Высокое мнение Фрейда о своих открытиях, изложен-ных в 'Толковании сновидений', означало, что дальней-шие исследования сновидений бросают прямой вызов всем психоаналитикам. На протяжении всей истории психоана-литического движения - недавно отметившего 100-летнюю годовщину великого открытия Фрейда - многие аналити-ки пытались связать первоначальное открытие Фрейда с пос-ледующими психоаналитическими перспективами.

В книге 'Современная теория сновидений' сведены вме-сте некоторые из самых важных статей по этому вопросу за последние двадцать пять лет. Представленные работы при-надлежат перу ученых широкого спектра аналитических школ Европы и Америки. Все они вдохновлены Фрейдом, но вносят новые измерения в понимание значения снови-дения в клинической практике. Различные авторы видят сновидение по-разному: как свидетельство развития психо-анализа, как разновидность переживаний человека, как спо-соб адаптации, как индикатор конкретной формы психи-ческого расстройства, как осуществляемое им искажение значения.

'Современная теория сновидений' не только ознакомит читателя с современным состоянием этого вопроса, но и будет способствовать возрождению внимания к психичес-кому процессу, который Фрейд считал краеугольным кам-нем психоанализа. Этот побуждающий к размышлениям сборник, дополненный содержательным предисловием и ясными комментариями редактора к каждой статье, будет полезен как преподавателю, так и клиницисту.

Сара Фландерс получила степень доктора английской литературы в Нью-Йоркском Государственном Универси-тете, г.Буффало. Она член Британского Психоаналитичес-кого Общества и психоаналитик, занимающийся частной практикой.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Сегодня, почти столетие спустя после прорыва в пони-мании сновидений и функционирования бессознательной мысли, осуществленного Фрейдом, сновидение уже не за-нимает центрального места в психоаналитических дебатах. Хотя сновидения остаются классическим иллюстративным материалом в психоаналитических клинических работах, как заметила Элла Фримен Шарп, маятник, качнувшийся в 1937 г. в сторону от психоаналитического интереса к ин-терпретации сновидения, так и не вернулся в исходное по-ложение (Sharpe, 1937: 67). И сегодня он не подвластен ни одной движущей силе или профессиональному мнению. Современные психоаналитики разговаривают на языке, ко-торый Андре Грин назвал языком полиглотов (Green, 1975), потенциально не понятном даже для зрелого и теорети-чески искушенного аналитика. Еще более усложнили, но одновременно и обогатили много сторонний интернацио-нальный психоаналитический взгляд на сновидение невро-логические исследования, прямо или непосредственно влияя на неустойчивое психоаналитическое единодушие. Однако составители надеются, что собранные ими статьи позволят читателю получить представление о диапазоне су-ществующих в психоаналитической науке взглядов на сно-видение.

В данном предисловии я вначале кратко изложу взгляды Фрейда на сновидения, а затем выборочно остановлюсь на последующем развитии представлений о снах и их роли в психоаналитическом процессе. Представленные ниже ста-тьи я разделила на четыре части. Основу данного сборника закладывает представленная раньше других статья Масуда

[10]

Кана о взаимосвязи между классической теорией сновиде-ния и психоаналитическим процессом. Вторая часть вклю-чает центральные работы классической полемики по воп-росу: занимает ли еще сновидение 'особое' место в клини-ческой практике, и почему. В части третьей собраны работы французской и английской школ о процессе сновидения, а в четвертой описано развитие идеи от классического эго к современной самости психоанализа, главным образом в Со-единенных Штатах. Читатель заметит, что эти статьи рас-положены в историческом порядке, что, по моему мнению, полезно при изложении развивающихся течений по мере того, как они укореняются в психоаналитических рассуж-дениях. Здесь мало повторений, но много разнообразной, иногда довольно сложной аргументации.

Исторические предпосылки

В 1932 г. Фрейд писал о теории сновидений: 'Она зани-мает особое место в истории психоанализа и отмечает по-воротный пункт; именно благодаря ей анализ сделал шаг от психотерапевтической методики к глубинной психологии' (Фрейд, 1932: 7). В этой же публикации он, основываясь на исчезновении специального раздела 'Об интерпретации сно-видений' из 'Международного психоаналитического жур-нала', сетует на угасание интереса к сновидению (1932: 8). Его заявление, не свободное от чувства потери, гласит:

'Даже согласно моему нынешнему суждению, она со-держит в себе самое ценное из всех открытий, что мне посчастливилось сделать. Подобное проникновение в сущность выпадает на долю человека лишь раз в жизни'.

(Фрейд, 1931).

Если в 1920-х и в 1930-х годах психоаналитическое дви-жение шагало под иную мелодию, то это потому, что вел его еще Фрейд, нацеливая на решение вопросов, пользую-

[11]

щихся устойчивым интересом: происхождение психозов, формулировка структурной теории, изучение ранних объект-отношений, проблема тревоги, осознание трансфера. Как сокрушаются многие современные аналитики (См. Брен-нер в данном сборнике), Фрейд так до конца и не переде-лал теорию интерпретации сновидений, чтобы полностью привести ее в соответствие с более поздними концептуализациями, в особенности со структурной моделью психики. Он оставался верен своей первоначальной идее, выполнен-ной без учета преимуществ последующей теории, хотя и дополнял ее продуманными примечаниями к каждому при-жизненному изданию. Более того, в 1932 г. он писал, что теория сновидений была его 'якорем спасения':

'Когда я начинал сомневаться в правильности своих не-твердых заключений, мою уверенность в том, что я на правильном пути, возрождала успешная трансформация бессмысленного и запутанного сновидения в логический и понятный психический процесс сновидца'.

(Фрейд, 1932: 7).

В том, что эта самая неустойчивая и загадочная сфера психики обеспечивала Фрейду его 'якорь спасения', под-держку и опору в потенциально хаотической атмосфере консультативной комнаты, заключается тонкая ирония. Его преданность своей работе, его убежденность в ее централь-ном месте, несомненно, сказались на процессе ее изложе-ния и на ее роли в его собственном самоанализе (Anzieu, 1986). Но Фрейд не одинок в своей оценке значения 'Тол-кования сновидений'. С его оценкой согласны некоторые из самых новаторских и упорных сторонников пост-фрей-дистского канона, среди них Лакан и, совсем современ-ный, Матте Бланко (Matte-Blanco, 1988).

Именно в 'Толковании сновидений' Фрейд представил и раскрыл неотзывчивому научному миру сущность бессоз-нательных психических процессов. Он пишет, что пришел к пониманию следующим образом:

[12]

'В течение многих лет я занимался (с терапевтической целью) раскрытием сущности некоторых психопатоло-гических структур: истерических фобий, обсессивных идей и так далее. Фактически этот вопрос интересовал меня с того самого момента, когда из важного сообще-ния Й.Брейера я узнал, что раскрытие сущности этих структур (которые рассматривались как патологические симптомы) совпадает с их устранением [См. Breuer и Freud, 1895.] Если патологическую идею такого рода мож-но проследить до тех элементов психической жизни па-циента, от которых она берет свое начало, то она немед-ленно разрушается, и пациент освобождается от нее... ... Именно в ходе таких исследований я пришел к интерпретации сновидений. Мои пациенты должны были сообщать о любой идее или мысли, возникающей у них в связи с определенной темой; кроме всего прочего, они рассказывали мне свои сновидения и научили меня, что сон можно включить в психическую цепочку, которую следует проследить в памяти от патологической идеи до ее истоков. Тогда это был лишь незначительный шаг к рассмотрению самого сновидения как симптома и к при-менению метода интерпретации, разработанного для симптомов'.

(Фрейд, 1900: 100-1).

Сновидения, так же, как и симптомы, имеют свое зна-чение и место в личной истории человека. По завершении интерпретации сновидение оказалось замаскированным удовлетворением желания, желания, спровоцированного встречами с реальностью предшествующего дня. Что-то пробудилось и объединилось с бессознательными инфан-тильными стремлениями, побуждениями, требующими гал-люцинаторного удовлетворения. Работа сновидения состоит в том, чтобы удовлетворить, но одновременно и замаски-ровать бессознательное желание, которое могло бы по-тревожить сновидца и его сон. Интерпретация сновиде-ния является нарушающей деятельностью; она аннулирует работу сна, снимает маску, переводит явное содержание сновидения обратно в стоящие за ним скрытые мысли.

[13]

Перевод возможен, ибо Фрейд открыл, что работа снови-дения осуществляется в соответствии с механизмами, ко-торые конденсируют и смещают значения, представляют и маскируют многочисленные слои значимости, представ-ляют в видимой форме наслаивающиеся мысли, воспоми-нания и желания. Формулируя теорию сновидений, Фрейд настойчиво отмечал, что значение сновидения скрывается не в явном или поверхностном (манифестном) содержа-нии, и не в эксцентричном или банальном его изложении. Фасаду сновидения нельзя доверять полностью, не стоит принимать его за чистую монету. Внешний вид повество-вания, истории, является 'вторичной обработкой', соеди-нением фрагментов, а не драматическим действием. Та-ким образом, сновидение Фрейда - нечто менее значи-тельное, чем искусство. Значение сновидения можно открыть лишь после дополнительной работы, после того, как сновидец приведет ассоциации к событиям и мыслям предшествующего дня. Так определяется место обработан-ного сновидения в контексте личностных переживаний.

Десять лет спустя первого издания 'Толкования снови-дений' Фрейд добавил к своей теории латентного значения привилегированную форму образов сновидения (Фрейд, 1900: 350-80). Наряду с другими психоаналитиками он об-наружил, что некоторые образы повторяются, постоянны в своем значении и вызывают небольшое число ассоциаций. Это 'символы' сновидения, в большей мере представления, чем маски, ибо, как говорил Фрейд, источник значения был узок, но почти до бесконечности всеобъемлющ: человечес-кое тело в целом, родители, дети, братья и сестры, рожде-ние, смерть, нагота и, чаще всего, сфера половой жизни (Фрейд, 1916: 153). Место символического представления в сновидении упрочивает понимание сновидения как процесса созидательного и синтезирующего, в большей мере откры-вающего, чем скрывающего, маскирующего и защищающего. Символ сновидения связывает манифестное (явное) и ла-тентное значения, несет в себе связи, а не расщепляет их. Однако несмотря на накопившееся число постоянных и поддающихся интерпретации символов; Фрейд, наряду с работой со снами, особо подчеркивает важность выявления

[14]

ассоциаций сновидца. Фрейд снова и снова предостерегает аналитика не обманываться манифестным содержанием, а искать его латентную мысль по ассоциациям к фрагментам сновидения. Это положение - догма Фрейда, или станет таковой. Никогда не доверяйте тому, что может казаться очевидным в сновидении, даже если сам Фрейд явно нару-шает свое собственное предписание (см. статью Спаньярда в данном сборнике). Это один из самых трудных уроков, преподаваемых кандидатам в психоаналитики (Erikson, 1954). Стараясь уследить за градом материала, они должны по-мнить, что, даже если рассказываемое сновидение представ-ляется единственной понятной информацией, само по себе оно не тот 'спасительный якорь', за который следует дер-жаться. Скорее это процедура, основанная на внимании к бессознательным процессам сновидца и, что не бесспорно, на способности сновидца к самораскрытию, а заключается она в том, чтобы ждать ассоциаций, способных (хотя и нео-бязательно) открыть прямо противоположное очевидному. Именно на этом основании Фрейд построил свое утверж-дение о том, что интерпретация сновидений - это 'царс-кая дорога к бессознательному' (1900: 608).

Двадцать лет спустя после опубликования 'Толкования сновидений' в работе 'По ту сторону принципа удоволь-ствия' Фрейд затронул то, что считал единственным ис-ключением из своего фундаментального представления о процессе формирования сновидения. Он рассматривает компульсивность в трансфере, в жизни и в 'травматических сновидениях', воспроизводящих незамаскированные болез-ненные переживания. Снова и снова возвращаясь к реали-стичному изображению травмирующей ситуации, сновиде-ния 'пытаются справиться с раздражителями, вызывая тре-вогу, или (игнорируя последнюю) - травматический невроз' (Фрейд, 1920: 32). Поэтому сновидения, наблюдающиеся при 'травматических неврозах', или 'сновидения во время психоанализа, вызывающие в памяти физическую травму детства, невозможно классифицировать как исполнения желаний' (Фрейд, 1920: 32). Он пишет, что если существует нечто 'по ту сторону принципа удовольствия, то можно ут-

[15]

верждать, что некогда было время, когда удовлетворение желаний не являлось целью сновидений' (с.33).

Повторение в материале сновидения травматического переживания - это идея, которую можно развивать почти до бесконечности. Первым это сделал Ференци:

'Мы все чаще и чаще сталкиваемся с тем, что так назы-ваемые отпечатки дня [и можно добавить жизни] в дей-ствительности представляют собой повторение симпто-мов травмы. ... Таким образом, вместо 'сновидение является удовлетворением желания', более полным оп-ределением функции сновидения было бы: каждое сно-видение, даже неприятное, представляет собой попыт-ку овладеть травматическими переживаниями и уладить их, так сказать, в смысле esprit d'escalier*, что в сновиде-нии в большинстве случаев сделать легче из-за умень-шения критической способности и преобладания прин-ципа удовольствия'

(Ferenczi, 1931: 238).

Действительно, в подразумевающейся в каждом снови-дении регрессии можно обнаружить потенциальную травму (Garma, 1966, см. Curtis и Sachs, 1976). Обладая характером бессознательных намерений, травма косвенно присутствует и в повседневной жизни (Sandier, 1976), в банальностях социального общения, а также в качестве эмоциональных напряжений в интимных отношениях. Сам Фрейд, продол-жая свои исследования начал психической структуры, все больше и больше выделял 'позитивный Ад' (Фрейд, 1916: 43) инстинктной жизни, потенциальную жестокость арха-ичного эго, полагая их опасностями развития человеческо-го младенца. Как Фрейд отмечал позднее, никому не удает-ся избежать возвращающихся в сновидениях травм детских переживаний (Фрейд, 1932: 27-30). Психологи, изучающие 'я' (Kohut, 1971, 1977), недавно воспользовались этой свя-

* Остроумие на лестнице (фр.), т.е. ситуация, в которой правильные (уместные) слова приходят позже, чем нужно и чем хотелось бы. - Прим. ред.

[16]

зью травмы с незамаскированным символическим матери-алом сновидения. В метафорически понимаемом явном со-держании они видят раскрытие неустойчивого 'я', находя-щегося на грани дезинтеграции, а сами зрительные образы считают основой связи безымянной тревоги или страха.

Хотя сам Фрейд обычно связывал сновидения с мысли-тельным процессом (Фрейд, 1925: 112), а травматические сновидения - с преодолением тревоги, он постоянно опи-сывал работу сновидения как характерную для функции поддержания сна. Относительно более широкой адаптив-ной функции сновидения он был осторожен, более осторо-жен, чем большинство современных аналитиков:

'Ошибочно говорить, что сновидения занимаются акту-альными жизненными задачами или пытаются найти ре-шение повседневных проблем. Это дело предсознательной мысли. Полезная работа так же далека от сновиде-ний, как и намерение передать информацию другому человеку. Когда сновидение имеет дело с проблемой ре-альной жизни, оно решает ее подобно иррациональному желанию'.

(Фрейд, 1925: 127).

Конечно же, существует различие между взглядом на сно-видения как на способ разрешения проблем (French и Fromm, 1964), и взглядом на интегрирующую функцию нормальных сновидений, потенциально отражающих внутреннюю силу эго и даже укрепляющих ее (Ханна Сегал, в этом сборнике) или интегрирующих новое понимание с установившимися структурами (Palombo, 1978: Гринберг и Перлман в этом сбор-нике), оберегающих и помогающих структуре, связанной с развитием (Fosshage, 1983; Этвуд и Столороу в этом сборни-ке). Несомненно, внимание к интегрирующей функции сно-видения возникло благодаря соединению БДГ*-исследований и традиционной эго-психологией (см. работу Гринберга и Перлмана в этом сборнике). За последние десятилетия

* БДГ - быстрое движение глаз, стадия сна, характерная наличием сновидений. - Прим. ред.

[17]

исследователи записали в лаборатории множество сновиде-ний, явно связанных с проблемами субъекта в психоанализе.

Появление в работах Фрейда структурной модели, рас-ширенных концептуализации эго, выполняющего синте-зирующую или интегрирующую функцию как днем, так и ночью, как сознательно, так и бессознательно, в конеч-ном итоге привело к более четкому определению конти-нуума сновидения. Существуют 'сновидения сверху и сновидения снизу' (Фрейд, 1925: 113) или, скорее, сно-видения 'выходящие или из ид, или из эго'. Однако сно-видение у Фрейда всегда 'находит во время сна подкреп-ление от бессознательного элемента' (Фрейд, 1940: 168). В 'Толковании сновидений' он пишет, что 'владелец' дневной мысли требует 'капитала' желания из бессозна-тельного (Фрейд, 1900: 561).

В 1938 г., за год до своей смерти, Фрейд предложил пе-реработанное понимание сновидения с точки зрения прак-тикующего психоаналитика:

'каждое сновидение, находящееся в процессе формиро-вания, предъявляет эго требование - удовлетворить ин-стинкт, если сновидение берет свое начало в ид; разре-шить конфликт, устранить сомнение или сформировать намерение, если сновидение берет свое начало от отпе-чатка предсознательной деятельности в бодрствующей жизни. Однако спящее эго сосредоточено на желании поддерживать сон, оно воспринимает это требование как тревогу и стремиться избавиться от нее. Эго удается сде-лать это посредством того, что представляется актом по-виновения: оно удовлетворяет требование тем, что в дан-ных обстоятельствах является безопасным удовлетворе-нием желания и таким образом избавляется от него'

(Фрейд, 1940: 169-170).

Таким образом, Фрейд показывает, насколько он подо-шел к теоретическому признанию возможности, что роль эго в формировании сновидения заключается в разреше-нии проблем, и что центральной темой каждого сновиде-ния выступает замаскированное удовлетворение желания.

[18]

То есть, сновидение Фрейда - это нечто меньшее, чем ин-теграция, синтез, творчество или реалистичное разрешение проблем. Тем не менее, основание интерпретации сновиде-ния изменилось: сновидение, воспроизводящее конфликт, в психоанализе рассматривается не как раскрытие бессоз-нательного желания, а как укрепление эго перед лицом тре-бований как ид, так и суперэго (см. работу Бреннера в этом сбонике).

Что касается рекомендаций по использованию интер-претации сновидений в процессе психоаналитического ле-чения, с ними полезно познакомиться по небольшой, но блестящей работе Эллы Фримен Шарп 'Анализ сновиде-ний' (1930), написанной на основании лекций, прочи-танных в Британском Обществе в 1930-х годах. Автор рас-сматривает сновидение в рамках психоаналитической за-дачи, определяемой, в соответствии с более поздними работами Фрейда, как 'расширение границ эго в слож-ной психической перестройке посредством динамики трансфера'. Результатом успешного анализа является эго, способное 'выдерживать инстинктивные импульсы и ра-циональным и эффективным образом справляться с ними в общественной жизни, что соответствует модификации бессознательного суперэго' (Sharpe, 1937: 17). Анализ сно-видения имеет решающее значение для этого процесса, так как 'ассимиляция бессознательного знания посред-ством эго является существенной частью психического процесса'. Более образно, с высоким художественным ма-стерством она описывает лежащий в основе всякой ин-терпретации принцип как 'выражение неизвестного, скрытого в известном, на языке индивидуума' (с. 18). То есть, образ сновидения берет свое начало от пережива-ния, которое оно таким образом раскрывает.

Но это не единственное связующее звено между сно-видением и поэзией. Элла Фриман Шарп, приписав об-разам сновижения и механизмам работы сновидения за-коны языка поэзии, первой совершила прыжок, ставший известным благодаря Лакану. Приравняв конденсацию и смещение к метафоре и метонимии, как позднее это сде-

[19]

лал Лакан*, она уподобила сновидение поэзии и драме и тем самым признала его сохраняющим и выражающим некое значение. Конденсация, подобно метафоре, подра-зумевает тождественность или подобие, в то время как смещение, подобно метонимии, подразумевает 'перенос названия' одной вещи на другую, целого на часть**. Не-смотря на это признание потенциальной многозначитель-ности образов сновидения, она тем не менее скрупулезно настаивает на внимании к латентному содержанию, к мыс-лям, скрытым за видимыми образами манифестного со-держания (с. 75). Подобно Фрейду, она открыто выража-ет свое подозрение относительно использования снови-дения в качестве сопротивления психоаналитическому лечению. Хотя Шарп проводит сравнение между снови-дением и искусством, она против понимания сновидения как целого и, тем самым, подобно Фрейду, подтверждает различие между сновидением и произведением искусст-ва. Наряду с актуальностью изложения, для Шарп харак-терно сосредоточение внимания на функции сновидения в рамках трансфера; такой акцент присущ большинству представленных в данном сборнике статей.

Подготавливая лекции для Британского Общества, уже хорошо знакомого с новаторским использованием Мелани Кляйн игры в психоанализе детей, Шарп сравнивает сно-видение с детской игрой и драмой. Развивая представления как Фрейда (1917: 223), так и Кляйн, она приравнивает яв-ление сновидения к проекциям 'я' (Sharpe, 1937: 59), свя-зывая это с воплощением внутренней драмы. Сюжет сно-

* Здесь есть, мягко говоря, неточность. Лакан приравнял метафору к симптому, а метонимию - к желанию. См. 'Функцию и поле речи и языка в психоанализе', где Лакан пишет как о вышеупомя-нутом приравнивании, так и об уровне американского психоана-лиза вообще - Прим. ред.

** Это весьма вольные (чтобы не сказать больше) трактовки метони-мии и метафоры. Заинтересованный читатель может обратиться хотя бы к 'Лингвистическому энциклопедическому словарю' под ред. В.Н.Ярцевой, М., 1990. Там в соответствующих статьях он прочтет нечто другое - Прим. ред.

[20]

видения и трансфер пациента на аналитика, персонажи сновидения и процесс, названный Кляйн в конечном итоге 'проективной идентификацией' (Klein, 1946), явно связа-ны. Принимая во внимание функцию сновидения, Шарп постоянно напоминает читателю о двуличности, присущей его цензуре, и о неясности, обусловленной необходимос-тью перевода мысли в зрительные образы в процессе сно-видения. Толкователь стоит перед выбором: что в процессе сновидения и в его изложении ведет к эмоциональному росту и расширению осознания, а что служит для защиты суще-ствующего modus vivendi (образа жизни), каким бы он ни был? Эта двойная задача характерна для психоаналитика: достичь трудно дающегося равновесия между 'готовностью подозревать и готовностью выслушать; обетом скрупулез-ности и обетом покорности' (Ricoeur, 1970). И, конечно же, поэтому ассоциации служат важными ключами для по-нимания сновидения.

Такой последовательный лейтмотив работы Фрейда, как недоверие в отношении манифестного содержания снови-дения, стал установившейся практикой в значительной ча-сти психоаналитического мышления. В своей знаменитой статье 'Сновидение в психоанализе', 1954, Эрик Эриксон предостерегает от банального недооценивания адаптивных функций эго, успешно раскрываемых в сновидении. Ана-лизируя сновидение об инъекции Ирме, первое в 'Толко-вании сновидений', сновидение, использовавшееся для рас-крытия многозначительности, стоящей за фрагментами сна, Эриксон рассматривает манифестное содержание, чтобы понять, что оно раскрывает. Называя его более чем просто 'шелухой, скрывающей зерно истины', скорее 'отражени-ем специфического пространственно-временного измере-ния эго индивидуума, сферой деятельности всех его защит, компромиссов и достижений' (Erikson 1954: 21), он приво-дит доводы в пользу эстетической восприимчивости фасада сновидения, продукта наблюдающего сон эго. Привнося в изучение сновидения акцент эго-психологов на интегриру-ющую и адаптивную функцию сознания, он показывает, что наблюдающее сон эго борется со стрессом творческой работы, конфликтами лояльности, напряжением сильных

[21]

противоречивых чувств. После Эриксона это сновидение вновь изучали Шур (Shur, 1966), Гринберг (Greenberg, 1978), Махони (Mahoney, 1977), каждый из них в его манифест-ном содержании, а в случае Махони - в языке изложения сновидения, находил глубокое значение скорее в том, что оно содержит и выражает, чем в том, что скрыто за образа-ми сновидения.

Бертрам Левин, работая в 1940-х и 1950-х годах в Амери-ке и развивая представление Фрейда о подразумеваемой во сне и в сновидении временной и топографической регрес-сии (Фрейд, 1917: 22), начал изучение особенностей снови-дения, связав его с психоэмоциональным развитием. Как Фрейд провел аналогию между сном и возвращением в лоно, так Левин связал сновидение и 'экран', на который оно проецируется, с интернализированной материнской грудью, первым объектом индивидуума (Lewin, 1946). Левин также связал психоаналитическую ситуацию с явлением сновиде-ния (Lewin, 1955), что вызвало определенный резонанс. Кроме того, следуя Фрейду, чья теория получила подтверж-дение исследованиями БДГ, он отмечает высокий уровень возбуждения, связанный со сновидением (Jones, 1970), и сравнивает ритмы бодрствования и сна, сна со сновидени-ями и без сновидений с потенциально пробуждающим вли-янием психоаналитика. Он пишет: 'Аналитик, так же, как и отпечаток дня, неизбежно служит пробудителем ... дей-ствия аналитика постоянно направлены на то, чтобы отча-сти пробудить пациента или немного усыпить его, успоко-ить или возбудить' (Lewin, 1955). И далее, 'пробудить - значит отнять от груди и, как вариант, - вернуть обратно в этот мир'. Язык, употребляемый здесь для описания ана-литической роли, возможно, спорно запечатлевает историю аналитика как гипнотизера. Однако эта формулировка под-разумевает степень внутренней безопасности, необходимую для сна, сновидения и для пробуждения, подобную степе-ни безопасности, необходимой для пересказа сновидения аналитику, на которого можно положиться. Аналогичным образом поясняется и исторически восстанавливается цен-тральная роль трансфера, равно как и представление об аналитике как о защитнике раскрытия, включающего

[22]

интерпретацию сновидения в рамках психоаналитического процесса. Вдохновенное представление Левина об экране сновидения остается плодотворной концептуализацией, ко-торую в этом сборнике развивают Кан, Понталис и Гемайл. Левин определил нить, связующую сновидение, психоана-литический процесс, регрессию на службе эго и творчество, уделив особое внимание границам, очерчивающим эти про-цессы. Он является ключевой фигурой в истории психоана-литического внимания к сновидению. В отличие от боль-шинства других авторов, для Левина критерием служит сно-видение. В этом он отличается от Кляйн, Винникотта, Биона, Лакана, оказавших большое влияние на развитие психо-аналитического мышления, но сосредоточенных больше на развитии и характере символических процессов.

Хотя Винникотт сравнительно мало говорил непосред-ственно о сновидениях, он много и влиятельно писал об эволюции игры, и его соображения о развитии этой симво-лической способности оказали влияние на подход многих психоаналитиков к сновидению. Тот факт, что игра детей богата эмоциональными и символическими значениями, явился важным вкладом в исследования Кляйн, дополне-нием, широко поддерживающим понимание коммуникатив-ного потенциала сновидения, значения, содержащегося в образах. Последующие исследования Винникоттом разви-тия и функции игры проясняют роль сновидения, его место в эмоциональной и психической жизни и в аналитическом процессе. Способность к игре развивается из отношения ребенка к матери, из первоначального 'удерживания' эмо-циональной напряженности младенца, из ее зеркального признания или отражения потребностей ребенка и его пси-хической реальности. Это удерживание вместе с удовлетво-рением потребностей ребенка ведет, по мнению Винникот-та, к временной иллюзии слияния, которая, как это ни пара-доксально, поддерживает растущую способность переносить реальность отделения и потерю всемогущества. Решающий шаг, с точки зрения Винникотта, заключается в привязан-ности к конкретным объектам, особым звукам или обра-зам, символизирующим обладание матерью и единение с ней. Эту иллюзию поддерживает 'переходный' объект. Из

[23]

этого восприятия развивается переходная деятельность или игра, переходное пространство (Winnicott, 1971), где разви-вающийся ребенок может играть. Винникотт, как и Марион Милнер (Milner, 1952), ставит ударение на творческой не-обходимости иллюзии, на обучении игре и на сновидении как форме переходного пространства, защищенного, пусть временно, от вторжения реальности. Все культурные явле-ния происходят в переходном пространстве, все творчество также совершается в формально очерченном пространстве, в пределах страницы, полотна, сцены, а внутренне - по-средством способности организовать игру. Способность временно отказаться от неверия, отдать свое 'я' сну и сно-видению или грезам и свободной ассоциации зависит от чувства безопасности, от границ, от того, что Дидье Анзье назвал 'психической оболочкой' (Anzieu, 1989). Аналогич-но, способность иметь сновидение и размышлять о нем за-висит от способности различать состояния сна и бодрство-вания, сон и реальность, символическое и конкретное. В центре внимания многих работ этого сборника становится обретение в аналитической ситуации возможности исполь-зовать сновидение.

Исследования Винникоттом развития способности иг-рать дополняется гипотезой Биона касательно развития спо-собности удерживать чувства и мысли (Bion, 1962a). Бион начинает с кляйнианской концепции проективной иденти-фикации и привносит сюда идею матери, матери воспри-имчивой, могущей принимать на себя полную силу проек-ций ребенка, понимать и тем самым делать их терпимыми для ребенка, пригодными для вмещения. Ребенок интернализирует вмещающую функцию, а вместе с ней и психичес-кое пространство для обдумывания, символической обра-ботки или осуществления того, что Бион назвал альфа-фун-кцией (Bion, 1962a). Если чистые, причиняющие боль ощущения остаются без ответа, не принимаются, не удер-живаются и не трансформируются материнским внимани-ем, тогда ребенок не интернализирует способность перено-сить ощущение и остается во власти чистых необработан-ных психических событий, проявляющихся позднее как психотическое мышление. По мнению Биона, последовате-

[24]

ля Кляйн, все это намного больше связано с перенесением болезненного переживания, чем удовольствия, что, вероят-но, согласуется с общим направлением мышления самого Фрейда относительно развития эго, значения агрессии и опасностей зависимости в эволюции психики.

С этой точки зрения на функцию сновидения, лучше все-го изложенной в данном сборнике Ханной Сегал, отноше-ние эго к своим объектам не отрицается, а зачастую оцени-вается в континууме, определяющем крайнюю границу про-ективных процессов, направленных на избавление от неприемлемых или невыносимых ощущений и, наконец, на их удаление. Уклонение от признания, конечно же, являет-ся, согласно Фрейду, мотивом значительной части работы сновидения. Однако маскировка представляет собой концеп-цию, качественно отличную от крайних проективных форм изгоняющих процессов, выделяемых многими кляйнианцами. В конечном итоге эти процессы нарушают различение сна и бодрствования, реальности и фантазии, первичного и вторичного процессов, а при психозах разрушают хрупкие границы, неспособные удержать пространство сновидения.

Таким образом, переключение психоаналитического внимания на ранние стадии развития эго, особенно на при-обретение способности символического изображения, при-вело к сосредоточению усилий на достижении функции сновидения. В целом психоаналитики переносят процесс изложения сновидения в лучше понимаемый континуум развития эго, а в лечении - в контекст, созвучный прежде всего тем развитиям, которые проявляются в трансфере пациента и контр-трансфере аналитика. Этот трансфер по-нимается с точки зрения как ранних, так и более поздних объект-отношений, страхов и желаний, развивающих саму способность спать, видеть сновидение, а затем вспомнить его и рассказать в достаточно благоприятной психоанали-тической ситуации. Быть свидетелем этого замечательного достижения, способствовать восстановлению способнос-ти, когда она нарушена, когда границы эго или 'психи-ческой оболочки' (Anzieu, 1989), очерчивающие процесс сновидения, слишком жесткие, хрупкие или нарушены, - в этом состоит привилегия психоаналитика.

[25]

О составе книги

Этот сборник статей, большая часть которых впервые появилась в журналах, составлен по историческому и кон-цептуальному принципу, а работы выбраны либо потому, что представляют собой особый вклад в проблему интер-претации сновидений, либо потому, что предлагают полез-ное и сравнительно современное обобщение какой-нибудь конкретной точки зрения.

Масуд Кан начинает этот сборник работой, написанной в 1962 г., где кратко рассматривается взаимосвязь между аналитическим процессом и классической психологией сно-видения, а также соответствия между планом анализа и ис-пользованием сновидения в повседневной жизни. Развивая положения Левина и Криса, он предоставляет ценное ре-зюме способностей эго, требующихся как для формирова-ния 'хорошего сновидения', определение которого он дает, так и для образования 'хорошего психоаналитического се-анса' (Kris, 1956). Он закладывает прочную основу для по-нимания склонности взволнованных пациентов к злоупот-реблению функцией сновидения или к ее нарушению и, соответственно, к извращению, избеганию или разрушению границы аналитической ситуации и самого анализа. Мно-гие статьи из третьей и четвертой части этого сборника по-строены на аналитическом материале встревоженных и ра-нимых пациентов. Авторы рассматривают место функции сновидения, определяемое в ходе психоанализа у пациен-тов, которым 'хорошее сновидение' или 'хороший анали-тический сеанс' даются с большим трудом.

Хотя ряд важных работ оказались не включенными в этот сборник, следует отметить, что за последние четверть века работ о сновидениях вышло мало. По мере того, как психо-аналитическое мышление все больше и больше сосредота-чивалось на состоянии эго пациента, а трансфер стал пря-мой дорогой к пониманию эмоциональной и психической жизни пациента, уменьшение роли интерпретации снови-

[26]

дения в аналитической практике отразилось в сокращении количества журнальных статей, посвященных сновидени-ям. В 1967 г. известная группа американских аналитиков, исследовательская группа Криса под руководством Чарльза Бреннера, рассмотрела место сновидения в клинической практике. Результаты ее работы были доложены Гебертом Уолдорном (1967). Они пришли к выводу, что изложение сновидения - не такая уж и уникальная форма передачи информации. Логика структурной теории личности, диф-ференциация ид, эго и суперэго, находящихся в постоян-ном напряжении, подразумевают повсеместность бессозна-тельной фантазиии. В связи с тем, что бессознательная фан-тазия постоянно оказывает давление на эго, она наполняет всю повседневную деятельность и каждую аналитическую коммуникацию (Waldorn, 1967).

Во втором разделе представлены две статьи, занимаю-щие решающее положение в дискуссии по вопросу: дол-жно ли сновидение сохранить свое особое место в психо-анализе. Исследования группы Криса предшествуют при-веденной в сборнике статье Бреннера, явно выступающего за снижение значения сновидения, вместе с топографи-ческой моделью психики, в качестве основания для пси-хоаналитических размышлений. Эта точка зрения имеет своих противников, но, вероятно, более известного, чем P.P. Гринсон*, среди них нет. Его статья, включенная в сборник, представляет резкое возражение против пози-ции, так четко аргументированной Бреннером. Гринсон пишет о том, что он считает отходом от волнующего бо-гатства бессознательной ментальности. Способы переда-чи информации не равноценны: наилучшим окном во внутренний мир служит сновидение, идеальной формой свободных ассоциаций выступает сновидение, наилучший доступ к детским переживаниям, надежду пробудить дет-ские воспоминания дает сновидение.

В этой статье Гринсон обращает внимание не только на тех аналитиков, которые, по его мнению, слишком

* На русский язык переведено его фундаментальное руководство 'Техника и практика психоанализа' (Воронеж, НПО 'Модэк'. 1992). - Прим. ред.

[27]

опасаются бессознательного, но и на тех (определенных здесь как кляйнианцы), кто, на его взгляд, слишком убеж-ден в своем понимании бессознательной фантазии, че-ресчур вольно трактует символизм сновидения и пренеб-регает ассоциациями пациента, а значит - развивающей-ся связью с бессознательным пациента. Сновидение, каким бы ни был аналитический отпечаток дня или зна-чение трансфера, представляет собой личное творение па-циента, обработку его переживаний, понимание которых выстраивается в анализе, а не навязывается. Он цитирует Фрейда, часто выступавшего против псевдонаучной вир-туозности в интерпретации сновидений (Фрейд, 1916: 151). Кроме того, Фрейд отмечал, что, зная личность сновид-ца, его жизненную ситуацию, а также впечатления пред-шествующего сновидению дня, интерпретацию сновиде-ния можно произвести немедленно, при условии, конеч-но же, что аналитик знаком с бессознательным символизмом (Фрейд, 1916: 151-2). Однако Фрейд ясно заявляет, что такая 'виртуозность' не способствует активному включе-нию пациента в процесс анализа, как бы она ни прояс-няла ситуацию для аналитика.

Статьи, собранные в третьей части, объединены интере-сом к символическим процессам в целом, отношенем этих процессов к состоянию, к эго и, в особенности, к взаимо-связи сновидения и психоанализа сновидца. Для размыш-лений большинства авторов раздела характерно хорошее знакомство, а в некоторых случаях творческий конфликт с работами Мелани Кляйн. Ее исследования детской игры явились предпосылкой не только ее собственного вклада в понимание примитивных тревог и защит (Klein, 1955), но также послужили изменению и коррекции взглядов Винникотта и Биона, в свою очередь также оказавших влияние на представленных здесь авторов. К кляйновскому пониманию богатого символического значения детской игры Винникотт и Бион добавили представления об эволюции этой способ-ности, ее становлении в ходе первичной взаимосвязи с 'хо-рошей' матерью. То, что ребенок интернализует или обуча-ется на собственном опыте, является способностью вме-щать в себя, обрабатывать элементы влечений, думать, ждать,

[28]

играть и видеть сновидения. Под влиянием Винникотта Масуд Кан вводит термин 'пространство сновидения' и описывает развитие этой концепции в статье, включенной в сборник. Она

'... постепенно выкристаллизовалась из размышлений по поводу терапевтических консультаций детей Винникоттом с использованием 'игр с рисунками', так досто-верно и ярко описанных в его книге 'Терапевтические консультации в детской психиатрии'. В своей клиничес-кой работе со взрослыми я стал замечать, что они могут использовать пространство сновидения таким же обра-зом, как ребенок использует переходное пространство листа бумаги, машинально рисуя на нем. Кроме того, для меня было важно разграничить процесс сновидения, выражающий бессознательные импульсы и конфликты, и пространство сновидения, где сновидение реализует все это'.

Способность создать и использовать пространство сно-видения становится целью психоаналитического процесса и признаком развивающегося психического здоровья. Обу-чение такому использованию - это обучение тому, как при-нимать собственное 'я' ('истинное я' по Винникотту) и жить с ним. Сновидец, равно как и играющий ребенок, в этой перспективе священен и обособлен, выразителен и ценен, прежде всего, индивидуальностью, опознание и про-буждение которой и представляет цель анализа.

Статья Ханны Сегал выделяет конструктивный, 'перера-батывающий' потенциал сновидения, а затем, с кляйнианской точки зрения, автор раскрывает возможное злоупот-ребление функцией сновидения, особенно в анализе тревож-ных пограничных пациентов, борющихся с психотическими элементами своих личностей. Сегал показывает, как про-странство сновидения можно использовать для отщепления и 'удаления' важных эмоциональных осознаний. Для по-яснения она использует предложенную Бионом антитезу между проекцией и удержанием в себе, мышлением и вы-ражением бессознательного в поведении, переработкой и

[29]

удалением, и добавляет важное различие между символиз-мом и символическим приравниванием. Ее анализ снови-дения в аналитической ситуации наполнен кляйнианским акцентированием развития 'депрессивной позиции', фун-даментальным эмоциональным принятием границ 'я', ог-раничением проективных возможностей, признанием внут-ренней и внешней реальности. Прийти к аналитику со сно-видением для анализа, а не для того, чтобы избавиться от него, - значит принять анализ, все его ограничения и гра-ницы, равно как и творческий потенциал аналитического пространства. Такое принятие даже для 'хорошего невро-тика' служит поводом для сожаления, несмотря на то, что дает надежду на рост реалистичности.

Введение и развитие пространственной метафоры по от-ношению к мысли, сновидению, игре и эмоциональному росту отмечает значительную веху в истории психоанали-тического мышления. Она привносит новое измерение в понимание аналитического процесса и поддерживает заяв-ление об особенной пользе аналитической ситуации, как сказал Масуд Кан в первой статье этого сборника. Приви-легия использовать 'обрамленное пространство' аналити-ческой ситуации (Milner, 1952, 1957) позволяет вновь за-няться фундаментальной задачей изучения и восстановле-ния вмещающей (контейнирующей) способности эго. Статья Понталиса 'Сновидение как объект' продвигает это фунда-ментальное занятие еще на один шаг вперед. Он подчерки-вает добавившиеся границы, а также воссоединение с вос-приятием безграничности, реализуемое в приходе со сно-видением к аналитику. Представленное сновидение, никогда не являясь сновидением самим по себе, так регулирует от-ношения, что они становятся более гармоничными, обес-печивая, с одной стороны, союз, а с другой - автономию участников. Сновидение настаивает на уединенности и тайне пациента, ограничивает интерпретацию и даже трансфер. Здесь Понталис подчеркивает, вслед за Винникоттом, роль пространства между матерью и ребенком, аналитиком и пациентом, выступает против терроризма интерпретации, угрожающего пониманию проявлений трансфера. Интерес-но, что в этой статье он не ссылается на Биона, чья кон-

[30]

цепция 'контенгирования' восстанавливает межличност-ные границы.

В статье Понталиса отчасти выражена история понима-ния культурного и психического пространства в психоана-лизе. Действительно, она насыщена намеками и ссылками на историю интерпретации сновидения в рамках аналити-ческого процесса. Понталис выдвигает собственные идеи относительно возможности извращения интерпретации сно-видения, который сам по себе, напоминает он (вслед за Фрейдом), может быть злоупотреблением функцией снови-дения. Неизбежная двусмысленность сна связывается с ги-потезой Понталиса о том, что 'каждое сновидение обраща-ется к материнскому телу настолько, насколько оно являет-ся объектом анализа' и, конечно же, объектом опасным. Экран сновидения и модальность визуального образа обла-дают защитными свойствами: визуальное подразумевает расстояние, наличие объектного отношения, а не отсутствие объекта. Экран сновидения проводит границу, служащую 'щитом' от травматического потрясения, границу, которую аналитик должен неукоснительно соблюдать, а при необхо-димости - помочь провести или восстановить, как считают Сегал, Кан, Стюарт, Гемайл и Анзье. Две статьи в этом разделе описывают случаи анализа, где сновидение восста-навливает свою функцию: в работе Гарольда Стюарта изло-жена эволюция способности видеть сновидение в связи с развивающейся зависимостью пациента от аналитика. Спо-собность видеть сон соответствует росту эго, отражающему изменение в трансфере. Это очень точное описание анали-тического процесса, проясняющее взаимосвязь растущего сближения пациентки с аналитиком и ее связи со своими сновидениями.

В более поздней статье Гемайла автор предлагает обшир-ное исследование развития эго молодого шизоидного муж-чины, неспособного видеть сновидения до тех пор, пока аналитик не помог ему вернуть те части 'я', которые он не в силах был вынести. Аналитическое выслушивание и ин-терпретирование, в ключе концепции Биона о материнс-ком удерживании, способствуют интернализации вмещаю-щей функции пациента. Здесь Гемайл связывает такой при-

[31]

емник с концепцией экрана сновидения Левина, которую развивает, связывая с тактильными ощущениями ранних отношений матери и ребенка. Как указывает Гемайл, все эти элементы затрагивал Левин в работе о сновидениях и аналитической ситуации.

Работа Анзье, озаглавленная 'Пленка сновидения', представляет собой главу его книги 'Поверхностное* эго'. Он проводит аналогию между 'психической оболочкой' поверхностного эго и экраном сновидения, 'пленкой сно-видения', его визуальной оболочкой. Функция последней заключается в восстановлении разрывов поверхностного эго, произошедших в течение дня, повреждений от днев-ного функционирования (ср. представления Ференци). Он описывает анализ, где появление сновидений следует за признанием смешанных и нарушенных границ пациент-ки. Вслед за важным инсайтом в ее анализе, сновидения этой пациентки внезапно становятся частыми, исключа-ющими даже аналитика из того, что он считает важным моментом ее психического развития. Восстанавливаются границы интерсубъективности, или, словами Анзье, ее сновидения сплетают 'новую психическую оболочку вза-мен несовершенного щита'. Так он описывает возвраще-ние 'я' и сновидения в концептуально обогащенное те-лесное эго (Фрейд, 1923), также как и концептуально обо-гащенный 'предохранительный' щит (Фрейд, 1920).

Статьи четвертой части этого сборника отличаются тяго-тением к эго-психологии. Знаменательно, что эго-психологи приблизились к большему признанию значения, содер-жащегося в манифестном содержании сновидения, чем в латентном. Акцент Хартмана на важности адаптивной фун-кции эго по отношению к реальности, вдохновляет это ин-теллектуальное развитие (Hartmann, 1939; Greenberg и Mitchell, 1983). Статья Гринсона из второго раздела явно протестует против этой перемены в психоаналитическом мышлении, переключения внимания по направлению к функции эго по овладению реальностью и против сомни-

* Здесь и далее "Skin Ego" переводится как поверхностное или кожное эго. Имеется в виду проекция эго на экран или кожу (груди). - Прим. ред.

[32]

тельного отхода от ид, жизни инстинктов и глубинных сло-ев психики. Этот сдвиг, каким бы ни было его влияние на фундаментальные психоаналитические изыскания, дал ос-нову для свежих рассуждений о сновидениях. Разграничи-тельная работа Эриксона 'Специфика сновидений в психо-анализе' (1954), где он изучает богатые адаптивные намеки в манифестном содержании сновидения 'Об инъекции Ирме' Фрейда хорошо соответствует статьям последней части данного сборника. Кроме того, Эриксон помещает в центр психоаналитического внимания проблему идентич-ности. Хотя нить такого интереса уводит в поток психоана-литического мышления, принимающего целостность 'я' в качестве центрального фокуса аналитического процесса, в том числе и при толковании сновидений, этот аспект взгля-дов Эриксона не удостоился внимания в данном сборнике. Его вытеснила более радикальная ориентация на 'я' Кохута (смотрите работу Этвуда и Столороу). Подобным же обра-зом интригующий, основанный на теории объектных от-ношений подход Марка Канзера, связывающий значение внутреннего объекта с формированием сновидения и пе-ресказом его аналитику (Kanzer, 1955), имеет более не-посредственное отношение к статьям третьей части.

Если внимание к интернализованным и символичес-ким коммуникативным процессам объединяет работы чет-вертого раздела не так заметно, как предшествующих, то в нем зато более последовательно обсуждаются проблемы манифестного содержания сновидения, в особенности эк-спрессивной и интегрирующей функции. Достойно вни-мания, что на Эриксона, творческого человека, произве-ла впечатление богатая символическая многозначимость детской игры (Erikson, 1954). Однако на аналитической подготовке Эриксона больше сказалось влияние Анны Фрейд, чем Мелани Кляйн (Young-Bruehl, 1989: 176); к тому же он практиковал в Америке, где в психоаналити-ческой среде преобладала эго-психология. Его тезис о значении явного (манифестного) содержания, наполнен-ный художественной восприимчивостью к многозначи-тельности детской игры, равнозначен открытому спору с

[33]

Фрейдом, упорно подчеркивавшим опасность анализа непосредственно по манифестному содержанию.

Первые две статьи этого раздела в качестве отправной точки выбирают некоторый аспект манифестного сновиде-ния и его полезность в клинической ситуации. В своей ра-боте Спаньярд блестяще преподносит очень полезную ис-торию изменения позиции Фрейда к манифестному содер-жанию и историю развития последующих подходов к интерпретации сновидения, включая такую крайнюю на-правленность, как упор на разрешение проблем, имевшую сильное влияние в Америке (French и Fromm, 1964). Спа-ньярд утверждает, что фасад сновидения - это то место, откуда пациент начинает, и поэтому самая доступная точка соприкосновения с актуальным конфликтом. Он подкреп-ляет свои доводы тщательной оценкой противоречий Фрейда при анализе своих собственных сновидений. Спаньярд при-влекает свидетельства лаборатории по изучению сна, чтобы оправдать свое внимание к манифестному содержанию. Эта тенденция есть и в статье Гринберга и Перлмана. Они опи-сывают случай пациента, проводившего ночью исследова-ния в лаборатории по изучению сна и одновременно про-ходившего анализ. С их точки зрения, дневные и ночные задачи эго удивительно похожи, хотя язык сновидения иной, уникально личный. Вслед за Иоффе и Сандлером (Joffe и Sadler,1968), Гринберги Перлман видят работу эго в снови-дении как создание новых организаций идеального состоя-ния 'я' ради ощущения безопасности. То, что такие иде-альные состояния трудно отбросить, вносит свой вклад в появление инфантильных желаний и соответствующий ас-пект функции сновидения.

Когда Сесиль де Монжуа (Cecily de Monchaux) спраши-вает, почему пациенты приносят свои сны, ее ответы, опять же выраженные в терминах эго-психологии, проводят вся-кого рода хорошие адаптивные причины. Как сказал ей один пациент, сновидения, из-за своего 'разорванного характе-ра', могут выдерживать невыносимое, брать на себя часть 'груза', отодвигать ощущение трансфера в прошлое, кон-структивно расщеплять значение до тех пор, пока не будет возможна реинтеграция. Это хорошая и полезная форма рас-

[34]

щепления, созидательная диссоциация, модификация от-ветственности и отдаление эмоционального переживания, 'путь к примирению двух сторон, всегда присущих любому спору в бессознательном'. В статье Сесиль де Монжуа ис-пользованы многие защитные и потенциально отрицатель-ные характеристики деятельности эго, установленные кляйнианскими мыслителями - в частности, эвакуативная фун-кция сна - и она находит им конструктивное употребление. Она рассматривает сон как шаг в поступательной интегра-ции, или, в терминах Винникотта, как переходную деятель-ность. Я думаю, ее работа служит прекрасным примером для сравнения со статьей Понталиса, использующим со-всем иной язык и аргументы для аналогичного подчеркива-ния полезности сновидения в анализе.

Концепция господства соединилась с идеей связывания, буквально в форму образов манифестного сновидения, не-выразимого страха перед травматическим распадом, психо-зом. Эта идея принесла плоды в среде психоаналитических мыслителей классической ориентации, наилучшим образом представленные в работе Сокеридса (Socarides,1980) 'Перверсные симптомы и манифестное сновидение о первер-сии', появившейся в недавнем разностороннем сборнике американских статей о сновидении (Natterson, 1980). В бо-лее поздней статье Этвуд и Столороу обращаются к адап-тивной функции галлюцинатрной яркости образов снови-дения. Пытаясь увидеть психическую цель в самой галлю-цинации сновидения, они предполагают, что функция образов сна состоит в том, чтобы 'упрочить центральные организующие структуры субъективной жизни сновидца'. Эта функция преобладает над остальными, включая обра-ботку противоречивых желаний, когда 'я' грозит дезинтег-рация или психоз. То есть, предполагая, как например Ханна Сегал (в этом сборнике), слияние конкретизированных об-разов сновидения и дезинтеграции границ эго, авторы при-писывают иную функцию конкретизации, понимая ее как попытку усилить чувство идентичности или ощущение 'я', а не как продукт разрыва отношений между 'я' и объек-том, символом и символизируемым. Аналитик рассматри-вает повторяющиеся сновидения (подобно ритуализирован-

[35]

ным, мазохистским или эксцентричным действиям) как попытки поддержать ощущение цельности собственного 'я', какими бы компульсивными или жестокими они ни были. Этвуд и Столороу по мере продвижения аналитической те-рапии наблюдают у своей пациентки развитие способности отказаться от части своего всесилия и жестокости, способ-ности символизировать и использовать слова в терапевти-ческих взаимоотношениях. Интересно, что в этой статье не определено, как пациент использует аналитика, кроме того, авторы мало внимания уделяют деструктивному характеру материала пациентки.

Заключение

Хотя собранные здесь статьи и свидетельствуют о разно-родности психоаналитических взглядов на роль сновиде-ний в анализе, по моему мнению, они не создают хаоса интеллектуально неудобоваримого материала. Сами статьи представляют различные психоаналитические направления, сформированные разными традициями и интеллектуальны-ми настроениями, но все они уходят своими корнями в ра-боты Фрейда. Все они далеки от времени (задолго до смер-ти Фрейда) когда психоанализ можно было почти прирав-нять к методике интерпретации сновидений, когда аналитик с нетерпением ожидал в сновидении послания от бессозна-тельного, без которого анализ казался невозможным (Sharpe, 1937: 66). Сегодня мало кто не согласится с высказыванием Бреннера о том, что бессознательная фантазия повсеместна и выражается посредством симптомов, речи и жестов, - во всех сферах повседневной жизни. Кроме того, фокусом ана-лиза нынче является сновидец, а не сновидение. Анализ должен способствовать эмоциональному росту, пониманию природы трансферентных отношений. Выражаясь более классически, психоаналитический процесс способствует развитию и разрешению невроза переноса, и именно это служит основной заботой аналитика.

[36]

Именно Фрейд определил интерпретацию трансфера как существенно важную психоаналитическую деятельность, кон-текст, в который помещается и наполняется значением из-ложение сновидения. Кроме того, именно Фрейд создал свя-занную с развитием концептуализацию эго, оказавшуюся такой плодотворной в последующих представлениях относи-тельно способности использовать аналитическую ситуацию, а также видеть 'хорошее' или аналитически полезное сно-видение. И наконец, именно Фрейд распознал вторжение травмы и значимость тревоги в устройстве психической орга-низации. Именно это устройство обнаруживается в анализе и в раскрываемом в его ходе сновидении, а не в использова-нии пациентом функции сновидения в рамках разворачива-ющегося процесса.

Хотя можно согласиться с тем, что сновидение потеряло свое центральное положение в аналитической работе, все же большинство аналитиков уделяют особое внимание пе-ресказу снов: лишь немногие психоаналитические публи-кации, с использованием иллюстративного клинического материала, не содержат анализа сновидений. Авторы таких статей знают, что их коллеги хотят слышать о сновидениях: психоаналитики понимают, что пациент располагает себя в психоанализе особым образом, соответствующим способу преподношения сновидений; что посредством сновидения пациент склонен говорить от своего собственного имени, пусть и в ущерб впечатляюще выстроенной клинической аргументации. В том, что касается классического мнения Фрейда о необходимости ассоциаций, положение дел изме-нилось, хотя его аргументы по-прежнему убедительны (см. работу Гринсона здесь, Blum, 1976). Включенные в сбор-ник английские и американские статьи показывают снови-дение, раскрывающее природу объектных отношений ана-литика и пациента. Сновидение в психоаналитическом кон-тексте обозначает сильные и слабые места в способности пациента переносить тяжесть эмоциональной жизни, при-нимать границы обособленной идентичности, символизи-ровать, использовать аналитическую обстановку, регрес-сировать на пользу эго (Kris, 1950, 1956). Этой проблеме непосредственно посвящены статьи третьего раздела. Для

[37]

клинициста они служат хорошими примерами теоретичес-кого и терапевтического взаимодействия. Мы видим, как продвигается анализ; мы обнаруживаем связующие звенья между пониманием сновидения и самим психоанализом. Мы наблюдаем развитие способности к интрапсихической ком-муникации, а с ней - более здоровое эго.

В развитии представлений о сновидении в США было больше разночтений, несмотря на главенствующую пози-цию Левина как первопроходца, проходившего подготов-ку в Берлине в 1920-х годах. Его интерес к связи между психологией сновидения и возможностями психоаналити-ческой ситуации переместился обратно в Старый Свет и более глубоко сосредоточился на разработанном там син-тезе (см. работу Кана в данном сборнике).

На развитие американской школы наибольшее влияние оказала эго-психология, получившая расцвет в 1950-х и 1960-х годах, именно результат этого развития обсуждает Гринсон в статье, написанной в 1970 г. В споре между Брен-нером и Гринсоном отражен антагонизм взглядов на сно-видение как продукт исключительно инстинктной, связан-ной с влечениями жизни или результат функционирования эго. Статья Гринсона, весьма консервативная по отноше-нию к богатству психоаналитической традиции и особому месту сновидения в психоанализе, мало повлияла на разви-тие американского канона. Он, скорее, поддерживает евро-пейские устремления вновь пересмотреть важность снови-дений (Curtis и Sachs, 1976).

Точка зрения эго-психологии, фиксированная на объе-диняющей функции эго и его адаптивном отношении к ре-альности, объясняет интерес к манифестному содержанию сновидения, проповедуемый Эриксоном. Эту тему развива-ет включенная в данный сборник статья Спаньярда, а так-же работа Гринберга и Перлмана. Подобно многим другим лабораторным исследованиям с регистрацией БДГ (Jones, 1970; Palombo, 1978), эта статья свидетельствует в пользу адаптивной функции эго в сновидении, раскрывающейся в манифестном материале. Классическая традиция, по-пре-жнему сильная в Америке, постоянно указывает на опас-

[38]

ность чрезмерного внимания к манифестному содержанию в ущерб латентным аспектам (Blum, 1976).

Однако именно благодаря вниманию к манифестному содержанию, а также к множеству способов конструктив-ной или организующей роли эго в сновидении, психологи, чьи работы вошли в этот сборник, собственными путями приходят к более полному пониманию способов использо-вания сновидения для контроля тревоги и поддержания идентичности. Здесь, как и у аналитиков, изучающих объек-тные отношения, наблюдается взаимное обогащение пони-мания интегрирующих возможностей и фундаментальных слабостей архаичного эго, которые по-особому раскрыва-ются в анализе сновидения.

Я думаю, что разумно закончить на ноте, созвучной с идеями Понталиса о том, что сновидение сохраняет прису-щую ему таинственность независимо от того, насколько снят покров загадочности с его возможностей. Оно ставит ана-литика перед границами познаваемого, осознанием беско-нечного (Matte-Blanco, 1975), двусмысленностью, которую психоанализ пытается постичь и сформулировать. К нему лучше подходить, учитывая неизбежную незавершенность.

Список литературы

Anzieu, Didier (1986) Freud's Self Analysis, London: Hogarth.

__ (1989) The Skin Ego, London: Yale.

Bion, Wilfred (1962a) 'A theory of thinking', International Journal of

Psycho -Analysis 43: 306-10. __ (1962b) Learning from Experience, London: Heinemann; reprinted

in paperback, Maresfield Reprints, London: H.Karnac Books (1984). Blum, Harold (1976) The changing use of dreams in psychoanalytic

practice: dreams and free association', International Journal of

Psycho-Analysis 57: 315-24. Bollas, Christopher (1987) 'At the other's play: to dream', in The Shadow

of the Object: Psychoanalysis of the Unthought Known, London: Free

Association Books. Breuer, Joseph and Freud, Sigmund (1895) Studies on Hysteria, SE11.

[39]

Curtis, Homer and Sachs, David (1976) 'Dialogue on the changing use

of dreams in psychoanalytic practice', International Journal of Psycho-Analysis 57: 343-54. Erikson, Eric H. (1950) Childhood and Society, New York: W.W.Norton

&Co. __ (1954) 'The dream specimen of psychoanalysis', Journal of the

American Psychoanalytical Association 2: 5-56. __ (1959) 'Identity and the Life Cycle', New York: International

Universities Press. Ferenczi, S. (1931) 'On the revision of The Interpretation of Dreams,

Final Contributions to the Problems and Methods of Psychoanalysis',

London: Hogarth (1955). Fosshage, James (1983) 'The psychological function of dreams: a revised

psychoanalytic perspective', Psychoanalysis and Contemporary

Thought 6: 4, 641-69. French, T.M. and Fromm, E. (1964) Dream Interpretation, New York:

Basic Books. Freud, Sigmund (1900) The Interpretation of Dreams, Standard Edition

of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, SE 4/5,

London: Hogarth Press (1950-70).

р.п.: З.Фрейд. Толкование сновидений. В кн.: З.Фрейд. Сон и сно-видение. М., Олимп, АСТ-ЛТД., 1997, с. 15-490. __ (1916) Introductory Lectures on Psychoanalysis, SE 15. Р.п.: З.Фрейд.Введение в психоанализ. Лекции. М., Наука, 1989. __ (1917) 'Metapsychological supplement to the theory of dreams',

SE 14.

__ (1920) Beyond the Pleasure Principle, SE 18. Р.п.: З.Фрейд. По ту сторону принципа удовольствия. В кн.: З.Фрейд.

Психология бессознательного. М., Просвещение, 1989. __ (1923) The Ego and the Id, SE 19.

Р.п.: З.Фрейд. Я и Оно. В кн.: З.Фрейд. Психология бессознатель-ного. М., Просвещение, 1989. __ (1925) 'Some additional notes on dream interpretation as a whole',

SE 19. __ (1931) Preface to the third (revised) English edition of The

Interpretation of Dreams, SE 4: xxxi. __ (1932) 'Revision of The Interpretation of Dreams', Lecture XXLV,

New Introductory Lectures, SE 22. __ (1940) An Outline of Psycho-analysis, SE 23. Р.п.: З.Фрейд.Основные принципы психоанализа. кн.: З.Фрейд.

Психология бессознательного. М., Просвещение, 1989.

[40]

Garma, Angel (1966) The Psychoanalysis of Dreams, London: Pall Mall Press.

__ (1974) The Psychoanalysis of Dreams, New York: Jason Aronson.

Green, Andre (1975) The analyst, symbolization and absence in the analytic setting (on changes in analytic practice and analytic experience)', International Journal of Psycho-Analysis 56: 1-21.

Greenberg, Jay R. and Mitchell, Stephen A. (1983) Object Relations in Psychoanalytic Theory, Cambridge, MA: Harvard University Press.

Greenberg, R. and Pearlman, C. (1978) 'If Freud only knew: a recon-sideration of psychoanalytic dream theory', International Review of Psycho-Analysis 5: 71-5.

Hartmann, H. (1939) Ego Psychology and the Problem of Adaptation, New York: International Universities Press.

Joffe, W.G. and Sandier, J. (1968) 'Comments on the psychoanalytic psychology of adantation', International Journal of Psycho-Analysis 49: 445-54.

Jones, R.M. (1970) The New Psychology of Dreaming, New York: Grune & Stratton.

Kanzer, Mark (1955) The communicative function of the dream', International Journal of Psycho-Analysis 36: 260-6.

Khan, Masud (1974) The Privacy of the Self, London: Hogarth.

Klein, Melanie (1946) 'Notes on some schizoid mechanisms', in The Writtings of Melanie Klein, vol. III, London: Hogarth.

__ (1955) The psycho-analytic play technique: its history and signifi-cance', in Envy and Gratitude and Other Works, London: Hogarth.

Kohut, H. (1971) The Analysis of the Self, New York: International Universities Press.

__ (1977) The Restoration of the Self, New York: International Universities Press.

Kris, Ernst (1950) 'On preconscious mental processes', The Psycho-analytic Quarterly 19: 540-56.

__ (1956) 'On some vicissitudes of insight in psychoanalysis', Interna-tional Journal of Psycho-Analysis 37: 445-55.

Laplance, J. and Pontalis, J.B. (1973) The Language of Psycho-Analysis, London: Hogarth.

Lewin, Bertram (1946) 'Sleep, the mouth and the dream screen', The Psychoanalytic Quarterly 15: 419-34.

__ (1955) 'Dream psychology and the analytic situation', The Psycho-analytic Quarterly 35: 169-99.

Mahonet, Patrick (1977) Towards a formalist approach to dreams', International Review of Psycho-Analysis 4: 83-98.

[41]

Matte-Blanco, Ignacia (1975) The Unconscious as Infinite Sets, London: Dychworth.

__ (1988) Thinking, Feeling and Being, London: New Library of Psychoanalysis.

Milner, Marion (1952) The role of illusion in symbol formation', in New Directions in Psychoanalysis, London: Tavistock.

__ (1957) On Not Being Able to Paint, London: Heinemann.

Natterson, Joseph (1980) The Dream in Clinical Practice, New York: Jason Aronson.

Palombo, Stanley (1978) The adaptive function of dreams', Psychoanalysis and Contemporary Thought 1.

__ (1984) 'Deconstructing the manifest dream', Journal of the American Psychoanalytic Association 32: 405-20.

Ricoeur, Paul (1970) Freud and Philosophy, London: Yale University Press.

Rycroft, Charles (19б8)Л Critical Dictionary of Psychoanalysis, London: Thomas Nelson & Sons.

Sandier, Joseph (1976) 'Dreams, unconscious fantasies and identity of perception', International Review of Psycho-Analysis 3: 33-41.

Sharpe, Ella Freeman (1937) Dream Analysis, London: Hogarth (1978).

Shur, М. (1966) 'Some additional "day residues" of the specimen dream of psychoanalysis', on R.Loewenstein et al. (eds) Psychoanalysis: General Psychology, New York: International Universities Press.

Socarides, Charles (1980) 'Perverse symptoms and the manifest dream of perversion', in Joseph Natterson (ed.) The Dream in Clinical

Practice, New York: Jason Aronson.

Tolpin, Paul (1983) 'Self psychology and the Interpretation of Dreams', in Arnold Goldberg (ed.), The Future of Psychoanalysis, New York: International Universities Press.

Waldhorn, Herbert F. (1967) Reporter: Indications for Psychoanalysis: The Place of Dreams in Clinical Psychoanalysis. Monograph II of the Kris Study Group of the New York Psychoanalytic Institute, Edward P.Joseph (ed.) New York: International Universities Press.

Winnicott, D.W. (1971) Playing and Reality, London: Tavistock Publications.

Young-Bruehl, Elisabeth (1989) Anna Freud, London: Macmillan.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СНОВИДЕНИЕ И ПСИХОАНАЛИЗ: ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС

Статья Масуда Кана 1962 года (Глава 1) - самая ранняя из помещенных в этом сборнике. Она описывает кон-цептуальную взаимосвязь между психологией сновиде-ний Фрейда и психоаналитическим методом. Автор раз-вивает идею Бертрама Левина о сходстве между ситуация-ми сновидца и пациента психоанализа, между регрессией, происходящей во сне и регрессией, которая может быть вызвана усилиями психоаналитика, а также об отличии процесса пробуждения, обусловленного сновидением, от пробуждения, вызванного актуализацией переноса. Сле-дуя концепции 'хорошего часа психоанализа' Криса, он перечисляет достижения комплекса эго в формировании 'хорошего' сновидения - сновидения, облегчающего интрапсихическую коммуникацию и (в процессе лечения) психоаналитическую работу. В конце главы он обраща-ется к проблеме, рассматриваемой в ряде последующих глав - проблеме наиболее примитивной функции сно-видения, действующей как интрапсихически, так и в рамках психоаналитического процесса

1. ПСИХОЛОГИЯ СНОВИДЕНИЙ И РАЗВИТИЕ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОГО МЕТОДА

М. МАСУД КАН

Самоанализ Фрейда и открытие психоаналитического метода

Джонс, автор биографии Фрейда (1953), сообщает нам: 'Два важных направления исследований Фрейда тесно свя-заны с его самоанализом: толкование сновидений и его пристальное внимание к детской сексуальности' (с.320). То же самое подчеркивает Крис в предисловии к 'Письмам к Флиссу' (с.33). Однако до сих пор уделялось недостаточно внимания факту, что открытие психоаналитического мето-да как терапевтического и исследовательского инструмента для понимания и разрешения интрапсихических бессозна-тельных конфликтов человека, символизируемых и выра-жаемых его болезнью и ее симптомами, явилось уникаль-ным вкладом в развитие теории психоанализа. Этим откры-тием мы обязаны самоанализу Фрейда, к которому он приступил летом 1897 г. и который продолжал в течение всей жизни. Фрейд проводил самоанализ по двум парал-лельным направлениям: (а) толкование собственных сно-видений и (b) эмпатия и инсайт в процессе клинической

[46]

работы с пациентами. Эмпатия и инсайт отвечают хорошо известным чертам характера Фрейда. Еще 29 октября 1882 года он писал своей невесте: 'Я всегда нахожу неестествен-ным, если не могу понять кого-либо, поставив себя на его место' (Jones, 1953: 320).

Результатом самоанализа Фрейда явились не только его монументальная работа по сновидениям, его теория детс-кой сексуальности и гипотеза о том, что этиология невро-зов лежит в душевных переживаниях детского возраста, но и то, что он существенно и бесповоротно изменил общее направление терапевтических усилий. Открытие психоана-литического метода изменило цели психотерапии. Как удач-но отметил Сас (1957), 'Задача помочь пациенту стала вто-ростепенной по сравнению с задачами научного понима-ния'. Со временем именно этот сдвиг в направлении и целях терапевтического метода, произведенный Фрейдом, стал причиной немалой враждебности к нему и критики со сто-роны его собственных учеников, подобно тому как ранее его теории механизма сновидений и детской сексуальности поставили его под удар критики со стороны общества в це-лом. Большая часть, если не все впоследствии отошедшие от него ученики (Юнг, Адлер, Ранк, Райх, Райк и др.), так или иначе концентрировали психологические усилия на задаче помочь пациенту, добиваясь инсайта и понимания. Сам Фрейд прекрасно знал об оппозиции своих последова-телей и в этой связи, обращаясь к 5-му Международному конгрессу психоаналитиков в 1919 г. в Будапеште, ясно сформулировал основную задачу психоанализа:

'Ознакомить пациента с существующими в нем подав-ленными бессознательными импульсами и выявить со-противление, мешающее расширению его знаний о са-мом себе... мы надеемся достичь этого, используя пере-нос пациента на личность врача и убеждая его в нецелесообразности сформировавшихся в детстве меха-низмов подавления и в невозможности образа жизни, основанного на принципе удовольствия... Психоанали-тический процесс должен проходить, насколько это воз-можно, в условиях лишения - в состоянии абстинен-

[47]

ции... У пациента при его взаимодействии с врачом, долж-но оставаться множество неудовлетворенных желаний. Необходимо отказывать ему именно в том, чего он боль-ше всего желает и настоятельнее всего просит'.

(Freud, 1919)

Для сравнения терапевтических целей достаточно бегло просмотреть завершающий абзац 'Исследований истерии' (Freud, Brenner, 1893-5), где Фрейд обещает пациенту 'по-мощь или улучшение' посредством катарсического лече-ния, трансформирующего 'трагедию истерика в обычное несчастье' (с.305).

Если верно, что именно самоанализ привел Фрейда к открытию психоаналитического метода, то ключ к более глубокому его пониманию мы должны более внимательно искать в названном направлении. Я спешу добавить, что не предлагаю повторно проанализировать субъективные дан-ные Фрейда. Это было бы не только дерзко, но и абсолют-но бесполезно. За нас это сделал Фрейд и, как удачно вы-разился Джонс, 'сделал это раз и навсегда'.

То, как напряженно приходилось Фрейду бороться, что-бы не отступать от своего намерения понять загадочную работу своей собственной психики, очень ярко описано Эйслером (1951):

'Фрейд мог снять свои подавления исключительно сво-ими собственными усилиями. ... Поэтому о самоанализе Фрейда можно справедливо сказать, что подобного рода психологическое и историческое событие никогда не смо-жет повториться; это тип события, представляемый только одним, уникальным в своем роде случаем, воспроизвес-ти который не в силах ни один другой человек, ... Про-цесс самоанализа в тот момент человеческой истории, когда его предпринял Фрейд, находился, так сказать, в противоречии с человеческой природой'.

Что позволило Фрейду трансформировать свой герои-ческий субъективный опыт самоанализа ('этот анализ слож-

[48]

нее любого иного' (Freud, 1954)) в терапевтическую проце-дуру, - так это его гениальная способность к абстракции, благодаря которой он воссоздал все существенные элемен-ты ситуации сновидца в условиях психоанализа, так что во время психоаналитического сеанса человек, находясь в бод-рствующем сознательном состоянии, мог физически, через невротический перенос, 'повторно пережить' неосознава-емое психическое неблагополучие и действующие запреты, каковые нарушают функционирование его эго и ограничи-вают свободу протекания аффектов.

Более того, самым важным открытием Фрейда, вытека-ющим из его собственного опыта самоанализа и из его глу-бокого проникновения в смысл своих взаимоотношений с Флиессом в этот период, явилось то, что подобное повтор-ное переживание через невротический перенос возможно только при наличии другого человека, который, предостав-ляя себя в качестве объекта и обеспечивая поддержку сила-ми своего эго, может помочь пациенту выразить личные конфликты, разобраться в них и тем самым достичь само-интеграции. Наверное, можно даже сказать, что самоана-лиз Фрейда указал ему на невозможность подобного само-анализа для большинства людей и заставил его заняться разработкой проблемы условий и типа взаимоотношений, при которых это может быть достигнуто.

Выдвигаемая мною гипотеза об истоках обстановки пси-хоаналитического сеанса (если пользоваться терминологи-ей фрейдовского самоанализа) заключается в том, что по-средством анализа собственных сновидений и эмпатического понимания клинических переживаний своих пациентов в процессе гипнотического и катарсического лечения, Фрейд в ситуации психоанализа интуитивно воссоздал физичес-кую и психическую атмосферу, в значительной мере соот-ветствующую эмоциональной окраске интрапсихического состояния сновидца, способствующего 'хорошему снови-дению'. Позднее я подробно остановлюсь на эго-аспектах этого интрапсихического состояния.

[49]

Гипноз, психология сновидений и психоанализ

Стимулируемая психоанализом регрессия и ее связь с гип-нозом и состояниями сна обсуждались довольно часто (см. Левин, Фишер, Гилл и Бренман, Мэклпайн, Флиесс и др.). В частности, Левин в ряде провокационных и дерзких статей обсуждает то, как изобретение психоанализа сказалось на гип-нозе. Он попытался (1955) 'спроецировать на психоаналити-ческую ситуацию и лечение 'на кушетке' идею о том, что пациент как бы в некотором роде спит', и развил ее:

'Генетически ситуация психоанализа - это видоизме-ненная ситуация гипноза...исключение по всеобщ ему со-гласию сна из практики психоанализа открыло другой путь - метод свободных ассоциаций... желание быть усыпленным, привносимое пациентом в ситуацию гип-ноза, в психоанализе замещ ается желанием продуциро-вать свободны е ассоциации. П ациент ложится на куш ет-ку не для того, чтобы заснуть, а для того, чтобы ассоци-ировать. ...Н арциссизм сна ...совпадает с нарциссизм ом пребывания на куш етке.Явное содержание сновидения совпадает с явным психоаналитическим материалом*.

... То, что конструируется во сне, следует сравнивать с тем, что конструируется процессом психоанализа'.

Левин, следуя (в благоразумных пределах) примеру Ран-ка, видит в этом регрессивном повторении 'прямое пере-живание того, что переживалось в младенчестве'. Однако он (так же, как Крис) отмечает, что 'и здесь сосредоточе-ние на толковании содержания и на мире сновидений от-влекает нас от проблемы сна и от рассмотрения субъекта

* Под 'явным психоаналитическим материалом' подразумеваются те проблемы и симптомы пациента, с которыми работает психоаналитик, иными словами, жалобы пациента. Прим. ред.

[50]

психоанализа как частично спящего или сновидца. ... Па-циент на кушетке prima facie* является невротической лич-ностью и лишь между прочим - сновидцем'.

В психоаналитической литературе часто рассматривают-ся три аспекта сна:

1. Сон как биологическая потребность (Фрейд (1900-1917). Тогда функция сновидения состоит в поддержании сна.

2. Сон как регрессивная защитная реакция в процессе пси-хоанализа, направленная против импульсов агрессив-ности, мазохизма и покорности, угрожающих равнове-сию защитных механизмов эго (см. Bird (1954); Ferenczi (1914); Stone (1947) и др.).

3. Регрессия во сне как процесс вычленения онтологичес-ких стадий детского развития и первичной зависимости младенца от материнской груди (Isakower (1938); Lewin (1955); Spitz (1955) и др.).

Соотношению между желанием спать с его производной регрессивной защитой с одной стороны, и желанием выле-читься с его эго-катексисами сознания (самовосприятия) с другой стороны, уделялось мало внимания. Левин (1955), рассматривая развитие психоаналитической практики из лечения гипнозом, справедливо отмечает:

'Именно во время перехода от лечения гипнозом к ка-тарсису и психоанализу невротический пациент пре-вратился из гипнотизируемого субъекта в поверителя, а терапевт pan passu** стал психоаналитиком. ... Волшебник-усыпитель стал доверенным лицом, и на исто-рическую сцену вышел психоанализ. ... В итоге психо-аналитик стал тем, кто пробуждает'.

По моему мнению, мы пока еще не полностью оце-нили значение этого очень важного преобразования роли терапевта: из гипнотизера он превращается в 'того, кто пробуждает' (Lewin, 1955). Когда Фрейд стал учитывать

* С первого взгляда, по первому впечатлению (лат.). - Прим. перев.

** Одновременно (лат.). - Прим. перев.

[51]

сопротивление пациента, вместо того, чтобы убирать его чудодейственным образом с пути при помощи гипноти-ческого сна, он положил начало новому процессу в раз-витии человеческого сознания: процессу, устраняюще-му разрыв между сознанием и бессознательным. Уверо-вав в то, что потенциал сотрудничества в эго пациента при лечении не исчерпывается простым желаним быть загипнотизированным, и опираясь на наблюдения са-моанализа, он создал психоаналитический метод, благо-даря которому пациент с помощью аналитика может стать настолько же открытым и восприимчивым, как он от-крыт и восприимчив во сне к сновидениям или в гип-нотическом состоянии к подавленному содержанию. Если выразиться несколько туманно, в то время как смысл гипнотической терапии заключался в том, чтобы выз-вать 'состояние видения сна', а затем ознакомить паци-ента с его содержанием (а именно: пациента вводили в состояние гипноза, чтобы он 'видел сон', а на заключи-тельной стадии сеанса будили и помогали вспомнить 'сновидение', увиденное под гипнозом), в новой, видо-измененной процедуре психоанализа аналитик помога-ет сознательному эго пациента восстановить подавлен-ное и бессознательное. Как только Фрейд заменил гип-нотический сон - основной инструмент терапевтического процесса - сознательным воспоминанием с сопутству-ющими ему сопротивлениями эго ослаблению механиз-мов подавления, изменилась и сама сущность терапев-тической практики, и роль психоаналитика. Психотера-пии стали подвластны новые области психической деятельности. Например, то, что ранее рассматривалось только как запретительный фактор цензуры в структуре сновидения (Freud, 1900). Со временем это дало нам глу-бокое понимание патогенных функций архаичного и са-дистского суперэго при тяжелых невротических расстрой-ствах личности.

[52]

Бодрствование, сон и психоаналитическая практика

Психология сновидения, столь много давшая нам для понимания бессознательных процессов и примитивного содержания ид, оставила нас, однако, в сравнительном не-ведении относительно природы самого сна и его психоло-гического значения для человека. Как психоаналитики, так и биологи почти безоговорочно считали желание спать и желание проснуться естественными потребностями челове-ка. Здесь я могу лишь сослаться на некоторые важные ис-следования психоаналитиков, обративших внимание на эту сложную и полную тайн проблему, а именно: работы Джеклса (Jekels, 1945), Федерна (Federn, 1934), Гротьяна (Grotjahn, 1942) и Скотта (Scott, 1956). Для нас здесь важно отметить тот клинический факт, что наблюдения психоаналитиков за чередованием сна и бодрствования многое прояснили относительно желания вылечиться и готовности оставаться бодрствующим и продуцировать свободные ассоциации в процессе психоанализа. Особенно ценен вклад Клиффорда Скотта в понимание этой проблемы (1952, I960), ибо он применил гипотезы Джеклса, Исаковера и Федерна к не-посредственному изучению ритмов сна и бодрствования в условиях психоанализа. Гипотеза Скотта заключается в сле-дующем: 'Пробуждение или умение проснуться служит сви-детельством полного удовлетворения потребности во сне' (1952а). Далее, он постулировал наличие в психике 'жела-ния пробудиться', мотивирующего акт пробуждения.

Интересно сравнить исследования Скотта со взглядами Левина (1954) и Джеклса (1945). Джеклс утверждал: 'Я пред-полагаю, что функция пробуждения присуща всем снови-дениям и составляет их квинтэссенцию и их фундамен-тальную задачу'. Левин отводил роль 'пробудителя' психоаналитику. Из этого должно следовать, что в психо-аналитической практике психоаналитик берет на себя одну

[53]

из функций сновидения - функцию пробуждения. Джеклс в своей чрезвычайно интересной работе, посвященной об-суждению характерных для шизофрении состояний ак-тивности эго в сновидениях и процесса засыпания, при-ходит к следующему заключению: 'Ментальное эго дает начало возвращению эго, равнозначному пробуждению. Оно осуществляется с помощью сновидения, подобно тому, как при шизофрении это происходит с помощью галлю-цинаций'. Если мое предположение верно, то эго психо-аналитика берет на себя эту 'восстановительную' роль в отношении более регрессивных состояний серьезно боль-ных пациентов (см. Winnicott, 1954a и b; Bion, 1958, 1959). Только в психоаналитической практике аналитик работа-ет не через посредство галлюциноза, а с помощью толко-ваний. Его способность интерпретировать во многом за-висит от силы его эго, позволяющей произвольно контро-лировать предсознательную активность при работе с пациентом. Это то, что мы обычно называем эмпатией и интуицией. Таким образом, если нарциссизм сна заменя-ется нарциссизмом кушетки (Lewin, 1955), то функция пробуждения, присущая сновидению, достается аналити-ку. Именно он поддерживает пациента в бодрствующем состоянии, направляет обратное течение его аффективных процессов и придает им форму и значение с помощью своих толкований. В нашей клинической практике часты слу-чаи, когда во время острых регрессивных состояний боль-ных с тяжелыми нарушениями именно бодрствование и активность эго аналитика, выражающиеся в его физичес-кой бодрости и его толкованиях, стабилизируют состоя-ние пациента и останавливают необратимую капитуляцию перед действием первичного процесса.

Мне хотелось бы вкратце привлечь здесь внимание к более серьезным и глубоким нарушениям характера и субъектив-ной картины сна и сознания у определенного типа шизоид-ных регрессивных пациентов. Часто обнаруживается, что эти пациенты, демонстрирующие в своем явном поведении маниакальную гиперактивность или крайние формы инер-тности и апатии, только тогда обретают возможность засы-пать без чувства тревоги, когда привыкают полагаться на

[54]

присутствие бодрствующего аналитика, его активность в условиях психоанализа, и тем самым начинают зависеть от него. Только тогда они могут проснуться в таком эмоцио-нальном состоянии, которое не запускает примитивные раскалывающие механизмы в эго. У этих пациентов лишь после восстановления такого вполне обычного ритма сна и бодрствования наблюдается возможность хороших снови-дений и свободных ассоциаций.

Я предпринял это продолжительное отступление, чтобы показать, как психоаналитическая практика, утвердившись, дала возможность наблюдать те самые процессы, которые положили ей начало, а именно: желание заснуть, желание проснуться и способность видеть сны.

Отвергнув гипнотический сон в качестве терапевтичес-кого фактора и перераспределив все психические силы, дей-ствующие у сновидца в ситуации психоанализа, Фрейд сде-лал возможной оценку роли и функции сна и бодрствова-ния как в терапевтической ситуации, так и в онтологическом развитии (см. Fliess, 1953; Isakower, 1938; Lewin, 1954; Federn, 1934; Gifford, 1960; Hoffer, 1952; Spitz, 1955; Scott, I960; Winnicott, 1954a и b).

Гипотеза 'хорошего сновидения'

Огромная доля всей нашей литературы, мифов, соци-альных обычаев, ритуалов и интеллектуальных открытий либо основана на способности видеть сны, либо обязана ей своим происхождением (см.Сhаrре, 1937; Lewin, 1958; Roheim, 1952). В этом смысле сновидение является прото-типом всякого духовного творчества взрослого человека. Здесь я предлагаю концепцию 'хорошего сновидения' по аналогии с концепцией 'хорошего часа психоанализа' Кри-са. Далее я схематически изложу некоторые характерные условия и черты интрапсихического состояния сновидца, позволяющие материализоваться 'хорошему сновидению'.

[55]

1. Безопасное и спокойное физическое окружение, где эго может без всякого риска отозвать свои катексисы из внешнего мира и укрепить желание спать.

2. Наличие в эго уверенности в том, что этот (внешний) мир останется на месте и в него можно будет вернуться после того, как желание спать будет удовлетворено.

3. Способность эго быть в контакте с желанием спать.

4. Бессознательный внутренний источник беспокойства, являющийся движущей силой сновидения и выражаю-щийся в работе сновидения.

5. Наличие доступных эго дневных остатков, необходимых для формального построения латентного 'сновидения-желания'.

6. Способность психического аппарата выдержать регрес-сивный процесс: от внешних реакций к галлюциниро-ванию (Kris, 1952).

7. Надежность интегрирующих процессов в эго. Эта на-дежность предполагает, что самые первые стадии ин-теграции души и тела в рождающемся эго (Winnicott, 1949) полностью завершились.

8. Нарциссическая способность эго получать удовлетво-рение из мира сновидений, замещающее чистый нар-циссизм сна или же реальное удовлетворение. Это под-разумевает способность эго переносить фрустрацию и довольствоваться символическим удовлетворением.

9. Способность эго к символизации и работа сновидения, поддерживающая достаточное количество катексисов, направленных против первичного процесса и необхо-димых для того, чтобы сновидение превратилось в опыт интрапсихической коммуникации.

10. Способность к продуктивному дистанцированию от при-митивных и садистских элементов суперэго, что позво-ляет ослабить барьер подавления.

11. Восприимчивость эго к влечениям ид и способность ус-тупать им, коррелирующая вместе с тем с уверенностью в возможности противостоять их хаосу и чрезмерному наплыву.

[56]

12. Время и место, подходящие для того, чтобы все это мож-но было осуществлять и повторять через более или ме-нее фиксированные интервалы.

13. Наличие у эго достаточного количества нейтрализован-ной энергии для обуздания и гармонизации вторгаю-щихся либидинозных и агрессивных импульсов ид (Hartmann, 1954).

14. Способность при необходимости сохранять 'послеобраз' сновидения в бодрствующем состоянии.

Находясь в подобного рода психическом состоянии, че-ловек может иметь 'хорошее сновидение'. Под 'хорошим сновидением' я подразумеваю сновидение, включающее, благодаря успешной работе сновидения, бессознательное желание, и поэтому способное поддерживать состояние сна, с одной стороны, и быть доступным для эго в качестве пси-хического переживания после пробуждения - с другой. В этом контексте интересно сравнить активность эго спяще-го человека по отношению к 'хорошему сновидению' с тем, что Винникотт (1951) назвал примитивными психическими функциями, используемыми младенцем по отношению к неустойчивому объекту (см. также Milner, 1957, 1952).

Способность видеть 'хорошее сновидение', хотя и слу-жит необходимым предварительным условием для психи-ческого здоровья, однако не гарантирует его. Она является мерой психической дееспособности человека или, по выра-жению доктора Валенстайна, представляет 'увеличение силы эго, обеспечиваемое сновидением'.

Классический психоанализ и его функции

Давайте теперь коротко рассмотрим концепцию 'психо-аналитической ситуации'. Целостную ситуацию психоана-лиза достаточно произвольно можно разделить на три со-ставляющие:

1. Пациент.

2. Аналитик.

[57]

3. Психоаналитическая обстановка.

Взаимодействие этих трех компонентов составляет пси-хоаналитический процесс и процедуру.

Пациент привносит в психоанализ желание вылечиться, составляющее основу терапевтического альянса. С точки зрения психологии сновидений, его способность войти в ситуацию лечения на кушетке является производной нарциссического желания спать (Lewin, 1955). Симптом паци-ента представляет собой выражение 'латентного сновиде-ния-желания', то есть бессознательных подавленных кон-фликтов и желаний. Он также привносит свою способность к психоаналитической работе, которая сильно зависит от возможностей работы его сновидения, осуществляющейся во сне (ср. Kris, 1956). Когда эффективность 'работы сно-видения' пациента сильно нарушена расстройствами эго, примитивными защитными механизмами или психотичес-кими тревогами (ср. Bion, 1958. 1959), мы неизменно обна-руживаем, что он не подчиняется фундаментальному пра-вилу и не может продуцировать свободные ассоциации. В таких случаях поведение пациента в процессе психоанали-за характеризуется острым защитным или регрессивным использованием сна и молчанием. И наоборот, гипоманиакальное поведение и состояние подъема могут сорвать осу-ществление переноса (ср. Klein, 1946 и Winnicott, 1935 о маниакальной защите).

Аналитик со своей стороны обеспечивает восприимчи-вость по отношению к материалу пациента, то есть к его свободным ассоциациям. Таким образом он укрепляет 'же-лание пробудиться' ('аналитик - это тот, кто пробужда-ет' - Левин), а также выполняет роль эго спящего: эго, выражающего работу сновидения. Интерпретируя сопротив-ление пациента и смягчая примитивное чувство вины, он помогает высвободить и организовать бессознательные же-лания. В ситуации психоанализа он действует как 'вспомо-гательное эго' (Heimann, 1950). Кроме того, он предостав-ляет в распоряжение пациента свою способность более сво-бодно формировать символические ассоциации. Он удерживает материал пациента 'живым' в центре внима-

[58]

ния. Он следит за тем, чтобы в психических и аффективных процессах не было ложных и внезапных защитных блоков. Таким образом, он обеспечивает прогресс в психоаналити-ческой работе (Glover, 1928).

Аналитик, как и сновидящее эго, не удовлетворяет не-посредственно никаких бессознательных желаний пациен-та, так как они находят свою реализацию в невротическом переносе. Его роль ограничивается сочувствием, поддерж-кой и пониманием. То, что он предлагает, являет собой символическое удовлетворение.

Он создает физическое окружение, облегчающее выра-жение желаний и действия пациента, а также позволяющее ему самому вести себя свободно и творчески - психоанали-тическую обстановку. Под психоаналитической обстанов-кой я понимаю физическое окружение, в котором анали-тик приступает к проведению психоанализа с пациентом. В нашей обширной литературе имеется исчерпывающий ма-териал, посвященный пациенту и аналитику. Однако пси-хоаналитическая обстановка как таковая стала предметом более пристального внимания и изучения лишь в послево-енные годы ( ср. Winnicott, Spitz, Scott и другие). То, каким образом и почему Фрейд установил определенные физи-ческие атрибуты психоналитической обстановки - обычно принимается как данность. Мне хотелось бы здесь снова повторить, что я не рассматриваю субъективные причины выбора Фрейдом некоторых элементов этой обстановки, таких как его личное нежелание встречаться взглядом с па-циентом, в силу чего он предпочитал располагаться позади него (1913). Гениальность Фрейда заключалась в том, что, начиная с изучения субъективных данных, он с неизмен-ным успехом находил эффективную общую терапевтичес-кую процедуру (ср. Eissler, 1951). Психоаналитическую об-становку создает уединенная комната, надежно защищен-ная от вторжений и вмешательств из внешнего мира. Также ее обеспечивает комфортная температура и свежесть возду-ха, освещение, кушетка, на которую пациент может лечь и расслабиться. Аналитик определяет заранее время сеанса, всегда одно и то же; длительность сеанса фиксирована и также устанавливается аналитиком. Кроме того, он берет

[59]

на себя обязательство сохранять бдительность, восприим-чивость, способность к действию, оставаясь при этом нена-вязчивым (Rycroft, 1956a; Winnicott, 1954a).

Даже поверхностное рассмотрение показывает, насколь-ко искусно Фрейд перераспределил ответственность за интрапсихическое состояние спящего между тремя элемента-ми психоанализа - пациентом, аналитиком и психоанали-тической обстановкой. Насколько хорошо эти три составных части целостной практики психоанализа проецируются на тройственную структуру человеческой личности - к при-меру, в терминах Фрейда, на ид, эго и суперэго - прекрас-но и исчерпывающе рассмотрено многими аналитиками (ср. Fenichel, Bion, Fairbairn, Klein, Strachey и др.)

Одно весьма важное, если не решающее отличие от со-стояния спящего заключается в том, что аналитик, благо-даря своей личности, делает возможным взаимодействие (пе-ренос), которое противостоит изоляции сновидящего эго. И именно эти взаимоотношения переноса придают психо-анализу, в отличие от сновидения, терапевтический харак-тер. Другая отличительная черта деятельности психоанали-тика (интерпретации) в сравнении с работой сновидения эго заключается в том, что он взаимодействует с бессозна-тельными импульсами не через регрессивные механизмы, используемые эго спящего - такие как смещение, сгуще-ние, галлюцинация и так дал ее - а обращается к сопротив-лению и патогенному использованию примитивных защит-ных механизмов. Он не устраняет сопротивления, как в гип-нозе, а работает при их наличии и над ними, постепенно облегчая доступ эго пациента к новым источникам энергии и к более эффективным психическим процессам. Через от-ношение переноса Фрейд дал человеческому эго возмож-ность достичь его максимальных завоеваний по превраще-нию бессознательного в сознательное и сделал открытыми самовосприятию, инсайту и коммуникации обширные об-ласти эффективности и внутренней психической жизни (фантазии), доступные прежде лишь в метафорической фор-ме, через произведения поэтов, художников и одаренных сновидцев. В век, почти полностью поглощенный изучени-ем и завоеванием физического окружения, Фрейд разрабо-

[60]

тал метод изучения внутренней жизни и того, что человек причиняет человеку. Он сделал возможным творческое и терпеливое постижение сил и факторов, делающих нас людь-ми, а именно: наших эмоций, инстинктов, психики и со-знания. В нем человеческое эго нашло своего первого ис-тинного союзника, а не очередного вдохновенного проро-ка, интеллектуала или терапевтического тирана. Сейчас даже оппоненты Фрейда признают, что он позволил нам проло-жить терапевтический путь в бессознательное; однако не так ясно осознается, что вслед за ним и благодаря его рабо-те само функционирование и сферы действия человеческо-го сознания изменились, углубились и расширились (Trilling, 1955). Та титаническая работа духа Микеланджело, кото-рую Фрейд распознал в созданном им Моисее, вероятно, еще в большей мере была свойственна самому Фрейду - это его внутренняя борьба, которая привела к изобретению психоаналитического метода:

'Но Микеланджело помещает над могилой Папы Римс-кого другого Моисея. Он выше исторического, 'привыч-ного' Моисея. Микеланджело переосмысляет тему раз-битых Скрижалей; он не позволяет Моисею разбить их во гневе, а заставляет его прочувствовать опасность того, что они могут быть разбиты, заставляет его уме-рить гнев или, по крайней мере, не дать гневу вылиться в действие. Так Микеланджело придает образу Моисея нечто новое, более чем человечное, и гигантская фигу-ра с ее огромной физической силой становится вопло-щением высшего из доступных человеку душевных дос-тижений - победы в борьбе с внутренней страстью ради цели, которой он посвятил себя... так, беспощадно судя самого себя, он поднимается над собой.

(Freud, 1914: 233-4; курсив мой)

А теперь давайте переключим наше внимание на клини-ческие проблемы психоанализа: на протяжении первых двух десятилетий своего существования он был призван отве-

[61]

чать нуждам и требованиям истериков (Freud, 1919). Дру-гими словами, предполагалось, что пригодным для психо-анализа является пациент, который достиг определенного уровня интеграции эго и либидинозного развития. Приро-да конфликтов заключалась в неразрешенных напряжениях между эго, суперэго, прегенитальными импульсами и объект-отношениями. Функции эго этих пациентов были более или менее сохранными, а их симптомы были результатом со-единения этих сохранных функций эго с примитивными импульсами ид и чувством вины. Такие конфликты серьез-но не подрывали и не искажали сами эти функции. Поэто-му, работая с такими пациентами, можно было положиться на действие функции переноса в обстановке психоанализа. В этом случае, как и в случае 'хорошего сновидения', ни тревожащие импульсы ид не прорываются через регрессив-ный контроль эго над работой сновидения, реализуясь в поведенческих реакциях (иначе спящий бы проснулся), ни эго не приходится использовать тотальную примитивную защиту для борьбы со сновидением (как при психозе, ср. Nunberg, 1920 и Bion, 1958). Подобно этому, у таких паци-ентов в условиях психоанализа способность к переносу обес-печивает возникновение регрессивных мыслей и желаний, а также их словесного выражения, достаточного для тера-певтического процесса. В процессе психоанализа или в своей общественной жизни они не 'действуют вовне' импульсив-но или угрожающе. И наоборот, из личного клинического опыта мне известно, что пациенты, которые не способны видеть 'хорошее сновидение', не в состоянии творчески воспользоваться и психоанализом.

Пограничные личностные расстройства, регрессия и новые требования к психоанализу

На протяжении последних трех десятилетий за лечением обращалось множество пациентов, неспособных, вследствие самого характера своего заболевания, конструктивно вос-пользоваться классическим психоанализом. Удовлетворить

[62]

'ожидания' и следовать правилам психоанализа этим па-циентам не позволяли личностные расстройства. Они при-ходили на лечение с неподдающимися конкретному рас-познаванию симптомами и даже не имея хорошо сформи-ровавшегося желания вылечиться. Хотя интеллектуально все они даже слишком легко усваивали правила психоанализа, им не удавалось его использовать аффективно и исходя из точки зрения эго-процесса. Необходимость давать свобод-ные ассоциации сковывало их регрессивным образом цеп-ляясь за различные элементы обстановки и за личность аналитика (Fliess, 1953), они оказывались не в состоянии войти ни в терапевтический альянс (Zetzel, 1956), ни в не-вротический перенос (Sterba, 1957; Stone, 1947), которые были бы действенными. В их опыте лечения психоанали-зом постоянно происходило регрессивное смешение и сти-рание границ Я, аналитика и окружения. Расстройства этих пациентов по-разному определяли как пограничные лич-ностные расстройства (Greenacre, 1954; Stone, 1954), шизо-идный тип личности (Fairbairn, 1940; Khan, 1960b), нарциссические неврозы (Reich, 1933-49), 'как бы личность' (Deutsch, 1942), расстройства идентичности (Erikson, 1959; Greenson, 1958), как 'эгоспецифический' дефект (Gitelson, 1958), 'ложную личность' (Winnicott, 1956; Laing, 1960), 'базовый дефект' (Balint, I960) и так далее. Грубые нару-шения эго у этих пациентов не обеспечивли возможности того 'легкого раскола', который является необходимым предварительным условием успеха клинического процесса в классической аналитической практике. В таких случаях смешения 'я' и объекта, настоятельное желание контроли-ровать психические аффективные переживания регрессив-ного характера посредством поведенческих реакций и ин-теллектуальной защиты (A.Freud, 1952), ложный перенос (Little, I960; Stone, 1954) и состояния симбиотической за-висимости в процессе психоанализа быстро овладевали си-туацией. И, используя всевозможные причудливые и при-митивные защитные механизмы, такие пациенты отчаянно пытались полностью загнать эту предлагаемую психоана-литическую ситуацию под свой контроль (Winnicott, I960).

[63]

Различные новые техники и процедуры, изменения и нововведения, с разной долей уверенности и гарантий пред-ложенные за последние три десятилетия аналитиками, яви-лись результатом добросовестных попыток специалистов приспособить терапию к работе с такими клиническими состояниями.

Тем не менее, даже поверхностное рассмотрение убеж-дает нас, что эти техники противоречат друг другу (см. Balint, 1950). Некоторые аналитики склонны использо-вать регрессивные процессы пациента и психоаналити-ческую ситуацию для восстановления личности пациента (см. Little, I960). Другие не доверяют регрессивному по-тенциалу переноса и психоаналитической ситуации и на-лагают на нее и на пациента разумно подобранные огра-ничения и обязательства: таким образом они надеются провести пациента через 'корректирующие эмоциональ-ные переживания' к новой свободе, жизнеспособности функций эго, психическому здоровью (ср. Alexander, 1950; Macalpine, 1950) и т. д. Сегодня большинство из нас бо-лее или менее согласно, что этиологию этих расстройств следует искать намного глубже Эдипова комплекса, прегенитальных ид-конфликтов и объект-отношений. По словам Гитлсона, при рассмотрении этих случаев 'наша мысль развивается в направлении принятия эго-специфического дефекта'. Мы все более и более склонны ви-деть истоки этих расстройств в отклонениях, произошед-ших на примитивной стадии дифференциации эго при его выходе из ситуации опекаемого младенца с превра-щением в самостоятельную структуру. С этим, по опре-делению, изменяется сама сущность нашей терапевтичес-кой задачи и функция психоаналитической обстановки. Мы больше не можем отдавать все свое мастерство ис-ключительно развитию невротического переноса, способ-ного в психоаналитической обстановке отразить латент-ные конфликты пациента, а также разрешению его по-средством интерпретации и проработки. У меня нет времени подробно обсуждать их по отдельности (см. Eissler (1950) и Khan (1960a)). Все, что я могу, это кратко отме-тить здесь, что когда клинический процесс в условиях

[64]

психоанализа выходит за 'границы переноса' и пациент компульсивно и прямо проявляет свои потребности (в противоположность желаниям, для которых было доста-точно символической вербальной идиомы), обнаруживая грубые искажения эго, тогда аналогия состояния сна и галлюцинаторного состояния с психоанализом перестает быть возможной. В главе 7 'Толкования сновидений' (сс. 565-6), Фрейд совершенно ясно дает понять, что удов-летворение желания в сновидениях является возможным только при наличии мнемических образов предшествую-щего удовлетворения потребностей, доступных для катексисов. Он кратко резюмирует это на странице 598: 'Пер-вое желание, по-видимому, было галлюцинаторным катектированием воспоминания об удовлетворении'.

Мы можем развить это и сказать: если у человека в его переживаниях младенческой заботы такие удовлетворения не были надежными и постоянными или оказывались слиш-ком неадекватными, способность использовать эти 'мнемические образы удовлетворения' для мобилизации снови-дения-желания должна, по определению, отсутствовать или быть искаженной (см. Winnicott, 1945). В этих обстоятель-ствах последующее развитие эго может быть использовано как магический способ компенсации недостатка ранних переживаний удовлетворения. Интрапсихически это может означать злоупотребление сновидением для создания маги-ческого всемогущего мира снов, направленного на форми-рование иллюзии удовлетворения фактических потребнос-тей с настойчивым отрицанием необходимости внешних объектов для удовлетворения и зависимости от них. Наибо-лее ярко это проявляется в случае некоторых психотичес-ких заболеваний. Мой клинический опыт показывает, что пациенты с очень примитивными искажениями эго не мо-гут работать с символическим значением трансфера психо-аналитической ситуации. Они либо совсем отрицают свое доверие к ней, либо пытаются подчинить ее магическому всемогуществу мысли или регрессировать до такой степе-ни, что фактические потребности-требования оказываются абсолютно вне возможностей аналитика или его окруже-ния. Клинические кризисы в случаях таких пациентов тре-

[65]

буют от психоаналитической ситуации иных возможностей. И чтобы не потеряться в подобной ситуации, мы должны ясно помнить, что, как утверждают Macalpine, Alexander и Fairbairn, причиной такого положения дел является не пси-хоаналитическая ситуация, а потребность пациента. Один из спасительных моментов для этих клинических кризисов заключается в том, что инструмент психоаналитической ситуации Фрейда достаточно гибок и пластичен для удов-летворения всех этих 'нужд' и может противостоять всем тем примитивным 'иллюзиям' (Little) и искажениям со сто-роны пациента. Как отмечают Винникотт, Спитц, Милнер, Скотт и другие, в этих обстоятельствах идиома 'трансфера' психоаналитической ситуации меняется на более прими-тивный и первичный тип переживания, по характеру очень напоминающий ситуацию младенческой заботы. Когда это происходит клинически, то метапсихологическая эффектив-ность конкретной терапевтической методики будет зависеть от 'теории', согласно которой работает аналитик. И чем больше мы сможем открыто обсуждать теории, ожидания и предварительные позиции нашего подхода к этим клини-ческим кризисам, тем большую пользу принесем друг другу и тем лучше наши методики будут соответствовать истин-ной психоаналитической позиции.

Между тем, для нас лучше всего было бы принять во внимание предостерегающие слова Фрейда к своим слуша-телям на 5-м Международном Конгрессе в Будапеште в 1919 г.:

'Мы самым категорическим образом отказались пре-вращать пациента, вверившегося нам в поисках помо-щи, в свою личную собственность, решать за него его судьбу, навязывать ему свои идеалы и с гордыней Созда-теля формировать его по своему образу и подобию, счи-тая при этом, что поступаем правильно'.

[66]

Список литературы

Alexander, F. (1950). 'Analysis of the Therapeutic Factors in Psycho-analytic Treatment'. Psychoanal. Quart., 19.

Alexander, F., and French, T.M. Psychoanalytic Therapy, Principles and Application. (New York: Ronald Press, 1946).

Balint, М. (1950). 'Changing Therapeutic Aims and Techniques in Psycho-Analysis'. Int. J. Psycho-Anal., 31.

__ (I960). 'The Regressed Patient and his Analyst'. Psychiatry, 23, 3.

Bion, W.R. (1958). 'On Hallucination'. International Journal of Psycho-Analysis 39: 341-9.

__ (1959). 'Attacks on Linking'. Int. J. Psycho-Anal, 40.

Bird, B. (1954). 'Pathological Sleep'. Int. J. Psycho-Anal., 35.

Deutsch, H. (1942) 'Some Forms of Emotional Disturbance and their Relationship to Schizophrenia'. Psychoanal. Quart., 11.

Eissler, K.R. (1950). 'The Chicago Institute of Psychoanalysis and the Sixth Period of the Development of Psychoanalytic Technique'. J. General Psychol., 42.

__ (1951). 'An Unknown Autobiographical Letter by Freud and a Short Comment'. Int. J. Psycho-Anal, 32.

__ (1953) 'The Effect of the Structure о the Ego on Psychoanalytic Technique'. J. Amer. Psychoanal. Assoc., 1.

Erikson, E.H. (1954) 'The Dream Specimen of Psychoanalysis', Journal of the American Psychoanalytical Association 2: 5-56.

__ (1959) Identity and the Life Cycle, New York: International Uni-versities Press.

Fairbairn, W.R.D. (1940). 'Schizoid Factors in the Personality'. In: Psycho-Analytic Studies of the Personality. (London: Tavistock, 1952).

__ (1957). 'Freud, the Psycho-Analytical Method and Mental Health'. Brit. J. Med. Psychol., 30.

__ (1958). 'On the Nature and Aims of Psycho-Analytic Treatment'. Int. J. Psycho-Anal., 39.

Federn, P. (1932) 'Ego-Feeling in Dreams'. Psychoanal. Quart., 1.

__ (1934). The Awakening of the Ego in Dreams'. Int. J. Psycho-Anal., 15.

Fenichel, O. Problems of Psychoanalytic Technique. (New York: Psycho-anal. Quart. Inc., 1941).

[67]

Ferenczi, S. (1914). 'On Falling Asleep during Analysis'. In: Further Contributions to the Theory and Technique of Psycho-Analysis. (Lon-don: Hogarth, 1926).

__ (1927). Review of Rank's Technik der Psychoanalyse: I. DieAnalytische Situation, Int. J. Psycho-Anal, 8.

Ferenczi, S. and Rank, O. (1925). The Development of Psychoanalysis. Nerv. and Ment. Dis. Mono. No. 40.

Fliess, R. (1953). The Hypnotic Evasion: A Clinical Observation'. Psychoanal. Quart., 22.

Freud, A. (1952). 'A Connection between the States of Neganivism and of Emotional Surrender'. Author's Abstract. Int. J. Psycho-Anal., 33.

Freud, Sigmund The Origins of Psycho-Analysis. (London: Imago, 1954).

__(1900). The Interpretation of Dreams. SE, 4 and 5.

р.п.: Толкование сновидений. В кн.: З.Фрейд. Сон и сновидение. М., Олимп, АСТ-ЛТД., 1997, с. 15-490.

__ (1913). 'On Beginning the Treatment (Further Recommendations on the Technique of Psycho-Analysis, I)' SE, 12.

__ (1914). The Moses of Michelangelo'. SE, 13.

__ (1917) 'Metapsychological Supplement to the Theory of Dreams'. SE, 14.

__ (1919) 'Lines of Advance in Psycho-Analytic Therapy'. SE, 17.

Freud, S. and Breuer, J. Studies on Hysteria, Vol. 2, 1895.

Gifford, S. (I960). 'Sleep, Time and the Early Ego'. J. Amer. Psychoanal. Assoc., 8.

Gill, М. and Brenman, М. Hypnosis and Related States. (New York: Int. Univ. Press, 1959).

Gitelson, М. (1952). The Emotional Position of the Analyst in the Psycho-Analytic Situation'. Int. J. Psycho-Anal, 33.

__ (1958). 'On Ego Distortion'. Int. J. Psycho-Anal, 39.

Glover, E. The Technique of Psycho-Analysis. (London: Bailliere, 1928).

Greenacre, Phyllis (1954). The Role of Transference: Practical Consi-derations in Relation to Psychoanalytic Therapy'. J. Amer. Psycho-anal. Assoc., 2.

Greenson, R. (1958) 'Screen Defenses, Screen Hunger and Screen Iden-tity'. Journal of the American Psychoanalytical Association, 6.

__ (1960). 'Empathy and its Vicissitudes', International Journal of Psycho-Analysis, 41.

Grotjahn, М. (1942). The Process of Awakening'. Psychoanal. Rev., 29.

Hartmann, H. (1954). 'Problems of Infantile Neurosis'. Psychoanal Study Child, 9.

[68]

Heimann, Р. (1950). 'On Counter-Transference', International Journal of Psycho-Analysis, 31.

__ (1956). 'Dynamics of Transference Interpretation'. International Journal of Psycho-Analysis, 37.

Hoffer, W. (1952). "The Mutual Influences in the Development of Ego and Id: Earliest Stages', Psychoanal. Study Child, 7.

Isakower, O(1938). 'A Contribution to the Psychopathology of Pheno-mena associated with Falling Asleep', International Journal of Psycho-Analysis, 19.

Jekels, L (1945). 'A Bioanalytic Contribution to the Problem of Sleep and Wakefulness'. Psychoanal. Quart., 14.

Jones, E. The Life and Works of Sigmund Freud, Vol. I (London: Hogarth, 1953). Journal of the American Psychoanalytical Association (1954), 2, part 4.

Khan, M.M.R. (1960a) 'Regression and Integration in the Analytic Setting', International Journal of Psycho-Analysis, 41.

__ (1960b) 'The Schizoid Personality: Affects and Techniques', International Journal of Psycho-Analysis, 41.

Klein, Melanie (1946) 'Notes on Some Schizoid Mechanisms', in The Writtings of Melanie Klein, vol. Ill, London: Hogarth.

__ (1955) The psycho-analytic play technique: its history and signi-ficance', in Envy and Gratitude and Other Works, London: Hogarth.

Kris, Ernst (1950) 'On preconscious mental processes', The Psychoana-lytic Quarterly 19: 540-56.

__(1954). Introduction to Freud: The Origins of Psycho-Analysis. See Freud (1954).

__ (1956) 'On Some Vicissuted of Insight in Psychoanalysis', International Journal of Psycho-Analysis 37: 445-55.

Laing, D.R The Divided Self. (London: Tavistock, I960).

Lewin B.D. The Psycho-Analysis of Elation. (London: Hogarth, 1953).

__ (1953). Reconsideration of the dream screen. Psychoanal, Q., 22, 174-99.

__ (1954). 'Sleep, Narcissistic Neurosis and the Analytic Situation'. Psychoanal. Quart., 23

__ (1955) 'Dream psychology and the analytic situation', The Psycho-analytic Quarterly 35: 169-99.

__ (1958) Dreams and the Use of Regression, New York: Int. Univ. Press.

__ (1959). 'The Analytic Situation: Topographic Consideration'. Psycho-anal. Quart., 28.

Little, V. (1960). 'On Basic Unity'.

[69]

Macalpine, I. (1950). The development of the Transference', Psychoanal. Quart, 19.

Milner, V. On Not Being Able to Paint. (London: Heinemann, 1957).

__ (1952). 'Aspects of Symbolist in Comprehension of the Not-Self. International Journal of Psycho-Analysis, 33.

__ (1956) The Communicztion of Primary Sensual Experience'., International Journal of Psycho-Analysis, 37.

Nacht, S. (1957). Technical Remarks on the Handling of the Transference Neurosis'. Int. J. Psycho-Anal, 38.

__ (1958). 'Variations in Technique'. Int. J. Psycho-Anal., 39.

Nacht, S. and Viderman, S. (I960). The Pre-Object Universe in the Transference Situation'.Int. J. Psycho-Anal, 41.

Nunberg, H. (1920). 'On the Catattonic Attack', In Practice and Theory of Psychoanalysis. (New York: Nerv. and Ment. Dis. Mono., 1948). Orr, D.W. (1954a). Transference and Counter-transference. A Historical Survey'. J. Amer. Psychoanal. Assoc., 2.

__ (1954b). 'Problems of Infantile Neurosis. A Discussion'. Psychoanal. Study Child, 9.

Rank, O. (1924). The Trauma of Birth. (London: Kegan Paul, 1929).

Reich, W. (1933-1949). Character Analysis. (London: Vision Press, 1950).

Roheim, G. The Gates of the Dream. (New York: Int. Unive. Press, 1952).

Rycroft, C. (1956a). 'Symbolism and its Relationship to the Primary and Secondary Processes', Int. J. Psycho-Anal., 37.

__ (1956b). 'The Nature and Function of the Analyst's Communications to the Patient'. Int. J. Psycho-Anal, 37.

Scott, W.C.M. (1952a). 'Patients who Sleep or Look at the Psycho- Analyst during Treatment. Technical Considerations'. Int. J. Psycho-Anal, 33.

__ (1952b). The Mutual Influences in the Development of Ego and Id:', Psychoanal. Study Child, 7.

__ (1954). 'A New Hypothesis concerning the Relationsphip of Libidinal and Aggressive Instinct'. Int. J. Psycho-Anal, 35. __ (1956). 'Sleep in Psychoanalysis'. Bull. Philadelphia. Assoc., 6.

__ (1960). 'Depression, Confysionand Multivalence'. Int. J. Psycho-Anal, 41.

Sechehaye, M.A. (1956). The Transference in Symbolic Realization, Int. J. Psycho-Anal, 37.

Sharpe, E. Dream Analysis. ( London: Hogarth, 1937).

Spitz, R.A. (1955). The Primal Cavity'. Psychoanal Study Child, 10.

[70]

__ (1956a). 'Countertransference. Comments on its Varying Role in the Analytic Situation'. J. Amer. Psychoanal. Assoc., 4.

__ (1956b). 'Transference: The Analytic Settings and its Phototype'. Int. J. Psycho-Anal., 37.

Sterba, R.F. (1957) 'Oral Invasion and Self Defence' .М. J. Psycho-Anal., 38.

Stone, L. (1947). 'Transference Sleep in a Neurosis with Duodenal Ulcer'. Int. J. Psycho-Anal., 28.

__ (1954). The Widening Scope of Indications for Psycho-Analysis'. J. Amer. Psychoanal. Assoc., 2.

Strachey, J. (1934). The Nature of the Therapeutic Action of Psycho-Analysis'. Int. J. Psycho-Anal., 15.

__ (1937). 'Symposium on the Therapeutic Results in Psycho-Analysis'. Int. J. Psycho-Anal., 18.

Szasz, T.S.(1956). 'On the Experience of the Analyst in the Psychoana-lytic Situation. A contribution to the theory of Psychoanalytic Treat-ment'. J. Amer. Psychoanal. Assoc., 4

__ (1957). 'On the Theory of Psycho-Analytic Treatment'. Int. J. Psycho-Anal., 38.

Trilling, L. Freud and the Crisis of our Culture. (Boston: Beacon, 1955).

Winnicott, C. (1959). The Development of Insight' .Sociological Rev., Mono. No. 2.

Winnicott, D.W. (1935) The Manic Defence'. In Winnicott, D.W. (1958).

__ (1945) 'Primitive Emotional Development'. In Winnicott, D.W. (1958).

__ (1949) 'Mind and its Relation to the Psyche-Soma'. In Winnicott, D.W. (1958).

__(1951) Transitional objects and transitional phenomena', In Winnicott, D.W. (1958).

__(1954a) 'Metapsychological and Clinical Aspects of regression within the Psycho-Analytical Set-Up'. In Winnicott, D.W. (1958).

__ (1954b). 'Withdrawal and regression'. In Winnicott, D.W. (1958).

__ (1956). 'Clinical varieties of Transference'. In Winnicott, D.W. (1958).

__Collected Papers (London: Tavisyock, 1958).

__ (1958). On the Capacity to be Alone. Int. J. Psycho-Anal. 39, 416-20.

__ (1960). The Theory of the Parent-Infant Relationship'. Int. J. Psycho-Anal., 41.

Zetzel, E.R. (1956). 'Current Concepts of Transference'. Int. J. Psycho-Anal., 37.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СПОР О СНОВИДЕНИИ: ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ОНО СЕГОДНЯ ПРЯМЫМ ПУТЕМ К ЦЕЛИ?

Статьи Чарльза Бреннера (Brenner, 1969), и Р.Р.Гринсона (R.R.Greenson, 1970), последняя задумана как возра-жение к монографии под названием 'Место сновидения в клинической практике' (Waldhorn, 1967), помещены вместе как представляющие два полюса классического спора о значении сновидения в психоаналитическом процессе. С характерной ясностью Чарльз Бреннер оп-равдывает изгнание сновидения с центрального положе-ния в психоаналитической практике. Соотнеся психоло-гию сновидений со структурной моделью психики, он утверждает, что психологическое напряжение между же-ланием и реалистичным мышлением, более полно кон-цептуализированное как интрапсихический конфликт между организационными структурами психики - ид, эго и суперэго, повсеместно наблюдается в психической жизни. Симптомы, остроты, социальные и эстетические переживания - все они сформированы фантазией, яв-ляются продуктом конфликта и могут быть использова-ны аналитиком и пациентом для получения информа-ции о бессознательной деятельности психики.

Гринсон с этим не согласен. Он утверждает, что окна в бессознательный ум, подобного сновидению, не суще-

[72]

ствует и что никакой союз между аналитиком и пациен-том не сравнится с союзом, складывающимся при рабо-те со сновидением пациента. Он считает, что эго-психологи, примером чего служит работа Уолдорна, избегают бессознательное в целях защиты, называет это прозаич-ным и подвергает критике. Он критичен и к интерпрета-ции сновидения с недостаточным использованием ассо-циаций пациента, фактически исключающей пациента из процесса исследования.

2. СНОВИДЕНИЯ В КЛИНИЧЕСКОЙ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ РАБОТЕ

ЧАРЛЬЗ БРЕННЕР

Фрейд начинал свои психотерапевтические попытки из-бавить истерических пациентов от их симптомов, пытаясь ликвидировать амнезию в отношении первопричины этих симптомов с помощью гипнотического внушения. В это время его особенно не интересовали сновидения пациента, и его первые статьи по истерии, в частности, 'Этюды об истерии' написанные совместно с Й.Брейером (J.Breuier, 1895), не содержат специального упоминания темы снови-дений или их толкования. Однако вскоре, отказавшись от гипноза и приступив к разработке психоаналитического метода, Фрейд обратил внимание на сновидения пациентов и свои собственные сны. Его быстрый и выдающийся успех в значительном прояснении психологии сновидений спо-собствовал убеждению в ценности этой недавно открытой методики исследования и лечения - психоаналитического метода. Более чем вероятно, что это придало ему смелость упорствовать в своей приверженности психоанализу вопре-ки пренебрежению и неодобрению - препятствиям, обес-куражившим бы человека, менее уверенного в себе и своей работе. Как писал сам Фрейд (1900) в предисловии к одно-

[74]

му из последних изданий 'Толкования сновидений', такое открытие случается лишь один раз в жизни.

Публикация этой монументальной работы в 1900 г. по-началу вызвала незначительный интерес как в медицинс-ком, так и в научном мире. В 1905 г. Фрейд опубликовал историю болезни 'Доры', 'Фрагмент анализа одного слу-чая истерии'*, предназначавшуюся для иллюстрации прак-тической ценности анализа сновидений в психоаналитичес-кой работе. Появляясь на сцене, другие аналитики согла-шались или вскоре убеждались в правоте Фрейда, когда он подчеркивал пользу анализа сновидений пациентов. Очень быстро клиническое использование анализа сновидений стало одним из критериев подлинного, фрейдистского пси-хоанализа. Многие придерживаются этого мнения до сих пор, хотя сейчас столь недвусмысленно толкование снови-дений в этом отношении упоминается не так часто, осо-бенно в собственно психоаналитической литературе. Как психоаналитики, сегодня мы считаем его неотъемлемой частью психоаналитической практики, но интересно видеть свидетельства откровенного подчеркивания клинического значения толкования сновидений в ранней психоаналити-ческой литературе. Например, если обратиться к первым выпускам 'Международного психоаналитического обозре-ния', то в каждом номере можно найти специальный раз-дел, посвященный сообщениям на тему интерпретации сно-видений: новый символ, необычное сновидение, интерес-ное латентное содержание и так далее.

Насколько мне известно, сейчас в психоаналитических журналах нет такого раздела, но в учебных планах психоана-литических институтов обычно, если не обязательно, все еще отводится значительное количество времени изучению толко-вания сновидений. Во всяком случае, в Соединенных Штатах на изучение интерпретации симптомов, черт характера, пара-праксисов или острот в учебных планах времени отводится гораздо меньше. Сновидения и их толкование продолжают занимать особое место в наших умах - наших профессио-нальных умах - признаем ли мы это открыто или нет.

* Перевод этой работы на русский язык см. в книге: З.Фрейд. Интерес к психоанализу. Ростов-на-Дону, Феникс, 1998. с. 177-336. - Прим. ред.

[75]

Я вспоминаю обсуждение на Конгрессе специалистов в 1961 г. в Эдинбурге с участием доктора М.Балинта и мисс А.Фрейд. В ходе обсуждения доктор Балинт сказал, что в своей практике настаивает на том, чтобы каждый анализи-руемый им кандидат в психоаналитики останавливался, по крайней мере, на одном из своих сновидений до тех пор, пока оно не будет полностью проанализировано, независи-мо от количества психоаналитических сеансов, необходи-мых для этого. Доктор Балинт объяснил, что подобным об-разом он убеждается в том, что каждый из его кандидатов имел, по меньшей мере, одну воможность полностью по-нять сновидение и узнать, что в действительности пред-ставляет собой бессознательный ум. Мисс Фрейд, к моему удивлению, с энтузиазмом отнеслась к этой идее, однако заметила, что сама ничего подобного никогда не делала, а под давлением признала, что подобная практика может быть нежелательной, даже в подготовительном психоанализе. Я могу добавить, что доктор Х.Сац на одном из курсов, кото-рый я посещал в начале 1940-х годов вместе с ним, расска-зывал, что в своей практике обычно продолжает анализ сновидения пациента на протяжении двух или более сеан-сов, в конце сеанса он говорил пациенту: 'Хорошо, мы все еще не поняли это сновидение. Завтра нам нужно будет уделить ему больше времени'. В тот период моя психоана-литическая карьера только начиналась, и комментарий док-тора Саца не оказал на меня никакого особого впечатле-ния, но услышанное мною в Эдинбурге действительно выз-вало живую реакцию, ибо заметно расходилось с моей собственной практикой и значительно отличалось от того, что до этого я считал повсеместно признанной современ-ными аналитиками процедурой.

Я начну свое изложение с краткого обсуждения психо-логии сновидений - теории сновидений, если хотите.

В седьмой главе книги 'Толкование сновидений' Фрейд (1900) предложил теорию психической организации и фун-кционирования, удовлетворительно объяснявшую, по его мнению, различные явления психологии сновидений, фор-мирования невротических симптомов парапраксисов (оши-бочных действий) и острот. Фрейд считал, что все эти пси-

[76]

хические явления, как нормальные, так и патологические, можно объяснить, только предположив наличие психичес-кого аппарата, значительная часть функционирования ко-торого бессознательна и в действительности, как таковая, недоступна для сознания. Эта теория была рассмотрена и несколько расширена в статье 'Бессознательное', опубли-кованной в 1915 г., однако существенному изменению не подверглась. Для удобства ее часто называют 'топографи-ческой теорией'. Впоследствии Фрейд довольно основатель-но переработал свои теории, касающиеся психического ап-парата и его функционирования. Его исправленная теория, опять же ради удобства, обычно называется 'структурной теорией'.

Я не предлагаю вступать в дискуссию по поводу перера-боток ранних теорий Фрейда, определяющих различие между топографической и структурной моделями; в отношении та-кой дискуссии я просто советую обратиться к работе 'Пси-хоаналитические концепции и структурная теория' (1964), написанной Орловым (Arlow) и мной. Однако дискуссии по вопросу: подразумевают ли эти теоретические перера-ботки некий новый взгляд на психологию сновидений - встречались довольно редко.

Нам знаком тот факт, что эти исправления имели подоб-ный эффект в отношении некоторых патологических явле-ний. Сегодня наша точка зрения касательно психологии (психопатологии) формирования невротического симпто-ма, а также бессознательных детерминант многих черт ха-рактера отличается от той, что придерживались аналитики примерно пятьдесят лет тому назад. В частности мы иначе смотрим на взаимоотношение между симптомами и трево-гой. Кроме того, мы придерживаемся более точного взгля-да на роль конфликта, защиты и тенденций суперэго в фор-мировании невротических симптомов, а также нормальных и аномальных черт характера. Фактически, к этим теорети-ческим исправлениям привели накопление новых данных, полученных в результате применения психоаналитического метода в клинической работе и переоценка данных, как новых, так и старых. Кроме того, как мы знаем, именно обсуждаемые теоретические ревизии сделали возможным

[77]

систематический и эффективный анализ защиты и анализ характера, расширив тем самым терапевтическую сферу психоанализа, а также увеличив его терапевтическую эф-фективность и уменьшив опасности, ранее сопутствовав-шие его применению.

Поэтому тем более интересно, почему оказались столь малочисленны попытки пересмотреть психоаналитические теории психологии сновидений в свете структурной тео-рии, оказавшейся столь полезной в клиническом отноше-нии. Насколько мне известно, первой подобной попыткой была сделана мною в работе 'Начальное руководство по психоанализу' (1955). В ней я представил изложение пси-хологии сновидений, включавшее упоминание последних теоретических исправлений Фрейда. В 1964 г. Орлов и я подробно рассмотрели психоаналитические данные, начи-ная с 1900 г., свидетельствующие в пользу пересмотра тео-рии сновидений, и в конкретной форме изложили предла-гаемые исправления.

Настоящая глава предлагает пересмотренную теорию психологии сновидений, основанную на структурной тео-рии психики. Эта теория сновидения, подобно структурной теории, в большей мере согласуется с данными о психичес-ком функционировании, полученными в результате приме-нения психоаналитического метода, чем теория сновиде-ний, обрисованная Фрейдом в 1900 г. Так же, как и струк-турная теория, она расширяет круг нашей клинической работы со сновидениями и совершенствует способность использовать анализ сновидений с наибольшей пользой для пациентов.

Новая теория, подобно старой, начинается с предполо-жения, что, несмотря на общий покой во время сна, опре-деленные энергии психики остаются активными, по край-ней мере в периоды снов - то есть во время работы снови-дений. Именно эти энергии инициируют сновидение. Они или, если более точно, связанные с ними психические пред-ставления составляют латентное содержание последующего сновидения. Это латентное содержание вытекает из инстин-ктивных дериватов ид, с одной стороны, и из впечатлений и забот предшествующего дня - с другой. Пока все это нам

[78]

знакомо. Однако, когда мы оставляем вопросы инициации сновидения и его латентного содержания и вместо этого обращаемся к работе сновидения, новая теория обнаружи-вает некоторые существенные отличия от своей предше-ственницы.

Если быть конкретным, то новая теория предполагает, что связанная с латентным содержанием сновидения пси-хическая энергия активирует различные бессознательные функции эго и суперэго, точно так же, как это может про-исходить в бодрствующем состоянии. Некоторые из функ-ций эго способствуют инстинктивным энергиям и направ-ляют их на удовлетворение. Другие функции эго, называе-мые нами защитами, противостоят только что упомянутому удовлетворению, действуя в соответствии с требованиями суперэго. В скобках можно добавить, что инстинктивное удовлетворение, характерное для сновидения, - это удов-летворение в воображении, то, что Фрейд назвал 'галлюци-наторным исполнением желания'. Однако иногда может наблюдаться также и соматическое удовлетворение: сексу-альный оргазм.

Продолжим наше описание работы сновидения. Взаи-модействие инстинктов (ид), функций эго и требований и запретов суперэго не всегда оказывается настолько простым, как мы только что описали. Например, защиты (функции эго) могут быть направлены как против требований суперэ-го, так и против побуждений (инстинктов). Кроме того, иногда, требования суперэго могут выступать совместно с импульсами ид: например, с садистским или мазохистским. Поэтому наша теория предполагает, что работа сновидения состоит из взаимодействия ид, эго и суперэго. Это взаимо-действие может быть довольно простым или крайне слож-ным. В любом случае, его конечным результатом является манифестное (явное) содержание сновидения - то, что спя-щий сознательно воспринимает во время сна.

Я хотел бы подчеркнуть, что представленное описание работы сновидений существенно не отличается от нашего понимания способа функционирования психического ап-парата в состоянии бодрствования. Есть основания пред-полагать, что в состоянии бодрствования сознательные

[79]

мысли, идеи, фантазии также являются конечным резуль-татом компромисса, взаимодействия, инстинктивных сил, функций эго и требований и запретов суперэго. Это то, что подразумевается под принципом 'множественного функ-ционирования' - термин, впервые введенный Велдером (Waelder,1936). Разумеется, представление о формировании компромисса в психоаналитические теории психического функционирования ввел Фрейд. Он очень рано осознал, что истерические симптомы фактически представляют собой копромисс между удовлетворением сексуального желания и самонаказанием за позволение удовлетворить запретное желание; одновременно само желание не допускается в со-знание подавлением. Однако тот факт, что тенденция к формированию компромисса между ид, эго и суперэго столь же характерна для нормального психического функциони-рования, как и для невротического симптома, получил не-сомненное признание лишь много лет спустя. Можно доба-вить, опять же в скобках, что полное значение принципа психического функционирования до сих пор часто упуска-ется из виду. Сознательная фантазия, мысль, действие, а тем более симптом никогда не бывают чистой защитой, са-монаказанием или удовлетворением влечения

С точки зрения психоаналитической методики, может оказаться уместным привлечь внимание конкретного паци-ента к той или иной из нескольких, только что упомянутых детерминант. Однако необходимо ясно понимать, что все наблюдающееся в сознательной психической жизни любого человека, будь то пациент или нет, представляет собой ре-зультат взаимодействия различных сил и тенденций психи-ки, сил, которые самым выгодным образом распределены по категориям ид, эго и суперэго.

Таким образом, пока мы постулировали, что во время сновидения, так же как и в психической жизни в бодрству-ющем состоянии, инстинкты побуждают психику пойти на формирование компромисса. Другими словами, принцип множественного функционирования столь же действенен во время сновидения, как и в бодрствующем состоянии. Тем не менее, известно, что конечным результатом взаимо-действия конфликтующих и действующих совместно тен-

[80]

денций ид, эго и суперэго при бодрствовании является не сновидение. Сновидение появляется, только когда человек спит. Каким образом можно объяснить это отличие?

Наш ответ заключается в следующем: 1) во время сно-видения происходит регрессивное изменение многих фун-кций эго; 2) аналогичное регрессивное изменение во время сновидения наблюдается и в функционировании суперэ-го; 3) инстинктивные желания и фантазии, проистекаю-щие из ид, в сновидении играют большую роль, чем в большинстве психических явлений взрослого человека в бодрствующем состоянии. Каждый из этих пунктов мы обсудим поочередно.

Во-первых, касательно регрессии функций эго во время сновидения мы должны предположить, что она является следствием состояния сна (Фрейд, 1917). Ничего боль-шего в настоящее время мы сказать не можем. Однако очень многое может быть сказано путем описания харак-тера регрессивных изменений и их последствий. Давайте начнем с того, что определим, насколько это возможно, какие регрессивные изменения характеризуют функции эго во время сна.

В любой перечень регрессивно изменяющихся во время сна функций эго мы, несомненно, должны включить тести-рование реальности, мышление, язык, защиты, способность к интеграции, чувственное восприятие и регуляцию моторики. Некоторые из них пересекаются, другие можно раз-делить. Начнем с исследования реальности. Нас интересует аспект, связанный со способностью отличать то, что вос-принимается из внешнего мира, от того, что является ре-зультатом происходящего в своей собственной психике: способность отличать факт от фантазии. Говоря в общем, сновидец не способен к этому. Его способность тестиро-вать реальность, отличать раздражители из внешнего и внут-реннего мира регрессировала до стадии, характерной для младенчества - того времени жизни, когда такое невозмож-но. Обычно следы этой стадии сохраняются до позднего детства, пример тому - склонность ребенка принимать свои фантазии за реальность, по крайней мере на протяжении игры. Крайним примером такой тенденции можно назвать

[81]

воображаемого приятеля. Довольно часто маленький ребе-нок на протяжении многих месяцев и даже лет имеет вооб-ражаемого товарища, настолько же реального и настоящего для ребенка, как любой объективно существующий в его окружении человек. Для взрослого сновидца сознательные результаты работы сновидения - то есть образы манифестного содержания - так же реальны, как фантазии наяву (по типу вышеупомянутой) для маленького ребенка. У сно-видца функция тестирования реальности регрессировала до стадии раннего детства.

Так как мышление и использование языка весьма тесно связаны, для удобства мы можем рассматривать их вместе. Существует множество проявлений регрессивного измене-ния этих функций во время сновидения. Например, снови-дец имеет склонность мыслить так, как делает это ребенок: конкретными сенсорными образами, обычно визуальны-ми, - а не посредством слов, как характерно для мышле-ния взрослого человека в бодрствующем состоянии. Эта рег-рессия объясняет тот факт, что большинство сновидений состоят из визуальных образов. Сновидение - это то, что сновидец видит во сне. Следует помнить, что первоначаль-но Фрейд (1900) объяснял эту отличительную черту снови-дений, постулируя необходимость возможности пластичного представления как одного из атрибутов работы сновидения. Вдобавок к мышлению зрительными образами, сновидец регрессивно обращается со словами и речью. В работе сно-видения, так же, как и в детстве, наблюдается ясно выра-женная тенденция играть словами и приравнивать сходно звучащие слова. Аналогично, ясно выраженная регрессия существует и в других аспектах мышления. Работа сновиде-ния полна намеков, противоположностей, представлений целого частью или части целым. Одним словом, работа сно-видения характеризуется тем типом процесса мышления, что доминирует в детстве; в психоаналитической литерату-ре он называется 'первичным процессом мышления'. В особенности работа сновидения отличается использованием символов в психоаналитическом смысле этого слова.

И наконец, как отмечал Фрейд, в этом состоянии значи-тельно искажена или отсутствует реалистическая позиция

[82]

по отношению ко времени, пространству и смерти, а также обычные требования взрослых к логике и синтаксису. Все эти отличия можно отнести на счет регрессивного измене-ния различных аспектов эго-функций языка и мышления. В каждом случае мы можем видеть, что психика сновидца функционирует примитивным, или инфантильным образом.

Интегрирующая функция эго также регрессивно изме-няется во время сна. Фрейд еще в самом начале своих ис-следований заметил участие этой функции в работе снови-дения и в то время определял ее как тенденцию к вторичному пересмотру. Однако, несмотря на множество исключений, сновидения, как правило, не являются согласованными и интегрированными в отношении своих различных состав-ных частей примерно до той же степени, что мы обычно ожидаем от мыслей в бодрствующем состоянии или даже от снов наяву. Сновидец, подобно ребенку, в меньшей мере озабочен целостностью и согласованностью, чем взрослый человек в бодрствующем состоянии, даже несмотря на то, что интегрирующая функция эго, как отмечал Фрейд, дей-ствительно играет определенную роль в формировании сно-видения. Одно из самых поразительных изменений в функ-ционировании эго во время сновидения и одно из самых важных для клинической работы - это ослабление защит эго. Фрейд связывал это ослабление с отсутствием подвиж-ности во сне: так как действие невозможно, желания не так опасны. Однако представляется вероятным, что здесь вов-лечено нечто большее, чем реалистичная оценка сновид-цем защитной значимости своей собственной неподвижно-сти во время сна. В действительности ослабленное проти-востояние сновидца собственным инстинктивным желаниям напоминает ограниченные защитные возможности эго ма-ленького ребенка. Если это сходство значительно, то ос-лабление защит эго во время сновидения следует считать, по меньшей мере отчасти, регрессивным изменением за-щитных функций эго.

И наконец, как мы знаем, эго-функции сенсорного вос-приятия и регуляции моторики также существенно изменя-ются во время сна. В случае этих двух функций, однако, не так ясно, что наблюдающиеся изменения - это результат

[83]

регрессии. Вероятно, они вызваны, скорее, ослаблением или приостановкой этой конкретной функции эго, чем регрес-сией к способу функционирования, характерному для мла-денчества или раннего детства. Во всяком случае измене-ния в этих конкретных функциях эго представляют для нас меньший интерес, чем другие, так как они не кажутся не-посредственно задействованными собственно в работе сно-видения или прямо на нее влияющими. По этой причине нам нет необходимости особенно детально их обсуждать.

Другой аспект ослабления и регрессии эго-функций во время сна состоит в том, что их степень в отношении ка-кой-нибудь отдельной функции может значительно варьи-ровать от сновидения к сновидению и от одной части сно-видения к другой. Этот факт не должен вызывать удивле-ния у аналитиков, привыкших наблюдать свидетельства таких изменений ежечасно изо дня в день у своих пациен-тов. Работа сновидения может регрессивно использовать невербальное, образное мышление в одной своей части, тогда как характерные для зрелого психического функциониро-вания словесно оформленные мысли появляются в другой. Они могут появляться в манифестном сновидении одно-временно. Важно помнить это при интерпретации сновиде-ний в своей клинической практике. Для удовлетворитель-ного понимания латентного содержания сновидений полу-чить ассоциации пациента с мыслями, выраженными в сновидении вербально, настолько же важно, как получить его ассоциации с образными или другими сенсорными эле-ментами манифестного сновидения. Нельзя игнорировать элемент манифестного сновидения только потому, что он вербальный, а не образный.

Кроме того, из подобных наблюдений за функциониро-ванием эго можно заключить, что работа сновидения, так же, как и процесс мышления в состоянии бодрствования, характеризуется одновременным взаимодействием зрелого функционирования эго и примитивного или инфантильно-го функционирования эго: употребляя более знакомые, хотя и менее правильные, термины, можно сказать, взаимодей-ствием первичного и вторичного процесса мышления. Толь-ко в состоянии бодрствования наблюдается тенденция к

[84]

превалированию более зрелых форм эго-функционирования, тогда как в работе сновидения преобладают менее зре-лые формы функционирования эго; по крайней мере, они более заметны и более важны, чем обычно в бодрствующем состоянии. Из всех этих соображений ясно, почему психи-ческие явления, с которыми сновидения связаны тесней-шим образом, - это те явления, где существенную роль играет эго-функционирование примитивного, или инфан-тильного типа: невротические или психотические симпто-мы, парапраксисы и такие явления, как сны наяву, остро-ты, мечты и так далее.

Функции суперэго также демонстрируют ясное свидетель-ство регрессивного изменения во время сновидения, хотя регрессия суперэго привлекла общее внимание в меньшей мере, чем регрессия таких эго-функций, как защиты и тес-тирование реальности. Тем не менее, представляется, что регрессии суперэго вносят существенный вклад в инфан-тильный характер психических процессов, участвующих в работе сновидения и проявляющихся в манифестном сно-видении. Например, когда прямую или искаженную фанта-зию удовлетворения влечения в манифестном сновидении сопровождает неудовольствие, то это чаще тревога, чем вина. То, что в бодрствующем состоянии вызывает чувство вины или угрызения совести, во время сновидения более склон-но вызывать страх или наказание, точно так же, как это обычно бывает в период раннего детства, когда суперэго все еще не сформировалось. Аналогичным образом снови-дец, подобно ребенку, руководствуется принципом 'око за око и зуб за зуб', намного больше, чем взрослый в бодр-ствующем состоянии. Он также более склонен проециро-вать свои импульсы вины на других, отождествляя себя в сновидении с осуждающим и карающим судьей. И нако-нец, он более склонен реагировать мазохистски. Очевидно, что каждая из этих характеристик сновидения представляет регрессию со стороны сновидца к более детской стадии раз-вития и функционирования суперэго.

И наконец можно предположить: тот факт, что инстинк-тивные желания часто находят более прямое и сознатель-ное выражение в сновидениях, чем это допускается в бодр-

[85]

ствующем состоянии, говорит о снижении функциониро-вания суперэго до более детского уровня, а также об ослаб-лении защит. Мы должны помнить, что связь между функ-ционированием суперэго и формированием и поддержани-ем систем защит является особенно тесной. После того, как суперэго прочно утверждается как система психики, защи-ты от побуждения обычно поддерживаются по приказу су-перэго.

Перейдем к третьему пункту предложенного к обсужде-нию перечня, а именно: к тому факту, что инстинктивные желания и фантазии, идущие из ид, играют большую роль в сновидении, чем и других психических явлений взрослого человека в бодрствующем состоянии. И объяснение этому очевидно: во время сна психические представления внеш-ней реальности свободны. Говоря в общем, единственное, что имеет значение во время сна, - это наши желания и потребности. Это один из аспектов того, что Фрейд выде-лил как усиление нарциссизма во время сна. Так как инстинктные фантазии, составляющие аспект ид в латентном содержании сновидения, по своему содержанию преиму-щественно инфантильны, то совершенно понятно, что они сообщают инфантильный характер и самому сновидению.

А теперь я попытаюсь обобщить теорию психологии сно-видений, только что представленную мною. Начну я с по-вторения: несмотря на общий покой во время сна, опреде-ленные психические тенденции активны. Они и связанные с ними психические процессы составляют латентное содер-жание сновидения. Это латентное содержание берет свое начало, с одной стороны, от инстинктов ид и с другой - от впечатлений и забот предшествующего дня. Работа снови-дения состоит из совокупного взаимодействия различных тенденций ид, эго и суперэго, тенденций, которые могут усиливать друг друга, могут действовать совместно друг с другом или могут противодействовать друг другу. Такое вза-имодействие является обычным состоянием дел и в бодр-ствующем состоянии. Однако во время сна различные фун-кции эго и суперэго регрессивно изменены. Кроме того, в работе сновидения относительно большую роль играют ин-фантильные, удовлетворяющие желания фантазии, в то вре-

[86]

мя как внешняя реальность претендует на относительно меньшую роль, ибо ее представления во время сна, искаже-ны и свободны от катексисов. В результате психическая ак-тивность во время сновидения во многих отношениях зна-чительно более инфантильна, чем в бодрствующем состоя-нии. Конденсация, замещение, представление намеком, противоположностями, символами, конкретными зритель-ными образами, игнорирование времени, пространства и смерти - одним словом, все отличительные черты работы сновидения обусловлены регрессией эго и суперэго вместе с инфантильным характером значительной части последне-го содержания, от которого берет свое начало работа сно-видения. И наконец, вера сновидца в то, что его сновиде-ния - не фантазия, а действительность, является результа-том регрессивного изменения эго-функции тестирования реальности. Моя следующая задача состоит в том, чтобы объяснить, насколько эти представления важны в клини-ческой работе. По моему мнению, ее значение можно обоб-щить в двух направляениях. Во-первых, она предполагает, что анализ сновидения может предоставить гораздо боль-шее, чем просто содержание бессознательных подавленных сексуальных детских желаний или фантазий сновидца. Во-вторых, она показывает, что анализ сновидения - не столь важный метод исследования бессознательных психических процессов, как считают некоторые психоаналитики.

Что я имею в виду, говоря, что анализ сновидения может предоставить гораздо большее, чем картину бессознатель-ных инфантильных желаний сновидца? Мы знаем, что имен-но на эти желания указывал Фрейд, представляя сновиде-ние как удовлетворение желания. Когда сновидения рас-сматриваются как прямой путь в бессознательное, то под 'бессознательным' обычно подразумеваются подавленные инфантильные желания. Что к этому можно добавить?

Позвольте мне привести пример для иллюстрации того, что я имею в виду. Тридцатипятилетнему неженатому муж-чине приснилось, что он быстро мчался на санях по обле-деневшему склону горы. Поначалу спуск казался захваты-вающим и приятным. Однако вскоре ему стало страшно. Он двигался слишком быстро. Крушение казалось неизбеж-

[87]

ным. Он не проснулся, однако сновидение, или его память о нем, на этом закончились.

Здесь необходимо добавить следующее. Этот пациент обратился к психоанализу, будучи подавленным и расстро-енным в связи с некоторыми событиями своей жизни. В ходе первых нескольких месяцев анализа он стал веселее и даже оптимистичнее. Однако незадолго до упомянутого сно-видения в ходе психоанализа начали проявляться его вос-поминания и фантазии, указывающие на конфликт, обус-ловленный пугающими гомосексуальными желаниями, тесно связанными с завистью к младшей сестре, любимице се-мьи, а также с длительной разлукой с матерью в раннем детстве. Появление данного материала заметно волновало его, хотя сам он этого не осознавал.

В качестве ассоциаций пациент называл ряд своих впе-чатлений от другого зимнего вида спорта - катания на лыжах. Он был довольно опытным лыжником и, катаясь на лыжах, ни разу даже не ушибся. Однако его друзьям везло меньше. Он вспомнил о враче, однажды упавшем при спуске с горы и сломавшем ключицу. Потерпевший вел себя как ребенок - как маменькин сынок. Ни один настоящий мужчина не вел бы себя так несдержанно из-за столь незначительной боли. Сам пациент, несомнен-но, постыдился бы проявить подобную слабость. Другие ассоциации были связаны с порядком расположения пас-сажиров в санях. Каждый держался за ноги сидящего по-зади него. Сидеть между двумя девушками было доволь-но забавно, если же впереди или позади сидел мужчина, пациент чувствовал себя неловко.

Я думаю можно согласиться с тем, что частью латентно-го содержания сновидения моего пациента являлось бес-сознательное гомосексуальное желание, зародившееся в дет-стве и пробудившееся в трансфере. Он желал, чтобы я, си-дящий позади него мужчина, вступил с ним в половую связь, как если бы он был девушкой. Однако здесь я хочу подчер-кнуть, насколько больше может рассказать нам сновиде-ние. Мы узнаем из него, что женские желания не просто волнуют пациента. Он глубоко напуган, что их следствием явится болезненное физическое повреждение, возможно,

[88]

потеря пениса. Мы также узнаем о некоторых защитах, ис-пользуемых им в работе сновидения и в ассоциациях, что-бы избежать или, по крайней мере, свести к минимуму свою тревогу. Во-первых, он спроецировал свои ожидания теле-сного повреждения, а также свое чувство женоподобности на своего товарища по лыжным прогулкам. Во-вторых, он подчеркнул свой собственный стоицизм и любовь к спорту. Мы можем заключить, что обе эти характерные особеннос-ти в значительной мере служат функции защиты от пугаю-щих, гомосексуальных желаний. Действительно, спустя не-сколько месяцев он, чтобы увериться в своей мужественно-сти, с риском для себя продемонстрировал свою ловкость, причем в том виде спорта, для которого не имел достаточ-ной подготовки - что является типичным примером кон-трфобического поведения.

Таким образом ясно, что анализ сновидения этого паци-ента позволяет увидеть бессознательный конфликт, а не просто дает возможность определить бессознательное, ин-фантильное желание. Из анализа сновидения мы узнаем не только о самом желании, но и о страхах, пробуждаемых им, и направленных против него защитах. Для того, чтобы мак-симально использовать анализ сновидений в своей клини-ческой работе с пациентами, необходимо четко осознавать этот факт. Мне представляется, что в настоящем примере полезнее всего было объяснить пациенту, что недавние, вы-явленные в ходе психоанализа намеки на гомосексуальность тревожили его гораздо сильнее, чем он осознавал это. В тот момент, когда он рассказывал о только что обсуждавшемся нами сновидении, психоаналитическая работа с ним нахо-дилась на такой стадии, что говорить о действительном на-личии пугающих, гомосексуальных желаний, хотя и бес-сознательных, конечно же, было бы преждевременно. В равной мере неуместной на тот момент оказалась бы и интерпретация его спортивного мастерства как защитной функции. Однако решение касательно того, что именно уме-стно и полезно объяснять, на тот момент времени опреде-лялось иными факторами, а не собственно интерпретацией сновидения. На это оказывает влияние предшествующий ход психоанализа пациента, знание того, что уже было ин-

[89]

терпретировано ему, как он прореагировал на предшеству-ющие интерпретации, характер трансфера, общий уровень сопротивления, знание об особых событиях в жизни паци-ента, способных выводить его из душевного равновесия - то есть, при иных психоаналитических обстоятельствах разъяснение не только его боязни гомосексуальности, но и его сексуальных желаний женского характера по отноше-нию ко мне или тот факт, что его интерес к опасным видам спорта служит противовесом боязни кастрации, вызванной желанием быть любимым как девушка, могло оказаться впол-не уместным. Я хочу здесь отметить тот момент, что анализ сновидения рассказывает о гораздо большем, чем инфан-тильные желания пациента. Он также рассказывает нам о тревоге (или чувстве вины), связанной с этими желаниями, и о защитах, направленных против них в стремлении избе-жать тревоги. Нередко он кое-что говорит нам о динамике черт характера, как в только что описанном случае, или о психопатологии симптома.

Мой второй пункт заключается в следующем: наше со-временное понимание психологии сновидений предполага-ет, что анализ снов не является единственно важным мето-дом исследования бессознательных психических процессов, как полагают некоторые психоаналитики. Все сознательные психические явления и все поведение определяются мно-жественно. Не одни лишь сновидения являются компро-миссным формированием из инстинктивных (ид) желаний, мотивированных тревогой или чувством вины защит и тре-бований или запретов суперэго. То же самое верно и в от-ношении невротических симптомов, парапраксиса, прома-хов, острот, многих черт характера, выбора профессии, сек-суальных привычек и предпочтений, мечтаний, сознательных детских воспоминаний, включая сценарные воспоминания (screen memories), реакций на игру, фильм или книгу, со-циальных привычек и общественной деятельности в целом и, прежде всего, в отношении свободных ассоциаций каж-дого пациента. Они не более свободны, чем манифестное сновидение. Подобно каждому сновидению, они - резуль-тат бессознательного взаимодействия различных интрапсихических сил и тенденций, сил, которые весьма удобно

[90]

сгруппированы под категориями ид, эго и суперэго. Я счи-таю, что в целом предугадать, какие сознательные явления наиболее быстро и легко приведут к самому полному пони-манию бессознательных психических процессов, невозмож-но. По моему мнению, это не те же самые явления, что оказываются наиболее полезными для аналитика на каж-дой стадии психоанализа какого-либо пациента. Иногда наи-лучшим представляется сновидение, в другой раз - нечто иное. Этим я хочу подчеркнуть ошибочность точки зрения, что анализ сновидения представляет собой наилучший ме-тод изучения бессознательных психических процессов. Об-ращать внимание на сновидения пациента в психоанализе необходимо; важно, иногда весьма важно, анализировать их. В равной мере важно обращать внимание и анализиро-вать многие иные аспекты того, что рассказывают нам па-циенты.

Мой личный опыт свидетельствует, что студенты из сво-его психоаналитического обучения нередко делают вывод, что к сновидениям следует подходить иначе, чем к другому аналитическому материалу. А именно: когда пациент рас-сказывает о сновидении, его распрашивают об ассоциаци-ях, возникающих в связи с ним; когда пациент рассказыва-ет сон наяву, фантазию или симптом и так далее - ничего подобного от него не ждут. По-видимому, представление о том, что сновидения или, скорее, анализ сновидений отли-чается от остальной психоаналитической практики, - встре-чается нередко. Я считаю, что именно на этом основыва-ются, например, высказывания Балинта в Эдинбурге. Я глу-боко убежден, что этот взгляд неверен. Из своей практики я знаю, что ассоциации пациентов с симптомами, фантази-ями, физическими ощущениями и образами, возникшими во время сеанса психоанализа и так далее, столь же важны, как и ассоциации, возникающие у них в связи со сновиде-нием. Результаты могут быть в равной мере просвещающи-ми и стоящими. Я могу добавить, что считаю столь же рис-кованным интерпретировать бессознательное значение не-вротического симптома без ассоциаций пациента на него, как и интерпретировать бессознательное значение снови-дения без ассоциаций сновидца. И то и другое можно вы-

[91]

полнить правильно, обладая умением, основанным на дли-тельном опыте, и при наличии основательной информации о психологическом контексте, в котором возникло снови-дение или появился симптом. Однако можно и уйти далеко в сторону или упустить много важного.

Например, несколько дней тому назад от молодой за-мужней женщины, уже два месяца проходившей лечение, я узнал, что за несколько недель до этого, при последнем посещении банка, она довольно неловко себя почувствова-ла. Приятель, работавший в банке, пригласил ее пообедать в столовой, расположенной ниже уровня земли и не имею-щей окон. Но она не смогла находиться в помещении толь-ко с одной входной дверью. Сама не зная почему, она раз-волновалась. Рассказывая мне об этом, она поняла, что вспомнила об этом конкретном примере своей укоренив-шейся клаустрофобии сразу же после нашего разговора о ее смешанных чувствах к родной сестре, умершей до ее рож-дения. Фотография умершей сестры висела в комнате па-циентки на протяжении всего детства, она часто ощущала, что ее сравнивают с ней, но не в ее пользу. Прежде всего она подумала, что ее боязнь замкнутого пространства, страх оказаться неспособной выйти наружу - это результат ее гнева на свою умершую ребенком сестру, которую ее роди-тели никак не могли забыть. Затем появилось возражение против справедливости такого объяснения, ибо тело сестры не было погребено; оно находилось в склепе, над поверх-ностью земли. Это напомнило ей, что расположенные под землей помещения банка, где она почувствовала такое бес-покойство, находились рядом с подземными хранилищами банка. Далее она впервые сообщила мне, что боится нахо-диться в тоннелях и лифтах, особенно если нет возможнос-ти выйти, то есть когда в тоннеле останавливается движе-ние или когда двери лифта открываются не сразу.

Я надеюсь, что в этой весьма краткой работе представил достаточно материала, чтобы проиллюстрировать положе-ние, которое хочу доказать, а именно: ассоциации к симп-тому настолько же важны и необходимы для понимания бессознательных детерминант симптома, как и ассоциации к сновидению для его интерпретации. Для пациента так же

[92]

важно ассоциировать к симптомам, снам наяву или фантази-ям, как и к сознательным элементам сновидения.

В кратком изложении я представил пересмотр психоана-литической теории сновидений. Согласно представленной мною теории, сновидения, подобно многим другим особен-ностям психической жизни, наилучшим образом можно по-нять как результат взаимодействия ид, эго и суперэго. Други-ми словами, сновидение является множественно детермини-рованным. Такое понимание формирования сновидения имеет два следствия. Во-первых, анализ сновидения ведет к пони-манию не только бессознательных инфантильных желаний, которые сновидение пытается удовлетворить посредством фан-тазии, но и других аспектов бессознательного психического функционирования, частью которого эти желания являются: страхов и чувства вины, защит, симптомов или черт характе-ра. Во-вторых, хотя анализ сновидений в клиническом отно-шении даже более полезен, чем принято считать, он не уни-кален в этом отношении. Анализ других последствий внут-реннего конфликта столь же важен и иногда может быть столь же выгодным путем к пониманию внутренних конфликтов пациента, его бессознательной психики, как и сновидение.

Arlow, J.A. and Brenner, С. Psychoanalytic Concepts and the Structural

Theory. International Universities Press, New York, 1964. Brenner, C. An Elementary Textbook of Psychoanalysis. International

Universities Press, New York, 1955. __ Some comments on technical precepts in psychoanalysis. J. Amer.

Psychoanal. Ass., in press.

Breuer, J. and Freud, S. Studies in Hysteria, Vol. 2, 1895. Freud, Sigmund (1900) The Interpretation of Dreams, Vols 4 and 5,

1900.

__ Fragment of an Analysis of a Case of Histeria, Vol. 8, 1905. __ The Unconscious, Vol. 14, 1915.

__Metapsychological supplement to the theory of dreams, Vol. 14, 1917. Waelder, R. The principle of multiple function. Psychoanal. Quart. 5:

45-62, 1936.

3. ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ СНОВИДЕНИЯ В ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ ПРАКТИКЕ

РАЛЬФ Р.ГРИНСОН

Фрейд считал 'Толкование сновидений' своей основной работой. В третьем (переработанном) английском издании, опубликованном в 1932 г., он писал: 'Даже согласно моим нынешним представлениям, в ней изложено самое ценное изо всех открытий, что мне посчастливилось сделать. По-добное проникновение в сущность выпадает на долю чело-века лишь один раз в жизни' (SE4: xxxii). И в конце части Е, в седьмой главе Фрейд говорит: 'Толкование сновиде-ний - это королевская дорога к знаниям бессознательной активности ума' (с. 608). На то значение, которое уделял Фрейд своей работе 'Толкование сновидений' указывает тот факт, что он пересматривал и улучшал ее восемь раз, в последний раз в 1930 (SE4: xii)¹.

Вас может удивить, почему я решил представить статью об исключительном положении сновидения, ибо это хоро-шо известный факт. Однако внимательное прочтение пси-хоаналитической литературы, вышедшей в последние годы, показывает, что ряд психоаналитиков либо считают, что за последние сорок лет клиническое значение сновидения

[94]

уменьшилось, и оно не представляет особой ценности для психоаналитической терапии, либо используют методики, свидетельствующие о пренебрежении теорией Фрейда и методами понимания и использования сновидения в кли-нической практике. Кроме того, меня поразили утвержде-ния некоторых влиятельных психоаналитиков о том, что это падение значения сновидения в клинической практике обусловлено: (1) появлением структурной теории; (2) выда-ющаяся работа Фрейда по сновидениям не поощряла сле-дование его примеру или дальнейшее развитие материала;

(3) концепция топографической теории Фрейда стала не-пригодной Уолдорн (Waldhorn, 1967: 52, 53). Эти и многие другие заключения можно найти в монографии под загла-вием 'Место сновидения в клиническом психоанализе' (Waldhorn, 1967), явившейся итогом двухлетнего исследо-вания сновидений Исследовательской группы Криса под под руководством Чарльза Бреннера. По-видимому, многие ана-литики пришли к заключению, что: (1) в ходе психоанализа сновидение в клиническом отношении является коммуни-кацией, сходной со всеми остальными; (2) оно не обеспе-чивает доступа к материалу, не досягаемому каким-либо иным образом; (3) оно всего лишь один из множества мате-риалов, полезных для психоаналитического исследования;

(4) оно не является особенно полезным для восстановления подавленных детских воспоминаний; (5) теория Фрейда о том, что работа сновидения определяется взаимодействием первичного и вторичного процессов, не совместима с его структурной теорией и потому должна быть отвергнута.

Я не согласен ни с одним из проведенных выше заклю-чений. И счастлив отметить, что не одинок в своих убежде-ниях. Недавно Альтман опубликовал 'Сновидение в психо-анализе', где приводит другие причины уменьшения кли-нического использования сновидения. Он считает, что с появлением тенденции сосредоточения внимания на пси-хологии эго многие аналитики не имеют опыта надлежаще-го анализа своих собственных сновидений, а отсутствие личного опыта такого рода лишило психоаналитика убеж-дения в исключительном значении интерпретации снови-дений для психоанализа (Altman, 1969: 1).

[95]

Наряду с фракцией Исследовательской группы Криса, выразившей свои взгляды в работе 'Место сновидения в клиническом психоанализе', существуют выдающиеся ана-литики кляйнианской школы, работающие со сновидения-ми пациентов методами, значительно отличающимися от описанных в работах на эту тему Фрейдом, Исаковером (Freud, Isakower, 1938, 1954), Шарп (Sharpe,1949), Левиным (Lewin, 1958, 1968), Эриксоном (Erikson,1954) и многих дру-гих. В этой статье я попытаюсь представить некоторый кли-нический материал и формулировки, демонстрирующие, в чем аналитики, действующие на основе иных теоретичес-ких и методических убеждений, отличаются от аналитиков, верящих в исключительное положение сновидения.

После многих лет частной практики психоаналитичес-кой терапии и психоаналитической подготовки кандидатов в аналитики я убежден, что подлинный психоанализ доста-точной глубины невозможен без понимания структуры фор-мирования сновидения, а также без вклада пациента и ана-литика в методику интерпретации сновидения.

Некоторые общие положения

Сновидение, по моему мнению, - единственная в своем роде форма психического функционирования, наблюдаю-щаяся во время особой фазы сна. Эта фаза отличается от всех остальных фаз цикла сна, а также от состояния бодр-ствования, что особенно ясно показали психофизиологи-ческие исследования Демента и Клейтмана (Dement, Kleitman 1957), Фишера (Fisher, 1965, 1966), Хартмана (Hart-mann, 1965) и других. Недавние работы свидетельствуют о вероятности того, что депривация снов может служить при-чиной тяжелых эмоциональных и психических расстройств. К заявлению Фрейда о том, что сновидение является стра-жем сна, мы вполне можем добавить, что сон необходим для обеспечения нашей потребности в сновидении.

Изменение равновесия психических сил во время сно-видения вызывается приливами психической активности,

[96]

ищущей сенсорного высвобождения, ибо сон ограничивает контакт с внешним миром и исключает возможность про-извольной моторной деятельности. Состояние сна делает возможным ослабление и регрессию сознательной деятель-ности эго и цензорской функции суперэго. Однако необхо-димо понимать, что в известном смысле человек никогда не пребывает полностью в бодрствующем состоянии или состоянии сна. Это относительные, а не абсолютные усло-вия. Кьюби (Kubie, 1966), Левин (Lewin,1955) и Штейн (Stein, 1965) подчеркивали значение отношений 'сон-бодрствова-ние' при изучении любого типа человеческого поведения. Это помогает объяснить тот факт, что в сновидении пости-гающая функция эго, лишенного во время сна контакта с внешним миром, направляет свою энергию на внутреннюю психическую активность. Фрейд писал, что ложась спать, люди обнажают свою психику и откладывают в сторону большинство своих физических приобретений (1915: 222). Левин добавил, что сновидец обычно отделяется от своего тела. Сновидение, как правило, является нам в виде образа и фиксируется только неопределенным 'психическим' гла-зом (Lewin, 1968: 86).

Если мы внимательно рассмотрим понятие переменного отношения сон-бодрствование, то немедленно вспомним о явлениях, подобных сновидениям: свободные ассоциации, ошибочные действия, остроты, формации симптомов и выражение бессознательных импульсов в открытом поведе-нии. Но существуют и решающие отличия. Ни один про-дукт психической деятельности пациента не наблюдается столь регулярно и не открывает столь наглядно и сильно бессознательные силы психики, как сновидение. Толкова-ние сновидения более непосредственно и убедительно рас-крывает нам не только то, что именно скрыто, но и каким образом и почему оно скрыто. Мы получаем особый доступ к взаимодействию и переходам между бессознательной пси-хической активностью, управляемой первичным процессом, и сознательными явлениями, следующими законам вторич-ного процесса. Соотношение между входом и выходом, с точки зрения названных явлений и получаемых знаний о бессознательном материале, ни в одном ином типе психи-

[97]

ческих явлений не является столь благоприятным, как в сновидениях (Эйслер (Eissler), в личной переписке).

До тех пор, пока психоаналитическая терапия сосредо-точена на разрешении невротических конфликтов, решаю-щие компоненты которых бессознательны, не имеет смыс-ла считать все продукты психической деятельности паци-ента имеющими равное значение. Аффекты, язык тела и сновидения в большинстве отношений стоят ближе всего к почти недостижимым глубинам, так настойчиво исследуе-мыми в аналитической работе. Мы пытаемся представить наши открытия сознательному и разумному эго пациента в надежде предоставить ему более ясное понимание его обра-за жизни и возможностей измениться.

Эти же самые моменты можно выразить структурно, ска-зав, что сновидение с исключительной ясностью открывает различные аспекты ид, подавленного, бессознательного эго и суперэго и в меньшей степени некоторых сознательных функций эго, в особенности его наблюдательной деятельно-сти. Однако ограничивать подход к сновидению структур-ной точкой зрения - несправедливо, ибо при этом упуска-ется из виду тот факт, что в сновидении мы имеем более открытый доступ к динамическим, генетическим и практи-ческим данным существенного значения. Поэтому неудиви-тельно, что сновидение само по себе, зачастую без толкова-ния, быстрее и непосредственнее ведет к аффектам и влече-ниям пациента, чем какой-либо иной клинический материал. Это убеждает в реальности бессознательной психической активности как ничто иное в клинической практике, что особенно верно в отношении сновидений переноса.

Сновидение ближе всего стоит к детским воспомина-ниям вследствие того факта, что и в том и другом задей-ствованы образные представления. Фрейд (1900-01, 1923) и Левин (1968) подчеркивали, что примитивное мышление осуществляется образами и стоит ближе к бессознательным процессам, чем вербальные представления. Даже после того, как ребенок научился говорить, в его мышлении существен-но преобладают образные представления. Как мы знаем из некоторых (сценарных) воспоминаний, услышанное пре-вращается в образы (Lewin, 1968; Шур (Schur), 1966). В

[98]

раннем детстве, чтобы событие запомнилось, оно должно в конечном итоге стать конкретизированным психическим представлением, памятным следом. Левин утверждает, что затем мы ищем забытые воспоминания, как будто их где-то можно отыскать. Этот тип памяти, востановление вопло-щенного в образ впечатления, развивается, по-видимому, к концу первого или началу второго года жизни (Spitz, 1965; Waelder, 1937). Существуют более примитивные 'отпечат-ки', отражающие состояния тела и чувств младенца, не поддающиеся воспоминанию, но они могут порождать мыс-ленные образы и ощущения в сновидениях. Особенно сто-ит отметить идеи Левина о лишенных содержания сновиде-ниях, о сценарии сна (dream screen) и его обсуждение се-мейных проблем (1953; 1968: 51-5).

Давайте вернемся к особому значению психического ви-дения для сновидца и толкователя сновидений. По суще-ству сновидение - это зрительное переживание, и в зрелом возрасте большинство воспоминаний раннего детства при-ходят к нам в виде образов или сцен. Аналитик, интерпре-тирующий своему пациенту, часто работает на фрагменте исторического опыта, надеясь, что это приведет к воспоми-нанию. Такие фрагменты или детали могут появляться в сновидениях. Пытаясь заполнить пробелы между отдель-ными интерпретациями, аналитик составляет конструкцию, он пробует восстановить серию взаимосвязанных забытых переживаний. Такие догадки могут привести к воспомина-нию, но и к ощущению правдоподобия или убежденности в правильности реконструкции. Затем она может появиться в сновидении как событие (Фрейд, 1937). Левин описывает это как попытку восстановить в образах историю из забы-того прошлого пациента. Подобным образом мы пытаемся заставить пациента просмотреть свое прошлое вместе с нами; мы заняты совместным просмотром (Lewin, 1968: 17). Ис-ключительная четкость некоторых деталей сновидения так-же указывает на существование особой взаимосвязи между катексисами просмотра и поиском воспоминаний. Такое желание увидеть то, что произошло в действительности, быть 'в' ней, увеличивает то особое чувство убежденности, ко-торое может вызывать правильная интерпретация сновиде-

[99]

ния. Эрнст Крис открыто осуждал односторонний акцент на анализе защит и подчеркивал значение восстановления прошлых исторических событий таким образом, чтобы па-циент мог 'узнать' обрисованные картины (195ба: 59). Он считал, что память играет центральную роль в круговом про-цессе, позволяющем пациенту, в случае интеграции, вос-становить полную биографическую картину, изменить пред-ставление о себе и свой взгляд на значимых в его мире людей. В статье о 'хорошем психоаналитическом времени' Крис удивительно часто выбирает в качестве примеров се-ансы со сновидениями и восстановленными воспоминани-ями (1956b).

В психической активности во время сновидений суще-ственно преобладают элементы, связанные с ид, подавлен-ными воспоминаниями, примитивными защитными меха-низмами эго и инфантильными формами и функциями суперэго. Иногда можно наблюдать более зрелые функции эго, но они редко бывают доминирующими. Все это свиде-тельствует о высокой степени регрессии, имеющей место во время сновидения, но, как и во всех регрессивных явле-ниях, характер и сила регрессии в различных психических структурах и функциях неравномерны и селективны, на что указывали Фрейд еще в 1917 г. (в 'Метапсихологическом добавлении к теории сновидений'), Фенихель (Fenichel, 1945) ('Психологическая теория неврозов'), Орлов и Брен-нер (Arlow, Brenner, 1964) ('Психологическая концепция и структурная теория'). По моему мнению, самое понятное и исчерпывающее описание неравномерности и избиратель-ности регрессий можно найти в книге Анны Фрейд 'Норма и патология детского развития'*.

Аналогичным регрессивным явлением выступает свобод-ная ассоциация; она служит попыткой некой аппроксима-ции между бодрствованием и сном. Использование полуле-жачего положения, отсутствие внешних раздражений, по-пытка пациента на время сознательно отказаться от своей обычной цензуры, строгой логики и связности в своих ком-

* См. рус.перев. в кн.: А.Фрейд, З.Фрейд. Детская сексуальность и психоанализ детских неврозов. В. - Е. Институт психоанализа. Спб, 1997, сс. 219-365. - Прим. ред.

[100]

муникациях - все подтверждает это. Однако большая часть пациентов редко добивается действительно спонтанных сво-бодных ассоциаций, и поэтому защиты, направленные про-тив них, отличаются у этих пациентов большей изощрен-ностью. Я хочу отметить, что сновидение является самой свободной изо всех свободных ассоциаций. Оговорки могут быстро открыть некий глубокий бессознательный инсайт, но они случаются редко; инсайт локализуется, и старые за-щиты очень легко восстанавливаются. Выражение бессоз-нательных импульсов в поведении, по определению, явля-ется для пациента эго-синтоническим, а его инфантильные начала сильно рационализируются и защищаются. В про-тивоположность этому, каким бы странным и непонятным ни казалось сновидение, пациент признает его как свое, он понимает, что оно - это его собственное творение. Хотя из-за своего причудливого содержания сновидение может казаться чуждым, тем не менее, оно неизменно принадле-жит ему, как и симптомы, и он охотно готов работать со своими сновидениями при условии, что аналитик проде-монстрировал, насколько работа над сновидениями полез-на для понимания неизвестного 'я' пациента.

Еще несколько слов, прежде чем переходить к некото-рым клиническим примерам. В 1923 г. Фрейд сам признал, что некоторые из его идей, относящихся к топографичес-кой точке зрения, противоречат описательным и динами-ческим атрибутам бессознательной психической деятельно-сти, и выдвинул структурную точку зрения (1923). Это но-вое разделение психического аппарата на ид, эго и суперэго прояснило роль сознательного и бессознательного эго и сознательного и бессознательного суперэго в их конфлик-тах с полностью бессознательным ид. Я согласен с Фенихелем (1945), Рапапортом и Мертоном Гиллом ((Rapaport и Gill,1959), а также с Орловым и Бреннером (1964), подчер-кивающими превосходство структурной теории для более ясного и более логичного объяснения невротических конф-ликтов. Однако я не согласен с последними в том, что ги-потезы Фрейда о первичном процессе, вторичном процессе и предсознательном следует отвергнуть, или что они несов-местимы с структурной точкой зрения. Даже Мертон Гилл

[101]

(1963), считающий, что концептуально топографическая теория стоит на ином уровне, чем другие метапсихологические точки зрения, признает, что некоторые топографи-ческие концепции занимают важное место как клиничес-ки, так и теоретически. Я нахожу это верным в работе со сновидениями, а также важным в лечении пациентов, стра-дающих от дефектов и недостатков в структуре эго и парал-лельных затруднений в построении постоянных внутрен-них объект-представлений, проблем, выходящих за рамки конфликтной теории психоневрозов. Я не хочу задержи-ваться на теории - это не самая сильная моя сторона, но интересующиеся более подробным обсуждением этого воп-роса могут обратиться к работам Хартмана (Hartmann, 1951), Левенштейна (Loewenstein, 1954), Бенджамина (Benjamin, 1959), Эйслера (Eissler,1962), Щура (Schur, 1966), Леварда (Loewald,1966), Maxepa (Mahler, 1968) и высказываниям Фи-шера (Fisher, 1958).

Клинические примеры

Некоторые клинические примеры работы различных ана-литиков со сновидениями иллюстрируют расхождения в методике и теоретической ориентации. Я начну с клини-ческого материала из публикаций аналитиков, работающих, как мне кажется, со сновидениями непродуктивным, попу-сту отнимающим время, а иногда даже наносящим вред образом.

В работе Уолдорна 'Место сновидения в клиническом психоанализе (Waldhorn, 1967: 59-67) представлено описа-ние случая тридцатилетней писательницы на втором году ее психоанализа. По существу она казалась личностью 'как бы', крайне незрелой и зависимой. В детстве она потерпе-ла поражение в социальном соперничестве с младшей сес-трой из-за своей неловкости и неприспособленности. Па-циентка сильно страдала от прыщей на лице, шее и спине в юности и иногда имела рецидивные активные поражения. Кроме того, она была худой и плоскогрудой. Она обрати-

[102]

лась за лечением из-за легких депрессий, несобранности и неспособности поддерживать близкие взаимоотношения с мужчинами. У пациентки было несколько коротких любов-ных связей, сопровождавшихся боязнью потерять мужчи-ну, а когда взаимоотношения прекращались, ее всегда му-чили угрызения совести и потеря самоуважения. За несколь-ко недель до представленного ниже сновидения у нее была сексуальная связь с мужчиной по имени Джон, которого она знала лишь очень короткое время. Он уехал из города на несколько недель, а она, несмотря на горький опыт про-шлых разочарований, вообразила себе, что Джон любит ее и они поженятся. В этот период ей и приснилось приведен-ное сновидение. Я цитирую из монографии дословно.

'Она начала сеанс следующим образом: 'Мне приснил-ся очень плохой сон: у меня рак груди. Врач, женщина, сказала мне, что грудь необходимо удалить. Она сказала, что последствием операции будут боли в области шеи. Операцию должен был проводить мой друг Р. Я сильно испугалась, запаниковала и начала думать, как мне выр-ваться оттуда, убежать и избежать этой процедуры'. Она продолжила следующими ассоциациями: 'Я пыталась понять, почему мне приснился такой сон. Я подумала, что он, должно быть, связан с моим ощущением самодо-статочности и с тем, что для моей полной целостности мне необходим какого-то рода союз с замечательным мужчиной. Сон мог быть связан с моим беспокойством по поводу отъезда Джона, возможно, символизируемым удалением груди. В действительности меня очень пугают подобные вещи. Многие люди одержимы такими страха-ми. Например, Поль. Некоторые люди могут смело и отважно смотреть в лицо подобным вещам, но не я. Я очень боюсь, когда начинаю думать, что в Мексике меня может укусить скорпион [она планировала поездку в Мексику на несколько месяцев]'.

(1967: 61 и далее).

Пациентка проснулась, снова заснула, и ей приснился еще один сон, но я его опущу, потому что его никто не

[103]

обсуждал. После нескольких безобидных ассоциаций нако-нец заговорил аналитик, и я приведу все его высказывания дословно.

'В этот момент вмешался аналитик: 'По поводу вашего сновидения. Каковы ваши ассоциации в случае с вра-чом?' Пациентка ответила: 'Это была почтенная, стро-гая женщина. Она не выглядела сочувствующей мне или что-то в этом роде, а просто рассказала, что должно быть сделано. Я подумала, как сможет мужчина заниматься со мной любовью, если у меня не будет одной груди? Я бы чувствовала себя ужасно неловко...' После паузы анали-тик спросил: 'А по поводу той части сновидения, где речь идет о шее?' Она ответила: 'Иногда после неловко-го движения у меня болят мышцы шеи. Это мое уязви-мое место. У меня были проблемы с кожей лица и шеи, что всегда очень сильно меня смущало...' Затем анали-тик добавил: 'Когда вы говорите о смущении по поводу своей кожи и шеи, не напоминает ли это вам о неловко-сти, недавно упомянутой вами при рассказе о своих ужас-ных чувствах до того, как у вас начала развиваться грудь?' Пациентка сказала: 'Так вы полагаете, то, что Джон не позвонил мне, заставило меня вновь пережить те ощу-щения неполноценности? Они могли остаться'.

(1967: 62 и далее).

Затем аналитик предложил многословную интеллектуаль-ную интерпретацию, и пациентка ответила в подобном же роде.

Обсуждение в группе этого изложения включало следу-ющий отрывок.

'Причиной обсуждения этого отчета послужили приме-чания аналитика, представившего данные. По его мне-нию, этот клинический материал подтверждает точку зрения, что сновидения можно трактовать в том же клю-че, что и другие ассоциации, возникающие во время се-анса, и необязательно уделять им столь исключительное

[104]

или исчерпывающе детальное внимание. Здесь, в опи-санном сеансе, аналитическая работа сосредоточена на проблемах, выдвигаемых на передний план переживани-ями, повторяющимися в жизни пациентки... Соответ-ственно, некоторыми частями сновидения можно пре-небречь в пользу других, а само сновидение не требует особого внимания, если спонтанные ассоциации бедны содержанием, и работа со сновидением (в противопо-ложность другому материалу) представляется мало про-дуктивной. Большое количество символически понятных элементов второй половины первого сновидения вообще не исследовалось, но клиническое суждение аналитика было таково, что ничего ценного в процессе не оказа-лось пропущеным'.

(1967: 64 и далее).

Я ограничусь несколькими замечаниями по поводу манифестного сновидения пациентки, ее ассоциаций, вмеша-тельств аналитика и группового обсуждения. В первом сно-видении пациентка приходит в ужас, узнав, что у нее рак груди. Это ей сообщает женщина-врач, предупреждающая ее о последствиях. Ассоциации пациентки кажутся мне интеллектуализированным механическим повторением старых интерпретаций, предложенных ей ее аналитиком-мужчиной. Здесь не видно никакой попытки со стороны аналитика указать на ее интеллектуализацию или добраться до ее ужа-са перед этим развивающимся внутри нее злокачественным образованием. Аналитик не останавливается на единствен-ной спонтанной свободной ассоциации, возникшей у па-циентки, а именно: на ее боязни скорпионов в Мексике. После рассказа пациентки о втором сновидении и о не-скольких безобидных ассоциациях аналитик спросил: 'По поводу вашего сновидения. Каковы ваши ассоциации в слу-чае с врачом?' Из того, как был поставлен вопрос, у меня складывается впечатление, что аналитик занимал либо за-щитную и враждебную позицию, либо даже высокомерную, иначе он бы не использовал такую фразу, как: 'А что в случае с врачом?' Кроме того, все это слишком интеллек-туально. Такие слова, как: 'Каковы ваши ассоциации', -

[105]

толкают пациентку к интеллектуальному подчинению - не самый лучший способ разобраться в чувствах или получить действительно свободные ассоциации. В целом нет попы-ток терапевта добраться до аффектов пациентки или уста-новить с ними контакт; не видно никаких признаков его 'настроя' на ее чувства; напротив, кажется, что он подыг-рывает ее защитной интеллектуализированной позиции.

Второе сновидение выражает явным символическим язы-ком зависть пациентки к своим сестре и тете, но оно было полностью проигнорировано. По-видимому, аналитик и группа не увидели никакой возможной связи между раком, грудью, матерью и завистью. Никакого видимого внимания не уделяется и тому, как часто гетеросексуальная неразбор-чивость в отношениях используется в качестве защиты от беспомощной детской зависимости с вытекающими побуж-дениями и страхами относительно слияния или воссоеди-нения с прегенитальной матерью. Не упоминается также враждебный перенос на мужчину-аналитика пациентки и желание иметь женщину-аналитика. Представляется, что аналитик и группа удовлетворились поддержанием высоко интеллектуального контакта с пациенткой и не проявили желания раскрыть мир фантазий пациентки, чтобы просле-дить, к чему это может привести. В конце обсуждения со-держится ряд предложений, заслуживающих особого ком-ментария.

'Упоминались такие аксиоматические методы, как: пред-почтение работать в первую очередь с элементами транс-фера, а не с материалом, насыщенным аффектом, или необходимость обращать внимание пациента на очевид-ные пропуски или на дополнение. Общее мнение све-лось к тому, что все указанные методы следует рассмат-ривать как тактические приемы, подчиненные общей стратегии поведения аналитика, конечно же, подвержен-ные изменению в ходе лечения'.

(1967: 66).

По моему мнению, в попытке проведения психоанали-тической терапии 'аксиоматическим методам' места нет.

[106]

Верно, что некоторые из нас, приступая к исследованию тех часто повторяющихся клинических констелляций, что могут появляться при ассоциировании к сновидениям или при свободном ассоциировании в целом, следуют опреде-ленным, проверенным временем техническим приемам. Такие подходы являются инструментами исследования. Я нахожу концепцию 'общей стратегии поведения аналити-ка' впечатляющей громкой фразой, а в действительности, учитывая нынешний уровень знаний, эта 'общая страте-гия' в лучшем случае оказывается расплывчатой, подвер-женной изменениям и пересмотрам и полной неожиданно-стей. Только психоаналитики с предвзятыми и жесткими теоретическими представлениями уверены в 'общей стра-тегии'. К тому же, они имеют заранее заготовленные интерпретации для всех типов пациентов и пренебрегают тем фактом, что каждая отдельная человеческая личность уникальна, а также тем, что все еще существует множество такого, чего не знают и не могут предугадать о своих паци-ентах даже лучшие из нас. Фрейду хватало скромности ска-зать, что мы должны позволять пациенту самому опреде-лять тему сеанса (1905); он придавал большое значение рас-смотрению свободных ассоциаций пациента. В 1950 г. Эйслер резко критиковал Александера и его последовате-лей за принятие решений относительно окончательной стра-тегии лечения больного. Эйслер считал, что Александер больше заинтересован в подтверждении своих собственных гипотез, чем в действительном анализе своих пациентов.

Сказанное подводит нас к другому типу искажения в работе со сновидениями, наблюдающемуся в работах неко-торых аналитиков клейнианской школы. Ганс Торнер (Hans Thorner), рассматривая проблему тревоги, иллюстрирует свою точку зрения, описывая пациента, сновидение и свои интерпретации. И снова ограниченный объем статьи по-зволяет мне привести только основные моменты.

Мужчина раннего среднего возраста жаловался на импо-тенцию и на преждевременное завершение своих любов-ных связей. Иногда он завязывал знакомство, но если чув-ствовал, что вызывает у женщины интерес, был вынужден прекратить его. Он был беспомощен и в других сферах сво-

[107]

ей жизни. Добившись высокого уровня профессионализма в музыке, он не мог играть перед публикой или своими друзьями. Стало ясно, что все эти ситуации напоминали ситуацию экзамена. Когда он подавал заявление о приеме на новую работу, перспектива собеседования приводила его в ужас из-за того, что он считал своим 'черным послужным списком', хотя на самом деле в его послужном списке чер-ного было мало. Во время одного из таких промежутков он рассказал о сновидении, пролившем новый свет на харак-тер его черного послужного списка. В сновидении красные пауки заползали и выползали из анального отверстия паци-ента. Врач обследовал пациента и сообщил ему, что не ви-дит у него никаких нарушений. На что он ответил: 'Док-тор, вы, может быть, ничего и не видите, но они все равно там'. Торнер описывает свои интерпретации пациенту сле-дующим образом:

'Здесь пациент выражает свое убеждение в том, что слу-жит вместилищем дурных объектов (красных пауков), и даже мнение доктора не может поколебать это убежде-ние. Ассоциативное звено между 'черным послужным списком' и 'красными пауками' демонстрирует аналь-ное значение его 'черного послужного списка'. Он сам опасается этих объектов и, подобно мужчине в сновиде-нии, просит помочь ему. Эта помощь должна быть осно-вана на признании существования этих объектов, а не на их отрицании - другими словами, ему необходимо по-мочь взять их под контроль. Ясно, что здесь мы имеем дело с чувством преследования со стороны плохих внут-ренних объектов'.

(1957: 284 и далее).

Я считаю это самым простым примером интерпретации манифестного содержания сновидения в соответствии с те-оретическими убеждениями аналитика. Ассоциации паци-ента интерпретируются в узком предвзятом смысле. Упрек пациента лечащему врачу: 'Доктор, вы, может быть, ничего и не видите, но они все равно там', - не опознается как враждебный трансфер и не допускается как возможный оп-

[108]

равданный упрек аналитику по поводу того, что, возможно, он действительно что-то упускает из виду. Интересно, не являются ли красные пауки, заползающие и выползающие из анального отверстия пациента, его реакцией на навязчи-вые и неприятные интерпретации аналитика? Но сейчас я сам грешу интерпретацией без ассоциаций.

Другой пример подобного рода можно найти в книге Ханны Сегал (Hanna Segal, 1964). Она описывает пациента, его сновидение и свои вмешательства следующим образом.

'В корне негативных терапевтических реакций и беско-нечных курсов лечения зачастую лежит сильная бессознательная зависть, что можно наблюдать у пациентов с длин-ным перечнем предшествующих неудавшихся попыток лечения. Такое положение дел ясно видно у пациента, обратившегося к психоанализу после многих лет разнооб-разного психиатрического и психотерапевтического лече-ния. Каждый курс лечения казалось бы приносил улуч-шение, но вскоре после его окончания наступало ухудше-ние. Пациент приступил к психоанализу, и вскоре стало ясно, что основная проблема заключалась в силе его нега-тивной терапевтической реакции. Я, главным образом, символизировала преуспевающего и сильного отца, а не-нависть и соперничество по отношению к этой фигуре оказывались у пациента настолько интенсивными, что анализ, представляющий мою эффективность как анали-тика, снова и снова бессознательно критиковался и сво-дился на нет... На первом году психоанализа пациенту приснилось, что он положил в багажник своего малень-кого автомобиля инструменты от моего автомобиля (боль-шего, чем его), но, прибыв на место назначения и открыв багажник, он обнаружил, что все инструменты разбились вдребезги'.

Доктор Сегал интерпретирует:

'Это сновидение символизирует его тип гомосексуаль-ности: он хотел засунуть в свое анальное отверстие от-

[109]

цовский пенис и украсть его, но в ходе этого его нена-висть к пенису, даже интроецированная, оказалась на-столько сильной, что он разбил его вдребезги и не смог воспользоваться им. Аналогичным образом тот час же разбивались в пух и прах и разрушались интерпретации, воспринимаемые им как полные и полезные. Поэтому особенно удачные сеансы, приносящие облегчение, до-кучали ему и приводили в замешательство, тогда как от-рывочные, искаженные, полузабытые интерпретации смущали и атаковали его изнутри'.

(1964: 29-30).

Я считаю, что здесь также можно видеть, как убеждение аналитика в правильности своего понимания склоняет ее к подробным интерпретациям без каких-либо ассоциаций па-циента, подтверждающих клинический материал. И снова, я не вижу никакого свидетельства совместной работы ана-литика и пациента над сновидением. Вместо этого передо мной аналитик, заставляющий пациента принять свою интерпретацию. Поступая так, такой аналитик действительно проявляет себя как ненавистный и вызывающий зависть сильный отец пациента. Неудивительно, что ему снится, будто бы все его инструменты разбились вдребезги. Фрейд говорил: 'Но такая интерпретация сновидения, без учета ассоциаций сновидца, в самом неблагоприятном случае будет оставаться примером псевдонаучной виртуозности весьма сомнительной ценности' (1925: 128). Я должен добавить, что многие аналитики не-кляйнианской школы также иг-норируют ассоциации пациента.

А сейчас я представлю некоторые примеры работы со сновидениями, иллюстрирующие, по моему мнению, ка-ким образом использует сновидение в своей практике ана-литик, понимающий его исключительное значение. В це-лях ясности и наглядности я выбрал для иллюстрации сно-видения из своей недавней клинической практики, с которыми я смог плодотворно работать. Они не являются примерами моей повседневной работы со сновидениями. Есть множество сновидений, понимаемых мною лишь смут-но и частично, а некоторые я вообще едва понимаю. Есть

[110]

также случаи, когда сновидение не является самым продук-тивным материалом сеанса, но в моей практике подобное встречалось редко. Еще в 1911 г. Фрейд писал, что интер-претация сновидения не должна проводиться ради нее са-мой, она должна быть составной частью лечения, и все мы согласны с этим очевидным положением.

Я осознаю, что никакая клиническая демонстрация цен-ности интерпретации сновидения не изменит мнения при-верженцев консервативной теории или же теоретических новшеств. Их теории кажутся им более реальными, чем вос-поминания и реконструкции истории жизни их пациентов. Работа со сновидениями не только просвещает пациента, но может служить и источником новых клинических и тео-ретических открытий для аналитика, если он не предубеж-ден. Кроме того, существуют аналитки, не понимающие сновидений, подобно тому, как некоторые лишены чувства юмора, не могут услышать и увидеть красоту поэзии, или оценить особую образность и язык музыки. Такие аналити-ки будут умалять значение интерпретации сновидения, ка-кие бы доказательства обратного ни представлялись. И на-конец, есть аналитики, по каким-то иным причинам не имевшие возможности научиться работать со сновидения-ми, выслушивать и понимать их.

Я представлю два сновидения из психоанализа одного и того же пациента, тридцатилетнего писателя, мистера М., обратившегося ко мне за аналитическим лечением вслед-ствие постоянного чувства общей подавленности, частой тре-воги в социальных и сексуальных отношениях и ощущения своей несостоятельности, несмотря на значительный про-фессиональный успех и на, казалось бы, нормальные взаи-моотношения с женой и детьми. Он сильно опасался, что вообще окажется не способным на свободное ассоциирова-ние, а если оно и возникнет, то я найду его пустым или отвратительным и отошлю прочь. Мы работали над этими сопротивлениями несколько недель, после чего на кушетке у него иногда все же стали возникать некоторые сравни-тельно свободные ассоциации. Вначале, одной из основ-ных причин его сопротивлений, служил опыт общения с несколькими друзьями, также проходившими в то время

[111]

психоаналитическое лечение. При встречах эти друзья час-то и свободно говорили о своих комплексах, положитель-ных и отрицательных трансферентных реакциях, о боязни кастрации, суперэго, инцестуозных желаниях и т.п., тогда как мой пациент считал все это 'книжным', 'надуманным' и 'полной ерундой'. Мистер М. боялся, что не сможет ис-кренне принять такие интерпретации, но вместе с тем опа-сался, что, сам того не зная, может превратиться в 'млад-шего психоаналитика' в социальном отношении. Я хочу представить основные моменты сеанса шестой недели его психоанализа, когда он рассказал о своем первом сновиде-нии. Часто он чувствовал, что видел сны, но до этого мо-мента никогда ничего не помнил о своих сновидениях.

Однажды он начал сеанс словами: 'Мне приснился сон, но, кажется, он никак не связан с тем, о чем мы говорили'.

Я звонил одному молодому человеку в магазин мужской одеж-ды. Мне сшили костюм на заказ, но он не подходил мне. Я попро-сил молодого человека забрать его обратно, но он ответил, что мне нужно прийти самому. Я ответил, что не собираюсь пла-тить за костюм до тех пор, пока он не будет мне впору. Я сказал, что мне кажется, будто бы его просто сняли с вешалки. Я повторил, что не заплачу за одежду, пока она не будет подхо-дить мне. После этих слов у меня началась рвота. Я бросил трубку и побежал в ванную прополоскать рот. Трубка осталась висеть, и я слышал, как молодой человек говорил: 'Что вы сказали ? Что ?'

Я сохранял молчание и пациент спонтанно заговорил: 'Что меня больше всего поражает - это рвота. Я просто не могу рвать. Меня никогда, никогда не рвет. Я даже не могу вспом-нить, когда что-нибудь подобное было со мной, возможно, когда-то в детстве. Это как нечто биологическое, настолько оно сильно. Как во время вчерашнего сеанса, когда я не мог заставить себя говорить. [Пауза.] Свободная ассоциация по-добна рвоте'. В этот момент я вмешался и сказал: 'Да, сво-бодная ассоциация становится похожей на рвоту, если вам на ум приходят вещи, которые вы бы предпочли оставить в себе и скрыть от меня. Сновидение говорит о чем-то не со-всем для вас подходящем'. Пациент тут же ответил: 'Да, о

[112]

костюме, но это так глупо. Почему костюм? Не подходит костюм? [Пауза.] О Господи, это не может иметь ничего об-щего с психоанализом. Мужчина, спрашивающий: 'Что это, что, что', - это могли быть вы. [Пауза.] Я оставил вас гово-рить и ушел в ванную комнату рвать - но почему, почему я это сделал?' Я ответил: 'Когда я представляю интерпрета-цию, кажущуюся вам неподобающей, вы вынуждены него-довать по ее поводу и думать, что я просто снял ее со своей 'психоаналитической вешалки', подобно другим 'книжным' аналитикам, о которых вы слышали'. Пациент: 'О Господи, я не могу в это поверить, мне казалось, что подобные вещи случаются только в книгах. Как забавно!'

В этот момент пациент громко засмеялся, и по его ще-кам потекли слезы. Затем он взял себя в руки и сказал: 'Я никогда не думал, что со мной может произойти что-либо подобное. Вы правы. Когда вы говорите вещи, кажущиеся мне неподобающими, я иногда раздражаюсь, но держу это в себе. [Пауза.] Я пугаюсь, когда сержусь здесь. Это похоже на мой страх перед отцом в детстве. [Пауза.] Сейчас я вдруг увидел смутную картину: меня рвет, когда мне было при-мерно три-четыре года. [Пауза.] Я был со своей матерью и сделал это прямо на нее, она, должно быть, держала меня. Она совсем не рассердилась, отвела меня в ванную, умыла и привела в порядок и себя. Это все просто удивительно'. Я ответил: 'Да, по-видимому, вы не боялись изливаться пе-ред своей матерью, но, должно быть, очень боялись делать это перед отцом, а сейчас то же самое чувствуете здесь, по отношению ко мне. Но видите, такого рода обстоятельства имеют тенденцию всплывать в сновидениях или в вещах, подобных вашей забывчивости об оплате моих услуг за этот месяц'. Пациент был поражен и выпалил: 'Это уже слиш-ком. Я положил ваш чек в бумажник, но в последнюю ми-нуту решил поменять пиджак и оставил бумажник дома. И я даже не думал об этом, когда рассказывал вам свой сон, о своем нежелании платить тому мужчине. Должно быть, внут-ри меня действительно что-то происходит'. Пациент замол-чал, вздохнул, и спустя некоторое время я попросил его просто попытаться рассказать о том, что происходит. И тогда его ассоциации коснулись его стыда перед отправлением

[113]

естественных потребностей на людях, мастурбации, его ге-морроя, истории с анальной фистулой и других вопросов.

Я полагаю, этот клинический пример прекрасно демон-стрирует, как, вопреки мнениям, выраженным в моногра-фии 'Место сновидения в клиническом психоанализе', можно продуктивно работать с первым сновидением. Если аналитик избегает интерпретации сновидения это трево-жит пациента, потому что он может чувствовать страх ана-литика перед содержанием сновидения. Неуверенный под-ход аналитика к сновидению может увеличить подозрение пациента в том, что в нем, в пациенте, особенно много дурного, или убедить его в том, что аналитик не уверен в себе. С другой стороны, глубокая интерпретация, предло-женная преждевременно, либо испугает пациента и заста-вит его отказаться от психоанализа, либо убедит его во всеведении аналитика и превратит пациента в преданного сторонника, а не в рабочего союзника. С каждым пациен-том необходимо тщательно взвешивать, как далеко в це-лом можно заходить в отношении первых сновидений или первого материала².

Давайте более внимательно рассмотрим, что же я пытал-ся сделать с первым сновидением. Как только пациент смог спонтанно связать свой страх перед рвотой с боязнью сво-бодных ассоциаций, я сперва подтвердил это представле-ние о его сопротивлении, откровенно рассказав ему о том, что он уже осознал - о его страхе потерять контроль над ужасными вещами, скрывающимися внутри него: рвота при-равнивается к свободной ассоциации, и его рвет в ракови-ну, а не в телефон, психоанализ. Затем я почувствовал, что могу помочь ему попытаться выяснить, что вызывает рвоту. Очевидный символизм доставленного ему плохо сидящего, готового, а не сшитого на заказ костюма - символы, кото-рые он мог усвоить самостоятельно .- побудил меня ука-зать ему на сдерживаемый гнев, направленный против меня за мои плохо соответствующие, шаблонные интерпретации, взятые с психоаналитической вешалки. Его смех явился освобождением от страха, что он лишен бессознательной психики и поэтому не такой, как все, а также от опасений,

[114]

что я буду груб с ним за подобные мысли. Это подтвердило правильность моей интерпретации, а также оказалось пер-вым признаком того, что его активная, бессознательная психика, действительно существует и содержит конкрет-ные личные значения, причем не такие ужасные, как ему казалось.

Мое сравнение себя с 'книжным ученым', неспособ-ным приспособить свои интерпретации к потребностям пациента, должно быть, вселило в мисера М. достаточно веры в мое 'материнство', чтобы он смог вспомнить о со-бытии раннего детства, когда его вырвало на мать. Здесь рвота - это любовь, а не ненависть. Затем он смог проти-вопоставить это своей боязни излиться в присутствии отца. Его последующие ассоциации с туалетом, мастурбацией и так далее указывают на облегчение возникновения у него свободных ассоциаций в моем присутствии, на ослабление его сопротивлений. По-видимому, мой способ общения с ним помог основать рабочий альянс с его разумным, на-блюдающим эго.

В этом сновидении есть множество элементов, на кото-рые я не обратил внимания мистера М., но для нас они представляют интерес как примеры функции работы сно-видения, взаимодействия первичного и вторичного процес-сов, а также взаимодействия ид, эго и суперэго. Самое пер-вое предложение пациента перед изложением сновидения: 'Мне приснился сон, но, кажется, он никак не связан с тем, о чем мы говорим', - служит попыткой противоречия и отрицания самой сущности сновидения, то есть того, что оно связано с его чувствами ко мне и психоанализу. Психо-аналитическая ситуация изображается как телефонный раз-говор, всего лишь как словесный обмен на расстоянии. Мужчина, с которым он разговаривает, упоминается как 'молодой человек, работающий в магазине' - не самое по-чтительное или лестное представление психоаналитика. По-нимание и интерпретации, высказанные мною, были пред-ставлены костюмом, а одежда скорее скрывает, чем откры-вает. Это пример полной перестановки и использования противополжностей. Психоанализ не обнажает вас, он дол-жен одеть вас, принести успокоение и исполнение жела-

[115]

ния. Боязнь пациента тесного эмоционального контакта с аналитиком демонстрируется его отказом явиться в мага-зин лично. То, что он оставил трубку висящей и слышал, как 'молодой человек' произносит: 'Что это, что, что', - представляет собой прекрасную неприязненную карикату-ру на мой психоаналитический подход. Это также его спо-соб отомстить мне за то, что я сеанс за сеансом оставляю его в подвешенном состоянии; это не он продолжает отча-янно спрашивать, а я. Рвота - это не только выражение его запретных инстинктивных импульсов, но и самонаказание за его враждебность. Это также неприятие интерпретаций, которые я заставлял его проглотить, и его злорадное послу-шание: 'Вы хотели, чтобы я что-то вынес наружу. Хорошо, вот оно'. Это пример сосуществования противоположнос-тей в первичном процессе.

Можно видеть, что рвота берет свое начало как в ид, так и в суперэго. Кроме того, разрывая нашу линию общения, она служит сопротивлениям и защитной функции эго. Все это и много большее присутствует в сновидении и ассоциа-циях пациента, возникновение которых облегчает интер-претации. Лишь малую часть этого материала можно ос-мысленно передать пациенту в течение одного сеанса, но и эта часть ценна для аналитика в качестве первичного мате-риала, служащего ключами, которые окажутся полезными в будущем.

На нескольких последующих сеансах мистер М. продол-жил тему одежды и сокрытия. Будучи ребенком бедных ро-дителей, он стеснялся своей поношенной грязной одежды. Он стыдился и своей худобы, и в юности пытался скрыть ее, надевая одну на другую несколько рубашек и свитеров. Позднее, разбогатев, он покупал объемистые спортивные пиджаки из твида и часто носил свитера с высоким воро-том, кожаный пиджак и ботинки. После рассказа о своем сновидении он вспомнил, как украл у отца деньги, чтобы купить модный в то время костюм, фасона 'зут' [ мешкова-тые брюки, пиджак до колен], потому что ему хотелось про-извести хорошее впечатление на школьном вечере танцев. Он также вспомнил, что его сильно беспокоили прыщи, появление которых он приписывал мастурбации, и пытал-

[116]

ся скрыть их различными косметическими средствами и кремами. Он пытался оправдать кражу денег у отца, вспо-миная, что иногда отец сам обманывал своих клиентов. Весь этот материал имел следующее значение: 'Я вынужден скры-вать свое истинное 'я'. Если кто-то заглянет внутрь меня, то обнаружит, что я безобразен и непривлекателен. Я - фальшивка, но такова и большая часть мира. Как я могу знать, что вы неподдельны и искренни в своем подходе к моему лечению и что ваше отношение не изменится, когда будут сброшены все мои маски?' (В последующие дни я работал не только с манифестным сновидением, но и с ла-тентным содержанием сновидения, обнаружившим ассоци-ации пациента и мои вмешательства.)

Второе сновидение мистера М. имело место примерно два с половиной года спустя. Пациенту пришлось прервать психоанализ на шесть месяцев в связи со служебной ко-мандировкой за границу, откуда он вернулся примерно за три месяца до этого сновидения. На протяжении этих трех месяцев аналитической работы мистер М. пребывал в хро-ническом состоянии скрытой пассивной депрессии. Я ин-терпретировал это как реакцию на четвертую беременность его жены, должно быть, пробудившую его воспоминания и чувства по отношению к трем беременностям его матери после его рождения. Мне казалось ясным, что он вновь переживал свои ощущения и фантазии, связанные с поте-рей положения любимчика матери, единственного и люби-мого ребенка. Пациент покорно принял мои интерпрета-ции и признал их достоинство. Однако он ничего не мог вспомнить ни о рождении своих братьев и сестры, ни о своих реакциях, хотя, когда родился самый младший из них, ему минуло уже шесть лет. Мои интерпретации не оказали никакого заметного влияния на его настроение.

Мистер М. пришел на сеанс, который я сейчас представ-лю, и унылым, тихим и несколько печальным голосом пе-ресказал следующее сновидение:

Я в огромном магазине, магазине готовой одежды. На вит-рине множество блестящих оранжевых и зеленых пластико-вых плащей. Средних лет женщина-еврейка выставляет дру-

[117]

гие предметы одежды. Рядом стоит женский манекен, оде-тый в серое фланелевое платье. Я выхожу из магазина и вижу женщину, кажущуюся мне очень знакомой, но точно сказать, кто она - я не могу. Она нетерпеливо и напряженно ждет меня у легкого двухместного экипажа, складывая в него одежду. Мне жалко бедную лошадь, и в этот момент я вижу, что лошадь не запряжена в повозку. Я поднимаю повозку, чтобы запрячь в нее лошадь, и удивляюсь, какая она легкая. Но я не знаю, как запрячь лошадь. В этот момент я также понимаю, что жалеть лошадь - глупо.

Ассоциации мистера М. были следующими: 'Три женщи-ны в сновидении значительно отличались друг от друга. Жен-щина постарше, еврейка, принадлежала к женщинам мате-ринского типа: она работала, что-то делала, поправляла, по-добно моей собственной матери до того, как болезнь приковала ее к постели. Манекен напомнил мне, как я представлял себе не еврейских девушек, будучи ребенком: красивыми, чистыми и холодными, как моя жена. Но они оказались иными. Наи-большее сексуальное удовлетворение я получал только с неев-рейскими девушками. Еврейские женщины просто не заводят меня. Никогда не заводили. После того, как забеременела жена, наши сексуальные отношения практически свелись к нулю. Она не очень хорошо себя чувствует, а у меня, должен при-знаться, нет настроения для секса. Мне бы хотелось прижать-ся к ней в постели, но я не хочу, чтобы она приняла это за сексуальные притязания, поэтому мы даже не разговариваем. Мне хотелось бы только прижаться к ней и обнять. В после-днее время моя жена очень спокойна. Мне кажется, что она мстит мне за все мои прошлые ошибки. Я никогда прежде не осознавал, что у меня такой скверный характер и что она бо-ялась и до сих пор боится меня. [Пауза.] Я ощущаю себя та-ким одиноким в нашем большом доме. Я работаю как ло-шадь, чтобы заплатить за него. Возможно, та лошадь в снови-дении, которую я пожалел, - это я'.

Я вмешался: 'Может быть и так. Вы думали, что лоша-ди придется тащить очень большой груз, но затем подняли коляску и с удивлением обнаружили, насколько она лег-ка'. Пациент прервал меня: 'Та коляска очень легкая, это

[118]

детская повозка, детская коляска. Неудивительно, что она была такой легкой, ведь она была такой крошечной, а жен-щина складывала в нее одежду, как пеленки. [Пауза.] Я вмешался: 'Детская коляска очень тяжела для маленького мальчика, он должен работать как лошадь, чтобы толкать ее'. Мистер М. вставил: 'Я помню, как пытался катить коляску со своей маленькой сестрой, но она была слиш-ком тяжела для меня. Я вижу, как мой отец несет детскую коляску вниз по лестнице, будто бы она игрушечная. Я даже помню, как мы пытались толкать ее вместе с бра-том'. Я интерпретировал и реконструировал: 'Я думаю, ваше постоянное угнетенное состояние с тех пор, как за-беременела ваша жена, объясняется тем, что это пробуди-ло воспоминания о ваших детских чувствах, когда береме-нела ваша мать и рожала ваших братьев и сестру. Вы не желали смотреть в лицо тому факту, что ваш отец имеет какое-то отношение к рождению детей. Вам хотелось са-мому быть отцом этих детей. Но вы не были им - будучи маленьким мальчиком, вы не знали, что для этого нужно, и поэтому считали, что вас обошли, оставили в стороне. С тех самых пор вас это угнетает'. После паузы мистер М. сказал: 'Я никогда не чувствовал себя настоящим мужчи-ной. Я притворялся им, но внутри всегда чувствовал, что настоящий мужчина должен быть таким, как мой отец: физически сильным, несгибаемым и бесстрашным. Я могу управлять самолетом, но всегда, когда хочу заняться лю-бовью с собственной женой, мои ладони потеют'.

На следующем сеансе выяснилось значение зеленых и оранжевых плащей. Пациент спонтанно вспомнил несколько грязных анекдотов из своей ранней юности, где слова 'не-промокаемый плащ' и 'резинка' употреблялись для обо-значения презервативов. Затем он вспомнил, как нашел презервативы в ящике стола своего отца, и позднее несколь-ко штук украл для себя, просто так, на всякий случай - этот случай, сказал он тоскливо, 'представился только не-сколько лет спустя'. К тому времени 'резинки', 'непромо-каемые плащи' в его бумажнике пришли в негодность. Ин-тересно отметить, как скрытые старые обрывки 'резинок' из ассоциаций пациента превратились в его сновидении в

[119]

новые блестящие плащи на витрине. Здесь вы можете ви-деть попытку исполнения желания в манифестном содер-жании сновидения: 'Я могу купить хорошую половую по-тенцию в магазине, или в психоанализе'. Позднее стало ясно, что и я был бедной лошадью, которая должна была тащить его, как тяжелый груз, кроме того, я оказался 'ло-шадиной задницей', потому что не мог помочь ему нала-дить нормальные половые отношения с женой или какой-либо другой женщиной.

Для меня самый примечательный элемент манифестного сновидения представляет собой повозка, оказавшаяся такой крошечной и легкой. Мое преобразование слова 'по-возка' в 'коляску' послужило решающим методическим моментом. Я пришел от повозки к коляске, мысленно пред-ставив повозку, никогда не виденную мною в реальной жизни, но напомнившую мне популярную песенку 'Повоз-ка, а на ней Фриндж'. Это привело меня к детским коляс-кам с бахромой по верхнему краю*.

Не желая навязывать пациенту свою ассоциацию с детс-кой коляской, я опустил слово 'детскую' и назвал ее про-сто коляской, чтобы посмотреть, к чему это его приведет. (Все это довольно быстро промелькнуло в моей голове и не было так тщательно продумано, как выглядит здесь.) Но я считаю, что был на правильном пути, так как это помогло пациенту представить себе детскую коляску. А это, в свою очередь, позволило ему восстановить подавленные воспо-минания раннего детства. Когда его ассоциации стали бо-лее свободными, я смог увидеть, как работа сновидения сконденсировала, полностью изменила и замаскировала агонию чувства покинутости, лишенности любви, неумест-ности и депрессии, нарисовав привлекательную женщину, нетерпеливо ожидающую, когда он присоединится к ней. Крошечность и легкость трансформирует повозку в детс-кую коляску и превращает взрослого мистера М. в ревни-вого, соперничающего маленького мальчика, неспособного делать детей, как его большой отец. Работа сновидения пытается зачеркнуть тот факт, что отец связан с беремен-

* Fringe (англ.) - бахрома. - Прим. перев.

[120]

ностями матери: конь не впряжен в повозку - пациент не может соединить вместе мужское и женское. Знакомая, но не узнаваемая женщина - это мать из его детских лет, ко-торую он старался не допустить в свои воспоминания, свою половую жизнь и в психоанализ. Громадность магазина слу-жит пластичным представлением его самого как маленько-го ребенка в слишком взрослой ситуации, так же, как его нынешний большой дом заставляет его чувствовать себя старой уставшей лошадью. Он полон ревности, зависти, подавленности, ему жаль себя.

Проработать все эти моменты в течение одного сеанса было невозможно, но за последующие сновидение о повоз-ке-детской коляске привело к убеждению, что нынешняя депрессия пациента и лежащая в ее основе старая депрес-сия из детства, приведшие его к психоанализу, непосред-ственно связаны, сцеплены с беременностями и родами его матери. Подавление, изоляция и отрицание были временно сняты, благодаря нашей работе с этим сновидением, и, в противоположность печальному спокойствию предшеству-ющих месяцев, последовало несколько сеансов, полных слез и гнева. Обеспечив доступность для сознательного эго па-циента воспоминаний и аффектов, связанных с попыткой толкать детскую коляску, мы смогли восстановить решаю-щую фазу конфликтов этого человека в раннем детстве, эмоционально недоступных для него до нашей работы над сновидением.

Я полагаю, что эти клинические примеры хорошо де-монстрируют исключительное положение сновидения. Ме-сяцы того, что, по моему мнению, явилось хорошей психо-аналитической работой над поведенческими проявлениями бессознательных импульсов у пациента и воспроизведени-ем его детской депрессии, обеспечили некоторое понима-ние и инсайт, но не привели изменениям, хотя я вполне уверен, что эта работа подготовила дорогу к сновидению о повозке-коляске. Однако именно сновидение плюс совмес-тная работа над ним пациента и аналитика сделали воз-можным прорыв к скрытым воспоминаниям и аффектам. Только тогда у пациента появилось убеждение и уверен-

[121]

ность в отношении реконструкции - он ясно понял и про-чувствовал связь между внешне странными, отдаленными символическими элементами сновидения и событиями на-стоящей и прошлой жизни. Для меня это служит убеди-тельным доказательством особой близости сновидения, дет-ских воспоминаний и аффектов. В значительной мере это зависит от того, могут ли пациент и аналитик использовать свое умение переключаться с первичного процесса на вто-ричный, помогая друг другу распознать скрытые за манифестным сновидением мысли латентного сновидения. Вклад пациента составляют его свободные ассоциации; вклад ана-литика состоит в том, что он ассоциирует так, как если бы сам был пациентом, а затем переводит свои находки таким образом, чтобы обеспечить связующие звенья или мостики к насущной психической деятельности пациента, которая в данный момент может стать сознательной. Это зависит от способности аналитика к эмпатии, его способности к визу-ализации вербальных продуктов своего пациента с после-дующим своевременным переводом своих открытий в ре-альную и приемлемую для пациента форму (Greenson, I960, 1966, 1967).

Заключение

Сновидение является исключительным и единственным в своем роде продуктом психической деятельности паци-ента. Это его особенное творение, но полностью понять его можно, только если аналитик и пациент будут рабо-тать вместе, используя свободные ассоциации пациента и интерпретации аналитика. Для успешной работы со сно-видением аналитик должен подчинить собственные теоре-тические интересы, свое личное любопытство попытке ус-тановить контакт с тем, что в настоящее время является живым, доступным и господствующим в психической жиз-ни пациента. Он должен эмпатически ассоциировать с ма-териалом пациента, как будто сам прожил его жизнь. Затем он должен перевести образы, получаемые из словесного из-

[122]

ложения сновидения, обратно в мысли, идеи и слова. И наконец он должен спросить себя, что именно из всего это-го будет полезным для сознательного и разумного эго па-циента и каким образом это можно эффективно преподнес-ти ему.

Всему этому можно научиться в ходе своего собственно-го психоанализа и в клинической работе под наблюдением, если обучающий и наблюдающий аналитики компетентны в работе со сновидениями. В меньшей степени этому мож-но научиться на семинарах по сновидениям или даже из книг и статей, если автор - опытный учитель и использует клинические примеры из своей собственной практики. Ин-терпретации сновидений нельзя обучить людей не владею-щих или плохо знакомых с формой и содержанием бессоз-нательной психической деятельности. Толкованию снови-дений, несомненно, нельзя научить тех, кто слеп и глух к красоте и логике сочетания сновидения, свободной ассо-циации и интерпретации.

Работа со сновидениями предъявляет особые требова-ния к пациенту и аналитику. В некотором смысле, снови-дение - это самое сокровенное и неуловимое творение пациента; оно так легко забывается! Пациента просят как можно более свободно ассоциировать присутствии его пси-хоаналитика. Он будет разрываться между желаниями от-крыть и утаить скрытые содержания, неождинно всплыв-шие на поверхность. Аналитик должен слушать со свобод-но блуждающим вниманием, переключаясь с пациента на свои собственные первичные и вторичные процессы. В конечном итоге ему придется сформулировать свои идеи полными значения, живыми и понятными для пациента словами. Иногда он может ответить на это только: 'Я не понимаю сновидения - может быть, вернемся к нему не-много позднее'.

Некоторые аналитики отрицают исключительное поло-жение сновидения из-за имеющихся трудностей в освое-нии методики интерпретации сновидений. Другие умаляют значение интерпретации сновидения либо для того, чтобы подчеркнуть определенные теоретические убеждения, либо для того, чтобы подвергнуть критике или поддержать мне-

[123]

ние уважаемого наставника. Я считаю, что сновидение слу-жит прямой дорогой к знаниям о бессознательной деятель-ности как для пациента, так и для аналитика, при условии, что методические или теоретические предубеждения ана-литика не уводят его в узкие ответвления и тупики. Мое убеждение в исключительном положении сновидения под-тверждается ежедневной работой с пациентами, в частно-сти их клиническими реакциями как немедленными, так и отсроченными. Это убеждение подкреплено результатами буквально сотен аналитиков, чьи работы по сновидениям перечислены в трудах Флисса (Fliess, 1953), Альтмана (Altman,1969), в 'Психоаналитическом ежегоднике' (Frosch и Ross, 1968), в работах Гринштейна (Grinstein, 1959) и др.

Я закончу двумя цитатами. Курт Эйслер любезно позво-лил мне привести из личной корреспонденции следующее:

'Вместе с напряженным трудом и благоприятным стече-нием обстоятельств психоанализ может устранить всю невротическую симптоматику, всяческие поведенческие проявления бессознательных импульсов, все невротичес-кие промахи и ошибки и сделать бывшего пациента оли-цетворением нормы. Однако человеку никогда не пере-станут сниться иррациональные, пронизанные инстинкта-ми, эксцентричные сновидения, что являетя постоянным свидетельством непрекращающейся активности бессоз-нательной психики'.

И из Фрейда, писавшего в 1933 г.:

'Когда я начинаю сомневаться в отношении правильно-сти своих нерешительных заключений, мою уверенность в том, что я на правильном пути, восстанавливают ус-пешные трансформации бессмысленного и запутанного сновидения в логичные и понятные психические про-цессы у сновидца'

(Freud, 1933: 7).

[124]

Примечания

¹ Памятная лекция А.А.Брилла, 11 ноября 1969 г. Многими идеями этой статьи я обязан Максу Шуру, Милтону Векслеру, Альфреду Гольдбергу, Натану Китсу. Такое сотрудниче-ство оказалось возможным благодаря Фонду Психоанали-тических Исследований, Беверли Хилз, Калифорния. Пер-вое английское издание книги было переведено A.A. Brill в 1913 г.

² Смотрите Берта Боршнейн (Berta Bornstein, 1949), Левенштейн (Loewenstein, 1951) и Гринсон (Greenson, 1967) в отно-шении их метода решения этой тонкой проблемы.

Список литературы

Altaian, Leon L.: The Dream in Psychoanalysis. New York: International Universities Press, Inc., 1969.

Arlow, J.A. and Brenner, C. Psychoanalytic Concepts and the Structural Theory. International Universities Press, New York, 1964.

Benjamin, John, D.: Prediction and Psychopathological Theory. In: Dynamic Psychopathology in Childhood. Edited by Lucie Jessner and Eleanor Pavestedt. New York: Grime & Stratton, Inc., 1959, pp. 6-77.

Bornstein, Berta: The Analysis of a Phobic Child: Some Problems of Theory and technique in Child Analysis. In: The Psychoanalytic Study of the Child, Vol. III-IV. New York: International Universities Press, Inc., 1949, pp. 181-226.

Chicago Psychoanalytic Literature Index. Chicago Institute of Psycho-analysis, 1953-69.

Dement, William C. and Kleitman, Nathan: The Relation of Eye Move-ments during Sleep to Dream Activity: An Objective Method for the Study of Dreaming. J.Exper. Psychol., LIII, 1957, pp. 339-46.

[125]

Eissler, K.R. (1950). 'The Chicago Institute of Psychoanalysis and the Sixth Period of the Development of Psychoanalytic Technique'. J. General Psychol, 42.

__On the Metapsychology of the Preconscious: A Tentative Contri-bution to Psychoanalytic Morphology. In The Psychoanalytic Study of the Child, Vol. XVII. New York: International Universities Press, Inc., 1962, pp. 9-41.

__ Personal Communication.

Erikson, Eric H. (1954) The dream specimen of psychoanalysis', Journal of the American Psychoanalytical Association 2'. 5-56.

Fenichel, Otto. The Psychoanalytic Theory of Neurosis. New York: W.W.Norton & Co. Inc., Inc., 1945.

Fisher, Charles: Discussion in Panel Report on The Psychoanalytic Theory of Thinking. Reported by Jacob A.Arlow, J. Amer. Psa. Assn., VI, 1958, pp. 143-53.

__ Psychoanalytic Implications of Recent-Recearch on Sleep and Dreaming. J.Amer. Psa. Assn., XII, 1965, pp. 197-303.

__ Dreaming and Sexuality. In: Psychoanalysis -A General Psychology. Essays in Honor of Heinz Hartmann. Edited by Rudolph М. Loewen-stein, Lottie M.Newman, Max Schur, and Albert J.Solnit. New York: International Universities Press, Inc., 1966, pp. 537-69.

Fliess, Robert: The Revival of Interest in the Dream. New York: Interna-tional Universities Press, Inc., 1953.

Freud, Anna: Normality and Pathology in Childhood. Assessments of Development. New York: International Universities Press, Inc., 1965.

Freud, S.: The Interpretations of Dreams (1900-1902). SE IV-V.

__ Fragment of an Analysis of a Case Hysteria (1905 [1901]). SE VII.

__ The Handling of Dream-Interpretation in Psycho-Analysis. (1911). SE XII

__ Metapsychological supplement to the theory of dreams, Vol. 14, 1917.

__ Remark on the theory and practice of dream interpretation. (1923). SE 19.

__ Some Additional Notes on Dream-Interpretation as a Whole (1925). SE XIX.

__ New introductory Lectures on Psychoanalysis. (1933). SE 22.

__ Constructions in Analysis. (1937). SE XXIII.

Frosch, John and Ross, Nathaniel, Editors: Annual Survey of Psycho-analysis, Vol. IX. New York: International Universities Press, Inc., 1968.

[126]

Gill, Merton М.: Topograhy and Systems in Psychoanalytic Theory. Psycho-logical Issues, Vol. III, No.2. Monograph 10. New York: International Universities Press, Inc., 1963.

Greenson, Ralph R.: 'Empathy and its Vicissitudes', International Journal of Psycho-Analysis, 41. I960, pp. 418-24.

__ That 'Impossible' Profession. J. Amer. Psa. Assn., XIV, 1966, pp. 9-27.

__ The Technique and Practice of Psychoanalysis, Vol. I. New York: International Universities Press, Inc., 1967.

Grinstein, Alexander: The Index of Psychoanalytic Writtings. New York: International Universities Press, Inc., 1959.

Hartmann, Eenest: The D-State. New England J. Med., CCLXXIII, 1965, pp. 30-35, 87-92.

Hartmann, Heinz: Technical Implications of Ego Psychology. The Psycho-analytic Quarterly, XX, 1951, pp. 31-43.

Isakower, О (1938). 'A Contribution to the Psychopathology of Phemomena associated with Falling Asleep', International Journal of Psycho-Analysis, 19.

__ Spoken Words in Dreaming. A Prekiminary Communication. The Psychoanalytic Quarterly, XXIII, 1954, pp.1-6.

Kris, Ernst: 'On some vicissuted of insight in psychoanalysis', International Journal of Psycho-'Analysis 37: 445-55, (1956a).

__ The Recovery of Childhood Memories in Psychoanalysis. In: The Psychoanalytic Study of the Child, Vol. XI. New York: International Universities Press, Inc., 1956b, pp. 54-88.

Kubie, Lawrence S.: A Reconsideration of Thinking, the Dream Process, and 'The dream'. The Psychoanalytic Quarterly, XXXV, 1966, pp. 191-8.

Lewin B.D. (1953). Reconsideration of the dream screen. Psychoanal, Q., 22, 174-99.

__ 'Dream psychology and the analytic situation', The Psychoanalytic Quarterly 35: 169-99, 1955.

__ Dreams and the Use of Regression, New York: Int. Univ. Press. 1958.

__ The Image and the Past. New York: Int. Univ. Press., 1968.

Loewald, Hans W.: Review of Psychoanalytic Concepts and the Structural Theory by Jacob Arlow and Charles Brenner. The Psychoanalytic Quarterly XXXV, 1966, pp. 430-6.

Loewenstein, Rudolpg V.: The Problem of Interpretation. The Psycho-analytic Quarterly XX, 1951, pp. 1-14.

__ Some Remarks on Defences, Autonomous Ego and Psycho-Analytic Technique. Int. J. Psa., XXXV, 1954, pp. 188-93.

[127]

Mahler, Margaret S.: Jn Human Simbiosis and the Vicissitudes of Individuation: Volume I, Infantile Psychosis. New York: International Uni-versities Press, Inc., 1968.

__ Psychoanalytic Quarterly Cumulative Index, Vol. I-XXXV, 1932-66, New York: The Psychoanalytic Quarterly, Inc., 1969.

Rapaport, David and Gill, Merton М.: The Points of View and Assumptions of Metapsychology. Int. J. Psa., XL, 1959, pp. 153-62.

Schur, Helen: An Observation and Comments on the Development of Memory. In: The Psychoanalytic Study of the Child, Vol. XI. New York: International Universities Press, Inc., 1966.

Schur, Max: The Id and the Regulatory Principles of Mental Functioning. New York: International Universities Press, Inc., 1966.

Segal, Hanna: Introduction to the Works of Melanie Klein. New York: Basic Books, Inc., 1964..

Sharpe, Ella Freeman. Dream Analysis, London: Hogarth, 1949.

Spitz, Rene A.: The First Year of Life. New York: International Univer-sities Press, Inc., 1965.

Stein, M.H. States of consciousness in the analytic situation. In М.Schur (ed.) Drives, Affects, Behaviour, vol. 2. New York: Int. Univ. Press, 1966, pp. 60-86.

Strachey, James: Editor's Introduction: The Interpretation of Dreams (1900). Standard Edition, IV, pp. xi-xii.

Thorner, Hans A.: Three defences against Inner Persecution. In New Directions in Psychoanaluysis. Edited by Menalie Klein, Paula Heimann, and Roger E. Money-Kyrle. New York: Basic Books, Inc., 1957, pp. 382-406.

Waelder, Robert: The Problem of the Genesis of Psychical Cvonflict in Earliest Infancy. Int. J. Psa., XVIII, 1937, pp. 406-73.

Waldhorn, Herbert F. Reporter: Indications for Psychoanalysis: The Place of Dreams in Clinical Psychoanalysis. Monograph II of the Kris Study Group of the New York Psychoanalytic Institute, Edward P.Joseph (ed.) New York: International Universities Press, 1967.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПРОСТРАНСТВО СНОВИДЕНИЯ

Каждая глава этой части книги посвящена характеру и функции того, что Масуд Кан (Masud Khan) называет 'пространством сновидения', складывающегося в ходе развития и завоевываемого в ходе психоанализа. Осно-вываясь на формулировке переходных явлений Винникоттом, он 'отличает специфическую интрапсихическую структуру от сновидения в общем биологическом смыс-ле и от сновидения как символического творения'. В двух клинических случаях он отмечает у пациентов увеличе-ние способности использовать содержание сновидений после того, как с помощью психоанализа было установ-лено восстановительное 'пространство сновидения'. Анализируя психоаналитический прогресс серьезно боль-ной женщины Г. Стюард отмечает развитие трансфера наряду с изменением отношения к функции сновидения и пространству сновидения.

Сжатая, исторически важная статья Ханны Сегал ре-зюмирует общий психоаналитический вклад в понима-ние символических процессов, с особым упоминанием вклада Мелани Кляйн в понимание развития символи-ческого мышления. Она предлагает свою собственную концепцию символического приравнивания, связанного с примитивными психическими механизмами, конкре-тизацией и вытеснением. Она обращается к удачной мо-

5 - 420

[130]

дели включения Биона, где может разворачиваться 'аль-фа-функция' или происходить символическое развитие. И наконец, на клиническом материале Сегал показыва-ет, где эта функция нарушается, где сновидение стано-вится конкретным объектом, требующим исключения и непригодным для психоаналитической и интеграции.

В своей впечатляющей работе Понталис прекрасно описывает отношение аналитика и пациента к восста-новленному сновидению. Он ставит акцент на границах и ограничениях, определяемых объектом сновидения, гра-ницах обособленности пациента и аналитика, существу-ющую независимо от того, насколько сильно сон и сно-видение стирают все границы. Его гипотеза заключается в том, что 'сновидение настолько обращается к мате-ринскому телу, насколько оно является объектом психо-анализа'. Эта концепция прибавляет особую перспекти-ву пониманию клинического значения сновидения, ди-агностическому потенциалу анализа сновидений и в особенности ошибочному использованию интерпретации сновидения. Предвосхищая Анзье (Anzieu), он описыва-ет экран сновидения не только как поверхность для про-екции, но и как манифестацию 'защитного экрана' Фрей-да, границу эго, снова концептуализированную в каче-стве очерчивающей пространство, убежище, место восстановления.

Глава Джеймса Гемайла описывает структуру пригод-ного для содержательного использования сновидения, при-вязывая к концептуализации Левиным идею интернализованного вместилища Бион) или оболочки (Байк), вмещающих и трансформирующих проективные иден-тификации. В психоанализе функция 'аналитического выслушивания' создает возможность развития этой спо-собности. Описывается ее развитие посредством психо-анализа шизоидного пациента. Развивая определенные в главе Гемайла связующие звенья, статья Дидье Анзье 'Пленка сновидения', представляющая собой главу из его последней книги 'Поверхностное Эго' (Didier Anzieu, 1989), соединяет экран сновидения с интернализацией ас-пекта 'кожного эго', получаемого из ощущений включе-

[131]

ния, удерживания, защиты и стимуляции. Экран снови-дения представляется здесь в виде чувствительной эфе-мерной мембраны, визуальной оболочки, функция кото-рой состоит в том, чтобы вмещать сновидение, пытающееся восстановить ущерб, ежедневно наносимый поверхностно-му эго.. Синтез Анзье сводит вместе множество предшест-вующих мнений, классических проблем и идей, вытекаю-щих из работ Винникотта, Кляйн и Биона.

4. ПРАВИЛЬНОЕ И НЕПРАВИЛЬНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ СНОВИДЕНИЯ В ПСИХИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ

М.МАСУД КАН

Психоаналитическая теория интерпретации сновидения, или психоаналитическая теория сновидения недавно обсуж-далась Полем Тикером в его монументальной книге 'Фило-софская интерпретация (Paul Ricoeur, 1965). Ричард М.Джонс в своей книге 'Новая психология сновидений' (Richard M.Jones, 1970) тщательно обсудил значение последних от-крытий в области психофизиологии сна и сновидения для классической теории сновидения.

Основываясь на переписке Фрейда с Флиссом я предпо-ложил, выше (сс. 45-70) [этот сборник]):

Что позволило Фрейду трансформировать свой герои-ческий субъективный опыт самоанализа в терапевтичес-кую процедуру, - так это его гениальная способность к абстракции, благодаря ей он воссоздал все существен-ные элементы ситуации сновидца в психоаналитической обстановке, так что во время сеанса психоанализа чело-век, находясь в бодрствующем сознательном состоянии, мог физически, через невроз трансфера, вновь пережи-вать бессознательные психические тревоги и блокирую-

[134]

щие состояния, нарушающие функционирование его эго и ограничивающие его аффективную свободу. Далее я предложил концепцию 'хорошего сновидения' и детализировал необходимые условия интрапсихического состояния сновидца, делающего возможным формирование такого сновидения. Я повторю здесь лишь две из четырнад-цати характерных черт, рассмотренных выше, ибо они име-ют отношение к моему обсуждению:

1. Нарциссическая способность эго получать удовлетво-рение из мира снов вместо чистого нарциссизма сна или конкретного удовлетворения реальностью. Это под-разумевает способность эго переносить фрустрацию и допускать символическое удовлетворение.

2. Способность эго к символизации и работа сновидения, поддерживающая достаточное количество направленных против первичного процесса катексисов, необходимых для того, чтобы сновидение стало событием интрапсихической коммуникации.

Моя десятилетняя клиническая работа со времени напи-сания статьи позволяет утверждать, что для врача-психо-аналитика поиск значения сновидения так же важен, как и восприятие пациентом сновидения как вещи в себе. Проти-воположностью 'хорошего сновидения' является не 'пло-хое сновидение', а сновидение, разрушающее интрапсихическую актуализацию процесса в жизни или в ходе психо-анализа. Поэтому я представлю свои доводы с точки зрения двух аспектов сновидения: первый связан с неспособнос-тью использовать символические процессы, задействован-ные в формировании сновидения, а второй касается про-странства сновидения, в котором сновидение реализуется.

Неспособность видеть сон

Каждый психоаналитик-клиницист надеется, что снови-дения обеспечат ему доступ к подавленному бессознатель-ному пациента, и всем знакомо изменение качества снови-

[135]

дения, происходящие в ходе психоанализа: сновидения по-могают нам подойти к бессознательным фантазиям и объек-тным отношениям, а также открывают нам и пациенту пред-сознательные защитные механизмы эго, иным образом не-доступные для наблюдения. Преимущественное и более тонкое использование трансфера в современных методиках психоаналитической терапии несколько изменило представ-ление о сновидении как о главном носителе бессознатель-ного материала.

Уже само название говорит о том, что слово 'использова-ние' я позаимствовал из теорий Винникотта. На мои пред-ставления в этой области существенное влияние оказали две его статьи. Они помогли мне разобраться с клиническими случаями, уже в течение нескольких лет привлекавшими мое внимание. Это работы 'Сновидение, фантазирование и жиз-ненный процесс' и 'Использование сновидений в понима-нии объектных отношений '(обе опубликованы в книге 'Игра и реальность' (1971b)). Я очень кратко изложу основные моменты доводов Винникотта.

В первой работе он представляет историю болезни жен-щины средних лет, вся ее предшествующая жизнь наруша-лась и узурпировалась фантазированием или 'чем-то типа снов наяву'. Из своего материала Винникотт заключает:

'Сновидение включается в объект-отношения б реаль-ном мире, а жизнь включается в мир сновидения хо-рошо известным, особенно психоаналитикам, образом. Однако в противоположность этому фантазирование остается изолированным явлением, оно поглощает энергию, но не вносит никакого вклада ни в сновиде-ние, ни в жизнь. На протяжении всей жизни этой па-циентки, с самых ранних лет фантазирование остава-лось в определенной мере неизменным. Его характер определился ко времени, когда ей испольнилось два или три года. Но оно наблюдалось и раньше и, вероят-но, началось вместе с избавлением от привычки сосать палец.

Другая, отличающая эти два ряда явлений особенность состоит в том, что в то время, как значительная часть

[136]

сновидения и чувств, относящихся к реальной жизни, подвержены подавлению, такое подавление отличается от недоступности фантазирования. Недоступность фантазирования связана скорее с диссоциацией, чем с подавлением. Постепенно, по мере развития личности и избавления от жестко организованных диссоциаций, эта пациентка начала осознавать, сколь важным было всегда для нее фантазирование. Одновременно фантазирование превращалось в воображение, связанное со сновидения-ми и реальностью'.

В своей второй работе Винникотт тщательно разделяет объектное отношение и использование объекта. Он резю-мирует свои доводы следующим образом:

'Чтобы использовать объект, субъект должен развить спо-собность использовать объекты, что является частью из-менения отношения к принципу реальности. Эту способность нельзя назвать врожденной, нельзя так-же считать ее развитие у индивидуума само собой разу-меющимся. Развитие способности использовать объект служит еще одним примером процесса созревания как чего-то зависящего от благоприятного окруженния. В отношении последовательности можно сказать, что вна-чале есть объекту, и только потом появляется использо-вание; однако в человеческом развитии самой сложной, наверное, является промежуточная стадия; ее наруше-ния в раннем детстве требуют наибольших усилий при лечении. Эта промежуточная между отношением и ис-пользованием стадия заключается в помещении субъек-том объекта вне сферы всесильного контроля субъекта; то есть, восприятие субъектом объекта как внешнего яв-ления, а не как проективной сущности, фактически, при-знание его как реально существующего по своему соб-ственному праву'.

Чем больше я размышлял над этими концепциями Винникотта, тем больше убеждался, что они могут плодотворно использоваться для достижения подлинного понимания не-

[137]

которых сновидений наших пациентов. Сновидения, кото-рые прежде я считал разновидностью интрапсихической защиты от болезненных воспоминаний и фантазий, я те-перь оцениваю иначе и нахожу этот подход полезным в кли-ническом отношении.

В первые месяцы психоанализа молодого мужчины, ког-да пациент в своих воспоминаниях и трансфере был глу-боко поглощен травматическими переживаниями детства, он рассказал о своем первом сновидении, очень продол-жительном и сложном, полном причудливых деталей. Его пересказывание заняло большую часть сеанса, а затем он заметил: 'Я смог рассказать вам лишь часть всего снови-дения. Оно снилось мне всю ночь и было очень ярким в своих деталях и событиях'. Он остановился, ожидая от меня каких-то комментариев, но все, что я ему сказал, - это: 'У меня сложилось впечатление, что вам не удалось уви-деть сон, вытекающий из нашей недавней работы, вместо этого вас захватило абсурдное смешение образов. Я зада-юсь вопросом: спали ли вы вообще прошлой ночью?' Эти слова поразили его, и, смущаясь, он рассказал, что, начи-ная с периода полового созревания, такие сны снятся ему всю его жизнь и всегда оставляют его с ощущением соб-ственной нереальности и измученным. Кроме того, он до-бавил, что после таких сновидений у него всегда остава-лось ощущение, будто бы он вовсе не спал, а попадал в какой-то жуткий мир, который он навязчиво продолжал выстраивать, дополняя его различными запутанными со-бытиями и эпизодами, ни как не меняя своего положения. Он неоднократно хотел поговорить об этих сновидениях, но забывал о них к тому времени, когда приходил на се-анс. Если бы я спросил его об ассоциациях к какому-либо элементу сна, то пациент представил бы мне обильный материал, поддающийся вполне осмысленным интерпрета-циям. Но что меня неожиданно поразило, - так это его сновидение в целом как бессмысленное психическое со-бытие и то, насколько оно нарушило процессы, протека-ющие на этой стадии его анализа. С этого момента стало возможным обсуждение и изучение весьма специфичес-кой скрытой в нем диссоциации, о которой он мог теперь

[138]

говорить как об ответственной за то, что он считал отсут-ствием у себя образной эмпатии по отношению к прочи-танному, увиденному по телевизору или даже услышанно-му от своих друзей. Он мог легко регрессировать к такому типу галлюцинаторного мышления: когда он читал, слу-шал или смотрел, в его голове быстро проносился конгло-мерат причудливых образов. Он утверждал, что для погру-жения в такого рода грезы, ему не нужно засыпать. Чтобы фантазирование завладело им, ему нужно было всего лишь немного отрешиться от стресса или усталости. И он всегда осознавал его пагубные влияния на свое мышление, отно-шение к другим людям и реальной жизни. В большей мере его беспокоил тот факт, что даже в компании знакомых он впадал в такого типа галлюцинирование, и друзья часто говорили, что он засыпает, слушая их.

От интерпретации подобного использования сновиде-ния как разновидности мастурбационной фантазии меня удержало отсутствие в нем каких-либо сексуальных элемен-тов или возбуждения. Это была вещь, существующая по своему собственному праву, высоко организованная интрапсихическая структура, узурпировавшая функцию под-линного сновидения, фантазии или даже творческого мыш-ления. Это была точная лицевая сторона того, что Марион Милнер (Marion Milner) описала как состояние мечтания. По мере продвижения психоанализа мы смогли более ясно увидеть генезис этого состояния. Пациент начал припоми-нать, как все свое детство страдал от ужасных ночных кош-маров, ни один из которых он не мог вспомнить. Эти кош-мары прекратились к моменту полового созревания. В тот момент, когда пациент увидел и рассказал об этом продол-жительном сновидении, он только начинал проявлять спо-собность говорить об ужасах своего детства. Он родился в семье зажиточных образованных людей и был единствен-ным ребенком. Его отец, преуспевающий бизнесмен, был алкоголиком, и мой пациент являлся свидетелем бесчис-ленных сцен пьяных неистовств. В детстве его мать доволь-но часто пряталась в его комнате и спала там, чтобы избе-жать пьяной болтовни мужа. Родители развелись, когда па-циенту было десять лет. Он остался с матерью.

[139]

Я не намерен рассматривать весь комплекс детерминант его типа галлюцинирования. Однако на некоторые из них следует указать. Зрелой способности использовать снови-дение для исполнения желания или сохранения состояния сна, несомненно, нанес ущерб острый характер его детской травмы. У него мы наблюдаем отсутствие двух необходи-мых предварительных условий для развития способности видеть сны, упоминавшихся в моей предшествующей ста-тье. Он мог видеть только кошмары. С наступлением поло-вой зрелости, когда семейная ситуация изменилась, перед ним возникла другая опасность периода созревания: опас-ность генитальной сексуальности и инцеста. В такой ат-мосфере ему начали сниться эти продолжительные стран-ные сновидения, отвергавшие как либидные устремления, так и исполнение желания, а также ограничивающие об-разное развитие инстинкта.

Вместо этого в его личности развилась диссоциация. Он был очень смышленым юношей и стал преупевающим ад-вокатом. Он обратился за помощью, когда начало ослабе-вать его сосредоточение в работе с клиентами и он стал впадать в свои грезы - хотя поначалу он не знал о суще-ствовании этих грез в своих дремотных состояниях. По мере продвижения психоанализа стало вполне очевидно, что эта диссоциация служила защитной функцией от весьма болез-ненных воспоминаний и особенно от гнева. Однако я хочу подчеркнуть здесь именно неспособность использовать сно-видение в качестве созидательной интрапсихической функ-ции и структуры. Пациент не мог отделить себя от этой своей внутренней структуры. Он ощущал себя буквально одержимым ею. Он настолько же был самим сновидением, насколько сновидение было его вымыслом. Именно это приводило к возникновению у него ощущения собствен-ной нереальности всякий раз, когда коллеги хвалили его работу. Он никогда никому не говорил: 'Я закончил дело'. Он использовал слова: 'Дело теперь закончено'. Из-за этой диссоциации он не мог определить статус 'Я есть' в своих переживаниях того, чем он занимался.

Теперь возникает вопрос: почему он создал эту сложную структуру сновидения, вместо регрессивного фантазирова-

[140]

ния. В действительности это был очень проницательный и последовательный человек. Ответ отчасти заключается в его хорошем интеллекте, позволившем ему с жадностью и пе-дантичной объективностью приобретать знания, начиная с очень раннего возраста. Это служило его бегством от се-мейного кошмара. Но это еще больше способствовало от-делению скрытых, предсознательных, образных процессов, до тех пор, пока с наступлением половой зрелости они не синтезировались в эти сновиденческие структуры, бывшие в его психической реальности и восприятии себя нереаль-ными, как и навязчивыми.

Вернемся к концепциям Винникотта. Я хочу высказать предположение, что способность использовать механизмы сновидения и само сновидение в качестве психического пе-реживания является результатом обеспечения адекватными внешними условиями, облегчающими развитие процессов этой фазы созревания. Когда же они отсутствуют, образу-ются гибридные причудливые интрапсихические структу-ры, отвергающие сновидение и личное его использование.

Актуализация пространства сновидения

Второй аргумент, по моему предположению, состоит в том, что во внутренней психической реальности каждого пациента мы должны различать процесс сновидения и про-странство сновидения, в котором оно реализуется. Из мо-нументальной работы Фрейда мы знаем, что одной из ос-новных функций сновидения является исполнение жела-ния. Мы также знаем, что видение снов - это способность. И данная способность видеть сны зависит от внутреннего психического состояния человека, а также от наличия оп-ределенных эго-функций, посредством которых можно ис-пользовать то символическое повествование, что является сущностью конструкции сновидения (см. первую часть книги и Ricoeur, 1965). Для разъяснения своих доводов, я пред-ставлю клинический пример.

[141]

Клинический материал

Я расскажу о ходе лечения молодой двадцатитрехлетней девушки, около трех лет проходившей курс психоанализа. Она вынуждена была прибегнуть к психоанализу из-за апа-тии и вялости. Большую часть времени она бессмысленно мечтала о романтической встрече с идеальным любовником и счастливой жизни с ним. Подобного типа грезы поглоща-ли все ее либидо, у нее оставалось очень мало энергии на отношения с другими людьми, на то, чтобы организовать свою жизнь, овладеть какими-нибудь знаниями или мастер-ством. Она была красивой и весьма умной девушкой. За ис-ключением этого благостного состояния ухода от реальнос-ти, никаких других симптомов у нее не наблюдалось. Она чувствовала себя нормальной и была довольна собой. Спу-стя примерно восемнадцать месяцев после начала психоана-лиза в ее жизни произошло ужасное событие. Эта девушка, бывшая девственницей, отправилась на вечеринку, где до-вольно прилично выпила, что ей было несвойственно. Там она познакомилась с молодым человеком несколько психо-патического типа, он проводил ее домой и очень грубо и резко овладел ею. Рассказывая о происшедшем на следую-щий день на сеансе психоанализа, она почти не ощущала чувства стыда или вины по этому поводу, ибо не восприни-мала это событие как затрагивающее ее личность. Это про-сто произошло с ней, или, скорее, она позволила этому про-изойти, и в течение многих месяцев психоанализа мы абсо-лютно никак не могли использовать это событие. Она просто закрыла на это глаза, и я не вмешивался. Я глубоко убежден, что каждый пациент имеет право на то, чтобы его собствен-ные переживания оставались его личным делом, и тот факт, что с пациентом что-то случается, не дает нам дополнитель-ного права навязывать ему то, что клинически и теоретичес-ки мы считаем потенциальным значением его поведения. Для меня было очевидно, что все происшедшее служило вульгар-

[142]

ным и абсурдным примером выражения бессознательных подавленных импульсов в открытом поведении, но я также чувствовал, что для пациентки было бы лучше, если бы я оставил случившееся без объяснения или интерпретации до тех пор, пока она не достигнет в своем собственном психи-ческом развитии момента, когда сможет вернуться к нему и понять, что же оно означает для нее. Она снова впала в свое замкнутое девичье состояние.

Спустя примерно три месяца эта девушка встретила мо-лодого человека, сильно полюбившего ее, и постепенно она смогла развить нежные душевные взаимоотношения с ним. Со временем она позволила ему интимную близость, что в данном контексте вполне соответствовало инстинкту и чув-ствам в ее переживаниях. В первую ночь половой близости с этим юношей ей приснился сон, который она назвала самым выразительным воспроизведением 'сцены изнаси-лования' (ее выражение). Я представляю сновидение так, как она рассказала о нем:

В моем сновидении я нахожусь в своей комнате, и Питер овладевает мною. Я осознаю, что происходит, и прекращаю это.

Большое впечатление на меня произвело использование фразы 'в моем сновидении', так как я почувствовал, что в данном случае она говорит о пространстве сновидения, четко отличая его от жизненного пространства или пространства комнаты, где первоначально произошло совращение. Из ее ассоциаций очевидны две вещи: во-первых, переживание нежной интимной связи позволило ей подойти к сдержива-емым, начиная с наступления половой зрелости, гневу и ярости, не позволявшим использовать свое тело для ин-стинктивного удовлетворения или установить эмоциональ-ные отношения с гетеросексуальным объектом любви. Для нее существовала опасность, что, когда проснутся ее сексу-альные чувства, одновременно с этим высвободятся ее гнев и ярость. Так же, как в этом сновидении, воспроизведение сцены изнасилования сводит на нет ее нежные чувствен-ные переживания со своим возлюбленным. Она чувствова-ла себя очень виноватой за то, что ей приснился такой сон,

[143]

а также была огорчена поведением своего молодого челове-ка. Но в ходе недельной работы над этим сновидением по-степенно стало ясно, что оно имеет и иной, более важный для нее аспект, а именно: в собственном, 'приватном' про-странстве сновидения она смогла реализовать свою инди-видуальность и инстинктивность, спонтанно проявившие-ся у нее примерно тремя месяцами ранее. Она чувствовала, и я был полностью с ней согласен, что обрела совершенно новую способность использовать свой внутренний мир и пространство сновидения для реализации тех инстинктив-ных переживаний и объектных отношений, которые в ее жизненном пространстве были бы только разрушительны-ми и губительными для ее благополучия и характера.

Одна из существенных перемен, произошедших в ней после этого сновидения, заключалась в том, что теперь она могла позволить себе быть любящей по отношению к своему моло-дому человеку и одновременно агрессивной и вызывающей, не ощущая, что тем самым подвергает все непосредственной опасности. Склад ее характера в целом смягчился - она ста-ла намного более свободной от бессмысленных мечтаний и даже, как она сама говорила, с нетерпением ждала реализа-ции новых переживаний в своем пространстве сновидения. Это изменило качество ее сна, который прежде служил лишь просто способом принудительного ухода от жизни и почти не приносил отдыха и восстановления сил.

Обсуждение

По моему мнению, концепция пространства сновидения постепенно выкристаллизовалась из изучения и размышле-ний по поводу терапевтических консультаций детей. Д.В.Винникотт использовал 'игры с рисунками', так дос-товерно и ярко описанные в его книге 'Терапевтические консультации в детской психиатрии' (Winnicott,1971a). В своей клинической работе со взрослыми я стал замечать, что они могут использовать пространство сновидения со-вершенно таким же образом, как ребенок использует пере-ходное пространство листа бумаги, машинально рисуя на

[144]

нем. Кроме того, для меня было важно разграничить про-цесс сновидения, выражающий бессознательные импульсы и конфликты, и пространство сновидения, где все это реа-лизуется. К тому же я начал постепенно понимать, что для многих пациентов в течение длительного времени мог быть доступным процесс сновидения, но не его пространство, поэтому от своих снов они получали весьма незначительное удовлетворение и имели довольно слабое представление об эмпирической реальности приснившегося сновидения.

В этом контексте представляется целесообразным свести клиническую интерпретацию содержания сновидения к ми-нимуму, потому что излишне замысловатые толкования процесса сновидения могут скрыть неспособность пациен-та организовывать пространство сновидения. Кроме того, из своего клинического опыта я знаю, что, когда пациенты не могут организовать в своей внутренней реальности про-странство сновидения, они склонны использовать для вы-ражения актуальных бессознательных переживаний соци-альное пространство и объектные отношения*.

Я хочу здесь высказать предположение, что сновидение, реализующееся в пространстве сновидения, уменьшает вы-ражение фантазмов в социальном пространстве. Сон, реа-лизующийся в пространстве сновидения конкретного па-циента, ведет к персонализации переживаемого в сновиде-нии и всего того, что в нем задействовано с точки зрения инстинкта и объектных отношений.

Я считаю, что процесс сновидения биологически присущ человеческой психике, тогда как пространство сновидения является достижением процесса развития личности, которо-му способствовали воспитание ребенка в раннем возрасте и

* Объектными отношениями в психоанализе называют любые отношения субъекта к окружающей действительности, несущие на себе отпечаток личностной организации и структуры защитных проявлений эго. Типы объектных отношений могут обуславливаться стадиями развития личности (орально-садистическое отношение), видами психического патологии (компульсивное отношение). Фрейд обычно рассматривает либидинальный объект с точки зрения субъекта - чем обусловлен выбор объекта, какая часть либидо катектируется к нему и т.п. Наиболее развернутая теория объектных отношений содержится в работах М.Кляйн, эта проблематика широко рассматривается психоаналитиками британских школ - Прим. ред.

[145]

внешнее окружение. Еще одно мое предположение заключа-ется в том, что пространство сновидения является внутрен-ним психическим эквивалентом того, что Винникотт опре-делил как переходное пространство, создаваемое ребенком для открытия своего собственного 'я' и внешней реальности.

Я хочу также разграничить концепцию пространства сно-видения и информативную концепцию экрана сновидения, предложенную Б.Левиным (Lewin, 1946). Экран сновиде-ния - это нечто, на что проецируется картина сновидения, тогда как пространство сновидения - это психическая об-ласть, в которой процесс сновидения реализуется как эм-пирическая реальность. Это две различные, хотя и допол-няющие друг друга психические структуры.

Общепринятым является мнение психоаналитиков о том, что неспособность видеть сновидения и/или удержать и воспроизвести приснившийся сон ведут к выражению бес-сознательных подавленных импульсов в открытом поведе-нии наших пациентов. Я полагаю, что к выражению снови-дений в социальном пространстве ведет неспособность паци-ента использовать пространство сновидения для реализации процесса сновидения. Я также считаю, что мы должны рас-сматривать компульсивное галлюцинирование пациента и рассказ о нем психоаналитику как особый тип поведенчес-кого проявления бессознательных импульсов, скрывающий отсутствие пространства сновидения в его внутренней пси-хической реальности.

Гипотеза пространства сновидения предлагается как спе-цифическая интрапсихическая структура, в которой чело-век реализует некоторые типы переживаний. Этот тип реа-лизации отличается от общего биологического процесса сновидения и от сновидения как символического психи-ческого произведения. Клинический материал представлен для пояснения этой гипотезы.

Кроме того, утверждается, что психическая способность человека реализовывать такие переживания в пространстве сновидения, позволяет уменьшить поведенческие проявле-ния бессознательных внутренних конфликтов.

[146]

Список литературы

Freud, Sigmund (1900) The Interpretation of Dreams, Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, SE 4/5.

Р.п. Фрейд З. Толкование сновидений - в кн. З.Фрейд. Сон и сновидения. - М.: Олимп; ООО 'Издательство АСТ-ЛТД', 1997, с. 15 - 490.

Khan, Masud (1962) 'Dream psychology and the evolution of the psychoanalytic situation', International Journal of Psycho-Analysis 43: 21-31.

Lewin, Bertram (1946) 'Sleep, the mouth and the dream screen', The Psychoanalytic Quarterly 15: 419-34.

Ricoeur, Paul (1965) Freud and Philosophy, New Haven: CT: Yale University Press (1970).

Р.п. Рикер П. Философская интерпретация Фрейда - в кн. П.Рикер. Конфликт интерпретаций. - Winnicott, D.W. (1951)

'Transitional objects and transitional phenomena', in Playing and Reality, London: Tavistock (1971).

__ (197la) Therapeutic Consultations in Child Psychiatry, London: Hogarth Press.

__ (1971b) Playing and Reality, London: Tavistock Publications.

5. ФУНКЦИЯ СНОВИДЕНИЙ

ХАННА СЕГАЛ

Эрнст Джонс говорит нам, что Фрейд до конца жизни считал 'Толкование сновидений' своей самой важной ра-ботой. Это не удивительно. Если исследования истерии показали значение симптомов, то именно работа по снови-дениям открыла ему и нам понимание универсального мира сновидений и их языка. Ибо структура сновидения отража-ет структуру личности. Далее следует краткий обзор клас-сической теории сновидений.

Подавленные желания находят свое удовлетворение в сновидении посредством косвенного представления, сме-щения и конденсации, а также через использование симво-лов. Фрейд относил эти символы несколько к иной катего-рии, чем другие средства косвенного представления. Работа сновидения - это психическая работа, вкладываемая в этот процесс. Посредством работы сновидения достигается ком-промисс между подавляющими силами и подавленным, а запретное желание может найти свое удовлетворение, не потревожив подавляющие силы. Фрейд не пересматривал теорию сновидений в свете своей дальнейшей работы. На-пример, он не говорит нам, как на представления о снови-дениях повлияла формулировка двойственности инстинк-

[148]

тов и конфликта между либидными и деструктивными фантазиями. В то время, когда были сформулированы ос-новные взгляды на природу сновидений, у него не было еще концепции разрешения конфликтов. Меня несколько смущает представление о сновидении как просто-напросто о компромиссе: сновидение - это не просто эквивалент невротического симптома. Работа сновидения является также частью психической работы по разрешению конфликтов. Этим объясняется удовлетворение аналитика, когда в ходе психоанализа появляются 'хорошие сновидения'.

Классическая теория сновидений предполагает наличие эго, способного к адекватному подавлению и осуществле-нию психической работы сновидения. По моему мнению, тут подразумевается, что эго в определенной мере способно к разрешению внутренних проблем. Кроме того, эта теория предполагает способность к символизации. Теперь, когда мы расширили область психоаналитических исследований, стали встречаться пациенты с нарушениями или неадекват-ностью функций, от которых зависит сновидение.

Для начала я скажу несколько слов о символизации. Фрейд считал существование символов само собой разуме-ющимся, универсальным и, я полагаю, неизменным. Ко-нечно же, в особенности так было до его разрыва с Юнгом и швейцарской школой психоанализа. В своей статье о сим-волизме Джонс (Jones, 1916) говорит о главном расхожде-нии со швейцарской школой. Он подразумевает, хотя и не утверждает открыто, что символизация включает психичес-кую работу, связанную с подавлением: 'Символизируется только подавленное - только подавленное требует симво-лизации'. Мелани Кляйн (Klein, 1930) сделала следующий большой шаг вперед. В своей статье о формировании сим-вола она рассказывает о психоанализе мальчика-аутиста, неспособного создавать или использовать символы. По ее мнению, символизация осуществляется подавлением и за-мещением интереса к материнскому телу, в результате чего объекты внешнего мира наделяются символическим значе-нием. В случае Дика воображаемая садистская проективная атака, направленная на тело матери, порождала парализу-ющую тревогу, в результате чего процесс символизации за-

[149]

шел в тупик и не происходило никакого формирования символов. Ребенок не разговаривал, не играл и не вступал ни в какие взаимоотношения. Я исследовала эти явления глубже и описала психическую динамику формирования того, что я называю символическим уравниванием или конк-ретным мышлением, характерным для психозов. Я также описала собственно символ, пригодный для целей субли-мации и коммуникации. Говоря кратко, предположение заключается в том, что, когда преобладает проективная иден-тификация и эго отождествляется и смешивается с объек-том, тогда символ, творение эго, идентифицируется и сме-шивается с символизируемой вещью. Символ и символизи-руемый объект становятся одним и тем же, и таким образом появляется конкретное мышление. Символ может стать реп-резентацией объекта, а не приравнивается к нему, только в случае, когда осуществляется разделение и принимается и осознается обособленность. По моему мнению, это подра-зумевает полное депрессивное развитие, когда символ ста-новится своеобразным 'осадком' процесса сожаления. На-рушение взаимоотношений между 'я' и объектом отражается в нарушениях процессов символизации и объективирования в системе 'я'. Термины 'символическое уравнивание' и 'символ' более полно обсуждаются в главе 8 [первоис-точника].

К словам Джонса: 'символизации требует только подав-ленное', - я добавляю: 'Адекватно символизировано мо-жет быть только то, о чем можно адекватно сожалеть'. Та-ким образом, способность к формированию неконкретного символа сама по себе является достижением эго - дости-жением, необходимым для формирования того типа снови-дений, на которые распространяется теория Фрейда.

Мы знаем, что в психотических, пограничных и психо-патических случаях сновидения так не функционируют. В острых психотических случаях часто не существует разли-чия между галлюцинацией и сновидением. На самом деле между состояниями сна и бодрствования не существует чет-кого различия. Иллюзия, галлюцинация, ночные события, которые можно назвать сновидениями, часто имеют одина-ковое психическое значение. В состояниях неострых, но с

[150]

преобладанием психотических процессов, сновидения мо-гут восприниматься как реальные и конкретные события. Бион (Bion, 1958) рассказывает о пациенте, пришедшем в ужас при появлении в сновидении своего аналитика. Он воспринял это как свидетельство того, что он действитель-но проглотил аналитика. Сновидения могут приравнивать-ся к фекалиям и использоваться как испражнения, или, когда происходит незначительная внутренняя фрагментация, они могут восприниматься как поток мочи, а пациент реагирует на них как на случаи недержания (Bion, 1957). Иногда па-циент использует сновидения для избавления от нежела-тельных частей 'я' и объектов, вместо того чтобы разре-шать связанные с ними проблемы. Он пользуется ими так-же для проективной идентификации. Все мы знаем пациентов, которые засыпают нас сновидениями, в извест-ном смысле пагубными для аналитических отношений.

У меня была возможность наблюдать этот тип функцио-нирования сновидений у двух пограничных психотических пациентов, мужчины и женщины. Им обоим снилось мно-жество снов, но в обоих случаях внимание необходимо было обращать не на содержание, а на функцию сновидений. Эти пациенты часто воспринимали сновидения как конкретные события. Женщина, параноидально придирчивая, расска-зывала о сновидении, где на нее нападал 'X' или 'Y', а иногда и я сама. Если я пыталась понять какой-то аспект сновидения, она возмущенно говорила: 'Но ведь на меня напал 'X', или 'Y', или вы', - относясь к происшедшему в сновидении как к абсолютно реальному событию. Она явно не осознавала, что сновидение ей приснилось. Анало-гичным образом, эротическое сновидение, где ее, скажем, преследовал мужчина, воспринималось как реальное дока-зательство его любви. Фактически сновидения, хотя она и называла их снами, являлись для нее реальностью. В этом они походили на другое психическое явление ее жизни, так-же называемое вводящим в заблуждение словом. У нее слу-чались странные и эксцентричные сексуальные фантазии, она открыто говорила о них как о 'фантазиях', но при бо-лее глубоком исследовании становилось очевидным, что это не фантазии, а галлюцинации. Они воспринимались как

[151]

реальные события. Например, она очень неуклюже пере-двигалась, так как считала, будто бы в ее влагалище нахо-дится пенис. Когда она воображала, что имеет с кем-то близ-кие взаимоотношения, то использовала слово 'фантазия', но в действительности верила в нее и вела себя так, как если бы это было реальностью. Например, она обвиняла меня в том, что я завидую ее сексуальной жизни и разру-шаю все ее знакомства, когда в действительности никакой половой жизни и близких взаимоотношений у нее не было. Таким образом, то, что она называла 'фантазией', и то, что она называла 'сновидением', фактически воспринималось как реальность, хоть она и слабо это отрицала. Эти так на-зываемые сновидения постоянно вторгались в реальность внешнего мира. Например, она жаловалась на запах газа в моей комнате, а позднее оказывалось, что ей привиделся взрыв баллона или бомбы. Казалось, что утечка газа, про-изошедшая в грезах, вторгается в восприятие реальности.

Эти конкретизировавшиеся сновидения часто служили целям исключения, что особенно ясно было видно в отно-шении пациента-мужчины, имевшего обыкновение подроб-но записывать свои сновидения in extenso* в небольшую за-писную книжку. У него была масса снов. Например: после смерти матери ему снились сновидения о его торжестве над ней, агрессии, чувстве вины и потери, но в его сознатель-ной жизни никакой скорби не наблюдалось. Такие интерпретации, как: 'Вы избавились от своих чувств к ма-тери в сновидении', - более эффективно выявляли какую-нибудь сознательную детерминанту его аффекта, чем лю-бой детальный анализ сновидения. Он использовал снови-дение для того, чтобы избавляться от той части психики, что причиняла боль; он переносил ее в свою записную книж-ку. Аналогичным образом он поступал с инсайтом. За пре-исполненным понимания сеансом часто следовало снови-дение, представляющееся тесно связанным с ним. У других пациентов сновидение подобного рода обычно представля-ет собой шаг вперед в разрешении проблем. Однако в слу-чае данного пациента такое сновидение чаще всего означа-ло, что он избавился от всех своих ощущений в отношении

* Целиком (лат.). - Прим. ред.

[152]

предшествующего сеанса, превратив их в сновидение и очи-стив психику. Аналогичным образом сновидение являлось частью процесса исключения и у моей пациентки. Напри-мер, жалуясь на запах газа в моей комнате, она изгоняла запах в комнату.

Сновидения обоих пациентов характеризовались очень бедной и грубой символизацией. Меня поразили как конк-ретность переживаний, так и их вторжение в реальность, как будто не существовало никакого различия между пси-хикой и внешним миром. Они не имели внутренней психи-ческой сферы, где могло бы удерживаться сновидение. Раз-вивая концепцию Винникотта о переходном пространстве, Кан (Khan, 1972) описал его с точки зрения пространства сновидения. В этом отношении я нахожу очень полезной модель психического функционирования Биона (Bion, 1963), в особенности его концепцию альфа- и бета- элементов и матери, способной вмещать проективную идентификацию.

Бион различал альфа- и бета-элементы психического функционирования. Бета-элементы - это 'сырые' ощуще-ния и эмоции, пригодные только для проективной иденти-фикации. От этих элементов восприятия необходимо из-бавляться. Бета-элементы трансформируются альфа-функ-цией в альфа-элементы. Последние способны храниться в памяти, могут быть подавлены и обработаны. Они пригод-ны для символизации и формирования мыслей сновиде-ния. Именно бета-элементы могут стать странными объек-тами или конкретными символами в моем смысле этого слова. Я полагаю, из них складываются сновидения психо-тического типа; альфа же элементы - это материал невро-тического и нормального сновидения. Альфа-функция свя-зана также с психическим пространством. В модели Биона первичным способом психического функционирования младенца служит идентификация. Это развитие идеи Фрейда о первоначальном отклонении инстинкта смерти и концеп-ции Кляйн о проективной идентификации. Младенец справ-ляется с дискомфортом и тревогой, проецируя их на свою мать. Это не только работа фантазии. Хорошая мать реаги-рует на тревогу младенца. Мать, способная вмещать проек-тивную идентификацию, может трансформировать проек-

[153]

ции в своем собственном бессознательном и реагирует со-ответствующим образом, тем самым ослабляя тревогу и при-давая ей значение. В этой ситуации младенец интроецирует материнский объект как способный вмещать тревогу, кон-фликт и так далее и осмысленно их развивать. Такой интернализованный приемник обеспечивает психическое про-странство, в котором может выполняться альфа-функция. На это можно посмотреть и с другой стороны, а именно: благодаря материнской способности вмещать проекции младенца его первичные процессы начинают развиваться во вторичные. Если же этого не происходит, то работу сно-видения выполнить невозможно, и складывается психотически-конкретный тип сновидной деятельности.

Мне хотелось бы привести пример, четко демонстриру-ющий, как я полагаю, функцию сновидения и ее недоста-точность, ведущую к конкретизации. Материал взят из ис-тории болезни необычайно одаренного и способного муж-чины, постоянно боровшегося с психотическими частями своей личности. Мы закончили пятничный сеанс тем, что пациент выразил огромное облегчение и сказал мне, что все в ходе этого сеанса имело на него благотворное влия-ние. В понедельник он пришел на сеанс очень взволнован-ным. Он сказал, что в пятницу в после обеда и утром в субботу очень хорошо поработал, но в ночь на воскресенье увидел сон, очень взволновавший его. В первой части сно-видения он был с миссис Смолл [small = маленькая]. Она находилась в постели, и он то ли учил, то ли лечил ее. Здесь же присутствовала маленькая девочка (в этом месте он стал весьма уклончив), может быть, молодая девушка. Она была очень любезна с ним, может быть, немного сексуально на-строена. Затем совершенно неожиданно кто-то убрал из комнаты тележку с едой и большую виолончель. Он про-снулся испуганным. Пациент сказал, что напугала его не первая часть сновидения, а вторая. Он считал, что она как-то связана с потерей внутренней структуры. В воскресенье он все же смог работать, но чувствовал, что его работе не-достает глубины и резонанса, чувствовал, что что-то не так. В воскресенье посреди ночи он проснулся, увидев сон, но

[154]

вспомнить его не мог, вместо этого он почувствовал боль в нижней части спины, в пояснице.

Пациент сказал, что часть сновидения с миссис Смолл не обеспокоила его, потому что он быстро разобрался в ней. В прошлом миссис Смолл, о которой он был невысокого мнения, представляла умаление миссис Кляйн (klein = ма-ленькая). Он понял это и предположил, что она представ-ляла меня, превратившуюся в пациентку, а также в малень-кую сексуальную девочку. Он предположил, что это было проявление зависти, вызванное тем, что в пятницу я так сильно помогла ему. Затем он сообщил о нескольких своих ассоциациях к виолончели: о том, что виолончель есть у его племянника, о своем восхищении Касальсом , а также ряд других, которые побудили меня осторожно предположить, будто виолончель кажется довольно бисексуальным инст-рументом. Однако эта интерпретация не произвела ожида-емого впечатления. Его внимание в большей мере (как он сообщил) привлек тот факт, что это один из самых боль-ших музыкальных инструментов. Затем он сказал, что у меня очень низкий голос, и он был напуган тем, что, проснув-шись после сновидения, не мог вспомнить, о чем шла речь на сеансе.

Мне кажется, что вся ситуация, представленная снови-дением в первую ночь, во вторую ночь конкретизировалась. Превратив меня в миссис Смолл, он потерял меня в каче-стве интернализованного органа с сильным резонансом. Виолончель представляла мать с сильным резонансом, мать, способную вместить проекции пациента и ответить хоро-шим резонансом; с потерей этого органа произошла немед-ленная конкретизация ситуации. В своем сновидении в ночь на воскресенье он умалил меня, превратив в миссис Смолл. Это привело к исчезновению виолончели - 'одного из са-мых больших музыкальных инструментов'. Он проснулся встревоженным. Началось нарушение функции сновидения, предназначенной удержать и проработать тревогу. Следую-щей ночью вместо сновидения появилась боль в пояснице. Ипохондрия, которая прежде была ведущим психотически окрашенным симптомом, теперь намного уменьшилась. Ре-зультатом наступления на вмещающие функции аналитика,

[155]

представленного как орган с резонансом, явилась потеря пациентом его собственного резонанса (глубины понима-ния) и его памяти (он не мог вспомнить сеанса). Когда это произошло, он мог воспринимать лишь конкретные физи-ческие симптомы. Умаленный аналитик, представленный в сновидении миссис Смолл, превратился в конкретную боль в пояснице.

Недавно мое внимание привлекло пограничное явление, заметно выраженное в клинических случаях двух упомяну-тых выше пациентов. Они оба часто представляли сновиде-ния, которые я стала рассматривать как предсказания. То есть эти сновидения предсказывали их действия, и приснив-шееся должно было быть выражено реальным поведением. Конечно же, до некоторой степени все сновидения отража-ются в поведении, так как в них представлены проблемы и решения, аналогичные тем, что есть в реальной жизни. Но у этих пациентов отражение сновидения в поведении было исключительно буквальным и осуществлялось во всех дета-лях. Например, мой пациент-мужчина часто опаздывал, и ему, что неудивительно, часто снилось, что он опаздывает. К предсказывающему характеру его снов мое внимание при-влекла удивительная точность, с какой сновидение до ми-нуты предсказывало его опоздание. Он приходил на две, шесть или сорок пять минут позже и объяснял это правдо-подобной для него причиной, но позднее, в ходе сеанса, он рассказывал о сновидении, где опаздывал на обед или на совещание точно та такое же число минут, на какое факти-чески опоздал на сеанс в этот день. Я не думаю, что это его post hoc" интерпретация, так как утром он первым делом тщательно записывал сны. Я также заметила, что сновиде-ние четверга или пятницы, содержащее планы на конец недели, ни в коей мере не являлось сновидением, замеща-ющим реальное поведение, но часто воплощалось в жизнь с точностью до деталей. Это, конечно же, могло быть ре-зультатом моего неудачного анализа сновидения, предше-ствовавшего уик-энду. И другие пациенты иногда приходят с подобными планами своих действий, чтобы предупредить аналитика и получить помощь; в таких случаях эффектив-

* После этого, о последующем событии (лат.). - Прим.перев.

[156]

ный психоанализ устраняет необходимость реализации не-вротического плана. Но у меня возникло ощущение, что в навязчивом стремлении этого пациента реализовать сон в действии было нечто настолько автоматическое, что анали-тик редко мог повлиять на это. Часто он рассказывал о сво-ем сновидении уже по прошествии уик-энда.

У моей пациентки такие сновидения-предсказания свя-заны в основном с параноидными драмами. Одна подобно-го рода драматическая ситуация мне была хорошо знакома. Она отличалась удивительно автоматическим развитием, и моя реакция не оказывала на нее никакого видимого влия-ния. Сеанс проходил примерно следующим образом: паци-ентка говорила осуждающе: 'Вы недовольны мною'. В свое время я перепробовала целый ряд всяческих ответов. К при-меру, я объясняла ей: 'Вы боитесь, что я недовольна вами из-за того, что вчера вы хлопнули дверью'. Или же я спра-шивала: 'За что, по вашему, я сержусь на вас?' Она могла ответить: 'Вы сердитесь за то, что я хлопнула дверью'. Или я могла промолчать и посмотреть, что последует, но мое молчание воспринималось как подтверждение того, что я ужасно зла на нее. И тогда она говорила: 'Вы не только сердитесь на меня, но теперь вы и молчите, а это еще хуже'. Я никогда не говорила: 'Я не сержусь', - а пыталась ука-зать ей: не приходило ли ей в голову, что она может оши-баться в своих ощущениях. Это только ухудшало положе-ние дел, ибо теперь я не только сердилась, но и обвиняла ее в ненормальности. В любом случае я чувствовала, что мой ответ не имеет абсолютно никакого значения, и раздор, в котором определенная роль отводилась мне, продолжался совершенно автоматически.

Однако в какой-то момент, обычно когда интерпретация касалась фундаментальной тревоги, она рассказывала мне сновидение. И тогда оказывалось, что наша воображаемая ссора в ходе сеанса представляет собой почти дословное повторение ссоры из ее сновидения: то ли со мной, то ли с ее матерью или отцом, то ли с какой-нибудь плохо завуали-рованной трансферентной фигурой (например, учителя). Однако такая реакция на интерпретацию - пересказ сно-видения - наблюдалась только когда ссора утихала, по край-

[157]

ней мере, на время. Другие подобные интерпретации, выс-казанные ранее в ходе сеанса, либо игнорировались, либо вплетались в развитие ссоры. Я начала распознавать осо-бенное ощущение в контрпереносе: чувствуешь себя мари-онеткой, захваченной чужим кошмаром, абсолютно неспо-собной ничего сделать, кроме как играть отведенную роль, обычно роль преследователя. Поэтому в дальнейшем, когда ссора начиналась таким особенным образом, я иногда про-сто говорила: 'Во сне вы поссорились со мной или с кем-то подобным мне', - и иногда такой шаг устранял потреб-ность в проигрывании ссоры из сновидения в процессе се-анса. Представляется, что предсказывающие сновидения обоих пациентов функционировали подобно тому, что Бион (Bion, 1963) назвал 'определяющей гипотезой'. Они детально предопределяли как будет разворачиваться сеанс.

Мне было интересно знать, каким образом предсказыва-ющие сны отличались от 'отбрасывающих' сновидений: либо того типа, что я описала в отношении своего пациен-та-мужчины, либо подобных тем, что наблюдались у паци-ентки-женщины - вторгавшихся затем, так сказать, в ре-альность. Я полагаю, они в чем-то отличны. Я считаю, что 'отбрасывающее' сновидение действительно успешно уда-ляет что-то из внутреннего восприятия пациента. Так, пос-ле сна об оплакивании матери пациенту больше не было необходимости скорбеть по ней. Однако предсказывающим сновидениям, по-видимому, не полностью удается удале-ние, и, вероятно, они остаются в психике пациента, подоб-но плохому объекту, от которого пациент должен избавить-ся, воплотив сновидение в реальном поведении. Удаление представляется незавершенным до тех пор, пока сновиде-ние не будет увидено и 'отыграно' в жизни, как это было у описанной выше пациентки. Проигрывание ссоры, пере-сказ сновидения, получение интерпретаций - все это при-носило ей огромное облегчение, но я редко была убеждена в том, что такое облегчение в действительности обусловле-но достигнутым инсайтом. Казалось, что в большей степе-ни оно обусловлено ощущением свершившегося удаления. В заключение мы можем сказать, что далеко не исчерпа-ли возможностей понимания мира сновидений, открытого

[158]

Фрейдом, но наше внимание все больше привлекает форма и функция сновидения, чем его содержание. Именно фор-ма и функция отражают и помогают пролить свет на нару-шения в функционировании эго.

Список литературы

Bion, W.R. (1957). Differentiation of the psychotic from the non-psychotic personalities. International Journal of Psycho-Analysis 38: 266-75. In W.R.Bion, Second Thoughts. New York: Jason Aronson, 1977.

__ (1958). On Hallucination. International Journal of Psycho -Analysis 39: 341-9. In W.R.Bion, Second Thoughts. New York: Jason Aronson, 1977. In W.R.Bion, Seven Servants. New York: Jason Aronson, 1977.

__ (1963). Elements of Psycho-analysis. London: Heinemann Medical Books.

Jones, E. (1916), The theory of symbolism. In E.Jones, Papers of Psycho-Anafysis. 2nd ed. London: Balliere, Tindall and Cox, 1918.

Khan, Masud (1972). The use and abuse of dreams. International Journal of Psychotherapy 1.

Klein, Melanie (1930). The importance of symbol formation in the development of the ego. International Journal of Psycho-Analysis 11: 24-39. In М. Klein, Contributions to Psycho-Analysis 1921-1945, pp. 236-50. London: Hogarth, 1948.

6. СНОВИДЕНИЕ КАК ОБЪЕКТ¹

Ж.-Б. ПОНТАЛИС

Die Traumdeutung* (1900): уже само название связывает, даже бесповоротно объединяет сновидение и его интерпрета-цию. Полностью пересматривая эту работу, Фрейд одно-временно ставит себя в один ряд с провидцами различных традиций, мирских и религиозных, уделяющих особое вни-мание содержанию сновидений. При этом в какой-то сте-пени игнорируется сновидение как переживание: субъектив-ное переживание сновидца и интерсубъективное пережива-ние в терапии, когда к аналитику приносится сновидение, одновременно предлагаемое к рассмотрению и утаиваемое, говорящее и умалчивающее. Возможно, когда у Фрейда сон через интерпретацию проходит путь к своему окончатель-ному статусу, и сновидение наблюдаемое в образах, транс-формируется в сновидение, выраженное словами, что-то те-ряется: каждая победа оплачивается изгнанием, а овладе-ние - потерей.

Я собираюсь вернуться в ситуацию, предшествующую Traumdeutung, и уделить внимание тому, что метод Фрейда (желая иметь наибольшую эффективность), неизбежно ос-тавлял в стороне. Обращаясь к психоанализу за ориентира-ми, я хочу понять то, что представляется мне противопо-

* Буквально - 'Снотолкование' - Прим. ред.

[160]

ложностью значения и переживания. Я считаю, что подоб-ный шаг оправдан рядом написанных после Фрейда работ, равно как и моей осторожностью в том, что касается рас-шифровки содержания сновидения в клинической практи-ке, когда я не мог понять, что оно представляло как пере-живание или как отказ от переживаний. До тех пор, пока не будет понята функция сновидения в аналитическом про-цессе, и пока занимаемое им в субъективной топографии место будет оставаться неопределенным, - любая интер-претация послания сновидения, в лучшем случае, будет не-эффективной, а в худшем - бесконечно усложнит пред-ставления о конкретном объекте. Последний будет оставаться камнем преткновения для катектирования* либидо между аналитиком и пациентом: это уже не одно из существую-щих мнений, это признано всеми.

К этой точке зрения меня привели несколько событий. В октябре 1971 г. проводилась психоаналитическая конфе-ренция по вопросу 'Сновидения в терапии'. Она явилась намеренным напоминанием о конференции, проводившейся тринадцатью годами ранее, с намного более научным на-званием: 'Использование онейрического материала в пси-хоаналитической терапии взрослых'². Такое, более или ме-нее намеренное, изменение названия было задумано не просто с целью избежать повторения. Вследствие предпо-лагаемой эквивалентности между 'сновидением' и 'онейрическим материалом', а кроме того, вследствие сосредо-точения прений на их 'использовании' существовал риск, что дискуссия в целом немедленно переключится на про-блему различных методик обработки этого материала. Пред-сказуемые индивидуальные различия во мнениях находи-лись в пределах диапазона, фактически уже охваченного участниками конференции. Говоря в общем, наблюдались две противостоящие тенденции, часто встречающиеся в од-ном и том же аналитике. Первая из них, которую ошибоч-но можно принять за классическую, заключалась в пред-

* Катектирование либидо или катексис - одно из центральных понятий психоанализа, посредством которого описывается процесс 'притекания' или 'оттока' психической энергии к тем или иным объектам, зонам тела и пр. - Прим. ред.

[161]

ставлении, что сновидение - это 'прямая дорога к бессоз-нательному' и что в терапии оно должно пониматься как особый язык. Другая тенденция выражала мнение, что сно-видение по своему характеру ничем не отличается от всех составляющих психоаналитического сеанса.

Изменение названия, хотя и свидетельствовало о возоб-новлении устойчивого интереса к этой теме, одновременно указывало на смену акцента, который стал более неопреде-ленным и более радикальным - 'Так что же можно сказать о сновидении в анализе?' Практический статус сновидения в аналитической ситуации уже заранее не предполагается. Ибо его определенный Фрейдом теоретический статус: сно-видение - это галлюцинаторное исполнение желания - оставляет все вопросы без ответа, так как организация вы-полнения желаний и защит эффективно играет его роль в трансфере ('роль' как в спектакле на сцене).

Сама формулировка названия конференции подсказы-вала, что в 1971 г. аналитики относились к сновидению уже не так, как в 1958 г., и что наше понимание сновидения со временем вполне могло измениться. Я вспоминаю, как воз-вращался с заседания, мысленно обдумывая выдвинутое мной предложение проводить различие между сновидени-ем как объектом, как местом и как сообщением. С некото-рой ностальгией я пришел к выводу: 'Сновидение уже не то, чем оно было раньше!' На следующий день я услышал от пациента с кушетки следующие слова, увиденные им как надпись на стене: 'Ностальгия уже больше не то, чем она была раньше', - такое предложение заставляет человека видеть сон.

Но хватит о событиях.

Если мы рассмотрим сновидение как объект и как нечто связанное с объектом ностальгии, отражающим неопреде-ленные желания субъекта, то это даст нам не одну-единственную связь, а ряд 'направлений использования'; при этом функция сновидения у разных людей будет различ-ной. Во всяком случае эта функция для современных ана-литиков неизбежно отличается от того, чем она была для Фрейда. Банальное замечание, но что из этого следует?

6 - 420

[162]

Прочитав Traumdeutung, мы склонны смешивать объект исследования - сновидение - с методом интерпретации и с теорией психического аппарата, которую этот метод по-зволил сформулировать автору. Однако в отношении взаи-мозависимости этих трех терминов нет ничего абсолютно-го. Анализ сновидений, и прежде всего своих собственных, явился для Фрейда средством распознавания функции пер-вичного процесса, как будто под микроскопом. Но, вероят-но, в попытке оспорить всякие ошибочные представления, часто получающие подкрепление в книгах о сновидениях, Фрейд быстро отмежевался от романтизма и мистицизма онейрического, от идеи о том, что сновидение по привиле-гии своего рождения непосредственно связано с бессозна-тельным. Я вспоминаю об одном конкретном предложении, поначалу могущем показаться неожиданным, где Фрейд (1923) абсолютно ясно говорит о своих оговорках - веро-ятно, в качестве возражения Юнгу - по поводу места 'за-гадочного бессознательного'. В 1914 г. Фрейд добавил к Die Traumdeutung следующее примечание: 'Долгое время при-нято было считать сновидения тождественными их явному содержанию; но теперь мы должны в равной мере остере-гаться ошибки его со скрытыми смыслами сна'. Фрейд не-сколько раз подчеркивает, что сновидение - это не более чем 'форма мышления', 'мысль, подобная любой другой'. Эту идею следует сравнить с убеждением в том, что, хотя на значительную часть 'мыслей сновидения' аналитик может оказывать свое влияние, 'на сам механизм формирования сновидения, на работу сновидения в строгом смысле этого термина никогда никоим образом повлиять нельзя: в этом можно быть вполне уверенным'. Желание Фрейда управ-лять своими сновидениями привело его к анализу их кон-струкции, пути их формирования, а не к изучению условий их образования и той творческой силы, свидетельством ко-торой они являются. Его интересовали механизмы снови-дения. Работа сновидения, или, другими словами, ряд транс-формаций, обусловленных исходными факторами - инстин-ктивными импульсами и отпечатками дня, вплоть до конечного продукта: пересказанного, записанного и выра-женного словами сновидения. Что же можно извлечь из этого

[163]

продукта после того, как он вышел из машины сновиде-ний, чего можно добиться до того, как эта машина зарабо-тает вновь, действительно ли желание спать можно свести к предполагаемому первичному нарциссизму?

Фрейд, несомненно, осознавал необходимость 'заверше-ния' своего 'Толкования сновидений' на основании изуче-ния связи между состоянием сна и сновидениями. Но это 'метапсихологическое дополнение к теории сновидений', по-видимому, никак не сказывалось на интерпретации сно-видений и не ставило под сомнение их функцию как 'стра-жа сна'. С другой стороны, связь между желанием спать, желанием видеть сны и желанием сновидения (представ-ленным в нем самом), не является центральным моментом представлений Фрейда. Внимание его привлекает не толь-ко изучение трансформаций, их механизмов и законов: это еще и до и после. Однако, если эту работу можно прекрасно изучать на модели сновидения, то для изучения формирова-ния сновидения модель не подходит. Сам Фрейд с большой проницательностью анализировал работу сновидения, ког-да дело касалось других формирований бессознательного - забывчивости, симптомов, явления 'дежа вю' и так далее. Когда же дело касается бессознательной фантазии и транс-фера, задача усложняется, ибо процесс построения посто-янно размывает строгость конструкции.

После того, как между различными бессознательными образованиями было установлено структурное соответствие, все психоаналитические исследования устремились на оп-ределение их различий. Этот путь был открыт Traumdeutung, являющейся для нас не книгой об анализе сновидений, тем более не книгой о сновидениях, а книгой, открывающей законы логоса сновидений, закладывающей основы психо-анализа.

Нельзя оспаривать тот факт, что локализовать первич-ный процесс в отношении переноса сложнее, чем в тексте сновидения: это уже не вопрос текста. Но нет никакого пси-хоанализа (я не говорю анализа) вне того, что движется, сдерживается, но все же прорывается в трансфер, в дей-ствие, даже если оно проявляется лишь словами. Я не каса-юсь вопроса, хотя и фундаментального, правомочности по-

[164]

становки знака равенства между 'сеансом' и сновидением. Это предубеждение может заходить настолько далеко, что абсолютно все содержание сеанса может считаться поддаю-щимся интерпретации. В принципе это уже спорный воп-рос, на практике такое предубеждение чревато риском тер-рора преследования и послушания, последствия которого кляйнианская школа, по-видимому, не принимает во вни-мание. Фрейд сосредоточился на самом сновидении и пре-небрег способностью иметь сны.

Сновидение как таковое не должно быть избранным объектом для анализа. Нам хорошо известно, что немало случаев излечения достигнуто без какой-либо интерпрета-ции сновидений и даже без вклада с их стороны, и что за-частую анализ сновидений связан со случаями, когда тера-пия продолжается неопределенно долго. Но для Фрейда, Фрейда как человека, сновидение несомненно и безуслов-но было чем-то избранным. Сегодня мы все знаем, что Фрейд провел свой самоанализ посредством методической и постоянной расшифровки собственных сновидений (см. Anzieu, 1959): на протяжении некоторого времени он буквально назначал встречи своим сновидениям и, что еще более удивительно, его сны являлись на эти встречи. Мы исказили и умалили бы их роль, если бы приписывали им только простую функцию посредников, позволивших Фрей-ду 'полностью признать свой Эдипов комплекс' и так да-лее. Это совсем иное дело: для Фрейда сновидение было перемещенным материнским телом. Он совершил инцест с телом своих сновидений, он проник в их тайну, он написал книгу, сделавшую его завоевателем и хозяином terra incognita.

Была осуществлена первая метаморфоза, главенствую-щая над всеми другими - от неописуемой головы Медузы до ставящего загадки Сфинкса: все, что оставалось - толь-ко разгадать загадки. Фрейд стал таким, как Эдип в конце своей жизни. Аффективная сила была такова, что три чет-верти столетия его последователи вновь изучают тело, став-шее корпусом его сновидений: читайте тело буквально.

Нет необходимости взывать к Эдипу Фрейда или к Фрей-ду, ставшему Эдипом, чтобы установить, что сновидение - это объект, наделенный либидо сновидца, носитель его стра-

[165]

хов и наслаждений. Достаточно и повседневного опыта. Но психоаналитики, по крайней мере в своих печатных рабо-тах, мало уделяют внимания отношению к сновидению-объекту. Аналитики уже не говорят о сновидениях наверня-ка, кроме тех, чей сюжет связан с послушанием или обольще-нием, - а таковыми, в определенной мере, были все сновидения, поверенные Фрейду. Каждый из нас может убе-диться, что сновидение, каким бы обманчивым ни было его содержание, стоит между аналитиком и анализируемым: ничья земля, защищающая обоих, хотя ни один не знает - от чего. Представление сновидения на сеансе часто пере-живается как спокойное возбуждение, если можно так вы-разиться; перемирие, временное затишье, восторженное со-участие. Соучастие частично обусловлено тем фактом, что возникает сенсорный обмен между зрением (пациента-сно-видца) и слухом аналитика. Но временное затишье обус-ловлено тем, что в результате совместного всматривания и вслушивания нечто отсутствующее становится ощутимым на горизонте - присутствует, оставаясь отсутствующим. Однако, фактически, многие установленные ассоциативным путем переплетения являются конвергентными; неважно, что аффект нельзя изменить, между сновидением, выражен-ным образами, и сновидением, выраженным словами (мож-но сказать, умерщвленным), все равно остается расхожде-ние. Ранее я упоминал о питающей романтическую тради-цию взаимосвязи между сновидением и нескончаемым объектом ностальгии: она, по меньшей мере, дважды запе-чатлена в каждом сновидении - в его регрессивной цели и в самом расхождении. Вклад сновидения состоит в том, что у обоих партнеров оно склонно удовлетворять поиск эфе-мерного объекта (теряющегося и обнаруживающегося, от-сутствующего и присутствующего, никогда полностью не достигаемого) по ориентирам, которые, указывая на объект, отдаляют его. В этом можно найти определенное успокое-ние. Разве не покорено уже самое буйное сновидение? Нео-жиданное находит убежище в укрытии: в окруженных сте-ной садах, в городах, где архитектурные стили различных эпох соседствуют друг с другом, в ограниченном участке моря... Бессмысленное обретает форму, не согласующееся

[166]

множество в конце концов обосновывается в одном снови-дении. Его неопределенная форма удерживает меня на рав-ном расстоянии от моих внутренних объектов и от нужд реальности, отчасти более или менее связанных с супер-эго - парадокс, определяющий свою собственную цену, осо-бенно, когда он больше уже не владеет мною, когда я осво-бождаюсь от него, рассказывая о нем. Сновидение прерыва-ется кошмаром в намного большей мере, чем пробуждением, способным поддерживать сладкую, волнующую неопреде-ленность.

Именно так я сейчас интерпретировал бы слова Ната: 'В конце концов, сновидение - это только сновидение'. Ав-тор этих слов, однако, не смог аналогичным образом по-ставить под сомнение трансфер, актуализирующий психи-ческую реальность как иллюзию. Но двусмысленный харак-тер предложения остается и говорит о том, что оно касается сновидения только как объекта: сновидение, даже в момент его протекания и независимо от силы влияния отпечатков дня, несомненно, никогда не бывает фактическим, но оно может актуализировать и возродить подавленное, что часто вызывает потрясение. Его воздействиями управляют отно-шения, которые мы с ним поддерживаем. Но ведь каждое сновидение направлено на достижение истинной цели: во что бы то ни стало - полное удовлетворение желания, его осуществление. И каждое сновидение предоставляет 'пра-вильную' галлюцинацию, отличающуюся этим от настоя-щей галлюцинации, остающейся всегда проблематичной для субъекта. Возможно, само восприятие сновидения является моделью всей перцепции: большим восприятием, чем все, что возможно ощутить и воспринять в состоянии бодрство-вания.

Давайте рассмотрим один распространенный стереотип: 'Прошлой ночью мне снился сон, но я помню лишь его обрывки'. Никто не обращает особого внимания на такое сообщение, все ждут, что последует дальше. И только, если сообщение повторяется с некоторой настойчивостью и если последующий пересказ сновидения более-менее связный, оно может быть осмысленно иначе: в этом случае оно ука-зывает на отношение, которое субъект пытается поддержи-

[167]

вать со сновидением-объектом в тот момент, когда переда-ет его на рассмотрение третьему лицу. Тогда очевидна связь с Эдиповым комплексом, опирающаяся на представление аналитической ситуации: 'Вы должны понять, при чем так, чтобы я убедился, что Вы понимаете, что я никоим образом не соответствую этому сновидению, этому телу, на которое позволяю Вам бросить взгляд. Интерпретировать его, про-никнуть в него - в Вашей власти. Но острое удовольствие, никогда полностью не удовлетворяемое, испытанное мною и увиденное Вами только мельком, - мое'. Моя гипотеза заключается в том, что каждое сновидение связано с мате-ринским телом настолько, насколько оно является объек-том анализа. В представленном мной примере анализируе-мый запрещает себе знать его. В других случаях субъект использует 'аналитический' метод разложения на элемен-ты, чтобы овладеть ситуацией посредством кусочков тела сновидения и так далее. Сама патология субъекта раскры-вается в 'использовании' сновидения, а не в его содержа-нии. Сновидение-объект вторично захватывается в ораль-ной, анальной и фаллической организации, но первона-чально процесс сновидения связан с матерью: разнообразие представленных в нем тем и даже тот диапазон значений, что оно дает терапии (фекалии, настоящее, произведение искусства, 'воображаемый ребенок', 'интересный' орган, фетиш) - все разворачивается на фоне этого исключитель-ного взаимоотношения. Сновидение - это прежде всего усилие поддержать невозможное единение с матерью, со-хранить неделимую целостность, вернуться в пространство, предшествующее времени. Вот почему некоторые пациенты косвенным образом требуют, чтобы к их сновидениям не подходили слишком близко, чтобы тело сновидения не тро-гали руками и не жевали, чтобы 'представление вещей' не превращали в 'представление слов'. Один из них сказал мне: 'Это сновидение в большей мере приносит мне удо-вольствие, чем интересует меня. Оно как картина, состав-ленная из кусочков, коллаж'.

Такая аналогия с картиной подводит нас к вопросу о месте. Место сновидения - его пространство - имеет отношение к тому, что пытается очертить нарисованная

[168]

сном картина. Первичному характеру изображенного в сновидении уделялось недостаточно внимания: сновиде-ние делает видимым и представляет дежа вю, которое стало невидимым.

Нейропсихологические исследования парадоксальной фазы сна теперь экспериментально подтвердили этот пер-вичный характер образов. Представляется так, что снови-дение соответствует фазе бодрствования, в противополож-ность фазе глубокого сна, и это подтверждается быстрыми движениями глаз, как если наблюдающему сон приходится рассматривать нечто. Здесь также обретает свое полное зна-чение представление о сновидении как о киноэкране - даже если клинические эксперименты изредка сталкивают нас с 'пустыми сновидениями', как подчеркивает сам Левин (Lewin, 1953). По крайней мере, наблюдения Левина дела-ют очевидным, что каждый образ сновидения проецирует-ся на особый экран или, как сформулировал бы это я, пред-полагает пространство, где может реализоваться изображе-ние. Основная суть не в том, что сновидение разворачивается как фильм (сравнение, даже оговорка, часто употребляемое сновидцами). Оно может принимать и форму драмы, се-рийного романа или полиптиха. Но не может быть фильма без экрана, спектакля без сцены, картины без полотна или рамы. Сновидение - это ребус, но для изображения ребуса нам требуется что-то вроде листа бумаги, а для головолом-ки нужен тонкий лист картона. Фрейд заметил, что один из приемов, используемых работой сновидения, состоит в том, чтобы принимать во внимание его воспроизводящую спо-собность: 'мысли сновидения' могут быть представлены только в виде зрительных образов'. Иными словами, 'ви-димость' удовлетворения желания должна быть показана в образе, ибо бессознательное в представлении не нуждается. Последнее, наоборот, нужно сновидению. Насколько мне известно, Фрейд не уделял внимания последствиям этого требования и не занимался анализом достоверности пар 'видимое-невидимое' и 'желание-зрелище'. Он изучал толь-ко модификации, проходимые абстрактным в процессе кон-кретизации.

[169]

Позвольте мне здесь заметить, что если художникам по-надобилось так много времени для достижения намечен-ной цели - изображения на холсте своей мечты (цели на-столько же спорной по отношению к требованиям живопи-си, как и к развертыванию процесса сновидения) - то это потому, что между работой сновидения и работой художни-ка существует глубокое соответствие.

Разговор о месте сновидения ведет, в первую очередь, к рассмотрению следующего противоречия. С одной сторо-ны, действия конденсации и смещения, уловки, замены и полной перестановки, т.е. способы функционирования пер-вичного процесса в целом - все это предназначено не только для работы сновидения, и, как указывает Фрейд (1900), нет необходимости 'допускать для него особой символизирую-щей активности психики'. С другой стороны, сновидение реализуется в особом внутреннем пространстве. И нам хо-рошо известно, что есть и другие места, где проявляется инстинкт, где ид выражается без самопредъявления. Суще-ствует представление 'здесь' - возможно, поле инстинкта смерти - когда инстинкт остается привязанным к компульсивным действиям (повторам судьбы), равно как и пред-ставление 'там', более проблематичное; в нем всегда при-сутствует инстинкт, создающий открытое пространство для работы и действия. Сновидение же находится где-то посе-редине.

Когда Фрейд, спрашивая себя о 'по ту сторону' или 'да-лее чем' принципа удовольствия, возвращается к проблеме травматических сновидений, он признает необходимость предварительных условий для становления сновидения как удовлетворения желания: способность видеть сон требует, чтобы он 'свершился до следующей задачи'. Все размышле-ния в работе 'По ту сторону принципа удовольствия' (1920) в конечном итоге направлены на определение этой задачи. А пока давайте рассмотрим следующую гипотезу: сновидение не может функционировать согласно своей собственной ло-гике до тех пор, пока пространство сновидения - 'психи-ческая система' - не определится как таковое.

Точно также, как притязание сохранить 'резервный сек-тор', отстоящий от поля трансфера при обращении к ре-

[170]

альности, проверку сновидения аналитиком и пациентом в терапии можно рассматривать как свидетельство стремле-ния определить границы бессознательного (если бы после-днее могло иметь местоположение), ограничить первичный процесс всего лишь формой (гештальтом).

Объект сновидения, пространство сновидения: связь меж-ду этими двумя измерениями сновидения очень тесная. На практике мы непрерывно переходим из одного в другое. Схематически я бы различил два типа отношения к объекту сна, представляющие два типа специфической защиты от возможностей сновидения: воздействие машины сновиде-ния и сведение последнего к внутреннему объекту. Я наме-ренно сохраняю описательный стиль.

С анализируемыми-анализирующими (analyses-sants), мы встречаемся не только в последнее время, просто теперь их стало больше. Они - специалисты по шифровке и расшиф-ровке, изобретательны в игре слов, сведущи во всевозмож-ных комбинациях, способны спорить с самыми тонкими аналитиками и умело 'разлагают на составные части'. Это можно назвать сопротивлением, которое необходимо рас-сматривать как нынешнее воплощение 'интеллектуального сопротивления'. Оно известно давно и при видимой раци-онализации, отрицающей аффект, должно присутствовать в агрессивном трансфере. В отличие от простой рациона-лизации ментализация - это инвертированный эквивалент беседы: осуществляется 'таинственный скачок' от психи-ческого к ментальному.

Удивительно, что психоанализ легче обнаружил этот ска-чок в соматической сфере: его цель - пресечь любую интерпретацию аналитика, заранее оспорить ее или заста-вить терапевта ограничиться диапазоном возможных интерпретаций. Пусть так. Но сопротивление чему? Зна-чению? Утверждать это можно, только апеллируя именно к тому, чего, по-видимому, нет у таких пациентов: к опы-ту - ощущению сновидения. Уважение к тексту сновиде-ния часто приводит к стиранию различия между снами, изложенными в письменном виде (или запомнившимися до сеанса), и сновидениями, вновь открытыми в ходе се-анса. Совершенно ясно, что, следуя за пациентом по пути

[171]

интерпретации содержания сновидений, можно лишь под-держивать отношения занятного соревнования по интел-лектуальной акробатике. Выслушав пациента, иногда зада-ешь себе вопрос: а действительно ли он прожил свое сно-видение, или оно приснилось ему просто как сновидение и именно для того, чтобы пересказать его.

'Использование сновидений в анализе представляет со-бой нечто весьма далекое от их предназначения', - писал Фрейд (1923). Это случайное, но глубокое замечание рас-крывает 'ответственность' психоанализа в этой перверсности сновидения, только что упомянутой мною. Ибо мы име-ем дело с перверсией: подчинить и атаковать, разбить вдре-безги объект сновидения, сделать аналитика-свидетеля соучастником своего удовольствия - разве это не напоми-нает сексуального извращенца, обращающегося с телами других как с машинами для удовлетворения своей собствен-ной фантазии? Может ли желание осуществиться, может ли интерпретация дать удовлетворение? Такой пациент при-носит сновидение за сновидением и безжалостно манипули-рует образами и словами. Сновидение будет непрестанно отодвигать самоосознание, в то время как он будет утверж-дать, что ищет самоинтерпретации. Я бы сказал, что такой пациент ворует у себя свои собственные сновидения. Сны меняются вместе с анализом и с нашей культурой. К при-меру, стоит только прочитать несколько рассказов Виктора Гюго о сновидениях. Хотя можно сказать, что они заметно выделяются вторичной обработкой, все же для него и для нас они остаются событиями ночи, созвучными с события-ми дня. Психоанализ некоторым образом подавляет крас-норечие онейрической жизни.

Использование сновидения в качестве объекта для ма-нипуляции и потворства (использование, конечно же, не являющееся монополией перверта), - это одна сторона от-ношения к объекту сновидения. Я обрисовал его грубыми штрихами, почти карикатурно, потому что считаю это об-ластью нашей практики, которой уделяется мало внима-ния. Другой аспект можно найти в сновидениях, где рас-сказчик как бы желает продлить полученное удовольствие, хотя и мало интересуется фактическим содержанием сна. В

[172]

той мере, насколько формирование сновидений и, прежде всего, их запоминание будет проявляться как общая наблю-дательность анализа, можно надеяться, что анализируемый субъект получит от них первичную и вторичную пользу. По-этому важно понимать, какой аспект онейрической актив-ности таким образом утверждается, инвестируется и даже эротизируется. Это может быть сновидение как таковое, представление другого места, гарант вечного двойника или инсценировка, 'собственный театр' с безостановочным че-редованием ролей. Или он соответствует одному из меха-низмов сновидения - в этом случае больше источников для интерпретации. В функционировании этих механизмов всегда можно найти нечто полезное, так же, как это делает автор в своих методах письма: конденсацию, собирающую в одном образе отпечатки множества вещей и событий, или противоречивые впечатления и любимую Гроддеком компульсивность символизации - стремление бесконечно со-здавать новые связующие звенья, ничего не теряя при этом, но лишь удовлетворяя желание отрицать радикальное раз-личие. Особенно ценным представляется смещение: фак-тически оно предоставляет анализанду возможность никог-да не оставаться в одной точке, а находить неуловимый, ускользающий фокус, отличаться от принятой перспекти-вы, всегда находиться в другом месте и потому быть гото-вым 'выйти из рискованной игры без потерь'. Субъект отож-дествляет себя с самим смещением, будто с фаллосом, ко-торый повсюду и нигде, неуничтожим и больше, чем вездесущность. Это особое отношение к объекту сновиде-ния часто обнаруживается аналитиком-зрителем, зрителем чужих снов. Конечное богатство 'идей, что грядут' факти-чески нацелено на то, чтобы исключить аналитика, напом-нить ему, что сновидение нельзя с кем-то разделить. По-этому пространство сновидения - это территория (как в этологии - территория животного). Сновидение - это внут-ренний объект, оставляемый сновидцем для себя, он ис-пользует лежащий в основе сна солипсизм в своих собствен-ных интересах: это его собственная вещь, она принадлежит ему, он выкладывает вокруг нее свои ассоциативные ка-мешки не для того, чтобы показать путь, а чтобы очертить

[173]

свою территорию, напомнить себе и аналитику тот факт, что она принадлежит ему. Вот почему интерпретация, даже если ее хотят и ждут, немедленно оказывается ограничен-ной, не имеющей эффекта прорыва. В конечном счете про-цесс сновидения отклоняется от своей основной функции - обеспечивать удовлетворение желания или заставлять его проявляться - и принимается за цель сам по себе. Снови-дец привязывается к своим снам, чтобы его не унесло по течению, а в постоянном и стабильном объекте, каковым является аналитик, находит 'место швартовки' (corps mort), гарантирующее возможность остановиться.

Заметим, что такую позицию можно легко описать с точки зрения сопротивления и трансфера. Но при этом теряется нечто из сфер удовольствия и страха: либидная экономика, различимая как в работе сновидения, так и в отношении к сну. Интерпретация продуктивна, когда желание и страх, фигурирующие в сновидении, актуализируются и увеличи-ваются.

Говоря о перверсии сновидения, или его сведении к внут-реннему объекту, следует предполагать, что существует ис-тинный характер сновидения, что он бывает завершенным и вмещает возможности, развитие которых - одна из целей терапии.

Читая Винникотта, поражаешься тому, как он заставля-ет сновидение прийти, как будто бы выуживает его. Вот его фраза: 'Теперь я начал повсюду выуживать сновидения' (Winnicott, 1971). Такой подход еще более эффективен в тех случаях, когда автор не хочет предлагать (для него это эв-фемизм навязывания) интерпретации с символическими намеками, с которыми пациент всегда рискует согласиться, находя в этом удобный случай упрочить свое ложное 'я'. Эта сдержанность повсюду видна в 'терапевтических кон-сультациях'. Она доходит до недоверия к 'фантастическо-му', недоверия, контрастирующего с вниманием и уваже-нием к 'истинному' материалу сновидения. Но в сновиде-нии не стоит искать значение конфликта, которое можно раскрыть в другом месте - иногда в поведении ребенка во время сеанса. Обсуждая свою игру в рисунки с детьми, Винникотт (Winnicott, 1971) ясно заявляет:

[174]

'Одна из целей этой игры состоит в том, чтобы добиться непринужденности ребенка и тем самым подойти к его фантазии, а значит - к сновидениям. Сновидение мож-но использовать в терапии, ибо тот факт, что оно при-снилось, запомнилось и пересказано, означает, что матери-ал сновидения, вместе с его волнениями и тревогами, находится в пределах возможностей ребенка'.

Если мы проследим аналогию дальше, то она приведет нас к гипотезе, с которой мы начинали. Насколько они близки друг к другу: ребенок, который, чтобы заснуть, дол-жен сосать краешек своего одеяла (Winnicott, 1953), и взрос-лый, который должен видеть сон для того, чтобы продол-жать спать! Мы убеждены, что оба они заболеют или сойдут с ума, если их лишить этой маленькой, почти неощутимой вещи: кусочка одеяла, обрывка сновидения - они не смо-гут вынести разлуки с вещью, связывающей их с матерью; лишенные переходного сновидения, они впадут в одиноче-ство, передающее вас другому и отнимающее вашу возмож-ность быть наедине с кем-то (см. Winnicott, 1958). 'Оста-лись лишь его обрывки'. Но давайте признаем за жалобой убеждение: чем меньше осталось, тем большая часть про-буждающей силы объекта принадлежит мне. У меня есть все, что мне нужно, ибо я получил все, в чем нуждаюсь.

А теперь давайте рассмотрим экран сновидения. Левин (Lewin, 1953) связывает его с желанием спать, прототипом которого является сон хорошо накормленного ребенка; чи-стый экран без каких-либо зрительных образов отождеств-ляется с грудью. Визуальный ряд обеспечивают другие же-лания, нарушители сна; они формируют сновидение.

Различие между состоянием сна и сновидением, конеч-но же, существует; оно использовалось Фрейдом, но не до-ходило до того, чтобы определиться как прямая оппозиция. Мы знаем, что так обстоит дело в нейропсихологических исследованиях; и я полагаю, что к такому же заключению приводит и работа Левина. Нужно принять во внимание двусмысленную сущность, свойственную самой неопреде-ленности переживания удовлетворения - одновременное оральное насыщение и утоление голода/жажды, а также

[175]

страстное стремление вновь познать не столько состояние удовлетворения потребности, сколько процесс в целом. Именно этот процесс, пронизанный тревогой и возбужде-нием, ищет сновидец, тогда как состояние сна удовлетво-ряется снятием напряжения.

Таким образом, создается впечатление, что целью сно-видения является временное прекращение желания, а не достижение удовлетворения; объектом желания выступает само желание, тогда как объектом желания спать является абсолютная, нулевая точка успокоения.

Поэтому экран сновидения следует понимать не только как поверхность для проекции, но также и как поверхность для защиты, она образует экран. Спящий человек обретает в экране тонкую пленку, защищающую его от чрезмерного возбуждения и губительной травмы. Это, конечно же, на-поминает 'оберегающий щит', ту мембрану, что Фрейд (1920) предполагает в метафоре с живой клеткой. Но если щит оберегает от внешнего, то экран сновидения защищает от внутреннего. Именно здесь 'биологическое' и 'культур-ное' сливаются друг с другом. Барьер, ограждающий от инстинкта смерти, служит также барьером, предупреждаю-щим инцест с матерью, инцест, сочетающий радость и ужас, проникновение в плоть и акт ее пожирания, рождение тела и его смерть.

Теперь мы можем лучше понять, почему 'связующая' функция сновидения зависит от способности его воспроиз-вести (воспринять и пересказать). То, что я могу видеть, представить самому себе, уже является чем-то, что я могу удерживать на расстоянии: уничтожение, растворение субъекта сдерживается. Сновидение - это центр 'видяще-го - видимого' (voyant - visible, Мерло-Понти). Я могу ви-деть свои сновидения и посредством этого вижу. Смерти, как все мы знаем, нельзя смотреть в лицо. Кошмар - это признак поворотного пункта. Сравните это с ясной уверен-ностью одного из пациентов-детей Винникотта в отноше-нии субъекта одного из его 'ужасных' снов о ведьмах: 'Иног-да, вместо того, чтобы проснуться, мне хотелось бы про-должать спать и узнать, что же такое этот ужас!' Затем я чувствую, что в мое царство (страшное сновидение) вторг-

[176]

лись. Я больше нигде не ощущаю себя дома. Меня ограби-ли (обманули) до такой степени, что я могу блуждать 'в глубине своей страны' - но отданный связанным по рукам и ногам силам, неизбежно губительным и смертоносным - вследствие того, что они всемогущи.

Конечно же, нет ничего абсолютного в отношении про-тивоположности сна и сновидения - или, если хотите, между принципом Нирваны и принципом удовольствия: желание спать и желание видеть сны взаимно пересекаются. Что-то от желания спать проникает в сам процесс сновидения, нацеленный в своих различных формах на регрессию; и объекты первого - возвращение к его истокам - имеют тенденцию впитывать формы последнего. И напротив, наши сновидения окрашивают и видоизменяют состояние сна в целом. Можно даже установить что-то вроде равновесия: когда желание спать сильнее потребности во сне, желание видеть сон превращается в необходимость сновидения. И даже больше: когда конфликт непрерывно проигрывается на сцене внешнего мира, тогда вход на сцену сновидения для нас закрыт. Все место занимает 'реальное' простран-ство. Объекты, в которые мы вложили, инвестировали ли-бидо, захватывают интересы эго и сексуальные инстинкты, смешивая их и тем самым мобилизуя всю наличную энер-гию. И тогда сон - это прежде всего восстановитель (выра-жение употребляется в кляйнианском смысле); он восста-навливает нарциссизм, 'чинит' внутренний объект, раско-лотый на части деструктивной ненавистью. Сновидение работает для того, чтобы эго было 'исправлено'.

И последний вопрос: если сновидение, в сущности, есть нечто материнское, то не имеет ли его интерпретация от-цовскую природу? Как мы видели, ее часто избегают, зара-нее оспаривают, как будто останавливают словами: 'Замол-чите, из-за вас я потеряю свое сновидение, оно угаснет'. Верно и то, что интерпретация в целом - это 'символичес-кая рана', но, так же, как и рану, ее можно желать: по определению, она отодвигает подальше все, что не может быть названо, но в то же время уничтожает видимое - 'мое сновидение угаснет'. Отцовская природа интерпретации видна и в том, что даже при желании выразить ее иносказа-

[177]

тельно, она выступает редуцирующим агентом по отноше-нию к множественному смыслу образов: она вводит законы о бессмысленном и в бессмысленном; наконец, слова ана-литика проникают, в сексуальном смысле, в тело сновиде-ния, которое само по себе является проникающим. Поэто-му силу аналитика лучше всего сосредоточить в области интерпретации сновидений: сила речи является ответом во-ображаемой силе сновидения и занимает ее место. Можно сказать, что это убийство, наверняка - замещение. Но это замещение осуществляется задолго до любой словесной интерпретации: само сновидение - уже интерпретация, пе-ревод, и представляемое в нем уже схвачено, запечатлено. Приснившийся сон дарит нам иллюзию, будто мы мо-жем достичь того мифического места, где нет ничего не-связного: где реальное - воображаемо, а воображаемое - реально, где слово - это вещь, тело - это душа, одновре-менно тело-матка и тело-фаллос, где настоящее - это бу-дущее, взгляд - это слово, где любовь - это пища, кожа - это пульпа, глубина - это поверхность, но все это располо-жено в нарциссическом пространстве. Желание проникнуть в сновидение, несомненно, служит ответом на страх, сме-шанный с чувством вины: страх оказаться проницаемым для сновидения - защитой, и успешной защитой от кош-мара. Но нет, глубокие воды сновидения не проникают в нас - они несут нас. Выходом на поверхность в бесконечно повторяющемся цикле - взаимопроникновении дня и ночи - мы обязаны сновидению: убежище тени в низине дня, яркое перекрестье лучей во тьме, пересекающее наши дни и ночи до того момента, который человечество всегда позволяло себе называть последним сном, мечтая в дей-ствительности о сне самом первом.

[178]

Примечания

Перевод с французского Кэрол Мартин Сперри и Масуда Кана.

Первая конференция была организована Парижской психо-аналитической школой в 1958 г., ее материалы опубликова-ны во Французском психоаналитическом обозрении (1959, N 1). Вторая состоялась в октябре 1971 г. при совместном содей-ствии Французской психоаналитической ассоциации и Па-рижской школы психоанализа.

Список литературы

Anzieu, D. (1959). L 'auto-analyse. Paris: Presses Univer. de France.

Freud, Sigmund (1900). The Interpretation of Dreams. SE 4/5.

__ (1920). Beyong the Pleasure Principle. SE 18.

Р.п. Фрейд 3. По ту сторону принципа удовольствия. - М.: Про-гресс, 1992. - 569 с.

__ (1923). Remark on the theory and practice of dream interpretation. SE 19.

Lewin B.D. (1953). Reconsideration of the dream screen. Psychoanal, Q., 22, 174-99.

Winnicott, D.W. (1951) 'Transitional objects and transitional pheno-mena', in Playing and Reality, London: Tavistock (1971).

__ (1958) The capacity to be alone. Int. J. Psycho-Anal. 39, 416-20.

__ (1971) Therapeutic Consultations in Child Psychiatry, London: Hogarth Press.

7. ВОСПРИЯТИЕ СНОВИДЕНИЯ И ТРАНСФЕР

ГАРОЛЬД СТЮАРТ

Я хочу обсудить здесь тот аспект роли сновидения в пси-хоанализе, который касается восприятия сновидцем себя по отношению к событиям в сновидении и возможных из-менений этого восприятия в ходе анализа. Меня интересует именно этот аспект явного содержания пересказанного сна и его связь с состоянием трансферентных отношений. Этот эмпирический аспект сновидения не следует путать с раз-личными эмоциями, которые сновидец может испытывать в ходе сновидения. Вполне здоровый человек может вос-принимать свои сновидения так, как будто он активно уча-ствует в различных событиях сна, или пассивно наблюдает, или, возможно, чередует активность и пассивность, но он не ощущает, что ему, так сказать, 'позволяется' лишь один тип участия в сновидениях, а все остальные - исключают-ся. В ходе сновидения он может испытывать различные эмо-ции, такие, как гнев, страх или ревность - но это ощуще-ния не того рода, что и первые, а именно них и будет ка-саться данная статья.

Впервые мой интерес к этой теме был вызван наблюде-ниями за одной пациенткой в ходе психоанализа, дливше-гося около шести лет. Это была молодая женщина, нахо-дившаяся в течение трех лет, предшествующих началу анали-

[180]

за, в психиатрической лечебнице. Она страдала пограничным шизофреническим психозом с серьезным нарушением мо-чеиспускания. Наблюдалась деперсонализация, пациентка почти не осознавала собственного 'я', страдала дереализацией и имела многочисленные причудливые сознательные фантазии бредового характера. Ее преследовал дьявольский образ матери, жившей в отдаленном провинциальном го-родке, кроме того, она поклонялась милосердному Богу-отцу на небесах. Несмотря на все это, в течение первых двух лет психоанализа она сомневалась: больна она все-таки или нет. Трансферентные отношения были при этом тако-вы, что я (аналитик) воспринимался как нечто, возможно, полезное или пагубное, с большей вероятностью ненужное, чем нереальное и на большом расстоянии от нее. Короче говоря, в психоанализе она почти не обращала внимания на мое присутствие.

Ей часто снились длинные запутанные сновидения. Бла-годаря их интерпретации и работе с ними анализ существен-но прогрессировал. Большую часть начального периода она была не совсем уверена: снились ли ей эти сновидения или же она пережила все это в действительности. То, что психо-тики принимают свои сновидения за реальность, встреча-ется довольно часто, и теоретически это можно понять, учи-тывая роль процесса символизации. Ханна Сегал (1957)* доказывает, что психотики используют символы в качестве заменителей инстинктивной активности, тогда как невро-тики и здоровые люди используют их в качестве представи-телей этой активности. Так как символизация является важ-ным процессом в формировании сновидения, то это разли-чие должно проявиться в самом сне. Моя пациентка находилась 'на границе' между замещением и представле-нием и поэтому не могла их различать. С одной стороны, она воспринимала себя в сновидениях так, как будто это был не сон, а эпизод реальной жизни. Однако в то же вре-мя она воспринимала его и как сновидение, и именно к этому аспекту я сейчас перейду.

В своих сновидениях она всегда ощущала себя зрителем в кинотеатре или театре, наблюдающему за тем, что проис-

* Эта работа входит в настоящий сборник, см. с. 147 - Прим. ред.

[181]

ходит на экране или на сцене, но не чувствовала себя учас-тницей этого, несмотря на то, что некоторые роли играла она сама. Она почти всегда была пассивным зрителем, и очень редко - активным участником. События всегда про-исходили в отдалении, и совершенно ясно, что они репре-зентировали отколовшиеся, отрицаемые аспекты ее соб-ственной личности в отношениях с другими людьми. Па-циентка проецировала эти аспекты вовне, а затем пассивно наблюдала их. Это отражало ее взаимоотношения со мной в трансфере, удаленность преследующей ее ужасной матери из провинции и идеализированного Бога-отца на небесах. Обычно она могла предложить определенный ассоциатив-ный материал к сновидению, но значительную часть интерпретаций необходимо было основывать на прямых пе-реводах символических значений явного содержания, в осо-бенности с точки зрения переноса.

К концу второго года ситуация изменилась. Она поняла, что очень больна и действительно нуждается в психоанали-зе, если хочет выздороветь. Теперь мы вступили в фазу бре-дового, психотического переноса (если такой термин пред-почтительней), где я воспринимался не только как полез-ный, необходимый, идеализированный аналитик, но и как преследующая кровожадная дьявольская мать или ее по-средник. Большую часть времени она пребывала в состоя-нии ужаса. Важной для данной статьи деталью является то, что ее восприятие своих сновидений также изменилось. Кроме того, что теперь она полностью осознавала, что ее сновидения - это только сны, она больше не чувствовала себя зрительницей в театре и не была пассивным наблюда-телем отдаленных событий. Вместо этого она ощущала себя их участницей, была почти ошеломлена событиями и обра-зами сновидений и зачастую яростно с ними боролась. Все же иногда ее там было две, но обе принимали активное участие в происходящем. Временами ощущения от проис-ходящего во сне вызывали такую панику, что она просыпа-лась в состоянии тревоги. Таким образом, внутрипсихические и межличностные изменения, произошедшие в пере-носе, отразились в изменениях восприятия сновидений. Отколовшиеся, отрицаемые аспекты уже больше не про-

[182]

ецнровались вдаль, а принимались обратно, но не полнос-тью, а в отношения трансфера, а переживаемые борьба и тревога представляли ее страх оказаться разрушенной, в особенности своими дьявольскими, убийственными импуль-сами. В клиническом отношении теперь она принимала большее участие в работе над сновидениями и активно ис-пользовала их, чтобы понимать свое состояние. В течение нескольких месяцев данный период был пройден, и мы всту-пили в третью фазу - фазу невроза переноса. К этому вре-мени она стала почти целостной личностью с довольно ус-тойчивым восприятием реальности. Эксцентричные фан-тазии и деперсонализация исчезли, пациентка хорошо осознавала свое 'я' и могла переносить умеренно депрес-сивные ощущения. Нам осталось решить проблему расстрой-ства мочеиспускания и сексуальных запретов. И снова из-менилось ее восприятие сновидений. Эго больше не было ими ошеломлено, теперь ее реакции были такими же, как и у большинства людей. Данный тип восприятия я описывал в начале статьи. Она наблюдала, оказывалась преследуемой или свободной, была взволнована, но ее ощущения не ог-раничивались каким-нибудь одним-единственным типом. В целом ее восприятие было восприятием удовлетворитель-ного, соучаствующего типа. Таким образом, теперь ее от-ношение к своим сновидениям, как показывал трансфер, включало новую интеграцию эго с усовершенствованным функционированием - как в интрапсихической, так и в межличностной сферах.

Эти наблюдения демонстрируют то, что уже хорошо из-вестно: тесную связь психического функционирования и межличностных взаимоотношений. Восприятие сновидения (интрапсихическая функция) отражает состояние трансфе-ра, межличностную функцию, интерпретация любой из них оказывает влияние и на другую, в результате чего обе по-степенно изменяются. С точки зрения клинической прак-тики, эти изменения в восприятии сновидений служат еще одним индикатором успешности психоанализа - с точки зрения способности эго к интеграции. Это дополняет дру-гой показатель изменения сновидений: наблюдение симво-лических перемен в явном их содержании.

[183]

До сих пор три описанные стадии я наблюдал у двоих пациентов. У остальных я видел лишь первую и третью ста-дии; периода 'ошеломления эго' не было. Это может озна-чать либо то, что все три стадии характерны лишь для неко-торых пациентов с психопатологией особого рода, либо то, что по рассказам других пациентов я не мог распознать вто-рой стадии. Обычно я встречал эти явления у тяжелых ис-терических, фобических и пограничных шизоидных лич-ностей, излишне активно использовавших механизмы рас-щепления, отрицания и проекции.

Понятие экрана сновидения, впервые предложенное Ле-виным (Lewin, 1946), хорошо применимо к восприятию сновидений в первой фазе. Он полагал, что все сновидения проецируются на экран, иногда видимый, и интерпретиро-вал экран как символ сна и слияния эго с грудью в упло-щенной форме, к которой бессознательно приравнивается сон. Он считал, что зрительные образы сновидения пред-ставляют желания, способные нарушать состояние сна. Ч.Райкрофт (Rycroft, 1951) полагал, что экран сновидения присутствует не во всех сновидениях, а встречается лишь в снах пациентов, вступающих в маниакальную фазу. Оно символизирует маниакальное чувство экстатического слия-ния с грудью и отрицание враждебности по отношению к ней. Я согласен с Райкрофтом в том, что экран сновидения присутствует не во всех снах и что он может символизиро-вать слияние с грудью и отрицание враждебности к ней, но в отношении маниакального чувства экстатического слия-ния я не так уверен. У моей пациентки эти сновидения наблюдались задолго до начала анализа, и я не мог обнару-жить никакого аффекта, предполагавшего что-либо похо-жее на экстаз. Я бы хотел постулировать представление о том, что, наряду со слиянием и отрицанием враждебности к груди, экран сновидения репрезентирует также желание иметь мать (грудь), которая может вытерпеть, вместить в себя проекции и позаботиться о нежелательных (а потому проецируемых) аспектах 'я'.

Как я упоминал выше, вторая фаза, где восприятие 'я' в сновидении ошеломляет, представляет собой возвращение этих нежелательных проецируемых аспектов к эго и пере-

[184]

ворот в сознании, произошедший в борьбе за них и против них. Борьба разворачивается в переносе. В третьей фазе 'я' было уже в известной мере целостным, и потому восприя-тие сновидения соответствовало таковому вполне целост-ной личности, то есть среднего здорового или не слишком невротического человека.

У Шеппарда и Саула (Sheppard, Saul, 1958) несколько отличный подход к этому явлению. Они использовали яв-ное содержание сновидений для изучения активности эго, в особенности его бессознательных аспектов. Эти авторы выделили десять категорий эго-функции и подразделили каждую категорию на четыре подгруппы, представляющие различные степени осознания эго поступающих в него в ходе сновидения импульсов. 'Импульсы' определялись как побуждения, стремления к удовлетворению потребностей или другие мотивирующие силы, выраженные на сцене сно-видения. Говорилось, что чем больше сновидец представ-лял свои импульсы как чуждые ему, тем дальше он отодви-гал их от своего эго. Так родилась концепция 'отдаления эго'. Чтобы иметь что-то типа количественной оценки этого аспекта функционирования эго, вторы разработали 'систе-му классификации эго' и продемонстрировали, что эго пси-хотических пациентов обладает большим разнообразием за-щитных механизмов, используемых в явном содержании снов, чем сознание не-психотически пациентов. Наиболь-шая степень 'отдаления эго' наблюдалась в сновидениях психотических пациентов. Изучив сновидения неизвестных им людей, Шеппард и Саул могли с достаточной степенью точности предугадать: относились ли эти люди к психоти-ческому типу или нет.

Восприятие сновидения моей пациенткой в первой фазе, несомненно, весьма точно представляет эту концепцию 'от-даления эго', особенно в той категории, что названа авто-рами 'участием'. Но дальнейшее развитие от стадии 'отда-ления эго' к чувству 'ошеломления эго', характерное для моей пациентки, они не описывают.

В заключение данной статьи я хочу лишь заметить, что с увеличением наших знаний об интрапсихическом функци-онировании и объект-отношениях, значительно расширив-

[185]

ших возможности терапии, роль сновидения и сегодня ос-тается настолько же важной, как в начале столетия.

Список литературы

Lewin, Bertram (1946). Sleep, the mouth and the dream screen. The Psychoanalytic Quarterly 15: 419-34.

Rycroft, C. (1951) A contribution to the study of the dream screen. In Imagination and Reality, London: Hogarth Press, 1968.

Segal, H (1957). Notes on symbol formation. Int. J. Psycho-Anal. 38: 391-7.

Sheppard, E. and Saul, L.L. (1958) An approach to a systematic study of ego function. Psychoanal. Q. 27, 237-45.

8. НЕКОТОРЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ ПО ПОВОДУ АНАЛИТИЧЕСКОГО ВЫСЛУШИВАНИЯ И ЭКРАНА СНОВИДЕНИЯ

ДЖЕЙМС ГЕМАЙЛ

βοής δε της σης ποιος ουκ εσται λιμην ποιος κιθαιρθν ουχί συμφωυος τάχα¹

Пациенты, сообщающие, что годами не видят сновиде-ний, интересуют меня уже более двух десятков лет. Это яв-ление встречается в широком клиническом диапазоне (ско-рее, в характерологическом, чем в невротическом или пси-хотическом), простирающемся от шизоидной личности до внешне нормальных людей, последние зачастую исключи-тельно практичны в жизни. Марти и де Мьюзан (Маrtу и dе М'Uzаn, 1963) подчеркивают, что многие из числа их паци-ентов с серьезными психосоматическими нарушениями либо не видели сновидений, либо не могли их пересказать, или же, пересказав, не могли представить к ним ассоциаций. У некоторых хронических депрессивных пациентов эта про-блема зачастую довольно быстро исчезает, иногда даже про-сто при направлении на консультацию, или после того, как на первом же сеансе они понимают, что их выслушивает некто, проявляющий участие, или с 'вовлечением в психо-анализ'. Для одной депрессивной женщины 'мертвое зер-

[188]

кало' в первом сновидении стало ее отражением в руках своей матери.

Однако наиболее показательной для демонстрации по-степенного построения пригодного к правильному употребле-нию экрана сновидения в ходе аналитического процесса оказалась работа с молодым человеком двадцати с лишним лет, выраженным шизоидом. Этот пациент страдал от ус-тойчивого 'навязчивого' образа Я, злоупотребляя механиз-мом проективной идентификации, результатом чего была потеря важных частей личности и оскудение внутренней психической жизни (Klein, 1946).

Некоторые аспекты истории болезни и аналитический процесс, предшествующий первому сновидению

Придя на консультацию, доктор Б. бесцветным и моно-тонным тоном пересказал скучную историю болезни, как если бы он представлял случай какого-то другого человека. На консультацию его направил психиатр, лечивший его отца, хирурга, по поводу рецидива депрессивных состояний. Док-тор Б. подумывал о разводе, однако ощущал полное бесси-лие из-за колебаний и неспособности предпринять реалис-тичные шаги. Кроме того, он не мог найти в себе ни сил, ни желания написать диссертацию, необходимую для офици-ального подтверждения медицинской степени. Он полагал свою эмоциональную тупость и недостаток эффективности ('моя британская флегматичность') врожденной. Однако мне стало ясно, что здесь большое значение сыграл его выбор жены - женщины красивой, но эпилептического склада, с истерическим и импульсивным характером. Он бессознатель-но искал в ней отсутствовавшие у него самого эмоции. Тем не менее, брак его не удался, главным образом, потому, что он не мог выносить ее драматического поведения, сильного желания любви и потребности в ласке.

[189]

Хотя внешне он был привлекателен, лицо его оставалось неподвижным, вызывая в памяти образ безжизненной пус-тыни. Но где-то далеко в глубине просматривались психи-ческие землетрясения, отголоски которых были настолько слабыми, что для их обнаружения требовался сейсмограф. Мне пришлось спросить его о матери, и он описал ее глу-боко одержимой, озабоченной чистотой своей мебели (ко-торую нельзя было переставлять) и своих детей, а также их хорошим поведением. В ходе расспросов он признался, что у него есть сестра, моложе его на один год, но при этом утверждал, что она ничего не значит для него. Спустя не-сколько месяцев он упомянул, что в детстве сестра серьез-но страдала анорексией, сопровождавшейся хронической рвотой, и опасность смертельного исхода служила причи-ной постоянных родительских забот и тревог.

После того, как я согласился пройти с ним курс психо-анализа, он добавил, что очень стесненно чувствует себя в кафе и даже не может подойти к стойке и заказать себе выпить; кроме того, его голос стал таким слабым, что зна-комые перестали обращать внимания на то, что он говорит. В течение первых месяцев анализа я вынужден был подо-двигать кресло поближе к кушетке и наклоняться, чтобы услышать его, и отыскивать представляющие для меня ин-терес моменты в его однообразной, нечленораздельной речи.

Примерно после двух месяцев представления материала без признаков спонтанности или тревоги, но отличающего-ся холодной и сдержанной вежливостью, однажды он с ле-дяной и издевательской враждебностью очень громко ска-зал мне, что я точно такой, как его отец. У отца было очень много книг, а он как раз заметил мою полную 'Британскую энциклопедию'. Мы совсем не могли обсуждать то, что было важным для него. Он утверждал, что его отец интересовался только историей и архитектурой Ассирии и Вавилонии, все-гда готов был читать ему лекции на эту тему, не осознавая, что эти вопросы совершенно не интересуют сына. Однаж-ды, после короткого периода такого враждебного и несколь-ко параноидного отцовского трансфера, он неожиданно сказал, что удивлен тем, что считает меня похожим на сво-его отца, поскольку с изумлением обнаружил, что я внима-

[190]

тельно прислушиваюсь ко всему, что он говорит, а это оз-начает искренний интерес к нему и его проблемам. Однако этот прилив положительных эмоций очень быстро испугал его, и вскоре он снова вернулся в свое тусклое 'я'.

Постепенно я начал осознавать, что важные части его личности были не с ним, когда он находился на сеансе со мной. Описание плохого состояния его автомобиля, едва способ-ного передвигаться, позволило мне понять, что автомобиль представляет неосознаваемую депрессивную часть его лич-ности. Пациент не мог предпринять необходимые для раз-вода шаги главным образом потому, что важные инстинк-тивные части его личности представляла его жена. С одной стороны, он хотел избавиться от них, с другой - бессозна-тельно боялся разлучиться с существенными аспектами Я. Эпилептические припадки и истерические кризисы жены представляли его неконтролируемую часть, пугающую и психотическую, поэтому сознательное желание (без чувства вины) смерти жены было связано со стремлением покон-чить с этой спроецированной на нее частью самого себя.

Потом он вспоминал свою юность. Из-за депрессивного страха родителей перед бедностью зимой, для экономии тепла, ему приходилось жить в одной комнате с сестрой. Он старался не смотреть, как она раздевается и выходил из душевного равновесия от малейшего сексуального ощуще-ния или мысли. Но он часто наблюдал, как раздевается де-вушка в доме, расположенном напротив,и удивлялся, поче-му это так важно для него, ведь практически он не мог ничего видеть. Впервые за время анализа в его голосе про-звучал призыв о помощи или понимании. Я предположил, что один из аспектов² его поведения представлен стремле-нием сохранить активную сексуальность посредством пере-несения ее на объект, находящийся на значительном рас-стоянии; ибо в той ситуации, когда он жил в одной комна-те с сестрой, он ощущал необходимость подавить свою сексуальность - и таким образом подавить жизненно важ-ную часть самого себя. С этого момента его отношение ко мне и к психоанализу стало намного более живым.

[191]

Первое сновидение

Вскоре он рассказал о визите своих родителей. Прежде он представлял их утомляющими и скучными. На этот раз он рассказал, что мать привезла ему торт, который испекла сама. Во время следующего сеанса в нем проявлялась боль-шая радость жизни, с некоторыми признаками теплоты и благодарности по отношению к матери. Казалось очевид-ным, что подаренный торт вместе с проделанной аналити-ческой работой внесли свой вклад в формирование хоро-шего внутреннего представления о любящей матери, свя-занной с доброй кормящей грудью. Но когда я предложил это в качестве интерпретации, он снисходительно рассме-ялся и заверил меня (как иностранца), что во Франции в том, что приезжающие из провинции в Париж матери везут своим, даже взрослым, детям торт, нет ничего особенного. Тем не менее, на следующем сеансе он рассказал о своем первом в психоанализе сновидении, очень его удивившем, так как уже многие годы у него не возникало даже ощущения, что ему что-то снилось.

Он находился в фойе кинотеатра, но не решался зайти и посмотреть фильм. Пока он колебался, к нему подошла жен-щина, встала перед ним на колени, сняла ему брюки, взяла пенис в рот и начала страстно сосать. Он получил некоторое удовольствие, но, главным образом, удивлялся страстному не-терпению девушки. Окружающие люди видели все это, но осо-бого интереса не проявляли.

Первые ассоциации были связаны с психоанализом - с его склонностью оставаться перед комнатой для психоана-лиза, не решаясь пройти вперед и посмотреть фильм о сво-ей внутренней жизни. Мы пришли к пониманию, что де-вушка (символизирующая аналитика, но также и сестру) представляла его собственные страстные желания, тогда как

[192]

их объект, пенис-грудь, принадлежал ему. Множество под-разумеваемых ассоциаций появилось уже в переносе, и я был поражен богатством ассоциаций на этом и последую-щих сеансах.

Примерно треть психоанализа этого пациента можно считать связанной с его сновидением. Однако из этого сложного материала я выделю только одну тему - его пас-сивную фемининность. Требовалась ее дифференциация, чтобы нормальная восприимчивость могла сменить агрес-сивный, сильно контролирующий аспект, мешающий ста-новлению нормальной женской позиции (Klein, 1932), а так-же ее интеграции (Begoin и Gammill, 1975; David, 1975). Эта интеграция, необходимая для полного восприятия самого раннего, преимущественно орального варианта Эдипова комплекса, как в прямой, так и в инвертированной фор-мах, осуществляется в результате успешного развития де-прессивной позиции. Результирующая ранняя идентифи-кация с отцовским пенисом представляется необходимой для адекватного функционирования экрана сновидения. Идентификация в более позднем детском психоанализе на-блюдается с рукой, двигающей игрушки по поверхности стола, или рисующей³.

Обсуждение

Тезис Левина (Lewin, 1946) о том, что экран сновиде-ния связан с еженощным сосанием груди перед отходом ко сну, с ее трансформацией из выпуклой формы в упло-щенную поверхность, представлял теоретический интерес, но возникал вопрос его клинического значения и исполь-зования. В нем содержался важный намек: 'Спящий иден-тифицировал себя с грудью, поглощал и удерживал все части самого себя, не появляющиеся или не символизиру-емые в явном содержании сновидения'. Позднее Левин (Lewin, 1955) заявляет: 'Мы знаем, что сновидение - это исполнение желания и коммуникация...' и явный текст сно-видения совпадает с открытым аналитическим материа-

[193]

лом, а выраженные в явной форме латентные мысли ста-новятся предсознательными. Формирование сновидения мож-но сравнить со 'становлением психоаналитической ситуа-ции'. Он также предполагает, что содержание пустого сно-видения выражает 'сильные, примитивные, непосредственные переживания ребенка в ситуации кормления, включая сон у груди' [курсив мой].

В отношении клинического материала я хочу подчерк-нуть несколько моментов. Чтобы уловить даже малейшие признаки аффекта и материала, связанного с остатками подлинного личного 'я' моего пациента, необходимо было проявить максимум внимания. Существенно важным было не только принять от пациента выражение сильной враж-дебности, но и суметь удержать проекцию образа ненавис-тного отца, пробудившегося в ходе аналитического процес-са. Позднее стало очевидно, что его отец, поглощенный нарциссическим интересом к книгам, охватывал и образ матери, укрывшейся за своими обсессивными защитами, опасающейся встречи с сильными (в прошлом) чувствами любви и ненависти моего пациента и его отчаянием.

Но в равной степени было важно суметь принять проек-цию хорошего, даже идеализированного родителя, вмеща-ющего в ходе первоначальной фазы анализа проецируемые хорошие части 'я' пациента. Кляйн (Klein, 1946) подчерки-вала: 'Проекция хороших чувств и хороших частей 'я' на мать существенно необходима для способности младенца развить позитивные объектные отношения и интегрировать свое эго'. Депрессивная мать или отец из-за чувства вины неспособны адекватно принять этот существенно важный вклад в восприятие их как хороших и любящих родителей. Обсессивные защиты также мешают способности прини-мать и иметь дело с внезапными флуктуациями между силь-ной примитивной любовью, связанной с идеализированными проекциями, и гневом и деструктивной ненавистью, связанными с проекциями преследования.

По мере роста уверенности пациента в моей способнос-ти вмещать его проекции у него уменьшалась необходи-мость подавлять свой внутренний мир и ощущения или проецировать их в иное место. Было важно помочь ему ло-

[194]

кализовать части его 'я'⁴, проецируемые им на других лю-дей или вещи (его жена и автомобиль), и понять причины этих проекций. Чтобы собрать эти рассредоточенные части в трансфере, требуется значительное время.

Бион (Bion,1962, 1963) и другие, продолжившие работу Кляйн (например, Segal, 1964, в отношении развития фан-тазии), подчеркивали значение нормальной проективной идентификации как самой ранней коммуникативной формы психического отношения ребенка к матери. Ввиду того⁵ необходимо, чтобы мать была способна принять про-екции его примитивных частей, чувств и тревожных ситуа-ций, вместить их в себя, дабы интуитивно понять, а затем соответствующим образом ответить на них заботой, любо-вью и пониманием. При нормальном развитии ребенок постепенно идентифицируется с этими материнскими фун-кциями. В качестве одного из элементов такой способнос-ти материнской трансформации Бион (Bion, 1962) выделя-ет необходимость того, что он называет 'материнскими мечтаниями'⁶ и что, вероятно, можно считать аналогич-ным 'свободно плавающему вниманию' аналитика по от-ношению к пациенту.

Однако вернемся к клиническому материалу. В предше-ствующих первому сновидению сеансах можно выделить следующие решающие шаги: (1) интерпретация вынесения пациентом на расстояние своей либидной, жизненно важ-ной части самого себя, результатом которой явилось воз-вращение ее аналитиком; (2) визит матери, привезшей торт, очевидно интроецированный в своем символическом зна-чении; (3) моя интерпретация, связывающая это современ-ное событие, текущий трансфер и прошлое. Айзек Элмхерст (Isaacs Elmhirst, 1978) продемонстрировал, как можно связать успешность изменчивой интерпретации с работой Биона и Бика (Bion и Bick,1968).

В моем случае, когда я мог следить за процессом посте-пенно, первое сновидение появилось после материала, сви-детельствующего об интроекции хорошей груди, и всегда прямо или косвенно связанного с трансфером. Однако хо-рошая грудь связывалась не только с источником хорошего питания, но также и с источником понимания, что свиде-

[195]

тельствовало о ее способности вмещать ('туалетная грудь', описанная Мельтцером (Meltzer, 1967)). В первые годы жизни мать, главным образом, воспринимается как грудь, а ее понимание преимущественно передается ее манерой кор-мления, лаской и держанием своего ребенка на руках (Winnicott, 1960).

Хотя Левин (Lewin, 955) сформулировал положение об интроективной идентификации с грудью только при обра-зовании экрана сновидения, он предоставляет свидетель-ства проективной идентификации при пробуждении 'трансферентных высказываний у пациентов, выражавших свое до-Эдиповое желание спать у груди через фантазии, в кото-рых они занимали то же самое место, что и аналитик, как если бы могли войти прямо в него или пройти через него. Это необычное размещение аналитика: ему отводится мес-то самого сна'.

Кляйн (Klein, 1946) подчеркивала значение интернализированной хорошей груди как 'фокальной точки эго ... определяющей построение эго'. В своей работе, явившейся крупным вкладом в психоаналитическую теорию сновиде-ния, Фейн и Девид (Fain и David,1963) обсуждают вопрос о том, что способность к богатому развитию жизни в снови-дениях является отражением 'тесного контакта с объектом, доступным для ребенка, введенным в его концептуальный мир ... передавая ему способность [к развитию] ... так стра-стно желаемую'. В противоположность этому, при серьез-ных психосоматических случаях со скудными сновидения-ми и недостаточно активными фантазиями, Марти и др. (Marty et al.1963) отмечают 'отсутствие ссылки на живой внутренний объект'. Фейн и Девид (Fain и David, 1963), по-видимому, разделяют мою точку зрения в отношении того, что развитие жизни в сновидении сопутствует тече-нию аналитического процесса при удовлетворительном пси-хоанализе:

'Каждый момент либидного развития объясняется ак-центуацией структурных аналогий между эмоциональной атмосферой сеанса и тем, что проявляется в сновидени-ях, пересказанных в ходе этого сеанса. Соответственно,

[196]

сновидения уже не кажутся инородными телами, а, на-против, гармонируют с ним. Этому состоянию способ-ствует и активирует его постоянное присутствие психо-аналитика в концептуальном мире пациента'

(с.249).

Левин (Lewin, 1946) предположил, что экран сновиде-ния включает кожное (тактильное) дополнение, важность которого показана в исследованиях Бика (Bick,1968). От многих авторов мы знаем, что на протяжении периода пре-обладания орального либидо грудь психически ассоцииру-ется и даже ассимилирует некоторые аспекты отношения ребенка к матери. В выражении лица и в глазах матери⁷ребенок начинает видеть некоторые признаки влияния своих проекций; он может чувствовать, как ее тело и кожа отно-сятся к его собственным и реагируют на них. Таким обра-зом, он выступает свидетелем некоторых трансформаций, осуществляемых матерью с его примитивными коммуника-циями, а также приемником ее реакций.

В этом свете интернализация груди вместе со всеми выра-жаемыми ею материнскими частями и функциями имеет пер-востепенное значение, так как позволяет начать внутренний 'диалог' с первым интернализированным объектом любви ребенка. Поэтому я полностью согласен с Канзером (Kanzer,1955): 'Таким образом, спящий никогда не бывает одинок в полном смысле слова, он спит со своим интроецированным хорошим объектом. 'Экран сновидения' является следом и свидетельством партнера по сновидению'. Он так-же подчеркивает значение внутренней коммуникации в ходе сновидения и той точки зрения, что объектные отношения являются 'элементарными единицами психики - структур-но, динамически и экономически'. Однако он не связывает внутреннюю коммуникацию с проективной идентификаци-ей, как было ранее предложено мною (1970).

В перспективе, которую я пытался разработать, снови-дец будет иметь внутреннее психическое пространство, по-лучаемое из своего самого первого объектного отношения, в (на) которое он на регрессивном языке зрительных обра-зов⁸ может проецировать представления своих желаний и

[197]

конфликтов и надеяться, что его желания будут исполне-ны, а тревога облегчена интернализированной материнс-кой грудью, как в раннем детстве. Но такое внутреннее удов-летворение часто бывает незавершенным, и поэтому суще-ствуют части сновидца, которые, выражаясь словами Левина, 'появляются (и должны появляться) обрисованными или символизированными в явном содержании сновидения'; и всегда существует какое-то желание (часто подавляемое стра-хом, чувством вины или стыда) рассказать запомнившееся сновидение другому человеку. Гермина Гуг-Гельмут (Von Hug-Hellmuth,1921) отмечала, что, даже несмотря на скры-тое недоверие ребенка, 'его первая позиция в начале лече-ния является, главным образом, сильным положительным трансфером, благодаря тому, что аналитик, сочувственно и спокойно выслушивая, реализует скрытый идеал отца или матери!" [Курсив мой]. Таким образом и в этой сфере мы видим комплементарность взаимодействий внутреннего и внешнего миров.

Фрейд (1926) пишет: 'внешняя (реальная) опасность дол-жна быть интернализирована, чтобы стать значимой для эго'. Мне представляется, что работа Фрейда косвенно, а работа Кляйн прямо подразумевают, что любая эмоционально важ-ная ситуация должна быть интернализирована, (в том чис-ле представлена в сновидении), чтобы стать 'значимой для эго'. Но значимость для эго, кроме того, подразумевает комплексное развитие способности мыслить, которую Бион называет альфа-функцией; с ее помощью события, затра-гивающие личность, трансформируются в 'мысли сновиде-ния', центральное необходимое условие мышления. Бион (Bion,1962) пишет: 'Если пациент не может трансформи-ровать свои эмоциональные переживания в альфа-элемен-ты, он не увидит сновидения; альфа-функция трансформи-рует чувственные впечатления в элементы, напоминающие зрительные образы и фактически идентичные с ними'. Он также говорит (1963): 'С точки зрения значения, мышле-ние зависит от успешной интроекции хорошей груди, пер-воначально ответственной за выполнение альфа-функции'.

Я хочу подчеркнуть, что стабилизация хорошей внутрен-ней груди требует длительной проработки депрессивной

[198]

позиции (Meltzer, 1967). За первый длительный летний от-пуск мой пациент регрессировал до своего предшествую-щего шизоидного состояния и временно утратил способ-ность видеть сновидения. Потребовалось несколько недель аналитической работы, чтобы восстановить эту функцию, впоследствии оставшуюся ненарушенной. Хотя оставалось еще много работы для развития депрессивной позиции, в целом можно сказать, что хорошая внутренняя грудь в сво-ем 'экране сновидения' и взаимосвязанные 'альфа-функ-ция' и структурные, динамические и экономические роли хорошо определились⁹. Вместе с этим отношение пациента к самому себе стало намного более живым и осмысленным, а его аффекты обогатились и приобрели разнообразие. В дополнение к этому улучшились его взаимоотношения с другими людьми, включая аналитическую ситуацию, где более активная воображаемая жизнь также облегчила ана-литическую работу.

Резюме

Представлены материалы из психоанализа молодого шизоидного пациента, считавшего, что он многие годы не видит сновидений. Автор, в одном ключе с работой Биона, предполагает, что самый основной аспект аналитического выслушивания аналогичен материнской способности при-нимать и развивать ранние детские психические коммуни-кации, преимущественно проективную идентификацию тре-вожных ситуаций, ошеломляющие позитивные и негатив-ные чувства и психические страдания ребенка. На самой ранней стадии эта материнская способность конкретно пред-ставлена материнской грудью и ее внутренним простран-ством. Вскоре она связывается в психике ребенка с повер-хностью материнского лица и пространством головы. Пред-полагается, что в этом свете интроекция груди придает более богатое и динамичное значение концепции экрана снови-дения у Левина как представляющего интернализирован-

[199]

ную грудь. Обозначены определенные области соответствия заключений автора в отношении этого и других пациентов с важной работой французских авторов Фейна и Девида по функциональным аспектам жизни сновидений, а также с идеями Канзера о коммуникативной функции сновидений.

Примечания

¹ В смысле Οιδίπους, Эдип, как 'тревожный крик из глубины легких', эти строки принимают более глубокое значение:

Наказан будешь горьким ты изгнаньем. Зришь ныне свет - но будешь видеть мрак. Найдется ли в на Кифероне место, Которое не огласишь ты воплем.

Софокл. 'Царь Эдип'. В кн.: Софокл, 'Трагедии' (Перев. С.В.Шервинского). М., Худ. Лит., 1988. - с. 46. Вспомина-ется Хор, выделяющий Гору Киферон как 'колыбель, кор-милицу и даже мать' Эдипа, и то, что 'кифара' означает лира, арфа или лютня (Gammill, 1978).

² В этот момент мне показалось очень уместным отразить су-ществование связующего звена между частью его самого и важным объектным отношением, проецируемым куда-то в другое место. Позднее содержание его страсти к подгляды-ванию и латентного эксгибиционизма стало очень важным для психоанализа.

³ В 1972 г. я не осознавал значения изложенного в этом абза-це для экрана сновидения.

⁴ У нормального сновидца благодаря игре идентификаций (как проективной, так и интроективной, хотя Фрейд не исполь-зует эти определения) в тексте сновидения присутствуют различные аспекты 'я' (называемого в то время Фрейдом 'эго' (Фрейд, 1900: 322-3)).

⁵ Интересующийся этим читатель может обратиться к книгам Биона, опубликованным между 1962 и 1970 г.г., или к не-давней книге Мельтцера (Meltzer, 1978), посвященной ра-

[200]

боте Биона. Я могу лишь в общем коснуться здесь этого вопроса.

⁶ 'Мечтания являются фактором альфа-функции матери' (с.36).

⁷ На этом примитивной уровне щеки и глаза часто приравни-ваются к груди и соскам.

⁸ Айзеке (Isaacs, 1952: 104-5) отмечает, что развитие зритель-ных образов берет свое начало от конкретных внутренних объектов. Впоследствии эти зрительные образы трансфор-мируются в ''образы' в более узком смысле этого слова, в 'представления в психике' ... '.

⁹ Интересно сравнить представленные в этой статье взгляды с теми, что прозвучали в 1975 г. на Лондонском Конгрессе в диалоге об 'Изменениях использования сновидений в пси-хоаналитической практике', между Куртисом и Шацем (Curtis и Sachs, 1976).

Список литературы

Begoin, J. and Gammill, J. La bisexualite et le complexe d'Oedipe. Rev. Franc. Psychoanal. 39, 943-56. Bick, E. (1968). The experience of the skin in early object-relations. Int. J. Psycho-Anal 49, 484-6.

Bion W.R. (1962) Learning from Experience, London: Heinemann.

__ (1963). Elements of Psycho-analysis. London: Heinemann Medical Books.

Curtis, Homer and Sachs, David (1976) 'Dialogue on the changing use of dreams in psychoanalytic practice', International Journal of Psycho-Analysis 57: 343-54.

David, C. (1975). La bisexualite psychique. Elements d'une reevaluation. Rev. Franc. Psychoanal. 39, 713-856.

Fain, М. and David, C. (1963) Aspects fonctionnels de la onirique. Rev. Franc. Psychoanal. Supplement 27, 241-343.

Freud, Sigmund (1900) The Interpretation of Dreams, Vols 4 and 5, 1900.

__ (1926). Inhibitions, symptoms and anxiety. SE 20.

Gammill, J. (1970). Commentaire sur The Psychoanalitical Process de D.Meltzer. Rev. Franc. Psychoanal. 34, 168-71.

[201]

__ (1978). Le entraves d'Oedipe et de 1'oedipe. In H.Sxtulman (ed.). Oedipe et Psychanalyse d'Aujourd hui. Toulouse: Privat.

Isaacs, S. (1952). The nature and function of phantasy. In J. Riviere (ed.), Developments in Psycho-Analysis. London: Hogarth Press.

Isaacs Elmhirst, S. (1978). Time and the pre-verbal transference. Int. J. Psycho-Anal. 59, 173-80.

Kanzer, Mark (1955) The communictive function of the dream', International Journal of Psycho-Analysis 36: 260-6.

Klein, Melanie (1932). The Psycho-Analysis of Children. London: Hogarth Press.

__(1946). 'Notes on some schizoid mechanisms', International Journal of Psycho-Analysis 27', 99-110.

Lewin, Bertram (1946). Sleep, the mouth and the dream screen. The Psychoanalytic Quarterly 15: 419-34.

__ (1955) 'Dream psychology and the analytic situation', The Psychoanalytic Quarterly 35: 169-99.

Maerty P. and M'Uzan, М. de (1963) La 'pensee operatoire'. Rev. Franc. Psychoanal. Supplement. 27, 345-56.

Maerty P. and M'Uzan, М. de and David, C. (1963) L'Investigation Psycho-somatique. Paris: Presses Univer. France.

Meltzer, D. (1967). The Psychoanalytical Process. London: Heinemann.

__ (1978). The Kleinian Development. Perthshire; Clunie Press.

Segal, H. (1964). Fantasy and other mental processes. Int. J. Psycho-Anal. 45, 191-4.

Von Hug-Hellmuth, H. (1921) . On the technique of child-analysis. Int. J. Psycho-Anal. 2, 287-305.

Winnicott, D.W. (1960). The relationship of a mother to her baby at the beginning. In The Family and Individual Development. London: Tavistock, 1965.

9. ПЛЕНКА СНОВИДЕНИЯ

ДИДЬЕ АНЗЬЕ

В первом своем значении термин 'pellicule' обозначает тонкую мембрану, защищающую и окружающую некото-рые органы растений и животных; дополнительное значе-ние этого слова - тонкий слой твердого вещества на по-верхности жидкого или на наружной поверхности другого твердого вещества. В своем втором значении 'pellicule' - это пленка, используемая в фотографии; то есть тонкий слой, служащий основой чувствительного покрытия для получения отпечатка. Сновидение - это 'пелликула' и в том, и в другом смысле. Оно образует защитный экран, окружающий психику спящего и оберегающий ее от ла-тентной активности дневных отпечатков (неудовлетворен-ных желаний предшествующего дня в сочетании с неудов-летворенными желаниями детства) и от возбуждения тем, что Жан Гулльмейн (Guillaumin, 1979) назвал 'ночными отпечатками' (световые, звуковые, температурные, тактиль-ные и кинестетические ощущения, органические потреб-ности, активные во время сна). Этот защитный экран яв-ляется тонкой мембраной, помещающей внешние раздра-жители и внутренние инстинктивные побуждения на один и тот же уровень посредством сглаживания их различий (таким образом, это не граница, способная разделить внеш-

[204]

нее и внутреннее, как это делает поверхностное эго); это хрупкая легко разрушающаяся и рассеивающаяся мембра-на (отсюда - тревожное пробуждение), недолговечная пленка (она существует, только пока длится сновидение, хотя можно предположить, что ее наличие успокаивает спящего настолько, что, бессознательно интроецировав ее, он регрессирует до состояния первичного нарциссизма, представляющего собой смесь блаженства, снижения на-пряжений до нуля и смерти, а затем погружается в глубо-кий, лишенный сновидений сон) (см. Green, 1984).

Кроме того, сновидение - это чувствительная 'пеллику-ла', фиксирующая психические образы, обычно зритель-ные, однако временами с субтитрами или звуковым сопро-вождением; иногда образы представляют собой неподвиж-ные изображения как на фотографии, но чаще всего они связаны в анимационной последовательности - как в кино или, если использовать самое современное сравнение, как в видеофильме. Здесь активируется одна из функций поверхностного эго, функция чувствительной поверхности, способной фиксировать отпечатки и надписи. В других от-ношениях поверхностное эго, или, по крайней мере, дема-териализованный и уплощенный образ тела обеспечивает экран, на котором во время сновидения появляются фигу-ры, символизирующие или персонифицирующие конфликт-ные психические силы и факторы. Пленка может оказаться дефектной, засветиться, может остановиться катушка, в ре-зультате чего сновидение стирается. Если все идет хорошо, то, проснувшись, мы можем проявить пленку, просмотреть ее, смонтировать и даже показать в форме рассказа другому человеку.

Сновидение предполагает наличие поверхностного эго (младенцы и психотики не видят сновидений в строгом смысле этого слова; они не приобрели способность четко различать сон и бодрствование, восприятие реальности и галлюцинации). Напротив, одна из функций сновидения состоит в том, чтобы попытаться восстановить поверхност-ное эго, - не только из-за опасности разрушений, которой оно подвергается во время сна, но в основном потому, что оно до некоторой степени изрешечено дырами от различ-

[205]

ных воздействий в часы бодрствования. По моему мнению, эта жизненно важная функция сновидения - ежедневного восстановления психической оболочки - объясняет, поче-му каждый или почти каждый человек каждую или почти каждую ночь видит сны. Хотя в первом варианте теории психического аппарата Фрейда эта функция опущена, во втором она косвенно подразумевается. Ниже я попытаюсь пояснить ее.

Возврат к теории сновидений Фрейда

Побуждаемый своей пылкой дружбой с Флиссом и ок-рыленный открытием психоанализа, Фрейд между 1895 и 1899 г.г. интерпретирует сновидения как иллюзорные ис-полнения желаний. Он распределил выполняемую снови-дением психическую работу по трем уровням, впоследствии составившим для него психический аппарат. Он сделал вы-вод, что бессознательная активность ассоциирует представ-ления и аффекты с инстинктивными импульсами и таким образом делает эти импульсы воспроизводимыми. Предсознательная активность связывает словесные представления и защитные механизмы с предметными и эмоциональными образами, формируя из них символические конфигурации и компромиссные образования. И наконец, система созна-тельного восприятия, переносящая во время сна свою дея-тельность с проградиентного моторного полюса на ретроградиентный полюс перцепции, галлюцинирует эти конфи-гурации столь отчетливо, что они становятся иллюзорной реальностью. Работа сновидения достигает своей цели, когда ей удается преодолеть следующие друг за другом барьеры двух цензур: один - между бессознательным и предсознанием, второй - между предсознательным и сознанием. По-этому ее могут постигнуть два типа неудач. Если маска, под которой скрывается запретное желание, не обманывает вто-рую цензуру, человек просыпается в тревоге. Если бессоз-нательные представления действуют в обход предсознатель-

[206]

ного и попадают сразу в сознание, результатом является pavor noctumus или ночной кошмар.

Когда Фрейд разрабатывал вторую модель психического аппарата, у него не было времени переработать всю теорию сновидений с новой точки зрения, и он удовлетворился пересмотром лишь некоторых моментов. Однако эти изме-нения все же ведут к более полной систематизации.

Сновидение реализует желания ид, при условии, что сюда входит весь диапазон побуждений - сексуальных, аутоэротических, агрессивных и самодеструктивных - расширен-ный Фрейдом при разработке второй модели. Сновидение реализует эти желания в соответствии с принципом удо-вольствия, управляющим психическим функционировани-ем ид и требующим немедленного, безусловного удовлетво-рения инстинктивных требований; оно также подчиняется стремлению подавленного материала вновь вернуться в со-знание. Сон реализует желания суперэго: если некоторые сновидения в большей степени представляют удовлетворе-ние желаний, то другие скорее осуществляют угрозы. Сно-видение выполняет желание эго, то есть желание спать, и делает это как слуга двух господ, предоставляя воображае-мые удовлетворения одновременно ид и суперэго. Снови-дение также реализует желание, относящееся к тому, что некоторые последователи Фрейда назвали идеальным эго: желание восстановить примитивное слияние эго и объекта, вернуть блаженное состояние внутриматочного органичес-кого симбиоза младенца со своей матерью. Если в бодр-ствующем состоянии психический аппарат подчиняется принципу реальности, сохраняя границу между 'я' и 'не-я', между телом и психикой, принимая ограниченность сво-их возможностей и подтверждая притязания на индивиду-альную автономию, то в сновидениях он претендует на все-могущество и проявляет безграничные стремления. В одном из своих коротких рассказов Борхес, описывая город 'Бес-смертных', изображает их проводящими все свое время в сновидениях. В действительности видеть сон - значит от-рицать факт, что человек смертен. Разве можно было бы вынести дневную жизнь без этого ночного убеждения в бес-смертии, хотя бы частичного? Во введении к своей второй

[207]

теории психической топографии Фрейд (1920) обсуждает посттравматические сновидения, в которых сновидец по-вторно переживает обстоятельства, предшествующие несча-стному случаю. Это тревожные сновидения, но они всегда прекращаются непосредственно перед воспроизведением самого несчастного случая, как если бы ретроспективно в последний момент его можно было отсрочить или избежать. По сравнению с вышеописанными, эти сновидения выпол-няют четыре новых функции:

- залечивание нарциссической раны, нанесенной фак-том травматического переживания;

- восстановление психической оболочки, целостность которой нарушена травмой;

- ретроактивный контроль обстоятельств, породивших травму;

- восстановление принципа удовольствия в функцио-нировании психического аппарата, регрессировавшего под воздействием травмы до состояния субъекта компульсивного повторения [Wiederholungszwang].

Нельзя ли происходящее в сновидениях людей, страдаю-щих травматическими неврозами, просто считать особым случаем? Или мы имеем здесь дело - по крайней мере, это мое собственное убеждение - с более общим явлением, лежащим в корне всех сновидений и лишь сильнее выра-женным в случае травмы? Побуждение как простое давле-ние (независимо от его цели и объекта) неоднократно про-никает за психическую оболочку как в часы бодрствова-ния, так и в часы сна. Там оно вызывает микротравмы, которые, перейдя некоторый (качественный и количествен-ный) порог, образуют то, что Масуд Кан (Masud Khan,1974a) назвал 'кумулятивной травмой'. При этом психический ап-парат вынужден, с одной стороны, искать способы избав-ления от перегрузки, а с другой - пути восстановления це-лостности психической оболочки.

Из всего диапазона возможных средств наиболее скоры-ми и часто действующими сообща являются формирование оболочки вокруг тревоги и пленки сновидения [пелликулы]. В момент травмы психический аппарат охватывает волна

[208]

внешних возбуждений, прорывающихся через защитный эк-ран не только из-за своей интенсивности, но и по причине неподготовленности психического аппарата, не ожидавше-го такого наплыва; и Фрейд (1920) подчеркивает этот мо-мент. Признаком такого неожиданного прорыва служит боль. Для травмы необходимо выравнивание внутренней и внеш-ней энергии. Конечно же, существуют такие сильные уда-ры, что независимо от позиции субъекта органические на-рушения и разрывы поверхностного эго оказываются не-поправимыми. Однако, как правило, боль меньше, если прорыв происходит не внезапно и если пострадавшему уда-ется быстро найти помощника, способного отчасти заме-нить поверхностное эго своим вниманием и ласковой ре-чью. (Я говорю здесь 'пострадавшего', имея в виду как нарциссическую, так и психическую рану.) В работе 'По ту сторону принципа удовольствия' Фрейд описывает защиту от травмы следующим образом: процессы контр-катексиса мобилизуют внутреннюю психическую энергию, количество которой уравнивает то, что было катектировано извне нео-жиданными возбуждениями. Эта операция имеет ряд по-следствий. Первые три из представленного ниже перечня являются экономическими и относятся к типу, интересо-вавшему Фрейда в первую очередь. Четвертое - топологи-ческое и топографическое; Фрейд лишь чувствовал его зна-чимость, которую мы теперь должны здесь раскрыть.

1 Противной стороной этих контр-катексисов выступает оскудение остальной психической активности, в част-ности сексуальной и/или интеллектуальной жизни.

2 Если в результате психической травмы наблюдается ус-тойчивое поражение, то риск травматического невроза уменьшается, так как это собирает нарциссические гиперкатексисы поврежденного органа, связывающие чрез-мерное возбуждение.

3 Чем выше уровень катексиса и чем больше количество связанной (незадействованной) энергии в системе, тем больше ее способность к связыванию и, соответствен-но, способность противостоять травме; отсюда постро-ение того, что я называю оболочкой тревоги, последней линии защиты. Тревога через гиперкатексисы своих

[209]

рецепторных систем подготавливает психику, предуп-реждает ее о возможности травмы и побуждает мобили-зовать количество внутренней энергии, по возможнос-ти равное внешнему возбуждению.

4 С топографической точки зрения, окруженная и изоли-рованная постоянными контр-катексисами боль трав-матического прорыва теперь существует в форме бес-сознательного психического страдания, локализованного и инкапсулированного на периферии 'я' (см. явление 'склепа', описанное Никласом Абрахамом (Nicolas Abraham, 1978), или понятие 'скрытого я' у Винникотта (Winnicott, 1978).

Оболочка тревоги (первая защита, защита посредством аффекта) готовит почву для пленки сновидения (второй за-щиты, защиты представлением). Разрывы в поверхностном эго, вызванные серьезной травмой или накоплением микро-травм, оставшихся от дневного времени, перемещаются ра-ботой представления в места, где затем может сложиться сценарий сновидения. Таким образом, разрывы закрывают-ся пленкой образов, преимущественно зрительных. Перво-начально поверхностное эго является тактильной оболочкой, обшитой звуковым и обонятельно-вкусовым слоем. Мышеч-ная и зрительная оболочка развиваются позднее. Пленка сновидения представляет собой попытку заменить повреж-денную тактильную оболочку зрительной, более тонкой и менее прочной, но вместе с тем более чувствительной: фун-кция защитного экрана восстанавливается минимально, фун-кция фиксации следов и трансформации их в знаки, напро-тив, усиливается. Каждую ночь, чтобы избежать сексуаль-ных притязаний своих поклонников, Пенелопа распускала сотканный за день саван. Ночное сновдение поступает на-оборот: ночью оно вновь связывает те части поверхностного эго, что расплелись днем под воздействием экзогенных и эндогенных раздражителей.

Моя концепция пленки сновидения согласуется с резуль-татами исследования случая крапивницы, опубликованны-ми Саме-Али (Sami-Ali, 1969): наблюдая у одной пациент-ки чередование периодов вспышек проявления крапивни-

[210]

цы и отсутствия сновидений с периодами отсутствия кож-ного зуда и появления сновидений, Саме-Али выдвинул ги-потезу, что сновидения служат для сокрытия неприятного внешнего вида тела. Я бы перефразировал его следующим образом: иллюзорная пленка сновидения маскирует раздра-женное, воспаленное поверхностное эго.

Эти соображения побуждают меня пересмотреть связь между скрытым и явным содержанием сновидений. Как независимо друг от друга отметили Никлас Абрахам (Abraham, 1978) и Анни Анзье (Anzieu,1974), психический аппарат представляет собой структуру, состоящую из не-скольких слоев. Действительно, для содержимого нужны контейнеры, и то, что на одном уровне является контейне-ром, на другом может стать содержимым. Латентное содер-жание сновидения, ассоциируя требования инстинкта с бес-сознательными предметными представлениями, служит кон-тейнером для первых. Явное содержание стремится стать образным контейнером латентного содержания. Пересказ сновидения после пробуждения играет роль вербального контейнера явного содержания. Предоставленная аналити-ком интерпретация, с одной стороны, отделяет различные слои (подобно тому, как слой за слоем снимается кожура с луковицы), а с другой, - восстанавливает функцию рас-щепленного эго как контейнера объектных и аффективных представлений инстинктов и травм.

История болезни: Зенобия

Я дал этой пациентке, старшему ребенку в семье, глубо-ко страдающей от потери своего статуса единственного ре-бенка, псевдоним Зенобия, в память о прекрасной царице древней Пальмиры Зенобии, свергнутой римлянами.

Первый психоанализ, проведенный коллегой, по-види-мому, преимущественно затрагивал Эдиповы чувства, их истерическую организацию, осложнения в любовной жиз-ни и фригидность, уменьшившуюся, но не исчезнувшую.

[211]

Она обратилась ко мне за консультацией, во-первых, в свя-зи с состоянием постоянной псевдо-тревоги, которую не могла подавить со времени первого анализа, и, во-вторых, в связи с устойчивой фригидностью, которую она пыталась сразу и излечить и отрицать, вступая во все более запутан-ные любовные связи.

Первые недели второго анализа характеризуются силь-ной трансферентной любовью, или, более точно, перено-сом на процесс лечения ее первичных заигрываний с муж-чинами старшего возраста. Я увидел, что в основе всех этих слишком очевидных попыток обольщения лежит истери-ческая уловка, однако не сказал пациентке об этом. Она пыталась вызвать к себе интерес и привлечь внимание по-тенциального партнера, предлагая ему сексуальное наслаж-дение, тогда как в действительности хотела удовлетворять потребности своего эго, игнорируемые близкими в раннем детстве. Шаг за шагом я показывал Зенобии, что истери-ческие механизмы защищают ее - безуспешно - от дефек-тов в базисном нарциссическом чувстве безопасности, де-фектов, связанных с сильной тревогой по поводу возмож-ной потери материнской любви и с множеством ранних фрустраций. На Зенобию сильно повлиял квази-травматический контраст между этими фрустрациями и великоду-шием и удовольствием, с которыми мать удовлетворяла ее телесные потребности до рождения соперника-брата.

Обольщающий трансфер исчез, как только Зенобия убе-дилась, что психоаналитик готов заниматься потребностя-ми ее эго, не требуя взамен награды в виде эротического удовольствия. Одновременно изменилось качество тревоги: депрессивная тревога, связанная с ощущением или страхом потери материнской любви, уступила место тревоге пресле-дования, еще более ранней и страшной.

Возвратившись после проведенных за границей каникул, она рассказала мне о своих очень приятных впечатлениях: о том, что она жила в более просторной, светлой и лучше расположенной квартире, чем та, в которой она живет в Париже. Я понял, что все эти детали отражают развитие ее образа тела и поверхностного эго, но ничего ей об этом не сказал. В целом пациентка стала чувствовать себя в своей

[212]

оболочке более непринужденно и испытывала глубокую потребность в общении, но формирующееся поверхностное эго на данный момент не обеспечивало ее ни достаточным защитным экраном, ни фильтром, позволяющим распозна-вать происхождение и характер возбуждений. Фактически то, что днем было квартирой мечты, ночью становилось не-сомненным кошмаром. Там ей не только не снились снови-дения, там она даже не могла заснуть; она представляла себе, что в квартиру могут проникнуть грабители. После возвра-щения в Париж тревога осталась: ей не удавалось как следу-ет выспаться.

Я интерпретировал ее страх перед проникновением гра-бителей как двусторонний: она боится вторжения извне, вторжения неизвестного мужчины в интимные части тела (страх изнасилования), но боится и проникновения анали-тика в сокровенные области психики; ей страшен также прорыв изнутри, прорыв собственных тайных побуждений, главное из которых - бурный протест против фрустраций со стороны окружающих, как в раннем детстве, так и сей-час. Я объяснил Зенобии, что сила ее тревоги представляет собой кумулятивный эффект смешения внешнего вторже-ния и внутреннего прорыва, а также страха сексуальной и психической агрессии. Эта интерпретация должна была ук-репить поверхностное эго в качестве границы, отделяющей внешнее возбуждение от внутреннего, а также связующего звена в рамках одного 'я', соединяющего оболочки психи-ческого и телесного эго. Результат был немедленным и до-вольно продолжительным: ее сон вновь стал нормальным. Но тревога, прежде испытываемая в жизни, начала перехо-дить в анализ.

Последующие сеансы характеризовались зеркальным трансфером. Зенобия постоянно требовала, чтобы я гово-рил, рассказывал о том, что думаю, поддакивал ей и изла-гал свое мнение о сказанном ею. Это было бесконечное, упорное, почти физическое давление на мой контр-трансфер. Я не мог молчать, ибо она принимала это за агрессив-ное неприятие, угрожающее уничтожением ее поверхностно-го эго. Нельзя было и вступать в истерическую игру с пере-меной ролей, где я становился пациентом, а она -

[213]

аналитиком. Путем проб и ошибок я разработал интерпрета-ционную технику, преследующую двойную цель. С одной стороны, я напоминал или объяснял интерпретацию, пред-ложенную ранее, частично отвечающую притязаниям ко мне, показывая, что я, как аналитик, думаю и как отношусь к тому, что она говорит. С другой стороны, я пытался прояс-нить значение ее требования; иногда я объяснял, что жела-ние чувствовать отклик на свои слова является выражением потребности увидеть свое отражение в другом, чтобы су-меть сформировать свой собственный образ. Я пояснял так-же, что знание о том, что думает ее мать, на что похожа ее жизнь с мужем, каковы ее отношения с двоюродным бра-том, предполагаемым любовником и т.д. напоминает ей, Зенобии, ряд болезненных вопросов, в детстве оставшихся без ответов. Иногда я говорил о том, что, засыпая меня градом вопросов, она воспроизводит ситуацию из раннего детства, в которой маленькая девочка не может справиться с градом сыпавшихся на нее вопросов и проблем.

Длительная аналитическая работа позволила ей до неко-торой степени выпутаться из страха преследования. Со мной она вновь открывала чувство безопасности, характерное для первого отношения с хорошей материнской грудью, чув-ство безопасности, разрушенное разочарованием, пережи-тым, когда эта грудь родила других детей.

Длинные каникулы прошли без осложнений и без како-го-либо разрушительного промаха. Когда мы возобновили работу, у нее наступила серьезная регрессия. В течение трех четвертей часа нашего сеанса она опробовала состояние сильного страдания. Она оживляла в памяти всю боль от того, что ее покинула мать. Количество вспоминаемых и перечисляемых ею деталей этого страдания говорит о том, что развитие поверхностного эго продвинулось вперед: она приобрела оболочку, позволяющую удерживать свои пси-хические состояния, а дублирование сознающего эго дало возможность наблюдать за собой и символизировать боль-ные части своей личности. Зенобия сообщала мне различ-ные подробности, в интерпретации я каждый раз сводил их вместе. Во-первых, я объяснял ей, что нужно пережить (а не только понять), какую сильную боль причинила ей утра-

[214]

та материнского внимания после рождения других детей; интеллектуально мы это уже знали, но ей необходимо было заново пережить этот отстраняемый, но глубоко болезнен-ный аффект. Во-вторых, я выдвинул гипотезу, возникшую в ранний период зеркального трансфера: даже когда она была единственным ребенком, общение с матерью было несовершенным; мать не скупилась на еду и физическое внимание, но мало реагировала на внутренние чувства ре-бенка. В ответ на это Зенобия рассказала мне, что ее мать кричала по малейшему поводу (я предполагаю здесь связь с боязнью шума); на тот момент Зенобия не могла с уверен-ностью распознать, что исходит от матери, а что зароди-лось в ней самой; шум выражал ярость, но она не знала, чью. В-третьих, я предположил, что неспособность принять во внимание свои первичные чувства/аффекты/фантазии, несомненно, усугубилась ее отцом, чей ревнивый и вспыль-чивый характер моя пациентка с этого момента могла об-суждать открыто.

Этот сеанс отличался затянувшейся интенсивной эмо-циональностью. Зенобия рыдала и находилась на грани сры-ва. Я заранее предупредил о приближении конца сеанса, чтобы она могла внутренне подготовиться к этому. Я ска-зал, что приветствую ее страдания, что она находится, воз-можно впервые, в процессе переживания эмоции, настоль-ко страшной, что до сих пор она не позволяла себе испыты-вать ее, отгораживалась, загоняла внутрь и инкапсулировала на периферии своего 'я'. Она перестала плакать, хотя, ухо-дя, заметно пошатывалась. Ее эго нашло в этой боли, кото-рую наконец-то она сделала своей собственной, оболочку, усиливающую ощущение целостности и неразрывность сво-его собственного 'я'.

На следующей неделе Зенобия вернулась к своим усто-явшимся защитным механизмам: она говорила, что больше не хочет испытывать столь болезненных переживаний в анализе. Затем она упомянула, что с момента возвращения домой каждую ночь, практически постоянно, ей снится очень много снов. Но она не собиралась мне их пересказы-вать. На следующем сеансе она объявила, что решила рас-сказать мне о своих сновидениях, но из-за того, что их слиш-

[215]

ком много, она разделила их на три категории: типа 'коро-лева красоты', типа 'boules (шарики)', а третью категорию я забыл, так как не смог в то время все записать, будучи оше-ломлен изобилием материала. Сеанс за сеансом она под-робно пересказывала свои сновидения по мере того, как они приходили ей на ум. Я был ошеломлен и, отказавшись от попытки все запомнить, понять и интерпретировать, позволил этому потоку захватить себя и увлечь за собой.

В сновидениях первой категории она либо остается со-бой, либо видит красивую девушку, которую какие-то муж-чины собираются раздеть донага под предлогом оценить ее красоту.

Сновидения boules она сама интерпретирует как связан-ные с грудью или яичками. Вернувшись к ним позднее, она делает вывод, что шарик - это грудь/яичко/голова. Кроме того, здесь она обращается к сленговому выражению 'perdre la boule'* (вместо 'perdre la tete'**).

Сновидения Зенобии сплетали новую психическую обо-лочку, способную заменить ее недостаточный защитный экран. Она начала воссоздавать свое поверхностное эго с того момента, как я интерпретировал 'акустический страх', подчеркивая допускаемое ею смешение шума, приходяще-го извне, и шума 'изнутри', вызванного отщепившимся, фрагментированным и спроецированным внутренним гневом. Она пересказывала сновидения одно за другим, не останав-ливаясь и не давая ни времени, ни материала для возмож-ной интерпретации. Она предлагала мне обзор. Если более точно, то у меня сложилось впечатление, что сновидения парили где-то над ней, окружая ее ореолом образов. Обо-лочка страдания уступила место пленке сновидений, благо-даря которой упрочилось поверхностное эго. Ее психичес-кий аппарат сумел даже символизировать возрождающую-ся активность формирования символов посредством метафоры шарик. Это конденсировало несколько представ-лений: психическую оболочку в процессе завершения и объединения; голову - или, выражаясь словами Биона, ап-парат, ведающий мыслями человека; представление о все-

* Эквивалент русского: 'зашли шарики за ролики'. - Прим. ред.

** Потерять голову, сойти с ума (φρ.). - Прим. ред.

[216]

могущей материнской груди, затерявшись внутри которой, пациентка до сих пор продолжала регрессивно жить в фан-тазии; образ мужского полового органа, отсутствие которо-го причиняло боль после рождения брата, вытеснившего ее с места привилегированного объекта материнской любви. Таким образом, пересеклись два измерения ее психопато-логии: нарциссическое и объектное, создав прообраз пере-секающихся интерпретаций, чередующихся между внима-нием к ее прегенитальным и Эдиповым сексуальным иллю-зиям и беспокойством о дефектах и гиперкатексисах (например, обольщающего характера) ее нарциссической оболочки. В сущности, чтобы субъект обрел сексуальную идентичность, должны быть выполнены два условия. Пер-вое является непременным: он должен иметь свою собствен-ную оболочку, в пределах которой действительно может чувствовать себя субъектом, обладающим этой идентично-стью. Другое условие подразумевает хорошее узнавание полимофно-перверсных и Эдиповых фантазий, эрогенных зон, спроецированных на этой оболочке и удовольствий, связан-ных с ними.

Спустя несколько сеансов наконец-то появляется сно-видение, над которым можно работать:

Она выходит из дома, и тротуар проваливается у нее под ногами. Виден фундамент дома. Приходит брат со всей сво-ей семьей. Она лежит на матраце. Все спокойно смотрят на нее. Она же, со своей стороны, чувствует отвращение. Ей хочется кричать. Ее подвергают страшной пытке: она дол-жна заняться любовью со своим братом на виду у всех ос-тальных.

Она проснулась, чувствуя себя измученной.

В своих ассоциациях она вернулась к недавнему снови-дению о содомии. Тогда она сильно разволновалась и гово-рила об отталкивающем характере сексуальности в детских впечатлениях и в первых гетеросексуальных взаимоотно-шениях юности как об отвратительной пытке. 'Занимаясь любовью, мои родители походили на животных...'. (Пауза.) 'Я очень боюсь потерять Ваше доверие'.

[217]

Я: 'Это тротуар, оседающий под Вами - нависшая над основами угроза. Психоанализ все больше и больше вы-нуждает Вас осознать избыток сексуального возбуждения, присутствующего с детства, и Вы хотите, чтобы я помог вам сдержать его'. Слово 'сексуальность' впервые прозвучало в анализе, и употребил его именно я.

Она объяснила, что прожила свое детство и юность в неприятном состоянии странного, постоянного возбужде-ния, от которого не могла избавиться.

Я: 'То было сексуальное возбуждение, но Вы не могли этого понять, потому что никто из окружающих не просве-тил Вас на этот счет. Кроме того, Вы не могли определить, где Вы чувствуете возбуждение, потому что плохо знали, как устроено женское тело'. Она успокоилась и ушла.

На следующем сеансе Зенобия снова представила обиль-ный материал, буквально засыпав меня сновидениями: они лились нескончаемым потоком, было страшно, что я с ним не справлюсь.

Я: 'Вы настолько ошеломляете меня своими сновидени-ями, насколько сами переполнены сексуальным возбужде-нием'.

Наконец Зенобия смогла сформулировать вопрос, кото-рый сдерживала с самого начала сеанса: что я думаю о ее сновидениях?

Я объявил, что готов говорить о ее сновидениях здесь и сейчас, ибо люди, окружавшие ее в юности, не ответили на ее вопросы о сексуальности, и с тех пор она ощущает силь-ную потребность знать, что чувствуют и думают о ее ощу-щениях другие. Однако я ясно дал понять, что не буду су-дить ни сновидения ее, ни действия. Ибо не мне решать, например, хорошим или дурным является инцест или содо-мия. После чего я предложил две интерпретации. Первая пыталась разделить объект привязанности и объект совра-щения. Собака, которую она обнимала в одном из предше-ствующих сновидений, была объектом, с которым можно общаться на примитивном, но важном уровне через так-тильный контакт, нежность меха, тепла тела, ласки лижу-щего языка. Эти ощущения благополучия, в которые мож-но погрузиться, представляют для Зенобии возможность

[218]

чувствовать себя в собственном теле достаточно комфортно для того, чтобы испытать характерное сексуальное женс-кое, хотя и тревожное желание, чтобы в нее вошли. В пос-леднем сновидении с братом животный характер сексуаль-ности имеет иной смысл: она грубая. Зенобия ненавидела брата с рождения, и он отомстит, овладев ею. Это будет чудовищный, животный инцест. Кроме того, он - опыт-ный любовник, который сможет научить ее сексу, как ма-ленькую девочку.

Во-вторых, я подчеркнул Зенобии столкновение сексу-альной потребности ее тела, еще полностью не созревшего, с психической потребностью быть понятой. Она отдается грубому сексуальному желанию мужчины как жертва и счи-тает, что это необходимо для привлечения внимания и удов-летворения партнера. Цена удовлетворения собственных эго-потребностей есть его физическое удовольствие, времена-ми гипотетическое, временами невозможное (намек на два типа переживаний, сменяющих друг друга в истории ее сек-суальной жизни). Отсюда обольщение, столь очевидное в ее отношениях с мужчинами, игра, в которой она ловит в ловушку только себя. Я напомнил, что первые месяцы пси-хоанализа были посвящены проигрыванию и сведению на нет этой игры.

Психологическая работа, начавшаяся рядом таких се-ансов, продолжалась несколько месяцев. После ряда по-трясений (в соответствии с типичной для этой пациентки схемой развития посредством ломок и внезапных реорга-низаций) она принесла значительные перемены в ее про-фессиональной и любовной жизни. И лишь позже появи-лась возможность проанализировать специфический в ее случае прямой прыжок от оральности к гениталъности, минуя анальность.

[219]

Оболочка возбуждения, или истерическая предпосылка любого невроза

Изложенный выше ход событий демонстрирует необ-ходимость как поверхностного эго, так и сопутствующего ощущения целостности и неразрывности 'я' не только для принятия сексуальной идентичности и противостоя-ния Эдиповым проблемам, но, в первую очередь, для пра-вильного определения места эрогенного возбуждения. После этого можно определить границы возбуждения и одновременно обеспечить удовлетворительные каналы раз-рядки, а также освободить сексуальное желание от его роли контр-катексиса ранних фрустраций, возникших из-за потребностей психического эго и тоски по привязан-ности.

Эта история болезни иллюстрирует также последователь-ность: оболочка страдания - пленка сновидения - словес-ная оболочка. Она необходима для построения достаточно вместительного, фильтрующего и символизирующего поверхностного эго у пациентов с фрустрированными по-требностями и нарциссическими дефектами. Мы смогли связать бессознательную агрессивность Зенобии к мужчи-нам со следующими одна за другой фрустрациями, причи-ной которых были ее мать, отец и, наконец, братья. С раз-витием поверхностного эго в непрерывную, гибкую и проч-ную границу побуждения (сексуальные и агрессивные) стали силами, которые она могла использовать, направляя их из определенных телесных зон на более или менее адекватно выбранные объекты ради физического и психического удо-вольствия.

Чтобы опознать и представить себе побуждение, его необходимо разместить в трехмерном психическом про-странстве, локализовать на поверхности тела и почувство-вать его как фигуру на фоне поверхностного эго. Сила побуждения ощущается именно потому, что оно обозна-

[220]

чено и очерчено. Эта сила способна отыскать объект и цель и обеспечить свободное и жизненно важное удовлетвоение. У Зенобии наблюдается ряд характерных черт истерической личности. Ее лечение вынесло на передний план 'оболочку возбуждений', если использовать выра-жение, придуманное Анни Анзье. Не умея построить для себя психическую оболочку из передаваемых матерью сенсорных сигналов (существовало, в частности, серьез-ное расхождение между теплом тактильного контакта с матерью и грубостью издаваемых ею звуков), Зенобия по-пыталась заменить поверхностное эго оболочкой возбуж-дения, агрессивными и сексуальными побуждениями. Эта оболочка была следствием интроекции любящей и поощ-ряющей матери периода кормления и смены пеленок. Таким образом 'я' Зенобии окуталось поясом возбужде-ний, прочно закрепившим в ее психическом функциони-ровании двойственное присутствие матери, одновремен-но внимательной в уходе за ребенком и не чуткой к его инстинктивным желаниям. Но мать, стимулирующая тело дочери, разочаровывает вдвойне, ибо неадекватно реаги-рует на психические нужды ребенка. Она резко прекра-щает физические возбуждения, когда чувствует, что они слишком долгие или слишком приятные, сомнительны или просто обременительны для нее: как это ни парадок-сально, но мать раздражается именно из-за того, что сама сделала, и наказывает ребенка, а тот впоследствии чув-ствует себя виноватым. Последовательность 'удовлетво-рение - разочарование' разворачивается на уровне силь-ного, но не достигающего разрядки побуждения. Анни Анзье считает, что такая психическая оболочка физичес-кого возбуждения не только характеризует поверхност-ное эго при истерии, но является общей для всех невро-зов истерической предпосылкой. Вместо того, чтобы об-мениваться знаками, составляющими первую сенсорную коммуникацию и основу последующего взаимопонима-ния, мать и ребенок обмениваются только возбуждения-ми в обостряющемся процессе, который всегда плохо за-канчивается. Мать разочарована, что ребенок не прино-сит ей того удовольствия, какое она ожидала, а ребенок

[221]

разочарован вдвойне тем, что служит причиной разоча-рования матери, и продолжает нести тяжелый груз не-удовлетворенного возбуждения.

Я бы добавил, что эта истерическая оболочка искажает третью функцию поверхностного эго, инвертируя ее. Вмес-то того, чтобы нарциссически укрыться защитным экраном, истерик счастливо живет в оболочке эрогенного и агрес-сивного возбуждения до тех пор, пока сам не начинает стра-дать, винить других в своем состоянии, негодовать и пы-таться втянуть их в повторение этой игры по кругу, где воз-буждение порождает разочарование, а последнее, в свою очередь, возбуждает. В своей статье ['Недовольство и исте-рик' Масуд Кан (Masud Khan, 1974b) дает прекрасный ана-лиз такой диалектики.

Список литературы

Abraham, Nicolas (1978) L'Ecorce de le noyau, Paris: Aubier-Montaigne.

Anzieu Annie (1974) 'Emboîtements', Nouv. Rev. de Psychanal, 9-57-71.

Freud, Sigmund (1920) Beyong the Pleasure Principle, Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud, SE 18.

Р.п. Фрейд 3. По ту сторону принципа удовольствия. - М.: Прогресс, 1992. - 569 с.

Green, A. (1984) Narcissism de vie, Narcissism de mort, Paris: Editions de Minuit.

Guillaumin, J. (1979) Le Rêve et le moi, Paris: Presses Universitaires de France.

Khan, Masud (1974a) The Privacy of the Self, New York: International Universities Press.

__ (1974b) 'La Rancune de l'hystérique'; Nouv. Rev. de Psychanal., 10: 151-8.

Sami-Ali, M. (1969) 'Etude de l'image du corps dans l'urticaire', Rev. franc. Psychanal.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ПРИСПОСАБЛИВАЮЩЕЕСЯ ЭГО И СНОВИДЕНИЯ

Главы этой части книги отражают становление эго-психологии, пути ее развития и образования новых течений, главным образом в Америке. Основной темой является адаптивная функция эго и ее проявления в сновидении, независимо от того, рассматривается ли адаптация с точки зрения классического структурного конфликта и комп-ромисса или как сохранение личностной идентичности в рамках эго-психологии.

Очерк Спаньярда (Spanjaard, 1969) продолжает ход раз-мышлений Э.Эриксона, рассматривая противоречивые сообщения Фрейда относительно явного (манифестного) содержания сновидения и доказывая его интеграль-ное значение для сновидца. Он пишет: 'Практически у всех наших пациентов встречаются сновидения, в кото-рых конфликт выражается в явном содержании'. Кроме того, говоря о сновидениях, истолкованные Фрейдом, он отмечает постоянное присутствие адекватного эго или ощущения самости, используемое им в интерпретациях. Выделение самости в сновидениях позднее развивается Кохутом и его последователями и является важным на-правлением в развитии психоанализа. Гринберг и Перлман, описывая психоанализ в лаборато-рии по изучению сна, придают еще больший вес манифестному содержанию, обнаруживая в материале снови-дения открытые связи с эмоционально значимыми пере-живаниями, включая материал трансфера из психоанализа субъекта.

Блестящая и многоапектная статья Сесиль де Монжуа 'Сновидение и организующая функция эго' описывает сновидение как временную диссоциацию, способствую-

[224]

щую подчинению или реинтеграции потенциально трав-матического или ошеломляющего эмоционального пе-реживания. Хотя концептуализации выполнены в тради-ции эго-психологии, ее трактовка сновидения частично совпадает с положениями 'Сновидения как объекта' у Понталиса. Оба автора используют понятие переходного объекта по Винникотту, и де Монжуа искусно влетает его в канву эго-психологии. Воодушевленная концепци-ей 'регрессии, работающей на эго' Криса, а также инте-ресом Хартмана к организующей функции эго, она на-ходит широкий диапазон адаптивных возможностей даже у всесильной символизации.

Последняя глава этого раздела представляет собой раз-витие концептуализации 'сновидений состояния само-сти' Кохута, в которой задача манифестных образов сно-видения - придавать форму и тем самым связывать не-выразимую тревогу, вызванную угрозой разрушения цельной личности. Этвуд и Столороу, описывая функ-цию сновидений как поддержку структуры индивидуаль-ного представления о мире, делают общие выводы из кон-цептуализации Кохута. Сновидение упрочивает эту струк-туру посредством 'навязываемой' формы знания, галлюцинаторной яркости образов сновидения. Выделен-ные Кохутом 'интенсивные сновидения' понимаются как усиление этого процесса, конкретность необычным об-разом связывается с поддержкой организации. Авторы утверждают, что такие образы действуют как искаженные предписания укрепить убеждение в 'реальности су-ществования'. В представленном случае они связаны с острой и сильной травмой и невыносимой агрессией. Для Этвуда и Столороу интерпретация является не раз-гадыванием латентного содержания, а 'восстановлением символов и метафор сновидения до их образующего лич-ностного контекста'. Такой подход, конечно же, не очень далек от намерений Фрейда, снова и снова настаивавше-го на значении ассоциаций пациента. Толкование может восстанавливать пространство сновидения, как это опи-сано в части третьей.

10. ЗНАЧЕНИЕ ЯВНОГО СОДЕРЖАНИЯ СНОВИДЕНИЯ ДЛЯ ЕГО ИНТЕРПРЕТАЦИИ

ДЖЕЙКОБ СПАНЬЯРД

Явное (манифестное) содержание сновидения остается пасынком психологии сновидений, несмотря на несомнен-ное 'возрождение интереса к нему и попытку использовать его потенциал полнее, чем Фрейд' (Lipton, цит по р-те Babcock,1965). Странно, что понимание явного содержания сновидения и особенно его функции в интерпретации ос-талось ограниченным, принимая во внимание возросшую роль сознательных содержаний в эго-психологии. Я пола-гаю, что по этому поводу следует сказать нечто конкретное, и анализ явного содержания сновидения поможет ин-терпретации. При этом нет необходимости отрицать основ-ные принципы в 'Толковании сновидений' (1900).

Исторический обзор

В истории отношения к манифестному сновидению есть черты, характерные для исторического развития ряда дру-гих областей психоанализа, таких, как эго-психология и теория агрессии. Что касается раннего периода развития

[226]

психоанализа, то подробное рассмотрение этого конкрет-ного аспекта здесь неуместно: тогда больше интересовались бессознательным и сексуальностью, и по праву. Поэтому часто - как в случае Адлера по поводу агрессии - первый шаг инакомыслящего в теории вызывает у Фрейда и его ближайших соратников скорее сопротивление, чем жела-ние продолжать исследования в этом же направлении. Обыч-но впоследствии появляются обобщенные формулировки. К сожалению, взгляды Фрейда на явное содержание снови-дения почти не пересматривались. По-видимому, это свя-зано с тем, что многие аналитики, отклонившись от фрей-довской догмы, принимают манифестное сновидения за чистую монету; эта тенденция, игнорируя фундаменталь-ный принцип различия между манифестным и латентным содержанием, разрушает краеугольный камень психоанали-за - значение бессознательного. Зильберер (Silberer, 1912) и Маудер (Maeder 1912, 1913) не способствовали интересу Фрейда к явному содержанию снов, в то время как Юнг, Адлер и Штекель (Jung, Adler и Stekel 1909, 1911) добились лишь того, что он еще больше укрепился во взглядах, изло-женных в 'Толковании сновидений' (1900). На эту тему у Фрейда (1914) можно найти интересные замечания.

С самого начала Фрейд рассматривал явное содержание сновидения как конгломерат (1900: 104, 449, 500) или фа-сад (1915-17: 181; 125а: 141; 1925с: 44; 1940: 165). В 'Толко-вании сновидений' его первое методическое правило зак-лючается в том, что 'сновидение необходимо разбить на части', которые могут служить отправной точкой для необ-ходимых ассоциаций. В лекциях: 'Введение в психоанализ' (1915-17: 181-82) он заявляет:

'Совершенно естественно, что мы не очень интересуем-ся явным содержанием сновидения. Для нас не важно, выстроено ли оно последовательно или разбито на ряд несвязанных отдельных картин. Даже если внешне оно явно имеет смысл, мы знаем, что это лишь результат ис-кажения, нечто, органически связанное с внутренним содержанием не больше, чем как фасад Итальянской церкви связан с ее устройством и планировкой. ... В це-

[227]

лом следует избегать стремления объяснять одну часть явного содержания другой, полагая, что сновидение - это связно задуманное и логически выстроенное изло-жение. Напротив, как правило, оно подобно куску брек-чии*, сложенной из различных скальных обломков, удер-живаемых вместе связующим материалом, так что види-мый на поверхности узор не имеет никакого отношения к природе включенных камней'.

Лишь иногда мы можем встретить исключение - 'фа-сад', аналогичный существующей 'фантазии' или 'снови-дению наяву' (1900: 491-3). Структурная теория незначи-тельно повлияла на взгляды Фрейда касательно сновиде-ний. В 1923 (1923b) мы впервые видим, что делается различие между 'сновидениями сверху и сновидениями снизу' (с. 111), но только в 'Основных принципах психоанализа' он заяв-ляет, что 'сновидения могут проистекать либо из ид, либо из эго' (1940: 166). Александер (Alexander, 1925) очень рано указал на роль эго и суперэго в сновидении, но большая часть статей по этому вопросу впервые появилась лишь после 1930 г. Как и следовало ожидать, одновременно начинает расти интерес к манифестному содержанию сновидения. Здесь достаточно краткого резюме: позднее я вернусь к это-му, чтобы уделить большее внимание отдельным соображе-ниям. Самым первым был Пауль Федерн, проявивший ин-терес к манифестному содержанию еще в 1914 г. и позднее обрисовавший его связь со структурной гипотезой (Federn, 1932, 1933). (См. также Fenichel, 1935; Alexander и Wilson, 1935; но особенно Fenichel и др., 1936). Однако по-прежне-му продолжают существовать колебания в отношении яв-ного содержания как продукта, заслуживающего серьезно-го рассмотрения, а Хитчман (Hitschmann 1933-34) даже оп-равдывает свою попытку использовать его в как основу для определения психопатологических различий. Только после Второй мировой войны появился ряд статей, связывающих манифестное содержание с ролью эго в сновидении, а имен-но: две открытых дискуссии (см. Rangell, 1956; Babcock,

* Скальная порода конгломератного происхождения - Прим. ред.

[228]

1965), последняя полностью была посвящена манифестному сновидению, и множество других работ, из которых я хочу отметить только таковые (см. Miller, 1948; Mittelmann, 1949; Blitzsten и др., 1950; Harris, 1951;, Katan, 1960; Loe-wenstein, 1961; Ward, 1961; Peck, 1961; Khan, 1962; Pollock и Mislin, 1962; Richardson и Moore, 1963; Mack, 1965; Frosch, 1967; Klauber, 1967; Stewart, 1967) и Levitan, 1967). На эту тему есть несколько важных публикаций, прежде всего это (Saul, cм.Rangell, 1956; Saul, 1953, 1966; Sheppard и Saul, 1958; Saul и Fleming, 1959; Saul и Curtis, 1967). В них обсуж-дается проблема возможности оценивать активность эго по явному содержанию сна. Однако Флисс (Fliess, 1953) пре-достерегает об опасности смешения манифестного содер-жания сновидения с латентным: это может склонить анали-тика предлагать свои собственные метафоры и субъектив-ные интерпретации вместо ассоциаций самого сновидца. Наконец, Орлов и Бреннер (Arlow и Brenner, 1964) пере-сматривают теорию сновидения в соответствии со струк-турной теорией, а манифестное содержание считают про-дуктом, достойным внимания аналитика (с. 136-140).

Вопрос о том, насколько оправдано приписывание фун-кции манифестному сновидению, продолжает оставаться насущным. Взгляды Фрейда на эту проблему не лишены противоречий.

Манифестное содержание сна формируется системой цен-зуры, пассивной самой по себе, хотя Фрейд отмечает, что есть люди, 'по-видимому, обладающие даром сознательно управлять своими сновидениями' (1900: 571 и далее; см. также Ferenczi, 1911). Интересен специфический характер явного содержания сновидения при травматических невро-зах (Фрейд, 1920: 32). Оно рассматривается как попытка 'ретроспективного преодоления раздражителей', в резуль-тате чего Фрейд приходит к концепции 'компульсивности повторения'. Левенштейн (Loewenstein,1949), Штейн (Stein, 1965) и Стюарт (Stewart, 1967) представляют касательно этого свои соображения. Ференци (Ferenczi, 1934) говорит о травмо-литической (растворяющей, расщепляющей травму) функции сновидения. Эйслер (Eissler, 1966) вполне серьез-но относится к манифестному содержанию, представляю-

[229]

щему, по его мнению, предпосылки для творчества (см. Lewin, 1964), в силу чего оно может быть не только анти-травматическим, но и травматогенным. Эйслер также при-нимает во внимание реакцию сновидца на явное содержа-ние (Eissler, 1966: 18, п.2); например, удивление или типич-ную оценку: 'в конце концов, это всего лишь сон' (см. также Arlow и Brenner, 1964: 136). Он считает, что здесь еще мно-го неясного. Мне представляется важным его намек на то, что можно установить связь с соображениями Фрейда от-носительно отрицания (1925Ъ). Левитан (Levitan, 1967) так-же подчеркивает фактическую роль манифестного содер-жания сновидения. В этой связи важное значение имеют и взгляды Левина (Lewin, 1946-64).

Однако здесь мы подходим к моменту, где нужно соблю-дать осторожность. Фрейд рассматривал сновидение как 'осо-бую форму мышления' (1900: 5-6, п.2; 1914: 65; 1922: 229; 1923b: 112) и утверждал, что 'эту форму создает работа сновидения, и лишь она является сущностью сновидения' (1900: 506, п.2). Как только появляется склонность рассматривать работу сно-видения как форму адаптации, форму разрешения пробле-мы - не говоря уже о взгляде на нее как на рациональную или мистическую активность - начинается отход от собственно психоаналитического понимания. Ошибочно говорить, что сновидения касаются задач, стоящих перед нами в жизни, или пытаются найти решение повседневных проблем. (1925а: 127). В этом свете следует рассматривать мнения Маудера (Maeder,1912, 1913) и более поздние точки зрения Хэдфилда (Hadfîeld, 1954) и Бонима (Bonime, 1962) - смотрите критику Левина (Lewin, 1967). Взгляды наиболее интересного и важ-ного представителя этого направления Томаса Френча будут обсуждаться отдельно. В настоящем обзоре я опущу методики интерпретации сновидений, имеющие произвольный харак-тер - подход Штекеля (Stekel, 1909, 1911) и более недавний метод Гутхейла (Gutheil, 1951).

[230]

Явное содержание сновидения

С течением времени теория явного/скрытого содержа-ния сна утвердилась настолько прочно, что мы едва ли осоз-наем ее проблемный характер. Однако проблемы существу-ют, даже в предъявлении манифестного содержания. То, что рассказывает пациент, простирается от смутных обрыв-ков до пространных экскурсов, особенно при вмешатель-стве сопротивления (см. Фрейд, 1923b: 110).

Левин (Lewin,1948) описывает переживания во время сна, практически лишенные содержания, и называет их 'пусты-ми сновидениями'. Эриксон (Erikson, 1954) очень внима-тельно рассматривает явное содержание и поднимает его на уровень тонкого и дифференцированного набора информа-ции, существующего по своему собственному праву. По его мнению, переход к латентному содержанию происходит по-степенно. Миллер (Miller, 1964), в связи с появлением в сновидениях цвета, показывает, что некоторые люди фак-тически ограниченны своим восприятием, в том числе и в снах. Результаты исследований последних лет с одновре-менной регистрацией ЭЭГ и движения глаз показали нам, что мы видим сны намного чаще, чем кажется, и что сно-видения длятся значительно дольше, чем мы полагали преж-де (см. Dement и Wolpert, 1958; Rechtschaffen и др.. 1963; Fisher, 1965). Таким образом, наши знания о том, что пере-живает человек во время сна, весьма отрывочны. Возмож-но, это может помочь объяснить, почему такое множество различных аспектов манифестного сновидения могут по-очередно приниматься за отправные точки для размышле-ния (cм.Alexander и Wilson, 1935; Erikson, 1954, 1964; Federn, 1914; French, 1937a, b; Harris, 1951, 1962; Hitschmann, 1933-34; Levitan, 1967; Lewin, 1946-64; M.L.Miller. 1948; S.C.Müler, 1964; Blurn, 1964; Richardson и Moore, 1963; Saul, 1953, 1966; Saul и Curtis, 1967; Stewart, 1967).

[231]

Ко всем этим аспектам я хотел бы добавить еще один или, по крайней мере, выделить его из составного образо-вания, коим является манифестное содержание. Этот хоро-шо знакомый аспект, которому полностью отвечает точка зрения Фрейда (1900: 146-59), заключается он в следую-щем: я считаю, что внимательное изучение явного содер-жания сновидения показывает, что практически у всех па-циентов встречаются сновидения, в которых можно видеть, как конфликт выражается в манифестном содержании. Сно-видец всегда присутствует здесь сам; он может выступать просто в качестве неясного наблюдателя; однако чаще кар-тина сновидения раскрывает его участие и особенно наме-рения посредством причудливых событий, происходящих во сне. Тут я не согласен с Фрейдом, считавшим, что эго не может появляться в явном содержании, а если оно там и присутствует, то это не имеет значения (1900: 322-3). Про-смотрев свыше девяноста описаний снов, представленных в 'Толковании сновидений', я не нашел ни одного, где в содержании не появлялась бы самость ('Я')! Только в три-надцати случаях не было никаких признаков, что не все шло так, как того хотелось бы сновидцу. Почти всегда встре-чалось нечто из разряда: 'Я был встревожен', 'Я появился слишком поздно', 'Я был раздражен', 'Я чувствовал себя неловко', 'Я был удивлен', 'Мы были напуганы', 'Я не мог найти', 'Я не мог идти'.

Ассоциированный аффект бывает настолько сильным, что можно предположить, что именно он пробуждает сновидца (см. Фрейд, 1900: 267; Levitan, 1967). Первоначально Фрейд рассматривал эти аффекты и мысли преимущественно как элементы, относящиеся к латентному содержанию снови-дения. Однако его подробное обсуждение сновидения о дяде показывает, что для самого Фрейда этот вопрос также пред-ставлял серьезную проблему (см. ниже, с.240) Федерн (Federn, 1932) и Гротьяк (Grotjahn, 1942) отмечают, что сно-видец ощущает себя неразрывно связанным с бодрствова-нием. Шеппард и Саул (Sheppard и Saull958) разработали интересную квалифицирующую методику исследования ос-нованной на отдаленности 'эго' от побуждений и мотивов, отраженных в явном содержании сновидения.

[232]

Мне кажется, что сегодня мы, не колеблясь, приравни-ваем манифестное содержание к невротическому симпто-му. В 'Переписке с Флиссом' (1892-99: 258, 276, 336) Фрейд ясно проводит аналогию между сновидением и неврозом (см, также Lewin, 1955), но в 'Толковании сновидений' он не очень уверен в этом и связывает компромиссный харак-тер сновидения с тенденцией эго поддерживать состояние сна. Тем не менее, позднее он называет это формировани-ем компромисса, вероятно следуя примеру Ференци (Ferenczi, 1911), см. Фрейд (1900; 572б 579). В лекциях: 'Вве-дение в психоанализ' (1915-17: 411) Фрейд снова проводит аналогию между содержанием фобии и внешней стороной сновидения (см. также 1909: 299), а еще позднее (1923а: 242) мы встречаем 'образование компромисса (сновидение или симптом)...'

Мой тезис состоит в том, что явное содержание снови-дения обычно имеет внутренне конфликтный аспект, что и дает возможность оценить поверхностный слой конфликта и построить потенциально полезную интерпретацию.

Однако что же делает сам Фрейд, несмотря на содержа-щиеся во всех его публикациях предостережения о том, что манифестное содержание сновидения не следует принимать всерьез? На самом деле он часто поступает вопреки этому правилу. Это начинается уже в случае сновидения об Ирме. Он включает упреки Ирме из манифестного содержания в интерпретацию в качестве важных элементов и даже ощу-щает неловкость в связи с тем, что 'придумал такое серьез-ное заболевание для Ирмы просто для того, чтобы оправ-дать себя' (1900: 114).

Вот еще несколько примеров: в сновидении, где дама хочет дать званый ужин (1900: 147), она не может достать все необходимое для этого, хотя и старается изо всех сил. Если смотреть с позиции явного содержания, ее не в чем упрекнуть. Фрейду же удается интерпретировать это снови-дение следующим образом: 'Это сновидение говорит Вам, что Вы не можете устраивать вечеринки и тем самым удов-летворяет Ваше желание [курсив Д.С.] не способствовать тому, чтобы Ваша подруга полнела'. Причина - ревность, потому что мужу этой дамы нравятся полные женщины

[233]

(1900: 148). Более того, Фрейд (1900: 469), удивляясь, поче-му не чувствовал отвращения, когда в одном из снов мо-чился на покрытое небольшими кучками фекалий сидение чего-то похожего на уборную на открытом воздухе, неволь-но выказывает уважение к манифестному содержанию сно-видения как к информации, которая никоим образом не является незначительной. Еще более знаменательно обсуж-дение типичных сновидений о 'смерти любимых родствен-ников' (1900: 266), где он выражает удивление тем, 'что формируемая подавленным желанием мысль полностью избегает цензуры и попадает в сновидение без изменения'. В случае типичных эксгибиционистских снов и сновиде-ний желания смерти он принимает во внимание именно манифестное содержание, трактуя аффект, замешательство или горе как предпосылку для понимания латентного зна-чения сновидения.

Что конкретно Фрейд подразумевает фразой 'мысль сно-видения, сформированная подавленным желанием?' Фак-тически, в главе VII и в других местах он ясно отделяет желание от прочего скрытого содержания. Если он имеет в виду, что латентная мысль сновидения представляет собой желание смерти, то мы должны отметить, что это желание в действительности явно искажено. Если же, с другой сторо-ны, он подразумевает просто мысль: 'Родственник мертв', - тогда это действительно выражено прямо, избегая цензуры. Однако связь этой мысли с желанием сновидца четко не устанавливается, так как далее Фрейд заявляет: 'нет ни од-ного желания, кажущегося более далеким от нас, чем это...'. Мы, естественно, должны предположить, что латентным содержанием сновидения действительно является желание смерти, и когда потом мы рассмотрим явное содержание, то ясно увидим именно защиту от таких мыслей. Во-пер-вых, все происходит без участия сновидца. Кроме того, силь-но выражен аффект горя, и сновидцу не снится, что он желает смерти своему родственнику, а прямо наоборот (см. Van der Sterren, 1964). Все связи с желанием утаены: цензу-ра очевидна.

Вдобавок к этому я хочу упомянуть обсуждения Фрейда в связи с первым сновидением из 'Случая Доры (анализа

[234]

истерического невроза)' (1905а: 64 и далее). Рассматривая явное содержание сновидения, он в конечном итоге заяв-ляет (1905а: 85): 'Намерение сознательно выражено здесь примерно следующими словами: 'Я должна бежать из этого дома, ибо вижу, что моя девственность подвергается опас-ности; я уйду со своим отцом и приму меры предосторож-ности, чтобы не оказаться застигнутой врасплох, одеваясь по утрам''. Далее в качестве подоплеки он представляет инфантильный материал, но интерпретация актуального конфликта соответствует явному содержанию сна.

Существует один класс сновидений, относительно ко-торых Фрейд никогда не отрицал прямого значения явного содержания и возможности его интерпретации. Это 'сно-видения, открыто определяемые желанием' (1901: 655), впер-вые подробно обсуждавшиеся в главе III 'Толкования сно-видений'; это сновидения о комфорте, сновидения детей и людей, испытывающих большие лишения. Довольно зна-менательно, что в главе, посвященной теоретическим вык-ладкам (1900: 509), Фрейд принимает в качестве отправной точки фрагмент, относящийся как раз к такому 'сновиде-нию-желанию'. Это приводит к некоторому замешатель-ству и заставляет задуматься. Однако в определяемых жела-нием сновидениях нет необходимости маскировать удов-летворение желания, ибо эти желания не вовлечены в интрапсихический конфликт, противореча разве что жела-нию спать. Скорее, именно невозможность реального вы-полнения служит побудительной причиной для иллюзор-ного удовлетворения в сновидении. Совершенно очевидно, что такие сновидения часто бывают у детей: они мало что могут сами, а многое им запрещается извне. У меня сложи-лось впечатление, что такие неискаженные содержания встречаются и в конфликтных сновидениях, и часто состав-ляют ядро, к которому привязываются подавленные жела-ния сна. Примером может служить сновидение незамужней женщины с гомосексуальными наклонностями: желание пениса было вытеснено, но она могла сознательно принять свое желание иметь ребенка. После того, как однажды она провела день с ребенком сестры, который часами сидел у нее на коленях, ей приснилось, что у нее родился ребенок,

[235]

но, несмотря на все усилия, она не могла отделить связыва-ющую их пуповину.

Таким образом, можно сделать вывод, что в действи-тельности Фрейд все же обращал внимание на содержание и форму манифестного сновидения: во-первых, при от-крыто определяемых желанием сновидений, а кроме того, в конфликтных сновидениях пациентов. Он делал это, не-смотря на все свои - совершенно справедливые! - предо-стережения не принимать явное содержание сна за чис-тую монету, избегать метафорических и аллегорических подходов к интерпретации и не принимать в качестве от-правной точки 'сновидение как целое' (1900: 103). Эти предостережения приходилось повторять снова и снова (Fliess, 1953; Waldhorn, 1967). Данный факт может озна-чать, что, кроме сопротивления, существуют и другие ос-нования для мнения о том, что аналитики должны видеть в явном содержании сновидения нечто большее, чем про-стой фасад, конгломерат, подвергшийся незначительной вторичной переработке.

Техника интерпретации и латентное содержание сновидения

Явное и скрытое содержание сновидения представляют собой концепции, взаимно определяющие друг друга. В процессе сновидения скрытое содержание манифестирует-ся благодаря работе сновидения, а интерпретация есть не-что 'прямо противоположное этой работе сна' (Фрейд, 1940: 169). Круг замкнулся, и потому вопрос: как мы в действи-тельности интерпретируем? - одновременно связан с тео-рией сновидения. Когда мы задумываемся о сущности про-цедуры интерпретации, немедленно встают всевозможные вопросы.

В самую первую очередь: что конкретно представляет собой латентное содержание сновидения! Тут много недора-зумений, отчасти обусловленных неточными формулиров-ками самого Фрейда.

[236]

Впервые мы читаем об этом в главе II 'Толкования сно-видений'. Подробно резюмировав свои ассоциации к сно-видению об инъекции Ирме, Фрейд говорит: 'Теперь я за-вершил интерпретацию этого сновидения' (1900: 118). Бла-годаря другим заявлениям подобного рода (1900: 279; 1915-17: 226) возникает впечатление, что сущность латентного содержания, также называемая 'мыслью сновидения', - это вся сумма ассоциаций к манифестному сновидению. К та-кому выводу можно прийти, основываясь на словах из 'Но-вых лекций по введению в психоанализ' (1933: 12): 'Одна-ко пусть здесь не будет недоразумений. Ассоциации к сно-видению - это еще не латентные мысли сновидения'. Но тогда - что же такое латентное содержание? Этот вопрос не так прост, как обычно предполагалось. Можно встре-тить убеждение, что скрытые мысли сновидения следует приравнивать к содержанию ид (см., например, A.Freud, 1936: 16; Stewart, 1967). Почти наверняка сам Фрейд хотел сказать не совсем так. Почти во всех публикациях, касаю-щихся сновидений, мы встречаемся с формулировкой, впер-вые появившейся в 'Толковании сновидений' (1900: 506): 'Мысли сновидения абсолютно рациональны и выстроены с использованием всей имеющейся психической энергии. Они занимают свое место среди не ставших сознательными мыслительных процессов - процессов, которые, после не-которой модификации, порождают и наши сознательные мысли'. И в другом месте (1905b: 28): 'латентные, но абсо-лютно логичные мысли сновидения, дающие начало сно-видению'. Позднее (1933: 18) он более определенно заявля-ет, что сновидец 'отказывается принимать' часть латент-ных мыслей сновидения: 'они чужды ему, возможно, даже отталкивающи'. А далее Фрейд начинает говорить, что ла-тентная мысль сновидения представляет отчасти предсознательные мысли и отчасти - бессознательные. Только по поводу последних можно сказать, что здесь представлено содержание ид.

Конечный результат интерпретации сновидения тожде-ственен его скрытой мысли (1933: 10) - но как конкретно можно прийти к интерпретации? Удивительно, но ни в од-ной из работ Фрейда я не смог найти точного описания этой процедуры!

[237]

Александер (Alexander, 1949: 62) придерживается мнения, что 'здесь нельзя предложить общих правил', так же, как и 'для разгадывания кроссворда'. Естественно, косвенным образом эта процедура просматривается во многих работах, написанных Фрейдом на тему интерпретации сновидений, но впервые он говорит об этом более определенно в 'Но-вых лекциях по введению в психоанализ', где относительно мыслей сновидения пишет следующее (1933: 12):

'Последние содержатся в ассоциациях, как щелочь в ма-точном растворе, однако они входят в них не полностью. С одной стороны, ассоциации дают намного больше, чем нужно для формулировки латентных мыслей сновидения, а именно: все объяснения, переходы и связи, которые разум должен сформировать по мере приближения к мыслям сновидения. С другой стороны, ассоциация час-то останавливается как раз перед истинным смыслом сна: она лишь подходит и намекает на него. В этот момент вмешиваемся мы сами*: определяем значение намеков, делаем заключения и точно выражаем то, чего пациент лишь коснулся в своих ассоциациях. Это выглядит как свободная, изобретательная игра с материалом. ... Труд-но показать правомочность этой методики в абстракт-ном описании, но обоснованность интерпретаций видна сразу, когда мы читаем отчет о хорошем анализе или проводим его сами'.

В 'Основных принципах' (1940: 168) мы читаем: 'ассоци-ации сновидца выявляют промежуточные звенья, которые мы можем вставить между ними двумя [между манифестным и латентным содержанием] и, тем самым, восстановить скры-тое содержание сновидения и 'интерпретировать' его'.

Сам Фрейд признает, что не может сформулировать точ-ные правила и вынужден использовать такие неточные тер-мины, как 'маточный раствор' и 'промежуточные звенья'.

* Т.е. аналитики - Прим. ред.

[238]

Другая причина сложностей заключается в том, что мы обычно рассматриваем скрытый смысл сновидения как же-лание, стремящееся к удовлетворению в явном содержании. Действительно ли Фрейд был в этом уверен? В 'Толкова-нии сновидений' между желанием и смыслом сновидения неоднократно проводятся различия, несмотря на то, что они существуют неразрывно. В 'Двух статьях для энциклопе-дии' (1923: 241) пишется:

'Если пренебречь вкладом бессознательного в формиро-вание сна и ограничить сновидение его латентными мыс-лями, то оно может представлять все, что угодно, из за-бот бодрствующей жизни - размышление, предупреж-дение, открытие, подготовку к ближайшему будущему или, опять же, исполнение желания'.

Знаменательно, как отличаются между собой интерпрета-ции аналитиков от толкований не-аналитиков именно в отношении определяемого желанием скрытого смысла сно-видения. Нас не удовлетворяет интерпретация сновидения как простой копии повседневной жизни, типа: 'Ваше сно-видение показывает, каким несчастным Вы себя чувствуе-те', - и так далее; вместо этого мы всегда пытаемся сфор-мулировать и желание, и противостоящую ему силу; то есть сформулировать конфликт (Arlow и Brenner, 1964: 141), со-средоточенный вокруг 'попытки удовлетворить желание' (Фрейд, 1933: 29), обнаруживаемую в сновидении. Гипоте-за удовлетворения желания - в методологическом отноше-нии это, наверное, лучше назвать моделью интерпретации, основанной на стремлении к удовлетворению (De Groot, 1961) - является краеугольным камнем психоанализа сно-видений, равно как и методики интерпретации. Фрейд нео-днократно утверждает, что этот принцип применим только к бессознательному инфантильному желанию, иногда со-впадающему с отпечатками дня, а порой составляющему наименее доступную часть латентной мысли сновидения. Он формулирует это еще в своих письмах к Флиссу (Fliess, 1892-9: 274), а в 'Толковании сновидений' проводит различие между 'капиталистом' и 'предпринимателем'

[239]

(1900: 561). Относится ли удовлетворяющий желание ха-рактер сновидения только к капиталисту, то есть к бессоз-нательному инфантильному желанию, или и к другим тре-вожащим раздражителям, таким, как отпечатки дня, о ко-торых Фрейд говорит (1900: 564): 'Нет никакого сомнения в том, что именно они являются истинными нарушителями сна'? Фрейд постоянно сомневается в этом (1900: 606): 'Я уже зашел дальше того, что можно продемонстрировать, предположив, что желания сновидения неизменно исходят от бессознательного'.

Впервые формулировку, согласующуюся с обычной ме-тодикой интерпретации, мы находим в 'Основных прин-ципах' (1940: 169):

'С помощью бессознательного каждое сновидение, на-ходящееся в процессе формирования, предъявляет тре-бование эго - в удовлетворении инстинкта, если снови-дение берет свое начало от ид; в разрешении конфликта, устранении сомнения или формировании намерения, если сновидение берет свое начало от отпечатка предсознательной активности в состоянии бодрствования. Однако спящее эго сосредоточено на желании поддержать сон; оно воспринимает это требование как беспокойство, от которого стремится избавиться. Эго достигает с помо-щью акта повиновения: оно удовлетворяет требование тем, что в данных обстоятельствах является безопасным исполнением желания [курсив Фрейда] и таким образом избавляется от него. Это замещение требования удовлет-ворением желания остается существенно важной функ-цией работы сновидения'.

Конечно же, сказанное согласуется с примерами из 'Тол-кования сновидений', такими, как сон 'Об инъекции Ирме', хорошо известные сновидения комфорта и сновидения, побуждаемые физическими потребностями, где инфантиль-ное желание уже не так легко распознается.

Насколько вопрос удовлетворения желания остается про-блематичной областью, можно видеть, например, из раз-мышлений в 'По ту сторону принципа удовольствия' (1920),

[240]

из работы Джонса (Jones, 1965), отмечающего, как редко в действительности интерпретируется инфантильное желание; а также из работ Вейса (Weiss, 1949), Эриксона (Erikson, 1964: 195, 198), Стейна (Stein, 1965), Эйслера (Eissler, 1966) и Стюарта (Stewart, 1967).

Даже если принимать попытку удовлетворения желания за отправную точку, невозможно избежать трудностей в определении того, что следует интерпретировать как испол-нение желания, а что - как защиту. Однако именно эта проблема фактически пронизывает психоанализ в целом (см. Waelder, 1936). Первоначально концепция 'цензуры' была предложена в качестве одного из основных источников ис-кажения сновидения, порождающего различия между ла-тентным и явным содержанием сновидения, и поэтому ка-залось, что вопрос решен просто и ясно. Однако сам Фрейд указывает на присущие этому положению неувязки в своем обсуждении сновидения о дяде (1900: 141), где он заявляет: 'Привязанность в этом сновидении не относится к латентно-му содержанию ... ; она расходится [с латентной мыслью сновидения] и скрывает истинную интерпретацию сна'. Позднее Фрейд возвращается к этим дружеским чувствам и в конечном итоге относит их - я думаю, справедливо - преимущественно к латентным мыслям сновидения и гово-рит, что они 'вероятно, берут начало от инфантильного источника' (с.472). Таким образом, здесь также мы видим намек на удовлетворение инфантильного желания. Еще бо-лее прекрасный пример можно найти в 'Анализе случая истерии (Дора)', где Фрейд представляет следующий за анализом синтез манифестного сновидения. Он описывает здесь (1905: 88), как пациентка 'использует свою инфан-тильную любовь к отцу в качестве защиты от теперешнего искушения'. Таким образом, мы видим здесь использова-ние Эдипового желания в защитных целях, хотя следует отметить, что в явном содержании сновидения это прояв-ляется весьма неясно!

По моему мнению, отказ от различия между желанием и защитой в скрытом содержании сновидения полностью со-ответствует общему характеру психоаналитического процесса интерпретации. Кроме того, я очень сомневаюсь, может ли

[241]

кто-нибудь, реально практикующий, успешно придержи-ваться такой дихотомии. С появлением структурной гипо-тезы и развитием эго-психологии мы вполне осознали, что именно защиты имеют латентный и бессознательный ха-рактер. Поэтому мы стали интерпретировать сновидения - их скрытый смысл - не только как выражение желаний, но и конфликтов (см. Arlow и Brenner, 1964).

При таком положении дел интерпретация сновидения приводит к динамическому полю движущих сил, так хо-рошо известных из аналитической работы. Защиты пред-ставляются 'обусловленной желанием активностью, обес-печивающей либидное и агрессивное удовлетворение, либо ведущей к нему, или и то и другое, и одновременно слу-жащей контр-динамическим целям' (Schafer, 1968). Мно-жественное функционирование и иерархическое (послой-ное) строение психического аппарата уже общепризнан-но. Мы имеем дело с конфликтом между аспектами целостной личности, с расщеплением эго - также и в неврозах (Le Coultre, 1967).

Просто поразительно, какое множество аналитиков ин-терпретируют сновидения непосредственно по явному, манифестному содержанию и без ассоциаций, особенно, если они хорошо знают пациента. Лоран (Rangell, 1956) и Клигерман (Babcock, 1965) отмечают, что при определен-ных обстоятельствах это может стать необходимым, или по-казывают, каким полезным может быть сновидение даже без ассоциаций. Саул (Rangell, 1956), в частности, пытается продемонстрировать, как можно сделать прогностические выводы на основании явного содержания, даже просто из того, каким образом 'эго проявляет себя в сновидении'. Он советует уделять серьезное внимание манифестному со-держанию в том, что касается характера коммуникации, 'уровня', 'заголовков', 'течения'; 'отличать динамику от содержания', оценивать с точки зрения 'борьбы или бег-ства' и так далее.

И наконец мы можем сказать, что значение манифест-ного содержания косвенным образом признается в гипоте-зе удовлетворения желания (или, если хотите, в травматолитическом аспекте). Не следует упускать из виду, что, го-

[242]

воря о сновидении как о попытке удовлетворения желания, мы всегда подразумеваем под этим явное содержание сна. Несмотря на то, что сновидец спит, и его сон зачастую аб-сурден и запутан, наше аналитическое мышление опреде-лило сновидению эту функцию и тем самым придало ему особый статус!

Примеры и обсуждения

Незамужней женщине, примерно сорока лет, живущей со своей матерью, с которой у нее противоречивые взаимоотно-шения, снится, что она провожает мать на поезд. Стоя на перроне, женщины разговаривают. Пациентка уговаривает мать подняться в вагон, потому что поезд вот-вот отпра-вится, и, кроме того, та не слишком уверенно держится на ногах. Однако мать считает, что времени еще достаточно, и продолжает разговаривать. Пациентка неоднократно просит мать поторопиться, и в тот самый момент, когда пожилая женщина собирается подняться в вагон, поезд начинает дви-гаться, и она падает между поездом и платформой!

Я не буду пытаться представить полную интерпретацию сновидения - здесь различные слои накладываются друг на друга - но, как и следовало ожидать, амбивалентность тут поразительна. Я указываю пациентке на то, как она ус-троила, чтобы ее мать упала под поезд, на что она возража-ет - и именно этот момент я хочу здесь отметить: 'Что вы говорите! Она сама во всем виновата. Она бесцельно тянула время, а я изо всех сил старалась, чтобы она зашла в вагон вовремя!' С подобного рода любопытными примерами каж-дый аналитик встречается снова и снова. В 'Толковании сновидения' Фрейд излагает ситуацию следующим обра-зом (1900: 534): 'Здесь мы имеем наиболее общую и наибо-лее замечательную психологическую характеристику про-цесса сновидения: мысль и, как правило, мысль о чем-то желательном, объектифицируется в сновидении, представ-ляется как сцена или, как нам кажется, переживается'. И

[243]

'сновидения используют настоящее время ... в котором же-лания представлены удовлетворенными' (1900: 535).

Здесь, несомненно, наблюдается ослабление принципа реальности, как его объяснял Фрейд в своих 'Метапсихологических приложениях и теории сновидений' (см. также Arlow и Brenner, 1964). Но Фрейд пишет (1917: 229): 'Жела-ние сновидения, как мы говорим, галлюцинирует, и в каче-стве галлюцинации встречается с убеждением в реальности его удовлетворения'; и (1917: 230): 'Таким образом галлю-цинация приносит с собой убеждение в реальности'. Так сохраняются остатки восприятия реальности вместе с ощу-щением непрерывности 'я' - каким бы отличным и рег-рессивным оно ни было по сравнению с 'я' бодрствующего состояния (см. Federn, 1932; Grotjahn, 1942). Фрейд заявля-ет, что видеть сон - фактически означает быть отчасти бод-рствующим (1900: 575): 'Следовательно, необходимо при-знать, что всякому сновидению присуще пробуждающее дей-ствие'; и в 'Основных принципах психоанализа' (1940: 167) он говорит:

'Организация эго еще не парализована, и его влияние можно видеть в искажении, которому подвергается бес-сознательный материал, и в том, что часто оказывается весьма неумелыми попытками придать общему резуль-тату форму не слишком неприемлемую для эго (вторич-ная переработка)'.

Связанная с этим проблема четко представлена в 'Мета-психологических приложениях к теории сновидений' (1917: 234, пр.2).

Сновидение следует рассматривать (1917: 223) 'кроме всего прочего, [как] проекцию [курсив Фрейда], экстернализацию внутреннего процесса'. Еще в 1894 г. Фрейд (1892-9: 209), обсуждая паранойю, говорит о злоупотреблении механизмом проекции в целях защиты'. Но в этом же тек-сте мы находим и упоминание о проекции как о психичес-ком механизме, очень часто использующемся в нормаль-ной жизни. 'Всегда, когда происходит внутреннее измене-ние, у нас есть выбор - предположить либо внутреннюю,

[244]

либо внешнюю причину'. По-видимому, во время сна нич-то не мешает нам, прибегнув к механизму проекции, со-здать собственный внешний мир по своим законам. Отсю-да понятно, почему упомянутая выше пациентка чувство-вала себя абсолютно невиновной.

Я считаю, что подобные аспекты почти всегда можно отыскать в сновидениях невротиков или, скорее, в конфликт-ных сновидениях, которые фактически любой человек видит каждую ночь. Их не будет в немаскированных, простых сновидениях, рисующих прямое удовлетворение желания. Но при выражении импульсов, ощущений или мотивов, от которых нужно отгородиться, ибо они не могут появиться даже в самых безумных сновидениях, наилучший способ - позволить таким вещам произойти вне (пассивного) 'я'. Как писал Фрейд еще в 1894 г., это можно сделать очень легко и, скорее всего, с самого раннего детства нас учат, что наша роль в каком-либо конкретном событии определяет, в ка-кой мере мы можем быть ответственны за него. Таким об-разом, позиция, действие и реакция сновидца во время сно-видения - а это, подчеркиваю, продукт, в котором именно сновидец определяет, что происходит - ясно очерчивают его собственную связь с ним. Эту ситуацию можно срав-нить со структурой греческой трагедии, обсуждавшейся Ван дер Стерреном (Van der Sterren, 1952: 344): 'Существует представление, что побуждение совершить все эти ужасные деяния приходит извне: так повелели боги и предсказал оракул'; и 'греческое слово chrao означает 'желать', 'жаж-дать' и 'советоваться с оракулом''. Другими словами, здесь также явно присутствует тенденция проецировать свое же-лание.

Теперь мне хотелось бы представить более подробный пример анализа с ассоциациями.

У мужчины, примерно пятидесятилетнего возраста, на-блюдались трудности с пассивными желаниями и выражен-ная склонность к промискуитету, в чем просматривалась его эксгибиционистская защитная позиция. Однако внебрач-ные взаимоотношения, завязываемые им с этой целью, обыч-но были кратковременными. Во время одной такой связи, когда он находился со своей любовницей, ему приснилось:

[245]

Затем я начал демонстративно летать, скорее рисуясь. Я хотел показать, что умею это делать, но не мог набрать достаточной высоты и оказался летящим мимо корабельных мачт... самолет был ДС-4.

Его ассоциации выявили, что ДС-4, кроме обозначения типа самолета, являлось также маркой насоса, известного пациенту по его работе. Этот насос представлял собой уди-вительное приспособление, выкачивающее твердые взвеси посредством движения по спирали. Данный способ разра-ботчики скопировали у одного вида змей, способных подоб-ным образом добывать воду в пустыне. Мачты кораблей: недавно он отремонтировал свою яхту, чтобы в ближайший отпуск провести там время с любовницей. Он считал это рискованным делом по отношению к жене. Что касается любовницы, он сказал: 'Я чудесно с ней сожительствовал, три раза за одну встречу. Последние два были особенно пре-красными. Она просто околдовывала мой пенис'. Затем он рассказал об эпизоде из своей юности, путешествии на ка-ноэ, фактически бывшем проявлением бесстрашия: он пере-вернулся и был спасен после того, как чуть не утонул. А те-перь давайте посмотрим, что происходит в манифестном сновидении с точки зрения сновидца. Он хочет продемонст-рировать пример бесстрашия, стремительно подняться ввысь на самолете, но натыкается на трудности и чуть не врезается в мачты кораблей. Перед лицом надвигающегося крушения он ясно ощущает, что все происходит вопреки его желани-ям. Ассоциация с кораблями в сновидении приводит к рис-кованному плану провести отпуск на яхте вместе с любовни-цей и к рискованному предприятию в прошлом, когда он едва не погиб. Самолет ДС-4 мы без колебаний должны ин-терпретировать как символ пениса, но в то же самое время ДС4 - это марка насоса, способного чудесным образом до-бывать воду в пустыне, то есть, его любовница. Сквозь его показуху ясно просматривается пассивность.

Сознательно выражается идея: 'Я хочу быть способным' (см. Federn, 1914, 1932; Saul и Fleming, 1959). Однако 'боги' предостерегают: 'Будь осторожен, ты не можешь добиться

[246]

успеха!' - другими словами, бессознательно он больше не желает довести до конца начатое, ибо оно его слишком силь-но тревожит. Вскоре после пересказа данного сновидения в его жизненную ситуацию вовлекаются друзья, и в итоге он, как обычно, позволяет 'вернуть себя' обратно к жене. В реальной жизни он проигрывает ту же ситуацию, что в сво-ем сновидении: представляет ее как объективное событие, происходящее без его активного участия (см. Roth, 1958). Точная интерпретация этого сновидения должна звучать примерно так: 'Вам бы очень хотелось быть настоящим мужчиной и убежать со своей любовницей. Однако ваша тревога оказывается сильнее желания, и ваше стремление к безопасности и защите преобладает'. Я хочу отметить, что здесь снова одно желание используется для того, чтобы от-вергнуть другое!

Другой пример:

Пациент, уже немолодой холостяк, идет с девушкой по семинарии св.Павла. Их сопровождает гид, но пациент теря-ет его из виду. Он очень нервничает по этому поводу и в конце концов отстает и оказывается в маленькой комнатке.

Ассоциации пациента показали, что рядом с местом рож-дения пациента действительно находилась семинария с та-ким названием; но и его самого звали Павлом. С малень-кой комнаткой у него тут же возникла ассоциация: она на-помнила ему маленькую спальню, где он обычно лежал на кровати со своей сестрой. Если мы изучим сновидение в свете обретающего здесь форму инсайта, то должны сделать вывод, что он хочет остаться без гида, но не сознательно. Мы можем предположить, что этот праведный Павел, вос-питанный в очень набожном окружении, хотел бы скрыть некоторые вещи, связанные с его контактом с сестрой. Когда я высказал ему это предположение, оказалось, что он хотел утаить связанные с мастурбацией фантазии. Его беспокой-ство в манифестном сновидении должно выражать его кон-фликт с положительным переносом из-за необходимости рассказать об этом запрещенном материале: он хочет удов-летворить отягощенную чувством вины сексуальную фан-

[247]

тазию, но в то же самое время избегает секретности vis-a-vis с аналитиком-отцом - что является для него необходимым предварительным условием для удовлетворения сексуаль-ного желания - представляя это в форме нежелательного исчезновения гида.

Я могу дополнить эти примеры множеством других. По-стоянно поражает, как сновидец, тем или иным образом, отделяет себя в своем рассказе от происходящего. Доста-точно будет нескольких коротких примеров: брат пациента обращает его внимание на тот факт, что он, пациент, инте-ресуется сексуально возбуждающими вещами, что несвой-ственно их семье. Это замечание явно усиливает тревогу пациента, и ему снится, что он очень неуклюже и по-детс-ки выполняет разного рода дела и воспринимает это с боль-шой досадой. Другими словами, он против своей воли усту-пает брату. Эта тревога кастрации у пациента особенно выражена.

Пациентке, бывшей ребенком родителей среднего воз-раста, братья и сестры которой были намного старше ее, и очень тяжело взрослевшей, приснилось, что я ставлю ее в один ряд со своими детьми и она сильно сердится из-за этого. Интерпретация: она не хочет видеть, что на самом деле желала бы остаться ребенком.

Из сновидений, описанных Фрейдом для иллюстрации роли этого аспекта явного сновидения, можно просто от-метить типичные эксгибиционистсткие сновидения и сно-видения желания смерти: первое сновидение Доры (1905а) и сновидение о званом ужине.

Механизм замены на противоположное, рассматривае-мый Фрейдом как обычная часть первичного процесса ра-боты сновидения и предлагаемый им как технический при-ем в тех случаях, когда четкая интерпретация не вырисовы-вается (1900: 327), является не просто случайной процедурой искажения сновидения, а, скорее, способом защиты, по-тенциально всегда многозначным; к примеру, присутствие в сновидении большого числа людей в комнате для анали-тических сеансов указывает на желание что-то утаить, и, как правило, особенно часто наблюдается в случаях, когда направленные на аналитика сексуальные желания вызыва-

[248]

ют сильную тревогу. Кроме того, просто поразительно, как часто в ходе анализа в сновидениях в замаскированной или открытой форме рисуются разного рода нежелательные сложные взаимоотношения с аналитиком (см. также Harris, 1962). Все это, несомненно, продукты невроза переноса.

Взгляды некоторых других авторов на значение интерпретации манифестного сновидения

Пауль Федерн (Federn, 1914, 1932, 1933, 1934) внима-тельно изучает сновидения в отношении открыто проявля-ющихся в них ощущений эго, разделяя при этом физичес-кие и психические ощущения и особо выделяя значимость первых. Позднее, когда он начинает выражать свое мнение в соответствии с различиями, вытекающими из структур-ной теории, его взгляды приобретают большую ясность, но одновременно становится очевидно, что его идеи относи-тельно эго немного иные и более или менее феноменологи-чески обусловлены (Jacobson, 1954; Fliess, 1953; Kohut, 1966). Так или иначе, он подчеркивает роль манифестного снови-дения в процессе интерпретации и именно ощущению эго (нам предпочтительнее назвать это 'ощущением 'я'; Fliess, 1953) он отводит весьма существенную функцию. Он счи-тает его указателем 'модальности', то есть позиции, зани-маемой эго и выражающейся такими вспомогательными глаголами, как: 'быть способным', 'иметь разрешение', 'хо-теть' и так далее. По моему мнению, это абсолютно пра-вильно, но все же принимать во внимание только психи-ческие или физические ощущения эго - значит сильно ог-раничивать аналитическую работу: потенциальными отправными точками для заключений должны быть и дру-гие аспекты роли сновидца в сновидении.

Френч (French, 1937a,b, 1952; French и Fromm, 1964; см. также обзоры Kanzer, 1954; Joffe, 1965; Noble, 1965) в своих работах демонстрирует поразительное развитие идеи ста-новления собственной позиции в отношении интерпрета-ции сновидений. В своих ранних статьях он еще твердо

[249]

придерживается обычных психоаналитических взглядов, хотя и проявляет большой интерес к явному содержанию снови-дения и демонстрирует, как появляющиеся в нем образы раскрывают отношение сновидца к выражаемым пробле-мам. Он считает изменения представлений ключевой фигу-ры в ходе анализа индикаторами процесса излечения, на-пример, если такая фигура вначале представлена неодушев-ленным предметом, а позднее появляется в образе самого пациента. Однако в дальнейшем развитии своих представ-лений Френч все больше отходит от общепринятых психо-аналитических мнений. Самая выдающаяся его идея состо-ит в том, что работу сновидения следует понимать как фор-му разрешения проблем, а этот взгляд совершенно отличен от формулировки Фрейда (1925а: 127).

Говорится, что работа сновидения олицетворяет такой тип 'практического и эмпатического мышления', который мы не должны путать с вербальным мышлением. Френч (French, 1964: 163 и далее) считает, что свободные ассоциа-ции являются 'продуктом дезинтеграции вербального мыш-ления сновидца'. Он полагает, что способен понять значе-ние сновидения посредством другого типа мышления: ин-туиции, здравого смысла и эмпатии. Иоффе (Joffe, 1965), комментируя Френча и Фромма (French и Fromm, 1964), правильно отмечает, что 'читатель может забыть, что снови-дение является образом восприятия,... а также галлюцинаци-ей, возникающей во время сна'. Френч пытается втиснуть все явления в рамки рационального (то есть понятного на языке повседневного мышления), свести их к 'когнитив-ной структуре'; при этом он пренебрегает примитивными и эксцентричными характеристиками, показанными еще Фрейдом. Упускается из виду произвольный, случайный характер явного сновидения, роль 'дневных отпечатков' в его формировании (см. также Fisher, 1957; Fisher и Paul, 1959; Kubie, 1966).

Хотя подход Френча включает многие элементы, с кото-рыми я согласен - в том числе его точку зрения на роль участия сновидца в сновидении (1964 :38 и далее), - по моему мнению, он напрасно игнорирует многие руководя-щие принципы и интуитивные представления психологии

250

сновидений Фрейда и сводит интерпретацию к функции эмпатии, интуиции и здравого смысла. Знаменательно так-же, что в обоих описываемых им случаях (Френч 1952, 1953; French и Fromm, 1964) представлены довольно грубые лич-ности. Однако следует признать, что он приложил немало усилий, чтобы обосновать свой метод интерпретации (French и Fromm, 1964).

Хотя Саул (Saul, 1953, 1966; Saul и Curtis, 1967; Saul и Fleming, 1959; Sheppard и Saul, 1958) провел весьма про-ницательный анализ манифестного содержания сновиде-ния, обращая наше внимание на связь роли 'я' в сновиде-нии с эго-функциями (включая защиты) - а именно, того, каким образом эта роль отражает структуру личности па-циента - впечатления о том, что его наблюдения исполь-зовались для формулировки правил методики интерпрета-ции, не создается.

Однако можно сказать, что мысли этих трех авторов - особенно Федерна, но также и Френча, и Саула, - в значи-тельной мере близки моим целям.

Вторичная переработка

Когда мы обратим наше внимание на структуру и изло-жение сновидения, перед нами предстанет то, что Фрейд назвал 'sekundäre Bearbeitung'. В действительности этот ас-пект работы сновидения нередко рассматривается как вто-ростепенная функция. Сам Фрейд высказывается по этому вопросу неопределенно - факт, заметный в английских переводах.

Первоначально (Brill, 1913) употреблялся термин 'вто-ричное развитие'; позднее (Стрэйчи (Strachey)) его изме-нили на 'вторичную переработку'; выражение, упрочиваю-щее впечатление, что мы имеем дело с функцией, вступаю-щей в дело только после завершения сновидения. Вот некоторые из утверждений Фрейда: 'Только одна часть сно-видения работает, причем та, что действует нерегулярным образом, обрабатывая материал частично пробудившейся,

[251]

бодрствующей мыслью...' (1900: 507); и 'Мы скорее долж-ны предположить, что с самого начала [работы сновиде-ния] требования этого второго фактора составляют условие сна, и что это условие, как и те, что диктуются конденсаци-ей, цензурой и воспроизводимостью, действует на массу представленного в мыслях сновидения материала одновре-менно в управляющем и избирательном смысле' (1900: 499). Но опять же: 'в целях нашей [выделено Фрейдом] интерп-ретации остается существенно важным правилом - не при-нимать во внимание мнимую последовательность сновиде-ния в связи с сомнительностью ее происхождения' (1900: 500). Фрейд считает плавную последовательность явного содержания сновидения значимой, лишь когда 'присутству-ющие в мыслях сновидения обусловленные желанием фан-тазии используются в заранее построенной форме' (1901: 667; см. 1900: 491-3). В 'Новых лекциях по введению в психоанализу'1933: 21) мы находим: 'вторичная переработка ... после восприятия сновидения сознанием'. В 'Основных принципах' устанавливается связь этой функции с еще не парализованной организацией эго, так что у меня склады-вается впечатление, что в конце концов 'развитие' являет-ся более подходящим термином, чем 'переработка'.

Орлов и Бреннер (Arlow и Brenner, 1964: 133 и далее) доказывают, что в рамках структурной теории активность эго-функции как составной части работы сновидения не должна представлять никакой проблемы. Лайнки (Lincke, I960) и Ловенштейн (Loewenstein, 196l) подчеркивают воз-можность интерпретации фасада.

Однако далее самые последние исследования сновиде-ний (Dement и Wolpert, 1958) с регистрацией движений глаз и вегетативных реакций показали, что мы, вероятнее всего, наблюдаем сны в форме длительных историй, уже имею-щих свою структуру. Таким образом, можно предположить, что вторичная переработка представляет собой фактор, фор-мирующий сновидение с самого начала.

Мне кажется, что в свете современных теоретических раз-работок можно утверждать, что статус этого фактора никак не меньше, чем у других компонентов работы сновидения. Таким образом, мы оказываемся перед любопытной ситуа-

[252]

цией: пробуем найти аспект сновидения, о сущности кото-рого можно судить, основываясь на здравом смысле, по-скольку его механизм идентичен бодрствующему мышле-нию. (Фрейд, 1900: 499: 'очень вероятно ... следует отожде-ствлять с активностью нашего бодрствующего мышления'.)

Однако Орлов и Бреннер склонны принимать мысль 'это всего лишь сновидение' только за чистую монету и счита-ют ее исключением (Arlow и Brenner, 1964: 136, 139 пр.10). Я не вижу причин поддерживать это ограничение.

В настоящем обсуждении я не буду затрагивать другой проблематичный аспект сновидения, а именно: его обере-гающую сон функцию - как бы тесно она ни была бы свя-зана с характером манифестного сновидения. Более зага-дочным и важным является тот факт, что тенденции, ак-тивно вытесняемые, часто проявляются в сновидении открыто и с явным чувственным компонентом. Еще в 1900 г. Фрейд пишет, что 'многим мужчинам снится половая связь с матерью'. Я согласен с тем, что инцестуозные сно-видения не настолько редки, чтобы считать их исключи-тельными, но убедительного объяснения этим, явно выхо-дящим за рамки психоаналитических взглядов на сновиде-ние явлений, ему найти не удалось (см. Фрейд, 1925а: 132; Frosch, 1967; Stewart, 1967). Время от времени создается впе-чатление, что сновидец подобным образом ограждает себя от более острой и насущной опасности (см. Фрейд, 1905).

Формулировка и обсуждение методики интерпретации

Ко всему, что было написано Фрейдом и другими анали-тиками на тему интерпретации сновидений, я хотел бы до-бавить один совет.

Только приняв во внимание все ассоциации - действи-тельно полученные к индивидуальным элементам сновиде-ния, игнорируя его явное целостное содержание - вместе со всем тем, что известно о содержании сна из анализа паци-ента, и рассмотрев все вышеупомянутое на фоне манифест-

[253]

ного сновидения, можно приступать к интерпретации снови-дения или, скорее, к построению своей интерпретации. При этом отправной точкой будет позиция самого сновидца в сновидении.

Эта характеристика указывает на его актуальное отно-шение к окружению и событиям, создаваемым в сновиде-ниях, в то время как ассоциации в анализе демонстрируют то, что символизируют элементы сновидения.

Всегда можно поставить вопрос: почему пациент так действовал, думал и чувствовал? Этот аспект исходит от 'еще не парализованной организации эго' и как таковой дей-ствительно может быть интерпретирован на основе эмпатии или здравого смысла. Примеры использования этой методики - без четкого ее определения - встречаются до-вольно часто (см., например, Fenichel, 1935). Как уже гово-рилось, 'я' непременно появляется в сновидении.

Конечно, можно задаться вопросом: почему сновидцу не всегда удается создать приятную иллюзию (см. Fliess, 1953: 78 и далее)? Можно утверждать, как Эйслер (Eissler,1966), что 'у сновидца всегда под рукой адекватные пути к спасе-нию'. Однако не следует забывать о факторах, склонных действовать в противоположном направлении, ограничи-вая тем самым нашу свободу в сновидении.

Во-первых, сновидение является выражением конфлик-та. Удовлетворение запретного стремления (даже замаски-рованное) обычно оканчивается неудачей, и часто можно видеть, как в течение одной ночи снятся сны на одну и ту же тему, каждое последующее менее искаженное и неуве-ренное, чем предыдущие, до тех пор, пока серия не завер-шается тревогой, пробуждающей сновидца. Кроме того, как удалось показать Фрейду, доступный для выражения в сно-видении материал ограничен отпечатками предшествующего дня, так что сновидец, по-видимому, не может по желанию выбирать, что ему видеть во сне.

Вдобавок к этому существует вопрос: в какой степени сновидение может способствовать излечению травмы (см. Фрейд, 1920; Weiss, 1949; Loewenstein, 1949; Stain, 1965; Eissler, 1966; Stewart, 1967), чтобы повторное переживание трав-матических событий работало.

[254]

И наконец свое влияние на результат, суждение, вторич-ную переработку, и элементы, определяющие позицию 'я' в явном содержании сновидения, оказывают сверх-детерминация и смещение, выделяемые в 'Толковании сновиде-ний'. Таким образом, они сами по себе выступают явлени-ями, согласно Фрейду (1900: глава VI, G, H, I), отражаю-щими вытесненное бессознательное содержание.

Чтобы придерживаться 'буквального психического по-ворота', рекомендуемого Фрейдом в качестве направляю-щего ориентира 'в интерпретации сновидения в психоана-лизе' (1911: 92), следует принимать в качестве отправной точки поверхностный аспект сновидения, с которым сно-видец находится в полном согласии - даже в сновидении: 'аналитик должен всегда осознавать пациента в каждый момент' (см. также Kemper, 1958). Так удается распознать текущий конфликт пациента - с его действием и противо-действием.

В ходе анализа важно внимательно следить за изменени-ями в неврозе переноса. Затем аналитик может задаваться вопросом: почему пациенту так часто снится, что аналити-ческий сеанс прерван, что, 'как это ни странно', аналити-ческая ситуация не та, что в действительности: например, иная обстановка консультационной комнаты, пациент опаз-дывает, он не может найти дом аналитика, к его удивле-нию, аналитик выглядит несколько иначе, аналитик раз-дражен и так далее. Естественно, более многочисленны слу-чаи, когда трансфер проявляется косвенно. 'Стало так горячо, и я испугался, что сгорю'. 'Я ничего не мог понять, хотя мне все ясно объяснили'. 'Все было крайне запутано'. 'Конечно, смешно, что мне пришлось рассказывать такому специалисту, как он должен делать это'.

Но кроме ситуации переноса, как я уже показал, весьма убедительную интерпретацию сновидения можно выполнить, используя в качестве отправного пункта информацию о других проблемах, представленную в явном содержании.

Другой насущный вопрос состоит в том, до какой степе-ни удается интерпретировать сновидение по 'единственно-му оставшемуся фрагменту' (Фрейд, 1900: 517). Несомнен-но, что такому фрагменту и ассоциациям к нему можно

[255]

найти место в общей массе информации, полученной в ходе психоанализа. Если повезет, пациент может вспомнить боль-шую часть сновидения, подтверждающую интерпретацию. Однако, если совершенно неизвестна роль сновидца в сно-видении, я не могу избавиться от впечатления, что все про-делываемое больше похоже на азартную игру.

В теоретическом плане можно сказать, что отправная точка в манифестном сновидении является моментом, где защиты ближе к поверхности, наиболее доступны созна-нию (cм.Federn, 1932). Выбранная точка приближается к той, где, по Фрейду, находится отрицание (1925Ъ:235): 'Та-ким образом, подавленный образ или идея могут найти себе дорогу в сознание при условии, что они отрицаются' (кур-сив автора).

Эту расщепленную позицию 'я' сновидца можно рас-сматривать по аналогии с отрицанием в бодрствующем со-стоянии (см. Eissler, 1966): последний бастион защиты от того, что должно быть отвергнуто. Тогда на смену вытесне-нию приходит оценка через понимание.

Резюме

Несмотря на то, что Фрейд уделяет внимание явному содержанию сновидения, в своих публикациях он не сове-тует всерьез принимать обнаруженные там связи и логичес-кие элементы (вторичная переработка). Федерн первым обратил внимание на роль, выполняемую в манифестном сновидении самим сновидцем, в то время как для ряда дру-гих авторов повышение интереса к манифестному сновиде-нию является признаком отхода от ортодоксальных психо-аналитических идей. Параллельно с развитием эго-психологии заметно растет интерес к манифестному содержанию сновидения. Автор придерживается мнения, что роль сно-видца особенно важна в качестве ориентира для построе-ния интерпретации в свете актуального конфликта.

В огромном большинстве сновидений сновидец - при-сутствующий всегда - появляется, отделяя себя каким-либо

[256]

способом от галлюцинируемых событий и образов. Внача-ле все ассоциации к элементам сновидения и все знания о сновидце аналитик использует обычным образом. Затем этот материал, с учетом упоминавшихся выше манифестных ди-намических аспектов, сопоставляется с явным содержани-ем сновидения, и после этого можно пытаться интерпрети-ровать сновидение - в частности в свете существующего конфликта. Таким образом, можно локализовать поверхно-стное желание и защиту, последняя сравнима с механиз-мом отрицания.

Автор полагает, что приверженность этому принципу позволит аналитику в любой момент лечения предложить интерпретацию, наиболее удовлетворяющую известному правилу: всегда осознавать поверхность эго пациента в лю-бой данный момент.

Список литературы

Alexander, F. (1925) Über Traumpaare und Traumreihen. Int. Z. Psychoanal., 11, 80-5.

__ (1949). The psychology of dreaming. In H.Herma and G.M.Kurth (eds.), Fundamentals of Psychoanalysis. New York: World Publ. Co., 1950.

Alexander, F. and Wilson, G.W. (1935). Quantitative dream studies: a methodological attempt at a quantitative evaluation of psychosomatic material. Psychoanal. Q, 4, 371-407.

Arlow, J.A. and Brenner, C. Psychoanalytic Concepts and the Structural Theory. International Universities Press, New York, 1964.

Babcock, C.G. Panel report: The manifest content of the dream. J. Amer. pstchoanal. Ass., 14, 154-71.

Blitzstein, L.N., Eissler R.S. and Eissler K.R. (1950). Emergence of hidden ego tendencies during dream analysis. Int. J. Psycho-Anal. 31, 12-17.

Blum, H.P. (1964). Colour in dreams. Int. J. Psycho-Anal. 45, 519-30.

Bonime, W. (1962). The Clinical Use of Dreams. New York: Basic Books.

Brill, A.A. (1913) The interpretation of dreams. The Basic Writting of Sigmund Freud. New York: Random House, 1938.

[257]

Dement, William С. and Wolpert, E.A.: The Relation of Eye Movements etc. to Dream content. J.Exper. Psychol., 55, pp. 543.

Eissler, K.R. (1966). A note of trauma, dream, anxiety and schizophrenia. Psychoanal. Study Child 21.

Erikson, Eric H. (1954) The dream specimen of psychoanalysis', Journal of the American Psychoanalytical Association 2: 5-56.

__ (1964) Insight and Responsibility New York: Norton.

Federn, P. (1914) Über zwei typische Traumsenstationen. Jb. Psychoanal. psychopathol. Forsch. 6.

__ (1932) 'Ego-Feeling in Dreams'. Psychoanal. Quart., 1.

__ (1933) Die Ichbeserzung bei den Fehlleistunfen Imago, 129, 312-38; 433-53.

__ (1934). The Awakening of the Ego in Dreams'. Int. J. Psycho-Anal., 15.

Fenichel. О. (1935) Zur Tehorie der psychoanalytischen Technic. Int. Z. Psychoanal., 21, 78-95.

Fenichel. O., Alexander, F. and Wilson, G.W. Quantitative dream studies. Int. Z. Psychoanal., 22, 419-20.

Ferenczi, S. (1911). Dirigible dreams: Final Contributions of the Problems and Methods of Psychoanalysis. New York: Basic Books, 1955.

__ (1934) Gedanken über das Trauma. Int. Z. Psychoanal., 20, 5-12.

Fisher, С. (1957) A study of the premilinary stages of the construction of dreams and images, J. Amer. psychoanal. Ass., 5, 5-60.

__ (1965). Psychoanalytic Implications of Recent Research on Sleep and Dreaming. J.Amer. Psychoanal. Assoc., XII, pp. 197-303.

Fisher, C. and Paul, I.H (1959). The effect of sublimint visual stimulation on images and dreams: a validation study. J. Amer. psychoanal Assoc., 7 35-83.

Fliess, Robert: The Revival of Interest in the Dream. New York: Interna-tional Universities Press, Inc., 1953.

French, T.M. (1937a) Klinische Untershuchungen über Lerner im Verlauf einer psychoanalytschen Behandlung. Int. Z. Psychoanal. 23, 96-132.

__ (1937b). Reality testing in dreams. Psychoanal. Q., 6, 62-77.

__ (1952). The Intergation of Behavior, vol. 1: Basic Postulates. Chicago: Univer. of Chicago Press, 1956.

__ (1953) Idem. vol. 2: The Intergative Process in Dreams. Chicago: Univer. of Chicago Press, 1956.

French, T.M. and Fromm E. (1964) Dream Interpretation, New York: Basic Books.

[258]

Freud, A (1936) The Ego and Mechanisms of Defence. London: Hogarth Press, 1954.

Freud, Sigmund (1892-9) Extracts from the Fliess papers. SE 1. (1900) The Interpretation of Dreams. SE 4/5, London: Hogarth Press (1950-70).

__ (1901) On dreams. SE 5.

P.п. З.Фрейд. О сновидении. В кн.: З.Фрейд. Психология бессознательного, М., Просвещение, 1989.

__ (1905а). Fragment of an Analysis of a Case of Histeria, SE 7.

__ (1905b). Jokes and their relations to the unconscious. SE 8.

р.п.: З.Фрейд. Остроумие и его отношение к бессознательному. СПб, Универс-книга, М., ACT, 1997.

__ (1911). The Handling of Dream-Interpretation in Psycho-Analysis. SE 12.

__ (1914). On the history of the psychoanalytic mobement. SE 14.

__ (1915-17). Introductory Lectures on Psychoanalysis, SE 15-16.

р.п.: З.Фрейд. Введение в психоанализ. Лекции. М, Наука, 1989.

__ (1917). Ά Metapsychological supplement to the theory of dreams', SE 14.

__ (1920). Beyong the Pleasure Principle, SE 18.

P.п.: З.Фрейд По ту сторону принципа удовольствия. В кн.: З.Фрейд. Психология бессознательного. М., Просвещение, 1989.

__ (1922). Some neurotic mechanisms in jealousy and homosexuality. SE 18.

__ (1923a) Two encyclopaedia articles, SE 18.

__ (1923b). Remark on the theory and practice of dream interpretation. SE 19.

__ (1924) The Ego and the Id, SE 19.

__ (1925a) 'Some additional notes on dream interpretation as a whole', SE 19.

__ (1925b). Negation. SE 19.

__ (1925с) An autobiographical study. SE 20.

__ (1933). New introductory Lectures on Psychoanalysis, SE 22.

__ (1940) An Outline of Psycho-analysis, SE 23.

р.п.: 3. Фрейд. Основные принципы психоанализа. М., Рефл-бук. К., Ваклер, 1998.

Frosch, J. (1967). Severe regressive states during analysis. J. Amer. psycho-anal. Ass. 15, 491-507.

Groot, A.D., De (1961). Methodology. The Hague: Mouton, 1968.

[259]

Grotjahn, M. (1942). The process of awakening, Psychoanal. Rev. 29, -19.

Gutheil, E. A. (1951). The Handbook of Dream Analysis. New York: Grove Press, I960.

Hadfield, J.A. (1954). Dreams and Nightmares. Harmondsworth, Middx: Penguin.

Harris, I.D. (1951). Characterological significance of the typical anxiety dreams. Psychiatry 14, 279-94.

__ (1962). Dreams about the analyst. Int. J. Psycho-Anal. 43, 151-8.

Hitschmann, E. (1933-4). Beiträge zu einer Psychopathologie des Traumes. Int. Z. Psychoanal. 20, 459-76; 21, 430-44.

Jekels, L (1945). Ά Bioanalytic Contribution to the Problem of Sleep and Wakefulness'. Psychoanal. Quart., 14.

Joffe, W.G. (1965). Review of Dream Interpretation by French & Fromm. Int. J. Psycho-Anal. 46, 532-3.

Jones, R. (1965). Dream interpretation and the psychology of dreaming. J. Am. psychoanal. Ass. 13, 304-19.

Kanzer, М. (1954). A field theory perspective of psychoanalysis. J. Am. psychoanal. Ass. 2, 526-34.

Katan, М (I960). Dreams and psychosis. Int. J. Psycho-Anal. 41, 341- 51.

Kemper, W. (1958). The manifold possibilities of therapeutic evaluation of dreams. Int. J. Psycho-Anal. 29, 125-8.

Khan, Masud (1962) 'Dream psychology and the evolution of the psychoanalytic situation', International Journal of Psycho-Analysis 43: 21-31.

Klauber, J. (1967). On the significance of reporting dreams in psychoanalysis. Int. J. Psycho-Anal. 48, 424-33.

Kohut, H. (1966). Forms and transformations of narcissism. J. Am. psychoanal. Ass. 14, 243-71.

Kubie, Lawrence S.: A Reconsideration of Thinking, the Dream Process, and 'The dream'. The Psychoanalytic Quartery, XXXV, 1966, pp. 191-8.

Le Coultre, R. (1967). Spliijng van het Ik als centraakl neurosecveerschijnsel. In O.J. van der Leeuw et al. (eds.), Hoofdstukken uit de hedendaagse psychoanalyse. Arnhem: van Loghum Slarerus.

Levine, J.M. (1967). Through the looking-glass. J. Am. psychoanal. Ass. 15, 419-34.

Levitan, H.L. (1967) Depersonalization and the dream. Psychoanal. Q. 36, 157-72.

Lewin, Bertram (1946) 'Sleep, the mouth and the dream screen', The Psychoanalytic Quarterly 15: 419-34.

260

__ (1948). Inferences from the dream screen. Int. J. Psycho-Anal. 29, 224-31.

__ (1952). Phobic symptoms and dream interpretation. Psychoanal. Q., 21,295-322.

__ (1953). Reconsideration of the dream screen. Psychoanal, Q., 22, 174-99.

__ (1955) 'Dream psychology and the analytic situation', The Psycho-analytic Quarterly 35: 169-99.

__ (1964) Knowledge and dreams. Psychoanal. Q. 33, 148-51.

Lincke H. (1960) Zur Traumbildung. J. Psycho.-Anal. 1.

Loewenstein, R.M. (1949) A posttraumatic dream. Psychoanal. Q. 30, 464-6.

Mack, J.E. (1965). Nightmares, conflict and ego development in child-hood. Int. J. Psycho-Anal. 46, 403-28.

Maeder, A. (1912). Über die Funktion des Traumes. Jb. Psychoanal. psychopathol. Forsch 4.

__ (1913). Über das Traumproblem. Jb. Psychoanal. psychopathol. Forsch 5.

Miller, М.L. (1948). Ego functioning in two types of dreams. Psychoanal. Q. 17, 346-55.

Miller, S.C. (1964). The Manifest dream and the appearance of colour in dreams. Int. J. Psycho-Anal. 45, 512-18.

Mittelman, B. (1949). Ego functioning and dreams. Psychoanal. Q. 18, 434-48.

Noble, D. (1965). Review of Dream Interpretation by French and Fromm. Psychoanal. Q. 34, 282-6.

Pacella, B. (1962). The dream process. Psychoanal. Q. 31, 597-600.

Peck, J.S. (1961). Dreams and interruptions in the treatment. Psychoanal Q. 30, 209-20.

Pollock, G.H. & Muslin, H.L. (1962). Dreams during surgical procedures. Psychoanal. Q. 31, 175- 202.

Rangell, L (1956). Panel report: the dream in the practice of psycho-analysis. J. Amer. psychoana. Ass. 4, 122-37.

Rechtschaffen, Α., Vogel, G. and Shaikun, G. (1963). Interrelatedness of mental activity during sleep. Arch gen. Psychiat. 9, 536-47.

Richardson, G.A. and Moore, R.A. (1963). On the manifest dream in schizophrenia. J. Amer. psychoanal. Ass. 11, 281-302.

Roth, N. (1958). Manifest dream content and acting out. Psychoanal. Q. 27, 547-54.

Saul, L.J. (1953) . The ego in a dream. Psychoanal. Q. 22, 257-8.

[261]

__ (1966). Embarrassment dreams of nakedness. Int. J. Psychoп.-Anal. 47, 552-8.

Saul, L.J. and Curtis, G.C. (1967). Dream form and strength of impulse in dreams of falling and other dreams of descent. Int. J. Psycho-Anal. 48, 281-7.

Saul, L.J. and Fleming, B.A. (1959). A clinical note on the ego meaning of certain dreams о flying. Psychoanal. Q. 28, 501-4.

Schafer, R. (1968). The mechanisms of defence. Int. J. Psycho-Anal. 49, 49-62.

Sheppard, E. and Saul, L.L. (1958) An approach to a systematic study of ego function. Psychoanal. Q. 27, 237-45.

Silberer, Y. (1912). Zur Symbolvildung. Jb. Psychoanal. psychopathol. Forsch. 4.

Stein, M.H. States of consciousness in the analytic situation. In М.Schur ed.) Drives, Affects, Behaviour, vol. 2. New York: Int. Univ. Press, 1966, pp. 60-86.

Stekel, W. (1909). Beiträge zur Traumdeutung. Jb. Psychoanal. psychopathol. Forsch. 1.

_____ (1911). Die Sprache des Traumes, 2nd. ed. Bergmann, 1922.

Sterren, H.A., van der (1952). The King Oedipus of Sophoklos. Int. J. Psycho-Anal. 33 343-50.

__ (1964). Zur psychoanalytischen Technik. Jb. Psychoanal. 3.

Steward W.E. (1967). Comment on certain types of unusual dreams. Psychoanal. Q. 36, 329-41.

Voth H.M. (1961). A note on the function of dreaming. Bull. Menninger. Clin. 25, 33-8.

Waelder, R. (1936). The principle of multiple function. Psychoanal. Quart., 5: 45-62.

Waldhorn, H.F (1967). The place of the dream in clinical psychoanalysis. Monograph Series of the Kris Study Group, II. New York: Int. Univ. Press.

Ward, C.H. (1961). Some futher remarks on the examination dreams. Psychiatry 24, 324-36.

Weiss, E. (1949). Some dynamic aspects of dreams. Ybk. Psychoanal. 5.

11. КОНТИНУУМ СНА В ПСИХОАНАЛИЗЕ: ИСТОЧНИК И ФУНКЦИЯ СНОВИДЕНИЯ

Р. ГРИНБЕРГ И С.ПЕРЛМАН

Вступление

Открытие физиологических коррелятов сновидения - явления БДГ (фазы сна с быстрым движением глаз) побу-дило пересмотреть психоаналитические теории сновидения. Существовали интерпретации как с точки зрения теории разрядки побуждения (Fisher, 1965), так и более эго-ориентированные - как, например, адаптивная концептуализа-ция (Hawkins, 1966; R.Jones, 1970). Ряд экспериментов, про-веденных в нашей лаборатории, привел к заключению, что БДГ-сон связан с обработкой информации в целях эмоци-ональной адаптации. Отправной точкой как Хавкинс (Hawkins, 1966), так и нашей группы (Greenberg и Leiderman, 1966) послужила метафора Фрейда: 'таинственная запис-ная книжка'. Исследуя депривации сна, мы пришли к сле-дующей формулировке: эмоционально значимые пережива-ния бодрствования соприкасаются с конфликтным матери-алом из прошлого, вызывая аффекты, требующие либо защитных процессов, либо адаптивного изменения реак-ции. Сновидение (БДГ-сон) предоставляет возможность для интеграции недавних переживаний с прошлыми, с сопут-

[264]

ствующей постановкой характерных защит или новым раз-решением конфликта. Мы обнаружили, что БДГ-депривация нарушает этот процесс (Greenberg и др., 1970; 1972а).

Изучая пациентов с послевоенными травматическими неврозами, мы обнаружили, что, чем выше осознанность субъекта в отношении пробудившегося конфликтного ма-териала перед сном, тем больше потребность в сновиде-нии, что отражалось латентностью БДГ (временем между началом сна и первым периодом БДГ). Основываясь на предшествующем сну психологическом состоянии субъек-та, мы смогли предвидеть более короткие и более продол-жительные БДГ-латентности (Greenberg, 1972b). Мы по-считали, что для более подробного исследования было бы полезно провести изучение сна и сновидений у пациента в процессе психоанализа. Мы ожидали, что аналитический материал покажет, что эмоционально значимо для паци-ента, а аналитическая ситуация пробудит конфликты, тре-бующие адаптивного усилия. И тогда данные, полученные в лаборатории по изучению сна, можно будет сопоставить с аналитическим материалом. В первой части исследова-ния мы сделали прогноз БДГ-латентности и БДГ-времени (количество времени, занятое сновидениями за ночь), ос-новываясь на материале психоаналитических сеансов не-посредственно перед и сразу же после каждой ночи в ла-боратории по изучению сна (Greenberg и Pearlman, 1975a). В этой статье мы представляем результаты наших исследо-ваний содержания сновидения, полученные в лаборато-рии по изучению сна.

Однако вначале нам следует обсудить психоаналитичес-кие концепции, необходимые для рассмотрения материала из лаборатории сна. Толкование сновидений явилось важ-ной частью развития психоанализа как совокупности тео-ретических и клинических знаний. Изучение сновидений привело Фрейда (1900) к ряду гипотез о психической фун-кции. Кроме того, эта работа привела его к выделению зна-чения анализа сновидений в клинической практике. С те-чением времени и развитием эго- психологии некоторые психоаналитики начали склоняться к преуменьшению зна-чения анализа сновидений (Brenner, 1969). Гринсон обсуж-

[265]

дал эту проблему в своей статье 'Исключительное положе-ние сновидения в психоанализе' (Greenson,1970). Он при-вел прекрасные примеры того, как анализ значимого сна может привести к прорыву в клиническом понимании. Френч и Фромм (French и Fromm, 1964) прошли обратно по пути Фрейда: от теоретических вопросов к клиническо-му значению сновидения. Они пришли к выводу, что сно-видение отражает процесс адаптации, попытку разрешить существующие конфликты. В недавнем пересмотре отно-шения отпечатка дня к сновидению Лангс (Längs, 1971) повторил эту формулировку. Он отмечал выделение Фрей-дом переживаний в ходе психоанализа как высоко значи-мый аспект текущей реальности, включающейся непосред-ственно в процесс формирования сновидения. Большин-ство опытных терапевтов встречались с манифестными сновидениями, характеризующими именно текущее эмоци-ональное состояние пациента - особенно его усилия, свя-занные с вопросами трансфера. Решающий вопрос состоит в том, являются ли подобные сновидения случайными тво-рениями, не представляющими никакого интереса, или же они выступают примером более фундаментального биоло-гического процесса адаптации. Если сновидения действи-тельно отражают такой адаптивный процесс, тогда они зас-луживают тщательного внимания и как показатели текуще-го состояния анализа, и как свидетельство необходимости переформулировки теорий функции сновидения. (Эти идеи были сформулированы и подробно обсуждались Whitman и ДР., 1967).

Исследования

Лабораторные методы изучения сна с регистрацией ЭЭГ позволяют более детально, чем в анализе, исследовать ма-териал сновидения. Обычно большинство сновидений за-бывается в течение нескольких минут после окончания пе-риода БДГ. Пробуждение по завершении периода БДГ по-зволяет большей части людей более подробно восстановить

[266]

в памяти сновидение (Whitman и др., 1963). Однако за не-сколькими исключениями (такими, как только что назван-ная работа Уитмена), сновидения, собранные в лаборато-риях по изучению сна, изучались только описательно, без связи с психодинамическим пониманием жизненной ситу-ации сновидца. Данное исследование посвящено взаимо-связи между сновидением и сновидцем в надежде, что эта информация позволит более точно определить функцию сновидения и его место в клиническом психоанализе.

Субъектом исследования явился пациент, проходящий курс психоанализа. Краткое описание его истории болезни и основных систем фантазий представлено в статье Кнаппа (Knapp, 1969). На протяжении полутора лет его в течение двадцати четырех ночей исследовали в лаборатории по изу-чению сна: один раз в неделю в течение четырех недель с интервалом примерно в месяц между группами замеров. В случае двенадцати из двадцати четырех ночей в лаборато-рии пациента будили по завершении каждого периода БДГ и просили пересказать сновидение. Его изложения снови-дений записывались на магнитофон. На магнитофон запи-сывались также психоаналитические сеансы с этим паци-ентом, проводившиеся вечером перед и наутро после каж-дого исследования в лаборатории. Все исходные данные настоящего исследования получены расшифровкой магни-тофонных записей психоаналитических сеансов и переска-зов сновидений.

В предшествующей статье (Greenberg и Pearlman, 1975b) мы описали, как оценивание психоаналитического матери-ала по переменной, названной нами 'защитное напряже-ние', позволило нам предсказывать вариации таких физио-логических параметров, как латентность БДГ и время БДГ. Эти исследования показали четкую взаимосвязь между ас-пектами психологической ситуации, связанными с дисфорическим аффектом, типами защит и угрожающим харак-тером конфликта (все они составляют ядро защитной нагруз-ки) и аспектами физиологической ситуации, касающимися потребности в БДГ-сне (латентность БДГ) и количества БДГ-сна. В настоящем исследовании мы рассматривали содер-жание сновидения и его взаимосвязь с аналитическим ма-

[267]

териалом. Мы изучали источник манифестного содержа-ния сновидения, выделяя аналитический сеанс как важное событие в отпечатке дневных переживаний. Мы также ин-тересовались: не прольет ли свет на адаптивную функцию сновидений их организация в связи с проявляющимися в психоанализе вопросами.

Результаты

Для того, чтобы обрисовать диапазон данных, мы нач-нем с некоторых количественных аспектов восстановления сновидения в памяти и его пересказа. Каждую ночь паци-ента будили от двух до четырех раз (по завершении периода БДГ). Всего за двенадцать ночей было тридцать восемь про-буждений. В результате этих пробуждений мы получили двадцать один подробный пересказ сновидений, два фраг-мента и пять пересказов с деталями лабораторной методи-ки, когда пациент не был уверен, спал ли он или бодрство-вал и размышлял. В случае оставшихся десяти пробужде-ний пациент обычно говорил, что видел сон, но не мог вспомнить его содержание. Такая частота пересказанных сновидений была высокой для этого пациента, так как во время аналитических сеансов вне лаборатории он вспоми-нал сновидения с трудом. Во время обычных сеансов он часто говорил, что видел сон, но не может вспомнить его содержание. Все сновидения, пересказанные подробно в ла-боратории, пересказывались и в ходе следующего аналити-ческого сеанса. Только три сновидения, изложенные в се-ансах после лабораторных исследований, пациент не вспом-нил в лаборатории.

Теперь перейдем к содержанию сновидений, к вопросу о психоаналитическом сеансе как отпечатке дня и к органи-зации материала сновидения в качестве индикатора про-блем и попыток их разрешения. Как мы увидим, эти аспек-ты взаимосвязаны.

Хотя мы и ожидали включения материала из аналити-ческого сеанса (отпечаток дня) в явное содержание, значи-

[268]

тельность его части, непосредственно обусловленной пред-шествующим сновидению аналитическим сеансом, нас про-сто удивила. Эти отпечатки были очевидны и не требовали интерпретации. При самом незначительном усложнении психоаналитического обоснования степень очевидного включения значительно увеличивалась. Оценка отпечатков дня проводилась каждым из авторов отдельно. В большин-стве случаев наши перечни оказались сходны. Когда отпе-чаток дня записывался только одним из нас, наша дискус-сия о том, включать ли его в перечень, основывалась на вопросе: требует ли определение этого отпечатка умения интерпретировать, или он будет заметен и неискушенному наблюдателю.

Мы обнаружили три основных группы отпечатков дня: (1) материал, относящийся к аналитическому сеансу, пред-шествующему сновидению; (2) материал, связанный с уча-стием в исследованиях в лаборатории по изучению сна; и (3) повторяющийся материал, проходящий через весь пси-хоанализ. Каждое сновидение включало, по меньшей мере, один отчетливый отпечаток аналитического сеанса (в диа-пазоне от 1 до 12). Более половины сновидений имели, по меньшей мере, по семь отпечатков. В отношении этих от-печатков возник естественный вопрос: были ли они пре-имущественно связаны с индифферентным материалом или же отражали центральные вопросы аналитического сеанса? Два различных подхода привели нас к заключению, что от-печатки дня представляли главные заботы пациента. Пер-вый подход состоял в рассмотрении отпечатков в контексте нашего понимания пациента. Это заключение пояснят не-сколько примеров.

Одной ночью пациент рассказал следующее сновидение:

'Странного рода сновидение - на каком-то плоту или парусной лодке - на плоту находились двое рабочих с заво-да - одним был А.К. - я сам, а другого не помню - картина плота с парусом - были на воде - мы там смотрели на волны - внезапно мы оказались далеко в море ... шлюпки и лодки побольше, возможно, большие волны - я спраши-ваю, не должны ли мы войти, как Гарольд ... я не спраши-

[269]

ваю, должны ли мы искупаться или нет ... и говорю нет, не идите - там холодно и это может быть очень опасно - поэтому не идите. В конце после ... мы начинаем плыть к земле. На этом сновидение заканчивается. Мы находились в парусной шлюпке на воде - три человека, свесивших ноги в воду - странного вида парусная шлюпка - все в одной шлюпке - это все'.

Отпечатками предшествующего сеанса явились: (1) раз-говор во время сеанса о страхе перед чем-то затаившемся, об угрозе, о беспокойстве по поводу откровенности и запи-си на магнитофон. (2) Во время обсуждения своей откры-тости и записи разговора на магнитофон пациент прервал беседу с аналитиком и сказал (обращаясь в сторону магни-тофона): 'Доктор Гринберг, Вы слышите это?' На что ана-литик ответил: 'Вы имеете в виду, что нас в комнате сейчас трое?' (3) Во время сеанса он говорил о том, что забылся - заснул - о странной фантазии.

Позднее в ходе исследования он пересказал следующее сновидение:

'Мне приснилось, что я устраиваю огромную вечеринку в (?) Сан Хонг Тау для всех своих друзей. По какому случаю - я не знаю, но официантом у меня был Дик, одетый во все белое, и еще один парень. Там была моя мать. В том, что касается возраста, это была смешанная вечеринка. Она была изысканной в отношении еды, закусок и т.п.. Я помню много видов рыбы, сыра и колбас. Я ходил между гостями, чтобы удостовериться, что у каждого достаточно еды. За-куски располагались на маленьких прямоугольных кусоч-ках черного хлеба. Тонны и тонны еды - очень изысканной. Расхаживая туда-сюда, Дик понял, что начинает уставать. Он собрался уходить. Я вполне мог справиться с работой сам. Эта вечеринка устраивалась в честь какого-то человека, но он еще не прибыл, и я не знаю, что это за человек. Еда была очень хороша и пользовалась успехом. Как раз перед тем, как меня стали будить, я подумал, что не могу решить, что из еды нравится мне больше всего. Я полагал, что вижу сон, но не был уверен в этом'.

[270]

Отпечатки от предшествующего аналитического сеанса следующие: (1) он рассказал о сновидении с множеством людей вокруг обеденного стола. Это был праздник. При-сутствовала его семья, включая умерших членов. Он гото-вил подарок деду, который умер и 'которого я никогда не видел и не говорил с ним'. (2) В течение сеанса он говорил о том, что независим и может сам выбирать, за кого ему себя выдавать. (3) Он описал, как его девушка Соня, с ко-торой он разрывал отношения, пригласив его на исландс-кий завтрак, обслуживала его. (4) Он несколько раз упоми-нал о планах пригласить Соню на ужин в китайский ресто-ран или на шведский стол. (5) Он думал об обеде и о том, как насытить свой желудок. (6) Он упоминал о коробках конфет для своих друзей. (7) Он говорил о том, что чувству-ет себя свободно и ни в ком не нуждается. (8) Коснувшись перемен в бизнесе, он сказал, что хочет, чтобы люди уважа-ли его, думали, что он добился большого успеха. (9) Он может делать работу своего шурина и при этом удивит сво-ей эффективностью окружающих. (10) Он говорил о разры-ве с Соней и о своей жизни без нее.

В обоих представленных примерах рассмотрение анали-тических сеансов, предшествующих сновидениям, показа-ло наличие в образном языке сновидения почти не преоб-разованных отпечатков. По нашему мнению, эти отпечатки не были индифферентными образами, используемыми бес-сознательным. Они являлись хорошим примером эмоцио-нально значимого материала, с которым имел дело паци-ент. В первом сновидении все было сосредоточено на бес-покойстве пациента из-за его участия в психоанализе, результаты которого фиксируются столь дотошно, а во вто-ром - на вызванных разобщением стремлениях и на про-блеме уверенности в своей самодостаточности и независи-мости в экономическом плане. Изучение отпечатков в дру-гих записанных сновидениях оставило мало сомнения по поводу их центрального значения, особенно в том, что ка-сается трансфера.

Другой подход к выявлению отпечатков основывался на методе определения 'защитного напряжения'. Как упоми-налось ранее, мы уже использовали оценку аналитических

[271]

сеансов по 'защитному напряжению' для предсказания латентности БДГ и времени БДГ. Эти оценки продемонстри-ровали ковариантность данного аспекта аналитического материала с физиологическими параметрами процесса сно-видения. Таким образом, если отпечатки сеанса отражают главные проблемы, то можно ожидать, что оценка 'защит-ного напряжения', основанная исключительно на материа-ле, содержащемся в этих отпечатках, будет сходна с оцен-кой 'защитного напряжения' всего предшествовавшего сну сеанса. Однако же, если отпечатки представляют индиффе-рентный материал, то такой корреляции не будет. Соответ-ственно, мы провели оценку защитного напряжения (Knapp, и др., 1975) всех отпечатков сеансов, предшествовавших каждой ночи в лаборатории. Мы обнаружили, что эти оценки оказались действительно сходны с оценками для всего се-анса, давшего эти отпечатки. Эти результаты позволяют предположить, что факторы сеанса, влияющие на 'защит-ное напряжение', а тем самым и на потребность видеть сон (латентность БДГ), определяют также выбор содержания, появляющегося в сновидениях. Таким образом, явное со-держание сновидения являлось образчиком эмоционально значимого на данный момент материала. Мы рассмотрим этот вопрос подробнее в обсуждении.

Наше следующее исследование касалось организации сновидений, трактовки различных вопросов в следующих друг за другом в течение ночи сновидениях и взаимосвязи сновидений с аналитическим материалом. Нас интересова-ли следующие вопросы: отражает ли организация манифестного сновидения то, как пациент решает насущные вопро-сы в психоанализе? Показывает ли последовательность сно-видения в течение ночи то, как пациент будет вести себя на следующем сеансе? То есть, отражает ли последовательность признаки адаптивной работы, организацию защитных про-цессов или подавление защит? Можем ли мы на основании наблюдаемой в сновидении активности предсказать харак-тер утреннего сеанса или уровень защитного напряжения утреннего сеанса?

Несколько примеров проиллюстрируют наш подход к этим вопросам. Во время одного вечернего сеанса пациент,

[272]

казалось, боролся со своим беспокойством по поводу учас-тия в психоанализе. Он попытался справиться с этим, пе-ренося страх на свою девушку. Но даже здесь боязнь соб-ственного вовлечения была очевидной, и у него даже воз-никали фантазии о том, чтобы избавиться от вызывающего тревогу объекта, устроив крушение самолета. Он также при-бегал к грандиозным фантазиям о том, как справиться со своей пассивностью и беспомощностью. Его первое снови-дение ночью было следующим:

В этом сновидении я еду вверх по крутому холму на авто-мобиле. Дорога сильно обледенела, мне кажется, что она слиш-ком опасна и ехать мне не нужно - угол подъема все время равен сорока пяти градусам. Я еду вверх и достигаю вершины, поворачиваю налево и едва справляюсь с поворотом - кругом лед - автомобиль наконец-то достигает вершины. Я на воз-вышенности, и здесь, по-видимому, живут цыгане - во вся-ком случае, мне кажется, что это цыгане, и все очень стран-но - автомобиль начинает скользить назад и готов, опроки-нувшись, упасть вниз, но я высовываю из машины ногу и таким образом, отталкиваясь левой ногой и управляя рулевым коле-сом, мне удается двигать машину вперед. Эти цыгане наблю-дают сверху и наконец-то проникаются ко мне некоторым сочувствием - с ними животное, похожее на осла - я ду-маю, что это осел - но у него длинная шея - и они разреша-ют привязать осла к машине, и я начинаю так вытаскивать свой автомобиль, а они наблюдают за мной - мне удается продвигаться вперед - я думаю, что начал слишком быстро выбираться из этой зоны, и они что-то заподозрили и привели другое животное, более привычное ... осла, но это оказался верблюд - верблюд. Они привели этого осла и я привязал его к автомобилю и с его помощью выбрался. Вершина холма напо-минает мне Сан-Франциско, лед на ней определенно остался после снежной бури, кроме того, на вершине холма росла тра-ва - сочетание льда и травы. Я полагаю, что цыгане были итальянцами, да - они наблюдали, как я пытался спасти свою жизнь, и когда я открыл дверь, начал толкать автомо-биль и сам не дал ему перевернуться, только тогда они нако-нец-то пришли мне на помощь. Так что это было сновидение о

[273]

том, как я сам остановил автомобиль, прежде чем кто-либо помог мне.

Это длинное и сложное сновидение с обилием симво-лизма, вероятно, способного пробудить немало ассоциаций. Однако из контекста предшествующего аналитического се-анса было совершенно ясно, что этот человек боролся в сновидении с опасностями (как он их себе представляет) регрессивной направленности психоанализа и пытался по-нять, как получить помощь, не испытывая слабости и бес-помощности. В этом сновидении он нашел решение: вна-чале помоги себе сам, а затем можешь позволить другим помочь тебе, но даже тогда не продвигайся слишком быст-ро. Защитное напряжение предшествовавшего сну сеанса было высоким, и сравнительно короткий латентный пери-од отражал настоятельность решения этих вопросов. Это сновидение длилось двадцать четыре минуты, что довольно долго для первого периода БДГ. Последующие сновидения этой ночи отмечались заметным подавлением. Содержание их касалось лишь лаборатории по изучению сна или пред-ставляло собой 'сновидение о сновидениях'. Наша оценка состояла в том, что пациент выработал решение по поводу беспокоящих его чувств относительно подчинения и зави-симости. Так, последующие сновидения отражали только его обычное применение подавления и сосредоточение на внешней реальности. Мы предсказали, что в ходе утренне-го сеанса он будет менее обеспокоенным, будет использо-вать подавление, проявит большую готовность к сотрудни-честву и, возможно, будет лучше сосредоточен на внешней реальности. Утренний сеанс действительно показал замет-ное снижение защитного напряжения. Он подробно обсуж-дал сновидение, но без лишних эмоций или озабоченности. Его беспокойство по поводу самораскрытия сместилось на лабораторию по изучению сна, а он чувствовал, что может легко покинуть эту лабораторию, как только пожелает. Этот сеанс можно обобщить следующей мыслью: 'не высовывай свою шею, будь ослом и иди вперед, но не слишком быст-ро'. Таким образом, в этом примере легко просматривается взаимосвязь между аналитическим материалом и содержа-

[274]

нием сновидения. Анализ последовательности сновидений позволил нам предположить организацию эффективных защит, и последующий сеанс подтвердил эту оценку.

Вторая серия сновидений продолжает развитие этой темы. В ходе предшествующего сну сеанса пациент боролся со своей боязнью любви к аналитику и к своему отцу. Он пы-тался решить этот конфликт всевозможными защитами: подавлением, отрицанием, интеллектуализацией, смещением и проекцией.

Первое сновидение было следующим:

Я думаю, что был одним из троих мужчин, им принадле-жал рефрижератор, которым я должен был что-то перевез-ти - часть груза, что я должен был перевезти, принадлежа-ла моему отцу, и я должен был выгрузить его из рефрижера-тора, и это было большой проблемой - как и куда - они сами все решили и, не спрашивая меня, вынесли вещи. Затем меня, по-видимому, где-то закрыли и в конце концов заставили по-могать им, так я оказался в цепочке из троих человек. Мы вытаскивали из нижнего отсека рефрижератора что-то типа кока-колы и быстро и ловко складывали ее в другой рефриже-ратор или во что-то другое. Я очень эффективно работал и закладывал все льдом - не было ни одного лишнего движе-ния - это была прекрасная по слаженности движений рабо-та. Я не уверен, что запомнил их. Я замедляю темп. Как раз перед этим, я находился также и в баре. По-моему, я ждал сдачу, два доллара, и получил две банкноты, выглядевшие, как Вустерские сертификаты. Было что-то типа перебранки, а затем парень дал мне две долларовых банкноты - одна была разорвана и подклеена. Банкноты переходили из рук в руки. В конце концов парень дал мне сдачу правильно, забрал два Вустерских сертификата обратно и сказал, что сейчас найдет какую-нибудь сдачу - я пришел β некоторое замешательство, потому что это были мои банкноты. Я пожал плечами и ска-зал: 'О черт, все это беспокойство, чтобы поменять игру-шечные банкноты'. И я вроде бы ушел. Обратно к рефриже-ратору - там было так много вещей - мне кажется, там была какая-то старая шляпа, другие предметы одежды и моя одежда - рефрижератор и одежда - два других человека - я думаю, они были братьями.

[275]

И снова, рассматривая сновидение в контексте предше-ствующего сеанса, можно видеть пациента, борющегося с 'материалом', связанным с его умершим отцом - и реша-ющего, как поступать с мужчиной, готовящим ему переме-ны (аналитик). Он вынужден подчиниться и сотрудничать - но сможет ли он выпутаться из всего этого тем уравнове-шенным и рациональным образом, который идеализирует?

Второе сновидение этой ночи следующее:

Еще одно тяжелое сновидение - оно фрагментарное - мне снился полицейский по имени Ларри - школьный автобус - снилось, что я управляю фермой и Мисс Исландия - королева красоты - и фермер - его звали, кажется, Король. Королев-ская Ферма. И он женат на Мисс Исландии, я спросил его, как он встретился с ней, он ответил, что его двоюродный брат устроил его на работу в Исландии. И о полицейском - мне кажется, он забирал мебель или что-то еще - мебель ? - рассказывая об этом охраннике в сновидении, упоминая ме-бель - я вижу картину открытого гроба.

В этом сновидении с явными гетеросексуальными нача-лами тема снова возвращается к необходимости забрать вещи и к гробу - смерти. Пациент часто использовал сексуаль-ный материал и грандиозные фантазии в качестве защиты от пассивных влечений к отцу. Наша оценка двух сновиде-ний сводилась к тому, что пациент не может забыть смерти отца. Мы решили, что следующий сеанс будет снова связан с вопросом его участия в психоанализе - раскрытии - подчинении. Он мог бы попытаться успокоиться, но ему это не удастся.

Последующий сеанс действительно показал более высо-кое защитное напряжение. Материал выявил обеспокоен-ность маленького мальчика, ищущего любви. Прежние за-щитные усилия в ходе этого сеанса не помогли.

[276]

Обсуждение

Соединив данные психоаналитических сеансов с запи-санными в лаборатории по изучению сна сновидениями, мы попытались определить источник явного содержания сновидений и посмотреть, не поможет ли эта информация понять функцию сновидения. Мы обнаружили, что манифестное содержание сновидения содержит в себе множе-ство значимых отпечатков предшествующих сну аналити-ческих сеансов. Это открытие согласуется с работами Уиткина (Witkin, 1969: 285-359), Брижера и др. (Breger, 1971) и Уитмена (Whitman, 1873), обнаруживших прямое включе-ние предшествовавших сну эмоциональных переживаний в явное содержание сновидения. Так как анализ пробуждает эмоциональные конфликты, то едва ли удивительно, что материал аналитических сеансов появляется в сновидениях пациентов. Однако более важным явилось открытие, что эти отпечатки регулярно представляли эмоционально зна-чимый материал, а не индифферентное содержание. Отпе-чатки давали ясную картину основных проблем, с которы-ми боролся пациент, и его усилий справиться с ними. Это открытие подтверждает высказывания Фрейда (1923) и Шарпа (Sharpe,1937) и более недавнее заявление Лангса (Längs, 1971) о том, что находка 'отпечатка дня' обычно ведет к немедленному пониманию сновидения.

Кроме того, изучение последовательности сновидений в течение ночи позволило оценить степень успешности, с кото-рой пациент справлялся с тревожащим его материалом. Раз-личные последовательности сновидений (показывающие раз-решение конфликта или задержку на одной и той же пробле-ме) сходны с таковыми, описанными Оверкранцем и Рехштаффеном (Offenkrantz и Rechschaffen,1963). Наши оцен-ки защитного напряжения для аналитического сеанса, следу-ющего за каждой серией сновидений, указывают на обосно-ванность рассмотрения сновидения как механизма адаптации,

[277]

иногда успешной, а иногда нет. Тот факт, что и содержание сновидения, и физиологические измерения в ходе сновиде-ния (латентность БДГ и время БДГ) отражают эти данные, дополнительно подтверждает взаимосвязь психологических и физиологических аспектов сновидения.

Эти открытия проливают свет на теории функции сно-видения. Какое это имеет значение для клинического ис-пользования сновидений? Четкая взаимосвязь важных пе-реживаний в бодрствующем состоянии и манифестного со-держания снова выдвигает сновидение на передний план. Рассматривая сновидение с этой точки зрения, можно со-ставить сравнительно ясную картину психологических про-блем пациента. Конечно же, следует отметить, что не все люди проходят курс психоанализа или испытывают силь-ное психическое напряжение. Поэтому не стоит ожидать, что психодинамические конфликты будут в равной мере очевидны во всех сновидениях. Просто следует сказать, что БДГ и механизмы сновидения при необходимости всегда доступны для использования. Возможно, у здоровой части населения этот механизм служит для ассимиляции новых переживаний индивидуально значимым образом.

Утверждая, что манифестное сновидение содержит не-искаженные важные отпечатки дня, мы не считаем, что дневные впечатления полностью неизменны. Безусловно, наблюдаются изменения в субъективном представлении или внутреннем языке. Френч и Фромм описывают этот про-цесс как переход от чисто логического мышления к конк-ретному, практичному языку, похожему на язык детства. Служит ли это изменение языка целям искажения и защи-ты, или просто представляет особый незнакомый язык си-стемы - по-прежнему спорный вопрос (Piaget, 1951; E.Jones, 1916: 87-144). Байнес (цитируется по Faraday, 1972, с.121) сравнил утверждение Фрейда о маскирующей функции сно-видений с анекдотом об англичанине, приехавшем в Па-риж и решившем, что парижане говорят тарабарщину (фран-цузский язык), чтобы выставить его дураком. Так, в снови-дении, где 'три человека в комнате' были представлены 'тремя мужчинами в одной лодке', язык сновидения не маскирует, а действительно дает графическое изображение

[278]

ощущений пациента и того, какой он хочет видеть ситуа-цию. Таким образом, язык сновидения можно назвать ме-тафорическим, временами изощренным и отличным от язы-ка бодрствующего состояния, но не обязательно более при-митивным.

Таким образом, защита посредством искажения может происходить при вторичной переработке, в то время, как человек пытается понять смысл своего сновидения. Види-мое искажение может быть обусловлено недостатком ин-формации об отпечатке дня. Историческим примером пос-ледней возможности является сновидение об инъекции Ирме Фрейда. Используя это сновидение, Фрейд продемонстри-ровал многие механизмы, участвующие, по его мнению, в формировании сновидений. На основании своих ассоциа-ций Фрейд сформулировал латентное содержание данного сновидения и продемонстрировал различные искажения этого содержания, произошедшие в ходе развития манифестного сновидения. Однако Фрейд на включил в свое об-суждение важных 'отпечатков дня', которые были описа-ны Шуром (Schur, 1966: 45-88). Сравнительно неискажен-ное включение этих пронизанных аффектом событий в явное содержание сна впечатляюще. С предоставленной Шуром дополнительной информацией теперь можно видеть, что фрейдовская формулировка латентного содержания связа-на с вытесняемыми чувствами Флиссу. Но, поскольку он, видимо, 'забыл' о важном отпечатке дня сновидения об Ирме, то формулировка оказалась весьма приблизительной к тому, что описывает Шур. Однако сновидение действи-тельно указало ему верное направление.

Из этого примера мы можем лучше оценить ход мышле-ния таких теоретиков сновидения, как Штекель (Stekel, 1943), Юнг (1934: 139-62), Адлер (1936) и Бонейм (Bonime, 1962), не соглашавшихся с Фрейдом в том, что касается степени маскировки в сновидениях. Концепция маскировки необ-ходима, если сновидение служит для разрядки угрожающих подавленных желаний (R.Jones, 1965). Фрейд также предос-терегал об опасности принимать манифестное содержание сновидения за чистую монету, чреватой метафорическим или аллегорическим подходом к интерпретации. Однако, как

[279]

показал Спаньярд (Spanjaard, 1969), Фрейд имел склонность не обращать внимания на собственные предостережения. Он и многие другие теоретики больше сосредотачивались на персональном значении манифестного сновидения. Тогда ас-социации к сновидению становились, иногда без ведома сно-видца, ассоциациями к эмоционально значимым событиям (отпечаткам дня, включенным в сновидение). Когда по этим ассоциациям обнаруживается отпечаток дня, значение сно-видения часто сразу же оказывается понятным. Однако, даже если отпечаток дня не обнаружен, в сновидении пациент смотрит на материал, имеющий для него важное значение, материал, который необходимо попытаться интегрировать в сновидение.

В целом данное исследование продемонстрировало не-разрывность психической жизни в состоянии бодрствова-ния и сна (сновидения). Рассмотрение БДГ-сна (сновиде-ния) как адаптивного механизма помогло организовать изучение материала сновидений, собранного в ходе пси-хоанализа. Результаты привели к некоторым предложени-ям, касательно клинического анализа снов. Мы обнаружи-ли, что важно изучить язык сновидения пациента, исполь-зуемый в манифестном содержании. Тогда последнее предоставляет яркую субъективную картину текущих адап-тивных задач пациента - указание на то, что активно в психоанализе.

Наша концепция адаптации сходна с таковой, описан-ной Яффе и Сандлером (Joffe и Sandler, 1968), согласно которой эго пытается создать новые организации идеаль-ного состояния 'я' для того, чтобы сохранить чувство безо-пасности и избежать ощущения травматического ошелом-ления. Успешная адаптация включает отказ от идеалов (же-ланий), не соответствующих реальности. То, что предыдущие идеальные состояния нелегко оставить, вносит свой вклад в появление инфантильных желаний и аспекта сновидения, касающегося удовлетворения. Мы предполагаем, что сно-видения изображают борьбу, присущую взаимодействию между желаниями прошлого и потребностями настоящего, и отражают процесс интеграции, по-видимому, происходя-щий во время БДГ-сна (Greenberg и Pearlman, 1975b).

[280]

Список литературы

Adler, А. (1936). On the unteipretation of dreams. Int. J. indiv. Psychol. 2, 3-16.

Bonime, W. (1962). The Clinical Use of Dreams. New York: Basic Books.

Breger, L., Hunter, I. and Lane, R.W. (1971). The Effect of Stress on Dreams. New York: International Universities Press.

Brenner, C. (1969). Dreams in clinical psycho-analytic practice. J. nerv. ment. Dis. 149, 122-32.

Faraday, A. (1972). Dream Power. New York: Coward, McCann and Geoghegan.

Ficher, C. (1965). Psychoanalytic implications of recent research on sleep and dreaming. J. Amer, psychoanal. Ass. 13, 197-303.

French, T.M. and Fromm E. (1964) Dream Interpretation: A New Approach, New York: Basic Books.

Freud, Sigmund (1900). The Interpretation of Dreams. SE 4/5.

__ (1924) The Ego and the Id, SE 19.

р.п.: Зигмунд Фрейд. Я и Оно. В кн.: З.Фрейд. Психология бессознательного. М., Просвещение, 1989.

Greenberg, R., and Leiderman, P.H (1966). Perceptions, the dream process and memory: an up-to-date version of 'Notes obn a Mystic

Writing Pad'. Compr. Psychiat. 7, 517-23.

Greenberg, R., Pearlman, C.A., Fingar, R., Kantowitz, J. anfd Kawliche, S. (1970). The effects of dream dervation: implications for a theory of the psychological function of dreaming. Brit. J. med. Psychol. 43, 1-11.

Greenberg, R., Pillard, R and Pealrman, C.A. (1972a). The effect of dream (stage REM) deprivation on adantation to stress. Psychsom. Med. 34, 257-62.

Greenberg, R., Pearlman, C.A. and Gampel, D. (1972) War neuroses and the adaptive function of REM sleep. Brit. J. med. Psychol. 45, 27-33.

Greenberg, R., Pearlman, C.A. (1975a) REM sleep and the analytic process: a psychophysiologic bridge. Psychoanal. Q. (in press).

Greenberg, R., Pearlman, C.A. (1975b) Cutting the REM nerve: an approach to the adaptivee function of REM sleep. Persp. Biol. Med.

(in press).

Greenson, R. (1970). The exceptional position of the dream in psychoanalytic practice. Psychoanal. Q. 39, 519-49.

ПРИСПОСАБЛИВАЮЩЕЕСЯ ЭГО И СНОВИДЕНИЯ

[281]

Hawkins, D. R. (1966). A review of psychoanalytic dream theory in the right of recent psychophysiological studies of sleep and dreaming. Dr. J. med. Psychol. 39, 85-104.

Joffe, W.G. and Sandier, J. (1968). Comments on the Psychoalanytic psychology of adantation. Int. J. Psycho-Anal. 49, 445-54.

Jones, E. (1916), The theory of symbolism. In E.Jones, Papers of Psycho-Analysis. 2nd ed. London: Balliere, Tindall and Cox, 1918.

Jones, R. (1965). Dream interpretation and the psychology of dreaming.

J. Am. psychoanal. Ass. 13, 304-19.

__ (1970). The New Psychology of Dreaming. New York: Grune & Stratton.

Jung, C.G. The practical use of dream analysis. In The Collected Works of C.G.. Jung, vol 16. New York: Pantheon, 1954.

р.п.: К-Г.Юнг. Практическое использование анализа сновидений. В кн.: К.Г.Юнг. Психология переноса. М., Рефл-бук, К., Ваклер, 1997.

Knapp, Р. (1969) Image, symbol and person; the strategy of psychological defence. Archs. gen. Psychiat. 21, 392-407.

Knapp, P., Greenberg, R., Pearlman, C.A., Cohen, М., Kantrowitz, J. and Sashin, J. (1975). Clinical measurement in psychoanalysis: an approach. Psychoanal. Q. (in press).

Längs, R. (1971). Day residues, recall residues, and dreams; reality and the psyche. J. Am. psychoanal. Ass. 19, 499-523.

Offenkrantz, W. and Rechtschaffen, A. (1963) Clinical studies of sequntial dreams. Archs. gen. Psychiat. 8, 497-508.

Piaget, J. (1951). Play, Dreams and Imitation in Childhood. New York: Norton, 1962.

Schur, М. (1966). Some additional 'day residues' of the 'specimen dream of psychoanalysis'. In R.Loewenstein et al. (eds.), Psychoanalysis - A General Psychology. New York: Int. Univ. Press.

Sharpe, Ella Freeman (1937) Dream Analysis, London: Hogarth (1978).

Spanjaard, J. (1969). The manifest dream content and its significance for the interpretation of dreams. Int. J. Psycho -Ana1 50, 221-35.

Stekel, W. (1943) The Interpretation of Dreams; New Developments and Technique. New York: Liveright.

Whitman, R., Kramer, М. and Baldridge, B. (1963). Which dream does the patient tell? Arch. gen. Psychiat. 8, 277-82.

Whitman, R., Kramer, М., Ornestein, P. and Baldridge, B. (1967). The phyciology, psychology and utilization of dreams. Am. J. Psychiat.

124, 287-302.

Whitman, R. (1973). Dreams about the group: An approach to the problem of group psychology. Int. J. Grp. Psychother. 23, 408-20.

Wirkin, A. (1969). Influencing dream content. In M.Kramer (ed.). Dream Psychology and the New Biology of Dreaming. Springfield: Thomas.

12. СНОВИДЕНИЕ И ОРГАНИЗУЮЩАЯ ФУНКЦИЯ ЭГО

СЕСИЛЬ ДЕ МОНЖУА

В этой статье я собираюсь затронуть роль сновидения не для спящего, а для бодрствующего человека, рассказываю-щего о нем аналитику. Если я ограничиваю место действия психоаналитическим лечением, то это потому, что, как вы-разился Фрейд (1923: 117), 'использование сновидений в психоанализе является чем-то очень далеким от их перво-начального назначения'. Эти ограничения ни в коей мере не исключают рассмотрения содержания сновидения - в действительности одна из целей данной статьи состоит в прояснении некоторой связи между формой и содержани-ем сновидений. Но я буду рассматривать эту проблему не с точки зрения связи между содержанием и формой в рамках сновидения, как это сделал Эриксон (1954); я, скорее, хочу исследовать отношение между сновидением и другими об-разами действия в психоанализе.

В развитии психоанализа вслед за 'Толкованием снови-дений' теория щедро обеспечивала нужды всех областей растущей науки. Парадигматически* невротический симп-том представлялся как длительный сон наяву, а защитные механизмы скрывали его латентное содержание под мас-

* Поуровнево, иерархически, структурно - Прим. ред.

[284]

кой; концепция топологической регрессии обобщалась до применения в жизненной истории сновидца; и что важнее всего, явление трансфера понималось (с точки зрения сно-видений) как выражение постоянно присутствующего на-бора скрытых желаний, высвобождаемых и активируемых определенными моментами аналитической ситуации, по-добно тому, как мысли сновидения высвобождаются и ак-тивируются состоянием сна.

Но, хотя теория сновидения оказалась щедрой матерью для своих концептуальных отпрысков, в течение некоторо-го времени казалось маловероятным, что она многое полу-чит взамен. Фрейд (1933: 8) сожалел о сокращении анали-тических публикаций на тему сновидений: 'Аналитики, - говорил он, - ведут себя так, как будто им больше нечего сказать о сновидениях, как будто уже больше нечего доба-вить к теории сновидений'; тем не менее, своими после-дними работами он сам способствовал этой тенденции. Например, мы видим, как в 1923 г. он резко осуждает пре-увеличенное внимание к 'таинственному бессознательно-му'; 'слишком легко, - говорит он, - забыть, что снови-дение, как правило, является просто мыслью, подобной лю-бой другой' (с.112).

Именно потому, что оно считалось мыслью, подобной любой другой, сновидение разделило выгоды самого важ-ного вклада психоанализа в общую психологическую тео-рию познания. Я говорю здесь об открытии того, что пси-хические функции модулируются значением, которое мы ему приписываем. Таким образом, концепт мышления в психоанализе включал не только источник тематического содержания и был поставщиком требующих расшифровки текстовых элементов, но и служил символической версией других психологических процессов, первоначально не ког-нитивных в своих проявлениях - процессов, нашедших ме-сто в психоаналитическом перечне не под заголовком 'фун-кции эго', а, скорее, под рубрикой 'инстинкт'.

Благодаря бессознательному приписыванию значений инфантильной фантазии когнитивным процессам способ их функционирования разительно изменяется. Это изменение осуществляется по принципу обобщения, которое может

[285]

затрагивать как компоненты ответной реакции, так и раз-дражители модифицируемого процесса¹. Это очевидно для мышления в целом и особенно для сновидения.

Например, обобщение ответной реакции от дефекации к познанию может сделать мышление скорее изгоняющим, чем творческим и поместить обмен идеями в рамки социометрии сидящей на горшках пары. Со стороны обобщения раздражителей продукты мышления, мысли, могут стать фекальными ужасами, и неудивительно, что в случае тако-го воображаемого приравнивания их часто приходится тай-но скрывать из-за боязни загрязнения интеллектуального окружения. Наше понимание сновидения значительно рас-ширяется от того, что сложившийся у человека образ свое-го ума оказывает огромное влияние на работу последнего. Таким образом, можно показать, что сновидение является не только источником и вместилищем воображаемого со-держания, но также и единицей фантазии, используемой пациентом при реализации трансферентных отношений. Можно показать, что в когнитивной регрессии к конкрети-зации и анимизму пациент концептуализирует сновидения (вместе с другими психическими продуктами) как осязае-мые или живые сущности. Так, сновидение может симво-лизировать стыдливо скрываемую от взора или открыто выставляемую напоказ часть тела, подарок или оружие, хо-роший внутренний образ или плохой.

Какими бы важными это не было для понимания роли сновидений в анализе и для методического подхода к ним², ударение всегда ставилось на сходстве сновидения с други-ми функциями психики. Даже выдающийся вклад Левина (Lewin, 1946) в понимание компонентов оральной фантазии в сновидении отличается уклоном в том же направлении. Он утверждал, что сновидение является психической инс-ценировкой цикла кормления с чередованием подкрепле-ния и отдыха, но не затрагивал дополнительный вопрос: в какой мере сновидение не было аналогом кормления и сна у груди.

Действительно, этот акцент на сходстве настолько ши-роко распространен, что даже удивительно, что пациенты до сих пор настаивают на пересказе сновидений, когда дру-

[286]

гие аспекты тонко анализируемого трансфера предоставля-ют превосходное поле как для игры, так и для борьбы фан-тазии и сопротивления. Должны ли мы винить в этом алч-ность бессознательного, жадно добивающегося использо-вания любого возможного канала коммуникации? Или же это лукавый обман сопротивления, отрицающего в рамках одного канала то, что подтверждается в другом, так что днев-ное и ночное мышление (употребляя фразу Левина, 1968) образуют сложный контрапункт, дабы ослепить и привести в замешательство аналитиков? Или же сновидение далеко не только мысль, подобная любой другой, а пересказ сно-видения имеет аспекты уникальные и заметно отличные от иных психологических действий? Не могут ли некоторые сокровенные и бессознательные сообщения передаваться только посредством действия пересказа сновидения и ни-каким иным образом?

Прежде чем я начну развивать свои доводы, позвольте пояснить особенности употребления термина 'сновидение'. Я имею в виду действие, описанное как пересказ сновиде-ния³. Это может быть пересказ самому себе или другому. Невозможно найти различия между сновидением и изло-жением сновидения. Витгенштейн отметил, что мы не под-вергаем сомнению, действительно ли человек видел сон или же ему просто кажется, что он его видел (Malcolm, 1964)⁴.

Я согласна с фрейдовским разделением манифестного и латентного содержания, хотя предпочла бы характеризовать это разделение с точки зрения 'ограниченного' и 'обрабо-танного' содержания, а не как метафорический контраст между 'явным' и 'скрытым'. Ибо если мы спросим, какие процессы требуются для того, чтобы 'вскрыть' латентное содержание сновидения, то увидим, что они должны вклю-чать сравнение 'ограниченного' сновидения со свободны-ми ассоциациями, данными в контексте отношения пере-носа. Все это выслушивающий аналитик обдумывает в кон-тексте своих знаний и воспоминаний из биографии пациента, пересказанных в том же контексте (и иногда, хотя эта процедура сомнительна, даже взятых вне, например, из 'материалов истории болезни'). Затем все это помещается в рамки еще более концептуально расширенного контекста

[287]

ответных поясняющих замечаний аналитика и его наблю-дений за тем, как реагирует пациент. Именно посредством включения в ходе анализа 'сырого' сновидения во все бо-лее сложные контексты мы приходим ко все более и более сложным версиям первоначально рассказанного сновиде-ния (для полноты сюда следует также включить первую ре-комендованную Фрейдом операцию - попросить пациента повторить свое сновидение и сравнить два варианта).

В метафоре 'скрытое', несмотря на ее безупречную метапсихологическую службу и полезность для феноменоло-гического описания ощущений пациентов и аналитиков, есть загвоздка: хотя пересказ сновидения удивляет, идея 'латентности' предрешает вопрос о том, откуда и как появляются новые значения сновидения. Искушение поддаться упро-щенному представлению, что латентное содержание, подоб-но 'спящей красавице', ждет интерпретирующего поцелуя принца, чтобы освободиться от проклятия сопротивления, препятствует научному любопытству относительно актив-ных поступательных процессов превращения значения, на-блюдаемого в ходе интерпретации сновидения. Когда слу-чается, что в следующих друг за другом фазах психоанализа мы вновь просматриваем записи одного и того же сна, у нас остается мало сомнения в том, что на другом конце недосягаемого не зарыто ничего похожего на латентное со-держание.

Таким образом, я обрисовала концептуальную сцену, на которой буду доказывать, что пересказ сновидения облада-ет уникальными преимуществами в достижении того, что Х.Хартман (Hartmann, 1947, 1950) назвал 'организующей функцией эго' - функции, что включает как дифференци-ацию, так и синтез и интеграцию. Подходя к некоторым вопросам, касающимся сновидения с точки зрения эго-психологии, я собираюсь расширить представление, что сло-жившийся у человека бессознательный образ своего мыш-ления оказывает сильное влияние на его работу. Я хочу выдвинуть тезис, что этот возвратный принцип играет важ-ную роль в определении не только содержания и формы активности эго, в данном случае пересказа сновидения, но даже самого выбора средства из ряда других. Имеет ли пе-

[288]

ресказ сновидения иное бессознательное значение и функ-цию, чем другие психоаналитические средства, такие, как пересказ фантазии или выражение в открытом поведении подавленных бессознательных импульсов?

С первого прослушивания трудно удостовериться, что форма и содержание текстов сновидения отличаются от формы и содержания других психологических текстов, та-ких, как интроспективные отчеты и фантазии. Однако, бла-годаря Фрейду, мы имеем ряд операций, позволяющих в случае их тщательного выполнения снова и снова подхо-дить к установленному им отличительному свойству пер-вичного - и вторичного - процесса мышления. Подробно рассматривая трансформации, названные им 'работой сно-видения', можно распознать и уникальное равновесие между этими двумя типами мышления.

Рассматривая бессознательное значение пересказа сно-видения, мы должны вначале напомнить себе феноменаль-ные особенности этой активности. У относительно нор-мального человека наиболее очевидной отличительной чер-той является диссоциация от других психологических действий. Это проявляется различными путями, включая ту обычную форму, в какую облечено изложение даже в первом пересказе самому себе. В описании переживания время всегда прошедшее, и употребляется глагол 'иметь', а не различные, обычно используемые, по крайней мере в английском языке, формы глагола 'быть'*. Пересказ сно-видения подразумевает представление сценария, обычно, хотя и не всегда, на языке образов, сценария, в котором рассказчик выступает зрителем или слушателем, даже если в тексте сновидения он представлен как действующее лицо (различное удаление рассказчика от рассказываемой ис-тории представляет собой важный ключ для понимания способности эго к дифференциации; к этому моменту я вернусь в данной статье позднее, при обсуждении некото-рых специфических особенностей сновидения у шизоид-ных пациентов). В мотивационном отношении рассказчик сновидения отказывается от интенциональности и иници-

* Для русского языка это не так, и данный факт имеет принципиальное значение для анализа - Прим. ред.

[289]

ативы в том, что касается создания его сновидения. Он не принимает на себя никакой ответственности за происхо-дящие события или за его содержание. Выражаясь языком действия Шефтера (Schafer, 1976), рассказчик сновидения отказывается от деятельности, поступая так, будто он опи-сывает событие, а не действие⁵.

В развитии своей аргументации я сосредоточу внимание на трех аспектах изложения сновидения: (1) преимущества использования различных способов передачи; (2) способ, посредством которого в процессе пересказа обретается ощу-щение господства, и значение этого для теории посттрав-матических сновидений и (3) представление о том, что из-ложением сновидения достигается господство эго - посред-ством процесса 'сокращения измерений', особым случаем которого является символизация.

Использование различных средств

Метапсихологический трюизм состоит в том, что спо-собность эго достигать качественной дифференциации ос-новывается на длинной истории сложных взаимодействий. Это взаимодействия между конституцией, созревающими автономными функциями и обучением. В результате скла-дываются дифференцированные когнитивные структуры, постепенно обеспечивающие связывание импульсов и, сле-довательно, снижение тревоги. Эти структуры можно рас-сматривать как примеры неопасной диссоциации между различными формами мысли и между мышлением и други-ми психологическими действиями. Количество различных типов психологических действий, имеющихся для контро-ля тревоги, представляет собой важный фактор ее сниже-ния. Я думаю, что, сосредоточившись на вопросах эффек-тивности контроля и защиты, можно недооценить значе-ние разнообразия средств. Стремясь изучить роль пересказа сновидения в контроле тревоги, следует начать с призна-ния его базисного вклада в набор средств бессознательного удержания уровня тревоги в допустимых пределах. Разно-

[290]

образные способы контроля тревоги использовала одна па-циентка, демонстрировавшая слабую способность защитить себя от садистских фантазий. Плохо замаскированное со-держание этих фантазий выражалось синхронизированны-ми вариантами в словах, в открытом поведении и в изложе-нии сновидений; если использовать экономическую метафо-ру, то ее манифестная тревога, благодаря числу используемых каналов, была намного меньшей, чем если такой канал был единственным. Когда бывал открыт лишь один канал, то видимое полностью ошеломляло пациентку, так что она падала духом. Она сознательно ждала, что сновидения сни-мут, как она выражалась, 'часть бремени'.

Эту пациентку весьма заботили различия между разны-ми формами мышления и между скрытым мышлением и открытым моторным действием, она внимательно следила, чтобы те не сближались. Довольно долго ее поглощала мысль, что я не могу видеть ее сновидений, в связи с чем представление 'из вторых рук' было бесцветным, всего лишь вербальным, по сравнению с полной сенсорной яркостью образов. Мне казалось, что она отводила мне детскую роль 'простого' слушателя описаний взрослых и возбуждающих эмоциональных сцен, качество которых несколько усколь-зало от нее. До тех пор, пока существовало предполагаемое различие в модальности, и она считала, что может видеть, а я - только слышать ее сны, наблюдалась фантазия о конт-роле над опасностями ее участия в родительских отноше-ниях. Она описывала печальные события, но этим снови-дениям недоставало аффекта, пока она уверяла себя, что один из нас видит, а другой только слышит, хотя мы обе задействованы в одном и том же переживании. Позднее тре-вога стала проявляться в пробуждении из-за ночных кош-маров со звуковым, но не образным содержанием. Она в ужасе просыпалась и обнаруживала, что на самом деле сама издавала хрюкающие звуки, о которых она также упомина-ла в своем изложении не-образного сновидения. Лишь по-дойдя к изложениям таких снов, она смогла выделить мне зрительную долю. У нее спонтанно появилась мысль нари-совать сновидения, чтобы я могла их увидеть. Что интерес-но, до этого желание рисовать у нее всегда подавлялось.

[291]

Способность разделить сокровенные и тайные действия означало, во-первых, безопасность семейной эмоциональ-ной сцены (садистского характера) и, кроме того, отмечало изменение ее позиции по отношению к браку своих роди-телей; теперь она начала допускать, что два человека могут делать вместе что-то хорошее.

Чувство господства

Каким бы ужасающим или хаотичным ни был бы текст сновидения, при пересказе человек, тем не менее, ощуща-ет, его подчиненность. В акте изложения сновидения присут-ствует чувство господства. В этом отношении пересказ сно-видения можно описать словами Эрнста Криса (Kris,1952) как 'регрессию на службе эго'. До тех пор, пока бодрству-ющий человек еще может говорить: 'Я имел сновидение', а не что-то вроде: 'Сновидение имело меня' - мы не можем говорить о том, что бессознательное подавило эго. Изложе-ние сновидения как частичная функция эго преобладает в попытках добиться сильного контроля, когда человек, стра-шась своих фантазий, приходит к едва замаскированным сновидениям о надвигающейся катастрофе. Они часто по-нимаются как прорыв (ослабленное в состоянии сна эго оказывается не в состоянии поддерживать защиты), но, я думаю, удерживание психической катастрофы в рамках тек-ста сновидения требует осознания попытки сокращения внутреннего мира и его различных образов до статуса час-ти-объекта, ограничивая их выражение.

Утверждение, что сновидение является формой эго-контроля, имеет значение для теории посттравматических сно-видений. Теперь можно оспаривать концептуальную стро-гость фрейдовской теории, если посмотреть на нее с пози-ции данной статьи, а именно: сновидение служит примером превосходящего функционирования эго (Hartmann, 1947, 1950).

Относительно вопроса: почему посттравматические сно-видения повторяются? - мы имеем объяснение Фрейда,

[292]

сформулированное с точки зрения экономических концеп-ций; говорится, что этот тип сновидения повторяется в за-поздалой попытке ответить на чрезмерное возбуждение, вызванное травматическим событием. Развивая экономи-ческую метафору, можно сказать, что посредством времен-ного перераспределения можно регулировать силу возбуж-дения и постепенно уменьшить напряжение. Однако эго-психолог может задать вопрос: участвуют ли в этом процессе погашения и какие-нибудь когнитивные аспекты действия? Я думаю, в двух отношениях мы должны ответить 'да'. Первое относится к представлению о всестороннем проиг-рывании травмы, подразумеваемому в теории Фрейда (1920), когда он говорит об этих сновидениях как о 'стремлении ретроспективно справиться с раздражителями' (с. 32). Что-бы эта, выраженная языком личного действия, формули-ровка стала понятной, необходимо обратиться к интенциональным когнитивным позициям, сознательным или нет. Все, что такая экономическая модель может пояснять, - это лишенные содержания явления разрядки, такие как при-ступы слепой паники⁶. Экономическая модель не дает ни-каких идей, которые можно было бы скоординировать с содержанием текста посттравматического сновидения.

Согласно когнитивной модели, пребывающий в шоке человек предпринимает запоздалую попытку овладеть ре-альной нежелательной ситуацией, предоставляя себе в во-ображении еще один шанс - добиться иного исхода, не того, которым обременила его жизнь. Однако, чтобы дать себе эту вторую 'попытку', он должен вернуться в воображе-нии к первой главе беспокоящей его истории, так сказать, на место преступления. Несомненно, такое целенаправлен-ное проигрывание, несмотря на его неизбежный частич-ный провал, требует теории сновидений, включавшей бы наряду с концепциями разрядки формы удовлетворения же-лания и контроля эго.

Второй момент, в отношении которого, я думаю, можно выступить в защиту эго при объяснении повторения пост-травматического сновидения, связан с синтетической фун-кцией, или интеграцией. Нежелательное событие происхо-дит - мы хотим, чтобы его не было. Глубоко отвратительно

[293]

не только содержание события, но, кроме того, и само чув-ство нежелательности. Эта вторичная антипатия берет свое начало от защитных попыток отрицания и диссоциации. 'Это не случилось со мной' борется с 'увы, это случилось со мной'. Чтобы поддержать, по меньшей мере, частичную желаемую нереальность, мы жертвуем личностной целост-ностью в глубоком дискомфорте расщепления эго.

У сравнительно здорового эго нерасположенность к рас-щеплению постепенно превосходит таковую к восстановле-нию в памяти и повторному переживанию первоначальной травмы. Лучше быть одним целым, хотя и раздавленным, чем, подобно автономной ящерице, отбрасывать повреж-денную часть. Результатом повторного переживания трав-мы любым способом является уменьшение расщепленнос-ти эго. Постепенно шокированный человек оказывается способен включить нежелательное событие в контекст сво-его представления о себе, каким бы полным сожаления, печальным и горьким это ни было. Целостное 'я' можно обрести вновь только при условии, что приемлется изме-нившееся 'я'. Без этого принятия человек представляет со-бой неполную личность. Я только что сказала: 'Вновь пе-режить любым способом' - и хочу спросить: не является ли сновидение особенно подходящим для достижения ре-интеграции после вызванной стрессом диссоциации? Тому, что оно таковым является и каким-то образом делает это, есть множество клинических аналитических свидетельств. Кроме того, есть систематические исследования Брижера и др. (Breger др.,1971) и Гринберга и др. (Greenberg др., 1972), задокументировавших последовательности сновидений после травматических переживаний. Они показывают, как и за-писи сновидений после тяжелой утраты Паркса (Parkers, 1972), что с течением времени как в явном содержании, так и в ассоциациях наблюдается прогрессирующее снижение частоты обращений к недавней травме и увеличение ассо-циативно релевантных тем, относящихся к прошлому: па-мять о недавней травме постепенно связывается и интегри-руется с детскими травматическими воспоминаниями. Брижер и др. (Breger др., 1971) в заключении к своей работе говорят: 'Этот ассимилятивный процесс ... облегчает ин-

[294]

теграцию глубоко переживаемой информации в решения, ставшие доступными благодаря сновидению или програм-мам первичного процесса'.

Но существуют ли определенные характеристики снови-дения, благодаря которым оно успешно выполняет функ-ции отреагирования и интеграции вслед за стрессом?

Классический ответ был бы следующим: снижение за-щит (бдительности) во время сна позволяет эго соприкос-нуться с подавленными идеями, в связи с этим наблюдает-ся аннулирование расщепления и интеграция. Ночное и дневное мышление соединяются в компромиссе, который повествуется как сновидение.

Но изложение сновидения - само по себе действие диссоциированное, и содержание воспринимается рассказ-чиком как отличное от содержания дневного мышления и, в здравом уме, не смешивающееся с ним. Поэтому не пара-доксально ли предположение, что отщепившаяся функция должна быть особенно подходящей для реинтеграции? Тем не менее, возможно, именно из-за своих диссоциативных характеристик сновидение становится носителем, вмести-лищем отщепившихся элементов. Раз у сновидца складыва-ется иллюзия, что он не отвечает за свое сновидение, зна-чит, туда спокойно можно вкладывать нежелательные мыс-ли. Оно функционирует как убежище, где можно хранить отщепившиеся элементы до тех пор, пока не появятся бла-гоприятные условия для их интеграции с сознательно при-емлемыми элементами. Диссоциация без всякого доступа к сознанию, как на стадиях онемения или застывания в пер-вичной реакции на стресс, уступает место диссоциации с частичным доступом к сознанию - через ночное мышле-ние; так обеспечивается испытательная площадка, проме-жуточная станция на пути к интеграции. В этом отношении сновидение функционирует аналогично отрицанию в опи-сании Фрейда (1925).

Фрейд утверждал, что посттравматические сновидения - это исключения⁷ из правила удовлетворения желания: 'Фун-кция сновидения потерпела неудачу' (1933: 29). Действи-тельно, она потерпела неудачу с точки зрения спящего эго, так как спящий просыпается, но как превосходно она уда-

[295]

лась с точки зрения бодрствующего эго - видеть сон о трав-матическом переживании с незначительным аффектом - значит достичь окончательного удовлетворения желания о том, чтобы то, что было реальным, в конце концов оказа-лось только сном, как отметил Штейн (Stein,1965). Напри-мер, в одном случае сновидения пациента о чей-то смерти понимались как упражнения в превращении реальной по-тери в 'просто приснившуюся'. Он назвал эти сновидения снами о 'смерти, замаскированной под смерть'. Наверное, стоит отметить, что этот пациент признавал, что его снови-дения и анализ доставляют ему большое удовольствие, не-смотря на страдания: для него подвижность аналитическо-го процесса с демонстрацией меняющихся и сверх-детерминированных значений его реакций означала, что все это было сном, в который он мог загнать страшное завершение и бесповоротность реальности.

Сокращение измерений

Давайте перейдем к рассмотрению идеи о том, что, если сновидение не является подчиненной функцией, то оно перестает быть полезным эго. Иначе это можно сформули-ровать так: сновидение должно иметь меньше измерений, чем восприятие в бодрствующем состоянии, подобно тому, как рисунок, скульптура, поэма или фильм должны иметь меньше измерений, чем естественное событие. Конечно же, само восприятие - это активность абстрактная, и всякий отдельный акт восприятия включает редуцирующий выбор из многих возможных измерений, теоретически определя-ющих данное событие.

Однако в случае психоза и иногда во время анализа чув-ство господства теряется, и тогда пациенты ощущают, что их сновидения угрожают овладеть эго. Пациентка с силь-ной боязнью оказаться поглощенной проецированными плохими образами демонстрировала лежащую в основании фантазии дилемму человека, частичные функции которого угрожали сравняться с целым. Она стала ощущать свои сно-

[296]

видения таким же большими, как она сама - это похоже на состояние человека, поглотившего своего двойника, или на попытку впихнуть предмет в полиэтиленовый пакет, рав-ный по размеру самому предмету (в этот момент она сдела-ла важную оговорку, поменяв вместилище и вмещаемое местами: она говорила о 'крови, полной уборной'). Для остатка 'я' не было места, и существовала опасность, что она (вместилище) расколется пополам. Эта конкретная фан-тазия о том, что ее одолеют и разрушат собственные снови-дения, слегка просматривалась в ранней защитной фазе анализа, когда она напевала мелодию песенки под назва-нием 'Мне показалось, что я вижу живой сон'. (Фантазии и сновидения этой пациентки были сильно раздуты бессоз-нательными вкладами со стороны матери, которая, подав-ляя себя, редко рассказывала сны, и чья проецируемая аг-рессия принималась дочерью с чувством вины и соучастия для того, чтобы замаскировать свою собственную.)

Какие же измерения восприятия жертвуются для того, чтобы сновидение хорошо соответствовало комфорту сно-видца? Первым идет временное измерение. Для бодрствую-щего эго сновидение всегда 'уже было', оно существует в прошедшем времени. Как прошлое, сновидение разделяет убежище с историей в том смысле, что его уже нельзя изме-нить. Его можно забыть, интерпретацию можно предста-вить иначе, но как экзистенциально прошлое событие, из-лагаемое в настоящем, оно имеет специфические преиму-щества. Меня поразили выигрыши от временного смещения в изложении сновидения пациентки с сильной тревогой преследования. Сны снились ей часто, и сновидение озна-чало изгнание текущей травмы трансфера в прошлое. Пе-ресказ сна представлял собой попытку отодвинуть латент-ное содержание в прошлое, даже если это только прошлое 'минувшей ночи'. Для анализа этой пациентки оказалось важным, когда она начала рассказывать сновидения утром того дня, когда проводились сеансы. В течение длительного времени ей удавалось достичь только самонаблюдения; но стоило лишь вовлечься в прямой трансфер, как в физичес-ком поведении во время сеанса стали проявляться бессоз-нательные импульсы. Они были все более неистовыми, если

[297]

мне не удавалось сыграть роль суперэго, которое пациентка хотела спроецировать на меня, чтобы бороться с ним сна-ружи, а не внутри себя. Но, пересказывая сновидение, ка-ким бы разрушительным ни было его содержание, она чув-ствовала себя в безопасности; внутри она была достаточно живой, чтобы произвести это содержание, а так как теперь оно ощущалось в прошлом, защищенным временем, то ни она, ни я не могли его коснуться. Здесь сопротивление за-являет о себе в полный голос, но в этом примере я хочу выделить ту меру безопасности для эго, которую пациентке давало изложение сновидения. Будучи неспособной под-держивать структурное разделение суперэго и эго-функций из-за боязни внутреннего конфликта, она проецировала су-перэго и таким образом не теряла контроля над тем, что осталось. Без проекции она боялась, что я вторгнусь в ее мир и вступлю в сговор с ненавистными внутренними об-разами. Единственным местом, где этого не могло произой-ти, были пересказы сновидений, так как она чувствовала, что эти сны уже пережиты. Кроме того, они переживались вдали от меня.

Для этой пациентки была необходима также простран-ственная диссоциация; она должна была напоминать себе еще и о том, что место действия манифестного сновидения далеко. Она часто рассказывала сновидения о географичес-ких картах, воображала карты в трещинах на стене и вни-мательно следила, чтобы мое кресло никогда случайно не оказывалось придвинутым ближе к кушетке, чем обычно. На протяжении многих сеансов она сидела на корточках в самом дальнем углу комнаты или, в качестве альтернативы, стояла рядом с моим креслом, но позади меня в простран-стве, так же, как ее сновидения находились позади меня во времени. Вы не удивитесь, узнав, что сознательно больше всего она боялась заснуть и увидеть сон на кушетке.

Эта пациентка дает нам хороший пример и того, как сновидение влияет на другое сокращение измерений - на количество классов психологических объектов. Я имею в виду триаду, состоящую из я, внутренних образов и внеш-них объектов. Каждый член этой тройки представлялся как автономная сущность и подлежал перемещению посредством

[298]

интроекции и проекции. До тех пор, пока она имела дело только с внутренними образами, после пробуждения она могла чувствовать себя в безопасности. Но в остальной бодр-ствующей жизни управление этой триадой оказывалось слишком сложным. Она боялась отдать свои внутренние образы во власть внешних объектов, которые, подобно Ду-дочнику*, будут слишком привлекательными, чтобы им со-противляться, и ее 'я' останется покинутым и опустошен-ным. Существовала и опасность того, что внутренние обра-зы и внешние объекты вступят в сговор и нападут на 'я'. Сохраняя дистанцию в трансфере (как пространственно так и эмоционально), она предотвращала первую возможность - что я и ее внутренние образы найдем общий язык и поки-нем ее. Проецирование внутренних объектов нацеливалось на вторую опасность - не уцелеть: лучше быть невреди-мой, даже если и пустой. Единственным временем, когда между ней и внутренними образами могло произойти что-то безопасное, был период пересказа сновидения. В содер-жании фантазий присутствовало немало свидетельств, что погружение в сон служило возвращением к единоличному обладанию коленями матери, которого она искала. Напри-мер, во время сеанса она одновременно хотела и сидеть на моих коленях, и чтобы я ушла из комнаты и позволила ей остаться в одиночестве. Она обратила мое внимание на тот факт, что при отходе ко сну ей больше всего нравится пред-ставлять себя младенцем в кроватке рядом с увитым розами домом. Она хотела знать, почему в этой картине больше никого нет. Пациентка не только не хотела никого видеть рядом с собой - она не хотела ничего, кроме коленей. Фан-тазия, так же, как и сеанс, была бы испорчена, если бы она могла видеть свою мать, ибо, объяснила она, 'невозможно видеть свою мать, если ты находишься действительно близ-ко к ней'. Поэтому самое большое удовлетворение достав-лял такой тип изложения сновидения, при котором она не только теряла измерение внешнего объекта, но и сама ста-новилась внутренним образом своей матери. Во время се-ансов она не выносила никаких звуков, резких движений

* Дудочник (Крысолов) из Гаммельна, волшебная игра которого заставляет любого следовать за ним - Прим. ред.

[299]

или взгляда в глаза. Звуки, доносившиеся извне, ее не бес-покоили, если я была спокойна. Хотя она и желала симво-лического пребывания на моих коленях, но вскоре начина-ла осознавать его опасность, и ей пришлось предупредить меня о скрывающейся в этом деструктивности. Требования моей неподвижности вскоре уступали место попыткам зас-тавить меня двигаться - она прыгала с кушетки, бросала подушки, пыталась перевернуть мое кресло - и так далее, из-за страха перед тем, что моя неподвижность станет не-подвижностью мертвого. Хотя она не хотела встречаться со мной взглядом, в то же время она паниковала, если, повер-нувшись, видела, что я откинула голову или закрыла глаза. В этом случае меня нужно было снова предупредить, т.е. вернуть обратно к жизни.

Рассказывая сновидение, можно ослабить дипломатичес-кие функции посредничества между внутренними образа-ми и внешними объектами и установить непосредственную связь между собой и ними. Эта прямота является источни-ком удовлетворения, особенно для шизоидных пациентов, которые тратят много сил на поддержание железного зана-веса между внутренними образами и внешними объектами.

Хотя рассказчик может занять психическую позицию 'пребывания в сновидении' в рамках внутреннего образа, равно как и позицию содержания сновидения в себе, обе эти формы изложения сна представляют потерю измерения только одного объекта - внешнего мира. Сновидение ни-когда не бывает исключительно внутренним переживани-ем. Как говорит Канзер (Kanzer, 1955): 'Сон - это явление не первичного, а, скорее, вторичного нарциссизма, и сно-видец делит свои сны с интроецированным объектом'. Очень маленьким детям, у которых отношение между внутренни-ми и внешними объектами еще весьма неустойчивое, после пробуждения кажется, что их сны видят другие люди. На-пример, трехлетний пациент различал пересказы и другие мысли, но часто спрашивал у матери про события из своих сновидений, полагая, что они видели сновидение вдвоем. Тем не менее, изложения сновидений он помещал в опре-деленные рамки: так, он никогда не спрашивал про них у отца или сестры!

[300]

Нельзя ли развить дальше идею сокращения измерений и задаться вопросом: где происходит ли это сокращение? На это есть прекрасный ответ Левина (Lewin, 1958) в его обсуждениях расщепления 'тело - психика' в сновидении. Левин пишет, что в большинстве спокойных сновидений 'воспринимающий сновидец являлся не более, чем малень-кой, невесомой бестелесной сущностью, располагающейся где-то за глазами' (с.50). Отделяя психику от материи, на-блюдающее Я теряет возвратное я-измерение - прикосно-вение Я к 'я', взгляд Я на 'я' и так далее. Эти возвратные элементы расщепляются и проецируются на образ 'я', на-блюдаемый в сновидении. Максимальная потеря измере-ний происходит в пустых сновидениях, где, как говорит Левин, 'сновидец не выделяет себя как зрителя, сливаясь с чистыми ощущениями сновидения' (с.54). И, конечно же, сливается с внутренним образом груди, так что мы имеем сокращение трех измерений - 'я', внутренних образов и внешних объектов - до одного измерения чистого экрана. Хороший пример такого блаженного пустого сновидения дает пациент с повторяющейся дремотной фантазией, в которой он был всего лишь точкой посреди огромной ту-манной массы. При пробуждении точечное 'я' превраща-лось в остроконечное, подобное тонкой линии, а масса становилась более плотной и губчатой: точка имеет место-положение, но не имеет измерения, линия имеет одно из-мерение, тело - три.

Идея различного количества измерений имеет свое зна-чение для теории символизации. Уничтожение разрыва меж-ду символизированной вещью и символом служит основой для конкретного мышления шизофреника: например, как утверждал Фрейд, для катексиса слов, как если бы они были объектами. В более зрелых формах символизации осуще-ствляется сокращение всемогущей инфантильной жаднос-ти, требующей, чтобы эго относилось к символу также, как и к тому, что он символизирует. Приемля меньшее, симво-лизирующий обретает как чувство господства, ибо символ является его творением, отличающимся от оригинала толь-ко тем, что определил он сам, так и возможность использо-вать символ в качестве замены недостающих образов. Диа-

[301]

пазон применения символического представления намного шире символического уравнивания, и, подобно концепции переходного объекта Винникотта (Winnicott, 1953), его ран-няя конкретная форма может использоваться в качестве универсального заменителя. Вы можете сосать, гладить, бить ногами, разорвать на части или сидеть на плюшевом медве-жонке и быть уверенным, что он ваш и ничей больше. Так же и с текстом сновидения: то, что эго теряет, переставая отражать действительность, оно обретает в обладании кон-денсированными значениями, в их собственной индивиду-альности, гибкости, двусмысленности, обратимости и мно-жественности.

Теперь, я думаю, понятно, почему я взяла на себя труд определить сновидение как изложение сновидения, ибо та-кая концептуальная полнота позволяет изучить первичные данные без всех приписываний, в которые сновидец их об-лачает свои переживания и наши данные. Если сновидец говорит, что прошлой ночью видел сон, то выбранное им средство - манифестное содержание сновидения - само собой разумеется как относящееся к чему-то значимому.

Предполагая меньшее, мы открываем большее, и поэто-му принимаем представления сновидца в качестве важных вторичных данных, которые следует рассматривать столь же серьезно, как и первичный текст сновидения. Так должно быть в исчерпывающем психологическом анализе; понима-ние того, что человек думает, предполагает любопытство относительно того, что он думает о том, что он делает, ког-да думает. Наиболее трудно выявляемые вторичные данные такого рода, конечно же, те, что в культурном отношении разделяют как наблюдатель, так и субъект, хорошим при-мером этому служит сновидение.

Психоаналитический подход является феноменологичес-ким в глубочайшем смысле этого слова, ибо не требуется квалифицировать эти возвратные данные как частицы со-знания. Если мы знаем, чего именно он не знает, когда полагает, что знает все о своем сновидении, то можно пред-сказать, что он будет использовать это возвратное знание в соответствии с иными принципами, не похожими на прин-ципы применения сознательного знания. Такие принципы

[302]

бессознательной психической функции, как и основа на-ших заключений относительно них, в значительной мере парадоксальны. Мы предполагаем, что результат действий дает ключ к намерениям и что особенности бессознатель-ной психической функции берут свое начало в процессе вытеснения. Человек пытается сохранить субъективные, личные, защитные значения своих действий, чтобы изба-виться от нежелательных последствий осведомленности суперэго о том, что он замышляет.

Центральный для теории бессознательного момент со-стоит в том, что мы постулирует диссоциированное состоя-ние, в котором человек одновременно знает и не знает, что он делает. В этом состоянии бессознательного когнитивно-го конфликта эго-функции способствуют оптимальному управлению противоречивыми намерениями. Из них самой заметной является организующая функция (выделенная Х.Хартманом), охватывающая дифференциацию и синтез. Если использовать для обнаружения бессознательных эго-функций ту же логику, что и при выявлении содержания бессознательной фантазии, то намерение становится суще-ственным критерием. Поступая таким образом, мы не только должны поддержать все развития психоаналитической тео-рии сновидения, показывающие, как изложение сновиде-ния может символизировать темы инфантильной фантазии, включая приписывание тексту сновидения статуса 'вещи в себе' (Khan, 1974), но, по моему мнению, нужно пойти даль-ше и приписать, наблюдая результаты, бессознательному эго намерения относительно того, что касается использова-ния конкретного образа действия или средства выражения.

Заключение

Меня заинтересовал вопрос: почему пациенты настаи-вают на изложении сновидений, когда другие аспекты тонко анализируемого трансфера обеспечивают и без того пре-красное поле для игры и борьбы как фантазии, так и со-противления. Я предположила, что существуют особые чер-

[303]

ты изложения сновидения, дающие эго большие преиму-щества в его задаче распознать способ примирения двух сторон, присущих любому спору в бессознательном. С од-ной стороны, мы можем охарактеризовать их как благо-приятные аспекты диссоциации, в которой можно иметь две цели по цене одной: тайну, одновременно хранимую и открываемую; текущее действие, защищенное прошлым временем; зрительный образ, недоступный другим благо-даря кажущемуся разрыву между видением и изложением; невыносимую правду, одновременно излагаемую и отри-цаемую посредством временного помещения ее в контекст отражающей нереальные события мысленной формы, не принимаемой слишком серьезно. Однако, с другой сторо-ны, для каждого расщепленного аспекта можно найти ин-тегрирующую функцию - в результате отказа от полного набора измерений конфликтного состояния появляется но-вое дифференцированное целое. Нигде не видим мы этого более ясно, чем в использовании символов в тексте сно-видения, и в моем расширенном варианте этого аргумен-та, в самом использовании изложения сна как средства связи между внутренним объектом, 'я' и другим; в выра-жении конфликта между признанными и отрицаемыми на-мерениями; и наконец, в обнаружении не только того, что человек хочет в своей жизни, но также и способностей организующей функции сновидца в данное время.

Примечания

¹ Я намеренно обращаю здесь внимание на вклад теории обу-чения в том, что касается признания процесса этого измене-ния. Слишком часто авторы, затрагивающие психологию эго, пытаются взвалить на психоанализ непосильную ношу. Эти неуместные требования отвлекают силы и внимание от за-дач, которые призван решать психоаналитический метод, а именно: обнаруживать динамически скрытое содержание прошлых раздражителей и реакций (включая побуждающие раздражители и раздражители, продуцируемые реакцией), психологическое присутствие которых несвоевременно и

[304]

зачастую трагически вторгается в жизненное пространство индивидуума. Теория обучения может точно определить за-коны обобщения у разных видов; однако она не дает метода обнаружения ретроспективно значимого содержания. Здесь психоанализ занимает подобающее ему место.

² В отношении недавних переоценок этих тем, вместе со ссыл-ками на более раннюю, имеющую отношению к этому воп-росу литературу, смотрите работы Блюма (Blum, 1976), Кана (Khan, 1976), Плата Мьюка (Plata-Mujica, 1976), Хартмана (Hartmann, 1976), Куртиса и Шаца (Curtis и Sachs, 1976), представленные на симпозиуме 'Изменения использования сновидений в психоаналитической практике' на 29-м Меж-дународном Психоаналитическом Конгрессе в Лондоне в июле 1975 г.

³ Фрейд (1916: 85): 'все, что сновидец рассказывает нам, дол-жно считаться его сновидением'.

⁴ Со времен Витгенштейна мы узнали, что существует высо-кая вероятность того, что, если кто-то рассказывает снови-дение, то в период, предшествующий сну, у него должны наблюдаться физиологические показатели (если бы кто-то их регистрировал) D-состояния. Но свидетельства высокой корреляции, или даже полной функциональной эквивален-тности, если она будет когда-нибудь установлена, между психологическим действием и физиологической функцией не дают нам основания отказаться от различия в базе дан-ных и уровне объяснения между областями физиологии и психологии. Это может позволить только полное совпаде-ние всех феноменологических и функциональных особен-ностей. Все, что мы в настоящее время можем с увереннос-тью утверждать, - это то, что сновидения пересказываются более часто при пробуждении в период БДГ-сна, чем в иное время. Широко принято мнение, что это доказывает, будто называемый нами сновидением психологический акт про-исходит на протяжении физиологически определяемого пе-риода БДГ. В равной мере правдоподобным было бы заклю-чение, что сновидение является реакцией на бессознательное восприятие изменения состояния. Такая реакция является ког-нитивным актом интеграции, служащим для рационализа-ции осознанного различия между состояниями до и после БДГ-фазы. Само собой разумеется, что это обеспечивало бы также каналы для совместного выражения бессознательной

[305]

фантазии. Эти особенности пересказа сновидения характер-ны также для описания квази-сновидений, гигпиагогических и гипнопомпических фантазий, хотя последние менее четко отделены от других действий.

⁶ Или некоторые формы пробуждающих волнений в 4-й ста-дии сна (Fisher и др., 1973).

⁷ 'Насколько я могу сейчас видеть, сновидения, наблюдаю-щиеся при травматических неврозах, являются единствен-ным подлинным исключением, а сновидения наказания - только видимым исключением из правила, что сновидения направлены на удовлетворение желания' (Фрейд, 1923: 118).

Список литературы

Blum, Harold (1976) 'The changing use of dreams in psychoanalytic practice: dreams and free association', International Journal of Psycho-Analysis 57: 315-24.

Breger, L., Hunter, I. and Lane, R.W. (1971). The Effect of Stress on Dreams. New York: International Universities Press.

Curtis, Homer and Sachs, David (1976). Dialogue on 'The changing use of dreams in psychoanalytic practice', International journal of Psycho-Analysis 57: 343-54.

Erikson, Eric H. (1954) The dream specimen of psychoanalysis', Journal of the American Psychoanalytical Association 2: 5-56.

Fisher, C., Kahn, E., Edwards, A. and Davis, D.M. (1973). A psycho-physiological study of nightmares and night terrors. J. nerv. ment. Dis. 157, 75-98.

Freud, Sigmund (1900). The Interpretation of Dreams. SE 4/5.

__ (1916). Introductory Lectures on Psychoanalysis, SE 15.

__ (1920). Beyong the Pleasure Principle. SE 18.

__ ( 1923). Remark on the theory and practice of dream interpretation. SE 19.

__ (1925). Negation. SE 19.

__ (1933). New introductory Lectures on Psychoanalysis, SE 22.

Greenberg, R., Pealman, C.A. and Gampel, D. (1972) War neuroses and the adaptive function of REM sleep. Brit. J. med. Psychol. 45, 27-33.

Hartmann, E (1976). Discussion of 'The changing use of dreams in psychoanalytic practice': the dreams as a 'royal road' to the biology

[306]

of the mental apparatus. International Journal of Psycho-Analysis 57: 343-54.

Hartmann, H (1947). On rational and irrational action. Psychoanal. soc. Sсi. l, 359-92.

__ (1950). Comments on the psychoanalytic theory of the ego. Psychoanal. Study Child 5.

Kanzer, М (1955). The communicative function of the dream. Int. J. Psycho-Anal. 36, 260-6.

Khan, Masud (1974) The Privacy of the Self, London: Hogarth.

__ (1976). 'The changing use of dreams in psychoanalytic practice': in search of the dreaming experience. International Journal of Psycho-Analysis 57: 325-30.

Kris, E. (1952). Psycho-analytic Explorations in Art. New York: Int. Univ. Press.

Lewin, Bertram (1946). Sleep, the mouth and the dream screen. The Psychoanalytic Quarterly 15: 419-34.

__ (1958) Dreams and the Use of Regression, New York: Int. Univ. Press.

__ (1968) The Image and the Past. New York: Int. Univ. Press.

Malcolm, N. (1964). The concept of dreaming. In D.F.Guistafson (ed.), Essays in Philosophical Psychology. New Yor: Doubleday, Anchor.

Parkes, C.M. (1972) Bereavement. Studies of Grief in Adult Life. London: Tavistock Publ.

Plata-Mujica, C. (1976). Discussion of The changing use of dreams in psychoanalytic practice'. Int. J. Psycho-Anal. 57, 335-41.

Schafer, R. (1976). A New Language for Psychoanalysis. New Haven: Yale Univ. Press.

Stein, M.H. (1965). States of consciousness in the analytic situation. In М.Schur (ed.) Drives, Affects, Behaviour, vol. 2. New York: Int. Univ. Press.

Winnicott, D.W. (1951) 'Transitional objects and transitional phenomena', in Playing and Reality, London: Tavistock (1971).

13. ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ФЕНОМЕНОЛОГИЯ СНОВИДЕНИЯ

РОБЕРТ Д.СТОЛОРОУ И ДЖОРДЖ Е.ЭТВУД

Расширение области психоаналитического лечения за рамки классических психоневрозов на другие формы пси-хопатологии в последние годы значительно обогатило как теорию, так и практику психоанализа. Вместе с этим 'рас-ширением границ психоанализа' были предложены новые концептуализации развития личности и патогенеза - тео-ретические вклады, имевшие, в свою очередь, решающее значение для психоаналитической методики. В противопо-ложность этому, теория и практика анализа сновидений от-ставала от концептуальных и методологических успехов, до-стигнутых в иных областях. Несмотря на то, что некоторые авторы изучили коммуникативный аспект сновидений (Ferenczi, 1913; Kanzer, 1955; Bergmann, 1966), а другие пред-приняли попытку привести теорию сновидений в соответ-ствие с тройственной структурной моделью (Arlow и Brenner, 1964; Spanjaard, 1969), новых крупных вкладов в психоана-литическое понимание сновидений после Фрейда (1900) было немного¹.

В настоящей статье мы намерены развить теоретическую точку зрения, обещающую стать источником новых важ-ных открытий в психологии сновидений. Эта точка зрения развивалась в контексте попыток создать основу новой пси-

[308]

хоаналитической теории личности. В своих усилиях мы ру-ководствовались тремя основными соображениями. Во-пер-вых, мы считали, что каждая новая конструкция должна сохранять вклады классических аналитиков и перевести их на общепринятый концептуальный язык. Во-вторых, мы придерживаемся мнения, что теория психоанализа должна основываться на опыте, быть тесно привязанной к явлени-ям, наблюдаемым в клинической практике. И в-третьих, мы считаем, что адекватная психоаналитическая теория личности должна проливать свет на структуру, значение и происхождение субъективных миров личности во всем их богатстве и разнообразии. Изучение основ психоанализа привело нас к предложению 'психоаналитической феноме-нологии', основной сферой интересов которой является человеческая субъективность. Как и глубинная психология человеческой субъективности, психоаналитическая феноме-нология посвящена раскрытию значений и структур лич-ностных переживаний. Ее особым фокусом явилась кон-цепция 'мира представлений' (Sandler и Rosenblatt, 1962; Stolorow и Atwood, 1979) - характерных конфигураций 'я' и объекта, способных формировать и организовать впечат-ления человека*. Мы концептуализируем эти структуры как системы направляющих или организующих принципов (Piaget, 1970) - когнитивно-аффективные схемы (Klein, 1976), посредством которых восприятия 'я' и другого принимают свои характерные формы и значения (Stolorow, 1978a). Та-ким образом, термин 'мир представлений' не эквивален-тен субъективному миру психических образов человека. Он, скорее, относится к структуре этого мира, раскрываемой в тематическом разделении субъективной жизни человека.

Любой новый психоаналитический подход к сновиде-нию должен включать пересмотр концепции бессознатель-ного. В психоаналитической феноменологии подавление понимается как процесс, посредством которого предотвра-щается кристаллизация в сознании таких специфических конфигураций, как 'я' и объект. Таким образом, подавле-ние рассматривается как негативный организующий принцип

* Речь идет о концепции структуры психической реальности - Прим. ред.

[309]

(Atwood и Stolorow, 1980), действующий бок о бок с пози-тивными организующими принципами, лежащими в осно-ве конфигураций, материализующихся в сознательном вос-приятии. Соответственно, 'динамическое бессознатель-ное' - центральное в теории формирования сновидений Фрейда - состоит из ряда конфигураций, которые, из-за их связи с эмоциональным конфликтом или субъективной опасностью, сознание не может принять. Отдельные вос-поминания, фантазии, ощущения и другие эмпирические содержания подавляются, потому что они угрожают актуализацией этих вызывающих страх конфигураций.

В добавок к динамическому бессознательному, рассмат-риваемому как система негативных организующих принци-пов, в нашей теоретической конструкции, так же, как и в представлениях о сновидении, важное место занимает дру-гая форма бессознательного. Организующие принципы пред-ставительного мира человека, действующие позитивно (по-рождая в сознании определенные конфигурации 'я' и объек-та) или негативно (предотвращая появление определенных конфигураций), сами по себе являются бессознательными. Впечатлениям человека придают форму его представления, но сама форма не становится фокусом сознания и размыш-ления. Поэтому мы предложили характеризовать структуру представлений как предмыслительно бессознательную (Аtwood и Stolorow, 1980). Эта форма бессознательного не является продуктом защитной активности. Она результат неспособ-ности человека осознавать, каким образом собственная ре-альность, в которой он живет и действует, построена из структур его собственной субъективности.

Мы убеждены, что понимание формы бессознательного, названной нами 'пред-мыслительной', проливает новый свет на уникальное значение сновидений для психоаналитичес-кой теории и практики. В целом, структура мира представ-лений легко различима в нестесненных спонтанных про-дуктах, и, вероятно, не существует менее стесненного и бо-лее спонтанного психоаналитического продукта, чем сновидение. Как человеческая субъективность в ее чистей-шей форме сновидение служит 'прямой дорогой' к пред-мыслительному бессознательному - к организующим прин-

[310]

ципам и доминантным лейтмотивам, бессознательно фор-мирующим и тематизирующим психическую жизнь челове-ка (Stolorow, 1978b)². В оставшейся части этой статьи мы рассмотрим некоторые клинические и теоретические зна-чения тесной близости сновидения к бессознательным струк-турам восприятия. Вначале мы изложим некоторые общие замечания относительно сущности психоаналитической ин-терпретации сновидения.

Сущность интерпретации сновидения

В классическом психоанализе методическая процедура прихода к значению сновидения заключается в разложении его на дискретные элементы и последующем сборе ассоци-аций к каждому из этих элементов. Логическое обоснова-ние методики обеспечивается теоретическим представлением о том, что ассоциативные цепочки, предоставляемые сно-видцем, вместе с некоторыми предложенными аналитиком связями и дополнениями, позволят проследить психичес-кие процессы, порождающие сновидение, и приведут об-ратно к его латентному содержанию или бессознательному значению. Предполагается, что так определяемое значение сновидения тождественно его каузальной первопричине; то есть, раскрываемые анализом латентные мысли и желания считаются основными отправными пунктами формирова-ния сновидения.

Исходя из перспективы конструкции, в фокусе которой - человеческая субъективность, определение значения сно-видения есть вопрос о путях, посредством которых снови-дение внедряется в актуальные переживания сновидца. Вос-станавливая символы и метафоры сновидения до формиру-ющих личностных контекстов, интерпретация воссоздает связующие звенья между образами сновидения и насущны-ми заботами субъективной жизни сновидца. Разрабатывая феноменологический подход к психологии сновидений, мы стремимся понять, каким образом сновидения инкапсули-руют собственный мир и прошлое сновидца. С нашей точ-

[311]

ки зрения, полезность сбора свободных ассоциаций заклю-чается не в воссоздании предполагаемых каузальных путей формирования сновидения, а, скорее, в создании контек-стов субъективного значения, с точки зрения которых мож-но изучить и понять мысленные образы. В добавок к диск-ретным элементам манифестного сновидения, полезными отправными точками для ассоциативного развития могут служить характерные тематические конфигурации 'я' и объекта, входящие в повествование сновидения (Stolorow, 1978b). Такие темы, если их абстрагировать от конкретных деталей и представить сновидцу, могут существенно обога-тить возникающие ассоциации и явиться важным источни-ком проникновения в сущность пред-мыслительных бес-сознательных структур восприятия, организующих субъек-тивный мир человека.

В центре концептуальной конструкции психоаналитичес-кой феноменологии располагается ряд принципов интер-претации психологических явлений в их личностных кон-текстах. В том, что касается сновидений, эти принципы предоставляют пути рассмотрения мысленных образов сно-видения на фоне субъективной вселенной сновидца. Мно-гие из них подразумеваются в классической теории форми-рования сновидений Фрейда. Мы считаем, что эту теорию стоит рассматривать скорее как герменевтическую систему правил интерпретации, чем как каузально-механистичес-кое описание процессов формирования сновидения. Фрейд (1900) утверждал, что интерпретация обратна работе снови-дения - анализ сновидения идет по путям формирования сновидения в обратном направлении. Более точным будет сказать, что теория работы сновидения прослеживает об-ратно пути следования психоаналитической интерпретации. Например, 'механизм' конденсации является теоретичес-кой противоположностью интерпретирующего принципа, состоящего в том, что одиночный элемент текста сновиде-ния может быть связан с множеством субъективных кон-текстов в психической жизни сновидца. Аналогично, меха-низм смещения инвертирует принцип, состоящий в том, что человек может переставлять и взаимозаменять аффек-тивные акценты на различных элементах сновидения, для

[312]

того чтобы определить субъективно опасные или конфликт-ные конфигурации образов, кристаллизации которых в со-знании сновидец пытается не допустить.

Классическое мнение о том, что сновидения представ-ляет попытку удовлетворения желаний, также можно рас-сматривать как интерпретирующий принцип, направляю-щий поиск связи сновидения с субъективными заботами сновидца. Предоставляя аналитику первоначальное направ-ление, эта посылка обеспечивает ориентирующий фокус для связи сновидения с эмоционально значимыми моментами жизни. Мы расширяем классическую концепцию удовлет-ворения желания в сновидении до более общего и включа-ющего эту концепцию предположения о том, что сновиде-ния всегда олицетворяют одну или более личных целей сно-видца. Такие цели включают обсуждавшееся Фрейдом удовлетворение желаний, но также и ряд других важных психологических целей, которые мы обозначим в следую-щем разделе данной статьи.

Интерпретирующие принципы психоаналитической фе-номенологии применительно к сновидениям помогают ана-литику в его подходе к содержанию манифестного сновиде-ния и ассоциациям к нему. Они позволяют составить слож-ную карту различных линий символического выражения, связывающих сновидение с собственным миром сновидца. Полезность этих принципов для изучения конкретного сно-видения заключается в том, насколько близко они подво-дят к интерпретации, убедительно объясняющей различные моменты текста сновидения как воплощения насущных воп-росов и проблем субъективной жизни сновидца. Правиль-ность или адекватность интерпретации конкретного снови-дения, в свою очередь, оценивается по тем же самым гер-меневтическим критериям, на которых основывается оценка обоснованности психоаналитической интерпретации в це-лом - логическая последовательность аргументации, со-вместимость интерпретации с общими сведениями анали-тика о психической жизни сновидца, обстоятельность объяс-нения при разъяснении различных деталей, эстетическая красота анализа в освещении ранее скрытых закономерно-стей построения повествования сновидения и в их привяз-

[313]

ке к стоящим на заднем плане структурам собственной субъективности сновидца.

А теперь давайте перейдем от этого общего обсуждения интерпретации сновидения к рассмотрению частного атри-бута процесса сновидения - конкретной символизации.

Цель конкретной символизации в сновидениях

Из последних критических замечаний относительно тео-рии Фрейда некоторые из наиболее конструктивных осно-вывались на разграничении метапсихологии и клиничес-кой теории психоанализа Джоржем Клейном (G.Klein, 1976). Клейн считал, что метапсихология и клиническая теория берут свое начало от двух совершенно отличных сфер обо-снования. Метапсихология имеет дело с предполагаемым материальным субстратом человеческого переживания и поэтому лежит в рамках естественной науки о безличных механизмах, аппаратах разрядки и движущих энергиях. В противоположность этому, клиническая теория, берущая свое начало от психоаналитической ситуации и направля-ющая психоаналитическую практику, имеет дело с интенциональностью, сознательными и бессознательными целя-ми и личностным значением субъективных переживаний. Клейн захотел разделить метапсихологическую и клиничес-кую концепции и оставить в качестве законного содержа-ния психоаналитической теории только последнюю.

В этом разделе статьи мы вначале кратко прокомменти-руем две теории работы сновидения Фрейда - метапсихо-логическую и клиническую. Затем мы предложим клини-ческую психоаналитическую теорию цели конкретной символизации в сновидениях, основанную на психоанали-тической феноменологической конструкции.

Метапсихологическая теория работы сновидения Фрей-да наиболее четко изложена в главе 7 'Толкования снови-дений' (1900). Там работа сновидения (за исключением вто-ричной переработки) концептуализируется как целенаправ-ленное механическое следствие процесса, посредством

[314]

которого предсознательные мысли получают энергетичес-кий заряд от бессознательного желания, 'стремящегося най-ти выход' (с.605). Работа сновидения осуществляется, ког-да предсознательные мысли 'поступают в бессознательное' (с.594) и в связи с этим автоматически 'становятся субъек-том первичного психического процесса' (с.603).

В противоположность этому механистическому взгляду на работу сновидения, в главе 'Искажение в сновидениях' появляются зачатки клинической теории, подчеркивающей преднамеренный и целенаправленный характер работы сно-видения. Здесь работа сновидения рассматривается как 'преднамеренная и являющаяся способом сокрытия' (с. 141) и маскировки с целью защиты. В этих строках легко можно видеть, что цензором сновидения выступает сам сновидец, активно преобразующий содержание и значение пережива-ний для того, чтобы защитится от прямого осознания зап-ретных желаний.

Зарождающаяся клиническая теория работы сновидения, подчеркивающая ее защитную цель, преимущественно ка-сается процесса смещения и, возможно, также конденса-ции. Она практически не освещает то, что мы считаем наи-более характерной и центральной особенностью процесса сновидения - использование наделенных галлюцинатор-ной яркостью конкретных перцептивных образов для сим-волизации абстрактных мыслей, ощущений и субъективных состояний. Фрейд объяснял эти особенности сновидений всецело метапсихологически: он полагал, что 'галлюцина-торное возрождение ... перцептивных образов' (с.543) яв-ляется результатом 'топологической регрессии' (с.548) воз-буждения от моторной части психического аппарата к сен-сорной. Таким образом, по мнению Фрейда, образный и галлюцинаторный характер сновидений являлся нецеленап-равленным механическим следствием разрядки психичес-кой энергии во время сна. В противоположность этому, наша теория мира представлений склоняет к предположению, что конкретная символизация в сновидениях и их результиру-ющая галлюцинаторная яркость служат важной и фунда-ментальной цели сновидца и что понимание этой цели мо-жет прояснить значение и необходимость сновидения.

[315]

Чтобы развить этот тезис, вначале необходимо кратко коснуться проблемы человеческой мотивации. Мы пони-маем психоаналитическую феноменологию как методоло-гическую систему интерпретирующих принципов для руко-водства исследований значения человеческого поведения и переживаний. Она скорее пытается пролить свет на много-численные сознательные и бессознательные цели (Klein, 1976) или личные причины (Schafer, 1976), заставляющие человека стремиться к актуализации составляющих его мир конфигураций 'я' и объекта, чем формулировать основные безличные мотивационные движущие силы психического аппарата. Эти конфигурации могут, в различной степени, удовлетворять лелеемые желания и настойчивые стремле-ния, обеспечивать моральное руководство и самонаказание, способствовать адаптации к сложным реалиям, исправлять или восстанавливать поврежденные или потерянные обра-зы 'я' и объекта, а также служить защитной цели - пре-дотвращать кристаллизацию в сознании других вызываю-щих страх образов. В конструкцию сновидения может вно-сить свой вклад любая из этих мотиваций или все они, и для терапевтического использования интерпретации сно-видения существенно важно определить относительную мотивационную выраженность или порядок очередности многочисленных целей, которым служит сновидение.

Кроме того, исследования мира представлений привели нас к предположению существования дополнительного, более общего мотивационного принципа, вышестоящего по отношению к личным целям, а именно: необходимость со-хранять организацию переживания является центральным мо-тивом в определении образа человеческого поведения (Atwood и Stolorow,1981). И именно здесь мы можем рас-крыть фундаментальную цель конкретной символизации в сновидениях. Когда конфигурации восприятия 'я' и друго-го находят символизацию в конкретных перцептивных об-разах и посредством этого выражаются с галлюцинаторной яркостью, убеждение сновидца в достоверности и реально-сти этих конфигураций получает мощное подкрепление. В конце концов, воспринимать - значит верить. Возрождая во время сна самую базисную и эмоционально непреодоли-

[316]

мую форму осознания - посредством сенсорной перцеп-ции - сновидение подтверждает и упрочивает централь-ные организующие структуры субъективной жизни сновид-ца. Мы утверждали, что сновидения выступают стражами психической структуры и выполняют это существенно важ-ное назначение посредством конкретной символизации³.

Наше утверждение о том, что символизация сновидения служит для поддержания организации переживания, мож-но понимать как имеющее два различных значения приме-нительно к двум широким классам сновидений (конечно же, многие сновидения сочетают в себе черты обоих клас-сов). В некоторых сновидениях конкретные символы слу-жат для актуализации отдельной организации переживания, в которой инсценируются и подтверждаются особые кон-фигурации 'я' и объекта, требующиеся по множеству при-чин. Сновидения этого первого класса чаще всего появля-ются в контексте прочно установившегося интрапсихического конфликта. В этих сновидениях обычно наблюдается большое расхождение между манифестными образами и латентным значением, потому что при их построении за-метную роль играли цели защиты и маскировки. Наш под-ход к таким сновидениям включает то, что раньше мы на-звали клинической теорией работы сновидения Фрейда, в особенности ее последующий, учитывающий принцип мно-жественного функционирования современный вариант (Waelder, 1936; Arlow и Brenner, 1964). Как говорилось в предшествующем разделе, мы также дополнили классичес-кий подход сосредоточением внимания на темах сновиде-ния и их ассоциативном развитии с целью получения до-полнительных способов обнаружения специфических конфигураций 'я' и объекта, актуализированных и замас-кированных символизмом сновидения.

У другого класса сновидений конкретные символы слу-жат не только для актуализации частных конфигураций пе-реживания, сколько для поддержания психической органи-зации в целом. Сновидения этого второго класса наиболее часто появляются в контексте задержек и нарушений раз-вития, в результате которых структуризация представитель-ного мира остается незавершенной, ненадежной и уязви-

[317]

мой для агрессивных разрушений (Stolorow и Lachmann, 1980). В этих сновидениях различие между манифестным и латентным содержанием намного менее заметно, потому что маскирующая цель была не такой выраженной. Вместо это-го яркие перцептивные образы сновидения служат восста-новлению или поддержанию структурной целостности и стабильности субъективного мира, которому угрожает де-зинтеграция. У людей с серьезными нарушениями в фор-мировании психической структуры конкретизация может служить аналогичной цели также и в их бодрствующей жиз-ни, причем не только в форме иллюзий и галлюцинаций, но и в конкретных поведенческих проявлениях, часто дест-руктивного или сексуального характера, требующихся для поддержания связности и неразрывности раскалывающего-ся чувства 'я' или другого (Kghut, 1971, 1977; Stolorow и Lachmann, 1980; Atwood и Stolorow, 1981).

Важной подгруппой этого второго класса сновидений, где конкретные символы служа для поддержания психичес-кой организации в целом, являются обсуждавшиеся Кохутом (Kohut, 1977) 'сновидения состояния 'я'. Эти сновидения в своих манифестных образах рисуют 'страх сновидца пе-ред встречей с неуправляемым увеличением напряжения или его боязнь растворения 'я' (с.09). Кохут предполагает, что само действие изображения этих архаичных состояний 'я' в сновидении в минимально замаскированной форме 'пред-ставляет сбой попытку справиться с психической опаснос-тью путем преобразования пугающих анонимных процессов в поддающиеся описанию зрительные образы' (с. 109). Сокаридес (Socarides, 1980) обнаружил, что аналогичной цели служат сновидения, прямо рисующие извращенные сексу-альные поведенческие проявления, сходные с таковыми, свойственными сновидцу в бодрствующей жизни. Галлю-цинаторная визуализация перверсии во время сна, как и само извращенное поведенческое проявление, поддержи-вает чувство 'я' и защищает от опасности его исчезнове-ния.

По нашему мнению, основная цель перцептивных обра-зов сновидений состояния 'я' заключается не в том, чтобы сделать анонмные психические процессы подлежащими

[318]

описанию. Ярко представляя ощущение повреждения 'я', символы сновидения выдвигают сотояние 'я' на передний план осознания с такой убедительностью и реальностью, которые могут сопутствовать только восприятию. Образы сновидения, подобно ипохондрическим симптомам, одновре-менно инкапсулируют угрозу 'я' и воплощают конкретизи-рующее усилие восстановления 'я' (Stolorow и Lachmann, 1980, гл.7). Таким образом, сновидения состояния 'я' пред-ставляют самый важный пример нашего общего тезиса, ка-сающегося центральной роли конкретизации в поддержании организации переживания.

Клинический пример⁴

Для иллюстрации нашей концепции поддерживающей структуру функции конкретной символизации мы выбрали случай молодой женщины, чье чувство 'я' было расколото на ряд отдельных, квази-автономных личностей. Ее снови-дения, как будет видно ниже, отражают различные аспекты продолжительной борьбы за сохранение организации субъек-тивного мира и достижение целостности и связности само-восприятия. Особенно хорошо подходящим данный случай делает та его особенность, что у пациентки наблюдались специфические конкретные поведенческие проявления, служившие цели, очень сходной с таковой сновидений. Рас-смотрение ее сновидений в контексте этих поведенческих проявлений позволит четко увидеть поддерживающую орга-низацию функцию мысленных образов ее сновидения.

Пациентка выросла в семейном окружении, отличающем-ся крайне жестоким физическим и эмоциональным обра-щением. Родители относились к ней как к продолжению самих себя и как к козлу отпущения за все крушения и разочарования в жизни. Взаимоотношения с родителями часто принимали форму сильных физических избиений, и на протяжении всего раннего детства она считала, что они хотят ее смерти. Всю жизнь пациентку преследовало ощу-щение глубокого собственного разобщения, просматрива-

[319]

ющееся даже в самых ранних воспоминаниях. Например, она вспомнила, что в четырехлетнем возрасте была одер-жима вопросом, как может быть, что ее ум управляет дви-жениями тела. На нарушение единства ум - тело указыва-ли также квази-бредовые путешествия за пределы тела, на-чавшиеся в этот же период. Эти путешествия начались с посещения ее доброжелательными духами умерших дедуш-ки и бабушки. Духи научили ее покидать свое тело и уле-тать в место, называемое ею 'полем' - тихое, поросшее травой и деревьями место, где-то далеко от человеческого общества. На поле она чувствовала себя в безопасности, потому что была там одна, и никто не мог найти ее.

Психическая дезинтеграция, подразумеваемая в путеше-ствиях пациентки за пределы тела, была включена в более широкий контекст разделения 'я', явившегося результатом крайне дурного обращения и неприятия в семье. Начиная с возраста в два с половиной года, когда родители резко пре-кратили любые нежне физические контакты с ней, и в ходе ряда центральных травматических эпизодов на протяжении следующих нескольких лет, ее личность последовательно разделилась на шесть отдельных 'я'. Каждый из этих фраг-ментов выкристаллизовался как обособленная личность, имеющая свое собственное имя и единственные в своем роде собственные отличительные черты. В семилетнем воз-расте у пациентки развилась опухоль мозга, ставшая при-чиной мучительных головных болей. Потребность избежать боли, обусловленной неврологическим состоянием, явилась дополнительным мотивом, лежавшим в основе путешествий за рамки своего тела. Прошло целых два года, прежде чем ее болезнь была правильно диагностирована, и опухоль на-конец удалили. Отношение к самой операции со стороны родителей и врачей отмечалось грубым равнодушием, и она пережила ее как ошеломляющую травму. Влияние всех этих обстоятельств на ее слабую личность символически выра-зилось в ряде повторяющихся ночных кошмаров, начавших-ся в период выздоровления после хирургического вмеша-тельства и продолжавшихся все юношеские годы. В этих сновидениях она стояла одна в здании маленькой железно-дорожной станции своего городка, а вокруг бушевало пла-

[320]

мя. Вскоре все строение было охвачено пламенем. После того, как станция сгорала дотла, на дымящихся углях оста-вались два спокойно лежащих глазных яблока, которые за-тем начинали подрагивать и кататься вокруг, разговаривая друг с другом посредством движений и коротких взглядов. Это сновидение о сгорании до двух маленьких фрагментов конкретно рисовало дезинтегрирующее влияние мира, пре-следующего ее как снаружи, так и изнутри.

Какую психическую функцию можно приписать повто-ряющемуся сновидению пациентки о сгорании до изолиро-ванных фрагментов? Повторяющаяся трансформация пе-реживания дезинтеграции 'я' в образ физического сгора-ния тела позволяла удерживать состояние 'я' в центре осознания и инкапсулировала усилие сохранить психичес-кую целостность перед лицом угрозы полного разрушения 'я'. Используя конкретные анатомические образы, она при-давала своему расщепленному существованию осязаемую форму, замещая неустойчивое и исчезающее ощущение собственой личности постоянством и прочностью физической материи. Образ взаимодействия и общения глазных яблок в конце сновидения символизировал дальнейшее реституци-онное усилие вновь связать отколовшиеся фрагменты и вос-становить подобие связности расщепившегося 'я'. Специ-фический символ глазных яблок воплотил в себе существен-ную особенность того, что стало основной формой отношения к социальной среде. Она взяла на себя роль вечно бдительного, часто бестелесного наблюдателя, постоян-но просматривающего свое окружение в поисках подходя-щих качеств у других в надежде присвоить и включить в свое перестроенное 'я'. Так, оба усилия по восстановле-нию 'я' и того, что осталось, выкристаллизовалось в бодр-ствующей жизни в действие наблюдения, а в повторяющихся сновидениях - в образ глаз.

На центральную отличительную черту субъективного мира пациентки, заключающуюся в необходимости сохранить личность и восстановить чувство собственной целостности, указывал также ряд эксцентричных поведенческих прояв-лений (подробно обсуждавшихся в Stolorow и Lachmann, 1981), появившихся одновременно с повторяющимся сно-

[321]

видением о сгорании⁵. Эти поведенческие проявления вклю-чали жестокое самоизбиение кожаным ремнем, неглубокие порезы и прокалывания поверхностного слоя кожи на за-пястьях и предплечьях, неустанное всматривание в отраже-ние собственного лица в лужах воды, царапание и погла-живание трещин и расщелин на твердых физических по-верхностях, таких как стены и тротуары, сшивание кожи отдельных пальцев с помощью иголки и нитки.

Такие проявления ее поведения служили множеству це-лей, центральная из них состояла в укреплении убеждения пациентки в том, что она жива и реальна, и в восстановле-нии единства расколовшегося 'я'. Подтверждение того, что она жива и реальна в случае самоизбиения ремнем, дости-галось посредством сильных болевых ощущений, распреде-ленных по поверхности кои. Аналогичный эффект дости-гался неглубокими порезами и прокалываниями. Нарушая физическую границу своего тела, она подчеркивала само существование этой границы и укрепляла чувство своей собственной воплощенной в тело личности. В добавок к этому, ощущения уколов и капельки крови от порезов обес-печивали конкретное сенсорное доказательство ее продол-жающегося существования. Аналогичную роль в стабили-зации ее ощущения существования как чего-то определен-ного и реального играло поведение пациентки относительно своего отражения в лужах воды. Она вспоминала, что ее всегда очаровывало, как исчезало, а затем волшебным об-разом появлялось вновь отражение ее лица, когда она нару-шала отражающую поверхность воды. Повторное появле-ние образа заверяло ее в том, что, хотя ее ощущение соб-ственного 'я' (конкретизированного в образном отражении) может временно исчезнуть, навсегда уничтожить его нельзя. Таким образом достигалось слабое ощущение непрерывно-сти собственного 'я'.

Поведенческие проявления, включающие царапание тре-щин и расщелин и сшивание пальцев, были связаны с ощу-щением пациентки, что она представляет собой скопление разобщенных частей. Такое поведение она объясняла тем, что трещины и расщелины во внешнем окружении невы-носимо 'зудели' и вынуждали почесать их. Размещение

[322]

субъективного ощущения зуда на физических объектах пред-ставляет перенос в плоскость материальной реальности чув-ства внутренней раздробленности. Она описывала себя по-добной кувшину, наполненному маленькими шариками или кубиками с вогнутыми поверхностями, и подобной шашеч-ной доске, заполненной круглыми шашками; даже если компоненты очень тесно соприкасаются друг с другом, они все равно не будут образовывать связное и непрерывное целое. Зудящие трещины и расщелины во внешнем окру-жении соответствовали субъективным промежуткам между различными фрагментарными сущностями, составляющи-ми восприятие собственного 'я', а чесание представляло попытку найти облегчение от мучающего отсутствия внут-ренней связности.

Сшивание пальцев с помощью иголки и нитки выполня-ло аналогичную функцию. Этот ритуал начинался с того, что она поднимала руку вверх к свету и всматривалась в промежутки между отдельными пальцами. Затем она про-девала иголку с ниткой под кожу мизинца, далее под кожу следующего пальца и так далее, а затем в обратном направ-лении, и так туда-сюда до тех пор, пока все пальцы не ока-зывались плотно соединены и прижаты друг к другу. Сши-вание пальцев фактически представляло собой действие, в котором на самом деле объединялись отдельные части фи-зического 'я', так чтобы они выглядели единым и непре-рывным целым. Этим конкретизировались ее усилия сфор-мировать внутренне связанную личность из набора частич-ных 'я', а которые она разделилась в ходе раннего травматического периода ее жизни. Поведение пациентки функционально параллельно повторяющимся сновидени-ям о сжигании до отдельных фрагментов. Оба ряда явлений объединяются одной общей особенностью - восстанавли-вающим использованием конкретизации для придания ощу-щению дезинтеграции 'я' материальной и реальной фор-мы. В сновидениях выделяется конкретная символизация чувства растворения 'я', а образ разворачивающегося меж-ду глазными яблоками общения указывает на дополнитель-ную восстанавливающую тенденцию заново собрать разле-тевшиеся кусочки, поведенческих проявлениях мы нахо-

[323]

дим аналогичную символизацию, а также яркое выражение существующей у пациентки потребности воссоздать ее раз-битое 'я', заново связав те разрозненные фрагменты, на которые оно распалось.

Функцию сновидений, заключающуюся в поддержании организации субъективного мира человека, можно вдеть не только в ситуациях, когда разрушаются структуры, как в случае с нашей пациенткой в период появления у нее ночных кошмаров; сновидения могут играть также важ-ную роль в консолидации и стабилизации новых структур субъективности, находящихся в процессе зарождения. А теперь давайте перейдем к рассмотрению другого снови-дения обсуждаемой нами пациентки. Это сновидение имело место в середине ее продолжительного курса психотера-пии. Контекстом этого сновидения в лечении явился силь-ный конфликт и борьба за объединение 'я'. На этот мо-мент два из шести первоначальных частичных 'я' были ассимилированы остальными четырьмя, но к дальнейшей интеграции пациентка подходила тревогой и неохотой. Она опасалась, что, став единым целым, будет уязвима для разрушения либо в результате нападения из внешнего мира, либо вследствие невыносимого одиночества. Однако в то же самое время перспектива провести жизнь разобщенной была ей ненавистна.

В своем сновидении она зашла в гостиную своего дома и увидела на каминной полке четыре цементных ящика, сто-ящие бок о бок. Ей показалось, что в ящиках находятся тела. Эта сцена привела ее в ужас, и она проснулась, но затем снова заснула, и сновидение продолжилось. Теперь ящик был один, а тела в нем становились все меньше и меньше. Сновидение конкретизирует расщепление и страх интеграции, заменяя образ четырех отдельных ящиков об-разом одного, вмещающего четыре тела. Пациентка пред-ложила интерпретацию, согласно которой переход от четы-рех к одному можно понимать как прелюдию интеграции ее личности, где внешние границы последнего ящика пред-ставляют развивающуюся структуру единого 'я'. Опасность, представлявшаяся связанной с ее приближающейся интег-рацией, также конкретно символизировалась в сновидении

[324]

отождествлением ящика с гробом. Пациентка часто выража-ла свою глубокую тревогу по поводу того, что, став единой, она умрет, и однажды даже сказала, что она складывается во что-то мертвое.

Сновидение о превращении четырех ящиков в один под-держивало интеграцию 'я' пациентки, придавая образую-щейся целостности конкретную форму. Как предшествую-щее сновидение о сгорании инкапсулировало ее потребность поддерживать свое ощущение собственного 'я' в ходе пси-хического распада, так и это второе сновидение выражало потребность поддерживать и укреплять постепенно крис-таллизующуюся новую, но еще неустойчивую структуру це-лостного восприятия собственного 'я'. Примерно девять месяцев спустя сновидения о ящиках появилось поведен-ческое проявление, также выполняющее эту последнюю функцию. В промежутке пациентка продолжала бороться с проблемой объединения себя, в то время как каждая из ос-тавшихся фрагментарных личностей связывала себя общим обязательством относительно совместного будущего в фор-ме единого индивидуума.

В результирующем контексте таких заявлений, как: 'Мы - это я!' и 'Теперь я едина - мы голосовали про-шлой ночью, и все пришли к единому мнению', - пациен-тка пришла на сеанс терапии с двенадцатью маленькими листочками бумаги. На шести из них были написаны име-на шести частей 'я', а на оставшихся шести - короткие фразы, обозначавшие центральную травму, ответственную, по ее мнению, за каждую из частей 'я'. Спросив терапевта, может ли он выбрать каждому 'я' соответствующую ему трав-му, она освободила его стол и расположила двенадцать ли-сточков бумаги в виде двух, идущих бок о бок столбцов, изоб-ражая временную последоватльность развития своей пси-хической дезинтеграции. Действие размещения имен и переживаний в виде единой упорядоченной структуры явно конкретизировало все более успешные попытки пациентки синтезировать внутренне связное и непрерывное во време-ни 'я'. Придавая новорожденному 'я' видимую форму и демонстрируя терапевту ее целостность и историческую не-разрывность, пациентка консолидировала структуру своего

[325]

переживания сильнее, чем когда-либо прежде. Вслед за ин-тегрирующим поведенческим проявлением с двенадцатью листочками бумаги пациентка начала ощущать свою соб-ственную субъективную целостность на твердой основе, и фокус терапевтической работы сместился на другие, не свя-занные с восстановлением ее фрагментированного 'я', воп-росы.

Резюме

Психоаналитическая конструкция, выносящая в центр внимания бессознательные структуры человеческой субъек-тивности, обещает быть полезным источником нового пони-мания сущности значения и важности сновидений. В то время, как все сновидения воплощают в себе множествен-ные личные цели, их самой отличительной особенностью является использование конкретной символизации, служа-щей для кристаллизации и сохранения субъективного мира сновидца. Анализ двух сновидений из одного клинического случая демонстрирует, что функцию образов сновидения, заключающуюся в поддержании структуры, можно наблю-дать не только, когда под угрозой находятся существующие структуры, но и когда зарождаются и требуют консолида-ции новые структуры субъективности.

Примечания

¹ Важным исключением из этого обобщения является кон-цепция 'сновидений состояния 'я' Кохут (Kohut, 1977), ко-торая будет обсуждаться позднее.

² Исходя из другой теоретической перспективы, Эриксон (Erik-son, 1954) предположил, что внимание к 'стилю представле-ния' сновидения может раскрыть способы восприятия сно-видцем себя и своего мира.

³ Лернер (Lerner, 1967) представил доказательство того, что сновидения, посредством своих кинестетических элементов,

[326]

укрепляют образ тела. Если сказанное верно, то это особый частный пример предлагаемого нами здесь более широкого тезиса. Формулировки функций сновидения как решения проблем (Фрейд, 1900), разрешения центрального конфликта (French и Fromm, 1964) и интеграции травмы (de Mondiaux, 1978) также можно рассматривать как особые примеры роли символизации сновидения в поддержании организации пе-реживания.

⁴ Так как сновидения первого типа, где перцептивные образы служат для актуализации конкретной организации пережи-вания, необходимой по многим причинам, хорошо извест-ны аналитикам, то здесь они представлены не будут. Мы проиллюстрируем только сновидения второго типа, где об-разы преимущественно служат поддержанию психической организации в целом. Мы понимаем, что клинический слу-чай никогда не сможет 'доказать' тезис относительно роли конкретной символизации в поддержании организации пе-реживания; он может только продемонстрировать, что при-менение этого суждения обеспечивает связную конструк-цию, позволяющую привести в порядок и сделать понятны-ми клинические данные. Другие аспекты приводимого случая, непосредственно не касающиеся нашего тезиса о функции символизации в сновидении, такие как установле-ние и переработка архаичного трансфера 'я'-объект, рас-сматриваться не будут.

⁵ Так как появление странных поведенческих проявлений точно совпало с появлением повторяющегося ночного ко-мара, мы отнеслись к этим проявлениям как к 'ассоциаци-ям', включенным в те же контексты значения, в которых приняли свою форму образы сновидения.

[327]

Список литературы

Arlow, J. and Brenner, С. (1964). Psychoanalytic Concepts and the Structural Theory New York: International Universities Press.

Atwood, G. and Stolorow, R. (1980), Psychoanalytic concepts and the representational world. Psychoanal. E Contemp. Thought, 3:267-290.

___(1981), experience and conduct. Contemp. Psychoanal., 17: 197-208.

Bergmann, M. (1966), The intrapsychic and communicative aspects of the dream: Their role in psychoanalysis and psychotherapy. Internat. J. Psycho-Anal, 47: 356-363.

Erikson, Eric H. (1954). 'The dream specimen of psychoanalysis', Journal of the American Psychoanalytical Association 2: 5-56.

Ferenczi, S. (1913), To whom does one relate one's dreams? In: Further Contributions to the Theory and Technuique of Psycho-Analysis. London: Hogarth Press, 1950, p. 349.

French, T.M. and Fromm E. (1964) Dream Interpretation: A New Approach, New York: Basic Books.

Freud, Sigmund (1900). The Interpretation of Dreams. SE 4/5.

Kanzer, Mark (1955) The communicative function of the dream', International Journal of Psycho-Analysis 36: 260-6.

Klein, G. (1976), Psychoanalytic Theory: An Exploration of Essentials. New York: International Universities Press.

Kohut, H. (1971) The Analysis of the Self, New York: International Universities Press.

__ (1977) The Restoration of the Self, New York: International Universities Press.

Lerner, B. (1967), dream function reconsidered. J. Abnorm. Psychol, 72: 85-100.

Monchaux, C. de (1978), Dreaming and the organizing function of the ego. Internat. J. Psycho-Anal, 559: 443-453.

Piaget, J. (1970), Structuralism. New York: Basic Books.

Sandler, J. and Rosenblatt, B. (1962), The concept of the representational world. The Psychoanalytic Study of the Child, 17: 128-145. New York: International Universities Press.

Schafer, R. (1976). A New Language for Psychoanalysis. New Haven: Yale Univ. Press.

328

Socarides, С. Perverse symptoms and the manifest dream of perversion. In: The Dream in Clinical Practice, ed. J.Natterson. New York: Aronson, pp. 237-256.

Spanjaard, J. (1969). The manifest dream content and its significance for the interpretation of dreams. Int. J. Psycho-Anal 50, 221-35.

Stolorow, R. (1978a), The concept of psychic structude: Ins metapsychological and clinical psychoanalytic meanings. Internat. Rev. Psychoanal., 5: 313-320.

__ (1978b). Themes in dreams: A brief contribution to therapeutic technique. Internat. J. Psycho-anal, 59: 473-475.

__ and Atwood, G. ( 1979), Faces in a Cluod: Subjectivity in Personality Theory. New York: Aronson.

__ (in press), Psychoanalytic phenomenology: Progress toward a theory of personality. In: The Future of Psychoanalysis, ed. A. Goldberg.

New York: International Universities Press. __and Lacnmann, F. (1980), Psychoanalyisis of Developmental Arrests: Theory and Threatment. New York: International Universities Press.

Waelder, R. (1936). The principle of multiple function. Psychoanal. Quart., 5: 45-62.

БЛАГОДАРНОСТИ

'Dream psychology and the evolution of the psychoanalytic situation' (Психология сновидений и развитие психоанали-тического метода) by М. Masud R.Khan Эта статья впервые появилась в International journal of Psycho-Analysis, 1962, vol. 43. В более подробном изложении доклад был прочитан на Symposium The Psycho-analytic Situation: The Setting and the Process of Cure' at the 22nd Congress of the International Psycho-analytical Association, Edinburgh, August 1961.

'Dreams in clinical psychoanalytic practice' (Сновидения в клинической психоаналитической работе) by Charles Brenner Эта статья впервые появилась в Journal of Nervous and Mental Disease, 1969, vol. 149.

The exceptional position of the dream in psychoanalytic practice' (Исключительное положение сновидения в психо-аналитической практике) by R.R.Greenson Эта статья опуб-ликована в The Psychoanalytic Quarterly, 1970, vol. 39.

The use and abuse of dream in psychic experience' (Пра-вильное и неправильное использование сновидения в пси-хической жизни) by М. Masud R.Khan Опубликована в The Privacy if the Self, 1974, пересмотренная версия статьи впер-вые опубликована в International Journal of Psychoanalytic Psychotherapy, 1972, vol. 1.

The function of dreams' (Функция сновидений) by Hanna Segal. Этa статья впервые опубликована в The Work of Hanna Segal, 1980.

[330]

'Dream as an object' (Сновидение как объект) by J.B.Pontalis Эта статья появилась в The International Review of Psycho-Analysis, 1974, vol. 1.

The experiencing of the dream and the transference' (Восприятие сновидения и трансфер) by Harold Stewart Эта статья впервые появилась в International Journal of Psycho -Analysis, 1973, vol. 54. Доклад был прочитан на симпозиуме 'The Role of Dreams in Psychoanalysis', проводимом Британским Психоаналитическим обществом 15 ноября 1972 года.

'Some reflection on analytic listening and the dream screen' (Некоторые размышления по поводу аналитического выслушивания и экрана сновидения) by James Gammill Эта статья появилась в International Journal of Psycho-Analysis в 1980 г. Доклад был представлен на 31 Международном Психоана-литическом конгрессе в Нью-Йорке, в августе 1979 г.

'The film of the dream' (Пленка сновидения) by Didier Anzieu Эта статья является главой книги The Skin Ego, опуб-ликованной в Англии в 1989 году издательством Yale. На французском была опубликована в 1985 году издательством Le Moi-Peau

'The manifest dream content and its significance for the interpretation of dreams' (Значение явного содержания сно-видения для его интерпретации) by Jacob Spanjaard Эта ста-тья была опубликована в International Journal of Psycho -Analysis, 1969, vol. 50.

Ά psychoanalytic-dream continuum: the source and function of dreams' (Континуум сна в психоанализе: источник и фун-кция сновидения) by R.Greenberg and C.Pearlman Эта ста-тья появилась в The International Review of Psycho-Analysis, 1975, vol. 2.

'Dreaming and the organizing function of the ego' (Снови-дение и организующая функция эго) by Cecily de Monchaux Эта статья впервые появилась в International Journal of Psycho-Analysis, 1978, vol. 59.

'Psychoanalytic phenomenology of the dream' (Психоана-литическая феноменология сновидения) by Robert D. Stolorow and George E.Atwood Эта статья была опубликова-на в The Annual of Psychoanalysis, 1982, vol. 10.

Индексный указатель

альфа-функция/элемент 23, 130, 152, 153, 197, 198, 200

актуализация 43, 134, 140, 309, 315, 316, 326

ассоциация 13, 14, 20, 23, 26, 36, 49, 52, 54, 57, 62, 72, 83, 87-91, 96, 99, 100, 102-119, 121, 122, 137, 142, 154, 178, 187, 191, 192, 216, 224, 226, 228, 236, 237, 241, 244-246, 249, 252-254, 256, 273, 278, 279

БДГ 16, 21, 37, 263-267, 271, 273, 277, 279, 304

бета-элемент 152

галлюцинация 34, 53, 59, 149, 150, 166, 204, 243, 249, 317 гештальт 170

гипноз 49-51, 59, 73

диссоциация 34, 136, 137, 139, 223, 288, 289, 293, 294, 297, 303

желание 12, 13, 15-18, 49, 50, 52, 54-57, 62, 64, 71, 78-80, 82, 84-89, 92, 98, 105, 114, 119, 139, 140, 147, 161-163, 166, 168, 169, 171-177, 183, 188, 190-192, 195, 197, 205, 206, 213, 218, 219, 226, 232-235, 238-244, 246, 247, 251, 253, 256

защита 50, 57, 61, 79, 177, 208, 209, 233, 240, 246, 256, 278

[332]

ид 17, 18, 26, 32, 52, 55, 56, 59, 61, 71, 77-80, 85, 89, 90, 92, 97, 99, 100, 114, 115, 169, 206, 227, 236, 239

интеграция 18, 34, 55, 61, 80, 99, 130, 182, 192, 224, 263, 279, 287, 292, 293, 304, 323, 324, 326

интерпретация сновидений 9, 10-12, 14, 18, 25, 27, 30, 33, 35, 72, 74, 83, 94, 95, 98, 109, ПО, 113, 122, 130, 133, 163, 164, 177, 229, 236, 237, 238, 241, 248, 252-254, 287, 310, 313, 315

конфликт 17, 18, 20, 27, 28, 33, 45, 48, 57, 61, 63, 71, 76, 79, 87, 88, 92, 97, 100, 101, 120, 144-146, 148, 153, 173, 176, 197, 204, 223, 231, 232, 234, 238, 239, 241, 246, 253-255, 256, 264-266, 274, 276, 277, 297, 302, 303, 309, 323, 326

латеное содержание 19, 74, 77, 78, 83, 85, 87, 116, 121, 210, 224, 226, 230, 231, 233, 235-237, 240, 278, 283, 286, 287, 296, 310, 317

маска 12, 205

нарцисизм 49, 53, 55, 85, 134, 163, 176, 204, 299

перенос 19, 35, 43, 46, 48, 57-59, 61-64, 97, 105, 163, 181, 182, 184, 192, 211, 246, 248, 254, 272, 281, 286, 322

пленка сновидений 31, 130, 203, 207, 209, 210, 215, 219

поверхностное/кожное эго 31, 130, 131, 196, 204, 208-213, 215, 219-232 проекция 19, 23, 28, 130, 152-154, 175, 183, 193, 194, 196, 243, 244, 274, 297, 298

пространство сновидений 24, 28, 129, 134, 140, 143-145, 152, 169, 170, 172, 224

расщепление 33, 183, 210, 241, 255

регресс 15, 21, 22, 43, 49, 50, 61, 80-84, 86, 96, 99, 176, 213, 224, 284, 285, 291, 314

[333]

самость 223, 224, 231

символ 13, 34, 74, 148, 149, 183, 245

сопротивление 19, 46, 51, 57, 59, 89, ПО, 113-115, 170, 173, 226, 230, 235, 286, 297, 302

структурная теория И, 26, 76, 77, 94, 99, 100, 227, 228, 248, 251

суперэго 18, 26, 51, 55, 59, 61, 71, 76, 78-80, 84-86, 89, 90, 92, 96, 97, 99-111, 114, 115, 121, 122, 206, 227, 297, 302

тень 177

травма 14, 15, 207, 208, 209, 224, 228, 293, 319, 324

тревога И, 14, 16, 17, 27, 38, 53, 57, 76, 84, 88, 89, 106, 110, 133, 148, 152-154, 156, 174, 175, 181, 182, 189, 197, 205, 207-209, 211, 212, 224, 246-248, 253, 272, 289, 290, 296, 323, 324

фантазия 26, 27, 35, 71, 79-81, 84-87, 90, 92, 105, 116, 135-139, 148, 150-152, 163, 171, 174, 180, 182, 194-195, 214, 216, 227, 246, 251, 266, 269, 272, 275, 284-286, 288, 290, 291, 295, 296, 298, 300, 302, 305, 309

цензура 20, 51, 99, 205, 228, 233, 240, 251

эго 10, 15-18, 20, 22, 24-34, 36, 37, 38, 43, 48, 50, 51, 53-62, 64, 71, 72, 78-80, 82-86, 90, 92, 94, 96, 97, 99-101, 114, 115, 120, 122, 130, 131, 134, 135, 140, 144, 148, 149, 158, 166, 176, 182-184, 193, 195, 197, 199, 204, 206, 208-215, 218-225, 227, 228, 231, 232, 239, 241, 243, 248, 250, 251, 253, 255, 256, 263, 264, 279, 284, 287, 288, 289, 291-293, 294, 295-297, 300-303

экран сновидений 30, 130, 131, 145, 174, 175, 183, 192, 196

'я' 15, 16, 19, 23, 28-35, 62, 100, 116, 145, 149, 150, 173, 180, 182-184, 190, 193, 199, 206, 209, 212, 214, 219, 220, 243, 244, 248, 250, 253-255, 279, 293, 296, 298, 300, 303, 308, 309, 311, 315-326

По вопросам оптовой закупки книг издательств

"REFL-book" и "Ваклер" обращаться:

г.Москва,

издательство "REFL-book",

ул.Гиляровского, д.47 тел./факс (095) 281-70-15

г.Киев

издательство "Ваклер"

пр.Победы 44 тел. (044)441-43-04

тел./факс (044)441-43-89

Наши читатели всегда могут приобрести интересующие

их

книги по эзотерике, психологии и философии по следующим адресам:

в Москве:

Метро "Лубянка", ул.Мясницкая, 6, магазин "Библио-

Глобус"

Метро "Белорусская", Ленинградский пр-т, 10а, "Путь к

себе".

Современная теория сновидений. Сб. Пер. с англ., М. ООО 'Фирма 'Издательство ACT', Рефл-Бук. 1998 - 336 с. Серия 'Актуальная психология'.

ISBN 0-415-09354-6 (Routledge) ISBN 5-87983-027-6 (серия) ISBN 5-87983-077-2 (Рефл-бук)

В сборнике собраны ключевые публикации европейских и аме-риканских психологов, посвященные теории сновидений. Они открывают широкие перспективы для дальнейшего изучения сно-видений и их использования в психоанализе.

Авторы предлагают оригинальные теории интерпретаций, что может помочь психотерапевту и психоаналитику в их прикладной работе. Каждая статья и сборник в целом сопровождаются под-робными комментариями Сары Фландерс, психоаналитика, члена Британского психоаналитического общества.

УДК 159.953

Научное издание Современная теория сновидений

Сборник

Технический редактор Н.В. Мосюренко Компьютерная верстка А.Ю. Чижевская

Подписано в печать 5.10.98 г. Формат 60x88 1/10. Бумага офсетная ? 1. Гарнитура таймс. Печать офсетная, печатных листов 21. Тираж 3000.

Налоговая льгота - общероссийский классификатор продукции ОК-00-93, том 2; 953000 - книги, брошюры

Гигиенический сертификат ? 77.ЦС.01.952.П.01659.Т.98 от 01.09.98 г.

ООО 'Фирма 'Издательство ACT' ЛР ? 066236 от 22.12.98.

366720, РФ, Республика Ингушетия, г. Назрань, ул. Московская, 13а

Наши электронные адреса: WWW.AST.RU , e-mail: AST@POSTMAN.RU

Издательство 'Рефл-бук', Москва, 3-я Тверская-Ямская, 11/13 Лицензия ЛР ? 090069 от 27.12.93.

Отпечатано с готовых диапозитивов в ППП 'Типография 'Наука' 121099, Москва, Шубинский пер., 6. Заказ ? 420

Сканирование: Янко Слава

yanko_slava@yahoo.com || http://yanko.lib.ru/ | http://www.chat.ru/~yankos/ya.html | Icq# 75088656

update 5/5/01

Список литературы

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СНОВИДЕНИЕ И ПСИХОАНАЛИЗ: ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СПОР О СНОВИДЕНИИ: ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ОНО СЕГОДНЯ ПРЯМЫМ ПУТЕМ К ЦЕЛИ?

Список литературы

Список литературы

6. СНОВИДЕНИЕ КАК ОБЪЕКТ1

Список литературы

Список литературы

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ПРИСПОСАБЛИВАЮЩЕЕСЯ ЭГО И СНОВИДЕНИЯ

Список литературы

Список литературы

Клинический пример4

Список литературы

6. СНОВИДЕНИЕ КАК ОБЪЕКТ¹

Клинический пример⁴