Изучение основ пунктуации, а также методики ее обучения имеет свою историю, зна-

ние которой помогает не только разобраться в сложных вопросах теории, но и выработать полезные рекомендации для наиболее эффективного усвоения пунктуационной системы русского языка.

Современная русская пунктуация, отраженная в печатных текстах, представляет собой совокупность общепринятых, рекомендуемых соответствующими документами правил пользования знаками препинания и особенностей индивидуально-авторского употребления.

Русская пунктуация как система знаков сложилась в основных своих чертах к XVIII в.¹

В древнерусских памятниках знаки препинания (число их крайне ограниченно: точка; три точки, расположенные треугольником; четыре точки, расположенные ромбиком) еще не имели смысловой функции и обозначали лишь членение текста, вызванное потребностью пишущего остановиться с целью 'отдохновения'.

Развитие пунктуации обычно непосредственно связывают с изобретением книгопечатания. Пунктуацию 'изобрели' именно типографские работники. Их задача заключалась в такой подаче текста, чтобы читатель (книгопечатание значительно расширило круг грамотных людей) легко воспринимал прочитанное. И только значительно позднее, когда определенная пунктуационная система уже действовала, на расстановку знаков препинания стали оказывать серьезное влияние писатели.

Пунктуация как система условных обозначений, возникнув из объективно сложившейся необходимости, стала развиваться, совершенствоваться, преследуя цель все более уточненного и емкого выражения смысла написанного.

Первые попытки осмысления пунктуации на Руси связаны с именами М. Грека, Л. Зизания, затем - М. Смотрицкого².

Теоретическую же разработку вопросов пунктуации находим в 'Российской грамматике' М.В. Ломоносова, который изложил правила употребления 'строчных' знаков. Ломоносов осмыслил пунктуационную систему в целом, т.е. сформулировал основной принцип, на котором строятся правила расстановки знаков: это смысловая сторона речи и ее структура. В 130 Наставления второго М.В. Ломоносов пишет: 'Строчные знаки ставятся по силе разума и по его расположению и союзам'³. Далее, в 130-136,

¹ С историей русской пунктуации можно познакомиться в следующих трудах: Шапиро А.Б. Основы русской пунктуации. М., 1955; Шапиро А.Б. Современный русский язык. Пунктуация. М., 1974; Иванова В.Ф. История и принципы русской пунктуации. Л., 1962.

² См.: Иванова В. Ф. История и принципы русской пунктуации. Л., 1962. С. 10-13.

³ Ломоносов М. В. Труды по филологии. Т. VII. М.-Л., 1952. С. 436.

дается описание правил расстановки знаков: запятой, точки, двух точек, точки с запятой, вопросительного знака, удивительного (восклицательного), единительного (знака переноса) и вместительного (скобок). Правила сформулированы самые общие, без детальной разработки, однако значения знаков определены довольно четко. Интересно, что эти значения мало чем отличаются от основных значений знаков в современной пунктуации, а это свидетельствует об ее устойчивости и стабильности.

Н. Курганов, А.А. Барсов расширяют общие правила М.В. Ломоносова, дают более подробные характеристики значений отдельных знаков и правила их расстановки.

Так, Н. Курганов в известном 'Письмовнике'¹ достаточно пространно рассказывает о том, в каких случаях ставятся запятая, полуточие (имеется в виду точка с запятой), двуточие (двоеточие) и др. Н. Курганов при формулировке правил учитывает функции знаков и в выражении отношений между частями предложения или его членами, и в обозначении степени длительности паузы - 'отдохновения'. Вот пример его толкования: 'Двуточие значит долгое отдохновение, и оный знак отделяет часть речи, которая имеет полный разум сама в себе, но однако оставляет мысль в сомнении и ожидании знать то, что еще следует; и для того примеры, причины и слова вносные напереди показывает. Через сие разделяется период² на две части, из которых первая часть называется предыдущим, а вторая последующим предложением, которое однако не принимает тогда сначала большой буквы...'.

Ср. предельно краткую формулировку этого правила у М.В. Ломоносова: 'Две точки примеры, причины и речи вносные напереди показывают' ('Российская грамматика', 132).

Правила пунктуации в грамматике А.А. Барсова³ непосредственно связываются с правилами чтения и потому отражают приемы произнесения текста. Перечень знаков у А.А. Барсова, в сравнении с Ломоносовым, значительно расширился: появляются знаки - 'вносной' (позже - кавычки), 'примечательный' (указатель сноски), 'статейный' (параграф), 'молчанка' (позже - тире). В XVIII в. все эти знаки уже употреблялись в печати. Некоторые из этих знаков, в частности кавычки, указаны еще в первом издании

¹ См.: Курганов И. Письмовник, содержащий в себе науку российского языка со многими присовокуплениями разного учебного полезно-забавного вещесловия. СПб., 1809.

² Имеется в виду сложное предложение.

³ См. об этом: Шапиро A.Б. Современный русский язык. Пунктуация. М., 1974.

'Письмовника' Курганова, т.е. до Барсова, и назывались они знаком 'отменительным'.

Пунктуационные правила Н.И. Греча основываются на системе М.В. Ломоносова, т.е. они учитывают смысловые отношения между частями предложения, отражающиеся на его структуре.

Далее разработка вопросов пунктуации связана с именами А.Х. Востокова, И.И. Давыдова, Ф.И. Буслаева и, наконец, Я.К. Грота, который подводит определенные итоги изысканиям предшествующих авторов. Основа пунктуации Я.К. Грота - логическое членение речи, передающееся в устной речи паузами и интонацией. Я.К. Грот стремился изучить интонационное оформление речи и паузы различной длительности. Однако практически, формулируя правила расстановки знаков, Я.К. Грот учитывал прежде всего синтаксическое строение предложения и смысловые отношения между его частями¹. Только характеризуя знаки, ставящиеся в конце предложения, Я.К. Грот обращается к паузам и интонации.

Оригинальное решение вопросов русской пунктуации находим в трудах A.M. Пешковского² и Л.В. Щербы³.

Основой пунктуации для A.M. Пешковского является всецело ритмомелодическая сторона речи. Он считает, что пунктуация отражает не грамматическое, а 'декламационно-психологическое расчленение речи', и для расстановки знаков важно установить, чему они соответствуют в устной речи.

Л.В. Щерба также усматривает во 'фразовой интонации' основу для расстановки знаков препинания. Однако он углубляет взгляд А.М. Пешковского на пунктуацию и старается определить существо ритмомелодии, которая выражает 'членение потока нашей мысли' и 'некоторые смысловые оттенки'. Практически же, анализируя употребление знаков препинания, Л.В. Щерба приходит к выводу, что некоторые из них ставятся на чисто формальном основании и подчас даже вопреки смыслу.

Получается, что, принципиально соглашаясь с мнением о главенствующей роли интонации в расстановке знаков препинания, Л.В. Щерба практически признает и другие факторы. Значит, пунктуация в общем не отражает какого-либо единого принципа, а имеет компромиссный характер.

¹ См.: Грот Я.К. Спорные вопросы русского правописания от Петра Великого доныне. Филологические разыскания. Ч. 2. Изд. 4-е. СПб., 1899.

² См.: Пешковский A.M. Школьная и научная грамматика. Изд. 2-е. М., 1918.

³ См.: Щерба Л.В. Пунктуация.//Литературная энциклопедия. Т. IX. М., 1935.

Ни Пешковский, ни Щерба не поставили 'вопроса о том, все ли без исключения, что требует своего выражения посредством ритмомелодии в устной речи, нуждается в обозначении посредством знаков препинания в речи письменной'¹.

'Средства ритмомелодии во много раз богаче и многообразнее, нежели средства пунктуации'². Довольно часто ритмомелодическое членение текста отнюдь не совпадает с членением того же текста посредством знаков препинания. Практика употребления знаков препинания, исторически сложившаяся, не подтверждает тезиса о прямой и полной зависимости пунктуации от ритмомелодии, так как последняя всегда отчасти субъективна и индивидуальна, хотя, безусловно, подчиняется и общеязыковым нормам. Пунктуация, построенная на такой основе, никогда не приобрела бы столь необходимых, социально значимых качеств, как стабильность и общепринятость.

В дальнейшем разработка вопросов теории пунктуации (с учетом ее истории) пошла по пути выявления не одного какого-либо принципа в ущерб другим, а комплекса принципов. Такими принципами являются: формально-грамматический, смысловой и интонационный, причем наибольший процент объективности заложен в первых двух принципах, которые и признаются ведущими. Это позволило некоторым лингвистам объединить их и терминологически - в единый структурно-семантический³ или семантико-грамматический принцип⁴.

Вопросы теории пунктуации, ее истории и методики освещаются в трудах СИ. Абакумова, Н.С. Поспелова, А.Б. Шапиро, В.Ф. Ивановой, А.Ф. Ломизова, Е.П. Фирсова, Б.С. Шварцкопфа и других. Практические же рекомендации разрабатываются в справочниках и пособиях К.И. Былинского, Д.Э. Розенталя, Н.С. Валгиной, А.Н. Наумович и других.

¹ Шапиро А.Б. Современный русский язык. Пунктуация. М., 1974. С. 52.

² Там же.

³ См.: Крючков С.Е., Максимов Л.Ю. Современный русский язык. Синтаксис сложного предложения. М., 1969. С. 181.

⁴ См.: Ломизов А.Ф. Обучение пунктуации в средней школе. (Проблемы методики.)/Под ред. А.В. Текучева. М., 1975. С. 20.

2. НАЗНАЧЕНИЕ ПУНКТУАЦИИ

А.П. Чехов в письме Н.А. Хлопову от 13 февраля 1888 г. назвал знаки препинания 'нотами при чтении'¹. Сравнение точное и емкое. Письменный текст без знаков препинания не только труден для восприятия из-за его нерасчлененности, но подчас бывает или вовсе непонятен, или двусмыслен. Пунктуация несет свою, и притом большую службу в языке: она 'осмысливает' письменный текст, доносит его до читающего именно с тем содержанием, которое было задумано пишущим, и только благодаря пунктуации пишущий и читающий достигают единства в восприятии содержательной стороны текста.

Возьмем одно предложение из сочинений К. Паустовского и лишим его знаков: Небо было как средневековая картина выцветшее голубоватое очень старое. Пожалуй, только однородность трех последних членов этого предложения не нуждается в специальном графическом обозначении, поскольку она выявляется, и к тому же однозначно, позицией одинаково оформленных слов, их расположением в одном ряду - выцветшее, голубоватое, очень старое. Что же касается оборота как средневековая картина и самой синтаксической функции слов выцветшее, голубоватое, очень старое и тем самым содержательной стороны текста, то здесь читающий оказывается в положении разгадывающего ребус. Действительно, трудно осмыслить написанное, если слова сами по себе не обнаруживают единственно возможной сочетаемости и единственно возможной отнесенности друг к другу. К чему относится оборот как средневековая картина? Входит в основу, является ведущей характеристикой неба, т.е. сказуемым? Или это дополнительная деталь, осязаемо, конкретно раскрывающая смысл слов выцветшее, голубоватое, очень старое? Это разное осмысление могут зафиксировать только знаки. Вот вариант, данный К. Паустовским: Небо было, как средневековая картина, - выцветшее, голубоватое, очень старое. Итак, оборот как средневековая картина при таком пунктуационном оформлении выпада-

¹ Чехов А.П. Собр. соч.: В 12 т. Т. 11. М., 1956. С. 201.

ет из основной характеристики предмета: Небо было выцветшее, голубоватое, очень старое. Однородные члены здесь - именные части сказуемого со связкой было. Но ведь можно и по-иному осмыслить сказанное. Тогда это уже будет предложение другой структуры и другого содержания: Небо было как средневековая картина - выцветшее, голубоватое, очень старое (или: Небо было как средневековая картина: выцветшее, голубоватое, очень старое). В таком предложении сказуемым является оборот как средневековая картина, а согласуемые члены предложения выцветшее, голубоватое, очень старое воспринимаются как детали, разъясняющие основную мысль. Их функция соответствует определениям. Можно усилить смысловой вес этих определений, сравнив их с 'удельным весом' сказуемого. Тогда появится новый вариант прочтения: Небо было как средневековая картина. Выцветшее, голубоватое, очень старое. Как видим, один и тот же набор слов, даже без их перестановки в зависимости от знаков препинания дает разные смысловые (и структурные) варианты. Эти знаки-'ноты' действительно можно 'пропеть' с помощью пауз (кратких и длительных) и ударений (сильных и слабых).

Порой знаки-'ноты' могут стоять в неожиданных, непривычных для нас местах. Но если 'композитор' талантлив, их звучание создает новый ритм, яркий поворот мысли, который как нельзя лучше соответствует обстановке, фактам, событиям, о которых шла речь.

Вот пример из 'Тихого Дона' М. Шолохова: Они стояли друг против друга, молчком. Выделение молчком (а его могло и не быть) значимо не только само по себе, но и потому, что влечет за собой логическое ударение на другом обстоятельстве - друг против друга.

Возьмем такие примеры: Дни стояли пасмурные, мягкие (К. Паустовский); Иногда он приходил из больницы возбужденный, но рассеянный (А. Коптяева); Старик вышел оживленный, веселый, совсем по-молодому блистали его глаза (М. Шолохов); По ночам, когда спала Аксинья, он [Григорий] часто подходил к люльке, всматривался, выискивая в розово-смуглом лице ребенка свое, и отходил такой же неуверенный, как и раньше (М. Шолохов); Пелагея Саввишна вернулась чуть смущенная, но довольная все же (В. Лидин). В этих предложениях прилагательные пасмурные, мягкие; возбужденный, но рассеянный; оживленный, веселый; такой же неуверенный; смущенная, но довольная не отделены от глаголов знаками. Таким образом они включаются в состав сказуемого и несут

на себе логическое ударение, чем достигается их смысловая значимость. В то же время глаголы при таком оформлении теряют свою весомость, так как по замыслу автора важно не обозначаемое ими действие, а лишь описываемое состояние. Подчас значение действия вовсе исчезает у глагола, как в первом примере.

А вот в таком контексте: Другой раз телится корова, трудно ей, вздохнет глубоко и на меня человеческими глазами глядит, я ей близкий в этот час, вроде наставника. И смотришь - стоит телок или телочка, еще мокрые, ноги дрожат, подгибаются, тычется к матери... (В. Лидин ) - важно уже совсем другое. Глагол стоит не только не утрачивает своего лексического значения, а, наоборот, как бы усиливает его, становясь смысловым центром высказывания (стоит телок, хотя и дрожат, подгибаются ноги). Столь же весом и значим глагол стояла в таком тексте: Туманным утром Аксинья впервые после выздоровления вышла на крыльцо и долго стояла, опьяненная бражной сладостью свежего весеннего воздуха (М. Шолохов). Запятая после стояла (как естественно было бы прочитать стояла опьяненная\) невольно и неожиданно заставляет нас остановиться (пауза неизбежна), вернуться к началу, а за этим следует и другой акцент - долго стояла. Именно это важно в данной ситуации (впервые после выздоровления). Таким образом, глагол стояла - главное в сообщении, это сказуемое, и содержание, переданное им, полнокровно и осязаемо. Все остальное - лишь детали, хотя и важные сами по себе, но в конечном счете уже ничего не способные дополнить к этому предельно наполненному смыслом стояла. При другом прочтении (стояла опьяненная - без запятой) глагол тускнеет, опустошается, превращаясь в элемент сказуемого, вся содержательная сущность которого проявится лишь в причастии опьяненная. Ср. иную целевую установку в схожей конструкции: Девочка приехала растерянная и счастливая (К. Симонов).

Пунктуация в письменном тексте - это то незаменимое средство, с помощью которого можно передать мысль, так сказать, в спрессованном виде, сконцентрировать отдельные детали описания, подчинив их выражению единого смысла. Вот пример из В.В. Набокова: Была темная ночь, с сильным теплым ветром, когда они, оба в одинаковых плащах, пешие, в сопровождении шести солдат с алебардами и фонарями, перешли через мост в спящий город и, минуя главные улицы, кремнистыми тропами между шумящих садов стали подниматься в гору ('Приглашение на казнь'). При такой расстановке знаков (ночь, с сильным теплым

ветром; они, оба в одинаковых плащах, пешие, в сопровождении шести солдат с алебардами и фонарями) подчеркнуто подаются чисто внешние детали описываемой ситуации (ночная прогулка перед казнью), содержательно контрастирующие с самой сутью этой картины: темная ночь и четкое высвечивание окружающей обстановки. Именно выделение определительных оборотов создает смысловой контраст: на самом деле в темноте обычно 'разноцветная дневная дробь' заменяется 'целыми числами ночи'.

Вот еще текст: Григорий сел. Давняя обида взяла сердце волкодавьей хваткой. Он не ощущал с былой силой злобы к врагу, но знал, что, если встретится с ним теперь, в условиях начавшейся Гражданской войны, - быть между ними крови. Неожиданно услышав про Листницкого, - понял, что не заросла давностью старая ранка: тронь неосторожным словом, - закровоточит. За давнее сладко отомстил бы Григорий - за то, что по вине проклятого человека выцвела жизнь и осталась на месте прежней полнокровной большой радости сосущая голодная тоска, линялая выцветень (М. Шолохов. Тихий Дон.) Такая пунктуационная осложненность интересна не сама по себе, она является следствием смысловой и структурной осложненности текста; знаки здесь (иногда в сочетании друг с другом) фиксируют смысловое соотношение слов: значения то накладываются друг на друга, уточняясь и конкретизируясь (теперь, в условиях начавшейся Гражданской войны), то вытекают одно из другого, указывая на условную и следственную зависимость (понял, что не заросла давностью старая ранка: тронь неосторожным словом,- закровоточит), то усиливают одно другое (за давнее сладко отомстил бы Григорий - за то, что...).

Интересно сравнить такую пунктуацию с очень простой пунктуацией древнерусских памятников.

Вот отрывок из 'Хожения за три моря Афанасия Никитина' (Троицкий список конца XV - начала XVI в.). Для удобства чтения текст разбит на слова, дается с упрощенной орфографией:

Се написах грЪшьное свое хоженiе за mpi моря, прьвое море Дербеньское дорiя Хвалитьскаа. второе море ИндЪйское. дорiя Гондустаньскаа. третье море Черное. дорiя Стемъбольскаа:. Поидохъ отъ святаго Спаса златоверхаго съ его милостью, от великого князя Михаила Борисовичя. и от владыкы Генадiя ТвЪрьскыхъ. поидох на низъ Волгою и приидохъ в манастырь.

Если 'перевести' этот текст на современный русский язык и расставить современные знаки препинания, получим следующее:

Написал я грешное свое хождение за три моря: первое море Дербентское - море Хвалынское, второе море Индийское - море Индостанское, третье море Черное - море Стамбульское. Пошел я от святого Спаса златоверхого, с его милостью, от великого князя Михаила Борисовича и от владыки Геннадия Тверского на низ, Волгою, и пришел в монастырь.

Знаки здесь помогают восприятию, они указывают на смысловые взаимоотношения частей текста и одновременно на его грамматическое членение: двоеточие сигнализирует о разъяснительном характере следующего изложения; тире объединяет (и одновременно разграничивает) разные наименования одного и того же предмета, одиночные запятые членят текст на синтаксически равноправные части; парные запятые выделяют особо важные в описании детали (с его милостью; Волгою). Так текст, снабженный целой системой знаков препинания, становится четко и однозначно осмысляемым, быстро воспринимаемым.

Текст же, лишенный пунктуации, не может быть воспринят всеми одинаково. Доля индивидуального восприятия и осмысления будет тем большей, чем меньше в тексте указаний на определенные смыслы, каких-либо четких обозначений их. Недаром так трудны для восприятия даже хорошо образованного человека древние тексты, написанные без знаков препинания.

К. Паустовский в повести 'Золотая роза' так определяет роль знаков: 'Они твердо держат текст и не дают ему рассыпаться'.

'Ноты при чтении', 'держат текст...' - так определяют роль знаков препинания тонкие знатоки русского языка, мастера художественного слова, и это полностью соответствует назначению пунктуации.

3. ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ И СИНТАКСИС

Возьмем отрывок из 'Песни о Буревестнике' М. Горького: Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный. То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он кричит, и - тучи слышат радость в смелом крике птицы. В этом крике - жажда бури! Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике. Выявляя условия расстановки знаков препинания в этих предложениях, мы отмечаем прежде всего синтаксические (грамматические) показатели: выделению оборота черной молнии подобный способствует расположение его после определяемого слова; синтаксическая однородность отрезков предложений то крылом волны касаясь и то стрелой взмывая к тучам (два деепричастных оборота); ...он кричит и тучи слышат радость в смелом крике птицы (две части сложного предложения); силу гнева и пламя страсти (два члена предложения) находит выражение в постановке между ними запятой. Запятая перед он кричит также фиксирует границу синтаксически значимую - деепричастия, входящие в обороты, выполняют функцию дополнительных сказуемых по отношению к основному - кричит. Ср.: Крылом волны касается, стрелой взмывает к тучам и кричит. И, пожалуй, только два знака внутри этих предложений нельзя прямо соотнести со структурой синтаксических единиц: тире после союза и (и - тучи слышат) и тире между членами предложения (в этом крике - жажда бури). Эти знаки поставлены на ином основании. Кстати, именно они и не считаются строго обязательными.

Знаки, обусловленные прежде всего строением предложения, его синтаксисом, условно назовем 'грамматическими'¹, они строго

¹ Термин 'грамматические' (точно так же как в дальнейшем изложении 'смысловые' и 'интонационные') знаки препинания использован здесь условно, для удобства анализа. Эти термины дают возможность подчеркнуть ведущее начало при характеристике конкретных знаков. Условность их проявляется и в другом отношении: они заменяют развернутые формулы 'знаки, поставленные на смысловом основании', 'знаки, поставленные на интонационном основании'.

В дальнейшем (см. раздел 'Триединство принципов русской пунктуации') станет ясно, что эти знаки фиксируют не только грамматически значимые отрезки речи, поскольку сами эти отрезки служат выражению мысли. В данном случае, для удобства анализа, вычленяется именно этот аспект - грамматический - как первооснова.

обязательны и не могут быть авторскими. Такое качество нашей пунктуации, как способность указывать на грамматическое членение речи, является основанием для разработки устойчивых правил расстановки знаков препинания.

К разряду 'грамматических' можно отнести такие знаки, как точка, фиксирующая конец предложения; знаки на стыке частей сложного предложения (когда имеется в виду их отграничительная роль); знаки, выделяющие разнообразные конструкции, вводимые в состав простого предложения, но грамматически с ним не связанные, т. е. не являющиеся его членами (вводные слова, сочетания слов и предложения; вставки; обращения; междометия); знаки при однородных членах предложения; знаки, выделяющие приложения, определения - причастные обороты и определения - прилагательные с зависимыми словами, стоящие непосредственно после определяемого слова или оторванные от него другими членами предложения.

В любом тексте можно найти такие обязательные, структурно обусловленные знаки. Например: Меня всегда удивляет одно обстоятельство: мы ходим по жизни и совершенно не знаем и даже не можем себе представить, сколько величайших трагедий, прекрасных человеческих поступков, сколько горя, героизма, подлости и отчаяния происходило и происходит на любом клочке земли, где мы живем. Мы просто не подозреваем об этом.

А между тем знакомство с каждым таким клочком земли может ввести нас в мир людей и событий, достойных занять свое место в истории человечества или в анналах великой, немеркнущей литературы (К. Паустовский).

Все знаки, кроме последнего (великой, немеркнущей), прежде всего структурно значимы. Они делят предложения на отрезки вне зависимости от их конкретного лексического состава: разграничивают части бессоюзного сложного предложения; выделяют придаточные; фиксируют синтаксическую однородность; выделяют распространенное определение, стоящее после определяемого слова; обозначают конец предложения. Встретившееся в тексте двоеточие пока нас интересует лишь как сигнал членения сложного предложения; выбор же знака (двоеточия, тире, запятой, точки с запятой), конечно, зависит от смысловых взаимоотношений частей предложения. Однако эта смысловая, контекстом обусловленная функция вторична; первична же функция структурного разграничителя.

Грамматический принцип способствует выработке твердых общеупотребительных правил расстановки знаков препинания. Знаки,

поставленные на таком основании, не могут быть факультативными. Это тот фундамент, на котором строится современная русская пунктуация. Это, наконец, тот необходимый минимум использования знаков, без которого немыслимо беспрепятственное общение между пишущим и читающим.

'Грамматические' знаки в настоящее время достаточно регламентированы, употребление их устойчиво. Такие знаки членят текст на грамматически значимые части, помогают установить соотнесенность частей текста, указывают на конец изложения одной мысли и начало другой. Такие знаки имеются в тексте любой стилевой принадлежности (и в официальном документе, и в научном сочинении, и в художественном или публицистическом произведении).

Это грамматическое членение речи в конечном счете отражает членение логическое, смысловое, так как грамматически значимые части совпадают с логически и семантически значимыми, более того, они служат их выражению, и знаки препинания фиксируют границы этих частей.

Таким образом, структура грамматическая тесно связана со смысловой стороной речи, поскольку назначение любой грамматической структуры - передать определенную мысль.

4. ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ И СМЫСЛ

Грамматическое членение текста (в том числе и отдельного предложения) задается его смыслом, отражает содержательную значимость речи. Там, где грамматические отрезки речи совпадают с ее смысловым членением, 'грамматические' знаки препинания совпадают со 'смысловыми'. Но довольно часто случается так, что смысловое членение речи подчиняет себе структурное, т.е. конкретный смысл диктует и единственно возможную структуру. Строение предложения как бы программируется заданным смыслом. При необходимости передать иной смысл предложение при том же наборе слов конструируется по-другому.

Возьмем предложение Избушка крыта соломой, с трубой. Отбросим запятую, и труба окажется не у избушки, а у соломы. Запятая, стоящая между сочетаниями крыта соломой и с трубой, фиксирует однородность этих членов предложения и, следовательно, грамматическую и смысловую отнесенность предложно-падежной формы с трубой к имени существительному избушка.

Еще пример: Теперь он пристально рассматривал в бинокль маленькую школу под бурой черепицей, с одинокой покосившейся трубой, с самодельной надписью на фанерной вывеске (Ч. Айтматов). Запятые здесь также отделяют каждую предложно-падежную форму и фиксируют однородный ряд, члены которого непосредственно связаны с существительным школу: школа под бурой черепицей, школа с одинокой покосившейся трубой, школа с самодельной надписью...

Роль смыслового различителя выполняют запятые и в следующих примерах: Он был бос, в старых вытертых плисовых штанах, без шапки, в грязной ситцевой рубахе с разорванным воротом (М. Горький); Она [Анна Сергеевна] гуляла одна, все в том же берете, с белым шпицем (А. Чехов); За ним во второй телеге ехали шесть человек городского вида - в пиджаках, в мягких шляпах, в соломенных фуражечках, все с длинными волосами, с бородками, в очках (А. Толстой).

Может быть, эти примеры и не столь показательны, поскольку не бывает 'штанов без шапки', 'черепицы с трубой', 'берета с

белым шпицем', 'бородки в очках'. Но в других случаях, где лексические значения слов не препятствуют такому объединению, только запятая помогает подчас установить их смысловую и грамматическую зависимость. Например: Трое перед фотографией, напряжены (И. Ильф). Запятая здесь членит предложение на две части: трое перед фотографией и трое напряжены, т. е. имеется два сказуемых. Ср. вариант без запятой: Трое перед фотографией напряжены. Здесь уже только одно сказуемое, распространенное второстепенным членом перед фотографией. Или еще: Тот принимал его удары локтями, плечом, а сам бил без промаха. Иванова сила была глубже, увесистей, что ли, Вовка снова рухнул - затылком... (Ю. Нагибин). Тире дает возможность разделить сочетания слов снова рухнул и затылком и тем самым передать нужный здесь смысл: снова относится только к глаголу рухнул (без тире снова тяготеет по смыслу к сочетанию рухнул затылком). В предложениях Она говорила долго только о нем и Она говорила долго, только о нем совершенно разный смысл (первое предложение - о других говорила, но мало; второе предложение - о других вообще не говорила), и достигается это только постановкой запятой. Вот еще пример того, как запятая влияет на смысл предложений: Народу в тот день было полным-полно. Толкались в лесочке, по берегу, обсели все скамейки: кто в спортивных костюмах, кто в пижамах, с детьми, собачками, гитарами (Ю. Трифонов). Во-первых, благодаря запятой лесочек оказался не на берегу; и во-вторых, запятая позволила избежать 'пижам с детьми и собачками'.

Знаки препинания здесь помогают установить смысловые и грамматические отношения между словами в предложении, помогают уточнить структуру предложения.

Знак может передать чувство недоумения по поводу противоречащего здравому смыслу факта, знак может разделить логически и эмоционально несовместимые понятия. Такую функцию выполняет многоточие в следующих примерах: Интеллигентность... на 'тройку' (Лит. газ. 1969. 10 дек.); В лесу... без леса (Правда. 1969. 30 янв.); Дивиденды с... 'любви' (Правда. 1969. 2 янв.); Рекламация на... медведя (Комс. правда. 1970. 8 янв.); Завод... в холодильнике (Комс. правда. 1970. 7 февр.); В лес... за камнем (Вокруг света. 1975. ? 11); Поручение... с ограничением (Правда. 1975. 21 ноября). Логико-смысловой разрыв между словами, обозначенный здесь многоточием, в произношении отмечается паузой.

Необычное, неожиданное следствие или результат обозначает многоточие в таких предложениях: На протяжении тысячелетий люди не подозревали, что наступит момент, когда им придется охранять природу земного шара... от самих себя (Вокруг света. 1970. ?2).

Подобные знаки выполняют исключительно смысловую роль, притом часто с эмоциональной окраской, как, например, в последнем примере, где ощущается явно иронический оттенок.

Не меньшая смыслоразличительная роль отводится и тире: Жених был приветлив и очень важен, потом - он был неглуп и очень зажиточен (М. Горький). Только тире позволяет осмыслить слово потом как 'кроме того'. Не будь тире, потом имело бы первоначальный смысл 'после чего-либо'. Так же важна роль тире в предложениях: Иск - бесхозяйственности (Комс. правда. 1970. 7 февр.); Из одного двора вдруг вывалилась на шоссе нарядная толпа - с песнями, гармонью, смехом (Правда. 1970. 12 янв.). В первом примере тире помогает передать смысл - иск предъявляется бесхозяйственности, без тире предложение имело бы противоположное значение - бесхозяйственность предъявляет иск (!). Во втором предложении тире перераспределяет связи между словами: вывалилась с песнями...: без тире с песнями передавало бы признак толпы - толпа с песнями, гармонью, смехом.

Значимость знаков препинания в современных текстах очень велика, и функции их усложняются. Подчас они выступают не только как различители смысла, но и служат речевой экономии. Вот примеры того, как точка, членящая высказывание, помогает передать нужный смысл (причину, цель, пояснение) без специальных лексических средств (союзов): Осталась в живых одна Мария Лукинична Павлова. Случайно осталась. Раненная, свалилась под пол, под сырую солому (В. Кочетов) (ср.: Случайно осталась, так как, раненная, свалилась...); Ему хотелось быстрей добраться до постели и лечь, укрыться с головой. Не видеть, не слышать ничего. Забыть (Ч. Айтматов) (ср.: Укрыться с головой, чтобы не видеть, не слышать...); - Выражение лица? - Обычное. Озабоченное (В. Леви) (ср.: Обычное, т.е. озабоченное).

Большую роль в осмыслении текста играет и место знака, делящего предложение на смысловые и, следовательно, структурно значимые части. Ср. примеры: И собаки притихли, оттого что никто посторонний не тревожил их покоя (А. Фадеев).- И собаки притихли оттого, что никто посторонний не тревожил их покоя. Перестановка запятой изменяет логический центр

сообщения: во втором предложении внимание заостряется на причине явления, тогда как в первом преследуется иная цель - констатируется само состояние и лишь дополнительно указывается его причина. Указание на причину состояния наблюдаем и в следующем примере (выделяется оттого): Он был счастлив оттого, что принес им эту новость, оттого, что вместе с ними ринулся на задворье, оттого, что вместе с ними толкался у открытой дверцы автофургона (Ч. Айтматов). Ср. изменение логического акцента при перестановке запятых: Он был счастлив, оттого что принес им эту новость, оттого что вместе с ними ринулся на задворье, оттого что вместе с ними толкался у открытой дверцы автофургона (выделяется счастлив).

Еще пример: Такая густая трава росла только по берегам озера, потому что здесь достаточно было влаги (Д. Мамин-Сибиряк). - Такая густая трава росла только по берегам озера потому, что здесь достаточно было влаги; Оттого, что мы встали очень рано и потом ничего не делали, этот день казался очень длинным, самым длинным в моей жизни (А. Чехов).- Оттого что мы встали очень рано и потом ничего не делали, этот день казался очень длинным, самым длинным в моей жизни. Правда, такое перенесение знака не всегда возможно, поскольку структура предложения или его смысл подчас диктует только одно возможное решение. Например: В нижнем этаже, под балконом, окна, вероятно, были открыты, потому что отчетливо слышались женские голоса и смех (А. Чехов). - В нижнем этаже, под балконом, окна, вероятно, были открыты потому, что отчетливо слышались женские голоса и смех. Второй вариант предложения невозможен, так как перенос потому в главную часть предложения укажет на причину следующего действия, а это создаст бессмыслицу: окна были открыты потому, что слышались голоса. Еще пример: Долгое время жила в нашем зоопарке тигрица по кличке Сиротка. Присвоили ей такую кличку потому, что она действительно осиротела в раннем возрасте (Неделя. 1970. 3-9 авг.). Расчленение союза обязательно. Во втором предложении нужно обозначить причину, так как сам факт уже назван в предыдущем предложении и констатировать его дважды не имеет смысла.

Невозможность употребления союзов в нерасчлененном виде вызывается наличием при них особых слов, препятствующих слиянию. Такими словами могут быть усилительные, ограничительные или отрицательные частицы, вводные слова и др., которые в силу своей служебной роли употребляются только со знаменательными

словами и, следовательно, при союзах стоять не могут. При переходе в главную часть предложения первая часть таких союзов становится знаменательной частью речи, отрывается от последующей части союза, на что указывает запятая: Она держит Евпраксеюшку лишь потому, что благодаря ей домашний обиход идет не сбиваясь с однажды намеченной колеи (М. Салтыков-Щедрин); Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением (Л. Толстой); Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо (Л. Толстой); Водитель как раз для того, чтобы люди схлынули, застопорил машину напротив калитки (А. Фадеев); Он был мрачен не только потому, что сам вынужден был остаться, а и потому, что из-за него оставались мать и сестра (А. Фадеев). В этих примерах расчленение союзов потому что, оттого что, для того чтобы оказалось необходимым, так как слова лишь, в особенности, частью, как раз, не только непосредственно примыкают к первой части союзов, подчеркивая, усиливая или ограничивая заключенное в них значение как в словах знаменательных.

В других случаях место запятой в сложном предложении определяет конкретные смысловые взаимоотношения его частей. Так, в зависимости от места запятой придаточные могут означать то следствие, то образ действия: Я поглядел на нее сбоку, так что мне стал виден чистый, нежный профиль ее слегка наклоненной головы (А. Куприн).- Я поглядел на нее сбоку так, что мне стал виден чистый, нежный профиль ее слегка наклоненной головы; Бешено ругаясь и расталкивая лошадей, так что они взвились на дыбы, он [Дубов] полез к своему коню за подпругой (А. Фадеев).- Бешено ругаясь и расталкивая лошадей так, что они взвились на дыбы, он полез к своему коню за подпругой.

Такие варианты, однако, не всегда возможны, и причина этого заключена в лексическом составе предложения, т.е. в конечном счете в содержании высказывания. Вот примеры: К сожалению, он отличался чрезвычайной близорукостью, так что даже носил стекла по какому-то особенному заказу (А. Куприн); Лед на реке тоже истончился и посинел, а местами уже и тронулся, так что идти на лыжах было опасно (П. Павленко). Смысл, заключенный в первых частях предложения, не допускает наличия

придаточных образа действия или степени, и, следовательно, расчленение союза невозможно.

Смысловой принцип в расстановке знаков препинания выявляется особенно наглядно при обособлении, а также при присоединительных членах предложения¹. Значение уточнения, конкретизации, значение дополнительного, попутного сообщения, подчеркивание всевозможных деталей и т. д. - все эти смысловые оттенки передаются с помощью обособленных и присоединительных членов, которые оформляются на письме знаками препинания.

Обособление или присоединение всегда воспринимается как нечто осложняющее состав предложения. Возьмем пример: В полдень приходил обедать, после обеда спал часа полтора и опять уходил к своим жеребятам - до поздней вечери (В. Панова). Если опустить тире, отделяющее присоединительный член, то логический смысл высказывания сосредоточится на обстоятельстве до поздней вечери, тогда как для автора в данном случае важно подчеркнуть прежде всего большую привязанность героя к жеребятам. Это и достигается логическим выделением сочетания уходил к своим жеребятам, а остальное - до поздней вечери - воспринимается лишь как следствие этого, как дополнительная, развивающая мысль деталь. Такое разделение мысли на две части стало возможным лишь при логическом ударении на сочетании уходил к своим жеребятам, после чего естественно наступает пауза (она-то и фиксируется тире), и уже затем дается второе выделение - до поздней вечери. Примерно то же имеем в предложениях: И опять на станции свистнул паровоз - на этот раз отрывисто, коротко и точно с задором (А. Куприн); Свои родичи нахлынули - за подачками (В. Панова); Комов посмотрел на все это и вздохнул. Просто так вздохнул - без грусти и без удовольствия (М. Горький); А лодка все неслась - быстрее и быстрее (М.Горький). Поскольку

¹ Присоединительные члены выделяются в составе предложения и заключают в себе дополнительные сведения, сопутствующие основному сообщению, они конкретизируют, уточняют, дополняют содержание основного предложения в целом или отдельных его членов. Присоединительные члены могут иметь специальные слова, с помощью которых они присоединяются к предложению: даже, особенно, причем, в особенности, например, в частности, главным образом, в том числе, да и, да и вообще и др. Например: Некоторые казаки, и Лукашка в том числе, встали и вытянулись (Л. Толстой); Он [Шолохов] отозвался о моих критических отрывках с похвалой - причем в интервью, так что во всеуслышание (Ю. Олеша). Однако часто присоединительные члены специальных присоединительных слов не имеют (их присоединительный характер передается интонационными средствами): По небу все ползли тучи, медленно, печально (М. Горький).

обстоятельства здесь (на этот раз отрывисто, коротко и с задором; за подачками; без грусти и без удовольствия; быстрее и быстрее) оторваны от определяемых ими глаголов-сказуемых, они приобретают некоторую самостоятельность и, следовательно, повышенную смысловую значимость. Вместе с тем и сами глаголы-сказуемые, будучи подчеркнуты логическим ударением, тоже повышают свою смысловую нагрузку, в результате чего смысловой объем всего предложения становится большим, нежели без подобных выделений: И опять на станции свистнул паровоз, свистнул на этот раз отрывисто, коротко и точно с задором; Просто так вздохнул, вздохнул без грусти и без удовольствия и т. д. Ср.: А лодка все неслась быстрее и быстрее, где логически выделяются только наречия.

Знаки препинания помогают пишущему сделать очень тонкие смысловые выделения, заострить внимание читателя на важных деталях, показать их особую значимость и выразительность. Тонкий, глубокий смысл передается, например, обособленной конструкцией в следующем предложении: Видно, и Чичиковы, на несколько минут в жизни, бывают поэтами (Н. Гоголь). Известно, что Чичиков и поэзия - несовместимы, но роль поэзии столь велика, что даже такие прирожденные 'антипоэты', как Чичиков, в какие-то особые минуты жизни подпадают под ее всесильное влияние. Все это (необычность и противоестественность явления) передано глубокой по смыслу и своеобразной по интонационному оформлению обособленной конструкцией на несколько минут в жизни. Ср. предложение без такого выделения; оно звучит более утвердительно и безапелляционно: Видно, и Чичиковы на несколько минут в жизни бывают поэтами.

Та же смысловая и психологическая глубина, некоторая напряженность, необычность и исключительность проявления признака передается при помощи обособления и в следующих примерах: Без хворостинки в руке, ночью, он, нимало не колеблясь, поскакал один на волка (И. Тургенев); Жмухин встал с постели и остановился в дверях на пороге, в одной сорочке, показывая гостю свои ноги, жилистые и сухие, как палки (А. Чехов); И тишина, от времени, становилась все зловещей (М. Горький); Л по ущелью, во тьме и брызгах, поток стремился навстречу морю (М. Горький); Семага сидел в кабаке, один за своим столиком... (М. Горький); Табуны мальчишек - босиком по весенней траве - мчались вперед (А. Толстой); Он в это утро, далеко от дома, дошел до светлого конца войны (С. Щипа-

чев). Приведенные примеры показывают, сколь велика роль знаков в смысловом выделении, подчеркивании важных деталей.

В других случаях роль знаков еще более значительна, так как от их постановки зависит прямой смысл высказывания: Появилась внутренняя легкость. Свободно ходит по улицам, на работу (В. Леви). В последнем предложении запятая показывает, что речь идет о двух разных действиях: ходит по улицам, т. е. гуляет, и ходит на работу. Если убрать запятую, то предложение приобретает совершенно иной смысл: ходит по улицам на работу (обозначение одного действия). Такие знаки имеют уже не чисто смысловое значение, но и грамматическое, так как от их наличия или отсутствия зависит строение предложения (с однородными членами или без них).

Очень показательна роль знаков в случаях, когда лексический состав предложения, и в первую очередь последовательность расположения слов в нем, допускает разные толкования. Тогда только знаки помогают разобраться в содержании предложения: воспринять только один смысл и отбросить все остальное. Например, в предложении ...Он [Челкаш] сразу обращал на себя внимание своим сходством с степным ястребом, своей хищной худобой и этой прицеливающейся походкой, плавной и покойной с виду, но внутренне возбужденной и зоркой, как лет той хищной птицы, которую он напоминал (М. Горький) смысловые связи слов таковы: он обращал на себя внимание сходством с степным ястребом, обращал на себя внимание своей хищной худобой и прицеливающейся походкой. Но если убрать запятую после слова ястребом, то предложение сразу приобретает иной смысл: Он сразу обращал на себя внимание своим сходством с степным ястребом своей хищной худобой и этой прицеливающейся походкой... (т. е. обращал внимание сходством со степным ястребом, которое проявлялось в хищной худобе и прицеливающейся походке).

Смысловой принцип пунктуации проявляется очень часто и при постановке знаков препинания между определениями¹. Известно, что однородность или неоднородность их прямо связана со значением прилагательных. Возьмем пример: Мы сели на землю и... стали есть вкусный полубелый хлеб с салом (М. Горький). Здесь прилагательные вкусный и полубелый не являются однородными определениями, поскольку они по-разному характеризуют определяемое слово - со стороны вкусовых ощущений и цвета. Опреде-

¹ Более подробно этот вопрос освещается в разделе 'Пунктуация связного текста'.

ление вкусный относится не непосредственно к существительному, а к сочетанию полубелый хлеб (ср.: невкусный полубелый хлеб, вкусный черный хлеб), т. е. прилагательные эти, не сближаясь по значению, не становятся однородными и в синтаксическом плане. В предложении Впереди виднелись полуголые вершины деревьев, и бедная, редкая листва их была раскрашена в яркие краски осени (М. Горький) прилагательные бедная и редкая одинаково характеризуют предмет, они обнаруживают смысловую взаимозависимость: бедная, потому что редкая, и редкая, следовательно, - бедная. В синтаксическом же отношении каждое из прилагательных непосредственно относится к существительному: бедная листва, редкая листва. Этот смысловой повтор и фиксируется запятой. Прилагательное бедная нельзя отнести к сочетанию редкая листва, как нельзя сказать, что бывает богатая редкая листва.

Все эти примеры иллюстрируют один из важных принципов русской пунктуации - смысловой. Конкретные смысловые оттенки, фиксируемые в предложении, могут, как мы видели, варьироваться, и потому в пунктуации, покоящейся на таком принципе, всегда есть нечто субъективное, индивидуальное. Умелая расстановка знаков препинания повышает смысловую значимость письменной речи.

Однако вариантность в употреблении знаков отнюдь не свидетельствует об их необязательности, факультативности: нужный смысл фиксируется только одним пунктуационным вариантом, другой смысл требует и иного оформления, причем в данном случае единственно возможного. Важно также отметить, что разный смысл, переданный с помощью разного пунктуационного оформления, неизбежно отражается на структуре текста или отдельного предложения. Приведенный выше анализ однородных и неоднородных определений, в частности, иллюстрирует это положение: варианты в осмыслении передаваемых прилагательными значений неизбежно влекут за собой изменение их синтаксической роли в предложении; они выступают то в качестве однородных определений, то в качестве неоднородных, т. е. структурно различных.

Возможность вариантов в пунктуационном оформлении текста, связанных с различным его осмыслением и ведущих одновременно к изменениям структурным, можно проиллюстрировать на таком примере: Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из комнаты полумертвой и не принимающей участия в жизни - старухой (Л. Толстой). Тире в конце этого предложения вдвойне значимо: оно сообщает пояснительный характер члену

предложения старухой (смысловое значение знака) и одновременно отрывает эту словоформу от сказуемостного сочетания вышла полумертвой и не принимающей участия в жизни (грамматическое значение знака). Сравним без тире (возможный вариант осмысления): ...она вышла из комнаты полумертвой и не принимающей участия в жизни старухой. То, что в авторском тексте воспринималось как часть сказуемого (полумертвой и не принимающей участия в жизни), без тире перешло в определение при слове старухой, а собственно сказуемым стало сочетание вышла старухой. Так наличие или отсутствие знака может служить сигналом различного осмысления связей между словами - членами предложения и одновременно - сигналом разного построения предложения. Заданный смысл, как видим, организует определенную структуру, а структура передает единственно возможный смысл.

5. ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ И ИНТОНАЦИЯ

Русская пунктуация отчасти отражает и интонацию: точка на месте большого понижения голоса и длительной паузы; вопросительный и восклицательный знаки, интонационное тире, в ряде случаев многоточие и т. д. Например, обращение можно выделить запятой, но повышенная эмоциональность, т. е. особая выделительная интонация диктует и другой знак - восклицательный. Ср. примеры: - Это я, маменька, - сказал он (М. Салтыков-Щедрин); - Ну, бог милостив, маменька! - продолжал Иудушка (М. Салтыков-Щедрин). Выбор знака может зависеть целиком от интонации. Ср. примеры: Придут дети, пойдем в парк; Придут дети - пойдем в парк. В первом случае перечислительная интонация, во втором - интонация обусловленности; ср.: Когда (если) придут дети, пойдем в парк.

Вот еще пример: Он быстро сунулся в какой-то темный и узкий переулок и исчез - навсегда (М. Горький). Перед тире голос резко понизился, как если бы предложение окончилось, и дальше присоединительный член предложения произносится после длительной паузы как нечто непредвиденное и вместе с тем закономерное. Ср. без паузы (и, следовательно, без знака): Он быстро сунулся в какой-то темный и узкий переулок и исчез в нем навсегда.

В подобных примерах, на первый взгляд, кажется, что знак ставится исключительно благодаря особой интонации. На самом деле интонационный принцип здесь действует лишь как второстепенный. Интонация задается определенным смыслом и передает именно его: пауза дает возможность сделать логическое ударение на впереди стоящем сказуемом и тем самым подчеркнуть его значимость.

То, что интонационный принцип действует в русской пунктуации как второстепенный, особенно отчетливо обнаруживается в тех случаях, когда интонационный принцип нарушается в пользу грамматического. Например: Башкирец с трудом шагнул через порог и, сняв высокую свою шапку, остановился у дверей (А. Пушкин); Морозка опустил мешок и, трусливо вбирая голову в плечи, побежал к лошадям (А. Фадеев); Олень раскапывает

передней ногой снег а, если есть корм, начинает пастись (В. Арсеньев); Мужик вышел,.. Потом он стал у двери и, поправляя кушак, вопросительно уставился на барина (М. Горький). В этих предложениях запятая стоит после союза и, так как фиксирует границу структурных частей предложения (деепричастного оборота и придаточной части предложения). Таким образом, нарушается интонационный принцип, ибо интонационная пауза находится перед союзом. Еще пример: Пора перестать метаться, Аночка (К. Федин). Паузы после глагола нет, а запятая стоит, так как необходимо выделить обращение. В каком-то частном случае интонационный и грамматический принципы могут совпасть. Ср., например, то же предложение с иным местом обращения: Аночка, пора перестать метаться (пауза после обращения, и здесь же стоит запятая).

Можно было бы отметить и множество других случаев, когда принципы интонационный и грамматический не совпадают и когда в итоге интонационный принцип уступает место грамматическому. Например, на стыке подчинительных союзов, при вводных словах, стоящих после союзов, при деепричастном обороте и придаточной части предложения, относящейся к причастию и т. д.¹. Все они объединяются в две группы: а) знак стоит там, где нет паузы, и б) пауза есть там, где нет знака.

Интонационный принцип, даже если он и действует, то в большинстве случаев не в чистом виде. Это значит, что какой-либо интонационный штрих (например, пауза) хотя и фиксируется знаком препинания, но в конечном счете сам является следствием заданного смыслового и грамматического членения предложения. Сравним примеры: Ходить - долго не мог; Ходить долго - не мог². Действительно, тире здесь фиксирует паузу, однако место паузы предопределено структурой предложения, смысловыми и грамматическими связями слов, в результате изменения места паузы происходит перераспределение смыслов: все зависит от того, к чему по смыслу, а потому и грамматически, относится наречие долго. А дифференцируется этот смысл различной интонацией. Или еще: Дальше шли пешеходы с мешками, с узлами; Дальше шли пешеходы - с мешками, с узлами. Как будто бы знак поставлен на интонационном основании - он стоит на месте паузы. Но это лишь внешняя причина. На самом деле интонация подчинена заданному

¹ См. подробное описание таких случаев в работе В.Ф. Ивановой 'История и принципы русской пунктуации'. Л., 1962. С. 43-50.

² См.: Розенталь Д.Э. Справочник по правописанию и литературной правке. М., 1971. С. 78.

смыслу, заданному членению предложения. В первом варианте предложения (без знака и, следовательно, паузы) словоформы с мешками, с узлами мыслятся как определения при имени существительном пешеходы, и смысл всего предложения дает возможность предположить, что вначале шли пешеходы и без мешков, и без узлов. Во втором варианте предложения (с логическим ударением на слове пешеходы) смысл другой: вначале шли не пешеходы.

Итак, интонация при расстановке знаков препинания безусловно учитывается, но сама она выступает как нечто зависимое, а не основополагающее.

Отмечая роль и значение интонации при расстановке знаков препинания, нельзя не остановиться на вопросе о различных функциях интонации в нашей речи. Интонация может выступать как средство передачи смысловых значений, но может передавать только эмоциональные качества речи. В том случае, когда интонация передает смысловую значимость речи, интонационный принцип в расстановке знаков используется как сопутствующий смысловому, накладывающийся на него, и тем самым отражается и на структуре текста (см. анализ примеров в этом разделе). Когда же интонация является показателем лишь эмоциональной окраски речи, тогда интонационный принцип действует, так сказать, в чистом виде. Такие интонационно обусловленные знаки передают эмоциональную напряженность, стремительность речи, т. е. отражают ее экспрессивность, особую выразительность.

Интонации, передающие смысловую значимость речи, социально закреплены, в них заключен большой процент объективности, они воспроизводимы и потому поддаются описанию и 'инвентаризации' как определенные типы. Вспомним, например, 'типовое' интонационное оформление бессоюзных сложных предложений с различными смысловыми отношениями между частями. Интонационным типам предложений здесь соответствует и пунктуация: перечислительная интонация - запятая, точка с запятой; интонация пояснения, разъяснения - двоеточие; интонация противопоставления, обусловленности (временной, условной, следственной) - тире. Ср.: В комнате стало душно, мы вышли на улицу.- В комнате стало душно: мы вышли на улицу.- В комнате стало душно - мы вышли на улицу.

Интонации чисто эмоционального плана в своих частных проявлениях предельно субъективны, и фиксирование их в письменном тексте с помощью знаков всецело связано с индивидуальностью пишущего (о таких знаках см. в разделе 'Уточнение понятия авторской пунктуации').

6. ТРИЕДИНСТВО ПРИНЦИПОВ РУССКОЙ ПУНКТУАЦИИ

Итак, мы назвали три принципа современной русской пунктуации: грамматический, смысловой, интонационный. Как видим, существующая в настоящее время пунктуация не отражает какого-либо единого принципа в чистом виде. Однако она системно организована. Можно с уверенностью сказать, что грамматический принцип является сейчас ведущим, тогда как принципы смысловой и интонационный выступают в качестве хотя и обязательно действующих, но дополнительных. В отдельных конкретных проявлениях они могут быть выдвинуты и на передний план, если только это не приведет к забвению основного - грамматического. Например, несовпадение интонации и пунктуации заключается всегда в том, что знак имеется там, где требует этого грамматическое строение предложения, а не интонационная пауза.

Если посмотреть на современную пунктуацию, учитывая исторический аспект, то становится понятной и даже естественной ее кажущаяся невыдержанность. Это новый этап в ее историческом развитии, причем этап, характеризующий более высокую ступень. Структуру, смысл, интонацию - все это отражает современная пунктуация. Письменная речь получает возможность быть организованной не только достаточно четко, но и вместе с тем выразительно. Пожалуй, самым большим достижением современной пунктуации (если не учитывать частные проявления несовершенства) является тот факт, что все три принципа действуют в ней не разобщенно, а в единстве. Действительно, так ли уж часто мы употребляем знаки, пользуясь каким-либо одним принципом? Мы уже достаточно убедились на примерах, что, как правило, интонационный принцип сводится к смысловому, смысловой к структурному, или, наоборот, структура предложения определяется его смыслом, так же как интонация - его смыслом и структурой. Выделять же отдельно принципы сейчас можно лишь условно, для удобства изучения. На самом деле в большинстве случаев они действуют нераздельно, хотя с соблюдением определенной иерархии. Любой текст подтверждает это:

Сказки пашут для храбрых.

Зачем равнодушному сказка?

Что чудес не бывает,

Он знает со школьной

скамьи.

(А. Коваленков.)

Первый знак - точка. Она обозначает конец предложения, границу между двумя предложениями (структура); понижение голоса, длительную паузу (интонация); законченность сообщения (смысл). Второй знак - вопросительный. Он передает вопросительную интонацию, но последняя обусловлена структурой и смыслом особого по цели высказывания типа предложения. Ведь автор ничего не сообщает, он пока лишь вопрошает. Наконец, запятая. Она обозначает одновременно и границу частей предложения (структура), и расчлененность мысли (смысл), и паузу на стыке частей (интонация).

Именно сочетание принципов является показателем развитости современной русской пунктуации, ее гибкости, позволяющей выражать тончайшие оттенки смысла и структурное многообразие речи.

Современная русская пунктуация - это очень сложная и богатая система, хотя и недостаточно последовательная, так как разные звенья ее покоятся на разных основаниях. Но именно в разносторонности этой системы таятся большие возможности для пишущего, именно это превращает пунктуацию при творческом ее использовании в мощное стилистическое средство.

В этом смысле очень интересен пересказ К. Паустовским рассуждений Бабеля: 'Все абзацы и вся пунктуация должны быть сделаны правильно, но с точки зрения наибольшего воздействия текста на читателя, а не по мертвому катехизису. Особенно великолепен абзац. Он позволяет спокойно менять ритмы и часто, как вспышка молнии, открывает знакомое нам зрелище в совершенно неожиданном виде. Есть хорошие писатели, но они расставляют абзацы и знаки препинания кое-как'¹.

Твердость и стабильность русской пунктуации определяется ее грамматическим принципом, а возможности передать богатство и разнообразие смысловых оттенков и эмоций - принципами смысловым и интонационным. Так что диапазон 'нот при чтении' оказывается очень широким, и потому воздействие текста на читателя,

¹ Паустовский К. Г. Близкие и далекие. М., 1967. С. 341.

при безусловной талантливости пишущего, может стать чрезвычайно сильным.

Вот, например, как 'с точки зрения наибольшего воздействия на читателя' пользуется пунктуацией И. Бунин (хотя не всегда следуя общепринятым нормам):

Помню раннее, свежее, тихое утро... Помню большой, весь залитой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и - запах антоновских яблок, запах меда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет, по всему саду раздаются голоса и скрип телег. Это тархане, мещане-садовники, наняли мужиков и насыпают яблоки, чтобы в ночь отправлять их в город,- непременно в ночь, когда так славно лежать на возу, смотреть в звездное небо, чувствовать запах дегтя в свежем воздухе и слушать, как осторожно поскрипывает в темноте длинный обоз по большой дороге.

(И. Бунин. Антоновские яблоки.)

Тире, поставленное после союза и, очень четко и вместе с тем многозначительно отграничивает самое главное в повествовании, то, что явилось его основой, его художественным образом. Не будь этого тире (и поставлено оно не перед союзом, а после него, чтобы подчеркнуть непрерывность цепи и одновременно - значительность последующего описания), все слилось бы в едином перечне воспоминаний. Не меньшую, хотя иную эмоциональную нагрузку несет тире и перед сочетанием непременно в ночь.

Большая выразительность достигается и тогда, когда точка внезапно разрывает живую, плавную ткань повествования. Текст становится более энергичным, динамичным. Вот пример:

А потом были длинные жаркие месяцы, ветер с невысоких гор под Ставрополем, пахнущий бессмертниками, серебряный венец Кавказских гор, схватки у лесных завалов с чеченцами, визг пуль, Пятигорск, чужие люди, с которыми надо было держать себя как с друзьями. И снова мимолетный Петербург и Кавказ, желтые вершины Дагестана и тот же любимый и спасительный Пятигорск. Короткий покой, широкие замыслы и стихи, легкие и взлетающие к небу, как облака над вершинами гор. И дуэль. И последнее, что он заметил на земле,- одновременно с выстрелом Мартынова ему почудился второй выстрел, из кустов под обрывом, над которым он стоял.

(К. Паустовский. Разливы рек).

Спокойное описание разрушается здесь точками, поставленными в тех местах, где либо замыкается круг перечисления (перед вторым и третьим предложениями), либо появляется сообщение, резко диссонирующее с предшествующим описанием, несущее в себе большую психологическую нагрузку (И дуэль. И последнее, что...), т. е. там, где нужно резко прервать читателя, заставить его вникнуть в суть трагедии.

Цели воздействия на читателя служит и абзацный отступ, как один из указателей членения текста (в этом смысле абзац можно причислить к знакам препинания). Глубоко продуманное абзацное членение помогает постичь написанное.

Абзацный отступ не может быть случайным. Группа предложений между двумя абзацными отступами намечает строго последовательный переход от одной темы к другой, т. е. взаимосвязь предложений осуществляется по логико-смысловому принципу построения текста. Однако абзац может и неожиданно прервать последовательное течение мысли, приобретая тем самым эмоционально-выделительную функцию.

Вот пример 'тематического' (логико-смыслового) членения текста на абзацы:

Хутор раскинулся далеко в стороне, и возле причала стояла такая тишина, какая бывает в безлюдных местах только глухою осенью и в самом начале весны. От воды тянуло сыростью, терпкой горечью гниющей ольхи, а с дальних прихоперских степей, тонувших в сиреневой дымке тумана, легкий ветерок нес извечно юный, еле уловимый аромат недавно освободившейся из-под снега земли.

Неподалеку, на прибрежном песке, лежал поваленный плетень. Я присел на него, хотел закурить, но, сунув руку в правый карман ватной стеганки, к великому огорчению обнаружил, что пачка 'Беломора' совершенно размокла. Во время переправы волна хлестнула через борт низко сидевшей лодки, по пояс окатила меня мутной водой. Тогда мне некогда было думать о папиросах, надо было, бросив весло, побыстрее вычерпывать воду, чтобы лодка не затонула, а теперь, горько досадуя на свою оплошность, я бережно извлек из кармана раскисшую пачку, присел на корточки и стал по одной раскладывать на плетне влажные, побуревшие папиросы.

Был полдень. Солнце светило горячо, как в мае. Я надеялся, что папиросы скоро высохнут. Солнце светило так горячо, что я уже пожалел о том, что надел в дорогу солдатские ватные штаны и стеганку. Это был первый после зимы по-настоящему

теплый день. Хорошо было сидеть на плетне вот так, одному, целиком покоряясь тишине и одиночеству, и, сняв с головы старую солдатскую ушанку, сушить на ветерке мокрые после тяжелой гребли волосы, бездумно следить за проплывающими в блеклой синеве белыми грудастыми облаками.

Вскоре я увидел, как из-за крайних дворов хутора вышел на дорогу мужчина. Он вел за руку маленького мальчика, судя по росту - лет пяти-шести, не больше. Они устало брели по направлению к переправе, но, поравнявшись с машиной, повернули ко мне...

(М. Шолохов. Судьба человека.)

Как видим, отрывок состоит из четырех абзацев (в данном случае термин используется в значении 'часть текста между двумя отступами'), четко очерченных тематически: первый - общая картина ранней весны; второй - ситуация, вводящая в повествование рассказчика; третий - картина первого после зимы теплого дня и связанные с ним ощущения рассказчика; четвертый - появление основных героев рассказа. Здесь ни в одном из случаев нет смещения смысловой канвы повествования.

А вот текст, расчлененный на абзацы по иному принципу:

Несколько лет я прожил в есенинских местах вблизи Оки. То был огромный мир грусти и тишины, слабого сияния солнца и разбойничьих лесов.

По ним раз в несколько дней прогремит по гнилым гатям телега, да порой в окошке низкой избы лесника мелькнет девичье лицо.

Надо бы остановиться, войти в избу, увидеть сумрак смущенных глаз - и снова ехать дальше в шуме сосен, в дрожании осенних осин, в шорохе крупного песка, сыплющегося в колею.

И смотреть на птичьи стаи, что тянут в небесной мгле над полесьем к теплому югу. И сладко тосковать от ощущения своей полной родственности, своей близости этому дремучему краю. Так текут из болот прозрачные ключи, и невольно кажется, что каждый такой ключ - родник поэзии. И это действительно так.

(К. Паустовский. Медные подковки.)

Плавное нанизывание однотипных построений - и снова ехать...; и смотреть...; и сладко тосковать... - внезапно прерывается абзацем, и в этой акцентировке, в этом выделении угадывается глубокий смысл: цепь разрывается не случайно - писатель

снимает монотонность чтения, резко переключает наше внимание, чтобы не дать пропустить главное. А главное - это ощутить свою родственность, душевную близость с тем, что рождает поэзию...

Итак, два отрывка из художественных текстов. Равно талантливых по исполнению. Но разных по своему эмоциональному накалу. Жестко сцементированный текст из 'Судьбы человека' подготавливает читателя к восприятию суровой и жестокой правды жизни. И предельно контрастный по звучанию, пронизанный поэзией текст Паустовского. Отсюда, в одном случае, следование логике развертывающегося повествования, в другом - эмоциональные 'срывы', вызывающие разного рода смещения в изложении.

Как видим, современная пунктуация таит в себе большие возможности: она помогает пишущему в передаче не только мыслей, но и эмоций. И все это благодаря сложному взаимодействию в ней трех одинаково важных, но разных по своему удельному весу принципов.

С точки зрения основ пунктуации, грамматический принцип является ведущим, так как большая часть правил опирается именно на него. Правила строятся с учетом прежде всего синтаксического строя речи: пунктуация в простом предложении (при обособлении, при однородных членах, в неполном предложении, при вводных словах и т. п.), пунктуация в сложном предложении (сложносочиненном, сложноподчиненном, бессоюзном). Это делается потому, что именно здесь заложен самый большой процент объективности, так необходимый стабильным правилам.

С точки же зрения назначения пунктуации, ведущим, подчиняющим себе другие является принцип смысловой, поскольку смысл заключается в определенную интонационно оформленную синтаксическую структуру, или грамматическая структура подчиняется заданному смыслу. Таким образом, если учесть, что синтаксические единицы речи создаются для того, чтобы передавать мысли и эмоции, то станет очевидным совмещение действия всех трех принципов в единой пунктуационной системе.

7. ПУНКТУАЦИЯ И ЕЕ СИСТЕМНОСТЬ

Знаки препинания, эти, по выражению А.П. Чехова, 'ноты при чтении', помогают нам в восприятии текста, ведут нашу мысль в заданном автором направлении. Особенно большой 'силой' они обладают в тех случаях, когда только слов и их расположения в предложении и в целом тексте оказывается недостаточно для выражения нужного смысла или его оттенка. Знаки препинания могут не только подчеркнуть значение, выраженное словами, но и резко изменить его, разорвать смысловые и грамматические связи слов. Такой значимостью обладает современная система знаков препинания.

Назначение пунктуации - служить средством расчленения письменной речи, указывать на расчленение смысловое, структурное и интонационное. Например, в предложении Нынче совсем ничего не мог писать утром - заснул (Л. Толстой) тире не только отделяет сказуемое заснул, помогая передать причинное обоснование действия, обозначенного в сказуемом не мог писать, но и указывает, что временной определитель утром характеризует первое действие, а не второе (ср.: Нынче совсем ничего не мог писать - утром заснул). Одновременно тире фиксирует и наличие паузы и, следовательно, соответствующее интонационное оформление, передающее смысловое соотношение данных слов. Значит, расчленение текста при помощи знаков препинания помогает донести до читающего смысл написанного таким, каким он представляется пишущему. А это в свою очередь означает, что и пишущий и читающий должны одинаково воспринимать знаки, т. е. при создании и восприятии текста пользоваться единым кодом. Именно в этом смысле пунктуацию можно считать явлением социальным: обслуживать потребности письменного общения пунктуация может только при условии адекватности восприятия пишущего и читающего.

Современная пунктуация исторически сложилась в стройную систему знаков, достаточно совершенную и гибкую для служения своему назначению. Системность, как известно, проявляется не только в наличии элементов и их совокупности, но и - глав-

ное - во взаимодействии этих элементов, в значимом и достаточно устойчивом их соотношении.

Системность пунктуации заключается прежде всего во взаимодействии ее принципов¹, в диалектическом единстве их проявления. В современной пунктуации отражено взаимодействие трех условно расчленяемых принципов - структурного, смыслового и интонационного. Структурный принцип проявляется в том, что знаки препинания обусловлены строением предложения, его синтаксисом. Этот принцип наиболее ярко выражен.

Знаки препинания, поставленные на основании структурного принципа, составляют фундамент современной пунктуационной системы, употребление их обязательно и устойчиво. Такие знаки членят текст на структурно значимые части, они устанавливают взаимоотношение этих частей, указывают на конец одной мысли и начало другой. Они имеются в текстах разной функциональной принадлежности - в официальном документе и в научном сочинении, в художественном произведении и в публицистическом выступлении.

С другой стороны, структурное (в данном случае - синтаксическое) членение текста в качестве своего конечного результата предполагает членение логическое и смысловое, так как структурно значимые части совпадают с частями смысловыми и логическими, т. е. служат выражению смысла. Поэтому можно прийти к выводу, что с точки зрения основ пунктуации структурный принцип является ведущим, и поэтому большая часть правил опирается именно на него. С точки же зрения назначения пунктуации ведущим принципом является принцип смысловой, потому что цель любого высказывания есть выражение смысла.

Так возникает диалектическое единство формы и содержания, в нашем случае - структурного и смыслового принципов пунктуации: смысл заключается в определенную синтаксическую форму, или грамматическая структура передает заданный смысл. Например, в предложении В кабинете он упал на диван и, чтобы хоть немного успокоиться, потянул с тумбочки дневники Толстого... (Ю. Бондарев) выделена придаточная часть (структурный принцип), вместе с тем с точки зрения смысла акцентируется обозначение цели, сопутствующей названному действию. Следовательно, действие двух принципов здесь совмещено, что можно передать и терминологически, назвав принцип структурно-семантическим или семантико-структурным.

¹ Подробнее о принципах пунктуации см. в разделе 'Триединство принципов русской пунктуации'.

Однако ограничить описание принципов пунктуации этими двумя или, точнее, их совмещением, нельзя, так как любое высказывание-предложение, как известно, бывает всегда интонационно оформленным. И потому русская пунктуация отражает и интонацию. В частности, в приведенном примере точка в конце предложения, имея значимость структурную (конец предложения) и смысловую (конец мысли), одновременно указывает на понижение тона. Однако по тому же примеру можно судить и о другом: интонационный принцип выступает в современной пунктуации как принцип, сопутствующий основным, и потому при некотором стечении обстоятельств, под действием контекстуальных условий, может быть 'предан забвению'. Например, постановка запятой после союза и определяется отнюдь не интонацией, а структурой предложения (обозначается граница придаточной части), и, следовательно, интонационный принцип явно нарушается, так как интонационная пауза располагается перед союзом и.

Усматривая связь между интонацией и пунктуацией, нельзя не обратить внимание на разные функции интонации в русской речи: интонация может служить средством передачи смысловых оттенков, но может быть только показателем эмоционального качества речи. Если интонация имеет смысловую значимость, то интонационный принцип сопутствует семантико-структурному; если же интонация выражает эмоциональное качество речи, то интонационный принцип используется в чистом виде (ср., например, по-разному оформленные обращения). Однако в большинстве случаев все-таки, даже если интонация оказывается как бы на первом плане при выборе знака препинания, она обнаруживает свою вторичность и является следствием смысловых и структурных характеристик высказывания. Например: Саша вернулась со свадьбы - милая, хорошая (Л. Толстой) - здесь тире стоит на месте паузы (действует интонация). Нет паузы, нет и тире: Саша вернулась со свадьбы милая, хорошая. Так кажется на первый взгляд. Хотя на самом деле наличие или отсутствие паузы отражает заданный смысл и как следствие - разные структурные характеристики предложения. Понижение тона после со свадьбы говорит о законченности основной мысли, о достаточной самостоятельности и содержательной наполненности сказуемого вернулась; милая, хорошая воспринимаются в данном случае как дополнительные сведения (с точки зрения смысла) и как определения к подлежащему (с точки зрения структуры). Отсутствие тире (паузы) лишает высказывание расчлененности, что снимает фразовое ударение со сказуемого и одновременно присоединяет к нему прилагательные, теперь уже включенные в со-

став сказуемостного члена; предикативные определения, беря на себя основной смысл, лишают глагол прежней весомости и функциональной самостоятельности. Так интонация (знак препинания) изменила смысл и структуру высказывания. Точнее, наоборот: новый смысл нашел свою новую структуру, что и отразилось на интонации. В этом и заключается системность пунктуации, проявляющаяся в диалектическом единстве действия ее принципов.

Системность пунктуации можно обнаружить и в другом ее свойстве - в двусторонней функциональной значимости: 'пунктуация от пишущего' (направленность от смысла к знакам) и 'пунктуация для читающего' (направленность от знаков к смыслу). Оба эти процесса - кодирование и декодирование текста - возможны при условии совпадения (полного или приближенного) для пишущего и читающего тех значений, которые несут в себе знаки препинания. Следовательно, знаки закономерно обнаруживают одинаковые качества в одинаковых позициях. Более того, системность проявляется именно в этом: разные знаки, попадая в одинаковую позицию, под влиянием этой позиции приобретают новые функции, хотя при этом сохраняют и свою основную функцию. Причем смена знаков в процессе эволюции пунктуационной системы осуществляется на базе функционального сходства. Например, при вытеснении двоеточия знаком 'тире' в бессоюзном сложном предложении и при обобщающих словах тире берет на себя основное значение двоеточия как знака разъяснения именно потому, что данный содержательный потенциал присущ тире, не противоречит его сущности. Только этим можно объяснить замену двоеточия на тире, а не двоеточия на запятую, к примеру, ибо назначение запятой разделять однозначное, а не указывать на различные смысловые взаимоотношения.

Например: Под утро отчетливо услышал во сне, как кто-то пытался взломать дверь с лестничной площадки, - остро и жестко скрежетало железо выворачиваемых замков, трещали доски (Ю. Бондарев) - тире здесь заняло позицию 'разъяснительного' знака, но сохранило и свое исконное качество и тем самым привнесло следственный оттенок значения во вторую часть сложного предложения. Взаимоотношения частей и содержательная значимость предложения в целом осложнились. Такое восприятие оказалось возможным благодаря 'узнаваемости' знака препинания применительно к новой для него синтаксической позиции, т. е. 'узнавание' произошло вследствие системных взаимоотношений, с одной стороны, между знаками (двоеточие и тире), а с другой стороны - между знаками и синтаксической позицией. В этой системе и проявилась 'двунаправленность' знака

препинания: от знака к смыслу и от смысла к знаку. Возможна ли постановка запятой вместо тире (или двоеточия) в данном предложении? На этот вопрос лучше всего ответить так: в приведенном предложении замена невозможна, однако она допустима при необходимости выразить иную мысль: тогда исчезнут разъяснительный и следственный характер взаимоотношения частей предложения и эти части выстроятся в перечислительный ряд, передающий однолинейные факты.

Системность пунктуации выявляется и во взаимоотношениях самих знаков препинания, которые часто образуют пунктуационные ряды, состоящие из функционально схожих знаков¹. Например, при обозначении синтаксической однородности сопоставимыми оказываются запятая, точка с запятой, точка, различающиеся степенью своей значимости как отделителя: ...На страшную глубину залегал отвесный обрыв, на дне его в сырых теперь сумерках, меж теснин, как лента, извивалась река; направо шумел, прыгая, водопад, и за ним, с северо-востока окаймленная серыми скалами, лежала зеленая полянка (А. Толстой).

Иной пунктуационный ряд можно выстроить при выборе запятых, тире и скобок, когда они фиксируют вводные и вставные конструкции. Эти знаки имеют разную степень выделительной значимости, высшей степенью выделительности обладают скобки: Младенческое выражение страха и любопытства засветилось в его зеленых глазах и, как казалось в сумерках, растянуло и сплющило крупные черты его молодого, грубого лица (А.Чехов); Нынче - теперь утро - проводил Дунаева и Никитина (Л.Толстой); Рассказывают, что от Харитоновского дома в Екатеринбурге до озерка в городском саду (на озере по зимам каток) проделан еще в древнее время подземный ход (А. Толстой).

Системность современной русской пунктуации - качество исторически сложившееся, выработанное практикой употребления знаков препинания. И явилось оно результатом длительного накопления знаками значений, привязывающих их к определенным контекстуальным условиям. Повторяемость синтаксической позиции закрепляла употребление того или иного знака, делала его стабильным (хотя стабильность вовсе не означает неизменность).

Устойчивое постоянство в пунктуации обычно связано с определенным периодом в ее развитии. Сравнение письменных памятников разных хронологических эпох показывает динамику пунктуации,

¹ Об этом более подробно см. в разделе 'Функции знаков препинания'.

помогает понять ее сущность как живой, развивающейся системы. Иными стали, например, в наше время функции двоеточия и тире в сравнении с употреблением их в XIX в. Изменилась и сочетаемость знаков препинания при оформлении тех или иных синтаксических конструкций, например, прямой речи, бессоюзного сложного предложения и др. Ср., например, как оформлена внутренняя речь у Л.Н. Толстого¹: 'И зачем они все собрались тут?' - думал Нехлюдов (Воскресение. М., 1900); 'Что же это такое?' - говорил себе Нехлюдов, выходя из камер (там же).

Современная русская пунктуация - система регламентированная, она тесно связана с общей культурой письменной речи, так как одним из показателей такой культуры является правильность пунктуационного оформления текста. Правильная речь - это речь нормированная. Понятие пунктуационной правильности по существу совпадает с понятием языковой нормы: ей свойственны такие качества, как стабильность (устойчивость), общераспространенность и обязательность, традиционность и привычность. Эти качества неизменно сопутствуют норме. Однако сама норма - категория изменяющаяся, поскольку она распространяется на постоянно развивающиеся объекты.

Пунктуация отражает изменения, накапливаемые в языке, в его структурно-семантической организации. 'Языковая норма с ее только относительной устойчивостью всегда слагается в борьбе между традицией языкового вкуса и теми живыми силами, которые направляют естественный ход исторического языкового развития'². Соблюдение нормы применительно к пунктуации означает достижение адекватности сообщения авторскому замыслу. Естественно, что такое соответствие возможно при закрепленности за знаками препинания определенных функций и значений, установленных для данного периода. Поэтому норма - это не только обычность употребления, но и обязательность.

Устойчивость пунктуации поддерживается правилами, объединяющими все звенья пунктуационной системы. Однако правила и практика печати не всегда совпадают. Это несовпадение, исторически объяснимое, может быть более существенным или менее существенным. В любом случае это отклонение от нормы, которое может иметь разную природу: отклонения, связанные с индивидуальностью пишущего, отражают стилистику пунктуации и не колеблют стабильности ее основ; отклонения же, распространенные в прак-

¹ См. подробнее в разделе 'Некоторые тенденции в современной русской пунктуации'.

² Винокур Г.О. Из бесед о культуре речи // Рус. речь. 1967. ? 3. С. 13.

тике печати данного периода, приводят к пересмотру самих норм. Обычно изменения в пунктуации не затрагивают основных норм в употреблении знаков препинания (например, правил о знаках, фиксирующих членение сложного предложения на части; отделяющих однородные члены предложения; выделяющих различные компоненты, осложняющие предложение). Такие нормы, отражаемые в правилах, обеспечивают преемственность пунктуации разных периодов, они стабильны, наиболее устойчивы.

Изменяются и уточняются обычно правила, указывающие на действие смыслового и интонационного принципов пунктуации в качестве ведущих. Показательно, что формулировки именно этих правил нечетки: это правила, касающиеся определения самостоятельности или несамостоятельности конструкций, степени их распространенности или нераспространенности, степени слияния по смыслу, наличия или отсутствия тех или иных оттенков значения и т. п. Например, стабильно правило о постановке знака препинания на стыке частей бессоюзного сложного предложения, однако выбор запятой, двоеточия или тире определяется дополнительными правилами, учитывающими смысловые взаимоотношения частей (причина - двоеточие, следствие - тире и т. д.). Эти значения знаков 'накладываются' на их общее функциональное значение - разделительное или отделительное. Употребление знаков препинания приводит к изменению или уточнению именно этих, вторичных правил (например, при обозначении причины тире сейчас вытесняет двоеточие и т. п.). Надо признать, что именно эти правила для нашего времени уже несколько устарели¹.

Некоторый разрыв между практикой печати и 'Правилами' естествен, так как объективно подготавливается изменениями в синтаксической системе русского языка. За последние пятьдесят лет, например, заметно активизировались конструкции экспрессивного синтаксиса: это номинативы (препозитивные и постпозитивные), парцеллированные конструкции, двучленные и различные инверсированные построения. Они сейчас широко используются в разных жанрах письменности и существенно влияют на ритмико-синтаксический строй современных публикаций. При оформлении таких конструкций и наблюдается 'пунктуационный разнобой'.

Расхождение между практикой печати и 'Правилами', на наш взгляд, имеет и другие, менее объективные причины. Оно как бы с самого начала было запрограммировано. Дело в том, что почти весь иллюстративный материал 'Правил' 1956 г. взят из произведений

¹ См.: Правила русской орфографии и пунктуации. М., 1956.

XIX - начала XX в.: из произведений А.С. Пушкина приведено 58 примеров, И.А. Крылова - 18, М.Ю. Лермонтова - 28, И.С. Тургенева - 24, В.Г. Белинского - 15; кроме того, представлены А.С. Грибоедов, Н.В. Гоголь, Н.А. Добролюбов, Д.И. Писарев, А.И. Герцен, М.Е. Салтыков-Щедрин, Н.А. Некрасов, П.И. Мельников-Печерский, А.К. Толстой, С.Т. Аксаков, Ф.М. Достоевский (количество примеров от 2 до 9); имеются даже примеры из произведений В.А. Жуковского и Г.Р. Державина; из произведений Л.Н. Толстого приведено 32, А.П. Чехова - 22, М. Горького - 23, А. А. Блока и В. Я. Брюсова - по одному примеру. Примеры из произведений советских писателей представлены следующим образом: А. Толстой - 2, А. Фадеев - 2, М. Шолохов - 9; В. Маяковский, Д. Фурманов, К. Федин, А. Первенцев, Ф. Гладков, Н. Островский - по одному примеру. При таком явном крене в сторону прошлого, естественно, не могли быть учтены те новые тенденции в развитии синтаксиса и пунктуации, которые наблюдались уже в 40- 50-е годы XX века.

Разрыв между 'Правилами' и практикой печати приводит к функциональному смешению некоторых знаков препинания, к разнобою в оформлении одинаковых или схожих конструкций (в данном случае мы не имеем в виду фиксацию разных смысловых оттенков, что закономерно и вполне оправданно приводит к вариантности в употреблении знаков). Поэтому пунктуационные нормы, в силу исторической изменчивости, должны своевременно закрепляться соответствующими времени правилами. Этот принцип касается только основных правил, т. е. стабильной пунктуации, регламентирующая роль которой одинакова в текстах разной жанровой и стилевой ориентации. Эти нормы имеют всеобщий характер.

Но современная пунктуация способна обслуживать нужды письменного общения, преследующего разные цели. Разные цели рождают разные формы речевого общения. Речь научная, официально-деловая, публицистическая, художественная обладает синтаксическим своеобразием, более или менее ярко выраженным. А поскольку пунктуация прежде всего фиксирует синтаксическое членение речи, то она неодинакова в разных по функционально-стилевой принадлежности текстах.

Пунктуация приспосабливается к стилевым разновидностям письменной речи.

Способность пунктуации реагировать на функционально-стилевые и стилистические качества текста отнюдь не означает, что каждый вид литературы имеет свою собственную пунктуацию; она едина и закреплена общественной практикой. Своеобразие пунк-

туации заключается в своеобразии самого синтаксического строя, который она обслуживает. И в этом смысле можно говорить о контекстуально и функционально обусловленной пунктуации.

Следовательно, есть нормы общие, обладающие высшей степенью стабильности, и нормы ситуативные, приспособленные к тексту конкретного вида. Первые включаются в обязательный пунктуационный минимум¹; вторые, не столь жесткие в своем применении, характеризуют гибкость современной пунктуации, ее способность повышать информационные и выразительные качества речи. Общие нормы подлежат усвоению. Нормы ситуативные выявляют языковую интуицию и высокую культуру письменной речи. Эти нормы опираются на общие функции знаков препинания, диктуемые характером информации: логико-смысловую (проявляется в разных текстах, но особенно в научных и официально-деловых), акцентно-выделительную (преимущественно в официальных текстах, частично в публицистике и в художественной литературе), экспрессивно-эмоциональную (в текстах художественных и отчасти публицистических), сигнальную (в рекламных текстах).

Наряду с нормативной пунктуацией (как общей, стабильной, так и ситуативной), существует и пунктуация ненормативная. Она обычно связывается с понятием авторских знаков препинания. При строгом понимании этого термина сюда включается пунктуация, связанная с четко выраженным пристрастием автора к определенным приемам, помогающим создать характерный эмоциональный строй речи. Такая пунктуация включается в понятие 'слог писателя', она предельно индивидуализирована. Однако пунктуация достигает цели, т.е. служит повышению своеобразия текста, если она опирается на функциональную и социальную значимость знаков. Индивидуализация возможна лишь в определенных пределах. Этот предел - общественное осмысление на базе стабильных функций и значений знаков. Чрезмерная индивидуализация, не опирающаяся на постижение самой сути пунктуации и отдельных знаков ее системы, может привести авторскую пунктуацию к потере общественной значимости. Чувство разумного предела для индивидуального осмысления знаков препинания - один из показателей талантливости пишущего, его культуры.

Каждый знак может стать выразительным, если он использован мотивированно, с пониманием его основного значения и внутренних возможностей. Забвение этого правила грозит автору остаться не-

¹ См.: Текучее А.В. Об орфографическом и пунктуационном минимуме для средней школы. М., 1976.

понятым, но чаще всего свидетельствует о неряшливости пишущего или о его элементарной неграмотности.

Свободное владение пунктуацией возможно лишь при глубоком усвоении ее основ, при бережном отношении к 'содержанию' каждого знака препинания. Индивидуальность в использовании пунктуации заключается не в нарушении функциональной значимости знаков препинания, а в расширении границ их использования, что проявляется при сохранении знаками типичных, т. е. общественно осознаваемых, значений в нетипичных контекстуальных условиях.

Итак, современная русская пунктуация системно организована, в стабильных своих проявлениях регламентирована. Вместе с тем она достаточно гибка, чтобы удовлетворить потребности, связанные как со своеобразием самих текстов, где она применяется, так и со своеобразием творческой индивидуальности пишущего. Такая гибкость объясняется способностью пунктуации к вариантности в употреблении знаков препинания, отражающей возможности различного осмысления и синтаксического построения текста. Умелая расстановка знаков повышает смысловую точность письменной речи, а также семантическую емкость высказывания. Однако вариантность пунктуации не есть необязательность, факультативность: нужный смысл или его оттенок фиксируется только одним пунктуационным вариантом, другое значение требует и иного варианта, причем опять-таки единственно возможного. Поэтому вариантность употребления знаков препинания есть следствие не их факультативности, а их контекстуальной обусловленности.

8. ФУНКЦИИ ЗНАКОВ ПРЕПИНАНИЯ

8.1. Знаки отделяющие и знаки выделяющие

В современной пунктуационной системе русского языка знаки препинания имеют закрепленные за ними функции, обобщенные значения, фиксирующие закономерности их употребления. Усвоение этих функций помогает приобретению навыков осмысленного пользования пунктуацией в целом.

Изучив правила расстановки знаков, можно попытаться сделать некоторые обобщения относительно закономерностей их использования.

В чем же заключаются основные функции знаков препинания?

Знаки препинания либо отделяют части текста друг от друга, либо выделяют какие-либо части внутри других. В соответствии с этим они делятся на отделяющие и выделяющие.

Отделяющими знаками являются точка, восклицательный и вопросительный знаки, точка с запятой, двоеточие, многоточие, абзац (в данном случае термин используется в значении абзацного отступа).

К выделяющим знакам относятся скобки и кавычки.

Запятая и тире при единичном употреблении выступают в роли отделяющих знаков, а при парном - включаются в группу выделяющих знаков, например при обособлении, при выделении вводных и вставных конструкций. Знак считается выделяющим и в том случае, если по условиям контекста представлен лишь один из элементов парного знака, например, если знак открывает выделяемую конструкцию, стоящую в конце предложения (в таком случае точка конца предложения поглощает второй элемент парного знака), либо закрывает конструкцию, стоящую в начале предложения: Несмотря на мое нерасположение к Аркадию Павловичу, пришлось мне однажды провести у него ночь (И. Тургенев) - запятая после обособленного оборота с несмотря на; Прочитав на жэковском щите объявление, Пинель Николаевна стала ходить в только что организовавшуюся группу здоровья, где познакомилась с местным йогом и его системой (В. Маканин) - запятая после

деепричастного оборота и запятая перед придаточной частью предложения; это элементы двух пар выделяющих знаков.

Отделяющая и выделяющая роль знаков препинания особенно отчетливо обнаруживается при сопоставлении схожих по лексическому составу конструкций. Взять, например, причастный оборот - в ряду однородных членов предложения и в позиции обособленного определения: Все чаще сверкала молния; это был дрожащий, уже почти беспрерывный, режущий глаза свет раскаленных, меняющих извивы трещин, неуловимых и резких (А. Грин) - причастные обороты режущий глаза и меняющих извивы не выделяются (парного знака здесь нет), они включены в ряды однородных определений, между которыми имеются отделяющие запятые; в позиции же обособленного определения причастный оборот оформляется парным знаком, когда элементы его фиксируют начало и конец оборота: Месяц, остановившийся над его головою, показывал полночь (Н. Гоголь). Ср. еще: Ассоль проникла в высокую, брызгающую росой луговую траву (А.Грин) - отделяющая запятая стоит между определениями, прилагательным и причастным оборотом (высокую, брызгающую росой); при порядке слов 'причастный оборот - прилагательное' запятой нет (брызгающую росой луговую), тот же оборот в позиции обособленного, в данном случае после определяемого слова, представляет собой замкнутую конструкцию, о чем свидетельствует парный знак: Ассоль проникла в высокую луговую траву, брызгающую росой. Второй элемент парного знака здесь поглощается точкой, заключающей все предложение.

В предложении Оказалось, что Сашка Музыкант, давно ставший для нас легендой, литературным героем, жил в зимней обледенелой Одессе рядом с нами (К. Паустовский) запятые перед давно и после героем - выделяющие, это начало и конец обособленной конструкции; запятая же между легендой и литературным героем - отделяющая, ее функция - отделять однородные "члены друг от друга. В предложении Звякнул отодвигаемый засов, и в низком, грязном, но светлом помещении появилась совсем мокрая, тяжело дышащая, бледная, слегка оробевшая девушка (А. Грин) причастный оборот тяжело дышащая находится в позиции невыделяемого члена предложения, хотя запятые стоят и перед ним и после него, но это одиночные запятые между однородными членами, роль их отделяющая (ср. второй причастный оборот в этом ряду - слегка оробевшая - запятой после него нет). А вот при такой позиции: Появилась девушка, совсем мокрая, тяжело дышащая, - знаки выделяют конструкцию.

Различение отделяющей и выделяющей роли знаков препинания очень важно, поскольку в формулировках пунктуационных правил в первую очередь учитываются именно эти их общие функции.

8.2. Знаки отделяющие

8.2.1. ЗАПЯТАЯ, ТОЧКА С ЗАПЯТОЙ, ТОЧКА

Отделяющие знаки препинания членят письменный текст на значимые в грамматическом и смысловом отношении части. Близкими по своим значениям, т. е. в функциональном отношении, являются: запятая (отделяющая), точка с запятой, точка. Их различие часто бывает лишь 'количественным': они фиксируют паузы разной степени длительности. Посредством запятой и точки с запятой членятся части внутри одного предложения (однородные члены предложения, части сложного предложения); точка же свидетельствует о законченности мысли. Знаки эти ставятся при перечислении синтаксически равнозначных единиц: членов предложения и частей предложения (запятая и точка с запятой), отдельных предложений (точка).

'Качественная' близость перечисленных знаков легко постигается при сопоставлении примеров, оформленных по-разному: Толпа внезапно рванулась вперед и разъединила нас. В воздух полетели папахи и фуражки. Неистовое 'ура' взорвалось около трибуны (К.Паустовский). Ср.: Толпа внезапно рванулась вперед и разъединила нас, в воздух полетели папахи и фуражки, неистовое 'ура' взорвалось около трибуны.- Толпа внезапно рванулась вперед и разъединила нас; в воздух полетели папахи и фуражки; неистовое 'ура' взорвалось около трибуны.

Общая функциональная значимость этих знаков и вместе с тем различие в обозначаемой ими степени членимости текста дают возможность использовать их в сложных предложениях как определенную градационную систему. Например: По расчищенному месту побежали изгороди, стали скирды и стога, разрастались маленькие дымные юртенки; наконец, точно победное знамя, на холмике из середины поселка выстрелила к небу колокольня (В. Короленко) - в этом бессоюзном сложном предложении четыре синтаксически равнозначные части, однако первые три разделяются запятыми, а четвертая отделяется точкой с запятой; такое расположение знаков дает возможность, во-первых, подчеркнуть большую смысловую спаянность первых трех частей предложения и, во-вторых, оторванность и смысловую самостоятельность чет-

вертой части. Кроме того, постановка этих знаков оправдана и с точки зрения строения предложения: первые три части имеют общий член по расчищенному месту, объединяющий их в единое целое, а в четвертой части есть вводное слово наконец, отнесение которого именно к этой части предложения возможно лишь при наличии точки с запятой, отделяющей впереди стоящую часть текста.

Точка с запятой, в сравнении с запятой, отделяет синтаксически равноправные части, менее тесно связанные по смыслу: Небо тяжело и мрачно, с него неустанно сыпались еле видные глазом капельки дождя; печальную элегию в природе вокруг меня подчеркивали две обломанные и уродливые ветлы и опрокинутая вверх дном лодка у их корней (М. Горький). Этот пример наглядно показывает функциональное различие между запятой и точкой с запятой на стыке сложного предложения: в первом случае (стоит запятая) части тесно связаны по смыслу, они объединены описанием одного и того же предмета; во втором (точка с запятой) - намечается переход к характеристике новых предметов.

В особо осложненных предложениях точки с запятой отделяют части крупные, основные, в то время как запятые сигнализируют о внутреннем членении этих частей. В таком случае точки с запятой помогают четко определить границы основных частей и тем самым выявить структурно наиболее значимые части.

Точки с запятой чаще всего стоят на стыке частей сложного предложения, но они могут, при известной осложненности предложения, употребляться и между однородными членами простого предложения.

Вот примеры постановки точки с запятой на стыке частей сложного предложения: Дед, приподняв на локте голову, смотрел на противоположный берег, залитый солнцем и бедно окаймленный редкими кустами ивняка; из кустов высовывался черный борт парома. Там было скучно и пусто. Серая полоса дороги уходила от реки в глубь степи; она была как-то беспощадно пряма, суха и наводила уныние (М. Горький). При употреблении запятых этот стык не был бы сразу виден, поскольку внутри каждой части уже есть запятые, поставленные на другом основании. Такое употребление точки с запятой в настоящее время наиболее типично.

Более редким случаем является разграничение с помощью этого знака однородных членов предложения. Кстати, как правило, это сказуемые, осложненные различными зависимыми от них членами - дополнениями и обстоятельствами, которые в свою очередь поясняются всевозможными обособленными группами слов. Такие

предложения структурно очень близки к сложным и подчас представляют собой переходные конструкции от простых к сложным: сказуемые здесь либо однородные при общем подлежащем, либо самостоятельно употребленные при опущенных по условиям контекста подлежащих. Вот пример: А перед Челкашом быстро неслись картины прошлого, далекого прошлого, отделенного от настоящего целой стеной из одиннадцати лет босяцкой жизни. Он успел посмотреть себя ребенком, свою деревню, свою мать, краснощекую, пухлую женщину, с добрыми серыми глазами, отца - рыжебородого гиганта с суровым лицом; видел себя женихом и видел жену, черноглазую Анфису, с длинной косой, полную, мягкую, веселую, снова себя, красавцем, гвардейским солдатом; снова отца, уже седого и согнутого работой, и мать, морщинистую, осевшую к земле; посмотрел и картину встречи его деревней, когда он возвратился со службы; видел, как гордился перед всей деревней отец своим Григорием, усатым здоровым солдатом, ловким красавцем... (М. Горький). Логико-смысловая канва этого чрезвычайно распространенного и насыщенного содержанием предложения намечена достаточно четко, и не малая роль в этом принадлежит точке с запятой; картина первая - Григорий-ребенок и все с этим связанное; картина вторая - Григорий-взрослый (жених и солдат); картина третья - мать и отец, уже постаревшие; картина четвертая - встреча Григория деревней после службы; наконец, картина пятая - гордость отца. Все обозначенные куски описания отграничены друг от друга точкой с запятой. Так знак облегчает восприятие мысли, объединяя логически связанные детали.

Точка, будучи всегда отделяющим знаком, также стоит между равнозначными синтаксическими единицами - между самостоятельными предложениями: Через базарную площадь идет полицейский надзиратель Очумелое в новой шинели и с узелком в руке. За ним шагает рыжий городовой с решетом, до верху наполненным конфискованным крыжовником (А. Чехов). Од-

нако в предложениях, вынесенных в заголовок, точка опускается . Это чисто условный прием, дающий возможность избежать излишнего нагромождения знаков: заголовок стоит отдельно от текста, и точка представляется здесь излишней - это предложение не от чего отделять. В тех же случаях, когда в заголовок выносятся два или несколько предложений, они разделяются точками, при этом последняя точка опускается (такие заголовки, как правило, бывают в научной и официально-деловой литературе).

Как уже было сказано, главное различие между запятой, точкой с запятой и точкой в степени длительности паузы, ими фиксируемой. Однако этот вывод правилен лишь в обобщенном смысле. Явное функциональное сходство этих знаков отнюдь не означает их тождества, хотя в отдельных частных проявлениях и оно возможно, например: При виде Андерсена женщины затихли. Их смущал этот худой и элегантный господин с тонким носом. Они считали его заезжим фокусником (К. Паустовский). Ср.: При виде Андерсена женщины затихли; их смущал этот худой и элегантный господин с тонким носом; они считали его заезжим фокусником. - При виде Андерсена женщины затихли, их смущал этот худой и элегантный господин с тонким носом, они считали его заезжим фокусником. При таких вариантах прочтения знаки обнаруживают свое функциональное сходство и различия ощущаются лишь, так сказать, в количественном плане - степени отграничения каждой последующей части текста от предыдущей. Однако такой эксперимент с заменой знаков удается далеко не всегда. Надо полагать, что это не случайно. И в каких-то случаях, по условиям контекста, функциональная равнозначность сохраняется лишь в самом общем плане, а конкретно разные знаки сигнализируют об определенных смысловых взаимоотношениях частей. Проведем небольшой эксперимент - в следующем тексте заменим запятую точкой с запятой: Ленька был маленький, хрупкий, в лохмотьях он казался корявым сучком, отломленным от деда - старого иссохшего дерева, принесенного и выброшенного сюда, на песок, волнами реки (М. Горький). Нас интересуют в данном случае запятые после маленький и хрупкий. Заменим запятую после хрупкий точкой с запятой: Ленька был маленький, хрупкий; в лохмотьях он казался корявым сучком... Качественных изменений в строении предложения и, следователь-

¹ В школьной практике (в частности, в школьных учебниках) точки после заголовков сохраняются для соблюдения строгой последовательности в применении общего правила, что особенно важно на начальном этапе обучения.

но, в его содержании не произошло. Знаки оказались равнозначными, если не принимать во внимание большую степень интонационного разрыва между первой и второй частью бессоюзного сложного предложения. При другом варианте замены знака: Ленька был маленький; хрупкий, в лохмотьях, он казался корявым сучком... происходят уже качественные сдвиги в структуре предложения, знаки оказываются неравнозначными. Действительно, точка с запятой после слова маленький резко оторвала следующую часть предложения и тем самым перераспределила синтаксические связи слов. Прилагательное хрупкий, выполнявшее функцию именной части сказуемого (в однородном ряду маленький, хрупкий), оказалось в функции определения, поскольку потеряло связь со связкой был и стало тяготеть к местоимению он, причем такое изменение привело к тому, что предложное сочетание в лохмотьях (в новом однородном ряду хрупкий, в лохмотьях) оказалось в позиции обособленного члена, подчинившись впереди стоящему прилагательному, его связь с глаголом казался ослабилась за счет усиления связи с местоимением он. Таким образом, взаимозаменяемость запятой и точки с запятой представляется явлением хотя и возможным, но отнюдь не абсолютным, поскольку функции этих знаков при их формальном сходстве заключают в себе и довольно ощутимые различия. Возьмем еще пример: На столе лежали не карты, а фотографические карточки обыкновенного формата (А. Чехов). Такие однородные члены предложения, связанные противительными отношениями, причем словесно обозначенными (не... а), нельзя разделить точкой с запятой. Последняя более подходит для передачи отношений перечисления, т. е. однородности не только синтаксической, позиционной, но и смысловой. Следовательно, точка с запятой - знак более ограниченного употребления, нежели запятая. Можно выявить определенную закономерность: там, где стоит точка с запятой, всегда можно поставить запятую (безусловно, такой знак может быть менее выразительным, но вполне приемлемым), однако далеко не каждая запятая может быть заменена точкой с запятой.

То же относится и к точке: запятая (пусть иногда с натяжкой, с некоторыми неудобствами для восприятия текста) может заменить точку (при объединении нескольких предложений в одно сложное), а вот точка не всегда способна качественно уподобиться запятой. В этом плане она имеет больше сходства с точкой с запятой. Ср. примеры: Нонка уже не пела, а собравшиеся на небе тучи сделали осеннюю ночь еще темней (М. Горький). - Она молча и строго кивнула головой и рукой указала себе на ноги. А мы

смотрели и ничего не понимали (М. Горький). Запятая (первый пример) и точка (второй пример) здесь очень схожи по функции. Однако такая схожесть возможна лишь при наличии столь самостоятельных частей, что они способны преобразоваться в отдельные предложения. В строе простого предложения отношения между однородными членами складываются несколько иначе. В одних случаях трансформация простого предложения с однородными членами и отделение одного или нескольких из них в самостоятельные конструкции вполне допустимы, в других - отношения однородных членов таковы, что не допускают этого. Ср.: Встреч с Павликом она не избегала. Но и не искала их (Д. Еремин); Можно было бы о нем говорить бесконечно. И о его друзьях. И о том, как он меня разыскал (К. Лапин); А разгадать его надо было во что бы то ни стало. И срочно (А. Авдеенко).- Встреч с Павликом она не избегала, но и не искала их; Можно было бы о нем говорить бесконечно, и о его друзьях, и о том, как он меня разыскал; А разгадать его надо было во что бы то ни стало, и срочно. Как видим, такая трансформация предложений вполне возможна, и при смене знаков никаких серьезных смысловых сдвигов не происходит; меняются лишь экспрессивные качества конструкций, связанные с подчеркнуто выделительным характером оторванных членов предложений (после точек) и более ровным, спокойным течением мысли - при запятых. Но в других случаях такой эксперимент явно не удается. Например: Она работала быстро и неумело. Чуть не обварилась кипятком (Д. Гранин). Включению второго сказуемого (обварилась) в состав предложения мешают особые смысловые отношения между двумя сказуемыми-глаголами. Написанные через запятую (Она работала быстро и неумело, чуть не обварилась кипятком), они выстраиваются в единый перечислительный ряд и лишаются причинно-следственных связей, а это противоречит их логико-семантическим взаимоотношениям: Работала неумело, и потому чуть не обварилась кипятком. Значит, в данном случае качественно знаки не равнозначны, так как передают разные смысловые оттенки.

Основное назначение точки - фиксировать конец самостоятельного предложения, причем предложения по цели своей повествовательного, произносимого с постепенно понижающейся интонацией. Точки могут стоять и между отдельными группами слов и отдельными словами, выполняющими функцию присоединительных членов и структурно не образующими законченного предложения.

Такие присоединительные конструкции иначе принято называть парцеллированными (от французского слова parceller - делить на

мелкие части). Парцелляция - явление широко распространенное в современной практике печати, и связано оно со стремлением передать интонации разговорной речи, с выделением наиболее важных моментов в сообщении: Я просто мечтаю написать 'Сказку летчика'. И хорошо написать. Хорошо потому, что иначе это не имеет смысла (М. Светлов); Я в своем призвании не был уверен и по совету Толика поступил работать. К великому маминому неудовольствию (В. Войнович). Изобилуют парцеллированными конструкциями газетные жанры: заметки, корреспонденции, фельетоны, репортажи. Например: Я подумал тогда, что, быть может, тоже напишу когда-нибудь репортаж о празднике 'Юманите' и тоже посвящу его друзьям. Тем, вместе с которыми я прошел этот путь, эти символические двадцать шагов. По тротуарам бульвара Сен-Мишель. По влажному гравию сада Тюильри. По песчаным дорожкам Венсенского леса. По асфальту арбатских переулков, где крутятся и медленно летят рыжие тополиные листья (Неделя. 1970. 5-11 окт.); Как известно, радость редко приходит сама. Ее надо добыть. Чаще всего в борьбе с самим собой (Комс. правда. 1975. 11 июня); Я редко хожу в церковь, а тут захотелось побыть в храме и помолиться. За Юру, за его ребят (АиФ. 2002. ? 45).

Интересно отметить, что точки, отделяющие парцеллированные члены, качественно отнюдь не всегда совпадают с запятыми, хотя такая равнозначность им и не чужда. Например, точки и запятые совпадут в таком случае: - Спой, Рая... Нашу. Десятого непромокаемого батальона. Любимую (Ю.Друнина). Ср.: - Спой, Рая... Нашу, десятого непромокаемого батальона, любимую. Такое функциональное сходство знаков возможно, как видим, при наличии равнозначного, перечислительного ряда членов сообщения, равно как и при наличии выделенных членов предложения, как в примере: У Елены беда тут стряслась. Большая (Ф. Панферов). Ср.: У Елены беда тут стряслась, большая. Однако такая замена не всегда удается, поскольку точка, в отличие от запятой, может употребляться не только при перечислении однородных фактов, но и при смысловой зависимости их: при пояснении или противопоставлении, при указании на следствие, причину и т. д. Например: У этого поезда плакать не принято. Штраф (К. Симонов); Прощайте, однако. Пора уезжать из дому. Погода хорошая (А. Чехов); Я утомлен, как балерина после пяти действий и восьми картин. Обеды, письма, на которые

лень отвечать, разговоры и всякая чепуха (А. Чехов). Заменить точки запятыми во всех этих случаях невозможно: при исчезновении значений следствия (У этого поезда плакать не принято, штраф), причины (Пора уезжать из дому, погода хорошая), разъяснения (Я утомлен, как балерина после пяти действий и восьми картин, обеды, письма...) предложения потеряют свою информативную значимость.

Даже в тех случаях, когда замена принципиально возможна, она существенно влияет на стилистические качества текста. Вот пример: Весной, в начале сева, в Быстрянке появился новый парень - шофер Пашка Холманский. Сухой, жилистый, легкий на ногу. С круглыми изжелта-серыми глазами, с прямым тонким носом, рябоватый, с круглой ломаной бровью, не то очень злой, не то красивый. Смахивал на какую-то птицу (В. Шукшин). Замена точек на запятые или на точки с запятой меняет общую тональность отрывка, его ритмическую структуру: на смену живым интонациям разговорной речи, с ее динамичностью, выделительными акцентами и паузами, имитирующими процесс непосредственного говорения, придет ровная повествовательная интонация, сопровождающая заранее продуманную и поэтому сложно оформленную речь.

Итак, мы убедились, что запятая, точка с запятой, точка выстраиваются в функционально объединенный ряд, представляющий собой постепенное восхождение от знака, минимально отделяющего однородные синтаксические единицы друг от друга (запятая), через знак 'средней делимости' (точка с запятой) к знаку, фиксирующему членение высшего порядка - отдельные единицы высказывания (точка). При таком максимально обобщенном анализе функций перечисленных знаков мы обнаружили лишь количественные различия в их функции и, следовательно, качественное сходство. Но такое обобщенное сходство отнюдь не означает семантического тождества, об этом свидетельствуют проведенные эксперименты по взаимозаменяемости (или незаменяемости) этих знаков.

8.2.2. МНОГОТОЧИЕ

Многоточие ставится в конце или внутри предложения для отделения друг от друга членов предложения. Но, наряду с этой общей отделительной функцией, многоточие обладает целым рядом конкретных, разнообразных значений, чаще всего связанных с эмоциональной стороной речи, а отчасти и с содержательной.

Многоточие прежде всего знак, передающий недосказанность мысли, недоговоренность, например: - Да, жизнь...- сказал он, помолчав и подбрасывая в огонь новое полено (В. Короленко); Вот, скажем, хоть к этому примеру: еду я ночью, увидел огонь и заезжаю к вам... и сейчас вы мне уважение, самоварчик... (В. Короленко); Он... вы не думайте... Он не вор и не что-нибудь... только... (В. Короленко); - Пожалуйста, к папаше, скорее,- сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением.- Несчастье, о Петре Ильиче... письмо,- всхлипнув, проговорила она (Л. Толстой); - Да вот еще... - начала было Наташа. - Нет, не то. Я никогда не перестаю тебя любить. И больше любить нельзя; а это особенно... Ну да...- он не договорил, потому что встретившийся взгляд их договорил остальное (Л. Толстой).

При помощи многоточия передается прерывистый характер речи, ее затрудненность, вызванная большим эмоциональным напряжением. Это свойственно, естественно, художественной литературе и именно тем частям произведений, где передается речь персонажей.

Многоточие может означать прекращение повествования по воле автора, если это повествование представляется излишним по ходу развития сюжета или художественного образа. Вот пример: Он [Платон Каратаев] уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу.

- Как-то, друг мой любезный, жил я еще дома, - начал он.- Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, а наш дом, слава тебе богу. Сам-сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случись...

И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали в солдаты (Л. Толстой).

Многоточие может передавать и многозначительность сказанного, указывать на контрастность восприятия, другой, тайный смысл, который заключен в высказанных словах. Например: Мимо острова в это самое время тихо проплыл гигантский корабль, такой же, как и тот, на котором приехали лозищане. Распущенный флаг плескался по ветру и, казалось, стлался у ног медной женщины, которая держала над ним свой факел... Матвей смотрел, как европейский корабль тихо расталкивает своею грудью волны, и на глаза его просились слезы... Как недавно еще он с такого же корабля глядел до самого рассве-

та на эту статую, пока на ней угасли огни и лучи солнца начинали золотить ее голову... А Анна тихо спала, склонясь на свой узел... (В. Короленко).

В этом отрывке нет никаких пропусков, и многоточие употреблено здесь как условный знак, позволяющий читателю самому расширить рамки повествования, домыслить детали, вызвать необходимые ассоциации, т. е. в конечном счете продолжить текст уже на основе своего воображения и в соответствии со своим, индивидуальным проникновением в замысел автора, рождая подтекст - либо однозначный, если автор 'жестко' руководит развитием сюжета или образа, либо многозначный, если возможны различные линии его осмысления.

Многоточие ставится в начале абзаца, передавая разрыв в повествовании, резкий переход от одной темы к другой. Таким образом намечается пауза, помогающая переключить внимание читающего (часто это переход от рассуждений к конкретным фактам):

Но есть у славы свои каверзные законы. Разница в 'размерах' театральной и киноаудитории, триумф 'Чапаева' сыграл с актером не одну сердитую шутку. Например, люди несведущие спрашивали в ту пору о Бабочкине: что за самородок, откуда, как удалось ему сразу подняться на вершину искусства? Между тем в героическом комдиве на экране зрители уже тогда встретили 'не мальчика, но мужа', одного из ведущих мастеров советского театра.

...1920-й год. Отец, железнодорожный служащий, вручил сыну в дорогу пуд муки, который изъяли на какой-то станции. И вот шинель, сапоги да саквояжик - весь багаж, а шестнадцать лет - вся биография паренька, приехавшего из Саратова в Москву (Правда. 1974. 17 янв.).

Он не помнил, почему они тогда поссорились. Шла кампания, которую Евгений называл 'перетягивание каната'.

...Евгений лег на землю, на душные душистые иголки, и, подложив ладони под затылок, стал смотреть в небо (В. Токарева).

Близко к этому употребление многоточия и в следующем примере, где разрыв в повествовании обнаруживается при переходе от описания единичного, конкретного факта к событиям последующим, данным уже в их длительности и постоянстве:

Он смотрел на гордую в посадке голову Ольги Николаевны, отягченную узлом волос, отвечал невпопад и вскоре, сославшись на усталость, ушел в отведенную ему комнату.

...И вот потянулись дни, сладостные и тоскливые (М. Шолохов).

Наконец, многоточие может подчеркивать алогизмы, указывать на неожиданность и содержательную неоправданность сочетания каких-либо слов, подчас даже абсурдность таких сочетаний, но абсурдность, оказавшуюся реальностью; факты, противоречащие здравому смыслу. Примеры такого употребления многоточия очень характерны для многих газетных заголовков: Виза... на критику (Правда. 1975. 23 июня); Мост... в 'тупике' (Комс. правда. 1975. 26 июня); По Амуру на... такси (Известия. 1975. 4 июля); Акселерация у... семги (Комс. правда. 1975. 12 ноября).

Многоточие может означать и просто пропуски частей текста, отдельных слов, например в общеизвестных выражениях, употребленных в качестве заголовков: Все флаги в гости... (Известия. 1975. 27 июня); В чужом глазу соломинку... (Лит. газ. 1975. 12 ноября); На каждого хитреца... (Комс. правда 1975. 11 ноября); Взялся за гуж... (Комс. правда. 1975. 13 ноября); Не красна изба углами... (Комс. правда. 1975. 14 ноября); в цитатах: 'Восторги, возбужденные 'Русланом и Людмилою', равно как и необыкновенный успех этой поэмы... гораздо естественнее и понятнее, чем яростные нападки на нее бутырских классиков',- писал В. Г. Белинский; 'Содержание всегда бывает соответственно форме, и наоборот...' (В. Белинский); '... "Кавказский пленник" принадлежит к числу тех произведений Пушкина, в которых он является еще учеником, а не мастером поэзии' (В. Белинский).

Пропуск, обозначенный многоточием в заголовке, может восполняться всей заметкой, сообщением: Мы написали в газету... (Известия. 1975. 13 ноября); Гости уступили, но... (Сов. спорт. 1975. 15 ноября); Мой комсорг - это... (Комс. правда. 1975. 15 ноября). Примерно то же при постановке многоточия в препозиции: ...Тем приятнее победа (Сов. спорт. 1975. 13 ноября); '...Замурлычет напевы пунцовые' (Лит. газ. 1975. 12 ноября).

Из этических соображений многоточие ставится на месте пропущенных бранных слов в тексте: Сам ступай, какой тебя... держит? (М. Шолохов).

Многоточие может выступать как составная часть сложного знака - в сочетании с вопросительным и восклицательным знаками. Происходит в таких случаях функциональное объединение двух знаков: Сотня, слушай мою командуй. Рысью марш\.. (М. Шолохов ); По старой памяти играешь на две руки}.. Как это на тебя не кричать?.. А ну, без разговоров\ (М. Шолохов).

Как видим, многоточие - знак достаточно емкий: при общей своей отделяющей функции (между предложениями и частями предложений) он обладает способностью передавать также, подчас

еле уловимые, оттенки значений: с одной стороны, это чисто условный сигнал преднамеренного пропуска частей текста (роль многоточия здесь предельно формальна); с другой - это знак содержательно и эмоционально наполненный - показатель наличия скрытого смысла, подтекста, недосказанности, эмоционального и психологического напряжения, затрудненности и прерывистости речи.

8.2.3. ДВОЕТОЧИЕ

Двоеточие - знак содержательно значимый. Он предупреждает о последующем разъяснении и пояснении. Разъяснительно-пояснительная функция представлена следующими значениями: причинной обусловленности, обоснования, раскрытия содержания, конкретизации общего понятия.

Причинная обусловленность и значение обоснования передаются с помощью двоеточия в бессоюзных сложных предложениях, где именно двоеточие сигнализирует о таких смысловых взаимоотношениях частей предложения. Например: К сукнам, холстам и домашним материям страшно было притронуться: они обращались в пыль (Н. Гоголь) (значение причинной обусловленности); Геннадий Иванович никуда не шел: валялся с книгой на диване (В. Маканин) (значение пояснения, обоснования). Раскрытию содержания высказывания, его конкретизации содействует двоеточие в предложении В доме мало-помалу нарушалась тишина: в одном углу где-то скрипнула дверь, послышались по двору чьи-то шаги, на сеновале кто-то чихнул (И. Гончаров). Пояснительно-изъяснительные отношения подчеркиваются в следующих примерах: И думал он: отсель грозить мы будем шведу, здесь будет город заложен назло надменному соседу (А. Пушкин); Варвара прислушалась: донесся шум вечернего поезда (А. Чехов).

При помощи двоеточия конкретизируется общее значение слова: Про себя Данилов сформулировал задачу так: из доктора Белова надо сделать начальника поезда (В. Панова). То же и в сложноподчиненном предложении (редкий случай постановки двоеточия перед подчинительным союзом!): А родители наши шли сбоку и все кричали одно и то же: чтобы мы за собой следили, чтобы писали письма (В. Войнович). Конкретизация значения общего понятия фиксируется двоеточием в предложениях с обобщающими словами: На залитых лугах островками стали обозначаться самые высокие места: холмики, бугорки, древние татарские могилы (В. Закруткин).

Близка к разъяснительной функция двоеточия в предложениях при комбинации чужой и авторской речи. Двоеточие ставится после вводящих прямую речь слов (глаголов сказал, подумал, возразил, вскрикнул и т. п.): Хозяйка очень часто обращалась к Чичикову со словами: 'Вы очень мало взяли'. На что Чичиков отвечал всякий раз: 'Покорнейше благодарю. Я сыт. Приятный разговор лучше всякого блюда' (Н. Гоголь); перед несобственно-прямой речью: [Глебов] пил кофе, курил в вестибюле и опять ждал, все больше волнуясь и удивляясь: что это со мною, с самой ранней молодости не испытывал ничего подобного (И. Бунин); Леночка позвонила мужу: приезжай срочно - она нажала на слово и сказала в телефонную трубку срочно, хотя с дней тех и посейчас, почти не встречаясь, они находились в вяло текущей ссоре... (В. Маканин).

Наконец, в том же смысловом ключе (разъяснительно-пояснительный тип предложения) строятся двучленные конструкции, очень распространенные в современном газетном заголовке, где двоеточие закрепилось как единственно приемлемый знак. Вот примеры: Адвокат: права и проблемы (Лит. газ. 1970. 7 янв.); Волгоград: ждем вас, следопыты (Комс. правда. 1975. 14 сент.); Хозрасчет: от завода до министерства (Известия. 1977. 11 ноября); Оплата жилья: льготы отменяются} (АиФ. 2002. ? 45); Очки: здоровье и стиль (АиФ. 2002. ? 45); Инфаркт: фаршированное сердце (АиФ. 2002. ? 45). Современные газеты пестрят подобными построениями: они броски, компактны, динамичны и, следовательно, отвечают требованиям газетных жанров. Знак здесь сохраняет свою разъяснительную функцию.

Итак, двоеточие в современном его употреблении можно охарактеризовать как знак, имеющий достаточно конкретное и поэтому в общем-то узкое применение: значения, передаваемые с помощью этого знака, не выходят за пределы пояснительно-разъяснительной функции. Такая однозначная функциональная ориентация знака позволяет четко регламентировать его употребление. Однако именно эта функциональная четкость (что в принципе положительно) подчас может привести к негативным явлениям. Например, при повторении знака в пределах одного предложения: С самого раннего детства мой внутренний мир разделялся надвое: один мир - это все, что мне самому хочется, другой мир, который больше меня, больше того, что мне самому хочется и что для меня выступает как 'надо': надо и надо, а не то, что я сам хочу (М. Пришвин); И увидел Стенька: один казак совсем уж отощал, сидит у костра, бедный, голову свесил: дошел окончательно

(В. Шукшин). Каждое, отдельно взятое двоеточие употреблено здесь в соответствии со своей пояснительно-разъяснительной функцией. Однако в пределах одного предложения эти знаки мешают восприятию, нанизывая пояснения и выстраивая их в однозначный ряд, тогда как пояснения здесь разного плана - общего и частного. И это можно передать с помощью комбинации иных знаков. Ср.: С самого раннего детства мой внутренний мир разделялся надвое: один мир - это все, что мне самому хочется; другой мир, который больше меня, больше того, что мне самому хочется и что для меня выступает как 'надо' - надо и надо, а не то, что я сам хочу; И увидел Стенька: один казак совсем уж отощал, сидит у костра, бедный, голову свесил - дошел окончательно.

8.2.4. ТИРЕ

Тире - знак очень емкий по значению. Широта употребления его в современных публикациях свидетельствует об определенной универсализации этого знака. Однако можно все-таки выявить закономерности в его употреблении.

Тире, прежде всего, означает всевозможные пропуски - пропуск связки в сказуемом, пропуск членов предложения в неполных, эллиптических предложениях и предложениях с нулевым сказуемым¹, пропуск противительных союзов. Тире как бы компенсирует эти пропущенные слова, сохраняет принадлежащее им место. Например: Солотча - извилистая, неглубокая река (К. Паустовский)- пропуск связки; А за окнами, за цветными стеклами - свежая цветочная тишина... (Т. Толстая); За шоссе - березовый лесок (И. Бунин) - обозначение нулевого сказуемого; Илюша - к воротам, но из окна послышался голос матери (И.Гончаров) - пропуск сказуемого в эллиптическом предложении; Нина несла кашу, Витя - пустую кастрюльку с ложкой (К. Федин) - пропуск сказуемого в неполном предложении (сказуемое уже упомянуто в контексте); Он считал, что у Бетховена своя 'Лунная соната', а у него - своя, и еще неизвестно, которая лучше (В. Каверин) - пропуск подлежащего в неполном предложении; Не с ним - с огнем теперь веду я речь

Эллиптическими предложениями и предложениями с нулевым сказуемым считаются предложения с пропущенным сказуемым, которое не упоминается в контексте, но ясно из ситуации. Это сказуемые-глаголы, обозначающие нахождение предмета в пространстве или разные виды движений, например: За углом - магазин с очень эффектной вывеской: Колобок - с печки, девочка - за ним. Такие пропуски не нуждаются в восстановлении и закономерны при построении данного типа предложений.

(И. Снегова); В историю впишется он [год 1941-й] особо: не тихий, как многие,- грозовой (С. Щипачев); Танцую - не иду (В. Маяковский) - пропуск противительного союза между однородными членами в простом предложении; Лето припасает - зима поедает (пословица) - пропуск противительного союза в сложном предложении. Как видим, особенно характерно такое тире для отрицательно-противительных предложений, как простых, так и сложных: Не небесам чужой отчизны - я песни родине слагал (Н. Некрасов); Не раны, не больное легкое мучило меня - раздражало сознание ненужности (П. Павленко).

Постановка тире на месте пропусков может привести к мысли, что в этой функции тире как знак препинания имеет некоторое сходство с многоточием. Однако пропуски, фиксируемые тире и многоточием, - пропуски разные.

Пропуски, обозначаемые тире, всегда 'грамматичны': фиксируются пропуски не слов вообще, а слов как членов предложения, как структурных элементов предложения (пропуск сказуемого, пропуск второстепенного члена предложения, пропуск связующего элемента - союза - между членами предложения или частями сложного предложения). Многоточие же обозначает пропуски частей текста, которые либо не имеют прямого отношения к основной идее повествования, либо по разным причинам сознательно скрываются автором. В любом случае это пропуски, имеющие отношение к содержательной стороне текста, а не его грамматическому строению.

Вторая функция тире - смысловая: передача значений условия, времени, сравнения, следствия, противопоставления и сопоставления в тех случаях, когда эти значения не выражены лексически, т. е. союзами; в конечном счете это тоже фиксация своеобразных пропусков.

Такие функции свойственны тире в бессоюзных сложных предложениях, при оформлении которых большую роль играет интонация: первая часть таких предложений произносится с резко нарастающим повышением тона и глубокой паузой перед второй частью, на границе частей и ставятся тире. Вот примеры таких предложений: Удастся в Ташкент хорошо съездить - дело поправится (А. Неверов); Биться в одиночку - жизни не перевернуть (Н.Островский)- первая часть предложений означает условие; Проснулся - прабабушки не было, а остальные пили чай (В. Панова) - в первой части обозначено время; Буланка рванулась, упала на колени, вскочила - воз не пошевелился (М. Алексеев) - во второй части заключено противопоставление; Она вспом-

5 - 4027

нила Винклера - мертвая тоска внезапно сжала ей сердце и вернула силы (К. Паустовский) - вторая часть заключает в себе следствие, вывод из того, о чем сообщается в первой части; Молвит слово - соловей поет (М. Лермонтов) - во второй части содержится сравнение с тем, о чем говорится в первой части.

Как видим, объем значений, передаваемых на письме при помощи тире, довольно широк, но обозрим, и обобщающим моментом при употреблении этого знака является указание на смысловую зависимость частей предложения, которая осуществляется без посредства союзов. Подстановка этих союзов проявляет конкретные значения частей таких предложений. Ср. с союзами: Если удастся в Ташкент хорошо съездить, дело поправится; Когда проснулся, прабабушки не было; Буланка рванулась, упала на колени, вскочила, а воз не пошевелился; Она вспомнила Винклера, и (и потому) мертвая тоска внезапно сжала ей сердце и вернула силы; Молвит слово, будто соловей поет.

Тире можно назвать и знаком 'неожиданности' - смысловой, интонационной, композиционной. Так, при помощи тире обозначается неожиданное присоединение: Метелица был уже совсем близко от костра - вдруг конское ржанье раздалось во тьме (А. Фадеев) - содержание второй части предложения не вытекает из содержания первой части. Неожиданный результат действия, обозначенного во второй части предложения, также подчеркивается знаком тире: Много раз сидел я на дереве под забором, ожидая, что вот они позовут меня играть с ними,- а они не звали (М.Горький); Она испуганно осмотрелась - никого (В. Распутин).

'Неожиданность' композиционную можно проиллюстрировать примерами употребления тире при необычном расположении частей предложения, например, когда изъяснительные придаточные помещаются перед главной (обычно они имеют строго фиксированное месторасположение - после слова, от которого они зависят): Что сейчас жалеете - верю (К. Симонов); Есть ли телепатия, нет ли телепатии - науке неизвестно (Наука и жизнь). Ср.: Верю, что сейчас жалеете; Науке неизвестно, есть ли телепатия, нет ли телепатии.

Тире может выступать и как своеобразный отграничитель. Прежде всего тире сигнализирует о границе авторских слов и прямой речи: 'Ты что?'- спросила она Пашку (В. Шукшин); И только когда он шептал: 'Мама! Мама!'- ему становилось как будто легче... (А. Чехов).

То же при абзацном расположении реплик диалога:

На пороге, прислонившись головой к косяку и обеими руками прижимая к груди концы шерстяного домашнего платка, стояла Ирен.

- Я знала, что это вы.

- Простите, что в такой ранний час... Петя с трудом перевел дух (В. Катаев).

Роль отграничителя выполняет тире и при однородном перечислении с обобщающим словом, когда этим перечислением предложение не заканчивается: Гаврику было известно, что военно-революционный комитет, кроме его отряда, послал также и другие, с тем чтобы захватить остальные важнейшие стратегические пункты: телефонную станцию, вокзал, почту, банки и прочие учреждения - по плану, разработанному накануне так называемым 'комитетом пятнадцати' или же, иначе говоря, ревкомом (В. Катаев).

Своеобразным отграничителем является тире и при компрессионном построении сложного предложения: Если б такое чудо - чтоб Органам вернулась прежняя сила (А. Солженицын).

Наконец, тире способно передавать и эмоциональную сторону речи: динамичность, резкость, быструю смену событий: Мгновение - и все опять тонуло во мраке (В. Короленко); Ты летишь - и конь траву сечет, и роса зеленой кровью течет (С. Маркин); Как говорил один нестарый мой из запаса рядовой, знаток и той, что он оставил, и этой жизни, фронтовой: 'Воюй - и все твое с тобой' (А. Твардовский).

Экспрессивной функцией характеризуется тире, разрывающее интонационную плавность фразы и создающее тем самым эмоциональную напряженность и остроту. Вот некоторые примеры из произведений М. Горького: Идет по сеням, цепляется за стенки и - стонет; Однако - можно и поговорить, ну - после!; А там, в кухне, девица сидит, книжку читает и - плачет!; Призвали, уговорились и - вдруг не надо!; Я имею бумаги... но - они никуда не годятся; Ничего не хочу и - шабаш; Смерть разула стоптанные лапти, прилегла на камень и - уснула; Смерть не мать, но - тетушка, и в ней сердце тоже разума сильней; Кинул он радостный взор на свободную землю и, засмеялся гордо. А потом упал и - умер; Известно, наш брат старается сразу затуманить девке очи, чтобы они не зажгли его сердце, а сами подернулись бы по тебе грустью, вот и Лойко тож. Но - не на ту напал.

Лаконизм и энергичность выражения, эмоциональная напряженность и интонационная четкость и даже некоторая стилистическая жесткость создаются нагнетанием тире: Есть недуги - жел-

тые и есть - черные. Желтый недуг - его и доктор может вылечить. А черный - ни поп, ни монах не замолят! Черный - это уже от нечистой силы, и против него - одно средство (М. Горький);

В листьях матовых шурша,

Шелестит еще душа.

Но, за бурей страстных лет -

Все - как призрак, все - как бред <...>

(А. Блок.)

Тире может выступать и как средство тема-рематической актуализации предложения:

Страшно, сладко, неизбежно надо

Мне - бросаться в многопенный вал,

Вам - зеленоглазою наядой

Петь, плескаться у ирландских скал.

(А. Блок.)

Но человек - проездом, понимаете? Ему деться некуда (А. Солженицын).

Все эти случаи передачи эмоциональности речи, ее напряженности и динамичности, актуализации частей высказывания, естественно, обязаны авторскому ощущению значимости знаков, подчинены авторскому стилю, манере изложения и не регламентируются правилами.

Итак, диапазон употребления тире действительно широк: во-первых, это фиксатор всевозможных 'грамматических' пропусков, тире заполняет эти структурно пустые места; во-вторых, при отсутствии специальных лексико-фамматических средств выражения (при бессоюзии) тире способствует передаче на письме особых смысловых отношений - условно-временных и следственно-сравнительных (в устной речи эти значения передаются интонационными средствами); в-третьих, служит целям создания эмоционально-экспрессивных качеств речи.

8.2.5. ВОПРОСИТЕЛЬНЫЙ И ВОСКЛИЦАТЕЛЬНЫЙ ЗНАКИ

Вопросительный и восклицательный знаки фиксируют прежде всего конец предложения, при этом передают целевое назначение предложения (вопросительный знак) и эмоциональную окраску предложения (восклицательный знак): Ребенок родился слепым. Кто виноват в его несчастии? Никто! Тут не только не было и тени чьей-либо 'злой воли', но даже самая причина

несчастья скрыта где-то в глубине таинственных и сложных процессов жизни (В. Короленко); Какая же сила произведет это чудо, откуда придет тот толчок, который повернет весь этот мир Плюшкиных и Коробочек, Маниловых, Собакевичей, Чичиковых и Ноздревых около его оси? Гоголь 'Переписки с друзьями' видит эту силу не в 'европейских выдумках', и не 'в реформах', но исключительно - в поучении! (В. Короленко).

Чаще эти знаки сопровождают простое предложение, реже - сложное. И это понятно. Целевое назначение основной группы вопросительных предложений (побудить собеседника ответить на поставленный вопрос), а также эмоционально-экспрессивная сущность восклицательных предложений определяют сферу их распространения - это преимущественно разговорная речь, диалогическая, где больший процент составляют конструкции простые, одночленные. Однако это не значит, что сложным предложениям чужды вопросительная и восклицательная интонации. Сложное предложение, произнесенное в приподнятом тоне, заканчивается восклицательным знаком: Ей [Надюше] было немного страшно, но более сильное чувство - живой интерес к людям, когда-то жившим здесь, подталкивал ее вперед и вперед! (Г. Марков).

Употребление вопросительного знака в конце сложных предложений диктуется условиями, учитывающими грамматическую структуру этих предложений. Так, вопросительный знак ставится в конце сложносочиненного и бессоюзного предложений, если все их части или только последняя заключают в себе вопрос: Судьба ли нас свела опять на Кавказе, или она нарочно сюда приехала, зная, что меня встретит?.. И как мы встретимся?.. И, потом, она ли это?.. (М. Лермонтов); Во сне ль все это снится мне, или гляжу я в самом деле на что при этой же луне с тобой живые мы глядели? (Ф. Тютчев) - сложносочиненные предложения, в которых все части вопросительные. Цветы все дорогие, и где он их взял? (А. Островский); Я ничего не ответил, - да и зачем мне было отвечать? (И. Тургенев) - сложносочиненные предложения, в которых вопрос содержится лишь в последней части. Но откуда вы явились, где вы были до сих пор, что делали, как поживали? (А. Островский) - бессоюзное сложное предложение, в котором вопрос содержится во всех частях. А я ехала сейчас, говорила с вами и все думала: почему они не стреляют? (К. Симонов) - сложное предложение, в котором вопрос содержится в последней части.

Однако надо все-таки заметить, что при необходимости передать вопросительную интонацию предложения чаще оформляются в виде перечисляющихся простых, даже если они присоединяются при помощи сочинительных союзов, чем в виде одного сложносочиненного предложения, например: Что ты голову склонила? Ты полна ли тихой ленью? Иль грустишь о том, что было? Иль под виноградной сенью начертания сквозные разгадать хотела б ты, что на землю вырезные сверху бросили листы? (А.К. Толстой). Ср.: Ты полна ли тихой ленью, иль грустишь о том, что было; иль под виноградной сенью начертания сквозные разгадать хотела б ты, что на землю вырезные сверху бросили листы?

Вопросительный знак в конце сложноподчиненного предложения фиксирует вопросительный характер главной и придаточной частей предложения или только главной, например: Ты рада, что ты дома? (А. Чехов); Как это сделать, чтобы разбить одиночество, а мечту не разбить? (М. Пришвин). Вопросительный знак ставится и при наличии вопроса только в придаточной части, но вопроса прямого: Одного только я не понимаю: как она [собака] могла тебя укусить? (А. Чехов); Спрашивается теперь: что же делало наше общество в последние 20 - 30 лет? (Н. Добролюбов). При наличии косвенного вопроса в придаточной части вопросительный знак обычно не ставится: Даже Айвам притих, не понимая, почему мать не смеется (Т. Семушкин). Такие предложения лишены вопросительной интонации. Однако наличие большой паузы после главной части предложения и логического ударения на первом слове придаточной (с вопросительной интонацией) может вызвать постановку знака и при косвенном вопросе: На днях обедали у нас гости, - один из них спрашивал, имею ли о тебе известия? (А. Пушкин ); Вспомните, пожалуйста, как вы привыкали к невесомости? (Известия. 1976. 1 сент.). Таким образом, строгих правил здесь нет и все зависит от интонационного оформления конкретного предложения.

Нанизывание вопросительных предложений (особенно не требующих ответа), с подчеркнутым нарастанием вопросительной интонации, может вылиться в фигуру экспрессивного синтаксиса, представляющую собой периодическую речь, музыкально и ритмически оформленную:

Знаете ли вы, как над засыпающими заречными лугами догорает теплая летняя заря? Вы слышали, как лопочет, стучит дождь по листьям и как стоит влажный тяжелый лес после дождя? Может быть, вы замечали, каким острым ог-

нем горят осенние созвездия над лесными озерами? Вы чувствовали когда-нибудь сухой жар одесских и новороссийских улиц, белых от солнца и зноя? Врывался ли норд-ост в раскрытое окно вашей комнаты и листал ли он старые морские лоции на столе, вызывая желание к дальним странствиям? Вы когда-нибудь сидели возле костра в напитанной влагой Колхиде и лежала ли возле ваших ног собака, больная малярией? Вы обращали внимание, как пахнет, как мягко хрустит первый выпавший снег?

Все эти состояния, цвета, запахи, звуки, сам воздух - все это по-своему открывали нам такие писатели, как Паустовский и Пришвин, исполненные нежности к земле, никогда не вступавшие в конфликт с ней. (Ю. Бондарев).

Употребление восклицательного и вопросительного знаков внутри предложения, между однородными членами, когда выделительная интонация вопроса либо восклицания присуща каждому отдельному члену предложения, не столь типично: Он! он и есть! (Л. Толстой); Да разве братец ихний приехали? Владимир Иваныч? - спрашивает Очумелое (А. Чехов); ...Сердце начинало биться медленно, но сильно, как молот: раз! два! три! (А. Чехов).

То же и в следующем примере, где вопросительный знак помогает на письме передать вопросительную интонацию живой разговорной речи; повторение знака способствует расчлененности восприятия: Боже мой, боже мой! да куда это так спешите?.. Мне столько бы хотелось вам сказать... столько расспросить... Ну что? в отставке?.. как?.. что поделывали?.. (М.Лермонтов). Употребление восклицательного и вопросительного знаков внутри предложения, между его членами (когда они начинаются строчной буквой), можно считать устаревшим. В современных текстах чаще наблюдаются расчлененные конструкции: каждый член предложения оформляется как самостоятельная синтаксическая единица и начинается прописной буквой: Сколько лет живет на свете? Тыщу?.. (А. Твардовский); Что вас привело к ним? - неожиданно бытовым, ворчливым голосом спросил он. - Недомыслие? Страх? Голод? (А. Толстой).

Вопросительный и восклицательный знаки внутри предложения могут оказаться и в иных условиях, например во вставных конструкциях, когда они передают соответствующую интонацию: Спрашивается, как это я теперь, избалованный, без охоты (не могу!), с одним телевизором буду переносить осень? (М. Пришвин); Не работаю (давление?), но хорошо догадываюсь на

прогулках, это записываю, и оно выходит, как и работа (М. Пришвин). Или вне вставок, если сопровождают выделенное по каким-либо причинам слово: Конечно, это для человека, немного понимающего методику научной работы, прямо кажется дивным, что в этом случае ответ на 'почему?' дается сразу в готовом виде без помощи колб и пробирок (М. Пришвин); Я до сих пор не могу позабыть двух старичков прошедшего века, которых, увы! теперь уже нет (Н. Гоголь).

Внутри предложения вопросительный и восклицательный знаки могут употребляться и в особой функции - служить средством передачи авторского отношения к высказанной мысли или ее оценки - сомнения, недоумения, иронического осуждения, наконец, просто неприятия и т. д. В этом случае они всегда заключены в скобки, т. е. даны в качестве вставок. Вот примеры: Сделаем еще одну заметку касательно 'Пчелы': забота о чистоте отечественного (?) языка и вопли о его искажении всеми журналами и газетами, кроме 'Северной пчелы', составляли в продолжение прошлого года все направление, весь дух этой газеты (В. Белинский); Если приверженцы гомеопатии верят, что децилионная часть одной пылинки ревеня или белладонны может произвесть переворот в теле человеческом, почему же не поверить, что одна кроха философии (?) может зародить идеи в голове (??!!) (В. Белинский).

Вопросительный и восклицательный знаки могут сочетаться либо друг с другом, либо с многоточием.

При сочетании вопросительного и восклицательного знаков (последовательность соблюдается именно такая - ?!) происходит объединение двух интонационных типов: вопрос, заключенный в предложении, приобретает эмоциональную окраску, передающую разные оттенки чувств - угрозу, удивление, одобрение, неприятие чего-либо и т. п.: - Давайте брезент! Э-э! - заорал он.- Куда вы?! Ус-пе-ем же!.. (В. Шукшин); - Вы-вы-вы...- Сеня показал рукой на дверь.- Выйди отсюда. Слышишь?! (В. Шукшин); Студент остался стоять.- Ставьте мне двойку.- Как чувствовал себя в плену князь Игорь?! - почти закричал профессор, опять испытывая прилив злости.- Как чувствует себя человек в плену? Неужели даже этого не понимаете?! (В. Шукшин).

Значительно чаще наблюдается объединение вопросительного или восклицательного знаков с многоточием, последнее к вопросу или восклицанию добавляет оттенок эмоциональной напряженности - восторга, растерянности, затаенной неуверенности, скрытой иронии, осуждения и т. п.: - А можно ли, говорит, на тебя по-

ложиться? Не обманешь?.. (В. Короленко); Приволье!.. А назад оглянешься: острог стоит, точно сыч насупившись (В.Короленко); - Ура!.. Свобода!..- закричали голоса (А. Толстой); - Быть может, нам лучше на некоторое время расстаться, Даша?.. (А. Толстой); - Смотрю - красота какая! И никому не нужна!.. (В. Шукшин); - Если бы все начать сначала!..- на худом темном лице Сани, на острых скулах вспухли маленькие бугорки желваков (В. Шукшин).

Итак, знаки вопросительный и восклицательный прежде всего передают соответствующую их функциям интонацию и указывают на целевое назначение предложения или его части (вопросительный знак) или на их эмоциональную окраску (восклицательный знак). Однако условия употребления вопросительного и восклицательного знаков в письменной речи не исчерпываются этим: они могут служить и выражению авторской оценки высказанного, т. е. включаться в систему знаков, несущих в себе отчасти смысловую нагрузку.

8.2.6. АБЗАЦ

Абзац¹, точнее, абзацный отступ перед красной строкой, условно, в этом узком значении термина, можно причислить к знакам препинания, поскольку абзацное членение письменного текста, как и употребление в письменной речи собственно знаков препинания, служит той же цели - донести до читателя авторский текст соответственно заложенной в нем 'содержательной программе'. Абзацный отступ - это сигнал к своеобразной паузе, организующей чтение. Текст, не расчлененный на абзацы, воспринимается трудно, логико-смысловые связи между отдельными предложениями и кусками текста сразу не улавливаются, и, следовательно, читательское восприятие притупляется либо идет не в нужном ключе. Абзацное членение преследует одну общую цель - выделить значимые части текста. Однако выделяться части текста могут по разным причинам, с разными целевыми установками. И поэтому функции абзаца бывают различными.

Например, абзац может быть чисто формальным средством разграничения реплик разных лиц в диалогической речи (абзац сопровождается знаком тире):

Тот тип ушел.

Я спросил:

- Это и был Птышков?

- Нет.

¹ Термин 'абзац' имеет и другое, основное значение - часть текста между двумя отступами, композиционно-стилистическая единица текста.

- А кто?

- Один из них. Его человек... (В. Маканин).

В официально-деловых бумагах, изложение в которых строго подчинено логике материала, для четкого выделения деталей, имеющих одинаково важное значение, абзац может разрывать даже отдельно взятое предложение.

Например, в сообщении о научных экспериментах: На борту спутника установлена научная аппаратура, предназначенная для продолжения исследований космического пространства. Спутник выведен на орбиту с параметрами:

- начальный период обращения - 106 минут;

- максимальное расстояние от поверхности Земли (в апогее) - 1160 километров;

- минимальное расстояние от поверхности Земли (в перигее) - 954 километра;

- наклонение орбиты - 65,8 градуса.

(Известия. 1977. 22 дек.)

В основном абзац выполняет логико-смысловую функцию и соответственно членит текст на логически и по смыслу объединяемые части.

Так оформляются тексты научных произведений и официально-деловых бумаг. Логико-смысловая функция характерна и для абзаца в учебной литературе:

Как пользоваться информацией, получаемой в процессе сложного автоматизированного производства, которая характеризует явления кратковременные, но могущие иметь серьезные последствия для производства?

Каким образом можно получить и оперативно воспользоваться информацией, поступающей от большого количества корреспондентов, например, при проведении измерений, ставящих своей целью получение всевозможных сведений об интересующем нас объекте?

Такие задачи ставятся перед службой погоды, которой необходимо круглосуточно получать информацию от многочисленных автоматических метеорологических станций, разбросанных по всему земному шару...

(А. И. Воронков, Е. В. Мухин. Измерительные

информационные системы.)

В этом отрывке из научного текста три части: в логическом плане первая и вторая представляют собой два частных явления, а третья - обобщение их. В смысловом - описание первой задачи (1-й

абзац), описание второй задачи (2-й абзац), объединение обеих задач с указанием объекта их направленности (3-й абзац). Таким образом, логико-смысловая структура текста получила четкое оформление при помощи абзацев.

В текстах художественных, особенно в повествовательно-описательных, абзац прежде всего также служит логико-смысловому членению. Такие абзацы намечают последовательный переход от одной темы к другой. Например, в отрывке:

Пестрый мир экзотики существовал только в моем воображении.

Моей любимой наукой в гимназии была география. Она бесстрастно подтверждала, что на земле есть необыкновенные страны. Я знал, что тогдашняя наша скудная и неустроенная жизнь не дает мне возможности увидеть их. Моя мечта была явно несбыточной. Но от этого она не умирала.

Мое состояние можно было определить двумя словами - восхищение и тоска. Восхищение перед воображаемым миром и тоска из-за невозможности увидеть его. Эти два чувства преобладали в моих юношеских стихах и первой незрелой прозе.

С годами я ушел от экзотики, от ее нарядности, пряности, приподнятости и безразличия к простому и незаметному человеку. Но еще долго в моих повестях и рассказах попадались ее застрявшие невзначай золоченые нитки.

(К. Паустовский. Несколько отрывочных мыслей.)

Каждый абзац здесь начинает новую мысль, причем первые предложения абзацев формулируют эту мысль, а последующие - конкретизируют, детализируют или развивают содержание этих первых предложений.

Такое членение на абзацы сообщает четкость повествованию, ритмически организует его, подчеркивает и тем самым акцентирует логические и тематические переходы в тексте.

Однако функции абзаца в художественной литературе значительно разнообразнее и шире, чем в других видах письменных текстов. Художественное произведение воздействует не только на ум, но и на чувства читателя, поэтому его эмоционально-экспрессивный строй не менее существен, чем само содержание. Вот почему здесь абзац может разрывать логико-смысловую нить повествования и служить целям воздействия на эмоции читателя, его психологическое восприятие. В следующем, например, отрывке один из абзацев (И не только его) нарушает смысловое членение текста и служит ярким выделительным средством:

Он [Чехов] рвался в Россию, он мучился и сгорал от досады, от горечи, оттого, что не видел, а только угадывал всю ее нерассказанную и нераскрытую красоту.

Сожаление о жизни, очень короткой и, по его мнению, почти бесплодной и только слегка задевшей его своим быстрым крылом, мучило его в этом уютном доме.

И не только его. Почему-то почти каждый человек, попавший в этот дом, начинал думать о своей судьбе, особенно если он проглядел свою жизнь и только сейчас спохватился.

(К. Паустовский. Золотая роза.)

Ровное течение повествования, достигаемое при логико-смысловом членении текста на абзацы, когда эффект воздействия прямо направлен на интеллектуальную сторону восприятия, нарушается и в том случае, когда абзац выполняет роль своеобразного акцента, мощного стилистического средства, активно воздействующего на внимание читателя. Особенно эффективен прием выделения в отдельные абзацы повторяющихся синтаксических построений. Экспрессивно-выделительная роль каждого из последующих абзацев создает жесткий и активный ритм. Вот пример:

Бывает такая душевная уверенность, когда человек может сделать все.

Он может почти мгновенно написать такие стихи, что потомки будут повторять их несколько столетий.

Он может вместить в своем сознании все мысли и мечты мира, чтобы раздать их первым же встречным и ни на минуту не пожалеть об этом.

Он может увидеть и услышать волшебные вещи там, где их никто не замечает: серебряный пень в лунную ночь, звон воздуха, небо, похожее на старинную морскую карту. Он может придумать множество удивительных рассказов.

Примерно такое же состояние испытывал сейчас Лермонтов. Он был спокоен и счастлив. Но не только любовью Щербатовой! Разум говорил, что любовь может зачахнуть в разлуке. Он был счастлив своими мыслями, их силой, широтой, своими замыслами, всепроникающим присутствием поэзии.

(К. Паустовский. Разливы рек.)

Такое членение на абзацы подчеркивает активность воздействия художественной формы на восприятие. Это станет вполне ощутимым, если сравнить данный отрывок, расчлененный на абзацы, с тем же отрывком, написанным без такого членения. Кстати, с точки

зрения развития темы второй вариант будет даже более 'правильным' (но менее удачным!), поскольку каждое из выделенных предложений тематически продолжает другое.

Текст, не расчлененный на абзацы, воспринимается труднее, сила его воздействия на читающего падает. Затрудненность чтения приводит к потере интереса и притуплению внимания.

Как видим, художественный текст имеет свои законы построения, свою логику членения.

Итак, членение на абзацы в разных видах письменной речи имеет общую основу - логико-смысловую, однако есть специфические различия в использовании абзаца. Эта специфика создается разным характером воздействия на читателя: для текстов, направленных только на интеллектуальное восприятие, показательны абзацы, построенные по принципу тематическому (новый абзац раскрывает новую тему), для текстов, рассчитанных не только на интеллектуальное, но и на эмоциональное восприятие, - абзацы акцентные, экспрессивно-выделительные. При этом нельзя забывать и о чисто субъективном моменте - авторской манере организации текста посредством абзацного членения. Известно, что объем текста между абзацными отступами у разных авторов различен, и объясняется это многими причинами: жанровыми особенностями произведения, его функционально-стилевой принадлежностью, стилистической тональностью, общим объемом произведения, его назначением, авторской манерой изложения и т. п.

8.3. Знаки выделяющие

8.3.1. ЗАПЯТЫЕ, ТИРЕ, СКОБКИ

Одиночная запятая, как и точка с запятой, всегда стоит между синтаксически равнозначными частями текста или равнозначными по синтаксической роли словами.

Парные же запятые в качестве выделяющих знаков выполняют иную функцию: их назначение - выделить в предложении особо значимые части; такие запятые употребляются при обособлении, при выделении обращений, вводных конструкций, междометий. Выделяющие запятые резко расходятся по функции с точкой и точкой с запятой. Они включаются в иную систему пунктуационных значений, тех, которые свойственны выделяющим знакам, в частности - парному тире и скобкам. Здесь наблюдается градация: запятые, тире, скобки.

Запятые выделяют части предложения менее значительные и сложные; тире - части более значительные и распространенные; скобки особенно резко выключают части из состава предложения.

Ср. употребление выделяющих запятых и скобок, запятых и тире, тире и скобок: Нижняя часть лица несколько выдавалась вперед, обнаруживая пылкость страстной натуры, но бродяга (по некоторым характерным, хотя трудно уловимым признакам я сразу предположил в моем госте бродягу) давно уже привык сдерживать эту пылкость (В. Короленко); Нигде во всей России, - а я порядочно ее изъездил по всем направлениям,- нигде я не слушал такой глубокой, полной, совершенной тишины, как в Балаклаве (К. Паустовский); Он стал печален, неразговорчив, а внешние следы бакинской жизни - преждевременная старость - остались у Грина навсегда. Уже с тех пор, по словам Грина, его лицо стало похоже на измятую рублевую бумажку (К.Паустовский).

Но дело не только в степени сложности и значительности выделяемых частей предложения. Мы сталкиваемся здесь с понятием качественного различия между этой системой знаков. Произведем такую замену: Нигде во всей России (а я порядком ее изъездил по всем направлениям), нигде я не слушал такой глубокой, полной, совершенной тишины, как в Балаклаве; Он стал печален, неразговорчив, а внешние следы бакинской жизни (преждевременная старость) остались у Грина навсегда. Уже с тех пор (по словам Грина) его лицо стало похоже на измятую рублевую бумажку. В данном случае универсальными, т.е. возможными во всех приведенных конструкциях, оказываются скобки, в этих же случаях возможны и тире. Противопоказанными при выделении конструкций а я порядком ее изъездил по всем направлениям и преждевременная старость оказываются только запятые. Это связано с тем, что данные конструкции не только не обнаруживают грамматической связи с другими частями предложения, но к тому же нарушают ее: функционируя как добавочные сообщения, новые сведения, они вставляются в предложение как нечто самостоятельное. Их самостоятельность, или, скорее, отчужденность, проявляется не только в структурно-семантическом плане, но также в интонационном: части предложения, заключенные в скобки, произносятся в убыстренном темпе и с понижением тона. Такое произношение дает возможность выключить их из основного высказывания.

Грамматическая же отчужденность их может проявиться в полном отсутствии единства в оформлении рядом стоящих частей или в отсутствии согласования. Такие дополнительно включенные в высказывание сообщения так и называются вставками или вставными конструкциями. Скобки могут выделять любые вставки: отдельные слова, сочетания слов, предложения и простые и сложные. Вот иллюстрации: Мы до дна съели рассольник (из консервов), и язык (консервы), и зеленый горошек (консервы), а арктического мороженого (сгущенное молоко и снег) потребовали еще (Б. Горбатов) - слова и сочетания слов; Недаром единственный молодой наборщик и печатник по имени Ричард (он был курнос и происходил из города Мелитополя) говорил: 'Это же не газета, а конфетти!' (К. Паустовский)- простое предложение с однородными членами; В каком-то азарте пробирался он от конторы к погребам, в одном халате, без шапки, хоронясь от матери позади деревьев и всевозможных клетушек, загромождавших красный двор (Арина Петровна, впрочем, не раз замечала его в этом виде, и закипало-таки ее родительское сердце, чтоб Степку-балбеса хорошенько осадить, но, по размышлении, она махнула на него рукой), и там с лихорадочным нетерпением следил, как разгружались подводы, приносились с усадьбы банки, бочонки, кадушки (М. Салтыков-Щедрин) - сложное предложение с сочинением и подчинением.

Скобки могут выделять в тексте и самостоятельные предложения или даже сочетания их, если они даются как дополнительные сообщения: Восемь без пяти. Готовы все юнкера, наряженные на бал. ('Что за глупое слово,- думает Александров, - 'наряженные'. Точно нас нарядили в испанские костюмы'.) Перчатки вымыты, высушены у камина (А.Куприн); Многие люди умирают не столько от болезней, сколько от неуемной, снедающей их вечной страсти - выдать себя за большее, чем они есть. (Кому не хочется слыть умным, достойным, красивым и к тому же грозным, справедливым, решительным?..) (Ч. Айтматов); Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера. (Пьер вздрогнул и оторвался от него.) Фабричный не мог идти (Л. Толстой).

Скобки могут выделять авторские пояснения, оформленные в виде отдельных предложений, с целью отграничения их от прямой речи: - Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне

саблю; затупи... (Но Петя боялся солгать: она никогда отточена не была.) - Можно это сделать? (Л. Толстой).

Наконец, в скобки могут заключаться вопросительный и восклицательный знаки, если автор хочет выразить удовлетворение или восхищение какой-либо мыслью, а иногда показать свое ироническое отношение к ней или недоверие, передать свое сомнение относительно высказывания и т.п.: Наличие романтических тенденций в беллетристике Чернышевского должно само по себе (?) расцениваться как свидетельство художественной слабости его произведений (Филологические науки. 1975. ? 4. С. 285).

Итак, скобки могут выделять любые вставные конструкции и служат резким выключающим средством.

Тире как выделяющий знак в сравнении со скобками более нейтрален, в том смысле, что выделенная при помощи тире вставка не так резко контрастирует с основным высказыванием, она лишь выделяется паузами с обеих сторон, но произносится тем же тоном и в том же темпе, что и основная конструкция: В кабинете - это только так, из приличия, названо кабинетом, а скорее можно назвать конторой - ничего не было, кроме бюро, за которым сидел хозяин (И. Гончаров).

Однако с употреблением тире при выделении вставок связаны некоторые неудобства: тире может быть использовано лишь внутри предложения или его частей. Если же вставка оказывается в конце предложения, то тире (в таком случае одиночно употребленное, поскольку второе поглощается точкой) не способно передать вставочный характер конструкции, и задуманная структура разрушается. В таком случае абсолютно необходимы скобки. Вот пример: Когда Кутузову доложили, что в тылу у французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня) (Л. Толстой). Если вместо скобок поставить здесь тире, то вся конструкция лишится вставочного характера и будет воспринята как часть бессоюзного сложного предложения. Что же касается оформления вставок, включенных в середину предложения, то скобки и тире здесь могут замещать друг друга без ущерба для смысла и строения предложения, и различия в оформлении приведут лишь к фиксации разной степени 'выделительности'. Скобки - резкое выделение, тире - более нейтральное, что скажется при чтении этих знаков: с 'выключающей' интонацией при скобках и 'включающей' - при тире.

Парные запятые, в сравнении с тире и скобками, не способны выключать какие-либо отрезки высказывания из его состава. Они

неизбежно доведут их до 'ранга' членов или частей предложения. Ср., например: Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой-нибудь одной силы (Л. Толстой). - Бесчисленное количество свободных сил, ибо никогда человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти, влияет на направление сражения, и это направление никогда не совпадает с направлением какой-нибудь одной силы; Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться (Л. Толстой).- Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь, в случае выздоровления князя Андрея, прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться. В силу своей малой выделительной способности запятые применяются лишь при выделении вводных слов, словосочетаний и значительно реже - вводных предложений, небольших по объему. Это конструкции вводные, они в отличие от вставных конструкций не содержат дополнительных сообщений, а лишь передают отношение к высказанному, оценивают его (логически или эмоционально): С А. И. Швабриным, разумеется, виделся я каждый день (А. Пушкин); Быть может, он для блага мира иль хоть для славы был рожден (А. Пушкин); Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились (Л. Толстой). Вводные конструкции значительно теснее связаны с содержанием предложения и его строением, нежели вставки, именно поэтому для их выделения достаточно запятых.

Выделительная роль запятых при вводных словах и сочетаниях сродни выделению различных членов предложения: при обособлении чаще всего используются именно запятые, к тире прибегают лишь в особых случаях, при чрезмерной распространенности выделяемого члена предложения, при необычном месте его расположения и т.п. И интонационно вводные слова и сочетания схожи с обособленными членами предложения. Вот примеры выделительной роли запятых при обособлении: Потом мы уходили на берег, всегда совсем пустой, купались и лежали на солнце до самого завтрака (И. Бунин); Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказа-

ния (Л. Толстой); Но сквозь пыль, залеплявшую глаза, не было видно ничего, кроме блеска молний (А. Чехов).

Выделительную роль выполняют запятые и в сложноподчиненном предложении: На совещании в вестибюле, совещании, в котором участвовали уже только Сережка, Надя, тетя Луша и Витька Лукьянченко и которое было самым коротким за последние четверть века, так как оно заняло ровно столько времени, сколько требовалось для того, чтобы ребята сняли свои халаты, был намечен план действия (А. Фадеев).

Интересно отметить, что придаточные части предложения, выключенные из состава сложноподчиненного, т. е. данные в качестве дополнительного сообщения, и оформляются по-другому, без запятых, как вставные конструкции: Он [Платон Каратаев] сам не знал и никак не мог определить, сколько ему лет; но зубы его, ярко-белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы (Л. Толстой). Ср.: ...зубы его, ярко-белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся, что он часто делал, были все хороши и целы. В этом случае придаточная часть присоединительная включена в саму структуру сложноподчиненного предложения на равных правах с другими придаточными и распространяет, как и они, сложное предложение. Однако выключение придаточных из состава сложно-подчиненных и оформление их как вставок возможно отнюдь не всегда: это применимо лишь к тем придаточным, которые свободно контактируют с другими частями сложноподчиненного предложения, т. е. в структуре главных частей предложения нет слов, грамматически или семантически требующих обязательного распространения. Ср., например, невозможность выключения придаточной изъяснительной в том же предложении: Он сам не знал и никак не мог определить (сколько ему лет)... Глагол определить требует распространения как переходный, сильно управляющий.

Как видим, выделяющие знаки обладают качественно различным потенциалом. Особенно ярко это обнаруживается при нарушении условий применения тех или иных знаков, при неудачном их выборе, когда не ощущаются специфические функциональные свойства знаков, как, например, в предложении: Когда шли просекой, не торопясь, но и не очень медленно, дорога предстояла далекая, у него было чудесное, веселое настроение (Ю. Трифонов), где вставка, разрывающая однолинейность повествования (дорога предстояла далекая), должна быть выделена скобками. Запятые здесь поставлены без учета их функций и мешают четкому

восприятию или создают впечатление неудачно построенной конструкции. Или еще: И он ушел, а Костик подсел на скамейку румяный и довольный, накупался в речной свежести, и ничего еще не знающий, ничегошеньки (В. Лидин). Выделение конструкции накупался в речной свежести запятыми явно противоречит закономерностям употребления этого знака, особенно это противоречие подчеркивается следующим определительным оборотом. Такое выделение могло бы быть оправданным только в одном случае: если бы, поддавшись влиянию контекста, конструкция накупался в речной свежести приобрела определительное значение, но этого не случилось, поскольку значение причинного обоснования (по отношению к впереди стоящему слову) оказалось здесь достаточно сильным. В результате однородный ряд членов не состоялся.

Итак, выделяющие знаки - запятые, тире, скобки - различаются не только 'количественными' показателями, т. е. степенью передаваемого с их помощью выделения, но и функционально. Последнее достаточно ощутимо выявляется при замене знаков друг другом: функциональное сходство обнаруживается при возможности такой замены, различие - при невозможности.

Парные запятые, тире и скобки функциональную схожесть обнаруживают при выделении вводных и вставных конструкций: запятые и тире - при вводных конструкциях, тире и скобки - при вставных. Однако выделение иного плана, в частности обособление, выделение уточняющих членов предложения, осуществляется на письме только с помощью запятых и отчасти тире. Следовательно, функционально однозначным знаком являются скобки - они выделяют только вставки; что же касается запятых и тире, то их функции шире и, как мы убедились, разнообразнее.

8.3.2. КАВЫЧКИ

Кавычки - знак функционально однозначный и достаточно определенный, хотя частные значения их разнообразны и многогранны.

Кавычками выделяются прежде всего цитаты, 'чужая речь' или отдельные 'чужие слова', включающиеся в повествование (в том числе прямая речь): Во многих письмах Гоголь прямо иронизирует над 'страхами и ужасами России', стоявшей уже у порога катастрофы. 'Слышу только о каких-то неизлечимых болезнях, - пишет он 'губернаторше' [О. А. Смирновой], - и не знаю, кто чем болен...'. 'Все мысли твои направлены к тому, чтобы избежать чего-то угрожающего в будущем', - поучает он 'близорукого приятеля', мечтающего о каких-то

финансовых реформах (В. Короленко); При всей разности взглядов, интересов и характеров отношение к своему труду роднит всех творческих людей, в какой бы области искусства или науки они ни работали.

Менделеев: 'В науке-то без великих трудов сделать ровно ничего нельзя'.

Чайковский: 'Вдохновение - это гостья, которая не любит посещать ленивых'.

Репин: 'Вдохновение - это награда за каторжный труд' (В. Кетлинская).

Кавычки при цитировании в таких случаях указывают на принадлежность суждений или отдельных слов и сочетаний слов другому автору.

Однако если цитируемые слова или строки (чаще всего стихотворные) выделяются самой позицией в тексте, то кавычки не используются (выделение уже состоялось иным способом).

Так, не заключаются в кавычки строки, избранные в качестве эпиграфа, если фамилия автора помещена на другой строке и не заключена в скобки (располагается эпиграф в правой части страницы). Например, эпиграф к рассказу И. Ильфа и Е.Петрова 'Здесь нагружают корабль':

Когда восходит луна, из зарослей

выходят шакалы.

Стенли. 'Как я нашел Ливингстона'.

Стихотворные цитаты также не выделяются кавычками, так как они располагаются обособленно от авторского текста. Например, в пособии Ю.М. Лотмана 'Анализ поэтического текста' читаем: ...Баратынский утверждает не только равнодушие природы, но и пошлость ее даже в таких высших, святых для романтика проявлениях, как буря, ураган или космическая катастрофа:

Вот буйственно несется ураган,

И лес подъемлет говор шумной,

И пенится, и ходит океан,

И в берег бьет волной безумной;

Так иногда толпы ленивый ум

Из усыпления выводит

Глас, пошлый глас, вещатель общих дум,

И звучный отзыв в ней находит...

Если же стихотворная цитата позиционно не выделяется, т. е. включается в авторский текст как обычная чужая речь, она выделяется кавычками. Например: В 'Евгении Онегине' А. Пушкин писал: 'Но здесь с победою поздравим Татьяну милую мою, и в сторону свой путь направим, чтоб не забыть, о ком пою...'

Не выделяется кавычками чужая речь и при передаче диалога, если каждая реплика начинается с новой строки. Принцип здесь тот же - выделением служит позиционное расположение реплик (дополнительно, для указания на новую реплику, используется здесь знак тире). Ср., например, оформление прямой речи: В четыре часа утра два кулака застучали ко мне в окно. Я вскочил.... 'Вставай, одевайся!' - кричало мне несколько голосов. Я наскоро оделся и вышел. 'Знаешь, что случилось?'- сказали мне в один голос три офицера, пришедшие за мною; они были бледны, как смерть.

- Что?

Вулич убит.

Я остолбенел.

- Да, убит! - продолжали они: - Пойдем скорее.

- Да куда же?

- Дорогой узнаешь (М. Лермонтов).

Таким образом, поскольку кавычки имеют в качестве основной собственно выделительную функцию, возникает возможность при иных способах выделения (графического, позиционного и др.) опустить их как излишние. Особенно богат выделительными средствами печатный текст (в отличие от рукописного). Здесь используются курсив, разрядка, размер шрифта, отбивка и т. п., и потому кавычки сравнительно редки (они в какой-то степени загромождают текст и потому малоудобны). Во всех этих случаях требуется чисто формальное разграничение авторского повествования и включенных в него инородных элементов.

Но выделение может быть и иного плана: выделяемые кавычками слова хотя и принадлежат автору повествования, но употребляются им необычно, и эта необычность подчеркивается, чтобы она не ускользнула от читающего. Так, например, выделяется сознательно избранное автором иностилевое слово: ...Многие страницы английского классического романа 'ломятся' от богатства вещного мира и сверкают этим богатством (М. Урнов) - разговорное ломятся в научном повествовании.

Кавычки приходят на помощь пишущему и при необходимости выделить малоупотребительные слова или слова в необычном значении: Правда, иногда (особенно в дождливое время) не слиш-

ком весело скитаться по проселочным дорогам, брать 'целиком' (И. Тургенев); Поставщики материала на бумажные фабрики поручают закупку тряпья особенного рода людям, которые в иных уездах называются 'орлами'. Такой 'орел' получает от купца рублей двести ассигнациями и отправляется на дорогу. Но, в противность благородной птице, от которой он получил свое имя, он не нападает открыто и смело, напротив: 'орел' прибегает к хитрости и лукавству (И. Тургенев) - местные слова.

Выделяются также и слова, употребленные в ироническом значении: В четырех новеллах рассказывается о том, как некий Томас Ванделер, находившийся в Индии в рядах английских колониальных войск, оказывается владельцем необыкновенного алмаза кашгарского раджи. Загадка этого таинственного приобретения, щедрого подарка за 'услуги', служит предметом недвусмысленных толков (М. Урнов) ... А вы знаете, что за горсть и что за ладонь у русского человека, особенно когда он 'усердствует'! (И. Тургенев). Именно благодаря выделению в словах может усматриваться противоположный смысл: Но вот слава гениальных господ А, Б и В, наконец, забывается благодаря времени и резкой откровенности 'прямой критики' (В. Белинский).

Автор может выделить кавычками слова для того, чтобы подчеркнуть необычность использования, например, терминологической лексики в неспециальном тексте: Смятенье чувств, 'Мозаика', 'Парабола' - такая в творчестве его пора была (М. Светлов).

Общая функция подчеркивания необычности, свойственная кавычкам, обнаруживается и в чисто грамматическом плане, когда, например, части речи, употребленные в предложении в несвойственной им роли, заключаются в кавычки: Это 'если бы' сбылось; Постоянное 'почему' начинало тяготить слух; Вот раздалося 'ау!' вдалеке (Н. Некрасов); Доктор уходит, свеча тухнет, и опять слышится 'бу-бу-бу-бу' (А. Чехов); Он по-русски говорил не всегда хорошо, и у него часто срывалось какое-нибудь 'встренул' вместо 'встретил' (К. Федин). Необычность грамматической функции подчеркивается кавычками и в таком случае: Громкое 'Благодарствуйте, батюшка Алексей Степанович!' огласило поляну (С. Аксаков) - в качестве подлежащего выступает целое предложение.

Кавычки могут подчеркнуть двойной смысл в слове - обычный, общепринятый и условный, например, в следующем фразеологиче-

ском обороте: И так каждый день от 'зари' до 'зари'. А 'заря' - это особый военный артикул, исполнявшийся караулом на гауптвахте утром и вечером (В. Гиляровский).

Двойной смысл, рождающий подтекст, просматривается и в таком примере: Скажите мне: не чудеса ль в большой поэзии я вижу? Чем дальше он [Твардовский] уходит в 'Даль', тем он читателю все ближе (М. Светлов) - наименование 'Даль' как элемент названия произведения Твардовского ('За далью - даль') и как обычное бытовое понятие.

Заострению внимания способствует выделение общеупотребительных слов, наделенных терминологическим или условным значением: ...Если вы хотите знать, что такое 'мировой' поэт, возьмите Байрона хоть в прозаическом французском переводе и прочтите из него, что вам прежде попадется на глаза (В. Белинский).

Новообразования или, наоборот, устаревшие или устаревающие слова также допускают выделение: На модном слове 'идеал' тихонько Ленский задремал (А. Пушкин).

Акцентирующая роль кавычек наглядно выявляется в следующем отрывке из воспоминаний А. Мачерета о Юрии Олеше, где одни и те же слова употребляются по ходу изложения то в кавычках, то без них (текст этот как бы обнажает сам процесс появления у слов необычности значения):

По счастью, как ни невероятно далек был уровень моей рукописи от эстетических требований Олеши, он увидел в ней хотя и неудачную, но честную попытку возвысить голос гнева и протеста, рассказав с экрана о чудовищной сущности нацизма и геройстве его противников и жертв. Начав с решительного отказа, Олеша под натиском моих энергичных доводов дал согласие, как он выразился, 'отредактировать' рукопись. Сначала лицо у меня вытянулось: не о том я мечтал - в глубине души я надеялся, что уговорю Олешу написать для меня новый вариант сценария. Но, сообразив, какого 'редактора' обретаю, приободрился.

Было решено, что моя рукопись будет принята за черновую основу.

- За рабочую гипотезу, - резюмировал я.

Это была моя первая оплошность. Олеша приумолк. Я почувствовал, что сделал ложный шаг, но совершенно не понимал, в чем он заключался.

Разговор продолжался. И тут мной была допущена вторая оплошность.

- Да, да...- сказал я, - сейчас сценарий очень фрагментарен. Надо концентрировать обстоятельства вокруг главной коллизии...

Я осекся. Олеша смотрел на меня изумленно и осуждающе. Я почувствовал, что краснею, хотя все еще не понимал, в чем состоит моя вина.

- И давайте, Мачик, условимся,- сказал Олеша, как бы продолжая разговор,- на вас будет лежать конструирование хрии и синопсиса. Согласны?

Вот оно в чем дело! Все прояснилось: мои 'тенденции',

'фрагментарность', 'коллизии', 'рабочая гипотеза' не

прошли даром - 'синопсис' и 'хрия' были отмщением, Юрий

Карлович терпеть не мог демонстративного наукообразия.

(Из книги 'Воспоминания о Юрии Олеше'.)

Интересно, что в другом отрывке из той же книги (воспоминание Л. Славина) зафиксирован и процесс раскавычивания слов. Вот этот текст:

В двадцатых годах мы всей бражкой работали в газете 'Гудок'. Мы были доверху набиты железнодорожными терминами. Олеша даже в псевдоним себе избрал название слесарного инструмента - 'Зубило'. Он писал острые стихотворные фельетоны.

(Замечу, кстати, что и в дальнейшем Олеша, которого временами пытались изобразить оторванным от жизни мечтателем, всегда тематически оставался в русле современности. Почти все его произведения - о современной ему действительности. Даже 'Три толстяка' в сказочной форме разрабатывают наиболее жгучую социальную проблему нашего времени. В сущности, всю жизнь Олеша продолжал линию Зубила в высоком плане.)

Вскоре имя Зубило стало знаменитым. Он получал сотни писем. Появились даже самозванцы - лже-Зубилы. Олеша-Зубило собирал на своих выступлениях огромные аудитории.

Наконец, кавычки служат средством выделения всевозможных названий - орденов и медалей, литературных произведений, газет, журналов; предприятий, организаций; фабричных марок машин, производственных изделий (номенклатурных наименований); сортов растений, семян и т. п.

Вот некоторые примеры: Как на 'Вишневый сад' на Таганке, так в свое время с опаской я шел смотреть 'На дне' в 'Современнике' и 'Ромео и Джульетту' в театре на Малой

Бронной, и также внутренне принял их как спектакли, обогатившие меня, расширившие мое понимание этих пьес (В. Розов); На груди у Василия Петровича был пришпилен революционно-траурный черно-красный бант, и когда вокруг него запели 'Вы жертвою пали', он решительным тенором стал подтягивать (В. Катаев); На столе у каждого такого молодого человека, наряду с портретом автора 'Ревизора' и 'Мертвых душ', можно было найти письмо Белинского к автору 'Переписки' (В. Короленко); Паренек из столичного 'Локомотива' отстоял честь российского футбола (Комс. правда 2002. 4 окт.); 'Тракт' - компания, в которой профессионалы работают для профессионалов (Комс. правда 2002. 4 окт.); Печи оказались небольшими, размером с обычную дачную 'голландку' (АиФ. 2002. ? 39.); Ядерная пуля для 'Калашникова' (АиФ. 2002. ? 39); Виноград 'дамские пальчики'; Ликер 'Ароматный'. Ср.: Сок лимонный (сделанный из лимона); Ликер 'Лимонный' (название).

Выделяются слова, иллюстрирующие общие, родовые понятия: Слово 'спорый' означает - быстрый, скорый (К. Паустовский); Он печатался под псевдонимом 'Мультатули' (К. Паустовский); Слово 'призвание' родилось от слова 'зов' (К. Паустовский). Подобное выделение сродни выделению названий.

Интересное сочетание наименований дано в следующем тексте, где наглядно проявляются все закономерности употребления кавычек.

Автоматика

Мы живем в век автоматов и автоматики, и поэтому многим кажется, что эти слова - неологизмы, что новый термин появился на базе древнегреческих 'аутос' (сам) и 'матос' (действие, усиление).

Как бы не так! В русский язык слово 'автомат' вошло из французского и впервые зарегистрировано в 1803 году в словаре Яновского. Там же и приведен термин 'автоматический' от французского automatique.

Намного позже в 'Словаре Академии наук' (1891 г.) появляется слово 'автоматизм', а его синонима 'автоматика' нет даже в 'Толковом словаре' Ушакова (1935 г.). Зато там фигурирует 'автоматизация' и 'автоматизировать'.

В 1952 году в США возникло понятие 'automation' (авто-мация), и началась, как часто бывает, борьба с его синонимом 'автоматизация'.

В заключение позволим себе немного пофантазировать. Представим, к нам прибыл на 'машине времени' какой-нибудь древний грек. И вот что интересно - услышав или прочитав термин 'автомат', понял бы он сие древнегреческое слово? Едва ли, ибо оно имело в ту далекую эпоху иное значение - добровольный, случайный, естественный. Об этом метко пишет Лев Успенский в своей замечательной книге по этимологии 'Почему не иначе?' (1967 г.): 'У древних греков 'аутоматос' могло означать все, что само по себе происходит: 'танатос аутоматос' у них значило не 'автоматическая', а 'естественная' (ненасильственная) смерть'.

(Техника - молодежи. 1973. ? 1.)

Таким образом, условия употребления кавычек как знака с выделительной функцией объединяются в следующие группы: это, во-первых, 'чужая речь'- от отдельного слова, включенного непосредственно в авторский текст, до пространных цитат и собственно прямой речи; во-вторых, необычно употребленные слова - в несвойственном им значении, малоупотребительные, заключающие в себе условный или иронический смысл, имеющие иностилевую закрепленность и т. п.; в-третьих - всевозможные названия.

9. ИЗМЕНЯЕМОСТЬ ЗНАЧЕНИЙ ЗНАКОВ ПРЕПИНАНИЯ

Изучая историю письменности и, в частности, постигая совершенство нашей классической литературы - от знаменитого 'Слова о полку Игореве' до выдающихся произведений современной русской литературы, мы неизбежно столкнемся с проблемой восприятия читаемого текста. И это восприятие становится более эффективным или менее эффективным, в зависимости от того, умеем ли мы 'читать' знаки препинания.

Естественно, что современный читатель, перелистывая 'Житие протопопа Аввакума' или 'Войну и мир' Л. Толстого, видит знакомые ему знаки препинания и воспринимает их соответственно усвоенным со школьной скамьи правилам. Но всегда ли они соответствуют этим правилам? В качестве примера приведем отрывок из 'Княгини Лиговской' М. Лермонтова: Он отошел... Кадрили кончились - музыка замолкла: в широкой зале раздавался смешанный говор тонких и толстых голосов, шарканье сапогов и башмачков; - составились группы. - Дамы пошли в другие комнаты подышать свежим воздухом, пересказать друг другу свои замечания, немногие кавалеры за ними последовали, не замечая, что они лишние, и что от них стараются отделаться; княгиня пришла в залу и села возле Негуровой. Они возобновили старое знакомство, и между ними завязался незначительный разговор.

Для нас странным кажется сочетание точки с запятой и тире, точки и тире. Не 'подгоняется' под наши правила и запятая перед союзом и, соединяющим две однородные придаточные части. Нужно ли 'поправлять' Лермонтова, печатая его произведения сегодня? Безусловно, нет! Лермонтов должен оставаться Лермонтовым, во всем - в том числе и в пунктуации, тем более, что он не только выдающийся писатель, но и представитель определенной эпохи. Об этом очень разумно заботится наука текстология.

Как пунктуация в целом, так и отдельные знаки пунктуационной системы исторически изменяемы - и в смысле количественном (увеличивается число знаков), и в смысле качественном (меняется значение знаков).

Так, лишь к концу XVIII в. появились такие знаки, как кавычки, многоточие и тире.

Меняется и значение знаков препинания. В этом можно легко убедиться, если приложить ныне действующие правила пунктуации к печатным изданиям прошлого. Например, такие сравнительно редкие в современной печати знаки, как двоеточие и точка с запятой (ср. с запятой и тире), в XIX в. использовались значительно чаще.

Именно лермонтовские тексты дают нам пример обильного применения этих знаков (мы отнюдь не утверждаем, что это авторские знаки самого поэта; речь идет лишь об издательской практике в сопоставительном плане): Любезная Софья Александровна; до самого нынешнего дня я был в ужасных хлопотах; ездил туда-сюда (Письмо С. Бахметевой); Дорогой я еще был туда-сюда; приехавши не гожусь ни на что; право мне необходимо путешествовать; - я цыган (там же); Только поздно вечером Ашик-Кериб отыскал дом свой: стучит он в двери дрожащею рукою, говоря: 'Ана, ана [мать], отвори: я божий гость: и холоден, и голоден; прошу, ради странствующего твоего сына, впусти меня' (Ашик-Кериб); Ашик себе не верит: то, что это Карс: он упал на колени и сказал: - Виноват, Ага, трижды виноват твой слуга Ашик-Кериб: но ты сам знаешь, что если человек решился лгать с утра, то должен лгать до конца дня: мне по настоящему надо в Тифлиз' (там же); Я был готов любить весь мир,- меня никто не понял: и я выучился ненавидеть (Герой нашего времени).

Точка с запятой и двоеточие в этих примерах функционально разнообразнее, чем в современном употреблении: точка с запятой ставится после обращения, при обосновании какого-либо явления; двоеточие - перед союзом но; двоеточие ставится не только при пояснительных отношениях, но и при обозначении противопоставления и следствия, простого перечисления, перед союзом и, т. е. в таких случаях, где современная пунктуация рекомендует постановку тире или запятой.

Точка с запятой могла разрывать даже тесно связанные по употреблению глаголы-сказуемые и однородные члены: Едет витязь степью, лесом и горами; и видит крест на Холме; и несколько пещер, и слышит звон; подъезжает и видит (М. Лермонтов).

Обильно употреблялись сочетания двоеточия и особенно точки с запятой со знаком тире (так же как точки с тире): Надо только не смотреть, а идти прямо;- мало-помалу чудовища исчеза-

ют; Я знаю, мы скоро разлучимся опять и, может быть, навеки: оба пойдем разными путями до гроба; - но воспоминание об ней останется неприкосновенным в душе моей; Одна вещь меня беспокоит: я почти совсем лишился сна - бог знает, надолго ли; - не скажу, чтоб от горести; были у меня и больше горести, а я спал крепко и хорошо; - нет, я не знаю: тайное сознание, что я кончу ничтожным человеком, меня мучит (М. Лермонтов).

А вот сочетание двоеточия и тире при оформлении прямой речи в позиции перед второй частью прямой речи:

- Вы отгадали, - отвечал он: - Я даже обязан быть его секундантом, потому что обида, нанесенная ему, относится и ко мне: - Я был с ним вчера ночью, - прибавил он, выпрямляя свой сутуловатый стан (М. Лермонтов);

- Позвольте! - сказал я: - еще одно условие (М. Лермонтов);

- Грушницкий! - сказал я: еще есть время (М. Лермонтов);

- Стреляйте! - отвечал он: - я себя презираю, а вас ненавижу (М. Лермонтов).

Точка с запятой так часто употреблялась, что могла ставиться даже перед скобками: Мы сами делаем театр, который довольно хорошо выходит, и будут восковые фигуры играть; (сделайте милость, пришлите мои воски) (М. Лермонтов).

Известно, как широко и, с современной точки зрения, 'неуместно' употреблял точку с запятой М. В. Ломоносов - автор 'Российской грамматики', где не только даны правила расстановки знаков, но и осмыслены принципы их употребления:

Ефиром сообщается земным телам Свет и теплота от солнца. По тому заключить должно, что оба тою же его материею, но разными движениями производятся. Текущаго движения невозможность доказана; коловратное есть огня и теплоты причина. Того ради когда Ефир в земных телах теплоту, то есть, коловратное движение частиц производит, сам должен иметь оное. По сему когда Ефир текущаго движения иметь не может: а коловратное теплоты без Света причина; следовательно остается одно третие зыблющееся движение Ефира, которое должно быть причиною Света.

Хотя сие уже довольно доказано; однако еще посмотрим первое, нет ли в простершии Света зыблющимся движением прекословных следствий, таких же, каковы произведены из

мнения о текущем движении Ефира; второе, можно ли толковать разныя свойства Света.

Что до перваго надлежит; то имеем ясной пример в зыблющемся движении воздуха...¹.

Точка с запятой здесь разрывает даже взаимосвязанные союзы хотя... однако, т. е. ясно, что запятые и точки с запятой никак не различаются. Вспомним наше рассуждение по поводу запятой и точки с запятой в современном употреблении (см. раздел 'Функции знаков препинания'): и для нашего времени мы обнаружили прежде всего лишь 'количественную' разницу в этих знаках (для времени Ломоносова и этого не было) и только при более тщательном анализе установили их специфическую 'качественную' разницу. Это последнее, очевидно, появилось у знака намного позже эпохи Ломоносова.

В ряде случаев пунктуационную практику конца XIX века отличает явная непоследовательность, отсутствие стабильности. Вот примеры оформления прямой речи и авторских слов в произведениях И.С. Тургенева²: 'Неужели она меня не любит?' думал я подходя к Рейну; - Нет, нет, возразила Ася и стиснула руки; Она сошла вниз, на минутку, с повязанным лбом, бледная, худенькая, с почти закрытыми глазами; слабо улыбнулась, сказала: - это пройдет, это ничего, все пройдет, не правда ли? - и ушла; 'Что с тобой? спросил я: - ты больна?'; - Вы очень милый человек,- продолжал Гагин; - но почему она вас так полюбила - этого я, признаюсь, не понимаю; - Да,- сказал я наконец, - вы правы; 'Что я такое говорю?' думал я про себя; 'Безумец! безумец!' повторял я с озлоблением; - По-настоящему,- начала старуха, показывая мне маленькую записку: - я бы должна была дать вам это только в том случае, если бы вы зашли ко мне сами; - Гроза - подумал я - и точно, была гроза.

В XIX веке двоеточие довольно часто употреблялось по нескольку раз в одном предложении. Это связано с более широкими функциями этого знака в тот период. Именно поэтому повторение его в тексте, видимо, не мешало пониманию, так как знак воспринимался по-разному. Вот примеры: Страсти не что иное, как идеи при первом своем развитии: они принадлежность юно-

¹ Ломоносов М.В. Собрание разных сочинений в стихах и прозе. Книга третья. М., 1778. С. 286-287. При цитировании орфография и пунктуация сохранены, заменены лишь буквы θ, у и i; ъ опущен.

² Тургенев И.С. Полн. собр. соч. СПб., 1891.

сmu сердца, и глупец тот, кто думает целую жизнь ими волноваться: многие спокойные реки начинаются шумными водопадами, а ни одна не скачет и не пенится до самого моря (М. Лермонтов); Я глядел на нее: было что-то трогательно-беспомощное в ее робкой неподвижности: точно она от усталости едва добрелась до стула и так и упала на него (И. Тургенев); Не для чего было брать с собой огарок или фонарик: в углу теткиной комнаты, перед киотом, теплилась неугасимая лампадка: я это знал (И. Тургенев).

Для современных текстов такое сочетание знаков явно нежелательно. Поскольку двоеточие четко закрепилось в значении пояснительном, повторение его создает громоздкую цепь поясняющих друг друга частей предложения: Про весеннюю пору и говорить не надо: дружно цветет черемуха, белым-бело, слегка закружится голова, и растеряешься на мгновение: как же так? (В. Солоухин). Оба знака применительно к тем частям предложения, где они использованы, правильно передают смысл, но в пределах одного предложения они явно мешают друг другу, так как невольно членят текст на три части (непонятно как связанные), в то время как основных частей всего две: Про весеннюю пору и говорить не надо: дружно цветет черемуха, белым-бело, слегка закружится голова. И растеряешься на мгновение: как же так?

Интересно проследить судьбу и некоторых других знаков. Так, например, в XIX и в начале XX века очень часто (без строго определенных условий) употреблялись запятая и тире в качестве единого знака препинания. Особенно распространен был этот знак на стыке частей сложного предложения, как союзного, так и бессоюзного. Вот примеры такого знака из публикаций конца XIX - начала XX века (при цитировании сохранена старая орфография, только снят ъ и у заменена е): По разсказу монаха грека в источник этот неведомо кем было пущено семь рыб, - когда и зачем это было сделано, он нам поведать не мог (П. Аристов); Столпившийся народ безмолвно слушал эти заклинания, - и перед его духовными очами возникали дни изгнания, бедствия и напасти прошедших времен (И. Тургенев); Увы! люди гораздо ниже Фауста воображали найти, наконец, блаженство в любви женщины гораздо выше Маргариты, - и вы сами знаете, читатель, каким аккордом разрешались все эти вариации (И. Тургенев); Для исполнения своего назначения человек должен увеличивать в себе любовь и проявлять ее в мире,- и это увеличение любви и проявление ея в мире, есть то самое, что нужно... (Л. Толстой ); По свойству своему лю-

бовь, желание блага, стремится обнять все существующее. Естественным путем оно расширяет свои пределы любовью,- сначала к семейным - жене, детям, потом к друзьям (Л. Толстой).

Запятая и тире как единый знак¹ употреблялся еще долго. Довольно част он у М. Горького: И хлынул дождь, - вот он; Был май,- славный, веселый май; свежая, ярко-зеленая листва, рожденная им, ликовала; шум ее лился широкой и звучной струей в лазурное, яркое небо,- а в нем тихо плавали белые пуховые облака и таяли в ярких лучах веселого солнца весны; Чайки стонут перед бурей,- стонут, мечутся над морем и на дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей. И гагары тоже стонут,- им, гагарам, недоступно наслажденье битвой жизни.

Этот знак очень характерен для А. Толстого. Запятая и тире стоит в его произведениях и в бессоюзном сложном предложении, на стыке частей (при противопоставлении, изъяснении и т. п.), и в простом - при обособлении. Например: Тогда, у окна среди искр летящего вагона, сказать это было легко,- сейчас нужно было огромное усилие; С верхней койки соскочил рослый солдат,- широкое лицо, голубые дерзкие глаза, ладный бритый череп; Рощин быстро оглянулся на Катю, но,- делать нечего. - 'Здравствуй',- протянул руку; Но он же знал,- снарядов мало; Девушка эта, Оля Комарова, была одинокая, служила в нотариальной конторе и все хворала,- кашляла.

Особенно част этот знак в сложноподчиненном предложении и в прямой речи: Когда после порки он ошпарил кипятком старшего приказчика,- мальчишку выгнали; - Мало будет,- мы пойдем; - Мне кажется,- вы хороший человек.

В современной пунктуационной системе запятой и тире как единому знаку отводится довольно скромное и четко обозначенное место² (в таких условиях знак употреблялся и ранее) - при оформлении прямой речи в сочетании с авторской и в сложно-подчиненном предложении при особых условиях, в частности: а)

¹ Сочетание двух знаков (запятой и тире) как явление очень распространенное и в современном русском языке, в данном случае, естественно, не учитывается. Например: Вдали он уже вырос в сплошной, широкий звук, похожий на трение громадной щетки по сухой земле, - а тут, около деда и внука, каждая капля, падая на землю, звучала коротко и отрывисто и умирала без эха (М. Горький).

² См.: Розенталь Д.Э. Справочник по правописанию и литературной правке. М., 1971. С. 125.

перед главной частью предложения, которой предшествует ряд однородных придаточных; б) перед словом, которое повторяется в периоде.

Изменения, которые произошли и постоянно происходят в пунктуации, касаются не только судьбы отдельных знаков, которая проявляется в сужении или, наоборот, в расширении их функций, в появлении новых значений или утрате старых. Значительно видоизменилось и общее пунктуационное оформление современных текстов. Это связано с изменением ритмомелодии современного текста, обнаруживающего тенденцию к сжатости, экономности высказывания и вместе с тем к емкости и информационной или эмоциональной насыщенности. Членение на отдельные синтаксические единицы в современных текстах, членение, обозначенное, в частности, точкой, - яркая примета времени¹.

Вот некоторые примеры из художественной прозы:

Как бы то ни было, а запруда на отмели получилась отличная. Теперь мальчик купался, не боясь. Ухватываясь за ветку, слезал с берега и бросался в поток. И непременно с открытыми глазами. С открытыми потому, что рыбы в воде плавают с открытыми глазами. Была у него такая странная мечта: он хотел превратиться в рыбу. И уплыть (Ч. Айтматов. Белый пароход).

Он [гриб] и вызывает в нормальном березовом листе такую патологию. Ольхообразную (В. Дудинцев. Белые одежды).

Драматическая актриса была изображена стоя, в простом концертном платье, чуть подсвеченном снизу рампой. Скромно, величественно, но с крошечным намеком на серовский портрет Ермоловой. Так сказать, с подтекстом (С. Есин. Имитатор).

Как раз настало самое время собирать гильзы. С необозримых полей сражения от Черного до Белого моря (Ч. Айтматов. Богоматерь в снегах).

И этот диспут проходил на фронте, особенно с вступлением в Европу. Когда уже не залеживались в окопах неделями и месяцами, а шли на лету, от удара к удару, когда победа уже была близка и когда наступала пора подведения окончательных итогов войны (Ч.Айтматов. Богоматерь в снегах).

¹См. подробнее в разделе 'Некоторые тенденции в современной русской пунктуации'.

Из стихотворных произведений:

Но перейдет в сердца их детям

И внукам памятная песнь.

О том, как шли во имя жизни

В страде - два брата, два бойца,

Великой верные Отчизне

Тогда.

И впредь.

И до конца.

(А. Твардовский.)

В нем - тепло печурки хрупкой,

Спирт со снегом пополам.

Строганина.

Чай.

И трубка,

Как положено друзьям.

(К. Лисовский.)

Я буду долго

Гнать велосипед.

В глухих лесах его остановлю.

Нарву цветов.

И подарю букет

Той девушке, которую люблю

(Н. Рубцов.)

Из газетных и журнальных материалов:

Мы идем с дочкой по дачному поселку под Москвой. Идем мимо заборов, за которыми спрятались мокрые от дождя дома. Заборов серых, зеленых, коричневых и просто бесцветных. Высоких и низких. Из досок, проволоки и даже железобетона. И хотя все они разные и живут за ними тоже разные люди, кажется, что поставил их один человек - старый и скучный (Неделя. 1973. 20-26 августа).

Да, в осени первоначальной есть все. И щедрость, и радость. И печаль. Печаль по прошедшему лету. И радость сродни той, которую земля всегда дает тем, кто трудится на ней всерьез (Неделя. 1973. 3-9 сент.).

Непросто и небыстро меняется наша жизнь, меняемся мы сами. Но ведь вот оно - главное: осознанная каждым потребность взять все в свои руки. В руки разумные и надеж-

ные. Творящие пользу. Делающие свое дело своевременно (Правда. 1987. 1 мая).

Дробление текста на короткие отрезки - яркая примета современного 'пунктуационного рисунка'. В этом смысле представляется, например, интересным сравнить отрывок из тургеневского текста, с плавным и ровным повествованием, с тем же текстом, но подогнанным под современную пунктуацию¹.

I. Между тем, вместе с вечером, надвигалась гроза. Уже с полудня парило и в отдалении все погрохатывало; но вот широкая туча, давно лежавшая свинцовой пеленой на самой черте небосклона, стала расти и показываться из-за вершин деревьев, явственнее начал вздрагивать душный воздух, все сильнее и сильнее потрясаемый приближающимся громом; ветер поднялся, прошумел порывисто в листьях, замолк, опять зашумел продолжительно, загудел; угрюмый сумрак побежал над землею, быстро сгоняя последний отблеск зари; сплошные облака, как бы сорвавшись, поплыли вдруг, понеслись по небу; дождик закапал, молния вспыхнула красным огнем, и гром грянул тяжко и сердито (И. Тургенев).

II. Между тем, вместе с вечером, надвигалась гроза. Уже с полудня парило и в отдалении все погрохатывало. Но вот широкая туча, давно лежавшая свинцовой пеленой на самой черте небосклона, стала расти и показываться из-за вершин деревьев. Явственнее начал вздрагивать душный воздух, все сильнее и сильнее потрясаемый приближающимся громом. Ветер поднялся, прошумел порывисто в листьях. Замолк. Опять зашумел - продолжительно. Загудел. Угрюмый сумрак побежал над землею, быстро сгоняя последний отблеск зари. Сплошные облака, как бы сорвавшись, поплыли вдруг, понеслись по небу. Дождик закапал. Молния вспыхнула красным огнем. И гром грянул. Тяжко и сердито.

Думается, что даже читатель-нелингвист может почувствовать, что пунктуация второго текста более современна.

Мы далеки от мысли считать целесообразным подобные искусственные переработки текстов классической литературы. Это сопоставление понадобилось лишь для того, чтобы нагляднее показать общий изменившийся ритмомелодический строй письменной речи, чтобы показать, что современную пунктуацию (в сравнении с пунктуацией XIX в.) отличает не столько качественное изменение

¹ См. о подобном эксперименте: Фигуровский И.А. Обучение школьников пунктуации целого текста // Русский язык в школе. 1970. ? 1. С. 21 -22.

знаков препинания, нормы их употребления (хотя и это безусловно есть), сколько новые общие тенденции пунктуационного оформления печатного текста, прямо отражающие синтаксические преобразования современного языка, которые проявляются, в частности, и в динамической ритмизации письменной речи в целом.

Наблюдения над практикой применения пунктуационных знаков в современной печати, особенно периодической, где новые веяния быстрее всего дают о себе знать, показывают, что ныне действующие правила несколько уже устарели и нуждаются в уточнении. Кроме того, в некоторых случаях они излишне категоричны. А это приводит к явно нежелательным последствиям, в частности к некоторому разрыву между правилами и практикой их применения. Эти отклонения (если, конечно, они не ломают общих принципов пунктуации) ни в коем случае нельзя квалифицировать как ошибки, что нередко случается и в учебной практике. Не случайно уже возникла потребность 'подправить' общие рекомендации указанием случаев, когда те или иные пунктограммы не следует причислять к ошибочным¹.

В других случаях правила требуют расширения, учета часто встречающихся синтаксических конструкций. К сожалению, пишущие должны полагаться лишь на собственную интуицию, а она часто подводит. Например, необходим порядок в оформлении двучленных построений, а также в оформлении так называемого именительного темы - конструкции, очень распространенной в современном языке. Именительный темы богат экспрессивными возможностями, он предваряет тему последующего сообщения и сам по себе не употребляется (как, например, номинативное предложение). Он всегда привязан к следующему за ним предложению, образуя цельную конструкцию экспрессивного синтаксиса.

После именительного темы обязательна пауза, она и требует пунктуационного обозначения. Вот здесь-то и обнаруживается разнобой. Ср. примеры: Талант! А что же он по сути такое? (И. Снегова); Газопайщик... С людьми этой редкой профессии я познакомился на уникальном Краснокамском заводе металлических сеток (Правда. 1967. 26 февр.); Инженер и биолог - могут ли найтись точки близкого соприкосновения их специальных интересов? (Правда. 1967. 4 дек.); Чувства. Это область пристального внимания ученых (Неделя. 1968. 6-12 окт.); Природа, она никого не обижает, сынок, и все для нее равны

¹См.: Текучее А.В. Об орфографическом и пунктуационном минимуме для средней школы. М., 1976.

100

(Б. Васильев). Подобные конструкции, передающие расчлененность речевой цепи, ступенчатость в подаче мысли, имитирующие сам процесс обдумывания и говорения, очень распространены и в школьных сочинениях и безусловно требуют определенных рекомендаций относительно знаков препинания. Особенно странно выглядит разное оформление конструкций, почти абсолютно совпадающих не только структурно, но и лексически: Дом в деревне. Каким ему быть? (Лит. газ. 1967. 30 авг.); Владимирская Русь - какая она сегодня? (Лит. газ. 1967. 27 сент.); Студенческий быт: каким ему быть? (Комс. правда. 1971. 4 дек.).

10. НЕКОТОРЫЕ ТЕНДЕНЦИИ В СОВРЕМЕННОЙ РУССКОЙ ПУНКТУАЦИИ

Понимание сущности пунктуации как живой и развивающейся системы помогает уловить тенденции, которые наметились в употреблении знаков в наше время, и, главное, помогает выработать правильное отношение к этим изменениям. И не только к изменениям, а они сегодня, безусловно, есть, но и к практике формирования самих правил пунктуации.

Правила обычно не насаждаются насильственно, а формируются как обобщенный итог длительных наблюдений над практикой печати, правила привязаны к определенному времени, и они в той или иной мере могут отставать от практики. Такое отставание естественно и закономерно и вовсе не свидетельствует о несовершенстве правил, оно лишь подтверждает идею движения в системе пунктуации, так же как и в системе языка в целом, идею постепенного накопления нового качества и отмирания старого.

В основе своей, в главных функциях русская пунктуация достаточно стабильна уже на протяжении многих десятков лет. Накопление нового идет по линии изменения частных значений и употреблений знаков: не путем коренного изменения начальной значимости знаков, а путем расширения или, наоборот, сужения их функции.

Вот, например, как оформляется прямая речь в 'Войне и мире' Л. Толстого:

Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять, по одному или по два? - По два, холодно-спокойно отвечал старший офицер.

'Стало быть он жив', подумала княжна и тихо спросила, что он?

'Да в чем же я виновата?' спросила она себя. 'В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..' отвечал его холодный, строгий взгляд.

Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: сюда, сюда! и княжна очутилась в передней перед старой женщиной.

102

Первое, что можно заметить здесь, это разнобой в оформлении прямой речи и авторских слов: выделение или невыделение кавычками. Кроме того, нет резкого отграничения слов героев от авторского текста - только запятая указывает на эту границу.

Однако в том же издании сочинений Л.Н. Толстого находим и другое оформление:

- Здравствуй, Мари, как это ты добралась? - сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд ('Война и мир').

- Меня замучила Маша. Она дурно спала и капризничала нынче ужасно, - сказала Долли ('Анна Каренина').

- Ничего удивительного нет, когда столько видишь и слышишь, - сказала Анна. - А вы, верно, не знаете даже, из чего делают дома ('Анна Каренина').

Как видим, практика оформления прямой речи была непоследовательной, в ней отсутствовала стабильность.

Постепенно наиболее распространенный и удобный способ оформления становится нормой. Уже в сочинениях Л.Н. Толстого очевиден переход к современному варианту оформления прямой речи.

Сопоставление употребления знаков в разные исторические эпохи, а также сравнение практики современной печати с ныне рекомендуемыми правилами, закрепленными официальным документом 1956 г. (Правила орфографии и пунктуации), позволяет выявить некоторые заметные тенденции в употреблении знаков и, следовательно, те активные процессы в пунктуации, которые отражают современные потребности оформления письменного текста.

Эти тенденции в пунктуации прежде всего связаны с новыми явлениями в синтаксисе письменной речи, хотя отчасти касаются и значений самих знаков.

Расхождения в употреблении знаков в современных текстах с правилами, утвержденными в 1956 г., довольно значительны.

Причем интересно отметить два момента. С одной стороны, правила 1956 г. не могут сегодня нас удовлетворить, поскольку в них, естественно, нет указаний относительно пунктуационного оформления конструкций, которые активизировались в последнее время, получив широкое распространение. Это достаточно 'свежий' синтаксический материал, который из-за отсутствия правил вызывает в печати разнобой в оформлении. В основном это конструкции экспрессивного синтаксиса - сегментные и парцеллированные структуры, элементы разговорного синтаксиса, структуры с ослабленными синтаксическими связями и др. С другой стороны,

103

произошли изменения в употреблении знаков и в традиционных, классических конструкциях, где в настоящее время отражены сдвиги в функциональной значимости самих знаков препинания (расширение функций тире, вытеснение им двоеточия в типичных синтаксических позициях и т.д.).

Тенденции в пунктуации, таким образом, отражают тенденции в синтаксисе, но в то же время обнаруживают и собственные изменения, касающиеся пунктуационной системы как таковой, функций и значений самих знаков. Эти тенденции можно выявить при анализе употребления отдельных знаков в современных текстах.

10.1. ТОЧКА

Постоянная функция точки - членить текст на отдельные предложения, указывая на конец повествовательного предложения. Постоянная, но для нашего времени уже не единственная.

Точка сегодня может разрывать грамматическую структуру, создавая тем самым определенные смысловые и интонационные акценты в высказывании при парцелляции. Отделенные точками части оказываются за пределами предложения. Это могут быть отдельные группы слов и даже отдельные слова, выполняющие функцию присоединительных членов и структурно не образующих законченных предложений. Отчлененные точками сегменты сохраняют синтаксические связи с членами базового предложения, но позиционно оказываются самостоятельными. В таких случаях точка отчасти приобретает функцию запятой, точки с запятой или тире. Парцелляция затронула как простое, так и сложное предложение.

Парцелляция - явление, широко распространенное в современной печати, - связана со стремлением передать интонации и акцентированность живой речи.

Группы слов, оторванные от базового предложения, приобретают самостоятельность отдельного высказывания, с их помощью выделяются наиболее важные моменты в сообщении.

Отделяться точками могут распространители предложения, например: Опять дача за шестнадцатой станцией, но на этот раз не дача Ковалевского, где я впервые увидел его. А другая. Не доезжая до Ковалевской, по правую руку от трамвайной линии. Более степная, чем приморская. Но такая же типичная болъшефонтанская дача - ракушниковый дом под черепицей - с ночной красавицей на клумбе, с розами, персидской сиренью... (В.Катаев); Как раз настало самое

104

время собирать гильзы. С необозримых полей сражения от Черного до Белого моря (Ч. Айтматов).

Практически любой член предложения может оказаться парцеллированным: подлежащее - В нем [Чехове] соединились все лучшие качества русского национального характера: ум - широкий, свободный, независимый, гордый; правдолюбие - неугасимое стремление к истине; горячая любовь к своей родине и к своему народу, бескорыстное подвижническое служение этому народу. И, конечно, - поразительный талант (В. Катаев); сказуемое - Ему эта встреча действовала на нервы. И мешала начать деловой разговор, из-за которого он и зашел сюда (А. Рекемчук); дополнение - Можно было бы о нем говорить бесконечно. И о его друзьях (А. Чаковский); определение - Мамочке купил теплый платок. Пуховый (Н. Ильина).

Такие члены, оторванные от основного предложения, стоят после длительной паузы и выделяются по смыслу и интонационно. Каждый из последующих элементов высказывания как бы возникает в сознании не сразу, а в процессе раздумья, словно 'не умещается в одну смысловую плоскость' (В. В. Виноградов). Получается, что мысль в сообщении подается отдельными порциями, что создает прерывистость интонации и имитирует естественность и непосредственность живой речи. Стыки этих смысловых 'порций' и фиксируются точками.

Парцеллирование захватывает самые разнообразные синтаксические конструкции. Например, часто встречается расчленение предложений с однородными членами при обобщающих словах: Вокруг нас было действительно 'много света'. Редкие звезды, ослабленные желтоватым светом луны. Теплый степной ветерок. Силуэты акаций. Ограды дач. Звуки перепелов. Тишина. Далекий лай собак. Время от времени крик ослика. Серебристо-пыльная полынь, ее неповторимый ночной запах. Блеск трамвайных рельсов, как бы скользящий вдаль и там поворачивающий и гаснущий среди угольной темноты. Шорох кошки, а может быть, и ежика в пыльных кустах шиповника. Погашенный маяк.

Да мало ли чего еще! (В. Катаев).

Такое оформление однородного ряда психологически создает иллюзию нескончаемости перечисления, т. е. снимает ту замкнутость и закрытость ряда однородных членов, которые ощущаются при обычном оформлении перечисления посредством двоеточия и запятых. В приведенном контексте важно как раз не само перечисление, не предметы и явления, которые перечисляются, а впечатле-

105

ние от них, состояние, рождаемое ими: человек и окружающая его ночь, данная в звуковых и слуховых ощущениях. В таком тексте прерывистая речь психологически оправданна.

Еще пример: Телесеть, Интернет, мобильные телефоны, скорость, суета, стресс. Это наше сегодня. Время и технический прогресс изменили природный ритм людей, их мысли (АиФ. 1998. ? 47).

Парцеллирование затронуло не только структуру простого предложения, но и сложного, в частности сложноподчиненного. Отрыв придаточных от главных повышает смысловую емкость каждой из этих частей: главная часть предложения приобретает характер более обобщенного высказывания, придаточная же становится вполне самостоятельной и, следовательно, по смыслу выделенной.

Вот примеры: Если бы молодость знала, если бы старость могла... Могла - что? Передать миру понимание жизни, ее устройства, опыт бытования среди людей. Поверьте, на большее старые, немощные люди не претендуют. Но - вот трагедия! - именно это никак невозможно сделать. Почему? Потому что молодые этого не хотят. Потому что им это не нужно. Потому что они жаждут нарабатывать собственный опыт, набивать свои синяки и провозглашать свое понимание жизни. Можно ли на них обижаться за это? (Лит. газ. 1999, 26 мая); Дедал для нас прежде всего первый летун. Но Лабиринт им построен, идею нити Ариадне дал он, и он же являлся потом пленником. То есть искусство (культура) создает лабиринт, выводит из него и заключается в нем. Это могли придумать только греки (Лит. газ. 1997, 21 мая).

Парцеллирование входит в систему литературных приемов, служащих повышению выразительности речи, оно является средством акцентного выделения частей текста, придания оттенка приподнятости и эмоционального напряжения.

Возможность отрыва придаточных позволяет более свободно и самостоятельно строить и основное предложение, так, как будто за ним ничего не следует, т.е. давать уже в нем обобщенную и исчерпывающую характеристику явления. Кстати, возможность отрыва придаточных частей постепенно привела к употреблению их в абсолютно самостоятельной позиции - в качестве заголовочных конструкций: Когда звучит духовой оркестр... (Веч. Москва. 1981. 16 окт.); Пока горит 'красный' (Комс. правда. 1981. 22 окт.); Если ребята возьмутся сами... (Правда. 1981. 19 окт.); Когда есть лидер (Сов. спорт. 1981. 18 окт.); Как квасить капусту (Веч.

106

Москва. 1981. 17 окт.); Когда эмоции неуместны (Незав. газета. 2000. 14 дек.).

Парцеллирование тесно связано с общим изменением ритмомелодии современного текста, обнаруживающего тенденцию к сжатости, экономности высказывания и вместе с тем к емкости и информационной и эмоциональной насыщенности. Членение на отдельные синтаксические единицы, обозначенное точкой, может быть, как мы видели, довольно неожиданным: оно способно подчас разорвать естественные грамматические связи слов.

На письме воспроизводятся интонации живой разговорной речи, когда мысль формируется на ходу: высказано основное, а уже наплывает следующее, вспоминаются детали, новые характеристики, новые картины. Но не только разговорной. Приподнятость стиля, пафосность публицистики также отчасти создаются приемом прерывания высказывания. И разговорность, и публицистичность объединяет одно - эмоциональность и экспрессия. Синтаксически несамостоятельные отрезки текста, но предельно самостоятельные интонационно, выдвинутые за пределы основного предложения, приобретают большую выразительность, становятся эмоционально насыщенными и яркими.

В настоящее время такое членение текста становится устойчивой чертой ряда жанров: фельетон, очерк, корреспонденция, рецензия все чаще и чаще отражают эти интонации и ритм.

Современная художественная проза также охотно использует этот прием, тогда как в печати 20-40-х годов такое явление встречалось не столь часто: Прогулки. До водопада, до Сен-Клера, до пещеры, где некогда жил отшельник. И обратно. Сентябрь был жаркий, погожий (В. Набоков).

Возможности такого приема велики. Рвущаяся строка создает стремительный ритм, динамичность, отчасти резкость: Итак, о чем я буду писать здесь? О себе. О людях, с которыми встречался. О фильмах, которые снимал. О поступках, которые совершал или не совершал. О мыслях, которые передумал (А. Кончаловский); Значит, все-таки поедем. На юг (Т. Толстая).

Может создаваться и иной интонационный рисунок - эффект 'раздумчивой речи', с наплывами воспоминаний. С размышлением по ходу воспоминаний, как, например, в рассказе Т. Толстой 'Самая любимая':

Под стать душе было и лицо - простые голубые глаза, простой российский нос, даже вполне миловидное было бы лицо, если бы от носа до верхней губы не надо было ехать

107

три года. Короткие пышные волосы, так называемый 'дым'. В молодости, конечно, косы.

<...> Мы пьем чай на веранде. Давай тут заночуем. Почему мы сюда не ездим? Тут можно жить! Только сумки таскать далеко. Крапиву бы повыдергать. Цветочки какие-нибудь посадить. Крыльцо починить... Подпереть чем-нибудь. Слова падают в тишину, сирень нетерпеливо вломилась в распахнутое окно и слушает, покачиваясь, наши пустые обещания

В других случаях самостоятельно выделенные члены (пауза перед ними привносит эффект неожиданности) приобретают ироническое звучание, налет легкого юмора, как, например, определения вечные и французские в следующем тексте: Перед нами предстал сорокалетний господин... Хорошо сшитые штучные брюки. Английские желтые полуботинки на толстой подошве. Вечные. Бородка темно-русая, писательская, но более выхоленная и заостренная, чем у Чехова. Французская. Недаром Чехов называл его [Бунина] в шутку господин Букишон (В. Катаев).

Иногда точка, рвущая предложение, не только несет в себе заряд экспрессии, она помогает передать нужный, новый смысл, как, например, в следующем отрывке: Я и вернулся. С руками и ногами, но хуже, чем без них (Е. Карпельцева). Предложение, не разбитое на части, не имело бы уступительного оттенка (хотя с руками, но хуже, чем без них) и звучало бы как подтверждение ранее сказанного. А это противоречило бы замыслу писательницы: жена, провожая мужа на фронт, умоляла его вернуться в любом случае - пусть калекой, все равно вернуться. В варианте без точки: Я и вернулся с руками и ногами... - смысл был бы противоположный (подтверждение с помощью логического ударения: вернулся именно с руками и с ногами, как просила...).

Особый смысл приобретает высказывание в результате расчленения его точкой и в таком примере: - Надо бы нам взять парочку ребятишек из детского дома. Не ради куска хлеба под старость, а чтобы не было пусто на душе, - подумал Григорий Герасимович (А. Коптяева). То, что в устной речи достигается при помощи пауз и логических ударений, в письменной - при помощи знаков, в частности точки, как здесь: точка после слова дома - сигнал понижения голоса, конца повествования, паузы, и потому логический центр высказывания сосредоточивается на сказуемом надо бы нам взять (то, что было бы желательно, но не произошло). Переключение логического акцента на сочетание не

108

ради куска хлеба (без паузы, обозначенной точкой) зачеркивает этот смысл.

Как видим, точка может существенно повлиять на осмысление письменного текста.

Расчлененность высказывания, обозначенная на письме точкой, как прием экспрессивной подачи материала, обладает большими выразительными возможностями. Так передаются естественные интонации разговорной речи, дробление высказывания на части способствует их быстрому восприятию, выделению важных моментов высказывания; прерывистость в подаче сообщения имитирует непосредственность и неподготовленность устного звучания.

Вот примеры из повести Б. Васильева 'Не стреляйте в белых лебедей'. Они стилистически мотивированны и контекстуально оправданны, поскольку расчлененность речи соответствует описываемым здесь состояниям: И Колька по берегу уже не молчком шагал, а рассказывал про жаркие страны. Про моря, на которых никогда не был, и слонов, которых никогда не видал. Но так рассказывал, будто и был и видал, и Олины глазки еще шире раскрывались. И еще: Худой щенок был, заброшенный, и ухо ему кто-то оборвал. По морде то ли вода текла, то ли слезы, а языком он все норовил Вовкину руку лизнуть. Маленьким язычком. Неумелым.

Разговорные интонации целиком пронизывают и этот отрывок из того же произведения: Вот почему за всю дорогу Федор Ипатович и рта не раскрыл. Думы свои свинцовые кантовал с боку на бок и сочинял разные обидные слова. Не ругательные: их до него тьмы тем насочиняли, а особо обидные. Сверху чтоб вроде обыкновенные, а внутри - чтоб отрава. Чтоб мучился потом лесничий этот, язви его, две недели подряд, а привлечь бы не мог. Никак.

Однако членение текста при помощи точек при недостаточности такта и меры может привести к утрате экспрессивности, к появлению своего рода шаблона, стандарта. Такое злоупотребление точками воспринимается лишь как дань языковой моде. Яркое экспрессивное средство превращается в литературный штамп и быстро теряет свой эмоциональный заряд. Особенно это сказывается на языке газеты. Жажда экспрессии, стремление создать ее любыми средствами приводит к противоречию с требованием надежной массовой доступности, с одной стороны, и с оригинальностью и свежестью стиля - с другой.

109

Дробление текста при помощи точек имеет определенные ограничения, связанные со смысловой стороной речи. Пренебрежение такими ограничениями приводит к явным ошибкам. Отрыв членов предложения возможен лишь при условии семантической самостоятельности основного предложения. Например: Когда-нибудь люди смогут попадать в свое детство, возвращаться туда хоть ненадолго. Хоть на несколько часов. Чтобы у каждого детства был свой мемориал, где бы все было как было. Те же деревья, те же дома, речка, те же запахи трав, те же книги на полке (Д. Гранин). Основное предложение здесь вполне достаточно для выражения определенного смысла. Присоединяемые части лишь 'расщепляют' общую, уже высказанную мысль, или распространяют ее, уточняют, разъясняют, усиливают и т.п.

При невозможности самостоятельного употребления основного предложения точка должна быть квалифицирована как ошибка: Произведение написано в стиле. Высоком, приподнятом. Здесь слово стиль в основном предложении само по себе не несет необходимого смысла. Так же как, например, не могут употребляться без придаточных частей предложения некоторые нерасчлененные сложноподчиненные предложения: Он сказал. Что вернется завтра. Хотя подобные предложения, помещенные в структуру с однородными придаточными, могут быть отчленены от своей главной части, например: Я соглашался, что безличье сложнее лица. Что небережливое многословье кажется доступным, потому что оно бессодержательно. Что, развращенные пустотою шаблонов, мы именно неслыханную содержательность, являющуюся к нам после долгой отвычки, принимаем за претензии формы (Б. Пастернак).

Итак, точка, рвущая строку! Сохраняя свое изначальное значение - указывать на конец мысли, понижение интонации в конце повествовательного предложения, она, как видим, способна приобретать и дополнительную значимость, способна расширять свои функции, включаясь в систему стилистических, акцентных и даже смысловых средств; так на базе структурно единого предложения создается ряд высказываний, интонационно и логически выделенных. Точка может усилить художественную и публицистическую выразительность письменного текста. Известно, например, какое большое значение придавал точке И. Бабель: 'Побольше точек! Это правило я вписал бы в правительственный закон для писателей. Каждая фраза - одна мысль, один образ, не больше! Поэтому не бойтесь точек'.

110

К. Паустовский во 'Встречах с Гайдаром' отмечал: 'Есть очень верное выражение: 'В настоящей литературе нет мелочей'. Каждое, даже на первый взгляд ничтожное слово, каждая запятая и точка нужны, характерны, определяют целое и помогают наиболее резкому выражению идеи. Хорошо известно, какое потрясающее впечатление производит точка, поставленная вовремя'¹.

10.2. ТОЧКА С ЗАПЯТОЙ

Судьба точки с запятой интересна тем, что знак этот, в прошлом чрезвычайно употребительный и многозначный, к настоящему времени четко закрепил свои позиции в предложениях с очень распространенными однородными членами или сложными предложениями однородного состава (сложноподчиненными или бессоюзными с перечислительными отношениями).

Мы уже писали, как широко, в разных синтаксических позициях употреблял точку с запятой М.В. Ломоносов - автор 'Российской грамматики', где не только даны правила расстановки знаков, но и осмыслены принципы их употребления².

Эти примеры достаточно красноречивы: во-первых, точка с запятой - в прошлом очень распространенный знак; во-вторых, знак этот качественно не отличался от запятой и, наконец, в-третьих, функции этого знака недифференцированны и нечетко отграничены от функций других знаков - запятой, двоеточия.

Активность точки с запятой наблюдается и на протяжении всего XIX века. Классическая русская литература этого периода - яркое тому подтверждение. Точка с запятой часто употреблялась при противительных, сопоставительных и присоединительных отношениях: Понемногу алая краска чуть-чуть выступила на ее щеки; но губы не улыбались, и темные глаза выражали недоумение и какое-то другое, пока еще безымянное чувство (И.Тургенев); Совесть почти не упрекала Фенечку, но мысль о настоящей причине ссоры мучила ее по временам; да и Павел Петрович глядел на нее так странно... (И. Тургенев); Может быть, Базаров и прав; но мне, признаюсь, одно больно: я надеялся именно теперь тесно и дружески сойтись с Аркадием (И. Тургенев); Виргинский всю ночь на коленях умолял жену о прощении; но прощения не вымолил (Ф. Достоевский).

¹ Паустовский К.Г. Близкие и далекие. М., 1967. С. 357.

² См. раздел 'Изменяемость значений знаков препинания'.

111

Значения причины, следствия также могли передаваться при помощи точки с запятой: Пожалуйте в комнату; я без очков читать не могу (И. Тургенев); Смотрю: погасил Василий Васильич свою свечку и спиной ко мне повернулся; значит: 'шлафензиволь' (И.Тургенев); Я стал кричать, звать на помощь; все в доме всполошились (И. Тургенев); Денег у матери он не просил; у него было свое именьице - бывшая деревенька генерала Ставрогина (Ф. Достоевский); Все они, и вы вместе с ними, просмотрели русский народ сквозь пальцы, а Белинский особенно; уж из того самого письма его к Гоголю это видно (Ф. Достоевский).

При передаче значений уточнительно-разъяснительных также мог стоять знак точка с запятой: ...Засуха стояла тогда такая, что никто и не запомнит; в воздухе не то дым, не то туман, пахнет гарью, мгла, солнце, как ядро раскаленное, а что пыли - не прочихаешь! (И. Тургенев); Оказалось тоже, что он был весьма порядочно образован; даже с некоторыми познаниями (Ф. Достоевский).

Особую функцию выполняет точка с запятой перед конструкцией дополнительно-вставочного характера: Я кликнул своего слугу; Филькой он у меня прозывается (И.Тургенев).

Вот небольшой отрывок, густо оснащенный знаками, среди которых главное место занимает точка с запятой (учитываются только знаки внутренние, отделяющие - в данном случае запятая и точка с запятой).

Она была удивительно сложена; ее коса золотого цвета и тяжелая, как золото, падала ниже колен, но красавицей ее никто бы не назвал; во всем ее лице только и было хорошего, что глаза... Все ее поведение представляло ряд несообразностей; единственные письма, которые могли бы возбудить справедливые подозрения ее мужа, она написала к человеку почти ей чужому, а любовь ее отзывалась печалью; она уже не смеялась и не шутила с тем, кого избирала, и слушала его и глядела на него с недоумением. Иногда, большею частью внезапно, это недоумение переходило в холодный ужас; лицо ее принимало выражение мертвенное и дикое; она запиралась у себя в спальне, и горничная ее могла слышать, припав ухом у замка, ее глухие рыдания (И. Тургенев).

Итак, на 9 употреблений 6 - точка с запятой, 3 - запятая. Перепишем отрывок, приблизив употребление знаков к современному.

112

Она была удивительно сложена. Ее коса золотого цвета и тяжелая, как золото, падала ниже колен. Но красавицей ее никто бы не назвал: во всем ее лице только и было хорошего, что глаза... Все ее поведение представляло ряд несообразностей: единственные письма, которые могли бы возбудить справедливые подозрения ее мужа, она написала к человеку почти ей чужому, а любовь ее отзывалась печалью - она уже не смеялась и не шутила с тем, кого избрала, и слушала его и глядела на него с недоумением. Иногда, большею частью внезапно, это недоумение переходило в холодный ужас: лицо ее принимало выражение мертвенное и дикое, + (;) она запиралась у себя в спальне, и горничная ее могла слышать, припав ухом к замку, ее глухие рыдания.

Мы обошлись без точек с запятыми, причем смысловые взаимоотношения частей высказываний стали для нас более определенными.

Точка с запятой (в функции современной запятой) могла ставиться даже между частями предложения, связанными сопоставительными союзами: Как в романе или драме невыдержанность характеров, неестественность положений, неправдоподобность событий отличают работу, а не творчество; так в лиризме неправильный язык, яркая фигура, цветистая фраза, неточность выражения, изысканность слога отличают ту же самую работу (В. Белинский).

Наблюдения показывают, что основной тенденцией в употреблении точки с запятой является стремление сузить сферу распространения до четко обозначенных позиций: это синтаксическая однородность, перечислительные отношения. Такая тенденция тесно связана с другой - освобождением знака от фиксации иных значений и, следовательно, функциональным сближением с запятой. Вместе с тем и одновременно с этим наблюдается и тенденция разграничения функций точки с запятой и запятой: пунктуация в целом и ее элементы стремятся к четкости в фиксации смыслов. В связи с этим точка с запятой наращивает качественные отличия от запятой, усиливает свои смыслоразличительные свойства: хотя точка с запятой, как и запятая, отделяет синтаксически равноправные части, но части эти менее тесно связаны по смыслу¹.

¹См. раздел 'Функции знаков препинания'.

113

помогают четко определить границы основных частей и тем самым выявить их структурную значимость.

Одиночная запятая, как и точка с запятой, всегда стоит между синтаксически равнозначными частями текста или равнозначными по синтаксической функции словами: она выполняет отделяющую функцию в сложном предложении или в простом с однородными членами: Монахов подтолкнул Светочку к выходу, пришедшие посторонились (А. Битов); Наталья была откровенно довольна, смотрела в потолок плавающим взглядом (А. Битов). Точка с запятой выручает авторов, когда текст чрезмерно осложнен и однородным перечислением, и внутренними выделениями, уточнениями, вводными сочетаниями. Запятая в таком громоздком тексте оказалась бы бессильной. Вот пример: И все шло Мартыну впрок, - и хрустящее английское печенье, и приключения Артуровых рыцарей, - та сладкая минута, когда юноша, племянник, быть может, сэра Тристрама, в первый раз надевает по частям блестящие выпуклые латы и едет на свой первый поединок; и какие-то далекие, круглые острова, на которые смотрит с берега девушка в развевающихся одеждах, держащая на кисти сокола в клобучке; и Синдбад в красном платке, с золотым кольцом в ухе; и морской змей, зелеными шинами торчащий из воды до самого горизонта; и ребенок, нашедший место, где конец радуги уткнулся в землю (В. Набоков).

Следовательно, точка с запятой - знак более ограниченного употребления, нежели запятая. Можно выявить определенную закономерность: там, где стоит точка с запятой, всегда можно поставить запятую (безусловно, такой знак может быть менее выразительным, но вполне приемлемым), однако далеко не каждая запятая может быть заменена точкой с запятой.

Наиболее характерна для современного употребления точка с запятой при перечислении после двоеточия, которое отграничивает обобщающую часть текста:

Он [Бунин] сидит ночью один, весь во власти охватившей его душу любви - единственной, неповторимой любви ... сидит, окруженный запахами, звуками, какими-то неопределенными образами, - и его внимание не в силах сосредоточиться на чем-нибудь одном: то его полностью поглощает блеск замороженной дали; то вдруг он ничего не ощущает вокруг, кроме запаха ночной фиалки; то вдруг он слышит мельницу, заглушающую соловья; то - соловья, заглушающего мельницу; и все это - одна всепоглощающая любовь (В. Катаев).

114

В подобных позициях точка с запятой активна в научных и официально-деловых текстах, документальных корреспонденциях, где частые перечисления связаны с особенностями повествования - описание этапов экспериментов; расширенные характеристики явлений, событий; композиционная четкость и стройность, особенно при необходимости абзацного членения текста. Вот типичный пример для характеристики тех условий, при которых точка с запятой прочно заняла свои позиции.

В научном тексте:

Однозначное понимание терминов в международных договорах обеспечивается расшифровкой их в самом тексте соглашений. Возникает, таким образом, связанная с синонимией проблема омонимов, тоже имеющая своеобразное юридическое звучание и преломление.

Наглядным примером может быть слово 'имущество', предусмотренное различными отраслями законодательства, скажем, в значении: 1) государственного; 2) профсоюзного и иных общественных организаций; 3) колхозного; 4) движимого и недвижимого; 5) ассоциаций трудящихся, акционерного общества; 6) товарищества, кооператива, предприятия, учреждения, организации и т.д. (Язык закона / Под ред. А.С. Пиголкина. М., 1990. С. 81-82).

В законодательном тексте:

1. Государственные образовательные стандарты высшего и послевузовского профессионального образования предназначены для обеспечения:

1) качества высшего и послевузовского профессионального образования;

2) единства образовательного пространства Российской Федерации;

3) основы для объективной оценки деятельности образовательных учреждений... (Федеральный закон 'О высшем и послевузовском профессиональном образовании').

Таким образом, точка с запятой в настоящее время - знак достаточно определенный и ограниченный по условиям своего употребления (ограниченность понимается здесь как небольшой набор синтаксических условий для функционирования знака). Точка с запятой утратила ряд позиций, отмежевавшись от других знаков (двоеточия, запятой). По своему назначению в речи точка с запятой стоит как бы между запятой и точкой, особенно с точки зрения отражения интонации, - знак обозначает паузу средней длительности. Однако такое чисто количественное различие - явление ухо-

115

дящее; тенденции в употреблении точки с запятой показывают усиление в знаке смысловых показателей, т.е. изменений качественных. Знак все более употребляется как фиксатор смысловых разрывов в тексте, он разъединяет тематически отстоящие друг от друга части предложений, помогает перераспределить смысловые и грамматические связи слов. Такая роль знака особенно наглядно постигается при некоторых манипуляциях с текстом, например: Сытые лошади деловито трусили ровной рысцой, казалось не замечая ни сбруи, ни упряжки, бежали себе, привычно пофыркивая и встряхивая челки над глазами (Ч. Айтматов). Ср. варианты с более четкими смысловыми связями: Сытые лошади деловито трусили ровной рысцой, казалось не замечая ни сбруи, ни упряжки; бежали себе, привычно пофыркивая и встряхивая челки над глазами. - Сытые, лошади деловито трусили ровной рысцой; казалось, не замечая ни сбруи, ни упряжки, бежали себе, привычно пофыркивая и встряхивая челки над глазами.

Точка с запятой, поставленная в том или другом месте, сообщает предложению единственное прочтение, тогда как при запятой допускается разное толкование. В других случаях точка с запятой может помочь избежать логической или смысловой ошибки. Например, в предложении Перед Чеховым пошли мужики, переселенцы, нищета, эпидемии, царская каторга... ('Культура и жизнь') запятые уравнивают в однородном ряду слова разного семантического плана, понятийно не соотносимые. Избежать такой ошибки можно с помощью точки с запятой: Перед Чеховым пошли мужики, переселенцы; нищета, эпидемии, царская каторга... В таком случае часть предложения приобретает самостоятельность и может быть воспринята как перечисление номинативных конструкций, обобщенно рисующих картины тяжелой, безрадостной жизни.

10.3. ДВОЕТОЧИЕ

Для современного употребления двоеточия характерна разъяснительно-пояснительная функция. Двоеточие предупреждает о таком пояснении. В XIX веке двоеточие могло иметь и другие значения, менее дифференцированные. Например, двоеточие перед союзом но и при обозначении противопоставления и следствия.

Разъяснительно-пояснительная функция представлена рядом значений: причинной обусловленности, обоснования, раскрытия содержания, конкретизации общего понятия.

116

Причинная обусловленность и значение обоснования передаются при помощи двоеточия в бессоюзных сложных предложениях, где именно двоеточие сигнализирует о таких смысловых взаимоотношениях частей предложения. Например:

Слышатся и вопросы в ее рассказе и ответы на эти вопросы: с кем-то она, видимо, о чем-то спорила, что-то кому-то доказывала (Г. Семенов) (значение причинной обусловленности); Она познакомилась с ним на третий день его приезда, так, как знакомятся в старых романах или в кинематографических картинах: она роняет платок, он его поднимает (В. Набоков) (значение пояснения, обоснования). Пояснительно-разъяснительные отношения обнаруживаются и в примере с объектной частью предложения: Теперь-то я знаю: всякое горе - горе (И. Грекова ).

Двоеточие проявляет общее значение слова: Одно было ясно: он должен непременно кому-то что-то доказать... (И. Грекова). Конкретизации значения служит двоеточие в предложениях с обобщающими словами: Внизу на тротуаре спешило по делам местное население: чиновники, дамы с собачками, дамы с корзинками (Н.Ильина). И в том и в другом случае основной является опять-таки разъяснительная функция.

Близка к разъяснительной функция двоеточия в предложениях при комбинации чужой и авторской речи. Двоеточие ставится после вводящих прямую речь слов (глаголов сказал, подумал, возразил, вскрикнул и др.): Казалось, чайки тревожатся и спрашивают себя: 'Чьи мы? Чьи мы?' (К. Паустовский). То же при вопросно-ответной форме построения сложного предложения: В Солотче почти нет избы, где не было бы картин. Спросишь: кто писал? Отвечают: дед, или отец, или брат (К. Паустовский).

Разъяснительно-пояснительный тип предложения обнаруживается при построении двучленных конструкций, очень распространенных в современном газетном заголовке, в обозначении рубрик, где двоеточие закрепилось как единственно приемлемый знак.

Новое функциональное качество знака здесь - ритмико-эмфатическое (эмфатический - от греч. emphasis, эмфаза - выразительность). Современная пресса активно использует этот знак, хотя правилами он не предусмотрен. При помощи двоеточия достигается определенная краткость и броскость, рекламность, именно поэтому двоеточие можно назвать эмфатическим, т.е. употребленным в выразительных целях.

117

Такие двучленные конструкции эффектны, броски и лаконичны, строятся они по схеме: название общей проблемы и конкретизирующие ее частные аспекты и детали; место и событие. Там, где имеется такое соотношение между частями заголовка, двоеточие оправданно и своим собственным значением: это знак, сигнализирующий разъяснение: Крым: цветущий миндаль на фоне взрывов (Лит. газ. 1998. 11 февр.); Нижний Новгород: квартиры в кредит (Труд. 1997. 16 дек.); Современная офтальмология: щадящие методы лечения (АиФ. 2000. ? 51).

Двоеточие стало употребляться часто не столько как традиционный знак препинания, сколько как условный графический отграничитель, недаром после такого двоеточия вторая часть высказывания нередко оформляется с прописной буквы, т.е. она не воспринимается как продолжение предложения: Шахматы: Школьники против гроссмейстеров (Правда. 1975. 12 ноября). Заголовочные конструкции с двоеточием отвечают требованиям газетных жанров: они броски, компактны, динамичны.

Итак, двоеточие в современном его употреблении - это знак, имеющий достаточно узкое применение: значения, передаваемые при помощи этого знака, так или иначе пояснительно-разъяснительные. Однозначная функциональная ориентация знака позволила активизировать его употребление в газетных публикациях с целью расчленения двучленных построений пояснительно-разъяснительного типа.

Однако увлечение двучленными конструкциями, которые особенно были модны в 60-70-е годы XX века, привело к явному злоупотреблению в использовании двоеточия. Его функции становятся расплывчатыми, а иногда знак и вообще лишается смысла. Например, в результате постановки двоеточия без учета его функциональной значимости становится неясной мысль, выраженная в заголовке заметки Дети - детям: Прага - Ханой, помещенной в бюллетене 'Век XX и мир' (1971. ? И). В заметке под таким заголовком рассказано о солидарности детей, о том, как дети Праги посылали подарки детям Ханоя. Более естественно было бы выразить эту мысль так: Дети Праги - детям Ханоя. Кстати, динамичность и броскость от этого не исчезли бы.

Еще недавно в газетах двоеточие активно употреблялось в двучленной конструкции 'именительный падеж - вопросительное предложение': Баскетбольная Эллада: какая она? (Сов. спорт. 1981. 17 окт.). Однако такое оформление не выдерживалось; параллельно можно было встретить в таких позициях и иные знаки. Так наметился нежелательный разнобой: Гастроли в Москве. Что

118

они значат? (Комс. правда 1971. 23 июля); Путь новой идеи, как его сделать короче? (Лит. газ. 1971. 1 дек.); Массовая литература - новый феномен? (Лит. газ. 1971. 24 марта); А библиотека - что может она? (Лит. газ.. 1987, 9 дек.). Такой разнобой отмечен и в 90-е годы: Реформы - ради чего?; Крым. Что впереди? (Оба примера из одного номера газеты - АиФ. 1994. 5 февр.); Закон о печати: каким ему быть? (Правда. 1990. 8 янв.); Бесплатный обед. За чей счет? (Лит. газ. 1990. 10 янв.).

Та же неустойчивость в использовании знаков и в других двучленных построениях, без вопросительной части: Критика: обратная связь; Парламент: уроки первого года; Карабах: патовая ситуация; Национальный вопрос - эмоции и лабиринты; Дворцы - без вины виноватые (все приведенные примеры из одного номера газеты - Лит. газ. 1990. 10 янв.). Из других газет: 'Комиссар': на перекрестке мнений (Правда. 1990. 8 янв.); Событие недели: дискуссии в Литве (Комс. правда 1990. 14 янв.); Вагонный столбняк. Лечение затянулось (Сов. Рос. 1990. 14 янв.).

Как видим, живой газетный материал настоятельно требует четких рекомендаций относительно пунктуационного оформления подобных заголовков. Такие рекомендации могут быть сделаны на основе обобщений этого материала и учета функциональной значимости пунктуационных знаков.

Отрадно заметить, что злоупотребление, о котором шла речь, особенно распространенное в 70-е годы, пошло сейчас на убыль. Газеты последних лет явно освобождаются от него, построения эти стали употребляться более строго, в соответствии со смыслом и структурой.

Итак, практика употребления двоеточия постепенно приводит к уточнению и конкретизации пояснительно-разъяснительной функции этого знака, а также приобретению знаком функции ритмико-эмфатической (наглядно-выразительной). Следовательно, в плане рассмотрения тенденций употребления двоеточия можно заметить сужение и локализацию функций по сравнению с более широким и менее упорядоченным употреблением знака в прошлом, в частности в XIX веке. Ср.: Впрочем, я не прошу вас разделять мое мнение: если моя выходка вам кажется смешна - пожалуйста, смейтесь: предупреждаю вас, что это меня не огорчит нимало (М. Лермонтов).

Еще чаще употреблялся знак в XVIII веке: Одно ясно и подробно понимаем: другия хотя ясно в уме представляем, однако подробно изобразить не можем (М. Ломоносов) - при

119

противопоставлении; Им обогащающийся никого не обидит: за тем что неистощимое и всем обще предлежащее сокровище себе приобретает (М. Ломоносов) - перед подчинительным союзом, начинающим придаточную часть; Испытание натуры трудно, Слушатели: однако приятно, полезно, свято (М.Ломоносов) - перед противительным союзом; Известно в Италии в недавнем времени учинилось, что громовые удары иногда из погребов выходили: и ради того причина оных со всем разныя от Електрической силы была назначена (М. Ломоносов) - перед присоединительным предложением.

Можно заметить, что функции этого знака оформлялись сложно, противоречиво. Процесс, как видим, был длительным, но определенным - знак неуклонно шел путем накопления пояснительно-разъяснительной значимости. В этом смысле интересно обратить внимание, например, на то, что в сочинениях М. В. Ломоносова довольно часто двоеточие стоит на стыке главной части предложения и придаточных причинных (с причинными союзами). С современной точки зрения знак этот лишний, так как значение причины передается лексически - причинными союзами. Но постепенно, закрепившись в такой позиции, знак стал ассоциироваться со значением причины, обоснования. Именно поэтому уже в бессоюзном предложении он как бы взял на себя причинное значение, стал знаком содержательно значимым. Разъяснительно-пояснительная функция двоеточия стойко сохраняется, однако, как увидим далее, знак этот начинает утрачивать некоторые (далеко не все и не всегда!) позиции и уступать место другому знаку - тире.

10.4. ТИРЕ

Судьба тире в русской пунктуации очень интересна и стремительна: появившись только во второй половине XVIII века , т.е. позже других знаков (в 'Российской грамматике' М.В. Ломоносова оно еще не отмечено), тире все шире и заметнее завоевывает себе позиции в пунктуационной системе.

Применение этого знака имеет очень широкий диапазон. Прежде всего, тире многофункционально: оно выполняет функции и чисто структурные, и смысловые, и экспрессивные. В настоящее время тире ведет себя явно наступательно по отношению к другим знакам, в частности, заметно вытесняя в ряде позиций двоеточие.

¹ См.: Иванова В.Ф. О первоначальном употреблении тире в русской печати // Современная русская пунктуация. М., 1979. С. 236-253.

120

Широта применения тире в современных публикациях свидетельствует о некоторой универсализации этого знака. Хотя определенные закономерности его употребления очевидны¹.

Еще раз подчеркнем широту диапазона употребления тире: 1)это фиксатор всевозможных 'грамматических' пропусков, тире заполняет эти словесно пустые места; 2) при отсутствии специальных лексико-грамматических средств выражения (при бессоюзии) тире способствует передаче на письме особых смысловых отношений - условно-временных и следственных, в устной речи эти значения передаются интонационными средствами; 3) служит цели создания эмоционально-экспрессивных и актуализирующих качеств речи.

Но употребительность тире растет. Знак начинает 'захватывать' чужие позиции, особенно если они определяются смысловыми показателями. В частности, выявляется тенденция к вытеснению двоеточия знаком тире в тех случаях, когда пояснительно-разъяснительный смысл конструкций очевиден, - смысловые отношения частей предложения проявляются на лексическом уровне, лежат на поверхности.

Употребление двоеточия сводится к очень конкретным и явно немногочисленным конструкциям, особенно закрепляется оно в позиции перед перечислением (хотя и здесь тире уже достаточно потеснило двоеточие). В других же случаях, даже когда оно поддерживается ныне действующими правилами пунктуации², двоеточие практически заменяется тире. Вот примеры из современных публикаций на употребление тире в бессоюзном сложном предложении при обозначении причины, пояснения, обоснования во второй части: Не узнать Москвы - она преображена новыми кварталами, зданиями, разбежавшимися на запад, север, юг (М. Луконин); Снимать было бесполезно - плохая видимость ('Вокруг света'); Но вчерашняя пахота по снегу оправдала себя - почва обветрилась, вывернутые по снегу пласты рассыпались под лучами солнца на мелкие ровные комочки (Ч. Айтматов); Несмотря на силищу, на фронте он не бывал - бронировали его спецстроительства, не отведал он ни ран, ни госпиталей (А Солженицын); Девушка обернулась живо и посмотрела на него с игринкой - так, показалось ей, ласково он ее взял и держал за руку (А. Солженицын).

¹ См. главу 'Тире' в разделе 'Функции знаков препинания'.

² См.: Правила русской орфографии и пунктуации. М., 1956.

121

Тире активно используется при значении конкретизации смысла во второй части предложения, для раскрытия содержания, например: Из длинного этого разговора о воображении ясно только одно - без воображения нет подлинной прозы и нет поэзии (К.Паустовский).

Особенно характерен знак в таком употреблении при наличии в первой части предложения слова с неконкретным значением: Так они шли - впереди Аджимурат, на поводу у него Черногривый, за ним Султанмурат с ношей на спине, замыкал это шествие дворняга Актош (Ч. Айтматов).

Тире начинает заменять двоеточие и в бессоюзных предложениях с присоединением с объектным значением, когда в первой части имеются глаголы со значением действия, предупреждающие о дальнейшем изложении (возможна подстановка 'и увидел, что', 'и услышал, что', 'и почувствовал, что'): Бугаев поднял голову - в зимней ночи ясно был виден правильной формы, наполненный воздухом купол (К. Ваншенкин); Малинин притронулся рукой - под ватником плечо было теплое. Михнецов был жив (К. Симонов); Я подумал - он ждет слов (К. Паустовский); Ждал, ждал и вот - в мертвейший час ночи сызнова заработали звуки (В. Набоков). В таких случаях справочники однозначно рекомендуют только двоеточие.

Тире вместо двоеточия часто ставится и перед перечислением после обобщающего слова. Например: ...Все было ново и весело - и валенки, и снеговики, и гигантские синие сосульки, свисающие с крыши красного амбара, и запах мороза и смолы, и гул печек в комнатах усадьбы (В. Набоков); Мы должны быть благодарны Куприну за все - за его глубокую человечность, за его тончайший талант, за любовь к своей стране, за непоколебимую веру в счастье своего народа и, наконец, за никогда не умирающую в нем способность загораться от самого незначительного соприкосновения с поэзией и свободно и легко писать об этом (К. Паустовский); Все волновало тогда его ум - и луга, и нивы, и лес, и рощи, в 'часовне ветхой бури шум, старушки чудное преданье' (С. Гейченко); Люби все - и росу, и туман, и уток, всех других птиц и зверей. Ведь это так просто - взять да любить (В. Тендряков); Хороших байдарочников было всего трое - Игорь Шуляев, Коля Корякин и, разумеется, сам Андрей Михайлович (В. Тендряков); Я всегда был с любимыми своими героями при всех обстоятельствах их жизни - в горе и счастье, в борьбе и тревогах, победах и неудачах (К. Паустовский); Большим

122

художником можно стать, только выстрадав на это право, - отрезав себе ухо, сев в тюрьму, сойдя с ума. Не отстрадав положенное, не много шансов стать признанным (А. Кончаловский); Там чудно все - и горы, и луна, и пальмы юга... (Н.Рубцов); Сложностью светописи объяснялись увесистость и крепость бравых дедушкиных поз на бледноватых, но очень добротных фотографиях, - дедушка в молодости, с ружьем, с убитым вальдшнепом у ног, дедушка на кобыле Дэзи, дедушка на полосатой верандовой лавке, с черной таксой, не хотевшей сидеть смирно, а потому получившейся с тремя хвостами (В. Набоков).

Особенно необходимым оказывается тире при перечислении, когда такая ситуация возникает в одном предложении дважды. Тогда в одной позиции ставится тире, во второй - двоеточие (или наоборот): Всякое было за долгий, никак не желавший кончаться день - и буран, и снегопад, и нежданное солнце, а ночью сделалось тихо и торжественно: неяркий свет газовых фонарей, белые, словно обернутые марлей силуэты деревьев, мягкое скольжение снежинок (Б. Акунин).

Значение 'а именно' тоже чаще обозначается тире, а не двоеточием: Но все было ничего до одного случая - покатилась с машины бочка и ударила Шарафа как раз в больное место (А. Солженицын).

Тире стало обычным и в сложноподчиненном предложении в случаях, когда в главной части есть слова, предупреждающие о разъяснении (по правилам здесь опять-таки должно быть двоеточие): Но важно одно - что они поставили ребром вопрос о поэтическом языке (Б. Эйхенбаум); И он не подходил ко мне, он только смотрел на меня и улыбался, и я yoke думала только об одном - когда же он протянет ко мне руки (Р. Зернова); Может, для будущего это как раз важнее всего - чтобы мы вот здесь и сейчас научились творить мгновения, не откладывая (В. Леви); Скромный памятник Юлии будет свидетельствовать именно об этом - что близкие люди ее помнят, что родная земля ее помнит (Ч. Айтматов). Тире заменяет двоеточие и при пространном разъяснении с помощью сложноподчиненного предложения: Еще там он дал себе зарок - если останется в живых, посвятить жизнь исполнению этой мечты, чтобы тем самым, как он надеялся, сказать тоже свое слово о войне. Именно свое слово (Ч. Айтматов).

123

Процесс своего рода универсализации знака тире в настоящее время настолько активен, что тире занимает позиции и других знаков, в частности - запятой в обычном сложноподчиненном предложении: Очень важно понять - что такое в прозе повествовательное и что такое изобразительное (В. Катаев); Сказку пишешь почти не дыша - чтобы не сдуть тончайшую пыльцу, которой она покрыта (К. Паустовский); Хоть и был бы теперь он жив - так женат где-нибудь в Бразилии или в Австралии (А. Солженицын).

Практика такого широкого употребления тире вместо двоеточия (а иногда и запятой) отнюдь не свидетельствует о том, что в тех же условиях уже не может стоять обычный знак: параллельное употребление свидетельствует лишь о наметившейся тенденции и, следовательно, в данное время о возможности выбора знака - более традиционного, строгого, 'академического' (двоеточия) и нового, более вольного, энергичного и экспрессивного (тире). Выбор зависит от характера текста, манеры изложения, наконец, от авторской привычки, но ясно одно - сдержать наступательное движение тире уже нельзя.

Эффект выбора особенно наглядно проявляется при необходимости сочетать знаки (в тексте, сложных конструкциях): там, где складываются схожие условия для употребления знака, тире отводится подчиненная роль по отношению к двоеточию, например: Видим - этого мало: болезнь запущена (В. Панова); Тотчас же кинулся в глаза цветной снимок: под синим небом - площадь (В. Набоков). В первом случае возможна перестановка знаков (Видим: этого мало - болезнь запущена), во втором это невозможно. Замена двоеточия знаком тире может оказаться невозможной, если рядом уже имеется тире, занимающее свое собственное (по правилу), место, как в предложении И открылось: вся ее жизнь - это порыв к высшим ценностям бытия, к духовному началу (Лит. газ. 1981. 28 окт.); или в приведенном предложении, при сохранении первого тире Видим - этого мало: болезнь запущена (В.Панова). Так что в конечном счете все решает контекст, в этом и заключается гибкость современной пунктуации.

Говоря о наступательной роли тире, хотелось бы сделать такую оговорку: знаки, уступая место тире, не исчезают вовсе, они несколько меняют свое качество. В этом и сказывается процесс исторических преобразований в пунктуационной системе. Количественные 'накопления' здесь - имеется в виду практика употребления - постепенно приводят к качественным изменениям.

124

10.5. МНОГОТОЧИЕ

Многоточию в 'Правилах русской орфографии и пунктуации'¹отведено очень скромное место: отмечается лишь, что знак этот обозначает незаконченность высказывания, заминки в речи, а также пропуски при цитировании. На самом деле в современной печати употребление многоточия значительно шире и оно более значимо: оно связано с содержательной и эмоциональной стороной речи.

Развитие значений многоточия идет по пути углубления его содержательной сущности: указание на подтекстное содержание, алогизмы, указание на неожиданность и неоправданность каких-либо сочетаний слов и т. п. Вот некоторые примеры на употребление многоточия, указывающего на глубокое подтекстное содержание: Я перепугалась и смотрела в воду: может быть, ничего не увижу, а может, увижу, как это глубоко... (А. Грин); Если б теперь вернуться к Коле, вымолить прощение. Но Коля за стенами и замками... (В.Тендряков); Тогда, в 41-м... (Моск. комс. 1981. 11 ноября); Где дуб шумел и красовался, там пень стоит... А дуба нет... (Н. Рубцов).

В примере Нужна ли ученому наука... (заголовок в газете - Моск. комс. 1981. 4 ноября) подчеркивается неожиданность высказывания, в какой-то мере абсурдность его.

Многоточие способно подчеркнуть алогизм, неоправданность сочетания каких-либо слов, указать на факты, противоречащие здравому смыслу. Вот примеры подобных заголовков в газетах: Туристские тропы... под землей (Комс. правда. 1981. 17 ноября); Роса... по заказу (Веч. Москва. 1981. 28 окт.); Громкая... тишина (Комс. правда. 1981. 25 окт.); О конкуренции и... равенстве (Комс. правда. 1981. 29 окт.); Целебная вода под... городом (Правда. 1981. 25 сент.); Разнообразие... по стандарту (Правда, 1982.18 июля).

При многократном повторении многоточие усиливает контекстуальное напряжение, разрывает грамматические связи слов и одновременно объединяет содержательно разрозненные детали описания в целостную картину, передающую смену ощущений, неясных, быстро следующих друг за другом: Сердце выпрыгивало из груди, когда он наконец поспел вовремя. Ялик с прекрасным гребцом... белая рубашка, отложной ворот, кудри, высокомерный взгляд... на корме дама в широкополой шляпе с солнечным зонтиком... бочком, как амазонка, лица под полями не

¹ См.: Правила русской орфографии и пунктуации. М., 1956. С. 106-107.

125

разглядеть... лодка с разгона, шурша, ткнулась в песок, юноша выпрыгнул и подтянул ее к берегу... стройный! подал руку и дама подняла лицо... заплаканное! Там они расстались, под соснами, на песчаной тропе. Игорь, как мог, остановил мгновение: Александр Александрович!!. чтобы в лицо... но это был уже кто-то совсем другой, хоть и тоже в белой рубашке, но с ракеткой под мышкой: стоял поближе к кустам и озирался направо и налево... (А. Битов). Довольно густо оснащен многоточиями следующий текст, хотя ситуация здесь несколько иная - двоеточие потребовалось для заполнения пропусков в чужом тексте (персонаж пересказывает разговор по телефону):

- Что это у нас трубка не повешена?.. - и я хватила мокрыми, наскоро обтертыми пальцами трубку, чтобы крикнуть: 'Да, Женечка! Конечно, Женечка!' - и снова броситься прочь. Слуховой аппарат ее пел и попискивал, она ничего не замечала.

- Ну что она говорит? - спрашивал на ходу кто-нибудь из домашних.

- Сейчас послушаю... Про какую-то Софью Сергеевну, как та летом ездила в санаторий и какие там были розы... розы, говорит, были красные, а листья у них зеленые... на небе было солнце... а ночью - луна... а в море - вода... кто выкупался - выходит из воды... и переодевается в сухое... а мокрую одежду сушит... а вот спросила, как мы живем. Хорошо, Женечка! Я говорю, хорошо, Женечка! Хо-ро-шо! Да! Передам! Передам! (Т. Толстая. Самая любимая.)

Многоточие - частый и незаменимый знак в текстах большого эмоционального накала, интеллектуального напряжения. Такое многоточие может заключать в себе очень большое и глубокое содержание, объяснимое лишь широким контекстом.

Приведем пример:

Твои сыны, Отчизна

Необычайно трудно диктовать эти строки отсюда, из Караганды. Нас всех словно оглушила неожиданная трагичность случившегося. Вчера беседовали с врачами, договаривались, как и где нам позволят встретиться с ребятами.

А идти некуда.

И только возвращаешься памятью к началу июня, когда они стояли втроем на бетонных плитах у подножия ракеты

126

и даже во время рапорта не могли погасить улыбки - так нетерпеливо они рвались в космос.

- Если бы мне сказали, что я не полечу, я, кажется, умер бы,- сказал накануне Георгий Добровольский.

- Я не понимаю, как новое дело может быть неинтересным, особенно такое огромное, важное для всего человечества, как освоение космоса,- признался Виктор Пацаев.

- Это будет трудный полет, ребята, и все же я жду с нетерпением, когда смогу сказать: 'Здравствуй, космос!' - говорил Владислав Волков.

Кто мог предположить, что это их последняя встреча с журналистами?

Вот сейчас я думаю о них и невольно задаю себе вопрос, который, наверное, многие задают. Ну, а если бы, если бы накануне старта кто-нибудь сказал им: всякое, мол, может случиться, решайте заново, идти или не идти? Сделал ли бы кто-нибудь из них шаг назад?

Нет, конечно.

Таких людей, как они, не испугать предполагаемой опасностью. Хотя бы уже потому, что они лучше, чем кто-либо, знают и возможности техники, и ту неизбежную долю риска, без которой ничто новое на свете не совершается. Они выбрали свой путь не накануне старта, они обдумывали свое решение не в одночасье, накоротке. Это был выбор жизни, выбор призвания. Я видел их за месяц, за два дня, за день, за два часа до полета. Не могу найти других слов: они были очень счастливы.

Счастливы...

Только что приехал в гостиницу Иван Григорьевич Борисенко, спортивный комиссар. Оттуда. От корабля. Глядя куда-то поверх наших голов, с остановками, словно удивляясь собственным словам, стал рассказывать. Какое утро было тихое, и как все шло точно по расписанию, и как мягко сел корабль - чуть полынь качнулась. Только связь почему-то прервалась. А потом люк открыли...

Да, дорого иногда дается нам счастье.

Мне кажется, сегодня утром человечество стало старше. Сколько раз и прежде мы говорили о том, что освоение космоса - трудное, полное неизведанных глубин дело. И вот космос вновь грозно заявил о себе, напомнил, что путь к звездам действительно ведет сквозь тернии.

(Правда. 1971. 1 июля.)

127

Первое многоточие стоит после слова счастливы, выделенного абзацем. Впереди уже было слово счастливы (они были очень счастливы). Здесь это слово наполнено конкретным смыслом: космонавты были действительно счастливы, готовясь к полету-подвигу. Но они погибли. И за вторым счастливы (уже с многоточием!) целая бездна горя и страдания. Катастрофа потрясающая и очевидная. Но верить не хочется. Это инстинктивное сопротивление очевидности, желание отстраниться от нее передается журналистом просто и ясно (см. текст): А потом люк открыли... Продолжать излишне. И бесконечно тяжело. Пусть читатель сам вообразит себе, что там увидели, а пишущему достаточно поставить многоточие.

Многоточие - знак эмоционального напряжения, знак, расшифровывающий подтекст, знак скрытого смысла. Такую функцию выполняет этот знак, трижды употребленный, и в следующем тексте:

Он стоял на сером бетонном поле аэродрома - один, даже тени не было возле него. Жаркое африканское солнце висело в зените, и все тени спрятались под ноги людям. Несколько последних часов для Мануэля были нервными, напряженными. В городе шли жестокие схватки, вокруг умирали люди - его друзья среди них были тоже, - а он, оставив их, пусть ненадолго, отправлял из города нас...

Вот таким он запомнился мне: невысокий человек с кудрявой, окладистой, иссиня-черной бородой на умном тонком лице - один на поле... А за спиной у него уже раздавались выстрелы - перестрелка из центра города сместилась к территории аэропорта...

(Комс. правда. 1975. 12 июня.)

Многоточие как знак эмоционального напряжения, как знак, помогающий скрыть мысль, не дать ее обнаженно, и вместе с тем наметить перспективу в восприятии и осмыслении текста, очень часто используется в поэтических произведениях:

Тяжко и горько мне...

Кровью поют уста...

Снеги, белые снега -

Покров моей родины -

Рвут на части.

На кресте висит

Ее тело,

Голени дорог и холмов

Перебиты...

(С. Есенин. Сельский часослов.)

128

И вдруг такой повеяло с полей

Тоской любви, тоской свиданий кратких!

Я уплывал... все дальше... без оглядки

На мглистый берег юности своей.

(Н. Рубцов. 'И вдруг такой повеяло...')

В глухую темень искры мечет,

От искр всю ночь, всю ночь светло...

Бубенчик под дугой лепечет

О том, что счастие прошло...

И только сбруя золотая

Всю ночь видна... Всю ночь слышна...

А ты, душа... душа глухая...

Пьяным пьяна... пьяным пьяна...

(А. Блок. 'Я пригвожден к трактирной стойке'.)

Вот задрожали березы плакучие

И встрепенулися вдруг,

Тени легли на дорогу сыпучую:

Что-то ползет, надвигается тучею,

Что-то наводит испуг...

С гордой осанкою, с лицами сытыми...

Ноги торчат в стременах.

Серую пыль поднимают копытами

И колеи оставляют изрытыми...

Все на холеных конях.

(О. Мандельштам. 'Среди лесов, унылых и заброшенных...')

Особенных претензий не имею

Я к этому сиятельному дому,

Но так случилось, что почти всю жизнь

Я прожила под знаменитой кровлей

Фонтанного дворца... Я нищей

В него вошла и нищей выхожу...

(А. Ахматова. 'Особенных претензий не имею...')

Боже мой!

Неужели пришла пора?

Неужель под душой так же падаешь, как под ношей?

А казалось... Казалось еще вчера...

Дорогие мои... дорогие... хор-рошие...

(С. Есенин. Пугачев.)

129

Многоточие в поэтических текстах передает нескончаемость перечисляемого ряда, подчеркивает неисчерпанность передаваемого содержания:

И если умирает человек,

с ним умирает первый его снег,

и первый поцелуй, и первый бой...

Все это забирает он с собой.

(Е. Евтушенко. 'Людей неинтересных в мире нет'.)

Зачем же никто из придворных вельмож,

Увы, на него не похож?

А солнца лучи... а звезды в ночи...

А эта холодная дрожь...

(А. Ахматова. Мелхола.)

Многоточие так популярно у поэтов, что подчас употребление его перерастает в некий композиционный прием, позволяющий скрепить части стихотворения в единую сложную форму, как, например, у А. Блока:

Лишь раз гусар, рукой небрежною

Облокотясъ на бархат алый,

Скользнул по ней улыбкой нежною...

Скользнул - и поезд в даль умчало.

Так мчалась юность бесполезная,

В пустых мечтах изнемогая...

Тоска дорожная, железная

Свистела, сердце разрывая...

(А. Блок. На железной дороге.)

Это не означает, конечно, что в стихотворных текстах невозможно обычное употребление этого знака, например при передаче недосказанности речи, прерывистости, при передаче обычных разговорных пауз:

Ты знаешь,

Он был забавно

Когда-то в меня влюблен.

Был скромный такой мальчишка,

А нынче...

Поди ж ты...

Вот...

130

Писатель...

Известная шишка...

Без просьбы уж к нам не придет.

(С. Есенин. Анна Онегина.)

Или когда многоточие служит знаком смещения временных планов при передаче воспоминаний о прошлом: многоточие здесь как бы проясняет постепенно всплывающие в памяти детали далекого, ушедшего времени:

'Смотрите...

Уже светает.

Заря как пожар на снегу...

Мне что-то напоминает...

Но что?..

Я понять не могу...

Ах!.. Да...

Это было в детстве...

Другой... Не осенний рассвет...

Мы с вами сидели вместе...

Нам по шестнадцать лет...'

(С. Есенин. Анна Снегина.)

Как видим, многоточие - знак достаточно емкий: он обладает способностью передавать еле уловимые оттенки значений, более того, как раз эта неуловимость и подчеркивается знаком, когда словами уже трудно что-либо выразить; это знак эмоционально наполненный, показатель психологического напряжения, подтекста.

Именно в этом направлении идет развитие значений знака - расширение содержательных и эмоционально-экспрессивных качеств. Разумеется, знак не теряет при этом и своих традиционных свойств - передача недосказанности, недоговоренности высказывания, прерывистости и затрудненности речи, наконец, указание на преднамеренные пропуски частей высказывания. Словом, многоточие - знак активный в современной печати, особенно в некоторых видах и разновидностях литературы. Это художественная литература, а также публицистика - в малых и больших ее жанрах. В литературе официально-деловой и научной нет места многоточию (разве только для обозначения пропусков при цитировании). Это и понятно: в таких произведениях не может быть недоговоренности, двусмысленности, недосказанности, как недопустимо разное прочтение, предугадывание смысла и т. п.

131

Очевидно, что многоточие как знак лишено 'грамматичности'. Его позиции в составе предложения и целого текста непредсказуемы. Они не могут быть определены четкими правилами, поскольку не связаны с грамматикой текста, с построением синтаксических конструкций, а всецело подчинены эмоциональной и содержательной стороне речи.

11. ПУНКТУАЦИЯ СВЯЗНОГО ТЕКСТА

Правила пунктуации, рекомендуемые справочниками и учебниками, учитывают обычно отдельно взятое предложение, изолированное от других. Связный текст диктует свои законы, свои правила. Пунктуация связного текста часто зависит от смысловых связей ряда синтаксических построений (предложений), объединенных единством мысли, общей стилистической направленностью, наконец, единым эмоционально-экспрессивным настроем. Именно это сказывается на пунктуационном оформлении каждого предложения, включенного в контекст¹.

При рассмотрении изолированного предложения мы неизбежно сталкиваемся с проблемой факультативности некоторых знаков. Например, объясняя пунктуацию предложения Тихон Павлович возвращался со станции домой, на хутор (М. Горький), мы вправе рассуждать примерно так: выделение обстоятельства на хутор необязательно; обособляя эту предложно-падежную форму, автор хотел подчеркнуть уточняющий характер ее относительно впереди стоящего члена предложения. В отдельном предложении жестко обязательны только знаки, диктуемые его собственным строением, т.е. имеющие грамматическое основание. Знаки, диктуемые оттенками значений и интонацией, можно условно признать факультативными. При анализе пунктуации целого текста проблема факультативности, как правило, не стоит, так как смысловые оттенки и интонационные особенности предложений в тексте взаимообусловленны и достаточно определенны. Очевидно, что 'грамматические' знаки препинания в изолированном предложении и в предложении, включенном в текст, совпадают. Что же касается знаков, фиксирующих смысловые оттенки и интонационные нюансы, то здесь все целиком зависит от контекста и конкретного авторского задания.

Особенно заметно влияние контекста на такое синтаксическое явление, как обособление. В отдельно взятом предложении обособ-

¹ См.: Фигуровский И.А. Обучение школьников пунктуации целого текста // Русский язык в школе. 1970. ? 1.

133

ление часто бывает факультативным, если его не требует структура, т. е. выделение знаками того или иного второстепенного члена предложения возможно, при определенных смысловых или стилистических условиях, но необязательно, так как грамматическая структура этого предложения отнюдь не требует членения на какие-либо части. Контекст же конкретизирует смысловую сторону речи, и тогда выделение может стать обязательным условием при передаче нужного, подчас единственно возможного оттенка значения. Интересно в этом плане сопоставление двух отрывков из рассказа А.Чехова 'На подводе', где встречается один и тот же член предложения, но в разных контекстах: в одном случае он обособляется, а в другом - нет. Ср. эти отрывки:

1. Этот Ханов, мужчина лет сорока, с поношенным лицом и с вялым выражением, уже начинал стареть, но все еще был красив и нравился женщинам. Он жил в своей большой усадьбе, один, нигде не служил, и про него говорили, что дома он ничего не делал, а только ходил из угла в угол и посвистывал или играл в шахматы со своим старым лакеем. Говорили про него также, что он много пил.

2. Около старого Семена он [Ханов] казался стройным, бодрым, но в походке его было что-то такое, едва заметное, что выдавало в нем существо уже отравленное, слабое, близкое к гибели. И точно в лесу вдруг запахло вином. Марье Васильевне стало страшно и стало жаль этого человека, погибающего неизвестно для чего и почему, и ей пришло на мысль, что если бы она была его женой или сестрой, то всю жизнь, кажется, отдала бы за то, чтобы спасти его от гибели. Быть женой? Жизнь устроена так, что вот он живет у себя в большой усадьбе один, она живет в глухой деревне одна, но почему-то даже мысль о том, что он и она могли бы быть близки и равны, кажется невозможной и нелепой.

Сюжет рассказа несложен: Марья Васильевна, сельская учительница, одинокая женщина, едет на подводе в город за жалованьем и в пути встречает состоятельного, но опустившегося помещика Ханова, доброго, мягкого человека, не понимающего 'этой грубой жизни'. Учительницу охватывает жалость к этому человеку... И вот два чеховских отрывка. В первом отрывке слово один выделено запятыми, во втором - не выделено, причем в одинаковых по лексическому составу предложениях. В первом - повествование ведется от лица автора, он рисует объективную картину жизни Ханова.

134

Ему, автору, важно сообщить, что живет Ханов 'в своей большой усадьбе' (логическое ударение здесь), т.е. человек он состоятельный и вместе с тем одинокий, это немаловажная деталь, которая и подчеркивается выделением данного слова один. Во втором отрывке повествование ведется от лица учительницы, это ее мысли, ее ощущения. А для нее уже совсем не важно, что Ханов богат ('большая усадьба' для нее не имеет значения), ей важно, что душа его надломлена, что он гибнет как человек и ему надо помочь, - отсюда и иные логические акценты: главное, что живет он один (выделения знаками нет, следовательно, впереди стоящее сочетание читается без ударения, которое переносится на слово один), эта мысль подчеркивается и параллелизмом построения следующей части предложения (она живет в глухой деревне одна).

Влияние широкого контекста на пунктуацию отдельного предложения особенно ощутимо, как было показано, когда одни и те же сочетания слов оформляются пунктуационно по-разному при разных семантико-стилистических условиях.

Интересен в этом смысле и пример из рассказа В. Львова 'Звучат песни на Миусах'. Начинается он словами: Миусы - тихий зеленый уголок Москвы. Таких уголков в городе немало, но встреча с ними всегда неожиданна: вдруг на знойной, пропахшей бензином улице повеет прохладой, зашелестит листва, и сразу за брандмауэром огромного дома открывается лужайка, поросшая свежей, как бы после утренней росы травой... (Неделя. 1973. ? 48). И далее идет взволнованный рассказ о том, как уличный шум отступает и совершается чудо: Миусский сквер источает ароматы полей, в этом зеленом уголке тишина, покой, полуденная дремота... И завершается описание отрывком: Вот теперь вы должны понять, какое чувство я испытываю к Миусам, должны догадаться, почему в минуты душевной усталости, когда невзгоды и неприятности будней кажутся особенно обильными, иду именно на этот тихий, зеленый уголок Москвы. Итак, в начале повествования сочетание тихий зеленый уголок воспринимается обычно, соответственно лексическим значениям слов, и запятой нет, поскольку определения неоднородны. После того как читатель уже достаточно проникся существом описываемого явления, когда зеленый и тихий слились в его сознании в единое взаимообусловленное целое, стало возможным и вполне естественным представить эти определения как однородные.

135

Извлекая из чеховского текста предложение Я и Анна Алексеевна ходили в театр, всякий раз пешком, мы вправе отметить, что запятая здесь (перед всякий раз пешком) отнюдь не обязательна, так же, как и в предложении: Эта семья жила на главной улице, возле губернатора, в собственном доме (А. Чехов).

Если же отказаться от такого 'школьного' анализа, явно имеющего налет формализма, и проникнуться содержанием текстов, откуда взяты эти предложения, то окажется, что те факультативные знаки, о которых мы упомянули здесь, будут вытеснены знаками обязательными. Действительно, вернемся к предложению: Я и Анна Алексеевна ходили в театр, всякий раз пешком. В рассказе А. Чехова 'О любви' повествуется о глубокой, цельной, чистой любви Павла Константиновича и Анны Алексеевны. Рассказывается о целомудренности и трогательности их чувства. Но эти добрые, хорошие люди страдали от своей любви (Анна Алексеевна замужем, имеет семью). Только посещение театра давало им возможность побыть вдвоем... Учитывая такой контекст (контекст ситуации), мы поймем, почему автор поставил запятую там, где она формально как будто бы не нужна. Пауза на месте запятой распределяет смысловые акценты в предложении в нужном для повествования ключе: подчеркивается сочетание ходили вместе в театр (только тогда они бывали вместе), а одновременное выделение сочетания всякий раз пешком еще и еще раз оттеняет мысль автора, желающего передать острое желание своих героев как можно дольше побыть вдвоем... Пожалуй, теперь мы воздержались бы от употребления термина 'факультативная запятая' применительно к данному предложению: она воспринимается как безусловно необходимая.

Контекст объясняет необходимость знаков и во втором чеховском предложении, где выделенные сочетания слов (возле губернатора, в собственном доме) подчеркивают особое положение в обществе, материальный достаток семьи Туркиных ('Ионыч').

Только контекст является решающим при выделении обстоятельства и в следующем примере: С шоссе свернули на проселочную дорогу: Ханов впереди, Семен за ним. Четверка ехала по дороге, шагом, с напряжением вытаскивая из грязи тяжелый экипаж. Семен лавировал, объезжая дорогу, то по бугру, то по лугу, часто спрыгивая с телеги и помогая лошади (А. Чехов). Смысловое противопоставление 'ехать по дороге' и 'ехать не по дороге' осуществляется выделением обстоятельства шагом, так как перед ним обязательна пауза и, следовательно, обязательно выделение логическим ударением последнего перед паузой слова - по дороге.

136

Еще пример влияния контекста на пунктуацию: Наконец, в 1956 году мне предложили в одном иллюстрированном журнале поездку в Болгарию на целый месяц, а я как на грех собрался идти пешком по родной владимирской земле, не ради прогулки, разумеется, а ради дела. К походу готовился всю зиму (В. Солоухин). Смысловое противопоставление 'поездка в Болгарию' и 'путешествие по владимирской земле' оказывается возможным только при отделении части предложения 'не ради прогулки, разумеется, а ради дела'. Без этой запятой сочетание не ради прогулки, а ради дела, примкнув к впереди стоящим словам, получило бы логическое ударение, а это в свою очередь повлекло бы восприятие всего высказывания как алогичного. Влияние контекста на выделение сочетания слов, с грамматической точки зрения не подлежащих выделению, ощущается и в следующих примерах: Но потухла заря не вся. Один уголочек ее, возле самого слияния воды и неба, раскалился еще огненнее (В.Солоухин); А на носу лодки, под отводами, я, тоже голубым, напишу название лодки (М. Красавицкая).

Под влиянием контекста может выделяться даже дополнение, хотя его связь с глаголом-сказуемым более тесная, чем связь обстоятельств: Пока поезд двигался, жара как-то не чувствовалась. А теперь пригретый солнцем тесный вагон постепенно превращался в настоящую парилку.

...Мы исчерпали все темы для разговоров и просто смотрели в окно - на тихую, уходящую вдаль зеленую луговину, покрытую травами и цветами, на две березки и маленькие елочки, которые росли поблизости, на зеленевшие за оврагом поля.

Вокруг было пустынно и безмолвно. Из душного вагона тянуло туда, вдаль: в эти поля, и травы, и леса у самого горизонта (С. Баруздин). Если взять отдельно предложение Мы исчерпали все темы..., то можно заметить, что выделение на тихую, уходящую вдаль зеленую луговину... факультативно, однако при учете всей описанной картины важным является сам процесс 'смотрения', поэтому ударение делается на этом смысловом комплексе - просто смотрели в окно - и длительная послеударная пауза, фиксируемая тире, при таком прочтении становится обязательной.

Влияние контекста на выбор знака давно отмечено исследователями¹. Однако, продолжая эту мысль, можно говорить и о контек-

¹ См.: Фигуровский И.А. Пунктуация целого текста//Русский язык в школе. 1936. ? 5; Он же. Обучение школьников пунктуации целого текста // Русский язык в школе. 1970. ? 1.

137

сте отдельного предложения, определяющего расстановку знаков. Например: Путешественник с силой удержал лошадь, без возмущения и удивления, - действительность начинала терять для него свою логическую связь (А. Грин). Выделение обстоятельственного сочетания без возмущения и удивления стало необходимым из-за наличия сочетания с силой при глаголе удержал (ср.: Путешественник с силой удержал лошадь без возмущения и удивления...). Или: Человек, утомленно передвигая ноги, подошел ближе; лицо его невозможно было разглядеть, в темноте оно казалось то молодым, то старым (А. Грин) - в этом предложении перестановка запятой (ср.: лицо его невозможно было разглядеть в темноте, оно казалось...) нежелательна, так как последняя часть предложения лишится необходимого здесь причинного обоснования.

В подобных примерах влияние контекста предложения сказывается в конечном счете в сопротивлении лексического материала иной расстановке знаков. Так же как, например, объясняется невозможность расчленения союза в предложении:

К сожалению, он отличался чрезвычайной близорукостью, так что даже носил стекла по какому-то особенному заказу (А. Куприн). Ср. возможные варианты в употреблении союза в случаях, когда лексический контекст не сигнализирует о единственно возможной форме его употребления: Я поглядел на нее сбоку, так что мне стал виден, чистый, нежный профиль ее слегка наклоненной головы (А. Куприн). - Я поглядел на нее сбоку так, что мне стал виден, чистый, нежный профиль ее слегка наклоненной головы (такие варианты дают разные смысловые взаимоотношения частей высказывания: в первом случае указывается на следствие, вытекающее из упомянутого действия; во втором - определяется качество действия).

Влияние контекста отдельного предложения может быть понято и по-другому - когда выбор единственно возможного знака диктуется не лексическим составом предложения (т. е. лексический материал допускает выбор знака), а только авторским заданием, его осмыслением. Например: Однажды балованный кот кабатчицы, хитрый сластена и подхалим, дымчатый, золотоглазый, любимец всего двора, притащил из сада скворца (М.Горький). Ср. иное распределение связей слов в варианте: Однажды балованный кот кабатчицы, хитрый сластена и подхалим, дымчатый, золотоглазый любимец всего двора, притащил из сада скворца. Другой пример: Кот спал весь день, свернувшись, на старом кресле, и вздрагивал во сне, когда

138

темная дождевая вода хлестала в окно (К. Паустовский). Запятые здесь (кроме последней, перед придаточной) помогают установить конкретные связи слов, заданные автором: спал весь день, спал свернувшись, спал на старом кресле. Ср. иные связи: Кот спал весь день, свернувшись на старом кресле... Если при анализе пунктуации подобных предложений точкой отсчета считать сами знаки как таковые, то можно признать их факультативными, поскольку возможны варианты (наличие или отсутствие). Если же, однако, исходить из заданного смысла, то факультативность исчезнет: станет возможным либо то, либо другое, в зависимости от того, с чем нужно соотнести, например, прилагательное золотоглазый - с существительным кот или любимец, точно так же, как и словоформу на кресле - с глаголом спал или с деепричастием свернувшись.

Конкретное авторское задание, т. е. необходимость установления нужного по ходу повествования взаимоотношения между словами, выявляется при сопоставлении следующих примеров: Неправильно, нечестно поступил он, бросив Виктора в тайге одного (С. Сартаков)и Мне не впервые караулить зверя ночью, одному, окруженному таинственным молчанием тайги (Г. Федосеев). В одном случае слово одного не выделяется, и потому оно включается в состав деепричастного оборота, непосредственно сливаясь с самим деепричастием - бросив одного; в другом - слово одному отрывается от глагола и приобретает самостоятельность обособленного члена с особым оттенком значения: оно усиливает картину тревожного состояния пребывания человека в ночной тайге. Примерно то же усиление смысла впереди стоящих слов ощущается в предложении Возвращаться домой, одному, было особенно грустно и странно (И. Бунин). Ср. еще: Как часто по брегам твоим бродил я тихий и туманный (А. Пушкин).- Как часто по брегам твоим бродил я, тихий и туманный. Во втором варианте предложения определительная функция у прилагательных становится ведущей, а глагол бродил выступает как полнозначное, достаточное для характеристики действия сказуемое, тогда как в пушкинском варианте смысл иной: обозначение состояния (тихий и туманный) как бы ослабляет значение глагола бродил, перенося всю тяжесть смыслового акцента именно на прилагательные - именные части сказуемого. Интересно, что в подобных случаях возможность выбора знака может быть исключена под влиянием контекста самого предложения. Например: Он стоял на высоком берегу, в этом озаренном солнцем последних майских дней мире, словно бы ушедший в ту далекую, уже очень далекую пору, когда вот здесь, в этих местах,

139

среди балок и яров, рождался 'Тихий Дон' (А. Софронов). Причастный оборот здесь никак не может войти в состав сказуемого со связкой стоял: этому мешает стоящий впереди обособленный член предложения в этом озаренном солнцем последних майских дней мире. Ср. возможность такого включения при отсутствии названного оборота: Он стоял на высоком берегу словно бы ушедший в ту далекую, очень далекую пору...

Влияние контекста может проявляться и в другом. Очень часто пишущий сталкивается с трудностью выбора знака в пределах одного предложения, когда оно перегружено другими знаками, поставленными на разном основании. В этом случае важно знать не только функцию каждого знака, нужно уметь чувствовать их сочетаемость и порядок расположения в конкретных текстах, а этому рекомендательные справочники научить не могут. Комбинации знаков - это всегда поиск оптимального варианта. И поэтому применение правил - это прежде всего учет ситуации. Правила, например, рекомендуют при сочетании вставных конструкций (вставка во вставке) соблюдать иерархическую значимость выделяющих знаков: сначала скобки, а внутри тире¹, так как скобки являются более сильным выключающим знаком, например: Я наскоро пообедал, не отвечая на заботливые расспросы доброй немки, которая сама расхныкалась при виде моих красных, опухших глаз (немки - известное дело - всегда рады поплакать)... (И. Тургенев).

А вот такой текст допускает иное сочетание знаков (внешний - тире, внутренний - скобки): В моем повествовании - не знаю, смогу ли я продолжить его (ведь неизвестно, что сулит любой день и час) - часто повторяется слово, которое служит названием этой главы: 'Четырехсотка' (Ю. Фучик). Если расположить знаки соответственно рекомендациям, то вторая вставка исчезнет, так как обе вставки сольются в одно сложное предложение, а авторский замысел был иной: В моем повествовании (не знаю, смогу ли я продолжить его - ведь неизвестно, что сулит любой день и час) часто повторяется слово...

Умение выбрать знак, наиболее удачно передающий нужный смысл и четко членящий текст на значимые отрезки, - это прежде всего умение оценить возможные варианты постановки знаков применительно к этому конкретному тексту (одного предложения или ряда близко расположенных предложений). Возьмем пример: Мы долго ехали на машине - не потому долго, что далеко было

¹ Розенталь Д.Э. Справочник по правописанию и литературной правке. М., 1971. С. 114.

140

ехать, а потому, что проехать было почти невозможно: знаменитая автомобильная пробка, столько раз символически показанная в фильмах, действительно воспринимается апокалипсически - кажется, что не только в данный момент, а и вообще, нет выхода (Неделя. 1970. 5-11 окт.). Это сложное предложение с последовательно расположенными разъяснительно-пояснительными частями. В первом случае разъяснение фиксируется двоеточием, во втором - тире. Применительно к данному предложению это наиболее удачный выбор знаков и последовательности их применения. Действительно, если эти знаки поменять местами (что вполне закономерно, если учесть взаимоотношения каждой из этих частей), то тире вместо двоеточия в сочетании с тире, стоящим впереди, замкнет конструкцию не потому долго, что далеко было ехать, а потому, что проехать было почти невозможно, которая в таком случае неизбежно перейдет во вставку. Такой вариант прочтения возможен, но он не будет соответствовать коммуникативному заданию предложения в целом (оно дано как единое высказывание без дополняющих его вставок). Значит, удачно расставить знаки - это не просто применить известные правила (они ведь не могут учесть бесконечного множества синтаксических построений), но применить их с учетом конкретного окружения, с учетом всех других знаков, имеющихся в данном тексте.

Очень часто знаки препинания служат опознавательным целям, с их помощью постигаются конкретные значения слов. Так, постановка запятой между двумя определениями-прилагательными (или причастиями) сближает в семантическом отношении эти слова и дает возможность выдвинуть на первый план общие оттенки значения, заложенные в этих словах и выявляющиеся в результате различных ассоциаций, которые диктуются явлениями либо объективного порядка, либо подчас и субъективного. В синтаксическом отношении такие определения становятся однородными, поскольку, будучи сближенными по значению, поочередно относятся непосредственно к определяемому слову. Вот пример: С моря дул влажный, холодный ветер, разнося по степи задумчивую мелодию плеска набегавшей на берег волны и шелеста прибрежных кустов. Изредка его порывы приносили с собой сморщенные, желтые листья и бросали их в костер, раздувая пламя; окружавшая нас мгла осенней ночи вздрагивала (М. Горький). Общая картина нарисованной здесь осенней ночи сближает семантику слов влажный и холодный, сморщенный и желтый.

141

Еще примеры: Вот он отступил в даль воспоминаний, этот единственный и подобия не имеющий мир, и высится на горизонте, как горы, видимые с поля, или как дымящийся в ночном зареве далекий, большой город (Б. Пастернак); Густым, тяжелым маслом написана темень еловой хвои (В. Солоухин); Когда Анна Петровна уезжала к себе в Ленинград, я провожал ее на уютном, маленьком вокзале (К. Паустовский); Летел густой, медленный снег (К. Паустовский); Холодный, металлический свет проблеснул на тысячах мокрых листьев (Д. Гранин); Среди бледных москвичей его темный, южный загар бросался в глаза (Д. Гранин). Если взять вне контекста пары слов влажный и тяжелый, уютный и маленький, густой и медленный, холодный и металлический, темный и южный, то, пожалуй, трудно уловить в них нечто общее, так как эти возможные семантические сближения находятся где-то в сфере вторичных, не основных значений. Но как только эти пары слов помещаются в конкретное словесное окружение, у них появляются образные значения, которые тотчас же становятся основными, ведущими. Причем в этих сближениях смысла по ассоциации можно выделить наиболее, так сказать, обычные, общеизвестные, например: темный, южный загар; холодный, металлический свет, и более индивидуальные, подчас неожиданные и оправданные только широким контекстом, например: далекий, большой город. Чтобы понять смысловую близость двух последних прилагательных, надо знать содержание описываемых автором событий, в то время как, например, в предложении Машина подошла к крутому, высокому берегу (А. Софронов) достаточно лишь вдуматься в смысл именно этих слов, чтобы понять их близость: высокий берег не может быть пологим.

Контекст может сблизить обычно далекие и, казалось бы, несовместимые понятия. Творческая мысль автора рождает новые сопоставления и сближения, и слова приобретают неожиданные оттенки значений, выявляя свои скрытые семантические возможности. Например, при слове терпкий (запах) обычно возникают такие ассоциации, как густой, даже душный, дурманящий. А вот как по-новому осмысляет это слово К. Паустовский: Стояла медная и звонкая уральская осень. Дороги и леса были засыпаны палыми листьями. Их терпкий, холодный запах освежал усталых бойцов. Сближение терпкого с холодным становится понятным лишь на общем фоне картины северной осени.

142

Рассказ М. Шолохова 'Судьба человека' заканчивается словами: И вдруг словно мягкая, но когтистая лапа сжала мне сердце, и я поспешно отвернулся. Нет, не только во сне плачут пожилые, поседевшие за годы войны мужчины. Плачут они и наяву. Тут главное уметь вовремя отвернуться. Тут самое главное - не ранить сердца ребенка, чтобы он не увидел, как бежит по твоей щеке жгучая и скупая, мужская слеза...

Тяжесть испытаний, выпавших на долю Соколова, и судьба осиротевшего Вани не могут никого оставить равнодушным - даже сильного и сдержанного в проявлении чувств человека. И потому естественным кажется сближение слов жгучая и скупая, с одной стороны, и мужская - с другой.

Как рождаются необычные сближения слов, как прямые значения поглощаются образными, переносными, хорошо показал К. Паустовский в очерке 'Орест Кипренский':

Над умами художников властвовал тогда Левицкий... Все пытались подражать золотистому теплому тону его картин. Этот тон молодые художники ловили и изучали всюду - в пыльных классах Академии, когда закатное солнце бросало косые лучи на паркет, в отблесках куполов и игре бронзовых шандалов, в зрачках красавиц, позлащенных пламенем свечей.

На последних картинах Левицкого золотистый тон исчез. Он сменился фиолетовым и малиновым - холодным и старческим тоном.

Это дало повод Дойену произнести перед учениками речь о различном ощущении красок в юности, зрелом возрасте и старости.

- Юности свойственна пестрота красок, зрелости - тонкая мера в употреблении теплых и глубоких тонов, а старости - синеватые и холодные краски, столь похожие на цвет старческих жил на руках, - говорил Дойен и восхищался собственной проницательностью. - Не только каждый возраст человека имеет свои любимые краски, но также и каждая страна и каждое столетие на всем протяжении рода человеческого. Такой контекст дает полное право поставить рядом, сделать почти однозначными, во всяком случае синонимичными, слова фиолетовый и старческий. Так, под влиянием сравнений и сопоставлений могут сблизиться далекие по значению слова. Вот еще примеры:

Тяжкий, плотный занавес у входа,

За ночным окном - туман (А. Блок).

Наступила долгая, тревожная ночь (И. Бунин).

143

Из передней доносился шепот, кто-то тихо храпел. И вдруг со двора послышались резкие, отрывистые, металлические звуки, каких Королев раньше никогда не слышал и каких не понял теперь; они отозвались в его душе странно и неприятно (А. Чехов).

Где-то играла музыка; из оврага, густо поросшего ельником, веяло смолистым запахом; лес расстилал в воздухе свой сложный, сочный аромат (М. Горький).

Порой тихо проносился ветер, ветки берез колыхались, колыхались и маленькие ели,- весь овраг наполнялся трепетным, боязливым шепотом, казалось, кто-то, нежно любимый и оберегаемый деревьями, заснул в овраге под их сенью и они чуть-чуть перешептываются, боясь разбудить его (М. Горький).

Неживые, чужие ладони,

Этим песням при вас не жить!

Только будут колосья-кони

О хозяине старом тужить.

(С. Есенин.)

Как мне скрыть вас, стоны звонкие!

В сердце темный, душный хмель,

А лучи ложатся тонкие

На несмятую постель.

(А. Ахматова.)

Прозрачная ложится пелена

На свежий дерн и незаметно тает.

Жестокая, студеная весна

Налившиеся почки убивает.

(А. Ахматова.)

Большая часть приводимых здесь определений отличается повышенной экспрессией, рожденной образным употреблением слов. Такие эмоционально насыщенные определения - эпитеты - очень чутки к влиянию связного текста, особенно художественного. Слова эти становятся живописными, они незримо, но ощутимо связаны с повествованием и являются единственными и необходимыми. По замыслу автора далекие в логическом отношении определения сближаются и объединяются единым эмоциональным содержанием, а это вызывает особую, членящую интонацию: паузы при чте-

144

нии, ударение на каждом из определений, а при письме - запятые. Все эти сочетания могут быть осмыслены только с учетом контекста, его содержания, его 'настроения', его основного звучания, тогда заложенные в них сравнения, сопоставления, переносы и сближения значений станут очевидными, понятными, увиденными глазами самого автора.

Запятая может служить показателем и полного отождествления значений слов. Это бывает при пояснениях, когда из двух членов предложения один выражен словом общего или недостаточно определенного значения, а второй, поясняющий, конкретизирует его смысл. Например: Все в жизни обретало для него новый, сокровенный смысл (М.Шолохов); Дорога была неровна и кочковата, но Бальен не захотел ехать обычным, наезженным трактом, потому что лесной путь сокращал расстояние по крайней мере верст на десять (А. Грин); - Еще начнут разыскивать, пожалуй,- сказала она другим, совершенно спокойным голосом (А. Куприн). В таких примерах при постановке запятой, которая фиксирует паузу, словосочетания новый смысл и сокровенный смысл, обычный тракт и наезженный тракт, другой голос и совершенно спокойный голос воспринимаются как вполне равнозначные, связанные отношениями пояснительными: новый, т.е. сокровенный и т. д. То же в следующих примерах: На станции Волочаевка белые создали второй, дальневосточный Перекоп (К. Паустовский); В старой, дореволюционной армии, в армиях других стран бывали проявления храбрости. Но нигде и никогда еще не было такого случая, чтобы вся армия состояла из людей, для которых героизм стал второй натурой, как это было и есть в Красной Армии (К. Паустовский); Страшный путь! На тридцатой, последней версте ничего не сулит хорошего (А. Межиров); Потом он подошел к амбразуре. Сквозь кустарник был виден другой, низкий берег реки (Неделя. 1970. 3-9 авг.). При отсутствии запятой смысл и отношения между определением и определяемым будут иными. В одних случаях, хотя бы с натяжкой, такое изменение смысла возможно, как, например, в сочетании новый сокровенный смысл (предполагается, что был старый сокровенный смысл); в других это вовсе исключено, поскольку контекст предложения не допускает этого, например: на тридцатой, последней версте; другой, низкий берег. Такие определения воспринимаются однозначно: только с пояснительным значением во втором слове; в про-

145

тивном случае надо признать возможность сочетаний тридцатая последняя верста (значит, было еще двадцать девять последних), другой низкий берег (значит, был еще низкий берег у реки), а это противоречит здравому смыслу. При иных же лексических значениях слов варианты в употреблении знаков возможны: Туда вела единственная песчаная дорога (К. Паустовский); Так начался мой первый гимназический год (К.Паустовский). В этих предложениях впереди стоящие определения относятся к словосочетаниям: единственная определяет сочетание песчаная дорога, первый определяет сочетание гимназический год, таким образом, пауза между определениями в этом случае отсутствует. Такое употребление определений предполагает возможность значений 'первый гимназический год', 'второй гимназический год' и т. д.

В пунктуации связного текста значительно большую роль, чем в пунктуации отдельного предложения, играет интонация. Это не случайно, поскольку интонация 'является одним из важных синтаксических средств выражения смысловой стороны речи'¹ и интонация отдельного предложения в связном тексте не самостоятельна (и потому не произвольна), а подчинена интонации (и смыслу) рядом стоящих предложений.

В приводимом отрывке, например, резкие паузы, обозначаемые точками, паузы, рвущие естественные с точки зрения смысла и грамматики связи слов, ярко передают взволнованность людей в момент начала войны и, таким образом, соответствуют содержанию описываемого: У нас не было часов. Ни у кого, даже у Вади. И все же мы узнали, в котором часу вожатая сообщила нам о начале войны. Узнали у проводницы: двадцать пять минут первого. Но война, оказывается, началась в четыре часа утра. В четыре, когда мы и наши родители спали. И в шесть, когда мы проснулись, уже шла война. И в семь продолжалась, когда мы выехали на Белорусский вокзал. Мы сели в поезд и двинулись в сторону Смоленска (С. Баруздин). Интонация живого разговора, размышления 'на ходу' передается и в примерах: Я просто мечтаю написать 'Сказку летчика'. И хорошо написать. Хорошо потому, что иначе это не имеет смысла (М.Светлов); Учиться - это не значит школярничать. Нет, это значит работать до седьмого пота, жить, читать... Серьезно, по-настоящему, читать. Других авторов, разумеется, сначала (М. Светлов).

¹ Ломизов А.Ф. Методика пунктуации в связи с изучением синтаксиса. М., 1964. С. 13.

146

А вот другой интонационный рисунок - плавный, ровный. Здесь тоже много пауз, но они полны раздумья, это паузы глубокие; напряженность здесь иного плана - философского (см. употребление тире, многоточия); такие паузы не могут быть обозначены точками.

Как-то давно, темным осенним вечером, случилось мне плыть по угрюмой сибирской реке. Вдруг на повороте реки, впереди, под темными горами мелькнул огонек.

Мелькнул ярко, сильно, совсем близко...

- Ну, слава богу! - сказал я с радостью, - близко ночлег!

Гребец повернулся, посмотрел через плечо на огонь и опять апатично налег на весла.

- Далече!

Я не поверил: огонек так и стоял, выступая вперед из неопределенной тьмы. Но гребец был прав: оказалось, действительно далеко.

Свойство этих ночных огней - приближаться, побеждая тьму, и сверкать, и обещать, и манить своею близостью. Кажется, вот-вот еще два-три удара веслом, - и путь кончен... А между тем - далеко!..

И долго еще мы плыли по темной, как чернила, реке. Ущелья и скалы выплывали, надвигались и уплывали, оставаясь позади и теряясь, казалось, в бесконечной дали, а огонек все стоял впереди, переливаясь и маня, - все так же близко и все так же далеко...

Мне часто вспоминается теперь и эта темная река, затененная скалистыми горами, и этот живой огонек. Много огней и раньше и после манили не одного меня своею близостью. Но жизнь течет все в тех же угрюмых берегах, а огни еще далеко. И опять приходится налегать на весла...

Но все-таки... все-таки впереди - огни!..

(В. Короленко. Огоньки.)

При анализе влияния контекста на расстановку знаков в отдельных предложениях или даже в отдельных сочетаниях слов, входящих в эти предложения, обнаружилось интересное явление: само понятие контекста оказалось многозначным. В одних случаях знаки определяются контекстом всего повествования, всей описанной автором ситуации или картины - это широкий контекст. В других случаях знаки диктуются контекстом более узким - содержанием близлежащих предложений, и, наконец, даже контекстом самого

147

предложения, когда выбор знака зависит от лексического состава именно этого предложения. Контекст предложения учитывается обычно и при определении последовательности знаков, если предложение очень сложное и громоздкое по своему составу и насыщено разными знаками. Все это в конечном счете относится к содержательной стороне текста. Однако в понятие контекста можно включить и характеристики несколько иного плана - общего эмоционального звучания, ритмического строя произведения. Последнее, как показали примеры, тоже влияет на пунктуационное оформление текстов.

Можно ли считать знаки, поставленные под влиянием контекста, факультативными? Можно, но только с одним уточнением: они необязательны в том смысле, что синтаксические конструкции, в которых они употребляются (предложения, сочетания слов в составе предложения и т. д.), допускают разное осмысление. Если же избрано только одно, необходимое в данном случае значение, то выбор знака исключается, один из возможных вариантов становится единственным и необходимым.

Знаки, контекстуально обусловленные, основываются только на смысловых и интонационных показателях связного текста и конструкций, в которых они употребляются, и не имеют однозначно воспринимаемого грамматического строения. Такие знаки лучше назвать контекстуальными, в отличие от термина 'факультативные', который в данном применении недостаточно точен, поскольку речь идет о вариантах знаков, диктуемых условиями контекста. И характеристики 'обязательные' и 'необязательные' (т. е. факультативные) знаки в данном случае лишаются смысла.

Знаки, контекстуально обусловленные, в конечном счете являются смыслоразличителями, это своеобразные сигналы смысла - необходимого и достаточного для передачи замысла автора. Это знаки, дающие варианты прочтения. Часто они настолько тесно связаны с лексическим наполнением предложения, что всецело определяются им. Тогда авторская индивидуальность сводится на нет, так как контекст конкретного предложения диктует единственно возможный смысл. Например: Четвертый сын еще совсем мальчик, Вася (К. Паустовский) - без обособления приложения Вася сочетание совсем мальчик Вася бессмысленно (совсем не может относиться к сочетанию мальчик Вася). Точно так же в следующем примере лексические значения слов остановился и темный противоречат их объединению в единый смысловой комплекс: Здесь он остановился, темный, на темной лошади, напоминая собой в недвижном электрическом свете темную статую (А. Грин).

148

Итак, размышляя о пунктуации связного текста и возможности разного употребления знаков под влиянием разного осмысления, мы пришли к выводу, что понятие факультативности в русской пунктуации существует лишь как некое надтекстовое понятие, когда объектом применения правил расстановки знаков избирается отдельно взятое предложение, когда предложение это не существует как компонент текста и не рассматривается с точки зрения заданного смысла, и, таким образом, вскрываются все возможные варианты его истолкования. На ранней ступени обучения это вполне правомерно и полезно.

При анализе же пунктуации связного текста проблема факультативности, как правило, не стоит, поскольку выбор знаков основывается на конкретных смысловых связях ряда синтаксических построений, объединенных единством мысли, общей эмоционально-экспрессивной направленностью, авторским стремлением передать смысл написанного точно таким, каким он представляется ему самому.

При таком понимании использования пунктуации учитывается влияние контекста, причем, как мы выяснили, контекста разного: контекста ситуации (широкий контекст), контекста как отрезка текста (контекст в обычном понимании этого слова), контекста предложения (малый контекст). Влияние последнего усматривается либо в случаях сопротивления лексического материала, либо - без такового - при наличии специального авторского задания (при возможных вариантах в распределении связей слов). Учитывая все описанные здесь случаи так называемого факультативного употребления знаков, точнее было бы назвать это употребление контекстуальным, а сами знаки - контекстуальными (а не факультативными).

Пунктуация, таким образом, существует для того, 'чтобы выделить мысль, привести слова в правильное соотношение...'¹. Заметим: правильное здесь - это соответствующее передаваемому смыслу.

¹ Паустовский К.Г. Золотая роза // Собр. соч.: В 8 т. Т. 3. М., 1967. С. 388.

12. ЭФФЕКТИВНОСТЬ ПИСЬМЕННОГО СООБЩЕНИЯ И ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ

Смысловое членение текста (и отдельного сообщения в нем) зависит от его коммуникативной направленности, его прагматической установки¹, которая выступает одновременно как данность и объективная, и субъективная: первая опирается на структуру самого текста, как бы диктуется текстом изнутри, закономерностями его построения; вторая - приходит извне, от автора, его замысла. Столкновение их при несовпадении обычно рождает семантико-стилистические эффекты, которые передаются различными средствами, например несовпадением членения синтаксического и абзацного². Таким средством может служить и пунктуация.

С точки зрения пунктуации объективная заданность текста ориентируется на грамматическую значимость знаков препинания, а субъективная - на семантико-стилистическую. Сочетание того и другого в текстах разной функционально-стилевой принадлежности проявляется по-разному: в усилении то формально-грамматических функций знаков, то семантико-стилистических, что в свою очередь является актуализацией основных принципов русской пунктуации.

Установка на предельную эффективность письменного сообщения выявляет себя в активизации всех возможных средств и способов, которыми располагает письменная речь. Пунктуации в этом процессе отводится немаловажная роль. Особенно потому, что знаки не только членят текст, по сами несут в себе информацию - смысловую, эмоциональную, модальную.

Сочетаясь с вербальными средствами выражения, знаки способны повышать эффективность сообщения, так как обладают целой системой функций: выполняя свое общее назначение - членить текст на значимые отрезки, знаки либо отделяют друг от друга части текста (отделительная функция), либо выделяют какие-либо

¹См.: Левковская НА. В чем различие между сверхфразовым единством и абзацем? // Филологические науки. 1980. ? 1.

² См. там же.

150

части внутри текста (выделительная функция). Однако эти функции редко выступают в чистом виде, как, например, тире при рубрицировании в официально-деловом тексте или тире, отделяющее реплики диалога. Обычно же знаки препинания объединяются в систему средств, помогающих передавать некие смыслы, и, следовательно, функционально осложняются и вместе с тем конкретизируются. В результате появляются функции смысло- и синтактико-различительная и экспрессивная или модальная. Проявление этих функций тесно связано с содержанием текста и его функционально-стилевой направленностью.

Эффективность письменного сообщения - явление двунаправленное: с одной стороны, это следствие его информационной насыщенности и значимости, с другой - предельное соответствие высказанного авторскому замыслу. Пунктуация оказывается способной служить и усилению информационной значимости текста, и достижению адекватности сообщения авторской мысли. Объективно в пунктуации заложены такие возможности, практически это связано с поиском оптимального варианта в использовании знаков, которые могут усилить содержащуюся в сообщении информацию или представить ее в измененном виде. Удачно избранные знаки способны обеспечить правильное, т. е. полное и единственное, понимание информации.

Повышению информативности сообщения служит, например, знак в таком примере: Больше всего она боится остаться одна, со своей драмой (В. Токарева. Звезда в тумане). Запятая здесь, расчленяя последние компоненты предложения, помогает их акцентированию, что в свою очередь повышает информативность всей фразы, так как, будучи логически выделенным, компонент одна подчеркивает прежде всего состояние одиночества, которое еще дополнительно осложняется - со своей драмой.

В целом фраза как бы начинает вмещать в себя больше смыслов, чем дает их сумма имеющихся здесь словоформ.

Знак способен и изменить смысл всего сообщения, - например, разграничение рядом стоящих слов приводит к выявлению нужного в данном случае значения слова, соответственно авторскому замыслу: Первый раз я увидела Павла Григорьевича Антокольского много лет назад, больше, чем умею сосчитать. Он шел помочь другому, поэту, который вскоре станет знаменит (Б. Ахмадулина. Миг бытия). Запятая после другому помогает разорвать возможное здесь, но не соответствующее авторскому осмыслению сочетание другому поэту (при запятой слово

151

поэту приобретает значение пояснения к слову другой: другому, а именно поэту).

Акцентированию причинного обоснования помогает тире в таком примере: Почему, наконец, мне так приятны те несколько примет знакомого прошлого, что уцелели и тихо доживали среди нового быта? Это упругие мостки на улицах, мостки, которые заменяли панели. Дощатые, высокие - из-за осенней распутицы и весенней воды, что стоит здесь подолгу. С них такие же дощатые сходни во двор (Д. Гранин. Обратный билет).

Оптимальный вариант в расстановке знаков часто освобождает читателя либо от 'разгадывания' недостаточно данной в тексте информации, либо от возможного двусмысленного ее восприятия. Например: На границах Армении опять были схватки, с жертвами (Лит. газ. 1991. 31 июля). Не будь запятой, высказывание звучало бы по меньшей мере абсурдно, поскольку в качестве жертв оказались бы совсем другие лица. Автор же пишет о жертвах среди нападавших.

В следующем примере только тире 'спасает' от алогизма и неправильного восприятия смысла сообщения: Вы же рисковали своей карьерой. Да и не только - жизнью (Интервью с А. Абдуловым. МН. 2002. ? 41).

Наконец, в 1956 году мне предложили в одном иллюстрированном журнале поездку в Болгарию на целый месяц, а я как на грех собрался идти пешком по родной владимирской земле, не ради прогулки, разумеется, а ради дела. К походу готовился всю зиму (В. Солоухин. Славянская тетрадь). Смысловое противопоставление 'поездка в Болгарию' и 'путешествие по владимирской земле' усилилось благодаря выделению части предложения 'не ради прогулки, разумеется, а ради дела'. Кроме того, снимается алогизм в этом противопоставлении, который образовался бы, не будь здесь запятой, так как смысловой акцент сместился бы с 'путешествия по владимирской земле' на сочетание 'не ради прогулки, разумеется, а ради дела'.

Понятие оптимального варианта отнюдь не предполагает адекватности оформления некоему абстрактному типизированному образцу, регулируемому правилами. Понятие оптимального варианта применимо лишь к конкретным речевым ситуациям, которые могут быть столь же многообразны, как неисчерпаемо разнообразны передаваемые в тексте сообщения. И поэтому оптимальный для выражения данного содержания вариант может оказаться неудобным, невыразительным или даже неприемлемым для другого сообщения.

152

Ср., например, разные смыслы при изменении знаков препинания: Собака тоже умолкла к тому времени, не получая из степи отзвука на свою злобу, видимо, она смирилась с отсутствием врага и заснула в пустой тыкве, заменяющей ей будку (А. Платонов. Ювенильное море). - Собака тоже умолкла к тому времени; не получая из степи отзвука на свою злобу, видимо, она смирилась с отсутствием врага...

Проблема выбора оптимального варианта связана не только с содержательной стороной текста, но и с его целевой установкой, сферой и формой реализации. Обеспечение максимальной эффективности сообщения в каждом конкретном случае соотносимо с особенностями восприятия текста, в том числе с его скоростью. Так, рекламный текст, рассчитанный на мгновенное восприятие, требует усиления сигнальных функций знаков, чисто внешняя 'зрительская' активность здесь сообщается знакам с учетом психологии и условий восприятия рекламных текстов. Осмысление рекламы значительно стимулируется ее внешней формой¹, наглядностью. Расчет на недостаточно внимательное чтение здесь приводит к появлению знаков там, где это не принято в иных текстах, с другой установкой.

Тексты, ориентированные на постепенное, длительное восприятие, в зрительной броскости нуждаются в меньшей степени, потому знаки здесь прежде всего содержательны. Такова научная речь и речь художественная. Последняя к тому же благоприятствует употреблению пунктуационных знаков с еще более осложненными функциями, когда выявляются экспрессивные возможности пунктуации. Максимальный эффект достигается здесь предельным сближением передаваемых с помощью знаков оттенков смысла и авторского самовыражения. Например, в таком тексте: Самосвал взревел и понесся прямо по степи, минуя большак. Петро хорошо знал здесь все дороги, все проселки, и теперь только сообразил, что 'Волгу' можно перехватить - наперерез. 'Волга' будет огибать большой выступ того леса, который синел отсюда ровной полосой... А в лесу есть зимник, по нему зимой выволакивают на тракторных санях лесины. Теперь, после дождя, захламленный ветками зимник даже надежнее для самосвала, чем большак. Но 'Волга', конечно, туда не сунется. Да и откуда им знать, куда ведет этот зимник?

¹ См.: Кохтев Н.Н., Розенталь Д.Э. Наблюдения над пунктуацией в тексте рекламы // Современная русская пунктуация. М., 1979. С. 160.

153

И... Петро перехватил 'Волгу' (В. Шукшин. Калина красная). Здесь союз и намечает резкий переход от текста-размышления к обозначению действия: абзац и многоточие усиливают значимость этого перехода.

Ночью был дождик, и сейчас переходят по небу тучи, изредка брызнет слегка.

Я стою под яблоней отцветающей - и дышу (А. Солженицын. Дыхание). В этом примере тире помогает акцентировать главное в сообщении, примерно так же, как и запятая в следующем примере:

Вспоминаю день рождения Антокольского, на даче (Б. Ахмадулина. Миг бытия).

А вот конец повести А. Солженицына 'Матренин двор':

Не понятая и брошенная даже мужем своим, схоронившая шесть детей, но не нрав свой общительный, чужая сестрам, золовкам, смешная, по-глупому работающая на других бесплатно, - она не скопила имущества к смерти. Грязно-белая коза, колченогая кошка, фикусы...

Все мы жили рядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село.

Ни город.

Ни вся земля наша.

(Тире, отделяющее перечень определений, вмещающих в себя полную, исчерпывающую характеристику лица. И два итоговых абзаца в конце.)

Пунктуация в приведенных примерах целиком подчинена авторскому замыслу: оттенки смысла, важные выделения - все это выражено знаками, которые отнюдь не обязательны с точки зрения правил. Но в авторском представлении они оказались абсолютно необходимыми. И они однозначны с точки зрения читательского восприятия. Они не осложняют текст, а проясняют его смысл, облегчают понимание.

Однако в художественном тексте возможно и расхождение между читательским восприятием выраженных с помощью знаков смыслов и авторской их интерпретацией. В художественном тексте объемы передаваемой и воспринимаемой информации не обязательно и не всегда совпадают. Такое специфическое качество художественной речи применительно к знакам проявляется как возможность разного их прочтения. Это вполне закономерно и соответствует той особенности литературно-художественного текста, которая дает ему возможность быть по-разному прочитанным, неоднозначно истолкованным. Разная интерпретация художественного текста,

154

свое прочтение отчасти определяется гибкостью пунктуации, способностью знаков обнаруживать коннотативные значения. Знаки препинания здесь включаются в общую систему выразительных средств. Те наращения смыслов, которые отличают языковые средства художественных текстов, проявляются часто именно благодаря знакам.

Ср., например, разное осмысление сообщений из-за разного употребления (или неупотребления) знаков препинания: Лодка помчалась снова, бесшумно и легко, вертясь среди судов (М. Горький). - Лодка помчалась снова бесшумно и легко...; Река вьется, верст на десять, тускло синея сквозь туман (И. Тургенев). - Река вьется верст на десять, тускло синея сквозь туман; Жаль мне труда, молчаливого, спутника ночи (А. Пушкин). - Жаль мне труда молчаливого, спутника ночи. - Жаль мне труда, молчаливого спутника ночи.

На возможность двоякого понимания текста А. Пушкина 'Редеет облаков летучая гряда' обратил внимание еще СИ. Абакумов¹; конец стихотворения Пушкина (в автографе) вообще не имел знака:

И дева юная во сне тебя искала

И именем своим подругам называла.

В таком написании выглядит текст в Полном собрании сочинений А.С. Пушкина в 16-ти томах, изданного Академией наук СССР:

Там некогда в горах, сердечной думы полный,

Над морем я влачил задумчивую лень,

Когда на хижины сходила ночи тень -

И дева юная во сне тебя искала

И именем своим подругам называла.

(То же было воспроизведено в Полном собр. соч. в десяти томах. Т. 2. 'Наука'. Ленинградское отд. Л., 1977. С. 23.)

Отсутствие знаков препинания в последней строке приводит к двусмысленности (но так было у автора!): неясно отношение словоформы своим - именем своим или своим подругам}

Редактор издания 1887 г. поставил после своим тире, таким образом возник смысл 'выдуманным ею именем'.

По-разному читаются и известные стихи из 'Евгения Онегина':

¹ Абакумов С.И. Методика пунктуации. М., 1954. С. 7.

155

Богат, хорош собою, Ленский

Везде был принят как жених. -

Богат, хорош собою Ленский,

Везде был принят как жених.

Дополнительные смыслы обычно выявляются при использовании знаков в свойственных им функциях и значениях, но применительно к несвойственным для них особым речевым ситуациям. Например, противительный оттенок, фиксируемый знаком тире в бессоюзном сложном предложении, может быть перенесен на конструкции иного плана, как в следующем примере: Море голубое - и соленое (М. Цветаева. Мой Пушкин). Благодаря тире простое перечисление не зависящих друг от друга качеств нарушается смысловой нагруженностью второго сказуемого, ср.: голубое и соленое; голубое, но соленое.

Коннотации экспрессивного плана можно обнаружить и в точке (на месте паузы), разрывающей грамматическую структуру предложения при парцелляции.

Точка здесь, сохраняя свое основное функциональное качество, попадает в несвойственные ей речевые условия. Следствие - повышение экспрессии высказывания, сгущение смысла (одному грамматическому предложению здесь соответствует не одно высказывание, а несколько, при полном сохранении лексического состава).

Знак в таком случае приобретает фразообразующую функцию: Говорят, итальянцы не могут, бедные, построить метро. Потому что как копнут, так культурный слой (В. Токарева. Звезда в тумане); Вот тут я вновь прислонился плечом к стене. От слабости. И от живой слезы в глазу (В. Маканин. Андеграунд); Беседуем. О том, что появится новый американский препарат. О питании. О разном и прочем - о том, как подействовала на Веню нынешняя осень с ее холодами (В. Маканин. Андеграунд).

Точка может не просто членить предложение; приобретя дополнительную функцию, она становится сигналом поэтапного, градационного наращения смысла: Правой рукой Доброклонского был главный инженер Эрмитажа Петр Петрович Фирсов. Впрочем, главный по должности. А по обязанностям - и слесарь, и кровельщик, и водопроводчик (Комс. правда 1980. 10 дек.).

Так расширяются возможности пунктуации без нарушения функциональных качеств самих знаков.

156

Значимость пунктуации в организации текстового сообщения неоспорима. Отдельные знаки современной пунктуационной системы качественно довольно четко определены - они наделены социально закрепленными за ними значениями. И именно это дает большие возможности для повышения информативности текста. Объективно существующие и социально осмысленные значения знаков столь очевидны, что позволяют использовать их в тексте как самостоятельные (без вербального сопровождения) сигналы смысла - оценочного, модального. Например, восклицательный и вопросительный знаки так четко определились качественно, что сами по себе (без слов) могут выступать как отдельные реплики диалогической речи, выражая удивление, сомнение и т. п.¹. Например:

- Вы, вероятно, удивитесь и сочтете то, что я скажу, парадоксом. А между тем это верно. Не виновен никто, кроме... сильной власти...

- ??

- Да. Именно. Я сам сейчас объясню (В. Короленко. Сильная власть и катастрофы).

Естественно, что это крайний случай проявления информативности знаков. Обычно же знаки несут информацию вместе с вербальными средствами. Причем прослеживается такая закономерность: чем полнее представлены в сообщении вербальные средства, тем меньше требуется знаков, и наоборот - чем меньше вербальных средств (при свертывании сообщения, вплоть до минимума слов-сигналов нового и поэтому необходимого смысла), тем больше знаков, помогающих восполнить отсутствующие звенья в сообщении. Пунктуация способна дать максимум возможного смысла при минимуме лексических средств. В этом смысле очень показательны заголовочные конструкции газеты. Будучи более тесно связанными с текстом, чем другие заголовки-наименования, заголовки в газете должны дать максимум информации о тексте (тем более что часто ознакомление с газетой и завершается чтением заголовков), к тому же они еще должны привлечь внимание, т. е. должны совместить в себе такие качества, как информативность и рекламность. Концентрация информационных качеств заголовка часто достигается путем сдвигов в его структуре, за счет экономии речевых средств, инверсии и т. п. В таких заголовках большую службу несут знаки препинания.

¹ См.: Иванова В.Ф. История и принципы русской пунктуации. Л., 1962; Ицкович В.А., Шварцкопф B.C. Знаки препинания как реплики диалога // Современная русская пунктуация. М., 1979. С. 141 - 158.

157

Насыщенность заголовочных конструкций знаками пунктуации в современных публикациях - явление очень заметное, подчеркивающее особую активность знаков в передаче информации при минимальной затрате вербальных речевых средств. Очень часто именно знаки держат все сообщение, так как без них, только лексико-грамматических показателей бывает недостаточно, чтобы придать осмысленность сообщению, как, например, в таких случаях: Эрфурт - Вильнюс: дружат строители (Строит. газ. 1977. 27 февр.); Современная офтальмология: щадящие методы лечения (АиФ. 2000. ? 51); Солнце: яд и лекарство (Комс. правда 2002. 21 июня).

Знаки здесь указывают на смысловые и грамматические связи слов, именно они оказываются смыслоносителями, тем каркасом, на котором располагаются слова соответственно заданным знаками функциям, т. е. знаки организовывают сообщение.

Не меньшую роль выполняют значки, 'разводящие' слова: они создают модально-оценочный фон сообщения. Например, многоточие при неожиданном повороте мысли, алогизме, смысловом несоответствии: Малышу... 44 тысячи лет (Комс. правда 1977. 20 ноября); От поля до... шлагбаума (Известия. 1975. 11 ноября); Через перевал... в босоножках (Комс. правда 1981. 13 янв.); Металл защищают... биологи (Правда. 1981, 10 янв.); Авто не роскошь, а... вторсырье (АиФ. 2002. ? 27).

Знак дает возможность сократить известное всем высказывание, привести его не полностью и тем самым сэкономить вербальные средства без потери нужной информации: Взялся за гуж... (Комс. правда 1975. 13 ноября); Не красна изба углами... (Комс. правда 1975. 14 ноября); В чужом глазу соломинку... (Лит. газета. 1975. 12 ноября.); На каждого хитреца... (Комс. правда 1975. 11 ноября); С больной головы... (Правда. 1981. 11 янв.); Что в Москву-реку упало, то... (АиФ. 2002. ? 29).

Знаки способны служить и средством актуального членения, они обозначают паузу на границе членения и тем самым рапределяют компоненты темы и ремы, могут усиливать интонационные показатели темы и ремы¹: Все для него - неизреченно (А. Блок); И вот герой мой начал потихоньку высовываться на глаза влюбленной в него 'публике', а она - рукоплещет (М. Горький. О писателе, который зазнался); Море огромное, лениво вздыхающее у берега, - уснуло и неподвижно в дали, облитой голубым сиянием луны (М.Горький. Песня о Соколе).

¹ См.: Ковтунова И.И. Современный русский язык. Порядок слов и актуальное членение предолжения. М., 1976. С. 50-51.

158

Все это в конечном счете способствует повышению степени напряженности текста в плане его восприятия, лишает текст той 'размытости', которая свойственна ему при слабой 'оснащенности' знаками. Однако напряженность, естественно, должна иметь свой порог, за которым кончается восприятие, как, например, в таком случае, где перенасыщенность знаками приводит к притуплению осмысленности восприятия, так как знаки оказываются столь перегруженными функционально, что утрачивается их исходное качество: Юра - это ваша общая женская тайна... - усмехнувшись, - даже - заговор. Не понимая принимаю, как все всегда в вас - и от вас - приму, потому что вы для меня - вне суда (М. Цветаева. Повесть о Сонечке); ...Теперь я думаю (да и тогда знала!) - Володя был - спутник, и дорога была не друг к другу, а - от нас самих, совместная - из нас самих (там же). Вот еще пример, чрезмерно напряженного (по знакам) текста, однако в данном случае, как нам представляется, автор не переступил 'порог восприятия': Я отродясь помню в нашем доме Марию Васильевну - кто она была, не знаю, должно быть - все: и кто-нибудь из детей заболел - она, и сундуки перетрясать - она, и перешивать - она, и яйца красить - она. А потом исчезала. Худая - почти скелет, но чудные, чудные глаза, такие страдальческие, живое страдание: темно-карие (черных - нет, черные только у восточных - или у очень глупых: бусы) - во все лицо, которого не было (там же).

Если учесть, что подобная концентрированность смысла проявляет индивидуальность пишущего, его особое художественное видение, то можно такую напряженность связать с семантико-стилистическим назначением пунктуации, поскольку искусство (в том числе искусство слова) изображает не столько сам мир и его объекты, сколько восприятие его¹. Отсюда и понятие индивидуально-авторского употребления знаков, которое приложимо в строгом смысле только к художественным текстам. Тексты иного функционального назначения такого пунктуационного оформления не выдерживают - информационная насыщенность и напряженность достигается в них иными средствами.

Итак, значимость пунктуации в оформлении письменного сообщения на современном этапе развития пунктуации не вызывает сомнения. Знаки способны передавать функционально-стилевую и

¹ См.: Ибраев Л.И. Слово и образ. К проблеме соотношения лингвистики и поэтики // Филологические науки. 1981. ? 1. С. 21 -22.

159

эмоционально-экспрессивную информацию, могут принимать на себя функции вербальных средств информации и усиливать или изменять несомую ими информацию. А это значит, что знаки могут выступать в ряду форм выражения смысла¹: они служат средством актуального членения (распределение компонентов темы и ремы), выполняют смысло-различительную и семантико-синтаксическую роль. И следовательно, способны повышать эффективность письменного сообщения. И не только повышать информативность, но и организовывать сообщение, а также усиливать общую напряженность текста.

¹См.: Веденина Л.Г. Французская пунктуация и ее роль в построении предложения: Автореф. докт. дисс. М., 1980.

13. ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ В ТЕКСТАХ РАЗНОЙ ФУНКЦИОНАЛЬНО-СТИЛЕВОЙ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ

Основные правила пунктуации имеют нормативный характер, они относительно устойчивы в практике печати и одинаковы для разного вида письменной речи. Однако сама письменная речь неоднородна. Общественная практика выработала определенный отбор языковых средств в соответствии с задачами общения. В научной статье, в газетной заметке, в официальном заявлении, в протоколе заседания, в жанрах художественной литературы и т.п. по-разному отбираются и сочетаются языковые средства общенародного языка. Имеются разные формы речевого общения, которые специализировались как речь научная, официально-деловая, публицистическая, художественная. Эти разновидности письменной речи, ориентированные на удовлетворение разных потребностей пишущего, называются функциональными стилями. Они названы так потому, что совокупность отобранных в каждом случае языковых средств выполняет свою, особую функцию: в одном случае они служат общению в условиях официально-деловых, в другом - научного контактирования и т. д., т. е. функциональные стили сложились благодаря специфике языка, используемого в разных сферах человеческой деятельности. 'Стиль' - слово многозначное, но когда говорят о функциональных стилях языка, то имеют в виду объективно существующую совокупность языковых средств, характерных для определенного вида речевого общения.

В синтаксическом отношении каждая из разновидностей письменной речи обладает особенностями, более или менее ярко выраженными. А поскольку пунктуация прежде всего фиксирует синтаксическое членение речи, то вполне естественно, что она различается в разных по функционально-стилевой принадлежности текстах. В лингвистической литературе неоднократно подчеркивалась мысль, что пунктуация не одинакова для различных стилей письменной речи¹.

¹ См., например: Шапиро А. Б. Современный русский язык. Пунктуация. М., 1974. С. 58-59; Ефимов А.И. Стилистика художественной речи. М., 1957. С. 422-425.

161

Научная литература насыщена фактическим материалом, информация здесь должна быть точной и сжатой. Содержание научного сообщения - это описание фактов, предметов, явлений действительности, их изучение, объяснение, обобщение. Задача научного сообщения - доказательство определенных положений, гипотез, их аргументация. Научная литература обычно содержит систему рассуждений и доказательств. Отсюда и особенности языка, в том числе и его синтаксического строя.

Синтаксис научной литературы довольно четок¹: отличается последовательной связностью отдельных предложений, их завершенностью и полнотой. В научной речи преобладают сложные синтаксические построения, с очень развернутой и упорядоченной, логически четкой связью между частями. Среди разновидностей предложений преобладают многочленные сложноподчиненные предложения с причинно-следственными, определительными и изъяснительными придаточными. Научный стиль 'тяготеет к речевым средствам, лишенным эмоциональной нагрузки и экспрессивных красок'², поэтому в синтаксисе научных произведений, рассчитанных не на эмоциональное, а на логическое, интеллектуальное восприятие, обычно отсутствуют предложения, передающие экспрессивные качества речи, смысловые и интеллектуальные тонкости. Не характерны для научного стиля эмоционально окрашенные предложения, всевозможные умалчивания, недоговоренность и т. п. Нежелательны разнообразные виды неполных предложений. Редки вопросительные предложения. Если они и есть, то связаны со стремлением привлечь внимание. Нет и восклицательных предложений. Такой 'строгий' синтаксис, естественно, не требует пунктуационной сложности. Пунктуация этого вида литературы стандартизована и лишена индивидуальной осмысленности. Преобладают знаки, покоящиеся на грамматическом основании: это знаки, членящие текст на отдельные предложения и части предложения (главная и придаточная; однородные члены; среди обособлений - только обязательные, т. е. вызванные структурными показателями).

¹См. о специфике синтаксического строя научного стиля: Сенкевич МЛ. Литературное редактирование научных произведений. М., 1970. С. 109-142; Лаптева О.А. Внутристилевая эволюция современной русской научной прозы // Развитие функциональных стилей современного русского языка. М., 1968. С. 126; Лесскис Г.А. О зависимости между размером предложения и его структурой в разных видах текста // Вопросы языкознания. 1963. ? 3; Кутина Л.Л. Формирование языка русской науки. М.-Л., 1964; Гвоздев А.Н. Очерки по стилистике русского языка. Изд 2-е. М., 1955.

² Виноградов В.В. О теории поэтической речи // Вопросы языкознания. 1962. ? 2. С. 3-4.

162

Вот примеры научного текста:

Сложные условия эксплуатации офсетных форм в процессе печатания выдвигают многообразные требования к увлажняющим растворам. Увлажняющий раствор не должен обладать агрессивными свойствами к лаковой пленке, лежащей на цинковой или алюминиевой поверхности, а также пленке ксантата меди на биметаллических формах. Состав увлажняющего раствора должен гарантировать максимальную сохранность коллоидной пленки на поверхности металла, сообщать ей оптимальную степень гидротации, чтобы не нарушать ее структурно-механических свойств и устойчивости при печатании. Увлажняющий раствор не должен вызывать коррозионных явлений, прогрессивно развивающихся во времени. Эти явления могут быть полезными в том случае, если продукты коррозии предотвращают дальнейшее развитие коррозионных явлений, пассивируют поверхность, а главное - способствуют сохранению адсорбционной гелеобразной пленки коллоида.

(Проблемы технологии полиграфии.)

Естественный человеческий язык, возникший в процессе выделения человека из животного мира, является, как известно, материальной формой выражения мышления, служащей для передачи и хранения информации. В отличие от естественного языка, употребляемого людьми в обыденной жизни, научный язык - это искусственный язык, специально разработанный для определенных познавательных целей. Содержание языка науки составляют научные термины, выработанные для решения познавательных задач.

(Э.А. Мариничев. Математика - язык науки.)

Пьезоэлементы объединяются в мостовую схему, которая вырабатывает выходной сигнал. Активными можно считать элементы, включенные только в два плеча мостовой схемы, которые сформированы в центре пластины, где наблюдается наибольшая деформация, причем элементы ориентируют в направлении максимального пьезорезистивного эффекта. В другие два плеча моста включаются элементы, расположенные на краях пластины и ориентированные так, чтобы пьезоэффект был равен нулю.

(А.И. Воронков, Е.В. Мухин. Измерительные информационные системы.)

163

Обратимся к пунктуации приведенных текстов. Нетрудно заметить, что ни в одном из текстов нет знаков, поставленных на чисто смысловом или интонационном основании, которые обычно связываются с индивидуально-авторской манерой изложения материала. Здесь нет вообще экспрессивных элементов синтаксиса. Случаи употребления знаков абсолютно нормативны: запятые, отделяющие придаточные от главных; запятые между однородными членами; запятые, отделяющие причастные обороты, стоящие после определяемых слов; точки на конце предложений и тире между подлежащим и сказуемым со связкой это.

В отличие от собственно научных в произведениях научно-популярных и публицистических, в соответствии со своеобразием синтаксического строя, пунктуация менее стандартна, допускает некоторые вольности, идущие от разговорной интонации и художественных средств выразительности. То же можно сказать и о газетных публикациях - статьях, сообщениях, репортажах, обзорах, заметках, очерках и др., где в разном объеме и в разных вариантах могут объединяться черты научного и художественного стилей. Вот, например, как разговорные интонации в выступлении Р. Рождественского, опубликованном в 'Литературной газете' (1973, 4 апр.), фиксируются знаками:

И все-таки не зря мы выделяем публицистику в отдельный жанр. Не зря называем этот жанр боевым. Точное понимание проблемы. Убежденность в своей правоте. Яростная полемичность и спокойный голос факта. Мужество. Порою - риск, в самом буквальном значении этого слова. Бой не для виду, не с тенью... Боевой жанр! Не декламационный, не выспренний, не ходульный. Потому что на ходулях воевать трудно.

Жанр публицистики останется боевым навсегда. Ибо невозможно предположить, что вдруг остановится наша жизнь, вдруг прекратится развитие нашего общества. Публицистика, словно увеличительное стекло, приближает к нашим глазам, к нашим сердцам конкретные проблемы людей, проблемы века.

В документах официально-деловых¹ (докладах, приказах, отчетах, программах, протоколах, инструкциях, заявлениях и т. п.) синтаксическая структура более стандартна (чем даже в научных тек-

¹О синтаксических особенностях деловой речи см.: Логинова КА. Деловая речь и ее изменения в советскую эпоху // Развитие функциональных стилей современного русского языка. М. 1968.

164

стах). С употреблением знаков препинания здесь дело обстоит еще проще¹. Для официально-деловой литературы характерна такая черта, как строгость и смысловая четкость в изложении. Индивидуализация речи здесь сведена до минимума. Отсюда и своеобразие синтаксического строя: нет прямой речи, нет сравнительных оборотов, нет уточняющих и разъясняющих конструкций и эмоционально окрашенных синтаксических построений, нет различного рода неполных предложений. Предложения здесь всегда распространенные, с обычным порядком слов, без пропусков основных членов. Общепринятые (подчас единственно возможные) формы изложения и расположения материала приводят к сравнительной легкости пользования знаками препинания, их однообразию: знаки здесь ставятся в соответствии с грамматическим членением речи.

Очень образно сказал об этом А. П. Чехов в своем рассказе 'Восклицательный знак'. Коллежский секретарь Перекладин сорок лет писал казенные бумаги и ...забыл, когда же должен ставиться восклицательный знак: 'Что за оказия! Сорок лет писал и ни разу восклицательного знака не поставил... Гм!.. Но когда же он, черт длинный, ставится?' И далее задумался: 'Сорок лет писал он бумаги, написал он их тысячи, десятки тысяч, а не помнит ни одной строки, которая выражала бы восторг, негодование или что-нибудь в этом роде...' 'И прочие чувства...- думал он.- Да нечто в бумагах нужны чувства?'

Зато другие знаки Перекладин твердо усвоил: 'Хоть эти запятые взять...- думал Перекладин...- Я их отлично понимаю... Ставятся они перед 'который' и перед 'что'.

Ежели в бумаге перечислять чиновников, то каждого из них надо запятой отделять...'

'А точка в конце бумаги ставится... Где нужно большую передышку сделать и на слушателя взглянуть, там тоже точка. После всех длинных мест нужно точку, чтоб секретарь, когда будет читать, слюной не истек. Больше же нигде точка не ставится...'

'И этих знаю...- думает он.- Где запятой мало, а точки много, там надо точку с запятой. Перед 'но' и 'следственно' всегда ставлю точку с запятой... Ну-с, а двоеточие? Двоеточие ставится после слов 'постановили', 'решили'...'².

Примерно то же высказал и щедринский персонаж, поучая молодого чиновника: 'Что же это вы, молодой человек, многоточий-то наставили? Многоточие волнение чувств обозначает, а ка-

¹ См.: Шапиро Л.Б. Современный русский язык. Пунктуация. М., 1974. С. 58.

² Чехов А.П. Собр. соч.: В 12 т. Т.3. М., 1955. С. 569-573.

165

кое же волнение чувств может быть в казенной бумаге?' Эти иллюстрации из художественных произведений очень хорошо подчеркивают главную закономерность в употреблении знаков в официально-деловом тексте - отсутствие знаков, выражающих эмоциональные, экспрессивные оттенки речи.

Однако в оформлении деловых бумаг есть свои трудности, свои особенности. К таким особенностям относится, например, специальное выделение частей текста.

Содержание делового документа должно быть точным, недвусмысленным и вместе с тем обстоятельным, по возможности стандартной формы. Этим качествам деловых бумаг подчинены и их синтаксические особенности. Часто в одном предложении необходимо выразить все обстоятельства дела, дать полную характеристику предмета, отсюда - очень сложные предложения со многими придаточными, причастными и деепричастными оборотами, с перечислением однородных членов. Такое предложение должно быть очень четко построено, чтобы быть однозначно воспринятым. Для этого пользуются абзацным членением (часто членится одно предложение на однотипно построенные части), членению этому, как правило, предшествует общая часть, которая заканчивается обобщающим словом или сочетанием слов, после которых ставится двоеточие, части перечисляющиеся отделяются точками с запятыми, абзацный отступ может сопровождаться знаком тире. Самостоятельные части в документах делятся на разделы, которые должны быть четко выделены. Отсюда целая система рубрикации и нумерации. Таково пунктуационное оформление документов юридических, правительственных и партийных, международных договоров и соглашений и др.

Синтаксис разных деловых жанров имеет своеобразные черты: стиль закона, например, отличается от стиля военного устава или стиль международного договора отличается от стиля протокола заседания. Однако в любом случае 'продуманность и четкость формулировок, нормализация и стандартизация необходимы в деловом документе'¹, а это сказывается на пунктуации.

В деловых документах, как уже было сказано, пунктуация предельно стандартизована, так как опирается на грамматический принцип, что объясняется своеобразием их синтаксического строя. Четкость, логичность построения и оформления мысли в деловой бумаге выдвигается на первый план и становится самоцелью. В

¹ Логинова КА. Деловая речь и ее стилистические изменения в советскую эпоху // Развитие функциональных стилей современного русского языка. М., 1968. С. 186.

166

прямой связи с этим находятся те технико-пунктуационные правила, которые являются спецификой пунктуационной системы деловой литературы, как и научной. К таким правилам прежде всего относятся правила рубрицирования, с обязательным соблюдением последовательности в использовании обозначений рубрик и четкости в членении рубрицируемого текста. Кроме того, необходимо соблюдение и некоторых других правил рубрицирования. К ним относятся следующие: 1) строчные буквы не употребляются без скобок; 2) после строчных букв и арабских цифр со скобками не ставится точка; 3) римские цифры и прописные буквы употребляются без скобок; 4) после прописных букв и римских цифр, использованных в самом тексте, при абзацном отступе ставится точка; 5) после прописных букв и римских цифр, использованных в середине строки, вне текста (при обозначении крупных разделов), точка не ставится; 6) при рубрицировании посредством цифр и букв со скобками части текста членятся либо запятыми, либо (при значительной усложненности) точками с запятыми; точки при скобочных рубриках не рекомендуются, они ставятся в конце рубрик, оформленных с помощью букв и цифр без скобок; 7) прописные буквы начинают текст рубрик, оформленных цифрами и буквами с точками, строчные - ставятся после рубрик, оформленных цифрами и буквами со скобками.

Пример правильного оформления рубрик:

I. Простое предложение.

1. Двусоставные предложения:

а) главные члены двусоставного предложения;

б) второстепенные члены двусоставного предложения.

2. Односоставные предложения:

а) определенно-личные предложения;

б) неопределенно-личные предложения;

в) обобщенно-личные предложения;

г) безличные предложения;

д) номинативные предложения.

А вот пример заведомо неудачного оформления рубрик (пример взят из 'Литературной газеты'. 1970. 11 ноября.) :

Письма моих читателей разделяются в основном на:

1) Хвалебно-благодарственные.

2) Осуждающе-разоблачающие.

3) Уличающие в ошибках

а) с благими намерениями,

б) с обратными намерениями...

в) из любви к ловле блох.

167

Иные задачи выполняет пунктуация в художественных текстах. Это естественно вытекает из специфики синтаксической системы художественной литературы. Ю.М. Лотман отмечает: 'С одной стороны, язык литературного произведения подчиняется всем нормам не художественного языка, - с другой, он включен в закономерности искусства'¹. И далее: '...Если бы объем информации, содержащейся в поэтической (стихотворной или прозаической - в данном случае не имеет значения) и обычной речи, был одинаков, художественная речь потеряла бы право на существование...'².

Слово в художественном тексте обладает большим количеством значений. Оно не может быть 'не мотивированным, с пустым, мертвым, произвольно условным значением'³. Многозначность, экспрессивность языка художественной литературы сказываются и на ее пунктуации.

В художественных текстах многое зависит от умения автора при помощи пунктуации передать тончайшие оттенки смысла, которые не могут быть выражены только словами и только синтаксическим строем высказывания, поэтому пунктуацию можно с полным основанием назвать одним из ярких средств повышения выразительности текста и одним из средств создания авторского слога.

В художественной литературе, как ни в каком другом виде литературы, широко используются такие знаки препинания, которые выражают эмоционально-экспрессивные качества письменной речи и разнообразные оттенки смысла, хотя и здесь 'грамматические' знаки обязательны и непременны. Вся пунктуационная система полно, широко и многообразно служит в художественном тексте одним из существенных и ярких средств передачи не только логического, интеллектуального, но и эмоционального содержания.

Можно привести много примеров того, как в художественном произведении знаки служат этой цели: они не только грамматически членят текст, но и передают его экспрессию. К. Г. Паустовский по этому поводу писал: 'Есть очень верное выражение: 'В настоящей литературе нет мелочей'. Каждое, даже на первый взгляд ничтожное слово, каждая запятая и точка нужны, характерны, определяют и помогают наиболее резкому выражению идеи.

Хорошо известно, какое потрясающее впечатление производит точка, поставленная вовремя'.

¹ Лотман Ю.М. Лекции по структурной поэтике // Уч. зап. Тартуск. ун-та / Труды по знаковым системам. Тарту, 1964. С. 43.

² Там же.

³ Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959. С. 391.

168

Художественная литература - это особый способ отражения и познания действительности, художественная речь использует языковые средства в образной, эстетической функции. Возможность переосмысления слова в художественных текстах, многоплановость его звучания, выявление особых оттенков смысла и т.п. приводит к синтаксической осложненности, выражающейся в обилии обособленных оборотов речи, пояснений, уточнений, выделений, подчеркиваний и пр. Всему этому служит пунктуация, которая обладает широчайшими возможностями для передачи смысловых и интонационных тонкостей.

М. Светлов сказал: 'Ученый употребляет слова в прямом значении. А в поэзии, как в живой речи, все решает интонация. Она может очень далеко отлетать от непосредственного смысла. В науке слова идут ровным шагом, в стихах - разбегаются, скользят, взлетают'.

'Интонация' в художественном тексте может быть столь же многообразной, сколь многообразен и индивидуален писательский талант, сколь многообразен и индивидуален слог писателя, его стиль. А это не может не отразиться и на пунктуации, которая, хотя и опирается на общественную практику, все же отражает индивидуальность пишущего.

Своеобразие синтаксического строя художественного текста, как отчасти и публицистического (особенно газетно-публицистического), заключается в активном использовании разговорных конструкций, передающих непринужденность общения с читателем, экспрессивность речи, ее актуализацию и требующих особого пунктуационного оформления.

Трудность пунктуационного оформления разговорной речи, отраженной в письменном тексте, заключается в том, что, с точки зрения синтаксиса, она не укладывается в привычные, стандартные схемы и модели (часто простые предложения включают элементы сложного; вставки, замечания по ходу рассуждения 'врываются' в главную мысль, лишая ее одноплановости, и т.п.). Все это требует особой комбинации знаков, учета не только их общих функций, но и возможности использования в сочетании друг с другом в данном, конкретном тексте.

Вот, например, отрывок из романа В. Шукшина 'Я пришел дать вам волю':

- Ах, славно мы тада сбегали!.. - пустился в воспоминания дед Любим.- Мы, помню, забылись маленько, распалились - полосуем их почем зря, только калганы летят... А их за речкой, в леске,- видимо-невидимо. А эти-то нас туда

169

заманивают. Половина наших уж перемахнули речку - она мелкая, а половина ишо здесь. И тут Иван Тимофеич, покойничек, царство небесное, как рявкнет: 'Назад!' Мы опомнились... А из лесочка-то их туча сыпанула. А я смотрю: Стеньки-то нету со мной. Все рядом был - мне Иван велел доглядывать за тобой, Тимофеич, дурной ты какой-то тот раз был,- все видел тебя, а тут как скрозь землю провалился. Можеть, за речкой? Смотрю - и там нету. Ну, думаю, будет мне от Ивана. 'Иван! - кричу.- Где Стенька-то?' Тот аж с лица сменился... Глядим, наш Стенька летит во весь мах - в одной руке баба, в другой дите. А за ним... не дай соврать, Тимофеич, без малого сотня скачет. Тут заварилась каша...

Как видим, при оформлении такого текста вряд ли помогут школьные правила. Здесь нужна скорее интуиция, но интуиция, воспитанная на глубоком понимании существа пунктуационной системы. Показательно, что в отрывке 145 слов и 63 знака, т. е. один знак... почти на каждые два слова.

Итак, способность пунктуации реагировать на функционально-стилистические свойства текста отнюдь не означает, что каждый вид литературы имеет свою собственную пунктуацию; она едина и закреплена общественной практикой. Своеобразие пунктуации заключается в своеобразии самого синтаксического строя, который она обслуживает.

14. НЕРЕГЛАМЕНТИРОВАННАЯ ПУНКТУАЦИЯ

Очень часто, читая художественную литературу, мы сталкиваемся с интересным явлением: наши знания правил пунктуации оказываются недостаточными, чтобы 'прочитать' некоторые знаки. К сожалению, вопрос решается подчас предельно просто: не соответствует правилу - значит авторское.

Авторские знаки... Термин этот стал употребляться для обозначения нерегламентированной пунктуации вообще. Однако сколь различное содержание заключается в этом слове - 'авторское'!

Читаем, например, известные лермонтовские строки из 'Мцыри':

... угрюм и одинок,

Грозой оторванный листок,

Я вырос в сумрачных стенах

Душой дитя, судьбой монах.

Естественно, что мы обязаны воспринимать это четверостишие соответственно расставленным знакам, этим 'нотам' при чтении, как называл их А. Чехов. Запятая после одинок указывает на определительную функцию кратких прилагательных и их смысловую и грамматическую отнесенность к местоимению я: как определение воспринимается и сочетание грозой оторванный листок (приложение к я), и в целом высказывание строится в форме простого предложения с двумя определительными оборотами, лишенными интонационной завершенности при прочтении, поскольку они логически нацелены на местоимение я.

Уберем запятую, и значение, строение и интонация предложения резко изменятся: осложняющая часть простого предложения угрюм и одинок грозой оторванный листок, станет самостоятельным компонентом сложного предложения, поскольку краткие прилагательные приобретут функцию сказуемого при своем подлежащем листок, и все четверостишие в целом преобразится в фигуру поэтического синтаксиса, с параллелизмом в ее основе, так

171

как первая, теперь уже самостоятельная часть, получит интонацию конца.

Итак, отвлекаясь от конкретного замысла поэта, можно признать факультативность знака после одинок, и, следовательно, его авторскую сущность.

В других примерах из того же произведения М. Лермонтова можно обнаружить знаки, которые 'могли бы быть' либо устранены, либо заменены другими (естественно, лишь в порядке эксперимента, именно для того, чтобы постичь существо лермонтовского текста), и они тоже будут 'правильными' с точки зрения их социальной и функциональной значимости.

Вот эти строки:

Хотел я встать: передо мной

Все закружилось с быстротой!

Хотел кричать: язык сухой

Беззвучен и недвижим был.

...И жадно я припал к волне.

Вдруг голос - легкий шум шагов...

Дважды употребленное здесь двоеточие может вызвать недоумение, особенно если читатель был прилежным школьником и запомнил правило о том, что при уступительно-противительных отношениях в бессоюзном сложном предложении ставится тире. И, наконец, тире после вдруг голос... Здесь читающий если и предложит иной знак (запятую), то сделает это более осторожно, с оговоркой на иное интонационное оформление строки: иная длительность паузы, иной рисунок прочтения, иная динамика.

Эти случайно выхваченные из поэмы М. Лермонтова строки обнаруживают всю сложность проблемы авторских знаков, поскольку выявляют разнородность объединенных здесь явлений. Можно пойти по пути наиболее легкому и зачислить все отмеченные знаки в категорию авторских на том формальном основании, что они не регламентированы ныне действующими правилами пунктуации. Однако это отнюдь не вскрыло бы существа 'авторского применения' пунктуации, особенно если мы имеем дело с произведениями классиков прошлого.

Сталкиваясь с нерегламентированной пунктуацией, можно выделить по меньшей мере три круга явлений.

1. Прежде всего, нельзя не учитывать пунктуационную практику определенного исторического периода. Пунктуация как система,

172

действующая ныне, складывалась исторически, функционально знаки менялись, менялись и условия их применения. То, что современными читателями ощущается как некое несоответствие норме, в прошлом могло быть вполне обычным, продиктованным правилами своего времени. В частности, пример с двоеточием в лермонтовском тексте. Если сравнить его с употреблением знака в сочинениях А. Пушкина или других его современников, то обнаружится явное сходство, и 'индивидуальность' знака окажется сомнительной. Например:

Уж темно: в санки он садится.

.......................................................

К Talon помчался: он уверен,

Что там уж ждет его Каверин.

Вошел: и пробка в потолок,

Вина кометы брызнул ток.

(А. Пушкин. Евгений Онегин.)

В XIX веке (вплоть до самого конца его) двоеточие обладало гораздо более широким кругом значений, нежели в современном русском языке. Ср., например, более поздние по времени сочинения И. Тургенева: Мы туда-сюда: спрашиваем кухарку: та ничего не знает¹.

Значительно чаще, чем в современных текстах, употреблялась и точка с запятой:

Вы, отроки-други, возьмите коня!

Покройте попоной, мохнатым ковром;

В мой луг под уздцы отведите;

Купайте, кормите отборным зерном;

Водой ключевою поите.

(А. Пушкин. Песнь о вещем Олеге.)

Она могла даже отграничивать придаточную часть от главной:

Когда же волны по брегам

Ревут, кипят и пеной плещут,

И гром гремит по небесам,

И молнии во мраке блещут;

Я удаляюсь от морей

В гостеприимные дубровы;

¹ Полн. собр. соч. Т. 8. СПб.: Тип. Глазунова, 1891. С. 87.

173

Земля мне кажется верней,

И жалок мне рыбак суровый:

Живет на утлом он челне,

Игралище слепой пучины,

А я в надежной тишине

Внимаю шум ручья долины.

(А. Пушкин. Земля и море.)

Такие знаки нельзя отнести к числу авторских. Это не своеобразие автора, а своеобразие отдаленного от нас момента времени. Употребление знака, так же как и орфограмма или значение слова, может быть устаревшим, перешедшим в пассив письменной речи.

В данном случае, разумеется, не принимается во внимание прямое искажение при пунктуационном оформлении текста, как это случилось, например, при издании однотомника избранных сочинений А. Пушкина. В стихотворении 'Узник' в конце первой строки поставлено двоеточие:

Сижу за решеткой в темнице сырой:

Вскормленный в неволе орел молодой,

Мой грустный товарищ, махая крылом,

Кровавую пищу клюет под окном...¹

Ср. академическое издание:

Сижу за решеткой в темнице сырой.

Вскормленный в неволе орел молодой,

Мой грустный товарищ, махая крылом,

Кровавую пищу клюет под окном...²

Подобные издательские вольности, к сожалению, не имеют границ. Пример тому работа Краснодарского книжного издательства, выпустившего избранные пушкинские стихотворения. Первая строка 'Узника' здесь вообще не имеет никакого знака, что значительно искажает смысл всей строфы, и это справедливо было отмечено одним из читателей 'Литературной газеты' (см.: Лит. газета. 1976. 17 ноября).

Вот еще примеры некорректного отношения к публикации классических текстов. Ссылаясь на Полное собрание сочинений

¹ Избр. соч. Л.: Художественная литература, 1936. С. 356.

² Поли. собр. соч.: В 16 т. Т. 2. Ч. 1. АН СССР, 1947. С. 276.

174

Ф.И. Тютчева, А.А. Николаев¹ приводит ряд строк из стихотворений Ф.И. Тютчева. Сравнив пунктуацию этих текстов с пунктуацией, принятой в последующих изданиях, мы обнаружили значительные расхождения. Например, в ПСС:

Еще шумел веселый день

Толпами улица блистала -

И облаков вечерних тень

По светлым кровлям пролетала -

И доносилися порой

Все звуки жизни благодатной -

И все в один сливались строй

Стозвучный, шумный - и невнятный.

('Еще шумел веселый день...');

Она сидела на полу,

И груды писем разбирала -

И как остывшую золу,

Брала их в руки и бросала -

Брала знакомые листы,

И чудно так на них глядела -

Как души смотрят с высоты

На ими брошенное тело...

('Она сидела на полу...');

Ах, и не в эту землю я сложил,

Все чем я жил - и чем я дорожил...

('Итак, опять увиделся я с вами...').

А вот как оформлены эти строки в публикации издательства 'Правда' (1988)²:

Еще шумел веселый день,

Толпами улица блистала,

И облаков вечерних тень

По светлым кровлям пролетала.

¹ Николаев А.А. Пунктуация стихотворений Тютчева // Современная русская пунктуация. М.: Наука, 1979. С. 202-222.

² См.: Тютчев Ф.И. Стихотворения. Письма. Воспоминания современников. М.: Правда, 1988.

175

И доносилися порой

Все звуки жизни благодатной -

И все в один сливались строй,

Стозвучный, шумный и невнятный (С. 37);

Она сидела на полу

И груды писем разбирала,

И, как остывшую золу,

Брала их в руки и бросала.

Брала знакомые листы

И чудно так на них глядела,

Как души смотрят с высоты

На ими брошенное тело... (С. 111);

Ах, и не в эту землю я сложил

Все, чем я жил и чем я дорожил! (С. 79)

Итак, совершенно очевидно, что правдинские издатели четко усвоили правила пунктуации 1956 г. Все тютчевские тире, не предусмотренные современными правилами (особенно тире в конце предложения), заменены на запятые и точки либо сняты вообще без замен. Так автор остался без авторских знаков, и такая практика издания оригинальных текстов, к сожалению, очень распространена. А ведь в данном случае конечное тире - знак безусловно авторский. По наблюдениям А.А. Николаева¹, 'в доброй половине его [Тютчева] рукописей точек нет совсем', тогда как в изданиях стихотворений Тютчева точки занимают 'положенные' им места. Как видим, издательские знаки препинания вытеснили поэтическую, экспрессивную пунктуацию Тютчева. В других случаях модернизация пунктуации и вовсе приводит к искажению смысла, неверному пониманию текста. Сопоставим, например, тютчевский автограф

О! страшных песен сих не пой!

Про древний хаос, про родимый

Как жадно мир души ночной

Внимает повести любимой!

('О чем ты воешь, ветр ночной...')

¹ См.: Указ. соч.

176

с закрепившимся в издательской практике прочтением тех же строк:

О, страшных песен сих не пой

Про древний хаос, про родимый!

Как жадно мир души ночной

Внимает повести любимой!

Кстати, примерно до середины XIX века в качестве конечного знака часто употреблялось сочетание точки и тире. Ср., например, у А. Пушкина:

Под сенью хаты скромной

В часы печали томной

Была ты предо мной

С лампадой и мечтой. -

(К моей чернильнице.)

Не избежал этого и Ф.И. Тютчев:

'Все бешеней буря, все злее и злей,

Ты крепче прижмися к груди моей'. -

.....................................................................

'Пусть там, на раздолье, гуляет волна,

В сей мирный приют не ворвется она'. -

('Все бешеней буря...')

Особенно показательно, что точка и тире как единый знак конца предложения употребляется Ф.И. Тютчевым в письмах самого разнообразного содержания - и бытового, и официально-делового. Значит, это знак не особый, поэтического 'звучания', а обычного для первой половины XIX века употребления, знак, соответствующий принятым нормам¹.

Вот, например, начало письма к П.А. Вяземскому (1844 г.):

Вот, князь статья в неизувеченном виде. Осмелюсь только просить вас прочесть ее поскорее, дабы я мог незамедлительно вернуть книгу владельцу, который ее требует. -

Читайте только последние три главы: поляки, русские и общий обзор, все остальное находится почти без изменений в вашем экземпляре. - Но не прискорбно ли видеть, что иностранец, почти враг, имеет о нас, - о том, что мы есть и

¹ Цит. по указ. соч. 1988 г.

177

чем мы можем быть, - такое точное понятие и такой ясный исторический на нас взгляд, чего мы совершенно лишены...

Письмо М.П. Погодину (1821 г.):

Говорил я, любезнейший Михайло Петрович, о Горации с Раичем. Он согласен уступить вам свою часть. И когда вам будет время, зайдите к нему. - Живет он, как вы, я думаю, знаете, в доме Муравьева на Дмитревке. - Сделайте одолжение - утолите мою жажду. Пришлите продолжение 'Исповеди'. Никогда с таким рвением и удовольствием я еще не читывал. - Сочинение это всякому должно быть занимательно. Ибо, поистине, Руссо прав: кто может сказать о себе: я лучше этого человека?

Интересно, что как раз точка как конечный знак не столь показательна для Ф. Тютчева и его современников. В частности, в стихотворении 'Я встретил вас - и все былое...' нет ни одной точки.

Сохранение точки и тире в конце предложения в цитируемых письмах показательно тем, что эти тексты взяты из издания сочинений Ф.И. Тютчева 1988 г. - издания, где в основном любые знаки конца предложения заменены на точки. Здесь же точки и тире сохранены. Характер текстов убеждает в том, что это сочетание знаков скорее привычное, нежели индивидуально осмысленное. Оригинальнее для Ф.И. Тютчева оказывается пропуск точки и сохранение одиночного тире в конце предложения. Такое употребление можно признать индивидуально-авторским.

Изменения в функционировании знаков препинания можно обнаружить не только при сравнении современных публикаций с изданиями прошлого. Эти изменения происходят постоянно, они отражают жизнь языка, и именно поэтому правила, стабильные и узаконенные специальными документами (см., в частности, 'Правила орфографии и пунктуации'. М., 1956), всегда неизбежно отстают от своего времени, так как фиксируют какой-то временной отрезок, а практика употребления идет дальше, отвечая потребностям развивающегося языка. И опять можно легко впасть в ошибку: обнаружив некоторое несоответствие принятым нормативам у какого-либо современного автора, приписать это его индивидуальности. Например: Чем больше он жил, тем больше ценил красоту окружающего мира - перелеты птиц, осенний листопад, какую-нибудь козявку, песчаный откос, закаты, своих учеников, новую форму... (Д. Гранин. Обратный билет) - тире вместо двоеточия перед перечислением; Все тогда с шумом поднялись - пора в дорогу (В. Аксенов. Круглые сутки нон-стоп) -

178

тире вместо двоеточия при пояснении в бессоюзном сложном предложении.

Такое употребление не привязано к индивидуальности пишущего, оно отражает общие тенденции в развитии пунктуации и характерно современной издательской практике вообще. Ср. тире в тех же условиях в периодической печати: Но получилось так, что довольно долго не мог принимать участие в строительстве - наваливались со всех сторон разные дела (Комс. правда 1976. 30 ноября); А. Алимжанов дал характеристику состояния и тенденции развития других жанров - литературы для детей, драматургии, публицистики, критики (Лит. газ. 1976. 28 апреля).

Подобные отклонения от правил готовят почву для изменения самих правил.

2. Более связаны с индивидуальностью пишущего знаки препинания, которые избираются в зависимости от конкретных задач высказывания, поскольку задачи эти могут изменяться при необходимости изменить содержание текста. Это знаки, ставящиеся на основании смыслового принципа. Применение знаков в таком случае варьируется, и, значит, пишущий относительно свободен в их выборе.

Возьмем пример из 'Тихого Дона' М. Шолохова: Меняясь, дул ветер, то с юга, то с севера; болтался в синеватой белеси неба солнечный желток; наступая на подол лета, листопадом шуршала осень, зима наваливалась морозами, снегами, а Ягодное так же корежилось в одубелой скуке, и дни проходили, перелезая через высокие плетни, отгородившие имение от остального мира, - похожие, как близнецы. Тире, отделяющее определение в конце предложения, могло бы и не быть, поскольку обособленность этого определения обозначена другим знаком, запятой, закрывающей причастный оборот. Однако тире на месте паузы отрывает определение от впереди стоящего оборота, и тем самым устанавливаются четкие смысловые связи: логически выделенный в такой позиции оборот похожие, как близнецы характеризует дни, что исключает двусмысленность при прочтении - без тире определение могло бы быть отнесено к плетням. Такой контекстуально обусловленный знак используется, чтобы 'выделить мысль, привести слова в правильное соотношение' (К. Паустовский).

Связано ли это с индивидуальностью пишущего? Безусловно, связано, но не столько использованием самого знака, сколько осмыслением описываемой действительности. Другой автор при необходимости передать тот же смысл, поступил бы, вероятно, точно так же.

179

В стихотворении А. Пушкина 'Анчар' есть строки:

Анчар, как грозный часовой,

Стоит - один во всей вселенной¹.

Пример этот интересен тем, что после глагола-сказуемого имеется тире - знак, отделяющий следующую часть, которая тем самым подчеркивается - один во всей вселенной. Пауза способствует еще и другому - глагол стоит звучит полновесно, 'весомо, зримо', он тоже несет на себе логическое ударение. Мысль становится емкой, полнокровной. Она подается в 'спрессованном виде': Стоит - один во всей вселенной равно по смыслу стоит, стоит один во всей вселенной.

Этого знака могло бы и не быть, и тогда логический центр высказывания был бы переключен на один, а глагол стоит потерял бы значимость и весомость. Такое тире (запятая также могла бы выполнить схожую функцию) в принципе авторское, поскольку связано с передачей тонких оттенков смысла, с поиском адекватной формы для передачи этого смысла. Но такой смысл мог бы 'искать' и другой автор.

Интересно проследить работу поэта над этими строчками.

В первоначальном варианте читаем:

Анчар, феномен роковой

Растет, один во всей вселенной...

И далее:

Анчар, как верный часовой

Растет один во всей вселенной².

Во втором черновом автографе эти строки оформлены так:

Анчар, как грозный часовой

Стоит один во всей вселенной.

Постановка знака - тире или запятой - дает наиболее выразительный вариант прочтения.

¹ Полн. собр. соч.: В 16 т. Т. 3. Ч. 1. АН СССР, 1948. С. 133.

² Там же. Т. 3. Ч.2. 1949. С. 699.

180

Знаки, несущие логико-выделительную функцию, встречаются часто, они помогают реализации авторского замысла, и они факультативны, в том смысле, что при иных смысловых акцентах могут отсутствовать. Но наличие или отсутствие фиксирует единственный, нужный здесь смысл.

В следующем тексте при помощи знака достаточно ощутимо усиливается смысловой вес слова: На подноску песка еще пару людей добавил. Наверх послал - чистить от снегу подмости и саму кладку. И еще внутри одного - песок разогретый с плиты в ящик растворный кидать (А. Солженицын. Один день Ивана Денисовича). Тире после глагола послал могло бы и не быть (послал чистить), однако его наличие (отстранение формы чистить) усиливает значение глагола послал, делает его ударным, следовательно, самостоятельно значимым.

Как видим, знак помогает усилить нужный смысл, подчеркнуть его, а поскольку смысл задается автором, то и знак можно причислить к авторским. Подобные знаки обусловлены контекстом, который и диктует соответствующее осмысление. И все-таки такие знаки мало характеризуют авторскую индивидуальность, они не включаются в систему авторской стилистики. Их лучше считать контекстуально обусловленными, т. е. способными передавать варианты осмысления. Это не те знаки, по которым можно отличить, например, М. Шолохова от М. Горького или В. Лидина от К. Симонова. Ясно, что разные авторы могут использовать данные знаки, если они отражают схожие ситуации.

Контекстуально обусловленные знаки - это своеобразные сигналы смысла. Часто они настолько тесно связаны с лексическим наполнением предложения, что всецело определяются им, в таком случае авторская индивидуальность абсолютно сводится на нет, так как контекст конкретного предложения диктует только один, единственно возможный смысл. Например: Теперь они редко встречались: каникулы. Но все же встречались - на речке (Б. Васильев. Не стреляйте в белых лебедей). Тире после глагола отделяет его от следующего обстоятельства и устраняет возможное противоречие в изложении мысли, которое неизбежно обнаружилось бы, если бы акцентировалось сочетание на речке. Такие знаки продиктованы самими смыслами слов, которые не могут быть объединены ни при какой индивидуальности восприятия. Варианты в употреблении знаков здесь исключены.

181

3. Есть еще одна сфера применения нерегламентированной пунктуации: это пунктуационное оформление разговорной речи. Нерегламентированность предопределяется прежде всего тем, что здесь как бы утрачивается (во всяком случае в качестве основного, ведущего) синтаксический принцип в расстановке знаков, поскольку сами конструкции разговорного синтаксиса достаточно своеобразны и отличны от тех, которые фиксируются при формулировании правил пунктуации. На передний план выдвигается принцип интонационный, при этом большая роль принадлежит паузе. А интонация, как известно, явление в меньшей мере типизированное, нежели синтаксические конструкции, и потому может дать большее число вариантов.

Имитация разговорной речи в речи письменной приводит к членению (часто непредсказуемому) текста на основе живого произношения, с многочисленными паузами, перерывами. Прерывистость речи, а часто ее затрудненность передается знаками - многоточием, тире, причем они диктуются не структурой предложения, а причинами психологического плана. Например: Я тут... это... характеристику принес (В. Шукшин. Страдания молодого Ваганова).

Заминки в речи могут объясняться разными причинами, в том числе и неосведомленностью в конкретной ситуации: - Почему до сих пор не отправляете на Липецк эшелона шестьсот семьдесят... какого, Валя? - Восьмого (А. Солженицын. Случай на станции Кочетовка). Такая пунктуация не может считаться индивидуально-авторской, поскольку нет здесь сугубо индивидуального применения знаков: это имитация прерывистой живой речи. Такая необходимость может возникнуть и у другого автора. В общем плане (без указания на конкретные речевые структуры) такие знаки, как знаки, обозначающие заминки в речи, оговорены в 'Правилах' ( 186).

Разговорные интонации могут сопровождать и речь поэтическую:

Огнем, враждой

Земля полным-полна,

И близких всех душа не позабудет...

- Скажи, родимый,

Будет ли война? -

И я сказал: - Наверное, не будет.

- Дай бог, дай бог...

Ведь всем не угодишь,

А от раздора пользы не прибудет... - И вдруг опять:

182

- Не будет, говоришь?

- Нет, - говорю, - наверное, не будет.

- Дай бог, дай бог...

(Н. Рубцов. Русский огонек.)

4. И, наконец, есть нерегламентированные знаки, всецело связанные с авторской индивидуальностью. Они проявляют индивидуальный стиль. Это знаки, к которым пишущий 'испытывает особое пристрастие', знаки 'излюбленные', точно так же, как могут быть излюбленными какие-либо обороты речи, специфические синтаксические построения, которые или сами по себе или в сочетании с другими создают стилистику автора: сообщают тексту свой ритм, свои акценты. Это то, что составляет своеобразие художественного письма, то неподражаемое, что делает, например, Горького Горьким, а Чехова Чеховым. Это почерк писателя, то, без чего его не может быть.

Стилистически значимые знаки не связаны с вариантностью, с истолкованием смысла и разноплановостью прочтения. Они служат скорее целям живописности и изобразительности. Подчеркивают своеобразие мелодическое, указывают на распределение логических и фразовых ударений, пауз и т. п. Такие знаки, индивидуально авторские в полном смысле этого слова (как, например, конечное тире у Ф. Тютчева), передают эмоционально-экспрессивные качества речи, вернее, помогают донести их до читателя, те качества, которые в устной речи передаются в основном средствами интонации. Причем может использоваться один и тот же знак (в конце концов, знаков не так уж много), но применяется он по-особому в разных текстовых ситуациях, в разных комбинациях с другими знаками.

Например, в поэтических произведениях А. Блока часто используется тире. Оно неожиданно, поскольку не подготовлено - ни структурой предложения, ни смысловыми взаимоотношениями его частей. Оно несет иной заряд - эмоциональный взлет, резкость, динамичность, срыв в строке. Вот некоторые примеры: В последний раз - опомнись, старый мир! На братский пир труда и мира, в последний раз - на светлый братский пир сзывает варварская лира! (Скифы); И вдруг - суда уплыли прочь (Ты помнишь?); Старый, старый сон. Из мрака фонари бегут - куда? Там - лишь черная вода, Там - забвенье навсегда (Пляска смерти); Кругом - огни, огни, огни... Оплечь - ружейные ремни... (Двенадцать). Тире после обстоятельственных слов и выражений в приведенных примерах выполняет только стилистическую роль, с его помощью постигаются авторские интонации, ритм, особое смысловое (актуальное) членение.

183

Многогранно в стилистическом плане и тире у М. Горького, особенно в драматических произведениях, и вообще в диалогической речи, где очень важно передать живые интонации, показать неподготовленность речи, ее прерывистость, указать на акценты, паузы. В таком тексте тире можно обнаружить между подлежащим и сказуемым - личным глаголом, после союзов и частиц, после обращений и т. п.: Л я - пойду - пойду лягу середь улицы... Я - ничего не жалею!.. (На дне); Я имею бумаги... но - они никуда не годятся (На дне); Началось! Настька - ты где? (На дне); Краше солнца - нету в мире бога, нет огня - огня любви чудесней! (Девушка и смерть).

Возникает необходимость отграничить знаком тире глагол-сказуемое и у М. Шолохова, когда, например, сказуемое слишком далеко отстоит от подлежащего: Они молча расседлали лошадей, привязали всех четырех к одной ольхе и гуськом, одним следом, по-волчьи, - пошли к Дону (Тихий Дон).

Интересно и особое цветаевское тире, чаще всего в прозе поэтессы. Например, в очерке 'Мой Пушкин', в этом рассказе о вторжении в душу ребенка стихии стиха, есть строки о море: Черно-синие сосны - светло-синяя луна - черно-синие тучи - светло-синий столб от луны - и по бокам этого столба - такой уж черной синевы, что ничего не видно - море. Маленькое, огромное, совсем черное, совсем невидное - море. Такое стечение тире интонационно рвет фразу, сообщает ритмомелодическому рисунку резкость, даже жесткость. Такой ритм - 'как биение сердца'. И дважды в конце фраз после тире названо то, о чем долго и мучительно мечталось, к чему стремилось детское воображение. Резкое отграничение этого слова от всего текста повышает его внутреннюю энергию. Расчлененность фразы подчеркивает активность художественной формы, цветаевская пауза (она-то и фиксируется тире) включается в систему выразительных средств.

Пауза - это элемент ритма. И поэтому обращение к ней неизбежно в стихах. 'У Цветаевой, - замечает Вл. Орлов, - пауза, как правило, смещена, сплошь и рядом приходится на середину строки или на начало следующей'¹. Это ломает строку, создается членящийся, 'спотыкающийся' стих:

А над равниной -

Крик лебединый.

Матерь, ужель не узнала сына?

Это с заоблачной - он - версты,

¹ Цветаева М. Избр. произв. Вступ. статья. М.-Л., 1965. С. 46.

184

Это последнее - он - прости.

А над равниной -

Вещая вьюга.

Или еще:

Имя ребенка - Лев,

Матери - Анна.

В имени его - гнев,

В материнском - тишь.

Волосом - он - рыж,

- Голова тюльпана! -

Что ж, осанна

Маленькому царю.

Дай ему Бог - вздох

И улыбку матери,

Взгляд - искателя

Жемчугов.

Знаки здесь не укладываются в рамки регламентированного употребления. Но они естественно и свободно, по-цветаевски, выражают безмерность чувств и отсутствие покоя. Усложненность цветаевского синтаксиса, ее сознательное стремление к 'темноте сжатости' приводит к пунктуационной сложности: цветаевские знаки подчас очень трудно 'читать', настолько не предусмотрены они 'школьными правилами'.

Особое пристрастие к авторскому тире можно объяснить многофункциональностью самого знака. Тире (особенно в современной письменности) обладает широкими возможностями. Оно способно передавать и нюансы смысла, и своеобразие интонации, и некоторые формально-грамматические значения. Авторы, склонные использовать такие возможности, обычно находят свой, особый нюанс этого знака. Другие знаки пунктуационной системы менее приспособлены к оригинальности употребления, их позиции в тексте более нормативны и стандартны.

Однако некоторые авторы способны и в таких случаях проявлять оригинальность. Например, В. Маканин усмотрел для себя нечто оригинальное в применении точки с запятой: так, многие парцеллированные конструкции он отделяет не точкой, а точкой с запятой. Например: Наконец, лег; в свитере (Андеграунд); Я только улыбаюсь; с разинутым ртом; слаб и счастлив (Андеграунд).

185

Хотя в других случаях этот автор не оригинальничает, ср.: Вот тут я вновь прислонился плечом к стене. От слабости. И от живой слезы в глазу (Андеграунд). Но отношение к точке с запятой у В. Маканина все-таки особое. Вот как он оформляет, например, вставную конструкцию: Надо признать, Вик Викыч осторожничал и лишний раз побаивался знакомить нас со своей женщиной (меня; и мужчин вообще) (Андеграунд).

Иногда даже двоеточие, знак четко сориентированный на выражение определенного (разъяснительного) значения, способно передать особый, авторский подтекст: Данное честное слово - ничего не стоит, и его не держат. И: честный труд достоин презрения, он не накормит (А. Солженицын. Из книги 'Россия в обвале').

Как видим, авторская пунктуация - действенное выразительное средство. Однако знаки сами по себе не создают поэтической и вообще художественной или публицистической экспрессии. Они лишь способствуют передаче эмоционального строя речи, своеобразия и глубины авторской мысли. Индивидуальная пунктуация помогает уловить нюансы текста - со стороны содержательной, ритмомелодической.

Но именно здесь и таится опасность: чрезмерная изощренность в использовании знаков может привести к пунктуационной небрежности и неряшливости, когда предаются забвению социально закрепленные функции знаков, как, например, в предложении Когда шли просекой, не торопясь, но и не очень медленно, дорога предстояла далекая, у него было чудесное, веселое настроение (Ю.Трифонов. Другая жизнь), где вставка дорога предстояла далекая должна быть выделена скобками. 'Авторские' запятые здесь поставлены без учета их функций и мешают правильному восприятию текста, разрушают грамматическую структуру предложения.

Пренебрежение к общепринятым значениям, закрепленным за каждым знаком, влечет за собой потерю контакта с читателем. Талантливость и индивидуальность в использовании знака проявляется не в нарушении пунктуационной системы, а в расширении и обогащении практики ее применения. Знаки должны помогать читателю проникнуть в глубину мысли пишущего, в сферу его чувствований. Но, очевидно, что сами по себе они не создают этой глубины, если ее нет или если они расставлены без учета их функциональной значимости.

Итак, не регламентированная современными правилами пунктуация может быть объяснена четырьмя основными причинами:

1) теми историческими изменениями, которые постоянно происходят в практике использования знаков, поскольку пунктуационная

186

система развивается вместе с развитием языка, и прежде всего его синтаксиса; естественно, что правила (особенно если они долгое время не пересматриваются) всегда несколько отстают от живой практики;

2) действием смыслового принципа в расстановке знаков препинания, когда возникают варианты в пунктуационном оформлении текста, являющиеся следствием различного осмысления его;

3) способностью современной пунктуации передавать нюансы разговорной речи, с ее перебивами и заминками;

4) способностью быть стилистически значимыми. Собственно авторскими можно признать лишь знаки, выполняющие функции стилистические, они всецело связаны с индивидуальностью пишущего. Знаки вариантного употребления только условно могут быть отнесены к авторским. Они отражают скорее контекстуальную ситуацию, чем авторскую манеру письма. Авторскими они являются лишь постольку, поскольку при возможной вариантности указывают на нужный автору смысл. Хотя очевидно, что при необходимости передать тот же смысл, другой автор изберет тот же вариант.

15. УТОЧНЕНИЕ ПОНЯТИЯ АВТОРСКОЙ ПУНКТУАЦИИ

Термин 'авторская пунктуация' имеет два значения. Первое связано с обозначением всех знаков, стоящих в авторской рукописи, т.е. в буквальном смысле поставленных рукой автора (сюда включается и регламентированная и нерегламентированная пунктуация); такое употребление термина профессионально закреплено за издательскими работниками, которые участвуют в подготовке рукописи к изданию. Второе значение термина, более широкое, прямо связано с представлением о пунктуации нерегламентированной, не закрепленной правилами, т.е. представляющей собой разнообразные отклонения от общих норм. Именно это значение и требует уточнения, поскольку не всякие отклонения можно зачислить в разряд авторских.

Нерегламентированность может быть вызвана разными причинами, и это не всегда связано с проявлением авторской индивидуальности. Конечно, авторские знаки включаются в понятие нерегламентированной пунктуации, однако это ее частный случай. В целом нерегламентированная пунктуация (в данном случае, естественно, не принимается во внимание ошибочная пунктуация) объединяет в себе разный круг явлений, осознание которых позволит вычленить собственно авторскую пунктуацию, т.е. непосредственно связанную с индивидуальностью пишущего¹.

Мы уже попытались расчленить понятие нерегламентированной пунктуации и определить в ней место пунктуации собственно авторской.

Но теперь нам придется принять во внимание положение о том, что в пунктуации (как, впрочем, и в языке) наряду с нормами общими, обладающими высшей степенью стабильности, существуют нормы ситуативные, приспособленные к функциональным качествам конкретного вида текста². Первые включаются в обязательный

¹См. раздел 'Нерегламентированная пунктуация'.

² В лингвистической литературе неоднократно подчеркивалась мысль, что пунктуация не одинакова для различных стилей письменной речи. См., например: Шапиро Л.Б. Современный русский язык. Пунктуация. М., 1974. С. 58-61; Ефимов А.И. Стилистика художественной речи. М., 1957; Валгина Н.С. Русская пунктуация: принципы и назначение. М., 1979. С. 86-94.

188

пунктуационный минимум . Вторые, не столь жесткие, служат выражению информационных и экспрессивных качеств речи. Ситуативные нормы диктуются характером текстовой информации: знаки, подчиненные такой норме, выполняют функции логико-смысловую (проявляется в разных текстах, но особенно в научных и официально-деловых), акцентно-выделительную (преимущественно в официальных текстах, частично в публицистических и художественных), сигнальную (в текстах рекламных), экспрессивно-эмоциональную (в текстах художественных и публицистических). Знаки, подчиненные ситуативной норме, не могут быть включены в разряд авторских, поскольку они в основном диктуются не волей пишущего, но отражают общие - стилистические свойства функционально различающихся текстов. Такие знаки регламентированы внутренними свойствами этих текстов и существуют наряду с общепринятыми.

Кроме того, при характеристике нерегламентированной пунктуации мы должны учесть пунктуационную практику определенного исторического периода. Поскольку пунктуация обслуживает постоянно изменяющийся и развивающийся язык, она также изменчива и нестабильна с точки зрения исторической, именно поэтому в каждый период могут происходить изменения в функциях знаков, в условиях их применения. В этом смысле правила всегда отстают от практики и потому время от времени нуждаются в уточнении и пересмотре². Изменения в функционировании знаков происходят постоянно, они отражают жизнь языка, в частности его синтаксической структуры и стилистической системы.

В связи с этим может случиться, что какие-либо отклонения от правил окажутся в сочинениях того или иного автора и они могут быть восприняты как индивидуально-авторские, в то время как таковыми фактически не являются. Например, в современной печати все чаще в новых синтаксических условиях употребляется тире (на месте двоеточия): между частями бессоюзного сложного предложения при обозначении пояснения, причины во второй части, при обобщающих словах перед перечислением однородных членов и т.п. Например: Мне довелось беседовать со многими из них - и ровесниками Шапошникова, и сменой годами помоложе (Правда. 1986. 11 сентября.); Под развесистой кроной не бывает пусто - отдыхают путники, чабаны, благо, живительный родник рядом (Правда. 1986. 11 сент.); Сюда прибыли 16 тысяч ме-

¹ См.: Текучее А. В. Об орфографическом и пунктуационном минимуме для средней школы. М., 1976.

² В частности, в настоящее время 'Правила русской орфографии и пунктуации' 1956 г. нуждаются в ряде уточнений.

189

ханизаторов - из России, с Украины, из Прибалтики, республик Средней Азии (Правда. 1986. 10 сент.).

Схожее употребление знаков найдем и у писателей, поэтов. Например: У Блока было все, что создает великого поэта, - огонь, нежность, проникновение, свой образ мира, свой дар особого, все претворяющего прикосновения, своя сдержанная, скрадывающаяся, вобравшаяся в себя судьба (Б. Пастернак. Люди и положения); Но вызывать сейчас огонь артиллерий было бессмысленно - огонь накрыл бы и наших разведчиков (Ю. Бондарев. Игра); Главный редактор газеты всячески избегает теперь встречи со мной, дозвониться ему невозможно, секретарша все ссылается на его занятость - то у него заседание, то планерка, то его вызвали в вышестоящие, как она любит подчеркивать, инстанции (Ч. Айтматов. Плаха).

Такие отклонения от правил отражают общие современные тенденции в развитии пунктуации и к авторской индивидуальности не имеют отношения. Они постепенно готовят почву для изменения или уточнения самих правил.

Мы установили, что более связаны с индивидуальностью пишущего знаки, избираемые в зависимости от конкретных задач высказывания, знаки, проявляющие смысловой принцип пунктуации. Такие знаки варьируются при различном осмыслении, они контекстуально обусловлены, подчинены задачам авторского выбора. И здесь все-таки 'авторство' заключается в возможности выбора, последний же диктуется отображаемой речевой ситуацией. И, следовательно, разные авторы при необходимости передать одинаковую ситуацию в принципе могут воспользоваться данным вариантом: индивидуально осмысленной может оказаться сама ситуация, а отнюдь не знак препинания. Это знаки, диктуемые объективными условиями контекста, закономерностями построения его смысловой структуры, т.е. наличие или отсутствие знака определяется схожестью или различием в осмыслении текста, часто даже лексическим наполнением высказывания, а не своеобразием выбора знака как такового. У разных авторов можно найти в тексте схожие по осмыслению ситуации. Эта схожесть и фиксируется знаками, хотя сами знаки в этих контекстуальных ситуациях и не подчиняются 'грамматическим' правилам и нормам. Например: Неслышно, в туфлях, по опавшим листьям, ступала осень в природе (А.Платонов. Лунная бомба); И она [Мария Васильевна] живо, с поразительной ясностью, в первый раз за все эти тридцать

190

лет, представила себе мать, отца, квартиру в Москве... (А. Чехов. На подводе); Ночью, против окрепшего ветра, отряд шел в порт (А. Платонов. Сокровенный человек); Она спала одна, в коридоре, возле двери в спальню (И. Бунин. Суходол). В приведенных примерах знаки не предусмотрены грамматически, структурно: они служат выражению дополнительных оттенков смысла, их назначение - усилить восприятие важных деталей повествования. Это контекстуально обусловленные знаки. Их нельзя считать индивидуально-авторскими, так как схожесть употребления знаков диктуется схожестью ситуации.

Авторские знаки (в собственном смысле этого слова) потому и называются авторскими, что они не связаны жесткими правилами расстановки и всецело зависят от авторской воли, воплощают индивидуальное ощущение их необходимости. Такие знаки включаются в понятие авторского слога, они приобретают стилистическую значимость.

Однако даже такая авторская пунктуация, понятая строго и узко, вследствие того, что она рассчитана на восприятие и понимание, бывает предсказуемой, поскольку не теряет своей собственной функциональной значимости. Ее отличие от пунктуации регламентированной заключается в том, что она глубже и тоньше связана со смыслом, со стилистикой индивидуального текста. Отдельные пунктограммы авторской пунктуации, так же как, например, лексические и синтаксические средства языка, способны наряду с основным своим значением приобретать значения дополнительные, стилистически значимые. И потому при всем богатстве и разнообразии оттенков смысла в пунктуации не утрачивается ее социальная сущность, не разрушаются ее основы. Индивидуальная пунктуация хороша и правомерна только при таком условии, и это условие помогает установить некоторые общие закономерности проявления 'авторства' в пунктуации. Попытаемся это сделать.

1. Индивидуальным можно считать появление знака в таких синтаксических условиях, где он не регламентирован. В частности, между главными членами предложения, когда способ выражения их не соответствует означенному правилами. Получается своеобразный незаконный захват позиции. Агрессором в таком случае обычно бывает авторское тире. Например, у М. Горького: Я - уезжаю! Я не хочу знать тебя (Сказки об Италии). Схожая ситуация у А. Блока: Но песня - песнью все пребудет, в толпе все кто-нибудь поет (Возмездие); Как пусты ни были сердца, все знали: эта жизнь - сгорела... (Возмездие). Тире появляется и при сказуемом - сравнительном обороте: Три дня - как три тяжелых

191

года! (А.Блок. Возмездие); Мысль о себе - как капюшон чернее на весне капризной (Б.Пастернак. Я мысль глухую в себе...); Герой - как вихрь, срывающий палатки (И.Бунин. Мудрым). Такая расчлененность тесно связана с тема-рематической расчлененностью. А она индивидуальна и контекстуальна.

Интересно, что у Б. Пастернака появляется стремление расчленить подлежащее и сказуемое и иным способом. Взаимоотношения этих членов предложения он оформляет достаточно своеобразно: вместо более обычного тире, здесь ставится многоточие. Оно как бы совмещает в себе функцию тире (членящего знака) и собственно многоточия, передающего нечто недосказанное, неопределенное, 'раздумчивое': Сумерки... словно оруженосцы роз, / На которых - их копья и шарфы (Сумерки ...). Или:

Бесцветный дождь... как гибнущий патриций,

Чье сердце смерклось в дар повествований ...

Да солнце... песнью капель без названья

И плачем плит заплачено сторицей.

Ах, дождь и солнце... странные собратья!

Один на месте, а другой без места...

('Бесцветный дождь...')

Нерегламентированное правилами тире может появиться после союзов, частиц, наречных слов: Он чувствовал, как стынет кровь... / Людская пошлость? Иль - погода? / Или - сыновняя любовь? (А. Блок. Возмездие); Теперь - я воск (А. Блок. Клеопатра); Право, я буду рад за вас, / так как - только влюбленный / имеет право на звание человека (А. Блок. Когда вы стоите на моем пути); Так - только Елена глядит над кровлями / Троянскими! (М. Цветаева. Взгляд).

Совсем необычные случаи постановки запятой между подлежащим и сказуемым, между однородными членами, соединенными одиночным союзом и, например, у Ф.Тютчева часто приводят к ощущению их ошибочности, небрежности, видимо, поэтому современные издатели убирают эти запятые, хотя частота их употребления оказывается не случайной.

2. Авторская индивидуальность может проявиться и в усилении знаковой позиции. Такой прием повышения экспрессивных качеств текста заключается в замене знаков недостаточно сильных более сильными по своей расчленяющей функции. Например, запятых при обращениях, сравнительных оборотах, придаточных частях предложений, вводных словах в авторских контекстах иногда ока-

192

зывается недостаточно. И тогда запятую вытесняет тире, знак более сильный по своей значимости. Тире как разграничитель весомее и зримее, чем запятая. И в данном случае угадывается влияние системы знаков (знаки слабых и сильных позиций). Примеры: Миша Сердюков кричит откуда-то сверху: - Павел - придешь? (М. Горький. Мордовка); И стоит Степан-ровно грозный дуб, / Побелел Степан - аж до самых губ (М. Цветаева. Стенька Разин); Как дитя - собою радость рада (М. Горький. Девушка и смерть); Но сломался нож - точно в камень ударили им (М. Горький. Старуха Изергиль); Должно быть - любовь проще / И легче, чем я ждала (М. Цветаева. Стихи к Блоку); Други его - не тревожьте его! Слуги его - не тревожьте его! (М. Цветаева. Стихи к Блоку); Чтоб дойти до уст и ложа - мимо страшной церкви божьей мне идти (М. Цветаева. Чтоб дойти...).

Усиление функции расчленения речи обнаруживается и при замене запятой на точку. При общем значении - фиксация синтаксически разнообразных единиц речи - эти знаки различаются обозначением степени расчлененности, которая при их помощи передается. И если точка предназначена для употребления на межфразовом уровне, то запятые выполняют схожие функции внутри предложения. Поэтому точку, занявшую позицию запятой (в частности, при перечислении однородных членов), можно считать индивидуально-авторской.

Например, у Блока есть такие строки:

О жизни, догоревшей в хоре

На темном клиросе твоем,

О Деве с тайной в светлом взоре

Над осиянном алтарем.

О томных девушках у двери,

Где вечный сумрак и хвала.

О дальной Мэри, светлой Мэри,

В чьих взорах - свет, в чьих косах - мгла.

('О жизни, догоревшей в хоре...')

Стихотворение это, ныне печатающееся без названия, в рукописи и в первых публикациях имело заглавие 'Молитва'. Предпосланное цитируемым строкам, оно и объясняет нанизывание управляемых словоформ в качестве перечисляющихся однородных членов.

193

Оригинальное пунктуационное оформление препозитивных деепричастных оборотов находим у Ю. Куранова: Весною развесив облака цветущих яблонь вдоль холмов над озером. Зимой развернув облака заснеженных лиственниц, кленов и лип. Да берез. Осенней порой вздымая широкие тучи листвы не только над озером, а над всеми лесами. Так стоит поселок уже многие десятки лет (Глубокое на глубоком).

Встретилось такое оформление и у Н. Рериха. Здесь точки разделяют придаточные: Если мы не знаем о каждодневных предметах. Если мы не знаем о душе человеческой. Если мы не знаем, что такое электричество, то нам ли знать о значении и пределах искусства? (Пламя).

Парцелляция, в принципе широко распространенная в современном языке и встречающаяся у многих авторов, может выглядеть и предельно оригинально.

См. такой текст:

О, Сад, Сад!

......................

Где медведи проворно влезают вверх и смотрят вниз, ожидая приказания сторожа.

Где нетопыри висят опрокинуто, подобно сердцу современного русского.

Где грудь сокола напоминает перистые тучи перед грозой.

Где низкая птица влачит за собой золотой закат со всеми углями пожара.

Где в лице тигра, обрамленном белой бородой и с глазами пожилого мусульманина, мы чтим первого последователя пророка и читаем сущность ислама (В. Хлебников).

Или еще:

Все, что было до него, он признает:

Никуда не годным.

Пьесу, постановку, игру.

Авторов, режиссеров, актеров (В. Дорошевич).

Такая точка, как видим, кроме своего основного значения, имеет еще и дополнительное - отделительно-акцентирующее. Именно это дополнение к основному и делает знак стилистически значимым, а синтаксические условия его применения - индивидуально избираемыми. Приращение смысла возникает за счет переноса знака в иные, не типичные для него синтаксические конструкции. Так

194

расширяются границы употребления знаков при сохранении ими общественно осознаваемых основных функций и значений. Узнавание знака, таким образом, происходит благодаря его основному значению, новизна же употребления связана с дополнительными смыслами и проявляется в умении видеть качественный потенциал знака.

Оригинален в использовании парцеллированных структур и В. Маканин. Например, в 'Андеграунде' в избытке употребляются типичные для нашего времени расчлененные конструкции, разделенные обычно точками. Однако сам характер расчленения - структурно и содержательно - в высшей степени оригинален.

Вот расчленение обычного типа (знак - точка):

Беседуем. О том, что появился новый американский препарат. О питании. О разном и причем - о том, как подействовала на Веню нынешняя осень с ее холодами.

Но одновременно у В. Маканина расчлененность текста осуществляется и по-другому, достаточно необычно - избирается знак точка с запятой. Такой знак не предусмотрен не только правилами, но оказывается и не в русле общих тенденций в применении этого знака:

Есть у меня и другой свитер, более теплый; и более густого цвета. На худощавую фигуру в самый раз.

Едва переступив порог, рухнул лицом прямо на пол; скоропостижно; у себя дома.

Эксперт принес только портфель. Даже не помню его фамилии; мелкое личико; и весь мелкий (Досадно).

И если точка - это дань времени, то точка с запятой в подобных синтаксических условиях - это именно индивидуальная интерпретация ситуации и индивидуальная нагруженность известного знака новым, не свойственным ему значением.

3. Принципиально как индивидуально-авторские воспринимаются знаки, передающие ритмику текста, а также такие его качества, как мелодика, темп - убыстренный или замедленный. Такие знаки не привязаны к синтаксическим структурам и потому не поддаются типизации с точки зрения условий их применения. Здесь можно обнаружить лишь внутренний принцип, диктуемый конкретным текстом и субъективно избираемый автором - внутритекстовую систему. Как правило, ритмико-мелодическую организацию текста (в основном стихотворного) проявляет знак тире, ибо обладает наибольшей разделительной функцией, которая усиливается и зрительным эффектом, сопровождающим этот знак. Вот некоторые примеры:

195

Двое - мы тащимся вдоль по базару,

Оба - в звенящем наряде шутов.

Эй, полюбуйтесь на глупую пару,

Слушайте звон удалых бубенцов!

(А. Блок. Двойник.)

Это - из жизни не той и не той,

Это - когда будет век золотой,

Это - когда окончится бой,

Это - когда я встречусь с тобой.

(А. Ахматова. 'Справа раскинулись пустыри...')

4. Оригинальность в употреблении знаков может быть связана с экономией речевых средств, доводящей передаваемую мысль до высшей степени конденсации. В таком случае активизируется внимание опять-таки к тире. При этом сохраняется его функциональная значимость: ведь одно из основных значений тире - указание на пропущенные звенья высказывания. При индивидуализированном употреблении знака концентрация смысла достигается путем предельного сокращения словесных компонентов высказывания. 'Темнотой сжатости' назвала М. Цветаева такое качество стихотворной речи Б. Пастернака, когда мысли автора передаются в столь сжатой форме, что не сразу и не всегда становятся понятными при восприятии. Именно таким свойством обладают и стихотворные и прозаические тексты самой М. Цветаевой. И это не случайно.

Возможности тире для индивидуального использования оказываются особенно заметными именно у авторов, склонных к сжатости речи. Тире как знак препинания особенно активен у поэтов, скупых на словесные средства выражения. Например, уплотненной до предела стих М. Цветаевой часто содержит лишь смысловые ориентиры, те ключевые слова, которые не могут быть угаданы, все же другие элементы высказывания опускаются, так как в данном случае не несут главной мысли. Развернутая мысль спрессовывается до нескольких таких слов, причем связи между словами могут оказаться затемненными, и тогда на помощь приходит тире, делая паузу значимой. Например:

Площадка. - И шпалы. - И крайний куст

В руке. - Отпускаю. - Поздно

Держаться. Шпалы. - От стольких уст

Устала. - Гляжу на звезды.

('Поезд'.)

196

Это как отдельные штрихи или мазки - в графике, в живописи (вероятно, здесь еще проявляется и связь с 'малым абзацем' XIX в., ср. у М. Лермонтова, А. Пушкина и др.).

Вот тире у Б. Пастернака, помогающее в сжатой словесной форме проявить подтекст и, следовательно, снять 'темноту' у 'сжатости':

Осень. Отвыкли от молний.

Идут слепые дожди.

Осень. Поезда переполнены -

Дайте пройти! - Все позади.

('Осень. Отвыкли от молний'.)

5. Индивидуальность в применении знаков препинания может проявиться не только в расширении границ употребления знаков или в усилении их функциональных свойств. Некоторая комбинация знаков или нарочитое повторение одного из знаков также могут быть чисто авторскими и подчас являть собой индивидуально изобретенный литературный прием, найденный автором для передачи особого состояния лирического героя, тех настроений или настроения, которыми проникнуто все произведение в целом. Пунктуация в таком случае подчинена внутреннему голосу, осознана как важнейшая деталь, помогающая придать утонченность мысли. Например, у А. Блока есть стихи 'Мне снились веселые думы', где знак 'многоточие' оказывается основным:

Мне снились веселые думы.

Мне снилось, что я не один...

Под утро проснулся от шума

И треска несущихся льдин.

Я думал о сбывшемся чуде...

А там, наточив топоры,

Веселые красные люди,

Смеясь, разводили костры:

Смолили тяжелые челны...

Река, распевая, несла

И синие льдины, и волны.

И тонкий обломок весла...

Пьяна от веселого шума,

Душа небывалым полна...

Со мною - весенняя дума,

Я знаю, что Ты не одна...

197

Знак здесь объединяет вещные образы (смолили тяжелые челны, обломок весла) и состояние души через образы сна и думы. Композиционно скрепляющим стихотворение оказывается многоточие после слов Я не один (начало) и Ты не одна (конец). В первом случае - в контексте 'мне снилось'; во втором - 'Я знаю'.

Так знак включается в систему стилистико-изобразительных средств, становится поэтически осознанным и значимым. Индивидуальность употребления многоточия просматривается здесь на фоне всего художественного контекста.

В других случаях излюбленным приемом общей орнаментации стиха может послужить другой знак, например тире, как у М. Цветаевой в стихотворении 'На красном коне'. Надо сказать, что многоточие как символ неуловимости, недосказанности, нескончаемости в стихах М. Цветаевой знак редкий, почти отсутствующий. Элегическая плавность ей чужда. Энергия художественной формы, резкость ритма и экспрессия лучше передаются знаком тире, именно он и становится для нее излюбленным:

Кто это - вслед - скоком гоня

Взор мне метнул - властный?

Кто это - вслед - скоком с коня

Красного в дом - красный?!

Если знак включается в систему литературных приемов, помогающих вскрыть сущность поэтической мысли и создаваемого при ее помощи поэтического образа, он становится мощным стилистическим средством, как, например, в следующих стихах М. Цветаевой, где тире, дважды (параллельно) выхватывающее контрастные по отношению друг к другу образы (сильного - пригибающийся), сгущает смысл, концентрирует его на этом контрасте и потому служит немаловажной деталью в создании эстетико-стилистического эффекта.

Не возьмешь моего румянца -

Сильного - как разливы рек!

Ты охотник, но я не дамся,

Ты погоня, но я есмь бег.

Не возьмешь мою душу живу!

Так, на полном скаку погонь -

Пригибающийся - и жилу

Перекусывающий конь

Аравийский.

198

Итак, индивидуальность в использовании знаков препинания заключается в усилении их значимости как дополнительных средств выражения мыслей и чувств в письменном тексте, в расширении границ и условий их применения и, следовательно, в повышении гибкости пунктуационной системы языка в целом. Индивидуализированная пунктуация несет в себе заряд экспрессии, она стилистически, а иногда даже композиционно значима и становится помощником писателя и поэта в создании художественно выразительной формы. А это, в свою очередь, повышает степень развитости и гибкости самой пунктуации. Так творческая индивидуальность, пользуясь выразительными и изобразительными возможностями пунктуации, одновременно обогащает ее, оттачивая тонкий, безошибочно действующий инструмент.

Многие писатели и поэты тщательно отрабатывают свою пунктуацию (и даже орфограммы), глубоко осмысливают ее и заставляют служить своим творческим целям. При работе с корректурами своих произведений, в частности, А. Блок, отстаивал каждый свой знак. Внимательным в этом вопросе был и И. Бунин. Например, к издателю 'Темных аллей' он обращается с просьбой: 'Сохранить мои знаки препинания, поставить ударение (') над теми словами, что указаны мною, а две точки (ё) над буквой ё, где это нужно по смыслу'¹.

Однако чрезмерная индивидуализация, проявляющаяся в забвении основ пунктуации, может таить в себе опасность утраты своей общественной значимости. Повышенная изощренность в использовании знаков сведет на нет основное назначение пунктуации, которое образно выразил А.П. Чехов, назвав знаки препинания 'нотами при чтении'. Ноты должны звучать слаженно и гармонично. И в нужном регистре. И главное - должны быть воспринимаемы и осознанны.

¹ Седых А. Далекие, близкие. Нью-Йорк, 1962. С. 210. В кн.: И.А. Бунин. Собр. соч.: В 9 т.

16. ЗАМЕТКИ ОБ АВТОРСКОЙ ПУНКТУАЦИИ

16.1. 'Ни моря нет глубже, ни бездны темней...' (о пунктуации А. Блока)

Когда один из редакторов А. Блока пожелал выправить его стихи, поэт ответил, что ничем в своих стихах он внутренне не мог бы пожертвовать. Причина одна - 'мне так поется' (письмо к С. Маковскому, 1909 г.). И пунктуация, и даже орфография у А. Блока подчинены внутреннему голосу, осознаны как важные детали, помогающие придать утонченность поэтически оформленной мысли, законченность художественным образам. 'Душевный строй истинного поэта, - утверждал А. Блок, - выражается во всем, вплоть до знаков препинания'.

Своеобразие лирики А. Блока отчасти заключается в том, что она не обнажает внутреннюю жизнь души, а лишь намекает на нее, не посягая на полное раскрытие из-за непомерной глубины ощущений лирического героя, из-за их невыразимости. Смутное и неуловимое, 'несказанное' трудно переводится на язык логических понятий. Вот почему то, что рассказывает поэт, - это не столько жизнь души, сколько ее состояние, переменчивое и туманное, смутное и тревожное. Таков молодой А. Блок с его ранним лирическим героем, молитвенно устремленным к Прекрасной Даме.

Такая однострунность души (определение самого поэта) есть реакция на те эмоциональные впечатления, те 'сны и туманы', которые овладевают поэтом и воплощаются им в обобщенные образы 'Одиночества, Мглы, Тишины'. Однако и в этой отвлеченности, в этой завороженности мистическими снами ощущается поэт мощной лирической силы, психологической глубины.

Передаче состояния души служат все стилистико-изобразительные средства. Немалая роль отводится и знакам. Они и обильны, и выразительны:

200

И опять - во мраке, в ледяной пустыне...

Где-то светит месяц? Где-то солнце светит?

Только месяц выйдет - выйдет, не обманет,

Только солнце встанет - сердце солнце встретит!..

('Я ношусь во мраке, в ледяной пустыне...')

Интересно, что при таком обилии знаков, тонко и не безразлично к смыслу употребленных, не нашлось места для точки. А она, как известно, указывает на завершенность мысли, подчеркивает ее исчерпанность. А если в стихотворении нет завершенности? Если и конец-то вовсе не конец, а всего лишь только начало?

Случайно или не случайно отсутствие точки в этом стихотворении? Вот то, что предшествует этому четверостишию:

Я ношусь во мраке, в ледяной пустыне,

Где-то месяц светит? Где-то светит солнце?

Вон вдали блеснула ясная зарница,

Вспыхнула - погасла, не видать во мраке,

Только сердце чует дальний отголосок

Грянувшего грома, лишь в глазах мелькает

Дальний свет угасший, вспыхнувший мгновенно,

Как в ночном тумане вспыхивают звезды...

И опять, как видим, нет ни одной точки. Точек нет даже там, где они, казалось бы, очевидны: в конце первой строки, перед вопросительным предложением; после слов во мраке и вспыхнувший мгновенно. Во всех этих случаях стоит запятая, конец предложения становится неясно очерченным, размытым, он даже не угадывается и постигается лишь по прочтении следующих строк, после этих запятых, причем постигается умозрительно, не интуитивно, а только потому, что так надо... по правилам. Одна строка переходит в другую без четкого обозначения конца, поистине 'во мраке' трудно уловить контуры реального. В первоначальной рукописи стихотворение это имело название 'Мрак (аллегория)'. Как видим, в окончательной редакции и это разъяснение снято, поэт посчитал его излишним.

Для передачи состояния, постоянно изменяющегося, не имеющего конца, но только продолжение, лучше всего подходит многоточие, оно намечает перспективу, угадываемую недосказанность, указывает на зыбкость обозначенных контуров. И многоточие действительно обильно представлено в стихах:

201

Месяц холодный тебе не ответит, Звезд отдаленных достигнуть нет сил... Холод могильный везде тебя встретит В дальней стране безотрадных светил...

(Моей матери.)

Вот целое стихотворение, где многоточие явно преобладает над другими знаками (и опять ни одной точки!):

Мы были вместе, помню я...

Ночь волновалась, скрипка пела...

Ты в эти дни была - моя,

Ты с каждым часом хорошела...

Сквозь тихое журчанье струй,

Сквозь тайну женственной улыбки

К устам просился поцелуй,

Просились в сердце звуки скрипки...

('Мы были вместе, помню я...')

Многоточие оформляет и строки, передающие мир, созданный воображением поэта как ощущение музыки бытия. Стезя, ночь, окно - это не конкретные понятия, а символы психологического состояния поэта и коллизий его мистического сознания¹.

Шли мы стезею лазурною,

Только расстались давно...

В ночь непроглядную, бурную

Вдруг распахнулось окно...

Ты ли, виденье неясное?

Сердце остыло едва...

Чую дыхание страстное,

Прежние слышу слова...

('Шли мы стезею лазурною...')

Роль многоточия ощутима и при прочтении стихотворения из серии 'Три послания', где тоже нет точек:

Все помнит о весле вздыхающем

Мое блаженное плечо...

Под этим взором убегающим

Не мог я вспомнить ни о чем...

¹ См.: Орлов В. Александр Блок: Вступ. статья к соч. в двух томах.

202

Твои движения несмелые,

Неверный поворот руля...

И уходящий в ночи белые

Неверный призрак корабля...

И в ясном море утопающий

Печальный стан рыбачьих шхун...

И в золоте восходом тающий

Бесцельный путь, бесцельный вьюн...

('Все помнит о весле вздыхающем...')

Многоточие, как никакой другой знак, очень соответствует общей тональности этих стихов Блока. Вещные образы - весло, руль, корабль, шхуны - лишь контуры, скрепляющие воедино художественно цельное изображение переживаемого состояния. Рождается отвлеченно-обобщенный образ - состояние как нечто постоянно движущееся, неуловимое и ускользающее, и все уходит куда-то - неодолимо, но бесцельно: убегающий, уходящий, утопающий, тающий... И многоточие словно продолжает это движение, не дает ему прерваться. Так знак включается в систему стилистико-изобразительных, поэтически осмысленных средств.

Есть еще знак, активно служащий поэту, - это тире. Его употребление и эмоционально, и содержательно значимо. Тире, часто индивидуально осознанное Блоком, свойственно стихотворениям иного психологического сюжета. Это знак более энергичный, позволяющий до предела сжать выражение мыслей, дать их сильно, резко, контрастно. Здесь ощущается решительность, образы здесь четко очерчены, мысль оформлена скупо, глубина ее осязаема. Здесь нет образов плывущих и уплывающих, тем более утопающих.

Например, стихотворение 'Я их хранил в приделе Иоанна...' было написано после окончательного объяснения с Л.Д. Менделеевой. 'Сегодня 7 ноября 1902 года, - писал А. Блок в дневнике, - совершилось то, чего никогда еще не было, чего я ждал четыре года'. Вот это 'совершилось', да еще после столь длительного и напряженного ожидания вылилось в стихи огромной силы и иного стилистического накала, музыкально-импрессионистическая манера здесь уже не ощущается, напротив, это интонации скупого и строгого стиля:

И вот - Она, и к Ней - моя Осанна -

Венец трудов - превыше всех наград.

Я здесь один хранил и теплил свечи.

Один - пророк - дрожал в дыму кадил.

203

И в Оный День - один участник Встречи -

Я этих Встреч ни с кем не разделил.

Кстати, и предложения здесь интонационно завершены и оформляются точками.

Тире у А. Блока часто не подчиняется обычным правилам, его стилистико-смысловая роль обнаруживается при особом употреблении, например когда надо выделить наиболее значимые части стихотворения:

Я могуч и велик ворожбою,

Но тебя уследить - не могу.

(Ворожба.)

Я провижу у дальнего края

Разгоревшейся тучи - тебя.

(Там же.)

С темнотою - один -

У задумчивой двери

Хохотал арлекин.

('Свет в окошке шатался'.)

Тире свойственно стихам, образная система которых строится на конкретных, предметных деталях, особенно оно применимо в 'сюжетных' частях стихотворений:

И миг еще - в оконной раме

Я видела - уходишь ты...

('Нет имени тебе...')

Отворяются двери - там мерцанья,

И за ярким окошком - виденья.

Не знаю - и не скрою незнанья,

Но усну - и потекут сновиденья.

('Отворяются двери...')

Часто тире выполняет чисто интонационную роль, рвет строки, образуя четкие такты:

Мой друг - влюблен в луну - живет ее обманом.

Вот - третий на пути. О, милый друг мой, ты ль

В измятом картузе над взором оловянным?

204

И - трое мы бредем. Лежат пластами пыль.

('Я жалобной рукой сжимаю свой костыль...')

Теперь - прошло немного лет с тех пор.

('Когда я был ребенком...')

А она не слышит -

Слышит - не глядит,

Тихая - не дышит,

Белая - молчит...

(На чердаке.)

Как видим, тире ставится не по правилам. Но во всех случаях это стихи особой ритмики: их характеризует прерывистость, скульптурная ясность, отчасти - разговорность. Меняется стилевая тональность стихов - приходят другие знаки и содействуют этому изменению.

Творческая индивидуальность великого поэта многогранна, его изобразительно-выразительные средства слагаются в системы художественных образов, психологически сложные, противоречивые и глубокие. В стилистическом плане, по бесспорному утверждению В. Орлова, лирика А. Блока движется от интонаций напевно-эмоциональных к интонациям повествовательным и разговорным, импрессионистическая размытость сменяется стилевой строгостью, сжатостью и точностью характеристик.

Разговорные интонации, фиксируемые знаками, в частности, проявляются в грамматической расчлененности строки, в речевой фрагментарности. Точка здесь очень активна, даже в середине строки:

Так. Не жди изменений бесцельных.

Не смущайся забвеньем. Не числи.

Пусть к тебе - о краях запредельных

Не придут и спокойные мысли.

(Моей матери.)

Такое интонационное оформление чаще всего сопровождает тематически точные и конкретные, описательные строки:

Утро. Тучки. Дымы. Опрокинутые кадки.

В светлых струйках весело пляшет синева.

По улицам ставят красные рогатки.

Шлепают солдатики: раз! два! раз! два!

(Обман.)

205

Наивысшего накала достигают разговорные ритмы и интонации, конечно, в поэме 'Двенадцать'. Ее герои идут 'державным шагом'. Этот смысл поддержан безупречной формой стиха. Чеканность слога и живость речи - здесь новая форма передачи новых ритмов времени. 'Дело художника, обязанность художника, - писал Блок, - видеть то, что задумано, слушать ту музыку, которой гремит 'разорванный ветром воздух'. А. Блок был гениально чуток к ритмам времени. Он не только умел передать их в своих творениях, но и пытался теоретически осмыслить: по А. Блоку, поэтическое ощущение мира дается через усвоение ритмов эпохи. Об этой 'слиянности' поэтических ритмов и ритмов эпохи поэт рассказывает в предисловии к поэме 'Возмездие'. Надо сказать, что сам Блок обладал этим чувством 'слиянности', как никто другой, особенно это сказалось в поэме 'Двенадцать':

Как пошла наша ребята

В красной гвардии слушать -

Буйну голову сложить!

.......................................

Мы на горе всем буршуям

Мировой пожар раздуем,

Мировой пожар в крови -

Господа, благослови!

(Двенадцать.)

Эти частушечно-песенные, народно-разговорные интонации внутренне присущи воплощаемому в поэме содержанию. 'Народные формы стиха подняты в 'Двенадцати' на высоту громадного драматического напряжения и приобрели черты монументальности' (В. Орлов). И знаки, конечно, не безразличны к этим интонациям, они служат их воплощению в стихе. Напряженность, динамизм создаются резкими паузами - они обозначаются тире:

Кругом - огни, огни, огни...

Оплечь - ружейные ремни...

И опять идут двенадцать,

За плечами - ружьеца.

Жесткость строке придают паузы, обозначенные тире, в таком примере, где лаконично и беспощадно характеризуется старый мир:

206

... Скалит зубы - волк голодный -

Хвост поджал - не отстает -

Пес холодный - пес безродный...

И в конце поэмы, где чеканность строк доведена до высшего предела, где она перерастает в символическое воплощение поступи Революции, где все интонации и ритмы поэмы создают мощный, 'единый музыкальный напор', поэт не смог обойтись без тире:

...Так идут державным шагом -

Позади - голодный пес,

Впереди - с кровавым флагом,

И за вьюгой невидим,

И от пули невредим,

Нежной поступью надвьюжной,

Снежной россыпью жемчужной,

В белом венчике из роз -

Впереди - Исус Христос.

Показательно, что тире так густо употреблено в самых сильных и важных местах отрывка, где контрастно противопоставлены Старый и Новый мир - то, что позади, и то, что впереди.

Сила контрастного противопоставления точно так же подчеркивается знаком тире и в другой поэме А. Блока - 'Скифы', революционно-патриотический пафос которой доведен до ораторского звучания. Это прежде всего мощное, громогласное начало:

Мильоны - вас. Нас - тьмы, и тьмы, и тьмы.

Попробуйте, сразитесь с нами!

Да, скифы - мы! Да, азиаты - мы, -

С раскосыми и жадными очами!

Для вас - века, для нас - единый час.

Тире в этой поэме самый активный знак, он заменяет другие знаки, например двоеточие после обобщающего слова, причем эта замена осуществляется последовательно:

Мы любим все - и жар холодных числ,

И дар божественных видений,

Нам внятно все - и острый галльский смысл,

И сумрачный германский гений...

Мы помним все - парижских улиц ад,

И венецьянские прохлады,

Лимонных рощ далекий аромат,

И Кельна дымные громады...

207

И конец поэмы, это мощное, предупреждающее обращение к старому миру, закономерно включает в систему своих знаков тире, закономерно с точки зрения общей стилистической тональности поэмы, но отнюдь не закономерно с точки зрения нормативности самого знака:

В последний раз - опомнись, старый мир!

На братский пир труда и мира,

В последний раз - на светлый братский пир

Сзывает варварская лира!

Стихотворная речь Блока богато оснащена пунктуацией. Знаки у него обильны и разнообразны, они служат усилению, активизации довольно сложного интонационно-ритмического облика стиха, смысловых и интонационных нюансов.

Ты, счастие! Ты, радость прежних лет!

Весна моей мечты далекой!

За годом год... Все резче темный след,

И там, где мне сиял когда-то свет,

Все гуще мрак... Во мраке - одиноко -

Иду - иду - душа опять жива,

Опять весна одела острова.

('Ночь теплая одела острова...')

Всю систему знаков включал Блок в авторскую стилистику. Но есть все-таки знаки излюбленные, именно они часто не подчиняются регламентации, и именно они индивидуально осмыслены. Важно еще другое - индивидуальное у А. Блока не противоречит функциональной значимости знаков (что свойственно было многим его современникам, в частности, А. Белому), оно осуществляется в рамках этой значимости. Создается впечатление, что поэт удивительно чуток к тайным возможностям знаков, особенно таких, как многоточие и тире. Эти знаки заметно активизируются в наиболее ярких и сильных строках, где поэт высказывает самое сокровенное, как, например, в начальном четверостишии из 'Ямбов':

О, я хочу безумно жить:

Все сущее - увековечить,

Безличное - вочеловечить,

Несбывшееся - воплотить!

208

Строки о назначении поэта, его высокой гражданской миссии, стихи о Родине, стихи философского звучания, особо напряженного биения мысли не обходятся без тире:

Пускай зовут: Забудь, поэт!

Вернись в красивые уюты!

Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой!

Уюта - нет. Покоя - нет.

('Пускай зовут...')

Так поэт сумел в полную меру не только использовать выразительные возможности пунктуации, но и значительно укрепить их и расширить. Начав с индивидуалистической лирики, с эстетики символистов, А. Блок закончил свою поэтическую биографию национальным поэтом-трибуном. Но А. Блок значителен не только этим итогом. Во всем, что ни воспевал поэт, он был велик. Поистине - 'ни моря нет глубже, ни бездны темней'. Великолепно ощущал эту двойственность сам поэт. Иначе он не смог бы так беспощадно искренне сказать о себе. И как всегда в стихах наивысшего накала на помощь приходит содержательно емкий знак тире:

Простим угрюмство - разве это

Сокрытый двигатель его?

Он весь - дитя добра и света,

Он весь - свободы торжество!

16.2. '...Ей весело грустить, такой нарядно обнаженной' (о пунктуации А. Ахматовой)

Утверждая своей поэзией малую форму, А. Ахматова сумела сообщить ей интенсивность выражения. Как писал Б. Эйхенбаум, 'лаконизм и энергия выражения - основные особенности поэзии Ахматовой. Эта манера не имеет импрессионистского характера (как казалось некоторым критикам, сравнившим стихи Ахматовой с японским искусством), потому что она мотивируется не простой непосредственностью, а напряженностью эмоции'¹. Стих как неизбежный результат взволнованности, речь как движение души - это не просто громкие слова о лирике Ахматовой, это ее истинный смысл, ее глубинное свойство. В этом вся Ахматова - глубоко чувствующая и играющая в жизнь, спокойная и внут-

¹ См.: О поэзии. Л., 1969. С. 39.

209

ренне встревоженная, интимно лиричная и психологически сложная, истомленная и томящая... Героиня Ахматовой, по меткому выражению Б. Эйхенбаума, есть воплощенный 'оксюморон'. Она вся соткана из парадоксов. И как раз это, придавая ей загадочность, вскрывает самое сокровенное: поэзия Ахматовой проста и легка для мгновенного восприятия, она обнажена, но 'прелесть нагой простоты' здесь оборачивается предельной скупостью слов и смысловой и эмоциональной заполненностью. О такой поэзии проще сказать словами самой Ахматовой (стихотворение 'Царскосельская статуя'):

Смотри, ей весело грустить,

Такой нарядно обнаженной...

Арсенал поэтических средств у Ахматовой предельно скуп, но именно это подчеркивает своеобразие художественного метода поэтессы: она немногословна, но глубока; чужда игры в слово, но вместе с тем умеет так нарушить обычные словесные ассоциации, что любое обыденное слово предстает обновленным и вступает в неожиданные семантические связи. Ее словарь, ритмика, интонации немногочисленны, но насыщенны. Ахматова легко читается, но постижение движений ее души приходит не сразу. Ощущение своеобразия ахматовского почерка зарождается постепенно, как бы накапливаясь по мере чтения ее стихов, ибо перед нами обычные слова, обычные ритмы и рифмы, обычные, как нам кажется, чувства и переживания и, наконец, обычная, вполне регламентированная пунктуация... Но за этой обычностью скрывается такая лирическая эмоциональность, такое своеобразие духовного мира и постижения тайн бытия, что поэзия Ахматовой, при всей ее конкретности и даже сюжетности, становится психологически сложной и двойственной, напряженной и острой.

Не изменяет себе Ахматова и в обращении со знаками препинания. Пунктуационный анализ произведений отдельного автора, как правило, сводится к иллюстрированию своеобразия в употреблении знаков. Нерегламентированная пунктуация и связывается с авторской индивидуальностью. Не такова Ахматова. И здесь она уникальна своей... обычностью. Она разочарует исследователя, попытавшегося во что бы то ни стало отыскать 'авторские' знаки. Их нет в прямом смысле этого слова. Ее знаки подчинены нормативным правилам. Но поэтесса умеет так их расставить, что обычный нормативный знак 'заиграет' особыми красками - разрушит рит-

210

мическую плавность, оборвет мысль, остановит внимание - и пронзит своей неожиданностью...

Пунктуационное своеобразие Ахматовой складывается не из суммы не по правилам употребленных знаков, а в результате разрывов строки, паузного членения, интонационных перебоев и срывов. Все это фиксируется знаками.

В этом смысле очень показательны точки Ахматовой. Характерна, например, точка, разрывающая строку. Чаще это начало строфы:

Рассветает. И над кузницей

Подымается дымок.

(Из книги 'Вечер'.)

Я счастлива. Но мне всего милей

Лесная и пологая дорога,

Убогий мост, скривившийся немного,

И то, что ждать осталось мало дней.

(Из книги 'Белая стая'.)

Засыпаю. В душный мрак

Месяц бросил лезвие.

Снова стук. То бьется так

Сердце теплое мое.

(Из книги 'Белая стая'.)

Подошла. Я волненья не выдал,

Равнодушно глядя в окно.

Села, словно фарфоровый идол,

В позе, выбранной ею давно.

(Из книги 'Белая стая'.)

Точки, дробящие начальную строку, мгновенно обрывают не успевшую еще подняться интонацию - пульс стиха уже забился, причем неровно, хотя достаточно четко и ощутимо. Строка лишилась цельности, стала хрупкой, ломкой и сразу - напряженной, а интонация приблизилась к разговорной, подчеркнув непосредственность и ненарочитость описания состояния героини.

Иной эмоциональный заряд несет в себе разрыв строки в середине стиха, когда он резко обрывает ровное, повествовательно начавшееся описание. Это - как вдруг лопнувшая струна. Точка-пауза здесь не только не снимает напряжения, напротив - нагнетает его:

211

Чернеет дорога приморского сада,

Желты и свежи фонари.

Я очень спокойная. Только не надо

Со мною о нем говорить.

(Из книги 'Белая стая'.)

Строку Я очень спокойная. Только не надо можно воспринять и прочитать двояко: интонационно напряженно перед точкой, и тогда смысл предстанет предельно обнаженным - спокойствия нет и не может быть; другой вариант более сложный - с интонацией конца предложения, которая подчеркнет прямое, буквальное значение слова спокойная, и тогда общий смысл-фразы будет воспринят как навязчивое, самой себе внушаемое желание героини приобрести это состояние вопреки реально сложившейся ситуации. Как видим, точка, нормативно фиксирующая конец предложения, может передать разное эмоциональное содержание.

В том же стилистическом ключе воспринимается разрыв строки в конце ее, когда точка помещается перед последним словом - началом новой фразы. Такое членение дает эффект интонационного взлета, который резко сменяется спадом во второй строке:

Бессмертник сух и розов. Облака

На свежем небе вылеплены грубо.

(Из книги 'Белая стая'.)

Россия Достоевского. Луна

Почти на четверть скрыта колокольней.

(Северные элегии.)

Анализируя поэтический метод Ахматовой, Б. Эйхенбаум в свое время обратил внимание именно на этот прием: 'Особенно излюблены Ахматовой точки перед концом строки - последнее слово, относящееся уже к следующей фразе, благодаря этому выступает из ритмического ряда со своей интонацией и приобретает особую выпуклость'¹.

Интересно, что Ахматова варьирует этот прием, находит множество нюансов в его применении, подчиняя ритмико-интонационное членение стиха своему конкретному замыслу, настроению. Прерывистая, дробленая строка сообщает стиху энергию выражения, ощущение сжатости построения фразы, хотя, как правило, Ахмато-

¹ См.: О поэзии. С. 91.

212

вой не свойственна синтаксическая компрессия в результате пропусков слов, что, в частности, в высшей степени присуще слогу М. Цветаевой. Ахматова достигает впечатления спрессованности речи иными средствами и способами. Это прежде всего разное расположение в строке точек-пауз. В зависимости от этого, то ослабляется дробность фраз, то усиливается. На подвижность ахматовской интонации, прерывистый ее характер указал еще в 1914 г. Н. Гумилев¹. 'Это как "короткость" дыхания'.

Наибольшая резкость свойственна перебоям во второй строке, когда последнее слово первой фразы не 'умещается' здесь - перенос его на следующую строку удваивает смысловую нагрузку слова. Значение таких акцентно выделенных слов обнажается до предела, до вещной зримости. Недаром большею частью это глаголы-сказуемые, т. е. наиболее весомые члены высказывания.

В мою торжественную ночь

Не приходи. Тебя не знаю.

(Из книги 'Четки'.)

Безвольно пощады просят

Глаза. Что мне делать с ними,

Когда при мне произносят

Короткое, звонкое имя?

(Из книги 'Четки'.)

Не недели, не месяцы - годы

Расставались. И вот наконец

Холодок настоящей свободы

И седой над висками венец.

(Разрыв.)

И только могильщики лихо

Работают. Дело не ждет!

И тихо так, Господи, тихо,

Что слышно, как время идет.

('Когда погребают эпоху...')

Мы что-то знаем друг о друге

Ужасное. Мы в адском круге,

А может, это и не мы.

(В Зазеркалье.)

¹ См.: Письма о русской поэзии//Аполлон. 1914. ? 5.

213

Днем перед нами ласточкой кружила, Улыбкой расцветала на губах, А ночью ледяной рукой душила Обоих разом. В разных городах.

(Полночные стихи.)

Так вот она, последняя! И ярость Стихает. Все равно что мир оглох...

('И снова осень валит Тамерланом'.)

Пристрастие Ахматовой к дробленой строке, к излюбленному приему достигает своего виртуозного воплощения в следующих стихах, где поэтесса завершает строку перенесенным из предыдущей фразы словом. Оборванная строка обостряет, подчеркивает предыдущее, а выделенное слово снабжается такой энергией, что обрастает добавочным, очень большим, сфокусированным здесь смыслом - сначала настороженность, затем встревоженность и, наконец, уже холодное ощущение обреченности.

Память о солнце в сердце слабеет.

Желтей трава.

Ветер снежинками ранними веет

Едва-едва.

.......................

Ива на небе пустом распластала

Ветер сквозной.

Может быть лучше, что я не стала

Вашей женой.

Память о солнце в сердце слабеет.

Что это? Тьма?

Может быть!.. За ночь прийти успеет

Зима.

(Из книги 'Вечер'.)

Так Ахматова восстанавливает силу слова в стихе, его содержательную сущность, т.е. то, что свойственно слову в живой, реальной речи. Если вспомнить то время, когда начинала Ахматова, те искания и преобразования, которые были свойственны поэтической мысли начала XX века, то еще более значительным и плодотворным покажется ее творчество - она вернула слову его живую душу, его сущность, тогда как символисты, скажем, увлекались лишь его звуковой оболочкой, оставляя смысл затемненным, туманным. Музыкальность звучания заслоняла для них поиски свеже-

214

го значения, наполненности смыслом. Слова Ахматовой, выстроенные в краткие, но полные, ясные по своему составу фразы, обретают рельефность, смысловую весомость и конкретность. Они звучат первозданно и потому производят впечатление неопоэтизированной обыденности, они лишены символической осложненности и мистических ассоциаций. Короткие, между точками, фразы помогают сделать речь естественной, непринужденной и одновременно сдержанной и обдуманной. Прозрачность и ясность ахматовских фраз - это в какой-то степени реакция на символизм; ее духовная обнаженность, обыденность - это эстетическая позиция.

Я пришла к поэту в гости.

Ровно полдень. Воскресенье.

(Александру Блоку.)

Двадцать первое. Ночь. Понедельник.

Очертанья столицы во мгле.

(Из книги 'Белая стая'.)

Проводила друга до передней.

Постояла в золотой пыли.

(Из книги 'Четки'.)

Однако разговор о пунктуации Ахматовой неправомерно было бы закончить лишь указанием на стилистико-функциональную значимость точки. Хотя это действительно яркая примета поэтической манеры поэтессы. Ахматова, конечно, пользуется всеми знаками. Крайне редки у нее только скобки, что объяснимо опять-таки лаконизмом и прозрачностью ее фраз. Как и точка, все другие знаки тоже нормативны, хотя в некоторых случаях употребляются они несколько сгущенно или нарочито подобранно, с целью активизировать мелодику стиха.

Так тире, например, может организовать весь ритмико-интонационный рисунок стихотворения, разъединив слова так, что они, удаленные друг от друга, произносительно подчеркиваются, не сливаются. Строка становится резкой, бьющей, беспокойной:

Это - выжимки бессонниц,

Это - свеч кривых нагар,

Это - сотен белых звонниц

Первый утренний удар...

Это - теплый подоконник

215

Под черниговской луной, Это - пчелы, это - донник, Это - пыль, и мрак, и зной.

(Про стихи.)

А вот стихи, где поэтессе потребовались буквально все знаки препинания. Буйные противоречивые чувства облечены здесь в речь острую, колкую и даже гневную, обнажающую душевный разлад. Разговорная сбивчивость интонации органична смятенности внутреннего состояния. Недаром стихотворение называется 'Смятение':

Было душно от жгучего света,

А взгляды его - как лучи.

Я только взглянула: этот

Может меня приручить.

Наклонился - он что-то скажет...

От лица отхлынула кровь.

Пусть камнем надгробным ляжет

На жизни моей любовь.

Не любишь, не хочешь смотреть?

О, как ты красив, проклятый!

И я не могу взлететь,

А с детства была крылатой.

Несмотря на талантливо, 'сюжетно' переданное здесь смятение чувств, Ахматова предельно конкретна в передаче этих чувств. И знаки четки, ясны, цели соответственны. Только одно многоточие. Но оно - вне описания состояния героини. Оно указывает на факт реального незнания (неизвестно, что он скажет). Свое же состояние, хотя и 'смятенное', осознано и названо.

В стихотворении 'Лишняя' тоже много знаков - на каждые два слова знак. Здесь интересно заметить, что, хотя на первый взгляд тире в начальных строках немотивированно (между подлежащим и сказуемым), оно на самом деле вполне 'законно', так как указывает на пропуск объектного местоимения нас, пропуск, который ощущается именно благодаря знаку:

Тешил - ужас. Грела - вьюга.

Вел вдоль смерти - мрак.

Отняты мы друг у друга...

Разве можно так?

216

И, наконец, многоточие. Оно употребляется с размахом, активно, ярко, словно помогая растянуть предельно сжатый стих, за эскизными набросками угадать нечто исчезающее и тревожащее:

От тебя я сердце скрыла,

Словно бросила в Неву...

Прирученной и бескрылой

Я в дому твоем живу.

Только... ночью слышу скрипы.

Что там - в сумраках чужих?

Шереметевские липы...

Перекличка домовых...

(Из книги 'Тростник'.)

Или в другом случае, когда многоточие подчеркивает песенную плавность, нескончаемость, которые особенно контрастируют с диссонирующей последней строкой (например, в 'Песенке слепого' из пьесы 'Пролог'):

Не бери сама себя за руку...

Не веди сама себя за реку...

На себя пальцем не показывай...

Про себя сказку не рассказывай...

Идешь, идешь - и споткнешься.

Многоточие может и открыть повествование, начав его как бы с середины, указав на скрытый, предшествующий контекст. Этому в значительной степени помогает союз и, связывая нечто незримое и ускользающее с тем, что реально и ощутимо:

...И на ступеньки встретить

Не вышли с фонарем.

В неверном лунном свете

Вошла я в тихий дом.

(Из книги 'Четки'.)

...И кто-то, во мраке дерев незримый,

Зашуршал опавшей листвой

И крикнул: 'Что сделал с тобой любимый,

Что сделал любимый твой!'

(Из книги 'Четки'.)

217

Как видим, понимание Ахматовой роли пунктуации находится в полном соответствии с ее общим художественным методом: как строга она в обращении с поэтическим словом, освобождая его от гипнотической власти музыкальной символики и возвращая его живому речевому употреблению, так скупа она и на субъективные вольности в пользовании знаками. Ориентация на разговорные интонации и акценты, умение уловить и показать различную силу этих акцентов позволяют Ахматовой, без насилия над правилами, достичь максимальной выразительности при пунктуационном оформлении стихотворной речи и тем самым укрепить социальную практику употребления знаков, обогатив ее заново выявленными возможностями. Ее знаки, традиционные с точки зрения синтаксической (они сохраняют свои обычные функции в пределах синтаксических единиц), оригинальны в другом смысле - они помогают поэтессе резко изменить отношения между поэтической строкой и фразой, сменить акценты в строке и фразе. Во всем верная себе, своей эстетической позиции, Ахматова и в обращении со знаками остается Ахматовой: ее необычность... в обычном, ее пунктуация лишена нарочитой усложненности, но выразительные возможности знаков, как и все в поэтическом слове поэтессы, предстают 'нарядно обнаженными'.

16.3. 'Темнота сжатости...' (о пунктуации М. Цветаевой)

В блистательной статье о творчестве М. Цветаевой Вл. Орлов¹писал: 'Поэзия Цветаевой была монументальной, мужественной и трагической' (с. 18). И далее: 'Цветаеву-поэта не спутаешь ни с кем другим. Стихи ее узнаешь безошибочно - по особому распеву, неповторимым ритмам, необщей интонации' (с. 25).

Немалую роль в передаче этой ритмомелодики, в оформлении сложнейшей синтаксической структуры цветаевского стиха, подчас ломкого и импульсивного, подчас тяжеловесного и громоздкого, играет пунктуация, которая помогает ей передать и предельную уплотненность речи, и ритмические перебои, и интонационные взлеты, и значимые паузы, которые включаются в систему выразительных средств. Необщие интонации и неповторимые ритмы - это следствие необщности содержательного плана стихов Цветаевой,

¹ Вступ. статья В. Орлова //М. Цветаева. Избр. произв. М.-Л., 1965.

218

всего творческого мира поэта, глубокого своеобразия таланта и нелегкости человеческой судьбы.

Читать Цветаеву трудно. Ее нельзя почитывать между дел. Пишет она сложно. Ее поэзия мужественна в прямом смысле этого слова, она сознательно лишена 'женскости'. Но даже самые усложненные ее вещи неформалистичны. 'Затрудненная поэтическая манера была в данном случае органической формой тех мучительных усилий, с которыми поэт взволнованно и сбивчиво выражал мир своих чувств и переживаний, свое сложное, противоречивое отношение к окружающей его действительности'¹.

В 1957 г. Б. Пастернак писал: 'Цветаева была женщиной с деятельной мужскою душой, решительной, воинствующей, неукротимой. В жизни и творчестве она стремительно, жадно и почти хищно рвалась к окончательности и определенности, в преследовании которых ушла далеко и опередила всех'. И сама о себе: 'Я - мятежница с вихрем в крови', 'Я - мятежница лбом и чревом'. Вот эта мятежность, сила активно пульсирующей мысли вылились в поэзию 'плача гнева и любви', поэзию обжигающего гражданственного и личностного трагического накала. Творчество М. Цветаевой максимально проникнуто поэтической отзывчивостью на новое 'звучание воздуха' (это ее собственное понимание сущности ее поэзии).

Соответственно такой духовной настроенности поэта была и ритмика стихов Цветаевой, ее 'дикий', усложненный синтаксис с интонационными перебоями и перебросами, с паузами, которые подчас значили больше, чем слова. Обрывы мысли, словесные лакуны насущно требовали заполнения знаками препинания. Они активны и многочисленны. Без них слог был бы темен и невнятен. И Цветаева ломала привычные традиции грамматики и пунктуации. 'Одна - из всех - за всех - противу всех!..'

Стихи Цветаевой - благодатнейший материал для постижения функционально-стилистической значимости знаков препинания. Ее индивидуальность выявляется здесь столь же ярко, как и в ритмике, синтаксисе, всей словесной организации ее стиха, проникнутого мироощущением и миропониманием поэта. Но вместе с тем при всей своей индивидуальности ритмы Цветаевой - это ритмы эпохи, ритмы, испытавшие воздействие времени. И это обстоятельство еще в большей степени приковывает внимание к ее стихам - неповторимым и все же созвучным времени; трудночитаемым, но при-

¹ Вступ. статья В. Орлова // М. Цветаева. Избр. произв. М.-Л., 1965. С. 48.

219

тягивающим к себе; виртуозным, но не формалистическим; сбивчивым, но внутренне гармоничным.

Трудно рассказать о многогранности стилистических функций знаков препинания у М. Цветаевой. В конечном счете они отражают своеобразие синтаксической и интонационной организации ее стихов. И все-таки наиболее яркие приметы цветаевского пристрастия к тем или иным знакам можно свести в некую систему, выявляющую основные черты ее поэзии. Это, во-первых, предельная, до отказа, уплотненность речи, концентрированность, сгущение мысли до 'темноты сжатости', как сама Цветаева называла усложненность стихотворного языка; во-вторых, это взволнованность речи и такая напряженность, когда стих начинает как бы захлебываться, сбиваться - в ритме, в размере; в-третьих, неприкрытая активность художественной формы, ритмики.

Названные свойства поэтической (да и не только поэтической) речи Цветаевой сказываются в применении знаков препинания, которые становятся в таком случае элементом авторской стилистики, одним из способов воплощения авторского 'Я'. На первый взгляд может показаться, что пунктуация Цветаевой резко расходится с нормативной: так 'густо' стоят у нее знаки, так нагромождены они в пределах короткого словесно текста, так замысловато сочетаются они в строфе и даже в строке. Однако такое заключение оказалось бы поспешным, так как знаки эти, хотя и не всегда нормативны, но во всяком случае не потеряли социальной значимости (они воспринимаемы и объяснимы). И чрезмерная насыщенность ими текста, а также изощренная сочетаемость их друг с другом отражают усложненность синтаксиса и активность цветаевского ритма.

'Темнота сжатости'. Так определила Цветаева лирику Б. Пастернака, имея в виду усложненность его языка, когда мысли автора передаются в такой сжатой форме, что не сразу, а может, и не всегда становятся понятными для восприятия (максимум смысла при минимуме речевых средств). Так и у самой Цветаевой: смысл затемняется из-за чрезмерной сжатости изложения. И вот тогда автору на помощь приходят знаки. Они буквально творят чудеса. Напряженность содержания как нельзя лучше снимается знаками, которые 'разводят' слова, указывая на пропуски между ними, создавая значимое отсутствие звеньев повествования, и именно знаки здесь помогают уловить незримо существующую связь между имеющимися словами - частями высказываний. Такая экономия словесных речевых средств, доводящая передаваемую мысль до

220

высшей степени конденсации, свойственна многим произведениям Цветаевой. Возьмем, например, 'Стихи к сыну'¹:

Ни к городу и ни к селу -

Езжай, мой сын, в свою страну, -

В край - всем краям наоборот! -

Куда назад идти - вперед

Идти, особенно - тебе,

Руси не видывавшее

Дитя мое... Мое? Ее -

Дитя!

И далее:

Нас родина не позовет!

Езжай, мой сын, домой - вперед -

В свой край, в свой век, в свой час, -

от нас -

В Россию - вас, в Россию - масс,

В наш-час - страну! в сей-час - страну!

В на-Марс - страну! в без-нас - страну!

Эти стихи, написанные в 1932 году, обращенные к сыну, родившемуся в Чехословакии, сыну, не знавшему еще России, повествуют о России как о стране, устремленной в будущее, стране новых поколений людей, стране, рванувшейся от старого мира - вперед. В этих стихах, сжатых по форме, бездна содержания, выстраданного и выплаканного, - тоска по безвозвратно потерянной родине, горечь от сознания того, что новая Россия отринет тех, кто восставал против нее, и уверенность, что она должна стать родиной для их детей, для ее сына... Этот подтекст, т. е. глубину смысла, помогают передать знаки - их много, почти столько же, сколько и слов. И особенно активно здесь тире, указывающее на прямые пропуски (особенно - тебе; назад идти - вперед идти), и на подчеркнутое выделение наиболее значимых частей (ни к городу и ни к селу; всем краям наоборот; вперед; от нас), и на отграничение слов с целью придания им определительного значения (в Россию - вас, в Россию - масс и др.). Спрессованность мысли здесь колоссальная, взять хотя бы последнюю строку 'В на-Марс - страну! в без-нас - страну!' Экономия речевых средств доходит до того, что затрудняет восприятие, так и возникает темнота

¹ Цит. здесь и далее: М. Цветаева. Избранные произведения. М.-Л., 1965.

221

сжатости: 'на-Марс - страна' - это страна, устремленная в мироздание, страна будущих научных открытий; 'без-нас - страна' - это страна новых поколений, освободившихся от старого, дичающего мира.

Вот еще пример, как развернутая мысль спрессовывается до нескольких слов, несущих на себе не только свой собственный смысл, но и смысл возможных здесь, но не присутствующих слов, связи с ними угадываются, благодаря значимым паузам, на месте которых стоят тире:

Поверх старых вер,

Новых навыков,

В завтра, Русь, - поверх

Внуков - к правнукам!

Или еще:

Седой - не увидишь,

Большим - не увижу.

Из глаз неподвижных

Слезинки не выжмешь.

(Из цикла 'Разлука.)

Как видим, Цветаева скупа на словесные средства выражения, речь ее уплотнена до предела: в первом примере названы лишь обстоятельственные и объектные сочетания, т.е. те части высказывания, которые не могут быть 'угаданы', это главное в сообщении, все другие же его элементы - названия предметов и их признаков (что обычно передается подлежащим и сказуемым) - опущены поэтом, так как в данном случае они не несут главной мысли. Во втором примере мысль также сгущена и пропуски звеньев лишь расшифровывающих и распространяющих логически значимые слова обозначены здесь тире. Ср.: Седой ты меня не увидишь; большим я тебя не увижу. Цветаева как бы просеивает слова сквозь сито, в котором остаются только крупные зерна.

В следующих стихах, сюжетной основой которых послужили сентябрьские дни 1938 г., когда Судетская область была отторгнута от Чехословакии, Цветаева звукописью (рубят, руб, рубом; дуб, дубом) и густо поставленными знаками (тире, 'разрубающее' на части стих) добивается предельного наложения смысла слов, стихового ритма на реальный процесс рубки леса, что в свою очередь становится символическим образом стойкости чешского народа:

222

Видел, как рубят? Руб -

Рубом! - за дубом - дуб.

Только убит - воскрес!

Не погибает - лес.

Так же, как мертвый лес

Зелен - минуту чрез! -

(Мох - что зеленый мех!),

Не погибает - чех.

('Лес' из цикла 'Сентябрь'.)

Такое сжатие, уплотнение мысли характеризует Цветаеву как поэта мужественного, масштабного. Ее лирика всегда интеллектуальна, она требует напряжения, работы мысли и отнюдь не услаждает слух гармоничным песнопеньем. Интересен в этом смысле пример, приведенный Вл. Орловым, который цитирует две кратчайшие строки Цветаевой и развертывает их в 'нормально' построенное высказывание. Вот эти строки:

Глыбами - лбу

Лавры похвал.

Мысль такова: 'похвалы, расточаемые по адресу поэта его поклонниками, символически уподоблены лавровому венку; но от этого венка челу поэта тяжело, как от каменных глыб'. Такое словесное расточительство не для Цветаевой, ей важно бросить мысль, пусть недостаточно разъясненную, но адекватную ее внутренней речи. Ее стихи - это мысли вслух, строки и слова в них - это вехи самого процесса мышления, где словесная оформленность не имеет серьезного значения. Чтобы понять таким образом написанные стихи, надо пройти тот же путь напряженной работы мысли, которым шла Цветаева, создавая свои произведения. Однако такая затрудненная манера выражения приводит часто и к издержкам. Некоторые стихи сжаты так, что требуют расшифровки, как ребусы. В таком случае и знаки оказываются перегруженными и даже беспомощными. Например:

Сивилла: выжжена, сивилла: ствол.

Все птицы вымерли, но бог вошел.

Сивилла: выпита, сивилла: сушь.

Все жилы высохли: ревностен муж!

Сивилла: выбыла, сивилла: зев

Доли и гибели! - Древо меж древ.

(Из цикла 'Сивилла'.)

223

Чтобы понять эти строки, нужна 'специальная подготовка'. Цветаева использовала здесь легенду о Сивилле, которой Феб даровал вечную жизнь, при условии, что она навсегда покинет свою родину. Сивилла забыла попросить еще и вечную молодость, и вот она стареет. Цветаева превратила Сивиллу в пещеру, в которой совершаются таинства прорицания. Двоеточие, которое здесь стоит, явно затрудняет осмысление связей между словами, особенно в строках, где оно разделяет обозначение предмета и его признаков (т. е. между подлежащим и сказуемым).

Еще пример на 'неожиданное' двоеточие. Но здесь оно более прозрачно и близко к тире:

Бог с замыслами! Бог с вымыслами!

Вот: жаворонком, вот: жимолостью,

Вот: пригоршнями - вся выплеснута,

С моими дикостями - и тихостями,

С моими радугами заплаканными,

С подкрадываньями, забарматываньями...

Было бы ошибочным заключить, что Цветаева всегда так сложно и замысловато оформляет свои мысли. У нее есть и другие стихи - легкие, четкие, с полным набором необходимых по ходу изложения слов. Тогда и знаки не требуются, и только точка членит текст:

Красною кистью

Рябина зажглась.

Падали листья.

Я родилась.

Спорили сотни

Колоколов.

День был субботний:

Иоанн Богослов.

(Из цикла 'Стихи о Москве'.)

Такое повествование ведется без напряжения. Здесь не требуется угадывания пропусков.

Легкость и четкость поэтического рисунка могут отличать и стихи с пропусками смысловых и грамматических звеньев высказывания. Но эти пропуски очевидны. Они нормативны и не напрягают восприятие (тире здесь законно занимает свое место). Так, например, написаны 'Стихи к Блоку':

224

Зверю - берлога,

Страннику - дорога,

Мертвому - дроги,

Каждому свое.

Женщине - лукавить,

Царю - править,

Мне - славить

Имя твое.

И даже в таких, прозрачных по синтаксической структуре стихах, концентрация мысли доведена до предела: ни одного словесного 'разбавителя' смысла, одни ключевые слова!

Захлебывающаяся речь. Энергичность и стремительность. Эти качества цветаевского слога всецело связаны с концентрированной подачей мысли. Вернее, вытекают из этих свойств. Мозг так активно работает, сигналы мысли так быстро следуют один за другим, что наскакивают друг на друга. Поэт как бы захлебывается в этом бурном потоке. Отсюда резкость и энергия выражения, многочисленные восклицания, переходящие в крик. Это поистине 'вопль вспоротого нутра', как говорила сама Цветаева, стремясь выразить в слове безмерность своих чувств.

Любят - думаете? Нет, рубят

Так! нет - губят! нет - жилы рвут!

О, как мало и плохо любят!

Любят, рубят - единый звук

Мертвенный!

(Ариадна.)

Эти восклицания в рвущейся посредством резких пауз строке (см. знаки тире) создают огромный накал в стихе, сообщают словам величайшую силу эмоционального звучания.

Рассказ взахлеб - это обычная манера цветаевского письма, когда смыслы слов перебрасываются с одного на другое, когда логические (и грамматические) связи этих слов ведут к впередистоящей части высказывания и одновременно притягивают к себе последующие слова.

Вот пример из цикла 'Разлука', где глубоко и трагично, по форме - резко и жестко передает Цветаева свое состояние (и опять многозначное - тире):

Думаешь - скалы

Манят, утесы,

Думаешь - славы

Медноголосый

225

Зов его - в гущу,

Грудью на копья?

Вал восстающий -

Думаешь - топит?

Дольнее жало -

Веришь - вонзилось?

Пуще опалы -

Царская милость!

На стыке двух четверостиший сочетание 'зов его', с одной стороны, включается в сочетание 'медноголосый зов славы его', с другой - через пропущенный глагол (на его месте тире) притягивает к себе форму 'в гущу'. Стык строф, таким образом, завершает первое четверостишие и одновременно начинает второе. Слова располагаются как бы внахлест, и знаки регулируют их взаимоотношения.

В стихотворении 'Деревья' есть строки (поэтесса обращается к деревьям, разгневанная 'людскими косностями'):

К вам! В живоплещущую ртуть

Листвы - пусть рушащейся!

Впервые руки распахнуть!

Забросить рукописи!

Зеленых отсветов рои...

Как в руки - плещущие...

Простоволосые мои,

Мои трепещущие!

Энергия выражения создается здесь предельно стремительным, резким 'судорожным' ритмом. Мысль выражена скупо, виртуозно и броско. И знаки не укладываются в рамки регламентированного употребления. Они естественно и свободно, по-цветаевски, выражают безмерность чувств и отсутствие покоя. Усложненность цветаевского синтаксиса приводит к пунктуационной сложности: знаки подчас очень трудно 'читать', но без них чрезмерно лаконичный стих, с разрывом грамматических связей между словоформами, выступающими как вехи смысла, невозможно было бы связать в единое смысловое и интонационное целое. Ритм, бьющий наотмашь, жесткий, создается резкой 'ударностью' слов, завершающих каждую вторую строку: рушащейся - рукописи, плещущие - трепещущие.

226

В следующих стихах из 'Поэмы Конца' М. Цветаева еще более резка и энергична. Здесь каждое слово ударно. Точки рвут строку - в середине, в начале, создавая ритм стремительный, нервный. В письме от 26 мая 1926 г. Цветаева писала: '"Поэма Конца" - уже разразившееся женское горе, грянувшие слезы'.

И - набережная. Последняя.

Все. Порознь и без руки,

Чурающимися соседями

Бредем. Со стороны реки -

плач.

...............................

Столб. Отчего бы лбом не стукнуться

В кровь? Вдребезги бы, а не в кровь!

Страшащимися сопреступниками

Бредем. (Убитое - Любовь.)

А вначале было тревожно-томительное ожидание (и опять точки - и двоеточия) и сцена разрыва:

- Без четверти. Точен?

Голос лгал.

Сердце упало: что с ним?

Мозг: сигнал!

Небо дурных предвестий:

Ржавь и жесть.

Ждал на обычном месте.

Время: шесть.

Сей поцелуй без звука:

Губ столбняк.

Так государыням руку,

Мертвым - так...

Так, 'разорвавшееся женское горе' обернулось мужскими стихами. Здесь одни пунктиры смысла. Связи же, рождающие эти смыслы, домысливаются; они словесно не обозначены, излишни при таком накале чувства.

Активность художественной формы у Цветаевой - это прежде всего неповторимые ритмы. Цветаевская ритмика - явление потрясающей силы. Оно достойно специального исследования. Цветаева часто говорила, что она живет больше в мире звуков, чем зримых образов. Звуковая, ритмическая организация ее

227

стихов многогранна и виртуозна. Цветаевские ритмы - это не просто форма, это всегда состояние, воплотившееся в звучание. Но при этом звуковой строй стиха для Цветаевой никогда не был самоцелью. Это закономерное следствие, отражение душевного настроя, внутреннего горения, самой сути цветаевского стиха - эмоциональной и интеллектуальной одновременно. Тезис о единстве формы и содержания как нельзя лучше воплощен в произведениях Цветаевой.

Цветаевская ритмика бесконечно разнообразна: здесь и легкость разговорного слога, и песенная напевность, и плясовые, молниеносные темпы, и резкие перепады и сдвиги, внезапные ускорения и паузы, и др. Но неизменно одно - активность ритма и его завершенность в каждом отдельном произведении.

Вот лишь некоторые примеры. Часто Цветаева пользуется приемом контрастного ритма для усиления противопоставления, например, природной данности и человеческой разрушительной деятельности:

Дерево, доверчивое к звуку

Наглых топоров и мудрых пил,

С яблоком протягивало руку.

Человек - рубил.

Горы, обнаруживая руды

Скрытые (впоследствии 'металл'),

Твердо устанавливали: чудо!

Человек - взрывал.

(Лестницы.)

Резкая смена ритма в последних строках, завершающих строфы, как нельзя лучше контрастируют с мерным ритмом первых трех строк. Такой ритм не произволен, он отражает контрастную сущность самих вещей - природы и человека. Этот ритмический сдвиг оформляется знаком тире столь естественно и закономерно, что мы не только не ощущаем, что знак употреблен вопреки известным нормам, но, наоборот, осознаем его необходимость.

Характерно для многих стихов Цветаевой и смещение строк посредством переноса последнего слова строки на следующую, перенос опять-таки оформляется тире, а после перенесенного слова фиксируется резкая, глубокая пауза:

Двадцать лет свободы -

Всем. Огня и дома -

Всем. Игры, науки -

Всем.

(Из цикла 'Сентябрь'.)

228

Смещенная строка подчеркивает активность ритма, который в свою очередь передает значимость содержания: гладкий, убаюкивающий ритм здесь был бы некстати.

Такие обрывы строк есть и в поэме 'Автобус':

Лучше бы мне - под башней

Стать, не смешить юнца,

Вишневый цвет принявши

За своего лица -

Цвет...

...................

И, утеревши щеки,

Колодцу: - Знаю, друг,

Что сильные потоки -

Сверх рта и мимо рук

Идут!..

У Цветаевой все - сверх: если отрицание, то непримиримое, если 'сильные потоки' чувства, то - сверх. Кстати, и в этой поэме главная мысль - полное отрицание эстетского и потребительского отношения к жизни, природе. Еще в 1923 г. она писала: 'Эстетство - это бездушие. Замена сущности приметами'.

Можно считать, что обрывы строк и перенос единственного слова, по-особому значимого, в отдельную строку - это типичный для Цветаевой литературно-художественный прием, как наиболее полно передающий характер ее мысли - категоричной, жесткой, бескомпромиссной.

Еще пример того, как резко завершается ритмический рисунок, когда выделенное слово переносится на следующую строку и обрывает ее. Перед таким единственным словом строки обязательно тире:

Милые спутники, делившие с нами ночлег!

Версты, и версты, и версты, и черствый хлеб...

Рокот цыганских телег,

Вспять убегающих рек -

Рокот...

Не удержали вас, спутники чудной поры,

Нищие неги и нищие наши пиры.

Жарко пылали костры,

Падали к нам на ковры -

Звезды...

('Милые спутники...')

229

Интересен еще такой прием: логическое выделение последнего слова строки, несущего главное содержание. Выделение это достигается резким переходом в паузу, перебивающую звуковую ровность строки, а в месте перебоя ставится тире, именно оно и помогает уловить цветаевские 'перебои':

Июльский ветер мне метет - путь,

И где-то музыка в окне - чуть.

Ах, нынче ветру до зари - дуть

Сквозь стенки тонкие груди - в грудь.

Есть черный тополь, и в окне - свет,

И звон на башне, и в руке - цвет,

И шаг вот этот - никому - вслед.

И тень вот эта, а меня - нет.

(Из цикла 'Бессонница'.)

Схожее находим и в следующем тексте:

Простоволосая Агарь - сижу,

В широкоокую печаль - гляжу.

В печное зарево раскрыв глаза -

Пустыни карие - твои глаза, -

Забывши: 'Верую', купель, потир, -

Справа-налево в них читаю - мир!

(Из цикла 'Отрок'.)

Виртуозно владея приемом синтаксических перебоев, М. Цветаева находит бесконечное число вариантов сочетания разновеликих пауз и ударных слов. В таких случаях тире оказывается в рамках одного произведения разнозначным: оно и сигнал смены ритма, и знак пропуска, и знак логического акцента и грамматического расчленения членов синтаксической конструкции. Такое многообразие тире отличает, например, 'Стихи сироте':

Наконец-то встретила

Надобного - мне:

У кого-то смертная

Надоба - во мне.

Что для ока - радуга,

Злаку - чернозем -

Человеку - надоба

230

Человека - в нем.

Мне дождя, и радуги,

И руки - нужней

Человека надоба

Рук - в руке моей.

Это - шире Ладоги

И горы верней -

Человека надоба

Ран - в руке моей.

И за то, что с язвою

Мне принес ладонь -

Эту руку - сразу бы

За тебя в огонь!

Как видим, Цветаева мастерски владеет ритмом, это ее душа, это не просто форма, а активное средство воплощения внутренней сути стиха. 'Непобедимые ритмы' Цветаевой, как определил их А. Белый, завораживают, берут в плен. Они неповторимы и потому незабываемы!

Цветаева как поэт мыслит, чувствует и пишет активно. А это не может не повлечь за собой активного отношения и к употреблению знаков, без которых невозможно постичь смысл, так сложны ее синтаксис и ритмика. Активность знаков сказывается не только в их обилии. Поражает и выбор знаков - наиболее значимых, функционально насыщенных. Отсюда пристрастие Цветаевой к тире. Удивительно, что поэт почувствовал огромные возможности этого знака: в наше время тире часто вытесняет и запятую и особенно двоеточие.

Цветаева всегда отдает предпочтение наиболее 'сильным' знакам, тем, которые нельзя не заметить. Так появляется у нее тире для выделения обращений, вводных слов, придаточных частей предложения, т.е. на месте запятой:

Други его - не тревожьте его!

Слуги его - не тревожьте его!

(Стихи к Блоку.)

Должно быть - за той рощей

Деревня, где я жила.

Должно быть - любовь проще

И легче, чем я ждала.

(Стихи к Блоку.)

231

Если душа родилась крылатой -

Что ей хоромы и что ей хаты!

Что Чингисхан ей и что - Орда!

Два на миру у меня врага,

Два близнеца - неразрывно-слитых:

Голод голодных - и сытость сытых!

('Если душа родилась крылатой...')

Выделяются члены предложения (обособленные) обычно тоже при помощи тире, а не запятой:

Тесно - плечом к плечу -

Встали в молчанье.

Так прохожу я - очи потупив -

Лоб запрокинув - Гордость и Робость.

А если Цветаевой нужно отчеканить слог, передать биение своего сердца, тут тире действует особенно безотказно:

Далеко - в ночи - по асфальту - трость,

Двери - настежь - в ночь - под ударом ветра.

Заходи - гряди! - нежеланный гость.

В мой покой пресветлый.

('Не сегодня - завтра растает снег...')

Цветаева буквально живописует звуками: мы слышим четкое постукивание трости по асфальту, далеко и одиноко разносящееся в ночи... Тире, членящее высказывание на отдельные слова, усиливает их значение, но не дает им возможности слиться в грамматически выверенный речевой поток.

Даже тревога души, предчувствие вызывает у Цветаевой не растерянность, не смятение, а четкое осознание неизбежности и причинной обусловленности своего тягостного состояния. И опять энергичное по силе, держащее весь текст - тире:

Есть час Души, как час Луны,

Совы - час, мглы - час, тьмы -

Час... Час Души, как час струны

Давидовой сквозь сны

Сауловы... В тот час дрожи.

...............................

С глаз - всё завесы! Всё следы -

Вспять! На линейках - нот -

Нет! - Час Души, как час Беды,

Дитя, и час сей - бьет.

(Час Души.)

232

Сама Цветаева хорошо ощущала свой неженский слог: 'Я не верю стихам, которые льются. Рвутся - да!' И она безжалостно рвала стих...

Итак, тире. Оно у Цветаевой многолико и многогранно, оригинальность его употребления вряд ли можно отрицать. Но в оригинальничанье Цветаеву нельзя упрекнуть. Она естественна и самобытна во всем. И знаки препинания - это ее знаки, следствие ее слога, ее сути. Интересно то, что даже когда ей требуется обратиться к смысловой неуловимости и раздумчивости такого знака, как многоточие, Цветаева все-таки рядом поставит тире (уникальный случай оригинальности!):

Вижу его на дороге и в гроте...

Смуглую руку у лба... -

Точно стеклянная на повороте

Продребезжала арба... -

Запах - из детства - какого-то дыма

Или каких-то племен...

Очарование прежнего Крыма

Пушкинских милых времен.

(Встреча с Пушкиным.)

Можно много писать о ритмах и пунктуации Цветаевой. Каждое стихотворение в этом смысле уникально. Но важно одно: при всей своей активности и неординарности и ритмы, и пунктуация не перерастают в самоцель, они подчинены мысли поэта - напряженной и ищущей, самобытной и бьющей по нервам.

Как истинно большой поэт, Цветаева не склонна была искать истоки новизны своей поэзии в себе, хотя внутренне ощущала силу своей поэтической музы и была горда этим. Она искала и нашла эти истоки вовне: '...Во мне нового ничего, кроме моей поэтической (dichterische) отзывчивости на новое звучание воздуха'. Как это созвучно ощущениям А. Блока, который обязанность художника видел в том, чтобы 'слушать ту музыку, которой гремит "разорванный ветром воздух"'.

16.4. 'На изломах...' Интуиция или авторское пристрастие? (о пунктуации А. Солженицына)

Есть писатели, для которых знаки препинания столь же весомы и избирательны, как и слова или сочетания слов в структуре текста. Они, знаки, значимы для них как некие ориентиры, способные пе-

233

редавать сам процесс размышления, мысли на ходу, эмоциональный настрой в момент создания текста. Оригинальность письма таких писателей не исчерпывается вербальными средствами. Создается впечатление, что их недостаточно для выражения искомого смысла, нюанса интонации. Особенно ощущается такая 'недостача', когда вербальный текст идет не размеренным, литературно сглаженным потоком, а с частыми перебоями, с некоторыми грамматическими нестыковками. Тогда роль знаков значительно повышается. Они становятся функционально перегруженными, словно взяли на себя чужую, дополнительную ношу. Такая пунктуация, в прямом смысле авторская, отражает индивидуальность пишущего, помогает выявить его интеллектуальную и эмоциональную особость.

Естественно, что речь идет о пунктуации, далекой от регламентированной правилами. Однако это вовсе не значит, что мы имеем дело с особо понятой пунктуацией, необычной с точки зрения ее социальной сущности. В последнем случае она не оказала бы своего воздействия на читательское восприятие.

Знаки остаются вполне узнаваемыми, но в то же время становятся функционально обогащенными.

За счет чего происходит такое обогащение, причем в оригинально индивидуальном применении? Чаще всего за счет использования знака в позиции, не предусмотренной правилами. Ясно при этом, что нельзя сместить одновременно позиции всех знаков пунктуации, например, запятой, точки с запятой, тире и двоеточия. Такое смещение никак не могло бы быть осмыслено, поскольку нарушена была бы системность пунктуации, что в свою очередь привело бы к разрушению основ пунктуации. Главный секрет авторского применения знаков - в их избирательности: отдельные знаки или - чаще - только один из знаков становится излюбленным, словно автор оказал ему свое особое предпочтение, пристрастие. И в результате - избираемый знак стоит там, где надо и не надо (с точки зрения правил!), и только там, где надо (с точки зрения автора). Причем это 'надо' оказывается довольно частым и в разных ситуациях.

Наблюдения показывают, что особую активность в создании оригинальной пунктуации проявляет тире, отчасти многоточие. Но, например, запятая, точка с запятой так жестко привязаны к грамматике текста и смыслу, что отклонения здесь нарушают сами основы функционирования знаков, и потому скорее будут восприняты как 'ошибки', нежели как авторские стилемы. Тире же способно

234

занимать самые разнообразные и неожиданные позиции в предложении и даже за его пределами.

Широта применения тире, видимо, связана с изначальной неграмматичностью этого знака. Его функциональный потенциал из другой сферы - смысловые нюансы, ритмика текста, интонация. А это как раз то, что выявляет авторскую стилистику, его особую манеру, оригинальность выражения смысла произведения. Функциональная нагруженность тире отчасти приводит к некоторой размытости его конкретных значений. Но как раз это его качество и позволяет разным авторам использовать его по-своему. Известно, например, пристрастие М. Горького и М. Цветаевой к тире. Однако тире М. Цветаевой и тире М. Горького - это фактически разные тире, поскольку эффект, достигаемый знаком у разных авторов, разный, и место его расположения тоже разное.

Думается, что известный в современной практике печати факт вытеснения знаком тире других знаков, в частности двоеточия, тоже имеет причиной функциональную емкость этого знака. Таким образом, повышенный интерес авторов, особенно современных, к тире не случаен. Это совпадает и с общей нарастающей тенденцией нашего времени. Тенденции, как известно, складываются на 'изломе времен', когда ломаются традиции.

О нарушении традиции в использовании тире и авторском умении чувствовать его функциональный потенциал свидетельствует, в частности, творчество А. Солженицына. Произведения этого автора обращены к болевым проблемам нашего общества и его истории. Духовные ориентиры автора резко очерчены. Герой произведения и автор часто не различаются. Это неразличение активно влияет на общую стилистику текста. Слог А. Солженицына бывает резким. Его герои лишены сентиментальных красок. Жесткая жизнь рождает и жесткий стиль. Если говорить о знаках, которые способны участвовать в создании этого жесткого стиля, то надо признать, что самым подходящим из них для этой цели оказывается тире. Рвущаяся строка, паузы, резкие переходы в интонации - все это как нельзя лучше передается тире. Особенно если оно стоит в месте, грамматически не предусмотренном.

Самое распространенное употребление - это тире после союзов, как сочинительных (очень часто!), так и подчинительных (несколько реже). Речь в таком случае не течет плавно, а произносится как бы на резком вздохе, спотыкаясь, текстовые компоненты рвутся на части:

235

Русанов поднял голову из рук и шепотом спросил у сестры:

- А - уколы? Очень болезненно? (Раковый корпус). 'Вы - работайте, работайте! Написать всегда успеете'. А - когда 'успеете'?

Или - на черта и писать?.. (Раковый корпус).

И муж и сын у нее были такие, что когда она уезжала на конференцию в Москву - они и посуды не мыли неделю: не потому, что хотели приберечь это для нее, а - не видели в этой повторительной, вечно возобновляемой работе смысла (Раковый корпус).

- Нет, правда, - брюзжал Костоглотов. - Какая-то легкомысленная их перебросочка. Так и хочется их осадить: эй, друзья! а - вкалывать вы как? а на черняшке без приварка, а? (Раковый корпус).

И больная ободрялась: с ней не просто хорошо, а - очень хорошо (Раковый корпус).

Когда кошка прыгала с печи на пол, звук касания ее о пол не был кошаче-мягок, как у всех, а - сильный одновременный удар трех ног (Матренин двор).

...Трехсотграммовку свою не ложит, как все, на нечистый стол в росплесках, а - на тряпочку стираную (Один день Ивана Денисовича).

Хоть в том самом бору я не воевал, а - рядом, в таком же (Старое ведро).

Дух мясной! И сок мясной, настоящий. Туда, в живот пошел.

И - нету колбасы (Один день Ивана Денисовича).

Сорвался старший барака с крыльца, да туда, да с матом, да в спины!

Но - смотрит: кого. Только смирных лупцует (Один день...).

Но - нет куполов, и церквей нет, от каменной стены половинка осталась (Прах поэта).

Переглянулись Шухов с Кильдигсом. Верно. Так спорей.

И - схватились за топоры (Один день...).

И - сели к печке законно (Один день...).

И - как вымело все мысли из головы (Один день...).

И - не стал ждать, зная, что Шухов ему не оставит, обе миски отштукатурит дочиста (Один день...).

Я представил их рядом: смоляного богатыря с косой через спину; ее, румяную, обнявшую сноп. И - песню, песню под не-

236

бом, какие давно уже отстала деревня петь, да и не споешь при механизмах (Матренин двор).

Быстрая на понимание, Зоя чуть откинула голову, чуть расширила глаза и - желто-карими, выкаченными, честно-удивленными - открыто в упор смотрела на врача (Раковый корпус).

Ох, много названий, еще больше - факультетов, отделений, специальностей, - а что за ними скрывается? чёрт не разберет. И - как бы решали? и - как бы решились? - но в Энергетическом, Шоссе Энтузиастов, прочли: 'Трехразовое питание'! И это - все перевесило. (А по себе сам намечал: юридический? исторический?) Ну, такая в ногах легколетность - покатили!

И - приняли (На изломах).

И - выдохом истомленным, свое зарёберное: 'Не жизнь, а выживание' (Чем нам оставлено дышать?).

Стелиться Шухову дело простое: одеяльце черноватенькое с матраса содрать, лечь на матрас (на простыне Шухов не спал, должно, с сорок первого года, как из дому; ему чудно даже, зачем бабы простынями занимаются, стирка лишняя), голову - на подушку стружчатую, ноги - в телогрейку, сверх одеяла - бушлат, и - Слава тебе, Господи, еще один день прошел! (Один день...).

Тут Олег заметил, что на перрон выходит почтовое отделение и даже прямо на перроне стоит четырехскатный столик для писем.

И - заскребло его (Раковый корпус).

И - попрятались все. Только шесть часовых стоят на вышках, да около конторы суета (Один день...).

И чем больше он вникал в этот шашлык и чем глубже наслаждался, тем холодней перед ним захлопывалось, что - к Зое нет ему пути. Сейчас трамвай повезет его мимо - а он не сойдет (Раковый корпус).

В России к концу 90-х годов установилось призрачно-показное существование. Как будто - у нас республика со свободными выборами. Как будто - 'свободная пресса'. Как будто все усилия правительства направлены к поднятию производства. Как будто власти 7-й год напряженно борются с коррупцией государственного аппарата и с разгулом преступности - но только: многоизвестные коррупционеры остаются на местах, а убийцы почти никогда не найдены (Чем нам оставлено дышать? - из книги 'Россия в обвале').

237

Надо сказать, что тире после союза и встречается и у других авторов, например у М. Горького; более того, оно даже допускается Правилами при передаче повышенной эмоциональности. Однако в данном случае это можно считать авторским знаком, в этом убеждает нас слишком частое его употребление, причем в самых разнообразных контекстах: и в речи авторской, и тем более в речи прямой. А. Солженицын вообще союзам уделяет особое внимание. Они стоят 'на изломе' структуры - это либо переход от речи авторской к речи персонажа, либо граница сложного предложения, либо положение между двумя однородными глаголами-сказуемыми, когда второе обозначает действие неожиданное. Повышенное внимание к 'переломным' структурам сказывается и в том, что часто знака тире А. Солженицыну оказывается недостаточно, и он обращается к двоеточию, знаку вовсе необычному для данной позиции. В таком случае элемент неожиданности значительно усиливается:

И пошла жизнь по тем же военным рельсам, только без похоронок, а: и год, и два, и три - восстанавливать! значит - и работать, и жить, и питаться, как если бы война продолжалась (На изломах).

Приглядывался на планёрках: чем Борунов берет? ведь не криком, не кулаком. А: уверен он, что - выше любого подчиненного (На изломах).

Больной получает общеукрепляющее и болеутоляющее.

То есть: конец, лечить поздно, нечем, и как бы только меньше ему страдать (Раковый корпус).

Вся эта наша жизнь, как она покатилась, с хапужными наживщиками, всеми средствами внедряющими мораль: нравственно то, что выгодно. Данное честное слово - ничего не стоит, и его не держат. И: честный труд достоин презрения, он не накормит (Чем нам оставлено дышать?).

Правда, нашлось еще сколько-то подобных - 'партия экономической свободы'. Вступил к ним. Но: болтовня одна или политической власти хотят (На изломах).

Встречается двоеточие и в других позициях, явно не стандартных. Так что это второй знак, который включается в круг стилистических приемов автора.

Так и сидели они друг против друга, будто их черт назло посадил. Прищурился Ефрем.

- Вот так, профессор: чем люди живы?

Ничуть не затруднился Павел Николаевич, даже и от курицы не оторвался:

238

- А в этом и сомнения быть не может. Запомните. Люди живут: идейностью и общественным благом (Раковый корпус).

Однако, как показывают наблюдения, тире в любых случаях для А. Солженицына все-таки более 'обычный' знак. Он и в других позициях пользуется преимущественным 'правом'. Например, тире между подлежащим и сказуемым, если сказуемое выражено глагольной формой:

Но сам - не пошел навстречу, не напомнил. И тот - ничего не назвал (На изломах).

Он - час так просидел? не зажигал света (На изломах).

Волосы - выпадали, а остаток на теменах не проседел (На изломах).

А люди - бежали (Раковый корпус).

А дела и обязанности - расширились в размахе (На изломах).

Уголовный мир - торжествует в России от самого начала великих реформ (Чем нам оставлено дышать?).

Отмечены и другие необычные позиции тире, когда оно помогает автору расчленить высказывание для усиления логических акцентов:

А через вырезку, кружева, перышки, пену из этих облаков - плыла еще хорошо видная, сверкающая, фигурная ладья ущербленного месяца (Раковый корпус).

Самая тяжелая жизнь у того, кто каждый день, выходя из дому, бьется головой о притолоку - слишком низкая... Вы - что, я понял так: воевали, потом сидели, да?

- Еще - института не кончил. Еще - в офицеры не взяли. Еще - в вечной ссылке сижу. - Олег задумчиво это все отмеривал, без жалобы. - Еще вот - рак (Раковый корпус).

...Олег, гуляя сейчас по аллеям медгородка, представил себе именно Жука, огромную, добрую голову Жука, да не просто на улице - а в заслон своего окна: внезапно в окне Олега появляется голова Жука - это он встал на задние лапы и заглядывает как человек. Это значит - рядом прыгает Тобик и уже на подходе Николай Иванович (Раковый корпус).

Но уже чайник выбирая - ошибся (Раковый корпус).

И тут - Емцова внезапно взнесло, как когда-то перед Хрущёвым, или когда взялся выпускать лазерные гироскопы, - сразу и страх, и бесстрашие, как в воздухе бы летел без крыльев - вот взмоешь или разобьёшься? - поднял руку просить слово, вверх и с наклоном к Устинову (На изломах).

239

Шухов совсем забыл, что сам он только что так же работал, - и досадовал, что слишком рано собираются к вахте (Один день...).

И тут - узнал! - Косаргин враз понял по выражению (На изломах).

Из-за високосных годов - три дня лишних набавлялось (Один день...).

А мужская смертность - от чего только не приваливает (Чем нам оставлено дышать?).

И разве наших речистых политиков - это вымирание волнует? (Чем нам оставлено дышать?).

До околицы народ шел медленно и пел хором. Потом - отстал (Матренин двор).

О явном пристрастии к тире свидетельствуют многие отрывки из текстов А. Солженицына. Они густо оснащают текст. Но всегда осмыслены, нагружены узнаваемым значением, т.е. они не теряют своей социальной значимости, хотя и обойдены регламентирующими показателями. Ясно, что речь идет об авторском расширении функций знака, но расширении в рамках потенций самого знака.

Вот пример из текста, где основную роль выполняют тире:

Но личные встречи - при объезде областей и малых городов - перевешивают отчаяние этих жалоб. И - письменные проекты настойчивых действий, их шлют средневозрастные и молодые интеллигенты.

Нет, еще - не добиты люди.

Еще - живы их глаза и помыслы.

Еще - есть энергия добрых действий, только поле ей - в малом радиусе вокруг человека, а дальше - стены, перегорожено.

И - не собрать каждому такому отдельному широкой общественной поддержки.

Однако мы - не первый век живем, но уже 11 веков, и не первая эта проверка народа на выстойку - в этот раз против временщиков криминальной власти и той смрадной неразберихи, в какую они увязили жизнь России.

Наперекор всему, как нам не дают дышать, - тяга к общественной справедливости и тяга к нравственной жизни - нет, не загасли.

И сила их - тоже убедительна (Чем нам оставлено дышать?).

240

Для такого жесткого стиля, пропитанного публицистичностью, тире оказалось вполне подходящим знаком. Оно емко по содержанию, резко по разграничительной роли и выделительной сущности.

Тире у А. Солженицына выходит даже за пределы предложения, например:

Талантливая учёная молодёжь уезжает за границу, разрушая преемственность научных школ. Студенты - и вовсе голодают. - Вся культура? библиотеки? музеи? - перечень наших провалов тут только начат (Чем нам оставлено дышать?). В данном случае А. Солженицын отдает дань далекому прошлому. Ему вообще свойственно возвращаться к истокам...

Следующий отрывок интересен тем, что тире усиливает выделительную функцию скобок. Это ли не свидетельство особого пристрастия к знаку, использования его полифункциональности.

- Вообще, Михеич, - задушевно сказал Грачиков, - люблю я техникумы. У нас все за академиками гонятся, меньше инженера образования и не признают. Нам же в промышленности всего насущней техники нужны. А техникумы - на задворках, не твой один. А ведь вы! - ведь вы вот каких детей принимаете, - (он показал рукой лишь немного выше стола, каких детей Федор Михеевич никогда не принимал), - и через четыре года, - (он выставил большой палец рожком), - во специалисты получаются. Я ж у тебя на защите проектов был весной, ты помнишь? (Для пользы дела).

Здесь есть и обычная позиция тире - при прямой речи и авторских словах. Однако тире в сочетании со скобками для выделения слов автора - явное отступление от официальной традиции, словно тире, функционально сильного знака, оказалось недостаточно и автор подкрепил его позиции скобками.

Итак, из всей системы знаков препинания А. Солженицын избрал для своего авторского осмысления два - тире и двоеточие. Остальные знаки укладываются в рамки обычного, регламентированного употребления. Тире и двоеточие (особенно тире) более всего способны подчеркнуть оригинальность слога автора, помочь создать стиль напряженный, жесткий, с интонационными перебоями.

Почему чаще всего тире выступает в роли авторского знака? Знак этот в русской пунктуации относительно молодой. Но история его вхождения в жизнь текста стремительна. И, видимо, активное обращение к нему многих современных авторов вполне закономерно и отражает дух времени. Ведь еще в конце XIX и начале XX века тире не столь резко выделялось по своей употребительности среди других знаков. Ему отводилось довольно скромное место в

241

письменном тексте. Например, на многих страницах текста Ф. Достоевского вовсе не встретишь тире, если, конечно, нет речи персонажей, совмещенной с авторскими словами. А Л. Толстой даже и в таких случаях часто обходился без тире.

Может быть, именно потому знак и оказался столь широко востребованным, что не был связан жесткой и длительной традицией употребления? К тому же, тире, как уже было сказано, самый 'неграмматичный' знак. Скажем так: в основе правил постановки тире лежат характеристики смысла и интонации, а не грамматическая структура, даже если, например, формулируется правило о постановке тире между частями бессоюзного сложного предложения, то внимание фиксируется на том, каковы смысловые взаимоотношения между этими частями. И в кругу нарождающихся тенденций в пунктуации наступательная роль тире по отношению к другим знакам связана именно с необходимостью указать на особый смысл, особую ритмику текста. Ведь именно здесь проявляется авторская оригинальность.

Таким образом, в своем повышенном внимании к знаку тире А. Солженицын оказался в русле нарождающихся тенденций. Это объективная сторона ситуации. Но, с другой стороны, автор, творя 'на изломе' традиций, сумел субъективно использовать этот объективный процесс нарождения новых тенденций. И ему удалось в общей лепке своего, авторского слога найти место и пунктуации как средства создания оригинального творческого почерка. Говоря словами И. Бунина, в писательском труде главное 'найти звук'. Ритм, основное звучание текста определяют детали, они уже складываются сами собой. Каждый раз А. Солженицын умеет найти свой звук, и детали-знаки помогают ему заставить текст звучать.

16.5. Можно ли обойтись без знаков препинания?

Довольно трудно ответить положительно на этот вопрос, особенно если вспомнить известное утверждение А. П. Чехова о том, что знаки препинания - это ноты при чтении, или мысль К.Г. Паустовского - 'Знаки держат текст, не дают ему рассыпаться'. Оба великолепные стилисты и знатоки русского языка, авторы четкой, прозрачной прозы. И особенно после того, как мы усиленно доказывали значимость пунктуации в письменном тексте - и структурную, и смысловую, и интонационную.

Однако литературе известны факты, когда все-таки авторы без всякой цели, или наоборот, вполне целенаправленно нарушают этот закон письменного текста. Знаки могут отсутствовать. Это ка-

242

сается только художественной литературы. И причин, побудивших некоторых авторов так оформлять свои тексты, как нам представляется, может быть только две.

Известно, например, что многие поэты в момент создания своих стихов вовсе не думают о знаках: 'Перо касается бумаги, еще минута - и стихи свободно потекут...' Как правило, отсутствие знаков характеризует именно автографы поэтов. Вот, например, автограф В. Соловьева:

Если желанья бегут словно тени

Если обеты пустые слова

Стоит ли жить в этой тьме заблуждений

Стоит ли жить если правда мертва?

Известны многие автографы А. Пушкина, в которых нет ни одного знака препинания. Взять хотя бы знаменитое стихотворение 'Я помню чудное мгновенье':

Я помню чудное мгновенье

Передо мной явилась ты

Как мимолетное виденье

Как гений чистой красоты

(и т. д.)

Кстати, уже будучи опубликованными, эти строки выглядят так:

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

Видимо, А. Пушкину не столь важно было, как будут напечатаны эти строки, да и читателю, в том числе современному, знаки здесь мало чем помогают восприятию: стихи так музыкальны, звуки так гармоничны, что вполне самодостаточны, дополнительные сигналы смысла излишни. Известно, однако, что в принципе А. Пушкин серьезно относился к роли знаков препинания. Об этом есть точные свидетельства.

Другой поэт, другого времени, - А. Блок ничем в своих стихах не мог пожертвовать; постоянно в процессе издания своих творений он следил, чтобы издатели не нарушили его пунктуации и даже орфографии. Издательских вольностей он не терпел.

243

И в том, и в другом случае речь все-таки идет о традиционной практике издания текстов со знаками препинания.

Но в творческой практике и в практике издания существуют и случаи иного порядка, когда автор сознательно избегает употребления знаков, превращая этот факт в свой авторский литературный прием.

Так, в цикле стихотворений 'Сквозь разломы оконченной жизни' С. Аверинцев вовсе отказался от пунктуации. Это стихи 'Роль', 'Не ко времени да некстати', 'Молитва о последнем часе', 'Недоумение'¹.

Вот опубликованное стихотворение 'Молитва о последнем часе':

когда Смерть посмеется надо мною как та что смеется последней

и сустав обессилит за суставом

Твоя да будет со мною Сила

когда мысль в безмыслии утонет

когда воля себя утеряет

когда я имя свое позабуду

Твое да будет со мною Имя

когда речам окончанье настанет

и язык глаголавший много

закоснеет в бессловесности гроба

Твое да будет со мною Слово

когда все минет что мнилось

сновидцу наяву снилось

и срам небытия обнажится

пустоту мою исполни Тобою

Такая форма публикации, естественно, нарушает традицию. Однако надо признать, что затемненность смысла здесь не ощущается. 'Нот при чтении' нет, но сам вербальный текст не вызывает затруднений при чтении. Расчет автора на однозначность восприятия оправдался. И все-таки на фоне общей традиции письма такая манера автора выглядит как некий писательский эксперимент.

¹ См.: Новый мир. 1994. ? 5.

244

Именно как эксперимент представляет подобную форму письма, в частности, В. Куприянов. Вот его авторское замечание: 'В книге стихов 'Домашние задания', выходящей в этом году в издательстве 'Молодая гвардия', я продолжаю две линии своего творческого поведения: как традиционную, так и экспериментальную, в которой снимаю рифмы и даже пунктуацию, пытаясь имитировать 'внутреннюю речь'. Обе эти линии, надеюсь, не противоречат друг другу' (Лит. газ. 1986. 23 апр.).

В качестве примера такого эксперимента приведем стихотворение В. Куприянова 'Языковедение', опубликованное в названной газете:

Англичане проглатывают

массу своих букв

видимо вследствие

своей колониальной политики

Китайцы в восторге

от каждого своего штриха

тогда как иностранцы

молча делают большие глаза

при виде китайской грамоты

Немцы загоняют

даже собственные глаголы

в тупики своих предложений

сразу ясно

что-то случилось

надо только запастись настоящим временем

чтобы выяснить

что случилось

Грешно на греческом

не вспоминать о мудрости

древних греков

Романские языки местами

попахивают вульгарной латынью

Грузинский помогает грузинам

так же как итальянцам итальянский

размахивать руками

245

Эстонцы плывут по гласным

будто в подводном царстве

Японский укладывается в печатные

схемы и движется

в полупроводниках

Опыт чтения

и тем более говорения

на русском убеждает

что мы слишком часто

когда слово расходится с делом

говорим что хотели сделать как лучше

Но еще больше ошибок на русском само собою

делают иностранцы

Итак, автор прямо говорит о подобном явлении как об эксперименте, не более того. Но в его предисловии употреблен термин 'внутренняя речь'. А сам эксперимент он назвал имитацией внутренней речи. Вот об этом стоит серьезно поговорить, и уже безотносительно к данному автору.

Так ли это? Действительно ли мы имеем дело с имитацией внутренней речи? Можно продолжить эту мысль, прибавив еще один термин, который иногда употребляют при объяснении попыток обходиться без знаков препинания, - это поток сознания.

Внутреннюю речь обычно рассматривают в связи с характеристикой персонажей художественного произведения. Авторы, склонные к разрешению проблем философского, психологического, морально-этического плана, часто имитируют внутреннюю речь героя, показывают его размышления, разговор с самим собой. Сущность внутренней речи как раз и заключается в том, что она представляет собой поток сознания. А в 'потоке', естественно, трудно усмотреть логические связи, последовательность. Мысли перескакивают с одного предмета на другой, очевидны тематические сбивы и грамматические нестыковки, возможны повторения, возвращение к началу рассуждений и т.д.

Внутренняя речь, в отличие от речи внешней (т.е. речи, имеющей звуковое выражение), - это речь непроизнесенная, незвучащая, речь 'про себя' (и для себя), речь, обращенная к себе. Поэтому такая речь лаконична, отрывиста, грамматические конструкции ее эллиптичны, неполны с точки зрения грамматического состава.

246

В талантливо имитируемой внутренней речи трудно обнаружить слаженность и четкость в развертывании мысли. А потому, если такую речь зафиксировать на письме без нот при чтении, то вряд ли такой словесный поток окажется удобочитаемым.

Текст, записанный без знаков препинания, даже если он представляет собою размышление героя, отражающее его внутреннее состояние, мысли для себя, все-таки точнее, видимо, назвать 'нерасчлененным речевым потоком'¹, а не имитацией внутренней речи.

Вот пример размышления (представленного иногда в лицах) персонажа. Он вспоминает когда-то давно приснившийся сон, в котором отчетливо присутствовала цифра 33 (до 33 лет дожил Иисус Христос). Герой рассказа посчитал это для себя предзнаменованием: ему скоро будет 33 года, значит скоро конец...

Как по камням через ручей, мысль Графа прыгнула с мясника на тушу, а затем: кто-то когда-то рассказывал ему, что кто-то где-то (в морге? в музее? в анатомическом театре?) ласково звал труп (или скелет?) 'мыленький'. Он за углом, этот мыленький. Будьте покойны, мыленький не обманет.

'Переберем возможности, - с усмешкой сказал Граф, косясь вниз, с пятого этажа, на черные чугунные шипы палисадника. - Первое, - самое досадное: привидится во сне нападение или пожар, вскочу, брошусь к окну и, полагая, - по сонной глупости, - что живу низко, выпрыгну в бездну. Другое: во сне же проглочу язык, это бывает, он судорожно запрокинется, глотну, задохнусь. Третье: я, скажем, брожу по улицам... В бою ли, в странствии, в волнах. Или соседняя долина... Поставил, небось, 'в бою' на первое место. Значит, предчувствовал. Был суеверен, и недаром. Что мне делать с собой? Одиночество' (В. Набоков. Занятой человек).

Попытаемся в порядке эксперимента убрать все знаки препинания:

Как по камням через ручей мысль Графа прыгнула с мясника на тушу а затем кто-то когда-то рассказывал ему что кто-то где-то в морге в музее в анатомическом театре ласково звал труп или скелет мыленький он за углом этот мыленький будьте покойны мыленький не обманет переберем возможности с усмешкой сказал Граф косясь вниз с пятого

¹ См., например: Акимова Г.А. Новое в синтаксисе современного русского языка. М., 1990. С. 157.

247

этажа на черные чугунные шипы палисадника первое самое досадное привидится во сне нападение или пожар вскочу брошусь к окну и полагая по сонной глупости что живу низко выпрыгну в бездну другое во сне же проглочу язык это бывает он судорожно запрокинется глотну задохнусь третье я скажем брожу по улицам в бою ли в странствии в волнах или соседняя долина поставил небось в бою на первое место значит предчувствовал был суеверен и недаром что мне делать с собой одиночество.

В таком тексте без знаков трудно разобраться. Бесспорно прав был К. Паустовский, утверждая, что знаки 'держат текст, не дают ему рассыпаться', они приводят слова в осмысленное соотношение.

По этому поводу в 'Золотой розе' К. Паустовского есть великолепный рассказ, в котором вспоминается интересный случай, произошедший в редакции газеты 'Моряк'. Соболь принес сюда свой рассказ, интересный по теме, но раздерганный и спутанный. Печатать его в таком виде было нельзя. И тогда корректор Благов взял рукопись и поклялся, что не изменит в ней ни одного слова, но приведет ее в порядок. Через некоторое время я, пишет Паустовский, прочел рассказ и онемел. 'Это была прозрачная, литая проза. Все стало выпуклым, ясным. От прежней скомканности и словесного разброда не осталось и тени. При этом действительно не было выброшено или прибавлено ни одного слова.

Я посмотрел на Благова. Он курил толстую папиросу из черного, как чай, кубанского табака и усмехался.

- Это чудо! - сказал я.- Как вы это сделали?

- Да просто расставил правильно все знаки препинания... Особенно тщательно я расставил точки. И абзацы. Это великая вещь, милый мой. Еще Пушкин говорил о знаках препинания. Они существуют, чтобы выделить мысль, привести слова в правильное соотношение и дать фразе легкость и правильное звучание'¹.

И все-таки это жесткое правило, оказывается, можно иногда нарушить при особой авторской задаче. Мы проанализировали ряд текстов без знаков препинания и пришли к выводу, что это возможно, только если текст строится 'правильно' грамматически и в предложениях все необходимые для выражения смысла слова представлены в том порядке, какой требуется традиционными правилами грамматики, а иначе получится тот словесный 'кавардак', о котором рассказал Паустовский.

¹ Повести. М., 1980. С. 537-539.

248

Когда все смыслы эксплицированы и порядок расположения словоформ вполне предсказуем, знаки оказываются в какой-то мере лишь формальными фиксаторами определенных смыслов.

Эксплицитно представленные речевые средства, полно передающие необходимое содержание, позволяют при желании обойтись без знаков препинания. Бесспорно, это особый литературный прием, своего рода эксперимент, предпринятый ради придания тексту оригинальной формы.

Довольно часто это встречается в переводах произведений иностранных авторов. 'Беззнаковый' оригинал создает для переводчика дополнительные трудности: в русском тексте не должно быть смысловых неясностей из-за грамматических нестыковок в составе предложений. А это значит, что в переводе надо пользоваться только полносоставными предложениями со словесно выраженными грамматическими связями, что может привести к стилистической нейтрализации текста и нежелательному многословию.

Приведем пример беззнакового текста.

Вот начало и конец рассказа Хосе Алькантара Альмансара, доминиканского писателя, 'Тупик?..' (перевод с испанского Н. Булгаковой):

...полагаю живым мне отсюда не выбраться так что можно трезво взглянуть на вещи не опасаясь впасть в излишний оптимизм рассказать о себе я совершенно не согласен с теми кто считает что мы потерпели поражение об этом нужно сказать прежде всего действительно ни на миг у меня не возникала мысль о разгроме я уверен всегда найдутся люди способные выстоять готовые биться до последнего чтобы смести с лица земли тиранию расчистить путь указать народу выход повести за собой это меня вдохновляет вызывает чувство почти удовлетворения если только здесь уместно такое слово атмосфера тюрьмы в которую меня бросили зловеща мои мышцы ткани члены даже не перерождаются нет просто тело стало похоже на старую сливу из-за проклятого холода который сковывает проникая до самых костей все во мне затвердело и сжалось ноги окоченели пальцы скрючились голова отяжелела грудь ввалилась и сделалась точно камень

<...> тяжело думать что мне уже не выбраться отсюда не увидеть победы не узнать как жизнь пойдет дальше тело мое распростертое на жесткой отнимающей последние силы железной койке постепенно угасает меня бросили в холодную точно морг камеру настоящий холодильник и скоро я здесь окончательно затвердею унося с собой лишь смутные воспо-

249

минания о тускнеющих красках далеком гуле неясных ощущениях мир потемнеет кровь застынет я окаменею что ж мне хорошо известно я не первый и не последний из павших в битве тирания до того как ее повергнут в прах унесет в когтях еще много людских жизней но как прекрасна и отрадна мысль что народ уже... (Ин. лит. 1985. ? 4. С. 26-31).

Весь рассказ составляет шесть страниц текста. Переводчица воспроизвела форму текста, которая служит автору средством передачи особого состояния героя, мысли которого идут сплошным потоком. Здесь нет ни начала, ни конца: текст начинается и заканчивается многоточием (это единственный знак, который понадобился автору), причем рассказ обрывается грамматически не законченным предложением, будто силы окончательно оставляют героя, хотя ему еще есть что сказать. Имитация вырванного из 'контекста бытия' сюжета проявляется и особым началом рассказа: после многоточия строчная буква, что говорит о фактическом отсутствии начала. При таком обрамлении рассказа отсутствие знаков выглядит вполне естественным. Однако автор хорошо позаботился о том, чтобы мысли его, облеченные в слова, не пострадали от отсутствия знаков: грамматически текст построен четко, связи слов и структура предложений воспринимаются однозначно. Полносоставные, развернутые высказывания лишены смысловых лакун. Ясно, что автор отнюдь не планировал двусмысленности или неопределенности в содержании своей исповеди. И именно соблюдение этого условия дало ему возможность обойтись без знаков. Сознательно избранный литературный прием оказался достаточно мотивированным, и потому его необычность не сказалась на восприятии текста. 'Поток сознания' получился четко продуманным.

Этот пример еще раз убеждает нас в мысли о том, что литературная имитация потока сознания не всегда есть имитация внутренней речи, ибо последняя не может быть литературно гладкой, с эксплицитно представленными синтаксическими связями. Это противоречит самой сути ее. Внутренняя речь как действительный поток сознания полна алогизмов, смысловых нестыковок, повторов и пропусков, мгновенных переходов от одного объекта мысли к другому, ей свойственна прерывистость и непоследовательность. Такая речь без дополнительных средств передачи смысла не может быть воспроизведена на письме. Знаки окажутся абсолютно необходимыми: они 'осмысливают' текст, приводя слова в 'нужные соотношения'.

В стихотворной речи, пожалуй, еще труднее прийти к адекватному варианту перевода, поскольку здесь еще требуется соблюде-

250

ние размера и рифмы. Приведем отрывок из перевода И. Инова 'Удивительного волшебника' чешского поэта Витезлава Незвала¹, начинавшего свой творческий путь в 1922 г. под знаменем 'нового искусства', видимо, приверженность к такому искусству отчасти выразилась и в оригинальности формы (стихи без знаков):

Любая дверь отворится теперь если в нее постучали

рушатся своды подвалов от собственной тьмы и печали

складами стали тюрьмы складами рельсов шпал

кто за решеткой томился снова свободным стал

Оставайся верен своему естеству

но полнее живи смелее

Будут новые беды будут такие мечты

о которых вчера и понятия не имели.

А вот пример - стихотворение А. Вознесенского, автора, часто прибегающего к изощренности формы:

С первого по тринадцатое

нашего января

сами собой набираются

старые номера

сняли иллюминацию

но не зажгли свечей

с первого по тринадцатое

жены не ждут мужей

с первого по тринадцатое

пропасть между времен

вытри рюмашки насухо

выключи телефон

Такое оформление (вернее, его отсутствие!) не может быть применено к речи отрывистой, сбивчивой, алогичной, с пропусками и эллипсами; речи, имитирующей сам процесс размышления или разговорность интонаций.

Надо отметить, что в стихотворной речи функцию знаков препинания способна взять на себя стихотворная строка, которая может стать единицей синтаксического членения². В таком случае максимально используются графические возможности вертикального

¹ Иностранная литература. 1986. ? 3.

² См.: Николина Н.А. 'Беспунктуационные' тексты в современной русской поэзии // Слово и контекст. Филологический сборник. М.: МГУП, 2002. С. 27.

251

контекста. Более того, такая манера письма, сознательно избранная, объясняется подчас усилением значимости слова в строке, освобождением его от всяческих оков. Футуристы, например, видели в знаках препинания 'оковы языка'¹.

Итак, текст без знаков препинания - это, бесспорно, отклонение от принятой формы письма; это текст, сознательно претендующий на оригинальность. Если подобная форма письма принципиально важна для автора, если она предварительно запланирована и являет собой литературный прием, возможный, кстати, только в художественной литературе, то форма эта так и должна рассматриваться - как деталь индивидуального стиля автора. И это ни в коей мере не снимает важной роли пунктуации в системе средств оформления письменной речи. Текст, лишенный знаков препинания, - скорее нонсенс, исключение из правила, нежели узаконенный тип оформления литературно-художественных публикаций, так сказать, факт, удостоверяющий право автора на эксперимент, но и только.

Кстати, если автор не дорожит своим таким особым правом, т. е. он принципиально не планирует подобный эксперимент, то он обычно полагается на редакционно-издательских работников, которые, как корректор Благов (у Паустовского), выправят представленную рукопись. Именно в случае безразличия авторов к пунктуации при публикации могут возникнуть разночтения. Возможна и другая ситуация, она касается публикаций классических литературных текстов прошлого. Здесь тоже могут быть несовпадения в расстановке знаков препинания и несоответствия каноническим текстам. Более того, бывает иногда трудно воспроизвести оригинальный текст из-за наличия разных по времени публикаций; при этом часто из дидактических целей пунктуация осовременивается, например, в популярных массовых и учебных изданиях. Это тоже рождает отход от авторского оригинала, особенно если этот оригинал изначально был без знаков. Как правило, каноническим в таком случае признается текст прижизненной публикации, затем зафиксированной академическим изданием. Хотя и это не всегда соблюдается.

¹ См.: Николина Н.А. 'Беспунктуационные' тексты в современной русской поэзии // Слово и контекст. Филологический сборник. М.: МГУП, 2002. С. 27.

Заключение

Заканчивая разговор о пунктуации, мы хотели бы еще раз подчеркнуть, что в задачу этой книги не входило давать перечень правил (для этого есть другие жанры), и тем более мы ни в коей мере не претендуем на установление норм и запретов на употребление тех или иных знаков препинания.

Цель была другая: на основе наблюдений над издательской практикой второй половины XX века выявить наиболее актуальные проблемы русской пунктуации, ее системные качества и функциональную значимость. Материалы изучения разнообразных текстов - от разножанровых газетных публикаций до текстов художественной литературы и текстов официальных сообщений - приводят к выводу о четкой системной организованности современной русской пунктуации и бесспорной осмысленности употребления каждого знака в этой системе.

Обнаруженные тенденции в развитии пунктуации свидетельствуют о все более нарастающей вариантности в употреблении знаков, об отходе от жесткости в выборе знаков, об усилении таких качеств пунктуации, которые дали бы возможность передать на письме многообразие нюансов смысла и интонации. С одной стороны, четкая дифференцированность функций и значений знаков препинания, с другой - гибкость и приспособляемость к нуждам любого, разного контекста. Именно эти качества современной пунктуации послужили основанием для индивидуально-авторского, стилистического осмысления знаков препинания и одновременно осмысления функционально-контекстуального.

Знаки препинания сегодня - это не формальные сигналы 'отдохновения', не просто знаки, членящие текст для удобства его прочтения. Это знаки, способные вскрыть глубину смысла текста, знаки, способные перераспределить структурные связи слов и даже заменить содержательные функции целых словесных комплексов.

Современный этап в 'жизни' русской пунктуации оказался особенно значимым потому, что она обслуживает резко изменившийся синтаксис письменной речи. Синтаксис, впитавший в себя многие черты речи разговорной, воспринявший такие ее качества,

253

как интонационная расчлененность, структурная экономичность, логическая выделенность и динамичность. Синтаксис, значительно расширивший свои экспрессивные возможности.

Можно ли выучить такую пунктуацию? Вряд ли. Но ею можно овладеть.

Владеть пунктуацией - это не только знать правила, что безусловно необходимо, но и уметь применять их. Правила всегда конкретны и привязаны к определенным синтаксическим конструкциям. Но знаки препинания при всем многообразии конкретных значений и условий их применения обладают обобщенными, функциональными значениями, общими закономерностями употребления: каждый знак имеет свою качественную характеристику, свой качественный потенциал.

Качественные характеристики знаков препинания, т. е. те общие значения, которые закрепились за ними, сложились исторически, в результате длительной, сложной и в какие-то периоды противоречивой практики их применения. Они социальны в том смысле, что они общепризнаны, общеупотребительны, а это значит, что варианты в употреблении знаков допустимы лишь при условии сохранения взаимопонимания пишущего и читающего.

Знание и понимание этих общих закономерностей дает возможность рассматривать пунктуацию как живую, развивающуюся систему, что приводит к осмысленному пользованию пунктуацией применительно к конкретному тексту или конкретной речевой ситуации. А такое применение правил - это уже в какой-то степени творчество, и потому 'пунктуация не терпит формализма, техницизма в ее применении, а требует постоянного и глубокого осмысления не только существа правил, но и каждой речевой ситуации, в которой она имеет место. Вот почему владение пунктуацией - это проблема общей культуры человека, культуры его мышления'¹.

Такое понимание пунктуации помогает постичь ее возможную вариантность и не только смысловую, но и стилистическую значимость, ибо пунктуация связана с процессами мысли: она способна фиксировать смысловые и выразительные оттенки текста и, значит, быть факультативной - в особом смысле этого слова. Эта факультативность - показатель гибкости нашей пунктуации, достаточной приспособляемости ее к передаче нюансов мыслей и чувств. Постичь это - значит научиться пользоваться пунктуацией.

¹ Текучее А.В. Об орфографическом и пунктуационном минимуме для средней школы. М., 1976. С. 63.

254

Свободное владение пунктуацией предполагает достаточно развитое чувство языка. А это дается не сразу. Чувство это можно воспитать вдумчивой работой над текстами разной функциональной принадлежности, разной стилистической тональности и разной ритмомелодической оформленности.

Можно наметить, хотя бы схематично, основные этапы в овладении пунктуацией. На первом этапе изучается пунктуация предложения. Это пунктуация нормативная, пунктуация, подчиненная действующим правилам, которые в основном опираются на синтаксическое строение предложения и его частей. Нормативная пунктуация - это тот минимум, без которого не может быть элементарно грамотно оформленной письменной речи. Второй этап - пунктуация связного текста, пунктуация 'творческая', связанная с поиском оптимального варианта для выражения единственно необходимого смысла. Здесь тоже действуют правила, но они не столь жестки и формальны, они допускают возможность выбора знаков и комбинации их с учетом условий контекста. Смысловой принцип здесь становится ведущим, и именно на нем основываются соответствующие правила, например об однородности и неоднородности определений, обособленных оборотах речи, уточняющих и пояснительных членах и т.п. Третий этап - пунктуация текстов разных функциональных стилей. Здесь познается стилистическая роль знаков. Речь научная, официально-деловая, художественная хотя и обслуживается единой пунктуационной системой, но имеет свои закономерности употребления знаков. А речь художественная, к тому же, еще испытывает влияние речи разговорной, интонации которой передаются специфическим употреблением знаков. Речь художественная ведет и к пониманию индивидуальной пунктуации, включающейся в систему авторской стилистики.

Постижение тонкостей пунктуации связного текста дается на том этапе работы, когда добротное, хорошее знание пунктуации перерастает в безотказно действующую интуицию, когда ощущается выразительная сила отклонений от общепринятых норм, что допустимо, естественно, лишь при сохранении пунктуацией ее социальной значимости.

Нормативная пунктуация подлежит изучению (первый этап). И только на этой основе возможно постижение (второй этап) сущности пунктуационной системы и закономерностей функционирования отдельных знаков в этой системе, когда приобретается умение выбрать единственно возможный знак для передачи необходимого смысла. Постижение системной значимости отдельных зна-

255

ков опирается на сопоставление их функций, их значений, закрепленных практикой печати.

Владение (третий этап) пунктуацией, невозможное без изучения правил и постижения сущности пунктуации, предполагает осмысление и нерегламентированной пунктуации. Последняя определяется тремя причинами:

1) действием смыслового принципа, когда возникают варианты в пунктуационном оформлении текста, являющиеся следствием возможности различного осмысления его;

2) способностью современной пунктуации придавать письменной речи разнообразные стилистические качества, отражающие индивидуальность пишущего;

3) теми историческими изменениями, которые постоянно происходят в практике пользования знаками, поскольку пунктуационная система развивается вместе с развитием языка, и прежде всего - его синтаксиса; в этом смысле знаки могут быть устаревшими или устаревающими (имеются в виду факты их применения), могут приобретать и новые функции, новые значения.

При безупречном владении пунктуацией вырабатывается умение отличать не регламентированную правилами, ненормативную пунктуацию от пунктуации ошибочной, что, к сожалению, часто встречается в современной практике печати.

БИБЛИОГРАФИЯ

Абакумов С.И. Методика пунктуации. М., 1954.

Барулина Н.Н. Роль знаков препинания при актуализации высказывания // Русский язык в школе. 1982. ? 3.

Блинов Г.И. Методика изучения пунктуационных правил. М., 1972.

Блинов Г.И. Методика пунктуации в школе. М., 1978.

Блинов Г.И. Об оценке пунктуационной грамотности // Русский язык в школе. 1973. ? 6.

Бодуэн дe Куртенэ И.А. Знаки препинания // Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию. Т. II. М., 1963.

Брагина АЛ. Точки: две и ... три // Русская речь. 1969. ? 1.

Былинский К.И., Никольский Н.Н. Справочник по орфографии и пунктуации для работников печати. Изд. 4-е. М., 1970.

Былинский К.И., Розенталь Д.Э. Трудные случаи пунктуации. М., 1959.

Валгина НС. Знаки препинания... Зачем они? // Русская речь. 1968. ? 5.

Валгина Н.С. Понятие факультативности применительно к употреблению знаков препинания // Современная русская пунктуация. М., 1979.

Валгина Н.С. Принципы русской пунктуации. М., 1972.

Валгина Н.С. Русская пунктуация: принципы и назначение. М., 1979.

Валгина Н.С. Трудности русской пунктуации. М., 2001.

Валгина Н.С. Трудные вопросы пунктуации. М., 1983.

Валгина Н.С. Уточнение понятия авторской пунктуации // Филологические науки. 1995. ? 1.

Валгина Н.С. Что такое авторская пунктуация // Русская речь. 1978. ? 1.

Валгина Н.С., Розенталь Д.Э., Фомина М.И. Орфография и пунктуация. М., 1970.

Валгина Н.С., Светлышева В.Н. Орфография и пунктуация: Справочник. М., 2002.

Гостеева С.А. К вопросу об упорядочении современной русской пунктуации // Материалы по русско-славянскому языкознанию. Воронеж, 1974.

Гостеева С.А. О взаимоотношениях интонации и пунктуации // Русский язык в школе. 1974. ? 4.

Григорян Л.Т. Многозначность пунктуации // Русская речь. 1973.

Григорян Л.Т. Некоторые проблемы методики и содержания курса школьной пунктуации // Русский язык в школе. 1976. ? 1.

257

Грот Я.К. Русское правописание. СПб., 1903.

Грот Я.К. Спорные вопросы русского правописания от Петра Великого доныне // Филологическое разыскание. СПб., 1876.

Дудников А.В. Методика синтаксиса и пунктуации в восьмилетней школе. М., 1963.

Иванова В.Ф. История и принципы русской пунктуации. Л., 1962.

Ицкович В.А. Опыт описания современной пунктуации // Нерешенные вопросы русского правописания. М., 1974.

Карпов А.И. Сочетание знаков препинания в современной русской пунктуации. Тула, 1984.

Кодухов В.И. Функции тире в языке повести A.M. Горького 'Мать' // Русский язык в школе. 1948. ? 3.

Koxmeв H.H., Розенталь Д.Э. Наблюдения над пунктуацией в тексте рекламы // Современная русская пунктуация. М., 1979.

Леонтьев А.А. Функциональная классификация русских знаков препинания для целей обучения иностранцев русскому языку // Памяти академика В.В. Виноградова. Сборник статей. М., 1971.

Ломизов А.Ф. Выразительное чтение при изучении синтаксиса и пунктуации. М., 1968.

Ломизов А.Ф. К вопросу о взаимоотношении между пунктуацией и интонацией // Уч. зап. ЛГПИ им. А.И. Герцена. Т. 257. 1968.

Ломизов А.Ф. Обучение пунктуации в средней школе. М., 1975.

Ломизов А.Ф. Трудные вопросы методики пунктуации. М., 1975.

Макарова Р.В. Стилистика и знаки препинания // Русская речь. 1967. ? 3.

Наумович А.И. Современная русская пунктуация. Минск, 1983.

Низяева Г.Ф. О принципах описания пунктуации как системы // Русский язык в школе. 1976. ? 4.

Николаева Т.М. О функциях пунктуационных знаков в русском языке // Современная русская пунктуация. М., 1979.

Николина Н.А. 'Беспунктуационные' тексты в современной русской поэзии // Слово и контекст. Филологический сборник. М.: МГУП, 2002.

Осокин В.В. О пунктуационной части русского правописания // Русский язык в школе. 1963. ? 6.

Пешковский A.M. Интонация и грамматика. М., 1959.

Пешковский A.M. Роль выразительного чтения в обучении знакам препинания. М., 1959.

Поспелов Н.С. О пунктуации в текстах стихотворений Пушкина // Стиль и язык Пушкина. М., 1937.

Правила русской орфографии и пунктуации. М., 1956.

Розенталь Д.Э. Справочник по правописанию и литературной правке. М., 1971.

Розенталь Д.Э. Справочник по пунктуации. М., 1984.

Современная русская пунктуация: Культура русской речи // Сб. Института русского языка АН СССР. М., 1979.

258

Текучее А.В. Об орфографическом и пунктуационном минимуме для средней школы. М., 1976.

Фигуровский И.А. Обучение школьников пунктуации целого текста // Русский язык в школе. 1970. ? 1.

Фарсов Г.П. Значение работы над интонацией для усвоения синтаксиса и пунктуации в школе. М., 1962.

Фирсов Г.П. Об изучении синтаксиса и пунктуации в школе. М., 1961.

Чернышев В.И. Заметки о знаках препинания у А.С. Пушкина // Чернышев В.И. Избранные труды. Т. 2. М., 1970.

Шапиро А.Б. Основы русской пунктуации. М., 1955.

Шапиро А.Б. Русское правописание. М., 1961.

Шапиро А.Б. Современный русский язык. Пунктуация. М., 1974.

Шварцкопф Б.С. О параметрах кодификации пунктуационных норм // Языковая система и ее функционирование. М., 1988.

Шварцкопф Б.С. Современная русская пунктуация. Система и ее функционирование. М., 1988.

Щерба Л.B. Безграмотность и ее причины // Избранные работы по русскому языку. М., 1957.

Щерба Л.В. Пунктуация // Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974.

Учебное издание

Валгина Нина Сергеевна

АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОЙ РУССКОЙ ПУНКТУАЦИИ

Редактор Е.Е. Рябова

Художник В.Н. Хомяков

Художественный редактор А.Ю. Войткевич

Технический редактор Н.И. Тростянская

Компьютерная верстка ОМ. Чернова

Корректор Т.Д. Бенедиктова

Лицензия ИД ? 06236 от 09.11.01.

Изд. ? РЯ-462. Подп. в печать 24.05.04. Формат 60х88 ¹/₁₆.

Бум. офсетн. Гарнитура 'Литературная'. Печать офсетная.

Объем 16,17 усл. печ. л. 17,64 усл. кр.-отт.

Тираж 3000 экз. Зак. ? 4027

ФГУП 'Издательство 'Высшая школа',

127994, Москва, ГСП-4, Неглинная ул., 29/14.

Тел.: (095) 200-04-56. http://www.v-shkola.ru

E-mail: info@v-shkola.ru

Отдел реализации: (095) 200-07-69, 200-59-39, факс: (095) 200-03-01. E-mail: sales@v-shkola.ru

Отпечатано на ФГУП ордена 'Знак Почета'

Смоленская областная типография им. В. И. Смирнова.

214000, г. Смоленск, проспект им. Ю. Гагарина, 2.

Издательство 'Высшая школа'

Адрес издательства:

Отдел реализации:

Отдел рекламы:

Телефон магазина:

127994, г. Москва, ул. Неглинная, 29/14

тел.: (095)200-04-56

http://www.v-shkola.ru

E-mail: info@v-shkola.ru

тел.: (095) 200-07-69, 200-59-39

факс: (095) 200-03-01

E-mail: sales@v-shkola.ru

тел.: (095) 200-07-69

E-mail: reklama@v-shkola.ru

тел.: (095)200-30-14

Схема проезда

Проезд

до станции м. 'Цветной бульвар', 'Пушкинская', 'Тверская' ,'Кузнецки и мост'

Вход в издательство со стороны Петровского бульвара.

Мы будем рады видеть Вас!

Для заметок

Апдейт: 15.08.2012 20:35