Электронная версия книги: Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || yanko_slava@yahoo.com || http://yanko.lib.ru || Icq# 75088656 || Библиотека: http://yanko.lib.ru/gum.html || Номера страниц - вверху
update 18.04.07. АНОНС КНИГИ
УДК 14
ББК 87.3.-4 Ит
АР.31
Охраняется Законом об авторском праве.
Воспроизведение всей книги или любой ее части будет преследоваться по закону.
G. Reale - D. Antiseri, Il pensiero occidentale dalle origini ad oggi © Copyright by Editrice LA SCUOLA, Brescia (ITALIA) 1983-1994 D. Antiseri - G. Reale, Storia della filosofia © Copyright by Editrice LA SCUOLA, Brescia (ITALIA) 1997
АР.31
Дж. Реале и Д. Антисери
Западная философия от истоков до наших дней. От романтизма до наших дней (4) / В переводе с итальянского и под редакцией С. А. Мальцевой - Издательство 'Пневма', С-Петербург, 2003, 880 с, ил.
ISBN 5-901151-06-2
Издание 'Западная философия от истоков до наших дней. От романтизма до наших дней' является переводом заключительной книги данной серии. Итальянскими авторами подытожены результаты исследований европейских историков философии. Книга имеет контрольно-обучающий характер, включает в себя материалы справочного характера, биографии, хронологическую таблицу, именной указатель. Предназначается для студентов, аспирантов, преподавателей вузов и лицеев, а также для всех, самостоятельно изучающих историю развития научных и философских идей.
© С. А. Мальцева
© Издательство 'Пневма'
ЧАСТЬ 1. РОМАНТИЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ И ФОРМИРОВАНИЕ ИДЕАЛИЗМА
Иоганн Вольфганг Гёте (1749-1832)
Глава 1. Романтизм и преодоление просветительства
1. ДВИЖЕНИЕ РОМАНТИЗМА И ЕГО ПРЕДСТАВИТЕЛИ
1.1. Первая ласточка романтизма: 'Буря и натиск'
1.2. От классицизма к романтизму
1.3. Неоднозначность феномена романтизма и его основные характеристики
2. ОСНОВАТЕЛИ РОМАНТИЗМА: БРАТЬЯ ШЛЕГЕЛИ, НОВАЛИС, ШЛЕЙЕРМАХЕР И ГЁЛЬДЕРЛИН
2.1. Образование кружка романтиков, журнал 'Атеней' и распространение романтизма
2.2. Фридрих Шлегель, понятие иронии и трактовка искусства как высшей формы духа
2.3. Новалис: от магического идеализма к христианству как универсальной религии
Фридрих фон Гарденберг (Новалис) (1772-1801)
2.4. Шлейермахер: романтическая интерпретация религии, новый взгляд на Платона и герменевтика
Фридрих Даниил Эрнст Шлейермахер (1768-1834)
2.5. Гёльдерлин и обожествление природы
Фридрих Гёльдерлин (1770-1843)
3.1. Шиллер: понятие 'прекрасной души' и эстетическое воспитание
3.2. Гёте и его отношение к романтизму
4. ДРУГИЕ МЫСЛИТЕЛИ ЭПОХИ РАСПАДА 'ПРОСВЕТИТЕЛЬСКОГО РАЗУМА'
4.1. Гаман: религиозный протест против просвещенного разума
4.2. Якоби: полемика вокруг Спинозы и переоценка веры
Фридрих Генрих Якоби (1743-1819)
4.3. Гердер: антипросветительская концепция языка и истории
4.4. Гумбольдт, идеал человечества и лингвистика
5. СПОРЫ О КАНТИАНСКИХ АПОРИЯХ И ПРЕЛЮДИЯ К ИДЕАЛИЗМУ (РЕЙНГОЛЬД, ШУЛЬЦЕ, МАЙМОН И БЕК)
Иоганн Готлиб Фихте (1762-1814)
Глава 2. Обоснование идеализма: Фихте и Шеллинг.
1.1. Жизненный путь и сочинения
1.2. Фихтеанский идеализм как изложение 'основания' кантианского критицизма
1.3. 'Наукоучение' и структура фихтеанского идеализма
1.3.1. Первый принцип: Я полагает самое себя.
1.3.2. Второй принцип фихтеанского идеализма: Я противополагает себе не-Я
1.3.4. Идеалистическое объяснение познавательной деятельности
1.3.5. Идеалистическое объяснение морали
1.4. Мораль, право и государство
1.5. Вторая фаза фихтеанства (1800-1814)
1.6. Заключение: Фихте и романтики
2. ШЕЛЛИНГ И РОМАНТИЧЕСКИЕ СТРАДАНИЯ ИДЕАЛИЗМА
2.1. Жизненный путь, эволюция и сочинения Шеллинга
Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг (1775-1854)
2.2. Фихтеанские начала у Шеллинга и новые ферменты (1795-1796)
2.3. Философия природы Шеллинга (1797-1799)
2.4. Идеализм трансцендентальный и идеализм эстетический (1800)
2.5. Философия тождества (1801-1804)
2.6. Теософия и философия свободы (1804-1811)
2.7. 'Позитивная философия', или Философия мифологии и Откровения (с 1815 г.)
ЧАСТЬ 2. АБСОЛЮТИЗАЦИЯ ИДЕАЛИЗМА У ГЕГЕЛЯ
Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770-1831)
Глава 3. Гегелевская абсолютизация идеализма
1. ЖИЗНЬ, СОЧИНЕНИЯ И ГЕНЕЗИС МЫСЛИ ГЕГЕЛЯ
1.3. Теологические сочинения раннего периода и генезис гегелевской мысли
2.1. Необходимость предварительного определения первооснов философии Гегеля
2.2. Действительность как Дух: предварительное определение гегелевского понятия Духа
2.3. Диалектика как высший закон реального и как способ развертывания философской мысли
2.4. Пространство 'спекулятивного', значение 'Aufheben' и 'спекулятивное' утверждение
3.1. Значение и направленность 'Феноменологии духа'
3.2. Схематика и 'фигуры' 'Феноменологии'
3.2.1. Этапы феноменологического пути
3.2.2. Сознание (чувственная достоверность, восприятие и рассудок)
3.2.3. Самосознание (диалектика господина -раба, стоицизма - скептицизма и несчастного сознания)
3.2.6. Религия и абсолютное Знание
3.3. Поливалентная природа и двусмысленность 'Феноменологии духа'
ЛОГИКА И ВСЕОБЩНОСТЬ ЕЕ КАТЕГОРИЙ
5.1. Природа, ее место и значение в гегелевской системе
ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ЕЕ КАТЕГОРИИ
5.2. Преодоление возрожденческого и романтического взгляда на Природу
5.3. Ступени и диалектические моменты философии Природы
ФИЛОСОФИЯ ДУХА И ЕГО СТРУКТУРА
6.3.1. Гегелевская концепция объективного Духа
6.3.2. Три момента объективного Духа и смысл истории
6.3.3. Природа государства и истории и философия истории
6.4. Абсолютный Дух: искусство, религия и философия
ЧАСТЬ 3. ОТ ГЕГЕЛЬЯНСТВА К МАРКСИЗМУ. ВОЗНИКНОВЕНИЕ И РАЗВИТИЕ МАРКСИЗМА
Глава 4. Правое и левое гегельянство
2.1. Давид Ф. Штраус: человечество как единство конечного и бесконечного
3. ЛЮДВИГ ФЕЙЕРБАХ И СВЕДЕНИЕ ТЕОЛОГИИ К АНТРОПОЛОГИИ
3.2. Теология - это антропология
Клод Анри Сен-Симон (1760-1825)
4.1. Сен-Симон: наука и техника как основа нового общества
5.3. Маркс как критик левогегельянства
5.4. Маркс как критик экономистов-классиков
5.5. Маркс как критик утопического социализма
5.10. Классовая борьба и 'Капитал'
ЧАСТЬ 4. ВЕЛИКИЕ НИСПРОВЕРГАТЕЛИ ГЕГЕЛЕВСКОЙ СИСТЕМЫ: ГЕРБАРТ, ТРЕНДЕЛЕНБУРГ, ШОПЕНГАУЭР, КЬЕРКЕГОР
Иоганн Фридрих Гербарт (1776-1841)
Глава 5. Великие ниспровергатели гегелевской системы
1. РЕАЛИЗМ ИОГАННА ФРИДРИХА ГЕРБАРТА
1.2. Бытие едино, но путей познания бытия множество
2. ПСИХОЛОГИСТИЧЕСКАЯ РЕАКЦИЯ НА ИДЕАЛИЗМ: ЯКОБ ФРИЗ
3. АДОЛЬФ ТРЕНДЕЛЕНБУРГ, КРИТИК ГЕГЕЛЕВСКОЙ ДИАЛЕКТИКИ
4. АРТУР ШОПЕНГАУЭР: МИР КАК ВОЛЯ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ
4.1. Против Гегеля, 'убийцы истины'
4.2. В защиту 'невыгодной истины'
4.3. 'Мир - это мое представление'
4.6. Жизнь между страданием и скукой
4.7. Освобождение через искусство
5. СЁРЕН КЬЕРКЕГОР: ИНДИВИД КАК 'ПРИЧИНА ХРИСТИАНСТВА'
5.1. Жизнь 'того, кто не играл в христианство'
5.2. Кьеркегор как 'христианский поэт'
5.3. 'Смехотворное обоснование' гегелевской системы
5.6. Возможность, страх и отчаяние
5.7. Кьеркегор: наука и сциентизм
5.8. Кьеркегор и 'научная теология'
ЧАСТЬ 5. ИТАЛЬЯНСКАЯ ФИЛОСОФИЯ В ЭПОХУ РИСОРДЖИМЕНТО
Глава 6. Итальянская философия эпохи Рисорджименто
2. 'ГРАЖДАНСКАЯ ФИЛОСОФИЯ': ДЖАН ДОМЕНИКО РОМАНЬОЗИ
3. КАРЛО КАТТАНЕО: ФИЛОСОФИЯ КАК НАУКА 'АССОЦИИРОВАННЫХ УМОВ' И ПОЛИТИКА ФЕДЕРАЛИЗМА
3.1. Карло Каттанео: философия как 'милиция'
3.2. Философия как 'наука ассоциированных умов'
3.3. Теория и политика федерализма
4. ДЖУЗЕППЕ ФЕРРАРИ И 'ФИЛОСОФИЯ РЕВОЛЮЦИИ'
5. ПАСКУАЛЕ ГАЛЛУППИ И 'ФИЛОСОФИЯ ОПЫТА'
5.1. Реальность Я и существование внешнего мира
6. АНТОНИО РОЗМИНИ И ФИЛОСОФИЯ ИДЕАЛЬНОГО БЫТИЯ
6.2. Критика эмпиристского сенсуализма и кантианского априоризма
6.4. 'Фундаментальное телесное чувство' и 'реальность внешнего мира'
6.5. Личность, свобода и собственность
6.6. Государство, церковь и принцип моральности
7. ВИНЧЕНЦО ДЖОБЕРТИ И ФИЛОСОФИЯ 'РЕАЛЬНОГО БЫТИЯ'.
7.2. Против психологизма в современной философии
7.4. 'Моральное и гражданское превосходство итальянцев'
2. ОГЮСТ КОНТ И ПОЗИТИВИЗМ ВО ФРАНЦИИ
2.3. Социология как социальная физика
3. ДЖОН СТЮАРТ МИЛЛЬ И АНГЛИЙСКИЙ УТИЛИТАРИСТСКИЙ ПОЗИТИВИЗМ
3.2. Классическая политэкономия: Адам Смит и Давид Рикардо
3.3. Роберт Оуэн: от утилитаризма к утопическому социализму
3.4. Утилитаризм Иеремии Бентама
3.5. Джон Стюарт Милль: кризис двадцатилетнего философа
3.6. Критика теории силлогизма
3.7. Принцип индукции: единообразие природы
3.8. Науки о морали, экономика и политика
4. ЭВОЛЮЦИОНИСТСКИЙ ПОЗИТИВИЗМ ГЕРБЕРТА СПЕНСЕРА
4.1. Религия и наука 'коррелятивны' ,,
4.2. Эволюция вселенной: от гомогенного к гетерогенному
4.3. Биология, этика и общество
5.2. Чезаре Ломброзо и социология преступления
5.3. Медик-позитивист Сальваторе Томмази
5.4. Аугусто Мурри: научный метод и логика диагноза.
5.5. Паскуале Виллари и позитивистская историография
5.6. Аристид Габелли и обновление педагогики
5.7. Роберто Ардиго: от сакральности религии к сакрализации факта
5.8. Непознанное не есть непознаваемое. Эволюция от неразличимого к различному
ЧАСТЬ 7. РАЗВИТИЕ НАУКИ В XIX ВЕКЕ. ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМ И КОНВЕНЦИОНАЛИЗМ
Глава 8. Развитие науки в XIX веке
1.1. Когда наука приобретает философский смысл
1.2. Наука и общество в XIX веке
2. ПРОЦЕСС РИГОРИЗАЦИИ МАТЕМАТИКИ
3. ФИЛОСОФСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ НЕЕВКЛИДОВОЙ ГЕОМЕТРИИ
4.1. Споры об эволюции во Франции: Ламарк, Кювье и Сент-Илер
4.2. 'Происхождение видов' Дарвина
4.4. Споры вокруг 'Происхождения видов' и проблема социального дарвинизма
4.5. Томас Гексли и дарвинизм в Англии
5. ЛИНГВИСТИКА: ВИЛЬГЕЛЬМ ФОН ГУМБОЛЬДТ И ФРАНЦ БОПП. ЗАКОН ГРИММА И МЛАДОГРАММАТИКИ
6. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ
6.1. Основной психофизический закон Вебера-Фехнера
6.2. Вундт и Лейпцигская лаборатория экспериментальной психологии
7. У ИСТОКОВ НАУЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ
7.1. Эмиль Дюркгейм и правила социологического метода
Глава 9. Эмпириокритицизм Рихарда Авенариуса и Эрнста Маха
1. РИХАРД АВЕНАРИУС И КРИТИКА 'ЧИСТОГО ОПЫТА'
1.2. Возвращение к 'естественной концепции мира'
1.3. По ту сторону различия 'физического' и 'психического'
2. ЭРНСТ MAX: ОСНОВА, СТРУКТУРА И РАЗВИТИЕ НАУКИ
2.2. Научное познание как биологическое событие
2.3. Проблемы, гипотезы и отбор гипотез
2.4. Наука как экономия мышления
2.5. Критика ньютоновской механики
Глава 10. Конвенционализм Анри Пуанкаре и Пьера Дюгема
1. УМЕРЕННЫЙ КОНВЕНЦИОНАЛИЗМ АНРИ ПУАНКАРЕ
1.1. Пуанкаре: конвенция не есть произвол
1.2. Теория устанавливает факт: 'Опыт - единственный источник истины'
1.3. Геометрические аксиомы как замаскированные дефиниции
2. ПЬЕР ДЮГЕМ И ПРИРОДА ФИЗИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
2.1. Дюгем: что такое физическая теория?
2.2. Холистский контроль и отрицание 'критического эксперимента'
ЧАСТЬ 8. ОТ ФИЛОСОФИИ XIX ВЕКА -К ФИЛОСОФИИ ХХ ВЕКА
Глава 11. Ницше. Верность земному и переоценка ценностей
1. НИЦШЕ КАК ИНТЕРПРЕТАТОР СОБСТВЕННОЙ СУДЬБЫ
2. БЫЛ ЛИ НИЦШЕ 'ПРОРОКОМ НАЦИЗМА'?
4. 'ДИОНИСИЙСКОЕ' И 'АПОЛЛОНОВСКОЕ' НАЧАЛА И 'ПРОБЛЕМА СОКРАТА'
5. ТУПОСТЬ 'ФАКТОВ'. 'НАСЫЩЕНИЕ ИСТОРИЕЙ' ОПАСНО..
6. РАЗРЫВ С ШОПЕНГАУЭРОМ И ВАГНЕРОМ
8. АНТИХРИСТ, ИЛИ ХРИСТИАНСТВО КАК ПОРОК..
10. НИГИЛИЗМ, ВЕЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ И 'AMOR FATI'
11. СВЕРХЧЕЛОВЕК - ЭТО СОЛЬ ЗЕМЛИ
Глава 12. Неокритицизм. Марбургская и баденская школы
2.1. Герман Коген: критика как методология науки
2.2. Пауль Наторп: 'Процесс и метод суть все'
3. ЭРНСТ КАССИРЕР И ФИЛОСОФИЯ СИМВОЛИЧЕСКИХ ФОРМ
4.1. Вильгельм Виндельбанд. Философия как теория ценностей
4.2. Генрих Риккерт: познавать - значит судить на основе истины как ценности
2. ВИЛЬГЕЛЬМ ДИЛЬТЕЙ И 'КРИТИКА ИСТОРИЧЕСКОГО РАЗУМА'
2.1. К 'критике исторического разума'
2.3. Историчность человеческого мира
3. ВИЛЬГЕЛЬМ ВИНДЕЛЬБАНД: ОТЛИЧИЕ НАУК НОМОТЕТИЧЕСКИХ ОТ НАУК ИДЕОГРАФИЧЕСКИХ
4. ГЕНРИХ РИККЕРТ: ОТНОШЕНИЕ К ЦЕННОСТЯМ И АВТОНОМИЯ ИСТОРИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ
5. ГЕОРГ ЗИММЕЛЬ: ЦЕННОСТИ ИСТОРИКА И РЕЛЯТИВИЗМ ФАКТОВ
6. ОСВАЛЬД ШПЕНГЛЕР И 'ЗАКАТ ЕВРОПЫ'
7. ЭРНСТ ТРЁЛЬЧ И АБСОЛЮТНОСТЬ РЕЛИГИОЗНЫХ ЦЕННОСТЕЙ
8. МЕЙНЕКЕ И ПОИСК ВЕЧНОГО В МГНОВЕНИИ
Глава 14. Макс Вебер. Методология социально-исторических наук в 'расколдованном' наукой мире
2. 'НАУКОУЧЕНИЕ': ЦЕЛЬ И ПРЕДМЕТ ИСТОРИКО-СОЦИАЛЬНЫХ НАУК
3. ВОПРОС 'СООТНЕСЕНИЯ С ЦЕННОСТЯМИ'
5. ОБЪЕКТИВНАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ И НЕРАВНОЦЕННОСТЬ ПРИЧИН ИСТОРИЧЕСКИХ СОБЫТИЙ
6. СПОР ПО ПОВОДУ 'ВОЗДЕРЖАНИЯ ОТ ОЦЕНКИ'
7. 'ПРОТЕСТАНТСКАЯ ЭТИКА И ДУХ КАПИТАЛИЗМА'
9. 'РАСКОЛДОВАНИЕ МИРА' И ВЕРА КАК 'ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ' ИНТЕЛЛЕКТА
2. ЛОГИЧЕСКИЙ ПРАГМАТИЗМ ЧАРЛЬЗА САНДЕРСА ПИРСА
2.1. Процедура фиксации верований
2.2. Дедукция, индукция, абдукция
2.3. Как сделать ясными наши идеи. Прагматическое правило
2.6. Космология: тихизм, синехизм, агапизм.
3. РАДИКАЛЬНЫЙ ЭМПИРИЗМ УИЛЬЯМА ДЖЕМСА
3.1. Прагматизм - только метод
3.2. Истина идеи сводится к ее оперативной способности
3.3. Принципы психологии и разум как инструмент приспособления
3.4. Моральный вопрос: как упорядочить контрастные идеалы и сделать выбор между ними?
3.5. Многообразие религиозного опыта и плюралистический универсум
Глава 16. Инструментализм Джона Дьюи
1. ОПЫТ НЕ СВОДИТСЯ НИ К СОЗНАНИЮ, НИ К ПОЗНАНИЮ...
2. НЕУСТОЙЧИВОСТЬ И РИСКОВАННОСТЬ СУЩЕСТВОВАНИЯ
4. ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ И НАУЧНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ: ИДЕИ КАК ИНСТРУМЕНТЫ
Глава 17. Итальянский неоидеализм. Бенедетто Кроче и Джованни Джентиле
1. ИДЕАЛИЗМ В ИТАЛИИ ДО КРОЧЕ И ДЖЕНТИЛЕ
2. БЕНЕДЕТТО КРОЧЕ: НЕОИДЕАЛИЗМ КАК 'АБСОЛЮТНЫЙ ИСТОРИЦИЗМ'
2.1. Жизненный путь и сочинения
2.2. 'Что живо и что мертво в философии Гегеля', или Манифест нового спиритуализма
2.3. Эстетика Кроче и понятие искусства
2.4. Логика Кроче: понятия и псевдопонятия
2.5. Практическая активность, экономика и этика
2.6. История как мышление и как поступок
3. ДЖОВАННИ ДЖЕНТИЛЕ: НЕОИДЕАЛИЗМ КАК АКТУАЛИЗМ
3.2. Реформа гегелевской диалектики
3.3. Основные положения актуализма
3.4. Природа актуализма Джентиле
ЧАСТЬ 9. ВКЛАД ИСПАНИИ В ФИЛОСОФИЮ XIX ВЕКА
Глава 18. Мигель де Унамуно и трагическое чувство жизни
3. ПРОТИВ 'ВЛАСТИ ДЖЕНТЛЬМЕНОВ РАЗУМА'
5. УНАМУНО: 'ИСПАНСКИЙ ПАСКАЛЬ' И 'БРАТ КЬЕРКЕГОРА'
6. ЗНАЧЕНИЕ ФИЛОСОФСКОГО ТВОРЧЕСТВА УНАМУНО
Глава 19. Хосе Ортега-и-Гассет и философский диагноз западной культуры
2. ИНДИВИД И ЕГО 'ОБСТОЯТЕЛЬСТВА'
3. ПОКОЛЕНИЯ КУМУЛЯТИВНЫЕ, ПОЛЕМИЧЕСКИЕ И РЕШИТЕЛЬНЫЕ
4. КОГДА ИДЕИ СТАНОВЯТСЯ 'ВЕРОВАНИЯМИ'
5. ПРИРОДА И РАЗВИТИЕ НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ
ЧАСТЬ 10. ФЕНОМЕНОЛОГИЯ, ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ, ГЕРМЕНЕВТИКА
Глава 20. Эдмунд Гуссерль и феноменологическое движение
2.3. Региональные онтологии и формальная онтология
2.4. Интенциональность сознания
2.5. Epoche, или феноменологическая редукция
2.6. Кризис европейских наук и 'жизненный мир'
3.1. Против кантианского формализма
3.2. Иерархия материальных ценностей
4.1. От неокритицизма к феноменологии
5.1. Рудольф Отто и опыт 'совершенно иного'
6. ЭДИТ ШТЕЙН: ЭМПАТИЯ И МИССИЯ ХРИСТИАНСКОЙ ФИЛОСОФИИ
Глава 21. Мартин Хайдеггер: от феноменологии к экзистенциализму
1. ОТ ФЕНОМЕНОЛОГИИ К ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМУ
2. ЗДЕСЬ-БЫТИЕ И ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ АНАЛИТИКА
3. БЫТИЕ-В-МИРЕ И БЫТИЕ-С-ДРУГИМИ
4. БЫТИЕ-К-СМЕРТИ, ЭКЗИСТЕНЦИЯ НЕПОДЛИННАЯ И ЭКЗИСТЕНЦИЯ ПОДЛИННАЯ
5. МУЖЕСТВО ПЕРЕД ЛИЦОМ СТРАХА
7. ЗАПАДНАЯ МЕТАФИЗИКА КАК ЗАБВЕНИЕ БЫТИЯ. ПОЭТИЧЕСКИЙ ЯЗЫК КАК ЯЗЫК БЫТИЯ
2. КАРЛ ЯСПЕРС И КРУШЕНИЕ ЭКЗИСТЕНЦИИ 2.1. Наука и философия
2.2. Ориентация в мире и 'объемлющее' (Umfassende)
2.3. Необъективируемость экзистенции
2.4. Крушение экзистенции и шифры трансценденции
2.5. Экзистенция и коммуникация
3. ХАННА АРЕНДТ: БЕСКОМПРОМИССНАЯ БОРЬБА ЗА ИНДИВИДУАЛЬНУЮ СВОБОДУ
3.2. Антисемитизм, империализм и тоталитаризм
3.3. Поступок как преимущественно политическая активность
4. ЖАН-ПОЛЬ САРТР: ОТ АБСОЛЮТНОЙ И БЕСПОЛЕЗНОЙ СВОБОДЫ К СВОБОДЕ ИСТОРИЧЕСКОЙ
4.1. Писать, чтобы понять себя
4.2. 'Тошнота' перед простой данностью
4.3. 'В-себе-бытие', 'для-себя-бытие' и 'ничто'
4.5. Экзистенциализм - это гуманизм
4.6. Критика диалектического разума
5. МОРИС МЕРЛО-ПОНТИ: МЕЖДУ ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМОМ И ФЕНОМЕНОЛОГИЕЙ
5.1. Отношение сознания и тела, человека и мира
6. ГАБРИЭЛЬ МАРСЕЛЬ И ХРИСТИАНСКИЙ НЕОСОКРАТИЗМ
6.2. Асимметрия верования и верификации
6.5. Против культа морального абсурда
7. ВЛИЯНИЕ ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМА НА ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ..
Глава 23. Ганс Георг Гадамер и герменевтическая теория
1. ЧТО ТАКОЕ ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКИЙ КРУГ?
2. 'ПРЕДПОНИМАНИЕ', 'ПРЕДРАССУДКИ' И ИНАКОВОСТЬ ТЕКСТА
3. ИНТЕРПРЕТАЦИЯ И 'ИСТОРИЯ ЭФФЕКТОВ'
4. ПРЕДРАССУДКИ, РАЗУМ И ТРАДИЦИЯ. БЭКОН, ПРОСВЕТИТЕЛИ И РОМАНТИКИ
6. ГАДАМЕР И ГЕГЕЛЕВСКИЙ 'ДИАЛЕКТИЧЕСКИЙ ОПЫТ'
Глава 24. Дальнейшее развитие герменевтической теории
1. ЭМИЛИО БЕТТИ И ГЕРМЕНЕВТИКА КАК ОСНОВНАЯ МЕТОДИКА НАУК О ДУХЕ
1.1. Жизненный путь и сочинения
1.2. Интерпретировать - значит понимать
1.3. Отличие 'интерпретации смысла' от 'дарованного смысла'
1.4. Четыре канона герменевтического процесса
2. ПОЛЬ РИКЁР. ПОГРЕШИМОСТЬ ЧЕЛОВЕКА И КОНФЛИКТ ИНТЕРПРЕТАЦИЙ
2.2. 'Я подчиняюсь тому телу, которым управляю'
2.3. Человеческая небезгрешность и символика зла
2.5. Конфликт интерпретаций и снова 'личность'
3. ЛУИДЖИ ПАРЕЙСОН. ЛИЧНОСТЬ КАК ОРГАН ИСТИНЫ
3.2. Историческая условность, личностное начало и спекулятивная ценность философии
3.3. Единство философии как 'конфилософия'.
3.4. Онтология неиссякаемого против мистицизма невыразимого
3.5. Бог философов и Бог в религиозном опыте
4. ДЖАННИ ВАТТИМО. ГЕРМЕНЕВТИКА, 'ДЕБОЛЬНОЕ'1 МЫШЛЕНИЕ, ПОСТМОДЕРНИЗМ
4.3. Герменевтические предпосылки 'дебольного' мышления
4.4. Модернизм и постмодернизм
ЧАСТЬ 11. БЕРТРАН РАССЕЛ, ЛЮДВИГ ВИТГЕНШТЕЙН И ФИЛОСОФИЯ ЯЗЫКА
Глава 25. Бертран Рассел: отказ от идеализма и критика аналитической философии
2. ЛОГИЧЕСКИЙ АТОМИЗМ И ВСТРЕЧА РАССЕЛА С ПЕАНО
3. РАССЕЛ ПРОТИВ 'ВТОРОГО' ВИТГЕНШТЕЙНА И АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
4. РАССЕЛ: МОРАЛЬ И ХРИСТИАНСТВО
5. А. Н. УАЙТХЕД: ПРОЦЕСС И РЕАЛЬНОСТЬ
Глава 26. Людвиг Витгенштейн: от 'Логико-философского трактата' к 'Философским исследованиям'
Людвиг Витгенштейн (1889-1951)
2. 'ЛОГИКО-ФИЛОСОФСКИЙ ТРАКТАТ'
3. АНТИМЕТАФИЗИКА ВИТГЕНШТЕЙНА
4. НЕНЕОПОЗИТИВИСТСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ 'ТРАКТАТА'
6. 'ФИЛОСОФСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ' И ТЕОРИЯ ЯЗЫКОВЫХ ИГР
8. ПРИНЦИП ПОЛЬЗОВАНИЯ И ФИЛОСОФИЯ КАК ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ТЕРАПИЯ
9. ВИТГЕНШТЕЙН - УЧИТЕЛЬ НАЧАЛЬНОЙ ШКОЛЫ..
1. АНАЛИТИЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В КЕМБРИДЖЕ И ОКСФОРДЕ
1.1. Аналитическая философия в Кембридже
1.2. Аналитическая философия в Оксфорде
2. АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ И ОБЫДЕННЫЙ ЯЗЫК
3. АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ И МЕТАФИЗИКА
4. АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ И ЯЗЫК ЭТИКИ
5. АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ И ЯЗЫК ПОЛИТИКИ
6. АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ И ИСТОРИОГРАФИЯ
ЧАСТЬ 12. СПИРИТУАЛИЗМ, ПЕРСОНАЛИЗМ, НОВАЯ ТЕОЛОГИЯ И НЕОСХОЛАСТИКА
Глава 28. Спиритуализм как европейский феномен. Бергсон и творческая эволюция
2. АНРИ БЕРГСОН И ТВОРЧЕСКАЯ ЭВОЛЮЦИЯ
2.1. Оригинальность спиритуализма Бергсона.
2.2. Пространственное время и время как длительность
2.3. Почему 'длительность' обосновывает свободу
2.5. Жизненный порыв и творческая эволюция.
2.6. Инстинкт, разум и интуиция
2.8. Закрытое общество и открытое общество.
2.9. Статическая религия и динамическая религия
3. ЭММАНУЭЛЬ МУНЬЕ: 'ПЕРСОНАЛИСТСКАЯ И КОММУНИТАРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ'
3.1. 'Личность' в теории Мунье
3.3. Персонализм против морализма и индивидуализма
3.4. 'Персона' против капитализма и против марксизма
3.6. Христианство должно покончить с узаконенным беспорядком
1. НЕОСХОЛАСТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ И ЭНЦИКЛИКА 'AETERNI PATRIS'
2. 'HUMANI GENERIS', ВТОРОЙ ВАТИКАНСКИЙ СОБОР И ОБРАЩЕНИЕ ИОАННА ПАВЛА II
3. КАРДИНАЛ МЕРСЬЕ И НЕОСХОЛАСТИКА В ЛУВЕНЕ
4.1. Жак Маритен: 'ступени познания' и 'интегральный гуманизм'
4.2. Этьен Жильсон: почему нельзя зачеркнуть томизм
5. НЕОСХОЛАСТИКА В МИЛАНСКОМ КАТОЛИЧЕСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ
Глава 30. Мартин Бубер и Эммануэль Левинас
1. МАРТИН БУБЕР И ДИАЛОГИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП
1.2. Можно говорить с Богом, но нельзя говорить о Боге
2. ЭММАНУЭЛЬ ЛЕВИНАС И ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ЛИКА ДРУГОГО
2.2. Где рождается подлинно сущее
2.3. Феноменология лика Другого
2.4. Когда Я - заложник Другого
ЧАСТЬ 13. МАРКСИЗМ ПОСЛЕ МАРКСА И ФРАНКФУРТСКАЯ ШКОЛА
Владимир Ильич Ленин (1870-1924)
Глава 31. Марксизм после Маркса
1. ПЕРВЫЙ, ВТОРОЙ И ТРЕТИЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛ
2. 'РЕВИЗИОНИЗМ РЕФОРМИСТА' ЭДУАРДА БЕРНШТЕЙНА
2.1. Причины поражения марксизма
2.2. Против 'революции и диктатуры пролетариата'
2.3. Демократия как 'высшая школа компромисса'
3.1. Карл Каутский и ортодоксия
3.2. Роза Люксембург: 'Победа социализма не упадет с неба'
4.1. Генезис и характеристики австромарксизма
4.2. Макс Адлер и марксизм как 'научная программа'
5.1. Плеханов и распространение 'ортодоксии'
5.2. Ленин: партия как вооруженный авангард пролетариата
5.3. Государство, революция, диктатура пролетариата и коммунистическая мораль
6. 'ЗАПАДНЫЙ МАРКСИЗМ' ЛУКАЧА, КОРША И БЛОХА
6.1. Лукач: тотальность и диалектика
6.2. Класс и классовое сознание
6.3. Лукач как историограф философии
6.4. Карл Корш между 'диалектикой' и 'наукой'
6.5. Эрнст Блох: жизнь 'утописта'
6.7. 'Самое важное - научиться надеяться'
6.8. 'Где есть надежда, там есть религия'
7.1. Роже Гароди: ошибки советской системы
7.4. Луи Альтюссер: 'эпистемологический излом' Маркса 1845 г.
7.5. Почему марксизм - это 'антигуманизм' и 'антиисторизм'
8.1. Антонио Лабриола: 'Марксизм - это не позитивизм и не натурализм'
8.2. Материалистическое понимание истории
8.3. Антонио Грамши: 'философия практики' против 'спекулятивной философии' Бенедетто Кроче
8.4. 'Диалектический метод' и революция против 'Капитала'
8.6. Политическое общество и гражданское общество
8.7. 'Органический' интеллектуализм. Партия как 'новый государь'. Революция как 'позиционная война'
1. ГЕНЕЗИС, РАЗВИТИЕ И ПРОГРАММА ФРАНКФУРТСКОЙ ШКОЛЫ
2. АДОРНО И 'НЕГАТИВНАЯ ДИАЛЕКТИКА'
3. АДОРНО И ХОРКХАЙМЕР: ДИАЛЕКТИКА ПРОСВЕЩЕНИЯ
5. МАКС ХОРКХАЙМЕР: ЗАТМЕНИЕ РАЗУМА
5.1. 'Прибыль' и 'планирование' порождают репрессии
5.3. Философия как обличение инструментального разума
5.4. Ностальгия по 'совершенно Иному'
6. ГЕРБЕРТ МАРКУЗЕ И 'ВЕЛИКИЙ ОТКАЗ'
6.1. Возможна ли 'нерепрессивная цивилизация'?
8. ЛОГИКА СОЦИАЛЬНЫХ НАУК: АДОРНО ПРОТИВ ПОППЕРА..
9. 'ДИАЛЕКТИК' ЮРГЕН ХАБЕРМАС ПРОТИВ 'СТОРОННИКА ВЫБОРА' ГАНСА АЛЬБЕРТА
ЧАСТЬ 14. ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ В ХХ ВЕКЕ. ФРЕЙД, ПСИХОАНАЛИЗ И СТРУКТУРАЛИЗМ
Глава 33. Гуманитарные науки в ХХ веке
2. ПСИХОЛОГИЯ ФОРМЫ (ГЕШТАЛЬТПСИХОЛОГИЯ)
2.1. Эренфельс, грацская школа, вюрцбургская школа
2.2. Макс Вертхеймер и берлинская школа
3.1. Уотсон и схема 'стимул-реакция'. Павлов и 'условные рефлексы'
4. ГЕНЕТИЧЕСКАЯ ЭПИСТЕМОЛОГИЯ ЖАНА ПИАЖЕ.
4.1. Что такое генетическая эпистемология?
4.2. Фазы умственного развития ребенка
5. ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ СОССЮРА И ХОМСКОГО
5.1. Фердинанд де Соссюр: семиология и знак.
5.2. Первая оппозиция: язык и слово
5.3. Вторая оппозиция: синхрония и диахрония
5.4. Пражский лингвистический кружок
5.5. Копенгагенский лингвистический кружок.
5.6. Порождающая грамматика Ноама Хомского.
5.7. Компетенция и употребление
7. КАРЛ МАНГЕЙМ И СОЦИОЛОГИЯ ПОЗНАНИЯ
7.1. Частичное и тотальное понятие идеологии
7.2. Идеологичен ли марксизм? Отличие идеологии от утопии
7.3. 'Реляциоиизм' и 'релятивизм'
8. ХАИМ ПЕРЕЛЬМАН И 'НОВАЯ РИТОРИКА'
8.1. Что такое теория аргументации?
8.2. 'Рассудительность' - не рациональность и не эмоциональность
1. АВСТРИЙСКАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ
1.1. Отказ от трудовой теории стоимости
1.2. Закон убывающей предельной полезности
1.3. Четыре поколения австрийской школы экономистов
2. ЛИБЕРАЛИЗМ ФРИДРИХА ФОН ХАЙЕКА
2.2. Сознательные действия как данные социальных наук
2.4. Почему порочно любое централизованное планирование
2.5. Кто контролирует средства, тот устанавливает цели
2.6. Против смешения закона с законодательством
2.7. Либерализм и защита слабых
3. ИНТЕРВЕНТИЗМ ДЖОНА МЕЙНАРДА КЕЙНСА
3.2. Занятость определяется суммарным уровнем потребления и инвестиций
Глава 35. Зигмунд Фрейд и развитие психоанализа.
1. ОТ АНАТОМИИ МОЗГА К 'ГИПНОТИЧЕСКОМУ КАТАРСИСУ'
2. ОТ ГИПНОТИЗМА - К ПСИХОАНАЛИЗУ
3. БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ, ВЫТЕСНЕНИЕ, ЦЕНЗУРА И ТОЛКОВАНИЕ СНОВИДЕНИЙ
4. ПОНЯТИЕ 'ЛИБИДО' И ДЕТСКАЯ СЕКСУАЛЬНОСТЬ
6. РАЗВИТИЕ ТЕРАПЕВТИЧЕСКИХ ТЕХНИК И ТЕОРИЯ 'ТРАНСФЕРА'
7. СТРУКТУРА ПСИХИЧЕСКОГО АППАРАТА: ОНО, Я И СВЕРХ-Я
8. ЭРОС И ТАНАТОС И 'НЕУДОВЛЕТВОРЕННОСТЬ ЦИВИЛИЗАЦИЕЙ'
9.1. 'Индивидуальная психология' Альфреда Адлера
9.2. 'Аналитическая психология' Карла Густава Юнга
9.3. Вильгельм Райх. Попытка синтеза марксизма и фрейдизма
9.4. Психоанализ детства. Анна Фрейд и Мелани Клайн
9.5. Непрямая терапия Карла Роджерса
9.6. Роджерс: 'подлинное общение', группа и индивид
1. НАУЧНОЕ И ФИЛОСОФСКОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ТЕРМИНА 'СТРУКТУРА'
2. КЛОД ЛЕВИ-СТРОСС И АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ СТРУКТУРАЛИЗМ
2.1. Элементарные структуры родства
2.2. 'Кантианство без трансцендентального субъекта'
3. МИШЕЛЬ ФУКО И СТРУКТУРАЛИЗМ В ИСТОРИИ
3.1. 'Эпистемические структуры' и 'дискурсивные практики'
3.2. Эпистемичсские структуры истории западной мысли
4. ЖАК ЛАКАН И СТРУКТУРАЛИЗМ В ПСИХОАНАЛИЗЕ
4.1. Бессознательное структурировано как язык
5. ПОЧЕМУ 'ЧЕЛОВЕК МЕРТВ' В СТРУКТУРАЛИЗМЕ
6. ИРРАЦИОНАЛЕН ЛИ СТРУКТУРАЛИСТСКИЙ 'РАЦИОНАЛИЗМ'?
ЧАСТЬ 15. РАЗВИТИЕ НАУКИ И ЭПИСТЕМОЛОГИИ В ХХ ВЕКЕ
Глава 37. Логика, математика, физика и биология в ХХ веке
1. РАЗВИТИЕ ЛОГИКИ И МАТЕМАТИКИ В ХХ ВЕКЕ
1.1. Поиск оснований и открытие антиномий теории множеств
1.2. Программа Гильберта и теоремы Гёделя
1.3. Семантика Тарского и интуиционизм Брауэра
2.2. Эйнштейн и теория относительности
3.1. Неодарвинизм: Вейсман и де Фриз
3.2. Открытие хромосом и новое открытие законов Менделя
СХЕМА ГЕНЕТИЧЕСКОГО КОДИРОВАНИЯ
Карл Раймунд Поппер (р. 1902-1994)
Глава 38. Критический рационализм Карла Поппера.
2. ПОППЕР, НЕОПОЗИТИВИЗМ И АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
5. ПРОБЛЕМЫ И ТВОРЧЕСТВО. ГЕНЕЗИС И ПРОВЕРКА ИДЕЙ..
6. КРИТЕРИЙ ФАЛЬСИФИЦИРУЕМОСТИ
7. ПРАВДОПОДОБИЕ И ВЕРОЯТНОСТЬ ТЕОРИЙ -ЦЕЛИ НЕСОВМЕСТИМЫЕ
9. ЛОГИЧЕСКАЯ ФАЛЬСИФИКАЦИЯ И МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ФАЛЬСИФИКАЦИЯ. ПОНИМАНИЕ ФОНА И 'НОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ'
10. ЗНАЧИМОСТЬ И КРИТИКУЕМОСТЬ МЕТАФИЗИЧЕСКИХ ТЕОРИЙ
11. ПРОТИВ ДИАЛЕКТИКИ. НИЩЕТА ИСТОРИЦИЗМА
Глава 39. Эпистемология после Поппера
1. ТОМАС КУН И СТРУКТУРА НАУЧНЫХ РЕВОЛЮЦИЙ
1.1. Парадигмы, наука 'нормальная' и 'аномальная'
1.3. 'Ателеологическос' развитие науки
2. ИМРЕ ЛАКАТОС И МЕТОДОЛОГИЯ ПРОГРАММ НАУЧНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
2.1. Три типа фальсификационизма
2.2. Программы научных исследований
3. АНАРХИЧЕСКАЯ ЭПИСТЕМОЛОГИЯ ПОЛА ФЕЙЕРАБЕНДА
3.1. Анархическая эпистемология в функции прогресса
3.2. Эпистемологическая анархия и история науки
3.3. Провокационность книги 'Против метода'.
4. ЛАРРИ ЛАУДАН И МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ ТРАДИЦИЙ
4.1. Цель науки - решение проблем
4.2. Каковы исследовательские традиции?
5.1. Критика теории правдоподобия Поппера
5.2. Прогресс науки в перспективе Ларри Лаудана
6.1. Как и почему современные эпистемологи защищают метафизику
6.2. Джон Уоткинс: подтверждаемая и влиятельная метафизика
7.1. Лакатос: марксизм как выродившаяся программа исследования
7.2. Фейерабенд: 'свободное общество' и марксизм
8. ЭПИСТЕМОЛОГИЯ И ИСТОРИОГРАФИЯ НАУКИ
8.1. Какова история науки и почему
8.2. Внутренняя и внешняя история
8.3. Проблемы попперовской историографии науки
Глава 40. Ведущие представители современной американской философии
1. КОНЦЕПТУАЛЬНЫЙ ПРАГМАТИЗМ КЛАРЕНСА ИРВИНГА ЛЬЮИСА
1.2. Для чего была введена строгая импликация
1.3. Задача философии и, в частности, метафизики
1.4. Элемент 'данности' познавательного опыта
1.6. Прагматический выбор из априори
1.7. Почему научные теории остаются фальсифицируемыми
2.2. Критика первой догмы эмпиризма - различия между 'аналитическим' и 'синтетическим'
2.3. Критика редукционизма и методологический холизм
2.4. Ментальный эксперимент радикального перевода
2.5. В принципе неопределенный перевод
2.6. Онтологическая относительность
2.8. Натурализованная эпистемология
2.9. Законные и бессмысленные философские вопросы
3. МОРТОН УАЙТ И БУНТ ПРОТИВ ФОРМАЛИЗМА
3.2. Анализ и защита либеральной мысли прагматической ориентации
3.3. Бегство от формализма и погружение в конкретную историю
3.4. Теоретическое основание критики формализма
4. НЕЛСОН ГУДМЕН: ПАРАДОКСЫ ПОДТВЕРЖДЕНИЯ, ПЛЮРАЛИЗМ И КОГНИТИВНЫЙ ХАРАКТЕР ИСКУССТВА
4.2. Онтологический релятивизм и методологический номинализм
4.4. Предикаты проектируемы настолько, насколько защищены
4.5. Плюралистические версии мира
4.6. Познавательный характер эстетического опыта
5. ЧАРЛЬЗ МОРРИС И ОСНОВАНИЯ СЕМИОТИКИ
5.2. Синтаксис, семантика и прагматика как три измерения семиотики
5.3. Шестнадцать типов дискурса
5.4. Наиболее значимые дискурсивные формы
ПРИМЕРЫ ОСНОВНЫХ ТИПОВ ДИСКУРСА
6. ИДЕАЛИСТИЧЕСКИЙ ПРАГМАТИЗМ НИКОЛАСА РЕШЕРА
6.2. Наука неполна, фаллибельна и неожиданна
6.4. Причины философских разногласий
6.5. Преимущества плюрализма ориентаций в философии
7. УИЛЬЯМ БАРТЛИ: К БОЛЕЕ ШИРОКОЙ ТЕОРИИ РАЦИОНАЛЬНОСТИ
7.2. Панкритический рационализм
7.4. К более широкой теории рациональности
7.5. Причины поражения панрационализма и критического рационализма
8. АДОЛЬФ ГРЮНБАУМ: ОТ АНАЛИЗА ТЕОРИИ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ К АНАЛИЗУ ПСИХОАНАЛИЗА
8.2. Против герменевтической интерпретации психоанализа
8.3. Фальсифицируем ли психоанализ?
8.4. Элиминирующая индукция для демаркации теорий
9. НЕОПРАГМАТИЗМ РИЧАРДА РОРТИ
9.3. Забвение философской традиции: Дьюи, Витгенштейн и Хайдеггер
9.6. Историцизм, индивидуальная автономия и более справедливое сообщество
9.7. Солидарность 'иронического либерализма'
10. ХИЛАРИ ПАТНЭМ: ОТ МЕТАФИЗИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА К ВНУТРЕННЕМУ РЕАЛИЗМУ
10.3. От перспективы внешней к перспективе внутренней
10.5. Концептуальная относительность
11. ДОНАЛЬД ДЭВИДСОН И КАУЗАЛЬНАЯ ТЕОРИЯ ДЕЙСТВИЯ..
ЧАСТЬ 16. ИНДИВИД, РЫНОК И ГОСУДАРСТВО В СОВРЕМЕННОЙ АМЕРИКАНСКОЙ ПОЛИТОЛОГИИ. РОЛС, НОЗИК И НОВАК
Глава 41. Неоконтрактуализм Джона Ролса
1. ПРОТИВ УТИЛИТАРИСТСКОЙ ТЕОРИИ
2. 'ЗАВЕСА НЕВЕЖЕСТВА' ХАРАКТЕРИЗУЕТ 'ИЗНАЧАЛЬНУЮ ПОЗИЦИЮ'
3. ПЕРВЫЙ ПРИНЦИП СПРАВЕДЛИВОСТИ
4. ВТОРОЙ ПРИНЦИП СПРАВЕДЛИВОСТИ
Глава 42. 'Минимальное государство' Роберта Нозика
2. НЕПРИКОСНОВЕННОСТЬ ПРАВ ИНДИВИДОВ И ЗАДАЧИ 'МИНИМАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА'
3. ОТ ЕСТЕСТВЕННОГО СОСТОЯНИЯ К МИНИМАЛЬНОМУ ГОСУДАРСТВУ
4. ПРАВА ЛЮДЕЙ И ПРАВА ЖИВОТНЫХ
5. В ПОЛЬЗУ ИСТОРИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ СПРАВЕДЛИВОСТИ
6. МИНИМАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО КАК ЕДИНСТВЕННО МОРАЛЬНО ЛЕГИТИМНОЕ И ТЕРПИМОЕ СОСТОЯНИЕ
Глава 43. Майкл Новак. Католическая теология демократического капитализма
2. ПРИРОДА И СОЦИАЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО КАПИТАЛИЗМА
3. КАТОЛИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ И РЕВОЛЮЦИЯ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО КАПИТАЛИЗМА
4. ТЕОЛОГИЯ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО КАПИТАЛИЗМА
5. СОЦИАЛИЗМ И КАПИТАЛИЗМ: ГДЕ ЖЕ СОЛИДАРНОСТЬ?
Иоганн Вольфганг Гёте (1749-1832)
Фридрих фон Гарденберг (Новалис) (1772-1801)
Фридрих Даниил Эрнст Шлейермахер (1768-1834)
Фридрих Гёльдерлин (1770-1843)
Фридрих Генрих Якоби (1743-1819)
Иоганн Готлиб Фихте (1762-1814)
Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг (1775-1854)
Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770-1831)
ЛОГИКА И ВСЕОБЩНОСТЬ ЕЕ КАТЕГОРИЙ
ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ЕЕ КАТЕГОРИИ
ФИЛОСОФИЯ ДУХА И ЕГО СТРУКТУРА
Клод Анри Сен-Симон (1760-1825)
Иоганн Фридрих Гербарт (1776-1841)
Людвиг Витгенштейн (1889-1951)
Владимир Ильич Ленин (1870-1924)
СХЕМА ГЕНЕТИЧЕСКОГО КОДИРОВАНИЯ
Карл Раймунд Поппер (р. 1902-1994)
ПРИМЕРЫ ОСНОВНЫХ ТИПОВ ДИСКУРСА
III
От редактора.....................стр. XXVI
От переводчика ....................' XXVII
Предисловие к итальянскому изданию........' ХХVIII
Часть 1. РОМАНТИЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ И ФОРМИРОВАНИЕ ИДЕАЛИЗМА
Глава 1. Романтизм и преодоление просветительства . . ' 3
1. Движение романтизма и его представители ... . ' 3
1.1. Первая ласточка романтизма: 'Буря и натиск'.
1.2. От классицизма к романтизму.
1.3. Неоднозначность феномена романтизма и его основные характеристики
2. Основатели романтизма: братья Шлегели, Новалис, Шлейермахер и Гёльдерлин........... ' 9
2.1. Образование кружка романтиков, журнал 'Атеней' и распространение романтизма.
2.2. Фридрих-Шлегель, понятие иронии и трактовка искусства как высшей формы духа.
2.3. Новалис: от магического идеализма к христианству как универсальной религии.
2.4. Шлейермахер: романтическая интерпретация религии, новый взгляд на Платона и герменевтика.
2.5. Гёльдерлин и обожествление приводы.
3. Позиция Шиллера и Гёте ............ ' 19
3.1. Шиллер: понятие 'прекрасной души' и эстетическое воспитание.
3.2. Гёте и его отношение к романтизму
4. Другие мыслители эпохи распада 'просветительского разума'..................... ' 22
4.1. Гаман: религиозный протест против просвещенного разума.
4.2. Якоби: полемика вокруг Спинозы и переоценка веры.
4.3. Гердер: антипросветительская концепция языка и истории.
4.4. Гумбольдт, идеал человечества и лингвистика.
IV
5. Споры о кантианских апориях и прелюдия к идеализму (Рейнгольд, Шульце, Маймон и Бек) . . . стр. 28
Глава 2. Обоснование идеализма: Фихте и Шеллинг ' 31
1. Фихте и эстетический идеализм......... ' 31
1.1. Жизненный путь и сочинения.
1.2. Фихтеанский идеализм как изложение 'основания' кантианского критицизма.
1.3. 'Наукоучение' и структура фихтеанского идеализма (1.3.1. Первый принцип: Я полагает самое себя; 1.3.2. Второй принцип фихтеанского идеализма: Я противополагает себе не-Я, 1.3.3. Третий принцип фихтеанского идеализма: взаимное ограничение и противопоставление Я ограниченного и ограниченного не-Я; 1.3.4. Идеалистическое объяснение познавательной деятельности; 1.3.5. Идеалистическое объяснение морали).
1.4. Мораль, право и государство.
1.5. Вторая фаза фихтеанства (1800-1814).
1.6. Заключение: Фихте и романтики
2. Шеллинг и романтические страдания идеализма ' 43
2.1. Жизненный путь, эволюция и сочинения Шеллинга.
2.2. Фихтеанские начала у Шеллинга и новые ферменты (1795- 1796).
2.3. Философия природы Шеллинга (1797-1799).
2.4. Идеализм трансцендентальный и идеализм эстетический (1800).
2.5. Философия тождества (1801-1804).
2.6. Теософия и философия свободы (1804-1811).
2.7. 'Позитивная философия', или Философия мифологии и Откровения (с 1815 года).
2.8. Заключение
Часть 2. АБСОЛЮТИЗАЦИЯ ИДЕАЛИЗМА У ГЕГЕЛЯ
Глава 3. Гегелевская абсолютизация идеализма .... ' 59
1. Жизнь, сочинения и генезис мысли Гегеля ... ' 59
1.1. Жизненный путь. 1.2. Сочинения Гегеля. 1.3. Теологические сочинения раннего периода и генезис гегелевской мысли
2. Основы гегелевской системы .......... ' 64
2.1. Необходимость предварительного определения первооснов философии Гегеля.
2.2. Действительность как Дух: предварительное определение гегелевского понятия Духа.
2.3. Диалектика как высший закон реального и как способ развертывания философской мысли.
2.4. Пространство 'спекулятивного', значение 'Auflieben' и 'спекулятивное' утверждение
V
3. 'Феноменология духа'.............. стр. 75
3.1. Значение и направленность 'Феноменологии духа'.
3.2. Схематика и 'фигуры' 'Феноменологии' (3.2.1. Этапы феноменологического пути; 3.2.2. Сознание (чувственная достоверность, восприятие и рассудок); 3.2.3. Самосознание (диалектика господина - раба, стоицизма - скептицизма и несчастного сознания); 3.2.4. Разум; 3.2.5. Дух; 3.2.6. Религия и абсолютное Знание).
3.3. Поливалентная природа и двусмысленность 'Феноменологии духа'.
4. Логика ..................... ' 87
4.1. Новая концепция логики.
4.2. Логика бытия.
4.3. Логика сущности.
4.4. Логика понятия
5. Философия природы............... ' 95
5.1. Природа, ее место и значение в гегелевской системе.
5.2. Преодоление возрожденческого и романтического взгляда на природу.
5.3. Ступени и диалектические моменты философии Природы
6. Философия духа................. ' 98
6.1. Дух и три его момента.
6.2. Субъективный Дух.
6.3. Объективный Дух (6.3.1. Гегелевская концепция объективного Духа; 6.3.2. Три момента объективного Духа и смысл истории; 6.3.3. Природа государства и истории и философия истории).
6.4. Абсолютный Дух: искусство, религия и философия
7. Некоторые выводы................ ' 107
Часть 3. ОТ ГЕГЕЛЬЯНСТВА К МАРКСИЗМУ. ВОЗНИКНОВЕНИЕ И РАЗВИТИЕ МАРКСИЗМА
Глава 4. Правое и левое гегельянство........ . ' 111
1. Правое гегельянство............... ' 111
2. Левое гегельянство................ ' 113
2.1. Давид Ф. Штраус: человечество как единство конечного и бесконечного
3. Людвиг Фейербах и сведение теологии к антропологии ...................... ' 113
3.1. От Бога к человеку.
3.2. Теология - это антропология
VI
4. Утопический социализм............. стр. 117
4.1. Сен-Симон: наука и техника как основа нового общества.
4.2. Пьер Жозеф Прудон
5. Карл Маркс................... ' 120
5.1. Жизнь и творчество.
5.2. Маркс как критик Гегеля.
5.3. Маркс как критик левогегельянства.
5.4. Маркс как критик экономистов-классиков.
5.5. Маркс как критик утопического социализма.
5.6. Маркс как критик Прудона.
5.7. Маркс и критика религии.
5.8. Отчуждение труда.
5.9. Исторический материализм.
5.10. Классовая борьба и 'Капитал'
6. Фридрих Энгельс и диамат........... ' 130
7. Открытые проблемы .............. ' 131
Часть 4. ВЕЛИКИЕ НИСПРОВЕРГАТЕЛИ ГЕГЕЛЕВСКОЙ СИСТЕМЫ: ГЕРБАРТ, ТРЕНДЕЛЕНБУРГ, ШОПЕНГАУЭР, КЬЕРКЕГОР
Глава 5. Великие ниспровергатели гегелевской системы ' 137
1. Реализм Иоганна Фридриха Гербарта...... ' 137
1.1. Задача философии.
1.2. Бытие едино, но путей познания бытия множество.
1.3. Душа и Бог. 1.4. Эстетика и педагогика
2. Психологическая реакция на идеализм: Якоб Фриз ' 141
3. Адольф Тренделенбург, критик гегелевской диалектики ' 141
4. Артур Шопенгауэр: мир как воля и представление ' 143
4.1. Против Гегеля, 'убийцы истины'.
4.2. В защиту 'невыгодной истины'.
4.3. 'Мир - это мое представление'.
4.4. Категория каузальности.
4.5. Мир как воля.
4.6. Жизнь между страданием и скукой.
4.7. Освобождение через искусство. 4.8. Аскеза и раскрепощение
5. Сёрен Кьеркегор: индивид как 'причина христианства' ' 152
5.1. Жизнь 'того, кто не играл в христианство'.
5.2. Кьеркегор как 'христианский поэт'.
5.3. 'Смехотворное обоснование' гегелевской системы.
5.4. 'Единичный' перед Богом.
5.5. Принцип христианства.
5.6. Возможность, страх и отчаяние.
5.7. Кьеркегор: наука и сциентизм.
5.8. Кьеркегор и 'научная теология'
VII
Часть 5. ИТАЛЬЯНСКАЯ ФИЛОСОФИЯ В ЭПОХУ РИСОРДЖИМЕНТО
Глава 6. Итальянская философия эпохи Рисорджименто стр. 166
1. Общие черты .................. ' 166
2. 'Гражданская философия' Джан Доменико Романьози ..................... ' 167
3. Карло Каттанео: философия как наука 'ассоциированных умов' и политика федерализма..... ' 169
3.1. Карло Каттанео: философия как 'милиция'.
3.2. Философия как 'наука ассоциированных умов'.
3.3. Теория и политика федерализма
4. Джузеппе Феррари и 'философия революции' . . ' 173
5. Паскуале Галуппи и 'философия опыта'..... ' 174
5.1. Реальность Я и существование внешнего мира
6. Антонио Розмини и философия идеального бытия ' 177
6.1. Жизнь и сочинения.
6.2. Критика сенсуализма и кантианского априоризма.
6.3. Идея бытия.
6.4. 'Фундаментально телесное чувство' и 'реальность внешнего мира'.
6.5. Личность, свобода и собственность.
6.6. Государство, церковь и принцип моральности
7. Винченцо Джоберти и философия 'реального бытия' ' 183
7.1. Жизнь и сочинения.
7.2. Против психологизма в современной философии.
7.3. 'Идеальная формула'.
7.4. 'Моральное и гражданское превосходство итальянцев'
Часть 6. ПОЗИТИВИЗМ
Глава 7. Позитивизм ................. ' 189
1. Общая характеристика.............. ' 189
2. Огюст Конт и позитивизм во Франции...... ' 191
2.1. Закон трех стадий.
2.2. Учение о науке.
2.3. Социология как социальная физика.
2.4. Классификация наук.
2.5. Религия человечества.
2.6. 'Обоснования' Конта
VIII
3. Джон Стюарт Милль и английский утилитаристский позитивизм................... стр. 197
3.1. Мальтузианские проблемы.
3.2. Классическая экономия: Адам Смит и Давид Рикардо.
3.3. Роберт Оуэн: от утилитаризма к утопическому социализму.
3.4. Утилитаризм Иеремии Бентама.
3.5. Джон Стюарт Милль: кризис двадцатилетнего философа.
3.6. Критика теории силлогизма.
3.7. Принцип индукции: единообразие природы.
3.8. Наука о морали, экономика и политика.
3.9. Защита свободы индивида
4. Эволюционистский позитивизм Герберта Спенсера ' 208
4.1. Религия и наука 'коррелятивны'.
4.2. Эволюция вселенной: от гомогенного к гетерогенному.
4.3. Биология, этика и общество
5. Позитивизм в Италии.............. ' 213
5.1. Общие положения.
5.2. Чезаре Ломброзо и социология преступления.
5.3. Медик-позитивист Сальваторе Томмази.
5.4. Августе Мурри: научный метод и логика диагноза.
5.5. Паскуале Виллари и позитивистская историография.
5.6. Аристид Габелли и обновление педагогики.
5.7. Роберто Ардиго: от сакральности религии к сакрализации факта.
5.8. Непознанное не есть непознаваемое. Эволюция от неразличимого к различному.
5.9. Мораль и общество
Часть 7. РАЗВИТИЕ НАУКИ В XIX ВЕКЕ. ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМ И КОНВЕНЦИОНАЛИЗМ
Глава 8. Развитие науки в XIX веке.......... ' 225
1. Общие вопросы................. ' 225
1.1. Когда наука приобретает философский смысл.
1.2. Наука и общество в XIX веке
2. Процесс ригоризации математики........ ' 227
3. Философское значение неевклидовой геометрии . ' 228
4. Судьба эволюционной теории.......... ' 230
4.1. Споры об эволюции во Франции: Ламарк, Кювье и Сент-Илер.
4.2. 'Происхождение видов' Дарвина.
4.3. Происхождение человека.
4.4. Споры вокруг 'Происхождения видов' и проблемы социального дарвинизма.
4.5. Томас Гексли и дарвинизм в Англии
5. Лингвистика: Вильгельм фон Гумбольдт и Франц Бопп. Закон Гримма и младограмматики .... ' 238
6. Возникновение экспериментальной психологии ' 240
IX
6.1. Основной психофизический закон Вебера-Фехнера.
6.2. Вундт и Лейпцигская лаборатория экспериментальной психологии
7. У истоков научной социологии.......... стр. 242
7.1. Эмиль Дюркгейм и правила социологического метода.
7.2. Суицид и аномия
Глава 9. Эмпириокритицизм Рихарда Авенариуса и Эрнста Маха................ ' 247
1. Рихард Авенариус и критика 'чистого опыта' . . ' 247
1.1. Что такое 'чистый опыт'?
1.2. Возвращение к 'естественной концепции мира'.
1.3. Выше различий 'физического' и 'психического'.
1.4. Вред 'интроекции'
2. Эрнст Мах: основа, структура и развитие науки . ' 250
2.1. Анализ ощущений.
2.2. Научное познание как биологическое событие.
2.3. Проблемы, гипотезы и отбор гипотез.
2.4. Наука как экономия мышления.
2.5. Критика ньютоновской механики
Глава 10. Конвенционализм Анри Пуанкаре и Пьера Дюгема............... ' 257
1. Умеренный конвенционализм Анри Пуанкаре . . ' 257
1.1. Пуанкаре: конвенция не есть произвол.
1.2. Теория устанавливает факт: 'Опыт - единственный источник истины'.
1.3. Геометрические аксиомы как замаскированные дефиниции
2. Пьер Дюгем и природа физической теории ... ' 259
2.1. Дюгем: что такое физическая теория?
2.2. Холистский контроль и отрицание 'критического эксперимента'
3. К оценке конвенционализма........... ' 261
Часть 8. ОТ ФИЛОСОФИИ XIX ВЕКА - К ФИЛОСОФИИ ХХ ВЕКА
Глава 11. Ницше. Верность земному и переоценка ценностей .......... ' 265
1. Ницше как интерпретатор собственной судьбы . . ' 265
2. Был ли Ницше пророком нацизма? ....... ' 266
X
3. Жизнь и сочинения............... стр. 267
4. 'Дионисийское' и 'аполлоновское' начала и 'проблема Сократа'................. ' 268
5. Тупость фактов. 'Насыщение историей' опасно . ' 269
6. Разрыв с Шопенгауэром и Вагнером....... ' 270
7. Возвещение 'смерти Бога'............ ' 271
8. Антихрист, или Христианство как порок..... ' 272
9. Генеалогия морали............... ' 274
10. Нигилизм, вечное возвращение и 'amor fati' . . ' 275
11. Сверхчеловек - это соль земли......... ' 276
Глава 12. Неокритицизм. Марбургская и баденская школы ...... ' 278
1. Общие замечания................ ' 278
2. Марбургская школа............... ' 279
2.1. Германн Коген: критика как методология науки.
2.2. Пауль Наторп: 'Процесс и метод суть все'
3. Эрнст Кассирер и философия символических форм ' 280
3.1. Субстанция и функция.
3.2. Символические формы
4. Баденская школа................ ' 282
4.1. Вильгельм Виндельбанд. Философия как теория ценностей.
4.2. Генрих Риккерт: познавать - значит судить на основе истины как ценности
Глава 13. Немецкий историцизм............ ' 286
1. Общие черты.................. ' 286
2. Вильгельм Дильтей и 'критика исторического разума' ......................' 288
2.1. К 'критике исторического разума'.
2.2. Обоснование наук о духе.
2.3. Историчность человеческого мира
3. Вильгельм Виндельбанд: отличие наук Номотетических от наук идеографических.......... ' 291
4. Генрих Риккерт, отношение к ценностям и автономия исторического познания .......... ' 293
5. Георг Зиммель: ценности историка и релятивизм фактов ..................... ' 294
6. Освальд Шпенглер и 'Закат Европы'...... ' 295
7. Эрнст Трёльч и абсолютность религиозных ценностей ' 296
8. Мейнеке и поиск вечного в мгновении..... ' 297
XI
Глава 14. Макс Вебер. Методология социально-исторических наук в 'расколдованном' наукой мире....... стр. 299
1. Сочинения Вебера................ ' 299
2. 'Наукоучение': цель и предмет историко-социальных наук..................... ' 300
3. Вопрос 'соотнесения с ценностями'....... ' 301
4. Теория 'идеального типа'............ ' 302
5. Объективная возможность и неравноценность причин исторических событий............ ' 303
6. Спор по поводу 'воздержания от оценки' .... ' 303
7. 'Протестантская этика и дух капитализма' .... ' 305
8. Вебер и Маркс.................. ' 306
9. 'Расколдование мира' и вера как 'жертвоприношение' интеллекта................. ' 308
Глава 15. Прагматизм................. ' 314
1. Общие замечания................ ' 314
2. Логический прагматизм Чарльза Сандерса Пирса . ' 314
2.1. Процедура фиксации верований.
2.2. Дедукция, индукция, абдукция.
2.3. Как сделать ясными наши идеи. Прагматическое правило.
2.4. Семиотика.
2.5. Фанероскопия.
2.6. Космология: тихизм, синехизм, агапизм
3. Радикальный эмпиризм Уильяма Джемса..... ' 319
3.1. Прагматизм - только метод.
3.2. Истина идеи сводится к ее оперативной способности.
3.3. Принципы психологии и разум как инструмент приспособления.
3.4. Моральный вопрос: как упорядочить контрастные идеалы и сделать выбор между ними?
3.5. Многообразие религиозного опыта и плюралистический универсум
4. Итальянский прагматизм............. ' 322
Глава 16. Инструментализм Джона Дьюи........ ' 325
1. Опыт не сводится ни к сознанию, ни к познанию ' 325
2. Неустойчивость и рискованность существования . ' 326
3. Теория исследования...............' 326
4. Здравый смысл и научное исследование: идеи как инструменты...................' 327
5. Теория ценностей................ ' 328
6. Теория демократии................ ' 329
XII
Глава 17. Итальянский неоидеализм Бенедетто Кроче и Джованни Джентиле ........... стр. 331
1. Идеализм в Италии до Кроче и Джентиле .... ' 331
2. Бенедетто Кроче: неоидеализм как 'абсолютный историцизм'................... ' 333
2.1. Жизненный путь и сочинения.
2.2. 'Что живо и что мертво в философии Гегеля', или Манифест нового спиритуализма.
2.3. Эстетика Кроче и понятие искусства.
2.4. Логика Кроче: понятия и псевдопонятия.
2.5. Практическая активность, экономика и этика.
2.6. История как мышление и как поступок.
2.7. Заключение
3. Джованни Джентиле: неоидеализм как актуализм ' 345
3.1. Жизнь и сочинения.
3.2. Реформа гегелевской диалектики.
3.3. Основные положения актуализма.
3.4. Природа актуализма Джентиле.
3.5. Заключение
Часть 9. ВКЛАД ИСПАНИИ В ФИЛОСОФИЮ XIX ВЕКА
Глава 18. Мигель де Унамуно и трагическое чувство жизни......... ' 355
1. Жизнь и сочинения............... ' 355
2. Сущность Испании............... ' 356
3. Против 'власти джентльменов разума'...... ' 356
4. Жизнь не приемлет формул........... ' 357
5. Унамуно: 'испанский Паскаль' и 'брат Кьеркегора' ' 358
6. Значение философского творчества Унамуно ... ' 359
Глава 19. Хосе Ортега-и-Гассет и философский диагноз западной культуры . . ' 360
1. Жизнь и сочинения............... ' 360
2. Индивид и его 'обстоятельства'......... ' 361
3. Поколения кумулятивные, полемические и решительные ..................... ' 361
4. Когда идеи становятся 'верованиями' ...... ' 362
5. Природа и развитие научного познания...... ' 363
6. 'Человек-масса'................. ' 364
XIII
Часть 10. ФЕНОМЕНОЛОГИЯ, ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ, ГЕРМЕНЕВТИКА
Глава 20. Эдмунд Гуссерль и феноменологическое движение....... стр. 369
1. Общие черты .................. ' 369
2. Эдмунд Гуссерль................. ' 371
2.1. Полемика с психологизмом.
2.2. Эйдетическая интуиция.
2.3. Региональные онтологии и формальная онтология.
2.4. Интенциональность сознания.
2.5. Eroche, или феноменологическая редукция.
2.6. Кризис европейских наук и 'жизненный мир'
3. Макс Шелер................... ' 377
3.1. Против кантианского формализма.
3.2. Иерерахия материальных ценностей.
3.3. Личность.
3.4. Социология знания
4. Николай Гартман ................ ' 381
4.1. От неокритицизма к феноменологии.
4.2. Обоснование онтологии.
5. Феноменология религии............. ' 383
5.1. Рудольф Отто и опыт 'совершенно иного'
6. Эдит Штейн: эмпатия и миссия христианской философии...................... ' 384
Глава 21. Мартин Хайдеггер: от феноменологии к экзистенциализму .... ' 387
1. От феноменологии к экзистенциализму ..... ' 387
2. Здесь-бытие и экзистенциальная аналитика ... ' 388
3. Бытие-в-мире и бытие-с-другими ........ ' 389
4. Бытие-к-смерти, экзистенция неподлинная и экзистенция подлинная................ ' 390
5. Мужество перед лицом страха.......... ' 392
6. Время...................... ' 393
7. Западная метафизика как забвение бытия. Поэтический язык как язык бытия ............ ' 394
8. Техника и Западный мир............. ' 395
XIV
Глава 22. Экзистенциализм.............. стр. 397
1. Общие черты.................. ' 397
2. Карл Ясперс и крушение экзистенции ..... ' 399
2.1. Наука и философия.
2.2. Ориентация в мире и 'объемлющее' (Umfassende).
2.3. Необъективируемость экзистенции.
2.4. Крушение экзистенции и шифры трансценденции.
2.5. Экзистенция и коммуникация
3. Ханна Аренда: бескомпромиссная борьба за индивидуальную свободу................ ' 404
3.1. Жизнь и сочинения.
3.2. Антисемитизм, империализм и тоталитаризм.
3.3. Поступок как преимущественно политическая активность
4. Жан-Поль Сартр: от абсолютной и бесполезной свободы к свободе исторической......... ' 406
4.1. Писать, чтобы понять себя.
4.2. 'Тошнота' перед простой данностью.
4.3. 'В-себе-бытие', 'для-себя-бытие' и 'ничто'.
4.4. 'Бытие-для-других'.
4.5. Экзистенциализм - это гуманизм.
4.6. Критика диалектического разума
5. Морис Мерло-Понти: между экзистенциализмом и феноменологией ................ ' 412
5.1. Отношение сознания и тела, человека и мира.
5.2. 'Обусловленная' свобода
6. Габриэль Марсель и христианский неосократизм ' 415
6.1. Защита конкретного.
6.2. Асимметрия верования и верификации.
6.3. Проблема и метапроблема.
6.4. Быть и иметь.
6.5. Против культа морального абсурда
7. Влияние экзистенциализма на гуманитарные науки ' 419
Глава 23. Ганс Георг Гадамер и герменевтическая теория ' 423
1. Что такое герменевтический круг?........ ' 423
2. 'Предпонимание', 'предрассудки' и инаковость текста...................... ' 424
3. Интерпретация и 'история эффектов'...... ' 425
4. Предрассудки, разум и традиция. Бэкон, просветители и романтики................ ' 426
5. Теория 'опыта'................. ' 428
6. Гадамер и гегелевский 'диалектический опыт' . . ' 429
Глава 24. Дальнейшее развитие герменевтической теории ' 432
1. Эмилио Бетти и герменевтика как основная методика наук о духе................... ' 432
XV
1.1. Жизненный путь и сочинения
1.2. Интерпретировать -значит понимать.
1.3. Отличие 'интерпретации смысла' от 'дарованного смысла'.
1.4. Четыре канона герменевтического процесса
2. Поль Рикёр. Погрешимость человека и конфликт интерпретаций.................. стр. 435
2.1. Жизнь и сочинения.
2.2. 'Я подчиняюсь тому телу, которым управляю'.
2.3.Человеческая небезгрешность и символика зла.
2.4. 'Школа подозрения'.
2.5. Конфликт интерпретаций и снова 'личность'
3. Луиджи Парейсон. Личность как орган истины . . ' 440
3.1. Жизнь и сочинения. 3.2. Историческая условность, личностное начало и спекулятивная ценность философии.
3.3. Единство философии как 'конфилософия'.
3.4. Онтология неиссякаемого против мистицизма невыразимого.
3.5. Бог философов и Бог в религиозном опыте.
3.6. Сокровенный язык мифа
4. Джанни Ваттимо. Герменевтика, 'дебольное' мышление, постмодернизм.............. ' 446
4.1. Жизнь и сочинения.
4.2. 'Дебольное' мышление.
4.3. Герменевтические предпосылки 'дебольного' мышления.
4.4. Модернизм и постмодернизм
Часть 11. БЕРТРАН РАССЕЛ, ЛЮДВИГ ВИТГЕНШТЕЙН И ФИЛОСОФИЯ ЯЗЫКА
Глава 25. Бертран Рассел: отказ от идеализма и критика аналитической философии..... ' 453
1. Отказ от идеализма ............... ' 453
2. Логический атомизм и встреча Рассела с Пеано . ' 454
3. Рассел против 'второго' Витгенштейна и аналитическая философия................ ' 455
4. Рассел: мораль и христианство.......... ' 457
5. А. Н. Уайтхед: процесс и реальность....... ' 458
Глава 26. Людвиг Витгенштейн: от 'Логико-философского трактата' к 'Философским исследованиям'....... ' 461
1. Жизнь...................... ' 461
XVI
2. 'Логико-философский трактат'......... стр. 463
3. Антиметафизика Витгенштейна......... ' 464
4. Ненеопозитивистская интерпретация 'Трактата' ,. ' 466
5. Возращение к философии............ ' 467
6. 'Философские исследования' и теория языковых игр ' 467
7. Против эссенциализма ............. ' 468
8. Принцип пользования и философия как лингвистическая терапия................ ' 470
9. Витгенштейн - учитель начальной школы .... ' 471
Глава 27. Философия языка ............. ' 473
1. Аналитическое движение в Кембридже и Оксфорде ' 473
1.1. Аналитическая философия в Кембридже.
1.2. Аналитическая философия в Оксфорде
2. Аналитическая философия и обыденный язык ' 477
3. Аналитическая философия и метафизика .... ' 479
4. Аналитическая философия и язык этики ..... ' 480
5. Аналитическая философия и язык политики ... ' 482
6. Аналитическая философия и историография ... ' 483
Часть 12. СПИРИТУАЛИЗМ, ПЕРСОНАЛИЗМ, НОВАЯ ТЕОЛОГИЯ И НЕОСХОЛАСТИКА
Глава 28. Спиритуализм как европейский феномен. Бергсон и творческая эволюция....... ' 489
1. Спиритуализм. Общие черты .......... ' 489
2. Анри Бергсон и творческая эволюция...... ' 490
2.1. Оригинальность спиритуализма Бергсона.
2.2. Пространственное время и время как длительность.
2.3. Почему 'длительность' обосновывает свободу.
2.4. Материя и память.
2.5. Жизненный порыв и творческая эволюция.
2.6. Инстинкт, разум и интуиция.
2.7. Река жизни.
2.8. Закрытое общество и открытое общество.
2.9. Статическая религия и динамическая религия
XVII
3. Эммануэль Мунье: 'персоналистская и коммунитарная революция'................. стр. 501
3.1. 'Личность' в теории Мунье.
3.2. Измерения личности.
3.3. Персонализм против морализма и индивидуализма.
3.4. 'Персона' против капитализма и против марксизма.
3.5. К новому обществу. 3.6. Христианство должно покончить с узаконенным беспорядком
Глава 29. Неосхоластика................ ' 508
1. Неосхоластическая философия и энциклика 'Aeterni Patris'...................... ' 508
2. 'Humani Generis', Второй Ватиканский собор и обращение Иоанна Павла II .......... ' 509
3. Кардинал Мерсье и неосхоластика в Лувене ... ' 510
4. Неосхоластика во Франции ........... ' 513
4.1. Жак Маритен: 'ступени познания' и 'интегральный гуманизм'.
4.2. Этьен Жильсон: почему нельзя зачеркнуть томизм
5. Неосхоластика в Миланском католическом университете ...................... ' 516
Глава 30. Мартин Бубер и Эммануэль Левинас..... ' 519
1. Мартин Бубер и диалогический принцип..... ' 519
1.1. Жизненный путь.
1.2. Можно говорить с Богом, но нельзя говорить о Боге
2. Эммануэль Левинас и феноменология лика Другого ' 521
2.1. Жизнь и сочинения.
2.2. Где рождается подлинно сущее.
2.3. Феноменология лика Другого.
2.4. Когда Я - заложник Другого
Часть 13. МАРКСИЗМ ПОСЛЕ МАРКСА И ФРАНКФУРТСКАЯ ШКОЛА
Глава 31. Марксизм после Маркса .......... ' 527
1. Первый, Второй и Третий Интернационал .... ' 527
2. Ревизионизм реформиста Эдуарда Бернштейна . ' 528
2.1. Причины поражения марксизма.
2.2. Против 'революции и диктатуры пролетариата'.
2.3. Демократия как 'высшая школа компромисса'
XVIII
3. Споры о 'реформизме' ............. стр. 531
3.1. Карл Каутский и ортодоксия.
3.2. Роза Люксембург: 'Победа социализма не упадает с неба'
4. Австромарксизм................. ' 533
4.1. Генезис и характеристики австромарксизма.
4.2. Макс Адлер и марксизм как 'научная программа'
5. Марксизм в Советском Союзе.......... ' 535
5.1. Плеханов и распространение 'ортодоксии'.
5.2. Ленин: партия как вооруженный авангард пролетариата.
5.3. Государство, революция, диктатура пролетариата и коммунистическая мораль.
5.4. Ленин против 'махистов'
6. 'Западный марксизм' Лукача, Корша и Блоха . . ' 539
6.1. Лукач: тотальность и диалектика.
6.2. Класс и классовое сознание.
6.3. Лукач как историограф философии.
6.4. Карл Корш между 'диалектикой' и 'наукой'.
6.5. Эрнст Блох: жизнь 'утописта'.
6.7. 'Самое важное - научиться надеяться'.
6.8. 'Где есть надежда, там есть религия'
7. Неомарксизм во Франции ............ ' 546
7.1. Роже Гароди: ошибки советской системы.
7.2. Альтернатива.
7.3. Марксизм и христианство.
7.4. Луи Альтюссер: 'эпистемологический излом' Маркса 1845 г.
7.5. Почему марксизм - это 'антигуманизм' и 'антиисторизм'
8. Неомарксизм в Италии............. 551
8.1. Антонио Лабриола: 'Марксизм - это не позитивизм и не натурализм'.
8.2. Материалистическое понимание истории.
8.3. Антонио Грамши: 'философия практики' против 'спекулятивной философии' Бенедетто Кроче.
8.4. 'Диалектический метод' и революция против 'Капитала'.
8.5. Теория гегемонии Грамши.
8.6. Политическое общество и гражданское общество.
8.7. 'Органический' интеллектуализм. Партия как 'новый государь'. Революция как 'позиционная война'
Глава 32. Франкфуртская школа........... ' 559
1. Генезис, развитие и программа франкфуртской школы..................... ' 559
2. Адорно и 'Негативная диалектика'....... ' 561
3. Адорно и Хоркхаймер: 'Диалектика Просвещения ' 562
4. Культурная индустрия ............. ' 563
5. Макс Хоркхаймер: затмение разума....... ' 564
5.1. 'Прибыль' и 'планирование' порождают репрессии.
5.2. Инструментальный разум.
5.3. Философия как обличение инструментального разума.
5.4. Ностальгия по 'совершенно Иному'
6. Герберт Маркузе и 'великий отказ'....... ' 569
6.1. Возможна ли 'нерепрессивная цивилизация'?
6.2. Освобожденный эрос. 6.3. Одномерный человек
XIX
7. Эрих Фромм и 'град бытия'........... стр. 572
7.1. Порок ли неподчинение?
7.2. Быть или иметь?
8. Логика социальных наук: Адорно против Поппера . ' 575
9. 'Диалектик' Юрген Хабермас против 'сторонника выбора' Ганса Альберта............. ' 577
Часть 14. ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ В ХХ ВЕКЕ. ФРЕЙД, ПСИХОАНАЛИЗ И СТРУКТУРАЛИЗМ
Глава 33. Гуманитарные науки в ХХ веке........ ' 581
1. Общие вопросы................. ' 581
2. Психология формы (гештальтпсихология) .... ' 582
2.1. Эренфельс, градская школа, Вюрцбургская школа.
2.2. Макс Вертхеймер и берлинская школа
3. Бихевиоризм................... ' 586
3.1. Уотсон и схема 'стимул-реакция'. Павлов и 'условные рефлексы'.
3.2. Бихевиоризм и Скиннер
4. Генетическая эпистемология Жана Пиаже .... ' 588
4.1. Что такое генетическая эпистемология?
4.2. Фазы умственного развития ребенка
5. Лингвистическая теория Соссюра и Хомского ' 590
5.1. Фердинанд де Соссюр: семиология и знак.
5.2. Первая оппозиция: язык и слово.
5.3. Вторая оппозиция: синхрония и диахрония.
5.4. Пражский лингвистический кружок.
5.5. Копенгагенский лингвистический кружок.
5.6. Порождающая грамматика Наома Хомского.
5.7. Компетенция и употребление
6. Культурная антропология............ ' 596
7. Карл Мангейм и социология познания...... ' 597
7.1. Частичное и тотальное понятие идеологии.
7.2. Идеологичен ли марксизм? Отличие идеологии от утопии.
7.3. 'Реляционизм' и 'релятивизм'
8. Хаим Перельман и 'новая риторика'....... ' 601
8.1. Что такое теория аргументации?
8.2. 'Рассудительность' - не рациональность и не эмоциональность.
8.3. Аргументация и аудитория
ХХ
Глава 34. Развитие экономической теории: австрийский маржинализм и интервентизм Джона Мейнарда Кейнса стр. 603
1. Австрийская школа экономики......... ' 603
1.1. Отказ от теории трудовой стоимости.
1.2. Закон убывающей предельной полезности.
1.3. Четыре поколения австрийской школы экономистов
2. Либерализм Фридриха фон Хайека ....... ' 607
2.1. Жизнь и сочинения.
2.2. Сознательные действия как данные социальных наук.
2.3. Ошибки конструктивизма.
2.4. Почему порочно любое централизованное планирование.
2.5. Кто контролирует средства, тот устанавливает цели.
2.6. Против смешения закона с законодательством.
2.7. Либерализм и защита слабых
3. Интервентизм Джона Мейнарда Кейнса..... ' 612
3.1. Жизнь и сочинения.
3.2. Занятость определяется суммарным уровнем потребления и инвестиций
Глава 35. Зигмунд Фрейд и развитие психоанализа ... ' 616
1. От анатомии мозга к 'гипнотическому катарсису' ' 616
2. От гипнотизма - к психоанализу........ ' 617
3. Бессознательное, вытеснение, цензура и толкование сновидений................... ' 617
4. Понятие 'либидо' и детская сексуальность ... ' 618
5. Эдипов комплекс................ ' 619
6. Развитие терапевтических техник и теория 'трансфера' ' 619
7. Структура психического аппарата: Оно, Я и сверх-Я ' 620
8. Эрос и танатос и 'неудовлетворенность цивилизацией' ' 621
9. Психоанализ после Фрейда........... ' 621
9.1. 'Индивидуальная психология' Альфреда Адлера.
9.2. 'Аналитическая психология' Карла Густава Юнга.
9.3. Вильгельм Райх. Попытка синтеза марксизма и фрейдизма.
9.4. Психоанализ детства. Анна Фрейд и Мелани Клайн.
9.5. Непрямая терапия Карла Роджерса. 9.6. Роджерс: 'подлинное общение', группа и индивид
Глава 36. Структурализм............... ' 627
1. Научное и философское использование термина 'структура' ....... ............ ' 627
2. Клод Леви-Стросс и антропологический структурализм ..................... ' 629
2.1. Элементарные структуры родства.
2.2. 'Кантианство без трансцендентального субъекта'.
2.3. Структура мифа
XXI
3. Мишель Фуко и структурализм в истории .... стр. 633
3.1. 'Эпистемические структуры' и 'дискурсивные практики'.
3.2. Эпистемические структуры истории западной мысли
4. Жак Лакан и структурализм в психоанализе ... ' 635
4.1. Бессознательное структурировано как язык.
4.2. Стадия зеркала.
4.3. Нужда, запрос, желание
5. Почему 'человек мертв' в структурализме .... ' 638
6. Иррационален ли структуралистский 'рационализм'? ' 640
Часть 15. РАЗВИТИЕ НАУКИ И ЭПИСТЕМОЛОГИИ В ХХ ВЕКЕ
Глава 37. Логика, математика, физика и биология в ХХ веке ' 645
1. Развитие логики и математики в ХХ веке..... ' 645
1.1. Поиск оснований и открытие антиномий теории множеств.
1.2. Программа Гильберта и теоремы Гёделя.
1.3. Семантика Тарского и интуиционизм Брауэра
2. Развитие физики в ХХ веке........... ' 649
2.1. Общие вопросы. 2.2. Эйнштейн и теория относительности.
2.3. Квантовая теория
3. Биология после Дарвина............. ' 653
3.1. Неодарвинизм: Вейсман и де Фриз.
3.2. Открытие хромосом и новое открытие законов Менделя.
3.3. Гены внутри хромосом. 3.4. Генетический код
Глава 38. Критический рационализм Карла Поппера ' 661
1. Жизнь и сочинения............... ' 661
2. Поппер, неопозитивизм и аналитическая философия ' 662
3. Индукции не существует............. ' 662
4. Разум - не tabula rasa.............. ' 664
5. Проблемы и творчество. Генезис и проверка идей ' 665
6. Критерий фальсифицируемости......... ' 665
7. Правдоподобие и вероятность теорий - цели несовместимые .................... ' 666
XXII
8. Прогресс науки................. стр. 667
9. Логическая фальсификация и методологическая фальсификация. Понимание фона и 'новые проблемы' ' 668
10. Значимость и критикуемость метафизических теорий ' 669
11. Против диалектики. Нищета историцизма .... ' 671
12. Открытое общество............... ' 672
13. Враги открытого общества............ ' 675
Глава 39. Эпистемология после Поппера........ ' 677
1. Томас Кун и структура научных революций ... ' 677
1.1. Парадигмы, наука 'нормальная' и 'аномальная'.
1.2. Научные революции.
1.3. 'Ателеологическое' развитие науки
2. Имре Лакатос и методология программ научного исследования.................. ' 680
2.1. Три типа фальсификационизма.
2.2. Программы научных исследований.
2.3. Как продвигается наука
3. Анархическая эпистемология Пола Фейерабенда ' 683
3.1. Анархическая эпистемология и функции прогресса.
3.2. Эпистемологическая анархия и история науки.
3.3. Провокационность книги 'Против метода'
4. Ларри Лаудан и методология исследовательских традиций...................... ' 686
4.1. Цель науки - решение проблем.
4.2. Каковы исследовательские традиции?
5. Вопрос о прогрессе науки............ ' 689
5.1. Критика теории правдоподобия Поппера. 5.2. Прогресс науки в перспективе Ларри Лаудана.
6. Эпистемология и метафизика.......... ' 692
6.1. Как и почему современные эпистемологи защищают метафизику.
6.2. Джон Уоткинс: подтверждаемая и влиятельная метафизика.
7. Эпистемология и марксизм........... ' 695
7.1. Лакатос: марксизм как выродившаяся программа исследования.
7.2. Фейерабенд: 'свободное общество' и марксизм.
8. Эпистемология и историография науки..... ' 697
8.1. Какова история науки и почему.
8.2. Внутренняя и внешняя история.
8.3. Проблемы попперовской историографии науки.
Глава 40. Ведущие представители современной американской философии ' 701
1. Концептуальный прагматизм Кларенса Ирвинга Льюиса..................... ' 701
XXIII
1.1. Жизнь и сочинения.
1.2. Для чего была введена узкая импликация.
1.3. Задача философии и, в частности метафизики.
1.4. Элемент 'данности' познавательного опыта.
1.5. Априорные категории.
1.6. Прагматический выбор из априори.
1.7. Почему научные теории остаются фальсифицируемыми
2. Уиллард ван Орман Куайн: бихевиористская теория значения, методологический холизм и натурализованная эпистемология.............. стр. 707
2.1. Жизнь и сочинения.
2.2. Критика первой догмы эмпиризма - различия между 'аналитическим' и 'синтетическим'.
2.3. Критика редукционизма и методологический холизм.
2.4. Ментальный эксперимент радикального перевода.
2.5. В принципе неопределенный перевод.
2.6. Онтологическая относительность.
2.7. На стороне материалистов.
2.8. Натурализованная эпистемология.
2.9. Законные и бессмысленные философские вопросы
3. Мортон Уайт и бунт против формализма..... ' 717
3.1. Жизнь и творчество.
3.2. Анализ и защита либеральной мысли прагматической ориентации.
3.3. Бегство от формализма и погружение в конкретную историю.
3.4. Теоретическое основание критики формализма
4. Нелсон Гудмен: парадоксы подтверждения, плюрализм и когнитивный характер искусства..... ' 720
4.1. Жизнь и сочинения. 4.2. Онтологический релятивизм и методологический номинализм.
4.3. Парадоксы подтверждения.
4.4. Предикаты проектируемы настолько, насколько защищены.
4.5. Плюралистические версии мира.
4.6. Познавательный характер эстетического опыта
5. Чарльз Моррис и основания семиотики..... ' 724
5.1. Жизнь и сочинения.
5.2. Синтаксис, семантика и прагматика как три измерения семиотики.
5.3. Шестнадцать типов дискурса.
5.4. Наиболее значимые дискурсивные формы
6. Идеалистический прагматизм Николаса Решера . ' 728
6.1. Жизнь и сочинения.
6.2. Наука неполна, фаллибельна и неожиданна.
6.3. Ошибка Пола Фейерабенда.
6.4. Причины философских разногласий.
6.5. Преимущества плюрализма ориентаций в философии
7. Уильям Бартли: к более широкой теории рациональности .................... ' 733
7.1. Жизнь и сочинения.
7.2. Панкритический рационализм.
7.3. Четыре метода критики.
7.4. К более широкой теории рациональности.
7.5. Причины поражения панрационализма и критического рационализма
8. Адольф Грюнбаум: от анализа теории относительности к анализу психоанализа.......... ' 737
8.1. Жизнь и сочинения.
8.2. Против герменевтической интерпретации психоанализа.
8.3. Фальсифицируем ли психоанализ?
8.4. Элиминирующая индукция для демаркации теорий.
8.5. Почему психоанализ Фрейда - плохая наука
XXIV
9. Неопрагматизм Ричарда Рорти.......... стр. 741
9.1. Жизнь и сочинения.
9.2. Обосновывающая философия.
9.3. Забвение философской традиции: Дьюи, Витгенштейн и Хайдеггер.
9.4. Поучительная философия.
9.5. Нескончаемость диалога.
9.6. Историцизм, индивидуальная автономия и более справедливое сообщество.
9.7. Солидарность 'иронического либерализма'
10. Хилари Патнэм: от метафизического реализма к внутреннему реализму.............. ' 746
10.1. Биографическая справка.
10.2. Метафизический реализм.
10.3. От перспективы внешней к перспективе внутренней.
10.4. Внутренний реализм.
10.5. Концептуальная относительность.
10.6. Земля и ее близнец.
10.7. Мозги в чане
11. Дональд Дэвидсон и казуальная теория действия . ' 751
11.1. Творческий путь.
11.2. Приоритет действия.
11.3. 'Аномальный монизм'
Часть 16. ИНДИВИД, РЫНОК И ГОСУДАРСТВО В СОВРЕМЕННОЙ АМЕРИКАНСКОЙ ПОЛИТОЛОГИИ. РОЛС, НОЗИК И НОВАК
Глава 41. Неоконтрактуализм Джона Ролса ...... ' 759
1. Против утилитаристской теории......... ' 759
2. 'Завеса невежества' характеризует 'изначальную позицию'.................... ' 759
3. Первый принцип справедливости........ ' 760
4. Второй принцип справедливости......... ' 762
Глава 42. 'Минимальное государство' Роберта Нозика ' 763
1. Жизнь и сочинения............... ' 763
2. Неприкосновенность прав индивидов и задачи 'минимального государства'........... ' 764
3. От естественного состояния к минимальному государству ..................... ' 765
4. Права людей и права животных......... ' 766
XXV
5. В пользу исторической теории справедливости . . стр. 767
6. Минимальное государство как единственно морально легитимное и терпимое состояние........ ' 767
Глава 43. Майкл Новак. Католическая теология демократического капитализма ' 769
1. Жизнь и творчество............... ' 769
2. Природа и социально-историческое значение демократического капитализма............ ' 769
3. Католическая мысль и революция демократического капитализма................... ' 770
4. Теология демократического капитализма..... ' 771
5. Социализм и капитализм. Где же солидарность? . ' 772
Приложения
Хронологические таблицы............ ' 775
Библиография.................. ' 814
Именной указатель................ ' 838
XVI
Предлагаемая вниманию читателя книга завершает публикацию перевода труда итальянских историков философии Джованни Реале и Дарио Антисери 'Западная философия от истоков до наших дней'.
Заключительный 4-й том труда (3-й том оригинала) освещает движение западной философской мысли от эпохи романтизма до наших дней. Историко-философский материал рассматривается в контекстуальной увязке с изложением истории науки, что встречается крайне редко даже в самых обширных работах по истории философии. (Неслучайно в оригинале переведенный труд носит название 'Западная мысль от истоков до наших дней'.)
Мы уверены, что читатель должным образом оценит такие несомненные достоинства работы Дж. Реале и Д. Антисери, как широта охвата материала, панорамность видения, смелые, нередко новаторские обобщения и др.
В то же время мы полагаем целесообразным отметить, что разделяем далеко не все позиции авторов. Эго касается как характера отбора и компоновки материала, так и интерпретационных подходов.
XXVII
Понимая суетность любых оправданий и запоздалых объяснений по поводу смысла тех или иных положений завершенной работы, я все же не оставляю надежды на то, что среди многочисленных критиков, анатомирующих созданный мной текст перевода, найдется читатель, который захочет прислушаться, как отзовется в его душе родная речь на попытку выразить в ней 'чужеземные' идеи и настроения. Несовпадения рождающихся в таком диалоге тонких вибраций, возможно, воодушевят кого-то на новую попытку, что, собственно, и стало бы истинным исполнением моего замысла.
Выход в свет настоящего четырехтомного издания стал возможен благодаря участию и слаженным усилиям целой группы людей. Среди них я не могу не назвать директора издательства 'La Scuola' Джузеппе Ковоне и его помощника Джованни Фальсину. Я выражаю искреннюю признательность директору программы 'Образование' Московского представительства Института 'Открытое общество' проф. Я. М. Бергеру и его коллегам Ю. А. Кимелеву, А. Э. Ореховой и Е. Н. Самойло, а также В. А. Галичину, стоявшему у истоков настоящего издательского проекта. В создании всех четырех томов приняли участие мои петербургские коллеги - Е. Г. Павлова (директор издательства 'Петрополис'), редакторы М. Г. Ермакова и Н. И. Иовчак, а также коллектив издательства 'Петрополис' - всем им я приношу глубокую благодарность.
Слова признательности я адресую Виктору Заславскому, в прошлом преподавателю Ленинградского университета, а ныне профессору Римского университета социальных исследований (LUISS), который провел апробацию первых томов и сделал ряд важных замечаний и советов. Наконец, достойно особого упоминания деятельное участие в создании текста перевода моих детей - Евдокима и Анастасии; они помогли мне выстоять в критические моменты, как и многие из моих студентов, непрямым образом способствовавшие на протяжении моей двадцатилетней преподавательской практики рождению и осуществлению замысла настоящего издания.
С. Мальцева
XXVIII
Нет окончательно определенных философских систем, ибо сама жизнь выше определений. Каждая философская система решает группу исторически данных проблем, готовя тем самым почву для постановки новых проблем и новых систем. Так всегда было и так всегда будет.
Бенедетто Кроче
Если судить о книге по объему, то наша версия истории западной философии покажется громоздкой. Вспомним, впрочем, сентенцию аббата Террасона, процитированную Кантом в предисловии к 'Критике чистого разума': '...если измерять объем книги не числом листов, а временем, необходимым для ее понимания, то о многих книгах можно сказать, что они могли бы быть значительно короче'.
И в самом деле, многие учебники по истории философии выиграли бы, будь они пространнее в серии разнообразных аргументов. Ведь краткость в экспозиции философских проблем не упрощает, а усложняет, делая их малопонятными, если не совсем бессмысленными. Так или иначе, но такого рода краткость фатально ведет к перечню точек зрения, дающих панораму философских высказываний, возможно инструктивную, но убогую по результатам.
Наш учебник предполагает наличие по меньшей мере четырех уровней анализа: ЧТО говорили философы (своего рода считку мнений древние называли доксографией), необходимо объяснить, ПОЧЕМУ они так говорили, а также нелишне понимать, КАК все это было сказано. Наконец, мы посчитали неизбежным указать ПОСЛЕДСТВИЯ, вызываемые теми или иными философскими и научными теориями.
Что касается объяснительного уровня - почему нечто утверждалось, - то всегда непросто разглядеть сплетения событийных рядов экономического, социального и культурного плана с теоретическими и спекулятивными мотивами. Принимая все это во внимание, мы, однако, старались избегать опасных редукций - социологических, психологических, историцистских - и удерживать специфическую идентичность философского дискурса.
Показывая то, как выражали мыслители свои доктрины, мы широко использовали прямую речь. Цитируемые тексты даны в
Предисловие XXIX
дозах, соответствующих дидактической парадигме научающегося ума, входящего в незнакомый предмет. От предельно простого он мало-помалу переходит к философским категориям и конструкциям, развивая 'мышцу мысли' и собственную способность к постижению все более сложных идей, выраженных в разных лингвистических тональностях непохожими и оттого притягательными голосами. Подобно тому как для постижения способа чувствования и воображения поэта мы вчитываемся в его стихи, так и в лабораторию мысли философа нельзя проникнуть иначе, как через глубоко личную экспрессивную форму.
Нельзя не отметить, что философы интересны не только тем, о чем они говорят, но и тем, о чем молчат; традициями, которым они дают начало. Одни из них способствуют рождению определенных идей, другие, напротив, препятствуют. По поводу последнего обстоятельства историки философии чаще хранят молчание. Тем важнее для нас сделать явным этот аспект, особенно в контексте сложных взаимоотношений между философскими, научными, религиозными, эстетическими и социополитическими идеями.
Учитывая, что в преподавании философии исходное - проблемы, которые она поднимала и решала, мы часто отдавали предпочтение синхроническому, а не диахроническому методу, который, впрочем, также использован в пределах его возможностей.
Что же касается поставленной цели, то она состоит в формировании теоретически обогащенных умов, владеющих научными методами, способных к постановке и методологической разработке проблем, готовых к критическому прочтению окружающей реальности во всей ее сложности. Именно этой цели служат означенные выше четыре уровня: содействовать самоконституирующемуся уму молодого человека реализовать себя в духе открытости новому, укрепляя его способность к самозащите перед лицом опасных искушений нашего века - бегства в иррациональное, капитуляции перед прагматизмом и убогим сциентизмом. Разум тогда открыт, когда имеет в самом себе корректирующее начало, устраняющее одну за другой ошибки (поскольку это человеческий разум) и высвобождающее энергию для продвижения по все новым маршрутам.
Предлагаемый читателю четвертый том содержит шестнадцать частей, расположенных в соответствии с логической и хронологической последовательностью. Широкий спектр идей, школ и направлений представлен в едином дидактическом ключе. Перед лицом нарастающего в ХХ веке потока информации мы спрашиваем себя: возможно ли системно-компактное изложение мировой философской мысли? Реально ли для учащегося, студента или преподавателя освоить этот 'монблан' европейской мысли? Но даже если отрицательный ответ покажется печально очевидным, то и тогда не грех
XXX Предисловие
повторить: conclusio non sequitur - вывод не следует. Разве из чистого только любопытства мы хотим иметь представление о максимально широком круге авторов, концепций и движений, достойных нашего внимания? Мир идей, философских проблем, теорий, аргументаций и противоречий в живой ткани ушедших эпох, так, как они возникали, формулировались и исчезали, - как почувствовать его дыхание в ритме современной жизни?
Философия не прейдет, пока есть человек, доискивающийся до смысла бытия и этических оснований, своей судьбы, разумности истории, структуры науки, назначения и целесообразности государства. И пока есть философия, существует ее история как история вопросов и ответов, жизненно важных для человека. Ибо лишь через историю мысли мы можем попытаться понять, кто мы и откуда.
АВТОРЫ
Человек мечтающий - Бог, рефлектирующий человек - лжец.
Фридрих Гёльдерлин
Дерзнул некто приподнять покров с лица богини Саисской. И что ж он узрел? Диво дивное - себя самого.
Новалис (Фридрих фон Гарденберг)
Там, где тысячью горбами
Спины выросли над нами,
К танцам воля нас вела!
Мы на спинах гнутых пляшем,
Вольно в нас искусство наше,
И наука - весела!
Иоганн Вольфганг Гёте
Художником может быть лишь тот, у кого есть своя религия, то есть интуиция бесконечного.
Фридрих Шлегель
2
Иоганн Вольфганг Гёте (1749-1832)
3
Разлом, произошедший на рубеже XVIII и XIX веков, был столь радикален, что ему трудно отыскать аналогию. В 1789 г. разразилась Великая французская революция, вызвавшая небывалый энтузиазм европейских интеллектуалов, однако ее финал подействовал отрезвляюще. В 1792 г. во Франции монархия пала и была провозглашена республика. В июне 1793 г. король приговорен к смертной казни, а в августе все узнали, что такое террор: сотни неповинных голов на жертвенном алтаре революции.
Гильотина (древнее приспособление для смертной казни, усовершенствованное медиком Гийотеном (Гильотеном), членом Учредительного собрания) - зловещий символ этой лихой поры - поставила крест на филантропических и пацифистских иллюзиях просветительского века. Восхождение Наполеона на пик славы в 1804 г., провозглашение империи, военные походы, погрузившие Европу в пороховой дым и скрежет железа, перевернули старый континент, результатом чего стал новый деспотизм - живой укор просвещенному, 'иллюминированному' разуму.
Но еще ранее, в 1770-1780 гг., культурные 'грозы' прогремели над Германией, заявив о необходимости переосмысления некоторых итогов. Артподготовка 70-х годов прошла под девизом 'Sturm und Drang' - 'Буря и натиск'. Это название одной из драм Фридриха Максимилиана Клингера (1752-1831) использовал А. Шлегель в качестве наименования целого движения. (Имелась в виду 'буря чувств', лавинообразный поток страстей: ведь и Клингер сначала назвал свою драму 'Wirrwarr' - 'Суматоха'.)
Романтизм заново открыл природу как всемогущую животворящую силу на пороге нового столетия. Гений творит, подобно
4 Романтизм
природе, у него нет правил, навязанных извне, напротив, он сам себе правило. Деистическому понятию божественного как Интеллекта, высшего Разума, противопоставляется пантеизм, а религиозность обретает новые формы. Этот языческий титанизм в существенных чертах мы находим в гётевском 'Прометее', некоторых персонажах Михаила Рейнгольда Ленца (1751-1792). Ненависть к тиранам, экзальтированная свобода, чувства сильные, страсти неукротимые, характеры цельные и бескомпромиссные - все это вошло в моду романтического века.
На движение немало повлияли и английские поэты, например Джеймс Макферсон (1738-1796), который опубликовал 'Отрывки старинных стихотворений', приписав их легендарному барду Оссиану. Через Лессинга немцы ближе узнали Шекспира. Руссо с его новым чувством природы, политическими и педагогическими идеями был столь же в моде, как и поэт Фридрих Готлиб Клопшток (1724-1803).
Но не Клингер и не Ленц (оба, кстати говоря, скончавшиеся в России) составили славу романтизма. Его символами стали Гёте, Шиллер, Якоби, Гердер. О романтизме заговорили с появлением Гёте в Страсбурге и позже во Франкфурте, с его переездом в Веймар (1775) движение пошло на спад.
Движение 'Бури и натиска' иногда называют революцией на немецкий манер, репетицией Великой французской революции. Другие ученые, напротив, видят в нем реакцию, предвосхитившую эту революцию, своего рода аллергию на крайности Просвещения, завершением которого и стала революция. Так или иначе, ясно, что это была прелюдия к романтизму. 'Штурмерцы' сумели выразить дух целого народа, состояние немецкой души в час исторического перелома. Гердер, Шиллер, Гёте, Якоби - все они прошли через 'Sturm', которое было воплощением безоглядной молодости. Классицизм - уже остепененная зрелость немецкой души. 'Sturm' - это юность Гердера и Гёте, символ молодости нации, преодоление кризиса имело не только персональный, но и социальный контекст.
Здесь классицизм выступает как корректив по отношению к движению 'Штурма и натиска', однако нельзя не видеть в нем существенный компонент и диалектический полюс романтизма. Культ классики вовсе не чужд Просвещению, но ему явно не доставало жизни и души, что заметил уже Иоганн Винкельман (1717-1768) в своих работах об античном искусстве, призывая преодолеть пассивное воспроизведение древних идеалов классицистами. 'Для нас есть единственный путь стать великими и, если
Неоднозначность феномена романтизма 5
возможно, неподражаемыми - это подражать древним'. Но нужна такая имитация, которая позволит усвоить античный глазомер, каким он был у Микеланджело и Рафаэля, знавших 'подлинный вкус родниковой влаги' и безупречное правило живописи не понаслышке. Поэтому естественно для Винкельмана, что такая 'имитация' ведет не просто к природе, но и выводит за ее пределы, к Идее чистой красоты, творимой разумом, - это и есть истинная возвышенная природа. Если художник взял за основание греческий канон красоты, он непременно найдет себя на пути подражания природе. Понятия цельности и безупречности естества в античном понимании очищают идею природной сущности. Узнав красоту нашей натуры, он не замедлит связать ее с совершенно прекрасным. С помощью утонченных форм, в нем присутствующих, художник станет правилом самому себе. Такова точка зрения Винкельмана.
Мы подошли к романтическому неоклассицизму. Возрождение классики в немецком духе и от немецкого же духа, благодати вечной молодости природы и духа - этим вдохновлялись лучшие писатели. От механической имитации греческого искусства к прорыву в новое, гениальное, питаемое греческим духом, - такова, по мнению известного историка немецкой литературы Л. Миттнера, органическая эволюция немецкого духа. Излить натуру в форму, а жизнь - в искусство, не повторяя, а обновляя греческие образцы, стало целью неоклассицизма.
Лучшие представители 'Sturm' классическим идеалом называли меру, предельность, равновесие. Именно этот, на первый взгляд странный, союз безмерной стихии и 'предела' произвел на свет романтизм. И в философии мы видим новое обращение к классике: Шлейермахер не только перевел платоновские диалоги, но сделал их частью философского дискурса. Шеллинг уверенно использовал платоновскую теорию Идей и понятие мировой души. Да и гегелевская система появилась на свет после нового прочтения классики, осознания смысла 'диалектики' и роли спекулятивного элемента (фрагменты из Гераклита Гегель широко использует в своей 'Логике').
Неблагодарное занятие - пытаться определить, что такое романтизм. Кто-то насчитал свыше 150 дефиниций, мы же напомним, что даже Ф. Шлегель, основатель кружка романтиков, отказался отправить почтой свое определение слова 'романтик', в виду того что ему не хватило и 125 листов. Оставив парадоксы, наметим
6 Романтизм
лишь перспективы, открывающие некоторые существенные черты этого феномена: 1) этимологический генезис термина с лексико-филологической точки зрения; 2) хронологические и географические рамки феномена; 3) романтизм как психологическое и моральное явление; 4) концептуальное наполнение, свойственное романтизму; 5) характерная форма искусства; 6) наконец, романтическая философия.
1. Слово 'романтик' имеет богатую историю. А. С. Baugh, историк английской литературы, пишет, что прилагательное 'романтический' появилось в Англии около середины XVII века для обозначения чего-то экстравагантного, фантастического и нереального (как в рыцарских романах, например). Столетием позже им стали называть ситуации особо приятные, описываемые в 'романтической' поэзии и прозе уже в нашем смысле слова. Постепенно его начали употреблять в значении оживления инстинктов или эмоций, не до конца задавленных рационализмом. Ф. Шлегель связывал романтизм с эпическим, средневековым, психологическим и автобиографическим романом. Для него современная форма искусства, взятая в его органическом развитии от средневековья до наших дней, обладала особой сутью, красотой и правдой, отличной от греческой.
2. С историографической и географической точек зрения, романтизм - это не только поэзия и философия, но и музыка, и изобразительные искусства, бурным расцветом которых отмечены конец XVII и первая половина XVIII веков. Движение распространилось во Франции, Италии, Испании, Англии, Германии, приобретя национальные черты в каждой из этих стран.
3. Некоторые константы психологического поведения романтического типа все же могут быть выделены в рамках этоса. Состояние внутреннего дискомфорта, душевные страдания и метания духа, ищущего и не находящего покоя, ведут к конфликту с реальностью, от которой романтический герой бежит. Не то чувство, что выше разума, или нечто от особой непосредственности, интенсивности или настоятельности, даже не меланхолическая созерцательность; скорее сам факт чувственности в своей незамысловатой простоте приведен в измерение крайней восприимчивости и раздраженности. 'В романтической чувственности доминирует болезненная любовь к неразрешимости и двусмысленности, непреходящей безысходности, самолюбование в страданиях' (L. Mittner). 'Sehnsucht' - 'ностальгия', желание вернуться к некоему состоянию покоя и счастья, когда-то знакомому, но утраченному; это вместе с тем и желание, никогда не достигающее цели: 'Sucht', 'страсть' (болезненная страсть) + 'Sehnen', тосковать, стремиться (желать) - недостижимое желание, цель которого неопределенна. Желать все и ничего в одно и то же время: 'Sucht' близко к 'Suchen', что значит 'искать'. Получается
Движение романтизма и его представители 7
'желать желания', быть ненасытным в самом желании, которое становится самоцелью.
4. Более того, психологизм и есть собственно наполнение романтизма, который сложно представить как систему понятий. Каждый романтик жаждет бесконечного. Эту тенденцию выражает слово 'Streben', 'вечный порыв', ведь человеческий опыт не знает ничего бесконечного. По этой причине гётевский Фауст спасен, ибо всю свою жизнь он растратил в подобном 'Streben'. И философия, и поэзия согласны в том, что бесконечное - смысл и исток всего конечного. Философия доказывает эту связь, поэзия реализует ее. Природу начинают толковать как жизнь, непрерывно творящую, и смерть - лишь средство иметь больше жизни. Природа - гигантский организм наподобие человеческого, подвижная игра сил: ее мощь божественна. Шеллинг заявлял, что природа - окаменевший разум, дух, делающийся видимым. Мы можем узнать здесь и античный 'фюзис', и ренессансную 'натуру'. Пантеистически звучат сентенции о чувстве бытия как органическом моменте тотальности. Быть единым со всем, говорил Гельдерлин, - значит жить среди богов, пребывать со всем, что живо, испытывая счастливое самозабвение. Гений и художественное творение подняты до степени высшего выражения Истины и Абсолюта. У самой природы, полагал Новалис, есть художнический инстинкт, нельзя поэтому разделить натуру и искусство. Без гениальности существование прекратилось бы, во всем нужен гений. Поэзия зализывает раны, нанесенные интеллектом. Поэт лучше ученого понимает природу. Гений, по мнению Новалиса, - это все: магический кристалл, философский камень духа, он может и должен стать всем.
Для романтиков характерен порыв к свободе. Быть всем, быть безусловно - это мастерство. Мастер - властелин бытия, его свобода - фермент сознания, индивидуальности, святой и неприкосновенной. Каждое движение мастера - откровение высшего мира, слова Божьего. И Фихте, и Гегель позже начнут с того же тезиса.
Религия подвергнута романтиками переоценке. В отличие от просветителей, они увидели в ней мост от конечного к бесконечному. Почти все представители романтизма прошли через религиозный кризис той или иной степени интенсивности: Шлегель, Новалис, Якоби, Шлейермахер, Фихте, Шеллинг.
5. Что касается романтического искусства, то указал на примат в нем 'содержания' над формой Шлегель, подчеркивавший выразительность бесформенного наброска, фрагмента, чего-то незаконченного, где форма вторична.
6. По поводу философии романтизма сказано немало вздора, однако мы напомним одно суждение Бенедетто Кроче: 'Философский Романтизм поднял знамя того, что иногда называют не совсем точно
8
Основатели романтизма 9
интуицией и фантазией, в пику холодному разуму, абстрактному интеллекту'. Несомненно, обречены философские системы, пренебрегающие интуитивным, как бесплодны те, что игнорируют логические формы и элементарный порядок мышления. Заметим, что еще задолго до романтизма Вико внятно высказался в защиту интуитивного начала против крайностей картезианского интеллектуализма; идеализм в этом смысле всегда романтичен.
Теперь, зная структуру, методы и содержание романтизма в общих чертах, мы можем отдельно поговорить о крупных его представителях.
Йена стала родиной романтизма, здесь на излете XVIII в. нашли друг друга братья Шлегели - Август Вильгельм (1767-1845) и Фридрих (о котором речь впереди), - Каролина Михаэлис (1763- 1809) (жена Шлегеля-старшего, впоследствии жена Шеллинга) и сам Шеллинг. Каролина была вдохновительницей кружка: Шиллер называл ее 'мадам Люцифер'. Повздорив с Шиллером, в 1797 г. Фридрих Шлегель уехал в Берлин, где начал издавать журнал 'Athenaeum', первый номер которого вышел в мае 1798 г. Просуществовав всего два года, журнал стал необычайно популярен. Благодаря активности обоих Шлегелей, теоретические семинары состоялись в Дрездене (1798) и зимой 1799-1800 гг. в Йене. К движению примкнули поэты Новалис, Людвиг Тик (1773-1853), Вильгельм Генрих Ваккенродер (1773-1798). Шлейермахер сблизился с Шлегелем в Берлине. Автор 'Гипериона' Гёльдерлин, хотя и держался в стороне от движения, не избежал романтизма в мыслях и стихах. Гёте и Шиллер, высказываясь против идеологических эксцессов романтиков, все же принадлежали к веку романтическому, дышали его воздухом.
Нового слова, свежей мысли ждала не только Германия, но и вся Европа, поэтому романтизм распространился очень быстро. 'Лирические баллады' Уильяма Вордсворта и Сэмюэля Тейлора Колриджа с предисловием, написанным в 1800 г. ко второму изданию, стали манифестом английского романтизма. Книга мадам Де Сталь 'О Германии' 1813 г. и 'Полусерьезное письмо Златоуста
10 Романтизм
сыну', написанное в 1816 г. Джованни Берше, говорят о том, что Франция и Италия не остались глухи к романтизму.
Фридрих Шлегель (1772-1829) отошел от классицизма Винкельмана и теории Шиллера, обретя свой путь в философии после встречи с Фихте и Шеллингом. Как для любого романтика, главное для него - бесконечное, к которому можно прийти либо дорогой философии, либо через искусство. В обоих случаях доступны лишь конечные средства Как же быть? Шлегель предпринял попытку параллельного поиска. На философском поприще достойна внимания его теория иронии, что же касается искусства, здесь его теоретический вклад бесспорен.
Говоря об иронии, мы сразу же вспоминаем Сократа, любителя поиграть со своей жертвой. Он знал, как заставить оппонента разоружиться. Для Шлегеля цель - бесконечное, к которому можно прийти, используя неадекватность мышления, поскольку оно всегда нечто детерминированное. Преодолеть эту границу, продвинуться дальше и выше, за пределы неизбежного противоречия условного и безусловного, под силу иронии, которую Шлегель помещает по ту сторону любого знания, действия, науки. Понять неадекватность любого действия, факта человеческого духа, полагал он, нельзя без элемента шутки, юмора, розыгрыша.
Несмотря на подражание классике, понятие иронии в контексте романтизма тесно связано с вполне серьезным чувством 'Sehnsucht' ('страстное желание, стремление страсти'). Николай Гартман верно оценил суть дела: 'Шлегеля глубоко мучила невыразимость и мистическая непостижимость всего того, что подлинно важно для мышления. Так мысль в конце концов иронизирует сама над собой по поводу собственного бессилия... Вместе с тем это и реабилитация иррационального, вытесненного из мышления'. Речь идет о мысленном сальто в пустоту, где, конечно, мысль никогда не найдет прочной опоры, награда - лишь непосредственное осознание единственно реального, достигаемое в той мере, в какой мышление сознательно покидает себя. Форма 'выпрыгивания из себя' и есть ирония, юмор, насмешка над собой (а не над другим).
Ясно, что это самопреодоление важно не только в философии, но и в этике, искусстве, в любой форме духовной жизни. Искусство, по Шлегелю, - творение гения, лишь ему подвластен синтез конечного и бесконечного. Высочайшая и ответственная миссия художника в том, чтобы стать проводником бесконечного. Очевиден и религиозный аспект искусства, ведь любое отношение
Новалис 11
человека к бесконечному мистично, религиозно, ибо это 'жизнь в Боге'. В 1808 г. Шлегель принял католическую веру после глубочайшего религиозного кризиса, из которого, как кажется, он сумел найти выход.
Новалис, настоящее имя которого Фридрих фон Гарденберг, родился в 1772 г. и скончался в неполные двадцать девять лет от туберкулеза в 1801 г. Его называют поэтическим голосом романтизма, чистым и верным. Философия Новалиса, отраженная в 'Фрагментах', может быть названа 'магическим идеализмом'. Фихте, как мы увидим, реализму противопоставит метафизико-гносеологический идеализм. Реалист объектом знания делает 'prius' ('то, что прежде'), выводя из него субъект. Для идеалиста 'prius' - это Я, субъект, из него выводится объект. Так и Новалис, вслед за Фихте, магический реализм древних оккультистов трансформирует в магический идеализм, с которым связывает бессознательную активность Я, производящего не-Я. Все происходит из духа, а потому он доминирует в качестве абсолютного властвующего начала. 'Я равно не-Я - высший тезис любой науки'.
В романе 'Ученики в Сансе' мы читаем: 'Рискнул некто приподнять покров на богине Саисской, и что же узрел он? Увидел - диво дивное - себя самого'. И в природе, и в Божестве, и в Я - одна и та же сила: тождественный дух. 'Мир - результат взаимодействия Я и Божественного. Все, что есть, рождается от контакта духов', - читаем мы во ' Фрагментах'. Мы соотносимся с частями универсума, с тем, что было и что будет. Важно лишь направление и настойчивость нашего внимания, предпочтение того, что для нас важнее. Философия - это магия, но она еще и искусство. Поэзия улавливает абсолютное, более того: 'Поэзия реальна, а реальное поистине абсолютно - вот суть моей философии', - заключает Новалис.
Понятны теперь и крайности его позиции: 'Все сказка, все сон', - либо должно стать сном. Великий маг, вероятно, тот, кто умеет очаровываться самим собой так, что и собственные фокусы кажутся ему внешними автономными феноменами. 'Только по причине слабости наших органов чувств и самоконтакта мы не можем ощутить себя в мире волшебства. Все сказки - наши сны об отчем доме, который везде и нигде. Высшие потенции, подобно генам, дремлющим внутри нас, однажды разбудят нашу волю...'
Эту концепцию проясняет незаконченный роман 'Генрих фон Офтердинген', где сон перемешан с реальностью, как проза с поэзией, и где герой на своем опыте приходит к магическому субстрату
12
Фридрих фон Гарденберг (Новалис) (1772-1801)
Шлейермахер 13
реальности. В ней сказка, сон и поэзия - сама истина, некий 'голубой цветок', манящий и никогда не достижимый в реальности.
Впрочем, от магического идеализма он обратился к христианству, радикально пересмотрев значение католического средневековья (в эссе 'Христианство или Европа'), счастливое единство которого было разрушено Лютером, предтечей оскопленного просвещенческого интеллектуализма. Шеллинг позже разовьет эту идею.
Близким к христианству виделся Новалису и греческий дух, дух безмятежности и гармонии. Но только христианству удалось исполнить эту гармонию, осмыслив смерть. В одном из 'Гимнов к ночи' он говорит словами рапсода, пришедшего из Греции: 'С далекого брега, рожденный под благостным небом Эллады, пришел певец в Палестину отдать свое сердце юноше чудотворящему'. Сама 'ночь' символизирует, в пику 'свету' просветителей, Абсолют (вспомним теневые образы мистической философии). Но и крест - 'несгораемый триумфальный стяг рода человеческого' - символ победы над смертью. Лишь он, по мнению Новалиса, может поддержать нас в страдании и мучительной борьбе с жизненными невзгодами.
Фридрих Даниил Эрнст Шлейермахер родился в Бреславле в 1768 г. В 1797 г. он сотрудничает с Ф. Шлегелем в 'Атенее'. Затем он преподает в Галле, а с 1810 г. - в Берлинском университете. Широко известны его работы 'Рассуждения о религии' (1799) и 'Монологи' (1800). В 1822 г. он опубликовал 'Доктрину веры', посвященную протестантской догматике. С 1804-го по 1828 г. он переводит платоновские диалоги, оснащая их предисловиями и замечаниями, публикует лекции по диалектике, этике, эстетике и, что особенно важно, герменевтике. Остановимся, во-первых, на романтической интерпретации религии, во-вторых, на новом прочтении Платона и, в-третьих, на герменевтике Шлейермахера.
1. Религия - это отношение человека со Всеобщим. Целое соотносится с метафизикой и моралью, но именно эта связь стала источником экивоков, из-за чего в религию проникли чуждые ей идеи. Метафизика отсылает к мысли о тотальности бытия. Этика имеет дело со Всеобщим (поступки в свете человеческой природы, взятой в модусе универсума). Но ведь религия - не мышление и не моральная активность. Что же она? Интуиция и чувство бесконечного. 'Религия не стремится ни объяснять, ни проникать в природу универсума, что характерно для метафизики, не ставит целью совершенствование свободы и божественной воли человека, задаваемое моралью. Суть ее не в мышлении и не в поступках, а
14
Фридрих Даниил Эрнст Шлейермахер (1768-1834)
Гёльдерлин 15
в интуиции и чувстве. Оставаясь по-детски пассивной, она ставит человека в центр любого отношения как условие всякого бытия и причину всего становящегося... выражение бесконечного'. Всякая интуиция исходит от объекта, отпечатанного в субъекте. Бесконечное, оставившее след в человеке, и есть интуиция. Чувство - это ответ субъекта, его настроение - реакция сознания. Чувство, сопровождающее интуицию, свидетельствует о неустранимой зависимости субъекта от бесконечного. Религиозное чувство, таким образом, есть форма тотальной зависимости конечного человека от всеобщего как бесконечного.
2. После публикации 'Наукоучения' Фихте романтики ощутили необходимость вернуться к Платону. 'Я всегда чувствовал склонность к критике, - писал Шлейермахер, - упражнение весьма полезное для меня самого... так и мой "Платон" стал чем-то вроде посредника между старым и новым представлением о философии'. 'Диалектика' мало повлияла на современников, ибо появилась на свет позже, зато переводы платоновских диалогов Шлейермахеру удались вполне, они и сегодня переиздаются как лучшие.
3. Мы можем сказать, что современная философская герменевтика обязана своим рождением Шлейермахеру. Помимо простой техники понимания и толкования разных сочинений (например, священных текстов) она осваивает саму интерпретативную структуру, характеризующую понимание как таковое. Следует сначала понять целое, чтобы стали ясны части и элементы. Необходимо, чтобы текст, интерпретируемый объект и интерпретирующий субъект принадлежали одному горизонту, были в одном круге. Джанни Ваттимо заметил: Шлейермахер дал первую теоретизацию того, что ныне зовется 'герменевтическим кругом'. В основе своей проблема состоит в удержании тотальности объекта понимания, но еще более широко, в целостности операции понимания, обнимающей и объект, и субъект. Шлейермахер выделил два фундаментальных свойства этого круга: а) необходимое предзнание целостности интерпретативного действа; б) необходимость принадлежности действия и понимания к более широкому горизонту. О том, какое развитие получил второй момент в герменевтической структуре интерпретации человеческого опыта, речь впереди.
Фридрих Гёльдерлин (1770-1843) не принадлежал к обществу романтиков (он был дружен с Шеллингом и Гегелем), но его поэзия несет на себе печать романтизма. Трагично сложилась его судьба: половина жизни - в уединении, другая половина - в безумии. После долгих лет непонимания в нем признали наконец гения
16
Фридрих Гёльдерлин (1770-1843)
Гёльдерлин 17
немецкой поэзии. В этом немалая заслуга Хайдеггера, тончайшего интерпретатора творчества Гёльдерлина.
Свободный от страданий чистый дух
Материей гнушался, ни в чем не отдавая ей отчета,
Нет мира для него ведь, кроме духа,
Нет больше ничего.
Мы чувствуем границы собственного существа,
И сдерживаемая сила восстает нетерпеливо
Против цепей своих, и дух летит назад, домой,
Ведь никаким сопротивлением не одолеть в нас
Голос тот божественный.
Мы чувствуем себя, не чувствуя других.
Любовь к Греции, духовное превосходство красоты и поэзии, коим заповедано Бесконечное-Единое, непосредственное ощущение принадлежности ко всеобщему, обожествление Природы, дающей начало и богам, и людям, - все эти типично романтические мотивы мы находим у Гёльдерлина. Христианские темы звучат в его гимнах 'Хлеб и вино', 'Единственный', 'Патмос', хотя и в странном смешении с греческим пантеоном. Себя Гёльдерлин видит ни много ни мало новым пророком, почти Иоанном с новым Апокалипсисом.
Там вырастали герои в колыбели бронзовой,
С сердцем, исполненным силой,
Как не стать было им небожителями,
Громоподобными выступают они перед нами.
'Гиперион, или Отшельник в Греции' - роман, начатый в 1792-м и законченный в 1799 г., герой которого формируется как личность, путешествуя (знаменитое романтическое 'Wanderung'). Гиперион - грек из XVII столетия, он горит желанием защитить независимость отечества от турок, возродить древнюю славу Греции, однако его ждут разочарования. Никто его не понимает, умирает возлюбленная Диотима. Гиперион бежит в Германию, но и там его преследует равнодушное непонимание. И только в лоне божественной природы он находит успокоение. В этом гимне природе - весь романтизм с его ориентацией на природу.
'О природа, о человеческом мечтал я долго, тщетно, но теперь говорю: лишь ты жива, все прочее, натужно мыслимое, тает, как кусочки воска, под пламенем твоим... Как долго я тебя не замечал! И сколько раз толпа тебя дразнила, но боги твои живы и счастливы в безмолвии, покое... Люди, как гнилые плоды, опадают с тебя: пусть они умрут, вернутся к твоим корням, и я, о древо жизни, зазеленею с тобой и легким дуновением коснусь твоих ветвей с молодыми побегами! Нежно и трепетно, ибо все мы - семена и
18
Шиллер и Гёте 19
злаки одного златого колоса. Вы, недра земли! вы, цветы! вы, леса, и вы, орлы! и ты, сестра света! Как стара и всегда свежа наша любовь! Свободны мы, зачем менять способы жизни? Уподобимся же друг другу, в глубине мы так похожи... И мы, о Диотима, не разлучены, слезы по тебе напрасны... кто может разделить любящих?.. Сколько бессмысленных слов напридумали эти странные люди. Все приходит под действием желания, и все заканчивается миром... Исходят из сердца и возвращаются к сердцу вены, и все - единая, вечная, сияющая жизнь'.
В жизни Фридриха Шиллера (1759-1805) легко вычленяются три периода. Первый - 'штурмерский' период, его украшают драмы 'Разбойники', 'Заговор Фиеско в Генуе', 'Коварство и любовь', 'Дон Карлос'. Второй (с 1787 г. он изучает Канта, философию и историю) связан с кафедрой истории в Йене. Третья фаза творчества - его театр: трилогия 'Валленштейн' (1799), 'Мария Стюарт' (1800) и 'Вильгельм Телль' (1804). С философской точки зрения интересны его работы 'О грации и о достоинстве' (1793), 'Письма об эстетическом воспитании' (1793-1795), 'О наивной и сентиментальной поэзии' (1795-1796).
Любовь к свободе во всех ее формах - политической, социальной и нравственной - сформировала Шиллера. Французская революция и ее последствия, однако, убедили Шиллера в незрелости человека, для которого свобода - беда, а не благо, ибо истинная свобода в совести. Как же ее достичь? Высшая школа свободы, убежден Шиллер, в красоте, ибо лишь она способна гармонизировать внутренний мир человека.
В работе 'О грации и достоинстве' мы находим шиллеровское понятие 'прекрасной души' ('die schone Seele'), ставшее популярным в романтическую эпоху. Преодолевая кантианское противопоставление 'чувственной склонности и морального долга', Шиллер видит в 'прекрасной душе' природную спонтанность, побуждаемую непосредственностью красоты. Это благодатная душа, гармонизующая 'инстинкт' и 'моральный закон'.
В 'Письмах об эстетическом воспитании' Шиллер уточняет, что У человека есть два фундаментальных инстинкта: материальный и инстинкт формы. Первый связывает человека с чувственностью,
20 Романтизм
а значит, с материальностью и бренностью бытия, второй, конечно, связан с рациональностью. Композиция двух тезисов не должна приносить в жертву чувственное начало, ибо тогда это была бы форма вне реальности. Предпочтительнее 'игровой инстинкт' (вспомним кантианскую 'свободную игру способностей'), опосредующий реальность и форму, случайность и необходимость. Игра и есть свобода. Для Шиллера первый инстинкт - это жизнь, второй - форма, игра - 'живая форма', она же и красота. Чтобы оценить человека в рациональном смысле, следует сначала оценить его как существо эстетическое. Воспитать эстетически - значит воспитать свободным, ведь красота всегда свободна.
В работе 'О наивной и сентиментальной поэзии' Шиллер защищает следующие тезисы. Античная поэзия наивна, ибо человек вел себя естественным образом. Но уже сентиментальный человек далек от природы, он 'чувствует' природу, размышляет о ней, на этом и основано поэтическое чувствование. 'Объект, - пишет он, - отсылает к некоторой Идее, и в ней поэтическая сила. Сентиментальный поэт, следовательно, всегда при деле, ибо он всегда в борьбе с реальностью как пределом и одновременно с идеей бесконечного, и в этом смешанном чувстве вызывает доверие благодаря двойному источнику'.
Но только в сентиментальную эпоху, пишет U. Perone, 'наивный' поэт может стать тем, чем мы хотим стать. 'Сентиментальный поэт чувствует себя отделенным от античности и вместе тоскующим по ней... это чувство, спроектированное в идеальное, и есть условие наивности'. Романтические ферменты налицо. Гёте и другие поэты нового времени не могли не быть сентиментальными поэтами. Классический канон красоты отныне реализуется не непосредственно, а как идеал романтический.
Иоганн Вольфганг фон Гёте (1749-1832) - несомненно, величайший немецкий поэт, в нем воплотилась целая эпоха устремлений, чаяний и разочарований. В отличие от Шиллера, он держал дистанцию по отношению к философам-профессионалам. Тем не менее его сочинения полны философских идей, некоторые из них стали романтическими символами.
Гёте был одним из 'штурмерцев'; к этому периоду относятся сочинения 'Гец фон Берлихинген', 'Прометей', 'Страдания молодого Вертера', начало 'Фауста' и 'Вильгельма Мейстера'. Конечно, он стремился смягчить романтизм и те последствия, которым положил начало Вертер: Гёте тяготила оголенная чувственность этого феномена, и не только в литературном плане.
Гёте 21
В зрелый период жизни поэта вдохновлял классический канон красоты. Подобно грекам, ему хотелось поднять природу и реальность до высоты духовного. На деле гётевский 'классицизм' был плодом 'Бури и натиска', куда старая форма и новый смысл 'предела' пришли из романтизма. Шуберт, один из критиков Гёте, заметил однажды, что предпочел бы ему Шекспира как поэта более прямого и непосредственного, рельефно и недвусмысленно описывающего человеческие пороки и добродетели.
Гёте не соглашался с шиллеровским делением поэзии на наивную (античную) и сентиментальную (новую). Сентиментализм казался ему болезнью, наивность же древних греков - признаком несомненного здоровья. И все же дух 'модерна' и даже отвергаемого им сентиментализма присутствует в творчестве Гёте в виде вечной неудовлетворенности, критического настроя, тоски, возникающей сразу после очередного завоевания. Выходящая на первый план тематика внутреннего Я, борьбы со всем внешним и самим собой - не знак ли это безнадежной утраты античной гармонии, простой и светлой? 'Классицизм не столько изгнал демона из Гёте, сколько приструнил его и призвал к порядку. Из гения-буревестника он сделал гения-романтика' (де Руджеро). И если Гёте и осуждал, то не душу романтизма, а патологические проявления этого феномена.
Что же касается деталей гётевской позиции, то в ней ярко отражена концепция витализма, но не без крайностей. Природа вся живая, в большом и в малом. Тотальность феноменов дана в органическом продуцировании 'внутренней формы'. Полярность сил (сжатие - расширение) рождает различные естественные образования, прогрессивно растущие. Трактовка Бога пантеистична, никакой догматической жесткости. Гёте как поэт признает себя политеистом, как ученый - пантеистом. Впрочем, он оставляет место и для личностного Бога - в смысле моральной требовательности к самому себе. Гений - это 'творящая природа', по мнению Гёте, а искусство - творческая активность, оно даже выше природы.
Два его произведения стали символами эпохи - 'Вильгельм Мейстер' и 'Фауст'. Первое - роман о духовном становлении. После серии артистических проб Вильгельм находит себя в практике, художественный опыт не стал делом жизни, но подготовил и очистил энергию для реформаторской деятельности. (Похоже, в какой-то мере Гёте писал портрет с самого себя, веймарского государственного служащего.) Шлегель называл этот роман 'тенденцией века'. Миттнер усмотрел в романе попытку художественно реализовать то, что было нереализуемо в экономической и политической жизни. 'Фауст' - это 'Все в Одном', бытование во всех социальных и этических мирах, замкнутых каждый в себе в реальной жизни. Позже нечто подобное сотворит Гегель в своей
22 Романтизм
'Феноменологии Духа', где само сознание пойдет по кругам морали и духа универсальной истории, пока не достигнет абсолютного знания.
Вечным персонажем стал Фауст. Исследователи часто находят в нем пророчески угаданные Гёте черты сознания современного человека. Назвать фаустовское устремление - 'Streben' - демоном активизма, поселившимся в человеке ХХ в., не мудрено. Однако мы должны напомнить и гётевскую интерпретацию, вложенную в уста небесных ангелов: 'Тех, кто не пощадит себя в вечном порыве, мы сможем спасти!' В письме Эккерману от 6 августа 1831 г. Гёте писал: 'В этих стихах - ключ к спасению Фауста', неукротимое стремление, с одной стороны, и божественная любовь - с другой. 'В самом Фаусте живет активность, высокая и чистая, а сверху вечная любовь спешит ему на помощь... Это в совершенной гармонии с нашим религиозным воззрением, согласно которому мы становимся блаженными не своими только силами, а от благодати Божественной, нисходящей на нас'.
Иоганн Георг Гаман родился в Кенигсберге в 1730 г. Он не закончил университета, читал, правда, много, но бессистемно. В Лондоне он начал было осваивать финансовое дело, но вдруг почувствовал в себе религиозное призвание, это случилось в 1757 г. Вернувшись в Кенигсберг, он работал на таможне, пока Бог не призвал его в 1788 г. Работы Гамана переполнены неожиданными аллюзиями, причудливо смешанными цитатами, часто из Библии, и создают впечатление каббалистических текстов. Для критики просветительства он использует сократическую иронию. Мёзер окрестил его 'нордическим магом', а Гёте - 'сократическим фавном'. Шлегель сравнил Гамана с 'аббревиатором (сократителем) универсума'.
'Просвещенный' разум с его хвалеными отчетливостью и универсальностью показал себя на деле идолом со всеми атрибутами суеверного поклонения. Абстрактному разуму Гаман противопоставляет жизнь и конкретный опыт, реальные факты и историю. Понятия становятся безжизненными в отрыве от образов - сокровищницы человеческого знания. Кантианский дуализм 'чувственности' и
Якоби 23
'разума' должен быть заменен изучением языка, ведь язык - это озвученный, открытый чувствам разум: не зря говорится, что Логос, Глагол - плоть Господа. 'Книга Творения содержит примеры универсальных понятий, которые Бог пожелал открыть сотворенному через творение... а Книги Завета таят в себе секреты, которые Бог хотел открыть человеку через людей'.
Сократ, отец рационализма, у Гамана становится гением-пророком. В 'Сократических заметках' мы читаем: 'Что заменило Гомеру незнание правил искусства, по поводу которых Аристотель размышляет и которые игнорирует Шекспир? Гений - вот ответ. Невежда Сократ имел гений, стоивший целой науки... египетской и греческой мудрости... Пустой интеллект Сократа стал плодоносным, как лоно Девы Непорочной'. Платон говорил устами Сократа, что сам Бог повелел ему отвратить афинян от пороков и повести за собой. 'Кто отец пророков? Разве наш Бог не был назван Богом и язычников?'
Ясно, что при таком подходе стержневую роль играет вера В 'Голгофе', сочинении Гамана, говорится: 'Вера и сомнение влияют на познавательную способность, подобно страху и ожиданию, которые образуют импульс вожделения. Истина и неистина - инструменты интеллекта, представления о добре и зле приводят волю к действию. Наше знание фрагментарно, и все резоны заключаются либо в вере в истину, либо в вере в неправду и сомнениях в истине'.
'Эта вера (отчасти негативная, отчасти позитивная) выше всех систем... Неприятие истины и легковерная склонность к иллюзиям - сопутствующие симптомы, как озноб и жар при лихорадке. Те, кто полагают себя вне этой болезни души, изо всех сил стремятся лечить других, себе подобных... Беда тому, кто вознамерится оспаривать. Что такое истина? Ветер, который дует, но не знает откуда и куда? Дух, который мир не в состоянии принять, ибо не знает его'. Возможно, Гаман - один из самых мужественных защитников христианства и критиков просветительства. 'Нордический маг' возвестил о новой эпохе и новом направлении духа.
Фридрих Генрих Якоби (1743-1819) начинал как романтик ('Аллвилл', 1776; 'Вольдемар', 1777), но затем пришел к трансцендентному Богу. Среди его работ примечательны письма 'Об учении Спинозы' (1785), 'Давид Юм о вере, или Идеализм и реализм' (1787), 'Письма к Фихте' (1801), 'О божественных вещах' (1811).
Трактат о Спинозе наделал немало шума в свое время. Лессинг в 70-х гг. опубликовал сочинение деиста Г. С. Реймаруса. Якоби
24
Фридрих Генрих Якоби (1743-1819)
26 Романтизм
(Мф. 27, 45), и; 'Отче! в руки Твои предаю дух мой' (Лк. 23, 46). Так мог сказать только самый сильный из чистых и самый чистый из сильных ('О божественных вещах'). Якоби, мастер экзистенциалистских пассажей, призывает порвать с интеллектом и уповать на веру. Прыжок этот ('сальто мортале') Гегель нашел слишком 'мортальным' для философии, ибо сброшенными оказались доказательства. И в самом деле, указание Якоби на непосредственный выход к абсолюту - прямая антитеза гегельянству.
Иоганн Готфрид Гердер (1744-1803), ученик Канта, начинал как сторонник движения 'Бури и натиска'. С 1776 г. он обосновался в Веймаре. Проповедник, поэт, переводчик, эрудит и мыслитель, он разработал четыре темы: 1) новую интерпретацию языка; 2) новое понимание истории; 3) попытался примирить спинозизм и теизм; 4) идею христианства как всечеловеческой религии.
1. Говорят, Гумбольдт основал современную лингвистику, но с таким же успехом это можно сказать и о Гердере. 'Трактат об источнике языка' содержит оригинальный взгляд на язык как на нечто не только конвенциональное или коммуникативное, но и специфичное для природы человека. Человека отличает от животного 'рефлексия', именно она образует язык, закрепляющий моменты подвижной игры ощущений. Поэзия глубочайшим образом натуральна, она древнее прозы, ибо последняя предполагает логическое опосредование. Язык фиксирует шаткие ощущения, давая человеку выразительные средства, названия его открытий. Более того, сам человек - творение языка. 'Не по воле лиры Антифона росли города, - читаем мы в "Идеях к философии истории", - и не мановением волшебной палочки пустыни стали цветущими садами, но с помощью языка, великого общительного начала, люди объединились в радости и любви для созидания. Язык основал законы и связал: только через язык стала возможна история человечества как наследование форм сердечности и любви. И сегодня вижу героев Гомера и слышу плачи Оссиана, всех, чьи тени давно исчезли с лица земли. Я чувствую их дыхание, фигуры их передо мной, а голос ушедших звенит в моих ушах: я внимаю их мыслям, погруженным в молчание веков. Все, что изобрел человеческий дух, алмазы мудрости далекой античности, приходит ко мне через язык и благоволение Провидения. Моя душа и мысль моя в одной связке с душой и мыслью первого и, кто знает, может, и последнего человека на земле; короче говоря, язык - отличительная черта нашего разума, с ним разум обретает форму и распространяется'.
Гердер и Гумбольдт 27
2. Совершенно непохожей на просветительскую выглядит гердеровская философия истории. Поскольку природа - организм, развивающийся согласно финалистскому проекту, то и историю можно объяснить только в рамках этого проекта, где всем правит Бог. История, таким образом, по необходимости реализует цели Провидения и Бога, и прогресс движет не воля человеческая, а Бог, ведущий человечество к реализации целей во всей полноте. В историческом пути каждая фаза имеет собственный смысл. В противовес просветительской идее государства Гердер выдвигает понятие 'народа' как живого органического единства.
3. Предполагает ли такое понимание истории Бога-творца, личностного и трансцендентного, или это имманентный Бог? При ответе на вопрос Гердер колеблется между позициями Лессинга и Спинозы. Пытаясь 'спасти' последнего, он не растворяет Бога как субстанцию в природе, и все же его трактат о Боге полон апорий и неопределенностей.
4. Наконец, для Гердера характерно понимание христианства не как одной из религий, а как религии всего человечества. Но и в этом он не свободен от двусмысленностей: личность Христа он не сводит к идее или символу, подчеркивая, что как человек он вел совершенный образ жизни.
Многие из понятий Гердера под пером Гегеля обретут новую жизнь и достаточно долгую славу.
Вильгельм фон Гумбольдт (1767-1835), друг Шиллера и Гёте, был дипломатом и утонченным эстетом, литератором и мыслителем. Многие годы он прожил в Риме, где окреп и расцвел его талант. Из его работ особенно известны: 'Теория формирования человека' (1793), 'О духе человечества' (1797), 'Рассуждения о всеобщей истории' (1814), 'О задаче историков' (1821), 'О границах деятельности государства', 'О сравнительном изучении языков' (1820), 'О различии строя человеческих языков и о влиянии его на духовное развитие человечества' (1836).
Известно его определение идеала человечества как идеи, к которой стремится каждый, но не может реализовать полностью. Ближе к этому идеалу искусство, что видно на примере греков, чьи 'гены' унаследовал Гёте (классический пример - 'Германн и Доротея'). Эта идея реализуется в нациях и, следовательно, в их истории. 'Целью истории не может не быть реализация Идеи человечества во всех ее формах и направлениях'. Провидение, по Гумбольдту, действует не извне, а исподволь, через людей, т. е. через их дух.
28 Романтизм
Государство должно ограничиться вопросами внешней безопасности, не вмешиваться в частные дела, не покушаться на свободу индивидов. Что касается вклада Гумбольдта в лингвистику, об этом речь пойдет впереди.
Параллельно с этим шли оживленные дискуссии по проблемам, оставшимся открытыми после Канта. В результате образовался своеобразный мост между критицизмом и идеализмом. Первым пошел в этом направлении Карл Леонард Рейнгольд (1758-1823). В трех его работах - 'Исследование по новой теории человеческой способности представления' (1789), 'Вклад в исправление недоразумений, еще остающихся в философии' (1790), 'Основания философского знания' (1791) - содержится так называемая 'элементарная философия' ('первая философия'). Кант казался Рейнгольду тем, кто умел держать равновесие между 'суеверием' и 'неверием'. В 'Критике чистого разума' он видел аутентичную структуру знания, где разуму указаны четкие границы.
'Критика практического разума' устанавливала примат практического разума и морального основания религии. Однако 'Критика чистого разума' как пропедевтика, по мысли Рейнгольда, нуждалась в реконструкции. Для этого необходим принцип - учение о представлении - Vorstellung. Представление в сознании отлично от представляющего и от представляемого, относясь к обоим. Представляющий - это субъект, значит, форма; представляемое - объект, значит, материя; представление - это их объединение. Сознание, таким образом, возникает как момент понимания (что должно было бы преодолеть кантианский дуализм), форма совпадает с активной спонтанностью сознания, а материя - с рецептивностью. Рейнгольд преподавал в Йене до 1794 г., здесь он познакомился с Фихте и его 'Наукоучением'.
Готлиб Эрнст Шульце (1761-1833) привлек к себе внимание современников книгой 'Энезидем, или О фундаменте элементарной философии, предложенной профессором Рейнгольдом вместе с защитой скептицизма против притязаний критики чистого разума' (1792). Шульце утверждает, что скептицизм и юмизм в действительности не преодолены критицизмом, защитником которого он себя полагал. Условиями познания, по сути дела, являются 'реальные причины'.
Споры о кантианских апориях 29
Они, в свою очередь, - внутренние формальные причины (поскольку определяют феномен). 'Реальная причина' - это 'вещь в себе', которая продуцирует 'аффект' субъекта (т. е. материю познания). Таким образом, одно из двух: либо вещь в себе не есть причина аффекта, либо, если вещь - причина аффекта, нельзя сказать, что она непознаваема.
Критицизм, по его мнению, стал жертвой незаконного перехода от мышления к бытию, подобно тому как незаконны традиционные доказательства существования Бога, в особенности онтологическое доказательство. Ведь критицизм, установив, что нечто, чтобы быть помыслено, должно мыслиться определенным образом, заключает, что оно, следовательно, существует таким образом. Но ведь этот переход от мыслимого к существующему следовало бы сперва доказать.
Споры о 'вещи в себе' углубил Соломон Маймон (1754-1800) в 'Очерке о трансцендентальной философии' (1790). 'Вещь в себе', по его мнению, нельзя мыслить вне сознания, иначе она стала бы не-вещью (Unding) - вздором, небылицей. Маймон называет ее условно √ - а, т. е. некой нереальной величиной. 'Вещь в себе', скорее, мыслится как иррациональная величина типа √ - 2. Это реальные величины, выражающие определенную ценность, приближающуюся к бесконечности. Из чего следует, что в познании есть форма, относительно которой мы обладаем знанием, и есть материя, относительно которой у нас нет знания. Вне сознания не мыслимо ничего, а потому мы обязаны постигать материю по-лейбнициански как минимальную степень сознания. Таким образом, 'вещь в себе' - это нижний порог в бесконечной лестнице сознания, как показывает пример с √ - 2. Речь идет, как видим, об оригинальной концепции 'вещи в себе' - понятии-пределе, вопреки кантианскому пониманию имманентности 'вещи в себе'.
Якоб Сигизмунд Бек (1761-1840), автор монументального 'Компендиума, разъясняющего критические сочинения профессора Канта по его же совету', опубликованного в 1796 г. в трех томах, полагает, что необходимо вначале установить основную точку зрения Канта, из которой вытекают все остальные проблемы. Начав как верный кантианец, Бек позже отдаляется от Канта. Он элиминирует 'вещь в себе' и интерпретирует объект как продукт представления. 'Синтетическое единство апперцепции', понятое как динамическая активность, достаточно для понимания Канта. Из этой активности выводимы не только 'форма', но и 'материя' познания. Работа Бека была завершена в 1796 г. Двумя годами раньше опубликовано 'Наукоучение' Фихте (1794). Здесь попытка переосмысления Канта заявлена более решительно.
30
Иоганн Готлиб Фихте (1762-1814)
31
Иоганн Готлиб Фихте родился в Рамменау в 1762 г. в бедной крестьянской семье. Его отроческие годы отмечены печатью нищеты. Чтобы помочь семье, он пас гусей. Впрочем, воспоминания о той поре не тяготили, напротив, тяжелое детство было высшей школой морали, о чем он рассказывал с нескрываемой гордостью.
Благодаря барону фон Милицу Фихте смог начать учебу. Пораженный небывалым усердием мальчика, наизусть знавшего молитвы, богатый и знатный покровитель решил помочь ему. Закончив гимназию (Пфорту - закрытое дворянское заведение), в 1780 г. Фихте поступил на теологический факультет Йенского университета. Деньги Милица быстро иссякли, и пришлось зарабатывать на жизнь уроками. Юноша чувствовал унизительность своего положения, но не оставлял занятий философией.
В Цюрихе он познакомился с Иоганной Ран, ставшей его женой в 1790 г. В этот период жизни Фихте был под влиянием спинозизма, хотя Монтескье и идеи французской революции также не оставляли его равнодушным. Однажды некий студент спросил его на лекции о Канте. Так Фихте начал изучать работы кенигсбергского философа, ставшие для него настоящим откровением. В 'Критике чистого разума' Фихте неожиданно обнаружил горизонт свободы, что мигом вывело его из пессимистического настроя. Это был зов судьбы, и, несмотря на нищету, он почувствовал себя счастливейшим из смертных.
Философ настолько проникся кантианством, что уже через год, после репетиторства в Варшаве, написал 'Опыт критики всякого откровения', где принципы критицизма применены так, что работу не стыдно было показать самому Канту. Когда в 1792 г. издатель Гартунг, по ходатайству Канта, опубликовал очерк без имени автора,
32 Фихте и Шеллинг
публика приняла его за сочинение самого Канта. И тогда вмешался Кант, чтобы, назвав автора, восстановить справедливость. Таким образом Фихте в одночасье стал знаменит. В 1794 г. тридцатидвухлетнего философа по рекомендации Гёте пригласили преподавать в Йенский университет как преемника Рейнгольда, где он оставался до 1799 г. Это были годы успеха, популярности и славы. Из написанного в то время упомянем 'Основы общего наукоучения' (1794), 'Рассуждения о назначении ученого' (1794), 'Основы естественного права' (1796), 'Систему учения о нравственности' (1798).
В 1799 г. вспыхнула полемика на тему атеизма. Фихте не замедлил высказаться, что представление о Боге совпадает с моральным мировым порядком и потому в существовании Всевышнего нельзя сомневаться. Иначе думал его ученик Форберг, который возразил, что можно быть религиозным, не веруя в Бога, но веря в добродетель. Неосмотрительность Фихте в этой полемике вызвала неудовольствие властей. Дело кончилось тем, что он вынужден был подать в отставку.
Переехав в Берлин, Фихте сошелся, впрочем ненадолго, с романтиками Шлегелем, Шлейермахером, Тиком. В 1805 г. его пригласили в университет Эрлангена, который - опять незадача - он вскоре должен был покинуть, ибо после Тильзитского мира Пруссия потеряла этот город. В 'Рассуждениях о немецкой нации' (1808) Фихте доказывал необходимость покончить с разрушительной для Германии политикой бездарных военных чинов и возродить страну, сообщив ей моральный и культурный импульс. Примат духовных ценностей, по убеждению философа, несомненно обеспечит немецкому народу восхождение к зениту славы. Аргументы Фихте не остались без внимания, и в 1810 г. был основан Берлинский университет, куда он приглашен самим королем. Вскоре его избрали ректором. В 1814 г. Фихте умер от тифа, заразившись от жены, лечившей солдат в госпиталях.
С теоретической точки зрения работы берлинского периода наиболее интересны. Это 'Замкнутое торговое государство' (1800), 'Назначение человека' (1800), 'Путь в жизнь блаженную' (1806), 'Основные черты настоящей эпохи' (1806), а также бесчисленные доработки 'Наукоучения', которое Фихте писал в течение всей своей жизни. Ученые насчитали свыше 15 редакций, из которых особенно существенны версии 1801-го, 1804-го, 1806-го, 1810-го, 1812-го и 1813 гг. В них Фихте решительно выходит за пределы первоначальной редакции. Все же слава философа остается связанной с 'Наукоучением' 1794 г., в котором романтики нашли ответы на основные свои вопросы. Ф. Шлегель не без основания заметил, что 'Наукоучение', так же как 'Вильгельм Мейстер' Гёте и французская революция, представляют собой три фундаментальных вектора XVIII столетия.
Фихтеанский идеализм 33
Мы говорили уже о том перевороте (и не только духовном), который произвела на Фихте встреча с кантианской мыслью. Защита критицизма со временем сменилась поисками основания, объединявшего все три 'Критики', которого не нашел сам Кант.
Вот как описывает Фихте свою духовную эволюцию: 'Меня захватила мораль более высокая: вместо того чтобы заниматься чем-то внешним, я, по большей части, изучаю самого себя, благодаря этому душа моя обрела мир, какого я еще не ведал... Теперь я знаю наверное, что наша воля свободна... и цель жизни не в счастливом довольстве, а в том, чтобы заслужить счастье... Я растворился в философии Канта... нашел в ней лекарство от моих разочарований... ей я обязан тем, что теперь твердо верю в свободу человека, ясно вижу, что, лишь принимая ее, возможны долг, добродетель, вообще мораль... Прочитав "Критику практического разума", я увидел себя живущим в новом мире: она превращает в руины то, что казалось неопровержимым, доказывает то, что казалось недоказуемым, понятие абсолютной свободы, долга... Ведь это то, что надо для эпохи поверженной морали, разрушенной до основания, когда и само понятие долга вымарано из словарей'. (Из переписки Фихте.)
Однако для Фихте очевидно также, что слово Канта далеко не последнее, ибо, указав на истину, он не доказал ее. 'Этот уникальный человек, - писал Фихте, - обладал способностью угадывать истину, не сознавая ее принципов, а его время не готово было принять их'. Лишь изначальный факт человеческого духа может основать целостную философию в ее частях - теоретической и практической. Кант знал об этом, но нигде не говорил, что тот, кто сделает это, поднимет философию в ранг науки. У Канта было все необходимое, чтобы построить систему; недоделанное Кантом Фихте берет на себя: превратить философию в науку, вытекающую из высшего первопринципа, - это и есть его 'наукоучение', 'Wissenschaftslehre'. В попытке унифицировать кантианские три критики Фихте немало преуспел, по сравнению с Рейнгольдом, Шульце, Маймоном, как в смысле позитивном, так и негативном.
Рейнгольд, писал Фихте, заявил о назревшей необходимости свести философию к единому принципу, тематически не разработанному Кантом. Но Рейнгольд ошибочно видел его в 'представлении', которое, считал Фихте, значимо только для теоретической философии, в других ее разделах как принцип оно не работает.
За Шульце Фихте признает заслугу скептической оценки решения Рейнгольда, из чего следовало, что основание следует искать в сфере
34 Фихте и Шеллинг
более высокой, чем 'представление'. Наконец, Маймону, полагает Фихте, удалось доказать невозможность существования 'вещей в себе' и сместить поиск в направлении объединения чувственного и интеллигибельного.
Гениальность и новизна мысли Фихте заключалась в трансформации 'мыслящего Я' Канта в 'чистое Я', понятое как интуиция, себя полагающая, творящая и себя, и реальность, индивидуализирующая сущность этого Я в свободе. Фихте сумел увидеть кантианскую мысль в парении, столь характерном для романтизма, понять, что Я - уже не теоретическое Я как принцип сознания, но чистое Я, интеллектуальная интуиция, начало, само себя постигающее и утверждающее. Присутствие Я как субстрата ноумена в феноменальном мире гарантирует единство чувственного и интеллигибельного. Это и есть единственное и высшее начало: Я, способное устоять от искушений скептицизма и основать философию как науку, которое, деля самое себя, дает основание Я теоретическому и Я практическому. 'Фихтеанское Я, взятое в бесконечности, представляет собой страстную жажду свободы, которая в человеческой активности объединяет противоположные черты бесконечности и ограниченности, что подготавливает романтическое понятие духа как вечного порыва к бесконечному' (Л. Парейсон).
Фихте не раз подчеркивал свою приверженность кантианству, однако Кант вряд ли признал бы его 'наукоучение', и неспроста: фихтеанский принцип Я, из которого выводится реальность, становился основанием идеализма, черты которого нам предстоит уяснить.
В аристотелевской философии безусловным принципом науки был принцип непротиворечия. В вольфианской философии (в том числе и для Канта) им был принцип тождества А = А, понятый еще традиционным образом. В свою очередь, для Фихте этот принцип проистекает из еще более изначального. Действительно, принцип А = А является чисто формальным, он говорит, что если существует А, то А = А. Я, мысля связь А с А, помимо логической связи мыслит и А. Таким образом, фихтеанский высший принцип вовсе не указанное логическое тождество (ведь оно положено, а потому не изначально). Изначальным принципом может быть только Я. Я не полагается чем-то другим, оно полагает самое себя. Тождество Я = Я не абстрактно и не формально, это динамический принцип самополагания или, иначе, безусловное условие. А если
'Наукоучение' и структура фихтеанского идеализма 35
это условие самого себя, то оно 'создает себя', одним словом, это самосотворение.
Классическая метафизика говорила: 'Operari sequitur esse', что означало: 'Действие следует за бытием' (нечто, чтобы действовать, должно прежде существовать), бытие - условие действия, но не наоборот. Новый идеализм переворачивает эту античную аксиому, утверждая: 'Esse sequitur operali' - 'Бытие следует за действием', о чем Фихте говорит со всей определенностью.
, Кроме прочего, Я, по Фихте, есть интеллектуальное созерцание, которое Кант считал недоступным для человека, поскольку оно совпадает с созерцанием творящего ума. Активность чистого Я - это в точном смысле самосозерцание именно в смысле самополагания. Фихте даже употребляет выражение 'Я-в-себе', указывая на Я как на безусловное условие, которое не факт, но акт, изначальная активность. В предисловии к 'Наукоучению' читаем: 'Разум... согласно идеализму, сам по себе активен и абсолютен, не пассивен, ибо он - первое и высшее начало, ему ничто не предшествует... по этой же причине он не принадлежит к бытию истинному (= не зависит от бытия данного, ибо он сам дает бытие)... Для идеализма разум есть действие, и ничто иное... все прочее выводимо'. Отсюда очевидно, что это Я и этот разум, принадлежа эмпирическому индивиду, являются абсолютным Я (Ichheit = Iita). Обычное эмпирическое Я появится лишь в качестве третьего момента фихтеанской доктрины.
Первопринципу полагания (тезису), или самополагания Я, противопоставляется второй принцип оппозиции (антитезис), который Фихте формулирует так: Я противополагает себе не-Я. Чтобы понять Фихте, возьмем принцип формальной логики, в частности, пропозицию 'не-А не есть А'. Это предполагает оппозицию не-А и позицию А. Ясно, что все это акты мыслящего Я, предполагающие его тождество. Я, полагая самое себя, полагает нечто, от себя отличное.
Но дедукция из этого второго принципа будет еще более очевидной, если следовать иным путем. Я полагает себя не как нечто статичное, а как динамическое начало, как полагающее действие, из чего с необходимостью вытекает полагание иного, отличного от Я. Очевидно, что это не-Я - не что-то вне Я, оно внутри, ведь ничто не мыслимо вне Я. Таким образом, неограниченное Я противополагает себе неограниченное не-Я. Так, если первый момент - изначальная свобода, второй - оппозиция - момент необходимости. Теперь мы увидим, что этот момент необходим для объяснения как
36 Фихте и Шеллинг
теоретической активности (сознания и познания), так и практической (морали и свободы совести).
Третий принцип представляет собой момент 'синтеза'. Оппозиция Я и не-Я происходит внутри Я, как уже было показано. Эта оппозиция не такова, что Я элиминирует не-Я, и наоборот. Одно ограничивает другое, и наоборот. Очевидно, что продуцирование не-Я не может быть не чем иным, как детерминацией Я. Следовательно, определенное не-Я влечет по необходимости определенное Я. Фихте употребляет термин 'делимое', и формула теперь такова: 'Я распадается на делимое Я и делимое не-Я'.
Фихте отождествляет этот третий момент с кантианским 'априорным синтезом' и указывает на первые два момента как на условия, делающие его возможным. Теперь Фихте убежден, что может дедуцировать категории из трех означенных принципов. Он получает, например, три категории качества: 1) утверждение; 2) отрицание; 3) ограничение. Аналогичным способом он выводит и остальные категории.
Я и не-Я и их взаимное ограничение объясняют активность как познавательную, так и моральную. Познавательная активность основана на детерминации Я со стороны не-Я. Практическая активность основана на ограничении не-Я со стороны Я. Поскольку оба момента размещаются внутри бесконечного Я, то, стало быть, налицо динамика прогрессивного преодоления, где господствует предел.
В опыте и познании мы имеем дело с объектами, отличными от нас и воздействующими на нас. Как объяснить тот факт, что субъект отличает от себя объект, что он чувствует его воздействие?
Фихте пытается решить эту проблему, используя кантианскую 'силу воображения', изобретательно преобразуя ее. У Канта продуктивное воображение априорно определяло чистую форму времени, предоставляя схемы для категорий. У Фихте же сила воображения творит объекты бессознательно, стало быть, это бесконечная активность Я, которое, непрестанно ограничивая себя, производит то, что становится материей нашего познания. Именно потому что речь идет о бессознательном творении, продукт выступает 'иным', отличным от нас.
'Наукоучение' и структура фихтеанского идеализма 37
Продуктивное воображение дает как бы сырой материал, который сознание, обрабатывая его поэтапно, усваивает через ощущение, чувственное созерцание, рассудок и суждение. Если здравый смысл убеждает в реальности внешнего мира - что вещи существуют и без нашего вмешательства, - то в фихтеанской оптике - в обратном порядке: все исходит от Я. Там мы приходим к 'чистому самосознанию', необходимому условию того пути, на котором рождается сознание, причем сознание всегда по поводу чего-то отличного от него, что непрестанно полагает 'инаковость'. Тем более очевидно, что чистое самосознание - предел, к которому можно приближаться, но достичь - по структурным основаниям - нельзя. Ведь упразднить предел означало бы покончить с сознанием.
Если в теоретико-познавательной деятельности объект определяет субъект, то в морально-практическом плане, как уже было сказано, субъект определяет и модифицирует объект. В первом случае не-Я воздействует на Я в качестве объекта познания. Во втором случае не-Я производит своеобразный толчок, усилие (Anstoss), вызывающее контртолчок, - противодействие. В практическом действии объект играет роль препятствия, подлежащего преодолению. Не-Я становится необходимым моментом реализации свободы Я. Быть свободным по этой логике - значит сделать себя свободным, отодвинуть от себя границы, налагаемые не-Я по отношению к эмпирическому Я.
При объяснении познавательной активности мы видели, как Я полагает не-Я. В контексте объяснения практической деятельности мы можем понять не только что, но и почему - причину, по которой Я полагает не-Я. Не-Я нужно для Я, чтобы реализоваться как свобода. Этой свободе суждено пребывать на уровне бесконечной задачи (абсолютного долга, или категорического императива). Бесконечное Я преодолевает не-Я, но полное его снятие возможно лишь в понятии предела, поэтому свобода структурно остается бесконечным порывом. В этом и выражается сущность абсолютного принципа: в прогрессивном преодолении ограниченности, в тяготении к совершенству. Таким образом, Фихте удалось продемонстрировать превосходство разума практического над чистым разумом, о чем Кант только догадывался. Бог не есть субстанция или реальность сама по себе - это мировой моральный порядок, долженствование, а значит, Идея. Подлинная религия - в нравственном поступке. Конечное (человек) - структурно необходимый момент Бога (Абсолюта как Идеи, реализующейся в бесконечном).
38 Фихте и Шеллинг
Понятиям, о которых шла речь, Фихте дает этические, юридические и политические проекции, тематически разрабатывая их. Остановимся на наиболее интересных из них.
Во-первых, отметим, что Фихте блестяще решает трудную для Канта проблему соотношения феноменального и ноуменального миров. Фихте утверждает, что моральный закон образует наше бытие в интеллигибельном мире в виде структурной связи, реальное действие образует наше бытие в чувственном мире. Свобода - мост между двумя мирами - определяет чувственное в соответствии с интеллигибельным. Не-Я воздействует на Я в виде сопротивления, которое не только стимулирует Я к действию, но и полагает свое бытие установленным Я. Итак, Я - истинное начало всего. Задача, поставленная Фихте, решена полностью: принцип, посредством которого он стремился унифицировать кантианскую теорию, достигнут. Страница из 'Системы учения о нравственности' проясняет дело следующим образом.
'1. Интеллектуальная интуиция, с которой мы начали, невозможна без чувственной интуиции, а эта последняя невозможна без чувства; все стало бы ошибочным и извратило бы главную цель нашей системы, если бы ей было приписано противоположное. Маловероятна последняя интуиция без первой. Я не может быть для себя без того, чтобы быть чем-то, а это возможно лишь в мире чувственном. Но также невозможно быть для себя без того, чтобы быть Я, и это Я - только для мира интеллигибельного, который дан посредством интеллектуальной интуиции. Момент союза двух миров находится в ней благодаря абсолютной спонтанной активности, следуя своему понятию, Я для себя есть то же, что Я для первого мира. Наше существование в интеллигибельном мире - моральный закон, наше существование в мире чувственном - реальное действие; момент единства двух миров - свобода, абсолютная власть - определять второе через первое.
2. Я устанавливаемо как реальное только в оппозиции к не-Я. Но для самого Я не-Я существует только как условие действия Я, которое чувствует сопротивление своему действию; сопротивление, впрочем, преодолеваемое, в противном случае Я не было бы дееспособным. Только через сопротивление его активность становится чем-то ощутимым, длящимся какое-то время, ибо иначе оно выпало бы из времени, что немыслимо.
3. Следовательно, никакой каузальности по поводу не-Я: нет Я. Эта причинность не случайна, она принадлежит ему существенным образом, как все в Я...
Мораль, право и государство 39
4. Только через представление чего-то, т. е. данного здесь и сейчас, абсолютность Я выступает в его существенном свойстве. Наше сознание исходит из непосредственного сознания нашей активности, через нее мы обнаруживаем себя пассивными. Вовсе не не-Я воздействует на Я, как обычно думают, напротив. Не в Я проникает не-Я, но Я вливается в не-Я, дабы выразить себя, как того требует чувственная интуиция. Потому в трансцендентальных терминах это можно выразить так: мы находим себя изначально ограниченными не потому, что эти рамки стесняют нас... но потому, что мы раздвигаем границы, поскольку они раздвигаемы...
5. Кроме того, чтобы выйти из себя, Я должно быть положено так, чтобы преодолеть препятствие. Так снова утверждается, но в более высоком значении, примат разума, постольку поскольку он практический. Все исходит из действия Я. Я - первоначало всякого движения, всякой жизни, любого действия, события. Если не-Я действует на нас, то это происходит на его территории, а не на нашей, не-Я действует посредством сопротивления, которого не было бы, не будь нашего воздействия на него. Не оно дает знать о себе, а мы - своим действием на него'.
В этом контексте совершенно ясно, что худшее из зол - бездействие, инерция, от чего происходят низость и лицемерие. Хандра и бездействие оставляют человека на уровне вещи, природы, не-Я, следовательно, в определенном смысле, - это отрицание сущности и самой судьбы человека.
Человек реализует свое моральное призвание в полной мере, лишь вступая в связь с другими людьми. Именно для того чтобы стать человеком в полном смысле слова, он нуждается в других. Так дедуцируется множественность эмпирических Я, иначе человек не способен реализоваться.
Множественность людей влечет за собой множественность идеалов и, стало быть, конфликт между ними. В этом конфликте побеждает лучший, даже если он видимым образом побежден. Ведь в божественном мире нравственного порядка на высоте лучший в моральном отношении.
Ученый наделен особой миссией. Не только продвижение знания - главная из его забот, но и быть лучшим из лучших в моральном смысле, ведь его деятельность должна способствовать прогрессу человечества.
Множественность людей предполагает также возникновение 'права' и 'государства'. Поскольку человек - часть 'общества' и свободное существо, наряду с другими такими же свободными существами. Значит, он обязан ограничить свою свободу, признавая свободу других. Иначе говоря, рамки моей свободы ограничены правом других на собственную свободу. Так рождается право.
40 Фихте и Шеллинг
Фундаментальное право состоит в признании свободы каждого человека в той мере, в какой это позволяет общество свободных людей.
Второе право не менее важно: право собственности. Каждый может и должен жить плодами своего труда. Государство, рожденное путем общественного договора, с согласия индивидов, должно гарантировать недееспособным существование, а дееспособным - работу, а также препятствовать паразитическому образу жизни. В работе 'Замкнутое торговое государство' Фихте утверждает возможность прекратить внешнеторговые связи в целях достижения вышеописанных целей монопольным способом.
Последнее утверждение понятно в свете увлечений Фихте идеями французской революции, хотя социалистический идеал уживался в нем с космополитическим. Однако исторические события привели его к выводу о том, что лишь немецкая нация может достичь нужных целей. Идею пангерманизма мы находим недвусмысленно выраженной в 'Рассуждениях о немецкой нации', многие пассажи которой поразительно похожи на идеи Винченцо Джоберти ('О моральном и гражданском превосходстве итальянцев').
Философская продукция Фихте после 'споров вокруг атеизма', т. е. в берлинский период, отмечена настолько сильными переменами, что иногда не без оснований говорят о двух фихтеанских философиях. Впрочем, наш философ никогда с этим не соглашался, полагая свою теорию единой. Фихте в своих книгах говорил о тех же вещах, что и Кант, выражая это разными способами. Пытаясь говорить по-новому о том, что было сказано в 1793-1799 гг., он закончил тем, что в написанном после 1800 г. мы находим нечто решительно иное. В двух основных моментах просматривается эта новизна: 1) в углублении идеализма в метафизическом смысле; 2) в мистико-религиозном акценте.
1. В 'Системе учения о нравственности' (1798) Фихте пишет: 'Знание и бытие выступают уже не как отпавшие от сознания, независимо от него существующие, а как разделенные внутри сознания только, ибо этот раскол - условие возможности любого сознания вообще, посредством его возникают и одно, и другое. Нет никакого бытия вне сознания, как нет никакого знания, которое было бы чисто субъективным, иначе оно не было бы движением к своему бытию. Только благодаря возможности сказать себе "Я", Я вынуждено расколоть себя... Распавшееся единство лежит, таким образом, в основе любого сознания, как непосредственно выступает
Мораль, право и государство 41
в сознании единство субъективного и объективного, оно абсолютно = X, не могущее в своей простоте стать доступным сознанию'. Однако 'второй' Фихте думает уже иначе: это неизвестное X в принципе постижимо, в рамках возможного, и благодаря онтологическому статусу оно, в конце концов, становится неким Абсолютом, выше мирового порядка морали, выше Я - Богом.
Эту тенденцию легко проследить в 'Наукоучении' 1801 г., о чем сам Фихте пишет: '..в основе непременно должен быть Абсолют, без него нельзя достичь никакого атрибута, ни знания, ни бытия... этот Абсолют являет себя как Разум, он делится на Знание и Бытие...' Только так, по его мнению, можно удерживать и Единое, и Всеобщее, но не в духе Спинозы, который теряет Единое во Всеобщем, а Всеобщее в Едином. Только разум владеет бесконечным, ибо ему не удается уловить Абсолют; лишь Абсолют, который никогда не помещается в разуме иначе как в виде formaliter, есть единство, единство, остающееся качественным, а не количественным. Причем абсолютное знание - это не Абсолют; Абсолют - нечто простое и чистое.
В редакции же 'Наукоучения' 1804 г. философ использует не только понятие Единства, но даже неоплатоническое понятие 'света', которое, иррадиируя, распадается на бытие и мышление. Фихте не только отличает знание от Абсолюта, но и утверждает, что назначение понятийного знания состоит в том, чтобы быть преодоленным с очевидностью, возможной лишь в лучах Божественного света. В последних работах Фихте Бог выступает в качестве единого и неизменного, а знание становится образом Бога ('Бог бытийствует вне собственного бытия'). Божественное отражается в сознании, особенно в долженствовании и воле к добру,
2. Аналогичные мысли мы находим в экзотерических работах Фихте этого периода. Огромную роль отводит Фихте вере в сочинении 'Назначение человека' (иногда кажется, что читаешь Якоби). Не Я, но Жизнь, вечная Воля и вечный Разум - в центре внимания философа. 'Есть только Разум бесконечный в себе, конечный же - в Нем и через Него. Лишь Он творит мир в наших душах, творит то, из чего мы развиваемся и через что мы проходим: то, что мы зовем долгом; Он творит согласные чувства, интуицию и законы мысли. Через Него мы распознаем свет и все, что в этом свете проявлено. Этим миром Разум наполняет наши души... насытив, Он ведет их дальше, к следующей нашей миссии, согласно Его высшей цели, и потом, когда мы достаточно подготовлены, Он испепеляет то, что зовется смертью, ведя к новой миссии, которая является результатом наших поступков в свете долженствования. Вся наша жизнь - Его. Мы в Его руках и там останемся, никто не вырвется из Них. Мы вечны, ибо вечен Он'. Лишь верующему глазу виден знак истинной красоты, заключает Фихте.
42 Фихте и Шеллинг
В работе 'Путь к жизни блаженной' 1806 г. фихтеанский идеализм обретает черты метафизического пантеизма. 'Нет абсолютно никакого бытия и никакой жизни вне самой божественной жизни. Это бытие по-разному затемняется в сознании, обладающем своими законами... но, освободившись от всех этих оболочек и приняв форму бесконечного, сознание открывает вновь для себя жизнь человека, посвященного Богу. В его действиях уже не человек действует, а Сам Бог...'
Евангелие от Иоанна, по мнению Фихте, могло бы исправить 'существенную и фундаментальную ошибку любой фальшивой метафизики и религиозной теории', ибо в нем есть творение из ничего, 'изначальный принцип иудаизма и язычества'. Отрицание того творения, как если бы оно было предпослано некой религиозной теорией, - первый критерий истинности религии. Христианство, особенно в версии Иоанна, и есть последняя религия. Так по-своему Фихте понял Божественное Слово и Божественную Любовь. Наука становится у него чем-то вроде мистического союза с Абсолютом.
Успех 'Наукоучения' 1794 г. был огромен, его идеи были подхвачены романтиками, которые умели прочитывать между строк то, что не было сформулировано, а лишь подразумевалось. Среди прочего назовем: понятие бесконечного и неудержимого порыва к бесконечному; редукция не-Я к проекции (или творению) Я, стало быть, идея господства субъекта; провозглашение свободы как последнего оправдания человека и вещей; понимание Божественного как реализующегося в человеческом действии. И даже романтическое понятие 'иронии' как самопродуцирования и самопреодоления проистекает из фихтеанской диалектики, по крайней мере, когда получает определение теоретического определения.
Чтобы понять Фихте как человека, необходимо проследить весь его жизненный путь. Для понимания его как философа необходимо прежде всего изучить 'Наукоучение'. Фихтеанский идеализм - это идеализм этический, или моральный, и не только потому что моральный закон и свобода - ключ к его системе, но и потому что свобода объясняет выбор человека в мире вещей и в мире философии. Выбор объективистского догматизма (в духе предпочтения вещей) - знак духовной несвободы. 'Выбор некоей философии зависит от того, каков человек, ибо философская система не какой-нибудь подручный скарб, который можно либо взять, либо выбросить на свалку, - в нем живет дух человека, выбирающего философию. Слабый по природе характер, либо легкомысленный, либо изнеженный в роскоши, от духовного рабства может
Фихте и романтики 43
и не знать, что такое идеализм, не говоря уже о восхождений к нему... Чтобы быть философом, следует им родиться, нужно воспитание и самовоспитание: нет такого человеческого искусства - стать философом. Именно потому эта наука насчитывает в своих рядах немногих, избранных от рождения; есть, впрочем, некоторая надежда на младое племя, энергия которого еще не разрушена слабоумием нашего времени'.
Фридрих Вильгельм Иозеф Шеллинг родился в Леонберге (близ Штутгарта), в 1775 г., в семье пастора. Окончив классическую гимназию, в пятнадцать лет он стал семинаристом Тюбингена, где познакомился с Гёльдерлином и Гегелем. Несмотря на разницу в возрасте, он оказал заметное влияние на Гегеля.
С 1796-го по 1798 г. Шеллинг изучает математику и естественные науки в Лейпциге и Дрездене. Затем он в возрасте двадцати трех лет начал сотрудничать с Фихте в Йенском университете, а в 1799 г., после 'спора вокруг атеизма', сменил Фихте на его посту.
'Одна звезда на закате, другая - на восходе', - скажет по этому поводу Гёте. И в самом деле, уже в 1800 г. вышла знаменитая 'Система трансцендентального идеализма', принесшая философу огромную славу. В эти годы он поддерживал отношения с кружком романтиков во главе с Ф. Шлегелем, и прежде всего с Каролиной Шлегель, ставшей его женой.
В 1803 г. Шеллинг преподавал в университете Вюртсбурга, в 1806-м его пригласили в Академию наук Монако. В 1841 г. король Пруссии Фридрих Вильгельм IV пригласил его в Берлинский университет, где среди слушателей Шеллинга был и Кьеркегор. Однако через шесть лет слава его угасла, а в 1854 г. всеми забытый Шеллинг скончался в Швейцарии. Эволюция его творчества довольно сложна, и все же в ней можно выделить шесть периодов: 1) фихтеанский (1795-1796); 2) философии природы (1797-1799); 3) трансцендентального идеализма (1800); 4) философии тождества (1801-1804); 5) теософии и философии свободы (1804-1811); 6) позитивной философии и философии религии (начиная с 1815 г.).
44
Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг (1775-1854)
Фихтеанские начала у Шеллинга 45
Сочинения Шеллинга можно разделить на группы: 1) 'О возможной форме философии' (1794), 'Я как принцип философии' (1795), 'Философские письма о догматизме и критицизме' (1795); 2) 'Идеи к философии природы' (1797), 'О мировой душе' (1798), 'Первый набросок системы философии природы' (1799); 3) 'Система трансцендентального идеализма' (1800); 4) 'Изложение моей философской системы.' (1801), 'Бруно, или Природное и Божественное начало вещей' (1802), 'Философия искусства' (1802-1803); 'Всеобщая методология и энциклопедия наук' (1803); 5) 'Философия и религия' (1804), 'Философские исследования о сущности человеческой свободы' (1809), 'Штутгартские беседы' (1810); 6) 'Введение в философию мифологии', 'Философия мифологии', 'Философия откровения' - берлинские лекции, опубликованные посмертно.
Шеллинг начал с кантианской 'вещи в себе': апории, с ней связанные, он пытался решить в фихтеанском духе. По мнению двадцатилетнего Шеллинга, так называемые кантианцы сбились с пути, ибо 'истинная' кантианская теория - это фихтеанство: то, что раньше искали во внешнем мире объектов, следует искать в сфере Субъекта. Очевидно, Шеллинг понимает чистое Я как Абсолют, единство которого не числовое, а скорее неподвижное 'Единое-Всеобщее'. Сознание, мышление, личность лишь выводятся из Я.
Важное значение Шеллинг придает 'интеллектуальной интуиции', как и свободе. Спиноза под его пером выступает застрельщиком догматизма, поскольку он абсолютизировал объект (не-Я), а умиротворение духа достигал ценой утраты эмпирического субъекта, отданного на откуп Абсолюту. Фихте, напротив, полагает абсолютный Субъект, приводя к нему субъект эмпирический посредством интеллектуальной интуиции.
Шеллинг попытается позже найти равновесие между спинозовским объективизмом и фихтеанским субъективизмом, спасти тот и другой от односторонности. С другой стороны, он ясно видел зияющую пустоту в фихтеанской системе, где природа, сведенная к чистому не-Я, утрачивала какую бы то ни было специфику. В философской переоценке статуса природы Шеллингом постепенно открылась новая перспектива развития идеализма: кризис 'Наукоучения' был очевиден.
46 Фихте и Шеллинг
Если природа - не чистое не-Я, то что же она тогда? Решить проблему, по Шеллингу, можно, лишь допустив единство идеального и реального, духа и природы. 'Система природы - это вместе с тем и система нашего духа', - полагает он.
Это следует понимать так, что модель объяснения духовной жизни, по Фихте, с успехом приложима к природе. Разум, дающий в развертке Я, по мнению Шеллинга, привносит в природу 'чистую активность', открытую Фихте как 'сущность' Я. Шеллинг только добавляет, что природа - продукт 'бессознательного разума', он действует изнутри, постепенно развиваясь, проявляет себя структурно в виде цели.
'Природа должна быть видимым Духом, духом невидимой Природы. В этом, следовательно, абсолютное единство Духа в нас и природы вне нас; и следует решить проблему, как если бы была возможна Природа вне нас'. Природа не что иное, как 'некий застывший разум в бытии', 'угасшие чувства в небытии', 'формирующее искусство идей, передающихся телам'.
Николай Гартман так обобщил шеллингианскую философию природы: 'В природе есть общая организация, но организация немыслима без продуктивной силы. Такая сила, в свою очередь, нуждается в организационном начале, которое не может быть слепым, оно должно, будучи созданным целенаправленно, вести к цели, содержащейся в его творениях'. Речь, видимо, идет о духовном начале, которое, впрочем, выше нашего духа. Поскольку вряд ли законно допустить сознание вне Я, дух, действующий в природе, должен быть бессознательным духом.
Здесь очевиден как момент совпадения с Фихте, так и момент отличия. 'Наукоучение' выводило природу чисто идеалистически из продуктивного воображения Я, из силы, действующей нерефлексивным образом, а потому лишенной сознания. Шеллинг сохраняет это бессознательное действие, но переносит его в объективную реальность, это начало для него уже не Я, оно выше его. Речь идет о реальном первоначале, но внешнем по отношению к сознанию. В этом смысле философия природы Шеллинга абсолютно реалистична; и все-таки речь идет о духовном, а значит, идеальном начале. Поскольку здесь идеальное вместе с реальным, такую точку зрения можно назвать реалидеализмом.
Если Дух и Природа проистекают из одного и того же принципа, то в Природе должны встретиться динамическая сила и ее останавливающий предел, что мы находим в фихтеанском Я. Оппозиция предела и экспансивной силы утихает лишь на мгновение, чтобы вновь начать свой бег к очередному рубежу.
Философия природы Шеллинга 47
52 Фихте и Шеллинг
Единичное и феноменальное вытекает из качественной дифференциации на 'субъективное' и 'объективное', при этом рождается конечное. Нечто, качественно определившееся, не только остается укорененным в Тождестве (как в фундаменте), но и связанным структурно и органично с тотальностью вещей. Неразличимость, или первоначальное тождество, раскрывается в двойном феноменальном ряде 'потенций', в том ряде, в котором преобладает момент субъективности (А), и ряде, где преобладает объективность (В). Однако в преобладании А всегда подразумевается В, и наоборот, так что Тождество сохраняет свою тотальность при любой дифференциации.
Противоположные направления субъекта и объекта внутри сохраняющегося Тождества Шеллинг выразил в виде схемы:
+ |
+ |
|
А=В |
А=В |
. |
А = А |
|
Центральный момент призван обозначить равновесие и абсолютную неразличенность субъекта и объекта. Левый символ указует на преобладание субъективности (+), правый - на объективность. Сравнив, к примеру, эти два полюса с полюсами электрической сети, мы лучше поймем смысл шеллингианского принципа Тождества.
Ясно, что самое трудное в этом новом подходе Шеллинга - объяснить, как и почему из 'бесконечного тождества' возникают различия и конечное. Иногда Шеллинг ищет выход из этих затруднений в платоновской теории Идей. В Разуме, понятом как абсолютное Тождество и единство всеобщего и особенного, существуют некие партикулярные единства (Идеи), они и становятся причинами конечных вещей. Но в Абсолюте все Идеи пребывают во всех, в чувственном же мире они разделены. Шеллинг считает, что в чувственном мире вещи таковы только для нас, т. е. только для нашего эмпирического сознания.
Решая сложнейшую проблему происхождения конечного из бесконечного, Шеллинг не счел возможным принять ни креационизм (объясняющий все конечное как рожденное свободной волей Творца), ни спинозизм (почти аннулирующий конечное, представляющий доидеалистическую позицию). Ему больше импонирует античное гностическое (уже усвоенное немецким мистицизмом) представление. В соответствии с ним существование вещей и их возникновение предполагают изначальное 'падение' и 'отделение' от Бога.
Теософия и философия свободы S3
Решение проблемы, о которой мы только что упомянули, потребовало от Шеллинга ревизии всей проблематики Абсолюта. Шеллинг принимает пантеизм при условии, что под пантеизмом подразумевается, что все - в Боге, но не наоборот (что все есть Бог). Бог - антецедент, предпосылка; вещи - следствие. Следствие заключено в посылке, но не наоборот; посылка присутствует в следствии, но в другом смысле. Шеллинг даже склонен интерпретировать Бога как 'личность' (чего не было ни у Спинозы, ни у Фихте), но это Личность-Которая-Делает-Себя. Противоположности, которые сначала принимались как объединенные в Абсолюте, теперь представлены как борющиеся в Абсолюте. В Боге есть как темное и слепое начало, иррациональная воля, так и позитивно рациональное начало. Победа позитивного над негативным характеризует Его жизнь, ведь Бог не только чистый Дух, но и Природа.
Человеческая драма борьбы добра и зла, свободы и необходимости не может не отражать изначальный конфликт противоположных сил в основе существования и самой жизни Бога. Если есть зло в мире, значит, оно есть в Боге. Темные, негативные и болезненные моменты существования имеют исток в самом Абсолюте. Но и разум, свет и любовь, наличествующие в мире, сначала суть в Боге, жизнь которого - борьба двух сил. Отражение победы позитивного над негативным дает нам понимание Божественной Личности. Негативное, преодолеваемое Богом, изгоняется в сферу небытия, а потому непобедимы свобода, благо, чистота и любовь.
В этой концепции обнаруживаются отзвуки идей Экхарта и Бёме. Непривычные для неолатинской культуры акценты, они все же необходимы для понимания творчества Шеллинга. 'Бог - реальная сущность, не имеющая ничего до и вне себя... Бог создает Сам Себя, и, если это так, то тем более верно, что Он не завершен, иначе не было бы необходимости самотворения'. Всякое существование начинается с неосознанного, с того состояния, когда нечто различное еще неразделимо и едино. Это состояние Шеллинг определяет как индифферентность сил, абсолютное тождество субъективного и объективного, но не в себе, а для некоего третьего.
В каждом из нас есть два начала, бессознательное и сознательное. Процесс самоформирования заключается в доведении до сознания того, что есть уже в подсознании: высветить врожденные теневые пятна. То же можно сказать о Боге: Ему предшествует тьма, свет извлекает из ночной тьмы Его суть.
В Боге есть те же начала, что есть в нас. Обнаруживая в себе два начала, мы поднимаемся к лучшей в нас части: с этого момента начинается сознание. Вся наша жизнь - это все более полное
54 Фихте и Шеллинг
сознание: большинство остаются на низшей ступени, но и те, кто понимает это, не достигают большего. Возможно, абсолютной ясности не достигает никто.
То же можно сказать о Боге. Начало сознания в Нем обязано факту, что Он отделен от Себя, противоречит Себе. В Нем есть как высшее, так и низшее. Начало сознания связано с тем, что Бог полагает в Самом Себе как первую потенцию бессознательное. Однако Он не может представить ее только как предмет, но лишь вместе и как субъект, освобождая идеальное и реальное одновременно. То, что в процессе самоформирования человек вынужден выталкивать из себя, - нечто темное и бессознательное, - оно не вечно ему противостоит как нечто чуждое, но как нечто, подлежащее возвышению, как богоподобное.
Для позднего Шеллинга характерно различение 'позитивной' философии и 'негативной'. Под 'негативной' философией (которой он придерживался прежде) Шеллинг понимает размышления о 'сущности вещей'. Под 'позитивной' философией он понимает философию, занимающуюся 'реальным существованием вещей'. Негативная философия целиком основана на разуме, позитивная - на религии и Откровении; необходима, по мнению Шеллинга, их интеграция.
Шеллинг распространяет понятие Откровения на все исторические формы религии, включая политеистические и языческую мифологию. Важно помнить, что Бог в позитивной философии понят как личностный Бог, Творец и Спаситель.
Усилия Шеллинга, полагает А. Баусола, направлены на некий синтез религиозных чаяний, на которые уповал поздний романтизм, чтобы одновременно спасти конкретные науки в их развитии в постижении мира. Речь идет еще об одной попытке примирить разум и свободу, цель и необходимость. По мнению Парейсона, творчество позднего Шеллинга говорит о внутреннем разложении рационалистического идеализма в экзистенциальном смысле. Не случайно отчетливо слышен мотив несводимости существования к сущности, позже сформулированный Кьеркегором.
Внутренняя подвижность мысли Шеллинга способна обескуражить самых терпеливых читателей, а у иных вызвать раздражение.
'Позитивная философия' 55
Лучшие свои идеи он выразил в Йенский период между 1799- 1803 гг. Его закат совпал в восходом звезды Гегеля, который с 1818 г. привлек к себе всеобщее внимание.
Возможно, Шеллинг был тем самым мыслителем, который лучше других выразил романтические устремления. 'Система трансцендентального идеализма' остается наиболее завершенным произведением, хотя новизна его относится лишь к тридцати страницам, посвященным искусству и художественной интуиции.
Гегель позже отзовется о Фихте как о представителе субъективного идеализма, а о Шеллинге как о представителе объективного идеализма. Себя Гегель видел творцом абсолютного идеализма, в котором снимается 'тезис' и 'антитезис'. Эта схема исторически неточна, ибо Фихте и Шеллинг, взятые каждый сам по себе, не укладываются в нее. Однако это не помешало Гегелю разыграть свою карту, расставив своих предшественников по ступеням Абсолютного Духа, чему и посвящена следующая глава.
56
пустая
57
Вопросы, на которые философия не дает ответов, не должно ставить подобным образом.
Георг Вильгельм Фридрих Гегель
Хвала Анаксагору, впервые сказавшему, что нус, мысль, есть первоначало мира... Логику следует понимать как систему чистого разума, как царство чистой мысли. Это царство есть истина, какова она в себе и для себя, без покровов... это образ Бога, каков Он в своей вечной сущности до сотворения природы и какого бы то ни было конечного духа.
Георг Вильгельм Фридрих Гегель
58
Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770-1831)
59
Георг Вильгельм Фридрих Гегель родился в Штутгарте в 1770 г. Его отец был государственным чиновником, и доходы позволяли дать сыну высшее образование. В местной гимназии Гегель изучал греческую и латинскую классику. С годами интерес к греческому миру у него будет возрастать, и это прямо отразится на теоретических обобщениях.
В 1788 г. Гегель поступил в Тюбингенский университет, где сначала два года изучали философию, а три следующих - теологию. Академическая среда, пропитанная просветительскими идеями, не стала для него своей, зато установились дружеские отношения с Шеллингом и Гёльдерлином, влияние которых на Гегеля было достаточно сильным.
Разразившаяся во Франции революция 1789 г. взбудоражила и студентов в Тюбингене: Гегель вместе с Шеллингом и Гёльдерлином принял участие в церемонии посадки символического дерева свободы. Революционные страсти со временем поутихли, но Гегель 'по-прежнему связывал с французской революцией важный исторический этап, хотя консервативные и даже реакционные элементы в его философии все время нарастали.
После университета церковной карьере Гегель предпочел учительское поприще - сначала в Берне (1793-1796), а затем во Франкфурте (1797-1799). И хотя интерес к теологии не угасал, он погрузился в изучение политической и экономической истории: о плодотворности этих штудий говорят его неопубликованные работы.
Получив наследство после смерти отца в 1799 г., он отправился в Йенский, самый известный по тем временам, университет: Фихте и Рейнгольд читали там лекции. После ухода Фихте его место занял
60 Гегель
Шеллинг, а братья Шлегели основали свой первый кружок. В Йене Гегель защитил диссертацию ' Об орбитах планет', и в 1801 г. вышло в свет его первое сочинение 'Различие между системами философии Фихте и Шеллинга', которым обнаруживает свои симпатии последнему. Вместе с Шеллингом в 1802-1803 гг. Гегель издает 'Критический философский журнал', публикуя и свои работы. В этот период времени философ работал над первым крупным произведением 'Феноменология духа', которое закончил в 1802 г. Образ Наполеона, гарцующего верхом на коне, не мог не впечатлить Гегеля: он готовился господствовать над целым миром.
Вызванные войной материальные затруднения подтолкнули Гегеля к переезду в Бамберг, где он занялся 'Бамбергской газетой'. Но через несколько месяцев он уехал в Нюрнберг, где до 1816 г. оставался директором местной гимназии. Самое сложное из своих произведений - 'Науку логики' - он создает именно в это время (1812-1816). Затем работа в Гейдельбергском университете, здесь он закончил и опубликовал 'Энциклопедию философских наук'.
Наибольшее признание все же ожидало его в Берлине, куда он переехал в 1818 г. и где прожил до самой смерти в 1831 г. И хотя в Берлине он издал лишь 'Философию права', его авторитет в глазах коллег и городских властей был неоспоримо высок. Его курсы лекций по истории, эстетике, религии и истории философии, опубликованные учениками, и сегодня удивляют нас.
Гегель смолоду был неутомимым и упорным исследователем, сведущим во всех областях знания. У него было все, чего не хватало романтикам с их бурным, но неустойчивым темпераментом. 'Платон, - говорил Гегель, - учился у многих философов, упорно трудился, не жалея усилий, и много путешествовал; его гений, не будучи по-настоящему плодовитым и поэтическим, творил размеренно. Гениев Бог осеняет во сне, и то, что Он дает им во сне, не что иное, как грезы'. Здесь много от автопортрета: романтики создавали свои шедевры в ранней молодости - Гегель шел к своей цели не торопясь. Творения иных романтиков и в самом деле напоминали ночные грезы: с наступлением утра они исчезают бесследно как утренний туман. Без гегелевских обобщений западная философия была бы, наверное, иной.
Гегель был чрезвычайно плодовит. Широкие познания, легкость, с какой он усваивал и запоминал содержание книг, разнообразие интересов придали его творчеству необычайный масштаб. Возвращаясь к вышесказанному, мы можем составить панораму из наиболее значительных его сочинений.
Сочинения Гегеля 61
Среди ранних работ бернского и франкфуртского периодов (1793- 1800) особенно выделяются богословские труды, изданные Ноэлем в начале нашего века и отмеченные некоторыми учеными в качестве важных для понимания того, как возникла гегелевская система Вот эти труды: 1) 'Народная религия и христианство' (фрагменты); 2) 'Жизнь Иисуса' (1795); 3) 'Позитивность христианской религии' (1795-1796 , первая редакция); 4) 'Дух христианства и его предназначение' (1798); 5) 'Фрагмент системы' (1880) и вторая редакция (неоконченная) 'Позитивности христианской религии'.
В Йене Гегель написал (оставив неизданными) 'Конституцию Германии' и 'Систему этики'. В 1801 г. им было опубликовано 'Различие между философскими системами Фихте и Шеллинга'. Из статей, напечатанных в 'Критическом философском журнале', особо выделяются две: 'Отношение скептицизма и философии', 'Вера и Знание'.
'Феноменология духа' знаменует собой решающий этап. Гегель отходит от Шеллинга, формируя совершенно оригинальный тип мышления со своим, присущим только ему, строем. Все труды, вышедшие вслед за 'Феноменологией', - это выдающиеся произведения, явившие собой вершину гегелевской мысли, и о них мы уже частично упоминали: 'Наука логики' (1812-1816), 'Энциклопедия философских наук' (1817) и 'Философия права' (1812). 'Энциклопедия' была переиздана в 1827-м и в 1830 гг. в дополненном виде. Ее последующее посмертное издание в трех томах было осуществлено учениками в 1840-1845 гг. со вставками, содержащими пояснения, которые Гегель давал в курсе своих лекций. И, несмотря на свою объемность, это издание самое интересное и доступное по содержанию.
Лекции в публикации учеников имеют следующие названия: 'Лекции по философии истории', 'Эстетика', 'Лекции по философии религии' и 'Лекции по истории философии'.
Какая же из всех этих работ наилучшим образом отражает мысль, метод и дух Гегеля? На данный вопрос нет ответа, с которым единодушно согласились бы все ученые. В зависимости от той или иной исторической и культурной эпохи, от принадлежности ученых к тому или иному направлению, ответ звучал и звучит по-разному. Некоторые считали и продолжают считать шедевром 'Феноменологию духа', которая, однако, была задумана как некое 'введение в систему', и даже если верно, что система там все-таки проявилась, несомненно и то, что она лишь намечена, потому что наряду с превосходными частями имеют место фрагменты, вызывающие вопросы, и незрелые.
В прошлом особо выделяли 'Энциклопедию философских наук', как дающую полную картину мышления и метода нашего философа.
62 Гегель
Однако, по мнению многих, сухость изложения в данном произведении делает его порой чересчур сжатым и лаконичным и оттого не всегда понятным. При этом подчеркивалось, что 'Энциклопедия' излишне обнажает недостаток гегелевской концепции, а именно чрезмерную 'систематичность', попытку толковать знание не как частное видение абсолюта, а как 'абсолютную науку об абсолюте', и связанные с этим притязания гегемонистского и даже тоталитаристского характера.
В какой-то период особое значение приписывали 'Философии права' за своеобразную концепцию этики и всем известную доктрину государства (концепция 'объективного духа', на чем мы остановимся подробнее). Упомянутые точки зрения, однако, представляются сегодня значительно устаревшими и, по сути дела, малоприемлемыми.
С некоторых пор пользуется авторитетом 'Наука логики', благодаря, в частности, тесной связи 'логического элемента' с 'языком', стоящим сегодня в центре философских интересов. Как бы там ни было, совершенно очевидно, что логика заключает в себе 'все', будучи также 'первой философией', иными словами 'метафизикой', хотя она всеобъемлюща лишь в определенной перспективе, обозначающей 'Идею как логос' (в чем мы убедимся), а логическая Идея должна в дальнейшем развиваться как 'Природа' и 'Дух'. Следовательно, логика - всего лишь часть системы, по определению Гегеля.
Самый богатый и интересный материал содержится в больших лекционных курсах, прочитанных в Берлине и опубликованных посмертно. И это вполне понятно, так как их тема - философия духа, т. е. кульминационный момент гегелевской системы, который вобрал в себя в известном смысле и все остальное. Очевидно, однако, и то, что эти курсы лекций главным образом воссозданы по конспектам учеников и имеют в основном дидактический характер.
Каждый из упомянутых трудов имеет свои замечательные стороны, и это объясняет причину, по которой в разные времена и под разным углом зрения каждый труд считался шедевром. Возможно, мы будем недалеки от истины, утверждая, что 'Феноменология', при всех своих недостатках, в известном смысле из них самое прекрасное и живое произведение. Но историко-теоретическая позиция Гегеля главным образом выражена в 'Энциклопедии', и особенно в большой, трехтомной, охватывающей соответствующие включения из курса лекций, чрезвычайно обогащенных анализом и аннотациями, которые до сей поры заслуживают глубокого осмысления.
Генезис гегелевской мысли 63
Лишь в начале нашего века, как мы уже упоминали, были по-настоящему оценены религиозно-теологические сочинения Гегеля, остававшиеся неизданными. В сущности, они свидетельствуют о пути, пройденном Гегелем к открытию того, что станет стержнем его системы, - пути углубления религиозно-теологической тематики, исследования вопроса сущности религии, попыток истолковать смысл различных форм, в которых она являлась в истории. Гегель сосредоточился в особенности на фигуре Христа, а также на христианстве, оценивая их поначалу негативно, в соответствии с просветительской ориентацией, однако впоследствии радикально изменив свои оценки в работе 'Дух христианства и его предназначение' - наиболее значительной и зрелой из всей серии.
Вот основные идеи, развернутые Гегелем в теологических размышлениях. Между религиозностью греческого типа и иудейской религиозностью существует радикальное различие.
А). Греки воплотили глубокую гармонию между индивидом и обществом, человеческим (индивидуальным) и Божественным (всеобщим) , а значит, их жизнь была счастливой, коль не ведала никаких форм контраста и разрыва между 'посюсторонним' и 'потусторонним', между человеком и Богом, индивидуальным и всеобщим.
Б). Напротив, иудеи переживают разлад и глубокий контраст между человеческим (индивидуальным) и Божественным (всеобщим), отчего их религия и жизнь печальны. Для религии иудеев типично ощущение униженности человека перед чем-то посторонним: закон, диктуемый Богом, есть сам Бог, перед лицом которого человек чувствует себя объектом (рабом).
В). Итак, если в первый момент Гегель помещает Христа и христианство в одну плоскость с иудаизмом, то впоследствии он меняет свой взгляд, высвечивая черты своеобразия в религии, проповедуемой Христом. Он рассматривает ее как некое примирение двух предшествующих моментов, в частности, как примирение (или опосредование) свойственного иудаизму разрыва между частным (человеком) и всеобщим (Богом и законом). Это попытка вернуть человеку его целостность.
Христианство при этом не просто возвращает человеку счастливую невинность, типичную для греческого мира, но воссоздает единство, утраченное в мучительном раздвоении, через примирение на опосредованном, а значит, более сознательном и зрелом, уровне.
Примирение и опосредование индивидуального и всеобщего реализуется через любовь. Иисус посредством любви преодолевает закон в его форме (как то, что предписывается индивиду) и поднимается на ту ступень, где противоположности (индивидуальное
64 Гегель
и универсальное) опосредуются, теряя характер отчужденности. Любовь воссоединяет человека с Богом и ведет человека к Богу.
Таким образом, вырисовывается основное ядро, в котором мы увидим шифр гегелевской диалектики: раздвоение реальности на противоположности и 'снятие' такого раздвоения в некоем высшем 'синтезе'. Следовательно, как признает большинство ученых, Гегель приходит к собственной системе путем размышлений о христианской религии.
Дискуссии и столкновения с другими философскими системами придут позже. В теологических сочинениях, о которых мы ведем речь, вершину духовной жизни составляет не философия, а религия. Вскоре после этого Гегель переставит роли, и Разум примет на себя роль, отведенную первоначально любви. И все же религия будет всегда считаться той формой духа, которая улавливает и выражает те же истины, что и философия, пусть даже иным способом. Более того, главные догмы христианства Гегель позднее трактовал как выражение фундаментальных истин собственной системы.
Здесь, однако, следует уточнить, что христианство в понимании Гегеля - это с самого начала глубоко искаженное христианство. Ведь он отрицает как раз главное реальное и историческое событие - воплощение Христа, а значит, не признает Христа как Мессию и Спасителя, т. е. истинного человека и истинного Бога со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Гегель возложил на иудейский мир ответственность за искажение образа Иисуса, полагая, что на последующую историю христианства оно легло тяжким бременем. Становится понятным, как в итоге он определил задачу философии и, в частности, своей собственной философии. Эта задача - открытие последней истины и, следовательно, толкование и оценка истин самого христианства, что привело к вызывающим недоумение результатам, что мы проиллюстрируем в ходе изложения. Кто-то метко сказал по этому поводу, что Гегеля можно считать первым 'модернистом' (в более поздней терминологии), так как он системно адаптировал традиционную христианскую догму к мышлению иной эпохи.
Гегель активно противостоял притязаниям дать предварительную формулировку отправных точек или доктринального ядра, от которых
Действительность как Дух 65
выводится и на которые должно опираться все здание философии. Объяснялась подобная установка тем, что первоосновы, даже признанные сами по себе как истинные, были бы искажены в момент, когда они предпосланы системе, а не определены в конкретном действии внутри нее.
Заметим, что данное утверждение Гегеля имеет сильный заряд парадоксальности (напомним, что Гегель был швабом и, как все швабы, любил быть неожиданным в суждениях). Отстаивая данную концепцию, сам Гегель, тем не менее, писал предисловия и вступления, в которых по-своему пытался предложить читателю исходные истины. Вступление к 'Феноменологии' и введение к 'Энциклопедии' следует отнести к прекраснейшим страницам из всего написанного философом. Без предварительного разъяснения ключевых понятий гегелевские работы, по большей мере, могли бы показаться криптограммами.
Полная схема основных идей гегельянства достаточно объемна. Речь идет об одной из богатейших и сложнейших (а также и труднейших) философских концепций. Тем не менее она целиком может быть сведена к следующим трем исходным пунктам. 1. Реальность как таковая есть бесконечный Дух. ('Дух' есть то, что все в себя вбирает и преодолевает, об этом говорили, в частности, Фихте и Шеллинг.) 2. Структура, или, лучше сказать, сама жизнь Духа, а значит, и процесс, в соответствии с которым развивается философское познание, есть диалектика. (Можно утверждать, что духовность есть диалектичность.) 3. Особенностью, ярко отличающей эту диалектику от всех предшествующих ее форм, является то, что Гегель назвал 'спекулятивным' элементом, который, как мы убедимся, является ключом к разгадке мышления философа.
Разъяснение этих трех пунктов укажет на цель и границу философских суждений Гегеля, а также тот путь, которым он следовал, чтобы их достичь. Полное понимание вышесказанного, как верно отметил Гегель, возможно, лишь если конкретно следовать за развитием системы до ее завершения, т. е. если пройти весь путь до конца (в философии, говорил Гегель, нет коротких путей).
Для понимания Гегеля необходимо усвоить главное: реальное и действительное - это не 'субстанция' (т. е. более или менее застывшая сущность, как традиционно считалось), а Субъект, Мысль, Дух. Со всей ясностью он это утверждает в 'Феноменологии': 'В соответствии с моим мировоззрением, лишь в процессе
66 Гегель
68 Гегель
Абсолют |
{ |
1. Идея-в-себе (=Логос), изучаемая логикой 2. Идея-в-ином (=Природа), изучаемая философией природы 3. Идея-в-себе-и-для-себя (=Дух), изучаемая философией духа |
Смысл этого важнейшего положения станет понятнее, если усвоить, что, по Гегелю, ничто не случается, помимо Абсолюта, но все есть его неустранимый момент. Точно так же утверждение 'сущее и должное совпадают' означает: есть то, что должно быть, ибо все существующее не что иное, как момент Идеи и ее развития. (То, что происходит, всегда 'заслуживает' того, чтобы произойти.)
Теперь очевиден и смысл так называемого гегелевского 'панлогизма': 'Все есть мысль'. Он не означает, что все предметы обладают присущей нам мыслью (или сознанием), но предполагает, что все разумно, поскольку есть определение мысли. Данный тезис, полагает Гегель, соотносится с утверждением древних о Нусе (Разуме), управляющем миром.
Наконец, необходимо осветить ту роль, которую играет 'отрицание' в гегелевской концепции Духа. Жизнь Духа состоит не в том, чтобы избегать смерти, а в том, чтобы 'противостоять смерти и сохранять себя в ней'. Дух 'достоин Истины, лишь вновь обретая себя в абсолютном опустошении', - говорит Гегель и добавляет, что мощь его такова благодаря умению 'смотреть в лицо негативному и утверждаться в противостоянии ему'. 'Эта способность утверждаться есть та магическая сила, которая обращает отрицание в бытие'.
Рассудок, совершив ряд аналитических операций, дает представление о субстанции как о замкнутом в себе круге. 'Но оторванное от своей сферы акцидентальное только в связи с другим обретает собственное наличное бытие и особую свободу, - в этом огромная сила негативного, это энергия мышления, чистого "я". Смерть, если так мы назовем упомянутую недействительность, есть самое ужасное, и, чтобы удержать мертвое, требуется величайшая сила. Бессильная красота ненавидит рассудок, ибо от нее он требует того, к чему она неспособна. Но не та жизнь, которая страшится смерти и только бережет себя от разрушения, а та, которая претерпевает ее и в ней сохраняется, есть жизнь Духа. Он достигает своей истины, лишь обретая себя в абсолютном распаде. Дух силен не в качестве того положительного, которое отвращает взоры от негативного, подобно тому как мы, называя иное ничтожным или ложным, тут же кончаем с ним, отворачиваемся и переходим к
Идея 69
'Феноменология духа' 75
Приведем пример. Когда мы говорим: 'Действительное разумно', - в гегелевском 'спекулятивном' смысле, мы подразумеваем не то (как в прежней логике), что 'реальное' - это жестко устойчивый субъект (субстанция), а 'разумное' - это предикат (или акциденция этой субстанции), но, напротив, что 'всеобщее выражает смысл реального'.
Таким образом, субъект переходит в предикат (и наоборот). Утверждение 'спекулятивного' плана, очевидно, призвано сказать, что реальное разрешается в разумное, а предикат - такой же существенный элемент утверждения, как и субъект. Более того, в 'спекулятивном' утверждении субъект и предикат взаимозаменяемы в той степени, в какой составляют динамическое тождество. Гегель формулирует вышеупомянутый тип утверждения так: 'Все действительное разумно; все разумное действительно'; здесь то, что первоначально было субъектом, стало предикатом, и наоборот (утверждение диалектически удваивается).
Короче, в рамках старой логики утверждение было замкнуто в жестко очерченных границах конечного рассудка. 'Спекулятивное' утверждение, напротив, является свойством разума, снимающего эту жесткую фиксированность. Утверждение призвано выразить диалектическое движение, следовательно, быть структурно-динамичным настолько, насколько динамична действительность, которую оно выражает, и в той степени, в какой динамична мысль, ее формулирующая.
Из всего вышесказанного естественно вытекает тот факт, что в момент философствования человек поднимается над уровнем обыденного сознания, а точнее, на высоту чистого разума в абсолютной перспективе (т. е. он обретает точку зрения Абсолюта). Гегель говорит об этом со всей ясностью: 'Разум превращается в философскую спекуляцию, когда возвышается над самим собой до абсолютного'. Чтобы 'построить абсолют в сознании', требуется устранить и преодолеть конечность сознания и, тем самым, возвести эмпирическое 'я' в 'я' трансцендентальное, в степень Разума и Духа.
Все это не может произойти ex abrupto, т. е. сразу. Гегель вынес решительный приговор проблеме метода как в картезианском варианте, так и кантианском, безжалостно засвидетельствовав кончину.
76 Гегель
78 Гегель
Дух в самоопределении и проявлении есть сознание в широком значении данного термина, подразумевающем осознание чего-то иного (в любой форме - как внешней, так и внутренней). Сознание всегда указывает на определенную связь 'Я' и объекта, на соотношение субъект - объект. Отсюда противоречие 'субъект - объект' является отличительной чертой сознания. Так что итинерарий 'Феноменологии' состоит в прогрессирующем опосредовании этого противоречия, вплоть до его полного снятия. Можно также отметить, что цель, которую преследует Гегель в 'Феноменологии', заключается в устранении разрыва между сознанием и объектом и в доказательстве того, что объект есть не что иное, как 'само' сознание, т. е. самосознание, которое со времен Канта занимало центральное место в философии и которое Гегель пытается научно обосновать. В то же время он стремится получить окончательные выводы на этот счет.
В целом феноменологический путь предполагает следующие этапы: 1). Сознание (в узком смысле); 2). Самосознание; 3). Разум. 4). Дух; 5.) Религия; 6). Абсолютное Знание. Тезис Гегеля состоит в том, что любое сознание представляет собой самосознание (самосознание есть истина сознания); в свою очередь, самосознание раскрывается как Разум (Разум есть сущность самосознания); наконец, в полной мере Разум реализует себя как Дух, который через Религию достигает своей вершины в абсолютном Знании.
Каждый из этих этапов образуется рядом различных моментов, или 'фигур'. Гегель представляет каждый отдельный момент (или каждую отдельную 'фигуру') так, чтобы показать, что ее определенность неадекватна, и, следовательно, заставляет перейти к ее противоположности. Последняя отрицает отрицание предыдущей, но, в свою очередь, показывает уже на более высокой ступени, что и она определена, а значит, неадекватна, чем вынуждает идти дальше по тому же пути в соответствии с ритмом диалектики. Гегель уточняет, что пружина данной феноменологической диалектики заключена в неравенстве или в разности уровней Сознания, Я и его объекта (как негатива) и в прогрессивном снятии такого неравенства. Кульминационный момент этого процесса совпадает с моментом, когда Дух становится объектом себя самого.
Попробуем подытожить и дать краткое толкование упомянутых вех 'Феноменологии'.
'Феноменология духа' 79
1). Начальная стадия представлена 'сознанием' в гносеологическом смысле (более узком), для которого характерно созерцание и познание мира как иного по отношению к себе и не зависимого от себя. Эта стадия развертывается в трех последовательных моментах: а) чувственной достоверности; б) восприятия; в) рассудка. Каждый из них диалектически подводит к последующему.
А). На стадии ощущений единичное кажется истиной, но очень скоро в ней появляются внутренние противоречия, так что для понимания единичного необходимо перейти к общему. Б). На стадии восприятия объект может показаться истиной, но и он тоже противоречив, так как предстает единым и множественным одновременно, иными словами, предстает как объект со множеством свойств. В). На стадии рассудка объект выступает как феномен, являющийся продуктом деятельности сил и законов: именно здесь чувственное разрешается в силу и закон - производные рассудка. Так сознание приходит к пониманию того, что объект зависит от чего-то иного, т. е. от рассудка, а значит, в некотором смысле от него самого (объект разрешается в субъекте). Таким образом, сознание становится самосознанием (знанием себя).
2). Второй этап феноменологического пути состоит в самосознании, которое посредством ряда моментов учится познавать, что оно из себя представляет. В начальном проявлении самосознание характеризуется аппетитами и желаниями, стремлением обладать предметами, ставить их в полную зависимость от себя и 'устранять чужеродность, выступающую в виде самостоятельной жизни'. Сначала самосознание абстрактно исключает из себя всякую чужеродность, оценивая 'иное' как несущественное и отрицательное. Но вскоре оно вынуждено отказаться от этой позиции. В результате столкновения с другими самосознаниями оно вступает в 'борьбу не на жизнь, а на смерть', ибо только через нее самосознание реализует себя (меняет абстрактное положение 'в себе' на положение 'для себя'). 'Индивид, не подвергающий опасности собственную жизнь, - пишет Гегель, - вполне может быть признан личностью (в абстракции); при этом он не достигает истинности подобного признания как независимого самосознания'. Согласно Гегелю, каждое самосознание структурно нуждается в другом самосознании и их борьба должна иметь исходом не смерть одного из них, но подчинение одного другому.
80
1. СОЗНАНИЕ |
{ |
1. Чувственная достоверность 2. Восприятие 3. Рассудок |
|
|
2. САМОСОЗНАНИЕ |
{ |
1. Самостоятельность и несамостоятельность самосознания (господство и рабство) |
||
|
2. Свобода самосознания |
{ |
1. Стоицизм 2. Скептицизм 3. Несчастное сознание |
|
3. РАЗУМ |
{ |
1. Наблюдающий |
{ |
1. Наблюдение природы 2. Наблюдение самосознания в его чистом виде и в его отношении к внешней действительности (законы логики и психологии) 3. Наблюдение самосознания в его отношении к своей непосредственности (физиогномика и френология) |
2. Претворение разумного самосознания в действительность им самим |
{ |
1. Удовольствие и необходимость 2. Закон сердца и безумие самомнения 3. Добродетель и общий ход вещей |
||
3. Индивидуальность-в-себе-и-для-себя |
{ |
1. Духовное животное царство 2. Разум, предписывающий законы 3. Разум, проверяющий законы |
81
1. ДУХ |
{ |
1. Истинный дух, нравственность |
{ |
1. Нравственный мир, закон Божественный и человеческий, мужчина и женщина 2. Нравственное действие, знание человеческое и Божественное, вина и судьба 3. Правовое государство |
2. Дух, отчужденный от себя, образованность |
{ |
1. Образованность, вера и чистое здравомыслие 2. Просвещение 3. Абсолютная свобода и ужас |
||
3. Дух, обладающий достоверностью себя самого: моральность |
{ |
1. Моральное мировоззрение 2. Перестановка 3. Совесть, прекрасная душа, зло и его прощение |
||
2. РЕЛИГИЯ |
{ |
1. Естественная религия |
{ |
1. Светлое существо 2. Растение и животное 3. Мастер |
2. Художественная религия |
{ |
1. Абстрактное произведение искусства 2. Живое произведение искусства 3. Духовное произведение искусства |
||
3. Религия Откровения (христианство). Синтетически живая присутствующая тотальность всех предыдущих моментов. |
|
|
||
3. АБСОЛЮТНОЕ ЗНАНИЕ |
|
|
|
|
82 Гегель
Логика бытия подразделяется на логику: 1) качества, 2) количества, 3) меры. 1). Качество - понятийное определение, непосредственно совпадающее с вещью. 2). В понятии количества качество игнорируется и мыслится как индифферентное. 3). Мера есть синтез, снимающий и удерживающий два предыдущих момента,
Логика 89
единство качественного и количественного, т. е. это 'квалитативное количество', или иначе - 'правило' любой операции измерения (в самом деле, мера - это качественно-количественный синтез).
Абсолютное начало 'Логики' образуется первой триадой, состоящей из бытия, небытия и становления. Здесь Гегель суммирует положения античной метафизики (досократиков, Парменида, Гераклита), первые попытки мыслить и говорить об Абсолюте. Если я мыслю чистое бытие (лишенное определений), то мыслю и нечто, что не есть ничто (определенное). Чистое мышление не есть истинное. Мышление - это движение, и как таковое оно проявляется в становлении. Становление предполагает непрерывный переход от бытия к небытию (и наоборот). Внимательный исследователь гегелевских сочинений Гадамер заметил, что становление - истина мышления так же, как и истина реальности.
'Нечто' отсылает от своего определенного бытия к 'иному', другому нечто, то нечто - к другому, и так далее до бесконечности. Бесконечное нельзя понять здесь иначе, как бегство от конечного, что описывается прямой без предела. Но такое бесконечное ложно, ибо оно проистекает от рассудка, 'надуманно'. 'Истинная бесконечность' - разумная бесконечность, и она кругообразна, точнее, это циркулярный процесс, цель которого - достичь самого себя через иное.
Но есть и другой ошибочный способ мыслить бесконечное, как в старой метафизике, уносившей его за пределы конечного, т. е. в духе бесконечной трансцендентной субстанции. Бесконечность, по Гегелю, - это непрерывное диалектическое преодоление конечности (конечным же).
По поводу негативности конечного Гегель пишет: 'Конечное не просто молчит, как нечто оно вообще исчезает, и не просто в возможности, но его не было бы и как неисчезающего. Бытие конечного таково, что внутри себя оно уже содержит семя разложения: час рождения - это и час смерти конечного'.
Философия, приписывающая истинную реальность конечному, не заслуживает и называться философией. 'Положение, что конечное идеально (не имеет реальности в себе), конституирует идеализм. Философский идеализм не признает конечное за истинное бытие. Любая философия сущностным образом - идеализм или как минимум идеализм в основе. Вопрос только в том, до какого пункта этот принцип реализован. Философия - идеалистична, как идеалистична религия. Ведь и религия не признает конечное как истинное бытие... Оппозиция идеалистической философии и реалистической, следовательно, лишена смысла. Философия, которая приписывает конечному существованию истинное бытие, определенное и абсолютное, не заслуживала бы имени философии'.
90-91
ЛОГИКА И ВСЕОБЩНОСТЬ ЕЕ КАТЕГОРИЙ
ИДЕЯ В СЕБЕ, ИЛИ ИДЕЯ КАК ЛОГОС
|
{ |
1. Бытие |
{ |
1. Качество: |
{ |
1. Бытие - ничто ~ становление |
2. Наличное бытие как таковое - конечность - бесконечность |
||||||
3. Для-себя-бытие - одно и многое - отталкивание/притяжение |
||||||
2. Количество: |
{ |
1. Чистое количество - непрерывная и дискретная величина - ограничение количества |
||||
2. Число - экстенсивное и интенсивное определенное количество - количественная бесконечность |
||||||
3. Количественное отношение прямое - обратное - степенное отношение |
||||||
3. Мера: |
{ |
1. Специфическое количество - специфицирующая мера - для-себя-бытие в мере |
||||
2. Отношение самостоятельных мер - узловая линия отношений меры - безмерное |
||||||
3. Становление сущности: абсолютная неразличенность как обратное отношение ее факторов - переход в сущность |
||||||
2. Сущность |
{ |
1. Сущность: |
{ |
1. Видимость: существенное и несущественное - видимость - рефлексия |
||
2. Определенные сущностности: тождество - различие - противоречие |
||||||
3. Основание: абсолютное - определенное - условие |
||||||
2. Явление: |
{ |
1. Существование: вещь и ее свойства - материя вещей - растворение вещи |
||||
2. Явление: закон явлений - являющийся мир и в себе сущий мир - разложение явления |
||||||
3. Существенное отношение: между целым и частями - между силой и ее проявлением - внешнего и внутреннего |
||||||
3. Действительность: |
{ |
1. Развертывание абсолютного - абсолютный атрибут - модус абсолютного |
||||
2. Случайность - относительная необходимость - абсолютная необходимость |
||||||
3. Абсолютное отношение: субстанциальности - отношение причинности - взаимодействие |
||||||
3. Понятие |
{ |
1. Субъективность: |
{ |
1. Понятие: всеобщее - особенное - единичное |
||
2. Суждение: наличного бытия - рефлексии -необходимости - понятия |
||||||
3. Умозаключение: наличного бытия - рефлексии - необходимости |
||||||
2. Объективность: |
{ |
1. Механический объект - процесс - абсолютный механизм |
||||
2. Химический объект - процесс - переход химизма |
||||||
3. Телеология: субъективная цель - средство - осуществленная цель |
||||||
3. Идея: |
{ |
1. Жизнь: живой индивид - процесс жизни - род |
||||
2. Идея познания: идея истинного - идея блага |
||||||
3. Абсолютная идея, тотальность всех категорий в их структурной диалектической связи |
||||||
|
|
|
|
|
|
|
92 Гегель
96
ФИЛОСОФИЯ ПРИРОДЫ И ЕЕ КАТЕГОРИИ
ПРИРОДА = ИДЕЯ ВНЕ СЕБЯ |
{ |
Механика
|
{ |
1. Пространство и время |
{ |
1. Пространство 2. Время 3. Место и движение |
2. Материя и движение |
{ |
1. Инертная материя 2. Толчок 3. Падение |
||||
3. Абсолютная механика |
|
|
||||
Физика |
{ |
1. Физика всеобщей индивидуальности |
{ |
1. Свободные физические тела 2. Стихии 3. Процесс стихий |
||
2. Физика особенной индивидуальности |
{ |
1. Удельный вес 2. Сцепление 3. Звук 4. Теплота |
||||
3. Физика тотальной индивидуальности |
{ |
1. Образ 2. Обособление индивидуального тела 3. Химический процесс |
||||
Органическая физика |
{ |
1. Геологическая природа |
{ |
1. История Земли 2. Расчленение Земли 3. Жизнь Земли |
||
2. Растительная природа |
{ |
1. Формообразовательный процесс 2. Процесс ассимиляции 3. Родовой процесс |
||||
3. Животный организм |
{ |
1. Образ 2. Ассимиляция 3. Родовой процесс |
Философия природы 97
Возвышенные интонации Гёте, Гёльдерлина и Шеллинга, воспевающих природу, как можно догадаться, не получают у Гегеля отклика. Сентенциям о былинке или цветке, дающим представление о Боге и Истине, Гегель противопоставляет иную точку зрения. Даже самое малое событие Духа позволяет постичь Истину и Бога гораздо более совершенным образом. Незначительное зло, допущенное человеком, бесконечно важнее, чем отклонение в движении звезд, поскольку любой грех - это акт свободы, образующей сущность Духа.
Приводимый ниже отрывок следует прочесть полностью, поскольку он в полной мере демонстрирует революционную идею Гегеля. 'Природа, взятая в отношении к ее формам существования, не подлежит обожествлению. Однако природа в себе - как идея - божественна, но как бытие она не соответствует понятию. Более того, она - неразрешимое противоречие. Для нее характерно быть установленной, быть отрицанием, недаром древние трактовали материю вообще как "non ens" ('небытие'). Так природа стала пониматься как отпадение Идеи от себя, ибо Идея во внешней форме неадекватна самой себе. Только сознанию, изначально себе внешнему и непосредственному, чувственному сознанию, природа кажется первой, непосредственной реальностью, тем, что есть. Как бы то ни было, природа - представление Идеи, и в ней следует изумиться мудрости Бога... В Природе не только игра форм - добыча беспорядочной случайности, но и каждой ее форме как таковой не достает понятия. То, что движет Природой, - это жизнь, но и ей как идее естества суждено быть жертвой внешне иррационального. Индивидуальная витальность в любой момент своего существования зажата тисками другой индивидуальности. В духовном проявлении всегда есть момент свободной всеобщей связи. Лишь по недоразумению духовные связи в меньшем почете, чем природные... словно духовная форма не содержит витальности более высокой, чем материальная... как будто факты морали, даже если их называть материальными, не принадлежат исключительно духу... Природа, несмотря на всю экзистенциальную случайность, подчинена вечным законам. Но в вечных законах господствует самосознание: это познается в вере, в провидении, управляющем делами человеческими. Или, может статься, определения провидения в области человеческого всегда случайны и иррациональны? Но и в случае духовной случайности, произвола, ведущего к умножению зла, - и тогда зло будет бесконечно выше правильных звездных орбит и невинности растений, ибо тот, кто так ошибается, - все тот же Дух'.
98 Гегель
100 Гегель
их в 'спекулятивную' ткань своей системы. По примеру Аристотеля он трактует ощущения как интериоризацию телесного. Однако аристотелевское 'Нет ничего в уме, чего бы не было в чувствах' Гегель меняет на 'Nihil est in sensu quod non fuerit in intellectu' ('Нет ничего в чувстве, чего бы не было в уме'), поскольку именно Дух есть причина чувственного (а потому и ощущения).
ФИЛОСОФИЯ ДУХА И ЕГО СТРУКТУРА
ДУХ КАК ИДЕЯ, ВЕРНУВШАЯСЯ К СЕБЕ |
{ |
1. Субъективный
|
{ |
1. Антропология |
{ |
1. Природная душа 2. Чувствующая душа 3. Действительная душа |
2.Феноменология |
{ |
1. Сознание 2. Самосознание 3. Разум |
||||
3. Психология |
{ |
1. Теоретический дух 2. Практический дух 3. Свободный дух |
||||
2. Объективный
|
{ |
1. Право |
{ |
1. Собственность 2. Договор 3. Право против нарушения права |
||
2. Моральность |
{ |
1. Умысел и вина 2. Намерение и благо 3. Добро и зло |
||||
3. Нравственность |
{ |
1. Семья 2. Гражданское общество 3. Государство |
||||
3. Абсолютный |
{ |
1. Искусство 2. Религия 3. Философия |
|
|
Примечание: Эта схема представляет живую тотальность всех категорий Идеи-в-себе (логики), Идеи-вне-себя (природы) и Идеи-в-себе-и-для-себя.
Философия духа 101
109
От идеализма я перешел к тому, чтобы искать идею в самой действительности. Боги, прежде жившие над землей, стали для меня ее центром.
Карл Маркс
С тех пор как Маркс написал, что все имеет свой конец, возможно ли допустить, что это не применимо к нему самому?
Мао Цзедун
110
111
Гегель умер в конце 1831 г., после чего его ученики сразу образовали две партии. Используя лексику французских парламентариев, Давид Штраус назвал гегельянцев правыми и левыми. Согласно правым, прусское государство воплощало собой максимальную реализацию рациональности духа. Левые именем диалектики отвергали любое существующее государство. Однако кроме разногласий политических были и религиозные несовпадения.
Гегель доказывал совпадение философии и религии: что философия выражает в форме понятия, то религия дает в форме представления. Именно отсюда возникла антитеза правого и левого гегельянства. Доказуемо ли, что христианство совместимо с гегелевской философией? Правые уверенно отвечали 'да', левые были резко против, сводя Божественное послание к сугубо человеческому измерению. Аббаньяно определил правое гегельянство как схоластическое, имея в виду поздних схоластов, взявших аристотелизм на вооружение в защиту христианских догм. Таким видится Карл Фридрих Гёшель (1781-1861) с его сочинением 'О доказательстве бессмертия человеческой души в свете спекулятивной философии' (1835). К правым гегельянцам можно причислить Казимира Конради, Г. А. Габлера, И. Э. Эрдмана, К. Фишера и др. Левое гегельянство образовали Бруно Бауэр, Макс Штирнер, Арнольд Руге, Фейербах и, наконец, Маркс.
112
Левое гегельянство: Давид Ф. Штраус 113
Штраус (1808-1874) под влиянием Гегеля стал решительным критиком теологии. В 1835 г. вышла его книга 'Жизнь Иисуса'. По его мнению, Евангелие не хроника научно доказуемых фактов, скорее, оно - об ожидании Мессии, а значит, это не история, не легенда, а миф. И легенда по-своему трактует факты, но лишь миф несет в себе метафизическую нагрузку. Христианская идея единства конечного (человека) и бесконечного (Бога) должна найти адекватное выражение в философии. Христиане верят, что это единство реализуется в индивиде - Богочеловеке, Иисусе. Но это миф, ибо в исторически ограниченном человеке единство Божественного и человеческого недостижимо. Не в единичном духе, не в Христе воплотится единство конечного и бесконечного, а в самом 'человечестве и его двойственной природе Бог станет человеком'. Конечный дух помнит о своей бесконечности: она - дочь духа (невидимого отца) и природы (видимой матери). Человечество чудотворит: если дух по мере развития все более сливается с природой, то человечество безгрешно. Таким образом, по содержанию Евангелие философично: только в философии истина выражена в более адекватной рациональной форме.
Людвиг Фейербах (1804-1872) изучал теологию в Гейдельберге, затем слушал в Берлине лекции Гегеля. 'За четыре недели я узнал от Гегеля больше, чем за два предыдущих года', - писал он отцу. В 1830 г. своей работой 'Мысли о смерти и бессмертии' Фейербах выступил против правых гегельянцев. Книга, в которой бессмертие закреплялось только за человечеством, а индивид объявлялся смертным, закрыла автору академическую карьеру. Правда, позднее о сорокачетырехлетнем философе вспомнили, пригласив прочесть курс лекций в Гейдельберге. Так появились 'Лекции о сущности религии', опубликованные в 1851 г. Философ жил в нищете и умер, всеми забытый, в 1872 г. в Рехенберге.
114 От гегельянства к марксизму
Критическое отношение к Гегелю сформировалось у Фейербаха около 1839 г. 'Гегель начал с бытия, с понятия бытия, или с абстрактного бытия; так почему бы не начать с самого бытия, т. е. реального бытия?' - писал он в работе 'К критике гегелевской философии'. Гегель 'отложил в сторону основы и естественные причины'. Но 'спекуляция, выходящая за пределы человеческого, тщетна, как тщетно искусство, которое тужится изобразить нечто большее, чем просто человеческое тело, но ничего другого, кроме гротескных фигур, у него не получается'.
Философия - наука о действительности в ее истине и всеобщности, но компендиум действительности есть природа в широком смысле слова. Наиболее глубокие секреты скрыты в самых простых, естественных вещах, пренебрегаемых спекулятивной фантазией. Единственный путь спасения - возвращение к природе. Природа - это не только вульгарная пищеварительная фабрика, но и храм мозга.
Цель книги 'Сущность христианства' (1841) автор определил как 'сведение религии к антропологии'. Религия как проблема проходит красной нитью через все творчество Фейербаха. 'Моей первой мыслью был Бог, второй - разум, третьей и последней - человек'. Гегель устранил трансцендентного Бога, заменив его Духом, т. е. человеческую реальность - абстрактной. Фейербаха интересует не идея человечества, а реальный человек, который прежде всего - природа, тело, чувственность и потребности. 'Истина есть жизнь, а не мысль, остающаяся на бумаге, не то, что дается в дополнение к бумаге'. Идеализм надлежит отвергнуть, ибо он упразднил конкретного человека. Теизм неприемлем, ибо не Бог творит человека, а человек создает Бога.
После Гегеля критика теологии уже должна была быть иной, чем просветительская. Как и Гегель, Фейербах принимает единство конечного и бесконечного. Однако это единство реализуется в человеке, а не в Боге и не в абсолютной Идее. Человека философия должна принять во всей его полноте - с головы до пят, в его природной социальности. Великий основной факт человеческой истории - религия - не может быть отвергнут философией: его следует понять. Понять религию можно лишь тогда, когда будет понято: 'То, что человек думает о Боге, - это осознание человеком самого себя'. Другими словами, отстраняя от себя собственные качества, желания, надежды, человек конструирует свою божественность. Истина религии - в отношении человека к своей сущности. Ложность ее в том, что эту сущность он уже воспринимает не как свою, но как чужую. Бог, следовательно, есть зеркало человека.
Фейербах 115
116
Клод Анри Сен-Симон (1760-1825)
Сен-Симон 117
Марксизм, писал В. И. Ленин, - законный наследник всего лучшего, что создано человечеством в XIX веке: немецкой классической философии, английской политической экономии и французского социализма. Верно или по ошибке, но за французским социализмом закрепилось название 'утопический'. Обычно с ним связывают имена Сен-Симона, Фурье и Прудона.
Клод Анри Сен-Симон (1760-1825) и поныне привлекает к себе внимание исследователей, ибо он первый увидел ростки индустриального общества и клубок связанных с ним тяжелых социальных проблем, на которых затем сосредоточатся позитивисты, Маркс и его последователи. Из сочинений Сен-Симона известны такие, как: 'Письма женевского обитателя к современникам' (1802), 'О преобразовании европейского общества' (1814, в соавторстве с Огюстом Тьерри), 'Промышленность, или Политические, моральные и философские рассуждения' (1817), 'Повое христианство' (1825). Секретарем и помощником Сен-Симона был Огюст Конт (1818-1824), пока не разошлись их пути в философии.
В истории, уверен Сен-Симон, действует закон прогресса, однако он не имеет линеарного характера. Философ также говорит о периодах - органическом и критическом. Пока общество развивается на прочном основании однажды установленных принципов, оно органично. Как только обнаруживаются признаки неустойчивости этих принципов (в сфере идей, ценностей, технических новшеств), так общество входит в критическую фазу развития. Так монотеизм обозначил кризис органической до того эпохи политеизма. Органическая эра средневековья сменилась кризисной эпохой Реформации и французской революции. Просвещение с его хаосом духовной и социальной жизни Сен-Симон оценивает негативно, с точки зрения крушения органических ценностей средневековья.
Движение общества вперед, к новой органической эпохе философ полагает немыслимым без позитивной науки. На руинах средневековых теологий и метафизических идей должна реорганизоваться 'духовная власть людей науки, умеющих предсказывать события'. 'Временная власть' будет принадлежать промышленникам и предпринимателям, которые смогут занять мирным трудом большую часть населения.
Наука и технология, по Сен-Симону, смогут решить острые социальные проблемы. Есть порядок всеми ощущаемых интересов и есть интерес, относящийся к развитию жизни и благосостояния. Этот порядок един для всех, поэтому люди должны действовать
118 От гегельянства к марксизму
135
Гегель - ставленник властей предержащих, бездушный, отвратительный, безграмотный шарлатан, верх смелости которого - кропать несусветный бред и галиматью.
Артур Шопенгауэр
Ай да Гегель! Как тут обойтись без гомеровского языка. Сколько раз заставил он похохотать богов! Жалкий профессоришка, ему привиделось, будто он открыл необходимость всякой вещи...
Серен Кьеркегор
136
Иоганн Фридрих Гербарт (1776-1841)
137
Триумф идеализма время от времени нарушали голоса несогласных. Кьеркегор рассмотрел гегельянство с религиозных позиций. Неспособность системы объяснить жизнь, свободный выбор, тревогу и отчаяние индивидуума вместе с претензией редуцировать все к понятию философ назвал смехотворными. Существование реального человека нельзя свести к 'понятийному существованию'.
Как можно, подбросил масла в огонь Шопенгауэр, всю историю упрятать в клетку категорий, если слепая и иррациональная 'Воля', а вовсе не 'Разум' правит историей и жизнью людей? Жизнь - страдание, история - слепой случай, прогресс - иллюзия. Всякий финализм и всякая форма оптимизма безосновательны, ибо судьба трагична. Однако Гербарт сумел решительно и компетентно противопоставить гегельянству как системе свою систему реализма.
Иоганн Фридрих Гербарт родился в Ольденбурге в 1776 г. Ученик Фихте в Йене, он достаточно быстро продемонстрировал свое несогласие с фихтеанской концепцией 'Я'. Начиная с 1808 г., Гербарт преподавал философию и психологию в Кенигсбергском университете, а после смерти Гегеля хотел занять его кафедру. Но переезд в Берлин не состоялся, и с 1833 г. и до самой своей смерти (в 1841 г.) философ работал в Геттингенском университете. Из множества сочинений Гербарта наиболее известны следующие: 'Всеобщая практическая философия' (1808), 'Введение в философию' (1813), 'Психология как наука' (1825), 'Общая метафизика' (1828-1829). Под влиянием швейцарского педагога Энрико Песталоцци (1746-1827) Гербарт занялся педагогикой. 'Общая педагогика' (1806) и 'Набросок лекций по педагогике' (1835) в немалой степени повлияли на теорию и практику воспитания не только в Германии, но и за ее пределами.
138 Великие ниспровергатели гегелевской системы
144
Шопенгауэр: Мир как воля и представление 145
отец, коммерсант Генрих Шопенгауэр, покончил жизнь самоубийством в 1805 г. (его труп нашли в канаве позади амбара). Юноша, приняв решение не продолжать дело отца, поступает в Геттингенский университет. Там он по совету учителя, скептика Шульце (автора 'Энезидема'), изучает 'поразительного' Канта и 'божественного' Платона. В 1811 г. Шопенгауэр переезжает в Берлин, но лекции Фихте разочаровали его. В Йенском университете он защитил диссертацию 'О четверояком корне закона достаточного основания' (1813). В Веймаре, где его мать открыла светский салон, молодой философ познакомился с Гёте и востоковедом Фридрихом Майером. Под влиянием Майера заинтересовался 'Упанишадами' и восточной религией вообще. Поссорившись с матерью, он уезжает в Берлин, где в 1818 г. завершена, а в 1819 г. вышла работа 'Мир как воля и представление', но его постигла неудача, и большая часть первого издания была уничтожена.
В 1820 г. начался берлинский период. Во время дискуссии на тему 'О четырех различных видах причины' произошло столкновение с Гегелем. Лишь поначалу ему удавалось выдерживать конкуренцию с мощным соперником, затем студенты потеряли к нему интерес. В 1831 г., опасаясь эпидемии чумы, Шопенгауэр бежал из Берлина и обосновался во Франкфурте, Здесь его и настигла смерть 21 сентября 1860 г. Только в последние годы жизни к нему пришло широкое признание.
Из сочинений философа нельзя не упомянуть такие, как: 'О воле в природе' (1836), 'Две основные проблемы этики' (1841), 'Parerga und Paralipomena' (1851; в нее вошли знаменитые 'Афоризмы житейской мудрости'). Влияние Шопенгауэра на мировую культуру трудно переоценить. Витгенштейн и Хоркхаймер, Толстой, Мопассан, Золя, Франс, Кафка и Томас Манн - вот далеко не полный круг его почитателей. В 1858 г. итальянский литературовед де Санктис написал блестящий очерк 'Шопенгауэр и Леопарди'.
Есть одна истина, значимая для любого живого мыслящего существа, писал Шопенгауэр в сочинении 'Мир как воля и представление'. И она в том, что 'нет ни солнца, ни земли, а есть лишь глаз, который видит, рука, чувствующая тепло земли', окружающий мир есть только в представлении, т. е. всегда и только в связи с другим бытием - воспринимающим. 'Все, что ни есть в познании, и самый мир - объект в отношении к субъекту, лишь для субъекта он и существует. Мир есть мое представление'.
Что никто из нас не в силах выскочить из себя, чтобы увидеть вещи сами по себе, что все наиболее очевидное - в сознании,
146 Великие ниспровергатели гегелевской системы
152 Великие ниспровергатели гегелевской системы
справедливости и, набравшись мужества, исключить любые различия между своей и чужой индивидуальностью, открыть глаза и увидеть, что все мы подвержены одним и тем же несчастьям.
Следующий шаг - доброжелательность, бескорыстная любовь к несущим тот же крест трагической судьбы. Доброта, следовательно, - это сострадание, умение чувствовать чужое страдание как свое собственное. 'Всякая любовь (agape, caritas) - это сострадание'. Именно сострадание оказывается основанием шопенгауэровской этики. 'Не судите людей объективно, согласно их ценностям, их достоинству, обходите молчанием их злонамеренность и умственную ограниченность, ибо первая вызвала бы ненависть, вторая - презрение. Надо уметь видеть невидимое - страдания, несчастья, тревоги, и тогда нельзя не почувствовать точки соприкосновения. Вместо ненависти и презрения родятся симпатия, pietas и agape, к которым взывает Евангелие. Подавить в себе ненависть и презрение не значит вникнуть в чьи-то претензии на "достоинство", это значит понять чужое несчастье, из чего и рождается pietas, покаяние'.
Но и pietas есть также сострадание. Значит, чтобы искоренить насовсем волю к жизни и вместе с ней страдание, необходим радикально иной путь - путь аскезы. Ее понимание приближает Шопенгауэра к индийским мудрецам и христианским аскетам-святым. Первым шагом на пути аскезы как отрицания воли является свободное и полное целомудрие. Полное безбрачие освобождает от фундаментального требования воли к продолжению рода, целомудрие - в непорождении. Этой же цели упразднения воли служат и добровольная нищета, смирение и жертвоприношение. Человек как явление - звено в каузальной цепи феноменального мира. Но, когда воля познана как вещь в себе, это знание начинает действовать как quietivo (успокоитель) воли. Став свободным, человек вступает в то, что христиане называют благодатью. Аскеза освобождает человека от вожделений, мирских и вещных связей, всего того, что мешает его покою.
Когда voluntas становится noluntas (нежеланием), человек спасен.
'Настанет день, и не столько мои писания, сколько моя жизнь и весь ее сложный механизм будут подробнейшим образом описаны', -
Кьеркегор и христианство 153
писал Къеркегор о самом себе. Пророчество сбылось, экзистенциализм и сегодня можно трактовать как Kierkegaard-ренессанс.
Сёрен Къеркегор родился 5 мая 1813 г. в Копенгагене. Его отец, коммерсант, женился вторым браком на своей служанке. Последним сыном (из семи детей) пятидесятишестилетнего отца и сорокачетырехлетней матери стал Сёрен. По этой причине он называл себя 'сыном старости'. Пятеро братьев умерли один за другим, лишь брат Петр дожил до зрелого возраста и стал лютеранским епископом. Судьбу своей семьи, особенно судьбу отца, Сёрен воспринимал как таинственную и трагическую, словно в свете неискупимой вины. Невольно узнав о некой семейной тайне, рассказывает философ л 'Дневнике' 1844 г., он не мог избавиться от желания дознаться до истоков трагедии. Отец был суров и всеми уважаем, и лишь однажды с его хмельных уст слетели страшные слова, заронившие подозрения в душу подростка.
'Я родился в результате преступления и вопреки воле Божией -так объясняет Сёрен атмосферу смерти вокруг себя. - Первым грехом отца было проклятие, посланное им, десятилетним пастухом, Господу за невыносимо тяжкую жизнь. Второй грех - совращение служанки'. Свои отношения с отцом сын называл не иначе, как 'крестом, установленным на могиле всех моих желаний'.
Одним из таких нереализованных желаний стала любовь двадцатисемилетнего Кьеркегора к восемнадцатилетней Регине Ользен. Спустя двенадцать лет после первой встречи он писал: 'Она, непосредственная и привлекательная, была во всем иная, чем я, меланхоличный; единственной моей радостью было воспевать ее красоту'. Взгляд возлюбленной, по словам Сёрена, был столь обворожителен, что мог оживить и камни. Три года они были помолвлены, как вдруг, неожиданно для всех, невеста получила назад обручальное кольцо с покаянным письмом: 'Прости того, кто не способен сделать девушку счастливой'. Регина вышла замуж за Фрица Шлегеля (датского губернатора на Антильских островах) и пережила Кьеркегора на полвека. 'Он пожертвовал мною ради Бога', - написала она незадолго до смерти. 'Немало мужчин стали гениями благодаря женщине... но кто в действительности сделался гением, героем, поэтом, святым благодаря той, которая стала женой?.. Если бы я женился на Регине, то никогда не стал бы самим собой'. 'Сократ часто рассказывал, что многому он научился от женщины. И я могу сказать, что лучшим обязан той девушке: не то чтобы я научился от нее чему-то, но по причине, что была она'.
Кающийся, т. е. принявший христианский идеал, Къеркегор не представлял себе умиротворенную жизнь семейного человека. Регина не стала женой, ибо ('Бог опередил') Он стал первой любовью. По этой же причине философ не смог стать пастором. Полемизируя
154
Кьеркегор и христианство 155
165
Свобода - это республика; республика - это плюрализм, т. е. федерация.
Карло Каттанео
Использовать внешнюю силу для принуждения людей к религии и вере, даже если она истинна, есть логический абсурд и, кроме того, нарушение прав человека.
Антонио Розмини
Между Жозефом Мари де Местром и мной есть существенная разница: из папы римского он делает инструмент насаждения дикости и варварства, а я пытаюсь сделать его инструментом свободы и культуры.
Винченцо Джоберти
166
Переход от эпохи революций к эпохе империи, происшедший в Европе на рубеже XVIII и XIX веков, породил не похожие одно на другое течения философской мысли. С одной стороны, либералы пытались противостоять авторитарной политике Наполеона, неся знамя Просвещения. С другой стороны, традиционалисты под влиянием романтизма, обвиняя 'коррумпированный разум', встали на защиту 'законной' абсолютной власти. Вторая линия представлена французским спиритуализмом, наиболее видные представители которого Виктор Кузен (1792-1867), Антуан-Луи-Клод Деспот де Траси (1754-1836), Пьер Жан Жорж Кабанис (1757-1808), Мари Франсуа Пьер Мен де Биран (1766-1824), Жозеф де Местр (1753-1821), Луи де Бональд (1754-1840), Робер де Ламенне (1782-1854) и др.
В Италии, хотя и в другом историческом и политическом контексте, идеологи реставрации сводили счеты с культурой Просвещения. Если такие мыслители, как Романьози, Каттанео и Феррари, продолжили традицию Просвещения, то Галлуппи, Розмини и Джоберти, не принимая просветительского сенсуализма, предлагали вернуться к традиции спиритуализма и философской метафизике.
Сразу же отметим, что деятельность Романьози, Каттанео и Феррари, а также Розмини, и особенно Джоберти, тесно переплетена с социальными и политическими событиями Рисорджименто. Нельзя не упомянуть имена крупных представителей этой эпохи: Джузеппе Маццини (1805-1872), Винченцо Куоко (1770-1823), Мелькиорре Джойя (1767-1829) и отца Франческо Соаве (1743-1806). Соаве, профессор Пармского университета, имел огромный успех благодаря своим работам по схоластической философии. Он использовал концепцию Локка (ее акцент на внутреннюю рефлексию), чтобы смягчить резкость сенсуализма Кондильяка. Винченцо Куоко,
Романьози 167
критикуя универсально-абстрактный характер революционной идеологии, поставил вопрос о совместимости особой, исторически обусловленной ментальности и типа революции.
Франческо Марио Пагано (1748-1799) составил проект конституции для Партенопейской республики, пытавшейся реализовать просветительские идеалы в малоподходящей для этого исторической ситуации. В. Куоко по этому поводу писал Винченцо Руссо (казненному в 1799 г. вместе с М. Пагано): 'Конституции - как одежды: надобно каждому иметь собственную, ведь платье, отданное другому, вряд ли ему подойдет... Хороша ли для всех французская конституция 1795 года? Скорее всего, она не подойдет никому'.
Романьози (1761-1835) учился в Пьяченце, затем преподавал право в университетах Пармы и Павии. После поражения Наполеона он попал под преследования австрийцев и, втянутый в дело Пеллико - Маронкелли, был брошен в тюрьму. Несмотря на нужду, он много и плодотворно работал, оставив после себя такие сочинения, как 'Что такое здоровый ум?' (1827), 'Основные точки зрения на искусство логики' (1832), 'Происхождение уголовного права' (1791), 'Введение в общее публичное право' (1805), 'Об особенностях и факторах внедрения цивилизации' (1832).
Мораль, право и политика, по мнению Романьози, не могут существовать без прочного фундамента в виде обоснованных законов человеческой природы, подобно тому как биология и механика опираются на законы физики. Чтобы найти такие законы, мы должны наконец прекратить быть 'визионерами' и покончить с философскими химерами. 'Больше пользы от брошюры, объясняющей, как возникают верования, как действует аналогия, рождается сострадание, чем от всех трактатов о категоремах Аристотеля и всей критической философии Канта и теорий других модных ныне философов', - писал он.
Нужен эмпирический метод, и, чтобы не потеряться в хаосе ощущений, следует двигаться от понимания тотальности к анализу особых частей целого. Познание не пассивно: активность субъекта разрабатывает и координирует чувственные данные, делая 'чувства логичными'. Чувства суть инструменты познания. 'Здоровый ум - это способность понимать, квалифицировать и подтверждать наши
168
Каттанео 169
идеи так, что, будучи приспособленными к нашему пониманию, они бы давали возможность действовать с опережением, как большая часть умелых людей и делает'.
Цель 'гражданской философии' - изучить 'фактического человека', т. е. человека социального в контексте 'интеллектуальной культуры народа'. Не абстрактные духовные способности, не возвышенные платонические видения, не перипатетические штудии, не трансцендентальный туман, а точный анализ истории в полноте ее культурных продуктов. Зная продукты, мы узнаем производителя. Именно в изучении человека и его дел состоит суть цивилизации как процесса. Культура - это способ бытия, в котором реализуются высокие или удовлетворительные условия сосуществования людей. 'Законы факта' описывают достигнутый уровень цивилизации, 'законы долга' указывают на способ продвижения в этом направлении. Право Романьози понимает как набор технических норм для достижения совершенно конкретных целей: 'пользы', 'интереса' и 'самоуважения'. Разум сконструирован так, что в конечном счете личный интерес совпадает с социальным. 'Поэтому состояние подлинной и естественной независимости - как с фактической, так и с правовой точки зрения, - человеческого рода подтверждается только в таком обществе, где присутствует моральный порядок'. Что касается уголовного права, то философ отстаивает природное право человека на жизнь и счастье. Эти права следует защищать всеми доступными средствами, если необходимо, то и силой. Страдание, рабство, неправедная обида, смерть - этому человек должен сопротивляться в силу своей человеческой природы и для сохранения общества.
Из школы Романьози вышел и Карло Каттанео (1801-1869). Он закончил юридический факультет университета Павии в 1824 г. После нескольких лет преподавания в Милане он решил посвятить себя публицистике. После миланских волнений 1848 г., выразив свое несогласие с присоединением Ломбардии к Пьемонте, Каттанео эмигрировал в Швейцарию. В лицее Лугано он преподавал философию. Из его сочинений назовем такие: 'Рассуждения о начале
170 Итальянская философия эпохи Рисорджименто
172
Феррари 173
и чувства в рамках одного языка и близких сообществ, парижский парламент никогда не удовлетворит во всем Женеву; законы, обсужденные в Неаполе, никогда не будут реализованы в застойной Сицилии; большинство пьемонтцев вряд ли обязаны день и ночь думать о переменах на Сардинии или способы заставить уважать свои предписания в Венеции или Милане... В такой стране, как Италия, по-разному воспитанным народам можно дать одного монарха, одного президента или иного представителя внешнеполитических интересов; но все же нельзя не уважать институты каждого народа, даже в его тщеславии'.
Другой ученик Романьози, Джузеппе Феррари (1811-1876), закончил юридический факультет университета Павии в 1832 г. Позже он занялся изданием полного собрания сочинений Вико. С 1848 г., переехав во Францию, преподавал в университете Страсбурга. Через одиннадцать лет Феррари вернулся в Италию, преподавал философию в Милане, Турине и Риме. Из его сочинений наиболее известны такие, как: 'Разум Дж. Вико' (1835-1837), 'Революция и реформы в Италии' (1848, на фр. яз.), 'Философия революции' (1851).
То, что не завершила французская революция 1848 г., может и должна доделать, по Феррари, позитивистская философия. Необходимо противостоять спиритуалистическому традиционализму, презирающему завоевания Локка, называющему 'развращением народа лихорадочные' идеи Руссо и Вольтера и вопрошающему, 'не была ли революция чем-то вроде несчастного случая'. Против такого рода позиции Феррари берет на вооружение скептическое сомнение Юма, считая важным основываться только на фактах и не попадаться в 'ловушку логики и онтологии' (под логикой он понимает абстрактный спекулятивный разум). Бесполезно искать 'феномены по ту сторону феноменов', ибо факты самодостаточны.
Великую эпоху, начатую Просвещением и закрепленную позитивизмом, Феррари называет 'эпохой революции' - не религии, не метафизики, а эпохой науки. Просвещение и Революция покончили с религией и привилегиями. Революция добилась свободы вероисповедания, но не освободила от гнета церкви. 'Решительный момент эмансипации состоит в позитивном отрицании существования Бога'. Революция хотела свободы для бедных и богатых, но очевидно, что, как более сильный, богатый угнетает
174 Итальянская философия эпохи Рисорджименто
бедного. Поэтому правильно требование социализма бросить все силы на экономические преобразования, чтобы создать другую систему распределения. Революция вырвала власть из рук дворянства и вместо того, чтобы передать ее народу, наделила ею другой привилегированный класс - буржуазию. Революция должна пройти до конца свой путь, когда победит, наконец, философия, призванная воплотить человечность.
'Италия хочет очнуться от векового сна, - писал Феррари в очерке "Революция и реформы в Италии" (1848). - У нее есть два пути: путь реформ и путь революции. Первый ведет к административным улучшениям и материальному благосостоянию. Второй - к свободе и конституции... Реформы укрепляют абсолютизм, оставляя на произвол судьбы наш полуостров; революция сбрасывает авторитарное иго, чтобы доверить страну итальянскому гению'.
Паскуале Галлуппи (1770-1846) сделал немало для того, чтобы познакомить итальянцев с европейской философией. Он изучал философию и математику в университете Неаполя, и поначалу его любимыми авторами были Декарт, Лейбниц, Вольф. Сочинения Кондильяка, писал Галлуппи в 'Автобиографии', 'изменили направление моих философских штудий. Я понял, что, прежде чем говорить о человеке, Боге и Вселенной, следует проверить законность наших суждений и дать философии прочное основание, необходимо поэтому добраться до истоков нашего познания'.
После публикации работ 'Об анализе и синтезе' (1807), 'Философский очерк по критике познания' (шесть томов, 1819-1832) Галлуппи возглавил кафедру 'интеллектуальной философии' университета Неаполя. Результатом преподавания стали 'Лекции по логике и метафизике' (1832-1836), а также 'Письма о событиях в философии от Картезия до Канта' (1827). Эти письма философ посылал своему другу канонику Фаццари, осведомляя его о том, что происходило в мире новейшей философии.
Заботой о спасении традиционных ценностей религии и метафизики объясняется отказ Галлуппи от кантианского априорного метода. Из анализа внутреннего опыта выводит он первую реальность - данность Я: 'Вернемся в лоно нашей мысли; действие Я,
Галлуппи 175
воспринимающего меня самого, - внутри меня. Я и его модусы не отделены от познавательного акта. Сознание воспринимает их непосредственно: между ощущением и воспринятыми объектами нет никакого интервала. Это сознание (восприятие), следовательно, есть приближение, понимание: это интуитивное постижение воспринятой вещи. У нас есть, следовательно, идеи, непосредственно связанные с объектами. Они суть не представления и не образы, а интуиции. Эти идеи истинны не потому, что согласуются с объектами, а потому, что они непосредственно воспринимают суть предметов'. Я существую - истина непосредственно очевидная, хотя и примитивная. Сознание есть 'ощущение меня самого как реально существующего и мыслящего'.
Если психологический анализ обнаруживает реальность Я, он же доказывает и реальность внешнего мира. 'Ощущение по своей природе связано с воспринимаемым предметом. Это ощущение чего-то, а не просто ощущение. Однако не следует смешивать чувство ощущения с ощущением и ощущение с объектом ощущения. Чувство ощущения - это восприятие чувств, а предмет этого чувства ощущения есть само ощущение. Я называю сознанием восприятия ощущений. Объект познания в виде ощущения должен быть отличен от него самого. В противном случае он не являлся бы объектом, что было бы ошибочно. Значит, если всякое ощущение необходимо соотносить с объектом, если все объекты не могут быть отличными от меня, от модификаций и всего того, что вне меня; если Я со всеми своими модификациями - следовательно, и ощущениями - есть объект действия, называемого сознанием, а чувство того, что происходит в нас, не что иное, как внешний по отношению ко мне объект, то, следовательно, всякое ощущение и восприятие есть восприятие внешнего существования'.
'К свидетельствам нашего сознания, - утверждает Галлуппи, - следует относиться как к безошибочным... в нашем духе есть сила не хотеть некоторых вещей, которых хотят другие, и хотеть того, чего не хотят другие. В этой силе и состоит наша свобода от природной необходимости'. Именно наше сознание удостоверяет наличие добра и зла, а значит, и природного морального закона. 'Поскольку наша природа есть действие Божественной воли, то мы таковы, каковы есть, ибо такими нас сделал Бог. Он хотел, чтобы наш разум обладал долженствованием, и свои Божественные предписания Он дал посредством нашего разума. Этот закон написан в наших сердцах'.
Изощренная аргументация и тончайший анализ проблем реальности Я, существования внешнего мира, существования Бога и морального закона ставят Галлуппи в один ряд с известными феноменологами, такими, как, например, Гуссерль.
178
176
Розмини: жизнь и сочинения 177
Антонио Розмини-Сербати родился в Роверето (Трентино) в 1797 г. В университете Падуи он изучал медицину, сельское хозяйство и литературу. Начавшаяся карьера священника была внезапно прервана: Розмини заинтересовалась полиция. В 1826 г. он переехал в Милан, где подружился с Мандзони. По настоянию Джоберти началась дипломатическая карьера Розмини при папе Пие IX, которого он попытался склонить к войне против Австрии. Он намеревался поехать к священному престолу для разработки основ конфедерации итальянских государств во главе с папой. Папа оценил способности молодого философа. Однако события в Пьемонте опередили его намерения, и новый министр заключил военный союз. Розмини снял с себя полномочия дипломата.
15 ноября 1848 г. первый понтификальный министр Пеллегрино Росси (слишком либеральный для консерваторов и слишком консервативный для либералов) был убит на лестнице Дворца канцелярии. На место первого министра вместо него прочили Розмини, который, однако, отказался от высокой чести быть членом 'антиконституционного кабинета, назначенного несвободным папой'.
Бежавшего в Гаэту папу Розмини сопровождал по просьбе святейшего. Философ уговаривал его вернуться на родину, чтобы без иностранного вмешательства, обратившись к разуму народа, установить конституционный порядок. Однако в Гаэте власть была в руках кардинала Антонелли, который готовил вторжение иностранных войск. 'Дерзость Розмини, осуждавшего вредные как для святого престола, так и для Италии директивы, не могла не навлечь гнев курии. В июле 1849 г. он, преследуемый бурбонской полицией, ненужный более папе, уехал в Отрезу' (Д. Морандо). По дороге Розмини узнал, что его книги 'Конституция в соответствии с социальной справедливостью' и 'Пять бичей церкви' внесены в список запрещенных. Осаждаемый иезуитами, философ, несмотря на поддержку друзей, спустя шесть лет умер в Отрезе в июле 1855 г.
Среди множества публикаций Розмини назовем такие: 'Новый опыт о происхождении идей' (1830), 'Принципы моральной науки' (1831), 'Антропология' (1838), 'Трактат о моральной науке' (1839), 'Философия политики' (1839), 'Философия права' (1841-1845), 'Теодицея' (1845), 'Психология' (1850). Его 'Теософия', 'Сверхъестественная антропология' и книга об Аристотеле вышли уже после
178 Итальянская философия эпохи Рисорджименто
182
Джоберти: жизнь и сочинения 183
Винченцо Джоберти родился в Турине в 1801 г. Он рано потерял отца; будущий ученый много и охотно учился. В 1822 г. закончил теологический факультет, через три года стал священником, еще через три - придворным капелланом. Круг его чтения - Платон, Августин, отцы церкви, Вико, Ламенне, Кузен, де Местр. Идея христианской республики Пеллико не оставила равнодушным Джоберти. За республиканские взгляды и патриотическую деятельность он был арестован и выслан из Италии. После нескольких месяцев жизни в Париже в 1834 г. Джоберти переехал в Брюссель, где преподавал философию до 1845 г. Здесь он написал большую часть своих работ: 'Теория сверхъестественного' (1838), 'Введение в изучение философии' (1839-1840), 'Рассуждения о философской доктрине Виктора Кузена' (1840), 'Письма о философских и политических взглядах Ламенне' (1841), 'Философские ошибки Антонио Розмини' (1841-1843). Книга 'О моральном и гражданском превосходстве итальянцев' (1842) лучше всего характеризует полемический климат эпохи рисорджименто. Сочинением 'Современный иезуит' (1846- 1847) Джоберти вступил в полемику с иезуитами, католиками и высшими церковными иерархами. Через год появилась его 'Апология современного иезуита'.
События 1848 г. заставили философа вернуться на родину. Став депутатом, министром, а затем и президентом совета, Джоберти не отказался от своих неогвельфских убеждений, утопических в свете происходивших тогда событий. Разочарованный, он снова уехал в Париж, где и умер 26 октября 1852 г. За год до смерти вышла его книга 'Гражданское обновление Италии' (1851). 'Философия откровения' и 'Протология' ('Первая наука') были опубликованы после смерти в 1857 г.
Психологизм, полагает Джоберти, заполонил всю современную философию. Субъективистский декаданс философии начался с Декарта, а завершил дело Кант. Это отразилось даже на гегелевской системе, которая только по видимости объективизм, а по сути - замаскированный психологизм, которому не смог оказать сопротивление даже Розмини. Если начинать с человека и автономии его разума, то 'анархия идей, абсолютная свобода устанавливать
184 Итальянская философия эпохи Рисорджименто
187
Наука там, где есть предвидение; предвидение там, где есть действие - простейшая формула точно выражает общую связь между наукой и искусством в прямом смысле этих двух терминов.
Огюст Конт
Наука, и только наука, может дать человечеству то, без чего оно не может жить, - символ и закон.
Жозеф Эрнест Ренан
Эволюцию может остановить либо величайшее совершенство, либо наиполнейшее счастье.
Герберт Спенсер
188
189
■ ■ .
Позитивизм представляет собой сложное движение, господствовавшее в европейской культуре - философии, политике, педагогике, историографии и литературе (напомним в этой связи веризм и натурализм) - с 1840 г. и почти до начала Первой мировой войны. Утих ураган 1848 г., и если исключить Крымскую войну 1853- 1856 тт. и франко-прусскую войну 1870 г., то эру позитивизма можно назвать эпохой спокойствия в Европе и одновременно эрой колониальной экспансии в Африке и Азии. Европа вставала на путь индустриальной трансформации, и социальные эффекты этой революции поражали. Применение научных открытий преображает весь мир производства: растут города, транспортная сеть, капиталы, медицина побеждает инфекционные болезни, старого равновесия между городом и деревней больше нет. Образ жизни меняется до неузнаваемости. Казалось, освоены инструменты решения любой проблемы (в прикладной науке, свободном обмене и даже воспитании) и социальный прогресс поэтому очевиден и неостановим.
В период между 1830-м и 1890 гг. в важнейших секторах науки отмечены серьезные достижения. Значительный вклад в математику внесли Коши, Вейерштасс, Дедекинд, Кантор. Риман, Больяй, Лобачевский и Клейн обновили геометрию. Физику обогатили открытия Фарадея, Максвелла, Герца, Майера, Гельмгольца, Джоуля, Клаузиуса и Томсона. Берцелиус, Менделеев, фон Либих - и не только они - продвинули химическую науку. Кох и Пастер создали микробиологию. Экспериментальная медицина и физиология утвердились усилиями Бернара, а эволюционная теория - Дарвина. О масштабах технологических проектов говорят строительство Эйфелевой башни и открытие Суэцкого канала
Ясно, что беды, сопровождающие индустриализацию, не замедлили дать о себе знать (утрата социального равновесия, борьба за сферы влияния и рынки сбыта, обнищание пролетариата, эксплуатация несовершеннолетних и т. п.). Эти недуги позитивисты не
190 Позитивизм
Милль 197
Трудно не посмеяться над обезьяньим подражанием католицизму со стороны теоретика религии человечества. Тем не менее Реймон Арон назвал 'Великое Бытие' Огюста Конта 'наилучшим из всего, сделанного людьми': '..стоит любить сущность Человечества в лице лучших и великих его представителей как его выражение и символ; это лучше страстной любви к экономическому и социальному порядку, доходящей до того, чтобы желать смерти тем, кто не верит в доктрину спасения... То, что Огюст Конт предлагает любить, есть не французское общество сегодня, не русское - завтра, не американское - послезавтра, но высшая степень совершенства, к которой способны некоторые и до которой следует возвыситься', - писал Р. Арон.
Утилитаризм первой половины XIX века выступает как наследник просветительских тезисов и образует внутри философской традиции эмпиризма первую фазу английского позитивизма. Его представители - Иеремия Бентам, Джеймс Милль и его сын Джон Стюарт Милль. Бентама и его школу, заметил Рассел, сформировали идеи Локка, Гартли и Гельвеция. Они проложили дорогу английскому радикализму и социалистическим доктринам. Среди представителей утилитаризма достойны особого внимания такие ученые, как Т. Мальтус и экономисты А. Смит и Д. Рикардо.
Томас Роберт Мальтус (1766-1834) в 1798 г. анонимно опубликовал нашумевшую книгу 'Опыт о законе народонаселения'. Он начал с двух неоспоримых постулатов: '1) пища необходима для жизни человека; 2) притяжение полов неодолимо, оно останется, более или менее, на том же уровне, что и сегодня'. Из этих двух посылок он делает вывод, что 'сила роста населения бесконечно превышает то, что может произвести земля в качестве жизненно необходимых средств. Рост народонаселения, если его не остановить, будет увеличиваться в геометрической прогрессии, а ресурсы могут возрасти только в арифметической прогрессии'.
Животные и растения переполнили бы землю, если бы нашли Достаточно пространства и пищи. Однако недостаток жизненных средств, составляющий суть сурового повсеместного закона, сдерживает рост в определенных рамках. Гибель семян, болезни
198 Позитивизм
и преждевременная смерть держат растения и животных в жестких рамках, в то время как размножение людей сдерживает нищета и пороки. Стихийные средства сдерживания, по Мальтусу, можно заменить превентивными средствами контроля. Воздержание от брака может быть достигнуто и усилено, например, аргументами морального свойства.
Мальтузианское решение проблемы перенаселения нельзя признать приемлемым. Тем не менее проблема соотношения популяции с состоянием среды и наличием естественных ресурсов сегодня находится в центре внимания мировой общественности. Отсутствие безотходных источников энергии и несбалансированный рынок лишь обостряют эту проблему.
Давид Рикардо (1772-1823), автор известной книги 'Начала политической экономии' (1817), и Адам Смит (1723-1790) представляют классическую политическую экономию. В 'Исследованиях о природе и причинах богатства народов' (1776) Адам Смит пришел к следующим выводам: 1. Только ручной труд, создающий материальные блага и объективные ценности, по-настоящему продуктивен; 2. Ученые, политики, профессора, т. е. все производители нематериальных благ, участвуют в формировании народного богатства опосредованно. Поэтому чем меньше сословие праздноречивых ораторов, тем богаче нация; 3. Мудрость государственных мужей состоит в том, чтобы, оставив за индивидом свободу достижения максимального благосостояния, обеспечить каждому из них максимальную безопасность.
Суть концепции либерализма Смита в том, что 'каждый индивид предпочитает род занятий, наиболее выгодный как для него, так и для коллектива Хотя общий интерес - вне сферы субъективных намерений и каждый преследует цель собственного обогащения, все же некая невидимая рука ведет к реализации нужной цели'. Короче говоря, найдена формула 'естественной гармонии', 'естественного порядка', смысл которых в совпадении неосознаваемого эгоизма с благосостоянием всех. В самом деле, возможность заработка никогда не упускают предприниматели, производя товары, имеющие спрос на рынке. Сначала прибыль достается немногим, но затем на рынке появляются другие производители, и цены снижаются.
Взгляд Рикардо на эти же процессы менее оптимистичен. Он полагает, что стоимость продукта равна количеству труда, затраченного на его производство, и стоимости использованных инструментов. И если товары имеют стоимость необходимого труда, то стоимость труда есть суммарная стоимость необходимых средств
Смит и Рикардо. Оуэн 199
для производства и воспроизводства Теоретик свободного обмена (внутреннего и внешнего), Рикардо полагал, что только свободный рынок с его игрой спроса и предложения может установить истинную стоимость произведенного товара. Однако размер заработной платы нельзя установить посредством той же техники. Следовательно, уравнение С = Т (стоимость товара равна количеству труда) не работает для производителя, который далеко не всегда располагает своим продуктом.
Мы подошли к проблеме фондовой ренты (т. е. ренты, которую присваивает обладатель фондов - капитала, земли и т. д. - по той простой причине, что это его собственность). О фондовой ренте не пришлось бы говорить, если бы земля была равнодоступна всем. Рост населения вынуждает осваивать земли менее плодородные и более отдаленные от рынка сбыта. Ясно, что производство на такой территории требует больших трудовых затрат. Как следствие, цены на агропродукцию в целом возрастают, а цены на плодородные земли поднимаются из-за уровня цен на менее плодородные земли. Получается, что прибыль, полученная от продаж с более богатых и близких к рынку земель, возрастет и осядет в карманах земельных собственников в виде ренты. Значит, тот, кто создает товары, не знает цены своего труда, зато тот, кто ничего не создает, все более обогащается, а цены растут. Поэтому рента антисоциальна по характеру. Не потому ли растут цены на мануфактурную продукцию, пишет Рикардо в 'Началах', ведь она не требует никакого дополнительного труда? Но если заработная плата возрастет, то упадет прибыль. Так Рикардо указал на серьезную брешь в концепции 'естественного порядка' Адама Смита. Сегодняшняя критика высоко оценивает научные открытия Рикардо. Множество поднятых им проблем окажутся в центре внимания Маркса
Роберт Оуэн (1771-1858), инженер, предприниматель, филантроп - пример человека, 'который сделал себя сам'. В духе английского прогрессизма он верил в возможность переделать людей средствами воспитания и улучшения условий жизни. В тридцать лет он стал одним из директоров текстильной мануфактуры в Шотландии. Пятнадцать лет предприятие процветало, ибо умеренное расписание, хорошая оплата, здоровые условия работы и отдыха, порядок в школе, яслях дали свой результат, и рабочие трудились с энтузиазмом. Так писал Тревельян в 'Истории Великобритании в XIX веке'.
Однако убедить других предпринимателей Оуэну не удалось, как не удалось провести через парламент законопроекты в защиту
200 Позитивизм
рабочих (запрет на использование детского труда, ограничение рабочего дня до 10,5 часов и др.). Вторую часть жизни он посвятил кооперативному движению и дал толчок 'союзам труда'. Став социалистом (наподобие Сен-Симона, Фурье и Прудона), Оуэн высказывал опасения, что 'мертвая машинерия' умерщвляет 'живую машинерию', поэтому необходимо поддерживать кооперативы, где землю обрабатывают лопатой и граблями. И хотя ни экономисты, ни философы, ни тем более предприниматели не поддержали такую форму социализма, идеи Оуэна получили большое распространение. Религия, по его мнению, вредит человеческому роду. Ее (вместе с идеей бессмертия) следует лечить, как болезнь.
Иеремия Бентам (1748-1832) известен как основатель утилитаризма, главный принцип которого (сформулированный еще Хатчесоном и Беккариа) звучит так: максимум возможного счастья - для наибольшего числа лиц. Филантроп и политик, Бентам испытывал особый интерес к юриспруденции, считая своими предшественниками Беккариа и Гельвеция. Законы, полагал Бентам, не даны раз и навсегда, они изменчивы и подлежат усовершенствованию. Поэтому от законодателя требуется неустанная работа по закреплению возможности достижения 'максимального счастья для наибольшего числа людей'.
В области морали он считал основополагающими состояния удовольствия и страдания. 'Человеческая природа - империя радостей и боли', - писал Бентам. Добиться удовольствия и избежать страдания - единственные мотивы действия, 'источник наших идей, наших суждений и наших определений'. Оценить, т. е. выразить одобрение или неодобрение какого-то поступка, - значит определить его достоинство в виде наказания или поощрения. Моральное суждение становится суждением о счастье: благо - это удовольствие, порок - страдание.
Утилитаристская мораль предписывает человеку следовать такому положению вещей, которое дает наибольшее счастье при минимуме страданий. Она ведет к расчетливому гедонизму, тщательно оценивающему характеристики удовольствия: продолжительность, интенсивность, ясность, близость, способность продуцировать другие удовольствия, отсутствие неприятных последствий. Мудрец тот, кто умеет отказаться от немедленного наслаждения во имя будущего блага и устойчивости. В то же время важно не допускать ошибок в оценке приятных и вредных следствий из поступков. Для этого нужна моральная арифметика с выверенными расчетами.
Утилитаризм 201
Каждый из нас ищет счастья. Задача законодателя - привести к гармонии частные и общественные интересы. В интересах общества препятствовать воровству, хотя частный интерес часто к нему толкает при отсутствии надежного и эффективного уголовного кодекса. Наказание в уголовном праве оправдано как попытка вписать действия индивида в социальные рамки. Мера пресечения призвана предупредить преступление, поэтому важнее понимание неотвратимости наказания, чем его жестокость. Бентам боролся за отмену смертной казни, за исключением разве что особо тяжких преступлений. Смягчение карательных санкций в английском законодательстве вызывало у него одобрение. Что касается гражданского законодательства, четыре задачи он считал главными: поддержание существования, изобилие, безопасность и равенство граждан. Свободы, как видим, здесь нет. Он не принимает ни монархию, ни наследную аристократию, уповая на демократию, где даже женщины имеют право голоса. Любое верование, лишенное рациональной основы (в т. ч. религию), Бентам отклоняет.
Из множества сочинений Бентама упомянем такие, как 'Введение в принципы морали и законоуложение' (1789), 'Таблица движений и действий' (1817), 'Деонтология, или Наука о морали' (1834). На закате жизни Бентам, к немалому своему удовлетворению, увидел распространение утилитаристских идей, печатным органом которых был тогда 'Westminster Review'.
Гедонист в морали, сторонник свободы в торговле, либерист-реформатор в политике, философ не принимал ни чистого консерватизма, ни ужасов французской революции. 'Естественные права' Бентам называл 'чепухой на ходулях'. 'Священных и неотъемлемых прав никогда не существовало. Исполнительная власть использует их для дезориентации граждан, расплатой чего всегда была анархия'. Французскую Декларацию прав человека он назвал 'non plus ultra' метафизики; ее положения '1) либо непонятны, 2) либо ложны, 3) либо то и другое вместе'. О Бентаме можно сказать, что он - защитник светского радикального реформизма. Среди множества оппонентов Бентама был Александр Мандзони, который в приложении к книге 'Наблюдения о католической морали' написал, что суждение о моральной ценности человеческих поступков не основывается ни на факте, ни на праве (очерк 'О системе, основывающей мораль на пользе').
Дом Джеймса Милля, отца Джона Стюарта Милля (1806-1873), часто посещали английские радикалы, среди них - Рикардо и
202
Дж. Стюарт Милль 203
208 Позитивизм
послушные инструменты своих проектов (даже в лучших целях), очень скоро придет к выводу, что нельзя осуществить великие цели маленькими людьми, и совершенный механизм, которому все принесено в жертву, ни для чего больше не годится именно в силу отсутствия витального духа, подавленного для ускорения движений самого механизма'.
Ясно теперь, как далек Милль от Конта, проповедовавшего, по Миллю, внушающий страх деспотический абсолютизм. Отделению верного от ошибочного посвящена его работа 'Огюст Конт и позитивизм' (1865).
Особой остротой социального анализа отличается сочинение Милля 'Подчиненность женщины' (1869). Веками женщин считали неполноценными 'по природе'. Однако, замечает Милль, 'женская природа' - это факт искусственный, факт исторический. Маргинальное положение женщин есть результат поведения мужчин, 'исключительная выгода которых - держать женщин на периферии, в семье или, как это тогда было в Англии, на фабриках, а потом говорить об их неодаренности и неспособности к наукам и искусствам'. Проблему следует решить политическими средствами: создать для мужчин и женщин равные социальные условия. Не без влияния Милля феминистское движение в Англии на протяжении XIX века все ширилось. В 1919 г. английские женщины получили право голоса на выборах.
В 1859 г. Чарльз Дарвин опубликовал книгу 'Происхождение видов'. Однако еще несколькими годами ранее увидели свет 'Гипотеза развития' (1852) и 'Основания психологии' (1855) Герберта Спенсера, развивающие эволюционистскую теорию. В 1860 г. Спенсер вознамерился написать 'Систему синтетической философии', охватывающую все познанное. 'Основные начала', знакомящие читателя с этой системой, появились уже в 1862 г. Грандиозная метафизика вселенной давала оптимистическую картину мира, непрерывно и прогрессивно развивающегося.
В первой главе поставлен сложный и деликатный вопрос взаимоотношений науки и религии. Спенсер согласен с Уильямом Гамильтоном (1788-1856), познакомившим англичан с немецкими
Спенсер: эволюция вселенной 209
романтиками, с тем, что последняя реальность непознаваема, и вселенная, в конечном счете, есть тайна. Это подтверждают и религия, и наука. 'Любая религиозная теория - это априорная теория универсума, и все они, невзирая на особые догмы, признают, что мир вкупе со всем, что внутри и вокруг него, есть тайна, требующая объяснения, и что сила, которую удостоверяет собой вселенная, до конца непостижима'.
Как бы ни впечатлял научный прогресс, объяснения того, что объяснимо, показывают с еще большей очевидностью непостижимость того, что остается 'за гранью'. Ученый находится в окружении непрерывных изменений, ни начала, ни конца которых нельзя обнаружить. 'Лучше кого бы то ни было ученый знает, что бытие не познаваемо в его последней сущности'. Всегда остается нечто для объяснения, поэтому последняя реальность недоступна.
Стало быть, религии подтверждают 'тайну, требующую быть как-то истолкованной', и науки отсылают к абсолюту, недоступному для относительного знания. Но абсолют есть, в противном случае бессмысленно говорить об относительном знании. С другой стороны, возможно, и религии дают лишь слабый образ истины. Наука и религия совместимы, ибо обе признают абсолют и безусловное. Однако 'если задача религии - в том, чтобы поддерживать смысл тайны, то задача науки - все дальше расширять познание относительного. Если религия ошибается, представляя себя как позитивное познание непознаваемого, наука ошибается, пытаясь включить непознаваемое в позитивное познание'. Со временем, впрочем, и та и другая уяснят свои задачи и перестанут враждовать. Религия и наука, по Спенсеру, суть 'два полюса мысли - позитивный и негативный': интенсивность одного возрастает не иначе, как с ростом интенсивности другого. 'Если заслуга религии в неустанном стремлении к последней истине, то именно наука, - замечает Спенсер, - постоянно помогала и вынуждала религию очиститься от нерелигиозных элементов, например, анимистических и магических'.
Какова же функция философии в системе Спенсера? В 'Основных началах' он определяет философию как 'познание на ступени максимального обобщения'. Научные истины, развивая и совершенствуя познание, все же существуют раздельно, даже когда в процессе унификации они логически организованы на основе фундаментельного принципа механики, молекулярной физики и т. п. 'Истины философии соотносятся с каждой из высоких истин науки так же, как каждая из них соотносится с самой скромной
210
Герберт Спенсер (1820-1903)
Спенсер: биология, этика, общество 211
Позитивизм в Италии 213
Этические принципы и моральные нормы суть инструменты приспособления человека к среде. Эволюция, аккумулируя наследственно передаваемый опыт поведения, дает индивиду априорные моральные нормы (апостериорные для вида). Некоторые нормы, необходимые для выживания вида (например, 'Оберегай своих жену и детей'), утрачивали свой принудительный характер, так случилось и с некоторыми положениями морального долга, ставшими общепринятыми.
Позитивистские мотивы мы находим уже в работах Каттанео и Феррари. Однако особое распространение позитивизм получил после объединения Италии (1870-1900), дав ощутимые результаты в криминологии (Ломброзо), педагогике (Габелли и Анджулли), историографии (Виллари) и медицине (Томмази и Мурри). Наиболее видный представитель итальянского позитивизма - Роберто Ардиго. Особой популярностью в Италии пользовались сочинения Герберта Спенсера.
Оспаривая спиритуализм Розмини и Джоберти, итальянские позитивисты настаивали на необходимости связать философию с достижениями научной мысли и отказаться от метафизики трансцендентного и духа. Позитивизм приняли также и некоторые интеллектуалы, руководившие рабочим движением, даже итальянский марксизм, как подчеркивает М. Кваранта, в его основной ветви проявил себя как разновидность позитивизма 'Журнал научной философии' (1881-1891), издаваемый Э. Морселли, поставил своей целью 'победу экспериментального метода и определенного объединения науки и философии в Италии'. Сходную задачу решал журнал 'Архив психиатрии, уголовного права и криминальной антропологии', основанный в 1880 г. Ломброзо, Ферри и Гарофало.
Социология преступности возникла в период, когда итальянское общество вступило в фазу индустриализации со всеми сопутствующими ей социальными и человеческими проблемами. Национальное
214 Позитивизм
объединение также не прошло безболезненно. Автор книги ' Человек преступный' ('L'uomo delinquente', 1876), Чезаре Ломброзо был директором психиатрической лечебницы в Павии и профессором психиатрии и криминальной антропологии в Турине. Изучив строение черепа преступника Вилелла в 1871 г., он решил проверить гипотезу, согласно которой злодеяния вершатся не посредством свободной воли. Источник преступлений следует искать в отклонениях от нормы физической и психической организации человека.
Врожденными считает Ломброзо такие характеристики преступника, как 'выпадение волос, неразвитость черепно-мозгового аппарата, покатый лоб, непомерно большие нижняя челюсть и скулы, низкий порог чувствительности, полная анестезия моральной чувствительности и лень'. Преступник от рождения напрочь лишен 'чувства стыда, запрета, сострадания', дикостью он скорее напоминает зверя.
Скандальным стал тезис Ломброзо о близости гениальности к безумию. Часто в ходе эволюции, отмечал он в книге 'Гений и дегенерация', интенсивный рост в одном направлении сопровождается дегенерацией или стагнацией в других направлениях, например в органе, наиболее эволюционно продвинутом, т. е. мозге. В этом причина, по его мнению, более или менее тяжких форм сумасшествия у гениальных людей.
Энрико Ферри (1856-1929), издававший газету 'Аванти', был социалистом. В 'Социологии преступления' он критиковал идею свободной воли, призывая изучать биопсихологические факторы криминальных феноменов. Наказание следует практиковать не как отмщение, а как средство устранения социальной опасности. Критики (например, социолог Наполеон Колаянни) не обошли вниманием явную переоценку физических и антропологических факторов в анализе Ломброзо и Ферри в ущерб другим, например социальным.
Другой представитель итальянского позитивизма - Сальваторе Томмази (1813-1888). Врач-физиолог, он преподавал в Павии и Неаполе. 'Объективные естественные науки не могут опираться на априорные метафизические спекуляции, интуицию и еще менее на чувства', - полагал он. В 'Современном натурализме' Томмази провозглашает: 'Мы - выходцы из школы Галилея', - а значит, материал и содержание универсальных понятий философы должны черпать только из опыта. Доктрины всех естественных наук есть не что иное, как 'закон, или совокупность логически связанных законов, которым наш разум дает собственную форму идеальности.
Позитивизм в Италии: медицина 215
Последняя рождена экспериментальными фактами. Облеченная в научную форму, она помогает затем изучать другие экспериментальные факты, отделять существенное от случайного, видимость от реальности, эфемерное от постоянного'. 'Современным натурализмом' он называет философию, которая отвергает 'развод' естественных и спекулятивных наук.
На обвинения в материализме Томмази отвечал: 'Если материальным называть прогресс, вызванный естествознанием, то эта материальность такой мощи, что мировой дух был обновлен в несколько пятилетий'.
Еще более влиятельным, чем Томмази, в этот период был врач из Болоньи Аугусто Мурри (1841-1932). Серия выдвинутых им идей ставит его в ряд с Клодом Бернаром и другими выдающимися методологами науки. 'Нет двух или многих методов достижения истины, метод один. Человеческие болезни составляют естественный факт, и, желая познать его, мы должны встать на путь, ведущий к истине'. Чтобы понять природу, необходимо изобрести множество гипотез и теорий. 'Изобретательство и спекуляции суть первые качества человеческого духа, также и в науках... Поскольку мы не в состоянии вынудить природу говорить начистоту, остается строить всевозможные гипотезы. Наше воображение не столь плодовито, как природа, артистически комбинирующая феномены'. Таким образом, по Мурри, 'сила воображения должна сочетаться со строжайшей критикой гипотез', воображение и критику он называет 'систолой и диастолой' научного метода. Строя предположения, следует придерживаться того принципа, что 'кажущееся истинным на деле может оказаться ложным'.
'Наш разум, - пишет Мурри в работе "Четыре урока и одна экспертиза" (1905),- вовсе не непогрешимый генератор света. Возможно, странно, но именно мы, рационалисты, остерегаемся доверять ему. Кажется, именно он диктует принцип, согласно которому претензия никогда не ошибаться есть идея сумасшедших. Или же мы настолько обожаем разум и верим, что только он может дать знание?' Человека, который не ошибается, не существует. Что особенно важно, так это уметь учиться на ошибках. Только глупцы и полубоги, считающие себя неуязвимыми, принимают критику в штыки. На самом деле, если критика не самый высокий, то самый необходимый дар духа, ибо она - действенная профилактика ошибки. Презирать критику, как если бы ее не было, могут только гении. Но кто любит истину, 'эту богиню всех благородных душ, никогда
216 Позитивизм
не променяет спор на ссору, ибо дорога к истине предполагает элиминацию ошибки. Каждый день исправляет ошибку, каждый день улучшает истину, научая лучше вникать в то, что мы собираемся сделать'.
'Ошибка - слово, наводящее страх. Ошибаться - как? За свой счет? Ценой жизни? Восхищение так естественно, но обвинение так тяжко! Либо рисковать ошибиться, либо отказаться от выгод познания - другой дороги нет'. Детерминист в понимании Вселенной, Мурри не принимает вечных истин, по поводу которых никак не сойдутся метафизики. В понимании науки Мурри - фаллибилист. Наука нужна для объяснения фактов, факты нужны, чтобы контролировать научные теории. 'В медицине, как и в жизни, нужно пред-понимание, одно, но неустранимое предположение, что все, кажущееся верным, может быть ложным. Следует взять за постоянное правило критиковать всё и вся. Первейшее правило: прежде чем принять, спроси себя: почему я должен этому верить?'
В Неаполе, где преподавали гегельянцы Вера и Спавента, Мурри (незаслуженно осмеянный как врач) собрал вокруг себя медиков Болоньи и Эмилии-Романьи. Что же касается Паскуале Виллари (1827-1917), то одну половину жизни он провел в Неаполе, вторую - во Флоренции. Виллари защищал позитивный метод в исторических науках, что видно на примере исторических очерков о Савонароле, Макиавелли, флорентийских коммунах, кроме того, работ 'О происхождении и прогрессе в философии истории' (1854) и 'Позитивная философия и исторический метод' (1865). 'Позитивная философия отказывается от абсолютного знания о человеке и о чем бы то ни было другом. Изучая только факты и социальные и моральные законы, терпеливо сопоставляя данные психологии и истории, она выводит законы человеческого духа. Ее интересует не абстрактный человек вне времени и пространства, скроенный из категорий и пустых форм, а реальный и живой человек, изменчивый, раздираемый тысячью страстей, всегда ограниченный и полный жажды бесконечного'.
Метафизика, ищущая только сущности, первое и последнее основание всего, пренебрегает преходящим и изменчивым. 'Человек - существо непрерывно меняющееся', чтобы понять его, мы должны изучить законы, управляющие его неизбежными мутациями. Все же идеи и идеалы, по Виллари, существуют. Они отражаются в фактах, отвечая на насущные запросы человеческого духа. Как видим, Виллари мало похож на тех французских последователей
Позитивизм в Италии: историография, педагогика 217
Конта, которые, приравняв абстрактные идеи к своим снам, трансформировали позитивизм в материализм.
С воссоединением Италии проблема организации и структурной перестройки начальной и средней школы стала очевидно неотложной. В оживленных дебатах определились первые проекты. Среди тех, чей вклад в реформу образования наиболее весом, назовем Андреа Анджулли (1837-1890) и Аристида Габелли (1830-1891).
Антрополог и педагог, болонец Анджулли - автор работ 'Педагогика и позитивная философия' (1872), 'Педагогика, государство и семья' (1876), 'Философия и школа' (1888). Критикуя Гегеля, его философию истории (называя ее 'отрицанием истории'), он ратует за позитивную педагогику. Аналогичные идеи отстаивает Габелли. Он обрушивается на догматическую школу, в которой словоблудие отбивает охоту к самостоятельному поиску, 'иссушает мозг и формирует опасную привычку приписывать больше значения словам, чем идеям и делам'. Габелли рисует образ новой школы, где преподавание не исчерпывается ссылками на определенные условия, а формирует управляющее мышление. В очерке 'Человек и моральные науки' (1869) философ, атакуя 'несчастную философию, падчерицу теологии и схоластики', защищает практический и более действенный способ мышления. Вместе с тем галилеевский метод он считает неприменимым к наукам о морали. Не банальные истины, а основанное на опыте и эксперименте познание может стать основой обновления педагогических исследований.
Самым крупным представителем итальянского позитивизма считается Роберто Ардиго (1828-1920). Будучи каноником кафедрального собора Мантовы, Ардиго после жесточайшего кризиса отказался от священного сана. 'С ранних лет сомнение непрерывно подтачивало меня, но разум говорил, что это сомнение победимо'. В конце концов, помимо всяких усилий созрела с течением времени позитивная система.
Позитивизм (а лучше сказать, натурализм) Ардиго, хотя и связан очевидным образом с идеями Спенсера, корнями уходит в итальянскую ренессансную культуру XVI века, прежде всего Помпонацци и Бруно.
218
Ардиго 219
223
Наука имеет целью сэкономить опыт посредством предвосхищения и репродукции фактов в уме.
Эрнст Max
Физик, отказавшийся от одной из своих гипотез, должен плясать от радости, как если бы совершил неожиданное открытие.
Анри Пуанкаре
Физик должен подвергнуть экспериментальной проверке не одну из гипотез, а все вместе. Когда опыт не в ладу с прогнозами, это говорит о том, что по крайней мере одна из комплекса основополагающих гипотез неприемлема и должна быть изменена. Но опыт не указывает, какую именно следует изменить.
Пьер Дюгем
224
225
■
Тесное переплетение философских идей и научных теорий, черты эволюции, обнаруживаемые как в науке, так и в смене философских образов человека, истины, мира, заставляют философов, далеких от специальных научных проблем, быть внимательными к проблемам развития науки. Процесс ригоризации математики, возникшие на рубеже веков математические антиномии угрожали всему зданию математического знания. В то же время неевклидова геометрия поколебала одну из философски укорененных идей, согласно которой аксиомы Евклидовой геометрии принадлежат к разряду самоочевидных и необсуждаемых аксиом. То, что считалось незыблемыми 'принципами', в рамках неевклидовой геометрии стали трактовать как 'начала' и 'конвенции'. Это типичный пример того, как технические результаты, полученные в научном исследовании, могут перевернуть философские теории. Очевидно, что выбор в пользу определенной теории отражается на представлении о человеке: способный к абсолютным истинам человек - далеко не тот же самый, который удовлетворяется 'конвенциями'. Физика прошлого столетия привела механистический образ Вселенной в конце века к необратимому кризису. Спор механицизма с витализмом не закончился очевидной победой первого. Биология поставила перед философской антропологией и религиозной мыслью нешуточные проблемы. Дарвиновская эволюционная теория биологических видов сделала образ человека радикально иным.
Значительные результаты были получены в математике, физике, биологии, химии, эмбриологии, физиологии, анатомии, фармакологии, геологии, кристаллографии, астрономии, истории. Клеточная теория Рудольфа Вирхова показала, что 'животное существо есть сумма витальных единиц, каждая из которых обладает всеми
226 Развитие наук в XIX веке
230 Развитие наук в XIX веке
поручиться, что выбранные для определенного метода исчисления аксиомы обладают доказательной силой для всех пропозиций? Это подпроблема синтаксической полноты. Что касается семантической полноты, то если группу аксиом мы используем для формализации определенной теории (например, Ньютоновой механики), где гарантии того, что не существует вполне истинных положений, которые недоказуемы в рамках данной группы аксиом?
Помимо упомянутых проблем когерентности и полноты есть еще проблема независимости аксиом. Откуда известно, что некая аксиома дедуктивно не получена из комплекса других аксиом той же или иной системы? Эти три проблемы когерентности, полноты и независимости были затушеваны в классической геометрии. Однако с открытиями Лобачевского и Римана они встали со всей остротой. Особенно острой стала проблема когерентности (согласованности), ибо в формальной системе разрыв связи означает крах системы (из нее можно выводить все что угодно, включая отрицание аксиом). Кроме того, доказательства полноты и независимости невозможны без доказательств когерентности. В XX веке ученые (например, Давид Гильберт) попытаются решить эти проблемы. Но Курт Гёдель похоронит позднее не одну надежду на скорое разрешение этих проблем.
Со времен Анаксимандра эволюционная идея не покидала западную научную мысль. Тем не менее только в прошлом столетии она продемонстрировала свою силу и плодотворность. Помимо креационизма, согласно которому природа, управляемая Творцом, порождает разные живые существа, за исключением человека, была достаточно распространенной теория неизменяемости видов. Растения и животные, сотворенные Богом, скорее всего, до сотворения человека, пребывают неизменно такими же, размножаясь путем самовоспроизводства. Автор этой теории, великий Карл Линней (1707-1778), предпослал своей биномной номенклатуре (и сегодня используемой в ботанике и зоологии) слова: 'Species tot numeramus quot in principio creavit infinitum ens' ('Мы насчитываем столько видов, сколько вначале сотворило Бесконечное Существо').
Споры об эволюции во Франции: Ламарк, Кювье и Сент-Илер 231
В 1809 г. Жан Батист Пьер Антуан Моне, более известный как шевалье де Ламарк, написал в своей 'Философии зоологии': 'Природа, последовательно производя виды животных, начиная от простых и несовершенных и заканчивая самыми совершенными, постепенно усложняла свою организацию, распространяя животных во все уголки земного шара, и каждый вид испытал влияние обстоятельств, отчего образовались известные нам привычки и модификации различных органов, о чем свидетельствуют наблюдения'.
'Не форма тела или его частей дает начало привычкам и образу жизни животных, - полагал Ламарк, - а наоборот, привычки, образ жизни и другие обстоятельства со временем конституируют форму тела животного и отдельных его частей. Новые формы и новые способности сформировали животных такими, какими мы их сегодня видим'. Эволюция вида, таким образом, происходит под воздействием среды. Среда научает организм приспосабливаться к условиям и внутренне перестраиваться.
Уточняя, Ламарк формулирует два закона: 1) закон употребления и неупотребления органа; 2) закон наследования приобретенных признаков. Первый гласит: 'У всякого животного, не вышедшего в течение жизни за пределы своего развития, частое и постоянное упражнение определенного органа мало-помалу укрепляет, развивает и увеличивает его пропорционально времени использования. Постоянное неиспользование этого органа незаметно ослабляет, размягчает и регрессивно снижает способности и в конце концов, заканчивается его исчезновением'.
Второй закон гласит: 'Все, что природой завоевано или утрачено под влиянием обстоятельств, испытываемых расой достаточно долго под действием преимущественного использования или неиспользования одного или нескольких органов, наследуется последующими поколениями, поскольку эти изменения приобретены обоими полами и переданы новым индивидам'. В этом суть эволюционной теории Ламарка. Ее подтверждают и рептилии, утратившие плавники, поскольку научились передвигаться по земле и скрываться в траве; гуси и утки, у которых перепонки между пальцами образовалась из-за непрерывных ударов по воде; жирафы, длинные конечности и вытянутая шея которых - результат непрерывных усилий доставать высоко растущие листья и т. п.
Сколь бы простой и изобретательной ни казалась теория Ламарка, она не имела успеха при жизни ученого. Так же поразительны были открытия основателя сравнительной анатомии и палеонтологии Жоржа Кювье (1769-1832). По окаменелым останкам он определил, что земля пережила несколько катаклизмов, или катастроф, из-за которых погибли все, или почти все, живые организмы, а район, опустошенный бедствием, позднее заселили виды, пришедшие из других областей.
232 Развитие наук в XIX веке
'Жизнь на земле, - писал Кювье в "Рассуждении о переворотах на поверхности земного шара", - переполнена жуткими событиями. Бесконечно много жертв этих катастроф. Некоторых обитателей суши поглотили наводнения, других обитателей моря унесли внезапные извержения морского дна, останки иных видов опознают любители природы с большим трудом'. Таким образом, Кювье дополнил эволюционную теорию Ламарка данными сравнительной анатомии и палеонтологии. Этьен Жоффруа Сент-Илер (1772-1844) в Парижском национальном музее истории природы выступил в защиту идей Ламарка и Бюффона. Нельзя не упомянуть о конфликте между Кювье и Сент-Илером 15 февраля 1830 г., из которого Кювье вышел победителем. Через несколько лет бурные события привели на трон Луи Филиппа. Эккерман рассказывает, как 2 августа того же года он спросил восьмидесятилетнего Гёте: 'Что вы думаете об этом событии - огненном вулкане?' Но Гёте прервал его: 'Мы не понимаем друг друга: я говорю о вулканическом извержении в Академии наук - споре Кювье с Сент-Илером'. Ламарк умер в 1829 г., Кювье и Гёте - в 1832 г., Сент-Илер - в 1844 г. Однако в год опубликования 'Философской зоологии' в Англии родился человек, гений которого сделал эволюционизм неотъемлемой частью биологии. Это был Чарльз Дарвин.
Теория эволюции в середине прошлого века произвела тот же эффект, что и теория Коперника в свое время. Это была научная революция, и не только в области биологии. Эволюционизм изменил образ человека. Если коперниканская революция изменила представление о пространственном порядке во Вселенной, указав человеку иное, чем прежде, место, то Дарвин пересмотрел временной порядок. Место и роль человека в природе усилиями Коперника и Дарвина были радикально пересмотрены.
Чарльз Дарвин (1809-1882) поначалу пробовал себя на поприще медицины, церковной карьеры, пока в 1831 г. не оказался на борту английского корабля 'Бигль', отправлявшегося в кругосветное плавание, в качестве натуралиста. Путешественники отбыли из Девон-порта 27 декабря 1831 г., а вернулись в Фалмут 2 октября 1836 г. В 1839 г. Дарвин опубликовал путевые дневники в 'Путешествии натуралиста вокруг света'. Во время этого более чем важного для карьеры ученого путешествия Дарвин изучил 'Основы геологии' Чарльза Лайелля (1797-1875). История земли объяснялась Лайеллем действием сил, менявших земную поверхность (наводнения, извержения вулканов, ливни, оползни и т. п.), теми же законами, которые
Дарвин: 'Происхождение видов' 233
объясняют факты настоящего. Так появились сомнения в библейской версии происхождения земли и живых существ.
На Галапагосских островах (архипелаг в Тихом океане) Дарвин обнаружил группу вьюрков, которые имели, в зависимости от места обитания, клювы разных пропорций. Очевидно было, что видовые признаки способны постепенно меняться, как очевидно и то, что все бесконечные случаи адаптации (дятла, квакши и т. п.) трудно объяснить только условиями среды. По возвращении в Англию Дарвин собирает сведения о разных видах животных и растений как в природе, так и в домашних условиях, советуется с садовниками и скотоводами и тщательно регистрирует полученные данные.
Прошло немало времени, прежде чем ученый пришел к мысли, что именно с помощью селекции человек научился выращивать нужные и полезные виды растений и животных. Оставалось выяснить, как происходит отбор в естественной среде. Начав в октябре 1838 г. систематические исследования, Дарвин на досуге прочел сочинения Мальтуса о народонаселении. Хорошо понимая значение фактора борьбы за существование, о каком бы виде ни шла речь, он был внезапно поражен догадкой, что под влиянием меняющихся обстоятельств сохраняются, скорее всего, благоприятные и соответствующие им изменения, а несоответствующие формы разрушаются. Так родилась идея новой теории, рассказывает ученый в 'Автобиографии'. На ее разработку ушло более двадцати лет.
В 1857 г. появилась первая публикация с изложением эволюционной теории в 'Журнале заседаний Линнеевского общества'. A b 1859 г. книга Дарвина 'Происхождение видов путем естественного отбора' увидела свет. В ней говорилось о том, что среда обитания производит отбор наиболее приемлемых наследственных изменений. Отбор, другими словами, выражается в эволюционной ориентации, ибо определяет приспособление организмов к окружающей среде. Эволюцию можно толковать как серию приспособлений, каждое из которых определенный вид закрепляет или теряет под давлением отбора на протяжении длительного времени.
Об успехе книги говорит тот факт, что 1250 экземпляров первого издания в первый же день были проданы, как и вскоре появившиеся еще 3000 экземпляров второго издания. В чем же теоретическая новизна книги, имевшей такой небывалый успех?
Дарвин выделил пять видов доказательств эволюционной теории. 1. Доказательства относительно наследственности и культивации с рассмотрением изменений, полученных путем одомашнивания.
2. Доказательства, связанные с географическим распределением.
3. Археологически полученные доказательства. 4. Доказательства, связанные со взаимным сходством живых существ. 5. Доказательства, полученные из эмбриологии и на основе изучения рудиментарных органов.
234 Развитие наук в XIX веке
В 'Происхождении видов' мы читаем: многие уверены, что 'каждый вид был сотворен один независимо от другого. Но мой образ мыслей более согласуется с тем, что известно из законов, запечатленных в материи Творцом: появление и распространение прошлых и нынешних обитателей мира обусловлено вторичными причинами, схожими с теми, что определяют рождение и смерть индивида. Когда я рассматриваю живые существа не как особые творения, а скорее как прямых потомков немногочисленных существ, живших давно, в первые века силурийского периода, они представляются мне облагороженными'.
Законы, 'запечатленные в материи', по Дарвину, достаточно просты: развитие через воспроизводство; изменчивость, связанная с прямыми и опосредованными воздействиями жизненных условий, использованием и неиспользованием органов; увеличение численности и вследствие этого обострение борьбы за существование; дивергенция характерных черт и распространенность менее совершенных форм. Следовательно, в процессе естественной борьбы рождается нечто сверх всяких ожиданий - образование развитых животных. Это грандиозная концепция жизни - от первоначально одной или немногих форм ко все более сложным. 'Вращающаяся по своим неизменным законам гравитации планета эволюционирует, начав с простых, чтобы прийти к бесконечно прекрасным и изумительным формам'.
Когда читаешь 'Происхождение видов', не оставляет вопрос: и человек - продукт естественного отбора? Лишь через двенадцать лет, в 1871 г., Дарвин решился опубликовать двухтомник 'Происхождение человека'. В первой главе 'Доказательства происхождения человека от какой-то низшей формы' ученый пишет: 'Человек способен воспринимать от низших животных, например, определенные болезни. Этот факт подтверждает сходство их тканей и крови как структурное, так и композиционное, что можно увидеть и в микроскоп, и посредством химического анализа... Лекарства производят на них то же действие, что и на нас. Многим обезьянам по вкусу чай, кофе, алкогольные напитки, более того, я сам видел, с каким наслаждением они курят табак... Трудно переоценить моменты общего структурного соответствия в строении тканей, в химическом составе и конституции между человеком и высшими животными, особенно антропоморфными обезьянами... Человек и прямоходящие животные сложены по общей модели, прошли те же примитивные стадии развития, сохранили общие черты. Поэтому мы смело можем говорить об общем происхождении. Только
Споры вокруг 'Происхождения видов' 235
естественный предрассудок и высокомерие заставляют нас искать родство с полубогами. Однако не за горами день, когда покажется странным, что натуралисты, сведущие в сравнительной истории развития человека, могли когда-то верить в то, что человек создан одним актом творения'.
Дарвин соглашается с мнением о моральном превосходстве человека над животными. Однако добавляет: 'Верить в изначальную цивилизованность человека, который, стало быть, претерпел абсолютную деградацию во многих регионах, - значит иметь слишком низкое мнение о его природе. Более разумно было бы верить в преобладание прогресса над регрессом, в то, что скорее человек поднимался медленными и неуверенными шагами ко все более высокому уровню, и особенно продвинулся в области познания, морали и религии'.
Книга 'Происхождение видов' вызвала ожесточенную полемику. Мысль породниться с обезьянами, а через них и со всем животным миром у многих вызывала праведный гнев. И все же в разных странах нашлись также и ее сторонники, например: американский ботаник Аса Грей (Asa Gray, 1810-1888), немец Эрнст Геккель (Haeckel, 1834-1919). Итальянца (католика и дарвиниста) Филиппо де Филиппи (1814-1867) обвинили в атеизме и едва не лишили кафедры. Микеле Лессона (1832-1894) перевел сочинения Дарвина на итальянский язык. Пропагандистами идеи эволюционизма были Джованни Канестрини (1835-1900), Паоло Мантегацца (1831- 1910), Чезаре Ломброзо (1836-1909) и др. Даниеле Роза (1857-1944) дополнил дарвинизм идеей гологенеза, согласно которой индивидуальные характеристики можно распознать в зародыше. Бенедетто Кроче шутил по поводу эволюционизма: 'Душа жаждет увидеть в истории картину благородных войн, а в ответ получает животно-механическую фантасмагорию о происхождении человечества, с огорчением, разочарованием и даже стыдом мы убеждаемся в своем неистребимом варварстве'.
Нельзя обойти молчанием так называемый социал-дарвинизм как попытку узаконить 'борьбу за существование' в обществе (своего рода 'объяснение' классовой борьбы) и даже обосновать тезис о расовом превосходстве. Ясно, что эти незаконные экстраполяции не имеют ничего общего с научными выводами. Иррациональным назвал такой метод аналогий экономист А. Лориа (1857-1943). Проблемам социальной трактовки дарвинизма посвящены книги Энрико Ферри 'Дарвин. Спенсер. Маркс' (1894) и Антонио Лабриолы 'Размышляя о социализме и философии' (1897).
236 Развитие наук в XIX веке
Роберт Фиц Рой, двадцатишестилетний капитан корабля 'Бигль', на борту которого Дарвин совершил кругосветное путешествие, не вдохновился мыслью считать себя потомком даже очень древней и очень антропоморфной обезьяны. В Англии антидарвиновскую оппозицию возглавил зоолог Ричард Оуэн (1804-1892). Оуэн отвергал не идею эволюции, а скорее идею ее случайности. Он был уверен в наличии 'внутреннего стимула' развития. Но возражения оппонентов бесстрашно парировал 'сторожевой пec Дарвина' - Томас Гексли (1825-1895).
'Изменчивость, борьба за существование, адаптация к условиям - достаточно известные факты, - писал Гексли в книге "О положении человека в ряду органических существ" (1863), - но никто из нас не подозревал, что они находятся в центре проблемы видов. Пока Дарвин и Уоллес разгоняли тени, мощные фары "Происхождения видов" вели тех, кто блуждал во мраке... борьба за существование в мире мысли значит не меньше, чем в физическом мире. Некая теория как "вид" мышления имеет право на существование постольку, поскольку она умеет сопротивляться, показывая превосходство над противником как представителем вида'. Таким образом, очевидно, полагал Гексли, что дарвинизм на данный момент выиграл 'борьбу за существование'.
Любопытна история с оксфордским епископом Сэмюэлем Уильберфорсом, который в один из горячих моментов обсуждения обратился к Гексли с улыбкой, полной сарказма: 'Могу полюбопытствовать: по линии бабушки или дедушки вы изволите узаконить свое происхождение от обезьян?' Заканчивая свой научный доклад, Гексли не упустил случая ответить епископу, что он предпочел бы в качестве предка самку обезьяны, чем самца с вертлявым, хотя и непраздным умом, который использует свой талант на то, чтобы замутить истину и неуместно ерничать по поводу серьезной научной проблемы.
В очерке 'Научное воспитание' (1869) Гексли так описал одну из баталий с католиками: 'Мы спорили, как противники на передовой в момент временного перемирия. Когда я изложил трудности, стоящие перед студентами, занимающимися наукой, то в ответ услышал реплику католика: "Нашей церкви за всю длинную историю грозило множество ураганов. Этот нынешний - только волна старой бури, и нет надобности готовить студентов и пугать испытаниями. Нынешние ереси им объяснят профессора философии"'. Гексли ответил, что между англиканцами и протестантами, с одной стороны, и католиками - с другой, та разница, что между отрядом волонтеров и обученными ветеранами старой наполеоновской гвардии. 'Я уважаю организацию, встречающую врагов подобным образом, и хотел
Гексли и дарвинизм в Англии 237
238 Развитие наук в XIX веке
Родоначальником современной лингвистики можно считать Вильгельма фон Гумбольдта (1767-1835). Еще Гердер утверждал, что между языком и национальным характером есть внутренняя связь. Гумбольдт подтвердил, что у любого языка есть собственная типичная и вместе с тем особая структура, которая, с одной стороны, отражает, а с другой - обусловливает способ мышления, будучи формой выражения нации. Цепочка мыслей связана с цепочкой слов. Гумбольдт изучил множество языков неиндоевропейской группы: китайский, малайский, бакский, семитский и языки коренных жителей Америки. Пораженный огромным структурным разнообразием идиом, ученый пытался установить связь между языком и менталитетом.
Язык, по Гумбольдту, есть непрерывное творение человеческого духа. Язык - это энергия, 'energeia', a не 'ergon', благодаря энергии языка рождаются мысли. Подробно тому, как числа нужны, чтобы считать, так слова нужны, чтобы мыслить. 'Природа языка состоит в переплавке чувственной материи мира и слов в печать мыслей. Или, иначе: языки - не средство представления уже познанной реальности... они служат средством открытия доселе неизвестной реальности. Разница между ними не в звуках и знаках - это разница оптического свойства, взглядов на мир'. Идею Гумбольдта о связи языка с расовыми свойствами не раз пытались опошлить некоторые псевдоученые.
Понятно заметное оживление немецкой науки, в частности сравнительной грамматики, в первой половине XIX века под воздействием такой идеи. Еще в конце XVIII века было обнаружено родство санскрита (священного языка древней Индии) с латинским, греческим и другими европейскими языками. Английский востоковед сэр Уильям Джонс в 1786 г., независимо от других ученых, пришел к тому же выводу: 'Европейские языки, возможно, произошли от одного протоязыка, которого больше нет'. Из Парижской национальной школы восточных языков, основанной в 1795 г., Фридрих Шлегель запрашивал материалы для своей известной книги 'О языке и мудрости индусов' (1808).
Поиском серьезных доказательств и сравнительным анализом языков занялся немец Франц Бопп (1791-1867), изучавший в Париже персидский, индийский, арабский и еврейский языки. В 1816 г. вышла его работа 'Система спряжения в санскрите в сравнении с таковою в греческом, латинском, персидском и германском
Лингвистика 239
языках'. Справедливости ради следует сказать, что в 1818 г. сравнительные данные получил и датский ученый Расмус Раск (1787- 1832), изучавший структуру греческого, латинского, германских, балтийских и славянских языков, с той разницей, что санскрита он не знал. 'Сравнительная грамматика' Франца Боппа была опубликована в 1849 г. (и переиздана в 1857-1860 гг. с дополнениями), санскрит в ней был проанализирован в связи с греческим, латинским, персидским, германскими, позже - литовским и старославянским языками.
Нельзя не сказать в этой связи о Якобе Гримме и его '-Немецкой грамматике' (1822), богатой результатами анализа фонетической истории германских языков. 'Законом Гримма' был назван закон, описывающий регулярные соотношения между индоевропейскими и германскими шумными. Это было настоящее открытие, ибо впервые получены примеры регулярности языковых изменений, что положило начало исторической лингвистике.
Гримм заметил, что в германских языках обычно: 1) мягкий f там, где в индоевропейских языках, греческом и латыни - р; 2) p там, где в других языках b; 3) звук th там, где в других языках t, 4) t, где в других языках d, и так далее, как показано в таблице:
Готский |
f |
p |
b |
th |
t |
d |
h |
k |
g |
Латинский |
p |
b |
f |
t |
d |
t |
с |
g |
h |
Греческий |
p |
b |
ph |
t |
d |
th |
k |
g |
kh |
Санскрит |
p |
b |
ph |
t |
d |
th |
s |
j |
h |
Компаративисты мечтали реконструировать путем сравнения первоначальный язык-оригинал всех индоевропейских языков. Прежде всего, писал Бопп, 'мы должны изучить систему спряжения древнего индийского языка и сравнить ее со спряжением греческого, латинского, германского, персидского. Поняв их идентичность, мы сможем констатировать постепенное прогрессирующее разрушение изначального языкового организма', замену его другими языковыми блоками.
Тем не менее против романтической идеи существования некоего протоязыка выступила группа ученых - так называемые неограмматики. В 70-х гг. прошлого века они поставили задачу не искать идеальную языковую систему где-то в прошлом, а, установив точные данные, восстановить историю языков, принадлежащих к одной языковой семье. Один из младограмматиков, К. Бругман (1849- 1919), упрекал компаративистов в неуважении к новым продуктам лингвистической эволюции. Рассуждения о 'старых' и 'новых'
240 Развитие наук в XIX веке
языках, говорил он, не несут ничего, кроме вреда. 'Вместо изобретения гипотетических символов "оригинального" лингвистического происхождения лучше придерживаться имеющихся в нашем распоряжении документов и, опираясь на них, составить общее представление о развитии языковых форм'.
Значение исторического метода в изучении языка подчеркнул Герман Пауль (1846-1921). О 'слепой необходимости' фонетических законов писал Г. Остхоф (1847-1909). Пять томов исследований К. Бругмана и Б. Дельбрюка - 'Очерк сравнительной грамматики индоевропейских языков' - увидели свет в 1886-1900 гг.
Если социология (в духе позитивизма) успешно развивалась во Франции, то Германия стала родиной научной психологии в ее тесной связи с физикой, биологией, анатомией, и особенно физиологией. У истоков психологии стояли Эрнст Генрих Вебер (1795-1888), Густав Фехнер (1801-1877), Герман фон Гельмгольц (1821-1894) и Вильгельм Вундт (1832-1920). Вебер, профессор анатомии в Лейпциге, написал трактат на латыни о тактильных ощущениях 'De tactu'. Он попытался установить количественную связь между интенсивностью раздражения и реакциями живых существ. Густав Фехнер усовершенствовал результаты Вебера и вывел психофизический закон (закон Вебера-Фехнера), согласно которому 'раздражение нарастает в геометрической прогрессии, а ощущения - в арифметической, и отношение раздражителей к ощущениям может быть представлено в виде логарифмической кривой'. Ощущения (S) пропорциональны логарифму порождающих их раздражителей (R), стало быть, их отношение выражается математической формулой: S = C log R, где С - экспериментально установленная постоянная.
'Примеры такой закономерности, - говорит Фехнер, - найти нетрудно. Если в комнату, освещенную одной свечой, мы внесем вторую свечу, яркость освещения станет намного ощутимее, чем в случае, когда мы внесем свечу в комнату, где уже горят десять свечей. Или другой пример: разница в весе двух легких пакетов в несколько граммов почувствовать легче, чем разницу в граммах двух тяжелых пакетов'. Комариный писк можно услышать в полной
Экспериментальная психология 241
тишине, но, находясь в толпе или среди машин, нельзя услышать собеседника, если тот не кричит.
Герман Гельмгольц тонко заметил, что наши органы чувств не столько регистрируют импульсы, сколько обрабатывают их, именно поэтому мы видим форму, расстояние, расположение предметов. Подобно астроному, определяющему положение звезды путем расчетов, наши органы чувств организуют объекты, обрабатывают и оценивают их.
Традиция считает первым психологом-экспериментатором Вильгельма Вундта. Он был ассистентом Гельмгольца в Гейдельберге, затем профессором в Цюрихе, а в октябре 1875 г. возглавил кафедру в Лейпциге. В 1879 г. Вундт основал первую лабораторию экспериментальной психологии. Ее прославили своими именами Кюльпе, Крепелин, Леман, Бехтерев, Кеттелль, Стенли Холл, Уоррен, Стрэттон, Титченер и др. Были изучены зрительные феномены (визуальный контраст, цветовая слепота, оптические иллюзии), чувство времени, слуховые, тактильные восприятия, реактивность и многое другое.
Для Вундта психология - наука опытная, она занимается фактами, о которых мы знаем непосредственно из опыта. Например, слышать, как падает камень, чувствовать боль, воспринимать цветовые оттенки - все это психологические факты. Напротив, говорить о падающем камне в свете притяжения более тяжелой массой другой, более легкой, значит говорить о физическом, опосредованном факте. Непосредственный опыт обосновывает опосредованный опыт, а психологический факт обосновывает физический факт. Такова разница в предметной сфере.
Что касается метода, то его Вундт определяет как интроспекцию, т. е. непосредственное наблюдение самих себя. А поскольку обладать опытом, по Вундту, то же самое, что осознавать его, то предмет и метод психологии в конечном счете совпадают. Элементы, из которых состоит опыт, он называет 'ментальными процессами'. Исследователь устанавливает законы психической активности, которые отличны от физической каузальности, и соотношения психических актов в процессе формирования сознания.
Необходимо отметить, что интроспекция как метод не применим к исследованию интеллектуальных и волевых процессов. Их изучение предполагает сравнительный и опосредованный анализ продуктов высшей деятельности, таких как язык, мифы, обычаи, религия, искусство, право. Подобный анализ мы находим в многотомном
242 Развитие наук в XIX веке
сочинении Вундта 'Психология народов' (1900-1920). Ученый, кроме того, открыл трехмерность чувственных состояний: приятное - неприятное, возбуждение - торможение, напряжение - релаксация.
Тем временем во Франции работали знаменитые психиатры Пьер Жане и Жан Мартен Шарко (учитель Фрейда) и психологи Теодюль Рибо (1839-1916) и Альфред Бине (1857-1911). Бине разработал шкалу интеллектуальных способностей детей. Рибо увидел механизм умственных расстройств в распаде ансамбля ментальных процессов. Его перу принадлежат работы 'Болезни памяти' (1881), 'Болезни воли' (1883), 'Болезни личности' (1885).
Англичанин Фрэнсис Гальтон (1822-1911) в книге 'Наследственность гения' (1869) предположил на основе статистических данных наличие биологического механизма наследования особой одаренности. Несмотря на интересную методологию, его выводы оставляют сомнения относительно тождества гения и человека, добившегося успеха; остается неучтенным фактор среды в формировании исключительных способностей. Тезис: 'Гением надо родиться' - остается открытым.
В Америке психология развивалась под влиянием У. Джемса. Упомянем Стенли Холла (1844-1924), основавшего лабораторию экспериментальной психологии в Балтиморе в 1883 г., и Джеймса Кеттелля, основателя психологии труда. В Италии в Римском университете Дж. Серджи в 1889 г. начал психологические исследования.
Социология прошлого века была социологией философов-систематиков, дочерью надежд и опасений, о которых говорил Сен-Симон в связи с развитием индустриального общества: рациональная организация, функциональная деперсонализация, взаимозависимость функций, планирование и разделение труда, централизованное планирование производства. Перед лицом таких проблем Конт обосновывал авторитарную систему, Спенсер - эволюционную с изрядной дозой радикального индивидуализма, Прудон поставил на первое место справедливость как принцип прогресса, а Маркс - закон смены социально-экономических формаций.
Научная социология: Дюркгейм 243
Эмиль Дюркгейм (1858-1917) заявил, что социология не есть и не может быть философией истории, открывающей общие законы прогресса человечества. Не может она быть и метафизикой, определяющей природу общества. Социология, стало быть, не философия, не психология и не scientia scientiarum. Это автономная наука со своим предметом и своим правилом метода. Конт говорил о 'социальной статике' и 'социальной динамике', отвечающих за стабильность и развитие общества. Спенсер говорил о социальной эволюции органического типа. Дюркгейм назвал специфическим предметом социологии 'социальные факты', состоящие в способе действовать, думать, чувствовать, внешние по отношению к индивиду, обладающие принудительной силой. 'Их нельзя спутать с органическими и психическими феноменами, пребывающими в индивидуальном сознании и действующими посредством него'. Если 'социальный факт' несводим ни к биологическому, ни к психическому факту, то очевидно, что он влияет извне на индивида как посредством санкций, так и через сопротивление, оказываемое индивидуальным намерениям. 'Социальный фактор определяет и трансформирует неопределенную материю индивидуального, - полагает Дюркгейм. - Такие психические состояния, как религиозность, сексуальная ревность, сыновняя преданность, отцовская любовь суть не просто изначальные наклонности человеческой природы, они - продукт коллективной организации... Почти все, существующее в индивидуальном сознании исходит от общества'.
Социальные факты, изучаемые социологией, делятся на нормальные, представляющие 'наиболее общие формы', и 'патологические', являющиеся отклонением от первых. Таким образом, норма устанавливается для определенного общества в конкретной фазе его развития. Задача социологии - классифицировать типы общества, от орды до современных сложных социальных организмов.
Методологические рефлексии Дюркгейма не были пустопорожними упражнениями они следовали из конкретных исследований. В работе 'О разделении общественного труда' (1893) он анализирует причины социальной солидарности в современном обществе. В итоге приходит к необходимости выделить 'тип простого общества' (основанного на кровном родстве) и 'вторичный социальный тип' (основанный на разделении и специализации функций). Первый тип обществ сцементирован общими идеями, оценками и опытом так, словно у общины одно сердце и один ум. Такого рода солидарность он называет механической.
244 Развитие наук в XIX веке
246
247
Термин 'эмпириокритицизм' был введен Авенариусом для обозначения 'надпартийной' философской позиции, критически рассматривающей все, якобы проверенные, истины. Эмпириокритики провозгласили возвращение к опыту, который нельзя трактовать ни идеалистически, ни материалистически.
Рихард Авенариус родился в Париже в 1843 г., учился в Лейпциге и Берлине. В 1876 г. начал издавать вместе с В. Вундтом 'Трехмесячник научной философии', оказавший заметное влияние на культурную жизнь Германии. С 1877 г. и до самой смерти, последовавшей в 1896 г., он преподавал 'индуктивную философию' в Цюрихском университете. В 1876 г. опубликована его книга 'Философия как мышление о мире по принципу наименьшей траты сил'. С ней связана другая работа - двухтомник 'Критика чистого опыта' (1888-1890), а также 'Человеческое понятие о мире' (1891).
Между концепциями Авенариуса и Маха немало общего (например, принцип экономии сил в научном исследовании). Тем не менее Max в работе 'Анализ ощущений' (1900) открестился от 'гипертрофированной терминологии' Авенариуса, уточнив свою роль как 'ученого, а не философа'. Поэтому необходимо подчеркнуть разницу. Max как ученый интересовался эпистемологией, чтобы освободить науку от метафизических препятствий. Авенариус, напротив, был философом даже в своих занятиях физиологией, психологией и социологией. Он пытался построить философию как строгую науку на манер позитивных наук о природе.
248 Развитие наук в XIX веке
250 Развитие наук в XIX веке
Споры становятся бесплодными, когда прежде единый мир делится на 'душу' и 'тело'. Пока я уверен, пишет Авенариус, что дерево существует не только для меня, но и другие в состоянии его воспринимать, я не нарушаю законной аналогии между 'Я' и мне подобными. Но когда я говорю, что дерево дано мне в форме образа, представления и т. п., я ввожу - интроектирую - дерево, предполагая, что у меня может не быть того, что есть у ближнего. Интроекция, таким образом, перешагивая опыт, взламывает естественное единство мира, деля его на внешний и внутренний, бытие и мышление, тело и душу, объект и субъект.
После интроекции любая попытка привести продукты мысли в согласие с опытом обречена на поражение. Так открывается источник нескончаемых проблем. Средство избавления от них Авенариус видит в трактовке теоретической и практической деятельности как модификаций центральной нервной системы. 'Развивая' Дарвина, он склонен понимать всю психическую жизнь, включая науку, как биологический феномен с соответствующими законами отбора, приспособления, борьбы за существование.
Авенариуса, желавшего быть выше партий, критиковали позже философы почти всех направлений (партий). Вундт обвинил его в материализме, Гуссерль счел неприемлемым его психологизм, а Ленин заклеймил Авенариуса как идеалиста. Все же можно признать интересным его анализ континуальности субъективного и объективного миров. Авенариус предвосхитил кибернетическую теорию моделирования, общую теорию систем, а также объяснил биологическую функцию философских идей.
Max родился в Моравии в 1838 г. Он преподавал физику в Граце и Праге, затем философию в Вене. Умер близ Монако в 1916 г. Среди его работ известны такие, как 'Механика. Историко-критический очерк ее развития' (1883), 'Анализ ощущений и отношение физического к психическому' (1900), 'Принципы учения о теплоте' (1896), 'Научно-популярные лекции' (1896), 'Познание и заблуждение' (1905).
Max 251
Для Маха пища и природа, о которых говорит наука, совсем не вещь в себе и для себя и не истинная объективная данность. Подобно Авенариусу, Эрнст Max (независимо от первого) пришел к точке зрения на познание как на процесс прогрессивной адаптации к среде. 'Мир, - писал он в "Анализе ощущений", - не заключается в таинственных сущностях, которые, также загадочно действуя одна на другую, порождают доступные нам ощущения. Цвета, звуки, пространство, время и т. п. связаны между собой, как по-разному связаны чувства и волевая предрасположенность. Из столь пестрой ткани выделяется то, что относительно стабильнее и продолжительнее, вследствие чего отпечатано в памяти и выражено в словах. Так, относительно устойчивые комплексы, функционально распределенные в пространстве и во времени, именно поэтому обретают специфические имена и обозначаются как тела (Körper). Но эти комплексы непродолжительны и неабсолютны... Относительно устойчивым представляется комплекс воспоминаний, чувственных предпочтений, связанных с определенным телом (Leib), который можно обозначить как Я'.
Ощущение, по мнению Маха, есть глобальный факт, форма приспособления живого организма к среде; настройка глаза и уха; 'контрастный феномен' цвета и форм; узнавание данного предмета в разных условиях освещения; узнавание музыкального ритма. Ясно, что все вышеперечисленное относится к индивиду, но прежде всего это результат эволюции видов. 'Становится понятным феномен памяти... которая выше индивида. Психология спенсеровского и дарвиновского типа, вдохновленная эволюционной теорией, но основанная на частных позитивных исследованиях, обещает результаты более богатые, чем все предыдущие спекуляции... Вещь, тело, материя суть не что иное, как связь элементов, цветов, звуков и т. п., не что иное, как так называемые знаки (Merkmale)'.
Итак, основу научного знания составляют не факты, а ощущения. Max, как и Авенариус, делает акцент на биологической функции науки. 'Предложить человеческому существу максимально возможную и полную ориентацию развитой во всех отношениях чувственности. Другой научный идеал не только не реализуем, но и не имеет никакого смысла'. Научное исследование лишь продолжает и совершенствует процесс жизни, благодаря которому низшие животные посредством органов и поведения приспосабливаются к среде. 'Наука возникает всегда как процесс адаптации идей к определенной сфере опыта Результаты процесса - элементы мышления, способные представить эту сферу как целое. Результат, естественно, получаются разные, в зависимости от типа и
252
Max 253
256
257
Крайний конвенционализм пропагандировал Эдуард Леруа (1870-1954), спиритуалист и модернист, автор работ 'Наука и философия' (1900), 'Позитивная наука и философия свободы' (1900), 'Новый позитивизм' (1901), 'Догма и критика' (1906). Поскольку все теории конвенциональны, тщетно говорить об их объективности, тем более что сам факт конструирует ученый посредством им же определяемых категорий.
С целью скорректировать такой крайний конвенционализм и была выдвинута физиком Пьером Дюгемом (1861-1916) и математиком Анри Пуанкаре (1854-1912) теория умеренного конвенционализма, плодотворность и влиятельность которой трудно отрицать. Пуанкаре изложил свою концепцию в двух известных сочинениях 'Наука и гипотеза' (1902) и 'Ценность науки' (1905).
Конвенциональный элемент в науке очевиден, но он ничуть не снижает объективный характер научных теорий. 'Наука для Леруа - всего лишь руководство к действию, - пишет Пуанкаре. - Невозможно ничего знать, но мы уже приступили и вынуждены действовать - так случайно мы фиксируем правила. Набор правил и называется наукой. Таким же образом люди, желая поразвлечься, изобретают некоторые правила игры, как, например, в трик-трак, - игре, которая не хуже науки может опереться на всеобщий консенсус. И мы, вынужденные выбирать, но неспособные это сделать, бросаем в воздух монету. В науке, как и в игре трик-трак, конечно, есть определенные правила действия. Но так ли уж верно это сравнение, неужели мы не способны увидеть разницу? Правила игры - произвольное соглашение, и мы могли бы принять противоположное соглашение, если бы оно не было хуже первого. Напротив,
258 Развитие наук в XIX веке
262 Развитие наук в XIX веке
воображения в науке, показав динамичность научного знания. Особый его вклад состоит в прояснении связей между теорией и экспериментом (что особенно подчеркнул Поппер).
Тем не менее необходимо заметить, что весьма спорна конвенционалистская идея простоты мира, якобы вытекающая из законов физики. С другой стороны, верно, что критический эксперимент не дает окончательной истины, однако непонятно, почему его результаты неприемлемы, хотя бы предварительно и в исторических рамках познания. Неоспоримо, что проверка одной гипотезы не может быть изолирована от комплекса других гипотез. Все же контроль одной гипотезы не опрокидывает всего знания. Мы, например, можем (хотя бы на время) принять часть теории, служащей для установления протокола-фальсификанта. Еще один момент можно поставить на вид некоторым конвенционалистам (например, Динглеру). Требуя от науки скорее точности, чем прогресса, они оправдывают гипотезы ad hoc, присутствие которых делает теории ненадежными. Такая операция логически возможна, но одно из возможных последствий этого - застой в науке.
263
Сократ был путаником; вся эта мораль совершенствования, в том числе и христианская, построена на экивоках.
Фридрих Ницше
Смысл и значения возникают только для человека в его истории. Но не для индивида, а скорее человека исторического. Ибо человек - существо историческое.
Вильгельм Дильтей
Подняться до уровня науки - не только наше назначение, но в этом наша цель.
Макс Вебер
Человек живет в универсуме не столько физическом, сколько символическом. Язык, миф, искусство и религия составляют часть этого универсума, из нитей символической ткани - запутанные сети человеческого опыта. Всякий прогресс человеческой мысли стягивает все туже эти невидимые сети.
Эрнст Кассирер
Гипотеза для научного ума - всегда в процессе постоянной проверки.
Чарльз Пирс
Каждая ошибка указует путь, по которому не стоит идти, дабы ее избежать, но далеко не за каждым открытием - дорога, по которой следовать надобно.
Джованни Вайлати
267
Беспощадный критик прошлого, ниспровергатель традиционных ценностей, возвестивший о новом типе человека, Фридрих Ницше (1844-1900) писал: 'Я знаю свою судьбу. Мое имя будут вспоминать в связи с кризисом, какого никогда не было на земле, глубочайшим конфликтом сознания, разрывом со всем, во что раньше свято верили. Я не человек, я динамит. Я опровергаю все, как никто и никогда не опровергал, и все же я - антитезис негативного духа... И вместе с тем, я еще и необходимым образом - человек судьбы. В самом деле, когда правда вступает в борьбу с веками преступлений и лжи, земля сотрясается в конвульсиях, которые нам и не снились. Концепция политики похожа на поле брани, все формы власти старого общества взлетели в воздух, ибо основывались на лжи. Грядут войны, каких еще земля не видала. С меня начинается на земле великая политика'.
Ницше понимает себя как человека судьбы, того, кто противостоит всему. Он противостоит позитивизму и его вере в факт, потому что факт глуп и туп, он скорее телок, чем Бог. Ницше противостоит идеализму и историцизму, поскольку 'прогресс - всего лишь новомодная идея, к тому же ложная'. Претензии точных наук на обладание истиной не имеют под собой почвы. В пику спиритуалистам всех мастей он провозглашает смерть Бога. Ничего нет более нездорового, чем христианство и христианское сострадание. 'Величайшим апостолом мести был Павел'. Морали рабов Ницше противопоставляет мораль аристократов. Сказать 'да' самому себе - в этом триумф аристократической морали, в то время как раб привык говорить 'да' другому, только не самому себе. 'Умоляю вас, братья мои, останьтесь верными земле, не доверяйтесь тем, кто внушает вам сверхъестественные надежды. Они отравляют вас, сознательно
266 От философии XIX века - к философии ХХ века
278
К середине XIX века в Германии определился новый интерес к кантовской проблематике границ и методов науки. И не только науки: история, мораль, искусство, миф, религия, язык и другие продукты человеческой деятельности становятся предметом критической рефлексии. Критицизм взял на прицел позитивистский фетишизм 'факта' и идею метафизической абсолютности науки. Оспаривая идеалистическую метафизику, критицизм противится в то же время сведению философии к эмпирической науке, теологии или метафизике. Философия должна вновь вернуться к анализу условий ценности науки, морали, искусства и религии. При каких условиях ценна та или иная норма? Почему при одних условиях красиво это, а при других - иное? Объект философской критики - не факты, а правовые вопросы, вопросы ценности. Неокритицизм устраняет позитивистский фактуализм и идеалистическую метафизику духа, не принимает и 'метафизику' марксизма (вспомним Виндельбанда или Риккерта, хотя некоторые из кантианцев, например,. Коген были проводниками социалистической идеи, в основе которой - моральный императив, призыв видеть в человечестве и человеке цель, а не средство). Как сочетается принцип достоинства личности с фактом, что рынок определяет цену труда человека как товара среди товаров? Коген вместе с другими неокантианцами образовали группу социалистов-немарксистов.
Можно говорить о двух центрах неокритицизма - Марбурге (Коген, Наторп и Кассирер) и Гейдельберге (Виндельбанд и Риккерт). Наряду с этими, неокритические школы были и в Англии (С. Ходсон, Р. Адамсон, Дж. Хикс), и в Италии (К. Кантони, Ф. Токко, Ф. Фиорентино, Дж. Барцеллотти, А. Банфи). Среди французских неокритицистов упомянем Ш. Ренувье, О. Гамелина, Л. Брюнсвика. Последний в книге 'Современный идеализм' (1905) показал, что философия не наращивает знание количественно, она
Неокритицизм: общие замечания 279
занята анализом его качества Поскольку научный рост дан нам в историческом развитии, история познания есть не что иное, как 'философская лаборатория'.
Признанный классик марбургской школы - Герман Коген (1842-1918). Среди его работ назовем такие, как 'Теория чистого опыта Канта' (1871), 'Влияние Канта на немецкую культуру' (1883), 'Обоснование Кантом эстетики' (1889), 'Принцип бесконечно малых и его история' (1883), 'Система философии' (3 тома). Готлоб Фреге охарактеризовал последнюю работу как не отличающуюся 'логической ясностью'.
В концепции Когена огромное значение имеет наука, точнее, математическая физика. Он считал, что роль философии - в изучении условий правомерности научных положений. Для позитивиста нет ничего важнее факта как абсолютной ценности: объективны и факт, и ощущение. Коген в духе Канта переворачивает позитивистскую логику: основание объективности науки - априори. Не хаос чувственных наблюдений, а тот или иной способ унификации фактов в рамках определенных гипотез, законов и теорий формирует науку. Законы и теории не извлекаются из фактов. Мы предпосылаем их фактам. Отсюда вывод: всякая теория априорна. Философия поэтому должна исследовать 'чистые', т. е. априорные, элементы научного познания. Другими словами, наиболее важная функция философии - методология науки, - согласен с Кантом Коген. Кант не просто извлек двенадцать категорий из изучения познавательных способностей. Он обосновал их, анализируя ньютонианскую систему. Философия должна сохранить свою подлинность без психологистических и позитивистских редукций.
Необходимо вернуться к Канту, но - без кантианских ошибок. Прежде всего, Коген отказывается от понятия 'вещи в себе', заменяя его принципом самоограничения опыта: мы всегда ищем целое посредством общих законов, а находим лишь частичное. Коген не видит резона различать чувственность и рассудок. Пространство и время суть формы чувственности. Время - лишь условие множественности феноменов, а пространство - лишь условие их внешней рядоположенности. Этику и эстетику Коген делает трансценденгальным методом чистого разума, исследующего условия возможности чувства и морального действия. Таким образом, есть три составляющие 'общей теории опыта': логика, этика и эстетика.
280 От философии XIX века - к философии XX века
Пауль Наторп (1854-1924), ученый-эрудит, известен такими работами, как 'Учение Платона об идеях' (1903), 'Логические основы точных наук' (1910), 'Война и мир' (1916), 'Мировая миссия немцев' (1918). Как и Коген, Наторп полагает, что философия не занимается природой вещей, ее предметная сфера - теория познания. Философия не изучает субъективное мышление, т. е. познавательную деятельность, развертывающуюся на основе психической деятельности. Она изучает его содержания, которые суть все более полные определения объекта. Познание синтетично, читаем мы в 'Логических основах точных наук'. Анализ заключается в контроле за уже произведенным синтезом. Синтез состоит в постоянной переработке и усовершенствовании системы детерминаций объекта. Реальность не есть неопределенность, которая ничто без своих определений. Ее нельзя свести и ко всегда временным определениям. Реальное - это процесс определения. Напомнив слова гётевского Фауста 'вначале было дело', Наторп рассматривает факт как сырьевой материал. Если что важно, так это 'делаемое' - то, что находится в процессе. Бытие, искомое наукой, должно разрешаться в становление. Активность мысли состоит в суждении, а значит, в продуцировании данных, которые не даны: их ищет и находит мысль. В отличие от Когена, Наторп не ограничивает критическую рефлексию физико-математическим опытом, а включает в нее моральный, эстетический и религиозный опыт.
Платоновские идеи Наторп интерпретирует несколько нетрадиционным образом. Идеи Платона - не объект или сверхвещи, как утверждала традиция начиная с Аристотеля. Идея - регулятив в том смысле, в каком к точке в бесконечности направляются пути опыта. Это закон движения науки. Идея есть регулятивный идеал.
Кассирер (1874-1945) родился в зажиточной еврейской семье. Он изучал философию в Марбурге как ученик Когена и Наторпа. С 1906-го по 1919 гг. преподает сначала в Берлине, а затем в Гамбурге. Как и многих, в 1933 г. его ждала судьба эмигранта: Англия, Швеция, затем США - Иллинойский и Колумбийский университеты. Среди его самых известных работ - 'Проблема
Марбургская школа: Наторп и Кассирер 281
познания в философии и науке в Новейшее время' (1906-1940), 'Личность и космос в философии Возрождения' (1927), 'Философия Просвещения' (1932), 'Понятие субстанции и понятие функции' (1910), 'Философия символических форм' (1929), 'К критике теории относительности Эйнштейна' (1921), 'Детерминизм и индетерминизм в современной физике' (1937).
Углубившись в историю науки, Кассирер исследовал динамику связей математики, геометрии, физики и химии и пришел к выводу, что проблема поиска общего основания (субстанции) перед ними не стоит. В этих науках ищут скорее закон, отношение, функцию. Аристотель в 'Метафизике' говорил о мире вещей и о субстанции, аккумулирующей общие их черты. Его метод привел к массе стерильных дефиниций, за которыми часто стоит смешение общего с сущностным. Прогресс науки связан с тем, что на определенном этапе ученые прекратили поиски сути вещей и мира, сочтя достаточными функциональные связи между объектами. То, что математические функции ментальны по происхождению, с вещами напрямую не связаны, не значит, что они субъективны. Единообразие опытного содержания, определенные ограничения и связи делают наше знание зависимым от духовных актов и вместе с тем объективным.
Не только логика науки интересует Кассирера. Культура, по его мнению, основана на символической активности человека. Философия выступает не только как критика познания, но и как критика цивилизации. Сама историография представляется Кассиреру символической активностью второго плана, которая заключается в индивидуализации духовного содержания символической активности первоначального этапа. В этом смысле исторические документы абсорбируют некий смысл, их одушевляющий. Задача исследователя - обнаружить структурные связи индивида с надличностными культурными формами. С другой стороны, не менее важно указать на специфические черты, делающие событие неповторимым.
Миф, искусство, язык и логика как фундаментальные формы 'понимания' суть символические формации, типичные формы человеческого способа производства. Философия призвана освоить эту фундаментальную структуру как органическое целое. Символические формы придают феноменам форму и смысл, организуют опыт. Помещенный между системами 'рецептивной' и 'реактивной' (которые есть и у животных), мир символов коренным образом преобразовал жизнь человека, поместив его в иное измерение. С рождением дескриптивного языка связывает Кассирер рождение цивилизации, или культуры.
282 От философии XIX века - к философии XX века
Как 'animal symbolicum' (символическое животное) человек вышел за пределы органического мира, перевернув его. Человек не может не подчиниться этим новым условиям существования, которые он сам и создал. Язык, миф, искусство и религия образуют символическую ткань универсума. Даже небольшое продвижение в области мышления и опытного освоения мира уплотняет и стягивает эти своеобразные сети. Вне всякого сомнения, человеку все сложнее выйти на встречу с подлинным бытием. Кажется, продолжает Кассирер, что физическая реальность сокращается, а символическая - нарастает. Вместо вещей теперь вокруг человека вращаются лингвистические формы, художественные образы, мифические символы, религиозные ритуалы, и ничего уже нельзя увидеть иначе, как через эти искусственные опосредования.
И в практической сфере человек уже не живет в мире чистых фактов. Страхи и надежды, иллюзии и разочарования, фантазии и сны... И разве не прав был Эпиктет, говоривший, что 'не вещи, но фантазии и предрассудки терзают человека'?
Язык выражает не столько мысли и идеи, сколько, в первую очередь, настроения и аффекты. Философы, опеределявшие человека как 'animal rationale', не были эмпиристами и не стремились эмпирически объяснять природу человека. В свое определение они вкладывали моральный императив. Определение 'animal symbolicum' больше характеризует то направление, которое приняла современная цивилизация.
Научная работа Галилея и Ньютона, Максвелла и Гельмгольца, Планка и Эйнштейна не состояла в простом сборе фактов. Спонтанность и продуктивность лежат в основе теоретического конструирования. В культуре можно наблюдать процесс самоосвобождения человека, но очевидны и глубокие конфликты между его разными способностями. Все функции усложняются, дополняют друг друга и взаимно интегрируются. Каждая открывает и новый горизонт, и обнаруживает иной аспект бытия. Диссонанс, гармония, контрасты не исключают друг друга, они находятся во взаимозависимости, как Гераклитовы плектр и лира.
В своем обращении к Канту Виндельбанд (1848-1915) преследует несколько иную цель. Он ищет априорные принципы, которые бы гарантировали ценность и надежность познания. Нормативные
Баденская школа: Виндельбанд 283
универсальные ценности нужны Виндельбанду, чтобы освободить формы деятельности, связанные с историей, искусством и моралью. Именно эти три сферы деятельности дают нам человека, поставленного перед самим собой, а не перед внешними предметами, как в других науках. Это способ проверить на прочность объективный материал мысли, воли, эмоций для уточнения их необходимой ценности, чтобы в конце концов отказаться от того, что проверки не выдерживает.
Именно поэтому в философии нет так называемых 'истин фактов', но все ее суждения оценочны, например: 'это верно', 'это хорошо', 'это красиво'. Таким образом, ценности, обладающие нормативным значением, отличаются от природных законов - это значимость Müssen (т. е. 'иначе не может быть'), значимость норм и ценностей - Sollen ('это должно быть так'). Первые мы принимаем, приспосабливаясь. Вторые мы обязаны доказать делом или развенчать. Норма никогда не будет принципом объяснения, а природный закон - принципом оценки. Солнце естественной необходимости равно восходит и над праведниками, и над грешниками. Но, говоря о значимости логических, эстетических и этических определений, мы говорим об идеальной необходимости.
В заключение отметим, что для Виндельбанда философия - это теория ценностей. Конкретная задача философии заключается в установлении тех ценностей, которые лежат в основании познания, морали и искусства. В отличие от подхода других марбургских неокантинианцев, теория познания, по мнению Виндельбанда, образует лишь некоторую часть теории ценностей.
Риккерт взял за основу концепцию ценностей Виндельбанда и рассмотрел ее с методологической точки зрения. Систематизировав результаты органической теории познания, он попытался обосновать автономию исторического познания. В сочинении 'Введение в трансцендентальную философию. Предмет и объект познания' (1892) он подверг анализу тройной смысл антитезы субъекта и объекта: 1) как антитезы психофизической индивидуальности и окружающей ее среды; 2) как антитезы сознания и телесной реальности вокруг него; 3) как антитезы чистой деятельности сознания и его содержания. Наиболее существенной считает Риккерт третью антитезу. С ней он связывает гносеологию реалистического толка, критикуемую им за допущение, что познание можно трактовать как отношение субъекта к трансцендентному, не зависимому от него объекту.
284 От философии XIX века - к философии ХХ века
Представление и представляемое суть два объекта - содержания сознания: их отношение есть отношение между двумя объектами мышления. Таким образом, гарантия надежности и ценности познания не в бытии, а в долженствовании.
Познавать - значит судить, принимать или отвергать, одобрять или упрекать, что подразумевает наличие ценностей. Именно долженствование - то, чему надлежит быть, - и есть фундамент познания. Отрицание нормы равносильно подтверждению невозможности любого суждения, в том числе суждения, отрицающего данный критерий. Суждение не потому истинно, что выражает то, что есть. Скорее можно утверждать, что нечто есть. Но только силой долженствования в суждении нечто обнаруживается как истинное. Должное (т. е. ценности как нормы) трансцендентно по отношению к отдельно взятому эмпирическому сознанию.
'Суждение, формулируемое мной, - пишет Риккерт, - поднимается над вихрем представлений, обретая некую ценность прочности, ибо не может стать другим. В момент произнесения суждения всегда предполагается нечто непреходящее и вечное'. Если для Дильтея субъект познания историчен, то для Риккерта он - трансцендентальный субъект вне пространства и времени, сознание вообще, 'чистая деятельность помимо индивидуальной субъективности и фактических условий процесса исследований'. Заметим, что это 'сознание вообще' - не только логика, но этика и эстетика.
Таким образом, ценности трансцендентны по отношению к отдельному сознанию, а субъект познания понимается как трансцендентальный субъект. Понятно отличие позиции Риккерта, с его акцентом на трансцендентности ценностей, от веберовской проблематики эффективности научного поиска и исторических условий. Проблемами условности философия не должна интересоваться, полагает Риккерт. Ее функция - установить, как образуются априорные принципы, гарантирующие всеобщую необходимую ценность обобщающих и индивидуализирующих научных положений.
В 1921 г. Риккерт написал 'Систему философии', где систематизировал теорию ценностей как шесть сфер ценностей: 1) логика как сфера ценности истины; 2) эстетика как сфера высшей ценности прекрасного; 3) мистика и идеал безличностной святости; 4) этика, где доминирует моральность; 5) эротика и идеал счастья; 6) религиозная философия как сфера личностной святости. Каждой из этих сфер соответствует некое благо (наука, искусство, всеединое, свободное сообщество, мир любви, мир божественного), некое отношение к субъекту (суждение, интуиция, обожание, автономное действие, единение и т. п.) и определенная интуиция мира (интеллектуализм, эстетизм, мистицизм, морализм, эвдемонизм, теизм или политеизм).
Баденская школа: Риккерт 285
В работе 'Границы естественно-научного образования понятий' (1896-1902) философ развивает установленное Виндельбандом различие между науками номотетическими и идеографическими. Но, не останавливаясь на констатации целевых различий, Риккерт доказывает автономию исторического познания, укорененного в иной логической структуре, что явствует из сравнения двух непохожих способов концептуальной разработки в этих двух формах познания.
Естественные науки устанавливают единообразие реальности и ставят цель перевести лоскутные эмпирические данные на язык общих понятий, формальных связей. Это относится как к миру физическому, так и психическому. Поэтому различие между номотетическими и идеографическими науками есть в данном случае методологическое различие, уточняющее разные концептуальные разработки. Природа не набор предметов и событий, пишет Риккерт, она реальность в отношении к общему, реальность, изучаемая в целях установления единообразия.
Весь мир индивидуального обобщающие науки о природе оставляют за скобками. Но ведь любой процесс, телесный или духовный, всегда уникален: он проистекает однажды в данной точке пространства-времени, что и полагает предел естествознанию с его общими законами.
Как же найти форму познания, способную удержать неповторимо-индивидуальное? Таким необобщающим типом познания уже была названа история. Для Риккерта, как и Виндельбанда, история 'представляет реальность не вообще, а только в отношении к частному, поскольку реально случается только частное'. Тем самым мы оказываемся на чисто методологическом уровне. Одна и та же реальность выступает то как 'природа, пока мы рассматриваем ее в общем плане, то как история, когда мы берем ее в отношении к частному'. Противопоставление природы и истории, таким образом, теряет свою объективно-метафизическую коннотацию, переходя в противоположность методологического типа.
286
Девятнадцатый век украсили своим творчеством немецкие историки. Достаточно вспомнить имена Леопольда Ранке (1795-1886) ('Римские папы, их церковь и государство в XVI и XVII веках', 'История Германии эпохи Реформации'), Бертольда Нибура (1776- 1831) ('Римская история'), Теодора Моммзена (1817-1903) ('Римская история'), Якоба Буркхардта (1818-1897) ('Ренессансная культура в Италии'), Карла Юлиуса Белоха (1854-1929) ('Греческая история'), Густава Дройзена (1808-1884) ('История эллинизма'). 'Философия греков в ее историческом развитии' Эдуарда Целлера (1814-1908) и поныне остается фундаментальным исследованием.
Золотой век истории отмечен трудами по истории экономики, религии, искусства, философии, филологии. Два великих филолога Эрвин Роде (1845-1898) и Ульрих Виламовиц-Меллендорф (1848- 1931) вступили в дискуссию по поводу ницшеанской трактовки греческой культуры. В этот период были закончены немыслимые по кропотливости исследования по сбору и систематизации текстов эпикурейцев - Геманом Узенером (Hermann Usener), стоиков - Гансом фон Арнимом (Hans von Arnim), досократиков - Германом Дильсом (Hermann Diels). Франц Бопп и Якоб Гримм (Franz Bopp и Jacob Grimm) стали основателями исторической и сравнительной лингвистики, историю права успешно разрабатывал Ф. Савиньи (1779-1861). Не без влияния романтизма обострились внимание к традиции, культу народного духа и необходимость пережить опыт прошлого в его связи с настоящим.
На этом фоне нетрудно проследить генезис и развитие философского историцизма, связанного с именами Макса Вебера (о котором впереди особая глава), Вильгельма Дильтея (1833-1911), Георга Зиммеля (1858-1918), Освальда Шпенглера (1880-1936), Эрнста Трёльча (1865-1923), Фридриха Мейнеке (1862-1954), Генриха Риккерта (1863-1936). В рамках неокритицизма их связывает так называемая теория ценностей, первая заявка которой слышна во
Немецкий историцизм: общие черты 287
'Введении к наукам о духе' Дильтея (1883). Признаки кризиса можно обнаружить в 'Происхождении историзма' Мейнеке (1936). Нельзя считать посторонними историцизму события Первой мировой войны, утрату германской военной мощи, русскую революцию 1917 г., Веймарскую республику, наконец, подъем и крах нацизма. Немецкий историцизм не является однородным философским образованием. Тем не менее можно выделить основные моменты, позволяющие говорить о 'семейном сходстве'.
1. Прежде всего для историцизма характерна попытка заменить абстрактные обобщения пониманием индивидуального характера исторических событий.
2. История - не реализация бесконечного духовного начала (как полагали Гегель и романтики) и не воплощение в 'народном духе' мирового духа. Для немецких историцистов история - это творение людей, обусловленное временем действий и отношений.
3. Историцисты отвергли философию истории О. Конта и позитивистскую попытку свести исторические науки к естественно-научной модели. Момент согласия между ними и позитивистами относится к требованию конкретности исследования эмпирических фактов.
4. Задачу философии они видели в критическом анализе возможностей, условий и основания познания и человеческой деятельности. Кантианскую критику они распространили на весь комплекс наук с акцентом на социально-историческом знании. Именно поэтому рассмотрение историцизма должно включать В. Виндельбанда и Г. Риккерта.
5. Для историцизма характерно подчеркивать различие между историей и природой, а также посылка о специфическом характере исторических событий.
6. Кардинальная проблема историцизма - найти объективное отличие социально-исторических наук от естественных и установить источник их значимости.
7. Объектом исторического познания являются индивидуальный характер продуктов человеческой культуры (мифов, легенд, обычаев, ценностей и т. п.), в отличие от повторяющегося однообразия естественно-научных объектов.
8. Если каузальное объяснение характерно для естествознания, то историческое познание было сориентировано на технику понимания (Verstehen).
9. Теория ценностей опиралась на идею целесообразности человеческих поступков в перспективе ценностей.
10. Не трансцендентальный априорно данный субъект кантианского типа интересовал теоретиков историцизма, а конкретные люди с их познавательным горизонтом, находимым в историческом
288 От философии XIX века - к философии XX века
контексте как условии жизни и деятельности, хотя основная проблема историцистов остается кантианской по характеру.
Творчество Вильгельма Дильтея (1833-1911) отмечено стремлением создать 'критику исторического разума' и обосновать ценность наук о духе (Geisteswissenschaften). Он был противником философии Гегеля. Дильтей не согласен и с позитивистской редукцией исторического мира к природе при помощи каузально-детерминистской схемы. 'Возвращение к Канту', объявленное школой неокритицизма, он связывал с поворотом проблематики внутри социально-исторических наук, с трактовкой человека как волевого существа, а не только познающего. Именно поэтому Дильтей намеревался создать 'критику исторического разума'. Дильтей - автор таких исторических работ, как: 'Жизнь Шлейермахера' (1867-1870), 'Интуиция в период Ренессанса и Реформации' (1891-1900), 'История молодого Гегеля' (1905-1906), 'Жизненный опыт и поэзия' (о романтизме, 1905), 'Три эпохи современной эстетики' (1892).
Уже во 'Введении в науки о духе' (1883) философ проводит разграничения наук о природе и наук о духе по предмету. Предмет наук о природе составляют внешние по отношению к человеку явления. Науки о духе заняты человеческими отношениями, познание которых имеет непосредственный характер. Есть, кроме того, и гносеологическое отличие: не наблюдение внешних объектов как данных естественных наук, а внутреннее переживание (Erlebnis) интересует историю как науку о духе с ее категориями смысла, цели, ценности и пр. 'Мы понимаем социальные факты изнутри, они воспроизводимы до известной степени внутри нас на основе самонаблюдений и интуиции. Мы окрашиваем наши представления о мире любовью и ненавистью благодаря игре наших аффектов. Природа, напротив, молчит, словно чужая... Она для нас - нечто внешнее. Наш мир - общество'.
Итак, человеческий мир структурирован как исторический. В 'Идеях о дескриптивной и аналитической психологии' (1894) и во 'Вкладе в изучение индивидуальности' (1896) Дильтей рассматривает аналитическую психологию (отличную от объяснительной) как основу других наук о духе, анализирует проблему единообразия, а также исторической индивидуации. Науки о духе призваны изучать
Дильтей: наука о духе 289
Виндельбанд: различие наук 291
энциклопедисты, Конт); 2) объективный идеализм, для которого вся реальность задается внутренним началом (Гераклит, стоики, Спиноза, Лейбниц, Шефтсбери, Гёте, Шеллинг, Шлейермахер, Гегель); 3) идеализм свободы, отличающий дух от природы (Платон, Цицерон, Кант, Фихте, Мен де Биран).
Метафизические системы незаконны в своей претензии на абсолютное и всеохватывающее объяснение реальности, полагает Дильтей. Метафизические построения также являются продуктами истории. Задача философа - предложить критически понятую 'философию' философии, исследовать возможности и границы философии. Так анализ исторических оснований приводит к 'критике исторического разума'. Нет вечной философии, как нет системы, равноценной для всех наций. 'Относительность любого исторического феномена связана с фактом его конечности'.
Но особенно важно, что 'осознание конечности любого исторического феномена, любой человеческой и социальной ситуации, понимание относительности любой формы веры - это последний шаг к освобождению человека. С ним он поднимается до уровня, когда за любым переживанием (Erlebnis) признается его собственное содержание, причем делается это смело и решительно, без посредничества какой бы то ни было философской или религиозной системы. Жизнь освобождается от концептуального познания, дух становится сувереном, недосягаемым для паутины догматической мысли. Красота, святость, жертвенный подвиг, пережитые и постигнутые, открывают реальность. Так и всему порочному, постыдному и безобразному мы отводим особое место, оправданное мировой связью: нечто такое, по поводу чего нельзя заблуждаться. Перед лицом относительности ясна ценность непрерывной творческой силы как существенного исторического элемента... Подобно буквам слова, у жизни и истории есть смысл: и в жизни, и в истории есть свои синтаксические моменты, вроде запятой или соединительного союза... Мы открываем, что смысл и значения прорастают в человеке и его истории. Но не в единичном человеке, а в историческом. Ибо человек - существо историческое...'
Программа критики исторического разума, начатая Дильтеем, впоследствии получит свое развитие в трудах Макса Вебера.
292 От философии XIX века - к философии XX века
Но между Дильтеем и Вебером находится ряд мыслителей, которые так или иначе соприкоснулись с дильтеевской проблематикой. Они вносят определенные методологические новации, Виндельбанд и Риккерт до крайности усиливают дильтеевский релятивизм. Зиммель и Шпенглер реагируют на абсолютный релятивизм, обращаясь к абсолютным ценностям (Трёльч и Мейнеке, а также поздние Виндельбанд и Риккерт).
Известно, что Вильгельм Виндельбанд (1848-1915), представитель баденской школы, поставил проблему исторического познания как неокритицист. 'На чем основал Дильтей различие естественных наук и наук о духе?' - таков главный вопрос в 'Истории и естествознании' (1894).
Вряд ли можно удовлетвориться полученными результатами, полагает Виндельбанд, ибо метафизическое различие наук о природе и духе методологически не обосновано. Дильтеевской дистинкции, основанной на различии в объектах (природа и дух), он противопоставляет различие методологического характера. Научные дисциплины делятся, по Виндельбанду, на номотетические и идеографические. Первые определяют общие законы, выражающие определенную регулярность мира и явлений; вторые же концентрируются на специфичной индивидуальности феноменов. 'Опытные науки ищут в познании реального либо общее в форме природных законов, либо частное, физиономически и исторически детерминированное', - писал он. Первых интересуют законы в их непреложности, то, что есть всегда, вторых - события в потоке становления, то, что бывает только раз. Науки первого типа философ назвал номотетическими, науки второго типа - идеографическими.
Теряет, таким образом, смысл дильтеевское различение. Любое событие, любой феномен можно рассмотреть в двойной оптике: как особо частное и неповторимое и под знаком единообразия. Скажем, 'наука об органической природе номотетична как системно-дескриптивная и идеографична при рассмотрении процесса развития земных организмов'.
Таким образом, с одной стороны - закон, а с другой - событие в их индивидуальности. Как нельзя дедуцировать уникальное событие из закона, так и от неповторимых явлений невозможно механически прийти к определению закона. 'Закон и событие останутся рядом друг с другом как несоизмеримые величины нашего понимания мира'. Подобная несводимость для Виндельбанда является неразрешимой проблемой, но именно на такой несводимости основывается автономия исторических наук.
Риккерт: отношение к ценностям 293
Фундаментальной проблемой для Генриха Риккерта (1863-1936) является проблема автономии исторического познания. Он взял за основу винделъбандовское разделение наук. 'Одна и та же реальность выступает то как природа, пока мы мыслим ее под знаком общего, то как история, когда берем в отношении к частному', - писал он в работе 'Границы естественнонаучного образования понятий' (1896-1902). Далеко не все проблемы одинаково интересуют историка, значит, историк как носитель интереса должен выбирать. Каков критерий выбора?
Критерий, по мнению Риккерта, состоит в отношении индивидуальных фактов к ценности. Именно отношение к ценности образует основу для концептуальной обработки истории. Тем, что лишено ценности, историк склонен пренебрегать. Это не означает, что историк обязан заявлять о ценностных предпочтениях по поводу исследуемого материала. Скорее это значит, что реконструировать события ему удается лишь постольку, поскольку события обладают ценностью. 'Понятие исторической индивидуальности образуется ценностями и фактами, свойственными цивилизации, к которой они принадлежат. Исторический процесс поэтому есть непрерывная отсылка к ценностям'. Короче, основанием исторического познания служит отношение к ценностям, обладающим метафизическим существованиям. Объект исторического познания Риккерт определяет как культуру (Kultur), а ценности, с которыми познание соотносится, - как культурные ценности (Kulturwerte) - то, что человек реализует в истории.
Трактуя поначалу ценности в духе неокритицизма как априорные принципы человеческой деятельности, со временем Риккерт стал приписывать им абсолютный смысл, выделяя ценности в особую метафизическую, трансцендентную реальность. Ясно, что при этом он стал в оппозицию к любой форме историцизма, усматривая в последнем релятивизм и нигилизм.
Своим обращением к ценностям как нормативной идее и метафизическому абсолюту Риккерт оказал влияние на Виндельбанда, который писал: 'История как наука, то есть как наука о культуре, невозможна, если нет ценностей всеобщей значимости, образующих собой основание выбора и синтеза фактов'.
Различение номотетических и идеографических наук, обнаружение ценностного горизонта фактов, как и другие идеи, воспринятые и продвинутые Вебером, составляют и ныне солидную часть методологии социально-исторических наук и историографии.
294 От философии XIX века - к философии ХХ века
Георг Зиммель (1858-1918) высказался на закате жизни в пользу релятивизма, хотя начинал он с обоснования независимости принципа долженствования в духе неокритицизма. В сочинении 'Фундаментальные проблемы философии' (1910), помимо объективного и субъективного, Зиммель выделяет идеи в 'третье царство', а долженствование - в 'четвертое'.
Проблему истории он ставит в кантианских терминах как проблему условий, делающих возможными автономию и правомерность историко-социальных наук. Вопреки Канту и неокантианцам, Зиммель полагает, что элементы познания обнаруживаются в опыте. Возможности истории не связаны с априорными условиям, независимыми от опыта. Категории исторического исследования суть продукты исторических людей, они меняются вместе с историей. Реальность можно интерпретировать по-разному, это зависит от набора категорий. Нет никакого смысла говорить об объективных исторических фактах. 'Факт важен, ибо он интересует того, кто им занят'. Отношение к ценности служит критерием выбора исторических фактов, но ценностями обладает не факт, а историк, изучающий конкретные события. Изучение предполагает психологическое вживание через понимание (Verstehen) и воспроизведение, репродукцию (Nachbildene) духовной жизни. Зиммель хорошо понимает, что тождество познающего субъекта и познанного объекта делает возможным историческое познание, но не гарантирует его ценности.
В социологии философ отвергает позитивистскую трактовку социальной реальности, полагая, что ее задача сугубо дескриптивная. Но описание - не воспроизведение, для репродукции событий необходима их интерпретация в свете категорий, которые невечны и неабсолютны. Социология как автономная наука дает понять только 'формы ассоциации', абстрагируясь от содержания, в этом ее отличие от других наук. У истории есть задача понять факты и единичные события, а социология описывает формы их объединения. Таким образом, проблему смысла истории нельзя разрешить теоретически, это вопрос веры, предмет философии истории. Философия и вера релятивны. Впрочем, любой аспект жизни, по мнению Зиммеля, относителен. Жизненный мир нетрансцендируем: нельзя выйти за пределы жизни и увидеть 'со стороны' ее проявления.
Зиммель, Шпенглер 295
Книга 'Закат Европы' прославила ее автора, Освальда Шпенглера (1880-1936), который связал крах Германии (два тома книги вышли в 1918 и 1922 г.) с гибелью западной цивилизации вообще. Различие между природой и историей Шпенглер возводит в ранг метафизического: 'Реальность есть природа, поскольку подчиняет любое становящееся ставшему, но она есть история, поскольку подчиняет все ставшее становящемуся'. В природе доминирует механическая необходимость, история - царство органической необходимости. Именно поэтому история может быть понята через переживание (Erlebnis), путем интуитивного проникновения в формы исторического развития. 'У человечества нет никакой цели, никакой идеи, никакого плана, как нет цели у бабочек или орхидей. "Человечество" - зоологическое понятие, слово, лишенное какого бы то ни было смысла'. 'Пустой картине всеобщего исторического развития как линеарного процесса' Шпенглер противопоставил 'спектакль множества сильных цивилизаций, расцветших благодаря первобытной силе, вышедших из материнского лона земли'. Цивилизации следует понимать как 'организмы, всеобщая история - их сводная биография'.
Подобно любым организмам, цивилизации рождаются, созревают, увядают и уходят безвозвратно. В замкнутом пространстве цивилизации мораль, философия, право несут абсолютный смысл, но за его пределами не имеют смысла. 'Сколько цивилизаций, столько и моральных систем'. Каждая цивилизация создает собственные ценности, совершенно отличные от ценностей других цивилизаций. Релятивистский абсолютизм ценностей у Шпенглера состоит в приписывании абсолютного смысла ценностям какой-то цивилизации, но относительно только ее одной.
Как и организмы, цивилизации обречены на гибель. 'Когда цель достигнута и полнота внутренних возможностей исчерпана, цивилизация внезапно коченеет, она принимает направление к смерти, кровь сворачивается, силы убывают, наступает стадия упадка'. Моральный и религиозный кризис Шпенглер усматривает в торжестве эгалитаристских тенденций, демократии и социализма: 'Опрокидывание всех ценностей', о котором красноречиво говорил еще Ницше, по мнению Шпенглера, является несомненным симптомом заката западной цивилизации.
К нацизму прямого отношения философ не имел, но его сочинения 'Пруссачество и социализм' (1920), 'Политические обязанности и немецкая молодежь' (1924), 'Восстановление германской
296 От философии XIX века - к философии XX века
империи' (1924), 'Человек и техника' (1931), 'Годы решения' (1933) сыграли немалую роль в идеологической подготовке нацистского режима, ибо полемически направлены против демократии, либерализма, парламентаризма и капитализма.
Сложная тематика между историческим становлением и вечными ценностями в рамках историцизма заинтересовала Эрнста Трёльча (1865-1923). Основная проблема, по его мнению, в том, как историческая обусловленность любой формы религии согласуется с претензией религии на обладание абсолютной ценностью. Трёльч не согласен и с позитивистским пониманием религии как примитивной формы жизни и самосознания человечества, и с романтически-идеалистическим пониманием различных религий как реализации универсальной сущности. Религии (включая христианство) тоже суть исторически индивидуальные факты. Однако, утверждает он в работе 'Абсолютность христианства и история религии' (1902), обусловленность исторического феномена не лишает его значимости. Религии, несмотря на историческую и экономическую (вполне по Марксу) детерминацию, имеют свои автономные причины. Определенные религиозные события суть продукты некоторых религиозных по природе факторов. Эту независимость религии от природной каузальности Трёльч склонен объяснять присутствием Бога в конечном. Христианство, по его мнению, превосходит другие религии именно благодаря открытому признанию действия Бога в истории. Так 'сама история распределяет содержание духовной жизни между миллиардами людей', но 'ее тайна известна только Богу'.
Такая позиция не могла не расходиться с историцистским релятивизмом. 'Относительность ценностей, - читаем мы в книге "Историцизм и его ценности", - только тогда осмысленна, когда релятивное соотносится с чем-то абсолютным, живым и творящим, в противном случае нет никаких ценностей, а есть лишь голая относительность'. Абсолют - 'воля к творению форм, которая в конечных духах становится самосотворением, прорастающим из самого основания и Божественного импульса'.
Трёльч, Мейнеке 297
Историк Германии Нового времени Фридрих Мейнеке (1862- 1954) в своей книге 'Основание государства в новой истории' (1924) сумел разглядеть в государстве функцию моста между силовым импульсом (Kratos) и началом моральной ответственности (Ethos). Недостаток историцизма, по его мнению, в том, что 'в каждой исторической формации, институте, идее, идеологии историцист видит только преходящий момент бесконечного становления'. Такая точка зрения породила релятивизм. Все, таким образом, относительно. Для нейтрализации разъедающего эффекта историцизма есть, по Мейнике, три выхода. Путь первый - романтический - идеализации прошлого как золотого века Второй устремлен в будущее - путь оптимизма. Но и у одного, и у другого тот недостаток, что они не выходят за пределы горизонтальной плоскости и находятся внутри исторического потока. Но существует третий путь, способный нейтрализовать яд историцизма. Это вертикальный путь Гёте, Ранке, Трёльча, для которого характерен взгляд на исторический поток сверху. Он не игнорирует горизонтальное измерение истории, и относительные человеческие цели неплохо уживаются с абсолютными ценностями. Третий путь 'подталкивает искать и находить вечное в мгновении, абсолютное - в личном и индивидуальном'. Такую точку зрения отстаивает философ в сочинении 'Происхождение историцизма' (1936).
298
Макс Вебер родился в Эрфурте 21 апреля 1864 г. Отец его был депутатом от национал-либеральной партии, и известные юристы, историки и политики нередко бывали в доме, где рос будущий философ. Учился он в университетах Гейдельберга и Берлина. В Геттингене защитил диссертацию на тему 'К истории торговых обществ в средние века' (1889). В тридцать лет он стал профессором политической экономии Фрейбургского университета, через два года начал преподавать и в Гейдельберге, но тяжелая нервная болезнь прервала его деятельность почти на шесть лет. С 1902 г. Вебер - содиректор (вместе с Вернером Зомбартом) престижного журнала 'Архив социальных наук и социальной политики'. В 1904 г. совершил путешествие в США. Во время Первой мировой войны он пытался защищать 'идеальные причины' немецкой войны. После войны участвует в редактировании конституции Веймарской республики. Умер Вебер 14 июня 1920 г. в Монако.
Его сочинения можно разделить на четыре группы: 1) исторические работы: 'К истории торговых обществ в средние века' (1889), 'Римская аграрная история и ее значение для государственного и частного права' (1891), 'Положение крестьян в Восточной Германии' (1892), 'Аграрные отношения в античности' (1909); 2) очерки по социологии религии: 'Протестантская этика и дух капитализма' (1905), 'Хозяйственная этика мировых религий' (1916-1919), 'Собрание сочинений по социологии религии' (в 3-х томах, 1920-1921); 3) трактаты по общей социологии: 'Хозяйство и общество' (1921);
300 От философии XIX века - к философии XX века
4) по методологии социально-исторических наук: ' "Объективность " социально-научного и социально-политического познания' (1904), 'Критические исследования в области логики наук о культуре' (1906), 'О некоторых категориях понимающей социологии' (1913), 'Смысл "свободы от оценки" в социологической и экономической науке' (1917), 'Политика как призвание и профессия' (1919), 'Наука как призвание и профессия' (1920).
Критикуя историческую школу экономистов (Рошера, Книса, Гильдебранда), Вебер последовательно отстаивал логическую и теоретическую автономию науки, которая не может опираться на метафизическую посылку о 'духе народа', создающем, как думал Савиньи, правовые и экономические системы и языки. 'Дух народа', по Веберу, - это одна из многих культурных составляющих, и реальным фундаментом всех социальных феноменов он быть не может.
Вебер критикует исторический материализм за догматизацию отношений производственных форм труда (так называемаго базиса) с другими социально-культурными феноменами (надстройкой). Отличая обобщающий метод от метода индивидуализации, Вебер все же подчеркивает, что операция выделения не есть нечто, принадлежащее объекту исследования, а является результатом отбора фактов ученым, выделяющим свой предмет из множества других. Полемизируя с Дильтеем (и точкой зрения о примате психологии), Вебер утверждает, что привилегированных наук нет. Цель науки - постичь истину, описать и объяснить реальность. Эта задача бесконечна. Познание не может дать дефинитивно-интегрального воспроизведения реальности. Беспрестанно преодолевать себя и инерцию собственного мышления - таков долг ученого.
Цель науки и задача ученого - описывая и объясняя, устанавливать истину. Это относится и к историографии, которую интересует реальная, а значит, индивидуальная конфигурация событий. Такая же цель стоит перед социальными науками, интерес которых направлен на типическое в социальном действии, т. е. действии, совершаемом в постоянном соотнесении с другими.
В работе 'Хозяйство и общество' Вебер говорит о четырех типах социального действия: 1) рациональное поведение в отношении к некой цели (например, инженера, строящего мост); 2) рациональное
Вебер: наукоучение; соотнесение с ценностями 301
действие в отношении к ценности (например, капитана, не покидающего тонущий корабль и сохраняющего тем самым верность офицерскому долгу); 3) аффективное действие (под влиянием настроения); 4) традиционное действие (продиктованное обычаями и верованиями и ставшее второй натурой). Хотя в жизни все эти формы мы находим в смешении, все же, чтобы понять социальную жизнь, их классификация необходима.
Ни статистические данные, ни интуицию нельзя, по мнению философа, положить в основание историко-социальных наук. Интуиция находится в чувственной сфере, в то время как наука должна быть контролируема. Пережитый опыт (Nacherleben, Erlebnisse) не может заменить понятия, ибо он персонален и как таковой ускользает от доказательств. Посредством его нельзя воспроизвести событие - мы просто реализуем новый опыт. Поэтому нужен научный метод с необходимыми правилами и доказательствами.
Понятно, что для Вебера есть только одна наука, ибо критерий научности один в естествознании, истории и социологии. Речь идет о каузальных объяснениях. Вместе с тем, совсем нетрудно увидеть, что любая причинная трактовка фрагментарна и частична по отношению к реальности (например, экономические факторы Первой мировой войны не объясняют всех ее событий). А поскольку реальность как экстенсивно, так и интенсивно бесконечна, каузальная регрессия уведет нас в дурную бесконечность. И все же мы довольствуемся определенными (а не всеми) аспектами становящейся реальности, а значит, отбираем как изучаемые феномены, так и точки зрения на них. Так как же функционирует такая селекция?
Вебер согласен здесь с Риккертом: селекция функционирует через соотнесение с ценностями. В этом пункте необходимо понять, что соотнесение с ценностями (Wertbeziehung) никак не связано с ценностным суждением или с этической оценкой. Вебер категоричен: прославляющим и проклинающим суждениям нет места в науке, ибо хула и слава всегда субъективны. Но соотнесение с ценностями у Вебера не связано и с какой-то объективной и всеобщей системой ценностей, системой sub specie aeternitatis. Дильтей констатировал наличие 'анархии ценностей' в современном мире. Вебер принимает этот релятивизм. Живое существо, пишет Вебер, не может не чувствовать в себе борьбу множества ценностей между собой, и,
302 От философии XIX века - к философии XX века
306 От философии XIX века - к философии ХХ века
Не секрет, что в разных религиозных концепциях можно найти те или иные из указанных элементов. Однако, уточняет Вебер, именно такая их комбинация уникальна и оригинальна. Прежде всего мы видим, что элиминирован магический элемент из картины мира. Исток этого процесса лежит в иудаистских пророчествах, продолжением которых стала греческая мысль. Между конечным духом и бесконечным духом нет связи. Антиритуальный характер кальвинистской этики ориентирует на природный порядок, развиваемый и используемый наукой.
Что же касается предопределения, то для кальвинистов certitudo salutis (достоверность спасения) означала и возможность принадлежать к избранным. Экономический успех, в частности, был серьезным знаком, доказующим особое предназначение и избранность. Получалось, иными словами, что страсть к работе подогревается тревогой по поводу неопределенности выпавшей доли: спасен или нет?
Протестантская этика наставляет верующего пренебрегать благами мира, избегать излишеств и вести аскетический образ жизни. Ясно, что много и рационально организованно работать для получения прибыли, вкладывать прибыль в дело - таково поведение, способствующее развитию капитализма. В этом сходство протестантской установки с ориентацией капиталистической экономики.
В марксизме Вебера не удовлетворяет жесткая детерминация между базисом и надстройкой (структурой и суперструктурой), положенная в основу общей интерпретации истории. В противовес марксистской точке зрения, Вебер утверждает, что 'социально-экономическую проблематику мы можем делить на события и комплексы таких норм, институтов и т. п., культурное значение которых в существенной для нас части состоит в их экономической стороне, которые серьезно нас интересуют только под этим углом зрения, - примером могут служить события на бирже или в банковском деле. Подобное обычно происходит (хотя и необязательно) тогда, когда речь идет об институтах, преднамеренно созданных или используемых для осуществления какой-либо экономической цели. Такие объекты нашего познания можно в узком смысле назвать "экономическими процессами" или институтами. К ним присоединяются другие, которые - как, например, события религиозной жизни, -
Вебер и Маркс 307
314
Прагматизм возник в последние десятилетия прошлого века в США. Максимально широкого распространения, как в Америке, так и в Европе, он достиг в первые десятилетия нашего столетия. С социологической точки зрения, прагматизм рожден нацией, исполненной веры в будущее. С точки зрения истории идей, прагматизм стал наиболее значимым вкладом США в западную философию. Заокеанская трансформация эмпиризма состоит в более широком понимании опыта. Если Бэкон, Локк, Беркли и Юм полагали надежными лишь знания, основанные на опыте (понятом как прогрессивное накопление организованных чувственных данных прошлого или настоящего), то для прагматизма опыт стал окном в будущее, он и прогноз, и правило поведения.
Назовем наиболее известных представителей прагматизма: Чарльз Пирс, Уильям Джемс, Джорж Герберт Мид и Джон Дьюи в Америке, Фердинанд Шиллер в Англии, Дж. Папини, Дж. Преццолини, Дж. Вайлати и М. Кальдерони в Италии, Ганс Вайхингер в Германии, Мигель де Унамуно в Испании. Весьма сложно обозначить рамки прагматизма, ибо между логическим прагматизмом Ч. Пирса и формами витализма и волюнтаризма существует множество смыслов этого понятия. А. Лавджой (Arthur О. Lovejoy) в 1908 г. насчитал около тринадцати разновидностей прагматизма.
К идеям Чарльза Пирса (1839-1914) и сегодня нередко обращаются исследователи, занимающиеся методологическими проблемами
Прагматизм: Пирс 315
науки и семиологическими исследованиями, что говорит о серьезности его открытий. Чтобы отделить свою концепцию от теории Джемса, Пирс называет свои воззрения 'прагматицизмом', а не 'прагматизмом'. Познание неинтуитивно по природе, говорит он, в нем не должно быть ни заимствований из здравого смысла, ни априорных синтетических суждений. Познание - это исследование. Поиск начинается с сомнения. Сомнение раздражает и подталкивает к борьбе. Ради достижения некоторой уверенности, состояния покоя и удовлетворенности, мы стремимся приобрести верования, поскольку они определяют наши действия.
Так какие же пути и процедуры ведут от сомнения к верованию? В работе 'Закрепление верования' ('The fixation of belief', 1877) Пирс называет четыре метода фиксации верований: 1) метод слепой приверженности; 2) метод авторитета; 3) априорный метод и 4) научный метод.
Упрямцы похожи на страуса, их отвага показная, и при малейшей опасности они прячут голову в песок. Поэтому социальное действие не может базироваться на таком методе. К авторитарным методам прибегают те, кто вербует паству страхом, инквизицией, используя невежество. Метод организованных религиозных общин хотя и эффективен, все же не вечен, ибо ни одна из религий не устояла под натиском критики. Априорный метод претендует на согласие с разумом. Но ведь разум одного философа не тот же, что другого. Стало быть, когда мы делаем предметом исследования нечто, вкусовое, то априорный метод обнаруживает черты авторитарности. Таким образом, если мы хотим сделать прочными наши верования, единственно корректным методом придется признать научный.
В науке есть три основных способа обоснования. Пирс называет их дедукцией, индукцией и абдукцией. Дедукция дает способ получения верного вывода из истинных посылок. Индукция - это рассуждение, когда из знания свойств некоторых элементов класса делается вывод о том, что данные свойства принадлежат всем элементам этого класса. Индукция связана с гомогенными фактами, она классифицирует, а не объясняет. Переход от фактов к их причинам достигается посредством типа рассуждения, который Пирс называет абдукцией, схема его такова:
1. Наблюдается необычный факт С.
2. Если А истинно, то С естественно.
3. Есть, таким образом, основание предполагать, что А истинно.
316 От философии XIX века - к философии XX века
При таком типе аргументации подразумевается, что в целях объяснения проблематичного факта нужно найти некую гипотезу, и из нее затем дедуктивно можно получить следствия, чтобы подвергнуть последние экспериментальной проверке. Таким образом, при помощи метода абдукции Пирс намеревается соединить индукцию с дедукцией. С другой стороны, абдукция показывает фаллибильность (погрешимость, уязвимость) научных верований. Для ума ученого нет гипотез, которые нельзя было бы проверить и опровергнуть.
Мы выяснили, что лишь научный метод закрепляет наши верования. Чтобы держать под контролем этот процесс, Пирс применяет к логике научного исследования прагматическое правило, сформулированное в очерке 'Как сделать наши идеи ясными' (1878). Понятие, т. е. рациональный смысл некоторого слова или выражения, постигается, как полагает философ, исключительно через его возможные последствия для реального жизненного поведения. Таким образом, понятие редуцируется к экспериментальным эффектам, последние, в свою очередь, сводятся к возможным действиям (тому, что реализуется, как только представится случай), а действия так или иначе всегда соотносятся с тем, что постигают чувства. Так, например, понятие 'вино' связано для нас с определенными эффектами в поведении человека, из чего мы заключаем, что у вина есть известные свойства. Следовательно, наши верования являются для нас правилами возможного действия. Становится ясной прагматическая максима: постижение объекта - это постижение возможных практических последствий, т. е. понимание эффектов и образует наше понимание объекта.
Мы видим, что Пирс не сводит истину к полезности, скорее он структурирует логику исследования, методологическое правило которой рассматривает истину как совершаемое. Истинными считаются идеи, подтверждаемые практическими (не окончательными и не абсолютными) результатами. Конечно, прагматизм Пирса - эмпиризм, но в отличие от классического эмпиризма он открыт в будущее и ставит под контроль все идеи, их практические следствия и возможные использования.
'Любая мысль - это знак, участвующий в природе языка', 'мыслить без знаков невозможно'. Всякая мысль есть знак. Знак,
Прагматизм: Пирс 317
по мнению Пирса, заменяет объект в каком-то аспекте. Коммуникативная ситуация как бы трехчастна: знак (первый термин) в функции объекта (второй термин) и в отношении к интерпретатору (третий термин).
Установив триадическую природу знака, Пирс разрабатывает семиотические таблицы. Взятый сам по себе знак он называет: 1) Qualisign (знак-качество), каким, например, является ощущение цвета; 2) Signsign - мог бы быть любым объектом; 3) Legisign, отсылающий к любому закону или конвенции.
Знак, взятый в отношении к собственному предмету, может быть: 1) образом (Icon - рисунком, диаграммой); 2) индексом (Index - сигналом, градуированной шкалой); 3) символом (Symbol - в том смысле, в каком может быть рассказ, книга, субстантив и т. п.).
Знак, взятый в отношении к интерпретатору, есть: 1) Rheine - утверждение с неопределенным объектом и предикат, указывающий на определенное свойство, например: 'х есть желтое', 2) Dicisign - пропозиция, в которой субъект указывает на предмет или событие, а предикат - на качество, например: 'роза желтая; 3) Argument - цепочка из трех и более dicisign, построенных по законам вывода, в порядке инференции, - таким является любой силлогизм.
Пирс называл свою теорию знаков квазинеобходимой, хотя и подчеркивал фаллибилистский характер любого научного исследования. Свою концепцию Пирс называл 'фаллибельной', подчеркивая ее гипотетический характер. Не только наше мышление состоит из знаков, но сам человек, уверен философ, может быть понят как знак. Мышление носит языковой характер. Нельзя мыслить без знаков. Таково основание человеческого познания, поскольку язык публичен по своей природе.
Если есть три типа рассуждения (индукция, дедукция и абдукция), три типа знаков, то и основные категории Пирс делит на три фундаментальные категории: первичность (Firstness), вторичность (Secondness) и третичность (Thirdness). Иногда он называет их модусами бытия (Modes of Being), или Идеями. Трактуя категории не столько статически, сколько динамически, все три ступени Пирс называет фундаментальными характеристиками феномена, или, иначе, 'phaneron'. Отсюда и понятие фанероскопии, фигурирующей у Пирса как важнейшее в позитивных науках и даже в методе установления наиболее общих и необходимых характеристик какого-либо опыта и всеобщих категорий.
Первичность - понятие бытия или существования, не зависимого ни от чего другого. Firstness - чистое присутствие феномена,
318 От философии XIX века - к философии XX века
универсум в первое утро рождения. Свежий, полный жизни, спонтанности - таким его увидел Адам. Природа, свободная от концептуальных схем, - царство чувства.
Вторичность - грубый факт. Существование - это присутствие в универсуме опыта. Вторичность - это понятие, выражающее 'отношение к', реальность, которая всегда в оппозиции к другому. Например, сказать, что стол существует, значит сказать, что он твердый, тяжелый, испытывает земное тяготение, имеет инерционную силу, устойчив к давлению, может нагреваться и т. д. Факт предвосхищает, имея свое здесь и сейчас. Понять факт можно лишь в его завоеваниях реальности в борьбе против другой реальности. Таким образом, secondness - это понятие отношения.
Если первичность говорит о возможном присутствии факта, вторичность - о грубом его присутствии, то третичность (thirdness) относится к интеллигибельному аспекту реальности. Это царство закона, поднимающегося над любым множеством, где, впрочем, нет ничего монолитного и застывшего. Привычку к сокращению привычек в непрерывном развитии демонстрирует этот аспект реальности.
Наконец мы подошли к космологии Пирса. У универсума есть свобода выбора приобретать законы. В бесконечно отдаленном прошлом можно найти момент отсутствия какого бы то ни было закона. В каком-то бесконечно далеком будущем можно предположить момент тотального господства закона, где случаю не останется больше места. Но каким бы ни было прошлое, тенденция к единообразию останется. И каким бы ни виделось будущее, останется место хотя бы для незначительных отклонений от закона.
Так Пирс приходит к тезису, что 'все стремится обрести привычное устройство', несмотря на сюрпризы, приподносимые природой. В этом и состоит понятие 'тихизма' (от греч. tyche - случай, фортуна). Рядом другое - 'синехизм' (от греч. syneches - непрерывный, постоянный), понимаемый Пирсом как принцип непрерывности, структурирующий универсум, ибо и материя, и душа (греч. psyche) обнаруживают тенденцию к обобщению, повторению, обретению привычек, или, лучше сказать, законов-привычек. Тесно связано с первыми двумя понятие 'агапизма' (от греч. agape - любовь), т. е. доктрина эволюции любви. Вселенная эволюционирует, вещи, надстраиваясь одна над другой, растут. Вопреки механистическому материализму, следует, полагает Чарльз Пирс, признать наличие некоторой универсальной силы. И эту силу он называет агапе, или любовь.
Прагматизм: Джемс 319
'Пирс писал как логик, а Джемс - как гуманист', сказал как-то Джон Дьюи. Уильям Джемс (1842-1910), преподаватель анатомии и физиологии в Гарварде, сумел сделать прагматизм самым известным течением философии начала нашего столетия. 'Прагматизм, - писал он, - на мой взгляд, самая радикальная форма эмпиризма и наименее критичная по отношению к прошлому... Обращаясь к философам-профессионалам, прагматисты избегают абстракций, вербальных решений, априорных оснований, фальшивых принципов, замкнутых систем, ложных абсолютов. Он обращен к конкретности и адекватности фактов, поступков и силы. Это означает примат эмпиризма над рационализмом, свободы и возможности над догматической претензией на окончательную истину. Прагматизм не ищет какого-то особого результата. Это всего лишь метод'.
Казалось бы, идеи Джемса мало отличаются от идей Пирса. Однако это не совсем так. 'Идеи, являясь частью нашего опыта, становятся истинами, постольку поскольку помогают установить связь с другими частями опыта, усвоить его посредством концептуальных схем... идея истинна, если оперирует с уверенностью, упрощая и экономя наши усилия', - такова позиция Джемса. Другими словами, речь идет об инструментальности истины, ее полезности в деле улучшения и облегчения условий существования.
Установив тождество между истиной какой-либо идеи и ее оперативной способностью (satisfactoriness), полезностью, Джемс вызвал тем самым на себя огонь критики. Разве может сиюминутная субъективная удовлетворенность гарантировать идее истинность, согласие и надежность, получаемые благодаря технике экспериментального контроля? Отвечая на критику, Джемс подчеркивал, что связь с фактами никогда не потеряет своей важности для интеллекта 'Идея становится верной, ибо события делают ее истиной. Ее истина по существу - становление, процесс, и, более точно, процесс верификации'. Только сомнительные идеи нельзя ассимилировать, оценить и проверить.
320 От философии XIX века - к философии XX века
Свой двухтомник 'Основы психологии' Джемс опубликовал в 1890 г. В качестве источников им были использованы психофизика Фехнера (согласно которой сенситивная интенсивность нарастает в арифметической прогрессии, а интенсивность стимула растет в геометрической), эволюционистская и эмерджентистская психология Вундта, психопатология (например, теория Бине, затрагивающая проблемы сублимированного сознании), а также идеи Дарвина и Гексли.
Джемс в конечном счете охотно разделяет спенсеровскую формулу тождества ментальной и телесной жизни, а также идею о приспособлении внешних отношений к внутренним. Формула привлекает Джемса своей конкретностью, чего не было в старой рациональной психологии, душа и природа в которой были двумя разными объектами изучения. По Джемсу, разум - функционально динамический инструмент приспособления к среде. Финализм, избирательная энергия выражены уже в самом элементарном акте ощущения. Понимание психики как комбинации сенситивных элементов, ни как движения церебральной материи не устраивало Джемса. Сознание, говорил он, - это stream of thought (нечто вроде потока мысли). Унитарность такого потока можно уловить в момент, когда одна мысль, отличая себя от предыдущей, усваивает в ней все, что считает своим.
'Чистый опыт' для Джемса - 'нескончаемый витальный поток, поставляющий материал для наших рефлексий', от него производны субъект-объектные отношения. Мы видим любопытный синтез идей Маха, Авенариуса и Бергсона, ведущий к расширению предметной сферы психологии, куда теперь включены и подсознательные процессы.
В сочинениях 'Нравственная жизнь и философ' (1891) и 'Воля к вере' (1897) Джемс исследует вопросы ценностей, подчеркивая, что вопросы морали не могут получить решения посредством обращения к чувственному опыту. Это не вопрос о сущем, а вопрос о благе, если бы оно существовало. Тогда мы обращаемся за советами к 'логике сердца'. Каков смысл жизни и есть ли он вообще? В чем состоит свобода? Есть ли разумная сила, управляющая мирозданием? Все эти вопросы теоретически неразрешимы, и они требуют прагматического выбора.
Прагматизм. Джемс: психология 321
Но вернемся к ценностям. Факты сами по себе ни хороши ни дурны. 'Лучшее бытие' как понятие физического смысла не имеет. Благо или зло существуют только в связи с требованиями индивида, воспринимающего события, удовлетворенного ими или разочарованного. Неисчислимое множество импульсов и потребностей генерируют некий универсум контрастных ценностей. Как их унифицировать? Предпочтительны ценности, полагает Джемс, которые, реализуясь, способны подчинить себе меньшее число других и при этом сохранить универсум, богатый возможностями. В нем нет ничего гарантированного, ибо единственный регулятор - моральная воля как таковая.
Можно сказать, что Джемс - один из немногих философов, кто сумел показать разрушительную силу идеологического абсолютизма и опасность авторитаризма. В очерке 'Великие личности и их окружение' (1880) мы читаем, что, хотя не всегда действия одиночки ждет успех, все же остается неопровержимым тот факт, что без творческого и новаторского импульса сообщества обречены на стагнацию. Впрочем, уважение к таланту, терпимость как условия творческого роста при взаимной поддержке не могут не привести к образованию космополитической партии свободных интеллектуалов. 'В вековой борьбе света против тьмы, права против произвола, любви против зла Творец жизни с нами, и мы не можем все время проигрывать'. В работе 'Моральный эквивалент войны' (1904) американский философ предложил найти социально приемлемые формы реализации таких индивидуальных качеств, как гордость, дерзновенность, соперничество, чтобы в итоге достичь некоторой формы равновесия.
Богатейший феноменологический анализ форм опыта мы находим в известной работе Джемса 'Многообразие религиозного опыта' (1902). Религиозная жизнь не подлежит смешению и редукции, контакт с миром невидимого радикально меняет характер человеческого опыта. Мистическое, как наиболее интенсивный момент религиозного чувства, открывает в сфере рационального новые, неведомые прежде измерения и возможности, как бы расширяя область воспринимаемого.
Более того, продолжает Джемс, мистический опыт, поддержанный и защищенный философией, указывает доступ в привилегированную сферу Божественного, туда, где душа и внутреннее основание универсума. 'Плюралистический универсум' (1909) - одна из последних работ философа, где он пытается освободить
322 От философии XIX века - к философии XX века
религиозный опыт от понятия греха, тяжесть которого подчеркивала пуританская традиция Новой Англии. 'Не тотальность вещей несет с собой имя Бога для простого человека. Сверхчеловеческая Личность (Persona) призвана исполнить человеческие намерения, имеющие ценность. Действуя во внешней сфере, у человека есть враги и границы... Думаю, что лишь конечное существо может быть достойным имени Бога. Если все же абсолют существует (эта гипотеза всегда открыта), то как тотальность более широкая, где Бог представляет идеальное, и эта религиозная гипотеза малодоступна для простого верующего'. 'Космическое волнение' - так можно назвать его адекватную реакцию. Бог, по мнению Джемса, не всеединство, скорее, если воспользоваться образом Уайтхеда, Бог - соратник, спутник, партнер.
Для Гексли религия - это 'бездна аморальности'. Джемс исповедует иной, глубоко гуманистический взгляд на религию. Для него она не 'пропасть бессмертия', а практический постулат, витальная гипотеза, продукт свободного выбора, то, чем нельзя манкировать. Религиозный человек наполняет верой все, что ни делает, и в самом малом начинании склонен видеть богатство возможностей. Энтузиазм нового мира, энергия расширяющегося индустриального общества, верность фактам витального круга, защита его против бесчеловечных тенденций науки - такова религия самого Джемса. Как показало время, его борьба против культа науки и техницизма оказалась достаточно эффективной.
Печатным органом итальянских прагматистов стал в начале нашего века журнал 'Леонардо' (1903-1907). В нем сотрудничали кроме Джемса, Шиллера и Пирса Папини, Преццолини, Вайлати и Кальдерони. Многие идеи таких направлений (получивших развитие после Первой мировой войны), как инструментализм, аналитическая философия, операционализм, структурализм, социолингвистика, семантика, мы обнаруживаем в той или иной степени разработки в книгах Джованни Вайлати (1863-1909).
Математик по образованию, Вайлати увлекся идеями Пирса в части методологии. Вслед за Пирсом он предлагает перевести все наши утверждения в форму, к которой были бы приложимы объективные критерии истинности и ложности, т. е. менее зависимые от индивидуальных предпочтений. Прагматическое правило образует демаркационную линию между вопросами осмысленными и лишенными какого бы то ни было смысла. Бесполезными он
Итальянский прагматизм 323
называет бесконечные дискуссии о природе времени, субстанции, бесконечности. Что можно ответить ребенку на вопрос: где находится ветер, когда он не дует?
Вайлати проанализировал множество проблем методологического плана на материале алгебры, геометрии, логики, понятия причины и действия на материале исторических наук, теоретические термины эмпирических наук и технические языки. Он оставил нам немало глубоких наблюдений. В очерках по истории науки Вайлати писал: 'Мнения, кажущиеся истинными или ложными, касаются фактов, и как таковые они должны стать предметом исследования... Историю научных идей нельзя представлять как серию провалившихся (за исключением последней) попыток... Мы находимся как бы в процессе геологической разведки на территории малоизвестной страны. Каждая новая скважина уточняет результаты предыдущих бурений, упрощает последующие... Суждение, названное ошибочным, незаконченное исследование какого-либо ученого прошлого всегда достойны нашего внимания, как и любая гениальная интуиция. Ведь они бросают свет на причины, по которым человеческое познание то ускоряло свой бег, то замедляло, обнажая формы и ритм интеллектуальной способности. Всякая ошибка указывает на подводный риф и безопасный маршрут, но не каждое открытие указывает на путь, по которому следует идти'.
324
325
'Неутомимым в работе, щедрым в отношениях с коллегами и друзьями, необычайно влиятельным философом и педагогом' назвал Б. Рассел Джона Дьюи (1859-1952). Философию Дьюи определяет как натурализм. Такая философия движется в русле прагматизма и находится внутри эмпирической традиции. 'Инструментализмом' назвал американский философ свою доктрину, чтобы отделить данную им трактовку опыта от классического эмпиризма. 'Опыт - не сознание, а история', - подчеркивает Дьюи в работе 'Опыт и природа' (1925). Простому смертному ни к чему напоминать, что основной элемент опыта - невежество. Чем больше мы доверяемся привычкам, тем проворнее и надежнее действуем. Неведение, привычки, укорененные в прошлом, - это то, что так называемый эмпиризм с его редукцией опыта к сознательным актам вычеркивает из опыта. Опыт нельзя свести ни к сознанию, ни к познанию, ибо и то и другое сами составляют часть опыта. 'В опыт входят сны, безумие, болезнь, смерть, войны, поражение, неясность, ложь и ужас, он включает как трансцендентальные системы, так и эмпирические науки, как магию, так и науку. Опыт включает склонности, мешающие усвоению опыта'. По сути, речь идет об идее опыта, в рамках которого все благородное, почетное и правдивое удостаивается того же внимания, что и неопределенное, непрочное, иррациональное, ненавистное. 'Принимая во внимание, что на предвосхищении смерти делают ставки и религия, и страховые агентства, можно ли логически последовательно отрицать, что смерть не может быть предметом опыта и для теории?'
Более того, поскольку нет тождества между опытом и познанием, Дьюи пытается решить гносеологическую проблему так: 'У опыта есть два измерения: одно - обладание им, другое - познание для более уверенного обладания им'.
И в самом деле, не так уж просто познать, что же мы есть и что у нас есть. Проблема познания заключается в том, чтобы найти среди
326 От философии XIX века - к философии XX века
331
Вряд ли случаен тот факт, что именно Неаполь стал в известном смысле колыбелью итальянского идеализма. В Неаполитанском университете преподавали Аугусто Вера (1813-1885) и Бертрандо Спавента (1817-1883), проводники гегельянства в Италии. Вера был правым гегельянцем, среди его работ достаточно известны 'Введение в философию Гегеля' (Париж, 1855), 'Логика Гегеля' (1859) и 'Очерк по философии Гегеля' (1864).
Напротив, Б. Спавента попытался реформировать гегельянство. Он закончил духовную семинарию, но религиозный кризис разрушил веру в трансцендентное. Интересны его работы 'Введение в лекции по философии' (Неаполь, 1862); 'Принципы философии' (1867); 'О проблеме познания и вообще о духе' (издана только в 1958 г.). Многие сочинения Спавенты впервые увидели свет благодаря другому итальянскому философу, Джованни Джентиле. Спавента убежден, что новая философия родилась в Италии в эпоху Возрождения, но плоды ее созрели в трудах Спинозы, Канта и Гегеля. После длительного застоя и молчания Джамбаттиста Вико, по мнению Спавенты, заявил о 'новой философии разума', которую позже поддержали Галлуппи, Розмини (он трактовал познание в кантианском духе) и неогегельянец Джоберти.
Переосмысление гегельянства привело Спавенту к мысли о необходимости ригоризации его достижений. Но в той мере, в какой Гегель выделял Идею-Природу-Дух, ему не удалось, по мысли Спавенты, совершенным образом показать тождество в опосредовании Я и не-Я, и 'ментализация' реальности не была полной. В неизданных набросках 1858 г. Спавента трактует гегелевский Абсолют как самосотворение ex nihilo, воплотившееся в
332
Итальянский неоидеализм: Кроче 333
акте мышления. 'В самом деле, можно сказать, что это творение ex nihilo, поскольку оно есть последний акт мышления. Дух, Творец есть истинное Начало, Первое и Последнее. Первое в созидании есть бытие (= ничто). Творение свободно, ибо в нем то, что мышление, Дух предпосылает самому себе. Это и любовь, любовь к самому себе, к Благу и т. п. В Духе творение - всегда собственное творение'. Этот тезис позже станет отправным пунктом для Джентиле.
Гегельянство тогда было весьма популярным в Италии. Гегельянец Донато Джайя (1839-1914) был учителем Джентиле. Не забудем и другого гегельянца - Себастьяна Матури (1843-1917). Франческо де Санктис (1817-1883), учитель Кроче, привил своему ученику вкус к гегельянству. Впрочем, об этом в следующей главе.
Кроче родился в Пескассеролли (Аквила) в 1866 г. в зажиточной семье землевладельцев. Здоровые моральные принципы, царившие в семье, были пропитаны консервативным духом. Школу и колледж он закончил в Неаполе, где читали лекции де Санктис и Кардуччи. В 1883 г. его постигла страшная трагедия. Землетрясение на острове Иския (близ Капри) унесло из жизни отца, мать и сестру. Несколько страшных часов провел чудом оставшийся в живых Бенедетто под завалами, пока его не нашли спасатели. Физические травмы были пустяком по сравнению с глубочайшим душевным кризисом. Вскоре дядя Сильвио Спавента (брат Бертрандо), став опекуном, отвез юношу в столицу.
В Риме будущий философ вхож в светское общество, он знакомится с политиками, посещает лекции Лабриолы. Однако в 1886 г. Кроче возвращается в Неаполь, счастливый от возможности сменить общество политиков на честное исследовательское поприще. Его вдохновляют не академические титулы, а возможность много путешествовать и размышлять.
Увлечение марксизмом (через Лабриолу) продолжается до 1895 г. и вскоре сменяется разочарованием. В период с 1895-1899 гг., читая очерки Лабриолы, а затем и самого Маркса, Кроче утверждается постепенно в мысли о необходимости анализа философских основ марксизма. Вскоре появилась серия критических статей, вошедших в сборник 'Исторический материализм и марксистская экономия'.
334 От философии XIX века - к философии ХХ века
В очерке 'Вклад в критику меня самого' Кроче признается: 'Фермент гегельянства забродил во мне достаточно поздно - через марксизм и исторический материализм'. Систематическое переосмысление Гегеля состоится позже, в 1906 г., и тогда увидит свет книга 'Что живо и что мертво в философии Гегеля'. Затем последует чтение работ Вико под новым углом зрения. К 1902 г. относится 'Эстетика', благодаря которой Кроче стал известен во всем мире.
Летом 1902 г. созрел замысел журнала 'Критика', который стал выходить с 1903 г. под редакцией Кроче и Джентиле, сокурсника по Пизанскому университету. В 1910 г. Кроче стал сенатором, в 1920 г. - министром образования (а также автором школьной реформы). После пресловутого дела социалиста Маттеотти он активно включился в антифашистское движение, а после падения фашизма стал президентом либеральной партии и членом Конституционной ассамблеи. В 1947 г. в неаполитанском доме философа Palazzo Filomarino открылся Институт исторических исследований. Умер Кроче в 1952 г.
Литературное наследие Кроче насчитывает тысячи страниц. Наиболее известны его работы: 'Эстетика как наука об экспрессии и общая лингвистика' (1902), 'Логика как наука о чистом понятии' (1905), 'Философия практики. Экономика и этика' (1908), 'Теория и история историографии' (1917), 'Проблемы эстетики', 'Философия Джамбаттиста Вико', 'Очерк о Гегеле', 'Исторический материализм и марксистская экономия', 'Новые очерки по эстетике', 'Этика и политика', 'Последние очерки', 'Поэзия', 'История как мышление и как поступок', 'Характер современной философии', 'Философия и историография', 'Исследование о Гегеле'. К упомянутым добавим пятьдесят четыре тома сочинений по истории литературы и политики и еще двенадцать томов очерков по различной тематике.
Гегель установил, что подлинное пространство философской мысли выражается в: 1) понятии; 2) универсальном; 3) конкретном. 1) Это понятие, поскольку оно отлично от интуиции, чувства и всего непосредственного; 2) понятие универсально, но не в смысле 'всеобщности', характерной для эмпирических наук; 3) понятие конкретно, поскольку способно отразить витальную лимфу реальности во всей ее полноте и богатстве. Эта формула эквивалентна другой: конкретно универсальное есть синтез противоположностей. С помощью этого тезиса Гегель преодолевал как позицию тех, кто фиксировался на 'coincidentia oppositorum' (т. е. на совпадении противоположностей), так и позицию дуалистического разрыва
Кроче: критика Гегеля 335
нередуцируемых друг к другу противоположностей. Суть гегелевского открытия Кроче формулирует так: 'Реальность есть связь противоположностей, узел этих связей нельзя распустить, более того, реальность вечно рождается в них и из них. Но и мышление нельзя освободить от этих связей, ибо, будучи высшей реальностью, реальностью реального, мышление способно удерживать единство противоположностей и логически его синтезировать. 'В своей глубокой истине диалектика Гегеля не упраздняет предыдущие открытия, напротив, подтверждает и обогащает их. Конкретно универсальное как единство различий и противоположностей составляет суть принципа тождества, который не оставляет разрозненными старые теории, а вбирает их в себя, растворяя в собственной плоти и крови'.
Вместе с тем, Гегель не всегда верно употреблял свою диалектику и потому допустил ряд ошибок. В основе их лежит заблуждение, что реальность состоит только из противоположностей. За скобками остались недооцененные Гегелем различия.
Так, например, фантазия и интеллект различны, но не противоположны, подобным же образом различны (но не исключают друг друга) деятельность экономическая и моральная. В Духе есть категории, трактовать которые как противоположности незаконно. Новая диалектика, по мнению Кроче, должна строиться именно как диалектика различий. Кроме того, реальность Духа только и может быть понята под знаком единства в различии, как взаимная импликация-в-дифференциации.
Отношение различий к противоположностям, возможно, прояснит следующая схема:
|
|
|
|
Различия |
Противоположости |
дух |
{ |
Теоретический = познание |
{ |
а) эстетико-интуитивное = индивидуальное познание б) логико-интеллектуальное = познание универсального |
Прекрасное (безобразное) Истинное (ложное) |
Практический = действие |
{ |
в) экономика = индивидуальная воля г) этика = универсальная воля |
Полезное (вредное) Благо (зло) |
Отсюда понятно, что есть два типа активности: познавательный и волевой. В зависимости от того, к чему относятся - универсальному или частному, - они дают начало четырем категориям-различиям: 1) фантазии; 2) интеллекту; 3) экономической и моральной
336 От философии XIX века - к философии XX века
344 От философии XIX века - к философии XX века
Историцизм Кроче следует квалифицировать парадоксальным, но соответствующим действительности образом - как трагический оптимизм. Будучи размышлением о страданиях и зле, историческое суждение, не довольствуясь противоположностями, поднимается на более высокий уровень.
Прочтем одну из самых прекрасных страниц итальянского философа: '"Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь" (Еккл. 1, 18). Это изречение, если его понимать буквально, не совсем точно. Приращение знания означает возвышение в страдании. Все-таки верно, что "многая мудрость" не просто не освобождает от печали и невзгод повседневной жизни, но открывает новые их источники, правда, уже в старине. Мудрость не отнимает, а возвышает страдания'.
Иначе можно сказать, что превосходство ученого есть не что иное, как 'право страдать чуть выше остальных'. Не больше и не меньше тех, кто ступенью ниже в познании. Страдать ступенью выше, чтобы высоко думать и немелко творить.
Стало дурным правилом критиковать Кроче, составляя списки апорий. Но сама легкость высокомерных разоблачений делает это занятие весьма сомнительным. Любая форма идеализма не свободна от апорий, ибо толкует о совпадении Бога и мира, абсолютного и относительного, частного и общего.
Если уж говорить о крочеанских апориях, то и мы укажем на две из них. Его философия истории не исключала легитимности фашизма. Как в любом историческом факте, в фашизме следует искать момент необходимости. Но не забудем, что Кроче-политик (сенатор и лидер партии либералистов) был знаменем антифашизма. Он хорошо понимал, что, став фактом истории, победивший фашизм устремился в антиисторию. Именно насаждаемый им культ насилия убедил всех в трансцендентности и неустранимости ценностей, яростно им уничтожаемых.
А как парадоксальна и вместе с тем поразительно совершенна мысль Кроче об относительности любой философской системы, сформулированная в виде догмы! Вдумаемся: 'Нет окончательно определенных философских систем, ибо неопределенна сама Жизнь. Всякая философская система решает комплекс исторически данных проблем, создавая условия для постановки иных проблем и новых систем. Так всегда было и так всегда будет... Каждый философ в конце своего исследования угадывает неясные очертания дороги, по которой пойдет он или другой, кто будет после него. Со смирением, которое не столько во мне, сколько в самих вещах, которое вместе с тем вера в то, что не зря я жил и думал, я ставлю точку в моей работе, предлагая ее в качестве рабочего инструмента'.
Джентиле: жизнь и сочинения 345
Джентиле родился на Сицилии (Кастельветрано) в 1875 г. Он был учеником Донато Джайя. Учась в Пизе, Джентиле познакомился с идеями Спавенты. После восьми лет преподавания в лицеях он стал профессором Палермского университета, ав1917 г. - профессором Римского университета. В Риме Джентиле познакомился с Кроче. В 1922 г., став министром (будучи уже сенатором) образования, он завершил начатую Кроче реформу школы. Репрессии по делу Маттеотти обошли его стороной: спасла связь с фашистскими кругами, хотя поначалу удавалось держаться от них в стороне. В 1925 г. Джованни Джентиле опубликовал знаменитую 'Энциклопедию', которая и сегодня не утратила своего познавательного значения. В 1943 г. он не стал отрекаться от фашизма и примкнул к так называемому 'марионеточному правительству'. Это был акт преданности режиму, культурным лидером которого он являлся. В 1944 г. философ убит неизвестным возле своего дома во Флоренции.
Философское наследие Джентиле огромно, его фондом подготовлено собрание сочинений в пятидесяти пяти томах, которые делятся на четыре группы: 1) сочинения системного плана (1-9); 2) исторические труды (10-35); 3) разное (36-45); 4) фрагменты и эпистолярное наследие (46-55). Среди наиболее известных его работ: 'Акт мысли как чистый акт' (1920), 'Реформа гегелевской диалектики' (1913), 'Сводное изложение педагогики как философской науки' (1914), 'Общая теория Духа как чистого акта' (1916), 'Система логики как теории познания' (1917-1922), 'Рассуждения о религии' (1920), 'Философия искусства' (1931). Наибольшим успехом у публики пользовалась 'Общая теория Духа как чистого акта', но наиболее глубокой следует признать его 'Систему логики'.
Ядро доктрины Джентиле связано с переосмыслением диалектики, начатым Спавентой. Диалектика соединяет понятия, а потому ее следует называть 'наукой об отношениях'. Есть, по Джентиле, две формы диалектики: античная (типа платоновской) и современная, родившаяся из кантианской реформы. Античная диалектика есть диалектика 'отмысленного', ибо она рассматривала Идеи как объекты, отделенные от определяющего их мышления. Диалектика
346
Джентиле: критика Гегеля 347
Нового времени - это уже диалектика мышления, т. е. исследование самой активности мысли в момент ее продумывания.
Две эти диалектики не пересекаются, пропасть разделяет идеализм античный и идеализм нового типа. Диалектика уже отмысленного - диалектика смерти, диалектику жизни призван дать реформированный идеализм. Фундаментальная предпосылка античной - реальность, или вся данная от века истина. Для античной диалектики новое определение действующей реальности немыслимо. Вспомним, у Платона Идеи всегда те же, в прошлом и будущем. Жизнь в этом свете - не что иное, как сон, тень от тени 'на неподвижной мировой сцене в пустынном театре'.
Напротив, диалектика мысли мыслящей не признает уже ставшего мира, не знает ничего потустороннего познанию. Как показал Кант, все мыслимое по поводу реальности (т. е. опытные понятия) предполагает сначала как наличный сам акт мышления - в нем корень всего. Все, что ни есть, есть благодаря мышлению. Мысль не запоздалое эхо и не то, что делается вдогонку событиям. 'Мышление - сама космогония. История мысли в новой диалектике становится реальным процессом, а реальный процесс уже не мыслим иначе, как история мысли. Античный человек чувствовал себя разделенным с миром и Богом. Новый человек имеет Бога в себе и в силе Духа видит божественность мира'.
Однако у Гегеля, по мнению Джентиле, диалектика нового типа не достигла совершенства, в ней не изжиты атавизмы старой диалектики. Гегель, конечно, отличал феноменологию от чистой логики, но, противореча сам себе, в трехчастном делении науки (на логику, философию природы и философию Духа) впадал в платонизм. Мышление, изучаемое логикой, и природа образуют собой антериорные (доопытные) моменты Духа, а это и есть диалектика отмысленного, ставшего.
Значит, реформа гегелевской диалектики должна покончить с остатками диалектики отмысленного и посредством ригоризации ввести диалектику чистого мышления. Спрашивается, не о том же ли самом говорил Кроче, сводя всю диалектику к диалектике Духа? Кроче, помимо этого, ввел систему четырех ступеней Духа и категориальных различий, чего Джентиле не принимает. Категория одна-единственная, и это Дух. Есть одно понятие - это чистый акт, понятие о самом себе, в него разрешается вся реальность. Это и есть теория актуализма Джентиле.
Актуализм - форма идеализма, в которой Дух как акт полагает своим объектом множественность предметов и вбирает их в себя как
348 От философии XIX века - к философии XX века
383
Жизнь есть критерий суждений об истине.
Мигель де Унамуно
Человек науки должен непрерывно сомневаться в собственных истинах.
Хосе Ортега-и-Гассет
354
355
Мигель де Унамуно родился 29 сентября 1864 г. в Бильбао. После школы он поступил в университет, и через три года двадцатилетний юноша получил диплом доктора филологии (по специальности баскский язык). В 1891 г. его пригласили преподавать греческий язык в университет Саламанки, ректором которого он стал в 1901 г. В этом же году он начал преподавать испанскую литературу и писать собственные сочинения. Из его произведений назовем 'En torne al casticisme', ('О пуризме', 1902), 'Жизнь Дон Кихота и Санчо по Мигелю де Сервантесу, объясненная и комментированная Мигелем де Унамуно' (1905), 'Моя религия и другие очерки' (1910).
Тема крушения философского оптимизма заявлена в книге 'О трагическом чувстве жизни у людей и народов' (1913). Кризис позитивистского и идеалистического рационализма и молчаливое отчаяние роднят Унамуно с Кьеркегором. 'Начало всей философии, - пишет он, - заключается в вопросе, значит ли что-нибудь определенное факт смерти каждого из нас. Трагическая история человеческой мысли есть не что иное, как борьба между разумом и жизнью'. Разум призывает смириться перед неминуемой смертью, а жизнь пытается вынудить разум удовлетворить собственные стремления.
В 1914 г. Унамуно лишили ректорства, сохранив, впрочем, за ним кафедру. Государственный переворот 1923 г. привел диктатора Примо де Риверу к власти. На конференции в Бильбао философ выступил с критикой как Альфонса XIII, так и диктатора. В феврале 1924 г. Унамуно был арестован и доставлен на остров Фуэртевентура (Канары), откуда вскоре бежал во Францию. В Париже написана книга 'Агония христианства'. После падения Примо де Риверы Унамуно вернулся к преподаванию в Саламанку. В 1931 г. была провозглашена республика, он стал депутатом кортесов. В год начала гражданской войны в Испании 31 декабря 1936 г. Унамуно
356 Вклад Испании в философию XIX века
Унамуно: значение философского творчества 359
Жизнь и борьба (= агония) - вот что такое христианство. Не мысль, а вера, умирая, воскресает в неостановимом потоке внутренних тревог и надежд личности.
Благодаря Унамуно в центре философской рефлексии оказалось чувство времени и его разъедающая сила. В обществе, где доминировали буржуазный оптимизм и философская эйфория, время чаще трактовали в духе обогащения прошлого настоящим, уже беременным обещаниями грядущих побед. В Унамуно живет, как справедливо заметил Н. Аббаньяно, чувство 'неустранимой неопределенности жизни и веры, которые потому и неопределенны, что находятся в вечной борьбе, действием силящиеся утвердить и доказать себя'. Проблема бессмертия до крайности обострила в иррационализме тенденцию к ожесточению. Унамуно, напротив, в требовании и воле к бессмертию увидел яркую форму торжества жизни над смертью, а в иррациональном характере этой потребности и веры - осуждение разума. Благодаря Унамуно из забвения был вызволен Кьеркегор, Европе того времени почти неведомый. Традиция, начатая Паскалем, Шлейермахером, Кьеркегором, вновь привлекла к себе внимание общества. Экзистенциализм укрепил свои позиции не без помощи датского мыслителя и его испанского последователя.
360
Хосе Ортега-и-Гассет родился в Мадриде 9 мая 1883 г. Его отец был редактором либерального журнала. Диплом по философии Хосе получил в Мадриде в 1904 г. Годом раньше он познакомился с Унамуно. Испанию тогда, казалось, мало интересовали события в мире. Мадрид варился в собственном соку и наслаждался самим собой. Возможно, поэтому молодой философ отправился в Германию. 'Я понял, - писал Ортега, - что моя Испания должна впитать немецкую культуру или хотя бы проглотить ее... Я и не думал о долгом путешествии пилигрима, мечтающего поцеловать ногу Римского Папы. Все наоборот. Я летел за добычей... Испания нуждалась в немецкой культуре. Я настолько отождествлял себя с моей страной, что свои аппетит и голод считал ее нуждами'.
В Германии Ортега слушал лекции в Лейпциге, Берлине, Марбурге (Г. Когена и П. Наторпа). Вернувшись в Мадрид в 1907 г., он некоторое время преподает в магистрской школе, а в 1910 г. становится профессором метафизики Мадридского университета. Первое его сочинение - 'Размышления о "Дон Кихоте"' (1914), затем появляются 'Испания со сломанным хребтом' (1922), 'Тема нашего времени' (1923). В 1923 г. он основал журнал 'Ревиста де Оксиденте'. В знак протеста против ареста студентов диктатором де Риверой Ортега оставил университетскую кафедру. Появившаяся в 1930 г. книга 'Восстание масс' получила необычайный резонанс. Будучи в изгнании во время войны, он написал еще несколько работ: 'Вокруг Галилея' (1933), 'Идеи и верования' (1940), 'История как система' (1941). Вернувшись на родину в 1946 г., он вместе с учеником Хулио Мариасом основал Институт гуманитарных исследований. Философ умер в Мадриде 17 октября 1955 г. Альбер
Ортега: 'обстоятельства' и поколения 361
367
Науке нечего сказать об убожестве нашей жизни. Наука изначально исключает самые жгучие проблемы человека, который чувствует себя оставленным на произвол судьбы.
Эдмунд Гуссерль
Узнать, как из глубины мрака сверкнет бытие.
Карл Ясперс
Свобода состоит в выборе собственного бытия. И этот выбор - абсурд.
Жан-Поль Сартр
Мир является нам то как строительная площадка, то как спящий невольник.
Габриэль Марсель
Кто хочет понять текст, должен быть готов и к тому, чтобы раствориться в нем.
Ганс Георг Гадамер
Sensus non est inferendus sed efferendus. (Смысл не извлекается, а привносится.)
Эмилио Бетти
368
369
Феноменология как философское направление связано с именем Эдмунда Гуссерля (1859-1938). Почти религиозную веру позитивистов в науку в последние десятилетия прошлого столетия критиковали Маркс, Ницше, Фрейд. Определенные моменты неокантианства, историцизма и философии жизни мы находим и в феноменологии. Критика позитивизма и недоверие к идеалистическому априоризму выразились в тяготении к конкретному. Максимум внимания к 'непосредственным данным', на которых лишь потом можно строить теории, - в этом чувствуется влияние Уильяма Джемса и Анри Бергсона, что и было передано феноменологией экзистенциализму Хайдеггера, Сартра и Мерло-Понти.
'Выражение "феноменология" означает прежде всего, - писал Хайдеггер в сочинении "Бытие и время", - концепцию метода... Его можно сформулировать так: назад к вещам! И это в противовес подвешенным в воздухе конструкциям и случайным находкам, поверхностно поставленным проблемам, передаваемым из поколения в поколение как истинные проблемы'.
Следовательно, девиз феноменологии - обращение к самим вещам, очищенным от словесных нагромождений. Чтобы создать философию реальности, необходимо оттолкнуться от 'неопровержимых данных': в фундамент философского здания могут быть положены только 'стабильные очевидности'. 'Без очевидности нет науки', - скажет Гуссерль в 'Логических исследованиях'. Границы аподиктической очевидности заданы границами нашего знания, поэтому следует искать нечто настолько самоудостоверяющее, что нельзя отрицать. Эта феноменологическая интенция должна была быть реализована через описание 'феноменов', которые предстают сознанию после осуществления 'эпохе', т. е. после заключения в скобки наших философских воззрений и убеждений, связанных с
370 Феноменология, экзистенциализм, герменевтика
Феноменология: Больцано и Брентано 371
себе, их чисто логический смысл не зависит от того, помыслены, выражены они или нет. Например, принцип непротиворечия остается в силе независимо от формы выражения. Утверждения-в-себе могут вытекать одно из другого, противоречить друг другу, ибо они составляют часть единого логико-объективного мира и не зависят от субъективных условий познания. Неокантианцы, антипсихологисты и эмпирики считали, что следует отличать проблемы факта, относящиеся к истокам познания, от проблем ценности и правомерности познания. Критику психологизма Гуссерль воспринял у Фреге и Больцано.
Брентано (1838-1917) сначала был служителем церкви, лишь позже стал профессором Венского университета. Он довольно долго жил во Флоренции, а умер в Цюрихе. Его перу принадлежат сочинения: 'Психология Аристотеля' (1867), 'Психология с эмпирической точки зрения' (1874), 'Креационизм Аристотеля' (1882), 'Аристотель и его видение мира' (1911), 'Аристотелевская теория Происхождения человеческого духа' (1911). Именно в последней Брентано исследует интенциональный характер сознания. В схоластике понятие 'intentio' указывало на нечто 'отличное от себя'. Интенциональность, по Брентано, есть то, что позволяет типизировать психологические феномены, ибо они всегда относятся к другому. Он делит их на три класса: представление (репртзёнтация как чистое присутствие объекта), суждение (утверждение или отрицание объекта), чувство (любовь или ненависть к объекту). Философ говорит о том, что реальность индивидуальна, но, познавая, мы обобщаем ее. Важно при этом понимать суть совершаемых нами операций. Одним из учеников Брентано был Гуссерль.
Гуссерль родился в Моравии в 1859 г. В Берлине он изучал математику, защитив диплом, отправился в Вену слушать лекции Брентано. Уже будучи автором 'Философии арифметики', Гуссерль с 1901 г. - профессор Геттингенского университета. Среди его работ широко известны следующие: 'Логические исследования' (1901), 'Философия как строгая наука' (1911), 'Идеи чистой феноменологии и феноменологической философии' (1913), 'Трансцендентальная логика и формальная логика' (1929), 'Картезианские размышления' (1931). В 1954 г. была опубликована рукописная
372 Феноменология, экзистенциализм, герменевтика
работа 'Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология', написанная за два года до смерти. Около сорока пяти тысяч страниц гуссерлианского архива были спасены бельгийским священником Германном ван Бреда от нацистов.
Вопреки логицистам, Гуссерль полагает правомерной редукцию понятия числа к психологической способности считать, к неопределимым элементарным понятиям, из которых и были абстрагированы понятия логики и математики. Наивной назвал Фреге такую концепцию числа, ибо психология не способна дать ничего другого, кроме суждений о факте, в то время как математические суждения универсальны и объективны. Число, по Фреге, это класс всех классов, элементы которых находятся во взаимном соответствии.
Возражения Фреге заставили Гуссерля отказаться от психологизма. В 'Пролегоменах к чистой логике' (1900) он соглашается, что факты сознания принадлежат к темпоральной реальности, но математические истины вневременны. Например, принцип непротиворечия, не будучи индуктивным, есть истина необходимая и всеобщая. Так возникла идея чистой логики.
Существует фактуальные истины и истины необходимые и всеобщие. Последние суть логические истины, являющиеся общими для всех наук. На основе собственных посылок каждая из наук организует свою систему аргументации и доказательств. Аргументация законна, если посылки истинны и дедукция корректна. Корректность дедукции проверяется логическими законами, поэтому 'чистая логика - это теория теорий, наука наук'. Истинность закона непротиворечия неограниченна, ибо не зависит от чувства очевидности. Аподиктические очевидности не просто логические принципы, ко также базовые законы чистой математики. То, что красное - это цвет, не зависит от данных наблюдений. Конъюнкция и дизъюнкция также несводимы к наблюдению, их неверное употребление ведет непосредственно к нонсенсу (например, в суждении: красное - это шум).
Всеобщие и необходимые суждения суть условия, делающие возможной теорию. Совсем не таковы утверждения, получаемые индуктивным путем, т. е. из опыта. На этих двух типах суждений основывает Гуссерль различие между интуицией факта и интуицией сущности. О сущностной интуиции он пишет во втором 'Логическом исследовании' и первой главе 'Идей чистой феноменологии'.
Познание начинается с опыта, существующих вещей или фактов. Факт есть то, что происходит здесь и сейчас, он случаен, т. е. может
Гуссерль: онтологии 373
быть, а может и не быть. Но когда факт явлен нашему сознанию, вместе с фактом оно улавливает и сущность. В самых разных ситуациях, слушая то кларнет, то виолончель, то скрипку, мы говорим о сущности - о музыке. Индивидуальное приходит в сознание через универсальное: если факт дан здесь и сейчас, то, значит, дана сначала quid факта, т. е. его сущность. Сущности, следовательно, суть типические модусы являемости феноменов. И дело обстоит не так, что мы эмпирически выделяем идею или сущность треугольника путем сравнения разных треугольников. Напротив, этот, тот и другой - треугольники, ибо все они суть частные случаи идеи треугольника. Чтобы сравнивать множество фактов, уже необходимо иметь представление об их сущности, то, благодаря чему они похожи. Это предзнание сущностей и есть эйдетическая интуиция (Wesen, eidos), в отличие от интуиции эмпирической, улавливающей отдельные факты. Конечно, реальны только единичные факты; универсалии как идеальные объекты не реальны в том смысле, в каком реальны отдельные факты. Но лишь универсальные сущности позволяют классифицировать, опознавать и различать единичное.
Как наука о сущностях феноменология ставит целью описывать типические модусы, посредством которых феномены являются нашему сознанию. Модальности (благодаря которым этот звук есть звук, а не цвет или шум, к примеру) и есть сущности, относящиеся к фактическим данным. Эйдетическую редукцию, т. е. интуицию сущностей следует понимать как описание феномена, предстающего сознанию, когда мы отвлеклись от его эмпирических аспектов. Сущности инвариантны и постигаются посредством метода эйдетического варьирования. Берется некий пример понятия, характеристики которого выделяются методом вариаций до тех пор, пока мы не приходим к сущностным инвариантным свойствам.
Этот метод был знаком уже Декарту. Вспомним, как он выделял сущность телесного в своих 'Размышлениях'. Возьмем, к примеру, кусочек воска. У него есть определенные запах, цвет, форма и вкус. Стоит нам поднести его к огню, как мы увидим, что свойства изменятся. Единственно, что останется, - это занимаемое восковым кусочком пространство. Отсюда Декарт заключал, что протяженность является сущностью материи.
Не только в чувственно воспринимаемом мире обнаруживаются сущности, они есть и в мире наших влечений, надежд, воспоминаний. Разница между фактом (как данностью) и сущностью (как
374 Феноменология, экзистенциализм, герменевтика
естьностью) становится для Гуссерля средством обоснования логики и математики. Математические и логические суждения необходимы и всеобщи, ибо они фиксируют отношения между сущностями. Как таковые они не нуждаются в опытном подтверждении своей ценности. Суждения типа: 'Тела падают с одинаковым ускорением' - требуют опытной проверки, соотнесения с фактами. Но утверждение типа: 'Сумма внутренних углов Евклидова треугольника равна 180 градусам' - в такой проверке не нуждается.
Еще более важно, по мнению Гуссерля, что сознание в своих связях с идеальными сущностями не может быть узаконено типовыми модусами перцептивных феноменов, его удостоверяет сам факт несовпадения логико-математического и эмпирического. Так, в рамках феноменологии были открыты так называемые 'региональные, онтологии'. Природа, общество, мораль, религия являются, по Гуссерлю, 'регионами', изучению которых должен предшествовать анализ сущностей и модальностей, оформляющих моральные, религиозные и другие феномены. По этому пути пошли и Макс Шелер (феноменология ценностей), и Рудольф Отто (типология религиозного опыта). Региональным онтологиям Гуссерль противопоставил формальную онтологию, которую он отождествил с логикой.
Фундаментальная характеристика феноменологии, исследующей типические модусы являемости феноменов в сознании, - интенциональность. В самом деле, сознание есть всегда знание о чем-то. Это нечто, о чем я думаю, вспоминаю, мечтаю, ощущаю. Значит, говорит Гуссерль, несовпадение субъекта и объекта дано непосредственным образом. Субъект - я, способный ощущать, вспоминать, судить,' воображать. Объект - манифестации этих актов: образы, мысли, воспоминания, цвета, объемы и т. д. Посему необходимо различать являемость объекта от самого объекта. И если верно, что познанное - это явленное, то также верно, что из видимого живо лишь то, что ясно проявлено. Процесс познания Гуссерль называет 'noesis', а то, о чем мы знаем, - 'noema'. Среди ноэм философ различает факты и сущности.
Сознание, таким образом, интенционально. Психические акты характеризуются привязкой к некоему предмету. Я не вижу, поясняет Гуссерль, ощущения цвета, но вижу окрашенные предметы, слышу пение, не имея ощущения звука. Сказанное не значит, что перед нами концепция реализма. Сознание отсылает к другому, но это не значит, что другой существует помимо меня. Интенциональность сознания оставляет неразрешенным спор между идеализмом и реализмом.
Гуссерль: феноменологическая редукция 375
Для феноменолога важно описать то, что действительно явлено сознанию, и пределы такой явленности. Речь не идет о 'кажимости', противопоставленной 'вещи в себе': я не воспринимаю, как музыка мне является, - я слышу музыку. Вывод Гуссерля таков: начало всех начал - интуиция. 'Всякая интуиция, изначально конкретизированная, по праву является источником познания. Все, что предлагается нам в интуиции первичным образом (так сказать, во плоти и крови), должно принять таким, как есть, даже если только в границах предлагаемого'.
С помощью объявленного принципа Гуссерль обосновывает феноменологию как строгую науку. Zu den Sachen selbst ('Обратимся к вещам') - такая программа феноменологии ставит целью найти прочную и несомненную опору для нового здания философии. Ее методом призван стать метод epoche (греч.: остановка в суждении).
Хотя термин 'эпохе' напоминает сомнение скептиков и картезианцев, все же его следует понимать несколько иначе. Гуссерль призывает не верить слепо всему, о чем говорят философы, представители науки, и даже собственным привычным утверждениям, относящимся к повседневной жизни и 'естественной установке'.
'Естественная установка' человека соткана из различных убеждений, без которых не обойтись в повседневной жизни; первым из них является убеждение, что нас окружает мир реальных вещей. Все это так, но подобного рода очевидностям не хватает конструктивности, на них не построишь здание философии. Из моего убеждения в существовании мира нельзя вывести ни одного философского положения. Более того, факт существования мира вне сознания, к которому он обращен, - далеко не несомненен. Как человек философ не может не верить в реальность мира и многое другое, без чего практическая жизнь невозможна. Но как философ за точку отсчета он должен взять нечто иное.
Нельзя оттолкнуться ни от идеи реального существования мира, ни от данных естествознания, ибо в последних хотя и используются точные методы, есть множество наивных заимствований из сферы обыденного опыта и здравого смысла, не выдерживающих проверки epoche. Проблема не в существовании мира, поясняет ситуацию итальянский феноменолог Энцо Пачи, проблема в смысле и назначении мира для меня, а затем его осмыслении для других.
Так что же может устоять под прессом epoche? Единственное, чего нельзя взять в скобки, убежден Гуссерль, - это сознание, субъективность. Cogito и cogitata - феноменологический остаток, очевидность которых абсолютна. Сознание - не просто реальность
376 Феноменология, экзистенциализм, герменевтика
Шелер: против кантианского формализма 377
миром' (Lebenswelt). Это область исконно человеческих 'смысловых формаций', предшествующих рождению науки и не исчезающих с ее развитием. Ученые не могут не считаться с их присутствием. Мир перцепций остается на плечах геометрии. Историк, анализирующий документ, не может абстрагироваться от коммуникативной и смысловой интенциональности (как юридический кодекс подразумевает комплекс природных потребностей, настроений, целей и т. п.).
Таким образом, драма современной эпохи началась с Галилея. Галилей выделил из жизненного мира физико-математическое измерение, и это измерение стали считать конкретной жизнью. Признавая значение науки и техники, философия должна сохранить за собой историческую традицию, не допускать технической фетишизации истории и науки. Феноменология есть первая философия, оставляющая человеку свободу выхода к новым горизонтам. Феноменологическая редукция не может быть завершена: ее смысл - в неостановимом возобновлении.
Для философии важен тот факт, что любая объективность неабсолютна: в ее пересмотре - смысл жизни. Склеротическим претензиям на абсолютность она противопоставляет субъективность с ее интенциональной созидательной активностью. Единственно реальный исторический субъект - само человечество со всеми его небезгрешными проектами. Философы могут стать его служителями и даже спасателями в 'скептическом наводнении'. Для этого достаточно открыть сознанию его автономию и свободу взамен пассивной слепоты органического роста.
Немногие знают, что Макс Шелер (1875-1928) был не просто гением, а гением-'вулканом'. С феноменологией его связывают недоверие к абстрактным конструкциям и интуитивный дар постигать сущность. Свои идеи Шелер сформулировал в работах 'Кризис ценностей' (1919), 'О вечном в человеке' (1921), 'Положение человека в космосе' (1928), 'Формы знания и общество' (1926), 'Сущность и формы симпатии' (1923). В сочинении 'Формализм в этике и неформальная этика ценностей' (1916) феноменологический метод был применен в сфере морали.
Шелер был решительным противником кантианской этики. Известно, что в основе кантианской этики лежит альтернатива долга и
378 Феноменология, экзистенциализм, герменевтика
Гартман: от неокритицизма к феноменологии 381
капитализмом и позитивизмом и т. п. Но Шелера интересуют и проблемы совместимости научного, метафизического и теологического знания.
Религии, полагает он, не грозит наука. Одна религия может контрастировать с другой религией либо с метафизикой, но не с наукой. Окружающий мир должен утратить свой сакральный характер, чтобы его можно было изучить научно. Пока природа была наполнена Божественными и демоническими силами, ни о какой научной астрономии не могло быть речи.
Первая возможность систематически исследовать природу появилась с победой иудео-христианского креационистского монотеизма над античной метафизикой и религией. Бог волевой и создающий, Творец, не знакомый ни Платону, ни Аристотелю, стал сакральным символом идеи труда и господства над всем, что ниже человека. Это не могло не привести к конфликту человека с рационализированной природой, чего не знала, например, восточная культура.
Николая Гартмана (1882-1950) вряд ли можно вписать в жесткие рамки феноменологии, хотя его путь в онтологию начался с размышлений по поводу работ Гуссерля. Не интенциональные отношения, а бытие как таковое - вот начальный пункт гартмановской мысли. Апоретическому моменту (где вскрываются феноменальные противоречия) соответствует момент индивидуации проблем, а собственно теоретическому - гипотетические, но не дефинитивные решения проблем.
В работе 'Основные черты метафизики познания' Гартман атакует цитадель кантианского субъективизма - теорию познания. Субъект не продуцирует объект. Феноменология познавательного акта являет, по Гартману, отчетливый реалистский аспект: познать нечто - значит понять его как существующее до любого познания и независимо от любого познания. Концепцию 'критического реализма' Гартман углубил и развил в двух томах своей 'Философии немецкого идеализма' (1923-1929).
В 1926 г. вышла 'Этика', где, следуя за Шелером, Гартман критикует этический субъективизм и высказывается в пользу материальной этики ценностей. Ценности объективны: лишь особо
382 Феноменология, экзистенциализм, герменевтика
Отто: опыт 'совершенно иного' 383
Шелера). О реальном бытии мы узнаем из эмоциональных актов, которые могут быть: а) рецептивными, если дано реальное в сопротивлении субъективному; б) проспективными, предвосхищающими будущее (прогноз, ожидание, надежда, страх); в) спонтанными (воля и желание).
Модальность бытия рассматривается в работе 'Возможность и действительность'. Действительность фундаментальна, ибо в отношении к ней осмысливаются и возможность, и необходимость. Возможность бывает идеальная (логически непротиворечивая) и реальная. Последняя есть набор условий, придающих действительность сущему. Все, что может быть действительной реальностью, может быть и необходимо. Остается лишь строить предположения, каким образом такой строгий детерминизм можно увязать с этическим принципом свободы. Детерминизм характеризует мир как абсолют случайный и сам по себе иррациональный (метафизический в гартмановском смысле слова).
Если Макс Шелер лучше других разработал феноменологию ценностей, то сочинение Рудольфа Отто (1869-1937) 'Святое' (1917) стала классической работой в области феноменологии религиозного опыта. Книга имеет подзаголовок 'Иррациональное в идее божественного и его связь с рациональным'. Чтобы говорить о Боге, в христианстве есть немало прозрачно ясных понятий, как, например, всемогущество, целенаправленность, благоволение, дух, разум и т. п. Все они в сумме указуют на превосходство божественного над любой формой и стадией религиозного опыта. Становится очевидным, что рациональные выражения не исчерпывают сущности божественного.
Аспектом, типизирующим религиозный опыт, сферу сакрального, полагает Отто вслед за Шлейермахером, является 'чувство зависимости', ощущение себя сотворенным (тварным). Религиозный человек погружается в сознание собственной ничтожности перед лицом Вседержителя. Авраам, обращаясь к Господу, говорит по поводу участи содомитов: 'Вот, я решился говорить Владыке, я, прах и пепел' (Бытие, 18, 27). Здесь чувство абсолютной зависимости совмещается с тварным чувством недоступности Того, Кто абсолютно вне тебя. Лишь религиозному человеку доступно восприятие святого как mysterium tremendum (ужасающей тайны). Кому не
384 Феноменология, экзистенциализм, герменевтика
знакома особо торжественная атмосфера храмов во время богослужений, когда душа постепенно сбрасывает с себя все мирское? Mysterium есть не что иное, как потаенное, необычное и непривычное, оно связано с myrum, изумляющим. Дух трепетного удивления перед тем, что по ту сторону привычного, понятного, погрешимого никогда не покидает верующего.
Эдит Штейн (1891-1942) родилась в еврейской семье. В 1987 г. была названа папой Иоанном Павлом II 'слугой Божией'. Ее жизненный путь исполнен скорби. Ученица и ассистентка Гуссерля, в 1933 г. она стала монахиней-кармелиткой. Во время молитвы 2 августа 1942 г. ее арестовали гестаповцы, затем последовали кошмары концентрационных лагерей. За несколько дней до смерти в газовой камере она отправила на волю письмо со словами: 'К scientia crucis можно приблизиться лишь тогда, когда станет невыносимо под тяжестью креста... Ave crux, spes unica' ('Да святится крест, единственная надежда').
Среди ее работ известны такие: 'Конечное бытие и вечное бытие', 'Жизнь святой Терезы Авильской', 'Жизнь святой Терезы Маргериты Рэди'.
Феноменологическую теорию эмпатии сама Штейн поясняет таким образом: 'Ко мне пришел друг, чтобы сказать, что он потерял брата, и я отдаю себе отчет, как он страдает'. Что следует здесь понимать под выражением 'я отдаю себе отчет'?
Бледное лицо, сдавленный голос, ватные ноги и многое другое, казатось бы, в состоянии вызвать сочувствие. Но, по мнению Штейн, необходимо нечто большее - эмпатия в чувствование (Einfühlung), раскрывающееся тремя стадиями. Первая - когда чужая жизнь внезапно вырастает предо мной. Вторая - когда я втянут в душевное состояние другого. Третья стадия делает возможными не только соучастие, но и понимающую объективацию переживаний.
В эмпатии, рассматриваемой как познание опыта другого, речь не идет о тождестве субъекта опыта и субъекта эмпатии. Штейн пишет: 'В пережитом мной неоригинальном опыте я чувствую себя сопровождаемой опытом другим, изначальным, он не прожит мной,
Штейн: проблемы эмпатии 385
но взывает во мне. Таким путем, путем эмпатии, мы узнаем некие опытные акты sui generis'.
Анализу отношения философского и религиозного опыта посвящен очерк 'Феноменология Гуссерля и философия Фомы Аквинского'. Мы принимаем истины веры даже в отсутствие интеллектуальной очевидности. Возможно, говорит Штейн, поэтому свет веры называют сумеречным светом. Прогресс интеллекта состоит, в частности, в преодолении страха темноты. Бог дает сотворенному духу 'блаженное видение' невидимого, когда Творец хочет принять его в Себя. Так Штейн приходит к мистическому опыту с его символами ('крест' и 'ночь').
386
387
Мартин Хайдеггер родился в Месскирхе в 1889 г. Ученик Риккерта, он в 1914 г. защитил докторскую работу 'Учение о суждении в психологизме'. Готовясь к преподаванию в качестве доцента, Хайдеггер написал диссертацию 'Учение Дунса Скота о категориях и значении' (позже, правда, выяснится, что 'Спекулятивная грамматика', о которой писал Хайдеггер, не принадлежит Дунсу Скоту).
Спустя несколько лет Гуссерля пригласили преподавать во Фрейбург, и Хайдеггер последовал за ним в качестве ассистента. В 1929 г. он заменил Гуссерля на кафедре философии Фрейбургского университета. К этому периоду относятся работы '-Что такое метафизика?', 'О сущности основания' (в сборнике к 70-летию Гуссерля) и 'Кант и проблема метафизики'. Фундаментальная работа 'Бытие и время' (1927) посвящена Гуссерлю, но хотя им и заявлен феноменологический метод исследования, очевидна существенная разница между двумя философскими позициями.
В 1933 г. Хайдеггер, признавший нацизм, назначен ректором Фрейбургского университета (хотя он и недолго оставался на этом посту). Тогда же написаны им работы 'Гельдерлин и сущность поэзии' (1937), 'Учение Платона об истине' (1942), 'Письмо о гуманизме', 'Сущность истины' (1943), 'Неторные тропы' (1950), 'Введение в метафизику' (1953), 'Что такое философия?' (1956), 'Путь к языку' (1959), 'Ницше' (1961). Умер Хайдеггер в 1976 г.
Цель, провозглашенная в 'Бытии и времени', - 'онтология, адекватно определяющая смысл бытия'. Но, чтобы достичь цели, необходимо понять, кто вопрошает о смысле бытия. И если в 'Бытии и времени' дана экзистенциальная аналитика вопрошающего о смысле бытия человека, то начиная с 30-х годов речь идет уже о самораскрытии бытия. Экзистенция становится несущественным определением бытия: история бытия детерминирует любую человеческую ситуацию.
388 Феноменология, экзистенциализм, герменевтика
397
Экзистенциализм, или философия существования, утвердился в Европе в период между двумя мировыми войнами, оставаясь до конца 60-х годов своего рода модой. Потеря европейскими народами свободы и эпохальный кризис проявились в торжестве тоталитарных режимов, распространившихся от Атлантики до Урала, от Сицилии до Балтики. В экзистенциализме отразился кризис романтического оптимизма, гарантировавшего именем Абсолютного Разума гуманизм, осмысленность истории, стабильные ценности и необратимый прогресс. В этом смысле идеализм, позитивизм, марксизм - формы философского оптимизма. Напротив, экзистенциализм рассматривал человека как конечное существо, 'заброшенное в мир', постоянно находящееся в проблематичных и даже абсурдных ситуациях.
Человек для экзистенциализма - не объект, иллюстрирующий теорию, не элемент класса наряду с другими элементами того или иного рода, он также не момент всепостигающего Разума, не то, что выводится из Системы. Экзистенция недедуцируема, а реальность нельзя отождествить с рациональностью. Кроме того, можно выделить три другие характеристики реальности, указываемые экзистенциалистами: 1) центральное положение экзистенции как способа бытия такого конечного сущего, как человек; 2) экзистенция соотносится с трансценденцией бытия; 3) возможность как образующий принцип экзистенции.
Как же определяется понятие экзистенции? Экзистенция указывает на конечность существования, она есть возможность, т. е. 'возможность быть'. Экзистенция, стало быть, не сущность, не что-то, данное от природы, предопределенное и неизменное. В отличие от растений и животных, человек есть то, чем он решил быть. Его существование в смысле самоконституирования дано как возможность и выхождение за пределы себя (ex-sistere) - неопределенная проблематичность, риск, решимость, бросок вперед. В зависимости от того, куда направлен бросок - к Богу, миру, самому себе,
398
Ясперс: наука и философия 399
свободе, ничто, - различают концептуальные черты экзистенциализма как течения.
1. В экзистенциализме нетрудно увидеть реакцию на кризис гегельянства, который выражен уже в пессимизме Шопенгауэра, гуманизме Фейербаха, проблематике сочинений Достоевского, Ницше и Кафки.
2. В истоке течение предстает как ренессанс Кьеркегора. 'Комментарии к Посланию к Римлянам' теолога Карла Барта (1886-1968) способствовали распространению идей Кьеркегора в Германии и с их осмыслением трагичного смысла экзистенции, зла и Ничто. Барт писал, что Кьеркегор указал на бесконечное качественное различие между временем и вечностью: 'Бог на небе и ты на земле'.
3. Более близкий по времени корень экзистенциализма - феноменология. Отношения человека с миром вещей и социумом должны быть скрупулезно описаны так, как они проявляются в разных сферах опыта, а не дедуцированы априори.
4. Анализ экзистенции был дан не только в философских сочинениях, но и в литературных эссе Сартра, Камю, Симоны де Бовуар, Марселя.
5. Назовем иных представителей экзистенциализма, кроме Хайдеггера: Карл Ясперс, Жан-Поль Сартр, Габриэль Марсель, Морис Мерло-Понти, Альбер Камю и Никола Аббаньяно.
6. Русские экзистенциалисты Лев Шестов (1866-1938) и Николай Бердяев (1874-1948) разрабатывали тематику личности, подлинного христианства, аутентичного социализма и феномена веры.
7. Во Франции состоялся своего рода ренессанс экзистенциального гегельянства с опорой на 'Феноменологию духа', представители которого - Жан Валь ('Несчастье сознания в философии Гегеля', 1951), Александр Кожев ('Введение в Гегеля', 1947), Жан Ипполит ('Логика и экзистенция', 1949).
8. Тема абсурдности существования нашла свое яркое выражение в 'Мифе о Сизифе' Альбера Камю (1943), наряду с темами человеческого достоинства и метафизического бунта против творения в целом.
Карл Ясперс (1883-1969), медик по образованию, считал Макса Вебера своим учителем. Будучи профессором Гейдельбергского университета, он опубликовал работы 'Всеобщая психопатология'
400 Феноменология, экзистенциализм, герменевтика
404 Феноменология, экзистенциализм, герменевтика
или большевизма, - в сопротивлении циничной пропаганде. Единственный противовес насилию - свобода мысли, дающей разнообразие возможностей бескровного решения жгучих социальных проблем.
Ханна Аренда родилась в ганноверской еврейской семье 14 октября 1906 г. В университетах Марбурга, Фрейбурга и Гейдельберга ей посчастливилось слушать лекции Рудольфа Бультмана, Эдмунда Гуссерля, Мартина Хайдеггера, Карла Ясперса. В 1928 г. она написала диссертацию об Августине Аврелии.
Вынужденная бежать из нацистской Германии в 1933 г., она приехала в Париж, где познакомилась с А. Койре, Р. Ароном, Ж.-П. Сартром и А. Кожевым. За деятельность по перемещению еврейских детей в Палестину в 1940 г. ее арестовали, но в 1941-м она нашла убежище в Америке. После долгих лет преподавания в Принстонском и Колумбийском университетах, а также в университете Беркли, она стала профессором политической философии Нью-Йоркской новой школы, своего рода американского филиала франкфуртской школы. Творчество Ханны Арендт не утратило своей актуальности и после ее смерти (4 декабря 1975 г.).
Среди сочинений Аренда известны следующие: 'Истоки тоталитаризма' (1951), 'The Human Condition' (1958), 'Эйхман в Иерусалиме: банальность зла' (1963), 'Кризис республики' (1969), сборник очерков 'Ложь в политике', 'Гражданское неповиновение', 'О насилии', 'Мысли о политике и революция'. По поводу американской политики во Вьетнаме она писала: 'Дело не только в том, что политика лжи никогда не была эффективной в борьбе с врагом, - она неизбежным образом поедает сама себя, а национальная пропаганда не имеет иной цели, кроме обмана Конгресса'. Обличая ложные проявления демократии, она оставалась на страже права человека на свободу, чему и посвящена работа 'Жизнь разума'.
Арендт: антисемитизм, империализм и тоталитаризм 405
Внимательный наблюдатель перипетий нашего столетия, Жан-Поль Сартр родился в Париже в 1905 г. До начала войны он
Сартр: 'Тошнота' 407
Преподавал философию в лицеях. Будучи в Берлине (1933-1934), написал эссе 'Трансценденция Ego'. Попав на фронт, он оказался в плену и был депортирован в Германию. Вернувшись во Францию, вместе с Мерло-Понти основал группу Сопротивления 'Социализм и свобода'. Два послевоенных десятилетия принесли философу мировое признание. Политическую активность (встречи с Фиделем Кастро и Че Геварой на Кубе и Хрущевым в Москве) он умел соединять с написанием романов, очерков, сценариев, театральных пьес. Умер Сартр в 1980 г.
Симона де Бовуар писала о 'спокойной и бешеной страсти', с которой Сартр относился к своей писательской судьбе. 'Ненавидя рутину, иерархию, карьеру, права и обязанности, не умея подчиняться начальникам, правилам, он никогда не стал бы отцом семейства и мужем... Опыт и желание во всем экспериментировать были поставлены на службу творчеству... Произведение искусства, литературы было для него абсолютной целью, в искусстве он видел резон бытия, творца всего универсума' (Симона де Бовуар, 'Сильный возраст').
'Ни дня без строчки. Вот моя привычка, мое ремесло. Давно я вместо шпаги стал пользоваться ручкой. Теперь я знаю о нашем бессилии. Неважно, пишу и буду писать книги. Кому-нибудь да пригодятся, несмотря ни на что. Культура никого и ничего не спасает, не оправдывает. Но она - продукт человека, в ней он, проектируя, узнает себя; это критическое зеркало, в котором только и можно увидеть собственный образ' (Сартр, 'Слова').
Романы 'Тошнота' (1938), 'Зрелый возраст' (1945), 'Отсрочка' (1945), 'Смерть в душе' (1949), пьесы 'Мухи' (1943), 'При закрытых дверях' (1945), 'Грязные руки' (1945), 'Дьявол и Господь Бог' (1951), 'Некрасов' (1956), 'Затворники Альтоны' (1960), памфлет 'Антисемитизм' (1946), 'Коммунисты и мир' (1952) дают в сумме прекрасное обрамление собственно философских работ Сартра. Среди них особенно важны: 'Бытие и ничто' (1943), 'Воображение' (1936), 'Эскиз по теории эмоций' (1939), 'Феноменологическая психология воображения' (1940), 'Экзистенциализм - это гуманизм' (1946), 'Критика диалектического разума' (1960).
Сартр начал с феноменологического анализа психологии, воображения и эмоциональных состояний, оттолкнувшись от идеи интенциональности сознания Гуссерля. Однако, вопреки Гуссерлю, Сартр полагает, что 'Я не обитает в сознании', что оно вне сознания, будучи 'Я другого'. Гуссерлевское Я несло в себе образы вещей,
408 Феноменология, экзистенциализм, герменевтика
Марсель: защита конкретного 415
В предисловии к 'Таинству бытия' (1951) Габриэль Марсель назвал свою философскую позицию неосократизмом. И в самом деле, неустанную борьбу против духа абстрактности можно считать константой его философии. Парижанин Марсель, подобно Сартру, известен и как философ, и как театральный критик и автор пьес. Театр для меня, говорил он, не что иное, как 'инструмент исследования вне идеологических предпосылок, во-вторых, он еще и поправка на неизбежную фрагментарность любого философского синтеза... На земле и на небе есть много такого, что вашей философии и не снилось'. Именно драматург поэтому может эффективно атаковать редуктивные методы.
Как философа и драматурга Марселя интересует конкретный человек в определенной ситуации, об этом речь в 'Метафизическом дневнике', опубликованном в том же 1927 г., когда увидела свет книга Хайдеггера 'Бытие и время'. Помимо уже упомянутых, известны также другие сочинения Марселя, как, например, 'Бытие и обладание' (1935), 'От отказа к призыву' (1939), 'Homo viator' ('Человек скитающийся') (1944), 'Люди против человеческого' (1951), 'Человек проблематический' (1955). Умер Марсель в 1973 г. в восьмидесятичетырехлетнем возрасте.
Если попытаться интегрировать философское послание Марселя, то можно выделить в нем три основных момента: 1) защиту невоспроизводимой единичности сущего и таинства бытия от рационалистских претензий редуцировать реальность к опытной сфере посредством эмпирических методов; 2) признание фундаментальной необъективируемости телесного чувствования: 'Я не могу включить мое внимание иначе как через мое тело, значит, оно в каком-то смысле для меня немыслимо'; 3) теория онтологической тайны, согласно которой экзистенция подлинна лишь в меру участия в бытии; это говорит о присутствии элементов христианского опыта, закрепленного понятиями веры, надежды и любви. Недаром Пьетро Прини назвал позицию Марселя 'методологией неверифицируемого', которая, тем не менее, способна указать верный путь к научно необъективируемым целям - личности (persona) и Богу.
416 Феноменология, экзистенциализм, герменевтика
422
423
У герменевтики как теории интерпретации длинная история. И в эпоху античности, и в средневековье толкователи 'священных' текстов были далеко не единодушны между собой в вопросе о смыслах того или иного термина, выражения. В эпоху Реформации ситуация обострилась: филологи, историки и юристы вели нескончаемые дебаты об аутентичности и сакральности текстов. Как понимать ту или иную юридическую норму, есть ли гарантии адекватности интерпретации тексту? Возможно ли одно определенное толкование или же герменевтическая задача бесконечна? Ф. Шлегель и Ф. Шлейермахер пытались разместить герменевтику внутри философии. Дильтей видел в герменевтике основание всех наук о духе, философский аспект природы, исторического познания и историчности самого человека. Хайдеггер, вслед за Дильтеем, сделал понимание не столько инструментом, сколько структурой, конституирующей 'Dasein', внутренне онтологическим измерением человеческого бытия. Человек перерастает сам себя, разматывая клубок опытных возможностей. Каждый новый виток - приобретение опыта, рождающееся на основе предыдущего опыта и в процессе его переосмысления.
Гадамер, ученик Хайдеггера, тонкий и проницательный исследователь античной эпохи и философии Гегеля, в 1960 г. опубликовал ставшую классической работу 'Истина и метод'. Он оттолкнулся от мнения Хайдеггера о том, что герменевтический круг нельзя трактовать как порочный или как неустранимое неудобство. В нем заключена позитивная возможность постижения изначального, возможность, улавливаемая лишь тогда, когда первая и последняя задачи интерпретации естественным образом поняты: не допускать привнесения того, что проистекает из предрасположенности, предвидения, предзнания случайного или общепринятого свойства. Та интерпретация, что вытекает из самих вещей, гарантирует научность поиска.
424 Феноменология, экзистенциализм, герменевтика
Гадамер: опыт 429
И в самом деле, продолжает Гадамер, для Аристотеля значение опыта для науки в том, что он упрощает процесс ее самоконституирования. Он предполагает уже в образе мелькающих бегунов (наблюдений) наличие чего-то стабильного, обнаружимого как универсальное. Именно это последнее для Аристотеля - онтологическое prius - первичное условие.
Процесс опыта по существу - негативный процесс формирования типично всеобщего. Обобщения непрерывно входят в противоречие с опытом, и некоторые элементы типического перестают считаться таковыми. В языке заметны как минимум два смысла понятия опыт: с одной стороны, - нечто от наших ожиданий, с другой - опыт того, кто делает нечто. Этот последний - подлинный опыт - всегда негативен. И именно в негативности опыта его особая продуктивность. Речь идет не просто об иллюзии, обнаруженной и откорректированной, - в опыте мы завоевываем нечто большее, чем лучшее, чем предыдущее понимание предмета. То, что раньше считалось ясным и понятным всем, получает другое освещение в ином горизонте универсальности. Отрицание в силу происходящего обладает определенностью. Такой тип опыта Гадамер называет диалектическим опытом.
Подлинный опыт всегда негативен: противоречие ожидаемому - противоречие нашему Vorurteil. Этот диалектический аспект опыта отсылает нас уже не к Аристотелю, а к Гегелю. Историцизм его усилиями завоевывает свои права. 'В том, что касается диалектического момента в опыте, важнейшим источником является для нас уже не Аристотель, но Гегель. Момент историчности получает у него свои права. Он мыслит опыт как завершающий себя скептицизм. Мы уже видели, что опыт, который мы приобретаем, - т. е. убеждаясь в чем-либо "на собственном опыте", - меняет все наше знание. Строго говоря, нельзя два раза убедиться в одном и том же "на собственном опыте". Хотя опыт и подтвержадет все время сам себя и кажется, что мы получаем его лишь благодаря повторению, однако в качестве повторенного и подтвержденного опыта он не может заставить нас вновь убедиться в том же самом "на собственном опыте". Если мы на собственном опыте убедились в чем-либо, то это значит, что мы уже обладали этим опытом. И теперь мы уже
430 Феноменология, экзистенциализм, герменевтика
432
Эмилио Бетти родился 20 августа 1890 г. в г. Камерино (Италия). Изучал право, классическую филологию, с 1915 г. начал преподавать в университете Камерино, затем в Мачерате, Мессине, Парме, Флоренции, Милане, а с 1947 г. - в Риме. В 1960 г. он стал профессором римского права университета Понтификата. Бетти с успехом прочел множество лекций в разных университетах мира. В 1955 г. основал Институт теории интерпретации при факультете юриспруденции в Риме.
Свыше двухсот работ написаны Бетти по разным проблемам права: от римского права до процессуального, от гражданского и коммерческого права до истории и международной политики. Монументальностью отличается его работа 'Общая теория интерпретации' (1955). Лишь через пять лет была опубликована работа Гадамера 'Истина и метод'. В 1962 г. Бетти опубликовал на немецком языке исследование 'Герменевтика как общая методика наук о духе', чтобы познакомить немецких ученых со своей теорией. Умер Бетти И августа 1968 г.
Эмилио Бетти поставил перед собой задачу обобщения всей герменевтической традиции. Он остался в рамках романтико-идеалистического течения, хотя всеми силами пытался освободиться от психологизма дильтеевского толка, обращаясь к гегелевским темам, гуссерлианским мотивам. В его творчестве присутствует неокантианский элемент и заметно влияние Н. Гартмана.
Бетти: жизненный путь и сочинения 433
Бетти: четыре канона герменевтического процесса 435
взаимоотношение и увязку различных частей дискурса между собой. Каждая мысль находится в определенном отношении к целому. Критерий когерентности говорит нам о том, что части текста могут быть поняты в свете целого, а текст может быть понят лишь в континууме с его частями, в уточнении деталей.
3. При переходе от объекта к субъекту Бетти вводит третий канон - критерий актуальности понимания. 'Трудно, - говорили древние скептики, - быть совершенно раздетым'. Именно об этом хотел напомнить Бетти. Интерпретатор не может снять свою субъективность до конца. Напротив, интерпретатор идет к пониманию объекта, отталкиваясь от собственного опыта, 'транспонируя' объект в его собственном духовном горизонте. Претензия, что интерпретатор может приостановить собственную субъективность, более чем абсурдна. Единственное, что он может заставить молчать, - это его собственные желания относительно результатов. Впрочем, сам процесс понимания сообщает субъекту максимальную жизненную энергию и интенсивное индивидуальное начало.
4. Четвертый канон говорит о соотносимости смысла, или о герменевтическом консонансе, или, если угодно, об адекватности понимания. 'Если верно, - пишет Бетти, - что дух с духом говорит, то верно также, что понять друг друга они могут, лишь если они конгениальны и находятся на одном уровне. Желать понять - этого мало, необходим "духовный просвет", подходящая перспектива для открытия и понимания. Речь идет об определенной предрасположенности моральной и теоретической души, которую негативно можно определить как смирение, забвение, даже отказ от самого себя, что проявляется в искреннем и решительном преодолении собственных предрассудков. Позитивно она может быть определена как богатство интересов и широта горизонта интерпретатора. Это также умение принять цели объекта интерпретации как свои в самом непосредственном смысле слова'.
Поль Рикёр родился в Балансе 25 февраля 1913 г. в протестантской семье. В 1935 г., закончив философский факультет, он начал преподавать в лицеях. В 1939 г. он оказался на фронте. Некоторое время (до 1945 г.) Рикёр провел в заключении. Находясь в тюрьме,
436 Герменевтика
440 Герменевтика
неспособность мышления избавиться от теоретического солипсизма? Личность, как между молотом и наковальней, - меж свободой и грехом, одна-одинешенька пред Богом; подобно рыцарю веры, она в ответе за все в пустыне бесконечности.
Луиджи Парейсон родился в г. Пиаско (Кунео) 4 февраля 1918 г. Философию изучал в Турине и в 1939 г., будучи учеником Августо Гуццо, выступил по поводу тезисов Карла Ясперса. Некоторое время он преподавал в Павии, затем в Турине. Академик, член Международного института философии, Парейсон с 1956-го по 1984 г. был редактором журнала 'Эстетика'. С 1985 г. под его началом выходил 'Философский ежегодник'. Парейсон умер в 1991 г.
Среди его работ назовем следующие: 'Философия существования и Карл Ясперс' (1940), 'Очерки по экзистенциализму' (1943), 'Экзистенция и личность' (1950). Фейербах и Кьеркегор критиковали Гегеля еще до того, как понятие тотальности исторического процесса в его необходимости обнаружило свою полную несостоятельность. Фейербах показал, что история, прежде чем стать историей духа, сначала является историей материальных нужд и запросов. Кьеркегор показал, что индивид как 'synolos' не сводим к законам фатальных процессов. Но даже если Гегель ошибался, нельзя думать, что христианство - уже пройденный момент в истории человечества. Принимая за основу мысль Кьеркегора, Парейсон, вопреки гегельянству, выдвигает принцип онтологического персонализма, в рамках которого личность - сущностное окно в бытие, орган истины.
Разработку темы интерпретации и истины мы находим в работе 'Истина и интерпретация' (197), где Парейсон выступает как защитник автономии философии против ее вырождения в сциентизм, фидеизм и социологизм.
. Свои эстетические идеи Парейсону удалось выразить в работах: 'Эстетика. Теория формирования' (1954), 'Теория искусства' (1965), 'Проблемы эстетики' (1965), 'Беседы об эстетике' (1966). Типичная характеристика искусства - формирование, отливка, это и выдумка, и производство, и творение, т. е., по выражению Парейсона, 'делание в процессе изобретения способа делания'. Это вместе с тем
Парейсон: жизнь и сочинения 441
внедрение в физическую материю на основе сугубо индивидуального правила, в соответствии с которым произведение искусства явлено на свет, чтобы ее, материю, дополнить и облагородить. Эту идею мы находим в работах 'Система свободы' (1965) и 'Философия свободы' (1989).
Если философия всегда исторически обусловлена, то как возможно философствование? Как совместить историческое сознание с требованиями спекулятивной созерцательности, бескорыстного знания? Можно ли еще говорить об истинной ценности философии после столь 'щедрых' разоблачений Гегеля, Маркса, Ницше, Фрейда, Дилътея? Несть числа доказательствам исторической, материальной, идеологической ангажированности, констатирует Парейсон во введении к четвертому изданию 'Экзистенции и личности'. Признавать сущностную множественность философского знания не значит ли компрометировать целостность истины? Возможно ли плюралистическое, но не релятивистское понимание истины? Какой должна быть точка зрения, позиция, открывающая продуктивную перспективу диалога, что позволяет нам удержать единство истины во множестве ее возможных формулировок?
Отвечая на эти вопросы, Парейсон стремится избежать релятивистского понимания философии как идеологической концептуализации исторических условий существования, равно и догматизма, вечный грех которого - монологизм закрепощенного сознания. Как продукты распада (криптогегельянства) рассматривает Парейсон философские интерпретации, ориентированные на невоспроизводимость непроницаемых в своей уникальности ситуаций. Впрочем, крах идеи тотальности и однолинейности исторического процесса вовсе не доказательство в пользу софистики и релятивизма. Необходимо реальное признание трех начал в их продуктивном синтезе: исторической условности, спекулятивной ценности философии и личной ответственности ученого. Философия, по Парейсону, есть одновременно выражение духа времени и личностного и спекулятивного начал в их максимальной ценности.
Философия, конечно, дает образ времени, но не ограничивается им. В противном случае бессмысленно было бы говорить об ее автономии. Слишком плотное сближение с временной горизонталью
442
Парейсон: спекулятивная ценность философии 443
446 Герменевтика
Ученик Парейсона, Джанни Ваттимо родился 4 января 1936 г. в Турине. Он закончил Гейдельбергский университет в 1959 г. и в этом же году познакомился с Гадамером (книгу которого 'Истина и метод' Ваттимо перевел на итальянский язык). Ныне преподает в Туринском университете, руководит изданием журнала 'Эстетика'. Среди его многочисленных работ нельзя не упомянуть такие: 'Бытие, история и язык в творчестве Хайдеггера' (1963), 'Поэзия и онтология' (1967), 'Шлейермахер, философ интерпретации' (1968), 'Введение к Хайдеггеру' (1971), 'Субъект и маска' (1974), 'Похождения дифферента' (1981), 'Дебольное мышление' (1983), 'Конец модернизма' (1985), 'Введение к Ницше' (1986), 'Прозрачное общество' (1989).
Сколько бы философы ни спорили, сегодня они сходятся, по мнению Ваттимо, в одном: последнего, единственно нормативного обоснования знания больше нет. А это значит, что метафизическая авантюра научной мысли близится к концу. Философия, бодро претендовавшая на определенность и фундаментальную неколебимость теоретических построений о человеке, Боге, истории и ее ценностях, приказала долго жить. Кризис оснований привел к смещению самой идеи истины. Плотный туман затянул веками сиявшую вершину знания.
В очерке 'Диалектика, различие и дебольное мышление' Ваттимо пишет, что философия от Аристотеля до Канта шла к уяснению предельного основания знания: от последнего смысла бытия - к философии Аристотеля до универсально закрепленных модусов познания - к философии Канта. И что же? Суетность ее претензий на обладание первой и последней истиной была показана уже Ницше и Хайдеггером. Дальнейшие пробы лишь подтвердили это.
Мир современной науки разросся и усложнился до такой степени, что существование философии, управляющей и поддерживающей все виды знания унитарным образом, увы, маловероятно. Кроме
1 Debilis - ослабленный (лат.)
Ваттимо: 'дебольное' мышление 447
451
Философия не может быть плодотворной, если она отделена от науки.
Бертран Рассел
...Если бы на все возможные вопросы были найдены ответы, то проблем нашей жизни они даже не коснулись бы.
Людвиг Витгенштейн
Для философии характерно проникновение сквозь склеротический панцирь, образованный традицией и условностями; разбив оковы, она приходит к новому способу видения вещей.
Фридрих Вайсман
Никакое императивное заключение нельзя должным образом вывести из суммы посылок, не содержащих хотя бы одного императива.
Ричард М. Хеар
452
453
Оглядываясь на пройденный путь, Бертран Рассел (1872-1970) писал в 'Автобиографии' (1962): 'Я нахожу, что моя жизнь стоила того, чтобы быть прожитой, и я бы вновь пережил ее с радостью, если бы была возможность'. В этой жизни преобладали три простые страсти: жажда любви, тяга к знанию и безмерное сострадание к ближнему. Будучи родом из вигов, которые с XVI столетия сражались за свободу и конституцию, философ унаследовал от предков дух нетерпимости к догматизму и авторитаризму. Лорд Вильям Рассел, один из его предков, участвовал в заговоре против Карла II и был казнен. Лорд Джон Рассел, дед философа, был министром королевы Виктории. Поборник реформы системы выборов, он, к слову сказать, посетил Наполеона на острове Эльба. Отец Бертрана, виконт Эмберли, ученик и друг Стюарта Милля, был членом парламента в 1861-1862 гг. и являлся сторонником 'контроля над рождаемостью'. Его мать Кэтрин была дочерью лорда Стэнли Эльдерлейского, она умерла в 1875-м, когда Бертрану было три года. После преждевременной кончины родителей мальчика воспитывала бабушка, 'леди Джон'. Шотландская пресвитерианка, она защищала права ирландцев и критиковала британскую экспансионистскую политику в Африке.
Овладев французским и немецким языками, будущий философ нашел в библиотеке своего деда массу интересных книг, в частности 'Геометрию' Евклида, и получил удовольствие от математической ясности и строгости. В восемнадцать лет он стал студентом Trinity College Кембриджа. Новый мир открылся юноше, вошедшему в счастливую пору созревания. Его друзьями были Льюис Диккинсон, Тревельян, Мак-Таггарт, Сиджвик, Мур. В колледже среди учеников
454 Рассел, Витгенштейн и философия языка
был и Витгенштейн, вдохновитель неопозитивизма Венского кружка и признанный глава аншштико-лингвистического движения. Знакомство с ним стало 'знаменательным событием' в жизни Рассела, однако впоследствии их позиции разошлись, и дружба прервалась. Под влиянием Мак-Таггарта он пережил увлечение гегельянством, но вскоре начал отходить от идеализма, не без помощи Мура. 'В Кембридже я читал Канта и Гегеля, "Логика" Брэдли ощутимо подействовала на меня... Брэдли утверждал, что все, во что верит здравый смысл, - это чистая видимость. Мы подошли с противоположной точки зрения: реально все, что здравый смысл, не зараженный философией и религией, полагает реальным. Чтобы сбежать из тюрьмы солипсизма, разрешим себе думать, что трава зеленая, что солнце и звезды существуют даже тогда, когда никто не размышляет о них... так мир, остававшийся утонченно логическим, внезапно стал богатым, разнообразным и прочным'.
Освободившись от пут идеализма, Рассел вернулся в лоно традиционного английского эмпиризма. Эту эмпирическую реалистическую концепцию философии представляет целая серия книг по проблемам гносеологии и эпистемологии: 'Проблемы философииLost' (1912), 'Наше познание внешнего мира' (1914), 'Мистицизм и логика' (1918), 'Анализ духа' (1921), 'Анализ материи' (1927), 'Человеческое познание, его сфера и границы' (1948). Утверждая, что философия, отделенная от науки, бесплодна, Рассел хотел подчеркнуть не то, что философ должен осваивать воскресными днями какую-то науку, а нечто радикально иное. Воображение философа должно быть пропитано научными понятиями и уверенностью в том, что наука несет с собой мир новый, с понятиями и методами, ранее неизвестными. Философия, по Расселу, должна опираться на широкий и прочный фундамент знаний, и не только философского плана. Собственную концепцию он сравнивал с результирующей четырех наук: физики, физиологии, психологии и математической логики. Так он писал в 1959 г.
Переломными в творчестве Рассела стали 1899-1900 гг., когда он открыл технику математической логики Пеано, в которой сразу распознал зародыш революции. Логический атомизм как философия рождался из симбиоза радикального эмпиризма и логики
Рассел: логический атомизм 455
исчислений. Логика дает стандартные формы корректного мышления, где из атомарных посылок конструируются комплексные. 'Причина, по которой я называю мою концепцию логическим атомизмом, - писал Рассел в "Философии логического атомизма" (1918), - заключается в том, что атомы, к которым я намереваюсь прийти, суть атомы логические, а не физические'. Атомарная посылка описывает некий факт и утверждает, что нечто имеет некое качество, что определенные вещи связаны известным образом. С другой стороны, атомарный факт удостоверяет или опровергает атомарную пропозицию. 'Сократ - афинянин' - это атомарная посылка, устанавливающая гражданство Сократа. 'Сократ - муж Ксантиппы' - другое предложение атомарного типа. 'Сократ - афинянин и муж Ксантиппы' будет комплексной, или молекулярной, посылкой. Сходные посылки мы найдем и в 'Логико-философском трактате' Витгенштейна.
В Париже на Международном философском конгрессе в 1900 г. Рассел, наблюдая дискуссии туринца Джузеппе Пеано с собравшимися там философами, убедился в необходимости реформы логики. Заинтересовавшись работами Пеано, он прочел их все, что подтолкнуло его на собственные математические исследования. Внимательно изучив философию Лейбница, Рассел написал в 1900 г. очерк о нем, а в 1903 г. опубликовал книгу 'Принципы математики', где показал, что вся математика родилась из символической логики, и поэтому важно наконец понять ее принципы. Эта цель была реализована в трехтомной 'Principia mathematica', написанной вместе с Уайтхедом и выходившей в 1910-м, 1912-м, 1913 гг. Рассел, как и Готлоб Фреге, мог бы сказать, что 'математика - ветвь логики', что чистая математика - это класс всех пропозиций типа 'Р подразумевает Q', что нет понятий, типичных для математики, которые бы нельзя было свести к логическим, и что нет математических расчетов, которые нельзя было бы перевести в чисто формальные.
Внимательный аналитик языка, Рассел поставил целую серию сложных философских вопросов под 'микроскоп логики'. Его постоянно заботили проблемы ценности познания и границ эмпиризма. Действительно, принцип, согласно которому 'все синтетическое познание должно иметь опытную основу', сам на опыте не основан,
456 Рассел, Витгенштейн и философия языка
т. е. внеэмпиричен. Неадекватность эмпиризма очевидна, хотя, замечает философ, из всех известных теорий эмпиризм - лучшая. Вопреки прагматистам и неопозитивистам (таким, как Нейрат, Гемпель, например), он не забывал, что цель слов 'заключается в занятии тем, что отлично от слов'. Его критика 'второго' Витгенштейна, как мы увидим позже, чаще била мимо цели, ибо именно отношения между словами и жизнью оказались в центре внимания аналитической философии.
'Ранний Витгенштейн, которого я близко знал, - писал Рассел, - был необычайно и страстно предан философской мысли, глубоко понимал ее сложные проблемы, и я видел в нем философского гения. Новый Витгенштейн, как кажется, устал серьезно мыслить и потому изобрел доктрину, оправдывающую необязательность этого занятия. Даже на мгновение не могу поверить, что теория с подобными меланхолическими последствиями может быть верной'. По поводу аналитической философии вообще он писал, что не согласен с теми, кто полагает достаточным для философии язык повседневной жизни. 'Я против такого мнения, ибо: 1) оно неискренне; 2) потворствует невежеству в математике, физике и неврологии со стороны тех, кто ограничился классическим образованием; 3) его защищают ханжи, как будто не поддающийся упрощениям научный язык - это грех против демократии; 4) оно делает философию тем самым избитой и поверхностной; 5) увековечивает в философском обиходе конфуз, который они подхватили у здравого смысла'.
Разумеется, 'в обыденном языке мы не расположены толковать о солнце, почему и как оно всходит и заходит. И все-таки астрономы находят, что лучше другой язык, и я также утверждаю, что в философии предпочтительнее другой язык', - продолжает Рассел. Он критикует философию языка за 'азбучную ересь' (в поисках откровения из уст невежд), сочувствие 'доводам сердца' Паскаля, 'благородному дикарю' Руссо, наконец, Толстому, предпочитавшему всем литературным изыскам 'Хижину дяди Тома'. 'Эти философы напоминают мне негоцианта, который все уточнял вопрос о кратчайшем пути к Винчестеру:
- Господин желает знать, какая дорога к Винчестеру самая короткая?
- Да.
- Самая короткая дорога?
- Да.
- Не знаю.
Как выяснилось, ни малейшего интереса отвечать у лавочника не было. Такова позиция современной философии по отношению к тем, кто страстно ищет истину'.
Рассел: мораль и христианство 457
'В детстве мне подарили часы со съемным маятником, - рассказывал Рассел в предисловии к книге Геллнера "Слова и вещи". - Я понимал, что часы без маятника здорово спешили. Но если основная цель часов - ходить, то неважно, какой час они показывают, - без маятника они идут еще быстрее. Лингвистическая философия в своем интересе не к миру, а к языку похожа на ребенка, забавляющегося часами без маятника, которые, даже не показывая часа, функционируют проще, в забавном ритме'. Так, играя в слова и культивируя обыденное употребление языка, философы, по мнению Рассела, уходят от реального смысла вещей.
Убежденный, что ценности логически невыводимы из знаний, Рассел рьяно защищал свободу индивида против любой диктатуры и гневно изобличал социальную несправедливость, будучи к тому же пацифистом. Первая мировая война отбила у него охоту жить в мире абстракций. 'Я глядел на молодых солдат в военных эшелонах, и возвышенные мысли из абстрактного мира казались мне маленькими и пошлыми рядом с теми ужасными страданиями, которые обступали меня вокруг. Бесчеловечный мир был похож скорее на случайное прибежище, чем на родину, дававшую стабильно уютное жилье'.
Жизнь, переполненная страданиями, часто бессмысленными, заставила философа спуститься с математических небес на грешную землю. Изобличая капиталистические нравы, он не щадил и большевистские методы. 'От сектантства и монгольской жестокости Ленина [с которым Рассел познакомился в 1920 г. - Авт.] стынет кровь в жилах', - писал философ в очерке 'Практика и теория большевизма'. В 1952 г. по его ходатайству американское правительство освободило Мортона Собелла, осужденного на тридцатилетнее тюремное заключение за шпионаж. При поддержке Эйнштейна в 1954 г. он начал кампанию за запрещение атомного оружия. Во время карибского кризиса он направил два памятных письма Кеннеди и Хрущеву. В газету 'Известия' он послал статью, изобличающую русский антисемитизм. Американский фонд мира и 'трибунал Рассела' немало способствовали раскрытию военных преступлений во Вьетнаме.
Пацифист и бесстрашный демистификатор, Рассел поплатился за свои идеалы. Его несколько раз судили, брали под стражу, отняли кафедру City College в Нью-Йорке. Философ был женат четыре раза
458 Рассел, Витгенштейн и философия языка
и, следовательно, - трижда! - разведен. Вместе со второй женой, Дорой Уинфред Блэк, основал школу, но революционные педагогические методы ничем не ограниченной свободы не позволили ей просуществовать слишком долго.
Любая религия, метафизика, вера рано или поздно обречены умереть, осмыслены только тавтологические утверждения математики и эмпирические науки. Христианскую мораль Рассел находит обскурантистской, догматической и бесчеловечной. Сквозь все эти рассуждения проступает серость викторианской господствующей трактовки религии. За всем этим, как вспоминает биограф А. Вуд, стояло желание Рассела покончить с невежеством соотечественников, и особенно - содействовать сексуальному раскрепощению.
Имея дух живой и творческий, философ прожил свою жизнь в устремлении к новому миру, 'свободному от зависти и жестокости, где счастье и свободное развитие наполняют жизнь интеллектуальным наслаждением. Такой мир возможен, надо лишь чтобы люди хотели его создать'.
Альфред Норт Уайтхед родился в Рамсгейте (Кент), в 1861 г. Он посвятил себя математике (но не пренебрегал при этом изучением классических языков и истории), и в 1898 г. вышел в свет 'Трактат по общей алгебре'. Вместе с Расселом Уайтхед создал трехтомный труд 'Principia mathematica' (1910-1913). До 1924 г. он преподавал математику в Кембридже и Лондоне, затем, до 1937 г., - философию в Гарвардском университете. Умер в 1947 г. Среди множества его философских работ назовем такие: 'Наука и современный мир' (1925), 'Религия в созидании' (1926), 'Процесс и реальность' (1929), 'Приключения идей' (1933), 'Способы мысли' (1938).
'Три книги: "Наука и современный мир", "Процесс и реальность", "Приключения идей" образуют, - писал Уайтхед, - некую попытку выразить способ понимания природы вещей, показывающий, как этот способ подтверждается изменениями, произошедшими в человеческом опыте'. 'Спекулятивная философия, - читаем мы в работе "Процесс и реальность", - это усилие создать связанную систему логически необходимых общих идей, посредством которых каждый элемент нашего опыта может быть объяснен'. Частные науки освещают специфические аспекты реальности, внутренняя связь которых поддерживается этим усилием. Философия и наука
Уайтхед: процесс и реальность 459
461
Людвиг Витгенштейн родился в Вене в 1889 г. Его отец Карл Витгенштейн был среди основателей сталелитейной промышленности империи Габсбургов. В 1906 г. он отправил сына учиться в Англию. Закончив техническую школу, Людвиг стал студентом инженерного факультета Манчестера, а оттуда в 1911 г. по совету Фреге отправился в Кембридж (Trinity College). Здесь под руководством Рассела он изучал основы математики. Но вспыхнувшая в 1914 г. война заставила философа уйти добровольцем на фронт. Захваченный в плен, он оказался в итальянской тюрьме в Кассино. После освобождения в августе 1919 г. он обсуждает с Расселом в Голландии рукопись своей работы, озаглавленной по предложению Джорджа Мура 'Tractatus logico-philosophicus' ('Логико-философский трактат'). С 1920-го по 1926 г. он преподавал в начальной школе в маленьких провинциях Нижней Австрии, затем строил дом для своей сестры. Вернувшись в Кембридж, Витгенштейн начал преподавать в 1930 г. в Trinity College. В 1939 г. сменил Мура на кафедре философии. Во время Второй мировой войны философ не погнушался работой санитаром в одном из лондонских госпиталей, затем лаборантом в Ньюкасле. Последние лекции относятся к 1947 г. Затем год одиночества в Ирландии. Навестив в 1949 г. своего бывшего ученика, американца Нормана Малколма, философ узнает по возвращении в Кембридж, что болен раком.
Малколм, бывший в день смерти 29 апреля 1951 г. рядом с учителем, слышал последние слова Витгенштейна: 'Скажите им, что это была восхитительная жизнь!' 'Ими' были близкие друзья философа, комментирует Малколм, 'и, когда я думаю о его глубоком пессимизме, об умственном и моральном напряжении и
462
Людвиг Витгенштейн (1889-1951)
Витгенштейн: 'Логико-философский трактат' 463
страданиях, о беспощадности, с которой он эксплуатировал собственный интеллект, о его потребности в нежности, с которой соединялась горечь, отталкивавшая привязанность, мне все кажется, что он был невыносимо несчастлив. Тем не менее, умирая, он повторял самому себе: "Какая была сказочная жизнь!" Странные и таинственно волнующие слова'.
'Трактат' вышел в 1921 г. на немецком языке в 'Натурфилософских анналах' (XIV, 3-4, 185-262), и уже через год появилась английская версия в Лондоне с предисловием Б. Рассела. Основные тезисы Витгенштейна звучат так: 'Мир есть все, что происходит. Мир - целокупность фактов, а не предметов [1, 1.1]. Происходящее, факт, - существование со-бытий. Со-бытие - связь объектов (предметов, вещей) [2, 2.01]. Объект прост [2.02]. Объекты образуют субстанцию мира. Потому они не могут быть составными [2.021]. Устойчивое, сохраняющееся и объект суть одно и то же. Объект - устойчивое, сохраняющееся; конфигурация - меняющееся, нестабильное [2.027, 2.0271]. Мы создаем для себя картины фактов [2.1]. Картина - модель действительности [2.12]. То, что в картине должно быть общим с действительностью, дабы она могла по-своему - верно или неверно - изобразить ее, есть присущая ей форма изображения [2.17]. Мысль - логическая картина факта [3]. Имя обозначает объект. Объект - его значение ('А' есть тот же знак, что и 'А') [3.203]. Мысль - осмысленное предложение [4]. На первый взгляд предложение - как оно, например, напечатано на бумаге - не кажется картиной действительности, о которой в нем идет речь. Но и нотное письмо на первый взгляд не кажется изображением музыки, а наше фонетическое (буквенное) письмо - изображение нашей речи. И все-таки эти знаковые языки оказываются даже в обычном смысле слова изображениями того, что они представляют [4.011]. Граммофонная пластинка, музыкальная тема, нотная запись, звуковые волны - все они находятся между собой в таком же внутреннем отношении отображения, какое существует между языком и миром [4.014]. О чем нельзя говорить, о том следует молчать [7]'1.
1 Витгенштейн Л. Логико-философский трактат // Философские работы. Ч. 1. - М.: 'Гнозис', 1994. - С. 5-24, 73.
464 Рассел, Витгенштейн и философия языка
Мы видим в 'Трактате' определенную онтологию. Теории реальности соответствует теория языка. Язык (согласно так называемому раннему Витгенштейну) есть 'проективное изображение' реальности.
Мы изготавливаем факты из изображений. То, что изображение обязано иметь общего с реальностью, это - точным или ложным образом - форма символического изображения.
Следовательно, мысль проективно отражает реальность. Например, предложение 'Сократ - афинянин' описывает факт гражданства Сократа. Молекулярное предложение 'Сократ - афинянин и учитель Платона' отсылает к сложному факту, устанавливающему не только гражданство Сократа, но и взаимосвязь с Платоном. Простой факт делает истинным или ложным простое предложение, а молекулярный факт есть комбинация простых фактов, делающих истинным или ложным молекулярное предложение.
Между предложениями нет иерархии, можно говорить лишь о наборе их. Полное собрание предложений - целостное знание. Как далеко простирается знание? Как располагается реальность, фигуративно проектируемая посредством языка? Нельзя сказать, что эти проблемы сильно беспокоили Витгенштейна. Для обоснования теории языка ему пришлось изобрести свою онтологию. Исследователи (например, Маслоу, Шпехт) в оценке ее расходятся с Расселом и неопозитивистами, трактовавшими фигуративно изображенную реальность как реальность эмпирическую. 'Пространство, время, цвет, - пишет Витгенштейн в "Трактате", - суть формы предметов'. Ясно, что все пространственно-временное, колоритное, так или иначе физически ощущаемо. 'Целокупность истинных предложений - наука в ее полноте (или целокупность наук) [4.11]. Философия не является одной из наук. (Слово 'философия' должно обозначать нечто, стоящее под или над, но не рядом с науками.) [4.111]. Цель философии - логическое прояснение мыслей. Философия не учение, а деятельность [4.112]'1.
'Смысл предложений - его соответствие и несоответствие возможностям существования или не-существования со-бытий [4.2]'2.
1 Витгенштейн Л. Логико-философский трактат // Философские работы. Ч. 1. - М.: 'Гнозис', 1994. - С. 24.
2 Там же, с. 29.
Витгенштейн: антиметафизика 465
Критику метафизики Витгенштейн начинает так. Люди не в состоянии непосредственно извлечь из повседневного языка его логику. 'Язык переодевает мысли. Причем настолько, что внешняя форма одежды не позволяет судить о форме облаченной в нее мысли; дело в том, что внешняя форма одежды создавалась с совершенно иными целями, отнюдь не для того, чтобы судить о ней по форме тела. Молчаливо принимаемые соглашения, служащие пониманию повседневного языка, чрезмерно сложны. Большинство предложений и вопросов, трактуемых как философские, не ложны, а бессмысленны... Большинство предложений и вопросов философа коренится в нашем непонимании логики языка... И неудивительно, что самые глубокие проблемы - это, по сути, не проблемы. Вся философия - это критика языка [4.002, 4.003, 4.0031]'1.
Философское произведение состоит в истолковании. Философская активность проясняет комбинации символов между собой. Так, на долю философии выпадает деятельность по прояснению характера утверждений эмпирических наук, логических тавтологий и псевдосуждений метафизики.
Таковы основные идеи 'Трактата'. Философ, разумеется, отдает себе отчет в том, что по ту сторону науки есть мир. 'Мы чувствуем, что, если бы даже были получены ответы на все возможные научные вопросы, наши жизненные проблемы совсем не были бы затронуты этим... Решение жизненной проблемы мы замечаем по исчезновению этой проблемы. (Не потому ли те, кому после долгих сомнений стал ясен смысл жизни, все же не в состоянии сказать, в чем состоит этот смысл.) В самом деле, существует невысказываемое. Оно показывает себя, это - мистическое' [6.52-6.522]. Мистическое - не то, как мир есть, а что он есть. 'Смысл мира должен находиться вне мира. В мире все есть, как оно есть, и все происходит, как оно происходит; в нем нет ценности - а если бы она и была, то не имела бы ценности... То, что делает его не случайным, не может находиться в мире, ибо иначе оно бы вновь стало случайным. Оно должно находиться вне мира... Высшее не выразить предложениями... Так же, как со смертью, мир не изменяется, а прекращается. Смерть не событие жизни. Стало быть наша жизнь не имеет конца, так же как наше поле зрения не имеет границ [6.41, 6.42, 6.431, 6.4311]'2.
Смысл мира следует искать вне его. Конечно, тогда не останется и вопросов, но это и есть ответ. Проблема жизни решается в момент ее исчезновения. Это и есть так называемая мистическая часть 'Трактата',
1 Витгенштейн Л. Логико-философский трактат // Философские работы. Ч. 1. - М.: 'Гнозис', 1994. - С. 18-19. 2 Там же, с. 70-71, 72
466 Рассел, Витгенштейн и философия языка
Читаемый, обсуждаемый и толкуемый в разных перспективах 'Трактат' стал одним из самых влиятельных философских сочинений нашего века. Неопозитивисты, вычеркнув мистическую его часть, сделали акцент на антиметафизической установке, теории тавтологичности логических утверждений. Атомарные предложения стали именоваться протокольными, а философии досталась роль уточняющей научный язык деятельности. Кто-то из ученых назвал даже 'Трактат' Библией неопозитивизма.
Сегодня этот образ слегка померк: вспомнили, что Витгенштейн не был членом Венского кружка, никогда не посещал его заседаний, наконец, неопозитивистам не сочувствовал, что следует из 'Писем Энгельману' (1967) и 'Писем Людвигу фон Фикеру' (1969). В письме Фикеру 1919 г. (за три года до приезда М. Шлика, основателя Венского кружка, в австрийскую столицу) Витгенштейн пишет по поводу публикации 'Трактата': 'Возможно, будет полезно, если я напишу пару слов о моей книге. Из чтения ее, я уверен, Вы не извлечете ничего особенного. Вы не поймете ее, а аргументы покажутся Вам странными. На самом деле ничего странного в них нет, ибо смысл книги этический. Однажды я даже хотел сделать добавление в Предисловие, и я сделаю это сейчас для Вас, ибо это ключ к пониманию работы. Действительно, в ней есть две части: та, что написана, и другая, ненаписанная. Именно вторая важнее...'
Не потому ли важнее ненаписанное, что касается трудновыразимого - религии и этики? Так сопрягаются логика и философия 'Трактата' с его мистическим фоном. Проблемой основания, по мнению А. Яника и С. Тулмина ('Великая Вена', 1973), перед Витгенштейном стоял вопрос, как найти метод примирения физики Герца и Больцмана с этикой Кьеркегора и Толстого. Неопозитивисты, не понимая глубины этой проблемы, называли нонсенсом мистические колебания философа. 'Целое поколение учеников, - комментирует ситуацию Энгельманн, - считали Витгенштейна позитивистом, и у него немало было с ними общего: линия на разделение того, о чем можно говорить, и того, о чем следует молчать, была ими продолжена. Разница лишь в том, что последние решительно не имели того, что стоило умолчания. Суть позитивизма в установке, что только проговариваемое обладает ценностью. Позиция Витгенштейна была противоположной: все самое ценное в человеческой жизни таково, - он искренне в это верил, - что о нем не следует говорить. Когда все же он предпринял попытку измерить область непроговариваемого и вместе с тем далеко непустячного, то оказалось, что это не берег исследованного им острова, а целый океан'.
Витгенштейн: 'Философские исследования' 467
В предисловии к 'Трактату' Витгенштейн написал: 'Истина идей, здесь изложенных, вне всяких подозрений и окончательна'. И философ замолчал. Проблемы определенным образом разрешены, а 14 июля 1924 г. он ответил Кейнсу, пытавшемуся вернуть Витгенштейна в Кембридж: 'Вы просите, чтобы я нашел в себе силы и возможность для научной работы. Нет, здесь уже ничего нельзя поделать, во мне нет достаточно сильного импульса для таких занятий. Все, что я хотел сказать, сказано, источник иссяк. Возможно, звучит странно, но это так'.
На самом деле не все проблемы были окончательно решены, и уже в январе 1929 г. мы видим Витгенштейна в Кембридже. Мотив возвращения к философии созрел в марте 1928-го, во время конференции в Вене, собранной математиком-интуиционистом Л. Э. Брауэром (L. E. Brouwer). Кроме того, не забудем: 1) встречи Витгенштейна с членами Венского кружка, подробно описанные Вайсманом в книге 'Витгенштейн и Венский кружок' (1967); 2) многократные переговоры с Рамсеем по поводу ревизии расселовских 'Principia mathematica' и некоторых тезисов 'Трактата', относящихся к основаниям логики и математики; 3) опыт работы с детьми в школе и анализ детского языка.
Так возникла новая теоретическая перспектива интерпретации языка, заявленная в работах: ' Философские наблюдения' (1929-1930), 'Философская грамматика' (1934), 'Голубая и коричневая книги' (1935), 'Замечания по основаниям математики' (1944), 'О точности' (1951), наконец, 'Философские исследования' в двух частях (1945- 1949), самое зрелое произведение Витгенштейна.
'Философские исследования' начинаются суровой критикой традиционных интерпретативных схем, рассматривающих язык как собрание имен, деноминатов и десигнатов объектов, названий вещей и лиц, объединенных логико-семантическим аппаратом со связками 'есть', 'или', 'если, то' и т. д. Ясно, что задача понимания здесь сводится к даче объяснений посредством явных дефиниций. Такие 'остенсивные' (ostentation - перефразировка) дефиниции постулируют серию актов и ментальных процессов,
468 Рассел, Витгенштейн и философия языка
образующих переход от языка к реальности. Теории рафигурации (языкового изображения), логического атомизма и ментализма, как видим, тесно связаны.
На самом деле языковая игра в деноминацию вовсе не изначальна. Даже когда я указываю на вещь или человека, называя по имени: 'это Мария', 'это красное', - мой собеседник лишен определенности относительно качественных свойств указываемых объектов. Сообщая, что каждое слово этого языка что-то обозначает, мы не сообщаем ничего по существу, - пишет Витгенштейн в 'Замечаниях по основаниям математики'. - Полагают, что обучение языку состоит в наименовании предметов: людей, форм, цветов, болезненных состояний, настроений, чисел и т. д. Назвать их - словно прикрепить ярлык к вещи. Можно сказать, что так мы готовимся к употреблению слов. Так к чему же мы готовимся?
'Мы называем вещи и затем можем о них говорить, беседуя, можем ссылаться на них... В то время как способы действия с нашими предложениями многообразны. Подумай только об одних восклицаниях с их совершенно различными функциями. Воды! Прочь! Ой! На помощь! Прекрасно! Нет! [27]'1. Можно ли их назвать наименованиями предметов?
Языковых игр бесконечно много, как бесконечны способы использования слов, знаков, пропозиций. Множественность не есть что-то фиксированное, данное раз и навсегда. Одни игры рождаются, другие, старея, исчезают. Само слово 'игра' указывает на факт, что язык, говорение, будучи типом активности, составляют часть жизни.
Попробуем оценить множественность лингвистических игр из следующих (и подобных им других) примеров:
'Отдавать приказы или выполнять их... Решать арифметические задачи... Переводить с одного языка на другой... Спрашивать, благодарить, проклинать, приветствовать, молить [23]'2.
Интересно, как нынешние логики оценили бы такую структуру языка и множественность способов его употребления?
Язык как активность есть часть жизни. Так редукционистская модель логического атомизма приходит в негодность. Понятие 'языковой игры' введено не в целях 'грядущей регламентации
1 Витгенштейн Л. Философские исследования // Философские работы. Ч. 1. - М.: 'Гнозис', 1994. - С. 90.
2 Там же, с. 91.
Витгенштейн: принцип пользования 469
языка', а как указание на его альтернативные функции, которые посредством сходства и различия описывают и показывают употребление слов в контексте жизни, институтов и человеческого поведения.
Вместе с логическим атомизмом разбит вдребезги и ментализм, неиссякаемый источник недоразумений, порожденных магией остенсивной модели. Когда, по аналогии с миром физических объектов, мы не можем указать на 'одно телесное действие, которое бы называлось указанием на форму (в отличие, скажем, от цвета), то мы говорим, что этим словам соответствует некая духовная деятельность. Там, где наш язык предполагает наличие тела, там склонны говорить о существовании духа [36]'1.
Не принимает Витгенштейн и эссенциализм, усматривающий вечные субстанции. Идея кристальной чистоты логики также отвергнута. Вместо того чтобы искать сходное в том, что мы называем языком, 'я говорю, что нет общего основания для употребления одного и того же слова, просто слова роднятся одно с другим множеством различных способов'. Благодаря этому родству или родствам, мы и называем их 'языками'.
Понятие обозначает 'семейное сходство'. Такие понятия, как 'предложение', 'слово', 'доказательство', 'дедукция', 'истина', не есть сверхпонятия, устанавливающие сверхпорядок. Если их и употребляют, то так же, как и слова 'стол', 'лампада', 'дверь'. По существу, продолжает Витгенштейн, язык не есть формальное единство, как мы воображали, - это семейство конструктов, более или менее похожих друг на друга. 'Как же тогда быть с логикой? Ведь ее строгость оказывается обманчивой. А не исчезает ли вместе с тем и сама логика? Ибо как логика может поступиться своей строгостью? Ждать от нее послаблений в том, что касается строгости, понятно, не приходится. Предрассудок кристальной чистоты логики может быть устранен лишь в том случае, если развернуть все наше исследование в ином направлении... Проблемы решаются не через приобретение нового опыта, а путем упорядочения уже давно известного. Философия есть борьба против зачаровывания нашего интеллекта средствами нашего языка... Нас берет в плен картина. И мы не можем выйти за ее пределы, ибо она заключена в нашем языке и тот как бы нещадно повторяет ее нам. Когда философы употребляют слово - "знание", "бытие", "объект", "я", "предложение" , "имя" - и пытаются схватить сущность вещи, то всегда следует спрашивать: откуда оно родом? [108-109, 115, 116]'2.
1 Витгенштейн Л. 'Философские исследования' // Философские работы. Ч. 1. - М.: 'Гнозис', 1994. - С. 96-97.
2 Там же, с. 126-128.
470 Рассел, Витгенштейн и философия языка
Язык - это игра, а значение слова есть его употребление. Существуют также правила пользования. Следовать правилу - все равно что подчиняться команде: со временем образуется привычка подчиняться. Следовать правилу, вступать в общение, отдать приказ, сыграть партию в шахматы - все это суть привычки (обычаи, институты). Правила, образующиеся в результате дрессировки, социальны по своему характеру. В том смысле, в каком существуют процессы (также и процессы психические), характерные для понимания, понимание не есть психический процесс. Образ, державший мысль в заключении, был связан с фактом, что ментальный мир населен призраками, т. е. философскими проблемами. 'Но это не эмпирические проблемы, а проблемы, решение которых приходит через проникновение в способ действия нашего языка, вопреки мощной тенденции непонимания. Проблемы разрешаются не в процессе порождения нового опыта, а скорее тогда, когда усваивается и упорядочивается давно известное. Философия - борьба против колдовских чар нашего интеллекта посредством языка'.
'Философские проблемы возникают, когда язык на каникулах. Решение - в анализе. Философов, использующих слова "знание", "бытие", "объект", "я", "пропозиция", "имя" в попытке уловить сущность вещи, следует постоянно спрашивать: было ли данное слово когда-нибудь эффективно использовано в языке, считающемся родиной этого слова?'
Мы возвращаем слова от метафизического к их повседневному употреблению, поскольку язык составляет часть нашей естественной истории, так же как ходить, есть, пить, играть. Язык действует на фоне человеческих нужд в определенной человеческой среде. 'Для большого класса случаев - хотя и не для всех, - где употребляется слово "значение", можно дать следующее его определение: значение слова - это его употребление в языке. А значение имени иногда объясняет, указывая на его носителя... Философ лечит вопрос: как болезнь [43, 255]'1.
'Не ищите смысл, ищите употребление, - повторял Витгенштейн в Кембридже и добавлял: - То, что я даю, это морфология выражения в использовании. Я доказываю, что у всякого выражения есть функции, о которых вы и не подозревали. В философии мы вынуждены обращаться с понятием определенным способом. Я предлагаю
Витгенштейн Л. Философские исследования // Философские работы. Ч. 1. - М.: 'Гнозис', 1994. - С. 99, 174.
Витгенштейн - учитель начальной школы 471
предположить и даже изобрести другие способы его использования. Я выдвигаю возможности, о которых вы никогда и не думали. Думаете, что есть одна, максимум две возможности. Я предлагаю вам подумать о других. Более того, я доказываю, что абсурдно ждать, что понятие приспосабливается к таким тесным возможностям. Я освобождаю вас, таким образом, от ментальных судорог, чтобы вы смогли осмотреть пространство использования слов и выражений и описать различные другие типы употребления'. Итак, философия (почти как психотерапия) врачует языковые болезни. 'Какова твоя цель в философии? - Показать мухе выход из мухоловки [309]'1.
Вернувшись из заключения в итальянской тюрьме и получив диплом в Вене, Витгенштейн целых шесть лет (1920-1926) учительствовал в трех небольших селениях Нижней Австрии. Это не просто забавный биографический факт, в нем можно увидеть две решенные задачи: 1) контакт с живым языком детей помог заземлить многие сложные академические проблемы при переходе к так называемой 'второй философии'; 2) философ составил вместе с учениками 'Словарь для начальных школ', без которого педагоги не обходятся и сегодня.
Школа, где преподавал Витгенштейн, была реформирована на основе принципов вюрцбургской школы, социал-демократом О. Глокелем (О. Glokel) и гештальт-теоретиком К. Бюлером (К. Buhler), отстаивавшими приоритет личностного начала в отличие от ассоцианистских теорий. Основатели школы задались целью выпустить генерацию людей трудолюбивых, решительных, справедливых, морально устойчивых, самостоятельных, понимающих важность культурных ценностей и умеющих их создавать.
Некоторые из казавшихся странными школьных новаций (уроки моделирования с деревом и бумагой, экскурсии, перечни слов, аргументации и др.) приписывались Витгенштейну, оригинальность метода которого была в установке на диалект в преподавании языка и введении его в специальные области (математики, биологии, астрономии, истории и т. п.).
Что касается упомянутого 'Словаря', то он состоял из простых повседневных слов и выражений австрийских детей альпийского
Витгенштейн Л. Философские исследования // Философские работы. Ч. 1. - М.: 'Гнозис', 1994. - С. 186.
472 Рассел, Витгенштейн и философия языка
региона ('дом', 'кухня', 'домашние животные', 'хлев', 'крестьянские работы', 'огород', 'деревья', 'цветы', 'лес', 'птицы', 'охота', 'ремесла', 'ручной инвентарь', 'веса и меры', 'коммунальное хозяйство'). Не остались без внимания и религия, жизнь прихожан, болезни, психология и все, что связано с человеческими телом и душой. Витгенштейн определенно хотел сделать своих детей рачительными хозяевами языка как родного обиталища. Несомненно, его интересовало и то, как расширить лингвистический спектр, ибо чем шире языковое употребление, тем больший спектр реальности попадает в сферу понимания. Судя по ' Словарю', языковые игры касались множества дисциплин, таких как механика, астрономия, биология, ботаника, архитектура и даже анатомия. Скелет кота, сделанный учениками при содействии Витгенштейна, можно сегодня увидеть среди экспонатов Dokumentation di Kirchberg am Wechsel.
473
Философия языка развивалась в двух центрах - Кембридже и Оксфорде, поэтому ее и называют 'кембридж-оксфордской философией'. Она развивалась скорее как движение, а не школа. Среди аналитиков были не только англичане, поэтому трудно говорить об унитарном корпусе идей и достижений. Объединяет их своего рода 'ремесло', ментальность, тип анализа, показывающий, как функционирует 'язык', на котором мы читаем мир, - в этом и есть фамильное сходство кембридж-оксфордской философии.
Имена Б. Рассела, Дж. Мура и Л. Витгенштейна украсили школу Кембриджа. Мур, отказавшись от идеализма, выступил в защиту здравого смысла ('Принцип этики', 1903; 'В защиту здравого смысла', 1925). Он стоял у истоков интуиционизма, согласно которому идея 'блага' неопределима. Тщательно анализируя солипсистские утверждения (типа 'время нереально', 'внешний мир не существует'), Мур немало способствовал утверждению позиций аналитической философии.
Последователь Мура на кембриджской кафедре - Витгенштейн. Его 'вторая' философия концентрируется на 'принципе использования' языка и теории языковых игр. Он призывал: 'Не ищите смысла, ищите способ употребления'. Язык, показал он, есть комплекс лингвистических игр, связанных одна с другой самыми различными способами. Задача философии состоит в описании функций, приписываемых словам, комплекса правил той или иной игры, за которыми всегда стоят реальные человеческие потребности. Понимание правил может избавить от 'ментальных судорог', производимых подстановкой, когда, играя в одну игру, мы применяем правила другой. Это все равно как если бы при игре в шахматы использовать приемы регби. Философия - сражение против языковой зашоренности интеллекта.
474 Рассел, Витгенштейн и философия языка
Несмотря на разницу в подходах, Рассел, Джонсон, Броуд, Рамсей едины в том, что философия - это аналитическое прояснение языка и, стало быть, мышления. Неслучайно журнал, появившийся в 1933 г., назывался 'Analysis'. Его главный редактор Дункан-Джонс (G. Duncan-Jones), вместе со своими сотрудниками - Л. Стеббингом (L. S. Stebbing), Ч. Мэйсом (С. А. Масе), Г. Райлом (G. Ryle), пытался противопоставить спекулятивным метафизическим абстракциям точные философские дефиниции, проясняющие известные факты.
В рамках этой программы-максимум возник еще один вопрос: каков предмет анализа - фраза, пропозиция, понятие, слово? Какова процедура анализа и на основе каких критериев оценивать результаты? Так последователи Витгенштейна подвергли анализу само понятие 'анализа'.
Один из самых известных кембриджских философов Дж. Уисдом (Wisdom, p. 1904) интересовался проблемами искусства, религии, человеческих отношений. С иронией и юмором он описал в своих очерках впечатляющие авантюры метафизики, показав, впрочем, невозможность возвращения назад. Метафизика - это парадоксальная попытка говорить о том, о чем нельзя говорить. В метафизических высказываниях очевидны лингвистические проколы. Парадоксы (по отношению к нормальным лингвистическим стандартам) - наподобие тезисов солипсизма, принципа верификации - выполняют функцию пробоин в крепостной стене нашего ментального аппарата. Открывая новые горизонты, они ставят новые проблемы, те, в свою очередь, генерируют другие. Философ не может не быть творцом: 'Он тот, который много видел и ничего не забывает. И видит любую вещь как в первый раз. Открытия принадлежат не только Христофору Колумбу и Пастеру, но и Достоевскому, Толстому и Фрейду'. Уисдом добавляет: 'Художники, наиболее ценимые нами, не просто рассказывают выдуманные истории. Пруст, Мане, Брейгель, Ботичелли и Вермеер показывают реальность. Хотя бы на мгновение они умеют подарить радость без тревоги, покой без скуки'.
Говоря о Кембридже, нельзя не упомянуть также Дж. Пола (G. A. Paul), М. Лазеровица (М. Lazerowitz) и Н. Малколма (N. Malcolm). Сложно дать им общую характеристику, но если необходимо определить направление, то следует сказать, что на их взгляд философский анализ подобен терапии. Мур утверждал, что многих философских конфузов можно было бы избежать, если сначала проанализировать вопросы, ответы на которые рождают такие затруднения. Для Витгенштейна проблемы (как болезни) решаются, если распутать языковые узлы нашего мозга. По Уисдому, к философским тупикам следует относиться так, как к аналогичным ситуациям относятся в психоанализе: лечение - это диагноз, а диагноз - полное описание симптомов.
Оксфордская школа 475
После 1951 г. мы наблюдаем интенсивный рост философских исследований в Оксфорде. Около пятнадцати лет ведущую роль на интеллектуальной сцене играли Гилберт Райл (G. Ryle, 1900-1976) и Джон Лэнгшоу Остин (J. L. Austin, 1911-1960). Знаток Платона и Аристотеля, Райл прошел через увлечение Гуссерлем и неопозитивизмом. В 1931 г. он опубликовал статью 'Утверждения, систематически вводящие в заблуждение', где дал описание фраз, 'грамматическая форма которых не соответствует логической структуре фактов', что и дает начало антиномиям и паралогизмам.
В 'Категориях' (1937) Райл утверждает, что задача философа состоит в превентивной корректировке логических ошибок, так называемых 'категориальных ошибок', по причине которых одно понятие входит в сферу категории, к которой заведомо не принадлежит, хотя и сходно по грамматической форме. В очерке 'Философские аргументации' (1947) он показал, что логическая структура собственно философского типа аргументации воспроизводит reductio ad absurdum (сведение к абсурду). Другая известная работа Райла, 'Дух как поведение' (1949), анализирует логический потенциал понятий. Он стремился устранить категориальную ошибку, которая породила дуалистический картезианский миф о душе и теле.
Пристальным интересом к обыденному языку отмечены исследования Остина. Он работает в горячей, философски нагруженной зоне обычных словоупотреблений (ощущения, ответственность и т. п.), где гамма существующих выражений отвечает на разнообразные запросы, в свете которых сверхпростые философские дихотомии распадаются. В книге 'Обыденный язык' мы находим семьдесят выражений разной степени ответственности. Философы должны принимать их в расчет. Анализ лингвистических единиц показывает, что мы не столько говорим о вещах, сколько их лепим. В работе 'Как сделать вещи словами' (1965) Остин показал отличие индикативных (констатирующих) заявлений от перформативных (исполнительных). Скажем, предложения типа: 'Завтра я еду в Пизу' - могут быть истинными или ложными, предложения же другого типа: 'Обещаю тебе, что...', 'Объявляю открытой демонстрацию' - удачными или неудачными. Однако представляется, что фраза: 'Завтра я еду в Пизу' - совпадает с другой: 'Я гарантирую тебе, даю честное слово, что завтра поеду в Пизу'. Используя слова в определенной грамматике, изучая словарь, Остин вводит понятие 'локутивный акт'.
С другой стороны, Остин говорит и об 'иллокутивных' силах и действиях (вопрос, молитва, информация, команда и т. д.). Говоря о чем-то, мы всегда формуем некую 'прелокутивную' (предсказанную) ситуацию и провоцируем определенные эффекты: убеждаем,
476 Рассел, Витгенштейн и философия языка
изумляем, сообщаем, обманываем, запутываем и т. д. 'Обыденный язык - не последнее слово, это принципиальная линия, где нужны обобщения, усовершенствования, преодоления. Заметим, это первое слово... Мы берем в расчет не только слова, но и реальность, где они проговариваются. Мы заостряем наше восприятие феноменов путем уточнения терминов' (Остин, 'Защита для оправданий', 1956).
Среди оксфордских ученых известны такие, как П. Ф. Стросон (P. F. Strawson), А. Айер (A. J. Ayer), С. Хэмпшир (S. Hampshire), Г. Харт (H. L. A Hart), С. Тулмин (S. E. Toulmin), P. Хеар (R. М. Hare), И. Берлин (I. Berlin), Д. Пирс (D. Pears), А. Монтефиоре (A. Montefiore), П. Ноуэлл-Смит (P. Nowell-Smith), Дж. Уорнок (G. J. Warnock). Обладая разными интересами, они продолжили изучение обыденного языка в духе оксфордской школы. Хэмпшир в книгах 'Мышление и поступок' (1960) и 'Свобода инвидида' (1965), отвергнув идею о том, что знание о механизмах функционирования человеческого сознания ограничивает свободу действий, пришел к противоположному выводу об обратной зависимости свободы от осознания ментальных процессов.
Питер Стросон (р. 1919), один из лидеров оксфордской философии, поставил перед собой две взаимодополняющие задачи: первая - выявить контактные и контрастные точки между языковым поведением и символами некой логической системы; вторая - прояснить, хотя бы в первом приближении, природу формальной логики. Под дескриптивной метафизикой ('Индивидуалии. Очерк по дескриптивной метафизике') он понимает систему основных понятий, на базе которых мы читаем мир. Книга 'Индивидуалии' имеет две части. Первая устанавливает центральную позицию материальных тел и личностей. Среди партикулярных сущих вторая часть книги устанавливает и объясняет связь между идеей частного вообще и идеей объекта, к которому отсылает, или логического субъекта.
Понятие личности, по Стросону, слишком примитивно: расхожий его смысл игнорирует картезианский оттенок сознания как сугубо частного состояния. Поэтому как предикаты, описывающие состояния сознания, так и предикаты, приписываемые телесным характеристикам, применимы к любому индивиду этого типа. Несложно увидеть в дескриптивной метафизике кантианские элементы и намерение применить теорию априоризма к языковой сфере. Хэмпшир в этом отношении очень близок к Стросону. 'За всеми частными грамматиками различных языков стоит основа одной грамматики, в которой отражаются универсальные аспекты человеческого опыта. Для философов наиболее важная задача - как проникнуть в эту самую глубинную грамматику', - писал Хэмпшир, комментируя 'новый поворот к Канту'.
Обыденный язык 477
Тем не менее А. Айер, автор классического неопозитивистского трактата 'Язык, истина и логика' (1936), не согласен с Хэмпширом, ибо возрождение кантианского подхода чревато риском провалиться в априористскую антропологию. Проблемы современности остаются нерешенными из-за непонимания языковых рамок мышления.
Позицию лингвистического конвенционализма мы находим у Вайсмана, ученика и помощника Шлика. Во 'Введении в математическое мышление' (1936), отвергая тезис Витгенштейна о логическом основании математики, Вайсман заявляет: 'Математика ни на чем не основана'. 'Мы можем описать арифметику, показав ее правила, но не обосновать ее... Последняя основа будет постулатом. Все, что содержит аспект обоснования, уже в каком-то смысле ложно, с этим нельзя согласиться'.
Идея конвенционализма присутствует и в очерке 'Верифицируемость', где Вайсман утверждает, что опыт ничего не доказывает и не опровергает, скорее он 'говорит за', 'говорит против', 'громче', 'подкрепляя' или 'ослабляя'. В незавершенной серии статей 'Analytic-Synthetic', опубликованных в 'Analysis' (1949-1952), Вайсман высмеивает аналитиков обыденного языка, стремящихся установить 'правила' и 'корректность'. Корректности, говорит он, ищут те, кому нечего сказать. Границы, разделяющие типы пропозиций, надуманны и неуместны. За философией он закрепляет терапевтическую функцию, кроме того, ее задача - снять металлические решетки, парализующие язык и его творческие импульсы.
'Не будем путать слабительное с пищей, - пишет Вайсман. - Пока философия не умерла от недоедания, философ должен о чем-нибудь говорить'. Так какова же цель философии? 'Показать мухе выход из бутылки, и еще... из уважения умолчу о том, что хотел сказать... Что же такое философия? Философия это... видение... Для нее характерно буравить склеротический панцирь, образуемый традицией и конвенциями, и разбивать оковы, сооруженные предшественниками, - так только и можно увидеть вещи по-новому'.
В отличие от Венского кружка, оксфорд-кембриджское движение не распалось, напротив, укрепилось за счет специализации: появилась философия языка религии и метафизики, этики и
478 Рассел, Витгенштейн и философия языка
эстетики, историографии, политихи. Незамедлительно посыпались обвинения, что, увлекшись обыденным языком, философы-аналитики сделали из него культ, замкнулись в мире слов, потеряли интерес к реальности.
Следует сказать, что обвинения били мимо цели, поскольку:
1. Неверно, что внимание к обыденному языку означало пренебрежение к техническим языкам, все лингвистические страты философы-аналитики считали подлежащими исследованию;
2. Фактические проблемы оставались в центре, ибо именно понимание того, как функционирует язык, дает углубленное понимание реальности; 3. Здравый смысл и повседневный язык не были для аналитиков панацеей и последним словом философии. В лингвистической терапевтической практике от них, пожалуй, только отталкивались; 4. Аналитик изучает дискурсы, где термины и выражения, играя, отдаляются от изначального языка, рождая помимо правил новые смыслы, которые со временем образуют зависшие в пустоте лингвистические единицы. Задача исследователя - показать, как, когда и по каким правилам выражения обыденного языка переместились в другие языковые контексты; 5. Не содержа в себе ничего абсолютного, не будучи панацеей" от всех философских недугов, обыденный язык все же важный объект исследования в силу своего богатства, в нем зашифрованы память и опыт человечества; 6. Анализ обыденного языка, проведенный в целях создания логико-лингвистической карты, сближается с тем, что Стросон называл дескриптивной метафизикой, составляющей весомый вклад в этнолингвистику, о необходимости которой говорили Б. Л. Уорф (В. L. Whorf) и Э. Сепир (E. Sapir); 7. Мур не говорил о неприкосновенности обыденного языка, он защищал истину (решительно недоказуемую) здравого смысла, язык которого, несомненно, подлежит совершенствованию; 8. 'Второй' Витгенштейн говорил: 'Ordinary language is all right' ('С обыденным языком все в порядке'), а задача философии, стало быть, исследовать язык как он есть; 9. Но язык вообще есть, по мнению Райла, употребление обыденного языка и обычное использование языка, поэтому рядом с анализом повседневного языка (когда мы не используем технические языки) есть анализ привычных, т. е. технических, употреблений языка; 10. Остин утверждал, что обыденный язык следует анализировать в философски напряженных зонах (как, например, язык ответственных решений), ибо в них заключены тонкие различия. По мнению Остина, изучение обыденного языка есть только первое, а не последнее слово в философии. Устойчивая сохраняемость говорит о небесполезности присутствия в языке обыденных выражений.
Аналитическая философия и метафизика 479
Философы Венского кружка не только изгнали повседневный язык из сферы теоретического интереса. Метафизические, религиозные, этические, эстетические вопросы были объявлены лишенными смысла как неверифицируемые. Впрочем, принцип верифицируемости подвергся суровой критике, ибо: 1) он оказался самопротиворечивым; 2) в качестве последней судебной инстанции он показал себя криптометафизическим; 3) зараженный финитизмом и индуктивизмом, он оказался не в состоянии объяснить всеобщие законы эмпирических наук. Так, с одной стороны, критически был выдвинут принцип фальсифицируемости Поппера (как критерий демаркации, а не значения, на что претендовал принцип верификации). С другой стороны, Витгенштейн предложил принцип использования.
Так неопозитивистская атмосфера страха перед метафизикой постепенно развеялась. Стало ясно, что метафизические утверждения нетавтологичны и нефальсифицируемы, и все же они не лишены смысла. Они, кроме того, используются, и именно эти функции надлежит не осуждать, а уточнять. Этим занялась аналитическая философия метафизики. Вот ее выводы:
1. Абсурдно утверждать, что метафизика есть нонсенс. 2. 'Ментальные судороги' случаются, когда мы начинаем строить иллюзии, что метафизика - такая же информативная наука, как все прочие эмпирические. 3. Метафизика как видение, 'new way of seeing', позволяет лишь увидеть особым образом целый универсум как в первое утро рождения. 'Ты открыл новый способ понимания вещей, - писал Витгенштейн в "Исследованиях", - как если бы нашел новый прием рисования, новый ритм, новый род песен'. 4. Метафизика есть видение и потому парадокс. Ее 'истина' состоит в 'ложности'. Ее заявления часто подобны подземным толчкам в нашем лингвистико-концептуальном истеблишменте. Метафизика - противоядие от ментального склероза. 5. Метафизические функции можно найти в морали, политике, психологии, религии. 6. Метафизика - приглашение посмотреть на мир по-новому, поэтому она часто либо герметична, либо по-детски наивна. 7. Метафизика часто генерирует научные гипотезы. Проблемы, научно неразрешимые, ставятся много раз: 'То, что начиналось как метафизика, может кончиться как наука', ибо, отмечает Стросон, систематическая философская реконструкция понятий и языковых форм иногда обнаруживает применение в далекой от философии области. 'Большую часть метафизических систем, - писал по этому поводу Поппер, - можно переформулировать так, что они станут проблемами
480 Рассел, Витгенштейн и философия языка
научного метода'. Метафизика, следовательно, может возвещать рассвет науки. Ньютона, возможно, не было бы без Декарта, а социологии - без Маркса. 8. Если метафизика - 'видение', способ организации мира идей, при помощи которых мы читаем мир, то в таком случае весьма полезное занятие - попытаться проникнуть в глубинную грамматику, чтобы найти предпосылки нашего мышления и опыта. Это и есть дескриптивная метафизика Стросона.
9. Метафизика не собрание пропозиций, замкнутых на вечность, ее нельзя искать в чучельной мастерской. Это динамически развивающийся организм, рождающийся, размножающийся и умирающий.
10. Нефальсифицируемые метафизические системы не ложны и не истинны, они часто взаимно конвертируемы. Давая неожиданную перспективу, они заставляют взглянуть на мир по-иному.
Проблемы этики не очень интересовали неопозитивистов. Карнап, Мизес, Рейхенбах и Айер были строгими эмотивистами: ценности суть выражения чувств. Позицию социального гедонизма защищал М. Шлик в 'Вопросах этики' (1930), а В. Крафт в 'Основах научной теории ценностей' (1937) предвосхитил некоторые из результатов аналитических исследований. Чарльз Моррис назвал этическую проблематику 'оценивающе-стимулирующим дискурсом'. В работе 'Знаки, язык и поведение' (1946) мы читаем, что 'этот дискурс оценивает поступки в плане предпочтения (или осуждения) с точки зрения определенной группы, что и признается моральным качеством'. Эмотивистом был и Рассел, по мнению которого ценности не имеют ничего общего с познанием.
Об этике нельзя говорить на языке науки, утверждал Витгенштейн в 'Трактате'. Этику демонстрируют и удостоверяют как налично существующую форму жизни. Именно это важно для нас: делать этические утверждения - значит 'кидаться на языковые ограждения'. Но это столкновение вытекает из 'потребности человеческой души, которую лично я не могу не уважать и никогда не позволил бы другим высмеивать ее', - писал Витгенштейн в 'В лекции по этике' (1934). Напомним, что смысл 'Трактата' - этический.
В Кембридже и Оксфорде анализ этико-юридического языка стал едва ли не самой распространенной практикой. Библиография этого профиля работ необозрима, но можно все же говорить о наличии
Язык этики 481
трех фундаментальных моментов метаэтической рефлексии: интуиционизм, эмотивизм и прескриптивизм.
Дж. Мур и его последователи Г. Причард (H. A. Prichard) и В. Д. Росс (W. D. Ross) - самые известные представители интуиционизма. 'Я утверждаю, - писал Мур, - что "хорошее" - такое же простое понятие, как, например, "желтое". И как нет надобности объяснять, что такое "желтое" тому, кто уже не знает, что такое "желтое", так же нет возможности объяснить, что такое "хорошее"'. Благо воспринимают интуитивно. С другой стороны, вопрос касается того, что же мы должны делать? 'Более чем вероятно, что следует способствовать уже установленному обычаю, даже если речь идет о дурном обычае'. Нам неизвестны все возможные эффекты в будущем поступков альтернативного плана, поэтому, по Муру, не следует пренебрегать общепринятым как полезным и практикуемым.
Взгляд на ценности как свойства самих вещей Мур называет натуралистическим заблуждением. Но, лишенные объективного аспекта, они становятся неуловимыми, попадая в пустоту, поскольку интуиционизм решительно выводит этику в иную плоскость, нежели наука. Чтобы избежать этих недостатков, Ч. Стивенсон в книге 'Этика и язык' (1944) предлагает прояснить смысл этических терминов 'благо', 'правильно', 'справедливо', 'должно' и т. п., а затем указать общие методы для проверки этических суждений. Выяснилось, что этические термины - носители двойного смысла: дескриптивного и эмотивного. Ответ того, кто слушает, и стимул того, кто говорит, находятся в сфере эмоций. С другой стороны, дескриптивный смысл заключается в намерении дать знание.
Ясно поэтому, что и несогласие в этике также нагружено двойным смыслом: 'несогласием верований и несовпадением установок поведения'. 'Лучшая осведомленность может сгладить несогласие установок, но все же источником споров остаются несовпадения верований, часто сложной природы... Моральные суждения принимают роль рекомендаций в плане одобрения или неодобрения... Проблемы этики отличаются от научных именно присутствием поведенческого несогласия, сообщающего верованиям особую печать и порядок во всем отличный'. Эмотивизм Стивенсона, как видим, в своей артикулированности вещь куда более серьезная, чем иконоборчество ранних неопозитивистов. Достаточно упомянуть его тончайший анализ убеждающих дефиниций.
Все же нельзя не сказать, что во множестве проанализированных этических ситуаций и рафинированных оттенков эмотивизму не удалось избежать противоречий. Если, например, верно, что моральные суждения - инструменты социального контроля и модификации поведения, то выясняется, что эмотивизму не удалось
482 Рассел, Витгенштейн и философия языка
указать отличительную характеристику морального дискурса. Ведь и объявления, и телевизионная пропаганда, и политические дебаты, обладая эффектом промывки мозгов, меняют наше поведение. Наконец, совсем не обязательно, что цель морального дискурса - всегда только изменять поведение.
Эти недостатки эмотивизма попытался преодолеть Р. М. Хеар (R. M. Hare) в работе 'Язык морали' (1952). Нормы суть предписания. Предписания сходны с описаниями в части фрастики (от греч. phrazo - указывать), поскольку говорят 'нечто, кому-то'. Отличие между ними заключается в части неустики (от греч. neuo - кивать, обещать), поскольку кому-то дают приказ. Это различие фрастики и неустики дает возможность, с одной стороны, говорить о бессмыслице, когда касаются некоторых норм ('Раскрась в зеленый Абсолют!'), с другой стороны, развивать логику морального дискурса на основе двух правил: 1) никакое индикативное заключение нельзя вывести из набора посылок, если оно не дедуцировано надлежащим образом из простых индикативных суждений; 2) никакое императивное заключение нельзя дедуцировать из набора посылок, не содержащих хотя бы одного императива.
Второе правило - еще одна формулировка закона Юма: нет перехода от бытия к долженствованию или, иначе, от описаний к предписаниям, к правилам поведения. Простые императивы отличаются от моральных норм в силу своей обобщаемости. Например, императив 'Выйди!' не подразумевает, что я в другой, возможно аналогичной ситуации не мог бы сказать: 'Не выходи!' Но суждение: 'Ты должен вернуть деньги' - несет, по Хеару, эффект обобщения: если я обязую тебя в суждении, в твоем особом случае, значит, я обязую всех - включая, что важно, себя самого - в подобных обстоятельствах действовать определенным образом.
В тесной связи с моральным дискурсом развивался анализ политического языка: значение терминов политических теорий, критика тоталитарных концепций и мнимо рационалистических обоснований. Не имея особой нужды оспаривать марксизм, оксфордские философы дискутировали политические проблемы в духе их демистификации.
В 1938 г. в журнале 'Анализ' появились две статьи о ленинской теории диалектики Дж. Пола (G. A. Paul) и М. Макдональд
Язык политики 483
487
Настоящее и будущее, опыт и надежда противоречат в христианской эсхатологии: она не примиряет человека с реальностью, а втягивает его в конфликт надежды с опытом.
Юрген Мольтман
Наше прошедшее следует за нами постоянно... все, что мы услышали, обдумали, желали с самого детства, склоняется над настоящим, впитывающим в себя прошлое, которое так и бьется в двери нашего сознания.
Анри Бергсон
Экономическая структура, какой бы рациональной ни была, если она основана на пренебрежении к фундаментальным требованиям личности, неизбежно разрушает себя изнутри.
Эммануэль Мунье
Христос помогает не в силу всемогущества, а благодаря Своей слабости и страданию - в этом заключено главное отличие христианства от любой другой религии.
Дитрих Бонхёффер
488
489
В начале нашего столетия в Европе появилась группа антипозитивистски настроенных мыслителей, которых можно объединить общим движением под названием спиритуализм. Помимо главной темы - не сводимости человека к природе, для этих мыслителей характерен обостренный интерес к эстетическим и моральным ценностям, свободе личности, особым формам выражения духовного содержания, не сводимым к естественнонаучным. Для позитивизма нет ничего вне фактов, а для позитивных фактов всегда можно найти законы, подобные законам физики и математики. В область позитивных 'фактов' не попадали такие феномены, как свобода личности, внутренний диалог сознания, автономия ценностей. О реальности таких фактов (непозитивных, но все же естественных) и призван был напомнить философский спиритуализм.
Программу спиритуализма можно суммировать следующим образом: 1. Философия не может и не должна быть абсорбирована наукой и естествознанием, у нее свои проблемы и процедуры; 2. Идея философии - человек специфичен по сравнению с остальной природой, его специфические свойства суть свобода, сознание и рефлексия; 3. Специфичность предмета требует особых инструментов. Чтобы услышать голоса сознания, необходимо, чтобы 'душа вернулась к самой себе'; 4. Программа предполагала исследование структуры и границ истинно научного знания; 5. Делая акцент на абсолютность и трансцендентность Бога, спиритуализм оспаривал романтическое отождествление конечного с бесконечным; 6. Термин 'спиритуализм', хотя и введен Кузеном, имеет длинную предысторию. Достаточно вспомнить о Плотине, Августине, Декарте, Паскале, романтиках; 7. Человек есть дух, писал Луи Лавель. Духовность - единственный род активности, из-за которой он заслуживает называться человеком. В свободной инициативе человек продуцирует не вещи, а смысл вещей.
490 Спиритуализм
Позицию Бергсона можно определить как эволюционистский спиритуализм. Бергсон несомненно является одним из самых интересных и значительных французских мыслителей. Отражение его идей можно найти в идеях американского прагматизма, в искусстве, социальных и религиозных концепциях. Бергсон родился в Париже в 1859 г. Он изучал философию в Ecole Normale, получив диплом, преподавал в лицеях. Докторскую диссертацию 'Очерк о непосредственных данных сознания' (1889) он защитил в Сорбонне с большим успехом. Не обошли вниманием читатели и его работу 'Материя и память' (1896). В сборнике 'Смех. Очерки о значении комического' (1900) Бергсон уточняет, что человек есть не только 'животное, умеющее смеяться', но и такое 'животное, которое вызывает смех'. У любого животного и даже неодушевленного существа комик умеет найти какое-то сходство с человеком. Поэтому комический эффект срабатывает как своего рода сердечная анестезия. 'Наш смех всегда соотносится с группой людей', когда внимание обращено на одного, и комическое подразумевает игру оттенков понимания, приглушая чувственность.
Вершиной творчества философа стали книги 'Введение в метафизику' (1903) и 'Творческая эволюция' (1907). Профессор Коллеж де Франс и член Французской академии, Анри Бергсон в 1928 г. стал лауреатом Нобелевской премии по литературе. 'Два источника морали и религии' (1932) - последняя его работа. Когда нацисты оккупировали Париж, Бергсона освободили от явки на регистрацию, которой подлежали все евреи. Однако философ не принял такой 'чести' и пришел вместе со всеми. Последние годы жизни он находил в католицизме дополнение иудаизму. Однако менять веру не стал. 'Я хочу остаться с теми, - писал он в завещании, - кого завтра будут преследовать'. Бергсон умер в Париже в 1941 г.
Верно, что бергсонианство было модной философией. Чтобы услышать его лекции, бывало, иные светские дамы посылали слуг занять места в аудитории. Безусловно, обаяние личности философа было не последней причиной успеха. Молчание и трепет воцарялись в зале при его появлении в глубине сцены, рассказывает Ж. Шевалье. 'Соединенные руки, никаких заметок, огромный лоб, яркий свет глаз под густыми бровями, деликатные черты, выражавшие духовную силу и мощь мысли. Его речь была спокойна, ритмична и благородна. Необычайная уверенность и поразительная точность, завораживающе музыкальные интонации, даже некоторый дефект дыхания имели что-то от кокетства'.
Бергсон: оригинальность спиритуализма 491
Эммануэль Мунье (1905-1950) изучал философию сначала в Гренобле, а затем в Сорбонне, где вместе с ним учился и Реймон Арон. Затем несколько лет преподавал в частных школах и лицее. В доме Жака Маритена он познакомился с Габриелем Марселем и Николаем Бердяевым. В 1932 г. он начинает издавать журнал 'Esprit', решив расстаться с академической карьерой, а в 1935 г. публикует сборник своих статей 'Персоналистская и коммунитарная революция'. Социальной программе персонализма посвящен очерк 'От капиталистической собственности к человеческой собственности'. Попав в армию в 1939 г., он оказался в плену. После освобождения в самый разгар войны (в 1941 г.) возобновил издание журнала 'Esprit'. Однако в январе 1942 г. Мунье вновь арестован по обвинению в организации подпольного движения 'Комбат'. После трех месяцев свободы он снова оказался в тюрьме и объявил голодовку. После судебного процесса философ до конца войны живет под вымышленным именем. Основные его сочинения вышли после войны, в 1946 г. Это три работы: 'Трактат о характере', 'Свобода под условием', 'Введение в экзистенциализм'. Затем 'Что такое персонализм?' (1947), 'Пробуждение черной Африки' и 'Маленький страх двадцатого века' (1948), 'Персонализм' (1949). 'Мое Евангелие учит меня не лукавить перед моим собственным Богом, который всегда ищет дорогу к сердцу отчаявшегося человека. Он никогда не разрешал мне успокаиваться по отношению к тем, кто предпочитает пренебрегать доверием бедных. Это не политика, я знаю. Но в этом есть и предпосылка любой политики, в этом -
503
Мунье 503
достаточное основание, чтобы отвергнуть некоторые политические формы'. Мунье умер от инфаркта 22 марта 1950 г.
'Воссоздать Ренессанс' - так называется передовая статья первого номера 'Esprit' (1932). Ренессанс вывел из кризиса средневековье. Такая же персоналистская революция коммунитарного типа необходима, чтобы разрешить кризис ХХ века. 'Персонализм есть интегральное усилие, призванное понять и преодолеть тотальный кризис человека', - писал он. Это станет возможно тогда, когда в центре теоретических дискуссий и практических действий окажется личность ('персона').
Так что же такое личность? 'Личность - это не мое сознание о ней. Всякий раз, когда я произвожу отбор в моем сознании, то что я изымаю? Чаще всего, даже не осознавая, я устраняю эфемерные фрагменты индивидуальности, неустойчивые, как воздушный флер. Не с личностью я отождествляю те персонажи, что были мной в прошлом и которые переживут меня по низости или инерции. Это персонажи, которые, как я верю, есть, поскольку я им завидую и разрешаю моделировать меня так, как того хочет мода'.
Мы не придем к личности, даже анализируя себя самого, свои желания, надежды. 'Все устроено так, как если бы Личность была невидимым центром всего хорошего и плохого, словно она - тайный гость малейших движений моей жизни, то, что не может пасть под взглядом моего сознания'. Поэтому 'моя личность не совпадает с моей персональностью'. Как несконструированное единство, она - выше времени, шире моих взглядов на нее, это самая интимная из всех моих реконструкций. Она есть некое присутствие во мне'.
Мунье уточняет, что не есть личность. Она необъективируема. Можно, однако, сказать, что личность - 'тотальный объем человека... В каждом из нас есть три духовных измерения: телесное, универсальное и направленное вширь - сопричастность. Призвание, воплощение и сопричастность суть три измерения личности'. Человек размышляет о собственном призвании, месте и долге. С другой стороны, он связан с телесным и историческими условиями. Поэтому перед ним стоит проблема, как не увязнуть в мире чувственного и вещного. Вместе с тем человеку не дано постичь самого себя иначе, как в рамках высшего единства.
Личность не достигает самой себя, если не приобщается к превосходящему нас сообществу, которое призывает и интегрирует отдельных людей. Так, по Мунье, открываются три способа сформировать личность: 1) медитация, поиск призвания, 2) занятие тем,
504 Спиритуализм
что принесет признание, собственное воплощение, 3) самоотверженность, которая есть инициация, посвящение в избранные, жизнь для других. Если человек лишен одного из этих существенных способов самосозидания, о нем трудно сказать как о состоявшемся.
Необъективируемость личности состоит в неуловимости, в том, что она вечно в пути. Существовать для нее означает 'быть с другими и с вещами, понимая их, понимать себя'. Личность не бежит в прошлое или настоящее: она, присутствуя в настоящем, конденсирует в себе прошлое, а настоящее видит в свете вечности трансценденции.
Персоналистский опыт - это опыт 'ты', ибо в акте любви дана самая сильная человеческая определенность и экзистенциальное cogito. 'Люблю, следовательно, существую, и жизнь достойна быть прожитой'. Биологическое и экономическое решения социальных проблем остаются односторонними, если не задето самое глубокое человеческое измерение. 'И духовное, - поясняет Мунье, - принадлежит к инфраструктуре: психологический и духовный беспорядок связан с экономическим хаосом, рациональные экономические решения не достигнут цели, если в основе лежит презрение к насущным потребностям личности'.
Философ не принимает ни морализма ('измените человека, и вы излечите общество'), ни марксизма ('измените экономику, и вы спасете человека'). Но самым непримиримым врагом персонализма он считал индивидуализм. Индивидуализм формирует изолированного человека, который постоянно защищается. По этой мерке создана идеология западного буржуазного общества. Человек, лишенный связей с природой, наделенный безмерной свободой, рассматривает ближних с точки зрения расчета, он завистлив и мстителен. Агонизирующая цивилизация стала одной из самых ничтожных в истории человечества. Его прямая антитеза - персонализм.
В персонализме личность не ограничена другими личностями, напротив, ее и нет иначе, как в других и через других. Когда общение нарушается или прерывается, я теряю самого себя. 'Любое безумие есть не что иное, как поражение в общении: alter (другой) становится alienus (чужой), Я становится чужим мне самому'. Это значит, что я существую постольку, поскольку я есть для других, что по существу 'быть означает любить'.
Мунье 505
Мунье называет капитализм метафизикой примата прибыли. Двойная форма паразитизма характерна для такого общества - по отношению к природе и по отношению к человеку. Сакральная власть денег переворачивает все вверх ногами: 'иметь' становится важнее, чем 'быть'. Деньги в капиталистическом обществе таранизируют всех. Собственность наживают трудом или путем захвата, но ее основание ни в первом, ни во втором. В фундаменте собственность неотделима от рассмотрения ее использования, т. е. от ее назначения. Мунье берет за основу средневековую христианскую концепцию личностного управления и совместного использования материальных благ. Для этого необходимы коллективистски воспитанные личности, способные адаптироваться к различным производственным условиям. Философ отстаивает плюралистическую модель экономики.
Беспощадный критик капитализма, Мунье не спешил в объятия марксизма. 'Для нас марксизм - не что иное, как физика нашей ошибки'. Тяготение к коммунизму стало 'нашим фамильным демоном', а его притягательность говорит о том, что в нем есть нечто, задевающее душу и сердце. Как бы то ни было, но Мунье отвергает марксизм по следующим причинам: 1) марксизм - непокорный сын капитализма, ибо и капитализм, и марксизм исходят из материи; 2) один капитализм марксизм меняет на другой - государственный капитализм; 3) коллективистский оптимизм сочетается в марксизме с пессимизмом относительно личности, что неприемлемо для персонализма; 4) в историческом плане марксизм привел к тоталитарным режимам; 5) так на смену капиталистическому империализму пришел социалистический империализм. Христианин не отказался бы 'работать в колхозе или на советской фабрике, но вряд ли такое общество может поддержать мысль, которая для человека незаменима, как дыхание'.
Если марксизм выстраивает историю вокруг экономики и политики, подобно кругу с одним центром, то для христианского реализма, полагает Мунье, более характерен 'эллипс с двумя полюсами - материальным полюсом и полюсом сверхъестественного, и при этом первый подчинен второму, даже если второй неотделим от первого'. Как-то в беседе с Роже Гароди Мунье сказал: 'Для христианина и вера, и Божественная жизнь в церкви и в человеке - тот же базис (структуры). Достичь их значило бы достичь социальной справедливости, равенства и прогресса'. Он никогда не верил в то, что партийная монополия необходима для наведения порядка и справедливости, как и в то, что марксизм способен к адекватной интерпретации современной истории.
506 Спиритуализм
Теперь нам понятно выражение Недонселя, что 'философия Мунье не для воскресного вечера'. Так какой же тип общества виделся Мунье как адекватный? Ответ он дает вполне определенный: персоналистско-коммунитарное общество. В нем нет ничего от массового общества с его тиранией анонима, как ничего от фашистского с харизматическим лидером и мистической лихорадкой. Это не органико-биологическая общность и не правовое общество просветительского типа, основанное на компромиссе эгоистических интересов.
Персоналистская модель основана на любви, реализующейся в отзывчивости и сопричастности, когда личность принимает на себя судьбу, страдания и радость ближних. Речь идет об идее в пределе христианской (вспомним о понятии мистического тела), которую нельзя претворить политическими средствами, но которая, однако, функционирует как регулятивный идеал и как критерий справедливости.
Противник всех форм расизма и ксенофобии, Мунье защищал все, что так или иначе поддерживает личность (прежде всего в лице женщины), 'экстра-схоластическую' модель максимально свободного образования и местное самоуправление. В кризисе капиталистического общества он угадывал черты нарождающегося общества: упразднение пролетариата и порождающих его условий, замену анархистской экономики персоналистски организованной экономикой, социализацию вместо огосударствления, развитие профсоюзного движения, реабилитацию труда, рост личности рабочего, примат труда над капиталом, упразднение классовых и цензовых различий, примат личной ответственности над анонимным этикетом.
Критикуя современные модели 'вялого' социализма, Мунье ставил вопрос о необходимости обновленного социализма, свободного от бюрократических и полицейских аберраций. Он мечтал о социализме людей труда, где 'государство для человека, а человек для государства'. Личность должна уметь защищаться от злоупотреблений власти, и всякая неконтролируемая власть так или иначе тяготеет к злоупотреблениям. Поэтому ситуация требует 'общественного статуса личности и конституционного ограничения государственной власти: центральную власть должны уравновесить местные органы власти и гражданские права личности'. Плюралистическое государство поддерживает разделение разнонаправленных властей, однако лучше, по Мунье, говорить о государстве, поставленном на службу плюралистического, т. е. наиболее близкого природе личности, общества.
Мунье 507
Персоналистское понимание истории Мунье можно назвать трагическим оптимизмом. Оптимизмом, поскольку он был уверен в конечном триумфе истины. Оптимизмом трагическим, ибо нельзя не видеть тотального кризиса. 'Ничтожно малым' называет Мунье страх людей средневековья, не желавших по скончании времен предстать пред Господом с пустыми руками. Страх XX века стократ больше - это страх исчезновения человечества. Однако страх, блокирующий инициативу и толкающий людей в клетку эгоизма, раздувающий ненависть и душащий любовь, Мунье называет, несмотря на повсеместное распространение, мизерным.
Все же христианская вера может превратить 'маленький страх' XX века в 'великий страх', освобождающий и богатый начинаниями. Для этого необходимо покончить со всеми разновидностями компромиссов. К их числу относятся: старые теократические попытки вмешательства государства в сферу сознания; сентиментальный консерватизм, связывающий веру с ушедшими в прошлое режимами; логика, рассматривающая деньги как цель, а не как средство.
Тот, кто еще верит в христианские ценности, полагает Мунье, должен быть готов порвать со всей системой узаконенного беспорядка. Но это не значит, что христианство должно признать другой порядок. Эсхатологическая направленность христианства не позволяет ему искать совершенства в любой фактической ситуации. 'Всякий новый порядок в потенции - установленный порядок. Любое антифарисейство несет в себе семя нового фарисейства... Христианство не заинтересовано менять левый конформизм на конформизм правого толка, революционный клерикализм - на клерикализм консервативный' ('Агония христианства?').
В наше время рядом с христианством возникают новые разновидности эгоизма и святости. В мире развитой науки и техники христианам не так просто объединиться, как в средние века Возможно, христианство умирает, знаком чего является его отделение от мира? Это конец, полагает Мунье, 'старого христианского мира, изъеденный временем, он поднимает якоря и уходит, оставляя позади себя пионеров нового христианства'. Речь не идет о новой форме отношения христианства с миром, такой определенной формы просто не может быть. 'Важно, чтобы христианство не ставило свою печать на склеротические процессы-факты (режимы, партии и т. п.). Там, где исчезают христианские ценности, они возникают вновь в искаженной форме: обожествления тела, коллективизма, роста-накопления, вождя, партии'.
508
Христианская философия и неосхоластика - не одно и то же. Две тысячи лет - от Августина до Барта, Ранера и Мунье - западная философская мысль развивалась внутри христианской традиции. Неосхоластическая философия (и неотомизм как ее ответвление) развивалась в русле христианской мысли как средневековая конструкция, используемая для размежевания с современной философской проблематикой. Неосхоластика занята потенциальным содержанием и выводами из философии ХХ века, дает интерпретацию истин веры и preambula fidei (в частности, доказательства существования Бога), уточняет сущность и границы рациональности человека и моральных норм, область раскрываемого в природе человека при помощи разума. Ясно, что вера сущностна для всей неосхоластики: ведь лишь она спасает. Однако разум вовсе не безразличен вере, философия выступает в виде стержня теологии.
Причин нового рождения схоластики множество. Это и реакция на просвещенческий рационализм, и на идеалистический имманентизм, и на материалистический позитивизм, и на некоторые аспекты политического либерализма, эксцессы обмирщения духовной жизни общества.
Возвращение к схоластике вписалось в общую картину новой оценки жизни средневековья и растущего интереса к нему, борьбы за политическую независимость папства. Появилась необходимость защищать саму идею авторитета, кризисом которой отмечена вся современная эпоха. Наконец, это была попытка восстановить утраченное равновесие между разумом и верой внутри христианской мысли.
Неосхоластическое движение открыли две энциклики - 'Aeterni Patris' Льва XIII (1879) и 'Pascendi' Пия X (1907). Энциклика Льва XIII призывала католиков быть на уровне динамизма светской науки, культуры, промышленности, политики, всего того, что
Энциклика 'Aeterni Patris' 509
512
Маритен 513
философствовать, - вопрошает Мерсье, - как не ради наших современников? И если мы не находим какое-то решение их сомнениям, то к чему это философствование?' Томизм - не кунсткамера мертвых мыслей. Он ценен своей витальной энергией, в нереформируемости системы - ее гибель. Философ-католик тот, кто готов пожертвовать вековой идеей в момент обнаружения серьезного противоречия между идеей и реальным наблюдаемым фактом. Схоластические тезисы Мерсье развернуты навстречу биологии и психологии, бурный рост которых пришелся на начало ХХ века. Приток новой информации должен способствовать омоложению схоластики. Неслучайно философ читал свои лекции на французском языке, а не на латыни. Не все были согласны с критериологией, тем не менее нельзя не признать, что это была мужественная попытка облагородить и обновить томизм.
Раиса и Жак Маритен встретили свою судьбу в лихую годину, в период глубокого кризиса, духовной борьбы и радикального выбора. Невеста Маритена вспоминала, как однажды в Ботаническом саду, прогуливаясь среди древних вязов, они ощутили себя частью псевдоинтеллигенции. Не желая присоединяться к когорте людей самонадеянных и сонливо-невосприимчивых, они приняли решение о самоизоляции, и, если этот опыт последнего доверия к подлинности бытия не удастся, покончить жизнь самоубийством. Умереть раньше, чем молодые силы будут растрачены в бездарной суете. Смерть как свободный отказ и отвержение пустоты при невозможности жить по правде. Этот эпизод лучше любых философских теорем показывает искренность и бескомпромиссность Маритена в постановке и решении проблем.
Известно, что Маритен видел в томизме решение многих проблем современности. Принцип его мысли вынесен в заглавие известной работы 'Различать, чтобы объединять: ступени познания' (1932). Бытие доступно пониманию лишь на основе реальности как целого, но в силу аналогического характера бытия единство всего возможно только вместе с различением частей. Аналогия - это закон сходства различных существ, именно он держит нас на плаву в универсуме многообразности. С другой стороны, этот закон удерживает нас от опасной унификации, где все тонет в царстве серости. Аналогия -
514 Неосхоластика
способ трактовки реальности, удерживающий во всем аспекты сходства и аспекты несовпадения. Познавать - совсем не значит оставаться в клетке собственного сознания, наслаждаясь этим спектаклем. Напротив, по Маритену, узнать нечто - значит стать другим, иным, причем сознательным образом, ведь в акте познания нечто дано непосредственным образом. При этом оно дано не в абсолютной адекватности, но всегда в каком-то аспекте. Мы узнаем не явление вещи, но ее самое, впрочем, под знаком той или иной детерминации.
На основе так понятой аристотелевско-томистской онтологии Маритен развивает три темы: педагогики ('Воспитание на распутье', 1943), искусства ('Искусство и схоластика', 1920), 'Творческая интуиция в искусстве и поэзии' 1953) и политика ('Интегральный гуманизм', 1936). Воспитание, по Маритену, как формирование личностного ядра, всегда было основано на практической мудрости. В искусстве управления, необходимом для расширения внутреннего пространства свободы, не может быть места насилию. Редкое совпадение того, что проповедуется, с личностью воспитателя делает эффективным его контакт с учеником. Ведь и врачевание действенно лишь тогда, когда есть сотрудничество с пациентом, витальная энергия которого получает в контакте новый импульс роста. Как в медицине, так и в педагогике искусство на службе у природы, а природа отзывается и благоволит искусному знахарю тела и души. Из двух динамических факторов - ума воспринимающего и ума воздействующего - второй Маритену представляется потенциальным носителем витального начала.
Убийственна не только 'палочная дисциплина', но и вседозволенность. Маритен мечтал увидеть новое поколение живущим без страха: его вхождение в социальную сферу должно стать свободным от деформаций, а желание добра и правды не может вечно требовать непомерных жертв.
В вопросах искусства и эстетики Маритен высказался против позиции романтиков. Именно в интеллекте укоренен 'эстетический инстинкт', а потому абсурдны иррационалистические вояжи модернизма. Художественный разум - это не логика и не дискурс, но интуиция, оплодотворенная воображением, всем, что есть в душе досознательного и подсознательного. Есть разум и разум: у поэта ярче проявлен креативный разум, но для реализации замысла художник не может пренебрегать разумом дискурсивным и инструментальным.
Говоря об 'интегральном гуманизме', Маритен имел в виду необходимость цивилизации нового типа, в рамках которой христианская вера сочеталась бы с признанием автономии светских институтов, секуляризация которых не должна привести их к опасному
Жильсон 515
смешению между собой. Источником суверенитета по-прежнему остается всевышний Бог, ибо он один дает народам закон соединения. Государство же - подручный инструмент реализации социальных целей: церковь оценивает и понимает их по-своему в контексте 'царства мирского с витальностью христианской'.
Макиавеллизм в политике должен быть, по мнению Маритена, отринут; средства демократий не могут не быть по необходимости моральными. Все, что несовместимо со свободой и справедливостью, самоубийственно. Уважение к моральным ценностям отнюдь не является признаком слабости, а сила, вскормленная политическими манипуляциями, - лишь по видимости сила. Высший закон правды дает силу силе.
Опыт Второй мировой войны показал, что силовой потенциал наций, вступивших в борьбу за свободу, всегда превосходит мощь претендентов на мировое господство. Непогрешимым источником власти был и остается Творец мира, Его благодатью народ или человек избран для особой миссии, а всякий вообразивший себя наместником Бога на земле - смешон и жалок. Политики - викарии народа, без его поддержки они ничто, присутствие самозванцев в структурах власти постыдно и для народа, и для них самих. Неписаный, а потому неистребимый закон гласит: нет власти без ответственности. Моральные ценности нельзя поставить в зависимость от гегемонии человека или класса, напротив, нужна непрерывная и беспристрастная сверка социальных акций с высокой планкой духовных моральных ценностей.
Изучению средневековой философии посвятил себя Жильсон (1884-1978), перу которого принадлежат такие работы, как 'Дух средневековой философии' (1932), 'Философия средневековья от истоков до конца XIV века' (1922; 1945), непреходящие по глубине исследования творчества Данте, Абеляра и Бонавентуры. Начав с эпохи Нового времени, Жильсон почувствовал необходимость разобраться в истоках картезианства: так, схоластика, и в особенности томизм, надолго увлекли французского философа.
По мнению Жильсона, Фома Аквинский, в отличие от Аристотеля, ключ к разрешению основных метафизических проблем нашел в несовпадении сущности и существования. Аристотелевское различение потенции и действия (в мире становления) и материи и формы (в бытии) Фома Аквинский не мог не дополнить тезисом о неслиянности сущности и существования, ведь только так можно понять Бога как творца, мыслящего сначала о природе вещей, существование которых затем становится возможным. В греческой
516 Неосхоластика
философии Бог дает материи форму. Аквинат идет дальше, показывая Творца не только сущностью всего, но и актуально сущим (actus essendi). Так бином сущности и существования стал основой видения мира, дуалистачность которого подлежала гармонизации с помощью христианских истин. Сущность - простая природа вещей, инертная и пустая до того момента, пока не вмешается 'actus essendi'. Экзистенция и есть, при такой постановке вопроса, актуализированная сущность. Какой бы ни была природа или сущность рассматриваемой вещи, пишет Жильсон, она такова, какова она есть. Человек, лошадь, дерево - реально сущее, но ни одно из них не есть сама экзистенция. Сказать, что экзистенция обретаема самим существом, было бы абсурдом. Все существа, природа которых не совпадает с экзистенцией, обретают последнюю свыше, от другого. Томистская логика, воспроизведенная с особой остротой, приводит Жильсона к единственному Первоначалу, сущность и существование которого совпадают, 'и это существо мы зовем Богом'.
Незадолго до смерти Жильсон написал небольшое эссе 'Трудный атеизм' (опубликовано в 1979 г.), где признал, что дорог к Богу немало, среди них есть и далекие от метафизики. Однако двадцать четыре столетия дискуссий и теологических медитаций, что за плечами каждого представителя западной цивилизации, не могут быть отвергнуты без всяких на то оснований. Сам Жильсон признает эффективность метафизики Фомы Аквинского. В то время как томисты позволяют каждому идти своим путем к Богу, другие не желают признавать путей, рекомендуемых Аквинатом. Христианин не может не признавать право других верить или не верить в Бога. Атеист же, и в этом разница, зачастую на практике делает все, чтобы воспрепятствовать другому свободно принимать решение, жить ли по вере и законам церкви. Реальную опасность антиинтеллектуализму усматривает поэтому Жильсон в атеизме, который, возможно, и утешит кого-то ненадолго, но не миром и мудростью.
До конца жизни Этьен Жильсон не оставлял надежды на реализуемость античного и средневекового идеала тонкого, хрупкого и благостного равновесия веры и разума человека с единым сердцем.
Один из наиболее известных и влиятельных центров европейской неосхоластики - Миланский католический университет, основатель которого - францисканец Агостино Джемелли (1878-1959), медик,
Неосхоластика в Миланском католическом университете 517
философ, психолог. Из редакции журнала 'Неосхоластическая философия', основанного в 1909 г., в 1921 г. вырос целый университет. Истинными теоретиками стали Франческо Ольяти (1886-1962), Амато Масново (1880-1955), Дзамбони, Падовани, Бонтадини, Ванни Ровиги и другие. Ванни Ровиги принадлежит серия работ по средневековью и современной философии. Известными стали сочинения Бонтадини 'Исследование по метафизике опыта' (1938), 'От проблематизма к метафизике' (1952).
Ольяти - неотомист с обостренным вниманием к пульсу современной философии и защитник классического реализма. По его мнению, томизм как разновидность классического реализма нерушим в части обоснования и вне сравнения по уравновешенности концептуальных частей. В отличие от любой формы феноменологии и идеализма, томизм не терял связи с конкретной реальностью во всей ее осязаемости. 'Сама философия - высшая из ценностей, ибо познающий субъект и познаваемый объект постижимы как сущности, наделенные бытием, реальностью, не зависимой от способа явленности, телесные и неотвергаемые в своей фактуальности'. Нам необходимо возвращение к классической средневековой мысли не затем, чтобы унизить современную, но, напротив, чтобы лучше понять истинный смысл ее прозрений.
Другой неотомист, Масново, отдает предпочтение августинианской мысли. Образцом философской историографии стала его работа 'О/и Гийома Авернского до Фомы Аквинского' (1930-1945, в 3-х тт.). Философия, считает Масново, - самый достойный инструмент формирования идеалов, делающих жизнь исполненной смысла. Мимолетное, становящееся в контрастах, не имеет в самом себе основания: не признавать это - значит встать на путь бесконечных противоречий. Метафизические категории каузальности, потенции и акта, материи и формы могут быть используемы для решения экзистенциальных проблем. Можно укрыться под маской презрения и эстетства, но проблема жизни неизбежна, как и проблема универсума, писал Масново в работе 'Философия навстречу религии' (1936). Я перед лицом Я в его неотождествимости ни с Абсолютом, ни с чем бы то ни было еще - отсылка к иным причинам и основаниям бессмысленна в прямоте поставленного вопроса. Но метафизическая проблематика рано или поздно приводит нас к понятию Существа безотносительного, Которое вне становления. Бог - начало и конец всего, Он, и только Он - высшее правило любой вещи.
518
519
Мартин Бубер родился в Вене 8 февраля 1878 г. В детстве и отрочестве на него оказал сильное влияние дед Соломон, знаток традиции мидрашидов. В Лемберге он приобрел первые познания о мистическом движении хасидов (начиная с XVIII в. оно распространилось в Восточной Европе - Подол, Волынь, Галиция, Восточная Украина). Увлеченный идеями Паскаля, Ницше и Кьеркегора, он изучает философию в Лейпцигском университете, затем в Берлинском, где слушает лекции Зиммеля и Дильтея. Из Берлина позже переезжает в Базель, затем в Цюрих. В 1898 г. двадцатилетний Бубер примкнул к сионистскому движению, основанному Теодором Герцлем. На III Конгрессе в Базеле (1899) он выступил с докладом о сионизме как системе воспитания. Сионизм для него не политическая доктрина, а тревога по поводу национальных корней. Евреи, по мнению Бубера, должны создать свои общины в Палестине на основе принципа диалога с арабами, чтобы дать возможность свободного развития обоим народам в рамках одного отечества.
С 1904 г. Бубер, размежевавшись с Герцлем, посвящает себя изучению хасидизма. Наибольший интерес представляют такие его сочинения: 'Рассказы о раввине Нахмане' (1906), 'Легенды о Баал-Шее' (1908), 'Экстатические исповеди' (1909), 'Даниил: диалоги о реализации' (1913).
В 1909-1911 гг. Бубер выступил с лекциями в Праге, изложив свою концепцию антинационалистического сионизма. В начале Первой мировой войны он организовал в Берлине комитет помощи евреям восточных регионов. В 1923 г. была написана известная книга 'Я и ТЫ'. В 1925 г. Бубер начал перевод Библии на немецкий язык - работу, которую он продолжал почти сорок лет. Четыре
520 Левинас
528
Каждое человеческое существо и человечество в целом конечны; вещающий о последней ценности, высшей и единственной, становится идолом, жаждущим кровавых жертв.
Мак Хоркхаймер
Даже окончательное наступление свободы не может спасти тех, кто умирает в страданиях.
Герберт Маркузе
Важно научиться надеяться.
Эрнст Блох
529
Владимир Ильич Ленин (1870-1924)
530
Первый Интернационал основан Марксом в 1864 г. Кризис начался после поражения Парижской Коммуны, а после съезда в Филадельфии 1876 г. он прекратил свое существование. Во Втором Интернационале (1889-1917) ведущую роль играла немецкая социал-демократия, идеологом которой стал Карл Каутский. Съезд в Брюсселе 1891 г. принял ряд решений по трудовому законодательству и программе социалистических партий. Съезд в Лондоне 1896 г. исключил анархистов, а съезд в Амстердаме 1904 г. осудил ревизионизм Бернштейна. Это был решающий момент в истории социализма, отмеченный столкновением двух тенденций - реформизма и тоталитаризма - внутри рабочего движения.
Шестой съезд Интернационала в Штутгарте в августе 1907 г., после поражения русской революции 1905 г., обсудил проблемы милитаризма, колониализма, всеобщей забастовки. Съезд обязал социалистов мобилизоваться, а в случае угрозы войны противостоять ей всеми средствами. Однако начавшаяся Первая мировая война показала их неспособность подняться над национальными интересами и сплотить рабочий класс. Это стало причиной распада Второго Интернационала в 1917 г., а в 1919 г. немецкие революционеры (К. Либкнехт и Р. Люксембург) подверглись репрессиям.
Это политическая сторона вопроса. Что касается теоретического аспекта, то можно сказать, что для марксистов Второго Интернационала характерен отход от гегелевских позиций. Все чаще идеи Маркса прочитываются либо сквозь позитивистские очки, либо с точки зрения эволюционистской теории, при этом 'ревизия' осуществляется через концептуальный аппарат неокантианства.
Третий Интернационал (1919) ознаменовался победой большевистской революции в России. Теперь Маркс воспринимается с поправкой на гегелевскую диалектику. Позитивизм, дарвинизм, неокантианство и эмпириокритицизм отвергнуты как вредные теории во имя чистоты марксизма. Победа нацизма, Вторая мировая
528 Марксизм
война, раздел мира на два блока и другие социальные и политические события оказали немалое влияние на марксистскую мысль в последующие десятилетия.
Реформизм появился уже в рамках социал-демократического движения. Однако по-настоящему он заявил о себе во взглядах Эдуарда Бернштейна (1850-1932). Начав как социал-демократ, в 1888 г. Бернштейн эмигрировал в Лондон, где поддерживал тесные дружеские отношения с Энгельсом. Не Каутскому, а Бернштейну Энгельс доверил редактирование и публикацию своих работ после смерти. Только в 1901 г. Бернштейн смог вернуться в Германию, где несколькими годами раньше вышла серия его статей в 'Die neue Zeit' с критикой марксистской ортодоксии в защиту реформистской политики.
В 1889 г. вышла в свет книга 'Проблемы социализма и задачи социал-демократии', в которой Бернштейн четко и ясно изложил свою концепцию, указав на теоретически наиболее слабые позиции марксизма. Осложнения экономической ситуации, писал он, 'не произошло так, как это предсказывал "Манифест Коммунистической партии". Скрывать это обстоятельство не только бесполезно, но и просто безумно. Число собственников не только не уменьшилось, но скорее увеличилось. Огромный рост богатства не уменьшил числа финансовых магнатов, капиталистов во всех сферах стало больше. Промежуточные социальные слои меняют свой характер, но не исчезают. Привилегии буржуазии во всех развитых странах ограничиваются по мере продвижения к демократии. Под влиянием крепнущего рабочего движения возникла социальная реакция против эксплуататорских тенденций со стороны капитала; сегодня еще робкая, эта тенденция существует и нарастает с каждым днем в разных областях экономической жизни'. Стало быть, нарастающий пауперизм, пролетаризация среднего слоя, ужесточение классовых конфликтов, учащение экономических кризисов, крах капитализма - все эти прогнозы не нашли подтверждения в реальности.
Марксизм, полагает Бернштейн, оказался растерзанным изнутри в силу сочетания несочетаемого - 'определяющего влияния экономики на политическую власть и веры в поистине чудотворную силу
Бернштейн 529
532 Марксизм
удавалось, лишь отступая шаг за шагом от начальных постулатав, двигаясь к противоположному полюсу. 'Чтобы прийти к власти, они выбросили как хлам демократические принципы, а затаи, чтобы удержать власть, то же проделали и с социалистическими идеями'. Причина триумфа большевиков - в полном поражении социализма. Разгон Государственной думы, кровавая тирания, введение сдельщины, взаимные преследования, расширенное восстановление бюрократии, социальных привилегий, новый рост капитализма, который посредством преступных маневров принял рудиментарно дикие по сравнению с промышленным капитализмом прошлого формы, - вот далеко не все последствия переворота. Наихудшее из них - 'террор, начатый подавлением свободы печати и закончившийся массовыми экзекуциями,- что может быть постыднее... Стрелять - вот альфа и омега административной мудрости коммунистов'.
Среди наиболее видных марксистов - Роза Люксембург. Она родилась в еврейской семье на границе России и Польши. Училась в Цюрихе, затем, вернувшись на родину, стала одним из лидеров социалистической партии Польши. Опубликовав ряд статей с критикой ревизионизма (например, 'Социальная реформа или революция?'), она начала преподавать в партийной школе Берлина в 1907 г. В 1913 г. была написана книга 'Накопление капитала'. Неоднократные стычки с властью и тюремное заключение не помешали ей принять активное участие в основании немецкой коммунистической партии. Роза Люксембург и Карл Либкнехт были убиты 15 января 1919 г.
Непримиримая к любой разновидности реформизма, Люксембург также резко критикует и эволюционистский фатализм Каутского. Социализм не есть неизбежный результат исторического развития, он скорее тенденция, которую может реализовать сознательный и организованный пролетариат. 'Победа социализма не упадет с неба как свершившийся факт. Его можно завоевать путем долгих и тяжких проверок на прочность старых и новых сил, ценой которых международный пролетариат под руководством социал-демократии может взять судьбу в свои руки, управлять, встав к штурвалу социальной жизни, собственной историей и тем самым перестать быть игрушкой стихийных сил'.
Люксембург также убеждена в неизбежном крахе капитализма, ибо, завоевывая один рынок за другим, рано или поздно он исчерпает ограниченные коммерческие возможности мира купли-продажи. Логическая необходимость краха, пишет она в 'Накоплении
Австромарксизм 533
Марксизм в Советском Союзе 535
Так что же объясняет марксизм? Тезис исторического материализма об идеологии как продукте экономического базиса, утверждает Адлер, в буквальном прочтении нельзя найти в текстах Маркса. Зато в них есть постоянные указания на необходимые связи между идеологией и экономикой. Поэтому так называемый 'материализм' марксистского понимания истории и общества - не что иное, как 'программно-полемическое усиление с эмпирической точки зрения'. Сегодня важнее, продолжает Адлер, акцентировать социальный (даже социально-психологический) компонент марксистской теории. Что же такое материализм? Материализм - 'ответ на вопрос о сущности мира и его собственного смысла, следовательно, это с самого начала онтологическое, а значит, метафизическое понятие'. Исторический материализм, между тем, можно интерпретировать как программу научных исследований.
Что же с диалектикой? Если под диалектикой понимать способ бытия, контрастность всего сущего, то как теория сущностной структуры бытия она есть метафизика. Поскольку диалектика Маркса и Энгельса не предлагала особого взгляда на мир, Weltanschauung, то Адлер склонен называть ее исследовательским принципом, указывающим на противоречивый характер интересов индивида и социальных форм, в которых он вынужден жить. Вопреки некритической и архаичной позиции некоторых марксистов-догматиков, Адлер видит в Марксовой диалектике просто 'исследовательскую максиму'.
Что касается основания социалистического идеала, то Адлер согласен с Бауэром в том, что, в отсутствие раз и навсегда и для всех данных моральных ценностей, проблему решает императив Канта. Он отсылает не к содержательному плану событий, а к самой способности устанавливать общие нормы и действовать в соответствии с ними. Следует покончить с этическим скептицизмом и придать форму императива социалистической морали: 'Рассматривай человека как цель, и никогда - как средство'.
Георгий Валентинович Плеханов (1856-1918) начал свою политическую карьеру с создания организации 'Земля и воля'. Познакомившись с работами Маркса, он выступил с критикой народнических трактовок марксизма. Политические движения, конечно,
536 Марксизм
влияют на экономические отношения, писал он в ' Основных вопросах марксизма' (1908), но все-таки материальные условия создают идеологию, а не наоборот. Таким образом, тезис о возможности революции и переходе России к социализму, минуя капитализм, ошибочен. У истории есть свои объективные имманентные законы, которые нельзя игнорировать. Ускорить историческое созревание, как этого хотел Ленин, какие бы усилия не предпринимались, в реальности невозможно.
Что касается диалектического материализма, то Плеханов отмечал, что 'многие смешивают диалектику с теорией эволюции. Однако она существенно отличается от вульгарного понимания эволюции, основанного на том принципе, что ни природа, ни история не делают скачков'. Материалист Плеханов выступает против 'абсурдности субъективного идеализма', полагая, что наши представления суть отражения реальных вещей: 'Направление идей объясняется течением вещей, а ход мыслей - ходом жизни'. В последние годы жизни Плеханов отошел от 'якобинской' партии Ленина, а лидеров Октябрьской революции осудил как бланкистов за попытку форсировать ситуацию, не созревшую для радикальных преобразований. После революции сочинения осужденного за измену философа поделили на 'хорошие' и 'плохие', т. е. ревизионистские. Немалый интерес представляют эстетические эссе Плеханова на самые разные темы.
Владимир Ильич Ульянов (Ленин) родился на Волге, в Симбирске, в 1870 г. Его старший брат Александр в 1887 г. был казнен за покушение на царя. Потрясенный трагедией, Владимир Ульянов сделал вывод о неприемлемости террора и анархии в борьбе со злом. Университетские годы и занятия экономикой привели его к трудам Маркса и Энгельса. После нескольких лет эмиграции, проведенных в Швейцарии, он вернулся в Россию, но вскоре оказался в ссылке, на этот раз в Сибири. В 1900 г. он уезжает в Европу. В 1903 г. на Втором съезде РСДРП произошел раскол русской социал-демократической фракции на большевиков и меньшевиков. В октябре 1917 г. Ленин возглавил пролетарскую революцию, начавшуюся в Петрограде. Став председателем Совнаркома, объявил войну всем недругам революции, хотя через несколько лет он все же пришел к выводу о необходимости введения рыночных механизмов в экономику страны. Однако реформы остались незавершенными, ибо 22 января 1924 г. Ленин умер.
Посмотрим, каковы основные моменты полемической позиции Ленина. В книге 'Что делать?' он атакует 'ревизионизм' (называя
Ленин 537
его оппортунизмом, эклектизмом, беспринципностью, извращением марксизма), с одной стороны, и теорию стихийной революционности рабочего класса - с другой. Ортодоксальные материалисты рассматривали политику как отражение экономики, а революцию - как стихийный результат развития капитализма. Ленин возражает против такого понимания: пролетариат не в состоянии сам выработать зрелую революционную теорию. Но если политическое сознание не формируется внешними экономическими факторами и не вырабатывается изнутри, то кто же идеологически оформит рабочее движение? Интеллектуалы-буржуа - таков ответ Ленина. Ведь и основатели научного социализма были буржуа по социальному происхождению, что не помешало им выработать коммунистический идеал в качестве цели развития человечества.
Мы ясно видим, что в этом пункте именно Ленин пересматривает (проделывает 'ревизию') идей Маркса и Энгельса. Верно, что Маркс открыл зависимость любой концепции и идеи от совершенно определенного классового интереса. Но разве не абсурдно полагать после этого, что интеллектуалы (привилегированные члены господствующего класса, защищающие status quo) могли допустить к власти рабочий класс и, следовательно, неминуемый крах существующего порядка? Таким образом, без революционной теории не может быть революционного движения, но революционную теорию пролетариат получает от аристократической гвардии интеллектуалов-буржуа, которые обладают знаниями и, зная, имеют право и обязанность вести человечество к окончательному избавлению. Только так рабочее движение, по мысли Ленина, станет непобедимым.
Политическое сознание он отождествляет с марксистской идеологией. Эта официальная партийная доктрина обладает всепобеждающей силой, пишет Ленин в статье 'Три источника и три составные части марксизма', 'потому что она верна'. На ее основе создается партия, и партия становится гарантом ее чистоты. Теперь она - вне критики, ибо любое ослабление социалистической идеологии и отдаление от нее подразумевает необходимым образом усиление буржуазной идеологии. Этого нельзя допустить, ибо цель - победить буржуазию.
Итак, чтобы победить буржуазию, рабочему классу нужен авангард. Руководящая роль поручается 'специально отобранному отряду профессиональных революционеров', т. е. людям, для которых революция является профессией. Этот отряд пролетарского войска - авангард коммунистической партии. Сам пролетариат, разобщенный и невежественный, далек от партии, но партия организует и направляет его. Стало быть, моральные и интеллектуальные качества коммунистов - нечто совершенно исключительное - проявляются в 'беззаветной преданности идее коммунизма' и 'готовности к самопожертвованию'. 'Строжайшая секретность,
538 Марксизм
железная дисциплина, контроль за членством', профессиональная подготовка революционеров во вражеском окружении под прицельным огнем - таков тернистый путь к победе над мировой буржуазией.
В 1917 г. Ленин написал книгу 'Государство и революция'. Маркс, определяя государство как организованную власть одного класса для подавления другого, имел в виду некий административный комитет, ведущий дела буржуазии как класса. Ленин трактует Марксово определение так: государство - инструмент эксплуатации рабочего класса в руках господствующего класса, охранник частной собственности. Общество поделено на враждующие классы, вооруженная борьба между ними неизбежна. Несмотря на экономический, культурный и политический контроль со стороны буржуазии, Ленин полагает реальной задачу 'эмансипации' пролетариата, который должен насильственно ниспровергнуть буржуазию и установить революционную диктатуру. Государство есть репрессивная сила, и только революция может устранить ее через установление диктатуры пролетариата. Марксист - только тот, кто распространяет признание классовой борьбы до признания диктатуры пролетариата... Переход от капитализма к коммунизму не может не породить огромное множество политических форм, но их сутью неизбежным образом останется одно: диктатура пролетариата. Культурное превосходство руководящей коммунистической элиты таково, что только она может устанавливать средства и цели классовой борьбы, нет и упоминания о каких-либо законах. Наша мораль везде и во всем подчинена интересам классовой борьбы пролетариата, писал Ленин в статье 'Задачи союзов молодежи'. 'Нельзя гладить по головке никого: могут откусить руку. Следует разить наповал без пощады'.
Течение эмпириокритицизма в начале нашего столетия оказало огромное влияние на философов и ученых (в том числе и русских). Тем любопытнее появление ленинской работы 'Материализм и эмпириокритицизм' (1908) с разгромной критикой идей таких холодно-рафинированных мыслителей, как Max и Авенариус. Философия, поддержанная Базаровым, Богдановым, Луначарским, Берма-ном, Юшкевичем и другими, объявлена реакционной. Почему?
Эмпириокритицизм - антидиалектика и идеализм. Единственное свойство материи, пишет Ленин, - быть объективной реальностью,
Лукач 539
существовать вне сознания. Модные махисты не привнесли ничего нового в науку по сравнению с епископом Беркли, повторением (даже плагиатом) которого Ленин считает тезис: 'Весь мир состоит из моих ощущений'. 'Сознание есть отражение объективной реальности', критерий принятия той или иной теории - в практике, даже если последняя ничего не подтверждает и не опровергает окончательно. Тезисы Ленина таковы: 1. Эмпириокритицизм совершенно реакционен по характеру, ибо скрывает за новыми словечками старые ошибки идеализма и агностицизма; 2. Школа Маха и Авенариуса тесно связана с самыми реакционными школами так называемого имманентизма, идеалистически ориентированного; 3. Некоторые современные физики оказались в болоте эмпириокритицизма из-за незнания диалектики, дорога релятивизма привела их к идеализму; 4. Объективно-классовая функция эмпириокритицизма - 'в обслуживании фидеизма в его борьбе против материализма вообще и исторического материализма в частности'. Читая эти строки, трудно не согласиться с Л. Пелликани, назвавшим ортодоксальный марксизм 'разновидностью склеротической светской теологии, жесткие догмы которой абсолютны и обязательны для верующих'.
Если марксисты Второго Интернационала интерпретировали идеи Маркса в свете позитивизма и дарвинизма, австромарксисты - через призму неокантианства, то начиная с Третьего Интернационала (1919) марксизм воспринимается в свете гегелевской диалектики. Представители этого нового направления в марксизме - венгр Дьёрдь Лукач и немец Карл Корш.
Лукач родился в Будапеште в 1885 г. С 1912 г. учится в Гейдельберге, где стал учеником и другом Макса Вебера. Изучая социологию, он не замыкается в ее узких рамках, пишет эссе о Достоевском и Кьеркегоре. Перечитав Гегеля, Эрнста Блоха, он увлекся Марксом. Примкнув к венгерской коммунистической партии, Лукач участвовал в революции (как сподвижник Белы Куна), после поражения Которой в 1923 г. переехал в Вену. В этом же году он опубликовал Книгу 'История и классовое сознание'.
540 Марксизм
Марксизм, полагает Лукач, ценен своей ортодоксальностью. Это не значит, что нужно некритически принимать его, толкуя тексты Маркса как Священное Писание, речь не идет об акте веры. Ортодоксия относится исключительно к методу. Как корректный метод исследования марксизм может быть углублен и усилен, но все попытки 'улучшить' могут закончиться не чем иным, как банальным превращением его в эклектику.
Диалектический метод марксизма запрещает оперировать раздробленными фактами (как это делает буржуазная наука), он берет явления в перспективе тотальности. Только будучи интегрированы, эти факты могут стать моментами исторического развития, а понимание фактов может стать пониманием реальности. Суждение Маркса о том, что производственные отношения образуют закон целого, следует понимать как методологическую посылку и ключ к историческому познанию социальных отношений. Общество изучается как целое, его можно понять только через глубинную связь фактов и событий между собой. С отказом от диалектического метода теряется и познаваемость истории. Можно, конечно, корректно изучать исторические события без того, чтобы вникать в единство исторического процесса. 'Но категория "всеобщего" берет явления не в статике, как автономные и не зависящие одно от другого, а диалектико-динамически'.
Лукач обращает внимание на то, что 'отношения, например производства, распределения, обмена, потребления... формируют членов общества как тотальности, их различия внутри целого... Определенная форма производства детерминирует некоторые формы потребления, распределения и обмена и отношения между различными их моментами'. Есть, таким образом, контраст между описанием частичного аспекта истории и описанием истории как единого процесса. Такой контраст проистекает не из различия сфер, это - методологический контраст точек зрения.
Чтобы объяснить этот момент, Лукач цитирует Маркса: 'Негр есть негр. Лишь определенные моменты делают его рабом. Прядильная машина - машина, делающая ткани. Только определенные условия делают ее капиталом... так же как золото само по себе не есть деньги, а сахар не есть цена сахара'. Лукач особенно делает акцент на диалектику базиса и надстройки. Необходимо подчеркнуть, писал он, что 'растущее у пролетариата понимание сути общества, в котором отражается длительная борьба буржуазии со смертью, говорит о постоянном росте его власти. Для пролетариата истина есть орудие победы, и оно тем сильнее, чем менее он обременен предрассудками'.
Лукач 541
Науки о природе отличаются от историко-социальных наук не только предметом, но и методом (Лукач не согласен с Энгельсом, распространившим диалектику на природу). Лишь в исторической перспективе можно увидеть события в их тотальности. Реальность можно уловить, только выйдя за пределы видимости, - там, где проступает всеобщность. Так кому же доступно проникновение в сферу тотальности? Только самому тотальному по природе субъекту. И этот субъект, по убеждению Лукача, есть класс. Только класс посредством действия может проникнуть в суть социальной реальности и кардинально изменить ее.
'Действуя, чтобы понимать, и понимая, чтобы действовать, пролетариат как субъект социальной мысли одним махом кладет конец дилемме бессилия - дилемме фатализма чистых законов и этики чистой интенции'. Пролетариат знает реальность в ее тотальности, ибо, действуя, он трансформирует ее. Пролетариат - продукт затянувшегося кризиса капитализма, и достаточно развить эту тенденцию, чтобы показать его конец. Активное самосознание пролетариата - единство теории и практики. Классовое сознание не есть ни нечто усредненное, ни сумма того, о чем думают и чувствуют разные индивиды. Скорее это осознание исторической ситуации класса.
Когда пролетариат достигает классового сознания, познание трансформируется в действие, теория - в слово-порядок. Масса, действующая в соответствии со словом-порядком, укрепляет себя сознательностью и в конце концов становится в авангарде борьбы. Роза Люксембург, напоминает Лукач, подчеркивала, что организация - скорее следствие, чем предпосылка революционного процесса, в котором пролетариат конституирует себя как класс. Этот процесс партия не может ни спровоцировать, ни запретить. Однако быть носителем классового сознания пролетариата в его исторической роли - высокая миссия партии.
В сознании буржуазии, вместе с тем, есть ясное представление о противоречиях, разрушающих общество, грозящих ей уничтожением. 'Предел, делающий "ложным" буржуазное сознание, объективен: это сама классовая ситуация'. Пролетариат стремится к отрицанию себя как класса, т. е. стремится реализовать бесклассовое общество, ибо у него есть сознание всеобщей реальности. Ничьих интересов он не защищает, он - за свободу всех. Только пролетарское сознание может указать на выход из нескончаемых кризисов. Эта миссия неизбежна. Вопрос лишь в том, сколько страданий его ждет на пути идейного созревания, пока он обретет подлинное сознание класса.
542 Марксизм
'История и классовое сознание' - известное произведение неомарксизма с характерным для него акцентом на проблемы соотношения базиса и надстройки, партии и массы, действенности субъективного фактора. Дискуссии вокруг книги накалялись, и уже в 1924 г. Зиновьев обвинил Лукача в протаскивании субъективизма и идеализма. После прихода Гитлера к власти Лукач эмигрирует в Советский Союз, покаявшись в 'идеалистических тенденциях' своей книги. После войны философ вернулся на освобожденную советскими войсками родину. Однако его ждали новые неприятности, на этот раз со стороны Жданова, обвинившего Лукача в засорении коммунистической культуры тлетворным влиянием Запада. Осенью 1956 г. он стал, несмотря на это, министром образования в кабинете Имре Надя. После нового переворота его снова осудили. Лукач умер в 1971 г.
С 30-х гг. Лукач работал в двух направлениях: философская историография и литературно-эстетическая критика. В книге 'Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества' (1948) автор пытается показать, что теологическое прочтение мысли молодого Гегеля решительно неадекватно, ибо все проблемы диалектики связаны с двумя историческими фактами - французской революцией и промышленной революцией в Англии. Дилътей, напомним, трактовал молодого Гегеля как пантеиста-мистика. Усматривая в гегелевской диалектике элементы радикализма, Лукач называет ее высшей формой идеалистической диалектики, подготовившей диалектический материализм.
Рассматривая идеи позднего Шеллинга, Шопенгауэра, Ницше, Дильтея, Зиммеля, Вебера, Шпенглера, Шелера, Хайдеггера, Ясперса в книге 'Разрушение разума. Путь иррационализма от Шеллинга к Гитлеру' (1954), Лукач называет их всех иррационалистами, реакционерами, антиматериалистами, на которых лежит ответственность за разрушение разума. Последняя, незавершенная, работа - 'К онтологии общественного бытия' - посвящена систематическому изложению социального бытия с органической точки зрения. Лукач видел свое призвание в противостоянии 'нигилистическому релятивизму' историцизма, механистическому материализму, экзистенциалистскому индивидуализму и пустому формализму неопозитивизма.
Карл Корш (1886-1961) в постскриптуме к своей книги 'Марксизм и философия' (1923) заметил: 'Пока я писал этот очерк, вышла
Корш и Блох 543
книга Лукача "История и классовое сознание"... Не могу не выразить своей радости по поводу экспозиции на широком философском основании идей, которые затронуты и мной в моей книге'. Сходство их судеб и в том, что, как и Лукач, Корш был осужден Третьим Интернационалом, а в 1925 г. изгнан из рядов немецкой коммунистической партии. Во втором издании книги 'Марксизм и философия' (1930) Корш уже критиковал не только Каутского, но и Ленина.
Немецкий марксист показывает абсурдность тезиса о 'привносимом извне сознании' в практику пролетариата. Гносеологическую теорию отражения Ленина он называет 'примитивным, дотрансцендентальным и додиалектическим представлением об отношении сознания и бытия'. 'Диктатура пролетариата' в реальности стала не чем иным, как диктатурой над пролетариатом со стороны партийной верхушки. Материалистическая диалектика, полагает Корш, состоит в факте конкретного решения противоречий между капиталом и пролетариатом и замены буржуазного общества бесклассовым коммунистическим. Диалектику нельзя преподносить, как это делал Энгельс, в качестве школьного предмета с примерами. Ее можно только применять конкретным образом. Теория при таком подходе становится имманентно-реальным компонентом революционной практики. Идеологическую надстройку (и вместе философию) нельзя трактовать как фикцию. Идеи не сверхземной мир, это реально действующая историческая сила.
С приходом нацистов к власти Корш эмигрировал в США в 1936 г., а в 1938 г. опубликовал книгу 'Карл Маркс'. 'Новую науку' Маркса он назвал 'формой сугубо эмпирического исследования', критикой общества и экономическим его анализом. Материализм не метафизика, а научно обоснованное поведение. В марксизме Корш видит три методологических принципа: 1. Принцип спецификации (экономические категории марксизма имеют смысл только в отношении определенного периода развития буржуазного общества); 2. Принцип изменения (марксизм трактует все существующие условия как изменчивые и как объект изменения); 3. Принцип критики ('Материалистическая теория социальной революции есть мощный рычаг социальной революции').
К неомарксизму так или иначе примыкает весьма оригинальная 'философия надежды' Эрнста Блоха, ориентированная на несуществующее будущее как подлинно человеческое пространство. Блох Родился в Людвигсхафене в 1885 г. Почитатель Гегеля, он писал в Работе 'Субъект - Объект. Комментарий к Гегелю' (1949): 'Тот, кто
544 Марксизм
пренебрегает изучением диалектики Гегеля, никогда не постигнет историко-диалектического материализма'. Среди учителей Блоха следует вспомнить Зиммеля, Лукача, Ясперса, Макса Вебера. С приходом нацистов к власти он вступает в коммунистическую партию, затем несколько лет живет в разных городах - Цюрихе, Вене, Праге, Кембридже. С установлением ГДР он становится профессором философии в Лейпциге. Однако разногласия с теоретиками диамата вынудили его оставить кафедру. Обвиненный в ревизионизме и развращении молодежи, философ отстранен от дел, книга 'Принцип надежды' конфискована, его друзья и некоторые из студентов арестованы. Последние годы жизни Блох преподавал в Тюбингене, где и умер в 1977 г. В 1967 г. был награжден Международной премией мира немецких издателей (среди лауреатов этой премии Романо Гвардини, Пауль Тиллих, Карл Ясперс, Мартин Бубер и Габриель Марсель). Из сочинений Блоха назовем еще 'Дух утопии' (1918), 'Принцип надежды' (в 3-х тт., 1954-1959), 'Томас Мюнцер как теолог революции' (1935), 'Наследие этого времени' (сборник очерков, 1924-1933), 'Субъект-Объект. Комментарий к Гегелю' (1940), 'Основные философские вопросы онтологии еще-не-бытия' (1961), 'Атеизм в христианстве' (1968).
Надежда - непростой и вместе с тем древний вопрос человеческой жизни. 'Отчаянная надежда' Гераклита, эрос Платона, аристотелевская материя как 'потенция бытия', гегелевская диалектика, по мнению Блоха, так или иначе несут в себе зерна непроросшей пока 'философии надежды'.
В центре его философии не бытие, не познание, не государство и не сознание, а - надежда. Изначально человек, уверен Блох, устремлен в будущее: прошлое он поймет потом, а подлинное настоящее еще не наступило. Вся реальность (природная и человеческая) дана в этом первобытном импульсе, толкающем к новизне будущего, которое реализует возможное. Это космическое измерение Блох называет 'голодом', в жизни человека он проявляется как надежда или желание. Заметим, что это не просто вопрос психологии. Философ формулирует его как онтологический принцип 'еще-не-бытия'.
В самом деле, последний корень всех вещей - возможное, т. е. незавершенное. Открытость всего земного состоит в недостаточной адекватности, что, впрочем, вовсе не отрицательный, а скорее позитивный фактор. Это дорога к освобождению, ибо надежда и ожидание расширяют горизонт человека, а не сковывают его. Поэтому всегда есть потребность в людях, активно действующих в
Блох 545
пространстве становящегося, частью которого они являются. Такие люди не выносят 'собачьей жизни', покорности и стенаний, они действуют вопреки опасности и страху.
Из мира возможного рождается реальность как переплетение субъективного и объективного. 'Субъективный фактор есть потенция, не замкнутая эволюционным процессом, объективный фактор есть также незамкнутая потенциальность мировых мутаций в рамках его законов, которые в новых условиях меняются, но не перестают быть законами'.
Момент, реализующий потенцию, присутствует в до- и сверхчеловеческом мирах, все-таки человек есть реальная возможность того, что еще только должно стать. Следовательно, человек не та возможность, которую реализует желудь, став дубом. Он скорее та возможность, которая еще не созрела в тотальности своих внутренних и внешних условий и их определений. 'Только действующий и познающий человек, - пишет Блох в работе " Субъект-Объект", - может построить из подвижных конструкций дом и родину, т. е. то, что древние утописты называли regnum hominis, царством человека'.
Религия, по мнению Блоха, не только продукт отчуждения человека, как полагали Фейербах и Маркс. Хотя и Маркс отмечал, что трудно не увидеть в религии отчетливый протест против реальной нищеты. Религия - вздох попранного творения, душа бездушного мира. Маркс говорит о религии как об убожестве, но говорит и о протесте, протесте против отчуждения, против неподлинного частичного существования. Здесь есть ожидание, как в 'Апокалипсисе', 'нового неба и новой земли' (Апок. 21, 1).
Где надежда, там и религия. В очерке 'Атеизм в христианстве' Блох отделяет теократическое пространство от еретического. Первое аннулирует человека в его порыве к новому. Второе, напротив, есть оспаривание существующего порядка, 'красная нить Библии', выражающей страдания того, кто не хочет остаться прежним. Скажем, в Ветхом завете (в книге Иова) человек ропщет на Бога. В Новом завете Иисус взывает к новому Царству, новому Иерусалиму. Разумеется, эсхатология Блоха - земного плана. Это не помешало некоторым современным теологам принять на вооружение его идеи. На вопрос, что он думает по поводу использования его теологических конструкций, Блох ответил словами Сократа (сопровождаемого Алкивиадом при встрече с софистом, который не жалел комплиментов в адрес Сократа по поводу его речи накануне): 'Этот меня хвалил. Так в чем же я ошибся вчера вечером?'
546 Марксизм
По мнению христаинских теологов, Блох ошибался в том, что одобряли официальные марксисты. А для официальных марксистов ошибочными были те идеи и концепции Блоха, которые принимались и использовались теологами.
'После отлучения Югославии в 1948 г., сталинских преступлений, признанных на XX съезде КПСС, после событий в Берлине, Познани и Венгрии в 1956 г. санкций против Китая 1958 г., клеветнических кампаний, приведших к расколу коммунистического движения, вторжения в Чехословакию, преступлений так называемой "нормализации", интеллектуальной инквизиции в Советском Союзе от дела Синявского до постыдной травли Солженицына, после взрыва антисемитизма в Польше, а затем в Ленинграде, подавления польских забастовщиков, не считая прочего, - все как после всякой катастрофы. Так можно ли сказать, что речь идет об "ошибках"? Не следствия ли это самой системы? Системы не социалистической, а советской - творения Сталина и Брежнева? Как не задуматься над неизбежностью этого превращения и не попытаться понять социализм как сотворенный не только сверху, но и снизу?'
Эти слова принадлежат Роже Гароди. Он родился в Марселе в 1913 г. и всю жизнь посвятил освобождению марксизма от сталинских деформаций, закончившихся диктатурой против пролетариата. Советские руководители, по мнению Гароди, соорудили удушающий бюрократический централизм. 'Неспособные ассимилировать даже минимальную инициативу снизу, отвергая любую попытку обновления, они несут полную ответственность за теоретическую дегенерацию марксизма и преступную практику полицейской власти в России и странах-сателлитах. Больше всего они боятся социализма с человеческим лицом', - писал Гароди.
В 1970 г. его исключили из рядов французской компартии, ибо его модель 'персоналистского марксизма' уже не стыковалась с ортодоксальной. Советский коммунизм - это 'сталинизм плюс компьютер', т. е. раздробление человека в крошку - с целью покончить с личностью в ее разнообразии и богатстве - посредством бюрократической бетономешалки.
Гароди устанавливает преемственность философии Фихте и Маркса. (Напомним, что основная идея Фихте: человек есть то, что он делает.)
Гароди 547
Впервые в истории философии был поставлен под вопрос примат сущности, априорного, теологического и антропологического определения человека в пользу свободной творческой деятельности. По Гароди, Маркс соединил фихтеанскую идею человека-творца с открытием социально-исторических условий развития человека.
Гароди лишь довел до конца то, о чем уже думали Анри Лефевр (1901-1979), Люсьен Гольдман (1913-1970) и, конечно, Жан-Поль Сартр. Лефевр заметил, что неокапитализму удалось разобщить рабочий класс и превратить его из революционного в класс потребителей общества мнимого благосостояния. Завоевание власти уже не актуально, скорее речь может идти об изменении повседневной жизни. Лефевр был исключен из ФКП в 1959 г. Л. Гудмен вслед за Лукачем разрабатывал социологию культуры, пытаясь освободить марксизм из сетей 'диамата'. В 'Критике диалектического разума' Сартр также попытался усилить аспект человека как 'практического проекта', осужденного быть свободным.
Свою 'Альтернативу' (1972) сталинизму Гароди излагает так. Наше общество - в стадии дезинтеграции, поэтому необходима основательная трансформация. Но традиционными методами это сделать невозможно. Для преодоления кризиса нужно нечто большее, чем революция, - радикальное изменение, и не только на уровне собственности и властных структур, но и в сферах школы и культуры, религии и веры, жизненного смысла. Изменить мир и изменить жизнь. Существуют проблемы, которые рождаются не из разделяемой со всеми идеологии, а из общих сложностей. Мы находимся в ситуации, когда следует изменить само понятие политики. Она заключается не в голосовании и не в принадлежности к партии, каждый из нас должен изобрести будущее. В политике нет готовых моделей. От человека требуется дать нечто более трудное, чем отдать то, что у него есть. По сути, чтобы по-новому сориентировать общество, необходимо творческое воображение, которое присутствует 'в художественном произведении, религиозной вере, любви, философии, наконец, в революции'.
'Мы перед выбором: подчиниться судьбе или сотворить историю. Создавать не партию, а дух. У нас есть возможность выбора не между порядком и переменами, а между революционными конвульсиями и конструктивной революцией'.
548 Марксизм
В 1953 г. Гароди еще придерживался материалистической теории познания и ленинской теории отражения. Однако в книге '-Марксизм XX века' (1966) под влиянием Башляра эта установка пересмотрена. Человек создает 'модели', проверяя их на практике. Так в познании взаимодействуют активный и пассивный элементы. Недовольный эстетикой 'социалистического реализма', Гароди делает акцент на мифе, понятом как 'любое символическое представление, напоминающее человеку о том, что он творец', говорящее о его способности изобретать грядущее.
Вступая в диалог с христианами, особенно католиками, французский марксист предложил гетеродоксальную интерпретацию религии. В книге 'Христианская мораль и марксистская мораль' (1960) он писал: 'Христианская теология в сравнении с марксизмом дает то, что средневековая алхимия сделала в отношении современной ядерной физики: сон о невероятных трансформациях материи стал реальностью наших дней, эсхатологические требования любви и человеческого достоинства нашли в марксизме условия воплощения, но только не в другом, иллюзорном, а скорее в посюстороннем мире'.
В очерке 'Что такое марксистская мораль"?' (1963) Гароди отметил, что христианство создало новое измерение человека - личность. Такое понятие во всем чуждо классическому греческому рационализму. Второе завоевание христианства, по его мнению, состоит в великом стремлении к совершенной гармонии сознаний, в рамках которой ни одно из них не может быть средством для другого. Устремление, сохранявшееся и во времена распада Римской империи, в эпоху разложения феодальной системы, сегодня обрело реальные условия в социализме и коммунизме, поставило целью покончить с эксплуатацией человека человеком, т. е. с системой использования человека как средства.
Нет необходимости, если дело обстоит подобным образом, чтобы христианин стал марксистом, а марксист стал христианином. И те, и другие, читаем мы в работе 'От анафемы к диалогу' (1965), 'живут в тяготении к бесконечному, только для первых бесконечное - в присутствии, для вторых - в отсутствии'. Для христианина человек без Бога - не человек, для марксистов есть только человек.
Необходим плодотворный диалог. Нелепо, когда марксист насмехается над верой христианина, его любовью, мечтами, надеждами. По сути дела, христианин не перфекционист, ибо, с точки зрения Абсолюта, все земное остается несовершенным. Гароди согласен с Полем Клоделем, что тот, кто обещает вечный рай на земле, на деле готовит 'респектабельный ад'. Трудно возразить
Альтюссер 549
словам Гароди из книги 'Танец жизни' (1973): 'Наша эпоха стремится к открытому обществу, члены которого не впадают ни в тоталитаризм, ни в индивидуализм, к обществу, где есть единение полифонии, как в хорошо исполненном танце, открытость творчеству, грядущему, пророчествам и утопиям'. В последние годы жизни Гароди принял ислам.
Решительно несогласен с 'гуманистической' интерпретацией марксизма ученик Башляра Луи Альтюссер (р. 1918). Он преподавал в Парижской высшей нормальной школе вплоть до 1981 г., когда душевная болезнь заставила прервать работу. Автор двух известных книг 'За Маркса' (1965) и 'Читать "Капитал"' (1965, в соавторстве с Э. Балибаром и Р. Этабле), Альтюссер выступает против попыток рядить Маркса под Гегеля или Гуссерля. Альтюссер указывает на специфичность марксизма, который на разных этапах выступал в одной из трех функций: 1) апологетической (в качестве обоснования определенной политики и практики); 2) экзегетической (в качестве комментариев к текстам, считавшимся непогрешимой истиной); 3) практической (как тенденция 'разрезать мир' на основе классовых антагонизмов и делить науку на 'буржуазную' и 'пролетарскую').
На подобные редукции Альтюссер реагирует тем, что разделяет науку и идеологию. Идеология не дескриптивная теория реальности, а 'воля, надежда, ностальгия'. Чтобы найти новую концепцию науки, на которой основан 'Капитал', Альтюссер внимательно исследует периодизацию сочинений Маркса. В результате он приходит к выводу, что ранние сочинения Маркса образуют 'предысторию'. В 1842 г. он еще - рационалист и либерал в духе Канта и Фихте, 1842-1845 гг. - рационалист-'коммунитарий' и ученик Фейербаха. Лишь с 1845 г. (с 'Тезисов о Фейербахе' и 'Немецкой идеологии') заметен переход от идеологии к науке. Речь идет о подлинно 'эпистемологическом изломе', о котором писал Башляр. Оставлены разговоры о сущности человека, отчуждении и т. д., вместо этого - 'производительные силы', 'производственные отношения' и т. п. Это уже новые категории научного познания истории.
Гуманизм, по мнению Альтюссера, - идеология, ибо трактует о человеке 'воображаемом'. 'Субъект - не что иное, как опора
550 Марксизм
производственных отношений', - пишет он в книге 'Читать "Капитал "'. Необходимо, следовательно, понять, что 'не с конкретными людьми имеет дело наука, а с людьми-функциями в определенной структуре, носителями рабочей силы, представителями капитала... В теории люди соединены формой, поддерживающей структурные отношения, индивидуальность предстает в форме особых эффектов структуры'. Именно поэтому в 'Капитале' есть 'необходимые принципы для определения (в рамках капиталистического производства) различных форм индивидуальности - требуемых и производимых - данным способом производства, в соответствии с функциями, которые эти индивиды поддерживают'.
Стало быть, теоретический антигуманизм Маркса есть условие познания человеческого мира и его практической трансформации. 'Нельзя что-то знать о людях, если только не испепелить философский миф о человеке. Любая философия, пытающаяся так или иначе реставрировать марксистскую антропологию или философский гуманизм, будет в теоретическом смысле собиранием пыли', - пишет ревнитель аутентичного марксизма ('За Маркса'). Марксизм, благодаря эпистемологическому излому, не только 'антигуманизм', но и 'антиисторизм'.
История - не линейный прогресс. Oт Гегеля Маркс взял только идею, что история - бессубъектный процесс, полагает Альтюссер, но не диалектику. История проходит через серию изломов, поэтому не диалектика, а 'сюрдетерминация' образует специфичность марксистского противоречия. 'Сюрдетерминация' есть общий эффект всех конкретных обстоятельств или, если угодно, конвергенции структурных цепочек.
'Экономическое противоречие поэтому есть детерминанта, и в то же время нечто обусловленное. Оно детерминировано разными уровнями и разными моментами социальной формации'. Как видим, Альтюссер (в силу собственного антиисторизма) готов притушить экономизм марксизма. С другой стороны, продолжает он, хотя наука и не идеология, все же ни одно общество без идеологии не обходится. Идеология - 'отжитое отношение людей и мира'. Мораль, религия, искусство, политика - все это идеология. Поэтому она как социально-практическая функция превалирует над теоретической функцией. Именно в лоне идеологии люди пытаются изменить свои 'прожитые отношения с миром'.
Это не значит, что люди (или класс) делают историю, способствуют прогрессу, тем более что факты не есть ценности. История, по Альтюссеру, - непрерывная серия структурных сцеплений, а индивидов (классы) нельзя понять вне структур и их сцеплений. Философ против 'правоидеалистических интерпретаций марксизма как "философии человека", марксизма как теоретического гуманизма, против позитивистского тенденциозного смешения "науки" и
Лабриола 551
"философии", против релятивистского историцизма (правого и левого оппортунизма), против эволюционистской редукции материалистической диалектики к гегелевской, вообще против буржуазных и мелкобуржуазных тенденций'. Альтюссер защищает 'радикальную специфичность' мысли Маркса, 'революционную теоретическую и практическую ее новизну' и порывает с буржуазной идеологией, чтобы 'снова стать марксистом'.
Антонио Лабриола (1843-1904), несомненно, один из самых ярких представителей итальянского марксизма. Учился он в Неаполе, где среди преподавателей был Спавента, затем преподавал в Риме. С 1870-го по 1880 г. Лабриола изучает сочинения Гербарта, Гегеля. Прочитав некоторые работы Маркса, он становится марксистом. Об этом свидетельствуют его страстные очерки 'В память манифеста коммунистов' (1896) и 'Об историческом материализме' (1897). Понимая всю разницу между марксизмом и позитивизмом, у последнего он заимствует научный метод, при этом материалистическое понимание мира ему чуждо. Материя, по мнению Лабриолы, - всего лишь 'знак или метафизическое воспоминание... выражение последнего гипотетического субстрата натуралистического опыта'. Исторический материализм не есть метафизика материи, он не имеет отношения к физике, химии, биологии. Марксизм - не натурализм и не материализм. Культура и природа, уверен Лабриола, пересекаясь, взаимодействуют, но никогда не совпадают. Культура невыводима из биологических данных: ее можно понять, исследуя человеческое общество, условия, его рождающие и из него вытекающие, поскольку оно человеческое. Человек уже не просто природа, механическим закономерностям нет места в обществе. В этой критике натурализма и механицизма нельзя не заметить отчетливо гуманистическую позицию. Освободить человека можно лишь при условии, если вернуть ему роль субъекта истории - homo faber - творца истории.
Самым мучительным вопросом в становлении марксизма было соотношение базиса и надстройки, структуры и суперструктуры.
552 Марксизм
'Любовь к парадоксам, часто неотделимая от безмерного рвения одержимых приверженцев новой доктрины завербовать максимум сторонников, привела к иллюзии (многим казавшейся очевидностью), что экономический фактор все объясняет', - комментирует ситуацию Лабриола. Все невписавшееся в эту простую схему обрело наименование ненужного, бесполезного. Но ведь и Энгельс, напоминает Лабриола (состоявший с ним в переписке), определяющее значение экономики усматривал только в конечном счете. Нет сомнений, что не формы сознания определяют бытие, а способ бытия определяет сознание. Но ведь и формы сознания, сформированные условиями жизни, - это тоже история. Экономическая анатомия - всего лишь часть ее. Теория исторического материализма объясняет, например, приоритет экономической структуры над миром идей. Но нельзя же использовать ее как талисман, взывая к примитивным формулам, когда речь идет об объяснении сложнейших хитросплетений социальных феноменов. Экономика - не механизм с автоматическими эффектами в виде институтов, законов, нравов, мыслей, чувств и идеологий. Тонкие, часто неуловимые процессы опосредования, накапливаясь, меняют ход событий, поэтому их нельзя игнорировать.
Будучи критиком социального дарвинизма как формы вульгаризации исторического материализма, Лабриола решительно восстает против любой формы идеализма, критикуя и эксцессы волюнтаризма. Исторический материализм он толкует как философию практики, девиз которой - действуя познавать. Человеческое действие в истории, субъект которой, совершенствуя себя, активно формирует условия обитания, средства производства и обстоятельства опыта, - вот достойный предмет исследования. Марксова доктрина, по мнению Лабриолы, не может претендовать на полномасштабную интерпретацию мира. Сам Маркс называл свою теорию путеводной нитью и методом исследования (ведь и дарвинизм - тоже метод). Из него нелепо изобретать натурфилософию на манер Шеллинга или что-то в этом роде.
Концепция Антонио Грамши (большей частью представленная в 'Тюремных тетрадях') как оригинальная версия марксизма интересна своей конкретностью. Вместе с тем она явилась попыткой вписать марксизм в итальянскую традицию. В этом плане и сегодня с интересом читаются его работы о Макиавелли, по истории рисорджименто, о католиках, интеллигенции, рабочих забастовках, о философии Бенедетто Кроче.
Грамши 553
Родился Грамши на о. Сардиния (в провинции Кальяри) в 1891 г. в бедной семье. Закончив лицей, он поступил в Туринский университет, который бросил в 1914 г., занявшись политикой. Инициатор 'фабричного совета' в Турине, недовольный политикой социалистов, в 1921 г. он примкнул к вновь созданной коммунистической партии. Двумя годами раньше вместе с Пальмиро Тольятти начал издавать журнал 'Новый порядок'. К 1922 г. относится его знакомство с Лениным в Москве. С 1924 г. он руководит газетой 'Унита', органом компартии. В 1926 г. Грамши арестован фашистской полицией, через два года военный трибунал приговорил его к двадцати четырем годам тюремного заключения. Одиннадцать лет за решеткой настолько подорвали его здоровье, что, оказавшись в римской больнице в апреле 1937 г., через неделю он скончался. Написанные в годы заключения 'Тюремные тетради' вошли в историю как настоящий гимн человечности.
Марксист Грамши приложил немало усилий, отмежевываясь от Кроче, успех которого он связывал с эффективностью критики трансценденции и теологии в ее религиозно-конфессиональных формах. Тем не менее крочеанство даже в стремлении отвечать на запросы времени остается, по мнению Грамши, спекулятивной доктриной, ибо 'диалектический процесс механическим образом предполагает, что антитезис должен сохраниться в тезисе, дабы не разрушить сам процесс, уже предусмотренный в вечном повторении'. Грамши выдвигает свою версию историцизма как 'обмирщения и безусловно реального заземления мысли, очищенной от спекулятивного духа и сведенной к чистой истории, историчности или чистому гуманизму'.
Философия практики окончательно порывает с теологией и остатками трансценденции. Нельзя, уверен Грамши, трактовать базис как своего рода 'потаенного бога', т. е. слишком спекулятивным образом. Базис (как структура) историчен, это отношения реальных работающих людей. Для понимания истории не нужны идеалистические спекулятивные схемы. Не просто вредны, но и опасны и вульгарно-материалистические упрощения в позитивистском духе. Социология вообще, заявляет Грамши, опирающаяся на вульгарно эволюционистское понимание событий, есть философия не-философов. Типично позитивистские методы при анализе исторических событий не работают. Историю нельзя разместить в клетке философских и научных схем. Революционная организованная воля разносит в пух и прах теоретическую необходимость и
554 Марксизм
регулярность. Понимание исторической необходимости - в диалектическом методе (прирученном Кроче, но непонятом вульгарными марксистами и игнорируемом социологами). Подлинная диалектика позволяет понять суть реальности, заставляет анализировать осознание социальных противоречий реальными людьми, искать решения в конкретной ситуации и особых традициях, носители которых - люди.
Октябрьская революция, по убеждению Грамши, была на самом деле революцией против 'Капитала'. Это значит, что она произошла вопреки прогнозам, сделанным в 'Капитале'. Ведь ясно было сказано, что революция должна произойти в высокоразвитой индустриальной державе с организованным пролетариатом. Но факты, говорит Грамши, выше идеологии. Россия перевернула все каноны исторического материализма. Именно это доказывает, что марксизм - не спекулятивная доктрина, а практика и революционное сознание. Таков урок русской революции и Ленина: быть марксистами, а не доктринерами-склеротиками. Марксизм не нависает над историей, подобно пророку или судье. Он - всегда внутренний будоражащий фактор истории. С этой точки зрения большевистскую революцию итальянский философ не без оснований называет чисто марксистской революцией.
Философия практики, как видим, интерпретирует марксизм совсем не позитивистским образом. Структурные элементы высвечиваются через человеческое, событийное, где воля и мысль - не на последнем месте. Как диалектически соединить теорию и практику, чтобы обеспечить прорыв к власти силы, способной сотворить новый тип цивилизации? Вот вопрос вопросов для революционера.
Стратегию захвата ключевых позиций управления вплоть до построения социалистического общества изучает теория гегемонии. Общество разделено на классы. Теперь важно понять, почему один из них становится историческим субъектом, а значит, мотором всего общества. Он должен выделиться, став плазмой критического самосознания. Обозначив себя силой, класс на основе собственной идеологии, организации, морального и интеллектуального превосходства заявляет о себе как о руководящей силе. Очевидно, что класс становится направляющим тогда, когда он концентрирует в себе энергию и насущные потребности общества как целого, так или иначе добиваясь согласия на то других классов и образуя нечто вроде исторического блока в рамках органической системы социальных союзов, связанных общей идеологией и общей культурой.
Грамши 555
Общества без гегемонии не бывает, - категоричен Грамши. Борьба между двумя классами за господство - борьба двух гегемоний. Всегда различимы класс подчиненный и класс руководящий. При создании гегемонии, как правило, идут от системы директивных указаний по решению социальных проблем к отработке эффективных средств их реализации. Финальный пункт - установление власти. Если способность управлять и командный тонус падает, то это означает кризис гегемонии. Социальные и политические силы удерживаются у власти на инерционном ходу всегда лишь на определенный период. Кризис неминуем - в этом суть революции. Она обнаруживает пустоты в структурах власти, создаваемые одним из непокорных классов. Так аппарат управления теряет консенсус и контроль над обществом. Теряет естественным образом, ибо рождается и развивается новый руководящий класс, пока не доминирующий, но уже заявляющий о своих правах на гегемонию, которой рано или поздно он добивается, и если необходимо, то даже и силой.
Различение, которое Грамши делает между господством и гегемонией, ведет его к уяснению разницы между обществом политическим и обществом гражданским. Первое дано в форме государства, это - власть как сила, конституирующаяся в виде юридического аппарата принуждения. Гражданское общество, напротив, предстает как взаимосвязь отношений, кристаллизующихся во множестве институтов: синдикатов, партий, церкви, печати, школы и т. п. Именно посредством этих институтов класс, претендующий на гегемонию, реализует свои ценности, верования, идеалы, создавая некое моральное и интеллектуальное единство разных социальных групп.
Он добивается консенсуса относительно нового образа культуры (со всеми аксессуарами универсальной ценности), убеждая общество в своей способности быстро и эффективно решить жгучие проблемы национального возрождения. Так создается основа власти: социальная группа, подчеркивает Грамши, может и должна быть направляющей еще до того, как прорвется к власти. Потом, когда она окажется У власти (даже если эту власть приходится держать 'в кулаке'), она становится доминирующей, но по-прежнему вынуждена быть указующей и направляющей. Итак, мы видим концептуальные смещения внутри классической марксистской схемы. История - уже не развитие производительных сил, скорее она обнаруживает себя в развертывании антагонистических начал, гегемоний или культурных Моделей. 'История, - напрямую заявляет Грамши, - всегда борьба двух гегемоний, двух религий'. Значит, в историческом развитии
556 Марксизм
именно надстройка (гегемония) играет роль базиса, т. е. основания общества В общей схеме взаимодействия сил Грамши настаивает на примате идеологии, прочие институты вторичны. Марксистская социология очевидным образом перевернута. Впрочем, это не мешает философу оставаться якобинцем в практическом отношении к миру. Философия должна не созерцать, а изменять мир, и здесь, конечно, не обойтись без всемирной революции.
Социальная группа, вознамерившаяся захватить 'царство власти', должна разработать, по-видимому, свой образ культуры. Новая картина мира с особой шкалой ценностей необходима, чтобы доказать право на национальное лидерство. Но этого недостаточно: идеалы нужно укоренить в массовой культуре, сделав их наследием нации, сцементировать ими действующие силы так, чтобы социальные перемены в нужном русле не затухали.
Мы стоим перед лицом двух сложнейших проблем: определения функции интеллектуалов в обществе и природы партии. Ясно, что 'массы' неспособны к самоопределению и независимости без организации, а организации нет без интеллектуалов-дирижеров. Другими словами, в связке теория-практика следует выделить слой людей, специализирующихся на концептуальном обосновании политики. Не кто-нибудь, а интеллектуалы конструируют модель социализма Как достойным представителям науки и техники пролетариат доверяет интеллектуалам сформировать сознание своей исторической миссии.
Поскольку для Грамши подлинное самосознание класса - ключевая идея марксистской теории революции, понятна и роль интеллигенции как центральной силы в истории. Интеллектуалы разрабатывают и пропагандируют доктрину социализма, создают дисциплинарные организации, направляют революционный процесс на всех его этапах. Интеллектуал уже не беспристрастный исследователь истины. Как агент партии он должен стать политиком, 'органическим дирижером партии', смешаться с политической жизнью как конструктор, организатор, пропагандист.
Интеллектуалами Грамши называет весь социальный слой людей с функцией организаторов - в самых различных сферах: промышленности ли, культуры или администрации. Интеллектуал - это функционер, уполномоченный пропагандист передового класса. Итальянские интеллектуалы, полагает Грамши, никогда не умели культурно объединить общество. Идеологи Возрождения, все национальные лидеры вплоть до Кроче и Джентиле, отделяли 'вы-
Грамши 557
сокую' культуру от 'народной'. Интеллектуал-марксист - это 'органический интеллектуал'. Он никогда не отделяет себя от народа, разделяя его чаяния и нужды, давая им культурную интерпретацию, т. е. образование и подготовку его к новой перспективе, новой культуре. Таким образом, всякое отношение гегемонии есть отношение педагогическое.
Партия, интерпретируя интересы своих членов, обязана стать по преимуществу 'органически интеллектуальной'. 'Коммунистическая партия представляет всеобщие интересы и чаяния рабочего класса', она воплощает собой 'коллективно революционную якобинскую волю'. Другими словами, это 'Новый Государь'. Правда, в отличие от образа Макиавелли, коммунистический Государь - не реальное лицо и не конкретный индивид. Как организм он - элемент сложного общества с конкретизированной коллективной волей, частично обнаружившейся в действии. Этот организм дан самим историческим развитием. Политическая партия - первая ячейка, в которой укоренились зерна коллективной воли, судьба которых - стать универсальными. Партия есть 'очаг веры' и хранитель доктрины.
Грамши не останавливается на достигнутом. Его Государь, мужая, переворачивает всю прежнюю систему моральных и интеллектуальных отношений, ибо всякое действие выступает в свете полезного или вредного, добродетельного или злонамеренного относительно власти. Государь в сознании становится божеством или категорическим императивом (это уже основа современного атеизма или, лучше, завершение секуляризации жизни, нравов и обычаев). Поэтому, по мысли Грамши, социализм - 'религия, которая должна уничтожить христианство'. Истина - в Партии, необходимо полное подчинение ее воле. Она централизована, идеологический монолит скреплен железной дисциплиной. Со всеми 'так называемыми научными уклонами' следует решительно покончить. 'Партия - как церковь, в революции - как на войне, где побеждает сильнейший', - писал Грамши в статье 'Новый порядок'. Позже его стратегия революционного действия изменилась. Лобовая атака (как в опыте русской революции) больше не эффективна. Грамши обосновывает необходимость позиционной войны 'на измор'.
Кроме того, если 'на Востоке государство вездесуще, а гражданское общество примитивно и неразвито, то на Западе государство и гражданское общество всегда были в верной пропорции, а моменты кризиса государства лишь усиливали прочную структуру гражданского общества. Западное государство подобно рву на передней позиции, за которой начинаются крепостные стены и казематы'. Революция на Западе никогда не победит в 'открытом таране', т. е. пока она атакует на уровне рва-государства. Хорошо
558 Марксизм
укрепленные тылы защищают его от поражения. Революция может добиться успеха только в условиях стратегии 'позиционной войны', цель которой - вымотать противника и 'выкурить' его из 'крепостей и казематов' гражданского общества. Коммунисты западных стран должны освоить эту новую стратегию. Такова идея партии, без сомнений действующей и - помимо какого бы то ни было контроля со стороны общества - декретивно устанавливающей свое понимание истины. Модель партии, помимо ожиданий Грамши, со временем и по мере реализации стала напоминать секту с манихейской моралью. Так ошибался ли тот, кто сказал, что 'в каждом утописте живет тоталитарный дух'?..
559
Франкфуртская школа берет свое начало в 20-х гг. с Института социальных исследований. Директорами института были австромарксист Карл Грюнберг, Фридрих Поллок и затем Макс Хоркхаймер (с 1931 г.). Именно с последним работа института приобрела особо важное направление в социальной критике. В журнале 'Архив истории социализма и рабочего движения' появлялись не только работы Карла Корша, Дьёрдя Лукача, но и Д. Рязанова, директора Института марксизма-ленинизма в Москве. В 1932 г. Хоркхаймер основал журнал 'Социальные исследования', в котором развивается тематика 'Архива'. Хоркхаймер особое внимание уделял проблемам всеобщего и диалектики, социально-экономическим, культурно-психологическим связям, устанавливал преемственность гегельянства, марксизма и фрейдизма.
Существует, писал Хоркхаймер, угол зрения, имеющий в качестве предмета все общество, всю социальную структуру. Теоретик-критик ищет путь рационального развития общества, где нет эксплуатации. Фашизм, нацизм, сталинизм, 'холодная война', индустриальное общество, психоанализ и проблема человека - типичные темы франкфуртской школы.
Среди ее представителей - Фридрих Поллок ('Марксистская теория денег', 1928; 'Современная ситуация капитализма и перспективы переустройства плановой экономики', 1932); Генрих Гроссман ('Закон накопления и крах капиталистической системы', 1929); Карл Август Витфогель ('Хозяйство и общество Китая', 1931; 'Восточный деспотизм', 1957). Позже к ним присоединятся Теодор Адорно, Герберт Маркузе, Эрих Фромм, литературный критик Вальтер Беньямин и социолог литературы Лео Левенталь ('Об общественном положении литературы', 1932), политолог Франц Нейман.
560
Адорно 561
В период фашизма группа франкфуртских философов эмигрировала в Женеву, Париж, затем Нью-Йорк. Последней коллективной работой стали 'Очерки о власти и семье', где обсуждаются проблемы двойственной природы власти, семьи как средства воспроизводства общества, критики технологической рациональности, необходимости нейтрализации дефектов позитивизма и т. п. После Второй мировой войны Маркузе, Фромм, Левенталь и Витфогель остались в США. Адорно, Хоркхаймер и Поллок вернулись во Франкфурт. В 1950 г. во вновь открытый Институт социальных исследований вернулись Альфред Шмидт, Оскар Негт и Юрген Хабермас, автор работ 'Логика социальных наук' (1967) и 'Познание и интерес' (1968).
В 'Негативной диалектике' (1966) Адорно (1901-1969) делает выбор в пользу Гегеля как диалектика, но не систематика. Ему импонирует диалектика 'Феноменологии духа' в отличие от 'Логики' и 'Философии права' с их систематичностью. Диалектике синтеза и примирения он противопоставляет диалектику отрицания, не признающую тождества реальности и мышления. 'Никакой разум не смог бы найти себя в реальности, порядок и форма которой подавляют любую претензию разума', - писал он в книге 'Актуальность философии' (1931). Что бытие соотносится с мышлением, доступно для него, - иллюзия, ставшая причиной неудач традиционной метафизики - феноменологии, идеализма, позитивизма, марксизма. Как позитивные теории, они трансформируются в идеологии. 'Философия сегодня служит только маскараду реальности, чтобы увековечить существующий порядок'. Только принцип нетождественности бытия и мышления дает возможность, избежав камуфляжа, вместе с тем говорить осмысленно о реальности, полагает Адорно. 'Мы живем после Аушвица, и прочитываемый философией текст полон лакун и контрастов, что трудно не приписать демонической слепоте'.
Диалектика - в борьбе против господства тождественного, восстание частностей против порочного всеобщего. 'Разум становится неспособным уловить реальность не в силу собственной неспособности, а поскольку реальность не есть разум', - пишет Адорно в 'Трех очерках о Гегеле' (1963). Задача негативной диалектики - перевернуть ложную уверенность философских систем и привлечь внимание к индивидуальному. 'Традиционная философия пытается
562 Франкфуртская школа
познать непохожее, сделав его похожим'. Но реальное не есть разум, и это 'подтверждает, что критика тождественного тяготеет в сторону Объекта'.
Негативная диалектика материалистична, поскольку реальность не есть нечто рациональное, скорее она нечто разорванное и неуспокоенное. Примат объективного - в неспособности духа организовать реальность. Негативный элемент (то, что не подвластно усмирению духом) становится мотором демистификации. Идеалисты, по мнению Адорно, пытаются заставить замолчать реальность силой идей, поэтому необходимо 'разговорить' реальность, чтобы покончить с абстрактностью идеалистических систем, схемами, решающими, что важно, а что нет.
'Идея важности, - пишет Адорно, - отсылает к организационным критериям, идея актуального, напротив, соразмерна с объективной тенденцией, все более и более мощной. Разделение на важное и второстепенное формально повторяет иерархию ценностей доминирующей практики... Разделение мира на главные и вспомогательные вещи служит для нейтрализации феноменов в ключе крайней социальной несправедливости'. Таким образом, негативная диалектика Адорно пытается разбить философскую и политическую тотальность в пользу различий индивидуального и качественного плана. 'Порочной и ничтожной культуре' необходимо противостоять. После Аушвица вся культура, включая крайне необходимую ее критику, есть хлам.
Поняв основы негативной диалектики, уже не трудно понять позицию Адорно по отношению к философским и политическим концепциям, течениям в искусстве, социальным изменениям. Негативная диалектика становится 'критической теорией общества'. Идеализм, неокантианство с его формализмом, неопозитивизм развеялись как дым, считает Адорно. 'Рафинированная и амбициозная' феноменология Гуссерля осталась нереализованной программой. Экзистенциализм Хайдеггера - 'примитивный иррационализм'. Позитивизм сводится к некритическому принятию фактов и существующего. Гегель, которому Адорно немало обязан, 'фальсифицирует реальность своей системой'. Но и все догматические формы марксизма, априорно и некритически синтезирующие феномены, философ также не признает. Противник гуманистической социологии, он не менее жестко критиковал
Адорно и Хоркхаймер 563
эмпирическую (и позитивистскую) социологию за невнимание к типическим особенностям социальных фактов в сравнении с природными. Лобовая атака на современную культуру имела целью развенчать ложные образы реальности, где все возвращается на круги своя, обслуживая власть. Анализу современного технологического общества посвящена работа 'Диалектика Просвещения', написанная Адорно и Хоркхаймером.
Авторы переосмысливают путь разума, начиная с Ксенофана, который видел в рационализации мира средство его подчинения человеком. 'Просвещение в широком смысле слова преследовало цель освободить человека от страха, чтобы сделать его властелином. Но освещенная земля сияет светом триумфального поражения'. Саморазрушение неминуемо, ибо просвещение парализовано 'страхом перед истиной'. Это привело к тому, что знание скорее стало техничным, чем критичным. Страх отдалиться от фактов (от принятого социального направления) связан с потерей веры в объективный разум. Важна не истина теорий, а их функциональность: над целями разум больше не властвует.
Другими словами, разум стал чисто инструментальным. Единственно, что он умеет - конструировать и усовершенствовать инструменты для установленных и необсуждаемых более целей, контролируемых к тому же системой. 'Мы живем в тотально административном обществе, и естественное наказание неотделимо от социального прогресса'. В самом деле, 'рост экономической эффективности порождает, с одной стороны, более справедливые условия, с другой - технический аппарат и владеющие им социальные группы, возвышающиеся над прочим населением. Индивид перед лицом экономических сил сверхпотенции есть ничто. Общество господствует над природой как никогда. Служа аппарату, индивид исчезает, но и как никогда он аппаратом оснащен. Чем слабее и неустойчивее масса, тем больше в ее распоряжении материальных благ'.
Навязывая функциональность, 'система' (современное технологическое общества) использует мощный аппарат культурной индустрии. Речь идет о масс-медиа (кино, телевидение, радио, диски, реклама и т. д.). Предлагая свои ценности и модели поведения, масс-медиа создает потребности и создает язык. В целях доступности эти ценности и модели единообразны, аморфны, примитивны. Они блокируют инициативу и творчество, ибо приучают к пассивному
564 Франкфуртская шкала
восприятию информации. Культурная индустрия коварно подменила личностное общенеопределенным. Каждый из нас заменим, но 'индивид, абсолютно заместимый другим, есть чистое ничто'.
Этого нельзя не заметить и в сфере досуга, где нет больше места рекреативной свободе, гениальности, неподдельной радости. Система устанавливает расписание досуга, а индивид подчиняется. Апофеоз посредственности - культивирование развлечений 'по сходной цене'. Таким образом, культурная индустрия - не закоулки идеологии, она - сама идеология, определяет принятие целей, установленных другими, т. е. системой.
Так просвещение превращается в свою противоположность. Пытаясь покончить с мифами, на деле оно умножило их сверх всякой меры. Кант говорил, что просвещение есть выход человека из фазы несовершеннолетия, в котором он повинен. Несовершеннолетие - это неспособность пользоваться собственным разумом без посторонней помощи. Зато сегодня индивид, став 'совершеннолетним', превратился в ноль, которым манипулируют другие. Когда-то говорили, что судьба человека записана на небесах. Сегодня можно утверждать, что она зафиксирована 'системой'. Так Адорно и Хоркхаймер приходят к выводу, что 'если просвещение не осознает этого регрессивного движения, то оно подпишет себе смертный приговор'. Этого не должно случиться, поскольку необходимо 'сохранять, расширять и доказывать свободу, вместо того чтобы бежать со всех ног в мир организации'.
'Фашизм, - утверждал в 1939 г. Хоркхаймер, - есть истина современного общества'. И тут же добавлял: 'Кто не желает говорить о капитализме, должен помалкивать и о фашизме'. Законы капитализма предполагают фашизм. 'Чисто экономический закон' - закон рынка и прибыли - чистый закон власти. 'Фашистская идеология на манер старой идеологии гармонии маскирует истинную суть: власть меньшинства, владеющего средствами производства. Стремление к прибыли выливается в то, чем всегда было, - в стремление к социальной власти'.
Хоркхаймер (1895-1973) отслеживает этапы развития капитализма от классического либеризма (основанного на рыночной конкуренции) до монополистического капитализма, разрушающего рыночную экономику и насаждающего тоталитаризм. Эту тенденцию
Хорхаймер 565
сопровождает ужасающая экспансия бюрократического аппарата во всех сферах жизни. Так, путь прогресса, начавшийся с 1789 г., уже таил в себе тенденцию фашизма. 'Равный и эквивалентный обмен закончился абсурдом, и этот абсурд есть тоталитарный порядок'. Коммунизм, т. е. государственный капитализм, - заурядная версия авторитарного государства.
Массовые пролетарские организации, приняв бюрократические структуры, никогда не выходили (и не могли выйти) за пределы государственного капитализма. Плановый принцип заменил принцип прибыли, но люди оставались объектами централизованного и бюрократического администрирования. Прибыль, с одной стороны, и плановый контроль, с другой стороны, породили двойное подавление. Такова коварная логика структуры индустриального общества.
В книге 'Затмение разума. Критика инструментального разума' , (1947) Хоркхаймер анализирует понятие рациональности, лежащее в основе современного индустриального общества, на предмет содержания в ней существенных дефектов. Этот анализ будет продолжен в 'Диалектике Просвещения', где исследование исторической логики западной цивилизации подводит читателя к выводу о том, что сон эмансипированного человечества может обернуться новой эпохой варварства.
Рациональность, лежащая в основе индустриальной цивилизации, нездорова в корне. 'Если мы хотим говорить о болезни разума, - пишет Хоркхаймер, - то не в смысле болезни, поразившей разум на определенном историческом этапе, а как о чем-то неотделимом от природы цивилизованного разума, так, как мы его до сих пор знаем. Болезнь разума породила жажда человека господствовать над природой'. Эта воля покорителя потребовала знаний 'законов', установления бюрократической анонимной организации, и во имя триумфа над природой потребовалось и человека сделать инструментом.
Разумеется, в прошлом мало кто представлял себе, что технологический прогресс предоставит в наше распоряжение любые блага из снов утопистов. Все же надежды человечества как никогда далеки от воплощения. Возможно, страх и разочарование наступают потому, что техника, расширяя горизонты мысли и действия, отнимает у человека автономию, силу воображения и независимость собственного суждения.
Прогресс технических возможностей сопровождает процесс дегуманизации, так прогресс угрожает разрушить цель - идею человека.
566 Франкфуртская шкапа
Маркузе 569
Книга 'Эрос и цивилизация' (1955) развивает одну из главных тем фрейдизма - тему подавления цивилизацией человеческих инстинктов. 'Счастье, - говорил Фрейд, - не есть культурная ценность'. Маркузе (1898-1979) также полагал, что дисциплина моногамной репродукции, методичное подавление либидо, направление его в русло социально полезной деятельности вместе образуют культуру. История человека есть история его подавления, считал Фрейд. Культура, или цивилизация, налагает на индивида ограничения. Стоит предоставить ему возможность следовать к своим естественным целям, как тут же обнаружится несовместимость с любой устойчивой формой ассоциации. 'Цивилизация начинается с отказа от изначальной цели - полного удовлетворения потребностей'. Направление этого поворота Маркузе обозначает так:
- от немедленного удовлетворения к отложенному удовлетворению;
- от удовольствия к подавлению удовольствия;
- от радости (игры) к труду (работе);
- от восприимчивости к продуктивности;
- от отсутствия подавления к гарантированной безопасности.
Фрейд, отмечает Маркузе, описал это изменение как трансформацию принципа удовольствия в принцип реальности, что сделало инстинкты превратностями психического аппарата цивилизации. Так человек стал 'организованным Я'. Репрессивная модификация инстинктов привела, по Фрейду, к вечной борьбе за существование, продолжающейся поныне. 'Убеждение, что антагонизм между принципом удовольствия и принципом реальности неустраним, что нерепрессивное общество невозможно, - краеугольный камень фрейдизма'.
Против тенденции абсолютизации указанного антагонизма и выступил с критикой Маркузе. Контраст не имеет метафизической природы, он - продукт специфической социально-исторической организации. Фрейд показал, что ограничения свободы неизбежны как цена за построенную цивилизацию. Однако отсюда не следует, что платить надо вечно. Вскрывая всю глубину несвободы, Фрейд защищает подавленные устремления человечества, вводя теорию бессознательного. Бессознательное есть память о порыве к полному удовлетворению, где нет нужды и подавления. В бессознательном продолжает жить желание возрожденного рая вместе с завоеваниями цивилизации.
570 Франкфуртская школа
В психоаналитической теории память занимает центральное место и терапевтическая функция памяти проистекает из истинностной ее ценности. Поэтому важно суметь погрузиться в память, обнаружить бессознательное в его продуктах, проанализировать сны, посмотрев на них 'открытыми глазами'. Открыв, таким образом, 'строгие истины', можно разбить рамки, сковывающие бессознательное.
Маркузе пытается показать, что освобождение от прошлого не заканчивается примирением с настоящим. Необходимы 'поиски утраченного времени'. С другой стороны, 'весь технический прогресс, завоевание природы, рационализация человека и общества не упраздняют и не могут отменить отчужденного, механического и неприятного труда'. Тем не менее прогрессивное отчуждение увеличивает потенциал свободы: чем больше индивид отстранен от необходимого труда, тем меньше втянут в царство необходимости. Это означает, что технологический прогресс создал предпосылки для освобождения общества от обязательного труда, создав пространство свободного времени и изменив их соотношение.
'Царство свободы, расширяясь, становится царством свободной игры индивидуальных способностей. Освобожденные, они порождают новые формы реализации, заново открывают мир, придавая, в свою очередь, новые формы царству необходимости, борьбе за существование'. Так на смену царству свободы приходит нерепрессивное общество, примиряющее природу с цивилизацией. Освобожденный эрос торжествует. Теперь эрос - радость практики, не растрачивающей себя в коммерции, в игре и фантазии он вновь находит творческую потенцию. В эстетическом измерении он обретает бескорыстное наслаждение, отвергнутое принципом прибыли и эксплуатации. Торжество эроса означает победу логики удовлетворения над логикой подавления.
Стало быть, в технологическом прогрессе есть объективные условия радикальной трансформации общества. Однако прогресс следует контролировать и направлять. Власть, сознавая возможный крах системы, пытается задушить освободительную потенцию, продлить обязательный режим, переставший быть необходимым. Так утопия, технически возможная, остается пока недостижимой.
Важность философии в том, что, не рассуждая о царстве свободы в деталях, она указывает на препятствия, создаваемые властью и ревизионистами фрейдизма. Последние, вместо того чтобы анализировать социальные условия в психологическом ключе, толкуют
Маркузе 571
психологические факты в социологических терминах. Науке (психоанализу), продолжает Маркузе, не удалось до конца задушить эрос, и в системе остались зазоры, воспользовавшись которыми можно проложить дорогу к нерепрессивной цивилизации, где вместо борьбы за существование возникнет сотрудничество в духе свободного развития индивидуальных потребностей. Необходима новая рациональность удовлетворения, в рамках которой разум совпадает со счастьем. Тем не менее 'даже окончательная победа свободы не может утешить тех, кто умирает в страданиях. Воспоминания о преступлениях человечества и его жертвах не могут не омрачить перспективу нерепрессивной цивилизации'.
Самое известное сочинение Маркузе - 'Одномерный человек' (1964). Шестью годами раньше появилась его книга 'Советский марксизм', описывающая бюрократическое разложение партии и государственности. Маркузе указывает на магический характер идеологии, которую он характеризует не столько как ложное сознание, сколько как сознание фальшивой объективности. Убогой схоластикой и жестокой 'теологией' называет он диамат. Тоталитарное советское государство оказалось в руках бюрократической технократии, сконцентрировавшей никем и ничем не контролируемую власть над населением.
В 'Одномерном человеке' мы находим образ человека, живущего в обществе с одним измерением, руководимом такой же убогой плоской философией. Общество, в котором критика парализована тотальным контролем, это общество без оппозиции. Философия поражена язвой технологической рациональности и логики силы-власти при поддержке худшей разновидности позитивизма.
В технологическом обществе аппарат стремится к всевластию, определяя не только занятость и социальное поведение, но и индивидуальные потребности. Технологический универсум стремится стать политическим универсумом. Это последняя стадия реализации исторического проекта - превращение природы в простой объект подавления.
Свобода мысли и слова, сознания и инициативы, однажды пройдя институализацию, разделяют судьбу всего общества. В самом деле, индустриальное общество, сражающееся за 'всеобщее процветание', есть общество, организация которого требует все более эффективной власти над природой и человеком (ее Частью), все более действенного использования ресурсов. Высокая продуктивность делает все более напряженным труд, ограничивая Потребности. Так подавляющий контроль распространяется на все
572 Франкфуртская школа
сферы жизни общества, включая приватные отношения, абсорбируя все альтернативы. В тоталитарно-технологическом универсуме 'душа и тело постоянно мобилизованы на его защиту'. Это общество способно сдерживать любое качественное изменение в нужных временных рамках, а его рафинированные техники контроля дают человеку иллюзию свободы. 'Некоторая комфортная, прилизанная, рассудочная, демократичная несвобода доминирует в разросшейся индустриальной цивилизации'.
Так общество, аннулируя критическую мысль, уничтожает саму возможность изменения. Развитие капитализма изменило структуру и функции классов, рабочий класс, интегрированный системой, потерял роль трасформирующего исторического фактора Теперь борьба за обновление не может идти путем, указанным Марксом. 'Тоталитарные тенденции одномерного общества делают неэффективными традиционные формы протеста... Все же на периферии общества есть социальный слой отверженных, чужаков, эксплуатируемых, преследуемых национальных меньшинств, безработных и неработоспособных, жаждущих положить конец невыносимым условиям... Их оппозиция подрывает систему извне, эта сила нарушает правила игры, показывая тем самым, что игра нечистая. Когда, объединяясь, они требуют элементарных прав, то, встреченные вооруженной силой, готовы к пыткам, лишению свободы и даже смерти... Сам факт, что они отказываются участвовать в игре, уже означает начало конца этого периода'.
Это не значит, что события будут развиваться таким образом. Это лишь знак нового настоящего внутри и за пределами индустриального общества. У критической теории нет понятий, заполняющих лакуну между настоящим и будущим, обещаниями и успехами. Оставаясь негативной, эта теория 'хочет сохранить верность тем, кто безо всякой надежды дал и продолжает давать жизнь Великому Отказу'.
Человек рождается тогда, когда он разрывает первобытные связи с природой, характеризующие животное существование. Такова точка зрения Эриха Фромма (1900-1980). Порвав цепи, человек остается одиноким. Дискомфорт изоляции заставляет его выбрать один из следующих путей: 1) подчиниться власти (человека, государства, института, божества); 2) попытаться подчинить других, - т. е. мазохизм или садизм. Но и первый (мазохизм), и второй
Фромм 573
(садизм) пути, пишет Фромм в 'Психоанализе современного общества' (1955), патологичны как формы человеческого поведения. Крах таких моделей поведения ведет к признанию, что единственно здоровая форма отношений есть любовь. Лишь она дает возможность сохранить полноту свободы.
Отделение человека от природы (как в физическом, так и в социальном плане) - вещь непростая. Его преследуют искушения 'кровосмесительного сращения' с кланом, социальной группой, властью, связь с которыми страхует человека от риска и ответственности. Проблема в том, пишет Фромм в книге 'Бегство от свободы' (1941), что ставший свободным человек ответствен за свои поступки, мысли, выбор. Когда он не выдерживает груза этой ноши, то ищет убежища в стадном конформизме, слепо принимает и выполняет установленные нормы, защищает клан от 'врагов', т. е. от всех чужаков, 'несвоих'.
В поисках собственной идентичности человек, выбирая суррогаты, жертвует своим душевным здоровьем. Здоровье характеризуется способностью любить и творить, освобождением от кровосмесительных клановых связей, самодостаточностью, пониманием, что человек обладает собственными потенциями в их объективности и разумности.
Что смиренное подчинение есть добродетель, а неподчинение - порок, веками внушали жрецы, феодалы, промышленные магнаты и родители, читаем мы в работе Фромма 'Неподчинение как психологическая и моральная проблема' (1963). 'Адам и Ева были внутри природы, как зародыш в утробе матери. Однако неподчинение разорвало эту природную связь, и они стали индивидами. Первородный грех дал начало истории. Человек был изгнан из земного рая, чтобы он научился все делать сам и стал настоящим человеком'.
Как следует из пророчеств, дальнейшая эволюция человека была бы невозможна без серии актов неповиновения. Не только пример Прометея, похитившего огонь у богов, доказывает это. Духовное развитие стало необратимым, когда предки нашли смелость сказать 'нет' властям от имени собственной совести и веры. Разве смог бы интеллект достичь таких вершин, если бы не свойство человека возражать авторитетам и выступать против предрассудков? Личность становится свободной, в частности, и посредством непослушания. Способность быть несогласным - одно из условий свободы. С другой стороны, свобода проявляется как протест. 'Если у меня есть страх перед свободой, то трудно найти мужество не подчиниться. В самом деле, свобода и способность протестовать неотделимы друг от друга', ибо без них рост личности невозможен. Не менее очевидно, что если 'человечество покончит с собой, то это произойдет благодаря тем, кто нажмет на фатальные кнопки, тем, кто подчинится архаичным чувствам страха, ненависти, жажды
574 Франкфуртская шкала
обладания, тем, кто выступает от имени так называемого государственного интереса и национального престижа... Советские лидеры щедры на разговоры о революции и свободном мире. Но именно откровенное применение силы и изощренные убеждения вызвали неповиновение... способность сомневаться, критиковать и не подчиняться есть то, что располагается между будущим человечества и концом цивилизации'.
Анализу причин кризиса современного общества посвящена одна из самых известных книг Фромма 'Иметь или быть?' (1976). Из двух способов существования - иметь и быть - в первом берется за аксиому правило: 'Я есть то, что имею и потребляю'. Индивидуалистам и консумистам Фромм напоминает призыв Будды не стремиться к собственности. Ничто не утешит человека, обретшего весь мир и потерявшего себя, говорил Иисус. Маркс, говоря о том, что 'роскошь есть точно такой же порок, как и бедность', советовал быть в середине бытия, что значило не иметь слишком много (Фромм ссылается на 'подлинного', не тронутого искажениями Маркса). Модальности бытия человека суть 'независимость, свобода и присутствие критического разума'. Фундаментальная характеристика бытия - быть активным, но не в смысле внешней суеты, а в смысле внутренней продуктивности. Это означает обновляться, расти, любить, выйти из изоляции собственного Я.
'Центром культуры позднего средневековья был град Божий. Современное общество стало развиваться под знаком земного града. Такая точка зрения привела наш век к судьбе Вавилонской башни, которая шатается на наших глазах, грозя обвалиться. Если град Божий и град земной образуют тезис и антитезис, новый синтез представляется единственной альтернативой хаосу. Синтез духовного ядра позднесредневекового мира и рациональной пост-ренессансной культуры образует град Бытия'.
Город Бытия будет городом нового человека, структура которого характеризуется следующими чертами. 'Готовность отказаться от всех форм присвоения, чтобы "быть" до конца. Надежность, чувство подлинности и доверие основаны на приятии всего - потребностей, интересов, любви, солидарности с окружающим миром, вместо суетного желания иметь, контролировать мир, быть рабом собственных интересов... Любовь и уважение к жизни во всех ее проявлениях, осознание, что не вещи, власть и все, что от смерти, а жизнь и все к ней принадлежащее обладают сакральным характером... Развитие собственной способности любить и критически мыслить, собственную фантазию, которая не есть бегство от
Логика социальных наук 575
невыносимых обстоятельств, а скорее предвосхищение конкретных возможностей преодоления обстоятельств... Осознание того, что зло деструктивно и проистекает из поражения, невозможности дальнейшего роста'. Как совместить социальную природу с призванием человека любить? Этой проблеме посвящена книга 'Искусство любви' (1956).
На конгрессе 'Логика социальных наук', организованном в Тюбингене Немецким обществом социологии в октябре 1961 г., выступили Поппер и Адорно. Тогда произошло первое столкновение между эпистемологической школой критического рационализма и франкфуртской школой диалектики.
Поппер выступил с тезисом о единстве научного метода. 'Метод социальных наук, как и естественных, состоит в попытках решить свои проблемы, именно от проблем отталкиваются и те, и другие. Они предлагают и критикуют решения'. Доказательства могут привести как к подтверждению, так и к опровержению. Мы учимся на ошибках: всякая теория, опровергаемая в принципе, остается неполной. Она дает событие в некой перспективе (социологии, биологии, психологии или экономики). Объективность теории эквивалентна ее контролируемости и опровергаемости. Объективность есть атрибут теории, в то время как беспристрастность может быть приписана только личности. Объективность есть факт общественного (не приватного) контроля.
Отвечая Попперу, Адорно предложил более широкое понятие логики, в смысле не только общих правил мышления и дедуктивной дисциплины, но и конкретных процедур социологии. На три момента обратил внимание Адорно: а) социологию по типу конструкции нельзя сравнивать с естественными науками; б) социологии более 160 лет (если считать ее рождение с Сен-Симона, а не с Конта), значит, негоже обращаться с ней, как с 'незрелой девицей'; в) бесполезно отрицать разницу между естественными и социальными науками, опираясь на методологию.
Познавательный идеал когерентного объяснения обнаруживается как неадекватный (каким бы элегантным он не выглядел с математической точки зрения), ибо он не нейтрален относительно категориальных структур. Общество противоречиво и все же поддается определениям, оно рационально и иррационально вместе, систематично и нерегулярно, оно - слепая, но все же опосредованная сознанием природа. Это должна учитывать социология. Иначе одно
576 Франкфуртская шкапа
579
Универсальная грамматика есть набор принципов, характеризующих класс возможных грамматик, предопределяющих способ организации частных грамматик.
Ноам Хомский
Моя справедливость... есть справедливость свободы, справедливость демократии, короче, справедливость терпимости.
Ганс Кельзен
Фундаментальная проблема человеческого рода на мой взгляд такова: удается ли цивилизации (и до какой степени) преодолеть помехи коллективной жизни, спровоцированные агрессивным импульсом саморазрушения.
Зигмунд Фрейд
Человек - это изобретение, которое археология нашего мышления без труда приписывает недавнему прошлому. И, возможно, не затруднится провозгласить его конец... В наши дни скорее можно говорить о конце человека, чем об исчезновении или смерти Бога.
Мишель Фуко
580
581
Не только стремлением к полноте мы руководствовались, обращаясь к проблемам частных наук - логики, математики, физики, биологии. В процессе бурного роста науки время от времени рождаются теории с необычайно сильным резонансом и настолько влиятельные, что реактивируют проблемы, связанные с философской аргументацией. Вопросы метода, образы человека, теории государства и общества, модели исторического развития - все это традиционно философские проблемы. На их постановку существенное влияние оказывает серия так называемых гуманитарных наук: психология, лингвистика, социология, культурная антропология, философия права и экономика. О влиянии Фрейда и психоанализа на современную философию мы расскажем в особой главе. Что касается открытий в других гуманитарных науках, то о них речь пойдет постольку, поскольку они имеют определенный философский смысл.
Традиционный эмпиризм рассматривал человеческий разум как пассивный по преимуществу. Современная психология показывает, помимо прочего, спонтанность продуктивного мышления. В противовес психологии формы и психоанализу бихевиоризм рассматривает человека только с точки зрения поведения и реакций на стимулы внешней среды. Не менее важными представляются и выводы структуралистов. Без теории иннатизма Хомского сложно понять нынешний спор по поводу структуры и функционирования разума. Генетическая эпистемология Пиаже еще раз подтвердила, что человеческий ум не есть tabula rasa, что понятия пространства, времени, причинности не априорны, они по разному конструируются на разных стадиях развития ума и психики ребенка. Отношения между обществом и продуктами интеллектуальной деятельности стали предметом исследований в социологии знания
582 Гуманитарные науки в XX веке
после Маркса, Шелера и Мангейма, Хаима Перельмана (новая риторика). Мы посчитали нужным предложить некоторые размышления о культурной антропологии для того, по крайней мере, чтобы показать, как разрабатывалось понятие культуры. Новые идеи, касающиеся понятия 'экономической стоимости-ценности', сформулировали представители маржинализма Кейнс и Хайек.
Психология формы, или гешталътпсихология (от нем. Gestalt - форма), берет свое начало с исследования Христиана фон Эренфельса (1859-1932) 'О качестве формы' (1890), в котором идет речь о 'перцептивных объектах' (пространственные формы, мелодии, ритмические фигуры), не сводимых к сумме определенных ощущений, а изначально представленных как 'формы', т. е. структурные отношения, отличные от 'атомарных ощущений'. Таким образом, мелодия не есть сумма отдельных звуков и нот, именно в силу этого возможны музыкальные вариации, когда мелодия транспонирована в другую тональность (в этом состоит принцип 'транспозиции формальных качеств').
После Эренфельса ученик Брентано, австриец Алексиус фон Мейнонг (1853-1920), создал в университете Граца философскую школу и первую в Австрии лабораторию экспериментальной психологии. Он выделил два типа предметов: 1) элементарные предметы, сенсорные данные (цвета, звуки и т. п.) и 2) предметы более высокого порядка, к которым причисляются формы, или структуры. Если простые предметы образуются в результате деятельности периферийных органов чувств, то предметы высшего порядка связаны с элементарными отношением 'обоснования', будучи результатом продуцирующей активности субъекта. 'Теория объектов' (1904) - одна из самых важных работ Мейнонга.
С. Витасек и В. Бенусси продолжили дело Мейнонга. После Первой мировой войны Бенусси переехал из Граца в Падую. В 1927 г. он умер. Его последователь Чезаре Мусатти перебрался вскоре в Миланский университет. Институт психологии Падуи возглавил известный итальянский гештальтпсихолог Фабио Метелли, автор многочисленных работ.
Психология формы 583
Аналогичная школа возникла в Вюрцбурге под руководством Освальда Кюльпе (1862-1915), автора теории 'мышления без образов'. Главное, писал он, это активность. Рецептивность и механизм образов вторичны. Из этой школы вышли К. Марбе, Н. Ах, А. Мишотт, А. Мессер, А. Джемелли, Т. У. Мур, И. Линдворский и К. Бюлер. Эмигрировавший в Америку Карл Бюлер значительно преобразовал современную психологию. В то же время, что и Бюлер, в 1928 г., в Вюрцбурге защищал дипломную работу Карл Поппер, она называлась 'Методологические вопросы психологии мышления'. Его оппонентом был знаменитый представитель неопозитивизма Мориц Шлик, основатель венского кружка.
Когда говорят о психологии формы, то главным образом имеют в виду Макса Вертхеймера (1880-1943), Вольфганга Кёлера (1887- 1967) и Курта Коффку (1886-1941). В отличие от ученых из Граца, они не видели возможности сохранить старое понятие 'сенсорных атомов'. Именно психология перцепции стала начальной проблематикой берлинской школы, затем была показана плодотворность их принципов и в других областях. Вертхеймер и Дункер изучали продуктивное мышление, Кёлер - проблему разумности поведения животных, Гельб, Фукс и Голдштейн - церебральную патологию, Коффка - проблемы памяти, Аш - социальную психологию, Арнхейм - психологию искусства.
Посмотрим, какова эта теория. Всем известен стробоскопический эффект. Когда нечто видимое, например линию, показывают в одном месте и тут же, через секунду, - в другом, не слишком отдаленном от первого, то наблюдатель видит не два предмета, а только один, быстро двигающийся из одного места в другое. В физическом смысле нет никакого смещения линии, но воспринимается именно движение. Стробоскопические эффекты используются в кинематографе, когда фотокадры проецируются на экран с определенной частотой.
Старая ассоцианистская психология трактовала такие восприятия как иллюзии, ошибку мышления наблюдателя. Вертхеймер, не пренебрегая малоудобными фактами, провел множество экспериментов и пришел к выводу, что видимое движение есть реальный перцептивный факт, что гипотеза об ошибочном суждении не подтверждается фактами. Сфера восприятий не есть мозаика из мельчайших осколков, а стробоскопический феномен нельзя трактовать как набор ощущений.
584 Гуманитарные науки в ХХ веке
Отсюда важный вывод: мы имеем дело со структурными блоками, а не со скоплением ощущений. Например, музыканты, говоря о мажорной или минорной тональности, имеют в виду общую характеристику фраз, а не отдельных звуков. Если взять вместе 'до' и 'соль', мы получим квинту, качество, не сводимое ни к 'до', ни к 'соль'. Любая ассоциация двух звуков в пропорции 2/3 узнаваема как квинта.
Традиционная психология (позитивистская, механистическая и т. п.) устанавливала, например, равенство: ванильное мороженое = 'холодное' + 'сладкое' + 'ванильный запах' + 'мягкое' + 'желтое'. Гештальтпсихологи, отказываясь от такого 'психо-химического' подхода, оттолкнулись от принципа: 'Целое больше суммы своих частей'. Кстати сказать, Кёлер предпочитал формулу: 'Целое отлично от суммы составляющих его частей'. Итак, наши восприятия феноменов суть ощущения форм или структурных качеств, не сводимых к сумме частей. Вот некоторые из законов генезиса оптических форм:
1. Закон близости. Части воспринимаемого события улавливаются как целое в соответствии с минимальной дистанцией ceteris paribus. 2. Закон равенства. Если стимул образован из множества различных элементов, то проявляется тенденция сгруппировать их по принципу сходства. 3. Закон закрытой формы. Линии, ограничивающие поверхность, воспринимаются как единство легче, чем разомкнутые линии. 4. Закон 'правильной кривой', или 'общей судьбы': Части фигуры, образующие 'правильную кривую', воспринимаются в единстве с большей легкостью, чем другие. Этот закон также объясняет, почему
части, принадлежащие к разным предметам, с трудом воспринимаются как единое, а также помогает увидеть отдельно предметы, находящиеся в оптическом контакте. Две фигуры проиллюстрируют четвертый закон. На рис. 2 мы не сразу видим линии 1-А-2, З-А-4 или 2-А-4, зато хорошо видим 1-А-4 и 2-А-З. 5. Закон общего движения. Едиными воспринимаются элементы, движущиеся похожим образом и вместе, по отношению к другим, неподвижным.
Психология формы 585
6. Закон опыта. Психология формы, хотя и не приписывает опыту того значения, которое ему отводила ассоциативная психология, все же признает сопутствующие феномены, наряду с вышеупомянутыми'. Рис. 3 напомнит, к примеру, всем, знающим латинский алфавит, букву 'Е', даже если, перевернув его на 90 градусов, мы увидим только три линии.
Если восприятие толковать как сумму отдельных перцепций, то как объяснить, что два сегмента, геометрически совершенно равные, воспринимаются один короче другого? (См. рис. 4.)
В рамках психологии формы удалось объяснить многие феномены, связанные с восприятием звуков и цветов. Любопытны и опыты Кёлера с обезьянами. Оказалось, что последние способны решать проблему бананов с помощи палки, при отсутствии ее - с помощью собранных одна к другой веток тростника и даже с использованием ящика в качестве табуретки.
Психология формы сыграла ту же роль, что теория относительности в физике. Она позволила критически переосмыслить теорию иннатизма (врожденных способностей), а также атомистическую психологию. Вся проблематика, связанная с процедурами понимания, обрела благодаря новациям гештальтпсихологии мощный импульс.
586 Гуманитарные науки в XX веке
Основоположником бихевиоризма стал американец Джон Уотсон (1878-1958), автор известных работ: 'Поведение: введение в сравнительную психологию' (1914), 'Психология с бихевиористской точки зрения' (1919), 'Бихевиоризм' (1925, 1930). Уотсон начал свои исследования с изучения поведения мышей в лабиринте. Он стремился сделать психологию экспериментальной по образцу естественных наук.. Поэтому он решил элиминировать из психологии данные интроспекции, не поддающиеся экспериментальному контролю. Не сознание, а поведение индивида в определенных обстоятельствах должна изучать психология как наука.
Человек сводится к сумме поведенческих актов, и психология как наука есть, следовательно, бихевиоризм (от англ. behaviour - поведение). 'Дана ситуация, и ученый должен определить, что индивид сделает в такой ситуации. И наоборот, наблюдая, как индивид что-то делает, надо уметь указать ситуацию, которая вызвала это действие'. Критикуя традиционные понятия ощущения, Уотсон заменяет их 'реакциями', называя мышление моторной активностью, точно такой же, как игра в теннис или гольф.
Чтобы найти законы поведения, следует выделить его причины. Эти причины Уотсон находит в 'стимулах', получаемых индивидом из окружающей среды. Поведенческие акты суть ответы на стимулы, и научная психология призвана изучить цепочку 'стимул-реакция'. Разница между человеком и животным только в степени усложненности. Девиз бихевиориста: 'Omnis actio est reactio'('JIю6oe действие - это реакция').
Иван Петрович Павлов (1849-1936) показал важность физиологических процессов для психологии. Известны его опыты с собаками. Установив, что при виде пищи у собак начинается слюноотделение (безусловный рефлекс), он соединил момент подачи пищи со звуком колокольчика. После серии опытов удалось получить ту же реакцию слюноотделения только на звуковой раздражитель - проблема питания животного стала вторичной. Этот условный рефлекс Павлов назвал 'психической секрецией'. Обобщая результаты своих исследований, он надеялся распространить их на закономерности человеческого поведения.
Работа 'Условные рефлексы' была опубликована в 1923 г. Из Павлова государственные чины попытались сделать героя. Если люди несчастны, то - по вине обстоятельств; значит, правительство вправе изменить и обстоятельства, и людей. Двадцать лет исследований, по
Бихевиоризм 587
замечанию Скиннера, не дали Павлову желаемых результатов. 'Во время Второй мировой войны он снова стал национальным героем, ибо представился новый случай экспериментально синтезировать идеальную жизнь на базе условных рефлексов'.
После Уотсона бихевиоризм распался на несколько разных направлений. Можно сказать, что эпистемологическая основа идей Уотсона близка к прагматизму, а эпистемологическая основа более позднего бихевиоризма - к операционализму Бриджмена. Если Уотсон, к примеру, критиковал психоанализ, то Э. Холт (1873-1946) пытался соединить 'сознание' с 'поведением', отождествив последнее как 'специфическую реакцию' с психоаналитическим понятием импульса ('Фрейдистское желание и его место в этике', 1915).
Э. Толмен (1886-1961), работавший вместе с Бюлером, соединил бихевиоризм с психологией формы, показав, что общая организация поведения имеет Gestalt-структуру. Поведенческие акты он рассмотрел в работе 'Целевое поведение у животных и у человека' (1932) не сквозь призму 'стимул-реакция', а как систему цепочек действий, направленных на достижение определенных целей. Кларк Халл (1884-1952) ввел понятие 'мотивационного толчка' (drive) и попытался придать гипотетико-дедуктивной теории поведения аксиоматическую конфигурацию. Вместе с группой сотрудников - Маурером, Хильгэйрэдом, Уайтингом (Mowrer, Hilgarad, Whiting) - он основал йелъскую школу антропологии.
Шумную полемику и резкую критику вызвали идеи американского психолога Б. Ф. Скиннера (1904-1990), автора книг 'Уолден-2' ('Waiden Two', 1963) и 'По ту сторону свободы и достоинства' ('Beyond Freedom and Dignity', 1971). Скиннер не скрывал, что всеобщее подавление можно довести до насаждения сознания полноты собственного счастья (как в случае с хлопотливыми муравьями). Нигли и Патрик прокомментировали, что книги Скиннера - находка для потенциальных диктаторов. 'Уолден-2', сопоставимый с антиутопиями Оруэлла и Хаксли, будучи научнофантастическим изобретением, не просто занимателен, но и вполне доступен для воплощения (что подтвердили группы молодых американцев, вкусивших 'идеальной жизни').
По Скиннеру, не любая активность есть поведение, а только те действия, которые устанавливают 'обмен с окружающим миром' с серией соответствующих последствий'. Модель И. П. Павлова он называет 'реактивным бихевиоризмом', порок которой - в пассивности отвечающего на раздражители индивида. Скиннер ввел понятие 'подкрепления', для подтверждения которого использовал опыт
555 Гуманитарные науки в XX веке
с крысами в клетке 'Skinner-Box'. B отличие от опытов Павлова, эксперимент Скиннера включал темную и звукоизолированную клетку, находясь в которой крыса должна была отыскать рычажок и получить еду. Так реакция опосредовалась дополнительным 'подкрепляющим' усилием.
Хомский назвал подход Скиннера не более научным, чем критикуемые им традиционные подходы. 'Как человеческие существа, - прокомментировал полемику Дж. Экклс, - мы располагаем и свободой, и достоинством. Теория и техника эксперимента Скиннера применимы только к поведению голубей и крыс; предоставим последним воспользоваться полученными результатами'.
Процесс формирования познания и преодолеваемые человеческим разумом этапы при переходе ко все более высокому уровню психики - эта проблематика заинтересовала Жана Пиаже (1896- 1980). Гипотеза о возможном параллелизме между прогрессом, рациональной и логической организацией познания и соответствующими формированию психи процессами стимулировала изучение умственного развития ребенка. Формирование ментальных механизмов у ребенка, полагал он, может прояснить их природу и функции у взрослых. Не может быть точного психологического объяснения логических операций, понятий пространства, времени, числа без предварительного анализа их генезиса - исторического, социального и индивидуального (известно, что детская психология в динамике воспроизводит процесс социализации индивида). Противник бихевиоризма и иннатизма, Пиаже писал, что 'законы, установленные на основе описанных нами методов, можно преобразовать в эпистемологические законы, вытекающие из анализа истории науки (отказ от реализма и субстантивизма, динамизм, возникновение релятивизма). Эти эволюционные законы свойственны как разуму ребенка, так и научной мысли'.
Свою программу Пиаже реализовал в серии своих работ: 'Суждение и умозаключение у ребенка' (1924), 'Язык и мышление ребенка' (1924), 'Представление о мире у ребенка' (1926), 'Физическая причинность у ребенка' (1927), 'Моральное суждение у ребенка' (1932), 'Генезис числа у ребенка' (1941), 'Генезис элементарных логических
Генетическая эпистемология 589
структур' (1959), 'Биология и познание' (1967), 'Структурализм' (1968), 'Уметь и понимать' (1974).
Обозначим фазы умственного развития ребенка:
1. Период от рождения до освоения языка очень важен для всей последующей эволюции психики ребенка. Непосредственная сенсо-моторная ассимиляция ребенком внешнего мира происходит около двух лет, этот период Пиаже называет 'коперниканской революцией в миниатюре'. После нее ребенок при помощи языка и мышления воспринимает мир как внешний. Практическое понимание, связанное с манипуляцией предметами, предшествует интериоризованному языку и мышлению.
2. В период от двух до семи лет ребенок способен восстановить события прошлого в форме рассказа и предвидеть будущее. Это период начальной социализации через поступки, в основе которых лежит внутренняя речь и система знаков. Формируются интериндивидуальные чувства симпатии и антипатии, уважения и т. п. Этот возраст эгоцентричен, ибо ребенку сложно отделить свою точку зрения от других.
3. Возраст от семи до двенадцати лет Пиаже называет фазой оперативно-конкретного мышления и двойного прогресса - способности к концентрации внимания и деятельному сотрудничеству. Исчезают эгоцентричные выражения, в грамматических конструкциях ребенка заметна потребность в логическом оправдании. Маленькие дети играют без правил, и выигрывают все. После семи лет дети внимательны к правилам, требуют объяснений, их разум оперативен. Ребенок обдумывает конкретно проблему за проблемой и не связывает собственные решения с общими теориями, фигурирующими как принципы. Появляются новые моральные чувства, как, например, чувство взаимного уважения.
4. Период от одиннадцати до четырнадцати лет - возраст отрочества. Подросток конструирует системы и теории. Его волнуют проблемы, далекие от повседневной реальности, он живет в ожидании будущих ситуаций, часто придуманных. Одни пишут, другие говорят, третьи тайно разрабатывают теории, как изменить мир одним или другим способом. Это переход от конкретного мышления к гипотетико-дедуктивному и формальному мышлению. 'Содержание любой гипотезы, - говорит Пиаже, - есть уже форма конкретной операции. Поставить в связь гипотезу и заключение - это новая операция. Операции над операциями открывают широкие возможности'.
590 Гуманитарные науки в XX веке
Влияние Пиаже на педагогику было необычайно глубоким. С философской точки зрения важно, что логико-математические структуры не имеют врожденного характера. Лишь процесс развития дефинитивных структур как продолжение органических функций носит врожденный характер. 'Мышление развивается как процесс адаптации, ассимилирующий данные в существующие схемы или реструктурирующий эти схемы на основе новых данных'. Бессознательное, по мнению Пиаже, не следует ограничивать эмоциональной жизнью. Мы осознаем результат, а не механизм... все когнитивные процессы бессознательны. Бессознательное есть все, что не концептуализировано'.
Современная лингвистика, семиология и антропология многим обязаны Фердинанду де Соссюру (1857-1913). Его 'Курс общей лингвистики' оказал воздействие на социолингвистов Мейе и Соммерфельта, стилиста Бейли, институционалистов Девото и Ненчиони, пражских структуралистов Карцевского, Трубецкого и Якобсона, математическую лингвистику Мандельброта и Гердана, семантику и психолингвистику. Идеи женевского ученого оказали влияние на таких мыслителей, как Мерло-Понти, Леви-Стросс, Ролан Барт, Жак Лакан, Мишель Фуко. Поскольку история языков есть, в определенной проекции, история различных сообществ, то и философию трудно отделить от языка, хранящего продукты духовной эволюции. Способ функционирования языка может объяснить характер менталитета и систему человеческих отношений.
'Курс общей лингвистики' (1916) начинается с определения понятия семиологии - 'наука, изучающая жизнь знаков внутри жизни общества'. Под знаками Соссюр понимает не только лингвистические единицы, но и символические обряды, алфавит глухонемых, формулы вежливости, знаки воинского отличия, моды и многое другое. В этом смысле речевой язык - одна из семиологических систем. Вопреки традиционному взгляду (например, Платона), согласно которому знак соединяет имя с вещью, Соссюр полагает, что знак указывает на связь между понятием и акустическим образом.
Лингвистика: Соссюр 591
596 Гуманитарные науки в XX веке
образует собой комплекс правил и механизмов в распоряжении говорящего субъекта, позволяющих создавать и оценивать бесконечное множество фраз и посланий (аналог языка). Употребление - конкретная реализация компетенции (аналог слова).
Компетенцию Хомский (в отличие от Соссюра) связывает с творческой активностью субъекта, незнакомой бихевиористам Блумфильду и Скиннеру. Ссылаясь на Гумбольдта, Хомский отмечает в языке бесконечные возможности использования с помощью ограниченных средств. Кроме того, говоря о врожденной способности к лингвистическому творчеству у детей, он доказывает экспликативную неадекватность эмпирических теорий. Лингвистические правила даны нам как видовое наследие. Ребенок генетически предрасположен к языку, среда только урезает эти его возможности. Содержание врожденных предрасположенностей Хомский отождествляет с 'лингвистическими универсалиями'. 'Универсальная грамматика есть набор принципов, характерных для класса возможных грамматик и предписывающих способ организации частных грамматик'. Такая позиция сближает Хомского с классическим рационализмом, недаром он называет ее 'картезианской лингвистикой'.
Понятие 'культура' в том смысле, в каком оно используется в современной культурной антропологии, как термин родилось в 1871 г., когда Эдуард Тайлор опубликовал книгу 'Первобытная культура'. Он дал следующее определение: 'Культура, или цивилизация, взятые в широком этнографическом смысле, есть комплекс познаний, верований, искусства, морали, права, обычаев, любых способностей и привычек, приобретенных человеком как членом общества'. Тайлор расширил исторические границы культуры, включив в нее примитивные формы социальной организации и мифические представления о мире.
Франц Боас (1858-1942) и представители его школы обратили внимание на культурно приобретенное относительно биологически унаследованного. Более того, культуру он отличал от общества. Социальную организацию можно найти и в животном мире: примеры пчел, муравьев, обезьян и волков более чем достаточны. Но благодаря силе разума и использованию языка культура становится типично человеческим завоеванием. О несводимости культуры к
Антропология и социология 597
биологическим, экономическим и географическим факторам писал Бронислав Малиновский (1884-1942), автор книг 'Аргонавты Западного побережья Тихого океана' (1922), 'Сексуальная жизнь дикарей северо-западной Меланезии' (1929), 'Секс и подавление в жизни дикарей' (1927), 'Основания веры и морали' (1936). Он делает акцент на социальной наследственности. 'Чистокровный негр, ребенком попавший во Францию, обрел бы решительно иное поведение, чем негр, выросший в родных джунглях... благодаря другому языку, другим привычкам, идеям, верованиям'. Хотя и внекультурные факторы в определенной мере влияют на культуру, все же автономность последней неоспорима.
С 1930-х годов культурологи стали говорить о нормативном измерении (позиция Дж. Дьюи (J. Dewey), Дж. Мида (G. Н. Mead), Т. Парсонса (Т. Parsons), А. Крёбера (A. Kroeber), К. Клакхона (С. Kluckhohn). Нормативные модели, разделяемые членами социальной группы, служат для регуляции поведения и применения санкций в случае необходимости. Клакхон использует нормативные модели как методологический принцип, позволяющий отличать одну культуру от другой в пределах одного общества и выделить в рамках одной культуры различные субкультуры.
Разоблачая этноцентризм как псевдонаучную иллюзию, культурная антропология несет с собой заряд терпимости, показывает, кроме прочего, созидательный характер культуры. 'Если бы немцы и японцы стали тем, чем они стали, в силу своей биологической природы, то перспектива на будущее была бы удручающей, - пишет Клакхон. - Но если их склонность к экспансии и жестокости ситуативна (связана, например, с давлением экономических факторов), то в этом случае можно говорить о чем-то позитивном'.
Карл Поппер, Джон Экклс, Жак Моно и Питер Медавар обозначали мир культуры как 'третий мир' наряду с миром материи и организмов ('первый мир') и миром разума ('второй мир'). Заметим, что проблемы, теории и научные аргументации составляют всего лишь 'логическую провинцию' 'третьего мира'.
Карл Мангейм (1893-1947) внес значительный вклад в социологию познания своей работой 'Идеология и утопия'. Следует напомнить и о других ученых, работавших в этой области: М. Шелер, П. Сорокин, Г. Гурвич, В. Штарк, Т. Парсонс,
598 Гуманитарные науки в XX веке
Р. Мертон, Ф. Знанецкий и др. Связь между познанием и существованием, влияние классовой принадлежности на характер ментальных продуктов, роль церкви, партии, процесс смены поколений - все эти аспекты, по мнению Мангейма, трудно истолковать, пока остаются в тени социальные истоки идей.
Нельзя сказать, что проблема социальной обусловленности идей нова Бэкон, Мальбранш, Паскаль, Вольтер, Монтескье, Кондорсе, Сен-Симон и Ницше каждый по-своему поднимали этот вопрос. 'На площади думают иначе, чем во дворце', - говорил Макиавелли. Не сознание людей определяет их бытие, напротив, социальное бытие определяет сознание, - справедливо отметил Маркс. Поправка Мангейма состояла лишь в том, что социальное влияние на мышление носит характер не детерминации, а обусловливания. В основании любой теории марксизм видел отражение сознания группы или класса. Коллективное сознание, согласованное с определенными интересами и социальными позициями, в марксизме называется идеологией. Идеология - перевернутое мышление, ибо не идеи осмысливают реальность, а социальная реальность делает осмысленными моральные, религиозные и философские идеи. Идеология ошибочна, ибо буржуазия, например, мнит собственные идеи всеобщими, на самом деле они лишь отражают ее социальные интересы. Идеология застойна, ибо стремится узаконить статус-кво. Мангейм прежде всего различает частное (партикулярное) и тотальное понятия идеологии. В частное понятие входят все случаи 'лживости' (сознательной или невольной), не выходящие за пределы психологического плана. Эти феномены можно рассматривать как деформации и фальсификации, но компрометировать целостность ментальных структур субъекта они не в состоянии. Социология познания проблематизирует именно ментальную структуру в ее тотальности в том виде, в каком она предстает в разных течениях мысли и у различных историко-социальных групп. Скорее не критикуя отдельные положения по поводу частных ситуаций, но анализируя ноологические структуры, социологи этой школы отслеживают, как одна и та же реальность принимает различные формы и аспекты в ходе социального развития.
Частная концепция идеологии остается на уровне психологии, общее понятие идеологии отсылает к характеру эпохи или социальной группы и рассматривает концептуальный аппарат как продукт социальной жизни. Когда мы говорим, что та или иная идея защищает социальную привилегию лица или группы, - это частичное разоблачение идеологии. Но если установлено соответствие социальной ситуации и определенного вектора или направленности коллективного сознания, то в этом случае речь идет о максимально широком понимании идеологии.
Мангейм 599
Новая риторика: Перельман 601
'Трактат об аргументации: новая риторика' (1958) X. Перелъман (1912-1984), профессор Брюссельского университета, написал в соавторстве с Л. Ольбрехтс-Титека (L. Olbrechts-Tyteca). Кроме экспрессивных и эмотивных дискурсов, математических дедукций и эмпирически проверяемых теорий есть сфера аргументов, которые, не обладая доказательной силой, все же ориентированы на то, чтобы убедить в правоте некоего тезиса. В самом деле, понятны рассуждения философа, опровергающего чьи-то аргументы и защищающего собственную теорию, как не менее понятна беседа двух друзей, решающих, как лучше провести вместе каникулы. В правовых, этических доктринах и многих других сферах есть рациональные, но не демонстративные доказательства. Там, где ценности (возвышенные или вульгарные) устанавливаются игровым способом, логика строгих доказательств бесполезна.
Теория аргументации методично изучает доводы здравого смысла в ситуациях выбора со ссылкой на ценности, когда исключено насильственное навязывание какой бы то ни было доктрины. Отличая аргументацию от демонстрации, логику от риторики, ученый пытается восстановить этику в царстве разума, даже если речь идет о практическом (нетеоретическом) разуме. Н. Боббио заметил, что после триумфа математизированного разума впервые обнаружили, что осталась незавоеванной и неисследованной земля - область рассудка или даже рассудительности. Со времен Декарта разум отождествляли с ясными и отчетливыми идеями, демонстрируемыми с помощью аподиктических доказательств. Геометрическая модель рациональности стала единственным типом строго научного мышления.
Теория аргументации возникла как результат раскола традиции аподиктического картезианского разума. 'Наш метод, - пишет Перелъман, - радикально отличается от способа социальных, политических и философских рассуждений по модели, заимствованной из дедуктивных и экспериментальных наук'. Разрыв 'новой риторики' с картезианской традицией, господствовавшей три столетия в западной философии, означает также 'возобновление античной риторики и греческой диалектики', искусства убеждать, вести дискуссию и умения разрешать сложные проблемы. Перелъман исполнен желанием возродить эту 'славную вековую традицию'.
602 Гуманитарные науки в ХХ веке
Это не простая техника пропаганды. Изучение риторики показывает, что человек состоит не только из эмоций и душевных порывов, с одной стороны, и холодных умозаключений - с другой. Наряду с рациональным есть еще и человек рассудительный. Новая риторика пытается вырвать из пропасти произвола и чистой эмоциональности мир ценностей, нуждающихся в поддержке со стороны рассудка. Это хорошо понимали древние греки, особенно Аристотель, автор 'Голик'' и 'Риторики'.
Для решения поставленной задачи необходим анализ структуры, функций и границ убеждающего дискурса. Такой анализ показывает, что область убедительного не совпадает ни с чисто рациональным, ни с иррациональным. Вычленяя различные структуры аргументации, Перельман обратил внимание на широкий спектр возможных дискурсов и техник обоснования в гуманитарных науках, политических диспутах, речах адвокатов и судебных заключениях.
Рассудочную аргументацию отличает от рациональной обращение к аудитории. Математика, к примеру, обращена к универсальной аудитории, т. е. имеет в виду всех и никого конкретно. Аудитория адвоката, священника, политика, журналиста всегда конкретно ограничена. Оратор должен думать о тех, кого он собирается убедить. Глава правительства, обращаясь к парламенту, может априорно исключить как слушателей членов оппозиции. Журналист во время интервью думает скорее о читателях журнала, чем о собеседнике.
Аргументирующий должен иметь в виду набор посылок, общих для него и слушателей. Во-первых, предпосылки могут быть из разряда реальных фактов, во-вторых, категориями ценностных предпочтений. В-третьих, выбор данных предшествует аргументации и интерпретации применительно к характеру поставленной задачи. Текучесть понятий, неопределенность, пластичность, свойственные всем неформализованным языкам (и даже большей части научных языков), могут быть умело обыграны в процессе обоснования. Немалый эффект может произвести форма подачи тезисов и аргументов. Литературной форме и техническим моментам аргументации во всей ее сложности придавал серьезное значение Н. Боббио.
Помимо сочинений Перельмана вклад в теорию аргументации внесли такие ученые, как С. Тулмин ('Способы использования аргументации', 1958), Г. Джонстоун ('Философия аргументации', 1959). Новой риторике посвящены коллективные монографии 'Философия, риторика и аргументация' (1965), 'Риторика, магия и природа у Платона' (1965).
603
Теоретическое ядро классической политэкономии А Смита и Д. Рикардо заключено в понятии стоимости, согласно которой стоимость товара зависит от количества социально необходимого труда, затраченного на его производство. Так, если двое рабочих потратили на производство одного стола пять часов, то на рынке этот стол можно поменять на любой другой товар, созданный двумя рабочими за пять часов. Идея трудовой стоимости стала основой теории революции, которая, по мнению Маркса, должна была положить конец институту частной собственности и открыть эру коммунистического общества.
В 1871 г., спустя четыре года после выхода первого тома 'Капитала', Карл Менгер (1840-1921) опубликовал в Вене 'Принципы политической экономии' и в том же году появилась 'Теория политической экономии' Уильяма Стенли Джевонса (1835-1882) в Англии. Вместе с 'Элементами чистой политической экономии' французского ученого Леона Вальраса (1834-1910), вышедшими позднее, в 1874 г., эти сочинения знаменовали собой рождение неоклассической экономии, более известной как маржинализм. Последний не только отверг трудовую теорию стоимости, но и выдвинул закон убывающей предельной полезности.
Теория, писал К. Менгер в 'Принципах политической экономии', согласно которой количество затраченного труда и производственные затраты регулируют товарообмен, оказалась в противоречии с
604 Развитие экономической теории
Хайек 607
Фридрих Август фон Хайек родился в Вене в 1899 г. В годы первой мировой войны в качестве офицера австрийской артиллерии он воевал на границе с Италией. Вернувшись в Вену, он начал изучать юриспруденцию и политические науки. Закончив в 1923 г. юридический факультет, Хайек продолжил обучение в Нью-Йоркском Колумбийском университете, слушая лекции У. Митчелла по истории экономической мысли и участвуя в семинаре Дж. Кларка. По возвращении в Вену в 1927 г. Хайек вместе с Мизесом основали Австрийский Институт экономических исследований. Через два года он опубликовал первую свою книгу 'Цены и производство' (1929), а затем - 'Теория денег и теория конъюнктуры'.
С курса лекций 'Цены и производство', прочитанных в 1931 г. в Лондонской Экономической школе по приглашению Лайона Роббинса, начался восемнадцатилетний период жизни Хайека в Англии. Будучи противником Джона Мейнарда Кейнса, он искал и нашел поддержку своей позиции в работе Поппера 'Логика научного открытия'. В Лондонской школе Поппер выступил с курсом лекций 'Нищета историцизма'. Так между двумя учеными родилась дружба, продолжавшаяся всю жизнь.
В книге 'Экономика и сознание' (1937) Хайек впервые выдвинул идею децентрализации знания, разделения его между миллионами людей. Социалистские корни нацизма он подверг анализу в известной работе 'Дорога к рабству' (1944). В 1952 г. вышел его сборник очерков под названием 'Злоупотребления разума', в котором развенчивается сциентистская вера в то, что человек по собственному усмотрению создает и меняет социальные институты. Интересны и такие работы, как 'Социальное использование знания' (1945), 'Истинный и ложный индивидуализм' (1946), 'Индивидуализм и экономический порядок' (1946). Усилиями Хайека, Мизеса, Мильтона Фридмана и Поппера было основано Mont Pelerin Society.
С 1949 г. Хайек преподает в Чикагском университете. Через три года публикует книгу 'Сенсорный порядок' (1952), где анализирует отношение разума и мозга. Затем он снова вернулся к проблемам политэкономии, написав вступление к коллективной монографии 'Капитализм и историки'. Классической единодушно признана работа Хайека 'Свободное общество' (1960). Вернувшись в 1962 г. в Европу, он продолжил преподавание во Фрейбургском университете. В эти годы были написаны работы 'Очерки по философии, политике и экономике' (1967), 'Новые очерки по философии, политике, экономике и истории идей' (1978). Наиболее значительное сочинение
608 Развитие экономической теории
Кейнс 613
природе. Главным источником зла они провозглашают те институты, которые сделали возможным формирование порядка человеческого взаимодействия.
Я не ставлю под сомнение право любого человека добровольно уйти от цивилизации. Но каковы "правомочия" этих людей? Должны ли мы субсидировать их отшельничество? Ни у кого нет оснований претендовать на исключение из правил, являющихся опорой для цивилизации. Мы можем помогать слабым и немощным, младенцам и старикам, но при одном условии: если разумные взрослые люди подчиняются безличной дисциплине, которая и дает нам такую возможность.
Было бы совершенно неправильно считать подобные заблуждения свойственными молодости. Дети подражают отцам - типичным интеллектуалам, проповедующим с кафедр психологии и социологии образования (которые их и готовят), - а эти проповеди являются бледными копиями учений Руссо и Маркса, Фрейда и Кейнса - учений, пропущенных через умы тех, у кого желания простираются гораздо шире, чем понимание'1.
Достойным противником Хайека был Джон Мейнард Кейнс. Кейнс родился в Кембридже в 1883 г. Его отец преподавал логику и политэкономию в местном университете. В двадцать пять лет Джон Кейнс, заслуги которого уже были отмечены Альфредом Маршаллом, начал преподавать. Однако, разочаровавшись в академической карьере, он стал дипломатом, представляя интересы Великобритании за рубежом, затем работал в министерстве финансов. После второй мировой войны он участвовал в разработке проекта международной финансовой системы, часть которого была принята Бреттонвудским соглашением. Как и Давид Рикардо, Кейнс разбогател на биржевых спекуляциях. Директор страхового общества, затем управляющий центральным английским банком, он снискал всеобщее признание, титулы лорда и барона. Умер Кейнс в 1946 г.
1 Хайек Ф. А. Пагубная самонадеянность. - М.: 'Новости', 1992. - С. 259-260.
614 Развитие экономической теории
Кейнс 615
Потребление необходимо стимулировать, люди должны тратить деньги, хотя бы путем кредитных выплат и компенсаций в рассрочку. Это необходимо для мобилизации национальной экономической системы. Чтобы удовлетворить спрос, собственники вкладывают средства, в результате число рабочих мест увеличивается, а национальные ресурсы (материалы, оборудование, дороги, ремесла и т. п.) используются все более эффективно.
Таким образом, избежать кризиса можно лишь путем наращивания инвестиций и стимулирования потребления. Если нет потребления, вмешательство государства необходимо. Поддержание объема инвестиций нельзя, уверен Кейнс, оставлять в частных руках.
Нет такого факта в жизни человека, который не был бы так или иначе затронут психоанализом. 'Психоанализ - это мое творение', - признавался Фрейд в одной из своих работ. В поведении ребенка он увидел 'полиморфную перверсию': сексуальные мутации были призваны объяснить не только механизм болезней, но и ритм нормальной жизни. Душевные болезни стали предметом терапевтических техник, ранее просто немыслимых. Сны, забывчивость, оговорки, раньше считавшиеся просто естественными странностями человеческой жизни, стали щелями, через которые просматривалось дно души. Психоаналитические термины - эдипов комплекс, вымещение, цензура, сублимация, подсознание, сверх-Я (супер-эго), трансфер - интегрированы в сегодняшнюю повседневную жизнь.
Зигмунд Фрейд (1856-1939) родился в еврейской семье в Моравии, во Фрейбурге. В Вене в 1881 г. он получил диплом медика. Не чувствуя особого пристрастия к медицине, он какое-то время занимался анатомией мозга, затем нервными болезнями. Встреча с Шарко разбудила в нем инстинкт исследователя. Он переезжает в Париж. Шарко был уверен, что истерия возникает в результате психического сдвига, который устраним в состоянии гипноза методом внушения. В 1894 г., уже в Вене, Фрейд вместе с Брёйером опубликовал 'Исследования об истерии', где на основе описания клинических экспериментов пришел к выводу о скрытом источнике душевной травмы, в момент которой и следует под гипнозом вернуть больного к действительности, чтобы освободить его от гнета.
Так родилась теория психоанализа, разработанная в сочинениях 'Тотем и табу' (1913), 'По ту сторону принципа удовольствия' (1920), 'Психология масс и анализ человеческого Я' (1921), 'Я и Оно'
Фрейд 617
(1923), 'Клинические случаи' (1924), 'Будущее одной иллюзии' (1927) и других. Вынужденный бежать из нацистской Австрии в Англию, Фрейд вскоре заболел (рак челюсти). В 1939 г. он умер.
'Так каковы же причины такой забывчивости?' - задавался вопросом Фрейд, наблюдая пациентов, которые не помнили многих внутренних и внешних обстоятельств своей жизни, но могли вспомнить их в состоянии гипноза. Возникла гипотеза, что события, вытесняемые из памяти, чаще всего мучительны: больной из-за чувства стыда как бы прятался от них. Отсюда вытекала задача: воодушевить пациента, освободить его от груза негативных эмоций.
Позже Фрейд разработал технику 'свободных ассоциаций', также вытекающую из теории 'вытеснения' (или демонтажа психических элементов). В каждом человеке есть комплекс сил, импульсов, которые часто не ладят между собой. Когда сознательное Я блокирует импульс, не давая ему выхода вовне, он вытесняется в сферу подсознательного - таков механизм истерии. Поэтому следовало искать иные, непрямые пути выведения опасной энергии, которые, конечно же, были результатом компромисса. Разгрузка импульсов, посланных по 'ложному' пути, стала целью гипнотической практики. Теперь было важно подвергнуть переоценке то, что в процессе 'переноса' как бы исключалось. Так Фрейд перешел от теории катарсиса к психоанализу.
С открытием патогенных сдвигов и других феноменов в лексике психоанализа появляется понятие бессознательного - сферы, где рождаются неврозы. Более того, для Фрейда именно бессознательное стало сущностной реальностью психического. Он переворачивает устоявшееся представление об идентичности сознательного и психического. Реальность бессознательного стоит за нашими 'свободными' фантазиями, она вычеркивает из нашей памяти имена, лица, события. Мы хотим сказать одно, а говорим другое, пишем не
618 Психоанализ
то, что намеревались написать. Где же причина таких описок и оговорок? Не в противостоянии ли двух инстанций, из которых одна явно сильнее другой? В работах 'Психопатология обыденной жизни' (1901) и 'Остроумие и его отношение к бессознательному' (1905) Фрейд дает анализ множества ошибок, ассоциаций, каламбуров, никогда прежде не интересовавших серьезных ученых, которые, однако, по его мнению, скрыты в бессознательном.
В древности сны часто толковали как пророчества. В работе 'Толкование сновидений' (1899) Фрейд попытался проанализировать их как невротические симптомы подавленных импульсов. В результате обнаружилось, что есть открытое, внешнее содержание сна (о чем, проснувшись, помнят, рассказывают) и содержание латентное (безотчетный смысл сна), подлинное. Таким образом, психоаналитик прежде всего интерпретатор снов, методом 'свободных ассоциаций' он различает сокрытое, неявное. В снах, когда сознательное Я минимально активно, латентное Я пытается реализовать свои желания. Суровость цензуры со стороны Я заставляет подавленные желания принимать сюрреалистическую форму. Отсюда формула: сон - это замаскированная реализация вытесненного желания. На вопрос, как стать психоаналитиком, Фрейд отвечает: через истолкование собственных снов.
В жизни индивида ничто не проходит бесследно: подобно напластованиям почвенных пород, пласты человеческой психики проваливаются вглубь, но не исчезают. Древние города невидимым образом хранят под собой тайны ушедших столетий. Но и психика человека также стратифицирована: на ее дно опущены отвергнутые сознанием импульсы, шевеление которых провоцирует невротические ситуации. Но почему некоторые желания и воспоминания сознание принимает как 'свои', а другие вытесняет как 'чужие'? Причина, по мнению Фрейда, - в несовместимости этических ценностей и требований сознающего себя как разумного индивида с бессознательными его побуждениями, вследствие чего последние подавляются, находясь под неусыпным контролем.
Вытеснение и так называемая 'ремотивная' цензура направлены преимущественно на сексуальные желания (как постыдные), поэтому Фрейд выделяет некую изначально фундаментальную психическую энергию - либидо: сексуальный инстинкт, подобный голоду, требующий насыщения и отмеченный печатью греха. От вечной
Фрейд 619
непогоды в сексуальном мире больной хочет укрыться тяжелой шинелью фальши и лжи. Анализируя сны, Фрейд пытается понять сначала особый характер детской сексуальности, чтобы затем добраться и до 'взрослых' проблем.
Множество эротических импульсов у ребенка поначалу не связаны с репродуктивной функцией. Эротизм проявляется в нахождении телесных зон, несущих наслаждение. Оральная, анальная и фаллическая фазы развития заканчиваются формированием так называемых комплексов: комплексом кастрации и другим, более важным, - эдиповым комплексом.
Ребенок, излагает свою позицию Фрейд, сексуальные желания связывает с личностью матери и рассматривает отца как соперника. Подобные чувства, 'mutatis mutandis', не только позитивны, в них немало агрессии, которая, естественно, сразу попадает под цензуру сверх-Я. В греческой трагедии Эдип, сын царя Лая, убивает своего отца и женится затем на собственной матери. В этом мифе Фрейд видит попытку преодолеть барьер инцеста. В шекспировском 'Гамлете' он видит все тот же конфликт, но более замаскированный. По мере интериоризации цензуры, кризис проходит, и вместе со сверх-Я воцаряется мораль, чувство стыда и отвращения. Это продолжается до возраста половой зрелости, генитального периода. Затем связь с гениталиями ослабевает, но стремление к наслаждению нарастает. В сферу сексуальных инстинктов попадает и нечто иное, что зовется нежным словом 'любовь'. Отношения перверсии, никак не связанные с репродуктивным поведением, расширяются. Фрейд делает вывод: 'Ребенок изначально склонен к полиморфной перверсии'.
Наблюдения, накопленные Фрейдом в процессе терапевтической практики, привели его к отказу от гипноза в пользу техники 'свободных ассоциаций'. Психоаналитик помещает пациента в максимально удобные для него условия, чтобы без принуждения
620 Психоанализ
открыть в пациенте степень сопротивляемости, и регистрирует идеи и чувства, высказываемые или тщательно скрываемые.
Принципиально важными Фрейд считает сны, связанные с глубинными нереализованными желаниями. В них можно обнаружить связь с забытыми детскими переживаниями (и не только сексуального плана), ведь и взрослые не лишены снов инфантильного характера. Так, анализируя непосредственные ассоциации, ошибки, забывчивость, психоаналитик изучает 'психопатологию обыденной жизни'. Там, где было Оно, должно стать Я - такова программа освобождения от страдания. Иногда эта цель достигается тем, что врач помещает себя в фокус конфликта, т. е. путем принятия медиком на себя болезни, которую он намерен одолеть, чтобы сделать ее безопасной для общества.
Интенсивную чувственную связь пациента с психоаналитиком, возникающую в результате такой процедуры, Фрейд называет 'феноменом трансфера'. Роль своеобразной шпоры выполняет медик, когда подстегивает пациента, чтобы через сопротивление подвести больного к осознанию источника своих мучений, и это едва ли не самое важное и сложное в психоаналитической технике. Затем аналитик позволяет больному осознать то, что произошло при трансфере. Пациент вновь переживает те давние ситуации, которые и породили болезнь. Трансфер становится наилучшим инструментом аналитического излечения.
Из вышесказанного вытекает, что психический аппарат состоит из Оно (латинское Id, libido - термины Георга Гроддека), аморального эгоистического начала, Я (эго, вершина айсберга, нижняя часть которого - Оно) и сверх-Я (супер-эго). Супер-эго формируется к пятому году жизни, когда рождается чувство вины. Сверх-Я возникает как интериоризация авторитета - родителей, воспитателей, преподавателей - словом, любых идеальных моделей. Отцовское сверх-Я становится социальным сверх-Я. Ну а эго оказывается меж двух огней: на индивидуума давят, с одной стороны, инстинктивные силы, требующие немедленного удовлетворения желаний, с другой - осознание реальности, направляющее саморазрушительные сексуальные импульсы по более безопасным, цивилизационным путям. Если сублимация, переплавка этих инстинктов в приемлемые формы культуры не удается, то невротические эксцессы неизбежны.
Адлер 621
Размышляя по поводу природы инстинктов, Фрейд пришел к выводу о необходимости разделения эроса (инстинкта жизни) и танатоса (инстинкта смерти). Эрос выражает волю к жизни и любви, это сама конструктивность. Но танатос силен: человек агрессивен. 'Homo homini lupus est' ('Человек человеку волк'). Кто посмеет отрицать это спустя столетия вражды? - спрашивает Фрейд в сочинении 'Неудовлетворенность цивилизацией' (1929). Уважение к ближнему социуму решительно безразлично изначально агрессивному человеку. Репрессии бессмысленны, ибо лишь умножают страдания. Анализируя генеалогию цивилизации, Фрейд сознательно демистифицирует те ценности и идеалы, которые, по крайней мере, не должны угнетать живущих. Сверх-Я наследует эдипов комплекс и этические устремления человека, оно делает Эдипа в конце концов слепым. Для Фрейда важно спасти цивилизацию, не принося в жертву самого Эдипа. Другими словами, не дать сойти с ума новому человеку, не дать ему ослепнуть от бесчеловечности.
В 1910 г. было основано Международное психоаналитическое общество, первым президентом которого стал Карл Густав Юнг. Т. Рейх и этнолог Г. Рохейм продолжили разработку тематики, начатой Фрейдом в работе 'Тотем и табу'. Отто Ранк сделал предметом исследований мифологию. Применить психоаналитические техники к педагогике и психологии религии удалось пастору О. Пфистеру. Однако вместе с шумными успехами единству фрейдизма пришел конец.
Инициатором первого раскола стал в 1911 г. Альфред Адлер (1870-1937), автор таких сочинений, как 'Нервный темперамент' (1912), 'Познание человека' (1917), 'Практика и теория индивидуальной психологии' (1920). Ученик Фрейда, Адлер ухитрился из того же материала сделать решительно иные выводы. Учитель не без иронии заметил, что доктрина Адлера характеризуется не столько тем, что утверждает, сколько тем, что отрицает. Фрейд рассматривал деятельность человека с точки зрения его прошлого. С точки зрения грядущего посмотрел на события Адлер.
622 Психоанализ
Картина поведения человека резко изменилась: вместо принципа удовольствия в роли руководящего и направляющего начала оказалась 'воля к власти'. Индивид в любой фазе своего развития движим манией превосходства. Динамика развития личности показывает ее метания между 'комплексом неполноценности', рождающимся из опыта неудачных решений жизненных проблем, и желанием во что бы то ни стало добиться признания личных заслуг, свидетельствующих о силе.
Именно в попытках покончить с комплексом неполноценности формируются 'компенсаторные' механизмы. Когда перед лицом какой-либо задачи психическая активность ниже ожидаемой и требуемой, тогда в дело вступают, подобные биологическим, процессы компенсации (замещения как бы из другого энергетического резервуара). В этой концептуальной оптике Адлер препарирует психоаналитические проблемы: в снах, к примеру, подсознание создает жизненный проект (что доступно уже детям четерех-пяти лет). В сексуальных импульсах воля к власти проявляется в стремлении доминировать над партнером. Когда чувство неполноценности достигает опасной отметки, невроз неминуем, что выражается в гипертрофированном самокопании и требовании к себе внимания со стороны других.
Идея 'воли к власти' как пружины поведения человека роднит Адлера с Ницше и Шопенгауэром. Его теории художественного творчества и воспитания содержат немало продуктивного. В одном из основанных им институтов по социальной ориентации детей работал и Карл Поппер до 1919 г. Он рассказывал, как однажды Адлера спросили, откуда такая уверенность в практической эффективности разработанных им методов (кто-то усомнился, видел ли он хоть раз лицо живого ребенка). 'В силу тысячи моих экспериментов', - отвечал Адлер. 'Сегодня это всего лишь тысяча первый опыт', - комментирует Поппер, автор известного 'принципа фальсифицируемости'.
Швейцарец Карл Густав Юнг (1875-1961) как психиатр поначалу разделял взгляды Фрейда, но начиная с 1913 г., после 'раздела' фрейдизма, он ушел с головой в так называемую 'психологию комплексов', или 'аналитическую психологию'. Именно Юнг сделал рабочим термином слово 'комплекс' в 'Очерках по ассоциативной диагностике' (1906). Под 'комплекс' он подвел группу психических реакций, укрывшихся от сознания в сферу подсознания, где в условиях относительной автономии они продолжают влиять на
Юнг 623
поведение. Это влияние может быть как негативным, так и позитивным, когда названные реакции служат толчком к творчеству.
Юнг ставил диагноз, произнося одно за другим слова и требуя от пациента немедленной реакции: по первому слову, что приходило на ум, он получал несомненность разницы реакций во временном интервале и в поведении разных типов людей. Так, реакция может быть замедленно нерешительной либо, наоборот, слишком поспешной, что само по себе уже указывает на комплекс, не осознаваемый испытуемым.
Анализируя содержание вербальных реакций и сны, Юнг успешно погружался в глубины неосознаваемого, пока не наткнулся на феномен, названный им 'коллективное бессознательное'. Если индивидуальное подсознание начинено комплексами, то коллективное состоит из архетипов. Инстинкты (врожденные, не приобретенные) близки к архетипам настолько, что последние, по Юнгу, можно считать бессознательными образами самих инстинктов. Иными словами, это схемы инстинктивного поведения. Люди наследуют эти схемы вопреки желаниям, и, подобно психическому субстрату, сверхличностному по природе, они присутствует незримо в каждом из нас. В мифологии, традициях по поводу рождения, смерти, в образах отцовства и материнства, в сексуальных отношениях - во всем этом обнаруживаются архетипы.
В теории 'Психологических типов' (1921) Юнг еще раз показал себя достойным учеником Фрейда. Спор между Фрейдом и Адлером он интерпретировал как оппозицию экстраверта и интраверта. Для экстраверта внешние события оцениваются на уровне сознания как максимально важные. Интраверт, напротив, придает значение лишь субъективной реакции на события внешнего мира. По закону компенсации на подсознательном уровне психическая активность концентрируется на Я. Интраверт, гонимый чувством страха, вытолкнут во внешний мир. Поскольку 'чистых типов' в природе нет, в каждом из нас присутствуют одновременно механизмы интраверсии и экстраверсии, но факт преобладания одного над другим дает основание определить тип индивида.
Не разделяя оптимизма относительно судеб цивилизации и личности, Юнг все же на вопрос одного журналиста: 'Верите ли вы в Бога?' - ответил за два года до смерти: 'У меня нет необходимости верить в Бога. Я знаю Его'. Последние годы жизни философ посвятил изучению религий и восточных культур. Фрейд укорял Юнга в отрицании роли сексуального фактора в психике человека. Иначе ситуацию понимал сам Юнг. Свою задачу он видел в том, чтобы 'поставить сексуальность на место'. Мы рано или поздно вернемся к факту, что пол (инстинкт) - один из многих биологических инстинктов, всего лишь одна из психофизиологических функций,
624 Психоанализ
говорил Юнг. Нет причин ни преуменьшать, ни преувеличивать ее важность.
Вильгельм Райх (1897-1957), медик по образованию, начал свою карьеру в Международном психоаналитическом обществе, но вскоре отношения с Фрейдом были прерваны. Райх вступил в немецкую коммунистическую партию. В 1931 г. он вместе с друзьями основал группу 'Sexpol' по оказанию медицинской помощи рабочим. Однако, расставшись с иллюзиями, он покинул и партию, и общество психоаналитиков. Приход Гитлера к власти вынудил его бежать в Америку. Но и там репрессии не прекращались. Он был арестован, его книги сожжены. В 1957 г. Райх скончался в тюрьме.
Фрейд связывал агрессивные импульсы человека с инстинктом танатоса. Такую идею Райх находил слишком метафизической, полагая, что источник деструктивной энергии не столько в самом человеке, сколько в обществе, которое блокирует нормальные, естественные проявления человеческой натуры. Подавление сексуальных инстинктов необходимо для повышения эффективности политического насилия. Человек, сбросивший политические цепи, свободен и сексуально, и физиологически, и духовно. Такой человек не может мириться с существующим положением вещей: он создает новое общество.
Дочь Фрейда Анна, анализируя психический мир детей от трех лет, подтвердила гипотезу отца о необыкновенной значимости бессознательных сексуальных импульсов. Но и не только: отношения ребенка с родителями не менее важны. В своей книге 'Психология "Я" и защитные механизмы' (1937) она рассматривает пять способов защиты от импульсов, заключенных в подсознательном: бегство в мир фантазии, нигилизм, замкнутость Я, самоидентификация с агрессором, определенные формы альтруизма.
Мелани Клайн, в отличие от Анны Фрейд, занялась детьми самыми маленькими - до трех лет. Изучая характер детских игр, мимику, английская исследовательница пришла к выводу, что эдипов кризис формируется значительно раньше, чем думал Фрейд. Первый контакт с миром начинается с материнской груди, и первый страх у ребенка появляется с угрозой, что его отнимут от груди. Так возникает мания преследования. Если ребенок справляется с возникающими депрессией и чувством страха, он становится доверчивым и более уверенным. Но моменты равновесия сменяются новыми
Райх; А. Фрейд; М. Клайн; Роджерс 625
маниакальными состояниями, и синусоида таких перепадов определяет состояние человека в более зрелом возрасте.
Карл Роджерс вошел в историю психиатрии как автор метода так называемой 'Client Centered Therapy' - терапии, сконцентрированной на пациенте. 'Я всегда рассматривал свои идеи, - подчеркивал Роджерс, - во временной перспективе, как то, что может быть принято, а может и нет. В теории, открытой самым неожиданным гипотезам, внимание концентрируется на личности и ее жизненной силе. Задача терапевта - выяснить условия активизации этой силы'.
С другой стороны, в актуальном опыте отслеживаются субъективные состояния на допонятийном уровне в их непрерывном, хотя и малообъяснимом, течении. Однако из неявных элементов актуального опыта вытекают все же вполне объяснимые смыслы. Рассмотрев множество опытных клинических методов, Роджерс пришел к выводу, что установка на фиксацию точных результатов увеличивает разрыв субъекта и объекта опыта. Выводы стереотипны и безличностны, словно они относятся к прошлому. Терапия эффективна в условиях опытного континуума, когда непосредственно чувствуемое совпадает с обдумываемым. Субъективное на этой стадии находится в процессе переплавки воспринятого и интегрированного опыта.
Так меняется понятие самости, самовосприятия. Мы пытаемся и создаем в итоге некий образ нас самих, приемлемый для себя и для других, как правило, исходя из внешних ценностей. Последние, когда их сознательно культивируют, часто аннигилируют опыт, несовместимый с ними. Такое представление о себе отличается жесткостью, непластичностью и искаженностью, что делает личность уязвимой, а чувства лишает согласованности и адекватности. Например, студент перед экзаменом охвачен безотчетным страхом: он боится войти в здание университета и подняться на третий этаж, где размещается комиссия. Терапевт не может не учитывать подобных явлений, хотя исходная позиция - подлинность и конгруэнтность его собственного сознания, доверие к которому никогда не утрачивается. Терапевт, безусловно, принимает все аспекты опыта пациента, переживая их в позитивном ключе, не давая никаких оценок. Он пытается войти в чужой опыт по принципу эмпатии, переживая личностный мир пациента как свой, но не забывая и о своем собственном. Врач обязан прочувствовать ярость, страх, беспокойство другого, не давая волю своим страхам, гневу, дискомфорту, но и не менее важно добиться ответной позитивной реакции пациента.
626 Психоанализ
С 1964 г. Роджерс от преподавания перешел к экспериментам над группами. Очевидно, что группа - не просто сборище людей. Формальное объединение становится реальным, когда рождается подлинное общение. Как же оно проявляется? В общении раскрывается вся личность, что же она ищет в общении? История души человеческой говорит, что самое сокровенное ее желание - понравиться другим, снискать любовь ближних. Понимание и признание со стороны других лежат в основе личностной идентичности: это условие нашего бытия. Быть добрым, интеллигентным, сильным, красивым, богатым (согласно социокультурному канону) значит состояться. Но часто случается, что ни богатыми, ни сильными, ни слишком умными мы себя не считаем.
В коммуникативной системе с искусственно завышенными ценностями и жесткой структурой личность часто вынуждена искать способ уподобления, как если бы она была и одним, и другим, и третьим. Так возникает стиль жизни 'казаться, а не быть' (по отношению к себе и другим). Опасность его в том, что, по сути, человек бросает вызов самому себе, усомнившись в возможности быть понятым и признанным окружающими таким, каков он есть, без прикрас. Срабатывает механизм, согласно которому постоянными чертами характера становятся те, которые ни при каких обстоятельствах нельзя считать подлинными. Так система общения рассогласовывается, ибо человек перестает понимать сам себя. Отсюда знакомые нам ситуации повседневной жизни с ее драмой отчуждения, хронической невстречей ищущих друг друга, но не умеющих быть самими собой людей. Человек знает: тот, кто двигается, говорит и действует, - не он; но что же такое он сам, - понять так и не удается.
В формальной группе сосуществуют люди с той или иной степенью аутентичности в основе, а значит, способность к общению у всех разная. Как сделать общение подлинным? Сначала необходимо разрушить механизм защитной маски и создать атмосферу безусловного приятия любого таким, каков он есть. Человек, осознавший себя принятым, каков он есть, сбрасывает с себя все фальшивое. Позитивное направление жизни становится его собственным. Что бы ни говорилось и ни делалось во вновь образованной группе, - все подлинно, если она структурировалась по внутренним основаниям. Теперь уже нет причины для авторитарного лидерства. Новый тип власти утверждает себя парадоксальным образом - в момент отказа от власти. Каждый обретает веру в свои силы, жизненную энергию и возможность интеллектуального роста.
627
Термин 'структура' сегодня чаще других циркулирует в языковом обиходе естественных, математических и историко-социальных наук. В физике говорят о структуре ядра атома, в математике - о структуре принадлежности, об алгебраических структурах (законах композиции), о топологических структурах. В анатомии есть структура тела, социологи и экономисты говорят о социальных системах, химики - о молекулярных. Можно согласиться с Пиаже, что структура - это система саморегулирующихся трансформаций. Структура, по сути, - комплекс законов, определяющих (и устанавливающих) предметную сферу и связи между объектами, специфицирующих их поведение и типичные способы эволюции. Это касается употребления понятия структуры внутри науки.
Но есть также философское значение общего понятия структуры. Его разрабатывали Леви-Стросс, Альтюссер, Фуко и Лакан в процессе критики экзистенциализма, идеалистического субъективизма, персонализма, историцизма и плоского эмпиризма. Они дали начало структуралистскому направлению, предложившему иные решения старых философских проблем, касающихся человеческого субъекта или Я (с предпосланными ему свободой, ответственностью, властью переделывать историю) и исторического развития (с заранее известным смыслом). Замысел структуралистов был связан с изменением курса исследовательской мысли: не субъект (я, сознание или дух) и его хваленая способность к свободе, самоопределению, самотрансценденции и творчеству, а безличные структуры, глубоко подсознательные и всеопределяющие, оказались в центре внимания. Эти мыслители задались целью сделать 'научным' гуманитарное знание.
'Нет точных и естественных наук, с одной стороны, социальных и гуманитарных наук - с другой, - писал Леви-Стросс в "Научных
628 Структурализм
Леви-Стросс 629
к разного рода обусловленностям, препятствиям (самим же человеком, добавим мы, и созданным) на пути творческой инициативы.
Обобщая, можно сказать, что основная идея философского структурализма - не 'бытие', а 'отношение', не субъект, а структура. Люди вроде шахматных фигур, игральных карт, лингвистических, математических или геометрических единиц: они не существуют уже вне установленных отношений, а лишь специфицируют вид поведения. Вместо субъектов мы получаем формы, а не субстанции.
Гуманизм (который, по Сартру, есть экзистенциализм) возносит человека, но не объясняет его. Структурализм, напротив, намерен объяснить. Но, объясняя, провозглашает: человек мертв. Вспомним Ницше и его заявление о смерти Бога. Структурализм говорит об умерщвлении человека гуманитарными науками. Наука о человеке невозможна, если не абстрагироваться от сознания. 'Конечная цель гуманитарных наук, - пишет Леви-Стросс в работе "Неприрученная мысль", - не в том, чтобы создать человека, а в том, чтобы его растворить'.
Леви-Стросс родился в Брюсселе в 1908 г., однако всю жизнь прожил в Париже. Оставив юридический факультет, он защитил диплом философа в 1931-м. Затем пришло увлечение антропологией, и молодой ученый начал посещать семинары Марселя Мосса в Парижском этнографическом музее. Интерес к 'примитивному' и далеко не иррациональному миру рос по мере накопления этнографических данных о жизни в Амазонии. Поначалу увлеченный функционализмом Радклифа-Брауна и Малиновского, Леви-Стросс, однако, вскоре понял его узкую замкнутость на сознательные цели социальных групп и перешел на другую позицию. Неосознаваемые структуры стали основным направлением исследований Леви-Стросса.
Встреча с Якобсоном и Трубецким оказала на него серьезное влияние. 'Рождение фонологии, - читаем мы в "Структурной антропологии" (1958), - не просто обновило лингвистическую перспективу... Для социальных наук фонология имеет такое же
630 Структурализм
значение, какое ядерная физика - для всех точных наук'. Фонология сделала шаг от осознаваемых языковых феноменов к подсознательной инфраструктуре, взяв за основу анализ связей между терминами и введя понятие системы, а лингвистика сделала возможными строгое исследование человеческих феноменов и формулировку необходимых связей. Все это не может не заинтересовать ученых смежных дисциплин, писал Леви-Стросс в 'Элементарных структурах родства' (1949).
Оставив изучение частных систем родства той или иной культуры, он пустился на поиски более общих законов. Используя лингвистические и логико-математические модели, ученый пришел к выводу: 'В изучении отношений родства социолог оказался в ситуации, формально схожей с ситуацией фонолога: как и фонемы, термины родства суть смысловые элементы. Смысл возникает, когда они интегрируются в систему. Системы родства, как и фонологические системы, формируются на дорефлексивной стадии развития мышления. Наблюдения в отдаленных друг от друга регионах совершенно разных обществ, форм родства и правил бракосочетания подводят к убеждению, что наблюдаемые феномены проистекают из игры общих, но неявных законов'.
Следовательно, есть скрытое основание, направляющее и структурирующее хаотические по видимости человеческие феномены. Взятые вместе матримониальные правила и системы родства можно трактовать как вид языка и совокупность операций, гарантирующих определенный тип коммуникации внутри группы. Леви-Строссу удалось показать, что в том, как примитивные народы конституируют родственные связи, есть скрытая цель воспрепятствовать герметизации семейных кланов. Обязательство обмениваться женщинами для образования смешанных семейных пар было связано с характером примитивной экономики. Прогрессирующее расширение родственных связей укрепляло солидарность и необходимость сотрудничества и спасало отдельную группу от изоляции, гибельной в ситуации войны и при отсутствии необходимых средств к существованию.
Интерпретация элементарных структур родства, с одной стороны, пытается выявить некоторый порядок в массе бесконечных и на первый взгляд никак не связанных феноменов, с другой стороны, обнаруживает инвариантность запрета инцеста. Аргументы биологического или морального типа здесь не срабатывают. Леви-Стросс склонен рассматривать их как следствие неосознаваемых структур. 'Запрет инцеста не столько правило, запрещающее брак
Леви-Стросс 631
с матерью, сестрой или дочерью, сколько правило, обязывающее отдать другим в жены мать, сестру и дочь. Это правило исключительного дара'. Переход в культурное пространство очевиден: позитивная функция экзогамии и запрета инцеста состоит в установлении такого рода связей, без которых выход за пределы биологической организации был бы невозможен. Следовательно, совпадают не только методы лингвистики и социологии, но и предмет исследования - коммуникация и социальная интеграция.
Запрет на женщин, что 'рядом', 'вблизи', на тех, которые родственно близки, и обязательство отдавать их 'на сторону' мужчинам, отдаленным в кровнородственной цепочке, - это модель расширяющейся группы. Каждый брак делает невозможным ряд других брачных союзов в следующем ближайшем поколении. Эти структурные формы родства для Леви-Стросса - не просто и не только эвристические модели, подкрепленные опытом. Они по-настоящему онтологичны, ибо предстают как разнообразные продукты общего врожденного психического оснащения человечества. Как антропологические феномены, проиллюстрированные на разном материале, они не что иное, как инвариантные формы все того же 'человеческого духа'.
Структурализм Леви-Стросса, по словам Поля Рикёра, это 'кантианство без трансцендентального субъекта'. Бессознательное (кантианского, но не фрейдистского типа), образованное категориями, выступает в виде матрицы для всех прочих структур. История лишена какого бы то ни была смысла, цели нет ни в ней, ни вне ее. Не люди, а бессознательные структуры, по сути, правят в ней, декларируемые цели - всего лишь видимость. Говорить о прогрессе, глобально направляющем человеческую историю, также бессмысленно, ибо у каждой 'исторической зоны' есть свой путь следования и отличная от других 'кодификация того, что сначала, а что потом'. Инновационные процессы в истории весьма сомнительны. Более того, есть, по Леви-Строссу, 'холодные общества', равнодушные к эволюции, сохраняющие условия жизни неизменными, и есть 'горячие общества' с мобильным образом жизни. Симпатии французского философа на стороне первого: жизнь примитивных людей, ненарушающих гармонию с природой, более естественна и аутентична, чем жизнь цивилизованных обществ ('Печальные тропики', 1955). Поведение человека регулируется немногими формальными нормами. История напоминает шахматную игру: различные комбинации шахматных фигур на доске могут показаться постороннему наблюдателю, не знакомому с правилами игры, произвольными и 'новыми'. Иначе относится к делу игрок. Так структуралисты пытаются
632 Структурализм
освоить изначальные правила 'человеческого духа', структурируя не только социальные конфигурации, но и ментальные продукты.
Глубокие 'психологические' формы, элементарные структуры мышления Леви-Стросс исследует, анализируя 'дикое' мышление и мифы. При этом он не согласен с другим антропологом Люсьеном Леви-Брюлем, делавшим акцент на эмоциональном элементе 'примитивного' менталитета. На самом деле, утверждает Леви-Стросс, первобытное мышление не менее логично, чем мышление цивильного человека, это подтверждают тотемические классификации и более чем рациональная каталогизация природных явлений. Строгую логику обнаруживает философ и в древних мифах, анализ которых дан в четырех томах его 'Мифологик' ('Твердое и мягкое', 1964; 'От меда к пеплу', 1966; 'Происхождение хороших застольных манер', 1968; 'Обнаженный человек', 1972).
Не произвольную фантазию, а логико-формальную структуру увидел Леви-Стросс в мифах, классифицирующих и осмысляющих феномены. Выяснив их синтаксическую организацию и разделив на бинарные группы, конъюнктивные и оппозитивные (герой и жертва, друг и враг, отец и мать, жесткое и мягкое), он группирует мифы, принадлежащие разным обществам и культурам не по содержанию, а согласно системе аксиом и постулатов. Последние составляют 'лучший из возможных кодексов, дающий смысл бессознательному, внутренне присущему духу, обществам и культурам, выбранным из тех, что наиболее отдалены друг от друга'.
Следовательно, логика мифов 'имманентна самой мифологии, а мифические схемы дают представление об абсолютных объектах'. Мы намереваемся, писал Леви-Стросс, показать 'не то, что люди думают о мифах, а то, как мифы думают о людях без их ведома... И, может быть, еще важнее отодвинуться от всего субъективного, чтобы понять, что мифы, в определенном смысле, обмениваются мыслями между собой'.
Небольшое число простых принципов, внедренных в сложный комплекс обычаев и нравов, с первого взгляда абсурдных, дают в итоге осмысленную систему. Человеческий дух очевидным образом детерминирован мифическими структурами. Собрать их воедино, составить инвентарь ментальных поясов и ограждений необходимо, по мнению автора 'Элементарных структур родства', чтобы понять суетность иллюзий относительно свободы.
Фуко 633
Никогда не признававший себя структуралистом, Мишель Фуко (р. 1926) все же один из видных представителей этого направления. Более того, это едва ли не единственный философ, принесший структуралистские идеи в традиционную сферу, ревностно охраняемую от посягательств извне, - в историю, и особенно в историю культуры и мышления. Автор книг 'Безумие и неразумие. История безумия в классическую эпоху' (1961) и 'Рождение клиники' (1963), Фуко не стал писать историю психиатрии как историю медицинских проблем. Он занялся реконструкцией способа, которым вполне 'нормальные' и 'рациональные' люди Западной Европы выражали свой страх перед неразумным. При этом они искусственно отделяли ментально 'нормальное' от 'ненормального'.
Классическая эпоха от Декарта до Просвещения называется веком Разума. Однако его можно назвать еще и веком репрессивного Разума, ибо рациональное постоянно находилось под угрозой карикатурно рационального. Разум прячет безумных за решетки, а 'иные' способы бытия оказываются под запретом. Ренессансный мир и те формы слабоумия, которые Фуко наблюдает с начала XIX века, дают разные формы сигнификативного единства. История безумия показывает исторически конкретное единство обозначения, т. е. те пределы, в которых люди того или иного исторического периода мыслят, понимают, оценивают.
Структуралистский метод в применении к истории подводит Фуко к мысли, что прогресса, который чудится западному человеку, в его развитии на самом деле нет. Смысла в истории также нет, как нет и конечных целей. Что же касается истории культуры, то ее формируют 'эпистемические структуры' (или эпистемы), действующие на бессознательном уровне и качественно определяющие разные области знания. Культура типизируется именно на базе ее эпистемической структуры, которую историограф выделяет при помощи дискурсивных практик. Последние, в свою очередь, образуются благодаря определенному набору знаков, способу, каким вырезана некоторая область знания.
'Когда я говорю об эпистемах, - пишет Фуко, - я имею в виду систему всех отношений, существующих в данную эпоху между разными областями знания. Имею в виду факт, например, что математика на определенном этапе стала использоваться для физических исследований, что лингвистику, или семиологию, науку о знаках, использовала биология (для генетической записи), что теория эволюции стала моделью для историков, психологов,
634 Структурализм
социологов в XIX веке'. Науку, изучающую эти дискурсы и эпистемы, Фуко называет археологией знания. Термин 'археология' говорит о том, что здесь и речи нет о прогрессе и континуальности истории, есть лишь дискретно утверждающиеся и уходящие в небытие эпистемы.
'Моя проблема, - писал Фуко, - состоит в том, чтобы заменить абстрактную, общую и монотонную форму "изменений" анализом дифференциальных типов трансформации. Для этого необходимо: 1) взять в скобки старые континуальные формулы, придуманные для выражения примитивного факта изменения (традиций, влияний, привычек мышления, интеллектуальных конструкций), чтобы дать проявиться упрямой живой силе различий; 2) взять в скобки все психологические объяснения изменений (гений изобретателей, кризис сознания, новая форма интеллекта), чтобы определить с великой тщательностью те трансформации, которые не говорю - спровоцировали, а конституировали данное изменение. Заменить тему становления (общей формы, абстрактного элемента, первой причины и универсального действия, мешанины равного и нового) можно анализом трансформаций в их специфичности'.
В 'Словах и вещах' Фуко выделяет в истории западной мысли три эпистемические структуры. 1. Первая сохранилась до Возрождения, для нее характерно, что слова обладают такой же реальностью, как и то, что они обозначают: вещи подобны знакам книги о природе. Например, монеты имели реальную ценность, как и товары, которые с ними соизмерялись. Для экономистов той поры достоинство и свойство монеты соизмерять товары и обменная сила основывались на ее внутренней ценности. 2. В конце XVI и начале XVII веков происходит трансформация, и новый дискурс взламывает связи между вещами. Знаки, чувственно воспринимаемые, если они не обманчивые идолы, оказывали небольшое вспоможение, ибо познающий субъект не терял связи с реальностью. Однако Линней для своей классификации уже не использует смешные древние формулы (типа: 'Птица, которая охотится ночью', или: 'Животное, обитающее в воде'), он оперирует тождеством и различием в аналитических целях. Аналогично, и внутренняя ценность металла в монете уже мало кого интересует: важнее форма или изображение монарха на обратной стороне. 3. С конца XVIII века появляется новый аспект. Не репрезентация видимого, а иное, скрытое измерение реальности волнует ученого. Языковая структура и грамматическая система дают смысл словам. Биологическая функция становится принципом классификации живых существ в
Лакан 635
сравнительной анатомии. Не деньги, а общественно необходимый труд определяет ценность товара. Так с помощью бессознательных эпистемических структур Фуко описывает дискурсивные практики, которым соответствуют три эпохи западного мышления.
Против тенденции постфрейдистского психоанализа адаптировать индивида к существующему порядку выступил Жак Лакан (1901-1981). Его 'возврат к Фрейду' подразумевал не буквальный перевод идей классика психоанализа (что сделал Фенихель (Otto Fenichel) в 'Психоаналитической теории невроза'), а творческое их развитие, изучение функций слова как обозначающего. Лакан писал в книге 'Вхождение в трансфер' (1952): 'Фрейд взял на себя ответственность показать - вопреки Гесиоду, вещавшему, что болезни, ниспосылаемые Зевсом, поражают людей молчанием, - что есть болезни, которые сами "говорят", позволяя понять "говоримую" истину'. Анализ состоит в прослушивании 'говорящих' болезней. Получается, что бессознательное не есть вместилище инстинктов, оно привилегированное место для слова. 'Бессознательное - это глава моей истории, запачканная белым и заполненная враньем, а также глава, прошедшая цензуру. Но истину можно найти, и часто она уже записана в другом месте. То есть в монументах: в этом моем теле, истерическом ядре невроза; в истерическом симптоме проступает структура языка, дешифрованная как запись. Однажды схваченную, ее без особых потерь можно разрушить. Она - в архивных документах, в детских воспоминаниях, невесть откуда взявшихся; в семантической эволюции, что соответствует словарному запасу и значениям, моему стилю и моему характеру; в традиции и даже в легендах, которые в форме заклинания передают мою историю; наконец в следе, оставляемом этой историей, несмотря на неизбежные искажения, в связках главы поддельной с главами, в которые вписано мое толкование, восстанавливающее смысл'.
Стало быть, есть 'говорящие' болезни. Бессознательное говорит, ибо страдает, и чем больше страдает, тем больше говорит. Задача анализа не в том, чтобы восстановить связь субъекта с реальностью, а в том, скорее, чтобы научить субъекта понять истину бессознательного. Оно говорит, но его дискурс, по мнению Лакана, не поддается дешифровке, ибо это 'дискурс Другого'. 'Мы учим, вслед за Фрейдом, что Другой - вместилище памяти, открытое под именем
636 Структурализм
бессознательного'. Оно говорит, а потому структурировано как язык: 'Сезам бессознательного заключается в обладании словесным эффектом, в том, чтобы быть языковой структурой'.
Коль скоро Оно функционирует как структурированный язык, то именно лингвистика показывает дорогу, и 'к ее роли на вершине современной антропологии нельзя оставаться равнодушным'. Фрейд не знал структурной лингвистики, и все же он действовал, по мнению Лакана, как лингвист, наиболее заметное выражение такого способа разработки - в грамматической структуре снов. Механизм сна и вообще онирические (сюрреальные) продукты Лакан связывает с иероглифами.
Язык иероглифов долгое время считался потерянным языком, пока Шампольон не нашел ключ к правилам игры. То же проделал и Фрейд: он искал ключ к дешифровке снов, искал причину неврозов и разных форм безумия (где дискурс лишен предмета или, точнее, дискурс, субъект которого не говорит, он скорее проговаривается). Говорю не я, а оно. Вначале было Слово, а не Действие. Закон человека - это закон языка как означающего, к которому он постоянно прибегает.
Означающее плетет вокруг человека тончайшую сеть с самого его рождения. Невротический симптом мыслится как результат ситуации, когда означающее выталкивает из сознания субъекта означаемое. 'Я мыслю там, где меня нет, и я там, где уже не мыслю'. Поэтому психоанализ учит субъекта узнавать белые листы своей истории. Истина собственной истории ускользает от нас: Я и Оно разорваны. Только находя истину в бессознательном дискурсе, субъект способен 'восстановить свою экзистенцию в историческом пространстве. Если психоаналитик и ведет куда-то, то к дешифровке, предполагая наличие логики в бессознательном'.
Лакановская проблематика весьма обширна: обоснование психоанализа как науки, психоанализ как лингвистика, анализ понятия бессознательного, место психоанализа в современном обществе, формирование психоаналитика, критика постфрейдизма, бихевиоризма и др. Не имея возможности останавливаться на всех этих проблемах, выберем две из них: проблему зеркальной стадии и анализ желания.
Вряд ли ребенок способен воспринимать свое тело как унитарную тотальность. Напротив, представляется, что изначальна именно тревога за распадающееся тело. Лакан при помощи образа зеркала показывает, что субъект - не непосредственный продукт ощущения, а событие, требующее опосредования образом тела.
Лакан 637
Зеркальная стадия делится на три этапа: сначала ребенок воспринимает зеркало как нечто реальное, что он тщится понять; затем он понимает зеркало как что-то нереальное; наконец, признает зеркальный образ как собственное отражение. Так у ребенка формируется внешний образ самого себя прежде, чем образуется понятие телесной схемы. Итак, Лакан связывает основной генетический момент формирующегося Я с периодом между шестым и восемнадцатым месяцами жизни ребенка, когда с зеркальным образом он отождествляет свой собственный.
О воображаемом мало что можно сказать до того, пока оно не включено в символическую цепочку. Воображаемое приходит раньше, но первично все же символическое: именно в языковых символах совершается гуманизация или дегуманизация человеческой жизни. Человеку кажется, что символический порядок создан им, но, плененный символами, он рождается вторично. 'Лакан - структуралист, - заметил Лакруа, - поскольку реальному и воображаемому мирам он противопоставляет третий - мир символов, на котором основаны и первый, и второй. То, к чему с определенностью подвел Фрейд, - это необъятность мира, в котором мы оказались и родились во второй раз, выйдя из стадии, справедливо названной infans, без слова. Универсальность этого языка (его переводимость на языки) проистекает из смысловой простоты, ибо психоаналитические символы, рожденные из встречи желания с языком, затрагивают всех, какими бы ни были множественность и формальные отличия, в родственных отношениях, в жизни и смерти'.
Понятие 'желание' - в центре теории Фрейда, тем не менее Лакан находит его весьма расплывчатым и потому ставит в связь с понятиями нужды и запроса. Нужда - по сути физиологический факт (потребность в воздухе, воде, пище): когда цель достигнута, потребность удовлетворена. Верно также и то, что, раз войдя в сети языковых символов, мы не имеем потребности в чистом виде, ибо она уже в смеси с запросом и желанием.
Так что же такое запрос? Это 'требование присутствия и отсутствия. Прежде всего - требование любви'. Это обращение к Другому, и часто оно маскируется под нужду. Тот, кто не знаком с подобным маскарадом, отвечает на нужду, но не на потребность в любви. Например, ребенок просит сладкое, хотя чаще всего это потребность в любви, обращенная к матери. Умная мать откажет ребенку, но, отказывая, обнимет его с любовью и нежностью. Другая поспешно удовлетворит ребенка сластями, и не подумав проявить любовь. Но вряд ли ребенок остановится на достигнутом. Запрос
638 Структурализм
любви не услышан, но нужда, по-видимому, удовлетворена. Рано или поздно нелюбимый ребенок, объевшись, оттолкнет сладкое, ибо вместо любви ему постоянно предлагают ужасный суррогат. Так развивается 'ментальная анорексия' (пресыщенность, отсутствие аппетита), нередко приводящая к самоубийству. Разница между нуждой и ее физиологической сутью и запросом, цель которой - любовь, теперь очевидна. Ну а желание?
Вот герметический текст Лакана: 'Желание возникает по ту сторону запроса, ибо артикулирует жизнь субъекта там, где удалены нужды. Вместе с тем оно и посюсторонне в качестве безусловного запроса, требующего присутствия или отсутствия. Желание взывает к недостаточности бытия (под тремя фигурами ничто, лежащими в основе запроса любви-ненависти, пытающейся отрицать бытие другого и неизреченного - того, что игнорируется в запросе)'. В такой туманной форме философ, как представляется, хотел сказать, что желание - не потребность в любви, не нужда, которую можно насытить, это скорее желание Другого. Желание, комментирует Palmier, другого желания - быть признанным другим в подлинности своего желания.
Последние годы жизни Лакан не скрывал глубочайшего пессимизма. 'Человек раздавлен условиями своего существования. Рецептов примирения никаких нет'. На что надеяться? Абсолютно не на что, надежды - никакой. 'По крайней мере, у меня ее нет'. Впрочем, небезынтересно заметить, что незадолго до смерти философ признавался, что проиграл самый важный поединок - с католической церковью. 'Стабильность религии проистекает из факта, что смысл всегда религиозен... Религия придумана, чтобы лечить людей, точнее, она выдумана из неспособности понять, что же в жизни не так'. 'Смысл' всегда религиозен, поэтому психоанализ, вскрывающий бессознательное, чтобы констатировать утрату смысла растерзанным Я, не может не проигрывать религии.
Структуралисты не ограничились открытием и проверкой структур и законов, определяющих антропологические, экономические, исторические, психические, семиологические феномены. По крайней мере, 'четыре мушкетера' - Альтюссер, Леви-Стросс, Фуко и Лакан - не воспринимали структурализм как только удобный эвристический метод обнаружения скрытых структур, объясняющих
Почему 'человек мертв' в структурализме 639
непонятные явления. Они явно шли дальше, формулируя философскую концепцию истории в противовес историцизму, идеализму и марксизму и тому образу человека, который они выстраивали, - сознательному, ответственному, творческому человеку, разумно-волевым образом создающему историю. Разбить образ, типичный для христианской и картезианской традиции, мотор которой - человек с чувством долга, сознанием и волей (частично это и марксистская традиция), - такая задача была поставлена этим философским движением.
Для Альтюссера защищать гуманизм означало закрыть глаза на 'научные' открытия Маркса, показавшего, что именно структура определяет поведение человека. 'Индивиды, - писал Альтюссер, - не просто структурные эффекты, субъект не что иное, как подпорка производственных отношений'. Воля, долг, этика - не больше чем идеологический обман. Суть морали - идеология. После Коперника и Дарвина, полагает Лакан, третью попытку унизить человека сделал Фрейд, ибо от него мы узнали, что в человеке действует, живет и хозяйничает бессознательное.
Субъект и его сознание децентрированы, на месте субъекта - другой центр, говорящий и структурирующий сознание. Бессознательное, по Лакану, не вместилище скандально грубых инстинктов, укротитель которых - рациональное, напротив, в инстинктах - голос подлинного человека и его естества, надобно лишь его услышать. Бессознательное - не то неуместное бормотание или разъяренные вопли, которые связывают с неуправляемыми инстинктами. Голос человечества говорит: 'Я мыслю там, где меня нет, и я есть там, где не мыслю'.
Вот что пишет Фуко по поводу гуманистико-антропологической традиции: 'Мне кажется, что этот тип мышления распадается у нас на глазах. По большей части этим мы обязаны структуралистскому направлению. С момента осознания, что всякое человеческое познание, всякое существование, всякая человеческая жизнь и даже биологическое наследие человека изнутри структурировано формальной системой элементов, послушные связи между которыми могут быть описаны, человек перестает быть, что называется, хозяином самого себя, быть одновременно субъектом и объектом. Открывается, что именно набор структур по сути потенциально создает человека; он, разумеется, может их обдумывать, описывать, но он уже не субъект, не суверенное сознание. Редукция человека к его окружающим структурам, мне кажется, характеризует современную мысль'.
История не создается человеком, ее сделали без него. 'Может ли человек смириться с жизнью, состоящей из петель, пульсаций и скрытой силы? Можно ли отождествить себя с работой, требования и законы которой воспринимаются как чуждые? Можно ли
640 Структурализм
быть творцом языка, возникшего тысячи лет назад, систему которого мы так и не поняли... внутри которого мы вынуждены сообщать свои слова и мысли, словно оживляя на краткий миг сегмент живой сети бесконечных возможностей?'
Человек, по Фуко, это некая мерцающая точка, мигающая в океане возможностей, вызванных глубокими подводными течениями, называемыми структурами. До конца XVIII века не существовало человека, отделенного от своей витальной силы, плодотворной работы, от исторического измерения языка. Это недавнее изобретение, вышедшее из рук демиурга не более двухсот лет назад. И поскольку могут существовать науки о человеке так, как они сегодня обозначились, то привычный его образ должен исчезнуть. 'Сегодня, - пишет Фуко в "Словах и вещах", - мы можем думать только о пустоте, оставленной исчезнувшим человеком'. Смешны разговоры о свободном царстве человека: 'Реальность такова, что человек есть изобретение, которое археология нашей мысли без труда приписывает недалекой эпохе... В наши дни скорее, чем об отсутствии и смерти Бога, можно говорить о конце человека... Человек исчезает'.
Как мы уже знаем, целью исследований Леви-Стросса была 'трансформация "гуманитарного знания" в науку', для этого надлежало вписать субъект (сознание и личность) в жесткую схему. Эти структуры должны были очистить реальность от видимых наслоений. Так 'сознание становится внутренне скрытым врагом науки о человеке'. Понятно, почему, говоря о феноменологии и экзистенциализме, Леви-Стросс утверждал, что, углубляясь в личностную тематику, философия рискует превратиться в 'бабью метафизику'. Существуют независимые от человеческой воли структуры (социальные, мифические и лингвистические), и если их изучать научным методом, то человек в итоге 'растворяется' в них. Человек, стало быть, не хозяин собственной истории, он движим бессознательных структурирующих сил. Человек исчезает, предупреждает Фуко. Леви-Стросс добавляет: 'В начале мира человека не было; в конце его не будет тем более'.
'Среди таких разных концепций, как онтология Хайдеггера, структурализм Леви-Стросса, психоанализ Лакана и марксизм Альтюссера, писал М. Дюфрен, есть общая тенденция, ведущая, по
Структуралистский 'рационализм' 641
существу, к отмене жизненного смысла и к распаду человека'. Ясно, что структуралистский вызов не мог остаться без ответа со стороны философов, для которых свобода и творческая историческая потенция - не пустой звук. Не вдаваясь в детали критики, уместно воспроизвести главный упрек - в онтологизации принципа, естественные возможности которого не более чем эвристические.
Одно дело сказать: мы ищем латентные структуры для научной проработки тех или иных фактов. Но совсем другое дело - объявить структуры не просто реальными, а единственной реальностью. Результатом смешения научной программы с метафизикой, как не раз уже случалось, становится неразличение науки и религии. Неслучайны репризы Леви-Стросса - с налетом таинственности - о 'госте среди нас, хотя никто и не мечтал приглашать его на наши дискуссии: о человеческом духе'.
В самом деле, непредвиденные 'гости-фантазмы', которых держали за дверью, подальше от научных дискуссий, вдруг объявились на спиритических сеансах структурной антропологии. 'Чего стоит после этого экзальтированная критика бергсонизма и субъективного идеализма, если в результате мы получаем объективный идеализм, да еще с романтически-экзистенциалистскими интонациями?' (S. Timpanaro).
Что же касается Лакана, то наряду с тем фактом, что он был исключен из Международного психоаналитического общества, стоит напомнить, какую волну критики вызвала публикация его сочинений. Так, французский психолог Д. Анжу (Didier Anzieu) заметил, что в них нет ничего нового, что 'стадия зеркала' - заурядная ошибка, и никто не был так далек от учения Фрейда, как Лакан. Не говоря уже о том, что 'идолопоклонство вокруг фигуры Лакана - просто вызывающий зевоту интеллектуальный провал'.
Согласимся с Пиаже: 'эпистемические структуры' Фуко мало чем отличаются от 'парадигм' Томаса Куна ('Структура научных революций'). Пиаже справедливо заметил, что 'эпистемы нельзя вывести одну из другой ни формально, ни диалектически, меж ними нет филиации ни генетической, ни исторической. Другими словами, последнее слово "археологии" заключается в том, что разум трансформируется неразумным образом, что его структуры появляются и исчезают, наподобие внезапных моментальных мутаций, о чем еще раньше кибернетического структурализма уже говорили биологи'.
Фуко, по мнению Пиаже, иррационалист. Сартр, на которого обрушились с критикой структуралисты ('Сартр - пленник своего cogito', - писал Леви-Стросс), отплатил им той же монетой. 'Структуралисты, - сказал он, - пленники ничего не объясняющих схем: во имя якобы потаенного разума они отвернулись от разума, себя сознающего'.
642
пустая
643
Для тех, кто ищет истину, не существует человеческого авторитета. Каждый, кто вообразит себя обладателем ее, будет осмеян богами.
Альберт Эйнштейн
Науке свойственны ошибки, поскольку она создана человеком.
Карл Поппер
С точки зрения эпистемологии, миф о физических объектах выше других в том смысле, что показал свою эффективность в качестве средства сооружения простой конструкции, учитывающей влияние опыта.
Уиллард ван Орман Куайн
Искусства в неменьшей степени, чем науки, серьезно влияют на процесс открытия, расширения познания в широком спектре прогрессирующего понимания.
Генри Нелсон Гудмен
Проницательные философы согласны с выбором Лессинга в пользу бесконечного приближения к истине вопреки 'тотальности истины'.
Ричард Рорти
644
645
Программа концептуальной ригоризации основных математических понятий, как мы уже знаем, наметилась еще в прошлом веке. Вейерштрасс и его школа подготовили так называемую 'арифметизацию' анализа, т. е. редукцию математики как теории 'действительных чисел' к арифметическим понятиям математики как теории целых позитивных (натуральных и рациональных) чисел. Еще раньше геометрия была приведена к анализу (посредством операций аналитической геометрии), а арифметика стала 'естественной базой' всего здания математики. Редукцию математики к арифметике завершил Пеано в 1899 г. Система Пеано состояла из пяти аксиом, составленных с помощью примитивных терминов: число, ноль, непосредственно выводимый.
Аксиомы таковы: 1) ноль - это число; 2) из числа непосредственно следует число; 3) ноль непосредственно не следует ни из какого числа; 4) из различных чисел следуют разные непосредственно выводимые числа; 5) любое свойство, которым обладает ноль, принадлежит всем числам, если из его справедливости для одного числа следует справедливость этого свойства для числа, непосредственно следующего за ним (это принцип математической индукции).
Одновременно с Пеано Фреге и Кантор попытались редуцировать арифметику и понятие натурального числа к логическому понятию класса, тем более что логика классов кажется более адекватной для поиска оснований математики. Как можно дать определение числа в терминах класса, показывает следующий пример. Даны два класса А и В, и каждому элементу класса А соответствует элемент класса В, и наоборот. Это значит, что оба класса имеют равную мощность, или кардинальное число. Используя чисто механические операции,
646 Развитие наук в XX веке
Развитие физики в XIX веке закончилось крахом механистической программы исследования. Нынешняя физика, отказавшаяся от линейных моделей, характеризуется фундаментальным программным дуализмом. Первая программа возникла в первые десятилетия нашего столетия - релятивистская программа Эйнштейна. А в конце прошлого века с открытием явления радиации возникли квантовая теория и соответствующая исследовательская программа. Эти программы хотя и пересекаются, все же относятся к разным уровням наблюдения. Обе отталкиваются от классической физики в вопросе рассмотрения физических величин в пределах нашего повседневного опыта. Только квантовая теория необходима для изучения феноменов на микроскопическом уровне (атомы, ядерные и субъядерные феномены), а теорию относительности интересуют астрономические скорости и расстояния. Два этих направления
650 Развитие наук в XX веке
поначалу развивались независимо друг от друга. Исследование ядра и его составляющих продвигалось вместе с квантовой теорией.
На рубеже двух веков предпринята не одна попытка преодолеть разрыв теорий Максвелла и Ньютона. Последняя принадлежит А. Пуанкаре на основе классического принципа относительности Лоренца. Идея эфира в ней сохранена, как и законы движущихся относительно друг друга прямолинейным и равномерным образом систем. Работы Лоренца и Максвелла появились в конце XIX- начале XX веков.
Однако в 1905 г. А. Эйнштейн (1879-1955) опубликовал историческую статью 'К электродинамике движущихся сред', где были сформулированы принципы частной теории относительности. 'Явления в электродинамике, - писал он, - так же, как и в механике, не обладают свойствами, относящимися к идее абсолютного покоя... законы электродинамики и оптики распространяются на все системы отсчета, включая механические'. Эйнштейн предложил в качестве постулата другой тезис, согласно которому 'свет распространяется в пустом пространстве с определенной скоростью, которая не зависит от движения испускающего свет тела'. Первый постулат элиминирует эфир, второй видимым образом ему противоречит. Однако Эйнштейн переосмысливает традиционные понятия пространства и времени. Контраст с привычным опытом демонстрируют следующие теоремы:
- длина тела, находящегося в движении, больше длины покоящегося тела;
- два одновременных по отношению к наблюдателю явления могут быть неодновременными один по отношению к другому;
- длина стержня связана с направлением его движения: масса тела увеличивается с увеличением скорости.
Наконец, знаменитая формула E = mс2 связала массу с энергией. Все эти выводы были подкреплены множеством экспериментов. Переход от классической механики к частной теории относительности был назван Куном научной революцией, ибо произошла глобальная смена основания теории. Только через одиннадцать лет Эйнштейн предложил более обобщенную, чем прежняя, теорию. Законы физики не меняются в любой системе отсчета, даже в системе, движущейся с ускорением, если учитываются гравитационные эффекты, - такова суть общей теории относительности. Эйнштейн констатирует, что масса тела остается постоянной, если она
Эйнштейн; Планк 651
измерена согласно общему закону гравитации (второму закону динамики: инерционная масса равна гравитационной массе).
Отсюда следует возможность соотнесения любого эффекта ускорения с соответствующими гравитационными полями, что меняет геометрическую структуру пространства. Получается, что любая физическая проблема решается, в конечном счете, через изучение геометрических свойств пространства. Общая теория относительности включает в себя как элемент частную теорию относительности, сохраняя все ее выводы и присоединяя к ним новые, вытекающие из новых экспериментальных данных. Среди последних - точные траектории движения планет, искривление светового луча в гравитационном поле и смещение спектральных линий в зоне света, испускаемого звездами большой массы. Так был открыт путь развития 'нормальной' науки со все более мощной разработкой математического аппарата, с одной стороны, и, с другой - с проверкой теоретических конструкций экспериментальными данными, что всегда давало позитивный результат. Из новейших экспериментов на эту тему наиболее интересными представляются те, что связаны с изучением гравитационных волн космического происхождения.
Другой путь исследований - изучение взаимодействия материи и радиации. Термин 'квант' связывают с именем М. Планка (1858-1947). Это проблема 'черного тела' (абстрактное математическое понятие для обозначения объекта, аккумулирующего всю энергию и превращающего ее в тепло). Функция, выражающая энергию абсолютно 'черного тела', изменяющего температуру, оказалась несовместимой с термодинамикой, а значит, и классической механикой.
Решение Планка состояло в гипотезе, что энергия выделяется и аккумулируется материей не в форме непрерывной радиации, а только множеством порций определенного количества, пропорционального частоте радиации v и некой постоянной h (постоянная Планка). Количество Av названо 'квантом энергии', а постоянная h - 'квантом действия'. Интересно с концептуальной точки зрения то, что Планк (как и Эйнштейн) не пытался согласовать свое открытие с экспериментальной очевидностью. Именно Эйнштейн дал первое обоснование теории Планка. Он предположил, что любая радиация квантуется. Частицу, соответствующую радиации с частотой v, имеющую энергию hv и количество движения h v/c, назвали фотоном. Так фотоэлектронный эффект был вписан в общую теорию и ею подтвержден.
652 Развитие наук в XX веке
Неодарвинизм 653
В книге 'Логика научного открытия' Поппер, характеризуя этот тип концепций, заметил, что он накладывает принципиальные ограничения на возможности научного познания (подобно пределу, налагаемому скоростью света). Стало очевидным, что движение вперед теперь невозможно, если не поставить задачу выхода за пределы достигнутых рубежей. Для физической теории настал период 'нормальной' науки, хотя скорее с двумя парадигмами, чем с одной.
От Дарвина мы узнали, что: 1) виды не неизменны, ибо они эволюционируют, давая постепенно начало различным видам; 2) основной механизм эволюции видов - естественный отбор. Среда провоцирует индивидуальные различия, делая ненужными индивиды с неблагоприятными признаками, поощряя более жизнеспособные особи, побеждающие в 'борьбе за существование'. Ясно, что отбор эффективен, если индивидуальные различия подлежат передаче и наследованию. В противном случае теория Дарвина вряд ли возникла бы. Однако если особи одного вида различны, то возникает два вопроса: 1) Каковы причины индивидуальных различий? 2) Если различия наследуются, то как они передаются?
Дарвин объяснял механизм наследования приобретенных свойств воздействием среды. Ламарк, как известно, видел внутреннюю тенденцию к совершенствованию. Последнюю точку зрения защищал швейцарец Карл Вильгельм фон Нёгели (1817-1891) своей теорией ортогенеза (разновидность греческого понятия энтелехии), в разговоре о психохимическом аналоге инерционной механической силы.
Немецкий зоолог Август Вейсман (1834-1914), представитель неодарвинизма, отверг идею наследуемости приобретенных свойств. В подтверждение своей концепции он отрезал хвосты у новорожденных мышей нескольких поколений. Затем рождались новые мышата с обычными хвостами, вопреки теории наследования приобретенных черт. Эти и другие опыты подтвердили гипотезу, что не среда на самом деле, а внутренние органические факторы ответственны за наследственную информацию. В 'Очерке о наследственности и связанных с ней биологических вопросах' (1892) Вейсман отделил понятие гермоплазмы, ответственной за наследование, от понятия телесной плазмы. Гермоплазма - наиболее ответственная часть организма, она определяет формы и характеристики телесной плазмы. Тело
654 Развитие наук в XX веке
656 Развитие наук в XX веке
Морган провел серию опытов с drosophila melanogaster, насекомым, обладающим только четырьмя парами хромосом и имеющим период созревания от яйца до взрослого состояния 12 дней. Опыты показали, что признаки, наследуемые вместе, иногда все же разделяются. Морган объяснил это тем, что хромосома содержит гены, т. е. разделена на определенные характерные фрагменты, что позволяет ей затем обменяться с похожим фрагментом другой хромосомы.
В 1927 г. Герман Йозеф Мюллер, ученик Моргана, сделал сенсационное открытие. Бомбардируя гамма-лучами гаметы (сперматозоиды и яйца животных, зернышки цветочной пыльцы и семяпочки растений), он получил огромное число мутаций. Суть открытия состояла в том, что был указан путь исследования гена.
К началу Второй мировой войны генетика установила: 1. Гены отвечают за наследственные черты; 2. Гены находятся в линейном порядке в хромосоме; 3. По числу и качеству для каждого вида хромосомный набор - величина постоянная; 4. Несмотря на постоянство, эти структуры способны к изменениям; 5. Изменения, или мутации, разделяются по трем категориям: генные (переход от одного гена к аллельному состоянию), хромосомные (структурные вариации внутри одной хромосомы) и геномные (вариации с числом хромосом).
Следующей сенсацией стало открытие генетического кода - еще одно блестящее достижение человеческого разума в познании развития жизни. Если эволюционная теория помогла понять историю жизни, то не менее важно было понять сам источник жизни. Старый спор: жизнь исходит от материи или же 'все живое изначально живо'? Рождается ли организм (например, бактерия) спонтанным образом? Правда, открытие фильтрабильного вируса (ultra virus) представляется серьезным шагом к абиогенезу.
Как бы то ни было, но с вирусами-паразитами нет пока оснований связывать источник жизни. В 1950-х гг. Г. Юри и С. Миллер показали формирование органических комплексов - аминокислот (основа молекул протеинов - базовых элементов протоплазмы). Через смесь воды, водорода, метана и аммиака Миллер пропускал электрический разряд высокой частоты. В результате он получил сложные молекулы аминокислот. И хотя эксперимент недостаточен, чтобы понять проблему зарождения жизни, он приоткрывает завесу над этой тайной.
Долгое время наследственные механизмы были предметом внимания генетиков, но природа молекул, переносящих информацию от одного индивида к другому, оставалась неведомой. Была известна
Генетика 657
роль макромолекул протеина и нуклеиновых кислот в этом процессе. Однако только в 1944 г. сотрудником Нью-Йоркского института Рокфеллера Эйвери (О. Т. Avery, 1877-1955) были получены результаты, показавшие, что эту роль выполняют молекулы дезоксирибонуклеиновой кислоты - ДНК. Было известно ранее, что ядра клеток животных, содержащих хромосомы (и, стало быть, гены), особенно богаты нуклеиновыми кислотами, в частности ДНК. Последние представляют собой полимеры, образованные из остатков фосфорной кислоты, сахара (дезоксирибоза) с азотистого основания, т. е. аденина, гуанина, цитозина и тимина.
В начале пятидесятых годов вслед за Полингом, который раскрыл структуру протеина, спиралевидной (геликоидальной) макромолекулы, образованной из различных комбинаций 20 аминокислот, удалось понять молекулу ДНК как образованную из комбинаций 4 различных нуклеотидов. Каждый нуклеотид образован из остатков фосфорной кислоты, одной молекулы дезоксирибозы и одного из четырех азотистых оснований.
Были проведены химические и кристаллографические исследования, результаты которых обобщил Э. Чаргафф (E. Chargaff, p. 1905), показавший комплементарность остатков тимина и адеина и остатков цитозина и гуанина в пробах различных ДНК. Идея структурировать молекулярные компоненты ДНК в форме двойной спирали с комплементарными взаимодействиями в азотистых основаниях взаимодополнительным образом - аденин-тимин, цитозин-гуанин - разработана кембриджскими учеными Ф. Криком (F. Crick) и Дж. Уотсоном (J. Watson). Диффракцию х-лучей, необходимых для верификации модели, установил М. Уилкинс (М. Wilkins).
Модель двойной спирали состоит из двух полинуклеотидных цепей, структурные реквизиты которых - азотистые основания и водородные связи между ними. Эта их природа подтверждает процесс дублирования, т. е. формирования двух двойных спиралей, начиная с одной, внутри которой отделяются две нити. В ДНК имеет место так называемая полуконсервативная репликация (повтор): каждое ответвление ДНК дает начало новой двойной спирали. Это подтвердили Мезельсон (Meselson) и Шталь (Stahl).
Помимо ДНК есть другой тип нуклеиновой кислоты - рибонуклеиновая, или РНК, содержащаяся, главным образом, в клеточной цитоплазме. Структура РНК имеет одну нить, но активность РНК имеет решающий характер, ибо вместе с ДНК она образует молекулярную основу механизма генетической передачи. Раздел биологии, изучающий поведение молекул ДНК и РНК в процессе передачи генетической информации, называется молекулярной биологией.
В 1941 г. Дж. У. Билл (G. W. Beadle) и Э. Л. Тейтем (Е. L. Tatum) исследовали формирование энзимов (ферментов). Поскольку эти протеины обладали тоже двойными спиралями и содержали азот, то
658 Развитие наук в XX веке
вскоре выяснилась и последовательность аминокислот протеина. Проблема заключалась в том, как из алфавита с 4 буквами можно образовать группу, содержащую 20 букв. Комбинируя 4 основания (2 x 2), они получили 16 комбинаций, а умножая 3 x 3, получили 64 комбинации, более чем достаточные для кодирования триплет - 21 аминокислоты протеина. Так триплет азотистых оснований кодирует аминокислоту.
В 1955 г. удалось синтезировать РНК С. Очоа (S.Ochoa), в 1956 г. А. Корнберг (А. Kornberg) искусственным путем получил ДНК. Еще через 5 лет Ф. Жакоб (F. Jacob) и Ж. Моно (J. Monod) доказали, что РНК является передатчиком. Макромолекула РНК синтезируется на ДНК (процесс транскрипции) и соединяется в рибосомы, субклеточные частицы цитоплазмы, где и происходит белковый синтез. Передатчик РНК есть своего рода пленка с записью трехчленного кода последовательности аминокислот. Эту 'пленку' считывает рибосома, создающая протеин в последовательности, указанной молекулой РНК.
В 1960-х гг. М. У. Ниренберг (М. W. Nirenberg) и Дж. Маттеи (J. N. Matthei) синтезировали молекулу РНК на одной основе урацила. Они получили процесс формирования полипептида, состоящего из одной аминокислоты - полифенилаланина на основе трехчленного урацил-урацил-урацила. Это открытие позволило найти ключ к генетическому коду почти так же, как Розеттский камень помог расшифровать египетские иероглифы. Ниренберг, Крик, Корана и другие выяснили значение всех 64 триплетов, образующих генетический код. Процесс передачи генетической информации от ДНК к РНК называется транскрипцией, а энзим (РНК-полимероза) катализирует синтез передатчика (РНК) по образцу ДНК. Синтез полипептидной цепочки, конкретизирующий информацию, поступающую из ДНК, называется процессом перевода, трансляции.
В целом цепочку белкового синтеза кратко можно представить следующим образом:
Репликация ДНК и транскрипция РНК-передатчика возможны в силу соединения стереоспецифическим образом азотистых оснований: аденин 'признает' тимин, а цитозин 'признает' гуанин. Процесс трансляции происходит посредством соединительных векторов - молекул Т-РНК Последние задерживаются на рибосоме и 'прочитывают' передаваемый генетический код. Аминокислотная цепочка синтезируется на рибосоме с энзиматическим механизмом, необходимым для прочтения записанной информации в РНК.
Генетика 659
Открытие генетического кода позволило внятно объяснить и описать феномены репродукции, наследования, вариаций и мутаций. Оказалось, что на этом универсальном языке 'говорят' все организмы - от вирусов и бактерий до животных и человека. Эго стало важнейшим этапом в изучении феномена жизни и ее удивительно разумной основы.
СХЕМА ГЕНЕТИЧЕСКОГО КОДИРОВАНИЯ
660
Карл Раймунд Поппер (р. 1902-1994)
661
Карл Раймунд Поппер родился в Вене в 1902 г. Философию, математику и физику он изучал вместе с физиками Виртингером и Фуртвенглером и математиком Гансом Ганом. Работая в службе помощи подросткам при клинике Альфреда Адлера, он продолжал изучение истории музыки. В 1928 г. Поппер защитил диссертацию на тему 'К вопросу о методе психологии мышления' у психолога Карла Бюлера. Несколько лет он преподавал математику и физику в начальной и средней школе. В это же время он написал статью по проблеме аксиоматики в геометрии. Фундаментальная работа 'Логика и рост научного знания' была написана в 1934-1935 гг. В 1937 г. Попперу как еврею пришлось эмигрировать в Новую Зеландию, где он начал преподавать в Кентерберийском университетском колледже. Здесь были написаны работы 'Нищета историцизма' и 'Открытое общество и его враги', опубликованные в 1945 г. В начале 1946 г. философ получил приглашение в Лондонскую школу экономики и переехал в Англию. Результаты своих исследований по философии науки Поппер опубликовал в двухтомнике 'Предположения и опровержения' (1963) и книге 'Объективное познание' (1972). В 1974 г. вышли 'Автобиография (Поиску нет конца)' и 'Ответ моим критикам'. В соавторстве с Дж. Экклсом Поппер издал книгу 'Личность и ее мозг' (1977). Член Королевского общества, Поппер участвовал во множестве конгрессов и симпозиумов, объездил множество стран. Его книги переведены на двадцать языков. Скончался Карл Поппер в 1994 г.
662 Поппер
В философской литературе Поппера связывают с неопозитивизмом, в частности, с деятельностью Венского кружка. Тем не менее, как и Витгенштейн, он никогда не был его членом. Эта легенда развенчивается в 'Ответе моим критикам', а в 'Автобиографии' он взял на себя ответственность за смерть неопозитивизма. Отто Нейрат не зря назвал Поппера 'официальным оппонентом' кружка. В самом деле, принцип верификации как принцип определения значимости он заменил критерием фальсифицируемости (демаркационное отличие науки от ненауки). Почтенный, но устаревший индуктивный метод он заменил на дедуктивный метод доказательства. В отличие от членов кружка, он доказывал, что протокольные предложения не абсолютны и даже не дефинитивны по природе. Предпочтительны, по его мнению, те научные теории, которые менее вероятны (как лучше контролируемые). В метафизике он видел прародительницу науки таких философов, как Кант, Гегель, Маркс, Дж. Стюарт Милль, Беркли, Бэкон, Аристотель, Платон, Сократ ему удалось прочитать под новым углом зрения, а досократиков он интерпретировал в эпистемологическом ключе, как создателей традиции критической дискуссии. Он обратился к классическим проблемам, таким как телесно-ментальное отношение, проблема смысла или бессмысленности истории. Драма нарастающего насилия не переставала занимать этого яростного противника тоталитаризма. Не в пример Карнапу и Нейрату (с их идеей 'синтаксической фазы'), Поппер присоединился к регулятивной идее истины Тарского. В предисловии к английскому изданию 'Логики научного открытия' (1959) он писал: 'Сегодня, как и тогда, аналитики языка (кембридж-оксфордской школы) важны для меня не только как оппоненты, но и как союзники, ибо они только и остались верными рациональной философской традиции. Аналитики верят, что нет философских проблем в натуральном виде, что эти проблемы касаются лингвистического использования языка или словесных смыслов'. О сути своей программы он говорит в предисловии к итальянскому изданию (1970): 'Хватит копаться в словах и смыслах, важно разобраться в критикуемых теориях, обоснованиях и их ценности'.
'Надеюсь, мне удалось решить проблему индукции... Решение было настолько плодотворным, что позволило мне решить большинство других философских проблем'. Индукции нет, противопо-
Критика индукции 663
ложная позиция ошибочна. Каким же путем пришел Поппер к такому выводу?
В прошлом термин 'индукция' использовался двояко: а) индукция перечисления; б) индукция элиминации. Первая - индукция повторения, или перечисления, - должна бы обосновывать некое теоретическое обобщение. Малоценность такого способа рассуждения очевидна: любое число наблюдений лебедей белого цвета недостаточно для обобщения: 'Все лебеди белые' (или что вероятность найти небелого лебедя мала). Таким же образом, сколько бы спектров атомов водорода мы ни наблюдали, нельзя сказать, что все спектры одного и того же рода. Следовательно, при помощи этой индукции ничего нельзя обосновать. С другой стороны, индукция посредством элиминации основана на методе вывода или опровержения ложных теорий. 'На первый взгляд, - пишет Поппер, - этот тип индукции кажется весьма похожим на метод критической дискуссии, мной выдвигаемый, на деле же есть серьезное отличие. Бэкон и Милль, защитники этого метода, наивно верили, что, последовательно элиминируя ложные теории, можно оценить истинную. Но число оцениваемых теорий бесконечно, даже если в какой-то момент мы принимаем во внимание только часть из них. Тот факт, что для каждой проблемы существует бесконечное множество логически возможных решений, имеет ключевое значение для науки вообще, поэтому научные приключения и напоминают азартную игру. Там, где рутина, не может быть науки. Рискованные идеи и воображение в ней необходимы, как, разумеется, и суровый критический контроль.
Итак, индукция ничего не обосновывает, а методов, основанных на чистой рутине, не должно быть. Обычно думают, что от частных утверждений через упорядочение экспериментальных данных мы идем к универсальным суждениям, т. е. гипотезам и теориям. Но по причине неисчислимости первых любой из полученных таким образом выводов не будет логически безупречным.
Ситуацию неплохо прояснил Рассел. Один индюк заметил, что, как только он поселился на уютной ферме, корм стали давать ровно в девять утра. Как хороший индуктивист, он не поленился просчитать множество разных обстоятельств: в среду и пятницу, в жару и холод, в ненастье и в вёдро час кормежки оставался постоянным. Однако вывод: 'Меня всегда кормят в девять утра' - опровергли в день сочельника, когда важную птицу, ожидавшую гарантированный завтрак, отнесли поварам в разделочную.
Посмотрим на проблему с другой стороны. Основа индукции - или аналитическое утверждение (т. е. тавтология), или синтетическое утверждение (т. е. эмпирическое). Значит, если бы принцип
664 Поппер
индукции был чисто логическим, не было бы никакой проблемы индукции, ибо все индуктивные выводы были бы логическими трансформациями выводов дедуктивной логики. Может ли быть принцип универсально-синтетическим утверждением? Если мы видим его истинность в опыте, возникают те же проблемы, что и вначале. Для его обоснования мы должны применить индуктивные выводы, а для оправдания последних нам придется принять индуктивный принцип более высокого порядка и т. д. Таким образом, любая попытка как-то обосновать индуктивный принцип на опыте проваливается, втягивая исследователя в бесконечный регресс.
Другое предубеждение индуктивистского толка состоит в том, что голова ученого должна быть свободной от предположений, гипотез, подозрений, короче, идеальный ум - tabula rasa, в котором отражается Книга природы. Такую позицию Поппер назвал 'философским мифом обсерватизма'. Но наш ум скорее напоминает доску, испещренную знаками традиции, культурной эволюции. Наблюдение всегда направляется теоретическими ожиданиями, что легко проверить. Прошу, обращается Поппер к слушателям, понаблюдать здесь и сейчас. И кто-то непременно спросит: 'А что именно надо наблюдать?' В этом вопросе - удача эксперимента. Чарльз Дарвин заметил: 'Странно, но никто не видит, что любое наблюдение не может не быть "за" или "против" какой-то теории'. Нечто, подлежащее наблюдению или доказательству, - это гипотезы (идеи, теории), изобретаемые для решения какой-то проблемы. Никто не взвешивает тела, не описывает форму, не рассчитывает расстояние до центра Луны, не считает песчинки всех пустынь и всех пляжей. Оно и понятно, ведь это никого не интересует, ибо наша культурная память нацелена на другое.
Ум, очищенный от предрассудков, будет пустым, а не девственным, как ожидают некоторые. 'Наблюдения чистого, лишенного теоретического компонента, просто не существует. Все наблюдения, особенно экспериментальные, выполнены в свете той или иной теории'. Даже животное рождается со множеством подсознательных ожиданий, что вообще-то говоря соответствует своего рода гипотетическому знанию. Врожденным посылкам нельзя доверяться: утрата иллюзий порождает проблемы, ведущие к росту знания через коррекцию и модификацию предыдущих сведений.
Критерий фальсифицируемости 665
Итак, исследование начинается не с наблюдений, а с проблем практики или теории, оказавшейся в критическом состоянии. Проблема часто состоит в неоправдавшемся ожидании. По своей логической природе проблема есть противоречие между установленными положениями. Проблемы возникают в силу того, что мы располагаем культурно-биологической памятью, которая есть плод сначала эволюции биологической и лишь потом - культурной. Когда некий осколок памяти (ожидание, гипотеза, предание) раздражается от соприкосновения с реальным фактом, рождается проблема.
Иногда, пишет Поппер, спускаясь по некой лестнице, мы замечаем, что это не та лестница, которую мы ожидали увидеть, или, наоборот, вдруг открываем, не предполагая, что это просто другой спуск. Исследование, стало быть, начинается с поиска выхода из затруднения, где творческое воображение необходимо. Как, впрочем, необходимо понимание разницы между контекстом открытия и контекстом доказательства. Одно дело - психологический процесс, или генезис идей, и совсем другое - их доказательство. У научных идей нет привилегированных источников: миф, метафизика, сон, галлюцинации могут породить открытие. Важно при этом, что так или иначе они должны подтверждаться фактами, быть контролируемыми и обоснованными.
Исследование начинается с проблем, а чтобы их решить, нужны гипотезы. Выдвинутые гипотезы подлежат проверке путем извлечения из них следствий и анализа того, что они дают. По характеру следствий мы судим, подтверждается гипотеза или нет. Другими словами, даны проблема P и теория Т, предложенная как решение проблемы. Мы говорим: если Т верна, должны следовать p1, р2, р3..., подтверждающие эту теорию. Их отсутствие будет свидетельствовать об обратном.
Отсюда видно, что теория, чтобы быть подтвержденной, должна быть в принципе контролируемой, или, другими словами, фальсифицируемой со стороны фактов. В самом деле, если нельзя получить следствия, открытые контролю фактов, то это значит, что теория
666 Поппер
ненаучна. Заметим, что иной раз метафизическая на сегодня теория завтра может стать научной, так метафизика атомизма времен Демокрита в эпоху Ферми стала научной теорией.
Процесс извлечения следствий из теории под контролем базовых (протокольных) предложений, которые, как мы знаем, описывают факты, и составляет суть контрольно-дедуктивного метода.
В логической перспективе контроль не имеет конечной дефинитивной точки, ибо любой последующий контроль способен опрокинуть теорию, десятилетиями считавшуюся неуязвимой, что красноречиво подтверждается историей науки.
Между верификацией и фальсификацией существует логическая асимметрия. Миллиарды подтверждений не способны увековечить теорию, но достаточно одного негативного факта, чтобы логически подорвать ее. Например, суждение: 'Куски дерева не тонут в воде' лишает всеобщности другое: 'Этот кусок эбенового дерева не держится на поверхности воды'. Из подобной асимметрии Поппер извлек методологический принцип: поскольку теория остается подверженной опровержению, то следует испытывать ее фальсификацией, ибо чем раньше будет найдена ошибка, тем быстрее мы найдем другую, лучшую теорию для необходимой проверки. Поппер впервые по-настоящему оценил позитивную силу ошибки. Опыт, любил он повторять вслед за Оскаром Уальдом, это имя, которое мы даем собственным ошибкам.
'От научной теории я не требую, чтобы она была выбрана позитивным образом раз и навсегда; однако я требую, чтобы ее логическая форма была явной для средств эмпирического контроля в негативном смысле. Эмпирическая система не должна исключать опровержения опытом'. Адекватность такого критерия обнаруживается, когда мы обращаемся к метафизическим системам. Они всегда верифицируемы (какой факт не подтверждает хотя бы одну из многих философий истории?) и неопровержимы ничем (каким фактом можно ниспровергнуть философию, историю или некое религиозное видение мира?).
Цель науки, по Попперу, - максимально приблизиться к истине. Теория Т2 лучше или правдоподобнее Т1, когда все верные следствия из Т1 суть верные выводы из Т2, когда ложные выводы из Т1 суть верные выводы из T2. Значит, из T2 дедуцируемы выводы, которые
Прогресс науки 667
нельзя извлечь из Т1. Таким образом, приняв, что истинное содержание (верные выводы) и ложное содержание (ложные выводы) из двух теорий Т1 и Т2 несовместимы, мы можем сказать, что Т2 более правдоподобна и лучше соотносится с фактами, чем Т1, если и только если:
а) истинное содержание, но не ложное содержание Т2 превосходит Т1;
б) ложное содержание, но не истинное содержание Т1 превосходит Т2.
Эта идея большего правдоподобия Т2 в сравнении с Т1 привела Поппера к выводу, что правдоподобное (значит, более информативное, экспликативное и прогностическое) может быть и менее вероятным. Другими словами, если мы предпочитаем теорию с наибольшим информативным содержанием, то должны удовлетвориться меньшей ее вероятностью. В самом деле, говоря все больше, легче ошибиться. Поэтому теории, более открытые контролю, менее вероятны.
Обозначив содержание утверждения а) как Ct (a), утверждение б) как Ct (b), a конъюнкцию а и б как Ct (ab), мы получим:
что противоречит закону, отвечающему расчету вероятности:
где знаки неравенства перевернуты. Например, имеем суждение а): 'В пятницу будет дождь' и суждение б): 'В субботу прояснится', то аб): 'В пятницу задождит, а в субботу будет ясная погода'. Ясно, что информативность последнего суждения большая, чем а) и б) порознь. Но и вероятность аб) будет ниже, чем у а) и б) по отдельности.
Следовательно, если наша цель - прогресс и рост знания, то нельзя одновременно желать его высокой вероятности, ибо два эти показателя, заключает Поппер, обратно пропорциональны.
В науке ищут истину, но истина предписывается не фактам, а теориям. Теория верна (для Поппера, как и для Тарского), когда отвечает фактам. Все же у нас нет критерия истины, даже если мы на верном пути, нельзя знать об этом наверняка, ибо следствий из
668
теорий бесконечно много, и контролировать их все невозможно. А если все так, то истина становится регулятивным идеалом. Прогресс науки, по Попперу, и состоит в исключении ошибок предыдущих теорий и приближении ко все более правдоподобному: от Коперника к Галилею, от Галилея к Кеплеру, от Кеплера к Ньютону, а от него к Эйнштейну.
Из этого не следует, что существует закон научного прогресса.
Наука знавала и периоды стагнации, и препятствия эпистемологического, идеологического, экономического плана. Нет закона, но все же есть некий критерий, по которому одна теория Т2 заменяет другую 71. Поппер дает шесть спецификаций:
1). Т2 содержит более точные утверждения, чем Т1.
2). Т2 объясняет больше фактов, чем Т1.
3). Т2 описывает и объясняет факты более детальным образом, чем Т1.
4). Т2 выдерживает контроль, который не выдерживает Т1.
5). Т2 выдвигает новые формы экспериментального контроля, которые не учитывала Т1, и Т2 преодолевает их.
6). Т2 объединяет разные проблемы, до того бытовавшие вне связи.
Суть фальсификационизма Поппера состоит в следующем. Если снизу принята гипотеза-фальсификант, то теория, обнаруживающая себя как противоречащая ей, логически несостоятельна в силу modus tollens (аргументация типа: если t верно, то верно будет и р, но р ложно, значит, и r ложно. В символах: . Как
видим, методологическая позиция Поппера достаточно запутанна. В самом деле, чтобы вывести наблюдаемые следствия из некой гипотезы, необходима вспомогательная гипотеза (из ряда тех, что наряду с контрольными гипотезами дают возможность получить наблюдаемые следствия).
Именно вспомогательные гипотезы ответственны впоследствии за негативный результат. Более того, чтобы фальсифицировать теорию, мы нуждаемся в базисных утверждениях, полагаемых как верные. Но принятые как верные они далеко не всегда истинны на деле. Поэтому протокольные предложения не застрахованы от ошибок, а ложной может быть не проверяемая гипотеза, а посылка-фальсификант. Все это говорит о том, что, хотя логическая фальсификация окончательна, методологическая фальсификация не имеет
Логическая фальсификация и методологическая фальсификация 669
Критика открытого общества 675
доказан аргументами и отсылкой к опыту. При любых дискуссиях последним основанием будет по сути иррациональная вера в разум. Впрочем, этот выбор, не будучи чисто интеллектуальным, имеет моральную окраску, ибо через него становится определенным наше отношение к жизни, социуму, близким и дальним.
Очевидно, что во многом человеческие существа неравны. Единственно, что не противоречит требованию не попирать человеческое достоинство, - наличие у всех равных прав. Однако равенство перед законом не есть факт, это политический момент, основа которого - моральный выбор, выбор в пользу разумности собственного и чужого поведения. Вера в разум неотделима от гуманности, терпимости и несовместима с авторитарными претензиями.
Историцизм и вера в железные законы исторического развития имеют достаточно длинную историю. Уже у Гераклита Поппер отмечает наличие идеи, сводящей на нет человеческие планы рациональной реконструкции общества как открытой системы. В мире правит безжалостная судьба, в мировом пожаре сгорает все, чтобы затем все повторилось в неизменном порядке.
Однако самого яростного противника демократии Поппер видит в лице Платона, теоретика идеального государства, окаменевшей структуры кастового характера, где правят философы. На все политические изменения наложено вето, ибо перемены не могут не нести разрушений. Трайбализм и тоталитаризм, по мнению Поппера, демонстрируют свою кровную связь с эссенциалистской методологией историцизма. Смиренному искателю истины сократического типа, критику и реформатору античного полиса Платон противопоставил фигуру правителя, владеющего истиной. Платоновское 'Государство' Поппер поэтому ставит в связь не только с 'Капиталом', но и 'Mein Kampf'.
Дух бесчестия воцарился в философии после Гегеля и Маркса как следствие гипертрофии 'диалектических' законов. Принцип тождества разумного и действительного Поппер называет не иначе как оправданием мифа орды и апологией прусского государства. Конечно, прав Гегель, люди не создают мир из ничего, наши мысли в значительной степени продукт предшествующих эпох. Но все-таки гегельянство было и остается идейным арсеналом нынешних историцистов, марксистов и тоталитаристов.
676 Поппер
Что касается Маркса, то именно с его именем Поппер связывает своего рода схизму 'odi et amo' ('ненависти и любви'). Нельзя не признать в Марксе бескомпромиссного исследователя острых реальных проблем. Возврат к домарксистской социальной науке немыслим, и многие современные ученые в долгу перед автором 'Капитала', гуманизм которого и сострадание к угнетенным несомненны. Поппер согласен с марксистской критикой laisser faire капитализма, морализаторской риторики и фарисейства.
Вместе с тем Поппер называет Маркса фальшивым пророком. Метафизический детерминизм экономического плана и сциентистские предрассудки эпохи нельзя не обнаружить в основе так называемого исторического материализма, возвещающего приход коммунистического рая. Историцизм как вера в неотвратимый и абсолютный закон социального развития и псевдорелигиозная эсхатология стали составляющими тоталитарной идеологии.
Согласно Попперу, Маркс - блестящий аналитик социологических и экономических институтов и их функций в современном ему обществе. Однако пророчества привели его к поражению, причина которого - нищета историцизма - заурядное суеверие. Бескомпромиссность молодого Маркса вызывает больше симпатий, чем пророчества автора 'Капитала'. 'Научного коммунизма', очевидным образом, нет. Тем живее и ярче немеркнущий огонь страстной любви Маркса к свободе. Моральный радикализм, в отличие от радикализма политического, не может не восхищать. И наш долг, пишет Поппер, уберечь моральный радикализм от опасных сращений с политическими фикциями. Чувство социальной ответственности и любовь к свободе - наследие, которое мы обязаны сохранить живым.
677
Вместе с Лакатосом, Фейерабендом и Лауданом Томас Кун входит в плеяду известных эпистемологов-постпопперианцев, разрабатывавших концепцию истории науки. В известной книге 'Структура научных революций' (1963) Кун показывает, что научное сообщество формируется путем принятия определенных парадигм. 'Этим термином я обозначаю, - писал он, - научные завоевания, повсеместно принятые, из которых складывается, пусть на какое-то время, модель проблем и решений, устраивающая тех, кто занимается исследованиями в данной области'.
Впрочем, Кун употребляет термин 'парадигма' более чем в одном смысле. Этот термин мы встречаем в классических работах: в 'Физике' Аристотеля, 'Альмагесте' Птолемея, 'Началах' и 'Оптике' Ньютона, 'Электричестве' Франклина, 'Химии' Лавуазье и 'Геологии' Лайелля. Птолемеевская (или коперниканская) астрономия, аристотелевская (или ньютоновская) динамика, линнеевская систематика, эволюционная теория Дарвина или теория относительности Эйнштейна - все это различные парадигмы.
Как религиозная община или политическая партия формируются вокруг определенных ценностей, так парадигматическая теория конституирует научное сообщество. 'Нормальная' наука пытается втиснуть природу в клетку концептов, отработанных системой профессионального образования. Это исследование, стабильно основанное на одном или нескольких уже достигнутых результатах, которому научное сообщество дает статус фундамента для будущей практики.
Последующая практика пытается реализовать прогнозы парадигмы, определяя значимые факты и сопоставляя их (посредством точных методов) с теорией, артикулируя понятия самой теории, расширяя область ее применения. Создавать нормальную науку -
678 Эпистемология после Пантера
686 Эпистемология после Поппера
теории с большим содержанием по сравнению с теориями с меньшим содержанием. Нельзя не заметить, что в данном случае Фейерабенд произвольно упрощает суть дела. Никто не запрещал разрабатывать менее информативные (на сегодняшний день) теории. Важно понять, что содержательно более богатая теория обладает большими логическими возможностями и эффективнее в части эмпирически контролируемых следствий.
Фейерабенд, ссылаясь на обстоятельства, призывает защитить гипотезы, противоречащие установленным и всеми принятым опытным результатам. Эта контрнорма оспаривает попперовское правило, согласно которому теория считается опровергнутой, если она противоречит установленным экспериментальным данным. Заметим, однако, что не кто иной, как Поппер говорил, что не следует смешивать опровержение теории с отказом от нее (или решением прекратить над ней работать). В самом деле, если процедура опровержения - вопрос логики (если принят статус опровергающей стороны), то, несомненно, отказ - вопрос методологии, зависящий часто от того, какими другими теориями мы обладаем. Именно поэтому Поппер подчеркивал необходимость работать более чем с одной гипотезой, что важно для роста научного знания вообще.
Фейерабенд настаивал на тезисе несопоставимости теорий, когда речь идет об общих космологических картинах. Например, в ньютоновской механике, говорил он, 'формы, массы, объемы и временные интервалы - фундаментальные характеристики физических объектов, в то время как в теории относительности формы, массы, объемы и временные интервалы суть связи между физическими объектами и системами координат, которые мы можем менять без какой бы то ни было физической интерференции'. По этому поводу Поппер справедливо заметил, что несоизмеримыми можно считать только религиозные и философские системы. Напротив, теории, предлагающие рациональное решение одной и той же группы проблем, подлежат сопоставлению.
В книге 'Научный прогресс' (1977) Лаудан определил науку как 'тип деятельности, направленной на решение проблем'. Базовыми
Лаудан 687
характеристиками модели научного развития он считает следующие. '1). Эмпирически или концептуально решенная проблема составляет единое основание научного прогресса. 2). Цель науки - сделать максимально значимыми эмпирически решенные проблемы и снизить значение аномальных эмпирических и концептуальных проблем, пока не решенных. Отсюда следует, что, когда мы заменяем одну теорию на другую, эту новацию только тогда можно считать прогрессом, когда новая теория лучше старой преуспевает в решении проблем'.
Говоря о главном контроле любой теории, Лаудан уточняет два момента. Во-первых, ценность теории относительна, так как говорить об абсолютных мерках применительно к империческим и концептуальным верованиям не имеет никакого смысла. Во-вторых, теории не живут обособленно, поэтому следует учитывать спектр проблем. Например, теория эволюции отсылает к группе теорий, исторически и концептуально между собой связанных, в основе которых лежит предпосылка, что все органические виды имеют общий корень. Атомистическая теория также отсылает к группе представлений с общей посылкой о дискретности материи.
Лаудан соединяет парадигмы Куна с идеей программ научного исследования Лакатоса. Он убежден, что понимание и оценку научного прогресса может дать только более общая теория. О негибкости куновской теории парадигм, по мнению Лаудана, говорит не вписывающийся в нее факт, что многие макси-теории эволюционировали во времени. С другой стороны, и определениям научного прогресса, данным Лакатосом, также мало соответствуют исторические факты. По мнению Лакатоса, последствия накопления аномалий прямо не отражаются на оценке исследовательской программы. Но история науки не дает тому безусловных подтверждений, напротив, часто свидетельствует об обратном.
Для понимания научного прогресса Лаудан предлагает теорию традиций исследования. Примерами таких традиций он считает дарвинизм, квантовую теорию, электромагнитную теорию света. 'Любая интеллектуальная дисциплина (научная и ненаучная) имеет богатую историю традиций: эмпиризм и номинализм в философии, волюнтаризм и детерминизм в теологии, бихевиоризм и фрейдизм в психологии, утилитаризм и интуиционизм в этике, марксизм и либерализм в экономике, механицизм и витализм в физиологии'.
Некоторые характеристики, общие для разных традиций, сформулированы Лауданом так: '1). Каждая традиция исследования имеет определенное число специфических теорий, составляющих и
688 Эпистемология после Поппера
О прогрессе науки 689
момент времени одни элементы традиции важнее и основательнее других. То, что составляло ядро ньютонианской традиции восемнадцатого века (например, абсолютные пространство и время), в ньютонианстве девятнадцатого столетия не имело уже особого значения'. Лакатос и Кун, говорит Лаудан, справедливо полагали, что программа исследования (или парадигма) всегда связана с набором неотторгаемых элементов. Их ошибка в том, что они не смогли осознать, что элементы этого класса со временем, смещаясь, меняют свой облик.
Эпистемология Поппера и его последователей поставила акцент не на структуре науки, а на ее развитии. Чтобы решить, какая из теорий предпочтительнее, следует ответить на вопрос: почему? Почему коперниканская теория лучше птолемеевской, а теория Кеплера предпочтительнее теории Коперника, ньютоновская лучше кеплеровской, а эйнштейновская - прогрессивнее ньютоновской? Конечно, можно ответить, что каждая последующая теория объясняет больше и лучше предыдущей. Тогда уместен вопрос: а почему T2 объясняет больше и лучше предыдущей T1?
На этот вопрос Поппер ответил теорией правдоподобия. Т2 правдоподобнее T1, если все истинные следствия из T1 суть истинные следствия из Т2, а все ложные следствия из T1 суть истинные следствия из Т2, а из Т2 извлекаемы следствия, неизвлекаемые из T1. Вооруженный таким критерием, ученый в состоянии выбрать более содержательную и более предпочтительную теорию, даже если ее истинность не установлена, как в случае с ньютоновской теорией - ложной в сравнении с релятивистской теорией Эйнштейна, но прогрессивной в сравнении с коперниканской. Тем не менее определения Поппера подвергнуты сомнению. В самом деле, в случае ложности теории А (например, ньютоновской), ее правдоподобие возрастает, по Попперу, в двух случаях: во-первых, если увеличивается ее истинное содержание AV (т. е. ее истинные следствия) и одновременно не увеличивается ее ложное содержание AF (т. е. ложные следствия); во-вторых, если уменьшается ее ложное содержание AF и одновременно не уменьшается ее истинное содержание AV.
Рассмотрим рис. 1. В прямоугольнике - все интересующие науку пропозиции. В большом круге - все истинные пропозиции, в маленьком - ложная теория AF со множеством истинных следствий из AV и ложных следствий из AF.
690 Эпистемология после Поппера
Давид Миллер, Павел Тихи, Джон Харрис и Адольф Грюнбаум показали случаи, когда дефиниции Поппера не выполняются. В самом деле, увеличим правдоподобие теории А добавлением к АV установленного истинного p рядом с V.
Тогда, если А ложно, то должно быть ложным и f в AF, так что конъюнкция p ^ f - ложное высказывание (поскольку ложно f) как принадлежащее к AF. Следовательно, очевидно, что, добавляя истинное высказывание р к AV , мы добавляем соответственно ложное высказывание р ^ f к AF, a это противоречит первой дефиниции.
Теперь попробуем увеличить вероятность А (рис. 3) путем выведения из Ар ложного высказывания q. Получится, что если А ложно, это значит, что в АF содержится ложное высказывание f, поэтому f -> q есть истинное высказывание (ибо ложны и f и q). Мы видим, что, изымая ложное высказывание q из АF, мы соответственно выводим и истинное высказывание f -> q из AV, a это противоречит дефиниции 2.
Эти результаты (как, впрочем, и полученные другим путем) показывают несостоятельность попытки Поппера установить критерий прогресса строго логическим путем. При помощи дефиниций правдоподобия нельзя точно установить, какая из неистинных
О прогрессе науки 691
теорий вероятнее другой. В ложной теории, когда растет ее момент истины, увеличивается одновременно и ее ложный момент. При сокращении момента лжи убывает и истинность теории. Или, проще говоря, попперовская идея правдоподобия, согласно аргументам Миллера, Тихи и других, уравнивает теории Эйнштейна, Ньютона и Коперника. Однако с этим вряд ли кто согласится.
Тарский попытался реабилитировать аристотелевское определение истины: утверждение истинно тогда и только тогда, когда соответствует фактам. И все же иметь определение истины - не значит обладать ее критерием. Наши теории не могут быть абсолютно надежны. Сколько бы ни было подтверждений в пользу теории, при последующем контроле она может оказаться ложной. У теории есть неограниченное число следствий, но контролировать мы можем лишь конечное их число. Даже располагая определением истины, непогрешимого критерия истины, дающего право декретировать ту или иную теорию как истинную, мы не имеем.
Понимая ситуацию, Поппер пытался привить внутри самой логики интуитивное понятие правдоподобия, конституирующее идеал-типическую модель прогрессивности одной теории по отношению к другой, эффективного развития в исследовательской практике. История науки в реальности больше похожа на кладбище драгоценных, но ошибочных теорий, среди которых ежедневно плутают ученые. Именно поэтому располагать критерием, устанавливающим предпочтительность одной теории по отношению к другой, даже когда обе ложны, более чем желательно. Поппер искал этот критерий в сфере правдоподобного, но не нашел. Выработанный им стандарт оказался слишком высоким.
Приняв во внимание аргументы оппонентов Поппера, Лаудан предпринял поиски стандартов предпочтения и прогрессивности теории не в логике, а на уровне прагматики. Нет критерия истины, существенного критерия правдоподобия также не существует. Так какая же теория лучше, предпочтительнее и прогрессивнее? Ответ Лаудана достаточно трезв: рационален выбор в пользу теории, которая в данный момент решает большее число проблем, для данной эпохи наиболее важных. Представляется, что вовсе не логика доминирует в истории науки, и усилия таких ученых, как Мотт, Хильпинен, Туомела, Миллер (Mott, Hilpinen, Tuomela, Miller) и других, не дали новых определений эффективности науки и ориентиров для исследовательской практики. И все же: разве не рационально поведение медика, выбирающего среди сомнительных терапевтических средств то, на счету которого больше спасенных жизней?
692 Эпистемология после Поппера
Венские неопозитивисты, опираясь на принцип верификации, доказывали бессмысленность любого метафизического утверждения. Напротив, философам-аналитикам удалось показать полезную функциональность (в морали, политике, религии) метафизических теорий. Среди прочего они обратили внимание на тот факт, что иногда то, что начинается как метафизика, кончается как наука. Об этом чаще вспоминали эпистемологи, так или иначе связанные с критическим рационализмом Поппера.
Поппер, как известно, на основе критерия демаркации, отделяющего науку от ненауки, отстаивал следующие тезисы: а) метафизические теории осмыслены; б) некоторые из них - исторические прототипы программ исследования, и с ростом знания они преобразовались в контролируемые теории (как в случае с теорией атомизма); в) с психологической точки зрения, исследование невозможно без веры в метафизические по природе идеи; г) метафизические идеи, хотя и не фальсифицируемы, все же подлежат критике.
После Поппера Кун и Лакатос вернулись к рассмотрению отношения науки и метафизики. Среди разных типов парадигм, по Куну, есть и метафизические парадигмы. Именно последние (например, картезианский механицизм) указывают ученому, из каких сущностей состоит природа. Лакатос, со своей стороны, разрабатывал методологию исследовательских программ, связанную с идеей наличия теоретического ядра, методологически полагаемого в качестве неопровержимого. Наука, по Лакатосу, дуэль не одной теории с фактами, а скорее двух программ с фактами. Прогрессивность одной программы по отношению к другой определяется не синтаксически (как того хотел Поппер), а методологически. Мы охраняем теоретическое ядро от попыток опровержения, пока программа демонстрирует свою плодотворность в сравнении с другими.
Таков взгляд Куна и Лакатоса на метафизику. Однако Джозеф Агасси и Джон Уоткинс пожелали уточнить аргументы. В очерке 'Природа научных проблем и их метафизические корни' (1975) Агасси выразил свое несогласие с пониманием метафизики как физики прошлого и как физики будущего. Не согласен он и с попперовским предложением искать контролируемые гипотезы, подчеркивая, что часто поиск приводит к гипотезам мало контролируемым, т. е. метафизически выраженным. И все же это не повод для отнесения метафизики к псевдонаукам. 'Метафизику можно рассматривать как
Эпистемология и метафизика 693
программу исследования, а ложные претензии псевдонауки - как побочный продукт'. Метафизические принципы как ключевые регулятивные идеи неотделимы от научного поиска, и более того, они незапредельны для критики.
'Метафизика есть видение природы вещей (например, вселенная Фарадея как поле силовых векторов)... Метафизические доктрины критикуются, но не так, как научные теории: нет опровержения, как нет решающего эксперимента в метафизике. И все же нечто похожее может иметь место. Две разные картины мира предлагают две несхожие интерпретации всех вместе взятых известных фактов. Обе развиваются как научные теории, пока одна из теорий не победит после ключевого эксперимента. Метафизика, стоящая за побежденной научной теорией, теряет интерпретативное значение и уходит со сцены. Так научные теории обнаруживают свой метафизический смысл. Как правило, есть класс научных проблем, смысл которых определяется выбором изучения'. Есть проблемы более или менее интересные. Интерес к одной из них определяется ее метафизическим значением.
У. Бартли в 'Теории демаркации между наукой и метафизикой' (1968) подчеркивал, что неопровержимость теории не такой уж и порок. 'Я бы хотел заметить, что в некотором контексте теории, эмпирически неопровержимые, в высшей степени желательны - более желательны, чем эмпирические доказательства. Если наша цель - усилить критику расхожих понятий, еще важнее иметь альтернативное (научное или нет) объяснение, которое противоречит общепринятым воззрениям на обсуждаемый предмет'.
Вслед за Агасси и Бартли, Фейерабенд обратил еще большее внимание на момент теоретического плюрализма, создающий альтернативные теории и обнаруживающий 'факты', которые повергают в кризис господствующую теорию. Альтернативные гипотезы способствуют расширению содержания теории, оценка которой всегда предполагает соотнесение с другими теориями. Изобретение альтернатив, писал Фейерабенд, образует существенную часть эмпирического метода. Чтобы быть хорошим эмпириком, следует изобретать больше метафизических теорий как для обнаружения фактов, противоречащих доминирующей теории, так и для роста содержания теории.
Кроме Агасси вопросами взаимоотношения науки и метафизики немало интересовался Джон Уоткинс. В книге 'Подтверждаемая и влиятельная метафизика' (1957) Уоткинс суммирует свои наблюде-
694 Эпистемология после Поппера
ния следующим образом. 1). Аналитико-синтетическая дихотомия классического эмпиризма бесплодна в своих упрощениях. 2). Ошибочно интерпретировать априорное суждение как необходимо истинное. 3). Примеры априорных не-необходимых суждений указывают на их метафизический характер - детерминизм, механицизм, теории самосохранения. Эмпирически они неопровержимы и все же логически не-необходимы. 4). Генетически и исторически существуют метафизические системы, предписывающие программы научного поиска, но есть и метафизики, подтвержденные научными теориями post hoc. Научная мысль испытывала влияние метафизики в периоды консолидации науки. Метафизика в свою очередь испытывала влияние со стороны научных спекуляций в напряженные периоды мутаций. 5). Дихотомию 'анализ-синтез' следует заменить трихотомией 'анализ-синтез-априори'. Априорные не-необходимые суждения суть фактуалъные метафизические суждения. 6). Априорным метафизическим суждениям можно найти подтверждения (детерминизму, например, соответствуют каузальные законы), но фальсифицировать их невозможно. Стало быть, метафизические идеи верифицируемы, но не фальсифицируемы (в отличие от эмпирических теорий). 7). Метафизические не-необходимые теории можно интерпретировать как методические указания (например, 'не прекращайте поисков природных законов', 'не допускайте неясностей', 'нет взаимодействия на расстоянии' и т. п.). Хотя из метафизических посылок не следуют прямо методологические предписания, это не мешает им выполнять регулятивную роль. 8). Метафизические доктрины регулируют создание эмпирических теорий не позитивным, а скорее негативным образом, накладывая запрет на определенные типы конструкций. Метафизика не включает в себя моральную или политическую концепцию, но она создает ограничения - понятия, через которые человек воспринимает мир. 9). Поэтому для оценки метафизических теорий следует: а) пытаться сделать контролируемой интересную, но пока не контролируемую теорию; б) нет необходимости контролируемую, но переживающую кризис теорию превращать в неопровержимую; в) если верно, что метафизика, генерируя науку, укрепляется вместе с ней, то верно и то, что все факты и научные законы будут обладать большими интерпретативными метафизическими возможностями, однако наука не получает от метафизики статус неопровержимости; г) нельзя забывать, что исторически метафизика всегда играла заметную роль в моменты, когда в недрах существующей теории созревал новый тип теории. Отсюда понятно, что согласие с существующей наукой - благоприятный для метафизики фактор, но и этот фактор преодолевается, когда речь идет о возможном влиянии метафизической доктрины на науку будущего. Психология, история, социальная наука, мораль и
Эпистемология и марксизм 695
политика вместе взятые ощутимо давят на нее. Но с обнаружением щита метафизических теорий критика этих факторов становится проще.
Не вдаваясь в детали критики марксизма, начатой Вебером, Вайлати и Калъдерони, напомним все же суждение Бертрана Рассела: 'Диалектика - одно из самых фантастических верований, заимствованных Марксом у Гегеля'. Рудольф Карнап в своей 'Автобиографии' вспоминает, что философы Венского кружка 'не принимали диалектику в форме марксизма, отвергая и гегелевскую, когда речь шла о замещении функций логики'.
Поппер усилил критику диалектического материализма. Ганс Альберт вступил в полемику с Адорно и Хабермасом, защищавшими рациональность непозитивистского плана. Понятия 'диалектика' и 'тотальность', пишет Альберт в 'Мифе о всеобщем разуме', не имеют теоретической силы. 'Между попытками интерпретировать реальность с противоположных позитивизму позиций и особым характером диалектики, мне кажется, есть тесная связь'.
Кун в работе 'Логика открытия или психология исследования?' (1969) пишет, что марксизм сродни астрологии, ибо, не затрудняя себя головоломками, он перекрывает иные пути исследования. Выродившейся называет Имре Лакатос исследовательскую программу марксизма. 'Какой новый факт был предсказан марксизмом, скажем, начиная с 1917 года?' Антинаучными называет он известные предсказания об абсолютном обнищании рабочего класса, о грядущей революции в наиболее развитых индустриальных державах, об отсутствии противоречий между социалистическими странами. Скандальный провал подобных пророчеств марксисты объясняли сомнительной 'теорией империализма' (для того чтобы сделать Россию 'колыбелью' социалистической революции). Нашлись 'объяснения' и Берлину 1953 г., и Будапешту 1956-го, и Праге 1968-го, и русско-китайскому конфликту.
Единственно, чего нельзя не заметить: если программа Ньютона привела к открытию новых фактов, то Марксова теория осталась позади фактов, давая объяснения вдогонку событиям. А это, отмечает Лакатос, симптомы стагнации и вырождения. В 1979 г. к этой
696 Эпистемология после Поппера
проблеме вернулся Джон Уоррол в очерке 'Как методология программ исследования улучшает методологию Поппера'. Наука, подчеркнул он, по сути своей динамична: либо она растет и остается наукой, либо останавливается и исчезает как наука. Марксизм перестал быть наукой, как только перестал расти.
Фейерабенд непримирим к авторитаризму в научной идеологии. Ему мало просто 'открытого общества', он ставит вопрос о 'свободном обществе'. 'В свободном обществе все традиции равноправны и одинаково вхожи в структуры власти'. Свобода рождается из активности индивидов, которые живут разными традициями, а не амбициозными теоретическими системами. Нет никакой необходимости руководить развитием общества посредством такой философии, как марксизм.
Релятивизм Фейерабенда протагоровского типа разоблачает марксизм и его претензию на абсолютную истину, и претензию быть единственным путем к освобождению. Но во вчерашнем освободителе, напоминает он, часто дремлет завтрашний тиран. Идеологии вырождаются, превращаясь в догмы, в момент, когда завоевывают успех. Оппозиция раздавлена, и триумф, таким образом, становится началом провала.
'Релятивизм пугает интеллектуалов, ибо угрожает их социальным привилегиям (так в свое время просветители угрожали привилегиям священников и теологов). Народ, долго тиранизированный интеллектуалами, научился отождествлять релятивизм с культурным и социальным декадансом. Поэтому на релятивизм нападают и фашисты, и марксисты, и рационалисты. Поскольку воспитанные люди не могут сказать, что отвергают идею или образ жизни из-за того, что те им не по нраву (это было бы постыдно), то они ищут "объективные" причины и стремятся дискредитировать отвергаемый предмет'.
Лишь немногие, по мнению Фейерабенда, способны думать и жить так, как нравится им, не помышляя о том, чтобы сделать свою традицию обязательной для других. Для марксистов существует лишь одна истина, а потому быть терпимым к инакомыслию они не считают нужным. Терпимость для них - человеческое отношение к узникам своих заблуждений и лицемерию других. Поэтому понятно, почему идея свободного общества (или релятивизма) пугает. Она кладет конец их приятному, но мнимому чувству превосходства.
Свободе всегда сопротивлялись так называемые хозяева жизни, рассматривавшие мир как классную комнату, а народ как послушных учеников. Марксисты не желали учиться у тех, кого так упорно
Эпистемология и историография науки 697
хотели 'освободить'. Они ссорились между собой по поводу интерпретаций, точек зрения, очевидностей, считая само собой разумеющимся, что их интеллектуальное блюдо, жареное и пережаренное, будет воспринято как деликатес. Неслучайно Бакунин, сознавая эти доктриналъные тенденции марксизма, хотел передать власть (в том числе и идейную) тем, кто непосредственно в ней заинтересован. Но и сегодня многие школы философии, социологии (и даже физики), заключает Фейерабенд, 'похожи на дом сумасшедших, шумная активность которых не имеет ни смысла, ни цели, ни связи с реальностью'.
Развитие современной эпистемологии выдвинуло на первый план вопрос функций и теоретической ценности историографии науки. По поводу функций истории науки можно сказать следующее. 1). Если наука есть фактор истории, то ее развитие, особенно в современную эпоху, нельзя понять без детального знания истории науки и технологии. 2). Наука, кроме того, еще и фактор культуры. Поэтому мир культуры без понимания истории науки во взаимообусловленности с историей философии, морали, политики и теологии закрыт. 3). Знание истории науки необходимо, как было замечено еще Махом, Дюгемом и Фейерабендом, для увеличения содержания теории, важен сам факт сопоставления ее с другими теориями как настоящего, так и прошлого. 4). История науки - незаменимый элемент дидактической практики, воспитания молодых ученых в духе антидогматизма, для понимания позитивной функции ошибок и правил метода в исследовательской работе.
Помимо названных функций историографии есть еще и специфические проблемы теории историографии науки. Сквозь призму обновленного концептуального аппарата историк науки ищет все новый историографический материал (иногда малозначимый в старой перспективе) и задает неординарные вопросы. Его интересуют конкурирующие парадигмы и программы исследования, влиятельные метафизики. Особое внимание привлекают периоды 'нормального' развития науки и революционного развития. За скобками не остаются и не заслужившие в свое время успеха 'фантазии', ибо неуспех - серьезная часть истории науки, как неадаптированные
698 Эпистемология после Поппера
продукты мутаций - часть эволюционной истории. Анализируются образы науки, употребляемые влиятельными учеными, как и экономические, социальные и политические барьеры на пути ее развития. Наибольший интерес вызывают эпистемологические препятствия, ученые пытаются реконструировать объективно проблематические ситуации и соответствующие эпохе техники доказательства, уровень инструментализации науки и т. п.
Ставить вопросы такого рода - значит ожидать ответов, несвойственных старой историографии. Чтобы дать такие ответы, требуется также специфически образованный ученый, владеющий множеством инструментов (из области филологии, эпистемологии, логики, физики, биологии и др.). Понимание современной ситуации должно стать для историка одним из инструментов понимания прошлого, поскольку 'история последствий' (одно из которых - сам ученый) сообщает понимание ценности, смысла и плодотворности некоей теории, что достаточно хорошо удалось показать Гадамеру. Это путь, на котором история науки, говорил Вайлати, сама становится наукой.
Поскольку нет чистого наблюдения, теоретически ненагруженного, любая историография подразумевает некую эпистемологию, или образ науки. Говоря об истории науки, мы уже знаем, что такое наука, знаем, на основе каких критериев из mare magnum (великого моря) человеческой активности отбираются так называемые 'научные' продукты. Получается, таким образом, что образ науки - фундаментальная предпосылка ее истории. Индуктивизм, конвенционализм, операционализм, фальсификационизм, парадигмы Куна, программы исследований Лакатоса или 'анархистская эпистемология' (когда все традиции имеют равные права и одинаковый доступ к центрам власти) дают разные образы науки и, соответственно, разные модели историографии науки. В рамках каждой из них пойдет речь о разных проблемах: между внутренней и внешней историей по-разному пройдет демаркационная линия.
Внутренняя история есть рациональная реконструкция развития науки, рациональная в том смысле, что реконструкция осуществляется посредством элементов идеального образа, типичного для определенной эпистемологии. Она рациональна также и тем, что хронологическая эволюция сущностно совпадает с логической эволюцией науки. Фальсификационист сосредоточится на объективно проблематических ситуациях, конкурирующих теориях, увидит прогресс в относительно более вероятных теориях. В так очерченной внутренней истории он увидит внешнюю историю институтов,
Эпистемология и историография науки 699
701
Кларенс Ирвинг Льюис (Clarence Irving Lewis) родился 12 апреля 1883 г. в Стоунхеме (штат Массачусетс). Сын сапожника, летом он работал на полях, а по выходным помогал отцу. Пятнадцатилетним подростком он помогал на фабрике в Нью-Хэмпшире, вспоминает Льюис в 'Автобиографии'. В то время и родилось его увлечение философией.
Еще до поступления в университет Льюис прочел 'Историю греческой философии' Маршалла, книги Целлера, Спенсера и 'Капитал' Маркса. В Гарварде, где он учился (1903-1910), преподавали Ройс, Джемс, Мюнстерберг и Палмер. Изучение сочинений Канта и Пирса немало повлияло на формирование мышления Льюиса. Став доктором философии, он в 1911 г. начал преподавать в университете Калифорнии. Его 'Очерк по символической логике' ('A Survey of Symbolic Logic') вышло в 1918 г. Долгое время Льюис преподавал в Гарварде (1920-1953). Книга 'Мышление и мировой порядок' ('Mind and World-Order'), опубликованная в 1929 г., излагала суть 'концептуального прагматизма'. Помимо 'Символической логики' (написанной в соавторстве с Купером Гарольдом Лэнгфордом в 1931 г.) известна работа Льюиса 'Анализ знания и оценки' ('An Analysis of Knowledge and Valuation', 1946). Последние сочинения - 'Основание и природа права' ('The Ground and Nature of the Right', 1955) и 'Наше социальное наследие' ('Our Social Inheritance', 1957). Умер Льюис 4 февраля 1964 г.
702 Современная американская философия
Куайн: жизнь и сочинения 707
практику. 'Какой невыносимо скучной была бы жизнь, если бы все, на чем мы основываемся, оказывалось истинным! В таком мире, раз описанном, где все остается ценным, разум стал бы излишним, а привычка - общим надежным руководством'.
Один из наиболее видных представителей американской философии второй половины нашего столетия Уиллард ван Орман Куайн родился 25 июня 1908 г. в Акроне, штат Огайо. В Оберлин-колледже он изучал математику, в Гарвардском университете - философию под руководством Альфреда Уайтхеда. В 1932 г. Куайн - один из участников Венского кружка. В Праге он познакомился с 'великим учителем' Рудольфом Карнапом (с которым, впрочем, позднее разошелся во взглядах). Заметное влияние на Куайна оказали Дьюи и Льюис. Не прошли бесследно и встречи с Филиппом Франком в Праге, Морицом Шликом, Фридрихом Вайсманном и Куртом Гёделем в Вене. Именно при поддержке Куайна европейские мыслители, бежавшие от нацизма, продолжили работу в США.
В 1938 г. Куайн начал преподавать в Гарварде. Будучи морским офицером во время Второй мировой войны, он почти потерял веру в смысл занятий философией логики в условиях западной культуры, оказавшейся на краю пропасти. Однако после войны Куайн возобновил преподавание в Гарвардском университете, почетным членом которого является поныне.
Из многочисленных сочинений американского философа отметим следующие: 'Две догмы эмпиризма' (1951), 'С логической точки зрения' (1953), 'Методы логики' (1959), 'Слово и объект' (1960), 'Пути парадокса и другие очерки' (1966), 'Онтологическая относительность и другие очерки' (1969), 'Сущности' (1987), 'Автобиография' (1985). Хилари Патнэм охарактеризовал философию Куайна как 'обширный континент, состоящий из горных хребтов, пустыней и даже коварных болот'. Пятьдесят лет книги и статьи Куайна возбуждали дебаты по проблемам логики и философии языка. Как отметил Джордж Романос, ни один другой мыслитель не оказал такого мощного влияния на тематику философских споров.
708 Современная американская философия
Уайт: против формализма 717
одного события другим?' Физик говорит об электронах, математик - о бесконечной серии числовых множеств, философ - о том, какие типы вещей составляют в комплексе мировую систему.
Как неосмысленные отвергает Куайн древние метафизические вопросы: почему существует мир и как начиналась жизнь? Как зародились мир и жизнь - эти проблемы из области физики, астрономии и биологии. Однако любой ответ относительно смысла вселенной и жизни будет лишен смысла. По мнению Куайна, есть два класса законных проблем - онтологические и предикативные проблемы. Первые - общие вопросы о том, какие есть типы вещей и в чем заключается понятие 'существовать'. Вторые - предикативные вопросы о том, каким типам вещей осмысленно приписывать существование. К существующему и осмысленным вопросам по поводу существующего мы можем прийти только посредством науки в широком смысле слова. 'Научная истина по поводу физических объектов - есть все же истина, даже если она создана человеком. Мой натурализм не признает никакой другой более высокой истины, чем та, которую ищет наука... Мы находимся внутри данной наличной системы. Конечно, наша система меняется. Когда она меняется, мы говорим, что истина меняется вместе с ней, что мы должны лучше подучиться и исправить ошибочные представления. Слово порядка есть фаллибилизм, а не реализм. Фаллибилизм и натурализм'.
Мортон Уайт (Morton G.White) родился в Нью-Йорке в 1917 г. Он преподавал в университетах Пенсильвании, Колумбии, Гарварда и Принстонском институте. В 1955 г. под его редакцией вышла книга 'Эпоха анализа' (антология философских текстов Карнапа, Рассела, Витгенштейна, Мура, Кроче, Сантаяны, Бергсона, Гуссерля, Сартра и Уайтхеда).
Наиболее значительной работой Уайта стала опубликованная в 1949 г. книга ' Социальная мысль в Америке. Бунт против формализма'. В ней мы найдем не только историю идей (1880-1930) в Америке, но и обстоятельную критику формализма в области философии, экономики, социологии, права, историографии. В другом сочинении - 'К новому воссоединению в философии' (1956) - Уайт называет наиболее важными тенденциями нашего столетия аналитическую,
718 Современная американская философия
Нелсон Гудмен родился в Соммервилле (Массачусетс) в 1906 г. Закончив Гарвардский университет, он преподавал в различных университетах. С 1967 г. он профессор Гарварда (в настоящее время - почетный профессор). 'Всю жизнь, - писал он, - я прожил между философией и искусством, и лишь теперь написал бы что-нибудь, объединив эти две сферы. Я все более убеждаюсь в том, что озарение в науке сродни вдохновению в искусстве'.
'Структура видимости' (1951), хотя и вписана в традицию эмпиризма, чужда позиции Карнапа и других позитивистов. 'Факты, вымысел и прогноз' (1954) - другую работу Гудмена - X. Патнэм назвал самой парадоксальной в современной классике. Общую теорию символов мы находим в книге 'Языки искусства' (1968). В ней Гудмен развенчивает 'деспотическую дихотомию' когнитивного и эмоционального и доказывает корневое тождество
Гудмен: парадоксы подтверждения 721
эстетического и научного опыта. В сочинениях 'Проблемы и проекты' (1972) и 'Пути создания мира' (1978) Гудмен полемизирует с интуитивистами: структура мира, полагает он, зависит от того, как мы его трактуем и что из него делаем.
Понятия онтологического релятивизма и методологического номинализма мы находим в работе Гудмена 'Структура видимости'. Напомним, что Карнап в 'Логической конструкции мира' говорил о приоритете эпистемологии над элементарным жизненным опытом. Онтологический релятивизм оспаривает эту позицию. Конструктивистские системы, пишет Гудмен, могут быть основаны на самых различных предпосылках. Важно понять, что нет экстралогических данных, подобных нерушимой скале, опираясь на которую можно создать надежную реконструкцию логико-философского знания. Нет 'данных', которые бы так или иначе не были истолкованы через призму комплекса привычек и предрассудков. Поскольку основание недосягаемо, то вполне объяснима и множественность систем реконструкции знания. Физикалистские, как и феноменологические, системы одинаково правомерны. Релятивист и антифундаменталист Гудмен высказывается в пользу концепции номинализма. 'Номиналист описывает мир как состоящий из индивидуального, таких единиц, что любые две из них, распавшись, никогда не соединятся вновь'.
Анализ типов связей привел Гудмена к мысли, что так называемые естественные законы суть те, которые в состоянии вывести следствие на основе посылок и описания соответствующих условий. И все же есть закон, принимаемый как истинный до того, как будут проанализированы и определены все подпадающие под него случаи. Каким образом это возможно? Как перейти от известного к неизвестному, от прошлого к будущему? Другими словами, где гарантии, позволяющие проецировать известное на неизвестное, более широкое, выходящее за рамки проверенного?
Гудмен, кроме того, отмечает, что дефиниции, подтверждающие гипотезу посредством наблюдаемых случаев (предложенные, например, Карнапом и Гемпелем), приводят к парадоксальным выводам. Вот как Гудмен аргументирует свою мысль. Предположим, что все изумруды, взятые на момент Т, зеленого цвета. Все наблюдения, доступные нам, подтверждают эту гипотезу. Однако введем предикат
722 Современная американская философия
728 Современная американская философия
доминирующую в общей личностной ориентации, на основании чего оценивается поведение конкретных людей. Оценки становятся дефинитивными принципами, а способ обозначения - прескриптивным. Поскольку преследуется цель достижения персональности определенного типа, то речь идет не только об оценке, но и о стимуле.
ПРИМЕРЫ ОСНОВНЫХ ТИПОВ ДИСКУРСА
Способ |
Информационный |
Оценочный |
Стимулирующий |
Систематизирующий |
Сигнативный |
1. Научный |
2. Фантастический |
3. Легальный |
4. Космологический |
Оценочный |
5. Мифический |
6. Поэтический |
7. Моральный |
8. Критический |
Предписывающий |
9. Технологический |
10. Политический |
11. Религиозный |
12. Пропагандистский |
Формативный |
13. Логико-математический |
14. Теоретический |
15. Грамматический |
16. Метафизический |
Личность, пишет Моррис в книге 'Знаки, язык и поведение', которая в состоянии увидеть знаковые феномены с точки зрения семиотики, более восприимчива к тонким различиям использования и способов обозначения, к знаковым ресурсам культуры. С самого рождения и до момента смерти, каждый день в течение периода бодрствования, индивид находится под непрерывным давлением знаков, без них люди не мыслят достижения поставленных целей. Сознательное отношение к дискурсивным типам, их функциям и использованию поможет человеку избежать манипуляций со стороны других, полагает Моррис, и уберечь автономию своего сознания и поведения.
Николас Решер (р. 1928), руководитель Центра истории и философии науки Питсбурга, является одним из наиболее известных американских философов. Автор обстоятельных работ по логике
729 Решер: границы науки 729
Решер: множественность ориентаций 733
активному росту. Плюрализм есть решение проблемы культурной эволюции, которая состоит в том, что у разных людей есть разные потребности и их следует развивать в разных направлениях. Однообразие ведет не только к стагнации группы, но и мельчанию личности, оно обкрадывает индивидуальность.
Философия не менее, чем наука, нуждается во взаимообмене идеями. Отсюда серия императивов: 'Будь открыт для контактов, умей выслушивать возражения, поддерживай диалог с оппонентами, уважай их труд'. Лишь глупцы не понимают, что оппоненты - наши невольные помощники. Покой и согласие в науке недостижимы. Задача, по мнению Решера, состоит в отработке позиции, устраивающей не всех, а только нас самих. Если мы делаем это ответственно и компетентно, то, возможно, достигнем того, во что стоит верить.
Уильям Уоррен Бартли (1934-1990) сначала учился в США, затем в Лондонской школе экономических и политических наук. Преподавал в университете Питсбурга, где был одним из руководителей Центра философии науки. Параллельно преподавал в Варбурге и Лондоне. Под редакцией Бартли были опубликованы три тома 'Постскриптума к "Логике научного открытия" Карла Поппера', а также последняя работа Фридриха А. фон Хайека 'Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма'. Работа над творческими биографиями Поппера и Хайека осталась незаконченной по причине внезапной смерти Бартли.
В книге 'The Retreat to Commitment' ('Возвращение к убеждению', 1962) Бартли выступил с концепцией панкритического рационализма: 'Ничто неузаконимо, все подлежит критике'. Известны его очерки 'Витгенштейн' (1973), 'Бездонное познание, безмерное богатство' ('Unfathomed Knowledge, Unmeasured Wealth', сборник очерков, 1990).
Поппер, обосновывая свою политическую позицию, как известно, находил авторитарной традиционную форму вопроса 'Кто должен управлять?', ибо вопрос предполагает, что есть индивид,
734 Современная американская философия
семья, класс или раса, которым можно приписать атрибуты верховной власти. Вопрос направляет по пути поиска того, чего нет, предлагая иллюзии ответов, которые на деле есть не что иное, как авторитарный выбор. Поппер предложил переформулировать вопрос: 'Как можно улучшить наши политические институты, чтобы освободить граждан от нерадивых правителей, или как свести к минимуму наносимый политиками вред?' ('Открытое общество и его враги').
Изменение формы вопроса на первый взгляд может показаться чем-то малозначительным. Однако это не так, отмечает Бартли. Переформулированный вопрос подразумевает, что в действительности нет такой высшей и наилучшей политической формы правления, которая могла быть взята за образец для всех ситуаций. Наконец, признается, что любая власть - народа, императора, диктатора, - подвержена порче. 'Проблема, стало быть, не в преждевременном установлении непогрешимого источника власти, а в том, как не допустить потопления флагмана эскадры в условиях вынужденного маневра'.
Если Поппер говорит об основах политической теории, то Бар-тли - о философии вообще. Все объявленные авторитетными источники мысли так или иначе обнаружили свою уязвимость или, по крайней мере, эпистемологическую недостаточность. Неизвестны непогрешимые источники истины, любой источник приемлем лишь при условии критического к нему отношения. Отвергая апелляции к любому авторитету, Бартли формулирует свою программу панкритического рационализма в виде вопроса: 'Как следует организовать нашу интеллектуальную жизнь и институты, чтобы сделать наши верования, действия, утверждения, философские источники, традиции, обоснованные или нет, открытыми для критики, чтобы избежать максимально большого числа возможных ошибок?'
В программу панкритического рационализма входит новая концепция разума. 'В новой концептуальной структуре, - пишет Бартли, - рационалист - тот, кто готов любое свое утверждение - когда поняты основные критерии, цели, решения, общая философская позиция - отдать на суд критики, кто не укрывает от нее никаких иррациональных посылок, кто не закрывает дискуссии, переходя от аргументов к вере'. В целях элиминации ошибок Бартли предлагает четыре метода критики: '1). Контроль на основе логики: последовательна ли данная теория с логической точки зрения? 2). Контроль на основе чувственных наблюдений: опровергаема ли данная теория эмпирически, с помощью наблюдений?
Бартли: методы критики 735
3). Контроль на основе научной теории: если теория в той или иной форме конфликта с данными наблюдения, то каким научным гипотезам она противоречит? Опровержима ли она вообще? 4). Контроль на основе проблемы: какую проблему данная теория призвана решить и насколько эффективно проявила себя в ее решении?'
В результате так проведенного контроля выясняется, что, если теория логически слишком гладкая, есть основание подозревать, что ей нечего добавить к уже сказанному. Если теория входит в конфликт с хорошо выверенными чувственными наблюдениями, она должна быть отвергнута как невыдержавшая опытной проверки. Философская теория, не согласующаяся с комплексом твердо установленных научных знаний, имеет мало шансов выжить (например, идеалистической теории трудно сегодня конкурировать с биологической теорией эволюции). Наконец, предпочтительна теория, лучше других решающая большее число проблем.
Единственно надежное основание панкритицизма - логика. В рамках широко понятой рациональности подлежат критике все теории и все может быть отвергнуто при условии, что поняты правила аргументации и логической ревизии положений. Пока у нас есть цель исправлять и улучшать теории, нам нужна логика. Иначе говоря, отказ от логики равносилен решению не придавать более значения критическим аргументам и отдаться на произвол силы.
Расширенное понимание рациональности влечет за собой серьезные следствия. Вернемся к формулировке третьего метода контроля на базе научных теорий. Если, к примеру, верна эволюционная теория, согласно которой жизнь на земле появилась далеко не сразу, а человек - еще позже, то идеалистический тезис о творении реальности человеком, нуждается в дополнительных доказательствах для завоевания нашего доверия. Фундаментальная проблема, по мнению Бартли, поэтому не в том, чтобы отделить научные теории от ненаучных, а в выделении плодотворных идей и отделении надежной практики от порочной.
Поппер проводил демаркацию между научным и ненаучным, в отличие от позитивистов, говоривших об осмысленности проблем. Для Бартли важнее различие между рациональным и иррациональным, критическим и некритическим. Идея рациональна, если доступна критике, независимо от того, философская она или научная. Стало быть, рациональны не только научные теории. Последние рациональны в силу опровержимости со стороны фактов. Но эмпирическая фальсифицируемость - только часть широкой сферы,
736 Современная американская философия
подлежащей критике. Значит, расширенная теория рациональности предполагает более широкое понимание критики и критикуемых объектов.
Существуют, по Бартли, теория радикального рационализма и теория критического рационализма. Радикальный рационализм в истории философии Нового времени проявлялся как в форме интеллектуализма, так и в форме эмпиризма. Рационалисты (Декарт, Лейбниц, Спиноза и др.) попытались скрепить все здание науки интеллектуальной интуицией. Защитники эмпирического метода (Бэкон, Локк, Беркли) авторитетным полагали лишь чувственное познание.
Панрационализм потерпел поражение как в своей интеллектуалистской версии (первопринципы и интуиции не могли быть одинаково убедительны для всех), так и в эмпирической (фаллибельной оказалась и чувственная основа знания).
Критический рационализм, представленный такими философами, как Витгенштейн, Поппер, Куайн, Нозик, М. Уайт, Рорти, закрыл вопрос о последних абсолютных основаниях знания. Поппер сделал уступку - минимальную, но все же весьма важную - иррационализму. Он писал: 'Тот, кто принимает рационализм и разумно ведет себя, делает так - сознательно или бессознательно - в силу решения, привычки или веры - того, что можно определить как иррациональное. Каким бы образом ни проявлялся такой выбор, это иррациональная вера разума'. Никто не принуждает нас взирать на мир глазами ученого, пытаться понять мир, чтобы владеть им. Мы могли бы удовлетвориться созерцанием мира и точкой зрения мистика.
Панрационализм (или радикальный рационализм) развенчал все попытки обосновать раз и навсегда монолит научного познания. Однако это означает и невозможность избежать иррационализм. О своем иррациональном выборе открыто заявляет протестантский теолог Карл Барт, который на обвинения в фидеизме отвечал: 'Tu quoque' ('Так же, как и ты'), ибо и атеист, и философ, и ученый - каждый по-своему делает свой иррациональный выбор.
Бартли не сдается перед релятивистскими выводами новейшей философской мысли. Причину поражения рационализма (и радикального, и критического) он видит в авторитарной структуре западной рациональности. Для нее критика эквивалентна обоснованию. Для Декарта, как и для Юма, к примеру, идея подлежит
Бартли: панрационализм и критический рационализм 737
рациональной критике тогда, когда она разумно обосновываема. Все известные теории обоснования, подчеркивает Бартли, предполагают так или иначе соотнесение возможностей подтверждения и критики. Чтобы подвергнуть какое-то утверждение критике, необходимо показать ее несовместимость с определенным рациональным авторитетом. Новизна панкритического рационализма Бартли основывается именно на четком разделении обоснования и критики, несводимости одного к другому.
Адольф Грюнбаум родился в 1923 г. в Кёльне, однако образование получил в США, куда он переехал в 1938 г. В годы преподавания в Питсбургском университете он занимался проблемами релятивистской теории (его учителями были Рейхенбах и Абро). Книгу 'Философские проблемы пространства и времени' Грюнбаум опубликовал в 1963 г. Второе ее издание было завершено в 1974 г. с внушительными по объему дополнениями. 'Мистер Пространство и время' назвали коллеги Грюнбаума, признавая фундаментальный характер его работ.
Американский философ посвятил философии Поппера свои статьи: 'Является ли фальсифицируемость краеугольным камнем научной рациональности? Карл Поппер против индуктивизма'; 'Способна ли одна теория ответить на большее число вопросов, чем другая, соперничающая с ней?'; 'Является ли законным метод ниспровергающих построений в науке?'; 'Вспомогательные гипотезы ad hoc и фальсификационизм' (1976).
Грюнбаум оспаривает антииндуктивизм Поппера, упрекая его в том, что индуктивистская традиция была им просто представлена в виде пародии. Ошибкой считает Грюнбаум суждение, что теория, например, Эйнштейна лучше теории Ньютона, ибо дает ответы на большее число вопросов. Реальность такова, что это последнее условие никогда не может быть до конца выполнено. Если теории Ньютона и Эйнштейна несовместимы между собой, то по меньшей мере одна проблема останется разрешимой только в рамках ньютоновой теории. Грюнбаум формулирует ее так: 'Почему орбита планеты с ничтожно малой массой, находясь в солнечном гравитационном поле, имеет форму совершенно замкнутого вокруг Солнца
738 Современная американская философия
Грюнбаум: фальсифицируем ли психоанализ? 739
Достаточно известен тезис Поппера о ненаучности психоанализа. Отвечая своим критикам, он писал: 'Мой критерий демаркации достаточно резко проводит границу между многими физическими теориями, с одной стороны, и метафизическими (как, например, психоанализ или марксизм), с другой'. Так прав ли Поппер и в самом ли деле психоанализ нефальсифицируем? Свой отрицательный ответ на этот вопрос Грюнбаум аргументирует следующими доводами:
1. Даже поверхностный взгляд на названия работ и лекций может отметить два случая, фальсифицируемость которых признана, - это статья ' Сообщение о случае паранойи, несогласующемся с психоаналитической теорией' и лекция 'Ревизия теории сна'.
2. Если психоанализ нефальсифицируем, то ни одно из следствий из его теоретических постулатов нельзя эмпирически проконтролировать. Так какое же доказательство, спрашивает Грюнбаум, предложил Поппер в подтверждение того, что теоретический корпус фрейдизма лишен эмпирически контролируемых следствий?
3. Поппер выносит за скобки документальную часть работы Фрейда. Однако внимательное изучение документов, замечает Грюнбаум, ясно показывает, что психоаналитическая теория делает вполне 'рискованные' прогнозы, т. е. отвечающие попперовским параметрам научности.
4. Фрейд, по Грюнбауму, защищал право психиатров на непохожие терапевтические техники. Если кто-то из психоаналитиков становится антифальсификационистом, то это не характеризует теорию в целом,
5. Если мы прочтем очерк Фрейда 'По поводу критики невроза страха', то узнаем от автора, какое открытие смогло бы опровергнуть его гипотезу этиологии невроза. Стало быть, Фрейд достаточно рано проявил себя как методолог.
6. В 1937 г. Фрейд опубликовал работу 'Конструкции в анализе'. Этот очерк посвящен методологическим проблемам подтверждения и опровержения реконструкций и толкования прошлого пациента.
7. В очерке 'Наука: построения и опровержения' Поппер пишет о целом классе аналитических понятий, амбивалентность которых делает сложным, если не невозможным, согласие по поводу критериев опровержимости. Грюнбаум отмечает в этой связи, что если согласие в критериях опровержимости научных теорий проблематично, то неясно, по какой причине оно должно быть более обманчивым в случае с психоаналитическими понятиями.
740 Современная американская философия
Индуктивный метод, говорил Поппер, не выделяет психоанализ из науки. Правда, это делает критерий фальсифицируемости. Грюнбаум показывает, что психоанализ фальсифицируем именно с точки зрения методологии Поппера. Блок критериев, используемых в клинике Фрейдом, Грюнбаум называет 'гипотетико-дедуктивным индуктивизмом'. Метод индукции выведения, как его понимали Бэкон и Милль, показывает, что постоянное число позитивных примеров, например, диагностическая гипотеза (Р есть причина H), не составляет подлинной базы подтверждения, если отсутствуют примеры типа не-P суть не-Н. Только объединив оба типа примеров, мы получим достаточно вероятные данные. Принимая в качестве критерия демаркации науки от ненауки элиминаторный индуктивизм, Грюнбаум делает вывод о том, что психоанализ - наука, но пока не недоказанная наука. Он, скорее, плохая наука.
8.5. Почему психоанализ Фрейда - плохая наука
Грюнбаум: психоанализ Фрейда - плохая наука 741
возражает американский философ, длятся ли ассоциации бесконечно долго? Если пациент наделен разумом и воображением, то рано или поздно среди множества его свободных ассоциаций возникнут и такие, которые нельзя не причислить к сознательным - мысли о смерти, например. Может ли психоаналитик из такой широкой тематики не выбирать то, что так или иначе уже предполагалось в интерпретации, тем более, что время клинических исследований всегда ограничено? Неудивительно после этого, что очевидности, проистекающие из разных клинических источников, сходятся, ибо все они заражены предубеждениями психоаналитика относительно пациента.
Таким образом, психоанализ - худшая из наук, ибо его данные ненадежны и основаны на песчаном плывуне. Однако, возникает вопрос: спасли ли бы надежные данные психоанализ? Ничего подобного, - ответ Грюнбаума. Правильное понимание пациентом причин своих страхов, по Фрейду, должно привести к полному выздоровлению. Но и здесь Фрейда постигла неудача. Если за основу взята элиминаторная индукция, то даже огромное число выздоровевших пациентов не доказывает эффективности психоаналитической терапии в борьбе с душевными болезнями. Ведь позитивные результаты могут быть достигнуты и в контрольных группах, где применялись альтернативные методы, и даже там, где лечения как такового и не было.
В самом деле, в последние десятилетия результаты сравнительных исследований показали, что нет никаких доказательств превосходства психоанализа над другими техниками лечения. Поэтому вердикт Грюнбаума недвусмыслен: по крайней мере, в части клинического обоснования психоанализ - далеко не лучшая теория.
Ричард Рорти родился в Нью-Йорке в 1931 г. В молодости на него, как и на многих американцев, значительное влияние оказал Дьюи - 'философ демократии', как его называли. Встреча с аналитической философией произошла в Принстоне, когда Рорти, молодой преподаватель, прочел сочинения Витгенштейна. Но и знакомство с его поздними работами сделало отношение Рорти к неопозитивистам (Карнапу, Тарскому, Рейхенбаху) более критическим. Знаком внутренней исчерпанности аналитической философии считал Рорти утрату исторического измерения и отрыв от жизненных проблем. Постаналитическая философия уже считает себя царицей
742 Современная американская философия
всех наук. Обретая форму 'критики культуры', или культурного критицизма, она основывается на историческом и культурном контексте, сравнивает достижения и недочеты разных взглядов на мир.
В Принстоне при участии Рорти в 1967 г. вышла антология 'Лингвистический поворот' ('The linguistic Turn'). После пятнадцати лет преподавания философ покидает Принстон, чтобы начать междисциплинарные исследования в университете Вирджинии. Он обращается к творчеству Куайна, Селларса, Дэвидсона, Лиотара, Дерриды, Хабермаса, Гадамера, переосмысливает заново концепции Джемса и Дьюи.
Международный резонанс и успех снискала книга Рорти 'Философия и зеркало природы' (1979). 'Последствия прагматизма' (сборник очерков 1972-1980 гг.) были опубликованы в 1982 г. Этическим и философским проблемам посвящена книга 'Контингенция, ирония и солидарность' (1989).
В книге 'Философия и зеркало природы' Рорти берет на прицел обосновывающую установку традиционной философии. Проблемы соотношения человека и других форм жизни, души и тела, познания и практики и др. рассматриваются как вечные в традиционной философии, отрабатывающей основания для всей культуры. Для нахождения оснований философия изучает 'ментальные процессы'. Поэтому сложилось так, что главной ее задачей стало конструирование общей теории точного представления о мире, внешнем и внутреннем, т. е. того, как эти представления образуются.
Получается, что образ ума как огромного зеркала с более или менее точными изображениями стал господствующим в традиционной философии. Если бы не было этой идеи познания как точной зеркальной репрезентации, то бессмысленны были бы усилия Декарта и Канта получить все более точные представления путем анализа и чистки зеркала. Вне этой стратегии не появились бы тезисы о философии как о 'концептуальном анализе', 'феноменологическом анализе', 'объяснении значений', 'логике языка' или 'структуре познавательной активности сознания'.
Философия обязана XVIII веку, продолжает Рорти, и особенно Локку понятием теории познания, основанной на изучении ментальных процессов. Тогда же сформировался и образ философии как трибунала чистого разума, подтверждающего или отвергающего то или иное положение культуры. Фундирующая функция философии объединяла и неокантианцев. В нашем веке ее поддержали Гуссерль и Рассел, мечтавшие о философии как 'строго научной' дисциплине, вершащей суд над прочими сферами культуры. Лингвистическая
Рорти: забвение философской традиции 743
философия вместо трансцендентальной философии и психологии предлагает свои основания познания.
В основе традиционной философской мысли, таким образом, есть идея разума, понятого как большое зеркало с образами. Обращаясь к нашему внутреннему миру посредством этого зеркала, философия могла овладеть основами познания. Триединство идей разума как зеркала природы, познания как точного представления и философии как поиска и обладания основаниями познания образовало профессиональную академическую дисциплину, тесно связанную с эпистемологией. Для нее характерно бегство от истории, ибо поиск и обладание основаниями всегда предполагали внеисторическую значимость.
Витгенштейна, Хайдеггера и Дьюи Рорти считает самыми значительными философами нашего века. Каждый из них попытался предложить формулировку 'последнего критерия' обосновывающей философии. И каждый пришел своим путем к выводу об иллюзорности первой попытки. Последующие попытки можно назвать скорее терапевтическими, чем конструктивными, поучительными, чем систематическими. Не создавать новые программы, а перечесть уже известное - таков общий вывод.
Понятие разума как специального объекта изучения в духе Декарта, Локка и Канта, как и общая теория репрезентаций оставлены в стороне. Рорти исследует генезис интуиций, стоящих позади картезианского дуализма, а также меняющиеся концепции разума в работе 'Философия и зеркало природы'. Как изменились бы эти интуиции, если вместо психологических методов были бы введены физиологические методы предвидения и контроля. Вслед за Уилфредом Селларсом и Уиллардом Куайном (критиковавшими так называемые 'чистые данные' и мифическое различение аналитического и синтетического) Рорти полагает более разумной точку зрения на истину как на 'то, во что для нас вернее верить', чем как на 'точное изображение реальности'.
Неокантианский образ философии как профессии (имплицитно содержащийся в зеркальном образе разума и языка) и философия оснований отошли в прошлое. Чтобы уйти от нормативности традиции, необходимо искать иные пути-дороги, быть революционером
744 Современная американская философия
(в куновском смысле слова). Философы-революционеры, по мнению Рорти, бывают двух сортов. Одни (такие, как Гуссерль и Рассел, Декарт и Кант) дают начало новым школам в рамках 'нормальной' профессиональной философии. Другие (как поздний Витгенштейн и зрелый Хайдеггер, Кьеркегор и Ницше) не хотят институализации своего словаря, поэтому их идеи несоразмерны с традицией.
Так Рорти проводит границу между философией поучительной и систематической. Великие философы-систематизаторы предлагают конструктивные аргументации. Философы-наставники реактивны и чаще предлагают пародии, афоризмы и сатиру. Они знают, что их сочинения потеряют актуальность, как только отойдет в прошлое порок, против которого они негодовали. Их мысль и реакция намеренным образом периферийны. Философы-систематики создают теории на вечные времена, их воодушевляет точность и предвидение будущего. Философы-наставники 'разрушают во благо собственного поколения', они с готовностью принимают все новое и изумляются всему, что пока не имеет объяснений, а может быть лишь слегка очерчено.
Так на что же ориентирована наставляющая философия, не желающая сливаться с традиционной, нормально конструктивной, фундаменталистской? Ее интересует процесс формирования, самовоспитания, открытия новых, более интересных и плодотворных способов выражения. Намерение иначе образовать себя (или другого) нередко связано с активным интересом к другим культурам, в том числе и экзотическим, или другому историческому периоду, иным дисциплинам, чтобы испытать новые цели, словари, разные возможности.
Наставляющая философия включает и герменевтику Гадамера, для которой нет противоречия между самовоспитанием и желанием истины, она подчеркивает, что 'поиск истины - лишь один из способов вновь создать себя'. От классического образа человека, испытывающего сущности везде и во всем, она незаметно уходит, предпочитая непрерывный обмен мнениями и незаконченный дискурс. Будучи по сути протестом против точки в обсуждении, насильственно кем-то прерванном, наставляющая философия не столько аномальна, сколько реактивна и бесконечно благожелательна.
Авторитарные попытки прекратить раз и навсегда дискуссии не иссякают. Философы-систематики верят, что обладают разумом на правах собственности, постигли мировую истину и благо. Такая позиция чревата, замечают оппоненты, окостенением культуры и дегуманизацией общества. Тотальности ставшей истины все же
Рорти: поучительная философия 745
лучше предпочесть формулу Лессинга о вечном стремлении к ней. Платоновская идея истины чужда наставляющей философии.
Поддерживать всегда открытой дискуссию - значит, скорее, по мнению Рорти, воспринимать ближних как творцов новых дискурсивных форм, чем как предметы для аккуратного описания. Традиционная философия сделала свое дело, но осталась философия как 'голос в нескончаемом диалоге человечества'. Мы продолжаем наслаждаться диалогами Платона даже помимо аргументов, которые он считал необходимыми. Специфическим способом вхождения в обсуждение любого рода проблем назвали философию Диего Маркони и Джанни Ваттимо. Характер беседы, конечно, 'обусловлен традицией изучения текста и особой выучкой тех, кто ими занимается, однако от иллюзии, что какой-то голос может господствовать над другими, следует заранее отказаться'.
'Контингенция, ирония и солидарность' появилась как плод долгих этико-политических размышлений Рорти. Представители историцизма нередко отрицали существование 'человеческой природы' как данной. Все проходит социализацию в исторических обстоятельствах, вне и до истории никаких сущностей нет. Такой исторический поворот сознания постепенно и решительно привел к ослаблению связей с метафизикой и теологией, искавшими всегда вневременные ценности. Кроме того, остается и различие между историцистами, у которых преобладает стремление к индивидуальной автономии (например, Хайдегтер и Фуко), и историцистами, желающими более справедливого и более свободного общества (среди них Дьюи и Хабермас). Рорти не склонен делать выбор между одними и другими. Он призывает понять эффективность обеих точек зрения при разных обстоятельствах. 'Кьеркегор, Ницше, Бодлер, Пруст, Хайдеггер и Набоков хороши как примеры индивидуального совершенствования, все они создали себя сами. Но такие авторы, как Маркс, Милль, Дьюи, Хабермас и Роулз, являются образцом гражданственности. Они ставили перед собой социальную задачу и пытались сделать условия жизни менее жестокими'.
Бесполезно искать теорию, соединяющую общественное с частным. Следует утешиться тем, что делает одинаково важными и требование творческого самосозидания, и необходимость солидарности. Это позиция, называемая Рорти 'ироническим либерализмом'. Кто
746 Современная американская философия
такой либерал? Тот, кто рассматривает жестокость как наихудшее из преступлений. А что такое ирония? Ироничен человек, не скрывающий ни от себя, ни от других неуверенности в своих верованиях и в самых фундаментальных желаниях. Иронична и надежда на то, что унижению одних человеческих существ другими только потому, что они другие, может прийти конец.
Либеральная утопия не имеет ничего общего с разговорами об исторических законах, закате Европы, конце нигилизма и другими подобными теоретическими обобщениями. 'Солидарность не открытие рефлексии, - убежден Рорти, - она есть то, что создается воображением, особо чувствительным к страданиям и унижениям других'. Однако восприимчивость не рождается из универсальных законов, никто не отождествляет себя с обществом рациональных существ. Диккенс, О. Шрейнер, Р. Райт, Ш. де Лакло, Г. Джеймс или Набоков показывают нам жестокость, на которую мы способны, заставляя нас тем самым пересмотреть себя. Так романы и фильмы постепенно заменили проповеди и назидательные трактаты в части формирования моральных оценок.
Либерал не может не воспринимать иронически любые метафизические теории человеческой натуры. Он предельно внимателен к различиям религиозным, национальным, культовым, языковым. Ироник с готовностью включает в сферу 'мы' тех, кого по невежеству и привычке называют чужаками. 'Мы, - пишет Рорти, - должны начать с того, где же мы находимся... Если что и извиняет этноцентризм, так это факт, что центризм некого "мы" ("мы - либералы"), цель которого состоит в создании более широкого и разнообразного этноса. Мы из тех, кто достаточно подготовлен, чтобы соблюдать этноцентризм'.
Хилари Патнэм родился в Чикаго 31 июля 1926 г. Он представляет аналитическую школу неопозитивистского направления. Философию изучал в университете Пенсильвании. После защиты докторской диссертации в 1951 г. в Лос-Анжелесе преподавал в Пристоне, затем в Массачусетском технологическом институте. С 1965 г. Патнэм - профессор математики и математической
Патнэм: метафизический реализм 747
логики Гарвардского университета. Своими учителями он считает Гилберта Райла, Джона Остина, Бертрана Рассела, Джона Дьюи. Учился и работал вместе с Карнапом и Рейхенбахом.
'Воспитание мое, как и многих молодых американцев, - вспоминал Патнэм, - тогда было основано на том, чем можно было смело пренебречь, что не было вовсе философией. Нас учили критиковать тексты, которыми следовало очаровываться. Эта опаснейшая тенденция, ее должна остерегаться любая школа и факультет философии'. Все это не помешало Патнэму прочесть работы Кьеркегора, Маркса и Фрейда. Через сорок лет удалось освободиться и выйти из тесных рамок аналитической философии. Во время вьетнамской войны философ был одним из участников движения 'Студенты за демократическое общество'. 'Сегодня я больше не маоист и не марксист, - сказал он в одном из интервью, - единственное, что осталось, - это идея, что философия не может быть просто академической дисциплиной'.
В немецкой философии, делает наблюдение Патнэм, трудно не заметить рефрен 'освободительной миссии'. В то же время французские философы не раз показали себя радикалами, хотя так и не нашли что сказать относительно того, как избежать правления социалистов. У американских философов заметна склонность к математике. Сам Патнэм говорит о своем интересе к религии: 'Для меня это способ обдумывания конечности человеческого. Проблема гуманизма, как это повелось от Фейербаха, означала обожествление человека. В нашем столетии я не нахожу решительно ничего, что могло бы породить желание оставить его на этом престоле. Вместе с Беном Шварцом я бы назвал человека наивреднейшим из богов'.
Понимая свое философское призвание достаточно широко, Патнэм изложил свои идеи в трехтомнике 'Philosophical Papers: 1. Mathematics, Matter and Geometry (1975), 2. Mind, Language and Reality (1975), 3. Reason and Realism (1983)'. Среди работ разных лет: 'Смысл и моральные науки' ('Meaning and Moral Sciences', 1978), 'Разум, истина и история' ('Reason, Truth and History', 1981), 'Лики реализма' ('Many Faces of Realism', 1985), 'Представление и реальность' ('Representation and Reality', 1988). В работе 'Прагматизм: открытый вопрос' (1992) Патнэм писал: 'Нам нужны идеалы и общая картина мира, кроме того, мы хотим, чтобы и то и другое взаимосочеталось. Философия, состоящая только из аргументов (голой техники), не может утолить естественную жажду знать. Однако философия, состоящая из глобальной картины и лишенная аргументации, хотя и снимает голод, но так, как каша, проглоченная ребенком'. Противопоставление философии мировоззренческой и философии, занятой техническими и академическими проблемами, таким образом, ложно. Этическая, эстетическая и
748 Современная американская философия
752 Современная американская философия
Мысли, возникающие со словами 'дерево', 'дом', 'чан', 'мозг', 'компьютер', индуцируются в этих двух случаях разными объектами. Понятно, что эти аргументы Патнэма ведут к каузальной теории референтов. Будучи мозгами в чане, согласно этой теории, нельзя одновременно говорить и думать о возможности такой ситуации. 'Если возможный мир действительно реален, а мы не мозги в чане, то, говоря о ситуации вивисекции мозгов, мы имеем в виду образ 'мозги в чане' или нечто подобное (при условии осмысленности). Часть гипотезы о нас как мозгах в чане предполагает в нас нормальных людей (с другой стороны, быть реально в чане с мозгами не может быть частью галлюцинации). Иначе, если мы и в самом деле суть мозги в чане, то высказывание 'мы - мозги в чане' будет ложным. Поэтому подобное предположение не может не быть ложным'. Ошибкой мы обязаны самой теории референтов, согласно которой 'только некоторые мысленные репрезентации необходимым образом соотносятся с отдельными внешними вещами либо типами вещей'.
Скептическую гипотезу можно расширить и предположить, что и сама наша вера в существование внешнего мира, возможно, чистая иллюзия. Конечно, такую форму скепсиса Патнэм считает гиперболой, хотя и не лишенной смысла. Ведь скептицизм всегда был и остается постоянным спутником метафизического реализма: и тот, и другой сходятся в признании внешнего мира существующим, хотя и непознаваемым. Непознаваемый мир скептика и независимый от разума мир метафизика-реалиста, как видим, обнаруживают черты родственного сходства.
Дональд Дэвидсон родился в 1917 г. в Спрингфилде (США). Ученик Уайтхеда и Куайна, во время второй мировой войны он пошел волонтером на флот. Докторская диссертация была посвящена платоновскому 'Филебу'. Будучи профессором университета в Беркли (Калифорния), он написал 'Очерки о действиях и о событиях' ('Essays on Actions and Events' Oxford, 1980) и 'Исследования истины и интерпретации' ('Inquiries into Truth and Interpretation' Oxford, 1984).
Дэвидсон: казуальная теория действия 753
737
Социальное и экономическое неравенство, богатство и власть оправданы лишь в том случае, если они способствуют выгоде всех, и компенсируют потери особенно незащищенных членов общества.
Джон Ролс
В минимальном государстве индивиды не могут быть использованы в качестве средств, инструментов или ресурсов; у личности есть неотъемлемые права и достоинство, из этих прав вытекающее.
Роберт Нозик
Демократический капитализм не Царство Божие, он не без греха. Но все другие, известные на сегодняшний день экономические и политические системы, кажутся еще хуже.
Майкл Новак
758
759
Джон Ролс родился в Балтиморе 21 февраля 1921 г. Он учился в Принстоне, затем Оксфорде. Вернувшись в США, стал преподавать в том же университете, где преподавал его оппонент Роберт Нозик. В 1970 г. вышла книга Ролса 'Теория справедливости', вызвавшая множество дискуссий. Карл Поппер и Роберт Нозик высоко оценили ее достоинства.
Уже в начале книги Ролс заявляет, что его теория - 'кантианская по природе' в смысле предпочтения теории общественного договора Локка, Руссо и Канта и ее направленности против утилитаризма Юма, Бентама и Милля. Ролс исследует, каким же должно быть свободное и справедливое общество. 'Справедливость, - пишет он, - есть первая необходимость социальных институтов, как истина - для научной системы'. Какими бы эффективными ни считались социальные институты, если обнаружена несправедливость, их следует заменить.
Утилитаристы преследовали в качестве цели наибольшее благосостояние для наибольшего числа людей. В конечном счете это вело к возраставшей зависимости индивида от общества. Ролс не согласен с таким положением дел, когда один человек - заложник другого или социального большинства.
В теории справедливости Ролс начинает с понятия 'изначальной позиции'. Это позиция, в которой находятся индивиды при определении договора, - вовсе не предположение о некоем природном
760 Американская политология
763
Выход книги 'Анархия, государство и утопия' в 1974 г. сообщил молодой Америке, потрясенной уотергейтским скандалом и поражением во вьетнамской войне, новый импульс оптимизма и надежды. Ее автором был Роберт Нозик, вступивший в открытую полемику с Джоном Ролсом и его 'Теорией справедливости'.
Профессор Гарварда Роберт Нозик родился в Бруклине в семье русских евреев в 1938 г. 'Мой интерес к философии, - рассказывал он о себе, - был преимущественно политическим. В Колумбийском университете, куда я поступил в шестидесятых годах, наиболее продвинутой была философия науки. Там я углубил свои познания в области научного объяснения, индуктивной логики, научной теории и т.д. В Принстоне я встретил Карла Гемпеля, от которого получил наиболее ценные наставления в моей работе'. Увлеченность аналитической философией научила Нозика думать отчетливо и ясно, хотя он и не мечтал быть философом-аналитиком.
'Старые вопросы, - писал Нозик в 'Философских объяснениях' (1981), - способствовали появлению на свет этой книги. Имеет ли жизнь смысл? Существуют ли объективные этические истины? Свободна ли наша воля? Какова природа нашей самости? Даны ли неизменные пределы нашему пониманию?' В самом ли деле философское доказательство так уж принудительно и обязательно? Не лучше ли освободить философию от воинственного духа и сообщить ей больше понимания и плюрализма? Что такое творчество и почему люди медлят с очевидно плодотворными планами?
В другой своей работе 'Оглядываясь на жизнь' ('The Examination of Life', 1989) Нозик ищет ответы на вопросы: 'Почему недостаточно быть просто счастливым? Что значит быть бессмертным? Передаваемы ли блага по наследству? Насколько ценна теория озарения? Много ли мы потеряем, если откажемся от эмоций? В каком смысле
764 Американская политология
жертва на кресте изменила человечество? Что мы теряем, когда думаем только о богатстве и власти? Как объясняет себе религиозный человек зло и почему Бог его допускает? Что есть особенного в том, как страстная любовь меняет личность? Что такое мудрость и почему философы так стремятся к любви? Что неизбежного в расхождении между идеалами и фактами? Может ли одно быть реальнее другого и можем ли мы стать более реальными?'
Что же касается наиболее известной книги Нозика 'Анархия, государство и утопия' (1974), то сошлемся на мнение Маршалла Когена, написавшего в рецензии: 'Ни один из современных философов не обладает более богатым воображением, широтой интересов и диалектической подвижностью, как Нозик'.
'У индивидов есть права; есть нечто такое, чего не может сделать ни один человек и ни одна группа людей, не нарушив прав других' - таков основной вывод работы 'Анархия, государство и утопия'. Эти права настолько важны, что возникает проблема: может ли государство и его функционеры вообще на что-то влиять'. Или, ставит вопрос Нозик: какое пространство остается собственно государственным после четкого установления индивидуальных прав? Минимальное государство сведено исключительно к функциям защиты против насилия, обмана, воровства, для соблюдения договора и т. п. Любое расширение государственных функций, нарушающее права людей и принуждающее подчиниться этим нарушениям, не имеет под собой никакого основания. Поэтому минимальное государство и справедливо, и, кроме того, привлекательно. Государство, считает необходимым отметить Нозик, не может использовать аппарат принуждения для запрещения какого-то рода деятельности людей в целях самозащиты или защиты собственных интересов.
Таким образом, Нозик - на страже ненарушимых прав индивидов, живущих в рамках минимального государства, защищающего граждан от насилия, грабежа и надувательства. Ясно, что это позиция индивидуализма, ибо именно индивид хочет быть гарантированным от вмешательства государства в его дела. Так не лучше ли было бы, если б его и вовсе не было? Разве государство не аморально по своей природе? Нозик отвергает анархистское решение вопроса, полагая, что есть причины, по которым государство должно было бы родиться если не одним, так другим способом.
Нозик 765
Локк говорил о природном состоянии, в рамках которого индивиды готовы сами установить справедливость против узурпаторов их прав. По Локку, переход от естественного состояния к гражданскому государству осуществляется посредством договора, или разумного соглашения. Нозик полагает, что принятие минимального государства происходит, скорее, спонтанным образом, действием, говоря словами Адама Смита, 'невидимой руки'. На этом пути люди проходят три фазы: союз ради защиты, союз защиты-господства и ультраминимальное государство. Аморальность, добавляет Нозик, ни при чем, поэтому анархизм ошибочен. Государство есть спонтанно рождающийся организм.
В естественном состоянии тот, права которого поруганы, защищается сам как может, требует возмещения ущерба и делает все, чтобы наказать обидчика. Другие, продолжает Нозик, могут присоединиться к обиженному то ли в силу гражданской солидарности, то ли чтобы доказать дружбу, то ли в благодарность за помощь в прошлом и, возможно, в будущем. Так люди объединяются в группы для взаимной защиты, ибо понимают, что сила- в единении.
Нельзя забывать, что становление ассоциаций происходит на фоне постоянно возникающих внутренних и внешних неурядиц, конфликтов и ссор. Эти конфликты заканчиваются или борьбой, или соглашением. В любом случае, все люди определенного географического региона находятся под властью общей системы, придающей ценность их правам.
Что касается протективно-доминантной ассоциации (союза защиты и власти), то и ее механизм Нозик объясняет как спонтанный. 'Объяснения определенных феноменов как направляемых невидимой рукой более понятны, чем каузальное их объяснение как разумных проектов, поскольку в первом случае указывается и на непредвиденные последствия.
Однако картину генезиса государства из союза защиты и власти нельзя считать полной. Для государства также важна монополия на применение силы в данном географическом ареале. Но эта монополия несовместима с частным применением прав. Ведь в рамках одного государства могут существовать группы, например, мафия, куклус-клан, которые тоже используют силу. Необходимо, чтобы
766 Американская политология
769
Майкл Новак родился в 1933 г. в Пенсильвании. Получил образование в Римском Грегорианском университете и Американском католическом университете Вашингтона. После долгих лет подготовки к церковной карьере Новак увлекся социальной теорией церкви. 'Наблюдения за историческими и экономическими событиями привели меня к убеждению, - писал он, - что я не могу больше оставаться ни социалистом, ни даже социалистом-демократом'.
Из книг, написанных Новаком, упомянем следующие: 'Свобода со справедливостью. Католическая социальная мысль и либеральные институты' (1984), 'Освободит ли? Проблемы теологии освобождения' (1986), 'Это полушарие свободы. Философия Америк' (1990). Новак преподавал в Гарварде, Стэндфорде и Сиракьюсе. В 1981- 1982 гг. он возглавлял американскую делегацию в Женевской комиссии по правам человека. Наиболее известным сочинением Новака стала книга 'Дух демократического капитализма' (1982). Самым значительным и оригинальным исследованием корней современного капитализма назвал эту книгу 'The Wall Street Journal' в своей рецензии.
Ни одна из исторически существовавших систем политэкономии не смогла преобразовать человеческую жизнь в духе избавления от нищеты и голода так, как это сделала система демократического
770 Американская политология
775
776-777
Дата |
Исторические события |
Философия |
Литература и искусство |
Наука и техника |
Дата |
1780 |
|
1780. Лессинг (1729-81): "Воспитание человеческого рода" |
1781. Шиллер (р.1759): "Разбойники"; Канова (1757-1822) в Риме |
1780. Лавуазье: теория горения |
1780 |
|
1781. Франция: начало финансового кризиса |
1781. Кант: "Критика чистого разума" |
1782. Альфьери (1749-1803): "Саул" |
|
|
|
1783. Признание независимости США |
1783. Кант: "Пролегомены" |
1782-1840. Паганини |
|
|
|
|
1784-91. Гердер (1744-1803): "Идеи к философии истории человечества" |
|
1783. Монгольфье: воздушный шар 1784. Минкеларс: газовое освещение |
|
1785 |
|
1785. Якоби (1743-1819): "Письма об учении Спинозы" |
1785-1873. Мандзони |
|
1785 |
|
|
1786-7. Рейнгольд (1758-1823): "Письма о кантовской философии" |
1786. Моцарт (р.1756): "Свадьба Фигаро" 1786-1826. Вебер |
1786. Картрайт: механический ткацкий станок |
|
|
1787. США: принятие конституции |
1787. Якоби: "Идеализм и реализм" |
1787. Шиллер: "Дон Карлос"; Моцарт: "Дон Жуан" |
|
|
|
|
1788. Кант: "Критика практического разума" |
1788-1824. Байрон |
|
1790 |
|
1789. Франция: начало революции |
|
|
|
1790 |
1790 |
|
1790. Кант: "Критика способности суждения" |
1791. Моцарт: "Волшебная флейта" ; |
1791. Гальвани: "животное электричество" |
|
|
1791-92. Франция: Законодательное собрание |
|
умер Моцарт 1791-1864. Мейербер |
|
|
|
1792. Франция: война с Австрией; Конвент; провозглашение республики |
1792. Шульц (1761-1833): "Энезидем" |
1791-1882. Айес |
|
|
|
|
|
1792-1822. Шелли |
|
|
|
1793. Франция: Робеспьер, террор; Второй раздел Польши |
|
1793. Шиллер: "О грации и достоинстве" |
1793-1856. Лобачевский |
|
|
1794. Франция: термидорианская реакция |
1794. Фихте (1762-1814): "Наукоучение", "Несколько лекций о назначении человека" |
|
|
|
1795 |
1795. Франция: Дирректория; Третий раздел Польши |
|
1795. Шиллер: "Письма об эстетическом воспитании человека" |
|
1795 |
|
1796-7. Наполеон в Италии |
|
1796. Гете (р.1749): "Годы учения Вильгельма Мейстера" |
1796. Зенефельдер: литография |
|
|
|
1797. Кант: "Метафизика нравов"; Шеллинг: "Идеи философии природы" |
1797-99. Новалис (1772-1801): основные произведения |
|
|
|
1798. Наполеон в Египте
|
|
1797-1828. Шуберт 1797-1848. Доницетти |
|
|
778-779
Дата |
Исторические события |
Философия |
Литература и искусство |
Наука и техника |
Дата |
|
|
|
1798. Вордсворт и Колридж: "Лирические баллады" 1798-1800. "Атеней" |
1798. Мальтус (1766-1834): "Опыт о законе народонаселения" |
|
|
|
|
1799. Шиллер: "Валленштейн" |
|
|
|
1799. Наполеон - первый консул; революция в Неаполе |
1799. Шлейермахер (1768-1834): "Речи о религии" |
(трилогия); Гельдерлин (1770-1843): "Гиперион" |
|
|
1800 |
1800. Битва при Маренго |
1800. Шлейермахер: "Монологи"; Шеллинг: "Система трансцендентального идеализма" |
1799-1837. Пушкин |
|
1800 |
|
1801. Люневильский мир; Наполеон и Пий VII: Конкордат |
1801. Шеллинг: "Изложение моей системы философии"; Гегель: "Различие между системами философии Фихте и Шеллинга" |
1801. Шиллер: "Мария Стюарт" |
|
|
|
1802. Амьенский мир; провозглашение Наполеона пожизненным консулом |
1802. Гегель: "Вера и знание" |
|
|
|
|
|
|
1802. Гельдерлин: "Патмос"; Фосколо (1778-1827): |
|
|
|
1804. Наполеон император; Кодекс Наполеона |
1804. Умер Кант; Шеллинг: "Философия и религия"; |
"Ортис" 1803-69. Берлиоз |
|
|
|
|
Полный перевод Шлейермахером Платона (1804-24) |
1804. Шиллер: "Вильгельм Телль"; Бетховен (1770-1827): 3-я симфония, "Героическая" |
|
|
1805 |
1805. Битвы при Трафальгаре и |
|
1804-57. Глинка |
|
|
|
Аустерлице; Пресбургский мир |
|
1805. Умер Шиллер |
|
1805 |
|
1806. Конец Священной Римской империи |
1806. Фихте: "Основные черты современной эпохи" |
|
|
|
|
1807. Тильзитский мир |
1807. Гегель: "Феноменология духа" |
1807. Фосколо: "Гробницы" |
1807. Фултон: колесный пароход; Лондон: газовое освещение |
|
|
1808-9. Наполеон в Испании |
1807-8. Фихте: "Речи к немецкой нации" |
1808. Гете: "Фауст" (ч.1); Бетховен: 6-я симфония, "Пасторальная" |
|
|
|
1809. Австрия: Меттерних канцлер |
|
1809. Гете: "Избирательное сродство" |
1809. Ламарк: "Философия зоологии" |
|
1810 |
|
|
1809-47. Мендельсон-Бартольди |
1809-82. Дарвин |
|
|
|
|
1810-49. Шопен |
1810. Берлин: основание университета |
1810 |
|
1811. Независимость Венесуэлы |
|
1810-56. Шуман 1811-86. Лист |
|
|
780-781
Дата |
Исторические события |
Философия
|
Литература и искусство |
Наука и техника
|
Дата |
|
|
1883. Дильтей (1833-1911): "Введение в науки о духе" |
1883. Моппасан (1850-93): "Жизнь" |
1883. Максим: пулемет |
|
|
|
1883 - 1884. Ницше: "Так говорил Заратустра" |
1884. Гюисманс (1848-1907):"Наоборот" |
1884. Фреге (1848-1925): "Основы арифметики" |
|
|
1884. Англия: парламентская реформа |
1884. Виндельбанд (1848-1915): "Прелюдии" |
1885. Золя (1840-1902): "Жерминаль" |
1885. Даймлер-Бенц: автомобиль |
|
|
|
В. Соловьев (1853-1900): "Духовные основы жизни", 1884; "Смысл любви", 1894; "Три разговора", 1899 |
1885-1935. Берг |
|
|
|
|
|
1887. Верди: "Отелло" |
|
|
1885 |
1885. Берлинская конференция; Италия захватывает Массауа |
|
1888. Верга: "Мастер Дон Джезуальдо" |
|
|
|
1887-96. Италия: правление Криспи |
|
|
|
|
|
|
|
1889. Д'Аннунцио (1863-1938): "Наслаждение" |
|
|
|
1888. Германия: Вильгельм II император; Бразилия: отмена рабства |
|
|
|
|
|
1889. II Интернационал; Уччиалийский договор между Италией и Эфиопией |
1889. Бергсон (1859-1941): "Непосредственные данные сознания"; Бернштейн (1850-1932): "Проблемы социализма" |
|
|
|
|
|
|
1891 - 1938. Мандельштам |
1890. Джемс (1842-1910): "Научные основы психологии" |
1890 |
|
|
|
1891. Уайльд (1854-1900): "Портрет Дориана Грея" ; Пасколи (1855-1912): "Тамаринд" |
1891. Начало строительства Транссибирской магистрали (закончена в 1916-м) |
|
1890 |
1890. Германия: отставка Бисмарка |
1890. Авенариус (1843-96): "Критика чистого опыта" |
|
|
|
|
1891. Лев XIII: "Rerum Novarum" |
|
1892-1955. Онеггер |
|
|
|
1892. Основание Итальянской социалистической партии |
|
|
|
|
|
|
|
1893. Верди: "Фальстаф" |
|
|
|
|
1893. Брэдли (1846-1924): "Явление и реальность"; Блондель (1861-1949): |
|
|
|
|
1894. Франция: дело Дрейфуса |
"Действие" |
1895. Фогаццаро: "Отживший мирок" |
1895. Рентген: открытие х-лучей; Люмьер: кинематограф; Попов: первый радиоприемник (система электросвязи без проводов) |
1895 |
1895 |
|
|
1895-1963. Хиндемит. |
|
|
|
1896. Италия: разгром армии эфиопскими войсками при Адуа; падение Криспи |
1896. Бергсон: "Материя и память" |
|
1896. Беккерель: радиоактивное излучение солей урана |
|
|
|
|
1897. Чехов (1860-1904): "Дядя Ваня" |
1897. Дизель: дизельный мотор; Маркони: система безпроводной электросвязи; Ломброзо: "Гений и дегенерация" |
|
|
|
1897. Дьюи (1859-1952): "Мое педагогическое кредо"; Лабриола(1843-1904): "Об историческом материализме" |
|
|
|
792-793
Дата |
Исторические события |
Философия |
Литература и искусство |
Наука и техника |
Дата |
1925 |
1925. Начало фашистской диктатуры в Италии |
1925. Дьюи: "Опыт и природа" |
1925. Монтале (1896-1981): "Раковины каракатицы" ; Кафка: "Процесс" (посм.) |
1925. Гейзенберг: квантовая механика; Уотсон: "Бихевиоризм" |
1925 |
|
1926. Италия: "особый трибунал" и закон о защите государства |
1926. Гартман (1882-1950): "Этика". Федотов Г. "Трагедия интеллигенции" |
|
|
|
|
1927. Италия: "Хартия труда" |
1927. Хайдеггер (1889-1976): "Бытие и время"; Марсель (1889-1973): "Метафизический дневник" ; Каутский (1854-1938): "Материалистическое понимание истории" |
1927. Гарсия Лорка (1898-1936): "Песни"; |
1927. Гейзенберг: принцип неопределенности; Маркони: межконтинентальный беспроводный телефон; Бриджмен (1882-1961): "Логика современной физики" |
|
|
|
1928. Карнап: "Логическая конструкция мира" |
1928. Брехт (1898-1956): "Трехгрошовая опера"; Гарсия Лорка: "Цыганский романсеро" |
1928. Юнг: "Отношение между Я и бессознательным" |
|
|
1929. Италия - Ватикан: Латеранское соглашение; Нью-Йорк: биржевой крах |
1929. Уайтхед: "Процесс и реальность" (1861-1947); Гуссерль: "Формальная и трансцедентальная логика" |
1929. Хемингуэй (1899-1961): "Прощай, оружие!"; Моравиа (1907-90): "Равнодушные"; Булгаков (1891-1940): "Мастер и Маргарита" |
1929. Флеминг: пенициллин; Маннгейм (1893-1947): "Идеология и утопия" |
|
1930 |
1930. Германия: победа фашистов |
|
|
|
|
|
на выборах |
|
1930. Квазимодо (1901-68): "Вода и земля" |
1930. Первый циклотрон; Кейнс (1883-1946): "Трактат о деньгах" |
1930 |
|
|
|
1930-43. Музиль (1880-1942): "Человек без свойств"; Бунин (1870-1953): "Жизнь Арсеньева" |
1930. Распространение телевизионных приемников |
|
|
1931. Испания: победа республиканцев на выборах; Китайская Советская |
1931. Джентиле: "Философия искусства"; Нейрат (1882-1945): |
|
|
|
|
республика |
"Физикализм". Якобсон (р. 1896): "Принципы исторической фонологии", 1931; "Развитие семиотики", 1978 |
1931. О'Нилл (1888-1953): "Траур к лицу Электре" |
1931. Гедель: теоремы о неполноте |
|
|
1932. Португалия: Салазар у власти |
1932. Ясперс (1883-1969): "Философия"; Бергсон: "Два источника морали и религии" |
1932. Мунье (1905-50) основывает журнал 'Эспри" |
1932. Домагк: сульфаниламиды; Фрейд: "Введение в психоанализ |
|
|
1933. США: Ф. Д. Рузвельт президент; начало политики "нового курса"; Германия: назначение |
Башляр (1884-1962): "Интуиция мгновения", 1932; "Поэтика пространства", 1957 |
1933. Унгаретти (1888-1970): "Чувство времени"; Гарсия Лорка: "Кровавая свадьба" |
|
|
|
Гитлера рейхсканцлером |
|
1933-43. Т. Манн: "Иосиф и ero братья" |
|
|
800-801
Дата |
Исторические события |
Философия |
Литература и искусство |
Наука и техника |
Дата |
|
|
|
1933. Бунин нобелевский лауреат |
|
|
|
1934. Китай: начало похода коммунистов |
1934. Трубецкой (1890-1938): "Морфологическая система русского языка" |
|
1934. Поппер (1902-1994): "Логика научного открытия"; Карнап (1891-1970): "Логический синтаксис языка" |
|
1935 |
1935. Германия: антисемитские законы; вторжение Италии в Эфиопию |
1935. Гартман: "К основам онтологии" |
1935. Т. С. Элиот (1888-1965): "Убийство в соборе" |
1935. Ферми: расщепление атома |
1935 |
|
1936. Испания: гражданская война; захват Эфиопии Италией; "Ось Берлин - Рим" |
1936. Маритен: "Интегральный гуманизм"; Бриджмен: "Природа физической теории"; Айер (р. 1910): "Язык, истина и логика" |
1936. Бернанос (1888-1948): "Дневник сельского священника"; Павезе (1908-50): "Рабочая усталость" |
1936. Кейнс: "Общая теория занятости, процента и денег"; Кендалл: кортизон |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
1936-43. Т. С. Элиот: "Четыре квартета" |
|
|
|
1937. Япония нападает на Китай |
1937. Бердяев (1874-1948): "Истоки и смысл русского коммунизма", "Русская идея" |
|
|
|
|
|
|
1937. Пикассо: "Герника" |
1937. Цейс: цветной кинематограф |
|
|
1938. Захват Австрии Германией; Мюнхенское соглашение |
1938. Дьюи: "Логика: теория исследования". Шестов: "Афины и Иерусалим" |
|
|
|
|
|
|
1938. Сартр (1905-80): "Тошнота"; Квазимодо: "Стихи"; Бакелли: "Мельница на По" |
|
|
|
1939. Начало Второй мировой войны; Италия захватывает Албанию; победа Франко в Испании |
|
|
|
|
|
|
|
1939. Брехт: "Мамаша Кураж"; Монтале: "Случайности"; Стейнбек (1902-68): "Гроздья гнева" |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
1939-58. Пий XII папа |
|
|
|
|
1940 |
1940. Италия вступает в войну |
1940. Башляр (1884-1962): "Философия отрицания". |
|
|
|
|
|
|
1940. Хемингуэй: "По ком звонит колокол" |
1940. Открытие резус-фактора; первый радар |
1940 |
|
1941. Нападение Германии на Советский Союз; Нападение японской морской авиации на Перл-Харбор; США вступают в войну; Начало 900-дневной блокады Ленинграда |
1941. Бультман (1884-1976): "Новый Завет и мифология" ; Ранер (р. 1904): "Слушатели слова" |
|
|
|
|
|
|
1941. Трагическая гибель Марины Цветаевой (родилась в 1892) |
1941. Первый реактивный самолет |
|
|
1942-43. Битва под Сталинградом |
1942. Мерло-Понти (1908-61): "Структура поведения" |
|
1942. Ферми: ядерный реактор |
|
802-803
804-805
Дата |
Исторические события
|
Философия
|
Литература и искусство |
Наука и техника
|
Дата |
1950 |
1950. Энциклика Пия XII: "Humani generis" |
1950. Адорно (1903-69): "Философия новой музыки" Хайдеггер: "Неторные тропы" |
1950. Павезе: "Луна и костры"; Неруда (1904-73): "Всеобщая песнь" |
1950. Пиаже: "Введение в генетическую эпистемологию" |
1950 |
|
1950-53. Война в Корее |
1950 Парейсон (1918-1991) "Экзистенция и личность", Рикер (р. 1913): "Философия воли" в 2-х тт., 1950-60; "Конфликт интерпретаций", 1969; "Живая метафора", 1975 |
|
|
|
|
|
1951. Марсель: "Таинство бытия" |
|
|
|
|
1952. Елизавета II королева Англии |
1952. Стросон: "Введение в логическую теорию" |
1952. Беккет (1906-89): "В ожидании Годо" |
1952. Стросон: "Введение в логическую теорию" |
|
|
1953. СССР: умер Сталин; Хрущев у власти (до 1964) |
1953. Риль (1900-76): "Простой язык"; Хайдеггер: "Введение в метафизику". |
|
1953. СССР: водородная бомба |
|
|
1954. Независимость Индонезии; признание Францией суверенитета Вьетнама; Организация договора Юго-Восточной Азии (СЕАТО) |
1954-59: Блох (1885-1977): "Принцип надежды" |
1954. Моравиа': "Римские рассказы"; Неруда: "Оды изначальным вещам" |
1954. США: водородная бомба и атомная подводная лодка |
|
1955 |
1955. Бандунгская конференция стран Азии и Африки |
1955. Маркузе (1898-1979): "Эрос и цивилизация" |
1955. Набоков (1899-1977): "Лолита"; Пратолини (1913-91): "Метелло"; Пазолини (1922-76): "Лихие парни" |
1955.Солк: противополиомиелитная вакцина |
1955 |
|
1956. СССР: конец сталинизма PCX съезд КПСС); Венгрия: антикоммунистическая революция; национализация Египтом Суэцкого канала |
1956. Фромм (1900-80): "Искусство любви" |
1956. Монтале: "Буря" |
1956. Корнберг: синтез ДНК |
|
|
1957. Подписание в Риме договора о создании Европейского экономического сообщества ("Общего рынка") и Евратома; Гана (Золотой Берег): провозглашение независимости; начало войны во Вьетнаме |
1957. Уоткинс: "Подтверждающая и влиятельная метафизика" |
1957. Брехт: "Жизнь Галилея" (окончат. редакция); Пастернак (1890-1960): "Доктор Живаго" |
1957. СССР: первый искусственный спутник Земли ("Спутник 1", конструктор Королев); Хомский (р.1928): "Синтаксические структуры" |
|
806-807
808-809
Дата |
Исторические события |
Философия |
Литература и искусство |
Наука и техника |
Дата |
1965 |
|
1965. Альтюссер (р. 1918): "За Маркса". Боббио (р. 1909): "От Гоббса к Марксу", 1965; "Проблемы войны и пути мира", 1978 |
1965. Шолохов нобелевский лауреат |
|
1965 |
|
1966. Аргентина: военная хунта у власти |
1966. Фуко (р.1926): "Слова и вещи"; Адорно: "Негативная диалектика"; Гароди: "Марксизм в ХХ веке" |
|
1966. Лакан (1901-81): "Письма" |
|
|
1966-68. "Культурная революция" в Китае |
Сорокин П. (1889-1968): "Современные социологические теории", 1966; "Основные черты русской нации в двадцатом столетии", 1967 |
|
|
|
|
1967. Вооруженная семидневная агрессия Израиля против Египта, Иордании и Сирии; энциклика Павла VI: "Populorum progressio" |
1967. Панненберг (р. 1928): "Бог |
1967. Маркес (р.1928): "Сто лет одиночества"; Солженицын: "Раковый корпус" |
1967. Хабермас (р.1929): "Логика социальной науки" |
|
|
|
надежды" |
|
|
|
|
1968. Чехословакия: "Пражская весна" ; США: убийство М. Л. Кинга и Р. Кеннеди, избрание президентом Р. Никсона; студенческие волнения в Париже |
1968. Пиаже: "Структурализм"; Метц (р. 1928): "О теологии мира" |
1968. Фенольо (1922-63): "Партизан Джонни" (поcм.) |
1968. Барнард: первая трансплантация сердца человека |
|
|
1969. Италия: "жаркая осень"; кровопролитие на Фонтанной площади в Милане; начало терроризма |
Делёз (р. 1925): "Логика смысла", 1969; "Анти-Эдип", 1972, (вместе с Ф. Гуаттари); Деррида (р. 1930): "О грамматологии", 1967; "Диссеминация", 1972; "Фактор истины", 1975; "Почтовая открытка: от Сократа к Фрейду и далее", 1980 |
|
1969. Американцы совершают высадку на Луну |
|
1970 |
1970-73. Альенде президент Чили |
1970. Лакатос (1922-74): "Фальсификация и методология программ научного исследования" |
|
|
|
|
1971. Индо-пакистанская война; коммунистический Китай в ООН |
|
|
|
|
810-811
Дата |
Исторические события |
Философия |
Литература и искусство |
Наука и техника |
Дата |
|
1972. Великобритания, Ирландия, Норвегия и Дания входят в ЕЭС |
1972. Поппер: "Объективное знание" |
|
1972. Пиаже (и другие): 'Эпистемология человеческого познания". |
|
|
|
|
|
|
|
|
1973. Война на Кипре; Чили: военный переворот генерала Пиночета; |
1973. Хабермас: "Кризис |
1973. Солженицын: "Архипелаг ГУЛАГ". |
1973. Леви-Стросс: "Структурная антропология - 2". |
|
|
|
рациональности" |
|
|
|
|
ГДР и ФРГ входят в состав ООН; |
|
|
|
|
|
|
|
И. Бродский (1940-1996): "Стихи и поэмы", 1965; "Остановка в пустыне", 1970; Нобелевская премия в 1987. |
|
|
|
США: "уотергейтское дело" (Р. Никсон); |
|
|
|
|
|
Начало мирового энергетического кризиса; |
|
|
|
|
|
Италия: рост терроризма ('красные бригады') |
|
|
|
|
|
1974. Обновление Североатлантического пакта; Эфиопия: низложение Хайле Селассие I |
|
|
|
|
|
|
|
1974. "Бульдозерная выставка" в Москве. |
|
|
|
1974-76. США: Дж. Форд президент |
|
|
|
|
1975 |
1975. Южный Вьетнам и Камбоджа в руках коммунистов; возобновление конфликта между Эфиопией и Эритреей 1976. Аргентина: государственный переворот; заключительный этап Хельсинкской конференции |
1975. Фейерабенд: "Против метода" (2-е изд.); Агасси: "Природа научных проблем" 1976. Фромм: "Иметь или быть?" |
|
1975. Стыковка космических кораблей "Союз" (СССР) и "Аполлон" (США). |
1975 |
|
1976-80. США: Дж. Картер президент |
|
|
|
|
|
|
|
|
1977. Поппер - Экклс: "Личность и ее мозг". |
|
|
1977. Конфликт между Эфиопией и Сомали |
1977. Лаудан: "Научный прогресс" |
|
|
|
|
1978. Италия: убийство Моро; Пертини президент; Иоанн Павел I папа (в течение нескольких недель); Иоанн Павел II первый папа-поляк |
1978. Лакатос: "Доказательства и опровержения"; Фейерабенд: "Наука в свободном обществе". Хайек: "Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма" |
|
|
|
|
1979. Кэмп-дэвидское соглашение между Израилем и Египтом; Иран: революция сторонников Хомейни |
|
|
|
|
812-813
Дата |
Исторические события |
Философия |
Литература и искусство |
Наука и техника |
Дата |
1980 |
1980. США: Р.Рейган президент; Польша: "Солидарность"; Советские войска в Афганистане |
|
1980. Умер В. Высоцкий |
|
1980 |
|
|
|
1980. Художественная группа "Митьки" (Ленинград) |
|
|
|
1981. США: покушение на президента Р. Рейгана; Ватикан: покушение на папу Иоанна Павла II; Италия: Дж.-Спадолини; Египет: убийство президента Садата; Польша : военное положение |
Ваттимо (р. 1936): "Похождения индифферента", 1981; "Дебольное мышление", 1983,;"Прозрачное общество", 1989; "По ту сторону интерпретаций", 1996 |
|
|
|
|
1982. Великобритания-Аргентина: война за Фолклендские (Мальвинские) острова |
Мамардашвили: "Картезианские размышления" |
|
|
|
|
1985-1991: Горбачев президент Советского Союза |
|
|
|
|
|
1991. Ельцин - первый президент России |
|
1987. Ахматова "Реквием" (посмертное издание) |
|
|
814
Сочинения общего характера. В. Rüssel, Storia della filosofia occidentale, 4 voll., Longanesi, Milano 1966-67; E. Cassirer, Storia della filosofia moderna, 4 voll., Einaudi, Torino 1971; N. Abbagnano, Storia della filosofia, 3 voll., Utet, Torino 1969; L. Geimonat (и соавторы), Storia del pensiero filosofico e scientifico, 6 voll., Garzanti, Milano 1970-72; S. Vanni Rovighi (и соавторы), Storia della filosofia moderna dalla rivoluzione scientifica a Hegel, La Scuola, Brescia 1976; S. Vanni Rovidhi (и соавторы), Storia della filosofia contemporanea dall'Ottocento ai giorni nostri, La Scuola, Brescia 1980; A. Rigobello, Dal romanticismo al positivismo, vol. V della Storia dell pensiero occidentale, Marzorati, Milano 1976; F. Copleston, Storia della filosofia, voll. 7-9, Paideia, Brescia 1983.
Специальные издания. E. Garin, Storia della filosofia italiana, 3 voll., Einaudi, Torino 1966; M. F. Sciacca, Il secolo ХХ, Bocca, Milano 1947; E. Paci, La filosofia contemporanea, Garzanti, Milano 1974.
Общие издания.
a) Grande Antologia Filosofica; D pensiero moderno, voll. XVII-XXI, Marzorati, Milano 1971; Il pensiero contemporaneo, voll. XXII-XXXI, Marzorati, Milano 1975-78.
b) Questioni di storiografia filosofica. La storia della filosofia attraverso i suoi interpreti, La Scuola, Brescia 1976.
Справочные издания. Enciclopedia filosofica, 6 voll., Sansoni, Firenze 1967-69; Enciclopedia Garzanti di Filosofia e (epistemologia, logica formale, linguistica, psicologia, psicoanalisi, pedagogia, antropologia culturale, teologia, religioni, sociologia), Milano 1981.
Глава первая
Тексты. 1. Madame de Stael, La Germania, Torino 1943.
2. F. Schlegel: Frammenti critici e scritti di estetica, Firenze 1937; Frammenti sulla poesia, Parma 1972. F. D. E. Schleiermacher, Discorsi sulla religione e Monologhi, Firenze 1947. Novalis: Frammenti, Milano 1976; Inni alla notte, Milano 1982. I discepoli di Sais, Lanciano 1912; Enrico di Ofterdingen, Milano 1980. F. Hölderlin, Scritti sulla poesia e frammenti, Torino 1958 ; Empedocle, Torino 1961; Iperione, Milano 1982.
3. F. Schiller: Saggi estetici, Torino 1969. W.Goethe: Teoria della natura, Torino 1958; Faust e Urfaust, 2 voll., Milano 1965; Opere, 5 voll., Sansoni, Firenze 1944 ss.
4. F. H. Jacobi: Idealismo e realismo, Torino 1948; La dottrina di Spinoza. Lettere al Signor Moses Mendelssohn, Bari 1969. J. G. Herder: Saggio sull'origine del linguaggio, Roma 1954; Idea per una filosofia della storia dell'umanità, Bologna 1971; Ancora una filosofia della storia per l'educazione dell'umanità, Torino 1971. W. von Humboldt: Scritti di estetica, Firenze 1934; Antologia degli scritti politici, Bologna 1961.
J. G. Hamann: Scritti e frammenti di estetica, Firenze 1938.
5. G. E. Schulze: Enesidemo о dei Fondamenti della Filosofia elementare presentata dal signor professor Reinbold di Jena con una difesa dello Scetticismo contro le pretese della Critica della ragione, Bari 1971.
Литература. 1. О. Walzel, Il romanticismo tedesco, Firenze 1924; A. Farinelli, Il romanticismo in Germania, Milano 1945; F. Strich, Classicismo e romanticismo tedesco, Milano 1953; F. Meinecke, Le origini dello storicismo, Firenze 1954; L. Mittner, Ambivalenze romantiche. Studi sul romanticismo tedesco, Messina-Firenze 1954; R. Pascal, La poetica dello Sturm und Drang, Milano 1957; G. De Ruggiero, L'età del Romanticismo (vol. VII della Storia della filosofia), Bari 1957; M. Puppo, D romanticismo, Roma 1963; L. Mittner, Storia della litteratura tedesca. Dal Pietismo al Romanticismo (1700-1820), Torino 1964; R. Haym, Il romanticismo tedesco, Napoli 1965; N. Hartmann, La filosofia dell'idealismo tedesco, Milano 1972; P. Szondi, Poetica dell'idealismo tedesco, Torino 1974; A. Pupi, Illuminismo tedesco e romanticismo, in Questioni, cit., vol. III, pp. 133-163.
2. G. Vattimo, Schleiermacher filosofo dell'interpretazione, Milano 1968.
3. B. Croce, Goethe, 2 voll., Bari 1959; U. Perone, Schüler, Milano 1981.
Библиография 815
4. A. Pupi, Alla soglia dell'età romantica, Vita e Pensiero, Milano 1962; V. Verra, F. N. Jacobi, Dall'illuminismo all'idealismo, Edizioni di Filosofia, Torino 1963; M. M. Olivetti, L'esito teologico della filosofia del linguaggio di Jacobi, Padova 1970; G. Fichera, Linguaggio e umanità nel pensiero di Herder, Padova 1966; V. Verra, Mito, rivelazione e filosofia in J. G. Herder e nel suo tempo, Milano 1966; E. Tessitore, I fondamenti della filosofia politica di Humboldt, Napoli 1965.
5. A. Pupi, La formazione della filosofia di К L. Reinhold, Vita e Pensiero, Milano 1966; A. Pupi, Le obiezione all'Aenesidemus, Vita e Pensiero, Milano 1970; F. Moiso, La filosofia di S. Maimon, Milano 1972.
Глава вторая.
Тексты. 1. J. F. Fichte: L'essenza dell dotto e le sue manifestazione nel campo della libertà, Firenze 1971; Guida alla vita beata, Milano-Messina 1950; Filosofia della storia e Teoria della scienza giovannea, Milano-Messina 1956; Lezioni sulla missione del dotto (1794), La Nuova Italia, Firenze 1960; La missione del dotto, La Nuova Italia, Firenze 1977; Discorsi alla Nazione tedesca, Torino 1965; Sulla Rivoluzione francese. Sulla libertà di pensiero, Bari 1966; La missione dell'uomo, Bari 1970; La dottrina della sienza, Bari 1971.
2. F. W. Schelling: Lezioni monachesi sulla storia della filosofia moderna ed esposizione dell'empirismo filosofico, Firenze 1950; Lettere filosofiche sul dogmatismo e sul criticismo, Firenze 1958; Sistema dell'idealismo trascendentale, Bari 1965; Esposizione del mio sistema filosofico, Bari 1969; L'empirismo filosofico e altri scritti, La Nuova Italia, Firenze 1970; Filosofia della rivelazione, Bologna 1972; Scritti sulla filosofia, la religioni, la libertà, Milano 1974.
Литература. 1. A. Massolo, Fichte e la filosofia, Firenze 1948; E. Severino, Per un rinnovamento nella interpretazione della filosofia fichtiana, Brescia 1960; P. Salvucci, Dialettica e immaginazione in Fichte, Urbino 1963; L. Pareyson, Fichte, Milano 1976. P. Salvucci, Fichte, in Questioni, cit., vol. III, pp. 165-208.
2. A. Massono, Il primo Schelling, Firenze 1953; G. Semerari, Interpretazione di Schelling, vol. I, Libretta Scientifica Editrice, Napoli 1958; A. Bausola, Metafisica e rivelazione nella filosofia positiva di Schelling, Vita e Pensiero, Milano 1969; С Cesa, La filosofia politica di Schelling, Bari 1969; L. Pareyson, L'estetica di Schelling, Torino 1964; G. Semerari, Introduzione a Schelling, Bari 1971; X. Tilliette, Attualità di Schelling, Milano 1972; A. Bausola, F. W. J. Schelling, La Nuova Italia, Firenze 1975.
Глава третья.
a) Ранние и малые произведения: Scritti politici (1798-1806), Bari 1961; Rapporto dello scetticismo con la filosofia, Bari 1977; Scritti di filosofia del diritto (1802-1803), Bari 1971; Primi scritti critici (Differenza fra il sistema filosofico di Fichte e quello di Schelling; Fede e sapere), Milano 1971; Vita di Gesù, Bari 1980; Scritti teologici giovanili, Napoli 1972; Scritti politici (1798-1831), Torino 1972; Lettere, Bari 1972.
b) Основные работы, опубликованные самим Гегелем: Fenomenologia dello spirito, 2 voll., Firenze 1974; Scienza della Logica, 2 voll., Bari 1981; Enciclopedia delle scienze filosofiche in compendio, Bari 1980; Lineamenti di filosofia dell diritto, Bari 1979.
c) Курсы лекций, собранные учениками: Estetica, Torino 1976; Lezioni sulla filosofia della storia, 4 voll., Firenze 1967; Lezioni sulla storia della filosofia, 4 voll., Firenze 1967; Lezioni sulle prove dell'esistenza di Dio' Bari 1970; Filosofia dello spirito jenese, Bari 1971; Lezioni sulla filosofia della religione, 2 voll., Bologna 1974; Propedeutica filosofica, Firenze 1977; Logica e metafisica di Jena (1804-05), Trento 1982.
Литература. К. Rosenkranz, Vita di Hegel, Firenze 1966; С Lacorte, Il primo Hegel, Firenze 1959; G. Lukacs, Il giovane Hegel e problemi della società capitalistica, 2 voll., Torino 1975; De Ruggiero, Hegel, vol. VIII della Storia della filosofia, Bari 1958; B.Croce Saggio sullo Hegel e altri scritti della filosofia, Bari 1967; F. N. Findlay, Hegel oggi, Milano 1972; E. De Negri, Interpretazione di Hegel, Firenze 1969; N. Merker, Le origine della logica hegeliana (Hegel a Jena), Milano 1961; H. G. Gadamer, La dialettica di Hegel, Torino 1973; J. Hyppolite, Genesi e struttura della Fenomenologia ello Spirito di Hegel, Firenze 1972; M. Paolinelli, G. W. F. Hegel, Fenomenologia dello spirito, vol. I, Introduzione e traduzione (di capitoli scelti), vol. II, Commento, Milano 1977; H. Rung, Incarnazione di Dio. Introduzione al pensiero teologico di Hegel, Brescia 1972; К. Lowith, Hegel e il Cristianesimo, Roma-Bari 1976; M. Rossi, Da Hegel a Marx, vol. I, La formazione del pensiero politico di Hegel, e vol. II, Il sistema hegeliano dello stato, Milano 1970; AA. VV., L'opera e l'eredita di Hegel, Roma-Bari 1974; N. Bobbio, Studi
816
hegeliani, Torino 1981; F. Menegoni, Moralita e morale in Hegel. Padova 1982; По истории критики: V. Verra, Hegel, in Questioni, cit., pp. 249-347.
Глава четвертая
Тексты. 1. Gli hegeliani liberali, Roma-Bari 1974;
2. La sinistra hegeliana, Bari 1966; M. Stirner, L'unico, 2 voll., Roma 1970;
3. L. Feuerbach: Principi della filosofia dell'avvenire, Torino 1971; L'essenza del cristianesimo, Milano 1971; Opere, Bari 1965; Essenza della religione, Roma-Bari 1981; Scritti filosofici, Roma-Bari 1976; F. Tomasoni, Feuerbach e la dialettica dell'essere. Con la pubblicazione di due scritti inediti, Firenze 1982;
4. G. D. H. Cole, Storia del pensiero socialista, vol. I, I precursori (1789-1850), Bari 1972; P. J. Proudhon, Che cos'è la proprietà, Bari 1967; Idem, La dimensione libertaria, Roma 1982.
5. K. Marx: La sacra famiglia, Roma 1969; Il Capitale. Critica dell'economia politica, 3 voll., Roma 1970; Opere filosofiche giovanili, Roma 1971; La miseria della filosofia, Roma 1971; Per la critica dell'economia politica, Roma 1971; L'ideologia tedesca, Roma 1972; K. Marx- F. Engels: Scritti sull'arte, Bari 1978;
6. F. Engels: Antiduhring, Roma 1968; Dialettica della natura, Roma 1971. Литература. 1. С. Cesa, Introduzione a Gli hegeliani liberali, см. выше.
2. E. Rambaldi, Le origine della Sinistra Hegeliana, Firenze 1966; K. Lowith, Da Hegel a Nietzche, Torino 1979; С Cesa, Studi sulla Sinistra hegeliana, Urbino 1972; M. Rossi, Da Hegel a Marx, vol. III, La Scuola hegeliana. Il giovane Marx, Milano 1974.
3. C. Cesa, Il giovane Feuerbach, Bari 1963; E. Rambaldi, La critica antispeculativa di L.Feuerbach, Firenze 1966; U. Perone, Teologia e esperienza religiosa in Feuerbach, Milano 1972; L. Casini, Storia e umanesimo in Feuerbach, Bologna 1974; A. Schmidt, Il materialismo antopologico di L. Feuerbach, Bari 1975; С Cesa, Introduzione a Feuerbach, Roma-Bari 1978.
4. G. D. H. Cole, Storia del pensiero socialista, vol. I; G. M. Bravo, Il marxismo prima di Marx, Roma 1970; M. Albertini, Proudhon, Firenze 1974; M. Moneti, La meccanica delle passioni. Studio su Fourier e il socialismo critico-utopistico, Firenze 1979;
5. M. Rossi, Marx e la dialettica hegeliana, Roma 1960-63; A. Cornu, Marx e Engels dal leberalismo al comunismo, Milano 1962; AA. VV., Marx vivo, 2 voll., Milano 1963; J. Y. Calvez, Il pensiero di Karl Marx, Roma 1964; G. Della Volpe, Rousseau e Marx, Roma 1964; I. Berlin, Marx, Firenze 1967; L. Althusser, Per Marx, Roma 1967; K. Korsch, Karl Marx, Bari 1969; A. Schmidt, Il concetto di natura in Marx, Bari 1969; A. Sabetti, Sulla fondazione del materialismo storico, Firenze 1969; P. A. Rovatti, Critica e scientificità in Marx, Milano 1973; K. R. Popper, La società aperta e i suoi nemici, vol. II, Hegel e Marx falsi prefetti, Roma 1974; J. Guichard, Introduzione al marxismo, Assisi 1974; K. Lenk, Marx e la sociologia della conoscenza, Bologna 1975; D. McLellan, В pensiero di Karl Marx, Torino 1975; E. Blich, Karl Marx, Bologna 1977; P. D. Dognin, Introduzione a Karl Marx, Roma 1977; S. Veca, Saggio sul programma scientifico di Marx, Milano 1977; L. Althusser - E. Balibar, Leggere il Capitale, Milano 1971; M. Dal Pra, La dialettica in Marx, Roma-Bari 1977.
По биографии: F. Mehring, Vita di Marx, Roma 1966; По экономике: J. Schumpeter, Storia dell'analisi economica, Torino 1959-60; C. Napoleoni, Smith, Ricardo, Marx. Considerazione sulla storia dell pensiero economico, Torino 1970; По истории критики: V. Melchiorre, Marx e la Sinistra Hegeliana, in Questioni, vol. III, pp. 427-70; A так же: G. Bedeschi, Introduzione a Marx, Roma-Bari 1981.
6. G. Mayer, F. Engels. La vita e l'opera, Torino 1969; E. Fiorarli, F. Engels e il materialismo dialettico, Milano 1971; R. Mondolfo, Il materialismo storico di F. Engels, Firenze 1972.
Глава пятая
Тексты. 1. J. F. Herbart: Introduzione alla filosofia, Bari 1908; Pedagogia generale, Palermo 1915; I cardini della metafisica, Milano 1981.
4. A Schopenhauer: La quadruplice radice del principio di ragion sufficiente, Torino 1959; Il mondo come volontà e rappresentazione, 2 voll., Bari 1982; Parerga e paralipomena, Torino 1963; Il fondamento della morale, Bari 1981; La libertà del volere umano, Bari 1981; La volontà nella natura, Roma-Bari 1981.
5. S. Kierkegaard: Opere, Firenze 1972; Diario, Brescia dal 1980 (12 volumi). Литература. 1. A. Saloni, G. F. Herbart. La vita. Lo svolgimento della dottrina pedagogica,
2 voll., Firenze 1937; B. Bellerate, La pedagogia in J. F. Herbart, Roma 1970.
817
2. S. Poggi, I sistemi dell'esperienza, Bologna 1977.
4. P. Martinetti, Schopenhauer, Milano 1941; G. Riconda, Schopenhauer interprete dell'Occidente, Milano 1969; G. Faggin, Schopenhauer il mistico senza Dio, Firenze 1951; I. Vecchiotti, Introduzione a Schopenhauer, Roma-Bari 1980; I. Vecchiotti, A.Schopenhauer. Storia di una filosofia e della sua 'fortuna", Firenze 1976. А также: G. Riconda, Schopenhauer, in Questioni, cit., vol. III, pp. 349-388.
5. R. Cantoni, La soscienza inquieta, Milano 1949; AA. VV., Studi kierkegaardiani, Brescia 1957: T. W. Adorno, Kierkegaard. La costruzione dell'estetico, Milano 1962; F. Lombardi, S. Kierkegaard. Firenze 1968; E. Paci, Relazioni e significati, vol. II, Kierkegaard e Thomas Mann, Milano 1965; M. Gigante, Religiosità di Kierkegaard, Napoli 1972; S. Spera, Il giovane Kierkegaard, Padova 1977, L. Lunardi, La dialettica in Kierkegaard, Padova 1982; A также: A. Cortese, Kierkegaard, in Questioni, cit., vol. III, pp. 417-717.
Глава шестая
S. Moravia, D pensiero degli ideologues. Scienza e filosofia in Francia (1780-1815), Firenze 1974; M. Ghio, La filosofia francese della Restaurazione e Comte, in Questioni, cit., vol. III, pp. 389-425. C. Terzi, Maine de Biran nel pensiero moderno e contemporaneo, Padova 1974.
5. Vanni Rovighi, La filosofia italiana nella prima meta del secolo ХХ, in Storia della filosofia contemporanea, cit., pp. 9-58. D. Morando, Rosmini, Brescia 1958; A. V. Castagnetta, Saggi di filosofia rosminiana, Padova 1963; S. Bergamaschi, L'essere morale nel pensiero filosofico di A. Rosmini, Genova 1982; G. Del Degan, In difesa del vero Rosmini, Udine 1982; G. Campanini, Antonio Rosmini e il problema dello Stato, Brescia 1983. N. Bobbio, Una filosofia militante. Studi su C. Cattaneo, Torino 1971; C. Lacaita, L'opera e l'eredita di C. Cattaneo, Bologna 1975.
Глава седьмая
Тексты. 2. A. Comte: Corso di filosofia positiva, 2 voll., Torino 1967; Opuscoli di filosofia sociale e discorsi sul positivismo, Firenze 1969.
3. J. Stuart Mill: La libertà e altri saggi, Milano 1946; Sistema di logica, Roma 1968.
4. H. Spenser: Primi principi, Milano 1901; Principi di sociologia, Torino 1968.
6. R. Ardigo: La morale dei positivisti, Milano 1973.
Литература. 1. L.Kolakowski, La filosofia del positivismo, Roma-Bari 1974; W. M. Simon, positivismo europeo nel XIX secolo, Bologna 1980.
2. A. Negri, A. Comte e l'umanesimo positivistico, Roma 1971. O. Negt, Hegel e Comte, Bologna 1975; F. Manuel, I profeti di Parigi, Bologna 1979; M. Di Giandomenico, Filosofia e medicina sperimentale in C. Bernard, Bari 1968; M. D. Grmek, Psicologia ed epistemologia della ricerca scientifica. C. Bernard e le sue ricerche tossicologiche, Milano 1976; AA. VV., C. Bernard: scienza, filosofia e litteratura, Verona 1982.
3. G. Zuccante, J. S. Mill e l'Utilitarismo, Firenze 1922; G. Tarozzi, J. S. Mill, 2 voll., Milano 1929-31; G. Giulietti, La dottrina dell' 'Sistema' di J. S. Mill, Verona 1958; F. Arata, La logica di J. S. Mill e la problematica etico-sociale, Milano 1964.
4. M. Toscano, Malgrado la storia. Per una lettura critica di H. Spenser, Milano 1980. 6. A. Saloni. Il positivismo e R.Ardigo, Roma 1969.
Глава восьмая
1. a) Общая история: C.Singer, Breve storia del pensiero scientifico, Torino 1961; S. F. Mason, Storia delle scienze della natura, 2 voll., Milano 1971 ; AA. VV., Stiria della scienza, 5 voll., Roma-bari 1976 (I, Le scienze nell'Antichità e nel Medioevo; II, Le scienze matematiche e l'astronomia; III, Le scienze del mondo fisico; IV, Le scienze biologiche; V, Le scienze dell'uomo).
b) Логика: F. Barone, Logica formale e logica trascendentale, 2 voll. (I, Da Leibniz a Kant; II, L'algebra della logica), Torino 1964; W. С e M. Kneale, Storia della logica, Torino 1972; J. M. Bochenski, La logica formale, 2 voll., (I, Dai Presocratici a Leibniz; II, La logica matematica), Torino 1972; R. Blanche, La logica e la sua storia, Roma 1973; E. Casari, La logica del Novecento, Torino 1981.
c) Математика: E. T. Bell, I grandi matematici, Firenze 1966; A. Cantini, I fondamenti della matematica, Torino 1971; С. В. Boyer, Storia della matematica, Milano 1980; D. J. Struik, Matematica. Un profilo storico, Bologna 1981.
818
d) Физика: E. Bellone: I modeli e la concezione del mondo: da Laplace a Bohr, Milano 1972; Le leggi della termodinamica: da Boyle a Newton, Torino 1978; Le leggi del movimento: da Hume a Laplace, Torino 1979; La relatività da Faraday a Einstein, Torino 1981. M. B. Hesse, Forze e campi, Milano 1974; G. Bruzzaniti, La radioattività da Becquerel a Rutherford, Torino 1980; M. La Forgia, Flettricita, materia e campo nella fisica dell'Ottocento, Torino 1982; M. Jammer, Storia del concetto di spazio, Milano 1981; A. Einstein - L. Infeld, L'evoluzione della fisica, Torino 1980; T. S. Kuhn, Alle origini della fisica contemporanea, Bologna 1981; N. Robotti, I primi modeli dell'atomo: dall'elettrone all'atomo di Bohr, Torino 1978; E. J. Dijksterhuis, Il meccanicismo e l'immagine del mondo: dai Presocratici a Newton, Milano 1980.
e) Химия: J. I Soloviev, L'evoluzione del pensiero chimico dal'600 ai nostri giorni, Milano 1976.
f) Психология: G. Zunini, Psicologia. Scuole di psicologia moderna, Brescia 1983; R Thompson, Storia della psicologia, Torino 1972; W. M. O'Neill, Le orogini della psicologia moderna, Bologna 1975.
g) Экономика:
G. Soule, Storia del pensiero economico, Bologna 1955; E. James, Storia del pensiero economico, Milano 1963; H. Denis, Storia del pensiero economico, 2 voll., Milano 1968; J. A.Schumpeter, Storia dell'analisi economica, Torino 1972; E. Roll, Storia del pensiero economico, Torino 1977; A Seldon-F. G. Pennance, Dizionario di economia, Milano 1979.
h) Право: G. Fasso, Storia della filosofia del dirito, 3 voll., Bologna 1968.
i) Политика: G. H. Sabine, Storia delle dottrine politiche, 2 voll., Milano 1978.
1) Социология: F. Jonas, Storia della sociologia, Bari 1970; R. Aron, Le tappe del pensiero sociologico (Montesquieu, Comte, Marx, Tocqueville, Durkheim, Pareto, Weber), Milano 1974; H. Schoeck, Storia della sociologia, Roma 1980.
2. G. Frege, Logica e aritmetica, Torino 1965; F. Rivetti Barbo, 'Senso' e 'significato' di Frege, Milano 1961; R. Egidi, Ontologia e conoscenza matematica. Un saggio su Frege, Firenze 1964; M. Trincherò, La filosofia dell'aritmetica di G. Frege, Torino 1967; С Mangione, La svolta della logica nell'Ottocento, e Logica e problemi dei fondamenti nella seconda meta dell'Ottocento, in Geymonat, Storia, cit., vol. V, pp. 66, 92-161 e 755-830.
3. R.Bonola, La geometria non-euclidea, Bologna 1906; P. A. Giustini, Da Euclide a Hilbert: dal miracolo greco alle geometrie non-euclidee, Roma 1974; E. Agazzi - D. Palladino, Le geometrie non-euclidee e i fondamenti della geometria, Milano 1978; L. Magnani, Le geometrie non-euclidee, Bologna 1978.
4. С Darwin: L'origine delle specie per selezione naturale, Torino 1967; L'origine dell'uomo, Roma 1966. О Дарвине и о биологии ХIХ века: G. Montalenti, L'evoluzione, Torino 1965; G. Montalenti, С. Darwin, Roma 1982; G. Pancaldi, С Darwin: Storia e aconomia della natura, Firenze 1977; J. С. Greene. La morte di Adamo, Milano 1971; В. Farrington, Che cosa ha veramente detto Darwin, Roma 1977; L. Eisley, Il secolo di Darwin, Milano 1975; A. Lavergata, L'evoluzione biologica: da Linneo a Darwin, Torino 1979; F. Mondella, La teoria dell'evoluzione e l'opera di С Darwin, e l'opera di С Darwin, e La biologia alla fine dell'Ottocento, in Geymonat, Storia, cit., vol. V, pp. 247-93 e 648-710.
5. Смотри выше 1d, a также: F. Mondella, Principi e problemi della termodinamica, in Geymonat, Storia, cit., vol. V, pp. 186-227; L. Geymonat, La teoria dei campi: Maxwell, e Trasformazione di fondo nella scienza fisica, pp. 162-85 e 831-50.
6. L. Formigari, La logica del pensiero vivente. Il linguaggio nella filosofia della 'Roomantik', Roma-Bari 1977; La linguistica romantica, Torino 1977.
7. Смотри выше 1f, a также: F. Meotti, La nascita della psiciligia scientifica, in Geymonat, Storia, cit., vol. V, pp. 372-410.
8. Смотри выше 11, a также: Р. Madami, L'esigenza di una 'scienza sociale': il costituirsi della sociologia, in Geymonat, Storia, cit., vol. V, pp. 411-33; С Montaleone, Biologia sociale e mutamento. D pensiero di Durkheim, Milano 1980.
Глава девятая
R. Avenarius, Critica dell'esperienza pura, Bari 1972; Lenin, Materialismo ed empiriocriticismo, Roma 1970; A. D'Elia, E. Mach, Firenze 1971; S. Poggi, I sistemi dell'esperienza, Bologna 1977; F. Adler, E. Mach e materialismo, Roma 1978.
819
Глава десятая
J. H. Poincare: D valore della scienza, Firenze 1947; La scienza e l'ipotesi, Firenze 1949. L. De Broglie, Introduzione a P.Duhem, La teoria fisica, Bologna 1978; G. Rocci, Scienza e convenzionalismo, Roma 1978; P. Panini, Fisica e geometria dall'Ottocento a oggi, Torino 1979; G. Polizzi, Scienza ed epistemologia in Francia (1900-1970), Torino 1979.
Глава одиннадцатая
Nietzsche-Rohde-Wilamowitz-Wagner, La polemica sull'arte tragica, Firenze 1972; W. Kaufmann, Nietzsche. Filosofo, psicilogo, anticristo, Firenze 1974; G. Vattimo, Il soggetto e la maschera. Nietzsche e il problema della liberzione, Milano 1974; M. Montinari, Che cosa ha veramente detto Nietzsche, Roma 1975; H. M. Wolf, Nietzsche. Una via verso il nulla, Bologna 1975; E. Fink, La filosofia di Nietzsche, Milano 1977; F. Masini, Lo scriba del caos, Bologna 1979; К Schlechte, Nietzsche e il grande meriggio, Napoli 1981; M. Montinari, Su Nietzsche, Roma 1981; K. Lowith, Nietzsche e l'eterno ritorno, Roma-Bari 1982; С. Р. Janz, Vita di Nietzsche, 3 voll., Roma-Bari 1980-82. По истории критики смотри: G. Vattimo, Nietzsche, in Questioni, cit vol III pp. 719-749.
Глава двенадцатая
G. Gigliotti, Il neocriticismo tedesco, Torino 1983; E. Cassirer: Storia della filosofia moderna (см. выше); Saggio sull'uomo, Roma 1968; Linguaggio e mito, Milano 1961; Filosofia delle forme simboliche, 3 voll., Firenze 1961-70; La rinascenza platonica in Inghilterra e la Scuola di Cambridge, Firenze 1968; La filosofia deu'Illuminismo, Firenze 1973; Individuo e cosmo nella filosofia del Rinascimento, Firenze 1974; Determinismo e indeterminismo nella fisica moderna, Firenze 1970. M. Lancellotti, Funzione, simbolo e struttura. Saggio su E. Cassirer, Roma 1974; L. Lugarini, Cassirer e il problema etico nell'esperienza mitica, Milano 1967; W. Windelband: Storia della filosofia, 2 voll., Palermo 1910-12; Storia della filosofia moderna, 3 voll., Firenze 1925; Preludi, Milano 1948.' С Rosso, Figure e dottrine della filosofia dei valori, Napoli 1973.
Глава тринадцатая
Тексты. 1. Lo storicismo contemporaneo, Torino 1970; Lo storicismo tedesco, Torino 1977.
2. W. Dilthey: Critica della ragione storica, Torino 1954; Ermeneutica e religione, Bologna 1970; L'essenza della filosofia, Brescia 1971; L'analisi dell'uomo e l'intuizione della natura. Dal Rinascimento al secolo XVIII, 2 voll., Firenze 1974; Introduzione alle scienze dello spirito, Firenze 1974; Lo studio delle scienze umane socisli e politiche, Napoli 1975.
3 и 4. см. предыдущую главу.
5. G. Simmel: L'etica e i problemi della cultura moderna, Napoli 1968.
6. O. Spengler: Il tramondo dell'Occidentale, Milano 1978;
7. E. Troeltsch: Le dottrine sociale delle Chiese e dei grappi cristiane, 2 voll., Firenze 1969; L'assolutezza del Cristianesimo e la storia delle religioni, Napoli 1968; Etica, religione, filisofia della storia, Napoli 1974; L'essenza del mondo moderno, Napoli 1977.
8. F. Meineche: Cosmopolitismo e Stato nazionale, 2 voll., Firenze 1930; Le origini dello storicismo, Firenze 1954; L'idea della ragion di stato nella storia moderna, Firenze 1970.
Литература. 1. P. Rossi, Storia e storicismo nella filosofia contemporanea, Milano 1960; С Antoni, Lo storicismo, Torino 1968; P. Rossi, Lo storicismo tedesco contemporaneo, Torino 1971; F. Tessitore, Dimensioni dello storicismo, Napoli 1971; D. Antiseri, La metodologia della storiografia nello storicismo tedesco contemporaneo, Torino 1972; С Antoni, Dallo storicismo alla sociologia, Firenze 1973; F. Bianco, Storicismo e ermeneutica, Roma 1874; F. Bianco, Il dibattito sullo storicismo, Bologna 1978; F. Bianco, Lo storicismo tedesco, in Questioni cit vol.V, pp. 495-592.
2. G. Marini, Dilthey e la comprensione del mondo umano, Milano 1965; F. Bianco, Dilthey e la genesi della critica storica della ragione, Milano 1971; С Vicentini, Studio su Dilthey, Milano 1974; G. Cacciatore, Scienza e filosofia in Dilthey, 2 voll., Napoli 1976.
3. См. предыдущую главу.
4. F. Federici, La filosofia dei valori di H. Rickert, Firenze 1933.
5. A. Banfi, G. Simmel e la filosofia della crisi, Milano 1961.
6. L. Giusso, Spengler e la dottrina degli universi formali, Napoli 1935.
820
7. A. Caracciolo, Introduzione a E. Troeltsch, L'assolutezza del Cristianesimo e la storia delle religioni (см. выше).
8. F. Tessitore, F. Meinecke storico delle idee, Firenze 1969.
Глава четырнадцатая
Тексты. M. Weber: Il metodo delle scienze storico-sociale, Torino 1958; L'etica protestante e lo spirito del capitalismo, Firenze 1965; Economia e società, 2 voll., Milano 1968; Illavoro intelletuale come processione, Torino 1973; Sociologia delle religioni, 2 voll., Torino 1977.
Литература. L. Cavalli, Max Weber: religione e cocieta, Bologna 1968; F. Ferrarotti, Max Weber e il destino della ragione, Bari 1975; N. M. De Feo: Introduzione a Weber, Roma-Bari 1873; Max Weber, Firenze 1975; С Duso, M. Weber: razionalità e politica, Venezia 1980; P. Rossi, Max Weber e l'analisi del mondo moderno, Torino 1981; F. Ferrarotti, L'orfano di Bismarck. Max Weber e il suo tempo, Roma 1982.
Глава пятнадцатая
Тексты. 1. D pragmatismo, Torino 1970.
2. С S. Peirce: Caso, amore e logica, Torino 1956; Pragmatismo e pragmaticismo, Padova 1966.
3. W. James: Saggi pragmatisti, Lanciano 1910; La volontà di credere, Milano-Messina 1946; Principi di psicilogia, Milano 1950; Saggi sull' empirismo radicale, Bari 1971.
5. G. Papini, Pragmatismo (1903-1911), Firenze 1920; G. Vailati, Introduzione alla filosofia, Bari 1867.
Литература. 1. E. P. Lamanna, Il pragmatismo anglo-americano, Firenze 1952; A. Santucci, D pragmatismo in Italia, Bologna 1963; E. W. Schneider, Storia della filosofia americana, Bologna 1963; С Sini, Il pragmatismo americano, Bari 1972.
2. A. Guccione Monroy, Peirce e il pragmatismo americano, Palermo 1957; N. Bosco, La filosofia pragmatica di С S. Peirce, Torino 1959; W. В. Gallie, Introduzione a С. S. Peirce e il Pragmatismo, Firenze 1965.
3. G. Riconda, La filosofia di W.James, Torino 1962; M. Knight, Introduzione a W. James, Firenze 1963; A. Santucci, Introduzione a Il pensiero di W. James, Torino 1963; G. A. Roggerone, James e la crisi della coscienza contemporanea, Milano 1967; Peirce e James, in Questioni, cit., vol. IV, pp. 599-641.
5. AA. VV., G. Vailati, монография в 'Rivista critica di storia della filosofia', Milano 1963; G. Bonomi, G. Vailati, 2 voll., Cremona s. d. (ma 1970); V. Milanesi, Un intellettuale 'organico'. Vailati e la filosofia della prassi, Padova 1979; L. Binanti, G. Vailati. Filosofia e scienza, L'Aquila 1979.
Глава шестнадцатая
Тексты. J. Dewey: Logica, teoria dell'indagine, 2 voll., Torino 1974; Natura e condotta dell'uomo. Introduzione alla psicologia sociale, Firenze 1968; La ricerca della certezza, Firenze 1968; L'arte come esperienza, Firenze 1973; Teoria della valutazione, Firenze 1981; Esperienza e natura, Milano 1973.
Литература. A. Bausola, L'etica di J. Dewey, Milano 1960; L. Borghi: L'ideale educativo di J. Dewey, Firenze 1976; J. Dewey e il pensiero pedagogico contemporaneo negli Stati Uniti, Firenze 1974; A. Visalberghi, John Dewey, Firenze 1976; A. Granese, Introduzione a Dewey, Roma-Bari 1973; V. Milanesi, Logica della valutazione ed etica naturalistica in Dewey, Padova 1977; F. De Aloysio, Dewey, in Questioni, cit., vol. IV, pp. 643-676.
Глава семнадцатая
Тексты. 1. Gli Hegeliani d'Italia (Vera, Spaventa, Jaja, Maturi, Gentile), Torino 1964;
4. F. H. Bradley, Apparenza e realta. Saggio di metafisica, Milano 1947.
5. G. E. Moore: Principia etnica, Milano 1964; Saggi filosofici, Milano 1970; Studi filosofici, Bari 1971; Etica, Milano 1982.
Литература. 1. U. Spirito, L'idealismo italiano e i suoi critici, Firenze 1930; A. Guzzo, S. Maturi, Brescia 1946; A. Plebe, Spaventa e Vera, Torino 1954; E. Cione, F. De Sanctis e i suoi tempi, Napoli 1960; I. Cubeddu, B. Spaventa, Firenze 1964.
821
2. E. Agazzi, Il giovane Croce e il marxismo, Torino 1962; F. Nicolini, B. Croce, Torino 1962; R. Franchini, Croce interprete di Hegel, Napoli 1964; M. Puppo, D metodo e la critica di B. Croce, Milano 1964; A. Bausola: Filosofia e storia nel pensiero crociano, Milano 1965; Etica e politica nel pensiero di B. Croce, Milano 1966; R Franchini, La teoria della storia di B. Croce, Napoli 1966; E. P. Lamanna, Introduzione alla lettura di Croce, Firenze 1969; G. Sasso, B. Croce. La ricerca della dialettica, Napoli 1975; N. Badaloni e С Muscetta, Labriola, Croce, Gentile, Roma-Bari 1977; P. D'Angelo, L'estetica di B. Croce, Roma-Bari 1982; V. Stella, Croce, in Questioni, cit., vol. IV, pp. 435-485.
3. A. Lo Schiavo, Introduzione a Gentile, Roma-Bari 1974; N. Badaloni e С Muscetta, Labriola, Croce, gentile, Roma-Bari 1977; AA. VV., Il pensiero di G. Gentile, 2 voll., Roma 1977; M. di Lalla, Vita di G. Gentile, Firenze 1975; A. Negri, G. Gentile. Costruzione e senso dell'attualismo e G. Gentile. Sviluppi e incidenza dell'attualismo, Firenze 1975; A. Negri, Gentile e gli sviluppi dell'attualismo, in Questioni, cit., vol. IV, pp. 487-567.
4. С Arata, Bradley, Milano 1951; M. T. Antonelli, La metafisica di F. H. Bradley, Milano 1952.
5. A. Granese, G. E. Moore e la filosofia analitica inglese, Firenze 1970; D. Campanale, Filosofia ed etica scientifica nel pensiero di G. E. Moore, Bari 1971; E. Lecaldano, Introduzione a Moore, Bari 1972.
Глава восемнадцатая
Тексты. M. de Unamuno: Le Obras complétas, Madrid 1958; Vita di don Chisciotte e di Sancio, Milano 1961; Del sentimento tragico della vita, Milano 1914, Firenze 1924; L'agonia del Cristianesimo, Milano 1926, 1946; Essenza della Spagna, Milano 1945; La mia religione e altri Saggi, Torino 1953.
Литература. S. Serrano Poncella, El pensamiento de Unamuno, Citta del Messico 1953; M. Puccini, Miguel de Unamuno, Roma 1925; M. Oromi, El pensamiento filosofico de Miguel de Unamuno, Madrid 1925; A. Savignano, Il Cristo di Unamuno, Brescia 1990; С. Calvetti, La fenomenologia della credenza in Miguel de Unamuno, Milano 1953; J. Ferrater Mora, Unamuno. Bosquejo de una filisofia, Buenos Aires 1957; N. Gonzales Caminero, Unamuno: trayectoria de su pensamiento у di su crisis religiosa, Madrid 1948; J. Marias, Miguel de Unamuno, Madrid 1943; J. Cassou, Unamuno, l'exile a perpétuité, in 'Les cahiers du Sud', п. 325, ottobre 1954; R.-M.Alberes, Miguel de Unamuno, Torino 1966; J. A. Collado, Kierkegaard y Unamuno, Madrid 1962; A. Savignano, Unamuno, Ortega, Zubiri. Tre voci della filosofia del Novecento, Napoli 1987, p. 1-79.
Глава девятнадцатая
Тексты. Ortega у Gasset: Le obras complétas (in XII volumi); Cos'è filosofia?, Torino 1973; Scritti politici, Torino 1978; Aurora della ragione storica, Milano 1983, Storia e sociologia, Napoli 1983; La ribellione delle masse, Bologna 1984; Il tema del nostro tempo, Milano 1985; Meditazioni del Chisciotte, Napoli 1986; Scienza e filosofia, Roma 1984; Meditazioni sulla felicita, Milano 1985; Una interpretazione della storia universale, Milano 1978.
Литература. AA. VV., Attualità di Ortega у Gasset, Firenze 1984; J. H. Walgrave, La filosofia di Ortega y Gasset, Madrid 1965; J. L Aranguren, La etica de Ortega, Madrid 1966; J. Ferrater Mora, Ortega y Gasset. Etapas de una filosofia, Barselona 1958; P. Garragorri, Introducion a Ortega, Madrid 1970; J. Marias, Ortega. Circumstancia y vocacion, Madrid 1983; L. Pellicani, La sociologia storica di Ortega y Gasset, Milano 1986; L. Infantino, Ortega y Gasset. Una introduzione, Roma 1990; A. Savignano, Ortega y Gasset: la ragione vitale e storica, Firenze 1984.
Глава двадцатая
Тексты. 2. F. Brentano: La classificazione delle attività psichiche, Lanciano 1913; Sull'origine della conoscenza morale, Brescia 1966.
3. E. Husserl: La filosofia come scienza rigorosa, Torino 1958; Meditazioni cartesiane e Discorsi parigini, Milano 1960; Esperienza e giudizio, Milano 1960; Logica formale e trascendentale, Bari 1966; Ricerche logiche, 2 voll., Milano 1968; La crisi delle scienze europee e la fenomenologia trascendentale, Milano 1968; Idee per una fenomenologia pura e per una filosofia fenomenologica, Torino 1970; Per la fenomenologia della coscienza interna del tempo, Milano 1981.
822
4. M. Scheler: Б formalismo nell'etica e l'etica materiale dei valori, Milano 1944; La posizione dell'uomo nel cosmo, Milano 1962; Amore e conoscenza, Padova 1967; Sociologia del sapere, Roma 1967; L'eterno nell'uomo, Milano 1972; D risentimento nella edificazione delle morali, Milano 1975; Essenza e forme della simpatia, Roma 1980; Borghesia, socialismo e intuizione del mondo, Brescia 1982.
5. N. Hartmann: Filosofia sistematica, Milano 1943; La fondazione dell'ontologia, Milano 1963; Etica, 3 voll., Napoli 1969-72; Il problema dell'essere spirituale, Firenze 1971; La filosofia dell'idealismo tedesco, 2 voll., Milano 1972; Introduzione all'ontologia critica, Napoli 1972.
6. R. Otto: Il sacro. L'irrazionale nell'idea del divino e la sua relazione al razionale, Milano 1966;
7. Edith Stein: D problema dell'empatia, Roma 1985; Essere finito e essere eterno. Per una elevazione al senso dell'essero, Roma 1988; Scientia crucis, Milano 1960; La donna. Il suo compito secondo la natura e la grazia, Roma 1968; La fenomenologia di Husserl e la filosofia di S. Tommaso d'Aquino, in 'Memorie Domenicane', 7. 1976; La filosofia esistenziale di Martin Heidegger, Catania 1979; La scelta di Dio. Lettere (1917-1942), Roma 1973.
Литература. 1. J. H. van der Berg, Fenomenologia e psichiatria. Introduzione all'analisi esistenziale, Milano 1961; P. Chiodi, Esistenzialismo e fenomenologia, Milano 1963; P. Thevenaz, La fenomenologia da Husserl a Merleau-Ponty, Roma 1976; S. Zecchi, La fenomenologia dopo Husserl nella cultura contemporanea, Firenze 1978.
2. A. Bausola, Conoscenza e moralità in Franz Brentano, Milano 1968; F. Volpi, Heidegger e Brentano, Padova 1976;
3. S. Vanni Rovighi, Husserl, Brescia 1950; AA. VV., Omaggio a Husserl, Milano 1960; E. Paci, Tempo e verità nella fenomenologia di Husserl, Bari 1961; Id., Funzione delle scienze e significato dell'uomo, Milano 1963; L. Kelkel - R. Scherer, Husserl: La vita e l'opera, Milano 1966; R. Raggiunti, Introduzione a Husserl, II ed., Roma-Bari 1981; M. Lenoci, Husserl, in Questioni, cit., vol. IV, pp. 13-92.
4. V. Filippone, Società e cultura nel pensiero di M. Scheler, Milano 1964; G. Ferretti, Max Scheler, vol. I, Fenomenologia e antropologia personalista , vol. II, Filosofia della religione, Milano 1972; A. Lambertino, Max Scheler. Fondazione fenomenologica dell'etica dei valori, Firenze 1977; ВС Wojtyla, Max Scheler, Roma 1980; G. Ferretti, Scheler, in Questioni, cit., vol. IV, pp. 93-120.
5. F. Barone, N. Hartmann nella filosofia del Novecento, Torino 1957; F. Sirchia, N. Hartmann dal neokantismo all'ontologia, Milano 1969; R. Cantoni, Che cosa ha veramente detto Hartmann, Roma 1972; G. Penati, Hartmann, in Questioni, cit., vol. IV, pp. 120-135.
7. Theresia Renata dello Spirito Santo, Edith Stein, Brescia 1959; J. M. Oesterreicher, Walls are crumbling: seven jewish philosophers discover Christ, New York 1952; E. De Miribel, Edith Stein, Milano 1987; A. Bajsic, Begriff einer christlichen Philosophie bei Edith Stein, Bolzano 1961; A. Ales Bello, A proposito della 'Philosophia Perennis'. Tommasso d'Aquino e E.Husserl nell'interpretazione di E.Stein, in 'Sapienza', XXVII, 3-4, 1974; С Bettinelli, Il pensiero di Edith Stein. Dalla fenomenologia alla scienza della croce, Milano 1976; Id., Edith Stein. Vie della conoscenza di Dio, Padova 1983; A. Lamacchia, Edith Stein. Filosofia e senso dell'essere, Bari 1989.
Глава двадцать первая
Тексты. M. Heidegger: Dell'essenza del fondamento, Milano 1952; Che cos'è la metafisica, Firenze 1979; Kant e il problema della metafisica, Milano 1962; Sentieri interrotti, Firenze 1973; Introduzione alla metafisica; Milano 1968; La dottrina del giudizio nello psicologismo, Padova 1972; Saggi filosofici 1912-17, Padova 1972; In cammino verso il linguaggio, Milano 1973; Saggi e discorsi, Milano 1976; Essere e tempo, Milano 1982; La dottrina di Piatone sulla verita e Lettera sull'umanesimo, Torino 1975; Sull'essenza della verità, Brescia 1973; La dottrina delle categorie e del significato in Duns Scoto, Roma-Bari 1974; Kant e il problema della metafisica, 2-a ed., Roma-Bari 1981.
Литература. G. Vattimo, Introduzione a Heidegger, Bari 1980; C. Antoni, L'esistenzialismo di M. Heidegger, Napoli 1972; U, Regina, Heidegger, Esistenza e sacro, Brescia 1974; V. Vitiello, Heidegger: il nulla e la fondazione della storicità, Urbino 1976; U. M. Ugazio, Il problema della morte nella filosofia di Heidegger, Milano 1976; K. Axelos, Marx e Heidegger, Napoli 1977; U. Galimberti, Linguaggio e civiltà. Analisi del linguaggio occidentale in Heidegger e Jaspers, Milano 1977; M. Ruggenini, Il soggetto e la tecnica. Heidegger, interprete 'inattuale' dell'epoca presente,
823
Roma 1977; M. Heidegger, D senso dell'essere e la 'svolta', Firenze 1982; E. Carulli, Heidegger, in Questioni, cit., vol. IV, pp. 139-179.
Глава двадцать вторая
Тексты. 1. L'esistenzialismo, antologia degli scritti di Kierkegaard, Heidegger, Jaspers, Marcel, Sartre, Abbagnano, Torino 1971.
2. K. Jaspers: Introduzione alla filosofia, Milano 1959; La bomba atomica e il futuro dell'uomo, Milano 1960; La filosofia dell'esistenza, Milano 1964; Psicopatologia generale, Il pensiero scientifico, Roma 1964; Ragione ed esistenza, Torino 1971; Ragione e antiragione nel nostro tempo, Firenze 1970; I grandi filosofi, Milano 1973; Filosofia, 3 voll., Milano 1972-77.
3. Hannah Arendt: The Origins of Totalitariarism, New York 1951 (trad. it. Le origini del totalitarismo, Milano 1967,1978); The Human Condition, Chicago 1958 (trad. it. Vita activa, Milano, Bompiani 1964); Between Past and Future: Six Exercises in Political Thought, New York 1961 (trad. it. Tra passato e futuro, Firenze 1970); Eichmann in Jerusalem: A Report on the Banaliti of Evil, New York 1963 (trad. it. La banalità del male. Eichmann a Gerusalemme, Milano 1964); On Revolution, New York 1963 (trad. it. Sulla Rivoluzione, Milano 1983); Crises of the Republic-Lying in Politics, Civil Disobedience, On Violence, Thoughts on Politics and Revolution, San Diego-New York-London 1969 (trad. it. Politica e menzogna, Milano 1985) ; The Life of Mind, New York 1978 (trad. it. La vita della mente, Bologna 1987).
4. J.-P. Sartre: Immagine e coscienza, Torino 1948; L'essere e Д nulla, Milano 1965; L'immaginazione. Idee per una teoria delle emozione, Milano 1962; L'esistenzialismo e' un umanesimo, Milano 1963; Critica della ragione dialettica, 2 voll., Milano 1963; Il filosofo e la politica, Roma 1964; La trascendenza dell'Ego, Napoli 1971.
5. M. Merleau-Ponty: La struttura del comportamento, Milano 1963; Fenomenologia della percezione, Milano 1965; Le avventure della dialettica, Milano 1965; Segni, Milano 1967; Senso e non senso, Milano 1968; Umanesimo e terrore, Milano 1978.
6. G. Marcel: Filosofia della vita, Milano 1943; Diario e scritti religiosi, Modena 1943; L'uomo contro l'umano, Roma 1963; L'uomo problematico, Torino 1964; Giornale metafisico, Roma 1966; Homo viator, Torino 1967; Il mistero dell'essere, 2 voll., Torino 1970-71.
Литература. 1. С. Fabro, Introduzione all'esistenzialismo, Milano 1943; L. Pareyson, Studi sull'esistenzialismo, Firenze 1950; Id., Esistenza e persona, Torino 1966; A. Santucci, Esistenzialismo e filosofia italiana, Bologna 1967; N. Abbagnano, Introduzione all'esistenzialismo, Milano 1970; P. Prini, Storia dell'esistenzialismo, Roma 1971.
2. L. Pareyson, La filosofia dell'esistenza e K. Jaspers, Napoli 1940; A. Caracciolo, Studi jaspersiani, Milano 1958; G. Penso, Essere e Dio in K. Jaspers, Firenze 1972; S. Marzano, Aspetti kantiani del pensiero di Jaspers, Milano 1974; U. Galimberti, Linguaggio e civiltà, cit. (см. гл. 20); U. Galimberti, Jaspers, in Questioni, cit., vol.IV, pp. 181-215.
3. AA. VV., La pluralità irrappresentabile. Il pensiero politico di H. Arendt, Napoli 1987; R. Aron, L'essence du totalitarisme, in 'Critique', X, 80, pp. 51-70; M. Canovan, The Political Thought of H. Arendt, London 1974; A. Energen, Philosiphie et politique chez Hannah Arendt, Paris 1979 (trad. it. Il pensiero politico di Hannah Arendt, Roma 1987); F. G. Friedmann, Hannah Arendt: eine deutsche Judin in Zeitalter des Totalitarismus, München 1985 ; С Lafer, Hannah Arendt: pensamento persuaso e poder, Rio de Janeiro 1979; D. May, H. Arendt, New York 1986; T. Serra, L'autonomìa del politico, Teramo 1984.
4. S. Moravia, Introduzione a Sartre, Roma-Bari 1973; G. Cotroneo, Sartre, 'rareté' e storia, Napoli 1976; M. Barale, Filosofia come esperienza trascendentale. Sartre, Firenze 1977; P. P. Ottonello, Sartre, Merleau-Ponty, Abbagnano, in Questioni, cit., vol. IV, pp. 217-248.
5. G. Semerari, Da Schelling a Merleau-Ponty, Bologna 1962; G. Derossi, M.Merleau-Ponty, Torino 1965; A. Robinet, Che cosa ha veramente detto Merleau-Ponty, Roma 1973; G. L. Brena, La struttura della percezione, Studio su Merleau-Ponty, Milano 1969; Id., Alla ricerca del marxismo: M. Merleau-Ponty, Bari 1977; A. Delogu, Ne' rivolta ne'rassegnazione. Saggio su Merleau-Ponty, ETS, Pisa 1980.
6. M. Zoccoletti, La filosofia dell'esistenza secondo G.Marcel, Padova 1942; A. Scivoletto, L'esistenzialismo di Marcel, Bologna 1950; P. Prini, G. Marcel e la metodologia dell'inverificabile, Roma 1968; A. M. A. Ariotti, L'"homo viator' nel pensiero di G. Marcel, Torino 1966; F. Polato, Marcel, Lavelle, Le Senne, in Questioni, cit., vol. IV, pp. 249-301.
824
Глава двадцать третья
Тексты. H. G. Gadamer: Б problema della coscienza storica, Napoli 1969; Verita e metodo, Milano 1983; Ermeneutica e metodica universale, Torino 1973; La dialettica di Hegel, Torino 1973; Studi platonici 1, Torino 1983.
Литература. J. M. Robinson-E.Fuchs, La nuova ermeneutica, Brescia 1967; К. О. Apel, Ermeneutica e comunicazione, Torino 1970; G. Vattimo, Introduzione a H. G. Gadamer, Verità e metodo, cit.; L. Pareyson, Verità e interpretazione, Milano 1972; P. Ricoeur, La sfida semiologica, Roma 1974; E. Fuchs, Ermeneutica, Milano 1974; E. D. Hirsch, Come si interpreta un testo, Roma 1978; D. Antiseri, Teoria unificata del metodo, Padova 1981; G. Ripanti, Gadamer, Assisi 1978; V. Verra, Ermeneutica e coscienza storica, in Questioni, cit., vol. V, pp. 593-624.
Глава двадцать четвертая
Тексты. 1. E. Berti: Teoria generale della interpretazione, 2 voll., Milano 1955; L'ermeneutica come metodica generale delle scienze dello spirito, Roma 1987.
2. P. Ricoeur: Le volontaire et l'involontaire, Paris 1950; Histoire et vérité, Paris 1955; Finitude et culpabilite. 1. L'homme faillible; 2. La simbolique du mal, Paris 1960 (trad. it. Finitudine e colpa, Bologna 1970); De l'interpretation. Essai sur Freud, Paris 1965 (trad. it. Dell'interpretazione. Saggio su Freud, Milano 1967); Le conflit des interpretations. Essai d'herméneutique, Paris 1969 (trad. it. Il conflitto delle interpretazioni, Milano 1977); La metaphore vive, Paris 1975 (trad. it. La metafora viva, Milano 1981); Temps et recit, 3 voll., Paris 1983-1985 (trad. it. Tempo e racconto, Milano 1986-1988); Du texte a l'herméneutique II, Paris 1986 (trad. it. Dal testo all'azione. Saggi di ermeneutica, Milano 1988).
3. L. Pareyson: La filosofia dell'esistenza e Carlo Jaspers, Napoli 1940; Studi sull'esistenzialismo, Firenze 1943; Esistenza e persona, Torino 1950, Genova 1985; Fichte, Torino 1950, Milano 1976; Estetica. Teoria della formativita, Torino 1954; L'estetica e i suoi problemi, Milano 1961; L'etica di Pascal, Torino 1966; Conversazioni di estetica, Milano 1966; Verità e interpretazione, Milano 1971; Filosofia ed esperienza religiosa, in 'Annuario filosofico', 1985, pp. 7-52; Filosofia dell'interpretazione.
4. G. Vattimo: Essere, storia e linguaggio in Heidegger (1963), Genova 1989; Poesia e ontologia, Milano 1967; Schleiermacher, filosofo dell'interpretazione, Milano 1968; Introduzione a Heidegger (1971), Roma-Bari 1982; Il soggetto e la maschera, Milano 1974; Le avventure della differenza, Milano 1980; Al di la del soggetto, Milano 1981; Il pensiero debole, Milano 1983; La fine della modernità, Milano 1985; Introduzione a Nietzsche, Roma-Bari 1986; La società trasparente, Milano 1989; Etica dell'interpretazione, Torino 1989.
Литература. 1. G. Crifo, In memoriam. Emilio Berti, in 'Bollettino di storia del diritto romano', 70, 1967, pp. 293-320; AA. VV., Studi in onore di E. Berti, Milano 1962; T. Griffero, Interpretare. L'ermeneutica di Emilio Betti, Torino 1988; AA. VV., Fascicolo monografico su Berti, nei 'Quaderni fiorentini per la storia del pensiero giuridico moderno', 1988; M. Ferraris, Storia dell'ermeneutica, Milano 1988, pp. 363-369; G. Mura, Ermeneutica e verità. Storia e problemi della filosofia dell'interpretazione, Roma 1990, pp. 284-301; J.Bleicher, L'ermeneutica contemporanea, Bologna 1986, pp. 43-73; H.G.Gadamer, Verita e metodo, trad. it., Milano 1972, pp. 360-362 e pp. 376- 383.
2. AA. VV., L'io dell'altro. Confronto con Paul Ricoeur, Genova 1993; F. Guerrera-Brezzi, Filosofia e interpretazione. Saggio sull'ermeneutica restauratrice di Paul Ricoeur, Bologna 1969; G. Grampa, Ideologia e poetica, Milano 1979; D. Jervolino, Il cogito e l'ermeneutica, Napoli 1984; M. Gervasoni, La 'poetica' nell'ermeneutica ideologica di Paul Ricoeur, Brescia 1985; P. Welsen, Philosophie und Psichoanalyse. Zum Begriff der Hermeneutik in der Freud-Deutung Paul Ricoeurs, Tubingen, 1986; О. Rossi, Introduzione alla filosofia di Paul Ricoeur, Bari 1984; M. Buzzoni, Paul Ricoeur. Persona e ontologia, Roma 1988.
3. E. Pera Genzone, L'etica di Luigi Pareyson, Torino 1963; U. Eco, La difinizione dell'arte, Milano 1972, pp. 9-31 e 135-139; G. Riconda, La philosophie de l'interprétation de Luigi Pareyson, in 'Archives de philosophie', 1980, pp. 177-194; G. Vattimo, Ermeneutica e secolarizzazione. A proposito di Luigi Pareyson, in 'Aut Aut', n. 213, 1986; M. Ferraris, Storia dell'ermeneutica, Milano 1988, pp. 292-296.
4. D. Antiseri, Le ragioni del pensiero debole, Roma 1993.
825
Глава двадцать пятая
Тексты. В. Russell: La mia vita in filosofia, Milano 1961; Introduzione alla filosofia matematica, Milano 1962; La conoscenza umana e i suoi limiti, Milano 1963; L'analisi della materia, Milano 1964; La conoscenza del mondo esterno, Milano, 1966; Storia della filosofia occidentale, cit.; L'analisi della mente, Roma 1969; Autobiografia, Milano 1969; Misticismo, logica e altri saggi, Milano 1970; Teoria e pratica del bolscevismo, Roma 1970; I principi della matematica (1903), Roma 1971; La filosofia di Leibniz, Roma 1972; I problemi della filosofia, Milano 1973; A. N. Whitehead: La scienza e il mondo moderno, Milano 1959; Il concetto della natura, Torino 1975; Processo e realta, Milano 1965.
Литература. E. Riverso, Il pensiero di B.Russell, Napoli 1958; A. Granese, Che cosa ha veramente detto Russell, Roma 1971; AA VV., B. Russell filosofo del secolo, Milano 1974; R. Pujia, B. Russell e l'eredita idealista inglese, Messina 1977; С Sini, Whitehead e la funzione della filosofia, Padova 1965; P. A. Rovatti, La dialettica del processo. Saggio su Whitehead, Milano 1969; F. Barone - M. Pera, Russell, in Questioni, cit., vol. V, pp. 79-124; A. Deregibus, Whitehead, in Questioni, cit., vol. V, pp. 125-166.
Глава двадцать шестая
Тексты. L. Wittgenstein: Ricerce filosofiche, Torino 1974; Lezioni e conversazioni sull'etica, l'estetica, la psicologia e la credenza, Milano 1967; Tractatus logico-philosophicus e Quaderni 1914-1916, Torino 1979; Scritti scelti, Milano 1970; Lettere di L.Wittgenstein. Con Ricordi, Firenze 1970; Osservazioni sopra i fondamenti della matematica, Torino 1979; Lettere a Ludwig von Ficker, Roma 1974; Osservazioni filosofiche, Torino 1981; Della certezza, Torino 1978.
Литература. A G. Gargani, Introduzione a Wittgenstein, Roma-Bari 1980; M. Micheletti, Lo schopenhauerismo di L. Wittgenstein, Padova 1973; D. Mudciagli, Logica e ontologia in Wittgenstein, Lecce 1974; W. W. Bartley III, L. Wittgenstein maestro di scuola elementare, Roma 1975; A. Janik - S. E. Toulmin, La grande Vienna. La formazione di Wittgenstein, Milano 1975; M. Sbisa, Che cosa ha veramente detto Wittgenstein, Roma 1975; D. Antiseri, Introduzione a L.Wittgenstein, Dizionario per la scuola elementare, Roma 1976; B. Belohradsky, Wittgenstein, in Questioni, cit., vol. IV, pp. 677-712.
Глава двадцать седьмая
Тексты. M. Lenoci, La filosofia analitica, cap. XXI di S. Vanni Rivoghi, Storia della filosofia contemporanea, cit., pp. 565-608; D. Antiseri, Moore e la filosofia analitica, in Questioni, cit., vol. V, pp. 9-77.
Литература. 1. J. D. Urmson, L'analisi filosofica. Origini e sviluppo della filosofia analitica, Milano 1966; B. Williams - A. Montefiore, Filosofia analitica inglese, Milano 1967; E. Riverso, La filosofia analitica in Inghilterra, Roma 1969; D. Antiseri, Dal neopositivismo alla filosofia analitica, Roma 1966; Id., Dopo Wittgenstein: dove va la filosofia analitica, Roma 1968; Id., La filosofia del linguaggio: metodi, problemi e teorie, Brescia 1972; Id. La filosofia analitica. L'analisi del linguaggio nella Cambridge-Oxford Philosophi, Roma 1975; Su G. E. Moore: см. гл. 18, п. 5; G. Ryle: R. Piovesan, Analisi filosofica e fenomenologia linguistica, Padova 1961; Su F. Rossi-Landi, Del tipo di lavoro svolto da G. Ryle, La spirito come comportamento, Roma-Bari 1982; Su Strawson: E. Riverso, Riferimento e struttura, Roma 1977.
2. F. Rossi-Landi, Significato, comunicazione e parlare comune, Padoba 1961; G. Preti, Linguaggio comune e linguaggio scientifico, Roma-Milano 1963.
4. A. Visalberghi, Esperienza e valutazione, Torino 1958; G. Morrà, Il problema morale nel neopositivismo, Manduria-Bari-Perugia, 1962; U. Scarpelli, Fuosofia analitica, norme e valori, Milano 1962; G. Preti, Praxis ed empirismo, Torino 1967, pp. 210-222; A Bausola, Indagini di storia della filosofia, Milano 1969, capp. VIII-IX; G. Carcaterra, Б problema della fallacia naturalistica. La derivazione del dover essere dall'essere, Milano 1969; E. Lecaldano, Le analisi del linguaggio morale, Roma 1970; G. J. Warnock, Filosofia morale contemporanea. Logica e semantica del discorso etico, Roma 1974; U. Scarpelli, L'etica senza verità, Bologna 1982.
5. G. Sartori, Democrazia e definizioni, Bologna 1957; F. E. Oppenheim, Dimensioni della libertà, Milano 1964; Id., Etica e filosofia politica, Bologna 1968.
826
6. A. Pasquinelli, Il problema della storia nel neopositivismo, in AA W., Il problema della filosofia, Roma-Milano 1952, pp. 546-555; W. Dray, Filosofia e conoscenza storica, Bologna 1969; D. Antiseri, Epistemologia contemporanea e didattica della storia, Roma 1974; W. Dray, Leggi e spiegazioni in storia, Milano 1974; С G. Hempel, Come lavora un storico, Roma 1977; P. Gardiner, La sriegazione storica, Roma 1978; R Simili, La sriegazione nel discorso storico, Bologna 1981.
7. AA W., Nuovi saggi di filosofia teologica, Bologna 1971; M. Micheletti, Il problema teologico nella filosofia analitica, 2 voll., Padova 1971-72; F. Ferre, Linguaggio, logica e Dio, Brescia 1972; D. Antiseri, Filosofia analitica e semantica del linguaggio religioso, Brescia 1974; Van Buren P. M., Alle frontiere del linguaggio, Roma 1977.
Глава двадцать восьмая
Тексты. 4. Р. Martinetti: La libertà, Milano 1928; Introduzione alla metafisica, Milano 1929; Ragione e fede, Torino 1942; Saggi filosofici e religiosi, Torino 1950; Kant, Milano 1968; Breviario spirituale, Torino 1972. B. Varisco: Scienza e opinioni, Roma 1901; I massimi problemi, Milano 1914 (II ed.); Cinosci te stesso, ibidem, 1912; Dall'uomo a Dio, Padova 1939. P. Carabellese: Critica del concreto, II ed., Roma 1940; La filosofia di Kant, Firenze 1927; Il problema teologico come filosofia, Roma 1931.
5. G. Lequier, Opere, Bologna 1968. F. Ravaisson: Saggi filosofici, Roma 1917; Saggio sulla metafisica di Aristitele, Firenze 1921; L'abitudine, Roma 1960. E. Boutroux: Dell'idea di legge naturale nella scienza e nella filosofia contemporanea; Scienza e religione nella filosofia contemporanea, Milano 1941; Della contingenza delle leggi di natura, Bari 1949.
6. M. Blondel: L'azione, Firenze 1921, Brescia 1970; Principio di una logica della vita morale, Roma 1925; L'essere e gli esseri, Brescia 1952; La filosofia e lo spirito cristiano, 2 voll., Brescia 1952.
8. H. Bergson: Saggio sui dati immediati della coscienza, Torino 1963, Torino 1964; L'evoluzione créatrice, Bari 1957; Introduzione alla metafisica, Bari 1983; Le due fonti della morale e della religione, Milano 1962; Materia e memoria, Reggio Emilia 1983.
Литература. 4. Su Martinetti: F. Alessio, L'idealismo religioso di P. Martinetti, Brescia 1950; С. Terzi, P. Martinetti. La vita e il pensiero originale, Bergamo 1966; U. Pellegrino, Martinetti, in Questioni, cit., vol. IV, pp. 569-97. Su Varisco: P. Carabellese, La filosofia di B.Varisco, in L'idealismo italiano, Napoli 1938, pp. 237-267; G. Calogero, La folosofia di B. Varisco, Messina 1950. M. F. Sciacca, Il secolo ventesimo, cit, cap. VI.
5. Su Lequier: A Del Noce, Lequier e il momento tragico della filosofia francese, introduzione a Opere, cit. Su Boutroux: С Ranzoli, Boutroux: la vita, il pensiero filosofico, Milano 1928; G. Invitto, E. Boutroux: dall'esigenzialismo al pragmatismo mistico, Napoli 1970.
6. R. Grippa, Il realismo integrale di M.Blondel, Milano 1954; S. Cialdi, Genesi e sviluppo della filosofia di M.Blondel, Firenze 1973; R. Crippa, Blondel, in Questioni, cit., vol. IV, pp. 395-434; A. Fabriziani, Blondel interprete di Tommaso, Padova 1984.
8. J. Chevalier, Bergson, Brescia 1954; V. Mathieu, Bergson. Il profondo e la sua espressione, Napoli 1971; Id., Bergson, in Questioni, cit, vol. IV, pp. 339-94; G. Roggerone, Lo Spiritualismo cristiano, in Questioni, cit, vol. V, pp. 279-354.
A Rigobello, Il personalismo e Mounier, in Questioni, cit, vol. V, pp. 355-384; AA W., Persona e norma nell'esperienza morale, L'Aquila 1982.
Тексты. 4. S. Weil: Attente de Dieu, Paris 1949; Fayard, Paris 1966 (trad. it. L'attesa di Dio, Milano 1972); Cahiers I, II, III, Paris 1951, 1953, 1956 (trad. it. Quaderni I, II, III, Milano 1982, 1985, 1989); La condition ouvrière, Paris 1950 (trad. it. La condizione operaia, Milano 1952, 1974); La connaissance surnaturelle, Paris 1950; L'enracinement, Paris 1970 (trad. it. La prima radice, Milano 1954, 1973); Intuitions pre-chretiennes, Paris 1951 (trad. it. Intuizioni precristiane della Grecia antica, Torino 1967, Milano 1974); Lettre a un religieux, Paris 1951 (trad. it. Lettera a un religioso, Torino 1970); Oppression et Liberté, Paris 1955 (trad. it. Oppressione e libertà, Milano 1956); Poèmes, suivis de Venise Sauvée, Paris 1968 (trad. it. Venezia Salva, Brescia 1967); La pesanteur et la Grace, Paris 1948 (trad. it. L'ombra e la grazia, Milano 1951, 1985); Pensées sans orde concernant l'amour de Dieu, Paris 1962 (trad. it. L'amore di Dio, Torino 1968); Sur la science, Paris 1965 (trad. it. Sulla scienza, Torino 1971).
. Литература. 4. A Petrement, La vie de Simone Weil I, II, Paris 1973; AA. VV., Simone Weil, la passione della verità, Brescia 1984; N. Fabbretti, Simone Weil: Sorella degli schiavi, Padova 1987;
827
G. Fiori, Simone Weil. Biografia di un pensiero, Milano 1981,1990; D. Canciani, Simone Weil prima di Simone Weil, Padova 1983; F. Castellana, Simone Weil. La discesa di Dio, Napoli 1985; A Danese - G. P. Di Nicola, Abitare la contraddizione. Il caso di Simone Weil, Roma 1991; A Marchetti, Simone Weil. La critica disvelante, Bologna 1984; AA W, Le rivoluzioni di Simone Weil, Cavallino di Lecce 1990; E. Springstead, Simone Weil and the suffering of love, Cambridge 1986.
Глава двадцать девятая
F. Ardusso, G. Ferretti, A. Perone Pastore, U. Perone, Introduzione alla teologia contemporanea, Torino 1972.
Тексты. La secolarizzazione, Bologna 1973; Teologia del Nordamerica, Brescia 1974; Le origini della teologia dialettica, Brescia 1976; D. Bonhoeffer, Etica, Milano 1983; Id., Venga il tuo regno, Brescia 1976.
Литература. AA. VV., Bilancio della teologia del ХХ secolo, 4 voll., Roma 1972; AA W, Correnti teologiche post-conciliari, Roma 1974; AA. VV., Lessico dei teologi del secolo ХХ, Brescia 1978; I. Mancini, Novecento teologico, Firenze 1977; B. Mondin, D linguaggio teologico: come parlare di Dio oggi?, Alba 1977; Id., Dove va la teologia? Roma 1982; R. Gibellini, La teologia di J. Moltmann, Brescia 1975; Id., Teologia e ragione: itinerario e opera di W. Pannenherg, Brescia 1980; J. Sperna Weiland, La fine della religione. Studio su Bonhoeffer, Brescia 1974; U. Perone, Storia e ontologia. Saggi sulla teologia di Bonhoeffer, Roma 1976; D. Antiseri, Dal non-senso all'invocazione. L'itinerario speculativo di Paul M. van Buren, Brescia 1976; E. Burch, К. Barth. Biografia, Brescia 1977; F. Costa, Fra mito e filosofia. Bultmann e la teologia contemporanea, Messina-Firenze 1978; I. Mancini - P.Grassi, Problemi e indirizzi della filosofia della religione, in Questioni, cit, vol. VI, pp. 636-87.
G. Penati, La neoscolastica, in Questioni, cit, vol. V, pp. 167-224; A Pavan, Maritain, ibidem, pp. 225-278; G. Zamboni, La persona umana, Milano 1983.
Глава тридцатая
Тексты. M. Buber: 1. Schriften zur Philosophie; 2. Schriften zur Bibel; 3. Schriften zur Chassidismus, München-Heidelberg 1962-1964. M. Buber: Sette discorsi sull'ebraismo, Assisi-Roma 1976; La leggenda del Baal-Schem, Assisi-Roma 1978; Il principio dialogico, Milano 1958; L'eclisse di Dio. Considerazioni sul raporto tra religione e filosofia, Milano 1983; I racconti dei Chassidim, Milano 1979; Sion. La storia di un'idea, Genova 1987; Immagini del bene e del male, Milano 1981; Sentieri in Utopia, Milano 1981; Mose, Casale Monferrato 1983; La fede dei profeti, Casale Monferrato 1985; Confessioni estatiche, Milano 1987; La regalità di Dio, Genova 1989.
Литература. A. Poma, La filosofia di M. Buber, Torino 1974; С Levi Coen, Martin Buber, Firenze 1991; AA. VV., La filosofia del dialogo. Da Buber a Levinas, Assisi 1990; A. Babolin, Essere e alterita in M. Buber, Padova 1965; M. A Beek - J. Sperna Weiland, Martin Buber, Brescia 1972.
Тексты. F. Rosenzweig: Der Mensch und sein Werk. Gesammelte Schriften, L'Aia 1979-1983; Hegel e lo stato, Bologna 1976; Il nuovo pensiero, Venezia 1983; La stella della redenzione, Genova 1985; Dell'intelletto sano e malato, Trento 1987.
Литература. AA W., Franz Rosenzweig, in 'Cahiers de la nuit', 1982; P. Ricci-Sindoni, Prigioniero di Dio, Roma 1989; A Fabris, Linguaggio della rivelazione. Filosofia e teologia nel pensiero di F. Rosenzweig, Genova 1990; E. Baccarini, Franz Rosenzweig. Il nuovo pensiero come racconto dell'esperienza di Dio, in AA W, Dio nella filosofia del Novecento, Brescia 1993, pp. 236-246; M. Cacciari, Franz Rosenzweig, in AA W, Novecento filosofico e scientifico. I Protagonisti, vol. V, Milano 1991, pp. 187-196; R Meyer, Franz Rosenzweig. Eine Philosophie der dialogischen Erfahrung, München 1973; N. Glatzer, Franz Rosenzweig. His Life and Thought, New York 1973.
E. Levinas: La theorie de l'intuition dans la phenoménologie de Husserl, Paris 1930; Totalité et infini, La Haye 1961 (trad. it. Totalita e infinito, Milano 1980); Quatre lectures talmudiques, Paris 1968 (trad. it. Quattro lezioni talmudiche, Genova 1962); Autrement qu'être ou-dela de l'essence, La Haye 1974 (trad. it. Altrimenti che essere о al di la dell'essenza, Milano 1983); Noms propres, Montpellier 1976 (trad. it. Nomi propri, Marietti 1984); De Dieu qui vient a l'idee, Paris 1982.
828
Литература. AA. VV., Intorno a Levinas, Milano 1987; E. Beccarmi, Levinas. Soggettività e Infinito, Roma 1985; R. Ronchi, Bataille, Levinas, Blanchot. Una filosofia passionale, Milano 1985; G. Sansonetti, L'altro e il tempo. La temporalità nel pensiero di Emmanuel Levinas, Bologna 1985; F. P. Ciglia, Un passo fuori dall'uomo. La genesi del pensiero di Levinas, Padova 1988; S. Petrosino, La verità nomade. Introduzione a E. Levinas, Milano 1980; A. Ponzio, Soggetto e alterita. Da Levinas a Levinas, Bari 1983; S. Malka, Leggere Levinas, trad. it., Brescia 1986.
Глава тридцать первая
Тексты. 1. I. Fetscher, Il marxismo. Storia documentaria, Milano 1969; L. Ceppa, Il marxismo tedesco contemporaneo, Milano 1974.
2. E. Bernstein, I presupposti, del socialismo e i compiti della social-democrazia, Bari 1968.
3. K. Kautsky: Etica e concezione materialistica della storia, Milano 1958; La via al potere. Considerazioni politiche sulla maturazione della revoluzione, Bari 1969; Introduzione al pensiero economico di Marx, Bari 1972; R. Luxemburg: Scritti politici, Roma 1967; L'accumulazione del capitale, Torino 1968; Scritti scelti, Torino 1975.
4. Emilio Agazzi, Etica e socialismo. Testi sul socialismo neokantiano 1896-1911, Milano 1975.
5. G. V. Plechanov: Questioni fondamentale del marxismo, Milano 1947; Lenin: Opere e complete, 45 voll., Roma 1955-1971; Opere scelte, Roma 1970.
6. G. Lukacs: Storia e coscienza di classe. Studi sulla dialettica marxista, Milano 1967; Estetica, 2 voll., Torino 1975; La distruzione della ragione, Torino 1972; Goethe e il suo tempo, Firenze 1974; Il giovane Hegel e i problemi della società capitalistica, 2 voll., Torino 1975; K. Korsch: Karl Marx, Bari 1977; Marxism e filosofia, Milano 1970; Il materialismo storico. Antikautsky, Bari 1971; Dialettica e scienza nel marxismo, Roma-Bari 1974; Scritti politici, 2 voll., Roma-Bari 1975; E. Bloch: Ateismo nel cristianesimo. Per la religione dell'Esodo e del Regno, Milano 1972; Soggetto e oggetto. Commento a Hegel, Bologna 1975; Dialettica e speranza, Firenze 1967.
7. H. Lefebvre: La fine della storia. Epilegomeni, Milano 1972; Il materialismo dialettico, Torino 1975; Critica della vita quotidiana, Bari 1977; L. Goldmann: L'illuminismo e la società moderna, Torino 1967; Scienze umane e filosofia, Milano 1961; Il dio nascosto. Studio sulla visione tragica nei 'Pensieri' di Pascal e nel teatro di Racine, Bari 1971; La creazione culturale nella società moderna, Roma 1974; Marxismo e scienze umane, Roma 1973; R. Garaudi: Prospettive dell'uomo, Torino 1972; Dall'anatema al dialogo, Brescia 1069; La grande svolta del socialismo, Milano 1970; L'alternativa, Assisi 1972; Parola d'uomo, Assisi 1975; L. Althusser: Per Marx, Roma 1972; Lenin e la filosofia, Milano 1972; Umanesimo e stalinismo, Bari 1973; Elementi di autocritica, Milano 1975; Sull'ideologia, Bari 1976; Filosofia e filosofia spontanea degli scienziati, Bari 1976; Freud e Lacan, Roma 1977.
8. A. Labriola: Opere, 3 voll., Milano 1959-62; Saggi sul materialismo storico, Roma 1965; A. Gramsci: Quaderni del carcere, 4 voll., Torino 1975; 2000 pagine di Gramsci, antologia in 2 voll., Milano 1964.
Литература. 1. G. D. H. Cole, Storia del pensiero socialista, 5 voll., in 7 tomi, Bari 1967-68; P. Vranicki, Storia del marxismo, 2 voll., Roma 1972; AA. VV., Storia del marxismo contemporaneo, Milano 1977; AA. VV., Storia del marxismo, voll. 4, Torino 1978; E. Botto, D neomarxismo, 2 voll., Roma 1976; B. Jeu, La filosofia sovietica contemporanea, Roma 1974; J. B. Farges, Introduzione alla diversità dei marxismi, Roma 1975; H. Chambre, Da Marx a Lenin e Mao Tse-tung, Roma 1980.
2. L. Colletti, Introduzione a E. Bernstein, I presupposti del socialismo, cit.
3. E. Mathias, Kautsky e il kautskismo. La funzione dell'ideologia nella socialdemocrazia tedesca fino alla prima guerra mondiale, Bari 1971; P. Netti, Rosa Luxemburg, Milano 1970; L. Basso, Introduzione a R. Luxemburg, Scritti politici, cit.
4. A. Agnelli, Questioni nazionali e socialismo, Bologna 1969; G. Marramao, Austromarxismo e socialismo di sinistra fra le due guerre, Milano 1974; A. Negri, Introduzione a F. Adler, E. Mach e il materialismo, Roma 1978.
5. L Fischer, Vita di Lenin, 2 voll., Milano 1967 (con bibliografia); A. B. Ulam, Lenin e il suo tempo, 2 voll., Firenze 1967; L. Gruppi, Il pensiero di Lenin, Roma 1970; G. Mura, V. I. Lenin, teoria e prassi, Roma 1971; F. Fistetti, Lenin e il machismo, Milano 1977; S. Vagovic, Il marxismo nei paesi socialisti, in Questioni, cit., vol. VI, pp. 389-471.
829
6. T. Perlini, Utopia e prospettiva in G. Lukacs, Bari 1968; G. Bedeschi, Introduzione a Lukacs, Bari 1982; G. Lichtheim, Guida a Lukacs, Milano 1978; E. Botto, G. Lukacs, in Questioni, cit., vol, VI, pp. 267-296; E. Matassi, Il giovane Lukacs. Saggio e sistema, Napoli 1979. Su Korsch: G. Vacca, Lukacs о Korsch, Bari 1969; Critica e trasformazione. Korsch teorico e politico, Bari 1978. Su Bloch: S. Zecchi, Utopia e speranza nel comunismo. Un'interpretazione della prospettiva di E.Bloch, Milano 1974; I. Mancini, Teologia, ideologia, utopia, Brescia 1974, pp. 541-655; С. Cunico, Essere come utopia. I fondamenti della teologia della speranza di E. Bloch, Firenze 1976; R. Pirola, Religione e utopia concreta in E. Bloch, Bari 1978; R Bodei, Multiversum. Tempo e storia in E. Bloch, Napoli 1979.
7. F. Crispini, La strutturalismo dialettico di L. Goldmann, Napoli 1970; S. Perottino, Garaudy e il marxismo del ХХ secolo, Firenze 1970. Su Althusser: A. Schmidt, La negazione della storia. Strutturalismo e marxismo in Althusser e Levi-Strauss, Milano 1972; A. Rovatti, Critica e scientificità in Marx. Per una lettura fenomenologica di Marx e una critica del marxismo di Althusser, Milano 1973; J. Ranciere, Ideologia e politica in Althusser, Milano 1974; S. Karsz, Teoria e politica: L. Althusser, Bari 1976; F. Botturi, Struttura e soggettività. Saggio su Bachelard e Althusser, Milano 1976. A. Bausola e E. Botto, Il marxismo francese, in Questioni, cit., vol. VI, pp. 147-265. O. Pompeo Faracovi, Il marxismo francese contemporaneo fra dialettica e struttura, Milano 1972; G. Grampa, Dialettica e struttura. Dibattito sull'antropologia nel marxismo francese, Мilano 1974; M. Godelier e L. Seve, Marxismo e strutturalismo. Un dibattito a due voci sui fondamenti delle scienze sociali, Torino 1974; AA. VV., Dopo Althusser: continuità e rottura nell'epistemologia delle scienze umane, 1982.
8. A. Labriola, Saggi sul materialismo storico, cit., pp. 373-457; S. Poggi, Introduzione a Labriola, Roma-Bari 1982. Su Gramsci: AA. VV., Gramsci e la cultura contemporanea, 2 voll., Roma 1970. L. Gruppi, Il concetto di egemonia in Gramsci, Roma 1972; N. Badaloni, Il marxismo di Gramsci, Torino 1975; AA. VV., Attualità di Gramsci, Milano 1977.
Глава тридцать вторая
Тексты. 1. Istituto per la ricerca sociale di Francoforte, Lezioni, di sociologia, Torino 1979.
2. T. W. Adorno: Filosofia della musica moderna, Torino 1975; Kierkegaard. Costruzione dell'estetico, Milano 1962; Sulla metacritica della gnoseologia. Studi su Husserl e le antinomie della fenomenologia, Milano 1964; Teoria estetica, Torino 1975; Terminologia filosofica, 2 voll., Torino 1975; Minima moralia, Torino 1979; Dialettica negativa, Torino 1980.
3 e 4. M. Horkheimer e T. W. Adorno, Dialettica dell'illuminismo, Torino 1976.
5. M. Horkheimer Edisse della ragione. Critica della ragione strumentale, Torino 1979; Teoria critica della società. Scritti 1932-1941, Torino 1974.
6. H. Marcuse: L'ontologia di Hegel e la fondazione di una teoria della storicità, Firenze 1969; Ragione e rivoluzione. Hegel e il sorgere della teoria sociale, Bologna 1966; Eros e civilta. Torino 1978; Soviet Marxism, Parma 1968; L'uome a una dimensione. L'ideologia della società industriale avanzata, Torino 1979.
7. E. Fromm: Psicoanalisi della società contemporanea, Milano 1970; L;arte di amare, Milano 1963; Fuga dalla libertà, Milano 1970; Psicoanalisi e religione, Milano 1971; Marx e Freud, Milano 1978; Avere о essere?, Milano 1982.
9. J. Habermas: Teoria e prassi nella società tecnologica, Roma-Bari 1978; Logica dellе scienze sociali, Bologna 1970; La crisi della razionalita nel capitalismo maturo, Roma-Bari 1982; Conoscenza e interesse, Roma-Bari 1983.
Литература. 1. G. E. Rusconi, La teoria critica della società, Bologna 1970; R. Buttiglione, La crisi dell'есоnomia marxista. Gli inizi della Scuola di Francoforte, Roma 1972; A. Schmidt - G. E. Rusconi, La Scuola di Francoforte. Origini e significato attuale, Bari 1972; G. Therborn, Critica e rivoluzione. La Scuola di Francoforte, Bari 1972; G. Pasqualotto, Teoria come utopia. Studi sulla Scuola di Francoforte, Verona 1974; U. Galeazzi, La Scuola di Francoforte, Roma 1975; P. V. Zima, Guida alla Scuola di Francoforte, Milano 1976; M. Jay, L'immaginazione dialettica. Storia della Scuola di Francoforte e dell'Istituto per la ricerca sociale 1923-50, Torino 1979. Su Benjamin: G. Schiavoni, W. Benjamin, Sopravvivere alla cultura, Palermo 1980. S. Moravia, La Scuola di Francodorte, in Questioni, cit., vol. VI, pp. 315-87.
2. T. Perlini, Che cosa ha veramente detti Adorno, Roma 1971; M. Vacatello, T. W. Adorno. Il rinvio della prassi, Firenze 1972; S. Moravia, Adorno e la teoria critica della società, Firenze 1974;
830
R. Nebuloni, Dialettica e storia in T. W. Adorno, Milano 1978; M. Protti, Homo theoreticus. Saggio su Adorno, Milano 1978.
5. L. Geninazzi, Horkheimer e С. Gli intelletuali disorganici, Milano 1977; A. Ponsetto, M. Horkheimer, Bologna 1981.
6. T. Peritai, Che cosa ha veramente detto Marcuse, Roma 1968; M. Proto, Introduzione a Marcuse, Manduria 1968; AA. VV., Risposte a Marcuse, Bari 1969; J. M. Palmier, Avviamento al pensiero di Marcuse, Milano 1970; F. Perroux, Marcuse. Filosofia e teoria critica della società, Roma 1970.
Глава тридцать третья
Литература. 2. F. Meotti, La psicologia scientifica contemporanea, in Geymonat, Storia, cit, vol. VI, pp. 887-931; B. M. Foss, I nuovi orizzonti della psicologia, Torino 1968; E. Funari, La psicologia. Scuole e indirizzi, Milano 1978; P. Legrenzi, Storia della psicologia, Bologna 1980; J. M. Fournier - M. Richard - J. F. Skrzypczak, Introduzione alla psicologia, Roma 1982; D. Katz, La psicologia della forma, Torino 1961; W. Koehler, Evoluzione e compiti della psicologia della forma, Roma 1971; A. Ronco, La Scuola di Wurzburg, Roma 1963.
3. U. Curi, Il problema dell'unita del sapere nel comportamento, Padova 1967; B. D. Mackenzie, D comportamentismo e i limiti del metodo scientifico, Roma 1980.
4. G. Petter, Lo sviluppo mentale nelle ricerche di J. Peaget, Firenze 1967; G. Lerbet, Che cosa ha veramente detto Piaget, Roma 1972; AA. VV., J. Piaget e le scienze sociali, Firenze 1973; J. M. Dolle, Da Freud a Piaget, Roma 1978.
5. J. Lyons, Introduzione alla linguistica teorica, 3 voll., Bari 1981; L. Heilmann - E. Rigotti, La linguistica: aspetti e problemi, Bologna 1975; F. Ravazzoli, Linguistica, Milano 1975; M. Leroy, Profilo storico della linguistica moderna, Bari 1965; G. С Lepschy, La linguistica strutturale, Torino 1966; G. Mounin, De Saussure, Milano 1971; J. Nivette, La grammatica generativa. Introduzione a Chomsky, Bologna 1974; J. Lyons, Guida a Chomsky, Milano 1980; L. Heilmann -E. Rigotti, La linguistica contemporanea, in Questioni, cit., vol. V, pp. 675-763.
6. T. Tentori, Antropologia culturale, Roma 1976.
7. W. Stark, Sociologia della conoscenza, Milano 1963; A. Izzo, Sociologia della conoscenza, Funzionalismo e pensiero critico, Roma 1966; A. Izzo, D condizionamento sociale del pensiero, Torino 1970; К Lenk, Marx e la sociologia della conoscenza, Bologna 1975; G. Morrà, La sociologia della conoscenza, Roma 1976; Id., Filosofia e sociologia, in Questioni, cit., vol. VI, pp. 9-70.
8. Su Kelsen: U. Scarpelli, Cos'è il positivismo giuridico, Milano 1955; N. Bobbio, Giusnaturalismo e positivismo giuridico, Milano 1965; D. Coccopalmerio, Problemi e indirizzi della filosofia del diritto, in Questioni, cit., vol. VI, pp. 689-771.
9. Su Perelman: N. Bobbio, Prefazione a С Perelman e L. Olbrechts-Tyteca, Trattato dell'argomentazione; la nuova retorica, 2 voll., Torino 1982.
Литература. J. Schumpeter, Epoche di storia delle dottrine e dei metodi. Dieci grandi economisti, trad. it., UTET, Torino 1971; E. Saltari, Nascita e sistemazione dell'economia marginalista, Torino 1978; S. Ricossa, Cento anni di classici dell'economia, Milano 1991; AA. VV., The marginal Revolution in Economics, Durham 1973; AA. VV., Austrian Economics. Historical and Philosophical Backround, London 1986; E. Kauder, Intellectual and Political Roots of the Older Austrian School, ta 'Zeitschrift fur Nationalökonomie', 17, 1978, pp. 411-415; L. Littlechild, Austrian Economies, Aldershot 1990, vol. I.
Тексты. С. Menger: I principi di economia, trad. it., UTET, Torino 1967; Il metodo nella scienza economica, trad. it., UTET, Torino 1937; Gli ]errori dello storicismo, trad. it., Milano 1991.
Литература. AA. VV., Carl Menger and the Austrian School of Economics, Oxford 1973; AA. VV., Carl Menger and His Legacy ta Economics, Durham-London 1990; R. Cubeddi, Il liberalismo della scuola austriaca: Menger, Mises, Hayek, Napoli-Milano 1992; A. E. Galeotti, Individuale e collettivo. L'individualismo metodologico nella teoria politica, Milano 1988, pp. 123 e segg.; D. Antiseri, Fatti teorie e spiegazioni ta Carl Menger e Karl Popper, in 'Nuova Civiltà della Macchine', II, I, 1984, pp. 44-60.
Тексты. E. Bohm-Bawerk Storia e critica delle teorie del capitale, trad. it., vol. I, Roma 1986.
831
Тексты. Friedrich von Wieser: Il valore naturale, ta Opere, UTET, Torino 1982; La fine dell'Austria, Roma 1989.
Тексты. Ludwig von Mises: L'azione umana, Torino 1959; Problemi epistemologia dell'economia, trad. it., Roma 1988; Socialismo, trad. it., Milano 1990; Burocrazia, trad. it., Milano 1991; La collocazione storica della Scuola austrica di economia, ta 'Quaderni del Centro di Metodologia delle Scienze Sociali', LUISS, Roma 1992; La mentalità anticapitalistica, trad. it., Roma 1988.
Литература. AA. VV., Towards Liberty: Essays ta Honour of Ludwig von Mises, California; F. Machlup e F. A. Hayek, Omaggio a Mises, in 'Controcorrente', VII, 1973; E. Butler, Ludwig von Mises, Aldershot 1988; C. Rossi, Sulla prasseologia di Mises, ta 'Quaderni di storia dell'economia politica', IV, 3, 1986, pp. 123-145; R. Cubeddu, Il liberalismo della Scuola austriaca, cit.; D. Antiseri - L. Pellicani, L'individualismo metodologico. Una polemica sul mestiere dello scienziato sociale, Milano 1992, pp. 36-38 e passim; L. Infantino, Ludwig von Mises e la società aperta, in 'Quaderni del Centro di Metodologia delle Scienze Sociali', LUISS, Roma 1992.
Тексты. Friedrich A. von Hayek: Verso la schiavitù, trad. it., Milano-Roma 1948; L'abuso della ragione, trad. it., Firenze 1967; L'ordine sensoriale, trad. it., Milano 1990; La società libera, trad. it., Firenze 1969; Legge, legislazione e libertà, trad. it., Milano 1986; Nuovi studi di filosofia, politica, economia e storia delle idee, trad. it., Roma 1928; Conoscenza, mercato e pianificazione, trad. it., Bologna 1988. Su Hayek: D realismo politico di Ludwig von Mises e F. A. von Hayer (antologia), Milano 1989; Saggi di filosofia della scienza economica (antologia), Roma 1982.
Литература. AA. VV., Essays on Hayek, New York 1976; AA. VV., D tema: von Hayek, ta 'L'Opinione', 23 giugno 1992; E. Butler, Friedrich A. Hayek, trad. it., Pordenone 1983; R. Cubeddu, Il liberalismo della scuola austriaca, cit; D. Antiseri - L. Pellicani, L'individualismo metodologico. Una polemica sul mestiere dello scienziato sociale, cit, pp. 56-59 e pp. 124-127.
Глава тридцать четвертая
Тексты. J. M. Keynes: Le conseguenze economiche della pace, trad. it., Milano 1920; La riforma monetaria, Milano 1925; Trattato sulla moneta, Milano-Roma 1932; Politici ed economisti, Torino 1951; Esortazioni e profezie, Milano 1968; Teoria generale dell'occupazione, dell'interesse e della moneta, UTET, Torino 1971.
Литература. R F. Harrod, La vita di John Maynard Keynes, Torino 1965; J. Schumpeter, Epoche di storia delle dottrine e dei metodi. Dieci grandi economisti, UTET, Torino 1953, pp. 416-445; AA. VV., Il sistema keynesiano. Trent'anni di discussioni, Milano 1966; F. Vicarelli, Keynes. L'instabilità del capitalismo, Milano 1977; Keynes (antologia), Bologna 1978; S. Ricossa, Cento trame di classici dell'economia, Milano 1991, pp. 213-219; H. Denis, Storia del pensiero economico, Milano 1968, 2 voll., pp. 395-413.
Глава тридцать пятая
Тексты. S. Freud: Introduzione allo studio della psicoanalisi, Roma 1948 (III ed. 1965); Mose e il monoteismo, Milano 1952; L'taterpretazione dei sogni, Torino 1967; Totem e tabu, Roma 1970; Psicopatologia della vita quotidiana, Torino 1971; Il disagio della civiltà, Torino 1971; Il futuro di una illusione, Torino 1971; Opere, Torino 1968. С G. Jung: Psicologia e religione, Milano 1948; D problema dell'inconscio nella psicologia moderna, Torino 1964; La psicologia del transfert, Milano 1965; L'io e l'inconscio, Torino 1967. A. Adler Prassi e teoria della psicologia individuale, Roma 1947; Il temperamento nervoso, Roma 1950; Conoscenza dell'uomo, Milano 1954. W. Reich: La rivoluzione sessuale, Milano 1969. K. Rogers: La terapia centrata sul cliente, Firenze 1970. K. Rogers - M. Kinget: Psicoterapia e relazioni umane, Torino 1970.
Литература. E. Jones, Vita e opere di Freud, 3 voll., Milano 1962; P. Ricoeur, Della interpretazione. Saggio su Freud, Milano 1967; Ph. Rieff, Freud moralista, Bologna 1968; D. Antiseri, Analisi epistemologica del marxismo e della psicoanalisi, Roma 1974; H. F. Ellenberger, La scoperta dell'inconscio, 2 voll., Torino 1976; E. H. Hütten, Scienza creativa. Einstein e Freud, Roma 1976; L. Ancona, La psicoanalisi, Brescia 1980; D. Meltzen, Lo sviluppo kleiniano, 3 voll., Roma 1981-82; J. M. Petot, Melanie Klein, 2 voll., Roma 1982-83. P. Roazen, Freud: aocieta e politica, Torino 1973; AA. VV., Jung e la cultura europea, Roma 1974; P. Valori, Psicanalisi e filosofia, ta Questioni, cit, vol. V, pp. 765-813.
832
Глава тридцать шестая
Тексты. 2. С. Lévi-Strauss: Tristi tropici, Milano 1960; Il pensiero selvaggio, Milano 1964; Il totemismo oggi, Milano 1964; D crudo e il cotto, Milano 1966; Razza e storia e altri studi di antropologia, Torino 1968 (1975); Le strutture elementari della parentela, Milano 1969; Dal miele alle ceneri, Milano 1970; L'origine delle buone maniere a tavola, Milano 1971; L'uomo nudo, Milano 1974; Antropologia strutturale, Milano 1975.
3. M. Foucault: Storia della follia nell'età classica, Milano 1963; Nascita della cllnica, Torino 1969; Le parole e le cose (in appendice: G. Canguilhem, Morte dell'uomo о estinzione del cogito?), Milano 1970; L'ordine del discorso, Torino 1970; L'archeologia del sapere, Milano 1971; Microfisica del potere, Torino 1977.
4. J. Lacan: Scritti, 2 voll., Torino 1979.
5. R. Barthes: Saggi critici, Torino 1976; Elementi di semiologia, Torino 1979; Critica e verità, Torino 1978.
Литература. 1. AA. VV., Significato e uso del termine struttura, Milano 1965; U. Eco, La struttura essente, Milano 1968; T. M. Auzias, La chiave dello strutturalismo, Milano 1969; P. Caruso, Conversazioni con Lévi-Strauss, Foucault, Lacan, Milano 1969; G. Schiwy, Strutturalismo e critianesimo, Brescia 1970; Idem, Nuovi aspetti dello strutturalismo, Roma 1973; L. Millet - M. Varin D'Ainville, Lo strutturalismo, Roma 1971; J. Lacroix, Panoramma della filosofia contemporanea francese, Roma 1971; С Scurati, Strutturalismo e scuola, Brescia 1972; G. Preti, Umanesimo e strutturalismo, Padova 1973; J, Pieget, Lo strutturalismo, Milano 1973; S. Moravia, Lo strutturalismo francese, Firenze 1975.
2. S. Moravia, La ragione nascosta. Scienza e filosofia nel pensiero di C. Levi-Strauss, Firenze 1972; S. Moravia, Levi-Strauss e l'antropologia strutturale, Firenze 1973; F. Remotti, Levi-Strauss. Storia e struttura, Torino 1971; S. Nannini, D pensiero simbolico. Saggio su Levi-Strauss, Bologna 1981.
3. E. Corradi, La filosofia della 'morte dell'uomo'. Saggio sul pensiero di M. Foucault, Milano 1977.
4. J. M. Palmier, Guida a Lacan, Milano 1975; M. Francioni, Psicanalisi, linguistica ed epistemologia in I Lacan, Torino 1978.
5. Su Barthes: G. De Mallac - M. Eberbach, Che cosa ha veramente detto Barthes, Roma 1973; S. Moravia, Lo strutturalismo, in Questioni, cit., vol. V, pp. 625-73.
Глава тридцать седьмая
Литература. 1. По логике и математике: E. Carniccio, Matematica e logica, Nella storia del pensiero contemporaneo, Torino 1958; E. Agazzi, Introduzione ai problemi dell'assiomatica, Milano 1961; Id., La logica simbolica, Brescia 1969; N. Bourbaki, Elementi di storia della matematica, Milano 1963; H. Meschkowski, Mutamenti nel pensiero matematico, Torino 1963; F. Rivetti Barbo, L'antinomia del mentitore, Milano 1964; R. Blanche, Loggica e assiomatica, Firenze 1968; E. Casari, La filosofia della matematica del'900, Firenze 1973; F. Enriques, Approssimazione e verita, Livorno 1983; С Mangione, La logica nel ventesimo secolo, in Geymonat, Storia, cit., vol. VI, pp. 470-682.
2. По физике: W. Heisenberg, Fisica e filosofia, Milano 1966; P. Caldirola, Dalla microfisica alla macrofisica, Milano 1974; M. Pantaleo. Cinquant'anni di relatività 1905-1955, Firenze 1955; S. Bergia, Einstein e la relatività, Roma-Bari 1980; N. Bohr, I quanti e la vita, Torino 1980; Р. С W. Davis, Spazio e tempo nell'universo moderno, Roma-Bari 1979; B. Hoffmann, A. Einstein creatore e ribelle, Milano 1977; R. W. Clarck, Einstein. La vita pubblica e privata del piu grande scienziato del nostro tempo, Milano 1976; E. Segre, Personaggi e scoperte nella fisica contemporanea, Milano 1976; U. Giacomini, Einstein, in Geymonat, Storia, cit., vol. V, pp. 851-89; Id., Esame delle discussioni sulla teoria della relatività, e Nuovi aspetti della cosmologia, in Geymonat, Storia, cit., vol. VI, pp. 439-69 e pp. 762-94; L. Geymonat, Problemi filosofici della matematica e della fisica odierne, ibidem pp. 683-728.
3. T. Dobzhanski, L'evoluzione della specie umana, Torino 1969; G. G. Simpson, Evoluzione: una visione del mondo, Firenze 1972; С. С Dunn, Breve storia della genetica, Milano 1978; R. Olby - F. H. С Crick, Storia della doppia elica e nascita della biologia molecolare, Milano 1978; J. Ruffie, Dalla biologia alla cultura, Roma 1978; B. Fantini, La genetica classica, Torino 1979; F. Mondella, Biologia e filosofia, in Geymonat, Storia, cit., vol. VI, pp. 795-886; D. Mainardi, L'animale culturale, Milano 1974; B. Continenza - V. Somenzi, L'etologia, Torino 1979.
833
Тексты. 2.1 Il neoempirismo (antologia), Torino 1969; Neoempirismo logico, semiotica e filosofia analitica (testi di Carnap, Morris, Popper, Reichenbach, Rüssel, Ryle, Schlick, Wittgenstein), Brescia 1976; Д neopositivismo logico (antologia), Torino 1978.
2.5 M. Schlich, Sul fondamento della conoscenza, Brescia 1966.
2.6 О. Neurath, Sociologia e neopositivismo, Roma 1968.
2.7 R. Carnap: Fondamenti di logica e matematica, Torino 1956; Sintassi logica del linguaggio, Milano 1966; La costruzione logica del mondo, Milano 1966; I fondamenti filosofici della fisica, Milano 1971; Analiticita, signfficanza, induzione, Bologna 1971; Significato e necessita, Firenze 1976; Introduzione alla logica simbolica, Firenze 1978; R. Carnap, La filosofia della scienza, Brescia 1964.
3. P. W. Bridgman, La logica della fisica moderna, Torino 1977.
4. G. Bachelard: D nuovo spirito scientifico, Bari 1978; Il razionalismo applicato, Roma-Bari 1975; Il materialismo razionale, Roma-Bari 1975; Epistemologia. Testi scelti, con Introduzione, Roma-Bari 1975.
Литература. 2. F. Barone, Il neopositivismo logico, 2 voll., Roma-Bari 1977; M. Cambula, Semantica ed epistemologia delle proposizioni morali, Palermo 1976; R. Egidi, Il linguaggio delle teorie scientifiche, Napoli 1979; H. Feigl, Il circolo di Vienna e l'avvenire dell'empirismo logico, Roma 1980; L. Lentini-E.Severino, D circolo di Vienna, in Questioni, cit., vol. IV, pp. 713-96.
3. V. Somenzi, L'operazionismo in fisica, in F. Rossi-Landi, Il pensiero americano contemporaneo, vol. I, Milano 1957; B. Cermignani, Introduzione a P. W. Bridgman, La critica operazionale della scienza, Torino 1969; U. Curi, Analisi operazionale e operazionismo, Padova 1970; U. Curi, L'analisi operazionale della psicologia, Milano 1973.
4. G. Canguilhem - D. Lecourt, L'epistemologia di G. Bachelard, Milano 1969; G. Sertoli, Le immagini e la realta. Saggio su G. Bachelard, Firenze 1972; R. Dionigi, Gaston Bachelard, Padova 1973; F. Lo Piparo, Introduzione a G. Bachelard, Epistemologia, cit.; F. Bottari, Struttura e soggettività. Saggio su Bachelard e Althusser, cit. (cfr. cap. 30. 7). E. Agazzi, Filosofia della scienza, in Questioni, cit., vol. VI, pp. 473-633.
Глава тридцать восьмая
Тексты. К. Popper: Scienza e filosofia, Torino 1969; Logica della scoperta scientifica, Torino 1978; Epistemologia razionalità e libertà, Roma 1972; Congetture e confutazioni, Bologna 1976; La società aperta e i suoi nemici, 2 voll., Roma 1977; Conoscenza oggettiva. Un punto di vista evoluzionistico, Roma 1979; Miseria dello storicismo, Milano 1975; La ricerca non ha fine. Autobiografia intellettuale, Roma 1976; K. Popper e H. Marcuse, Rivoluzione о riforme?, Roma 1977; K. R. Popper - J. С Eccles, L'io e il suo cervello, 3 voll., Roma 1982.
Литература. а) Эпистемология: D. Antiseri, Karl R. Popper epistemologia e società aperta, Roma 1972; A. Rossi, Popper e la filosofia della scienza, Firenze 1975; F. Nuzzaci, К Popper. Un epistemologo fallibilista, Napoli 1975; F. Coniglione, La scienza impossibile. Dal popperismo alla critica del razionalismo, Bologna 1980; M. Pera, Popper e la scienza sulle palafitte, Bari 1982; P. Parrini, Una filosofia senza dogma, Bologna 1980; P. Paumbo, Contro la ragione pigra. Linguaggio, conoscenza e critica in K. Popper, Palermo 1981; D. T. Campbell, Epistemologia evoluzionistica, Roma 1981; M. Buzzoni, Conoscenza e realta in K. Popper, Milano 1982; F. Focher, I quattro autori di Popper, Milano 1982.
b) Историко-социальные науки и теория политики: AA. VV., Dialettica e positivismo in sociologia, Torino 1972; D. Antiseri, Regole della democrazia e logica della ricerca, Roma 1977; С Montaleone, Filosofia e politica in Popper, Napoli 1979; R. Cubeddu, Storicismo e razionalismo critico, E. S. I., Napoli 1980; G. Cotroneo, Popper e la società aperta, Milano 1981; AA. VV., La sfida di Popper, Roma 1981; AA. VV., Razionalismo critico e socialdemocrazia, Milano 1981; F. Bellino, Ragione e morale in Karl R.Popper, Bari 1982; D. Antiseri, Popper, in Questioni, cit., vol. V, pp. 457-494.
Глава тридцать девятая
Тексты. Т. S. Kuhn; La struttura delle rivoluzioni scientifiche, Torino 1969; La rivoluzione copernicana, Torino 1972. AA. VV., Critica e crescila della conoscenza, Milano 1976; AA. VV., Rivoluzioni scientifiche e rivoluzioni ideologiche, Roma 1977. I. Lacatos, Dimostrazioni e
834
confutazioni, Milano 1979. Р. К. Feyerabend: Contro il metodo, Milano 1981; La scienza in una società libera, Milano 1981; Come essere un buon empirista, Roma 1982. N. R. Hanson, I modelli della scoperta scientifica, Milano 1978; L. Laudan, Il pregresso scientifico. Prospettive per una teoria, Roma 1979; G. Radnitzky: Epistemologia e politica della scienza, Roma 1978; Popper e la ricerca scientifica, Roma 1983. J. Agassi: Epistemologia, metafisica e storia delle scienze, Roma 1978; La filosofia dell'uomo libero: verso una storiografia della scienza, Roma 1978; Le radici metafisiche delle teorie scientifiche, Roma 1983. J. Watkins: Libertà e decisione, Roma 1981; Tre saggi sulla metafisica, Roma 1983. W. W. Bartley III, Come demarcare la scienza dalla metafisica, Roma 1983; E. H. Hütten, La scienza contemporanea. Informazione, spiegazione e significato, Roma 1975; A. Musgrave, Metodo о follia?, Roma 1983.
Литература. G. Giorello. Introduzione a AA. VV., Critica e crescita della conoscenza, cit; Programmi di ricerca, razionalità e progresso, in 'Quaderni', 2, 1978; M.Mondadori, Struttura delle teorie scientifiche e progresso, ibidem; G. L. Linguiti, Imre Lakatos e la 'felosofia della scoperta', Lucca 1981; D. Antiseri, Perche la metafìsica e' necessaria per la scienza e dannosa per la fede, Brescia 1980; Id., Il ruolo della metafisica nella scoperta scientifica e nella storia della scienza, in 'Riv. di Filosofia neo-scolastica', LXXIV, 1 (1982); F. Barone, Immagini filosofiche della scienza, Roma-Bari 1983.
Глава сороковая
Тексты. 1. С. I. Lewis: A. Survey of Symbolic Logic, Berkeley 1918; Mind and the World-Order, New York 1929 (trad. it. Il pensiero e l'ordine del mondo, Torino 1977); Symbolic Logic, New York 1932; An Analysis of Knowledge and Valuation, La Salle (Ill.) 1946; The Ground and Nature of the Right, New York 1955; Our Social Inheritance, Bloomington 1957. Collected Papers of С I. Lewis, Stanford 1970.
Литература. 1. AA. VV., The Philosophy of Clarence Irving Lewis, La Salle (Ш.) 1966; AA. VV., Commemorative Symposium on С I. Lewis, in 'Journal of Philosophy', vol. LXI, 19, 1964, pp. 545-570; L. W. Beck, Die Kantkpitik von С I. Lewis, in 'Kant-studien:, 1953-1954, pp. 3-20; W. Boyer, The Kantian Element in Lewis 'Theory of Knowledge, in 'Philosophical and Phenomenological Research', 1958-1959, pp. 95-105; R J. Larkin, С I. Lewis'Theory of Concepts, Allentown 1972; J. Passmore, A Hundred Years of Philosophy, London 1966, pp. 296-298.
Тексты. 2. W. V. O. Quine: Logica elementare, trad. it., Roma 1968; Verso un nominalismo costruttivo, trad. it. in AA. VV., La filosofia della matematica, Bari 1967, pp. 269-298; Manuale di logica, trad. it., Milano 1960; Il problema del significato, trad. it., Roma 1966; Parola e oggetto, trad. it., Milano 1970; I modi del paradosso, Milano 1975; La relatività linguistica e altri saggi, Roma 1986; Logica e grammatica, Milano 1981; Saggi filosofici 1970-1981, Roma 1982; Theories and Things, Cambridge (Mass.) 1981; The Time of My Life. An Autobiagraphy, Cambridge (Mass.) 1985; Quidditates, Milano 1991; Pursuit of Truth, Cambridge (Mass.) 1990.
Литература. 2. AA. VV., Words and Objections: Essays on the Work of W. V. O. Quine, Dordrecht 1969; AA. VV., Essays on the Philosophy of W. V. O. Quine, Hassocks 1979; AA. VV., The Philosophy of W. V. O. Quine, La Salle (Ill.) 1986; L. Handjaras e A. Marinotti, Epistemologia, logica e realta: una introduzione a K. Popper e a W. V. O. Quine, Firenze 1983, pp. 97-191; P. Panini, Linguaggio e teoria. Due saggi di analisi filosofica, Firenze 1976, pp. 1-11; 17-117; 135-139; 142-151; 165-170; 174-176; 182-184 e passim; G. Borradori, Conversazioni americane, Roma-Bari 1991, pp. 31-45; B. Maggee, Men of Ideas, Oxford-New York 1978, pp. 143-152; G. D. Romanos, Quine and Analytic Philosophy, Cambridge (Mass.) 1983; С Hookway, Quine, Cambridge 1988; D. Koppelberg, Die Aufhebung der analytischen Philosophie: Quine als Synthese von Carnap und Neurath, Frankfurt 1988; R. Gibson, The Philosophy of W. V. О. Quine, Tampa 1982; H. Lauener, Willard van Orman Quine, Frankfurt 1982; P. Parlavecchia, Linguaggio e teoria scientifica nella concezione di Quine, in 'Scientia', 111, 1976, pp. 417-479; P. Gochet, Quine en perspective. Essai de philosophie comparée, Paris 1978; M. Dummett, The Significance of Quine's Indeterminacy of Translation Thesis, in 'Synthese', 27, 1974, pp. 351-397; M.Santambrogio, Introduzione a W. V. O. Quine, I modi del paradosso, cit., pp. 9-71; F. Mondadori, Introduzione a W. V. O, Quine, Parola e oggetto, cit., pp. VII-XLVIII; W. Stegmuller, Haupstromungen der Gegenwartsphilosophie, Stuttgard 1965, pp. 487 e segg.; A. Santucci, Storia del pragmatismo, Roma-Bari 1992, pp. 204 e segg.
835
Тексты. 3. M. White: The Age of Analysis, New York-Toronto 1955; Social Thought in America. The Revolt against Formalism, New York 1949 (trad. it. La rivolta contro il formalismo, Bologna 1956); Toward Reunion in Philosophy, Cambridge (Mass.) 1956; Religion, Politics and the Higher Learning, Cambridg (Mass.) 1959; Foundations of Historical Knowledge, New York 1965 (trad. it. il cap.V con il titolo Ragioni e cause, in AA. VV., Filosofi e conoscenza storica, Firenze 1979, pp, 293-328); Pragmatism and American Mind, New York 1973.
Литература. 3. W. W. Bartley III, Ecologia della razionalità, Roma 1990, pp. 140-141, 151-153, 180-183 e passim; W. H. Dray, Filosofia e conoscenza storica, Bologna 1969, pp. 54-55; S. Hook, Objectivity and Reconstruction in History, in AA. VV., Philosophy and History, New York 1963, pp. 267-273; M. Mandelbaum, Objectivism in History, in AA. VV, Philosophy and History, cit., pp. 43-56; M. V. Predaval Magrini, Introduzione ad AA. VV., Filosofia analitica e conoscenza storica, cit., pp. LXIV-LXVI, A. Santucci, Storia del pragmatismo, Roma-Bari 1992, pp. 177-178.
Тексты. 4. N. Goodman: The Structure of Appearance, Cambridge (Mass.) 1951 (Indianapolis 1966; Dordrecht-Boston 1977; trad. it, La struttura dell'apparenza, Bologna 1985); Fact, Fiction and Forecast, London 1954 (Cambridge (Mass.) 1955, 1979, 1983; trad. it. Fatti, ipotesi e previsioni, Roma-Bari 1985); Languages of Art, Indianapolis 1968 (trad. it. I linguaggi dell'arte, Milano 1976); Problems and Projects, Indianapolis-New York 1972; Ways of Worldmaking, Indianapolis-Cambridge 1978 (trad. it. Vedere e costruire il mondo, Roma-Bari 1988); Of Mind and other Matters, Cambridge (Mass.) 1984.
Литература. 4. AA. VV., Logic and Art: Essays in Honor of Nelson Goodman, Indianapolis-New York 1972; AA. VV., Lire Goodman. Les voies de la reference, Combas 1992; L. Handjaras, Problemi e progetti del costruzionismo. Saggio sulla filosofia di Nelson Goodman, Milano 1991; A. Hausman - F. Wilson, Carnap and Goodman: two Formalists, Iowa City 1967, pp. 1-95; I. Scheffler, Anatomia della ricerca, Milano 1972, pp. 306-335.
Тексты. 5. Ch. Morris: Logical Positivism, Pragmatism, and Scientific Empiricism, Paris 1937; Foundations of the Theory of Signs, Chicago 1938 (trad. it. Lineamenti di una teoria di Segni, Torino 1954); Paths of Life, New York 1942; Signs, Language, and Behavior, New York 1946 (trad. it. Segni, linguaggio e comportamento, Milano 1949).
Литература. 5. F. Rossi-Landi, Charles Morris, Milano 1953; U. Scarpelli, Osservazioni sul concetto di segno nel pensiero di Charles Morris, in 'Rivista di Filosofia', XLVI, 1955, pp. 4-74; A. Galimberti, La semiotica di Chéries Morris, in 'Giornale critico della storia della filosofia', XXXVII, 1957, pp. 322-342; A. D. Lovejoy, Morris 'Six Theories of Mind', in 'Philosophical Review', XLII, 1933, pp. 617-626; С J. Ducasse, Some Comments on Ch.W.Morris'Foundations of the Theory of Sings, in 'Philosophy and Phenomenological Review', III, 1942, pp. 42-52.
Тексты, 6. N. Rescher: Hypothetical Reasoning Amsterdam 1964; Essays in Philosophical Analysis, Pittsburgh 1969; Scientific Explanation, New York 1970; The Coherence Theory of Truth, Oxford 1973; Conceptual Idealism, Oxford 1973; Methodological Pragmatism, Oxford 1977; Scientific Progress, Oxford 1978; Induction, Oxford 1980; The limits of Science, Los Angeles 1984 (trad. it. I limiti della scienza, Roma 1985); The Strife of Systems. An Essay on the Grounds and Implications of Philosophical Diversity, Pittsburgh 1985 (trad. it. La lotta dei sistemi. Fondamenti e implicazioni della pluralità filosofica, Genova 1993).
Литература. 6. D, Davidson, A Coherence Theory of Truth and Knowledge, in AA. VV., Perspectives on the Philosophy of D. Davidson, Oxford 1986; A. Bottani, Verità e coerenza. Saggio sull'epistemologia coerentista di Nicholas Rescher, Milano 1989.
Тексты. 7. W. Bartley III: The Retreat to Commitment, New York 1962; (trad. it. Ecologia della razionalità, Roma 1990); Morality and Religion, London 1973; Wittgenstein, Philadelphia-New York 1973 (trad. it. Wittgenstein: maestro di scuola elementare, Roma 1974); Coma demarcare la scienza dalla metafisica, Roma 1983; Unfathomed Knowledge, Unmeasured Wealth, La Salle (Ill.) 1990; A. colloquio con D. Antiseri, in 'Mondoperaio', 1, 1987, pp. 117-124, rist. in D. Antiseri, Teoria della razionalità e scienze sociali, Roma 1989; Wittgenstein e Popper maestri di scuola elementare, Roma 1974.
Литература. 7. A. M. Petroni, B non-giustificazionismo di William W. Bartley III, in AA. VV., Un'introduzione all'epistemologia contemporanea, Padova 1987, pp. 137-147; A. Rainone
836
Presentazione dell'ed. it. di W. W. Bartley III, Ecologia delle razionalità, cit.; N. Koertge, Bartlèy's Theory of Razionalism, in 'Philosophy of the Social Sciences', 1974, pp. 75-81; G.Radnitzky, In Defense of Self-Applicable Critical Rotionalism (1983), in AA. VV., Evolutionary Epistemology, Theory of Rationality, and the Sociology of Knowledge, La Salle (Ill.) 1987; J. W. N. Watkins, Comprehensively Critical Rationalism, ta 'Philosophy', 44, n. 164, 1969, pp. 57-62.
Тексты. 8. A. Grunbaum: Philosophical Problems of Space and Time, New York 1963, Dordrecht 1973; Is Falsifiability the Touchstone of Scientific Rationality? Karl Popper Versus Inductivism, in AA. VV., Essays in Memory of Imre Lakatos, Dordrecht 1976, pp. 213-252; Is the Method of Bold Conjectures and Attempted Refutations Justifiably the Method of Science?, in 'British Journal for the Philosophy of Science', 27, 1976, pp. 105-136; The Foundations of Psychoanalysis, California 1984 (trad. it. I fondamenti della psicoanalisi, Milano 1088); Reflections on the Foundations of Psychoanalysis, ta 'Behavioral and Brain Sciences', 2, vol. 9, 1988, pp. 217-284 (trad. it. Psicoanalisi. Obiezioni e risposte, Roma 1988); La teoria freudiana nella prospettiva di un filosofo della scienza, in AA. VV., L'anima e il compasso, Roma 1985; Difficolta epistemologiche nella valutazione clinica della teoria psicoanalitica, in AA. VV., La verifica empirica in psicoanalisi, Bologna 1988.
Литература. 8. P. Parrini, Linguaggio e teoria, Firenze 1976, pp. 154-156, 188-194, 205-207, 210-261; M. Buzzoni, Operazionismo ed ermeneutica. Saggio sullo statuto epistemologico della psicoanalisi, Milano 1989, p. 32 e segg.; A. O'Hear, Karl Popper, Roma 1984, p. 76 e segg., 87 e segg.; C. Longhin, Alle origini del pensiero psicoanalitico, Roma 1992, p. 93 e segg.; H. Putnam, An Examination of Grunbaum's Philosophy of Geometry, in AA. VV., Philosophy of Science. The Delaware Seminar, vol. 2, 1962-1963, pp. 205-255; L. Sklar, The Falsifiability of Geometric Theories, ta 'Journal of Philosophy', 64, 1967, pp. 247-253; L. Laudan, Grunbaum on 'The duhemian argument', in 'Philosophy of Science', 32, 1965, pp. 295-299.
Тексты. 9. R. Rorty: The Linguistic Turn, Chicago and London 1967; Philosophy and the Mirror of Nature, Princeton (N. J.) 1979 (trad. it. La filosofia e lo specchio della natura, Milano 1986); Consequences of Pragmatism, University of Minnesota Press, 1982 (trad. it. Conseguenze del pragmatismo, Milano 1986); Contingensy, Irony, and Solidarity, Cambridge 1989 (trad. it. La filosofia dopo la filosofia. Contigenza, ironia e solidarietà, Roma-Bari 1989.
Литература. 9. F. Restaino, Filosofia e post-filosofia in America. Rorty, Bernstein, Maclntyre, Milano 1990, pp. 87-161; G. Borradori, Conversazioni americane, Roma-Bari 1991, pp. 127-145; J. Passmore, Recent Philosophers, London 1985, pp. 117-121 ; A. Cantucci, Storia dell pragmatismo, Roma-Bari 1992, pp. 209-212; G. Warnke, Ermeneutics and the Social Sciences. A Gadamerian Critique of Rorty, ta 'Inquiry', 28, 1985, pp. 339-357; Ch. B. Guignon, On Saving Heidegger from Rorty, ta 'Philosophy and Phenomenological Research', 46, 1986, pp. 401-417; S. S. Harrison, Our Glassy Essence. A Peircean Response to R. Rorty, in 'International Philosophical Quarterly', XXVI, 1986, pp. 169-181; J. Furlan, Scientific Psychology as Hermeneutics? Rorty's Philosophy of Mind, in 'Philosophy and Phenomenological Research', XLVIII, 1988, pp. 489-504; J. D. Caputo, The Thought of Being and the Conversation of Mankind. The Case of Heidegger and Rorty, in 'The Review of Metaphysics', XXXVI, 1983, pp. 681-685.
Тексты. 10. H. Putnam: Philosophy of Logic, New York 1971; rit. nel secondo vol. dei Philosophical Papers (trad. it. Filosofia della logica, Milano 1975); Philosophical Papers: 1. Mathematics, Matter and Method, 1975 (trad. it. Matematica, materia e metodo, Milano 1993); 2. Mind, Language and Reality, 1975 (trad. it. Mente, linguaggio e realta, Milano 1987); 3. Realism and Reason, 1983; Meaning and the Moral Sciences, Boston 1978 (trad. it. Verita e etica, Milano 1982); Scienza e mutamento sociale, ta 'Mondoperaio', 9-10, 1981, pp. 103-106; Reason, Truth and History, Cambridge 1981 (trad. it. Ragione, verità e storia, Milano 1985); The Many Faces of Realism, La Salle (Ill.) 1987 (trad. it. La sfida del realismo, Milano 1991); Realism with a Human Face, Cambridge (Mass.) 1990; D pragmatismo: una questione aperta, Roma-Bari 1992; Renewing Philosophy, Cambridge (Mass.) - London 1992.
Литература. 10. M. Dell'Utri, Le vie del realismo, Milano 1992; M. Alai, Putnam: scetticismo, realismo e teoria del significato, ta 'Lingua e stile' XXIV, sett. 1989, pp. 435-455; Id., L'equivoco del 'realismo interno' di Hilary Putnam, ta 'Rivista di folosofia', LXXXI, agosto 1990; J. Passmore, Recent philosophers, London 1985, pp. 92-101, 104-107 e passim; G. Borradori, Conversazioni americane, Roma-Bari 1991, pp. 20-25; B. Magee, Men of ideas, Oxford 1978; A. L. Brueckner, If I Am a Brain in a Vat, then I Am Not a Brain in a Vat, in 'Mind', 101,
837
1992, pp. 123-128; G. Evans, The Causal Theory of Names, ta Aristotelian Society Supplementary Volume, 47, 1973, pp. 187-208; J. J. Haldane, San Tommaso e Putnam: realismo ontologico e realismo epistemologico, in 'Intersezioni', 8, 1988, pp. 171-188; J. Koethe, Putnam's Argument Against Realism, ta 'Philosophical Review', 80, pp. 92-99; J. McIntyre, Putnam's Brains, ta 'Analysis', 44, 1984, pp. 59-61; E. Napoli, Hilary Putnam: dal realismo metafisico al realismo critico, ta 'Lingua e stile', 3, 1984, pp. 451-474; С A. Van Kirk, Kant's Reply to Putnam, ta 'Idealistic Studies', 14, 1984, pp. 13-23.
Тексты. 11. D. Davidson: Essays on Actions and Events, Oxford 1980 (trad. it. Azioni ed eventi, Bologna 1992); Inquiries tato Truth and Interpretation, Oxford 1984.
Литература. 11. AA. VV., Actions and Events, Perspectives on the Philosophy of Donald Davidson, Oxford 1985; AA. VV., Essays on Davidson: Actions and Events, Oxford 1985; S. Evenine, Donald Davidson, Oxford 1991; J. Bennett, Events and Their Names, Osford 1988; B. T. Ramberg, Donald Davidson's Philosophy of Language. An Introduction, Oxford 1989; E. Picardi, Interpretazione radicale e teorie della verità, ta 'Lingua e stile', XVII, 1, 1982; Id., Donald Davidson: significato e interpretazione, ta AA. VV., Introduzione alla filosofia analitica del linguaggio, Roma-Bari 1992, pp. 223-266; A. Rainone, Filosofia analitica e scienze storico-sociali, Pisa 1990, pp. 138-158.
Глава сорок первая
Тексты. J. Rawls: A Theory of Justice, Cambridge 1971 (trad. it. Una teoria della giustizia,
Milano 1982).
Литература. AA. VV., Reading Rawls, Oxford 1975; AA. VV., Ueber John Rawls Theorie der Gerechtigkeit, Frankfurt 1977; M. Patriarca, John Rawls: che cosa merita l'uomo, Roma 1985; D. I. Schäfer, Justice or Tyranny? A Critique of J. Rawls 'Theory of Justice', New York 1979; P. Wolff, Understanding Rawls, Princeton 1977; S. Maffettone, Utilitarismo e teoria della giustizia, Napoli 1983; S. Veca, La società giusta, Milano 1982.
Глава сорок вторая
Тексты. R. Nozick: Anarchia, Stato e utopia, Firenze 1981; Spiegazioni filosofiche, Milano 1987; La vita pensata, Milano 1990.
Литература. AA. VV., Reading Nozick, Oxford 1981; G. Borradori, Conversazioni americane, Roma-Bari 1991, pp. 85-87; G. Rebuffa, Introduzione a P.Dworkin, I diritti presi sul serio, Il Mulino, 1982.
Глава сорок третья
Тексты. М. Novak: Freedom with Justice. Catholic Social Thought and Liberal Institutions, San Francisco 1984; Will it Liberate? Questions about Liberation Theology, New York/Mahwah 1986; This Emisphere of Liberty. A Philosophy of the Americas, Washington 1990; The Spirit of Democratic Capitalism, New York 1982 (trad. it. Lo spirito del capitalismo e il cristianesimo, Roma 1987); La seconda libertà: libertà religiosa e libertà economica, ta 'Biblioteca della libertà', 114, 1991, pp. 3-23; Il capitalismo democratico e i suoi critici, ta 'Biblioteca della libertà', 115, 1991, pp. 27-52; Otto argomenti sulla moralità del mercato, ta 'Quaderni del Centro di Metodologia delle Scienze Sociali', L. U. I. S. S., Roma 1993.
Литература. A. Tosato, Presentazione dell'ed. it. di M. Novak, Lo spirito del capitalismo democratico e il cristianesimo, cit., pp. DC-XXXIV.
Аббаньяно Н. (Abbagliano N.), 111, 359, 399
Абеляр П.(Abйlard, Abailard), 515
Абро А. д' (Abro, d'), 737
Августин Блаженный, 179, 183, 312, 489, 508, 770
Авенариус Р. (Avenarius R.), 246-251, 320, 538, 539
Агасси Дж. (Agassi J.),692, 693
Адамсон Р. (Adamson R.), 278
Адлер А. (Adler А), 621-623, 661
Адлер М. (Adler М.), 534, 535,
Адлер Ф. (Adler F.), 534
Адорно Т. В. (Adorno T. W.), 483, 559-564, 575-577, 695
Айер А. Дж. (Ayer А. J.), 475-477, 480, 681, 705
Аккерман В. (Ackermann W.), 648
Альберт Г. (Albert H.), 483, 577, 578, 695
Альтюссер Л. (Althusser L.), 549-551, 627, 638-640
Анаксагор, 57
Анаксимандр из Милета, 230, 393, 395
Анджулли A. (Angiulli A.), 213, 217
Анжу Д. (Anzieu D.), 641
Ансельм Кентерберийский (д'Аоста), 92
Ардиго P. (Ardigo R.),190, 213, 217-221
Арендт X. (Arendt H.), 404-406
Аристотель, 23, 70, 92, 99, 132, 141, 156, 167, 178, 268, 280, 281, 380, 394, 428, 428, 446, 475, 515, 602, 662, 677, 708, 724
Арним Г. (Arnim H.), 286
Арнхейм Р. (Arnheim R.), 583
Арон Р. (Aron R.), 197, 245, 403, 501
Ах Н. (Ach N.) 583
Аш С. Э. (Asch S. E.), 583
Бабеф Г. (Babeuf G.), 118, 123
Базаров, 538
Бакунин M. A., 120, 121, 529, 697
Банфи A. (Banfi A.), 278
Барт К. (Barth К.), 399, 508, 736
Барт P. (Barthes R.), 590
Бартли У. У. (Bartley W. W.), 693, 733-737
Барцеллотти Дж. (Barzellotti G.), 278
Бауэр Б. (Bauer В.), 111, 121, 122, 123
Бауэр О. (Bauer О.), 534, 535
Бауэр Э. (Bauer E.), 121
Башляр Г. (Bachelard G.), 548, 549, 628
Бек Я. С. (Beck J. S.), 29
Беккариа Ч. (Вессаriа С), 200
Белл Д. (Bell D.), 760
Белох К. Ю. (Beloch К. J.), 286
Бенвенист Э. (Benveniste Й.), 593
Бенеден Э. (Beneden E.), 655
Бентам И. (Bentham J.), 197, 200, 201, 203, 206, 212, 759
Бенусси В. (Benussi V.), 582
Беньямин В. (Beniamin W.), 559
Бердяев H. A., 399, 501
Бергсон A. (Bergson H.), 369, 483, 487-500, 717
Беркли Дж. (Berkeley G.), 146, 180, 255, 314, 539, 662, 736, 752
Берлин И. (Berlin I.), 476, 481-484
Берман Я., 538
Бернайс П. (Bernays P.), 648
Бернар К. (Bernard С), 189, 215
Бернштейн Э. (Bernstein E.), 527-531,
Берцелиус Й. Я. (Berzelius J. J.), 189
Берше Дж. (Berchet G.), 10
Бетти Э. (Beiti E.), 367, 432-435
Бехтерев В. И., 241
Бёрд К. (Beard С), 718-720
Бём-Баверк Э. (Bцhm-Bawerk E.), 605, 606,
Бёме Я. (Bцhme I), 53
Бидл Дж. У. (Beadle G. W.), 657
Бизе Ж. (Bizet G.), 267
839
Бине A. (Binet A.), 242, 320
Бинсвангер Л. (Binswanger L.), 419, 420
Био Ж. Б. (Biot J. В.), 261
Биша Кс. (Bichat Х.), 195
Блан Л. (Blanc L.), 118
Бланки Л. О. (Blanqui L. A.), 118, 121
Бленвиль A. M. (Blainville H. M.), 195
Блох Э. (Bloch E.), 525, 539, 543-546
Блумфильд Л. (Bloomfield L.), 596
Боас Ф. (Boas F.), 596
Боббио H. (Bobbio N.),171, 482, 601, 602
Бовуар С. (Beauvoir S.), 399, 407, 419
Богданов A. A., 538
Бодлер Ш. (Baudelaure С), 745
Больцано Б. (Bolzano В.), 370, 371
Больцман Л. (Boltzmann L.), 466
Больяй Я. (Bolyai J.), 189
Бонавентура, 179, 509
Бональд Л. Г. А. де (De Bonald L. G. A.), 166
Бонхёффер Д. (Bonhoeffer D.), 487
Бонтадини Дж. (Bontadini G.), 517
Бопп Ф. (Ворр F.), 239, 286
Бор Н. (Bohr N.), 652, 683
Борн М. (Born M.), 652
Босс M. (Boss M.): 420
Босх И. (Bosch J.), 718, 723
Босуэлл Дж. (Boswell J.), 723
Ботичелли С. (Botticelli S.), 474
Брауэр Л. Э. Я. (Brouwer L. E. J.), 467, 648, 649
Бреда Г. (Breda H.), 371
Брентано Ф. (Brentano F.), 141, 370, 371, 582, 724
Брёйер Й. (Breuer J.), 616
Бродель B. (Brondal V.), 594
Бройль Л. B. (De Droglie L. V.), 652, 670
Броуд Ч. Д. (Broad С. D.), 474
Бругман К. (Brugmann К.), 240
Брунер Дж. С. (Bruner J. S.), 723
Бруно Дж. (Bruno G.), 217
Брэдли Ф. Г. (Bradley F. H.), 454, 724
Брюнсвик Л. (Brunschvicg L.), 278
Бубер M. (Buber M.), 519-521, 544
Буль Дж. (Boole G.), 228, 702, 726
Бультман Р. (Bultmann R.), 404, 431, 433, 438
Буркхардт Я. (Burckhardt J.), 267, 286
Бэкон Ф. (Bacone F., 193, 314, 426, 429, 598, 662, 663, 729, 736, 740
Бюлер К. (Bьhler К.), 471, 583, 587, 661
Бюхлер К. (Bьchler К.), 577, 641
Бюхнер К. (Bьchner К.), 587
Бюффон Ж. Л. Л. (Buffon G. L. L.), 232
Вагнер Рихард (Wagner Richard), 267
Вагнер Рудольф (Wagner Rudolf), 270, 271
Вайлати Дж. (Vailati G.), 263, 314, 322, 695, 698
Вайсман Ф. (Waismann F.), 451, 476, 477, 707
Вайхингер Г. (Vaihinger H.), 314, 724
Ваккенродер В. Г. (Wackenroder W. H.), 9
Валери П. (Valйry P.), 414
Валь Ж. (Wahl J.), 399
Вальрас Л. (Walras L.), 603
Ваттимо Дж. (Vattimo G.),15, 406, 446-743
Вебер Э. Г. (Weber E. H.), 240
Вебер M. (Weber M.), 263, 286, 291-293, 299-313, 399, 539, 542, 544, 695
Веблен Т. (Veblen T.), 718-720
Вейерштрасс (Weierstrass К.), 189, 227, 643
Вейсман A. (Veismann A.), 653, 654
Вера A. (Vera A.), 216, 331
Вертхеймер M. (Wertheimer M.), 583
Визер Ф. (Wieser F.), 605, 606
Вико Дж. Б. (Vico G. В.), 9, 173, 183, 192, 331, 349
Виллари П. (Villari P.), 213, 216
Виламовиц-Мёллендорф У. (Wilamowitz-Moellendorff U.), 267, 270, 286
Виндельбанд В. (Windelband W.), 278, 282-285, 287, 291-293, 534
Винкельман И. (Winckelmann J.), 4, 5
Виртингер У. (Wirtinger W.), 661
Вирхов Р. (Virchow R.) , 226
Витасек С. (Witasek S.), 582
Витгенштейн Л. (Wittgenstein L.), 145, 451, 454-456, 461-472, 479, 480, 660, 702, 717, 736, 744, 748
Витфогель К. A. (Wittfogel К. А.), 559, 561
Вольтер Ф. M. A. (Voltaire F. M. A.), 598
840
Вольф X. Ф. (Wolff С), 174
Вундт В. (Wundt W.), 240-242, 320
Вордсворт У. (Wordsworth W.), 9
Габелли A. (Gabelli А.), 213, 217
Габлер Г. А. (Gabler G. A.), 111
Гадамер Г. Г. (Gadamer H. G.), 367, 395, 422-430, 433, 434, 446, 698, 742, 744
Галилей Г. (Galilei G.), 131, 195, 282, 376, 668, 685
Галуа Э. (Galois E.), 227
Гальтон Ф. (Galton F.), 242
Галлуппи П. (Galluppi P.), 166, 174, 175, 331
Галль Ф. Й. (Gall F. J.),
Гаман И. Г. (Hamann J. G.), 22, 23, 25
Гамелин О. (Hamelin О.), 278
Гамильтон У. (Hamilton W.), 208
Гамильтон У. P. (Hamilton W. R.), 227
Ган Г. (Hahn H.), 661
Ганс Э. (Gans E.), 121
Гардинер П. (Gardiner P.), 484, 485
Гароди P. (Garaudy R.),132, 505, 546-549
Гарофало P. (Garofalo R.), 213
Гартли Д. (Hartley D.), 197
Гартман H. (Hartmann N.), 46, 101, 381, 382, 432
Гвардини P. (Guardini R.), 544
Гегель Г. В. Ф. (Hegel G. W. F.), 5, 7, 15, 22, 26, 27, 43, 57-107, 113-115, 122, 131, 135, 137, 142, 156, 217, 287, 288, 291, 331, 334, 335, 336, 343, 347, 394, 412, 429, 430, 440, 441, 454, 534, 539, 542, 544, 549-551, 561, 562, 660, 675, 695, 719, 724, 729, 729, 731
Гейзенберг В. (Heisenberg W.), 650
Гейне Г. (Heine H.), 121
Геккель Э. (Haeckel E.), 190, 235
Гексли Т. (Huxley T.), 236, 237, 238, 320, 322
Геллнер, 457
Гельб A. (Gelb A.), 583
Гельвеций К. А., 197, 200
Гельмгольц Г. Л. Ф. (Heimholte H. L. F.), 189, 240, 241, 282
Гемпель К. Г. (Hempel С. G.), 456, 483-485,718, 721, 729, 753
Гераклит Эфесский, 5, 89, 291, 350, 395, 544, 675
Гербарт И. Ф. (Herbart J. F.), 137-141, 545
Герберт Г. (Herbert G.), 314
Гербрандт Дж. (Herbrandt J.), 648
Гервег Г. (Herwegh G.), 121
Гердан Г. (Herdan G. G.), 590
Гердер И. Г. (Herder J. G.), 4, 26, 27, 238
Герлах У. (Gerlach W.), 652
Герц X. (Hertz H.), 189, 466
Герцль Т. (Herzl T.), 512
Гесс M. (Hess M.), 121, 123
Гесиод, 445, 634
Гёдель К. (Gödel К.), 230,648, 707
Гёльдерлин И. X. Ф. (Hцlderlin F.), l, 7, 15, 17, 43, 59, 86, 87, 97, 394
Гёте В. (Goethe W.), 1, 4, 9, 19-22, 27, 43, 86, 97, 232, 291, 297, 343, 362
Гёшель К. Ф. (Goeschel К. F.), 111
Гильберт Д. (Hilbert D.), 229, 230, 647-649
Гильдебранд Б. (Hildebrand В.), 300
Гильфердинг Р. (Hilferding R.), 534,
Глокель О. (Glokel О.), 471
Гоббс Т. (Hobbes Т.), 290, 729
Гоголь Н. В., 515
Гойя Ф. (Goya F.), 723
Гольдман Л. (Goldmann L.), 547
Голдштейн К. (Goldstein К.), 583
Гомер, 26, 150
Гомбрих Э. (Gombrich E.), 723
Грабман M. (Grabmann M.), 509
Грамши A. (Gramsci A.), 552-558
Грассман Г. (Grassmann H.), 228
Грей A. (Gray A.), 235
Гримм Я. (Grimm J.), 239, 286
Гроддек Г. (Groddeck G.), 620
Гроссман Г. (Grossmann H.), 559
Грюнбаум A. (Grьnbaum A.), 690, 737-741
Грюнберг К. (Grьnberg К.), 559
Гудмен Л. (Goodmann L.), 547
Гудмен Г. Н. (Goodmann H. N.), 643, 720-724, 732, 748
Гумбольдт A. (Humboldt А.), 596
Гумбольдт В. (Humboldt W.), 26-28, 238, 339
841
Гурвич Д., 597
Гуссерль Э. (Husserl E.), 175, 250, 367-376, 384, 385, 387, 388, 395, 404, 406, 436, 438, 475, 516, 549, 562, 717, 724, 742, 744
Гуццо A. (Guzzo A.), 440
Гэлли (W. В. Gallie), 484
Гюйгенс X. (Huyghens С), 195, 261
Д'Аламбер Ж. (D'Alembert J.), 191
Даль А. А. (Dahl А. А.), 483
Дандоло Дж. (Dandolo G.), 221
Данте A. (Dante A.), 340, 515
Дарвин Ч. (Darwin С), 189, 208, 211, 212, 223, 232-237, 250, 271, 320, 495, 639, 6*53, 664, 677, 719, 723
Девото Дж. (Devoto G.), 590
Дедекинд P. (Dedekind R.), 227, 228
Декарт P. (Descartes, Cartesius R.), 146, 174, 183, 185, 193, 373, 408, 436, 448, 480, 489, 601, 633, 736, 742, 744
Дельбрюк Б. (Delbrьck В.), 240
Демокрит из Абдер, 290,
Деррида Ж. (Derrida J.), 732, 742
Де Санктис Ф. (De Sanctis F.), 145, 333
Дестют де Траси A. (Destutt de Tracy), 166
Де Филиппи Ф. (De Filippi F.), 235
Де Фриз Г. (De Vries H.), 653, 654
Джевонс У. С. (Jevons W. S.), 228, 603, 604
Джеймс Г. (James H.), 746
Джемелли A. (Gemelli A.), 516, 583
Джемс У. (James W.), 242, 314, 319, 320, 321, 322, 369, 693, 701, 717, 718, 724, 726, 742
Джентиле Дж. (Gentile G.), 219, 331, 332, 345-351, 556, 724
Джоберти В. (Gioberti V.), 40, 165, 166, 183-186, 213, 331
Джойя М. (Gioia M.), 166
Джонс Д. (Jones D.), 593
Джонс У. (Jones W.), 239
Джонсон M. (Johnson M. E.), 473
Джонстоун Г. В. (Johnstone H. W.), 602
Джоуль Дж. П. (Joule J. P.), 189
Дидро Д. (Diderot D.), 191
Диккенс Ч. (Dickens С), 746
Диккинсон Л. (Dickinson L.), 453
Дильс Г. (Diels H.), 286
Дильтей В. (Dilthey W.), 263, 286, 287, 288-292, 301, 423, 434, 441, 484, 542, 718
Динглер X. (Dingler H.), 262
Дионисий Ареопагит, 269, 271
Достоевский Ф. М., 399, 474,521, 539
Дройзен Г. (Droysen G.), 286
Дункан-Джонс О. (Duncan-Jones О.), 474
Дункер К. (Duncker К.), 583
Дьюи Дж. (Dewey J.), 314, 319, 324-330, 597, 707, 718-720, 724, 726, 742,
Дэвидсон Д. (Davidson D.), 742, 752- 755
Дюгем П. (Duhem P.), 223, 256, 259, 260, 261, 697, 710, 729
Дюммэ M. (Dummet M.), 748
Дюринг E. (Dьhring E.), 130, 131
Дюркгейм Э.. (Durkheim E), 227, 242-245, 677
Дюфрен M. (Dufrenne M.), 640
Евклид, 225, 228, 259, 453, 641, 647,746
Еврипид, 269
Ельмслев Л. (Hjelmslev L.), 594
Жакоб Ф. (F. Jakob), 658
Жане П. (Janet P.), 242
Жданов А. А., 542
Жильсон Э. (Gilson E.), 509, 515, 516
Заратустра, 272, 276, 277
Зенон Элейский, 70, 73, 493
Зиммель Г. (Simmel G.), 286, 294, 542, 544,
Знанецкий Ф. (Znaniecki F.), 598
Золя Э. (Zola Й.), 45
Зомбарт В. (Sombart W.), 299
Зоммерфельд A. (Sommerfeld А.), 632, 652
Зутт Й. (Zutt J.), 419
Иоанн Павел II, папа, 383, 510 Ипполит Ж. (Hyppolite J.), 397, 434
842
Кабанис П. Ж. Ж. (Cabanis P. J. G.), 166
Кальдероны М. (Calderoni M.), 314, 322, 695
Камю A. (Camus A.), 361, 399
Канестрини Дж. (Canestrini G.), 235
Кант И. (Kant I.), 25, 28, 29, 31, 33, 34, 37, 38, 40, 77, 88, 92, 148, 167, 170, 178, 183, 212, 249, 279, 288, 291, 331, 348, 377, 378,427, 446, 454, 476, 534, 535, 549, 564, 662, 671, 723, 729, 732, 742, 744, 748, 749, 759, 760
Кантони К. (Cantoni С), 278
Кантор Г. (Cantor G.), 189, 227, 229, 645, 646
Карнап P. (Carnap R.), 480, 662, 695, 707, 710, 717, 720, 721, 724, 726, 741, 747, 750
Карньелло Д. (Cargnello D.), 420
Карцевыми С, 590, 593
Кассирер Э. (Cassirer E.), 263, 278, 280-282, 723
Каттанео К. (Cattaneo С), 165, 169, 170, 175, 213
Каутский К. (Kautsky К.), 527, 528, 531, 532
Кафка Ф. (Kafka F.), 145, 399
Кейнс Дж. M. (Keynes J. M., Lord), 466, 582, 603, 607, 613-615
Кельзен Г. (Kelsen H.), 533, 579, 609
Кеплер И. (Kepler J.), 195, 689,
Кеттелль Дж. (Cattell J.), 241, 242
Кёлер В. (Kцhler W.), 583-585
Кёппен Ф. (Koppen F.), 121
Клайн M. (Klein M.), 624
Клакхон К. (Kluckhohn С), 597
Кларк Дж. Б. (Clark J. В.), 601
Клаузиус Р. Ю. Э. (Clausius R. J. E.), 189
Клейн Ф. (Klein F.), 229
Клейтген И. (Kleutgen J.), 509
Клингер Ф. M. (Klinger F. M.), 3, 4
Клодель П. (Claudel P.), 548
Клопшток Ф. Г. (Klopstock F. G.), 4
Книс К. (Knies К.), 300
Коген Г. (Cohen H.), 278-280, 360, 534, 527, 764
Кожев Ф. (Kojeve A.), 399, 404
Койре А. (Koyré А.), 404
Колаковский Л. (Kolakowski L.), 190, 191
Колаянни H. (Colajanni N.), 214
Коллингвуд Р. Дж. (Collingwood R. G.), 484, 718
Колридж С. Т. (Coleridge S. T.), 9
Колумб X. (Colombe С, Colón, Columpus), 474, 766
Комптон А. X. (Compton A. H.), 650
Кондильяк Э. Б. (Condillac Й. B. de), 166
Кондорсе Ж. A. H. (Condorcet J. A. N.), 191, 193, 598
Конради К. (Conradi К.), 111
Конт О. (Comte А.), 117, 187, 190-197, 203, 212, 216, 243, 287, 362, 569, 575, 718
Коперник H. (Kopernic N.), 195, 232, 639, 668, 689, 691
Корана X. Г. (Khorana H. G.) 658
Корнберг A. (Kornberg А.), 658
Корренс К. (Correns С), 226
Корш К. (Korsch К.), 539, 542, 543, 559
Коффка К. (Koffka К.), 583
Кох Р. (Koch R.), 189
Коши Л. О. (Cauchy L. A.), 189, 227
Крафт В. (Kraft V.), 480
Крепелин С. (Kraepelin E.), 241
Крёбер A. (Kroeber A.), 597
Крик Ф. X. К. (Crick F. H. С), 657, 658
Кронекер Л. (Kronecker L.), 227
Кропоткин П., 120, 529
Кроче Б. (Croce В.), 7, 107, 235, 332-345, 347, 546, 552, 554, 556, 717, 718
Ксенофан из Колофона, 563
Куайн У. ван О. (Quine W. van О. ), 260, 643, 707-717, 722, 729, 732, 736, 742, 743, 752
Кузен В. (Cousin V.), 166, 183, 484
Кун Т. С. (Kuhn T. S.), 641, 650, 677-682, 686, 689, 732, 750
Куоко В. (Cuoco V.), 166, 167
Кьеркегор С. (Kierkegaard S.), 54, 135, 137, 141, 152-163, 355, 359, 399, 401, 412, 416, 440, 464, 512, 539, 744, 745
Кали A. (Cayley A.), 228
Кювье Ж. (Cuvier G.), 230, 231, 232
Кюльпе О. (Külpe О.), 583
Лабриола A. (Labriola А.), 236, 332, 551, 552
Лавджой А. О. (Lovejoy A. О.), 314
843
Лавель Л. (Lavelle L.), 489
Лавуазье A. (Lavoisier A.), 195, 677
Лагранж Ж. Л. (Lagrange J. L.), 227
Лазеровиц M. (Lazerowitz M.), 474
Лайелль Ч. (Lyell С), 232, 677
Лакан Ж. (Lacan J.), 590, 627, 635-641
Лакатос И. (Lakatos L), 677, 681-683, 685,687, 689, 692, 695, 698-700
Лакруа Ж. (Lacroix J.), 637
Ламарк Ж. Б. (Lamarck J. В.), 212, 230-232, 647
Ламенне P. (Lamennais R.), 166, 183
Лаплас П. С. (Laplace P. S.), 261
Лассуэлл Г. Д. (Lasswell H. D.), 483
Лаудан Л. (Laudan L.), 677, 686-689, 691
Лев XIII, папа, 508-511
Левенталь Л. (Lцwenthal L.), 559
Леви A. (Levi A.), 221,
Левинас Э. (Lévinas Е.), 521-524
Леви-Брюль Л. (Lйvi-Bruhl L.), 245, 632
Леви-Стросс К. (Lйvi-Strausse С), 590,
627, 629-632, 637, 639, 640
Лейбниц Г. В. (Leibniz G. W.), 174, 178, 228, 291, 455, 708, 726, 729, 736
Ленин В. И., 117, 123, 128, 250, 255, 457, 531, 533, 536-539, 543, 553, 554
Ленц М. Р. (Lenz M. R.), 4
Леман И. (Lehmann J.), 241
Леруа Э. (Le Roy E.), 256, 257
Лессинг Г. Э. (Lessing G. E.), 4, 25, 27, 745
Лессон M., 235
Лефевр A. (Lefebvre H.), 547
Либих Я. (Liebig J.), 189
Либкнехт К. (Liebknecht К.), 527
Лиментани Л. (Limentani L.), 221
Линдворский И. (Lindworski J.), 583
Линней К. (Linnй, Linnaeus С), 230, 627
Лиотар Ж. Ф. (Lyotard J. F.), 742
Липман У. (Lipman W.), 718
Литтре Э. (Littrй E), 196
Лобачевский H. И., 189, 228, 230, 259
Локк Дж. (Locke J.), 173, 197, 314, 483, 710, 736, 743
Ломброзо Ч. (Lombroso С), 213, 214, 235
Лоренц Г. A. (Lorentz H. A.), 650
Лориа А., 236
Лукач Д. (Lukвcs G.), 266, 539-544, 547, 559
Лукреций Т. Кар, 290
Луначарский А. В., 538
Льюис К. И. (Lewis С. I.), 701-707
Люксембург Р. (Luxemburg R.), 527, 532, 533, 541
Лютер M. (Luter M.), 13, 162, 185, 273, 290
Майер Ф. (Mayer F.), 145
Майер Ю. Р. (Mayer J. R.), 189
Маймон С. (Maimon S.), 29, 33
Макдональд M. (MacDonald M.), 482
Макиавелли H. (Machiavelli N.), 216, 342, 515, 552, 557, 598
Максвелл Дж. К. (Maxwell J. C), 189, 282, 650, 652, 670
Мак-Таггарт Дж. (McTaggart J.), 453, 454
Макферсон Дж. (Macpherson J.), 4
Малиновский Б. (Malinowski В.), 597, 629
Малколм H. (Malcolm N.), 461, 474
Мальбранш H. (Malebranche N.), 184, 598
Мальтус T. P. (Malthus T. R.), 197, 198, 206, 233
Мандевиль Б. (Mandeville В.), 608
Мандельброт Б. (Mandelbrot В.), 590
Манн T. (Mann T.), 145, 266
Мангейм К. (Mannheim К.), 582, 597-600
Мантегацца П. (Mantegazza P.), 235
Мандзони A. (Manzoni A.), 177, 201
Мао Цзэдун (Мао Tse-tung), 109
Марбе К. (Marbe К.), 583
Марешаль Ж. (Marйchal J.), 511
Маритен Ж. (Maritain J.), 501, 513, 514, 770
Марк Аврелий, 82
Маркезини Дж. (Marchesini G.), 221
Маркс К. (Marx К.), 109, 111, 117,
120-133, 141, 199, 243, 296, 362, 364, 369, 411, 438, 441, 476, 527, 529, 531, 534-540, 543, 545, 547, 549-552, 582, 598, 599, 603, 613, 639, 662, 675, 676, 701, 719, 745, 747, 770
844
Маркузе Г. (Marcuse H.), 525, 559, 561, 569-572
Марсель Г. (Marcel G.), 367, 399, 415-419, 436, 501, 544
Мартине A. (Martinet A.), 593
Маршалл A. (Marshall А.), 613, 614, 701
Маслоу A. (Maslow A.), 464
Масново A. (Masnovo A.), 517
Массари Дж. (Massari G.), 186
Матезиус В. (Mathesius V.),593
Маттеи Дж. (J. N. Matthei), 658
Маттеотти Г. (Matteotti G.), 334, 345
Маурер О. (Mowrer О.), 581
Маццини Дж. (Mazzini G.), 166
Мах Э. (Mach E.), 233, 246, 250-255, 260, 320, 341, 528, 534, 539, 697, 724
Махлуп Ф. (Machlup F.), 606
Медавар П. Б. (Medaward P. В.), 597
Мезельсон (Meselson), 657
Мей P. (May R.), 420
Мейе A. (Meillet A.), 590
Мейнеке Ф. (Meinecke F.), 286, 287, 292, 297
Мейнонг A. (Meinong A.), 582, 724
Мен де Биран М. Ф. (Main de Biran M. F. P.), 166, 291
Мендель Г. И. (Mendel G. J.),189, 226, 654, 655
Менделеев Д. И., 189
Менгер К. (Menger С), 603-606
Мерло-Понти M. (Merleau-Ponty M.), 369, 399, 590
Мерсье Д. (Mercier D.), 503, 504, 505, 507
Мертон Р. К. (Merton R. К.), 598
Мессер А. (Messer А.), 583
Местр Ж. (De Maistre J.), 166, 183, 186
Метелли Ф. (Metelli F.), 582
Мид Дж. Г. (Mead G. H.), 314, 597, 724, 726
Мизес Л. (Mises L.), 606, 607
Мизес P. (Mises R.), 477, 483
Микеланджело Буонарроти (Michelangelo Buonarroti), 5
Миллер Д. (Мiller D.), 690, 691
Миллер С. (Miller С), 656
Милликен P. A. (Millikan R. A.), 652
Милль Дж. (Mill J.), 197, 201-208, 483, 718, 759
Милль Дж. Стюарт (Mill J. Stuart), 190, 197, 201, 203, 212, 453, 662, 663
Милль С. (Mill S.), 656, 657
Минковский Э. (Minkowsky E.) 419
Мишотт A. (Michotte A.), 583
Молешотт Я. (Moleschott J.), 190
Мольер Ж. Б. (Moliere J. В.), 192
Мольтман Ю., (Moltmann J), 487
Моммзен Т. (Mommsen Т.), 286
Мондольфо P. (Mondolfo R.), 185, 186, 221
Моно Ж. (Monod J.), 597, 658
Монтефиоре А. (Montefiore А.), 476
Монтескье Ш. Л. (Montesquieu С. L.), 598
Мопассан Г. (Maupassant G.), 145
Морган Т. X. (Morgan T. H.), 655, 656
Моргенштерн О. (Morgenstern О.), 606
Моррис Ч. (Morris С), 480, 724-728
Морселли Э. (Morselli E.), 213
Мосс M. (Mauss M.), 629
Marr (Mott), 692
Мунье Э. (Mounier E.), 436, 487, 501-508
Мур Дж. Э. (Moore G. E.), 453, 454, 461, 472, 473, 478, 481
Мур Т. У. (Moore T. W.), 583, 715, 724
Мурри A. (Murri A.), 213, 215, 216,
Мусатти Ч., 582
Мэйс Ч. (Масе С. А.) 473
Мюллер Г. (Mьller G.), 656
Мюнстерберг Г. (Munsterberg H.), 699
Мюнстер, датский епископ (Mynster), 155
Набоков В. В., 745, 746
Нагель Э. (Nagel Е.), 483, 484
Наполеон I Бонапарт (Napolйon I Bonaparte), 3, 237, 343, 453
Наторп П. (Natorp Р.), 278, 280, 360
Негт О. (Hegt О.), 561
Недонсель M. (Nйdoncelle M.), 500
Нейман Дж. (Neumann J.), 648
Нейман Ф. Э. (Neumann F. E.), 559
Нейрат О. (Neurath О.), 456, 483, 662
Ненчиони Дж. (Nencioni G.) 590
Нёгели К. В. (Nдgeli К. W.), 653, 654
Нибур Б. (Niebuhr В.), 286, 718
Нигли (Negley), 587
845
Ниренберг М. У. (Nirenberg M. W.), 658
Ницше Ф. (Nietzsche F.), 263, 265-277, 295, 369, 394, 399, 401, 402, 438, 441, 445, 446-448, 542, 598, 615, 622, 628, 724, 744, 745
Новалис (Novalis), 1, 7, 9, 11, 13, 86, 87
Новак M. (Novak M.), 757, 769-774
Нозик Р. (Nozich R.), 736, 757, 763-768
Ноуэлл-Смит П. (Nowell-Smith Р.), 476
Ньютон И. (Newton L), 98, 195, 261, 459, 480, 650, 668, 677, 682, 683, 691, 723, 737
Оукшотт M. (Oakeshott M.), 484
Ольбрехтс-Титека Л. (Olbrechts-Tyteca L.), 601
Ольяти Ф. (Olgiati F.), 517
Ортега-и-Гассет X. (Ortega у Gasset J.), 352, 356, 360-365
Оссиан, 4
Остин Дж. (Austin J. L.), 475, 476, 478, 732, 747
Остхоф Г. (Osthoff H.), 240
Отто P. (Otto R.), 374, 382, 383
Оуэн Ричард (Owen Richard), 236
Оуэн Роберт (Owen Robert), 199, 200
Очоа С. (Ochoa S.), 658
Павлов И. П., 586-588
Пагано Ф. М. (Pagano F. M.), 167
Падовани У. A. (Padovani U. А.), 511
Палмер Л. P. (Palmer L. R.), 701
Папини Дж. (Papini G.), 314, 322
Парейсон Л. (Pareyson L.), 34, 440-446
Парменид, 87, 89, 394, 395
Парсонс Т. (Parsons Т.), 597
Паскаль Б. (Pascal В.), 195, 272, 359, 379, 456, 489, 598, 727
Пассмор Дж. (Passmore J.), 481
Пастер Л. (Pasteur L.), 189, 474
Патнэм X. (Putnam H.), 707, 720, 746-752
Патрик (Patrick), 587
Паули В. (Pauli W.), 685
Пауль Г. (Paul H.), 240, 592
Пачи Э. (Paci E.), 375,460
Пеано Дж. (Peano G.), 228, 454, 455, 645, 647, 726
Пелликани Л. (Pellicani L.), 539
Пеллико С. (Реlliсо S.), 167
Перельман X. (Perelman С), 582, 601, 602
Перрен Ж. Б. (Perita J. В.), 643
Перрен Ж. M. (Perrin J. M.), 643
Песталоцци Э. (Pestalozzi), 137
Пиаже Ж. (Piaget J.), 581, 588-590, 626, 641
Пиндар, 148
Пий IX, папа, 177
Пий X, папа, 508, 509
Пий XII, папа, 510
Пикок Дж. (Peacock G.), 228
Пиррон, 370
Пирс Д. (Pears D.), 476, 701, 724, 726, 729, 748
Пирс Ч. С. (Peirce С. S.), 228, 263, 314-319, 322
Планк М. (Planck M.), 282, 651
Платон, 13, 15, 23, 70, 148, 178, 268,269, 280,291, 347, 380, 393, 394,475, 460,464, 544, 590, 645, 662, 675, 724, 745
Плеханов Г. В., 535, 536
Плотин, 489
Пол Дж. (Paul G.), 474 482
Полинг Л. (Pauling L.), 655
Поллок Ф. (Pollock F.), 559, 561
Помпонацци П. (Pomponazzi P.), 217
Поппер К. Р. (Popper К. R.), 132, 262, 483-485, 575-577, 583, 597, 607, 622, 643, 660-677, 680- 682, 685, 686, 689-692, 731, 732, 734-737, 739, 740, 759
Преццолини Дж. (Prezzolini G.), 314, 322
Причард Г. A. (Prichard H. A.), 481
Протагор из Абдер, 277
Прудон П. Ж. (Proudhon P. I.), 117, 119, 120, 124, 171, 200, 243, 529
Пруст М. (Proust M.), 474, 745
Птолемей Клавдий, 677
Пуанкаре A. (Poincarй H.), 223, 256-259, 650, 696, 702
Пушкин А. С, 521
Пфистер О. (Pfister О.), 620
Радклиф-Браун A (Radcliffe-Brown), 629
Райл Г. (Ryle G.), 474, 475, 747
Райнер К. (Rahner К.), 502
846
Райт Р. (Wright R.), 746
Райх В. (Reich W.), 624
Рамсей Ф. П. (Ramsey F. P.), 465, 474
Ранк О. (Rank О.), 297, 620
Ранке Л. (Ranke L.), 286
Раск P. (Rask R.), 239
Рассел Б. (Russell В.), 131,197, 227, 228, 324, 452-458, 463, 464, 473, 474, 646-649, 663, 702, 726, 742, 747, 750
Рафаэль Санта (Raffaello Sanzio), 5, 338
Резерфорд Э. (Rutherford E.), 652
Рейк Т. (Reik T.), 621
Реймарус Г. С. (Reimarus H. S.), 25
Рейнгольд К. Л. (Reinhold К. L.), 28, 31, 33,77
Рейхенбах Г. (Reichenbach H.), 477, 480, 741, 747
Ренан Ж. Э. (Renan J. E.), 187
Реннер К. (Renner К.), 534,
Ренувье Ш. (Renouvier С), 278
Решер Н. (Rescher N.), 484, 728-733
Рибо T. (Ribot T. А.), 242
Рикардо Д. (Ricardo D.), 123, 197-199, 201, 206, 603, 613
Рикёр П. (Ricoeur P.), 436-439, 631, 738
Риккерт Г. (Rickert H.),278, 283-286, 287, 292, 293, 301, 385, 534
Рикосса С. (Ricossa S.), 613
Рильке P. M. (Rilke R. M.), 266
Риман Б. (Riemann В.), 189, 230, 259
Роббинс Л. (Robbins L.), 607
Робинсон Дж. (Robinson J.), 718-719
Роджерс К. (Rogers К.), 625, 626
Роде Э. (Rohde E.), 286
Розмини A. (Rosmini А.), 165, 166, 170, 177-181, 213, 331
Розенцвейг Ф. (Rosenzweig F.), 520
Ройс Дж. (Royce J.), 701
Ролс Дж. (Rawls J.), 759-764, 767
Романос Дж. (Romanos G.), 707
Романьози Дж. Д. (Romagnosi G. D.), 166, 167, 169, 173
Рорти P. (Rorty R.), 643, 736, 741-746
Росс В. (Ross W.), 480
Росси П. (Rossi P.), 177
Рохейм Г. (Roheim G.), 621
Рошер В. (Rцscher W.), 300
Руге A. (Rьge A.), 111, 121
Руссо Ж.-Ж. (Rousseau J. J.), 4, 84, 86, 173, 195, 364, 456, 613, 759 Рэ П. (Rиe P.), 267
Рязанов Д. В., 559
Савиньи Ф. К. (Savigny F. С), 121, 286, 300
Савонарола Дж. (Savonarola G.), 216
Сансеверино Дж. (Sanseverino G.), 509
Сантаяна Дж. (Santayana G.), 717
Сартр Ж.-П. (Sartre J. P.), 367, 369, 397, 404-412, 414, 415, 547, 629, 641, 717
Сей Ж. Б. (Say J. В.), 203
Селларс Р. В. (Sellars R. V.), 703, 734, 736
Селларс У. (Sellars W.), 742, 743
Сен-Симон К. A. (Saint-Simon С. Н.), 117, 118, 123, 170, 200, 203, 242, 575, 598
Сент-Илер Э. Ж. (Saint-Hilaire E. G.), 230, 232
Сепир Э. (Sapir E.), 478, 628
Сервантес M. (Cervantes M.), 716, 723
Серджи Дж. (Sergi G.), 242
Сеттон У. (Sutton W.), 655
Сиджвик Г. (Sidgwick H), 453
Сисмонди Ж. Ш. Л. (Sismondi J. С. L.) 123
Скарпелли У. (Scarpelli U.), 480
Скиннер Б. Ф. (Skinner В. F.), 587, 588, 596
Скривен М. (Skriven M.), 484
Смит A. (Smith A.), 123, 197, 198, 199, 206, 603, 765
Соаве Ф. (Soave F.), 166
Сократ, 10, 23, 156, 206, 268, 269, 455, 464, 494 , 545, 660
Соммерфельт A. (Sommerfeit А. А.), 590
Сорокин П. (Sorokin P.), 597
Соссюр Ф. (Saussure F.), 590-593, 596
Софокл, 148
Спавента Б. (Spaventa В.), 331,333, 345
Спавента С (Spaventa С), 333
Спенсер Г. (Spencer H.), 187, 190, 208, 209, 211, 212, 213, 217, 219, 220, 243, 495, 701, 719
Спиноза Б. (Spinoza В.), 23, 25, 27, 41, 45, 51, 53, 291, 331, 732, 736
847
Сталь А. Л. Ж. (Staлl, Madame de), 10
Сталин И. В., 405, 546
Стеббинг Л. (Stebbing L.), 474
Стивенсон Ч. Л. (Stevenson С. L.), 481
Стрэттон Г. (Stratton G.), 241
Стросон П. (Strawson P.), 473, 475, 476, 480
Стюарт Д. (Stewart D.), 197
Тарский A. (Tarski A.), 648, 662, 667, 741
Тейтем Э. Л. (Tatum E. L.), 657
Тик Л. (Tieck L.), 9, 31
Тиллих П. (Tillich P.), 544
Тимпанаро С. (Timpanaro S.), 640
Титченер Э. Б. (Titchener E. В.), 241
Тихи П. (Tichy P.), 690, 691
Токко Ф. (Tocco F.), 278
Тольятти П. (Togliatti P.), 132, 553
Толмен Э. (Tolman E.), 587,
Толстой Л. Н., 145, 309, 456, 466, 474
Томмази С. (Tommazi S), 213-216
Томсон Дж. Дж. (Thomson J. J.), 189, 652
Томсон У. Т., лорд Кельвин (Thomson W. T., Kelvin.), 643, 652
Треве P. (Trкves R.), 361
Тревельян (Trevelyan), 199, 453
Тренделенбург A. (Trendelenburg A.), 141, 142
Трёльч Э. (Troeltsch E.), 286, 292, 296, 297
Трубецкой Н. С, 590, 593, 629
Тулмин С. (Toulmin S.), 466, 476, 602
Туомела (Tuomela), 691
Тьерри О. (Thierry А.) 117
Тюрго А. Р. Ж. (Turgot A. R. J.), 191
Уайт М. (White M.), 717-720, 736
Уайтинг Дж. (Whiting J), 587
Уайтхед A. (Whitehead A. N.), 228, 322, 458-460, 646, 702, 707, 717, 726, 724, 752
Уальд О. (Wilde О.), 666
Узенер Г. (Usener H.), 286
Уилкинс M. (Wilkins M.), 657
Уильберфорс С. (Wilberforce S.), 236
Уисдом Дж. (Wisdom J.), 474
Ульдалль X. Й. (Uldall H. J.), 594
Унамуно M. (Unamuno M.), 314, 353-360
Уорнок Дж. (Warnock G.), 476
Уоррен Дж. (Warren J.), 241
Уорф Б. (Whorf В.), 478, 628
Уоткинс Дж. (Watkins J.), 681, 692, 63
Уотсон Дж. Б. (Watson J. В.), 586, 587, 657
Уэвелл У. (Whewell W.), 205
Фарадей M. (Faraday M.), 189, 670, 693
Фейерабенд II. (Feyerabend P. К.), 677, 683-686, 693, 696, 697, 730, 750
Фейербах Л. (Feuerbach L.), 111, 113-115, 121, 122, 125, 141, 399, 440, 545, 549, 747
Фенихель О. (Fenichel О.), 634
Ферми Э. (Fermi E.), 666
Феррари Дж. (Ferrari G.), 166, 173, 174, 213
Ферри Э. (Ferri E.), 213, 214, 236
Фехнер Г. (Fechner G.), 240, 241,
Фикер Л. (Ficker L.), 465
Филон из Мегары, 702
Фиорентино Ф. (Fiorentino F.), 278
Фихте И. Г. (Fichte J. G.), 7, 10, 11, 15, 28-43, 45, 46, 48, 50, 51, 53, 55, 59, 60, 66, 87, 143, 291, 546, 549
Фиц Рой Р. (Fitz-Roy R.), 236
Фишер К. (Fischer К.), 111
Флемминг В. (Flemming W.), 655
Фома Аквинский, 384, 509, 515-517
Франк Ф. (Frank Ph.), 707, 722,
Франкль В. (Frankl V.), 421
Франклин Б. (Franklin В.), 677
Франс A. (France A.), 145
Фреге Г. (Frege G.), 227, 228, 279, 372, 455, 461, 645-647, 649, 702, 708, 710, 726, 750
Фрейд A. (Freud Anna), 624
Фрейд 3. (Freud S.), 266, 369, 420, 421, 438, 439, 441, 474, 569, 579, 613, 616-624, 635-637, 639, 641, 738-741, 747
Френель О. (Fresnel A.), 261
Фриз Я. Ф. (Fries J. F.), 141, 226, 651, 652
Фридман M. (Friedman M.), 623
848
Фромм 3. (Fromm E.), 559, 561, 572-574
Фуко Л. (Foucault M.), 261, 743
Фуко M. (Foucault M.), 579, 590, 627, 633-635, 638-641, 745
Фурье Ж. Б. (Fourier J. В.), 123, 200
Фурье Ш. (Fourier С), 117, 118
Хабермас Ю. (Habermas I), 483, 561, 577, 578, 695, 738, 742, 745
Хаберлер Г. (Haberler G.), 606
Хайек Ф. A. (Hayek F. A.), 582, 606-613, 733
Хайдеггер М. (Heidegger M.), 17, 369, 387-395, 396, 404, 417, 420, 423, 424, 432, 433, 434, 446, 522, 536, 562, 640, 731, 743-745
Халл К. (Hull С), 587
Харрис Дж. (Harris J.), 690
Харт Г. Л. А. (Hart H. L. A.), 476
Хатчесон Ф. (Hutcheson F.), 200
Хеар Р. М. (Hare R. M.), 451, 476, 482
Хефнер M. (Häfner M.), 419
Хикс Дж. Д. (Hicks G. D.),278
Хильгэйрэд Э. (Hilgarad E.), 587
Хильпинен (Hilpinen), 691
Ходсон С. (Hodgson С), 278
Холл С (Hall S.), 241, 242
Холмс О. В. (Holmes О. W.), 718-720
Холт Э. (Holt E. В.), 581
Хомский Н. А. (Chomsky N. А.), 579, 581, 588, 590, 594-596
Хоркхаймер M. (Horkheimer M.), 145, 525, 559, 561, 563-567
Хэмпшир С. (Hampshire S.), 476, 477
Целлер Э. (Zeller E.), 286, 701
Цильзель Э. (Zilsel E.), 483
Цицерон M. Туллий, 291
Чаргафф Э. (Chargaff E.), 657
Чермак Э. (Tschermak E.), 226
Шампольон Ж. Ф. (Champollion J. F.), 426, 636
Шарко Ж. M. (Charcot J. M.), 242, 616
Шварц Б. (Schwarz В.), 747
Шевалье Ж. (Chevalier J.), 490
Шекспир У. (Shakespeare W.), 4, 21, 23, 148, 340
Шелер M. (Scheler M.) 370, 374, 377-382, 542, 582, 597
Шеллинг Ф. В. И. (Schelling F. W. J.) 5, 7, 10, 13, 15, 43-55, 59-61, 66, 87, 97, 143, 291, 542, 552, 732
Шестов Л., 399
Шефтсбери А. Э. К. (Shaftesbury A. A С), 291
Шиллебекс Э. (Schьlebeeckx E.), 436
Шиллер Ф. (Schiller F.), 153, 314, 322
Шиллер Ф. К. (Schiller F. С. S.), l, 4, 5, 6, 9, 19-21
Шлегель А. В. (Schlegel A. W.), 3, 9
Шлегель Ф. (Schlegel F.), l, 3, 5-7, 9, 10, 21, 22, 31, 43, 153, 239, 424
Шлейермахер Ф. Д. Э. (Schleiermacher F. D. E.), 5, 7, 9, 13, 15, 31, 291,359, 383, 423, 434
Шлик M. (Schlick M.), 465, 480, 583, 707
Шмидт A. (Schmidt A.), 561
Шмоллер Г. (Schmoller G.), 605
Шопенгауэр A. (Schopenhauer A.), 135, 137, 143-152, 267-270, 399, 542, 622, 724
Шпенглер О. (Spengler О.), 286, 292, 295, 542
Шрейнер О. (Schreiner О.), 746
Шрёдер Э. (Schrцder E.), 228
Шрёдингер Э. (Schrцdinger E.), 652
Шталь Г. Э. (Stahl G. E.), 657
Штарк В. (Stark W.), 597
Штейн Э. (Stein E.), 383, 384
Штерн О. (Stern О.), 652
Штирнер M. (Stirner M.), 111, 122, 529
Штраус Д. Ф. (Strauss D.), 111, 113, 122
Штраус Э. (Strauss E.), 420
Шульце Г. Э. (Schulze G. E.), 28, 33, 145
Эддингтон а. С. (Eddington A S.), 459
Эйвери О. T. (Avery О. Т.), 657
Эйлер Л. (Euler L.), 227
849
Эйнштейн A. (Einstein A.), 282, 457, 459, 643, 649-651, 668, 670, 689, 691, 737,738
Эккле Дж. (Eccles J. С), 597, 661
Эккерман И. П. (Eckermann J. P.), 22, 232
Экхарт И.. Мейстер (Eckhart J.. Mester), 53
Экштейн Г. (Eckkstein G.), 534
Энгельман П. (Engelmann P.), 466
Энгельс Ф. (Engels F.), 121, 122, 124, 130, 131, 528, 529, 531, 534-537, 543, 552, 770
Эпиктет Гиерапольский, 82, 282
Эпикур Самосский, 290
Эренфельс X. (Ehrenfels С), 582
Эрдман И. Э. (Erdmann J. E.), 111
Юм Д. (Hume D.), 173, 180, 314, 482, 483, 611. 710, 718, 724, 736, 759
Юнг К. Г. (Jung С. G.), 261
Юнг Т. (Young T.). 621-624
Юри Г. К. (Urey H. С), 656
Юшкевич П.Д.. 538
Якоб Ф. (Jacob F.), 639
Якоби Ф. Г. (Jacobi F. H.), 4, 7, 23, 26, 41,69
Якобсон P.. 593, 629
Яник A, (Janik A.), 466
Ясперс К. (Jaspers К.), 367, 398-404, 403, 436, 440, 544
Джованни Реале и Дарио Антисери
Западная философия от истоков до наших дней.
От романтизма до наших дней. (4)
В переводе и под редакцией С. А. Мальцевой
Формат 60x90 1/16. Бумага офс. Усл.печ.л.55.
Лицензия ЛП 000134 от 06.04.99
ООО 'Издательство 'Пневма' Санкт-Петербург. Заказы направляйте по электронному адресу svetlana.maltseva@paloma.spbu.ru или т/ф (812) 428-70-56
Электронная версия книги: Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru || yanko_slava@yahoo.com || http://yanko.lib.ru || Icq# 75088656 || Библиотека: http://yanko.lib.ru/gum.html || Номера страниц - вверху
update 18.04.07. АНОНС КНИГИ