Сканирование:
Янко Слава
yanko_slava@yahoo.com || http://yanko.lib.ru/ | http://www.chat.ru/~yankos/ya.html | Icq# 75088656
update 5/14/01
Серия Современная психология, теория
и практика Выпуск
3
Психотехника экзистенциального выбора
Институт общегуманитарных
исследований Москва 2001
УДК 615.8 ББК 53.57
П46
Папуш М. Психотехника
экзистенциального выбора М.: Институт Общегуманитарных Исследований, 2001 544
с.
Популярный российский
психотерапевт Ми-хаил Папуш рассказывает о том, как научится хорошо жить и,
главное, как действительно захотеть научиться жить
хорошо, не полага-ясь на вечный русский 'авось'
ISBN 5-88230-108-7
© М. Папуш, 2000
© Институт общегуманитарных
исследований, оформление серии, 2001
'Сегодня человек особенно остро чув-ствует противоречие
между колос-сальным технологическим прогрессом и своей явной внутренней
неполноцен-ностью... Эту центральную
пробле-му может разрешить формирование новой элиты, скрытым нравственно-духовным качествам которой еще только предстоит
развиваться... Вот почему человек
испытывает все более настоятельную потребность начать внутреннюю революцию, най-ти новые источники духовной (moral) энергии' (Б. Муравьев. Гнозис, т.1, К., 1998, с. 247-248)
'Выбрать себя самого значит воис-тину и сознательно взять
на себя от-ветственность за всякое свое дело и слово' (Киркегор. Наслаждение и долг. Киев, 1994, с.305)
'... способ жизни, в котором
одним из важнейших качеств является бла-городное изящество. Это подразуме-вает изящество движений, изящество моментов одиночества и совместно-сти. Это означает благородство речи и превращение каждого
часа в произ-ведение искусства. Это
означает вне-шность и поведение, которые
дела-ют каждый год лучше, чем
предыдущий. И, наконец, это означа-ет, что вся жизнь, с ее
дружбой и враждой, интимностью и
ссорами, ко-медиями и трагедиями, дает по мень-шей мере возможность завершения в охватывающих
ее цельности и благо-родстве'. (Э.Берн. Секс в
человеческой любви. М., 1990, с. 15)
О чем эта книга: Экзистенциальная психотехника, Фриц Перлз и Эрик Берн
Цикл первый. Basics: элементы практической
психотехники
Глава 1. Сознавание: awareness и gestalt
7. Роль сознавания в психотехнике
Дополнение 1: Дж.Энрайт. Что такое
awareness18
Сознавание как делание и знание
Дополнение 2: Учителя Мудрости (ходжаган)
о сознательном дыхании19
Глава 2. Постановка психотерапевтической проблемы как метод
концентрации сознания1
Глава 3. Введение в психотехнический практикум (на примере темы 'Событие')
Глава 5. Работа с привычками (вторая тема практикума)1
Глава 6. Работа с обязанностями (третья тема Практикума)1
Глава 7. Сад желаний (четвертая тема практикума)1
Глава 8. Отрицательные эмоции1
Глава 9. Организационные формы работы1
Приложение. Методические таблицы к практикуму
Психотехнический практикум (вводный
курс basic)
Цикл второй: введение в
коммуникативный анализ и коммуникативную терапию
Глава 1. От пустого стула к круглому столу (работа с субличностями в ГТ)1
Глава 2. Введение в коммуникативную терапию
Глава 3. Ребенок, родитель, взрослый: элементы теории коммуникативного подхода
Цикл третий. Невротические механизмы: простые лекции и непростые
комментарии
3-1-1. Интроекция: простая лекция1
3-1-2. Интроекция
и отчуждение (непростой комментарий)
3-1-3. Простая
лекция об экзистенциальном выборе1
3-1-4. Интроекция
и предметность: комментарий 2 (очень непростой)
3-1-5. Модальный
аспект интроекции, структура эго и воля: комментарий 3 (еще более непростой1)
3-2-1. Простая
лекция о СЛИЯНИИ1
Комментарии: несколько лекций о различных формах слияния
3-2-3. Слияние
и социализация1
3-2-4. Эмпатия,
сценарии и слияние1
3-3-2. К
новой теории и терапии берновских игр1
Все хотят хорошо
жить.
Этому можно
научиться. Точно так же, как каж-дый, - в принципе, - может научиться хорошо
играть на фортепиано. Ну, может быть, не как Рих-тер, - но хорошо. Неспособных
учеников не бы-вает. Но, как это ни странно, из тех, кто учится играть на
фортепиано, лишь немногие хотят на-учиться играть хорошо. Гораздо больше тех, кто, по тем или иным
причинам, хочет 'хоть как-нибудь'.
Это не только про
фортепиано. Это про жизнь. Или жизнь проще игры на фортепиано? Впрочем, есть
немало людей, разнообразие жизненного ре-пертуара которых сводится к
чередованию 'Чижи-ка-пыжика' и 'Собачьего вальса', оставляя 'Та-нец маленьких
лебедей' в области недосягаемой мечты о 'высоком'.
Многие ли хотят
хорошо жить, - если отличать желание хорошо жить от желания,
чтобы хорошо жилось?
Вкус к жизни -
принадлежность психики. Пси-хика -
это то, чем мы соприкасаемся с жизнью и постигаем ее на вкус. Или (можно и так
сказать, попробуйте): мы - это то, чем психика соприкаса-ется с внешней жизнью,
такой, какой мы ее устраи-ваем.
[7]
Психо-техникой (от греческого 'тэхне' - искус-ство, мастерство,
умение) мы будем называть искус-ство обращения с психикой.
Психика дана каждому
из нас прежде всего в себе самом, хотя на самом деле психика 'на людей не
делится' или, вернее, делится не так, как тела, паспорта и шляпы. Но вот уж что
точно является личной принадлежностью - так это тэхне, искус-ность. Попробуйте
представить себе Олега Ефре-мова с актерской 'техникой' Смоктуновского!
Технику как
индивидуальное, личное умение я противопоставляю технологии как описанию
от-чужденного от человека режима обработки тех или иных болванок (или болванов)
для получения за-ранее заданных результатов. Возможны и существу-ют психотехнологии, и одна из задач психотехни-ки состоит в
защите человеческой личности от технологических на нее посягательств.
Так понимаемая
психотехника не может не быть экзистенциальной. Будучи искусством
проявления себя через формы жизни, она постоянно
требует как овладения этими формами, так и выхода за их пределы, то есть,
пользуясь выражением В.Франкла, трансценденции.
Бытует точка зрения,
что 'экзистенциальной' делает психотехнику обращение к джентльменско-му набору
особых, 'экзистенциальных' проблем. В качестве таковых принято перечислять
пробле-мы смерти, одиночества, вины, смысла жизни и т.п.
Но каждый опытный
психотерапевт знает, что если клиент проявляет желание потрепыхаться, например,
вокруг 'страха смерти', это чаще всего
[8]
на поверку
оказывается тем, что Перлз именовал elephantshit, а в
после-перлзовской гештальттерапии назвали 'дефлексией' - болтовней, позволя-ющей
клиенту, оставаясь в создающем безопасность контакте с терапевтом, не говорить
о действитель-но насущном. Когда ко мне приходит клиент с по-добными
разговорами, я стараюсь выяснить, в чем состоят его реальные проблемы, и, как
правило, мне это удается.
В тех редких случаях,
когда разговор про смерть не является для клиента формой дефлексии, я ре-комендую
прочесть "Книгу жизни и практики уми-рания" Согьяла Ринпоче. Опираясь
на этот клас-сический текст, можно поговорить о том, что в приличных духовных
традициях (тибетский буд-дизм вовсе не является здесь уникальным) хоро-шо
известно, что никакой 'смерти' нет, есть только измененные состояния сознания,
которые следует проходить определенным образом. А страх, - вполне законный и
обоснованный, - вы-зывают скорее свойственные нашей так называе-мой 'культуре'
чудовищные формы умирания.
От этого естественно
перейти, - а Согьял Рин-поче с этого начинает свою книгу, - к тому, что
общепринятые у нас непотребные формы умира-ния вполне соответствуют, - если
'разуть гла-за', - столь же непотребным формам жизни. И они-то, формы жизни
(включая в их число и прак-тики умирания), и составляют материал, пред-мет и тематику экзистенциальной психотехни-ки.
Вот типичный
клиентский запрос: как заставить себя дописывать диссертацию, которая 'навязла
в зубах' и писать которую страшно не хочется. Эк-зистенциальный подход поставит
перед клиентом
[9]
вопрос таким образом:
надо ли дописывать эту опо-стылевшую и обнаружившую свою полную бес-смысленность
'диссертацию на соискание' (в ко-торую руководитель вложил много сил, по поводу
которой жена ждет прибавки к зарплате, - столь же, впрочем, мифической, как и
сама зарплата) или, не откладывая, как лесные мужики в "Улитке"
Стругацких, на послезавтра, прямо сейчас
занять-ся поиском своего, то есть осмысленного
для себя (а также нормально оплачиваемого) дела. Или все-таки не
губить труд нескольких лет и воспользо-ваться им для обретения определенного
социаль-ного статуса, - но тогда хорошо понять, что 'диссертация на соискание'
и есть 'диссертация на соискание': цирковой номер академического вы-тья среди
академических волков, с которых сталось бы и 'Бытие и время' послать в
Межрайонный институт птицеводства на предмет оценки народ-нохозяйственной
полезности в соответствии с ут-вержденной формой. Тем более, что занятие
диссертописанием создает клиенту удобный предлог для увиливания от домашних
дел, возможность интенсивного общения 'по науке' с интересую-щей его девушкой,
и др. и пр., - ненужное подчер-кнуть.
Не уклоняться от
подобных, - и еще более мел-ких, каждодневных, - выборов, осуществлять их грамотно, осмысленно и
творчески значит практи-ковать то, что Хайдеггер называет экзистенцией
или Dasein, - ответственное
участвующее при-сутствие.
Таким образом, экзистенциальная
психотехни-ка - это постоянно
практикуемое и совершенству-емое искусство принятия на себя действенной от-ветственности
за собственный образ жизни.
[10]
У экзистенциальной
психотехники есть серьезная традиция. Еще Платон говорил о 'калокагатии',
красивом и благородном образе жизни. Его после-дователи понимали философию
именно как фор-мирование образа жизни, и лишь впоследствии она выродилась до
образа мышления. Так, впрочем, про-исходило со многими значительными движения-ми
в истории. Образ жизни как целое был, напри-мер, в центре внимания многих
основателей духовных движений и духовных реформаторов1, меж тем как
позже плоды их деятельности оформ-лялись в виде социально-конформных 'религий',
оставлявших своим усердным последователям мало места для экзистенциального
поиска.
В новейшей истории зерна
экзистенциальной психотехники формировались, среди прочего, в раз-вернувшейся
на гребне американского Human Potential Movement гуманистической
психологии и психотерапии. У двух замечательных психоло-гов, - Ф.Перлза и
Э.Берна, - сложились подхо-ды, технически способные обеспечить значитель-ную
долю экзистенциальной Работы.
Гешталъттерапия, собственно, и объявила себя не только, и даже
не столько психотерапией, сколь-ко образом жизни. Но когда Human Potential Movement сошло на нет
(известно, чем кончают идеологии, пытающиеся доверить человеку-кесарю богово),
а гуманистическая психология бесславно растаяла в воздухе, сменившись для тех,
кто попро-ще, модой на бравые технологии НЛП, а для тех, кто позаковыристее -
престижным академизмом, трансперсоналов (благо замечательно умеющий держать нос
по ветру Эбрехем Мазлоу на ходу пе-
[11]
репрыгнул в поезд
'четвертой психологии'), при-шел конец и этому образу жизни в его
культурно-исторической данности.
Нынешние
гештальттерапевты пытаются вернуть-ся к социальному статусу 'психотерапии' как
про-фессиональной деятельности, уход от которой со-ставлял пафос последних лет
жизни Фрица Перлза. Взлелеянная им мечта об органической це-лостности
гештальт-кибуца уступает место претен-зии новых гештальтистов на солидное положение
в психотерапевтическом истеблишменте. Впрочем, ни за океаном, ни в Европе, ни в
наших родных пенатах они так и не научились договариваться между собой о
совместных социальных действиях и общих ценностях.
Но если все это до
сих пор каким-то образом живет и существует, это доказывает, что сундук
геш-тальттерапии полон сокровищ. И сокровища эти нужны многим - для разного и
по разным причи-нам. Нужны они и мне, и я издавна за ними охо-чусь.
Впрочем, господа
претенденты на лейбл 'гешталь-тистов' могут не беспокоиться, я им не конкурент.
Смешно интроецировать - то есть проглатывать, садясь на крючок и становясь
'последователя-ми', - концепцию, которая объявляет интроек-цию невротическим
механизмом. 'I do my thing, you do your thing'2. Мне нужно ехать, а шашечки можете оставить себе3. Что же
касается сокровищ, то они, в терминологии копирайта - 'public domain'4.
В точном соответствии
с объяснениями самого Перлза, гештальттерапию (как и все прочее) нуж-но ассимилировать. Чтобы ассимилировать, как опять же подробно
описывал мэтр, ее нужно пред-
[12]
варительно диссимилироватъ, т.е. 'разгрызать' и 'разжевывать'. А потом,
основательно снабдив собственной слюной и прочими пищеварительны-ми соками,
уподобить себе, сделать своей составной частью то в ней, что окажется питательным
(а что делают с остальным, тоже известно).
Однако здесь есть
одна ловушка. Заимствуя идеи из психоанализа, гештальтпсихологии, психодрамы, bodywork Шарлотты Селвер и
др., Перлз постоян-но подчеркивает, что принцип соединения целого важнее, чем те
части, из которых оно состоит. Так что важно, диссимилируя гештальттерапию, не
рас-членить ее до нейтральных элементов, не потерять главное - 'вкус и запах'
того уникального, что делал Фриц Перлз. Нужно осуществить диссими-ляцию и
ассимиляцию таким образом, чтобы преж-де всего и преимущественно схватывать
именно центральные идеи: проблемы, которые стояли пе-ред Перлзом, и ответы,
которые он находил, утвер-ждал и практически отрабатывал. А центральной для
Перлза, по моим представлениям, является идея экзистенциального
выбора.
Так определяется одна
из задач этой книги. Я постараюсь именно так диссимилировать и асси-милировать
идеи и уроки Перлза, чтобы они, с од-ной стороны, несли в себе черты его
уникальности, а с другой - были полезной пищей для вечно твор-чески голодных
экзистенциальных психотехников.
Так сложилось, что
Эрик Берн - наиболее извест-ный у нашей широкой публики гуманистический
психолог. Его 'Игры' (потом 'Хелло', а также 'Я о'кей, ты о'кей' Харриса) были
едва ли не пер-
[13]
выми переведенными в
советском андерграунде книгами по практической психологии, которые рас-пространялись
в ксерокопиях и читались наряду с Кастанедой и Даниилом Андреевым.
Увлечение Берном было
повальным. Во всех углах Союза, от Лиепаи до Владивостока (называю эти города,
потому что знаю о работавших там груп-пах) занимались выявлением эго-состояний,
пыта-лись анализировать 'игры' и 'сценарии'. Одна-ко чаще всего это ни к чему
не вело; после некоторых попыток анализа появлялись взаимные обвинения ('Ты
играешь со мной в игры!') и разо-чарования ('Такой уж у меня сценарий!').
Ткнув публику носом в
определенную область психопатологии, Берн 'забыл' рассказать, что с этой
психопатологией делать. Поэтому широкий круг людей пережил сначала увлечение
трансакционным анализом, а потом охлаждение, и сейчас это направ-ление
психотерапии практически, пожалуй, менее распространено (во всяком случае, в
Москве), чем гештальттерапия.
Можно предположить,
что это - не случайность. Книги Берна (во всяком случае, популярные) уст-роены
таким образом, что сами по себе не дают клю-ча к трансакционной терапии.
Возможно, это объяс-няется тем, что после ставших бестселлером 'Игр' Берн
обращался к довольно определенной катего-рии читателей: это пособие (или
реклама) для ак-туальных или предполагаемых клиентов, с которы-ми работают или
будут работать обученные трансакционные терапевты.
Дело в том, что
берновская терапия, похожая в этом на фрейдовский психоанализ, является ана-литической, и для проведения трансакционного анализа (ТА)
от клиента требуется некоторое, -
[14]
хотя бы довольно
узкое, - владение его понятий-ным аппаратом. Клиент Берна должен изучать ТА, но
как клиент, а не как
терапевт. А то, что должен уметь и понимать терапевт, либо скрыто между строк,
либо недосказано.
Кроме того, обращаясь
к широкой публике, Берн должен был стараться писать относительно 'про-сто'. Он
ценил свой успех (такова идеология) и берег свою публику, в частности, от
дискомфорта, связанного с необходимостью усваивать даже ма-ло-мальски сложные
теоретические рассуждения.
При всем том, Берн -
один из наиболее ярких представителей коммуникативного подхода в пси-хотерапии,
да и в психологии вообще. Трансакция (коммуникативное взаимодействие) для него
- не вторичный феномен, 'всего лишь' проявление того, что и так уже есть 'в'
личности. Трансакция яв-ляется для Берна фундаментальной, первичной пси-хологической
реальностью, все остальное - по идее - из нее вытекает.
Кроме того, Берна
можно назвать одним из зна-чительнейших представителей экзистенциальной психотерапии,
хотя в литературе о нем это, как пра-вило, не отмечают. Недаром очень многие
пыта-лись и пытаются так или иначе объединить его с Перлзом (который явным
образом называет свою терапию экзистенциальной), или хотя бы найти ка-кие-то
точки соприкосновения. У них по сути дей-ствительно много общего, хотя по
внешней форме изложения об этом не сразу можно догадаться.
Иными словами,
трансакционный анализ далеко не так прост, как может показаться наивному чита-телю
или посетителю трехдневного семинара. До-вольно легко понять схемы и их
непосредственный смысл. Берновские схемы обладают к тому же тем
[15]
преимуществом, что их
нетрудно не только понять, но и научиться практически обнаруживать Ребен-ка,
Родителя и прочих персонажей в себе и в дру-гих; для этого достаточно двух-трех
групповых за-нятий. Но не так легко понять, о чем это все. Это требует опыта - жизненного,
психотерапевтичес-кого, интеллектуального.
Таким образом, задача
диссимиляции и ассими-ляции естественно стоит и по отношению к насле-дию Берна.
И столь же естественно, что мне, - хотя я честно пытался, потратив на это
несколько лет, - в конце концов так и не удалось разделить книги о Берне и
Перлзе и отделить их от книги об экзистенциальном выборе. Получилось, что все
это - одна книга.
Эта книга задумана
как рассказ о работе нашей ма-стерской - Мастерской психологии личности Ин-ститута
практической психологии.
Впрочем, я остро
чувствую разрыв между тем, что умею рассказать, и тем, что 'на самом деле'
происходит в нашей работе. Я понимаю больше (и не совсем то), что знаю, а знаю
гораздо меньше, чем понимаю (и тоже не совсем то). 'Понимающий не говорит (то
есть не может оформить свое понима-ние в транслируемое знание), говорящий (то
есть формирующий это самое знание) не понимает'. И, - как говаривали софисты, -
если бы и мож-но было нечто постичь и даже высказать, то разоб-рать высказанное
уж точно никак нельзя.
Тем не менее, как
сказал ежик в известном анек-доте, 'косить надо'.
[16]
Дело было так. Шел
медведь по лесу, вдруг ви-дит - на полянке ежик траву косит. Медведь уди-вился
и на всякий случай ежику врезал. Ежик от-летел в кусты, отряхнулся и снова за
косу. Медведь удивился еще больше и на всякий случай врезал ежику посильнее.
Ежик отлетел еще дальше, отря-хиваться ему пришлось дольше, но он снова молча
схватился косить. Медведь разозлился и врезал ежику уже как следует. Ежик
перелетел через куст, еле встал и говорит: 'Эк колбасит! А косить-то надо...'
У нас в мастерской
говорят, что этот ежик заго-тавливает 'личный силос'.
Так вот, по
определенным соображениям (об этом дальше) я полагаю, что написать и издать эту
кни-гу мне все же следует. Только я очень прошу, что-бы читатели, найдя в книге
много разной идеоло-гии, философии, теоретических разработок и методических
рекомендаций, не принимали все это буквально за то самое, что автор хочет
сказать. Один толковый студент спросил как-то Грегори Бейтсо-на после его
лекции: 'Вы ведь не ждете, что мы все это так и заучим, как вы рассказываете?
Мне все время кажется, что за всем, что вы говорите, есть что-то другое'. -
'Да-да, вот именно', - радостно отозвался Бейтсон5.
Почему я считаю
необходимым издать эту книгу?
Я смею полагать, что
в нашей мастерской живет Работа, а если это так, то ее опыт требует передачи.
Я полагаю, что в
нынешней ситуации только Ра-бота может сделать человеческое существование ос-мысленным.
Старый мир на наших глазах прихо-
[17]
дит к своему концу.
Скорее всего это не будет, как часто воображают, картинный 'конец света'6. Про-сто
все, чем раньше жили как большие массы лю-дей, так и элита, постепенно (но
достаточно быстро, чтобы это было заметно и составляло проблемное поле для тех,
кто способен замечать) теряет смысл. А новые смыслы, то есть новый способ
существо-вания человечества, еще не сложились. Формиро-вание этих смыслов и
способов существования и есть сейчас основное дело человеческой элиты, - на тех, весьма различных, уровнях, на каких
нахо-дятся те или иные представители этой элиты.
Работа происходит в
группах. Насколько я себе представляю, таких групп сейчас много и они очень
разнообразны. До сих пор они мало между собой взаимодействовали; во всяком
случае так было в Москве. Может быть, скоро придет время, когда пора уже будет
налаживать контакты. Во всяком случае, я чувствую необходимость 'подать знак'
всем, кто ищет Работу и кто работает, и рассказать о том, что делается у нас.
Очень важной
представляется мне идея, что взыскуемая многими пневмо-техническая ('духовная') Работа, по моему
глубокому убеждению, невозмож-на без отчасти предшествующей ей, отчасти сопро-вождающей
ее, вплоть до очень высоких уровней, психотехнической пропедевтики, о которой и
идет речь в этой книге. Во всяком случае, так обстоит дело для Москвы и
москвичей, но думаю, что в дру-гих краях, от Васюков или Зарасая7 до Биг Сура8, дело
обстоит так же.
Если человек не
проработан психотехнически, то очень велика вероятность, что потуги на
пневмо-техническую работу быстро обернутся простой пси-хологической компенсацией, то есть - профанаци-
[18]
ей и самообманом.
Такого вокруг много, и у людей с хорошим вкусом это вызывает естественное от-вращение.
Десятки магазинов с десятками шкафов, наполненных 'эзотерической' литературой,
все больше наводят на людей тоску.
Конечно, чем бы дети
ни тешились, все благо. Но нам, элите, надо косить. Так что сведения о поля-нах
с хорошей травой, а также конструкциях кос и способах их использования,
представляются под-лежащими неукоснительному распространению.
Коль скоро
утверждается, что психотехническая Работа является пропедевтикой к
пневмотехнической, кто-то может поинтересоваться пневмотехни-ческими
ориентирами автора. Отвечу. 'На заре времен' (в 1971 году) я был всосан
'московским эзотерическим бульоном' (аналог первобытного бульона, в котором
возникла, по преданию, жизнь) и начал свое активное в нем обращение. Книг (как
и людей) тогда у нас было немного, каждая - на вес золота. Мне посчастливилось
выбрать (или она меня выбрала?) 'В поисках чудесного' П.Д.Ус-пенского. До сих
пор я перечитываю эту книгу примерно раз в год-полтора, каждый раз по-ново-му.
Петр Демьянович, -
спасибо ему огромное, - ухитрился изложить гурджиевскую невнятицу (по-пробуйте
почитать другие записи лекций Г.И.9) таким образом, что
это можно понять, выделить глав-ные идеи, проследить аргументацию и 'подключить-ся'.
Идея требует не согласия или отвержения, идея - если она действительно живая идея, - тре-
[19]
бует понимания, что и
достигается 'подключением и размышлением'10.
Со временем, а также
знакомясь с прочим насле-дием П.Д.Успенского, я начал улавливать специ-фические
искажения, присущие его передаче идей Гурджиева. Тогда начали быть доступными и
по-лезными и другие записи его лекций (собственные сочинения Г.И. - про другое,
с ними - работа осо-бая, если кто соберется ее предпринять).
Стало понятным также,
что Гурджиев - во вся-ком случае 'русского периода' - не собирался 'пре-подавать
систему', что нет никакой 'системы Гурд-жиева'. Тем большая бессмыслица
-словосочетание 'система Гурджиева-Успенского'. Кто-то (чуть ли не со ссылкой
на Идриса Шаха) писал, что у Успенского 'есть система, но нет мето-да'. Нет у
него никакой системы. К его последней книге вполне применимо цитируемое им
замеча-ние Гурджиева по поводу одной из ранних его книг, что-де 'если бы Вы
понимали хоть малую часть того, что написали в своей книге, я пошел бы к Вам в
ученики'. В космологических схемах Успенский просто запутался (поэтому при
первых несколь-ких чтениях я советую их пропускать), зато в так называемом
'психологическом' аспекте ухитрил-ся передать (хотя и без адекватного
понимания) огромный и совершенно бесценный материал.
Бесценный, - но
сугубо недостаточный. 'Рабо-тать' на основе только этого материала просто не-возможно.
Не получилось у самого Успенского, что он с горечью признавал к концу жизни. Не
полу-чилось (как можно понять из замечаний Ч.Тарта) у американских групп, не
получилось - это я знаю из своего опыта - и у московских. 'И многие из вас
умрут, как собаки'11.
[20]
Получилось у
Дж.Г.Беннета, но совсем иначе, чем мог бы подумать усердный читатель 'Поисков
чу-десного'12. Только ради Бога не ищите у Беннета
'учение, ведущее к просветлению'. Слава Богу, не найдете. 'Выбирайся своей
колеей', как учил ве-ликий русский бард.
Уже Чарльз Тарт,
американский как-бы-последователь Гурджиева, решил, что хорошо было бы
'дополнить' его чем-нибудь более 'духовным', да и просто добрым13. Я с самого
начала придержи-вался подобного подхода. Как я теперь понимаю, даже в годы
самого сильного увлечения Гурджиевым я постоянно удерживал свою фигу в кармане,
надеясь, что когда-нибудь сумею совместить всю эту мизантропию с 'учением
Любви'. Мизантропия, как я теперь понимаю, принадлежала исключитель-но Петру
Демьяновичу, что же касается 'учения Любви', то таковое меня тоже нашло.
Впрочем, читатель не
увидит в моей книге много упоминаний этого учения. Я не люблю поминать его
всуе, избегая ссылок на 'авторитеты'. Пока что основная форма моего devotion (кроме личной Ра-боты)
- как всегда, переводы. Один том14 удалось издать, хотя
не без приключений и накладок, кое-что гуляет в Интернете. При всем том, мне
хочется надеяться, что моя психотехническая Работа нахо-дится, как говорится,
'в русле'...
Материал книги
состоит из ряда лекций (относя-щихся к разному времени, имеющих разную стили-стику
и даже различный в некоторых деталях по-нятийный аппарат), и комментариев к
ним. Все это - про одно и то же, но по-разному.
[21]
Наверное было бы
лучше и 'правильнее' изло-жить все это в виде 'сплошного', связного текста. Я
неоднократно предпринимал попытки это сде-лать, но - безуспешно. Материал этого
'не хочет'. Во-первых, он 'ветвится': из каждого фрагмента может быть несколько
разных направлений развер-тывания (которые и реализовались в разных лек-циях и
комментариях), и каждое из них содержит свой 'интерес', важный для объемного
понимания целого. Так что видимые повторения идей (и даже материала примеров)
отображают движение раз-ными маршрутами по одной территории,
Во-вторых, реальное
объединение понятийного аппарата требует детального (и довольно сложно-го)
теоретического развертывания. Я, однако, пола-гаю, что нужно сначала дать
читателю возможность познакомиться с практической тканью Работы, прежде чем
рассчитывать на его благосклонное внимание к непростым теоретическим рассуждени-ям.
Наконец, в-третьих,
кому-то может показаться интересной история разворачивания идей в нашей
мастерской. Я, конечно, постарался спрямить неко-торые количество 'заячьих
скидок' и возвраще-ний, но множество концов, - к счастью, - по сей день
'торчит' и не находит себе места в связном целом.
С читателями, которым
теоретические разделы кни-ги покажутся трудными, но которые, тем не менее, захотят
их 'прогрызть', я хочу поделиться своим личным опытом. Когда в 1997 году вышел,
нако-нец, бибихинский перевод 'Бытия и времени' Хай-
[22]
деггера, я, с одной
стороны, был безмерно счастлив, потому что не один десяток лет мечтал прочесть
эту книгу, но не владею немецким языком в доста-точной степени. С другой
стороны, оказалось, что и по-русски это - крепкий орешек. Всех сил моего
внимания хватало на два-три абзаца, максимум -на параграф. Потом меня
'вырубало'.
Но я твердо решил,
что эту книгу я прочту. И вот я постановил, что буду читать в день по пара-графу,
и что это будет моя основная работа дня. Это занимало минут сорок, так что
оставалось вре-мя и на текущую работу, и на возню с дочкой, кото-рая тогда как
раз только что родилась. Но это было главным делом дня в течение
4-5 месяцев. К кон-цу этого времени (и книги) я уже читал ее почти свободно,
как Гегеля или Фрэнка Херберта15. Сей-час, по прошествии трех лет, я
уже могу с Хайдегге-ром полемизировать, я уже знаю, в чем (с моей точ-ки
зрения) состоит принципиальная уязвимость его проекта16. Но
начиналось это с честного чтения в день по параграфу и стремления со всей
доступной мне добросовестностью понять ход мысли автора.
Сейчас я с еще
большим 'скрипом' пишу теоре-тические фрагменты своей книги. Некоторые абза-цы
стоили мне двух-трех дней (и десятков страниц вспомогательного, 'поискового'
текста). К тому же я не уверен, что мне в каждом случае удалось най-ти
наилучшее оформление сложной мысли. Тем не менее, я полагаю, что то, что
получилось в итоге, передает (пусть даже и не в лучшем оформлении) именно то,
что я хотел сказать.
Нужно ли это читателю
- судить ему (или ей). Я, в общем-то, не настаиваю на том, что психотех-нику
обязательно нужна теоретическая рефлексия. В конце концов, великий Фриц, так же
как не ме-
[23]
нее великий Эрик,
вполне обходились теми теоре-тическими наивностями, которые мы у них нахо-дим.
Им это не мешало создавать работающую пси-хотехнику и даже передать ее дух
последующим поколениям. Мне, как 'человеку номер три' в тер-минологии
Успенского, теоретическая рефлексия необходима. И ее продукты (среди прочего
матери-ала) я предлагаю на суд заинтересованного читате-ля.
Last not least. Осталось
поблагодарить. Без социо-метрии: спасибо всем, кто своим вниманием в тех или
иных формах способствует (способствовал, будет способствовать) существованию
этой книги. Благожелательное произвольное внимание -основное (если не
единственное) собственное дос-тояние человека. Впрочем, и здесь, - по словам
Апостола: 'Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что гордишься,
будто это - твое?'
1 См., например, Дж. Беннет. Учителя
мудрос-ти. М., 1999.
2 'Я занят свои делом, а ты - своим', - одна из формул знаменитой 'гештальт-молитвы' Пер-лза.
3 Для тех, кто не в курсе: это из одесского
анек-дота. Дама пытается
поймать такси, не обра-щая
внимания на проходящие мимо машины, в конце
концов кто-то ее спрашивает: 'Мадам, вам нужно шашечки, или ехать?'
[24]
4 Позволю себе напомнить, что в 'публичность' этого 'домена' для русско-читающей
публики и я вложил свой вклад. В моем
переводе впервые увидели свет 'Гештальттерапия' и 'Гештальт-подход' Перлза, 'Гештальт, ведущий к просвет-лению' Энрайта, а также
имеющие прямое от-ношение к делу книги Брукса 'Как вернуть полноту переживания' (о методе sensory awareness Шарлотты Селвер), Ч.Тарта 'Прак-тика внимательности в повседневной жизни', М.Фельденкрайза
'Сознавание посредством дви-жения' и др.
5 G.Bateson. Steps to ecology of mind.
6 'Стоит лишь
открыть читанные и перечитан-ные страницы Откровения святого Иоанна Бо-гослова, и мы увидим очевидную вещь, поражаю-щую больше, чем железные стрекозы, стальные кони и Звезда Чернобыль, отравившая воды рек. Конец света наступил - а люди не заметили'. (А. Валентинов. Нам здесь жить. М., 1999.)
7 В литовском местечке Зарасай А.Б.Ровнер пы-тался
опровергнуть этот тезис, - как мне
ка-жется, безуспешно. См. А.Ровнер. Веселые су-масшедшие. М., 1999.
8 А Биг Сур, - если кто
не знает, - это место, где находится легендарный Исаленский Инсти-тут, где когда-то проходили
семинары Ф.Перл-за, Г.Бейтсона, С.Грофа и других поистине ве-ликих людей.
9 Например: Г.И.Гурджиев. Беседы с учениками. Киев. 1992.
[25]
10 То есть, собственно, 'медитацией', хотя это
слово, с чьей-то нелегкой руки, приобрело в анг-ло-русском языке совсем иной смысл и использу-ется теперь
ньюэйджевской попсой вместо ма-лопонятного слова 'дхьяна'.
11 По преданию, когда Гурджиеву рассказали о смерти Успенского, он сказал: 'Умер как соба-ка', - имея в виду несформированностъ 'тела кесджан'. Кто-то из окружающих возмутился, и тогда Гурджиев добавил цитированную фра-зу.
12 По этому поводу можно прочесть его замеча-тельную книгу 'Свидетель' (Дж.Г.Беннет. Сви-детель, или история поиска. М., 1999). Стара-ниями Л.
Долгопольского начинают выходить переводы его книг, что, конечно же, серьезно обо-гащает русскоязычное 'поле чудес'.
13 Тарт выбрал, как
известно, Согъяла Ринпоче.
14 Петр Дънов (Учитель
Беинса Дуно). Се чело-век, Воронеж, 1993.
15 'Дюна' входит в обязательной список литера-туры для учеников
моей мастерской.
16 Она состоит в отсутствии измерения Воли, которое должно дополнять рассматриваемые им измерения
Функции и Бытия, - если говорить в
терминах 'Драматической
Вселенной' Дж.Г.Беннета, - до полной триады. Об этом см. в 3
комментарии об интроекции.
[26]
Можно читать эту
книгу как рассказ о замечатель-ном празднике, который бедному мальчику удалось
подсмотреть в окно из темного сада, отогревая мер-знущие пальчики дыханием. А
можно употребить ее как билет на эту самую елку. Да и вход, вообще-то,
свободный...
То же самое - в форме
байки. Приходит дед к доктору, просит полечить. Доктор его долго обсле-дует,
потом выписывает рецепт. Внимательный та-кой доктор, очень деду понравился.
Приходит дед домой, и в память о хорошем докторе выпиливает рамочку, вставляет
в нее рецепт и вешает на стену, а потом всем показывает: 'Вот, мол, у какого
хоро-шего доктора побывал'. А рецепт-то, как некото-рые догадываются, был на
лекарство, чтобы его ку-пить да пить помаленьку.
[27]
В этой главе1 речь пойдет
о базовой технике мик-ро-уровня - технике awareness, которая обеспечи-вает осуществление всей остальной
Работы. Так рас-сматривал ее Перлз, соответствующие замечания есть у Берна, с
сочувственной отсылкой к гешталь-ттерапии. Об этом постоянно говорил своим уче-никам
Г.И.Гурджиев. Следует и нам осознать важ-ность сознавания и попробовать его
практиковать.
Качество внимания,
которое так необходимо пси-хотехнику, хорошо описывается англоязычным тер-мином
awareness -
существительным, образован-ным от глагола 'to be aware of'. Наиболее полно и точно (хотя все же с некоторыми
потерями смыс-ла) можно перевести его как
'сознавание-замечание-осведомленность'. 'I am aware of' - я со-знаю что-то, я осведомлен о чем-то, и я замечаю
нечто в данный момент. Ради простоты
я обычно говорю просто 'сознавание', но при этом нужно иметь в виду весь спектр
смыслов.
Переводя этот термин
с английского, часто ис-пользуют слова 'осознавание' или даже 'осозна-ние',
поскольку редакторам слово 'сознавание' кажется недостаточно 'русским' (вот и
мой ком-пьютер сообщает мне, что у него в словаре такого
[28]
слова нет, как,
впрочем, и слова 'гештальттера-пия'2). Будем считать, что
это - неологизм. Важ-но, что образован он как раз по законам русского языка,
как отглагольное существительное, подчер-кивающее процессуалъностъ того, о чем
идет речь. Сознавание - это
непрерывный, постоянный про-цесс, меж тем как 'осознание' - результат процес-са,
причем даже не только процесса сознавания, а сложной системы из нескольких
процессов, где ре-зультат - то, что 'осознано' - неизбежно зависит от
интеллектуальных средств, используемых для оформления этого результата. Между
тем чистое сознавание - это
'доведение до сознания' того, что человек переживает в опыте в каждый данный мо-мент,
независимо от наличия или отсутствия ин-теллектуального 'о-сознавания'.
Таким образом,
процесс сознавания представля-ет сознанию то содержание, которое в каждый дан-ный
момент определяет наше психическое (а через него - и все прочее)
функционирование. Можно сказать, что это - актуальная, здесь и теперь осу-ществляемая
связь сознания с представленным со-держанием.
Сознавание явилось
одним из ключевых поня-тий гештальттерапии Ф.Перлза, который разрабо-тал ряд
технических приемов, помогающих челове-ку обратить внимание на то, что
происходит с ним, в нем и вокруг него, и разветвленную систему прак-тик,
культивирующих awareness.
Можно выделить два
полюса перлзовской тех-ники. Один - это так называемый continuum of awareness (континуум
сознавания): практика вер-бализации (проговаривания словами) того, что со-знается
в каждый данный момент: 'Вот сейчас я сознаю, что набираю этот текст на
компьютере, сей-
[29]
час я сознаю, что
пошевелил ногой, сейчас я чув-ствую напряжение в пояснице, сейчас я думаю, как
построить фразу', - и так далее, насколько хватит терпения и концентрации. У
этой техники есть свои плюсы, свои минусы, свои ограничения. Ее можно
практиковать в одиночку, вдвоем, в группе. Более подробные указания можно найти
у Перлза3.
Другой полюс - это направленное
сознавание: внимание человека произвольно направляется на какую-то часть,
какой-то фрагмент его взаимодей-ствия окружающим, и он старается прочувство-вать, - не 'о-сознать', а именно сознавать, - что там происходит.
Для начального
приобщения к этой практике во многих отношениях полезно внимание к так назы-ваемому
кинестетическому аспекту нашего суще-ствования, то есть
ощущениям собственного тела. Читатель может прямо сейчас проделать неболь-шой
эксперимент, но предварительно необходимо несколько замечаний.
Прежде всего, важно
иметь в виду, что, как под-робно объясняет Перлз, это не 'упражнение', а именно
'эксперимент'. Впрочем, это русское сло-во тоже имеет оттенки, не соответствующие
сути дела. По-английски для этого есть очень точное слово - experiential; оно не имеет в виду
'экспе-римент' в том смысле, чтобы сделать из себя крыс и поставить над собой
'опыт'; слово 'опыт' (наи-более подходящее из русских слов) берется здесь в том
смысле, в каком говорят 'пережить в опы-те'4 .
Во-вторых, хотя в
принципе это личная практи-ка, руководство лидера поначалу может быть очень
полезным, поскольку сознавание начинающего не-устойчиво: даже когда оно не
исчезает, оно начи-
[30]
нает 'плавать',
перескакивать с одного на другое; удерживать его довольно трудно. Так что если
кто-то берет на себя половину задачи, то вам остается только сознавать то, на
что лидер направляет ваше внимание. Читатель может воспользоваться 'ве-дением'
текста, расположив книгу достаточно удоб-но и освободив от держания ее руки,
которые по-надобятся для другого.
Итак, давайте сядем
более или менее удобно, а потом попробуем почувствовать большой палец правой
руки. Еще подробнее: верхнюю фалангу, теперь нижнюю фалангу, теперь весь палец
цели-ком, теперь кончик пальца (если получится). Те-перь опять весь палец
целиком.
Теперь 'простимся' с
большим пальцем и пере-ведем внимание (сознавание) на указательный.
Прочувствуем, проживем его ощущения некоторое время, потом, так же 'простившись'
с ним, перей-дем к среднему. Теперь к безымянному. Теперь к мизинцу.
Теперь давайте
попробуем почувствовать всю кисть правой руки, от кончиков пальцев до запяс-тья.
Обратите внимание на изменение масштаба кинестетического сознавания: можно
'вживаться' в одну фалангу, а можно - в 'целую' кисть.
Понятно, что такого
рода опыт можно развивать и разнообразить. Среди множества имеющихся воз-можностей5 одна имеет
для нашей психотехничес-кой работы фундаментальное значение - это созна-вание
своего дыхания.
Во всех мало-мальски
серьезных психотехничес-ких школах дыханию уделяется много внимания.
[31]
Но работа с дыханием
может осуществляться дву-мя принципиально разными путями. Есть школы, которые
стремятся так или иначе воздействовать на дыхание. Известным
примером является йоги-ческая пранаяма. Говоря о подобных попытках, Гур-джиев
объяснял, что у человека есть два разных ап-парата для дыхания. Есть спонтанный
дыхательный аппарат: организм сам дышит, тело имеет физиоло-гический механизм
для собственного дыхания. Но, кроме того, у человека есть еще 'аппаратура' для
произвольного дыхания: мы можем вдохнуть про-извольно и выдохнуть произвольно.
Гурджиев утверждает,
что попытки воздейство-вать на непроизвольное дыхание посредством уп-равления
аппаратом произвольного дыхания опас-ны, и без специального руководства и
специально поставленных задач бесполезны. Не в том смыс-ле, что какое-нибудь
йоговское дыхание не прино-сит своих непосредственных плодов. Приносит, и если
вы подышите определенным образом, вы мо-жете получить определенное состояние
сознания. Но более общие задачи некоторых йоговских сис-тем состоят в том,
чтобы, управляя своим произ-вольным дыханием, настроить свое спонтанное ды-хание
каким-то специальным образом. И эта вещь либо (в большинстве случаев) не
удается, либо, если она удается, то именно она опасна, потому что мо-жет
затормозиться непроизвольное дыхание, и че-ловеку придется все время дышать
произвольно, не имея возможности ни уснуть, ни отвлечься.
В противоположность
этому, ряд школ, - на-пример, многие традиционные буддийские техни-ки, но также
и вполне современные6 предлагают не 'делать' что-то с
дыханием, а просто следить за ним, считая это одним из лучших методов
осво-
[32]
ения и практики
сознавания, или, в буддийской тер-минологии, 'внимательности' (mindfullness)7.
Поначалу дыхание, за
которым вы начинаете на-блюдать, не совсем спонтанное, потому что у боль-шинства
из нас многие спонтанные вещи, в том числе, дыхание, в той или иной степени
зажаты и 'придерживаются'. Постепенно, по мере практи-ки, дыхание очищается и
освобождается от влия-ния мышечных зажимов. А цель состоит в том, что-бы
сознавать дыхание и не вмешиваться в него.
Это не очень легко.
Либо внимание отвлекает-ся: мы начинаем вроде бы следить за дыханием, а потом,
минуты через две, обнаруживаем, что заняты чем-то совсем другим. Либо мы
начинаем вмеши-ваться в дыхание: нам кажется, что что-то не так, что нужно
дышать либо глубже, либо животом, либо как-то еще, и мы пытаемся выполнять
какие-то не-известно откуда взявшиеся (и совершенно беспо-лезные) 'ценные
указания'.
Попробуйте, по
возможности придерживаясь не-насильственного, спокойного наблюдения, несколько
минут посидеть и понаблюдать за своим дыхани-ем. Не ждите и не делайте ничего
специального и необычного; сядьте поудобнее и просто следите за дыханием.
Для постоянной
практики может быть полезным такой вариант: отследите шесть циклов дыхания
(считая, например, выдохи). Остановитесь, побудь-те немного 'просто так', потом
отследите еще шесть циклов.
Один из аспектов
того, что здесь можно прочув-ствовать, - это что организм действительно имеет
какую-то собственную жизнь. В нас есть нечто
[33]
'само собой'
происходящее. Когда это рассказы-вают про биохимические процессы - мы можем об
этом знать абстрактно, но наблюдению это недо-ступно. А дыхание можно
наблюдать, и мы можем в реальном опыте убедиться, что действительно есть в нас
что-то спонтанное, живущее своей, независи-мой от нас жизнью. Мы можем в это
вмешиваться, а можем не вмешиваться. С другой стороны, мы можем это сознавать,
а можем не сознавать.
В психосинтезе
Р.Ассаджоли есть упражнение, где участники говорят (и стараются - с перемен-ным
успехом - думать): 'У меня есть нога, но я - не моя нога' и т.д. Пережив опыт
сознава-ния спонтанного дыхания, можно с полным осно-ванием сказать: 'Мое тело
дышит, а я слежу за дыханием. У меня есть тело, которое
дышит, но я - не мое тело'8. Попробуйте прочувствовать разли-чие
смысла этой фразы про тело в одном случае - когда оно у меня есть в том смысле,
что я его дей-ствительно чувствую, и в другом - когда это абст-ракция, что-де у
меня есть нога, - как есть книж-ный шкаф, русский перевод 'Сутры о цветке
лотоса чудесной дхармы' (который я, скорее всего, не до-читал) и много чего
другого...
Сознавание, таким
образом, противопоставляет-ся тому, что Перлз называет 'эбаутизм' (от анг-лийского
to speak about - говорить о чем-то), то
есть пустым разговорам 'об этом'. Одно дело, ког-да я говорю вам о чувствовании
ноги. Я могу рас-сказать, где и как у меня покалывает или чешется, я могу это
записать, напечатать на компьютере, вы можете это прочесть, понять 'смысл'
фразы. Но это нечто совершенно другое, чем реально ощущать свою ногу. Перлз
утверждает, что средний куль-турный человек большую часть своей жизни (как
[34]
внешней, так и
внутренней) проводит в 'разгово-рах о' - то есть, говорит о том, чего для него
акту-ально, в данный момент, нет9.
Но здесь есть одна
тонкость. Легко понять и про-чувствовать противопоставление реальных теле-сных
ощущений 'пустым умствованиям'. Однако это еще не сама суть дела (о чем подчас
забывают многие гештальттерапевты и авторы книг по психо-терапии). Ведь то же
самое относится и к эмоциям, и к мыслям. В определенных ситуациях, например,
может идти речь о тех специфических содержани-ях, которые только в мысли и
живут: что-нибудь вроде различия чисел 'алеф-нуль' и 'алеф-один' по Кантору.
Здесь такая же разница: одно дело, когда вы прочли в обзорной книжке, что
Кантор пользуется этими понятиями в развитии теории множеств и теории
бесконечности, а другое дело, - когда вы реально знаете, что это такое, умеете
ре-ально их 'помыслить' и понять разницу между этими числами.
Между тем идея о
различии 'эбаутизма' и реаль-ного сознавания легко перерождается в придание
большей ценности и реальности кинестетическому опыту в ущерб эмоциональному и
интеллектуально-му, этакий 'гештальт-материализм'. Получается пе-реворачивание
обычных ценностей псевдо-интелли-гентского обучения, где физкультура, 'труд' и
пение - одиннадцатое, а математика и физика - первое. Но хрен-то редьки не
слаще, во всяком слу-чае - не гармоничнее. Необходимо научиться и в области
эмоций, и даже (хотя это еще труднее) в области мысли чувствовать различие
между 'го-ворением о' и реально проживаемым опытом.
Давайте проделаем
такой эксперимент. Попро-буйте, - хотя это не очень легко, - умножить в
[35]
уме 27 на 34.
Неважно, получите ли вы правиль-ный ответ, важно, что таким образом вы прочув-ствуете,
что мышление - это реальный (и иногда даже трудный) процесс.
Давайте попробуем еще
раз. Только не начинай-те, прежде чем я дам команду. Теперь мы будем умножать
43 на 86. Приготовились... А теперь я скажу, что мы этого делать не будем.
(Чувствуете облегчение?)
Сейчас мы обнаружили,
что мысль можно думать, а можно не думать. Это довольно нетривиально, потому что мы
больше привыкли полагать, что мыс-ли 'сами' вертятся в голове. Как, впрочем,
многое другое, что привычно происходит 'само', а оказы-вается мы могли бы этого
и не делать. Или делать, если нам нужно или хочется.
Конечно, сознавать
ощущения ноги проще, чем протекание мысли. Но ни в коем случае не следу-ет
полагать, что термин 'эбаутизм' можно отнести ко всякому мышлению и вообще .ко
всякому пользо-ванию языком, без разбора. Термин подчеркивает различие модусов
бытия: когда я нахожусь в ре-альном процессе,
- сенсорном, эмоциональном, или мыслительном, - это одно, а когда я говорю об
этом, не осуществляя никакого реального процесса, кроме говорения - это и есть
'эбаутизм'.
Область всего, что
может быть сознаваемо пси-хикой в данный момент, можно назвать 'полем опыта'10. В него
входят, как мы могли убедиться, кинестетические аспекты нашего существования,
но также и эмоции, и мысли, и даже фантазии, воспо-минания, ожидания и пр.
[36]
Поле опыта - это не
то, что 'видно' (постижи-мо) с внешней точки зрения. Это сумма (система?)
всего, что данный человек мог бы заметить (о чем он мог бы оказаться
осведомленным, что он мог бы сознавать), если бы направил туда свое внимание.
Скажем, для слепого 'поле опыта' не включает то, что внешний зритель мог бы
вокруг него увидеть, зато включает те тончайшей звуковые и тактиль-ные
различения, которых иной внешний человек не мог бы заметить.
Человек в данный
момент сознает (когда вооб-ще что-то сознает - об этом дальше) несколько (или
значительно) меньше, чем все возможное для него в этот момент поле опыта.
Реальное восприятие всегда 'выхватывает' нечто из поля, сосредотачи-ваясь на
одном и отбрасывая другое. То, что чело-век воспринимает в данный момент,
психологи на-зывают 'гештальтом' (Gestalt, от немецкого stellen, ставить: 'пред-ставленное').
Этот термин
подчеркивает, что восприятие все-гда целостно: организм реагирует не на изолиро-ванные
стимулы, а на определенное состояние ок-ружающей среды в целом. Кроме того,
гештальт также обладает свойством осмысленности, полез-ности: это такое восприятие среды,
которое соот-ветствует актуальным на данный момент задачам и потребностям
организма. Голодный организм вос-принимает среду прежде всего с точки зрения ис-точников
пищи, сытому может быть важнее место для отдыха. Вообще организм воспринимает
толь-ко то, что для него так или иначе значимо.
Принято описывать
гештальт как фигуру, 'выре-заемую'
определенным 'интересом' организма из общего фона. Первые опыты психологов-гештальтистов
действительно были связаны с подобной
[37]
простой структурой, в
общем же дело обстоит не-сколько сложнее. Как 'фигура', так и 'фон' пред-ставлены
последовательностью убывающих планов значимости (нечто находится 'на
переднем пла-не', нечто 'на заднем', и сколько-то планов мож-но различить между
ними). Важно, что фигура имеет непосредственное отношение к 'текущим задачам'
организма, а фон составляет для них зна-чимые обстоятельства или соответствует
другим за-дачам, которые, не выходя на передний план, про-должают оставаться
более или менее актуальными. Пасущиеся олени (любимый пример Перлза) име-ют в
качестве фигуры сочную траву, но при этом держат ухо востро и не пропустят
дальний рык льва, который тут же станет для них новой фигурой, зас-тавив их
пуститься наутек, так что теперь уже тра-ва будет фоном.
Но человек - не
просто 'организм в среде'. В отличие от антилопы-гну человек всегда живет в мире. Человеческий детеныш становится 'ребен-ком'
по мере приобщения к человеческому миру и довольно рано (параллельно со
становлением че-ловеческой психики) овладевает речью. А владе-ние речью-языком превращает для него
любую си-туацию в 'экземплификацию' известных ему общих понятий. Ребенок гладит
'кошку', а не ка-кое-то 'это'. Соответственно, человеческий геш-тальт
всегда имеет виртуальное, связанное с общей картиной мира, измерение.
Тем более важным
оказывается свойство геш-тальта быть не 'нейтральным', а всегда так или иначе
значимым, 'осмысленным' восприятием. Гештальт всегда связан с текущей
деятельностью человека - будь это действие в реальности, раз-мышление или
фантазия. Из 'всего возможного'
[38]
гештальт в каждый
данный момент 'вырезает' то, что в этот момент в том или ином отношении важ-но.
'Довлеет дневи злоба его', - как говорится в классической Книге.
В обычной жизни мы
осуществляем этот отбор, разделяем 'важное' и 'неважное' автоматичес-ки, - т.е. не 'мы' отделяем, а отделяет некий ав-томатизм
'в нас'. Мы этим автоматизмом не вла-деем. Фактически, это он владеет
нами.
Например, когда мы куда-то
идем, обычно важ-ным кажется то, что мы в конце концов приходим. Скажем,
человек ищет определенную улицу, дом на этой улице, квартиру или аудиторию в
доме и, наконец, находит. Пришел, сел, - here we are! - и остальное он готов автоматически
выбросить из памяти, особенно, если он торопился, опаздывал, так что ему вообще
было не до того, чтобы замечать что-нибудь вокруг. И что было в том участке жиз-ни,
когда он бежал, как бы и несущественно.
Попробуйте
приблизительно представить себе, какая часть жизни проходит таким 'несуществен-ным'
образом - по времени, по энергии; прохо-дит так, что этой жизни как бы и нет. Есть 'важ-ное событие', а остальная часть
'ткани жизни' пропадает. Может оказаться, что довольно значи-тельная часть
жизни развертывается таким имен-но образом.
Между тем, вовсе не
обязательно автоматически 'списывать со счетов' значительную часть своей жизни.
Можно хотя бы время от времени просле-живать, что происходит. Психотехнику
необходимо научиться расширять область своего сознавания, то
[39]
есть обращать
внимание на что-то иное, нежели он привык в обыденной жизни. Это можно
осуществить посредством упражнений типа тех, которые описаны у Перлза в
'Опытах'. Но можно выйти и на более фундаментальный уровень происходящего. Есть
воз-можность посмотреть, как именно мы отделяем важ-ное
от неважного, познакомиться с собственным ав-томатизмом и, познакомившись,
начать до некоторой степени овладевать им.
Вот очередной
эксперимент, который может кое-что показать в этом отношении, хотя он и связан
с воспоминанием того, что было 'где-то и когда-то', а не сознаванием
происходящего 'здесь и теперь'.
Вспомните
какую-нибудь недавнюю (желатель-но - сегодняшнюю) поездку, перемещение из одно
места в другое. Попробуйте вспомнить, просмот-реть внутри себя, что происходило
от момента, ког-да вы вышли из одного помещения, до момента, когда вы вошли в
другое. Сначала попробуйте вспомнить, что происходило, более или менее
'объективно'. А потом, когда вам это более или менее удалось, попробуйте
задаться вопросом, что происходило для вас лично. Что происходило с вами?
Может быть, вам
удастся заметить, что когда вы стремитесь описать 'объективную' картину11, это заметно
отличается от того, что вы рассказали бы, если бы попробовали честно (то есть
не подстраи-ваясь под ту самую 'объективность') отвечать на вопрос, что
происходило для вас лично.
В дополнение к этому
заданию, можно попробо-вать обратить внимание, как вы
вспоминаете; кто-то вспоминает зрительные образы, кто-то - слухо-вые, может
быть кто-то вспоминает кинестетически, то есть представляет себе, как
чувствовало себя тело, когда вы спускались на лифте или ехали в пере-
[40]
полненном автобусе.
Кто-то вспоминает 'микро-события' ('вошла, кого-то встретила...'), кто-то
прежде всего ловит настроение и его изменения и т.д. Попробуйте сосредоточиться
на этом и вспом-нить, как вы только что
вспоминали.
Кроме того, возможны
два разных способа тако-го вспоминания. Один - когда мы стараемся, на-меренно
предпринимаем усилие восстановить пос-ледовательность от начала до конца. Другой
состоит в том, чтобы, обозначив более или менее область вспоминаемого (интервал
времени, определенное место или определенное содержание события), про-сто
отдаться на волю внутренних сил и посмот-реть, что всплывет само по себе.
По-видимому, всплывут
(как на проявляемом фотоотпечатке) сначала более яркие детали, затем постепенно
они будут обрастать все более и более мелкими подробностями. Можно дать своему
вспо-минанию развертываться именно таким образом, не насилуя свою память, не
заставляя себя: просто по-зволить этому произойти12.
Может быть, удастся
подметить, что воспомина-ния при использовании одного и другого метода окажутся
несколько различными - по эмоциональ-ной окраске, по степени
образно-чувственной про-работанности и т.д.
Эксперименты такого
рода13 могут научить на-чинающего психотехника быть
внимательным ко всему, что происходит вокруг него, не позволяя себе
автоматически решать, что важно и что неважно, подвергнуть сомнению свой
обычный автоматизм и посмотреть на происходящее как бы заново.
Хорошо поставленная
психотехника позволяет 'распараллелиться', и одной частью 'процессора' делать
то, что нужно делать (например, искать нуж-
[41]
ный дом), а другой
частью так же внимательно смот-реть по сторонам, вообще - жить полной человечес-кой
жизнью. Собственно, перлзовская awareness, - сознавание, замечание, осведомленность, - и пред-полагает
готовность к такому расширению своего поля.
Но содержание
гештальта не только жизненно важно для функционирования человека; сам тер-мин
('пред-ставленное') предполагает, что это со-держание представлено сознанию. Надо заметить, что академическая психология
нередко проходит мимо этого важного момента, больше интересуясь проблемами
целостности и значимости гештальта, который при этом превращается просто в
сложный стимул, вызывающий
определенную реакцию со стороны организма. Такая гештальтпсихология
ока-зывается не более чем разновидностью бихевио-ризма.
В подлинном же смысле
слова гештальт имеет 'два конца': содержание, которое представлено сознанию, и
сознание, которому представлено это содержание.
Известный писатель
Юрий Олеша где-то пишет, что в детстве он очень хотел подсмотреть, куда де-вается
стол, когда он на него не смотрит. Он пы-тался выходить за дверь и подглядывать
в щелоч-ку. Когда смотришь, - понятно, где стол. Даже когда в щелочку смотришь,
- тоже понятно. Но куда девается стол, когда я на него не смотрю? И дальше:
куда девается мое тело, когда я на него не смотрю и даже его не чувствую? Куда
деваются мои эмоции, куда деваются мои чувства, когда я их
[42]
не переживаю? Куда
девается вся моя жизнь, когда я на нее не обращаю внимания?
В ходе наших
экспериментов мы могли убедить-ся, что само по себе наличие сознавания не обяза-тельно
для того или иного психофизиологическо-го функционирования. Большой палец моей
руки живет своей (моей?) жизнью независимо от того, обратил я внимание на его
ощущения или нет. Однако то содержание, которое имеет место без сознавания, -
это как бы 'не мое' содержание. У меня, конечно, есть рука, но когда я об этом
знаю, когда я это сознаю, она у меня
'есть' в одном смыс-ле, а когда я об этом не знаю, когда я этого не со-знаю,
она вроде тоже есть, но как бы и не моя, а в некотором смысле ее как бы даже и
нет (или меня нет?) 14.
Функционирование
может осуществляться, даже когда 'нас' нет. Вовсе не нужно 'быть', чтобы найти
нужный дом на нужной улице. Это очень странная вещь: человек может
функционировать вполне 'автоматически', причем чуть ли не всю свою жизнь,
практически не столкнувшись с тем, что он есть.
Вот типичный пример.
Вы выходите из дома, идете по привычной дороге, входите в метро, сади-тесь в
поезд, - и вдруг, уже проехав несколько станций, вспоминаете, что вам сегодня
нужно было ехать не туда, куда вы едете. А вы поехали 'как обычно'. Где вы были,
пока не вспомнили? Может быть, вы о чем-то мечтали? Или дремали? Вам на-встречу
шли люди, и вы с ними не сталкивались; вы перешли несколько дорог и не попали
под ма-шину. То есть с вашим функционированием все было в порядке. А вот
сознавания при этом не было.
[43]
Дело не в том, что вы
забыли, куда нужно ехать, -это тоже всего лишь сбой функционирования. Но
момент, когда вы сказали 'ой, мне же сегодня не туда', - это хороший повод для
того, чтобы 'про-снуться'. Дальше вы поедете туда, куда нужно, и, скорее всего,
опять 'заснете'. А потом опять что-нибудь вас 'разбудит' - если вы 'спите' не
очень крепко.
С другой стороны,
человек может обнаружить, что он есть. Замечая, что большой палец его пра-вой руки
нечто ощущает, что его 'думалка' что-то думает, что 'он' переживает
определенные эмо-ции, он может, наконец, заметить и того, кто все это замечает, - то есть себя. Но это требует спе-циального, особого усилия.
Не в том смысле, что надо что-то 'сделать', а в том смысле, что сознава-ние,
оказывается, не происходит автоматически, ну-жен некоторый специальный акт
внимания, чтобы нечто стало гештальтом или предметом
(кстати, русское слово 'предмет' по своему устройству подобно немецкому
'гештальту': то, что 'вымета-ли', то есть 'поместили' перед сознанием15).
Здесь перлзовская
интуиция относительно важ-ности сознавания пересекается с учением
Г.И.Гурджиева. В учении Гурджиева на второй 'конец' гештальта, - сознание, -
указывает термин 'самопамятование'16. Гурджиев утверждал, что так называемое
'бодрствующее' состояние человека, когда он не спит в своей постели, на самом
деле - сон наяву. Только при
специальном усилии чело-век может сознавать, что он делает,
что и как с ним происходит, и одновременно с этим - кто это делает, и
с кем это происходит.
Гурджиев далее утверждает,
что наличие или отсутствие самопамятования решающим образом
[44]
определяет качество
жизни в каждый данный мо-мент. С этим можно согласиться или не согласить-ся.
Кто-то сразу понимает, о чем речь, говорит: 'Ага!' - и начинает осваивать
практику сознава-ния ( или самопамятования). А другой продолжа-ет думать, что
главное - есть перед тобой миска с кашей или нет миски. Если есть - все в
порядке, ты можешь эту кашу съесть. Если нет - дело пло-хо. А сознаешь ты
процесс еды или не сознаешь - дело десятое...
Но нам в контексте
психотехники без сознава-ния не обойтись.
Наша автоматическая
жизнь осуществляется так, как она осуществляется. То есть все программиро-вание,
которому мы подверглись и которое в нас отложилось (будь то 'сценарии' по
Берну, 'сис-тема конденсированного опыта' по Грофу, какие-то конструкции защит
по Фрейду или какие-то структуры обусловленности, описанные бихевиори-стски, и
т.д. и т.п.), автоматически определяет наше движение по жизни.
Конечно, есть возможности
и средства пере-программирования: та же бихевиоральная
терапия или какие-то технологии НЛП. Приходит клиент и го-ворит: 'Вот передо
мной ставят миску, дают лож-ку, но почему-то каждый раз я ложку сую не в мис-ку,
а мимо. Помогите мне, господин психотерапевт, запрограммируйте меня,
пожалуйста, так, чтобы когда есть миска и ложка, я совал ложку в миску'.
Здесь разделяются два
отношения к психотех-нике. Одни программируют, пере-программируют,
пере-пере-программируют, не задумываясь о том, кто
[45]
и из какого места
может поставить задачу. Задачу такому перепрограммисту ставит либо клиент, ко-торый
хочет, чтобы ложка попала в миску, либо босс рекламной фирмы, которому нужно,
чтобы люди покупали мыло 'Маша' и не покупали мыло 'Катя'. При этом
перепрограммист не знает, где и как система замыкается до 'крайних' программис-тов:
у каждого программиста есть мета-программист, и не видно, куда все это уходит17.
Но есть проблемы и
задачи развития, которые таким образом не могут решаться принципиально.
Гештальттерапия (и другие аналогичные терапев-тические школы) подходит к делу
так: если ты не доносишь ложку до миски, то попробуй направить свое внимание,
свое сознавание на то, что ты дела-ешь с ложкой;
причем постарайся поймать момент, когда это 'происходит' как всегда. Проследи, про-чувствуй, заметь, что 'вот
именно так я это и де-лаю'. Когда заметил, попробуй это варьировать, причем для
начала - не в сторону того, чего тебе хотелось бы, а наоборот: попробуй немного
уси-лить именно то, что как бы 'само' происходит. Войди в шкуру того 'себя',
который ложку проно-сит мимо миски, попробуй немножко этот жест ут-рировать и
при этом наблюдать: что это ты такое делаешь?
Может быть, например,
это в тебе взыграл ма-ленький мальчик, которому мама сердито говори-ла: 'Суй
ложку в миску', - а он не хотел ее слу-шаться, ни за что! 'Лучше умереть, чем
есть цветную капусту!' Позже эта установка перестала сознавать-ся, и теперь
человеку кажется, что ложка 'сама' едет мимо миски.
Оказывается, что
когда ты сидишь перед миской и у тебя в руках ложка, в этой ситуации присут-
[46]
ствует еще и
'виртуальная мама', с которой ты на-ходишься в виртуальных, но имеющих вполне
'ре-альные' следствия, отношениях. И путь твоей лож-ки зависит от того, как ты
эти отношения урегулируешь. Может быть, когда ты это заметил, - теперь, в своем
нынешнем, относительно взрос-лом состоянии, - ты сумеешь посмеяться и обой-тись
с мамой как-то иначе, нежели детское 'а вот не буду'?
Посредством
перепрограммирования и дальней-шего пере-пере-программирования можно добивать-ся
определенных успехов в приближении траекто-рии ложки к намеченной (кем?) цели,
но нельзя надеяться приблизиться к свободе выбора (траек-тории
ложки, отношений с мамой, образа жизни и пр.).
* * *
Итак,
психотехнический образ жизни неразрыв-но связан с качеством присутствия, технически оп-ределяемым как сознавание.
Это было известно во
всех серьезных психотех-нических школах, как и то, что 'обычный' человек к
этому не привык, этого не делает и делать не будет. Как мы уже выяснили, на
функционирова-ние в обыденном (минимальном) объеме сознава-ние может не влиять,
то есть для обыденной жиз-ни оно как бы не обязательно.
Вместе с тем,
практиковать сознавание трудно. Это требует большой 'борьбы с собой', потому
что есть силы, которые нас усыпляют, делают автома-тическими, и не так уж много
сил может способ-ствовать нашему пробуждению.
[47]
И если (как часто
бывает) препятствием для со-знавания является неумение справиться с трудной
ситуацией, готовность сдаться и спрятать голову в песок, то справедливо и обратное:
чтобы справлять-ся со сложными ситуациями жизни (как матери-альными, так и
духовными) нужно как минимум уметь ясно их воспринимать и действовать в них с
ясным сознанием. Это и есть сознавание, awareness.
Представьте себе, что
вы заперты в темной ком-нате, полной интересных объектов. Вам дали лам-пу-вспышку,
и ваша задача - внимательно рассмот-реть каждый объект в комнате и дать его
точное описание. Вы не сможете рассмотреть все объекты в комнате, потому что
лампа - тоже объект, а его вы не можете увидеть. Сознавание - это такая лам-па,
с помощью которой мы изучаем мир и себя. Но как мы можем изучать сознавание?
Что мы увидим, если
наивным взглядом рассмот-рим сознательный опыт? - Поток фантазий-обра-зов и
внутренней речи-мышления, который иногда связан с чем-то, что происходит во
внешнем мире, но чаще представляет собой несвязные мечтания. Иногда внешний мир
представлен в сознании, осо-бенно если мы в нем что-то делаем, - например,
ведем машину. Иногда мы в течение довольно дол-гих промежутков времени не
обращаем на него вни-мания, хотя он, кажется, всегда присутствует, когда мы
опять выглядываем или прислушиваемся. Час-то появляются сигналы ощущений тела,
вызванные внутренними или внешними причинами. Обычно они носят временный
характер, но иногда более или менее устойчивы.
[48]
Содержанием мечтаний
может быть либо вос-произведение, либо предвосхищение чего-то, с тре-вогой или
ожиданием удовольствия. Это может быть пересмотр чего-то, что уже произошло.
Часто в таких случаях добавляется: 'Нужно было...', 'Если бы я сказал...' -
сожаление часто является основным тоном таких переживаний.
В этом потоке может
происходить множество вещей. Внезапный сдвиг в том, что мы замечаем,
сопровождаемый сдвигом чувств по поводу этих вещей. Или, наоборот, сдвиг
чувствования и вслед за ним сдвиг сознаваемых вещей. Мы можем де-лать нечто,
например говорить по телефону, но при этом сознавать, что машинально чертим
что-то на бумажке, или делаем что-то еще. Сознавание, как погода, постоянно
меняется. Однако так же, как и в случае погоды, можно предположить несколько
лежащих за видимыми переменами тем или прин-ципов, на которых основывается все
разнообразие. Что же такое сознавание среди всего этого? Если это не синоним
сознания, то что в него входит? Многое происходит, многое регистрируется. Может
быть сознавание - это регистрирование? Акт ре-гистрации? Или это то, что мы
делаем? Действие делания? Возможны длинные промежутки, которые кажутся
свободными от регистрации, пустые меч-тания, и все же, если нас внезапно
спросят, мы мо-жем оглянуться назад и вспомнить впечатления или действия,
которые, как нам кажется, мы не регист-рировали в то время.
Делание - это,
очевидно, не сознавание, потому что многое из того, что мы делаем, даже сложные
двигательные акты, даже, - приходится сознать-ся, - значительная часть
разговоров, - вполне автоматичны, выполняются на уровне органичес-
[49]
кой деятельности,
высоко интегрирование, но без сознавания. Лунатизм - редкий и драматический
пример того, что происходит с каждым постоянно в менее драматической форме.
Сознавание не
находится ни в каком содержа-нии или действии. Его суть - связь любого содер-жания
с любым другим в той актуальной ситуации, в которой это происходит.
Пациент или друг
может с жаром рассказывать вам о недавнем инциденте, в котором он поссорил-ся с
шефом. Он увлечен историей, в ней есть энер-гия. Вдруг он каким-то образом
замечает тот пыл, с которым он пытается доказать вам, что прав в этой ситуации.
Мгновенно происходит расслабление - высвобождение его напряжения. Он может
слегка улыбнуться; в этот момент он действительно раз-говаривает с вами. До
этого, только что, он больше говорил вам, чем разговаривал с вами; слова не формировались прямо здесь, а были
как бы заранее заготовлены и воспроизводились, как из магнито-фона.
Сознавание - это не
содержание того, что он в этот момент понял, это сам момент понимания, живой
акт переживания 'что он
делает, когда он это делает'. Произошло мгновенное расширение поля его
сознания. Это не еще один факт в исто-рии, которую он рассказывает, а факт
контекстуаль-ного отношения истории к данной актуальной си-туации. Само
содержание как таковое скоро потеряет свое особое качество, связанное с
сознаванием, и ос-танется просто фактом; процесс сознавания может продолжиться,
а может и прекратиться.
[50]
Если этот особый
процесс сознавания продол-жится, ваш приятель войдет более глубоко в насто-ящее
время этой ситуации. Он может перестать рассказывать историю и сказать что-то
вроде: 'Зна-ешь, твое мнение действительно для меня важно'. И это может быть
следующим шагом в сознавании, если это для него живо и обладает свежестью и
новизной. Но это может быть и заранее рассчитан-ным ходом ради манипуляции
вами, и в этом слу-чае его сознавание, если оно есть, направлено куда-то еще,
может быть на оценку того, насколько успешна его манипуляция.
Так что же такое
сознавание? Это мгновенное расширение, раздвигание границ того, что видится как
соединенное и соотнесенное. Это можно было назвать расширением перспективы, за
исключени-ем того момента, что перспектива обычно предпо-лагает дистанцию, а
сознавание всегда непосред-ственно соприкасается с тем, что сознается.
Расширение состоит в
том, что больше элемен-тов видится одновременно, причем видятся они как
связанные, интегрированные. Всегда что-то из того, что видится как соединенное
и связанное, присут-ствует здесь и теперь, как часть текущей ситуации. Поэтому
в сознавании всегда есть элемент новиз-ны. Если человек говорит, что его
теперешнее со-знавание подобно предыдущему, вы можете быть уверены, что он
говорит о чем-то другом. Содержа-ние момента сознавания может продолжаться, оно
может быть зафиксировано в формулировке, осоз-нанной в данный момент, но само
по себе сознава-ние не продолжается в этой форме. Если качество сознавания
сохраняется, оно должно перетечь в какую-то другую форму.
[51]
Сознавание
распознается по своему качеству, а не по содержанию. Содержание для сознавания
- как раковина для моллюска, который выращивает ее как свой дом. Раковина может
просуществовать столетия, и другие подобные моллюски будут ро-иться вокруг нее
в любой момент, живые и благо-получные. Но тот моллюск, который создал рако-вину,
мертв. Изучая оставленную им раковину, вы можете многое узнать о нем, может быть,
даже что-то важное, но вы никогда не узнаете его.
Целые мешки инсайтов,
которые люди таскают с собой, могут быть так же полезны, как раковины. Мой опыт
говорит мне, что они являются скорее препятствиями, чем путями к новому,
свежему со-знаванию. Вчерашний инсайт сегодня - прошлое, а завтра -
сопротивление.
Представьте себе
рулон ткани из нитей разных цветов. Большинство нитей - серые, неяркие, но есть
одна нить красного цвета, пробегающая через всю ткань. Иногда красная нить едва
видна, окута-на серыми, иногда она заметна и ярка. Она в лю-бой момент где-то
есть, хотя часто окружена и зас-лонена серым. Если ткань - сознание, то
меняющая место нить красного цвета - это сознавание, прохо-дящее через него,
вперемешку со всем остальным. Невозможно предсказать, где она будет в следую-щий
момент. Она уходит на задний план в одном месте, и внезапно вновь появляется в
другом.
Сознавание обладает,
так сказать, собственным умом. Это живое качество момента, а не его содер-жание.
Можно сравнить его еще с ручейком, где-то скачущим водопадом, где-то уходящим
под землю, затем снова выбегающим на поверхность. Сознава-ние - это вода, а не
русло. Живость сознавания может в некий момент содержаться в словах, в еле-
[52]
дующий момент
сознавание уходит из них и пере-брасывается в заботу говорящего о том, что вы о
нем думаете, - заботу, которая, может быть, про-блеснет в глазах. В этот момент
живость сознава-ния - во взгляде. Затем, возможно, переживается момент
какого-то гнева, и сознавание переносится на напряжение каких-то мышц руки
говорящего. Работа гештальттерапевта состоит в том, чтобы сле-дить за течением
этого качества, не обманываясь постоянными сдвижками содержания и форм, в
которых проявляется его жизнь.
Сознавание -
постоянно движущийся момент пересечения сознания с 'сейчас' - существенная тема
гештальттерапии. В этой главе мы рассмотрим некоторые пути изучения и практики
сознавания и некоторые возможные результаты этого изуче-ния и этой практики.
'Ходжа Абд аль-Халик
сформулировал ряд афо-ризмов, которые его последователи считали отра-жением
'Пути Учителей'.
Хош дар дам. Это можно перевести как 'дыши сознательно'.
Персидское слово 'хош' означает практически то же самое, что греческое nepsis, на латыни - sobreitas. Этот термин часто
использо-вался восемью веками ранее Учителями Сирийской пустыни и часто
встречается в Добротолюбии - кни-ге,
авторство которой Успенский приписывает Учи-телям Мудрости. Успенский считал,
что этот тер-мин эквивалентен гурджиевскому самопамятованию. В то же время, в рамках ходжагана это понятие
всегда было связано с дыханием. В сооответствии с их учением, воздух, которым
мы
[53]
дышим, обеспечивает
питанием наше второе тело, которое Гурджиев называл телом кесджан (от пер-сидского
слова 'носитель духа'). ... В процессе дыхания следует, сосредотачивая внимание
на каж-дом его акте, осознавать свое присутствие. Для этого нужно находиться в
соответствующем состоянии сознания, поскольку 'невнимательное' дыхание не
доходит до нужных уровней...'
1 Она
представляет собой переработку лекции марта 1995 года.
2 Когда МПЖ - Московский
Психотерапевтичес-кий Журнал - только
начинал свою жизнь, ре-дакторы (и некоторые из авторов) были очень внимательны к становлению русскоязычной тер-минологии. Тогда В.Цапкин
предпринял недюжин-ные исследовательские усилия и выяснил у спе-циалистов, что по законам русского языка слово 'гешталъттерапия' следует
писать слитно и без дефиса, несмотря на
чудовищное скопление 'тт' в самом неподходящем месте. Тогда же он обратил мое внимание на неграмотность быту-ющего
словечка 'трансактный' вместо 'трансакционный'.
3 См. Ф.Перлз и др. Опыты
психологии самосоз-нания. М., 1993- Ценный
материал по теории и практике awareness можно найти также в книге Дж.Энрайта 'Гештальт, ведущий к просветле-нию'.
4 К сожалению, в изданиях
Трансперсоналъного института этот английский термин решили пе-реводить словом 'эмпирический', что вносит
[54]
дополнительный
оттенок 'научности', меж тем как вся суть дела именно в апелляции к собствен-ному
непосредственному опыту и переживанию.
5 Полезные
указания можно найти в книгах: М.Фельденкрайз. Сознавание
посредством дви-жения, М., 1993. Ч. Тарт. Практика
вниматель-ности в повседневной жизни, М., 1997. Ч.Брукс. Как
достигнуть полноты переживания, М., 1996
6 См. Пахомов и
Цзен. Психотехнические игры в спорте. М., 1988. Ф.Перлз. Опыты психологии самопознания. Фелъденкрайз. Сознавание
через движение. М., 1997. Среди
источников этой тех-ники можно указать также среднеазиатский 'ходжаган' - см. Дж. Беннет. Учителя
мудрос-ти, М., 1999, с. 104-105
7 В дополнении к этой главе приводятся замеча-ния о
сознательном дыхании,
принадлежащие среднеазиатской пневмотехнической школе Учи-телей Мудрости.
8 Осознание этого опыта в гешталъттерапии и в психосинтезе
формулируются вроде бы в про-тивоположных терминах: гештальттерапия предлагает 'присвоить' (вернуть) себе 'свое'; психосинтез
(как, кстати, и П.Успенский) ре-комендует
'не отождествлять себя с этим'. Попробуйте обнаружить выраженное в этих про-тивоположных
формулировках общее понимание сути дела.
9 Вполне в духе своего времени он характеризует эти
разговоры как три вида shit: chickenshit -пустая 'светская' болтовня, bullshit - разного рода личные объяснения и оправдания,
[55]
elephantshit - потуги на 'умные' рассуждения без достаточных к тому оснований.
10 Это понятие предложил К.Роджерс.
11 Она тоже, конечно, 'ваша' картина, и если мы
попробуем представить себе действительно объективное, 'внешнее' описание, то
обнаружим много удивительных различий.
12 Техника такого эксперимента описана у Перлза в 'Опытах психологии самопознания'.
13 Интересные дополнения можно найти в описа-нии
предварительной тренировки онейронавтов
- практиков
сознаваемых сновидений. См., на-пример, Ст.Лаберж.
14 Ср. у у
Пелевина в 'Принце Госплана':
' - А куда деваются те, кто играет? Те, кто управляет принцем?
- Кто бился
головой об стену и прыгал вверх? Ты или
принц?
- Конечно
принц - сказал Саша. - Я и прыгать-то так не умею.
- А где в
это время был ты? - Саша открыл было
рот, чтобы ответить, и замер.
- Вот туда
они и деваются, - сказал Итакин'.
15 К различию 'гештальта' и 'предмета' мы вер-немся
в комментариях по поводу интроекции.
16 Selfremembering. B изданных
переводах Успенс-кого используется термин 'самовоспоминание', который, помимо
своей неуклюжести, еще и вы-зывает
ненужные ассоциации с проблематикой
[56]
'воспоминаний', которая к
делу не имеет ника-кого отношения.
17 В.Пелевин в 'Generation П' рассказал все, что можно
об этом узнать.
18 Из книги 'Enlightening Gestalt'. Перевод М. Па-пуша.
19 Из книги Дж.Г.Беннета 'Учителя
Мудрости'.
[57]
'Техника концентрации (фокусиро-ванное сознавание) дает нам возмож-ность терапевтического движения вглубь, а не вширь'
(Ф.Перлз. Гештальт-подход)
'Каждая трудность, которую паци-ент разрешает, облегчает разреше-ние следующей, потому что каждый раз, когда он справляется с какой-либо трудностью, он
увеличивает свою способность опираться на са-мого себя'
(Там же)
Методика постановки
психотерапевтической про-блемы обеспечивает фокусировку. Это мощный рычаг, пользуясь которым человек
может превра-тить смутное ощущение неудовлетворенности в ясно очерченную
возможность изменить свою жизнь в каком-то вполне определенном отноше-нии.
Здесь, может быть,
уместен фрагмент из моей личной истории. Система фокусировки, о которой я
сейчас рассказываю, возникла у меня в контексте
[58]
острой потребности
ответить для самого себя на вопрос: возможна ли психотерапия?
Мы собирались в
группы, работали, чему-то учи-лись, и, конечно же, при этом с нами что-то проис-ходило,
- 'личностный рост', какие-то изменения. Но для меня вопрос стоял так: вот
симптом, при-чем реальный, который не снимается никакими уси-лиями воли, то
есть не просто 'дурная привычка' или 'индульгирование'. Вот техники, которые мы
осваиваем, - все, что мы умеем. Можно ли в обо-зримое, реальное время сделать
что-то с симпто-мом? Причем не работая бихевиорально над самим симптомом, а
реализуя те самые методы гуманисти-ческой психотерапии, которые мы на группах
осва-иваем?
Сначала я проделал
это на себе, пользуясь помо-щью одного из участников своей группы; мне по-надобились
три сеанса. Потом мы проделали это в группе; в течение двух месяцев из
двенадцати уча-стников группы семь получили вполне определен-ный позитивный
результат. Интересно, что осталь-ные пять застряли не при решении, а на стадии
постановки проблемы; в этом случае, как и во мно-гих последующих, я убедился,
что если удалось про-блему корректно поставить, решить соответствую-щие задачи
почти наверняка удастся.
Схема постановки
психотерапевтической пробле-мы содержит четыре блока. Я сначала их коротко
обозначу, чтобы при дальнейшем подробном рас-смотрении каждого из них вы могли
хотя бы до некоторой степени иметь в виду связи, потому что все четыре блока
тесно взаимосвязаны, взаимно проникают друг в друга, так что каждый значитель-ный
шаг в одном блоке может вызвать необходи-мость пересматривать остальные.
[59]
- описание исходного неудовлет-ворительного
состояния: 'На что жалуетесь'. Это может быть симптом, паттерн поведения,
который клиента не устраивает, какое-то его свойство, или, наоборот, отсутствие
чего-то, что ему нужно - спо-собности, определенного типа состояния и т.п.
Часто терапевты считают
достаточным едва на-метить содержание этого блока и сразу же начина-ют
'работать с проблемой'. При этом они, разуме-ется, достраивают все остальные
блоки (потому что это - минимально необходимая логическая струк-тура), но
делают это гипотетически и, как правило, проективно (то есть заполняя то, чего
не узнали у клиента, собственными представлениями и выдум-ками).
- это желательное состояние, то, что должно
быть получено в конце. Суть дела здесь состоит в том, что описание желательного
нового состояния не должно сводиться к отрицанию ис-ходного, а должно быть,
во-первых, содержатель-ным, во-вторых - позитивным. Даже начало про-работки этого блока,
предложение подумать над позитивным и содержательным описанием жела-тельного
состояния, часто заставляет клиента уви-деть ситуацию совершенно по-новому. А
серьезная проработка второго блока нередко вообще 'снима-ет' проблему.
- это тот контекст, в котором 'жи-вет'
проблема. Я условно называю его 'внутрипо-литической и внешнеполитической ситуацией'
клиента. 'Внутриполитическая' ситуация - это внутренний расклад субличностей
или 'частей' клиента по поводу данной проблемы: одни 'час-ти' заинтересованы в
ее решении, другие нейтраль-ны, третьи противятся. 'Внешнеполитическая' -
[60]
это его межличностная
ситуация, отношение окру-жающих его людей к предстоящей работе. Все это
обязательно нужно учитывать, решая, браться ли за проблему, и, тем более,
выбирая стратегии и такти-ки работы.
Если первые три блока
обрисовывают проблему по содержанию, то четвертый - это вопрос о том, что
клиент собирается со всем этим делать, и - заодно - каковы по этому поводу его
отношения с терапевтом. Дело в том, что решение, да даже и постановка проблемы
требуют свой 'платы' (как минимум, это - нарушение сложившегося 'статус кво',
психологического гомеостаза), и эта плата может быть для клиента чрезмерной,
несвоевремен-ной и т.п. Это вопросы решения, решимости, 'дела-ния', 'работы'.
Итак, я обозначил
четыре блока, составляющие минимальную логическую схему постановки пси-хотерапевтической
проблемы: неудовлетворительное исходное состояние, желательное новое состояние,
контекст и наличие или отсутствие решимости осу-ществить переход. Разумеется,
это не последователь-ность организации терапевтической сессии, а логи-ческая
структура. Вопросы из одного блока способствуют прояснению других. Наша задача
со-стоит в том, чтобы, используя эвристические воз-можности этой структуры,
'просветлить' и органи-зовать получаемый от клиента материал в четыре
суб-гештальта.
Начнем с первого
блока. В нем в результате про-работки нужно получить четкое и детальное опи-сание
'неудовлетворительного' (но, тем не менее,
[61]
регулярно
повторяющегося) поведенческого паттер-на, и, - что важно и нетривиально, -
ясное пони-мание того, что именно в этом паттерне клиента не устраивает.
При работе с этим
блоком сразу же становится чрезвычайно важным различие познавания и осоз-нания. Термином 'познавание' я перевожу анг-лийское
'awareness' со всем
спектром его значе-ний: актуальное сознавание, осведомленность обо всем, что
имеет отношение к данной ситуации, заме-чание этого всего в реальном процессе
жизнедея-тельности индивида и т.п. 'Осознание', в отличие от сознавания, - это
когнитивное, 'познавательное' представление о том, что 'имеет место быть', кото-рое,
как всякое когнитивное представление, выпол-нено в каких-то моделирующих
(языковых и/или образных) средствах и в меру относительного не-совершенства
этих средств в той или иной степени неконгруентно2 сознаванию.
В осознании обязательно
что-то упрощается, ог-рубляется, рационализируется, что-то притягивает-ся за
уши, а что-то обрастает лапшой на ушах. Осоз-нание - это всегда 'версия', и,
как правило, у человека по каждому данному поводу имеется бо-лее чем одна
версия, более чем одно осознание. Чаще всего клиент имеет версию для себя,
версию для терапевта, версию для жены, для начальника и т.д. (версия всегда
кому-то адресована, - но это уже другая тема). Терапевту необходимо состав-лять
свои 'версии', по возможности проходя 'сквозь' неконгруентности в версиях
клиента. Нужно иметь в виду, что часто в возникновении проблемы участвуют также
и 'версии' других лю-дей, так или иначе связанных с клиентом.
[62]
Вот, например,
приходит клиентка и говорит: 'Моя проблема состоит в том, что у меня эмоций
нет. Я такая бесчувственная. И я хочу, чтобы они у меня были'. Я пытаюсь
выяснить, что такое эмо-ции для клиентки, о чем она говорит, что имеет в виду.
Спрашиваю ее: 'Как будет, когда у тебя бу-дут эмоции, что ты будешь
чувствовать?' - 'Ну, я не знаю, что я буду чувствовать, у меня же их нет...' -
Я тогда интересуюсь: 'А откуда ты зна-ешь, что у тебя нет того, о чем ты ничего
не зна-ешь?' - 'Ну как, вот муж мне говорит: 'Ты такая бесчувственная, у тебя
никаких эмоций нет...'
Чтобы построить
собственную 'версию', поста-раться понять, что же там у клиента происходит,
терапевту нужно получить от него ряд (не меньше трех) эмпирических
описаний. Вот, скажем,
клиент приходит и говорит: 'Я - трус; я хотел бы быть смелым'. - Я его
обязательно попрошу: 'Расска-жите, пожалуйста, когда в последний раз прояви-лась
ваша трусость. А когда она проявилось наибо-лее ярко? А может быть, Вам удастся
вспомнить первый, или один из первых случаев, когда про-явилась Ваша трусость?'
Потом я его
расспрошу, что он понимает под сме-лостью, попрошу вспомнить какие-нибудь эмпири-ческие
(очень важно, что эмпирические, experiential) примеры - может быть, из своей жизни, когда
он сам проявил эту смелость, или кто-то в его присут-ствии, или примеры из
литературы и кино (при этом я, для 'экспериентальности', расспрошу его, что он
тогда чувствовал, или/и как он себя сейчас по это-му поводу чувствует).
Здесь могут быть
разные ситуации. Может быть, как в первом приведенном примере, что осознание
клиента совершенно не соответствует его реальной
[63]
эмпирии. Как ни
странно, это очень частый слу-чай. Клиент считает, что он такой или сякой, а ни-чему
в его реальном опыте это не соответствует. Ясно, что тут надо выяснять, откуда
он это взял, почему это значимо; там и будет развертываться проблемная
ситуация. Если клиентка полагает, что она 'бесчувственная', потому что муж так
говорит, надо выяснять, что за проблемы у нее в отношени-ях с мужем.
Другой случай,
пожалуй, более частый, когда осоз-нание предлагает просто имя, название для
класса ситуаций, в которых клиенту неуютно, дискомфорт-но; при этом
действительно выделяется некоторый определенный класс таких ситуаций, для
которых осознание служит обобщенным именем. Нередко осознание в таких случаях
выполнено в каких-ни-будь расхожих психологических терминах. Тут вам клиентка
начнет плести что-нибудь из Берна или, если она с факультета психологии,
завернет что-нибудь в языке 'теории деятельности'. Ее 'теоре-тизирование' имеет
очень отдаленное отношение к реальной проблеме, но реальный класс ситуаций таким
образом очерчивается.
Может быть и иначе,
когда ложное осознание заставляет клиента сводить в единый комплекс, в единую
как бы проблему, дискомфорты по разным поводам. Тогда вам придется вместе с
клиентом развести набор эмпирических ситуаций по разным 'темам', которым
предстоит стать разными про-блемами.
Еще один вариант,
когда клиент ведет себя в со-ответствии с известной формулой: 'Дайте воды
напился, а то так есть хочется, что переночевать негде'. - То есть: ' Что у вас
болит?' - 'Все болит!' - Здесь и начинается борьба за фокуси-
[64]
ровку. Терапевту
нужно договориться с клиентом, чтобы он согласился, что не будет говорить обо
всем сразу. Мы сначала выделим что-нибудь одно, пого-ворим об этом, а потом
выделим что-нибудь другое и поговорим о том, но когда мы говорим об 'этом', мы
не будем говорить о 'том', а когда мы говорим о 'том', мы не будем говорить об
'этом'.
Но вот, наконец, мы
приходим к 'нормальному' положению, когда осознание более или менее со-ответствует
сознаванию, когда обобщенному опи-санию паттерна более или менее соответствует
ряд эмпирически описанных ситуаций.
Очень важно
продолжать получать 'эмпи-рию' - при каждой сдвижке осознания заново по-лучать
от клиента материал его реального сознавания, по возможности очищаемый от неадекватностей
осознания. Осознание нужно также отдельно иметь в виду, потому что оно само
может создавать кли-енту проблемы.
Когда мы это
получили, нам надо задаться таким, как ни странно, совершенно нетривиальным воп-росом:
что клиента в этом паттерне не устраи-вает? Я видел много случаев, когда терапевт попа-дается
на кажущуюся 'общепонятность' описания клиента, начинает работать, а потом,
часа через два выясняется, что не устраивало клиента вовсе не то, что
показалось терапевту, а совсем другое. Час-то трудность состоит в том, что
клиент и сам тол-ком не знает, что именно его не устраивает.
Я надеюсь, что вы уже
почувствовали, что поста-новка проблемы, которую нередко полагают
п-редварительным условием психотерапевтической-
[65]
работы, как раз и
есть уже сама работа: работа по
прояснению осознания до сознавания - той самой awareness, о которой Перлз говорил, что она 'сама по
себе целительна'.
Клиенту дискомфортно,
а в чем именно и конк-ретно состоит его дискомфорт, он не всегда знает. Перлз
неоднократно подчеркивал, что диском-форт - одно из основных препятствий для
созна-вания. В моменты дискомфорта человек старается 'выключиться', поскорее
'проскочить' эти ситуа-ции. Остается лишь общее смутное ощущение боли,
неприятности.
И тут нужно
обязательно клиента 'дожать': добиться ясного сознавания и осознания того, в
чем именно состоит его неудовлетворенность.
Здесь я хочу обратить
ваше внимание на то, что не-директивность по содержанию, которая являет-ся
одним из центральных требований гуманисти-ческой терапии, - то есть полное
предоставление всего содержания клиенту, отказ от попытки вне-дрить в него
новые интроекты, - эта не-директив-ность никоим образом не означает отказа от
ин-тенсивной волевой включенности терапевта в работу.
Терапевт не может и
не должен заставлять кли-ента видеть вещи так, как видит их он, терапевт; -но
он может и должен обратить внимание клиен-та на то, что тот от чего-то
отворачивается, что-то выдумывает, что его осознание не соответствует им самим
рассказываемой эмпирии: 'Вот смотри, ты говоришь, что завидуешь тому, что брат
лучше тебя живет, а выясняется, что о его доходах и уровне жизни ты ничего не
знаешь, - ни за последний месяц, ни за последний год, ни за пять лет. Так о чем
же ты говоришь на самом деле?'
[66]
Вместе с тем,
'дожать' ни в коем случае не зна-чит 'заставить сознаться'. Напротив того,
терапевт должен всячески уважать право клиента на скрыт-ность и даже ложь, и
давать клиенту это понять: 'Дело не в том, чтобы ты рассказал это мне, или был
со мной правдив, искренен и пр. Я понимаю, что чужому человеку не все скажешь.
Но важно, чтобы ты не вешал лапшу на уши самому себе. Ты сумеешь разобраться в
своих проблемах, только если сам ясно их увидишь3'.
Итак, мы должны
выяснить, что именно не устраи-вает клиента в описанном паттерне.
Здесь можно, среди
прочего, назвать две типич-ные трансформации, которые часто нужны, чтобы стала
возможной постановка психотерапевтичес-кой - проблемы. Первая - переход от
'житейской' ситуации к психологической; вторая - переход от желания, чтобы изменились
другие, к готовности об-суждать необходимость собственного изменения.
Начнем с первой.
Клиент, как правило, недово-лен прежде всего своей внешней ситуацией. Кли-ента
не устраивает зарплата, жилищные условия, характер работы, обстановка в семье и
т.д. - до погоды на улице ('Три недели работал без выход-ных, наконец выдалось
свободное воскресение, меч-тал поехать на рыбалку, и на тебе - оттепель, на лед
не ступишь! - Разве это не ужасно?/Почему со мной всегда это случается?')
Здесь нужно быть
очень осторожными с пред-ложением психотерапии. Возможно, что клиент
рассчитывает совсем не на это, а, например, на кон-сультацию - совет
опытного человека 'по жиз-
[67]
ни', или на
эмоциональную поддержку. Терапевт должен сначала решить для себя, имеет ли смысл предлагать клиенту работу с
его внутренней пси-хологической ситуацией (может быть, нелегкую и длительную),
или более резонно постараться по возможности удовлетворить его запрос. Начинаю-щим
терапевтам хорошо известно, что давать сове-ты - 'не психотерапевтично', но
меньше извест-но, что сама психотерапия далеко не всегда уместна.
Затем нужно
договориться с клиентом: получить от него (или хотя бы сформировать в нем) запрос на
терапию. Если это не сделано, все дальнейшее в
лучшем случае бесполезно, а как правило - вред-но, потому что фрустрирует
запрос клиента (если это был запрос на консультацию, на поддержку и т.п.), и
дискредитирует в его глазах саму психоте-рапию, к которой он, может быть, в
другом случае обратился бы позже.
Но если запрос на
терапию сформирован, нужно четко различить проблемную ситуацию 'по жиз-ни' и
собственно психотерапевтическую пробле-му. Эвристический вопрос здесь звучит
примерно так: что нужно изменить в себе, чтобы справиться с описываемой
жизненной проблемой.
Уже на этом этапе
работы исходная жизненная проблема может сняться. Может оказаться, что в данной
жизненной ситуации клиент 'поворачивал-ся не тем боком', а если он развернется
иначе, то проблема исчезает.
Трансформация
жизненной проблемы в психо-терапевтическую - это творческая задача, которая,
как правило, имеет не одно решение. Важно пони-мать, что это творческая задача для клиента; тера-певт может помочь ему, в трудном случае
даже обес-печить подсказками, но не может решить эту задачу
[68]
за клиента. Из
возможного набора 'разворотов' (придуманных самим клиентом или/и предложен-ных
ему терапевтом) клиенту нужно самому выб-рать такой (или такие), который
вызывает у него энтузиазм, кажется удобным, действительно снима-ющим
затруднения и по возможности удовлетво-ряющим его потребность в 'личностном
росте'.
Вторая трансформация.
Чаще всего клиент опи-сывает сложную межличностную ситуацию. Вот, например,
клиентка, студентка, говорит: 'Я плохо учусь'. - Казалось бы, понятно, о чем
она гово-рит. Но что же на самом деле ее в этом не устраи-вает? Действительно
ли она хотела бы учиться луч-ше? - Может оказаться совсем иначе. Это мама
хочет, чтобы она училась лучше. Ей вообще пле-вать на все университеты и
экзамены. А вот на маму ей не плевать, а маме нужно, чтобы она хорошо учи-лась.
Оказывается, проблемная ситуация состоит не просто в том, что она плохо учится,
а в ее взаи-моотношениях с мамой по поводу того прискорб-ного факта, что она
должна (маме) учиться в уни-верситете, да еще и хорошо.
Или наоборот, мама
говорит, что ее проблема со-стоит в том, что дочка плохо учится. Стоит напом-нить,
что мы должны тут разобраться - и догово-риться с клиенткой, - будем ли мы с
ней заниматься психотерапией. Может быть, на самом деле она пришла к нам
действительно посоветоваться по поводу дочки, то есть на консультирование, и тогда вся наша психотерапия будет в высшей
степени неуместна. Клиентка будет смотреть на такого горе-терапевта грустными
глазами и думать: 'Я к нему пришла про дочку посоветоваться, а он говорит, это
все из-за меня. Так я и без него кругом винова-та...'
[69]
Если мы все же
считаем (и договорились с кли-енткой), что мы занимаемся психотерапией и гово-рим
о ней, маме, которая
тут сидит, а не о дочке, которой тут нет, - тогда в этой простой ситуа-ции, -
'дочка плохо учится', - есть три возмож-ности для дальнейшего развертывания.
Они совер-шенно разные, проходить их нужно по-разному. Может быть, нужно пройти
все три и в конце прий-ти к какому-то синтезу. Но поначалу нужно отчет-ливо
понимать их различие.
Первая возможность:
если мама недовольна тем, как дочка учится, и если это в какой-то мере зави-сит
от нее, то как она должна измениться, чтобы дочка училась лучше? Вторая
возможность: если, подумавши, мама поймет, что это от нее не зависит, то как ей
нужно измениться, чтобы адекватно при-нять эту ситуацию? И третья: как может
изменить-ся коммуникация мамы с дочкой по поводу этой ситуации?
Первые две
возможности приблизительно соот-ветствуют знаменитой молитве, известной
русско-читающей публике из Воннегута: 'Господи, помо-ги мне изменить то, что я
могу изменить; дай мне силы вытерпеть то, чего я не могу изменить; и дай мне
разум, чтобы отличить одно от другого'. Тре-тья относится к области семейной
или системной, а не личной терапии.
Здесь полезно
отметить, что значительную помощь в определении того, что именно не устраивает
клиен-та в выявленном паттерне, могут оказать вопросы из второго блока: 'Как
бы, по-твоему, это могло быть иначе; как бы тебе хотелось, чтобы это было?' -
То есть мы предлагаем клиенту представить себе, что и как ему хочется изменить,
и тем самым уже и видим, что же именно его не устраивает.
[70]
При этом мы не
забываем подчеркивать, что на терапию претендует наш клиент, а не его ближние;
что это у него (или у нее, клиентки) проблемы с ближними. Конечно, хорошо было
бы и их 'сде-лать лучше', но это не задача психотерапевтичес-кой работы с этим клиентом.
Стоит уже здесь
обратить внимание на то, что этот способ работы выдвигает определенные (и до-вольно
значительные) требования как к клиенту, так и к терапевту (подробнее я об этом
поговорю в конце). Оба они, в частности, должны обладать оп-ределенным вкусом к
интеллектуальной проработ-ке, чтобы удерживать эти тонкости, и клиент дол-жен
обладать определенным интеллектуальным потенциалом, чтобы быть способным хотя
бы по-нять, о чем речь. Потому что если клиентка будет сидеть напротив меня и
думать: 'У меня душа бо-лит, что дочка плохо учится, а он мне тут какие-то
антимонии разводит, бесчувственный человек', - ясно, что для работы с такой
клиенткой эта методи-ка малопригодна.
Вы уже, я надеюсь,
понимаете, что мы говорим о технике гештальтообразования. Есть некоторое поле,
мы его как-то проблематизировали, выяснили, как там размещаются определенные
интересы, где бо-лит больше, где меньше, и пр. Теперь у нас (вместе с клиентом)
есть выбор, каким образом мы устано-вим масштаб гештальта.
Может быть, мы решим
из стратегических или тактических соображений сосредоточиться на 'ма-ленькой
малости', определенной яркой детали это-го поля. Если, допустим, у клиента
вообще нет ощу-
[71]
щения, что в его
жизни можно что-то изменить, мы возьмем эту 'малость', с которой достаточно
быст-ро можно что-то сделать, и клиент получит опыт, что это возможно: нечто
вполне реально измени-лось.
Может быть, наоборот,
клиент устал от возни с мелочами, три года ходит по разным группам, каза-лось
бы, все умеет по мелочи делать, но всерьез ничего в жизни не меняется; тогда
выбор масшта-ба должен быть иным. Одним словом, в зависимо-сти от разных
обстоятельств и в зависимости от мастерства терапевта и клиента надо определить
масштаб того гештальта, того паттерна, который мы выделим в качестве фигуры на
этом проблемном поле.
В наших группах, на
той стадии, когда специаль-но прорабатывается эта техника, я, как правило, со-ветую
брать для проработки так называемые 'про-блемы среднего уровня': не простые
'мелочи', для которых такая техника слишком громоздка, но и не глобальные
'проблемы жизни' (вроде 'разреше-ния эдипова комплекса'). Такая проблема 'сред-него
уровня' должна 'подхватывать' ряд жизненно важных мелочей (для этого есть
специальный прове-рочный вопрос: 'Как изменится твоя жизнь, когда ты решишь эту
проблему?'). С другой стороны, ра-бота с проблемами 'среднего уровня'
оказывается, как правило, хорошей тактикой и по отношению к глубоким
невротическим программам. Сами по себе они часто труднодоступны, но их влияние
прояв-ляется и на 'среднем' уровне, и через его пробле-мы 'глубины' часто
удается 'зацепить' надежнее (а вместе с тем и мягче), чем при непосредствен-ной
с ними работе.
[72]
При этом желательно, чтобы
терапевт, - а еще лучше и клиент вместе с ним, - удерживали в осознании все
движение по этому сложному полю: от исходного затруднения до тех глубин и
высот, которые достигаются впоследствии, и далее - до конечных психотехнических
ходов и решений. Надо все время иметь в виду то конкретное зат-руднение
клиента, с которого начинается работа, и ориентироваться на него - не как на
цель, но как на критерий того, что мы не 'уплыли', что мы про-должаем начатую
работу фокусировки.
Еще одна (из многих)
полезная деталь описа-ния неудовлетворительного паттерна - это воп-рос о
'входе' в него. Обычно там не один вход, а целый набор. Можно привести такую
метафору: на большом поле есть овраг, с глинистыми краями, противный, мокрый,
грязный, и дождь идет; скатить-ся в этот овраг можно из нескольких разных мест.
Есть особенно скользкие и опасные места, откуда я уж обязательно скачусь; есть
такие, где опасность велика, но еще можно удержаться; есть безопасные дорожки,
но они не всегда ведут туда, куда мне в данный момент надо, и т.п. А дальше,
если ты уж скатился в овраг, то там глубокий и быстрый ручей, который протащит
тебя по всему пути, ты перепач-каешься, намокнешь, ушибешься, и в конце концов
вывалишься из оврага - до следующего дождя.
Итак, мы поговорили о
первом блоке - описа-нии неудовлетворительного состояния клиента. Схематически
это можно подытожить так. Во-пер-вых, необходимо решить (и договориться с клиен-том),
действительно ли по поводу его жалобы мы собираемся заняться с ним
индивидуальной пси-хотерапией, а в рамках психотерапии - собираем-
[73]
ся ставить 'проблему'
(это, как мы увидим, отно-сится собственно к четвертому блоку, но работа над
ним должна идти с самого начала). Если ответ по-ложителен, то первое, что
должно быть четко за-фиксировано, - это желание или хотя бы согласие клиента
изменить-ся, изменить себя. Это исключа-ет разговоры типа 'а зачем она...';
внешняя ситуа-ция клиента при такой фокусировке предполагает-ся константной
(надежда на изменения ближних трансформируется в надежду, что ближние изме-нятся
в ответ на изменения самого клиента).
Затем следует
очерчивание 'фигуры' - того регулярного поведенческого паттерна, который не
удовлетворяет клиента. Здесь следует обратить специальное внимание на различие
сознавания и осознания, что соответствует вопросу о соответствии между
абстрактным описанием паттерна и эмпи-рическим описанием соответствующих
реальных ситуаций из жизни клиента. Когда такое соответ-ствие достигнуто, нужно
специально выяснить, что именно в описанном паттерне клиента не устраи-вает.
Затем мы должны
выбрать масштаб 'фигуры', на которой сосредоточим дальнейшую фокусиров-ку.
Эвристически полезно просмотреть различные имеющиеся здесь возможности. Это
помогает ус-тановить, во-первых, связи между элементами опи-сания (потому что
связи эти у клиента подчинены не внешней логике 'общепонятного', а его внут-ренней
логике, которую терапевт поначалу пред-ставляет себе не вполне ясно), а
во-вторых, специфические интересы, которые у клиента свя-заны с теми или иными
элементами ситуации.
Таким образом, мы
постепенно приближаемся к структурному представлению паттерна, о котором
[74]
идет речь. Мы увидим
в дальнейшем, насколько необходимым и определяющим является это пред-ставление.
Второй блок -
желательное состояние; клиенту здесь нужно ответить на вопрос 'как бы ты
хотел(а)'.
Этому блоку уделяется
некоторое внимание в терапиях бихевиорального типа, и вслед за ними - в
нейролингвистическом программировании (НЛП); например, такая главка есть в
книге Лесли Кэмерон-Бэндлер 'С тех пор они жили счастли-во' ('Solutions')4.
Но, в отличие от
общепринятого подхода, я хочу еще раз подчеркнуть реальную необычность, нетри-виальность
этого вопроса.
Как правило, сначала
клиент на него будет вам отвечать просто формальным повторением чего-нибудь из
первого блока с добавлением 'не'. При-ходится специально договариваться с ним,
что здесь требуется нечто иное. Нужно получить позитив-ное и содержательное
описание такого поведения в определенной ситуации, при котором клиент чув-ствовал
бы себя комфортно, уместно, приятно, ос-мысленно и т.д. Это заставляет и
терапевта, и кли-ента совершенно по-новому рассмотреть ситуацию.
Важно, чтобы описание
клиента по возможности опиралось на какой-то его реальный опыт. Может быть, не
в этой ситуации, а в каких-нибудь других. Это может быть даже не собственный
опыт (хотя это менее удачный случай); тогда надо какими-то переходами
'привязаться' к собственному. В кон-
[75]
це концов, в худшем
случае можно пред-конструи-ровать новое состояние и 'пристроиться' к нему.
Но помимо позитивно-эмпирического,
'экспери-ентального' есть еще системный аспект, и он не менее
важен. По сути, во втором блоке должен быть описан системный переход от старого
состояния к новому, причем такой, чтобы все элементы
старого состояния нашли свое место в новом. Непонима-ние этой системной
закономерности составляет тор-моз в решении более чем половины проблем.
Вот простой пример.
Достаточно часто клиенты (а особенно клиентки) жалуются на 'стеснитель-ность'.
Вот-де 'сижу я на группе, хочу что-то ска-зать, но стесняюсь; начинаю по этому
поводу не-рвничать, мне становится неудобно, неуютно, не знаю, то ли мне
сказать, то ли не сказать'. - 'А как бы ты хотела?' - Если клиентка достаточно
наивна, она может ответить: 'Ну, я хотела бы не стеснять-ся'. - Я ее тогда
спрашиваю: 'Так что, ты хотела бы в любой момент прерывать любой процесс и
прямо вот так говорить, что тебе в голову пришло?'
Тут она
останавливается, говорит: 'Нет, не так'. - А как? Выясняется, естественно, что
эта ее 'стеснительность' выполняет, - неадекватным образом и неудобно для
клиентки, с излишествами и помехами, - но худо-бедно выполняет функцию
контроля, то есть не дает ей 'дать крен в другую сторону', например, встревать
со своими замечани-ями все время и не по делу. Так что в описание желательного
состояния нужно как минимум вклю-чить умение определять, уместно ли в некий
опре-деленный момент выносить на общее обсуждение то, что клиентке в этот
момент пришло в голову
[76]
Кроме того - это еще
один элемент ситуации - нужно найти адекватные формы вхождения со сво-ей
репликой в групповой процесс.
Это я беру формальный
минимум, а здесь часто фигурируют еще и сложные темы самооценки, бо-язни и
одновременно запроса оценки группы, и многое другое. Но прежде, чем можно будет
дойти до таких тем, нужно описать тот формальный струк-турный минимум, о
котором я сейчас говорю. Ока-зывается, само это описание довольно сложно.
Пока клиентка
представляет себе ситуацию про-сто как 'я стесняюсь, а хотела бы не
стесняться', - это тупик, с которым нечего делать ни ей, ни тера-певту. Пройди
она хоть десять 'тренингов уверен-ности', - если она не позаботилась о
выполнении функции контроля, она так и будет осуществлять маятниковое колебание
между стеснительностью и неуместным нахальством, и в обоих случаях чув-ствовать
себя 'неадекватной'.
Но представим себе,
что все это мы учли, обеспе-чили клиентке контроль в смысле умения опреде-лить,
когда стоит входить в групповой процесс со своими соображениями, а когда не
стоит (и она даже, - мечта гештальттерапевта! - согласилась принимать на себя
за это ответственность); мы даже позаботились об изяществе и уместности форм ее
'выступлений'. Но, помня о принципе системнос-ти, я еще обязательно ее спрошу:
'А стеснитель-ность-то ты куда денешь? Посмотри на нее, прочув-ствуй. Вот ты ее
изгонишь; как она себя чувствует? И как ты себя чувствуешь по этому поводу? Не
лишилась ли ты чего-нибудь?'
Ведь может оказаться,
к примеру, что с этой са-мой стеснительностью связан определенней образ себя -
такой, например, какой ее любила мама. Если
[77]
мы лишим клиентку ее
стеснительности и даже научим более или менее адекватно вести себя в группе, то
она теперь будет вести себя не как 'лю-бимая дочка своей мамы', а как
неизвестно кто. Кто она теперь? Хотела ли она так? Может быть - да, а может
быть и нет.
Из этого видно, в
частности, что одна из специ-альных задач второго блока состоит в том, чтобы
проверить новый, желательный паттерн поведения на соответствие 'образу себя'.
При этом нужно учитывать как 'идеологию' клиента (даже если она до некоторой
степени надуманна или некрити-чески заимствована, - 'интроецирована', - это
пока реальный фактор в его жизни), так и тот 'об-раз себя', который в его жизни
реально функцио-нирует; часто эти вещи не совпадают между собой. Многие
проблемы не решаются именно потому, что старый паттерн поведения выполняет
очень суще-ственную роль в ответе на вопрос 'кто я такой'.
Любители НЛП могут
заметить, что все это очень похоже на так называемую 'экологическую про-верку';
но здесь это делается не в трансовом со-стоянии, а, наоборот, в качестве расширения
сознавания: в этой работе
постоянно выясняются все новые и новые элементы ситуации. Оказывается, старая
ситуация была совсем не такой простой, ка-кой она виделась; может быть, поэтому
и не реша-лась проблема. Новые элементы должны войти в описание старой
ситуации, мы начинаем видеть ее гораздо более богато и 'объемно'.
С точки зрения
системного описания, это значит, что мы снова вернулись в первый блок, пересмот-рели,
переопределили его. Терапевт должен обяза-тельно иметь это в виду. Нужно ли
обращать на это внимание клиента (в буквальных, системных
[78]
терминах) - это
вопрос техники в каждом отдель-ном случае.
Таким образом, мы
видим, что описание жела-тельного состояния - это творческая работа. Со-ответственно,
здесь необходимо иметь достаточно богатый инструментарий эвристических приемов.
Один из них состоит в
том, чтобы рассматривать одну из эмпирических ситуаций, предложенных клиентом.
Эвристический вопрос здесь звучит при-близительно так: 'Если бы к моменту
возникнове-ния этой ситуации ты уже решил(а) свою пробле-му, как бы эта
ситуация разворачивалась?'
При этом нужно
добиваться, чтобы найденное клиентом (может быть, не без помощи терапевта)
описание устраивало его во всех отношениях. Не следует также забывать, что с
системной точки зре-ния: необходимо, чтобы все элементы исходной си-туации были
в новом описании представлены. Сюда, разумеется, нужно ввести все те новые
элементы, которые были обнаружены в процессе 'вспахивания проблемного поля'.
Если, например, речь
идет о ситуации в группе, когда у клиентки была интересная мысль, но она
постеснялась ее высказать, нужно подробно рассмот-реть эту ситуацию, попросить
клиентку вспомнить детали и выяснить, было ли вмешательство, - с ее теперешней,
так сказать 'спокойной' точки зре-ния, - уместным. Если да, то можно обсуждать,
как его можно было бы осуществить.
Например, может быть
полезным предложение элементарного 'промежуточного хода': обращения к ведущему
за разрешением высказаться. Это, вро-де, и не прерывание процесса, потому что такое
об-ращение происходит как бы 'на полях' относи-тельно 'основного процесса'. В
таком обращении
[79]
(которое может быть
достаточно коротким) клиен-тка могла бы отметить и свою неуверенность по поводу
уместности прерывания основного процес-са, и свои сомнения по поводу
содержания, которое она хочет высказать, а также и предполагаемый ха-рактер
своего вмешательства: будет ли это вопрос, который она хочет выяснить для себя,
или помощь процессу, или попытка помочь клиенту, с которым в данный момент
происходит работа, и пр.
Тут проявляется еще
один важный элемент в ситуации 'стеснительности' - разделение ответ-ственности
между ведущим и участниками группы. Мы снова возвращаемся в первый блок и
обращаем там внимание, что так называемая 'стеснительность' это, в частности,
почти всегда 'замешательством
(любимый термин Ф.Перла - confusion) в отно-шении
ответственности в коммуникативной ситуа-ции.
Еще один
эвристический прием. Допустим, мы получили от клиента хорошее, эмпирически про-чувствованное
и убедительное описание желатель-ного поведения. Тогда я задаю вопрос: 'Ну хоро-шо,
а что ж тебе мешает так и делать?'
Важно, что это
совершенно не 'риторический' вопрос, и уж никак не критика клиента. Нужно
попросить клиента отнестись к вопросу вполне буквально и серьезно.
В достаточно большом
числе случаев уже здесь нечто и происходит. Если мы действительно охва-тили
основные элементы ситуации, действительно нашли им место, действительно нашли
более адек-ватных 'исполнителей' на все функции - если мы все это сделали, то клиенту
остается просто по-пробовать реализовать новое поведение. 'Привыч-ка' (то есть
инерция фиксированной установки),
[80]
как правило - слабый
противник, если все (или хотя бы основные) системные препятствия для пе-рехода
на новую форму поведения (новую уста-новку) устранены, а желание измениться
достаточ-но актуально и сильно. Таким образом, проблема часто исчезает еще до
того, как она полностью по-ставлена.
Если же это не так,
то вопрос 'Что тебе меша-ет?' заставляет обратить внимание на новые эле-менты
ситуации, которых мы раньше не видели. Нужно только понять, что если нечто
мешает - значит оно есть, а если есть - значит это реальный элемент
исходной ситуации. Может быть,
как раз тот элемент, неучет которого заводил клиента в тупик.
Я хочу здесь привести
еще один пример, очень 'драматический', из реальной практики.
Клиентка жалуется на
фобию транспорта (до-вольно распространенная фобия в большом горо-де). При этом
она еще рассказывает историю о том, как совсем в другом месте и по другому
поводу у нее был сердечный приступ; и вот когда она едет в метро, и в вагоне
много народа, после двух-трех стан-ций у нее начинается тяжелое состояние,
которое грозит перейти в аналогичный сердечный приступ. Так что ей трудно
ездить ко мне на группу.
Задаю вопрос, как бы
она хотела ездить в метро, и есть ли у нее реальный опыт того, как хотелось бы.
Она описывает: 'Когда я еду с группы обратно, я чувствую себя довольно спокойно
и уютно, воз-можно потому, что мало народа'. Вроде бы, опыт есть, и можно
двигаться дальше.
Но у меня возникает
подозрение, что ссылка на то, много или мало народа в вагоне, - рационали-зация.
На это указывает, в частности, упоминание
[81]
о сердечном приступе;
похоже, что 'нечто' (какая-то 'часть' в клиентке) использует этот наработан-ный
в каких-то иных обстоятельствах (кстати, я вспоминаю, что там речь шла о
сердечном присту-пе в кабинете зубного врача) способ поведения как 'язык' для
выражения себя. Но какая это 'часть', и что она хочет выразить, - я еще не
знаю.
Я воспользовался
техникой 'пустого стула' и попросил клиентку посадить на один стул ту ее
'часть', которая испытывает фобию, а на другой - ту, которая спокойно и с
удовольствием едет с груп-пы. И после этого я той 'части', которая пережи-вает
фобию, снова задаю вопрос: 'А как бы ты хоте-ла?'
Мне повезло, что
клиентка не только умела уже пользоваться техникой пустого стула (позже мы о
ней будем говорить подробнее), но вообще она - актриса, поэтому ей нетрудно
полностью 'войти' в эту 'часть' себя. И вот из этой 'части' она мне вдруг
выпаливает: 'Я вообще не хочу из дома вы-ходить'.
Выяснилось, что в
детстве ее при определенных обстоятельствах выставляли из дома, и она себя при
этом чувствовала очень дискомфортно, и с тех пор у ее 'детской' части осталось
ощущение, что выходить из дома - опасно и неприятно. Потом, через день, ей
приснился сон, как она выводит щен-ка на улицу. Казалось бы, собаки всегда
радуются прогулке, а тут он забивается в угол, она тащит его за ошейник к
двери, а он упирается всеми четырь-мя лапами, и в конце концов она его
вытаскивает
за поводок...
Если бы я не заметил
'развилки', не досмотрел внимательно желательное состояние, и попытался бы
работать с фобией транспорта, то даже в случае
[82]
удачи нежелание
выходить из дома немедленно сказалось бы в чем-нибудь еще. Внутренняя 'ма-ленькая
девочка' нашла бы другой 'язык', или применила бы тот же симптом на другом
участке пути, чтобы попытаться обратить на себя внима-ние.
Теперь нам пришлось
вернуться в первый блок и заново ставить проблему. Поскольку там тоже были
моменты, имеющие прямое отношение к на-шей теме, я продолжу эту историю.
Здесь возникает новая
'развилка' - выбор мас-штаба проблемы (о чем мы говорили в предыдущей части).
Один возможный вариант - пересмотр личной истории. Можно предложить клиентке ра-боту
с переживаниями ее внутренней 'маленькой девочки', помогая ей переосмыслить
ситуацию (прошлую, детскую ситуацию) и выйти из нее с другим 'результатом'. В
принципе это возможно, для этого есть много различных методов.
Другая возможность -
попробовать сначала поставить более частную и более реальную жиз-ненную
проблему, а потом уж, если возникнет зап-рос, обратиться к более глубокой. Во
втором слу-чае вопрос второго блока звучит так: 'Как хотелось бы, - учитывая
обнаруженный 'расклад', - вы-ходить из дому (и ехать дальше, туда, куда нужно),
чтобы не испытывать по этому поводу никакого дискомфорта?'
Мы пошли по второму
пути, и на этот вопрос нашелся ответ: клиентке достаточно было при вы-ходе из
дому обратить внимание на внутреннюю 'маленькую девочку', обратиться к ней и
напом-нить, что ситуация теперь совсем иная, чем трав-матическая
детская ситуация. Может быть, опреде-ленную роль сыграло и то, что 'маленькой
девочке'
[85]
было обещано, что с
'той', травматической ситуа-цией, тоже со временем разберутся.
Заканчивая рассмотрение
второго блока, напом-ню, что задача его - творчески описать желатель-ное для
клиента состояние, в котором ему было бы хорошо, комфортно, осмысленно и т.п.,
и в котором, кроме того, нашли бы свое новое место все (в том числе и вновь
обнаруживаемые по ходу дела) эле-менты исходного неудовлетворительного
состояния.
Третий блок - это
контекст, внутренний - суб-личностный, и внешний - межличностный расклад по
поводу проблемы. От этого расклада во многом зависит, есть ли реальная
возможность решать про-блему, и каковы оптимальные стратегии и тактики работы.
Если есть проблема,
то обязательно есть раскол, и какие-то 'части' клиента хотят, чтобы проблема
решилась, каким-то до этого нет никакого дела, а какие-то еще костьми лягут,
чтобы к этому вообще не прикасались. Если клиентка, например, недоволь-на
привычкой грызть ногти, то возможно, что кто-то в ней ужасается и говорит: 'Ну
как же так? Я же девица на выданье', - а кто-то в ней с удо-вольствием грызет
ногти и знать ничего не хочет о 'девицах' и 'выданье'. А еще какая-то ее
'часть' (если брать достаточно серьезный случай) занята тем, чтобы, делая себя
уродливой, избегать грязно-ватого сексуального интереса отца (а потом вооб-ще
мужчин).
Вот еще один пример,
не на уровне личности, а на уровне государства (об аналогиях между ними говорил
еще Платон). Есть такая больная российс-
[84]
кая тема - экология.
Все хорошо знают, как плохо здесь обстоит дело, и более или менее известно, что
нужно делать, хотя бы для начала. Тем не ме-нее, с точки зрения третьего - по
нашей схеме - блока, это проблемой в строгом смысле для России не является,
потому что на уровне 'большой поли-тики' нет никаких реальных сил, которые
могли бы этим заниматься5.
'Внешнеполитическая'
ситуация - это отно-шение окружающих к предстоящей работе: все, кто будет
клиенту способствовать, и все, кто будет ему мешать. При этом, как всегда, надо
иметь в виду два различных аспекта: реальные межличностные отношения клиента и
его представления об этих отношениях.
Клиент-невротик, как
правило, живет среди не-вротиков, и вся его жизнь полна невротических
взаимодействий. Подвизаясь на изменение себя, клиент обязательно вызовет
какую-то реакцию в своей среде, и эта реакция может быть также не-вротичной. С
другой стороны, опасения клиента могут быть проективными. Если, как в следующем
примере, клиент находится в 'слиянии'6 со своей
мамой, он может полагать, что мама тоже находит-ся в слиянии с ним, но реально
это может быть и не так.
Клиент живет со своей
мамой в однокомнатной квартире, довольно тесно и неудобно, 'но зато мы вместе'.
Вдруг появляется у него откуда-то (ка-жется, по наследству) своя квартира, тоже
одно-комнатная, целиком его. И вот он никак не решает-ся в нее переехать - ему
кажется, что маму это ужасно обидит. Он ходит к психотерапевту, рабо-тает над
'слиянием', постепенно смелеет. Снача-ла он переползает в новую квартиру под
предло-
[85]
гом, что делает там
ремонт, потом все чаще остается там ночевать. А позже, когда он уже хорошо пора-ботал
над слиянием и был в состоянии многое с мамой обсуждать, выяснилось, что мама
никак не могла набраться отваги, чтобы сказать ему: 'Ну, ког-да же ты, наконец,
переедешь?' Так его представ-ления о межличностной ситуации разошлись с ре-альностью.
Четвертый блок - это
вопрос о том, что клиент собирается со всем этим делать.
Неочевидно, что он
будет решать проблему, так же как неочевидно, что ее нужно решать. Все мы имеем
множество так или иначе отрефлектирован-ных 'проблем', с которыми не собираемся
в бли-жайшее время работать. Для этого есть свои осно-вания: всякий шаг, всякое
усовершенствование требует своей платы (в конце концов, это так или иначе -
нарушение психологического гомеостаза), и эта плата может быть на данный момент
слиш-ком высока, или не подготовлена, или вообще из соображений стратегии личностного
роста в дан-ный момент решение именно этой проблемы может оказаться неуместным,
и т.д.
Мы можем полагать,
что 'хорошо бы, хорошо бы нам поймать кита большого', и даже иметь на пол-ке
трехтомный справочник 'Киты и их добыча', но это не значит, что мы прямо сейчас
готовы выйти на лов на китобойном судне.
Четвертый блок,
разумеется, учитывается в рабо-те с самого начала. Это, фактически,
договоренность терапевта с клиентом о том, чем они занимаются. Я уже отмечал,
что прежде всего нужно решить и
[86]
договориться с
клиентом, есть ли у него запрос на индивидуальную психотерапию, или ему нужен
совет, консультация, поддержка, может быть, про-сто какая-то реальная помощь по
жизни. Наивно думать, что, назвавшись 'психотерапевтами', мы действительно
будет заниматься только психоте-рапией; в наших условиях мы чаще оказываемся
'социальными помощниками' (social workers) в самом широком
смысле слова.
Если даже мы решили
заниматься психотерапи-ей, то применение методики постановки проблемы также
требует специального решения терапевта и специальной договоренности с клиентом,
посколь-ку это дело специфическое.
Движение по
содержанию первых трех блоков - это работа, которая требует времени, энергии,
кон-центрации, преодоления 'сопротивления' при при-ближении к 'больным местам'
и пр. На каждом этапе, на каждом повороте эта договоренность, вза-имопонимание
по поводу того, 'чем мы занимаем-ся', должна проверяться и поддерживаться, и на
каждом повороте она обретает свои оттенки. Каж-дый содержательный поворот в
любой момент мо-жет привести каждого из работающих - клиента и терапевта - к
необходимости вновь вернуться к пересмотру решения по поводу того, чем они
хотят заниматься и занимаются.
Могут возникнуть
серьезные основания как для перемены содержательного 'фокуса', той целост-ности,
которую клиент и терапевт в совместной ра-боте оформляют в виде проясненного
гештальта 'проблемы', так и для пересмотра самого решения 'заниматься этим'.
Возможны также временные и частные колебания эмоционального и энергетичес-
[87]
кого состояния,
необходимость прервать и отложить процесс или, наоборот, 'дожать' не
откладывая.
Терапевт должен
следить за тем, чтобы все эти моменты были открыто обсуждены (не обязатель-но
'длинными словами', часто для этого достаточ-но обмена взглядами, если люди
давно работают вместе и хорошо понимают друг друга), и соответ-ствующие решения
были приняты.
Здесь уместно еще раз
остановиться на гешталь-тистской не-директивности. Я уже упоминал неко-торые
парадоксы, связанные с отношением клиен-та и терапевта. Гуманистическая
психотерапия не есть 'деятельность' (в смысле технологического процесса
обработки объектов), и клиент - не 'объект' деятельности. Терапевт не может (во
вся-ком случае - не должен) заставить (очень умес-тно здесь
английское 'make') клиента
'понять' или 'решить'. Дело не только в 'неэтичности' подобных намерений, но и
в их технической - в рамках гуманистической терапии - непригодности: пытаясь это делать, терапевт присоединился бы
к собаке-сверху /topdog/ клиента,
что обрекает его на неудачу, поскольку известная (и многократно проверенная на
практике) гештальтистская форму-ла гласит, что собака-снизу /underdog/ всегда выигрывает.
Тем не менее, это то
место, где обязанность тера-певта - максимально 'дожать' с клиентом пони-мание
ситуации.
При этом нужно
строить дело таким образом, чтобы все время было ясно, что принимать реше-ния -
это личное дело клиента. Терапевт не ре-шает и не несет никакой ответственности
за то, бу-дет клиент ставить и решать свою проблему или
[88]
не будет. Терапевт
всего лишь готов помогать кли-енту в этом в той мере, в какой он это делает.
В этом состоит
принципиальное отличие опи-санной работы от понятия 'контракта', свойствен-ного
терапиям бихевиорального типа. Там терапия рассматривается как деятельность, и
'контракт' оговаривает условия совместной деятельности. Вся-кий контракт
устанавливает ответственность сто-рон не только 'за себя', как в
гуманистической терапии, но и за деятельность; правильный контракт должен
подразумевать возможность санкций для каждой из сторон - соответственно того
или ино-го 'силового' давления.
Такого рода отношения
неизбежны и необходи-мы, когда человек становится объектом или субъек-том
деятельности; деятельность, основанная на про-извольности (в отличие от
спонтанности), неотделима от произвола, который может регулироваться лишь
справедливостью и законом, частным выражением которых является контракт.
У нас же, как
говорится в гештальт-молитве Перлза, 'я занят своим делом, ты - своим /I do my thing, you do your thing/'. Мое, терапевта,
дело 'дожать' (насколько клиент вообще будет продол-жать со мной разговаривать,
потому что он ведь мо-жет просто уйти и больше не придти) понимание ситуации,
стремясь при этом не к 'консенсусу' между мною и клиентом, а к сознаванию
наличия (или отсутствия!) его собственного решения.
Надо упомянуть здесь,
что многое зависит от орга-низации самой работы - ее устойчивой регулярно-сти,
комфортности внешней обстановки и пр. А так-же от того, насколько вовремя и
уместно терапевт способен предлагать клиенту различные 'меню возможностей',
когда творческие возможности кли-
[89]
ента попадают во
временный тупик. Во всех про-тивостояниях типа 'и хочется, и колется' очень
важно, насколько ясное представление клиент имеет относительно того, какие
конкретные возможности работы и изменения перед ним открываются - от ближайшего
шага до далекой перспективы.
Итак, четвертый блок
- это понимание того, за-нимается ли клиент постановкой проблемы и соби-рается
ли решать вытекающие из нее задачи, и пра-вильное установление отношений с ним
по этому поводу терапевта-помощника, 'фасилитатора'.
Теперь можно
поговорить о том, как это все вопло-щается в реальной работе. Сам процесс,
разумеется, настолько индивидуален, и в своей организации настолько зависит от
содержания проблемы, осо-бенностей клиента и стиля терапевта, что здесь труд-но
сказать что-то обобщенное. Но есть несколько тем, которые полезно иметь в виду.
Первая тема состоит в
том, что клиент почти все-гда, во всяком случае - поначалу, вешает вам лап-шу
на уши. Не потому, что он плохой, неискрен-ний, или что-то в этом роде, а
потому, что так оно все устроено, и никуда от этого не денешься. При этом мы,
конечно, помним постулат, что все содер-жание должно принадлежать только
клиенту и ничьим иным оно быть не может, и наше, терапев-тов, дело - выуживать
содержание из клиента, как-то обходясь с этой лапшой, проходя сквозь нее. Мы
специально поговорим об этом в лекции о психо-технической коммуникации.
Вторая тема - это
борьба за фокусирование и против расфокусировки. Прежде всего, фокусиро-
[90]
вание вообще трудно,
это требует значительных интеллектуальных усилий. Реализовать систему, которую
я описал, не менее сложно, чем сделать хороший литературоведческий анализ
'Братьев Карамазовых' (кстати, бахтинская 'Поэтика Дос-тоевского' здесь может
быть очень полезна). Нуж-но обнаружить множество элементов, понять их связи,
удерживать эти связи в сознании, видеть пе-реходы и тенденции. А всякая
необходимость де-лать усилие уже сама по себе вызывает некоторое внутреннее
сопротивление.
Но помимо этого, чем
ближе вы подходите к эпи-центру того, что у клиента на самом деле болит, тем
сильнее, как вы понимаете, нежелание присталь-но смотреть, нежелание
фокусироваться. Это мо-жет принять форму эмоционального бунта: 'Мне больно, а
ты заставляешь меня высматривать ка-кие-то детали, нюансы, выстраиваешь
какую-то свою логику...' Особенно у людей эмоционального типа: если уж у них
болит, то все сразу. Так что эта борьба - борьба трудная.
Важно здесь разделять
то, как терапевт проде-лывает этот анализ для себя, и как он ведет разго-вор с
клиентом. Одно дело, что терапевт со всеми своими ресурсами - теоретическим
багажом, опы-том и прочим, - должен составить себе представ-ление о проблеме
клиента, то есть для себя, внут-ренне, заполнить эту схему Для этого он должен
получать материал от клиента, при этом о чем-то догадываясь (но не забывая
проверять свои догад-ки), где-то сомневаясь, где-то решая, как двигаться
дальше. Это он для себя заполняет эту 'карту про-блемы'. А другое дело -
насколько и каким обра-зом это может и должно формироваться в осозна-нии самого
клиента.
[91]
Здесь есть моменты
обязательные для клиента, без которых эту работу с ним вообще не стоит за-тевать.
Это, например, неизбежные инсайты при переходе от вопросов первого блока к
вопросами второго, та или иная степень дифференциации пер-вого блока
(собственных трудностей) и третьего (особенностей среды). Это принятие клиентом
на себя ответственности за работу, по четвертому бло-ку. Но детализированность
и ясность картины у терапевта и у клиента, конечно, разные.
Но, так или иначе, в
процессе всей этой работы клиент (то есть, конечно, не сам клиент, а опреде-ленные
субличности в нем) обязательно будет ис-пользовать все возможности для ее
дезорганиза-ции. От внешних - например, пропуск сеансов, как только вы
что-нибудь нащупали, до очень внут-ренних, когда клиент, вообще умный
интеллигент-ный человек, вдруг перестает понимать - хоть кол на голове теши. А
поскольку это же его спонтан-ность, его понимание, то он и хозяин. Он постарает-ся
реализовать все невротические механизмы и их комбинации, какие есть в его
распоряжении.
И тут нужно различать
право терапевта не при-нимать на себя ответственность за все эти трюки от его
обязанности все это отслеживать и показы-вать клиенту.
И в заключение скажу
несколько слов о требо-ваниях, которые эта работа предъявляет к клиенту. Здесь
может быть некоторая аналогия с требова-ниями к пациентам психоанализа Злые
языки го-ворят, что для возможности пройти психоанализ пациент должен быть
практически здоров Что ка-сается той техники, о которой у нас с вами сегодня
шла речь, то здесь требования, пожалуй, даже еще более высоки. Зато если они
могут быть удовлет-ворены, - это очень мощная техника.
[92]
Во-первых, клиент
должен располагать, говоря на психотерапевтическом жаргоне, достаточно силь-ным
'эго' и эмоциональной устойчивостью, во-вто-рых, вкусом к интеллектуальной
работе и некоторой интеллектуальной рафинированностью, поскольку в основе здесь
лежит интеллектуальная организация проблемного поля. И, в-третьих, необходима
высо-кая мотивированность и готовность работать, хотя бы в рамках постановки
проблемы.
1 Лекция конца
1992 года, впервые
опубликована в 'Гештальт-журнале' за 1993 год
(как мне по-мнится - первом издании Гештальт-институ-та), второй
вариант - в книге 'Практическая психотехника'.
2 'Конгруентностъ' - термин школы. К.Роджер-са,
обозначающий полноту соответствия меж-ду реальным опытом, сознаванием, осознанием
и выражением в коммуникации.
3 Я часто предлагаю на группах такое упражне-ние: прошу найти - про себя, в уме, - нечто, чего вы ни в коем случае не захотели бы сказать вслух, а потом просто иметь в виду, что это 'имеет место
быть'.
4 Л. Кэмерон-Бэндлер, 1913
5 Этот пример
приводился в лекции 1993 года. К сожалению, с тех пор мало что изменилось, и пример по-прежнему
убедителен в своей парадок-сальности.
6 О невротическом
механизме слияния мы погово-рим в соответствующей лекции.
[93]
Психотехническая
практика должна быть так или иначе организована. Вне определенной организа-ции никакая Работа
невозможна. Почти1 невозмож-на работа в одиночку. Как правило,
работа прохо-дит в группах с Ведущим (он же терапевт, он же -лидер) во главе. В
качестве вспомогательной (но в случае необходимости и основной) формы возможна
работа в 'тройках'. Три человека - оптимальный состав самой маленькой 'рабочей'
группы. Работа в 'тройках' часто практикуется при полу-заочном обучении
психотерапии и психотехнике, и в мос-ковской психотехнической среде довольно
популяр-на.
Здесь я расскажу, как
можно разыграть схему Практикума для начинающих2 (на примере
первой темы этого Практикума) в предположении, что три человека взялись - более
или менее самостоятель-но - начать практическую психотехническую рабо-ту над
собой. Техника включения 'троечного' прак-тикума в работу объемлющей группы
может быть достаточно разнообразной; кое-что по этому пово-ду будет сказано в
соответствующей главе.
[94]
Почему для работы над
собой человеку нужны дру-гие люди?
Как любит повторять
один толковый автор (и неплохой Работник)3, 'человек
сделан из людей'. Все, что есть в человеческой психике, попало туда из
взаимодействия с различными людьми путем интериоризации, - присвоения, 'овнутрения' пси-хикой того, что
ранее было внешним. И чтобы в присвоенном разбираться, тоже нужны Другие.
Дело в том, что
Другие Люди 'сделаны из лю-дей' не совсем так, как мы сами. Каждый 'сделан'
по-своему, хотя все из сходного материала. (Тот же автор говорит, что человек -
создание 'штуч-ное'.) И для того, чтобы начать понимать это прак-тически
(а не на уровне 'общих соображений'), чтобы задаться вопросом, как же
'сделан' я сам, как у меня 'это устроено', мне нужно сопоставить себя с
Другими, которые сделаны из того же (в пре-делах данной культуры, субкультуры,
суб-суб-культуры и т.д.) материала, но иначе.
Но для этого к
Другим, со-участникам в Работе, нужно относиться особым образом и особым обра-зом
строить 'рабочее общение'.
В обычной жизни, в
обычном общении нам по-стоянно друг от друга что-то нужно, - очень мно-гое и на
разных уровнях. Во-первых, часто нам друг от друга что-то нужно практически.
Это самое по-нятное и самое легкое: 'Мадам, передайте мне, по-жалуйста,
соусник. Не будете ли вы добры передать также и салфетку, потому что соус
почему-то про-лился на скатерть...' Ясное дело, что тут уж не до внимания к
собеседнице.
[95]
Но кроме того,
совершенно обычным фоном на-шего общения оказывается то, что мы хотим друг от
друга какого-то включения в свое психическое поле. Если я в автобусе
говорю соседу: 'Сойдите, пожа-луйста, с моей ноги, потому что мне неудобно,
когда вы на ней стоите', - это не только практическая коммуникация; уж будьте
уверены, я ухитрюсь ска-зать это таким образом, чтобы человек почувство-вал
себя Редиской, а я выглядел незаслуженно и серьезно Обиженным...
Такого рода 'накруты'
постоянно присутству-ют в нашем общении. Нам нужно друг от друга какого-то
отношения, нужно, чтобы другие люди включились в нашу ситуацию, приняли на себя
ка-кие-то роли, которые мы им назначаем. Мы хотим определенных взаимодействий.
Поэтому, в частности,
мы в обычном общении почти неспособны проявить действительный инте-рес к тому,
как живет другой человек сам по себе. Если он как-то прижал мой хвост, мне не до
того, чтобы интересоваться, как он там живет: мне, во-первых, надо как-то
вытащить свой хвост, но это даже не пол-дела, а одна десятая; дальше мне нуж-но
развернуть коммуникацию по поводу этого со-бытия таким образом, чтобы получить
массу вся-ких психологических дивидендов, - чтобы я почувствовал себя правым, а
он виноватым и т.д. И наоборот, если я наступил ему на хвост, тоже будет масса
'цепляний' друг друга по этому пово-ду. Говорят, что труднее всего спокойно и
разумно относиться к тому, кому ты сделал что-то нехоро-шее...
Хорошо, если ваши
партнеры по Практикуму минимально связаны с вами 'по жизни'. Если ка-ких-то
связей не удается избежать, нужно старать-
[96]
ся не задействовать
их во время Работы (а позже можно будет сделать их предметом самой Работы). И
тогда мы получаем возможность посмотреть, ка-ким может быть общение, если мы не
запускаем в собеседника свои 'крючки', - не привлекаем его на свою сторону, не
жалуемся ему, не ждем сочув-ствия. Мы можем испытать то, что я называю 'бес-корыстным
интересом', - то есть
остановить при-вычные взаимодействия с людьми и попробовать посмотреть, как живут
разные люди сами по себе, независимо от
того, чем они могут быть нам полез-ны 'практически' и психологически.
Тут нас ждет масса
открытий. Мы можем, напри-мер, с удивлением обнаружить, что вещи, которые мы
считали сугубо индивидуальными, очень рас-пространены. Мой 'скелет в шкафу'
(так страшно, что о нем кто-то узнает) может оказаться стандарт-ной
принадлежностью стандартного стенного шка-фа в стандартной квартире. С другой
стороны, мы можем узнать, что вещи, которые мы считали само собой разумеющимися
и общераспространенными, у других обстоят совершенно иначе, что для кого-то это
не только не само собой разумеется, а даже вообще совсем не так. Узнавая это,
мы имеем воз-можность значительно переосмыслить детали сво-ей собственной
жизни.
Очень важно
подчеркнуть, что наш Практикум, будучи начальным этапом работы, не только не
пред-полагает, но категорически запрещает какие бы то ни было
'психотерапевтические' действия в от-ношении друг к другу. В частности, не пытайтесь,
пожалуйста, 'помогать' друг другу, жалеть или уте-шать друг друга, давать
советы, друг друга 'лечить'. Все это полностью и совершенно исключается той
[97]
установкой, которую
нужно принять в этой комму-никации.
Впрочем, отказавшись
от всех попыток делать это намеренно и искусственно, мы имеем тем боль-ший шанс
получить во многих отношениях реаль-ное продвижение и значимые результаты, в
том числе иногда и психотерапевтические.
Но пытаться работать
вдвоем - опасно. В частно-сти, сколько ни предупреждай, все равно велика
вероятность разыграть берновскую игру в 'психо-терапию', ядовитую и жесткую,
когда один из учас-тников работы начинает изображать как-бы-тера-певта, а
другой - как-бы-клиента, кто-то кому-то начинает 'помогать', кто-то кого-то начинает
'ле-чить'.
Третий необходим как
'человек-на-стреме', - супервизор, который прежде всего следит за тем, чтобы
работа была Работой, в данном случае - тех-нической наработкой средств и
умений, а также материала.
Назову некоторые
общие принципы такой рабо-ты.
Первый принцип. Люди
собираются поработать в тройке, чтобы поработать в тройке. Не путайте это ни с
чем другим. Если вы собрались попить чаю, пофлиртовать, потусоваться, побыть
друг с дру-гом - это замечательно, но не надо называть это 'работой в тройке'.
Даже если вы используете ра-боту в тройке как предлог для того, чтобы потусо-ваться,
отделяйте то время, которое вы работаете, от того времени, когда вы тусуетесь,
флиртуете, запус-каете друг в друга крючки игр и сценариев. Как
[98]
говорят в народе,
'мухи отдельно, котлеты отдель-но'.
Нужно все время
помнить, что вообще-то основ-ным, несущим смыслом этой работы является то, что
три человека собрались для технической (на-поминаю о
'высоком' смысле этого термина) про-работки чего-то. И только уже во-вторых это
дела-ется на реальном живом материале - поскольку, в отличие от технологии,
техника без реального жи-вого материала не существует. Мы никогда не за-нимаемся
технологией, мы занимаемся живой тех-никой. Но начинающим (да и продолжающим)
нужно помнить, что все это - учебная сессия. Так же как
при учебном вождении автомобиля неиз-бежно нужно куда-то ехать, но лучше не
пытаться сразу ехать на важную бизнес-встречу, а уж тем более - в детский сад
за детьми.
Вообще, собираясь на
работу в тройку, нужно четко осознавать себя учащимися. Это самое высо-кое звание, которое в
Мастерской можно приобрес-ти. Чтобы это поддерживать, полезно находить воз-можность
каждые минут десять ненавязчиво напоминать друг другу' что это - работа в
трой-ке.
Второй принцип.
Участники работы в тройке в принципе равноправны. Единственное, что дает
основание предположить, что кто-то кого-то, допу-стим, учит, или кто-то 'с'
кем-то работает, - это реальное понимание ситуации в данный момент. Кто
понимает, тот и лидер - де-факто. Часто быва-ет, что сидят как-бы-клиент и
как-бы-терапевт, но клиент понимает больше и лучше, и оказывается, что при
сохранении формы их диалога на самом деле как-бы-клиент работает с
как-бы-терапевтом.
[99]
Равноправие, как во
всякой демократической си-стеме, поддерживается строгим соблюдением пра-вил, за чем, в частности, и следит супервизор.
Есть четкие описания различных форм Работы. Работа в режиме бейсика - это одно,
работа в режиме постановки проблемы - другое, учебная работа в режиме
как-бы-реальной психотерапии (после про-хождения бейсика, на следующем этапе) -
третье, и т.д. Есть еще работа со снами, сценарная сказка, и пр. Обязательно
должен быть четко очерчен жанр работы, формы работы, предполагаемое время. Если
время нужно удлинить или укоротить, это, опять же, должно быть оговорено. Т.е.
необходим посто-янный организационный контроль.
Нужно четко
договариваться, кто есть кто, в те-чение какого времени, как это делается,
каковы ме-тоды и пр., и жестко соблюдать договоренности. Сдвижки возможны, это
должно быть предусмот-рено (всегда же хотели одного, а получается со-всем
другое), но сдвижки должны четко организа-ционно оформляться. Если мы
чувствуем, что в данный момент было бы неуместно и формально то, что мы
намылились делать, а нужно переканто-ваться на что-то иное, - нужно это
оговорить.
Может возникнуть,
например, необходимость из-менить жанр: скажем, был (у относительно про-двинутой
тройки) 'второй бейсик', вдруг вскры-лась 'язва тяжелой проблемы', и тут и.о.
терапевта напыживается (или потирает руки): "Ну, щас мы эту проблему
решим". В этот момент надо посту-пать совсем не так. Даже если речь идет о
доста-точно продвинутых участниках работы, можно лишь предложить сменить жанр
бейсика на опыт психо-терапии (предложение, подразумевающее возмож-ность разных вариантов
ответа). Во-вторых, не за-
[100]
быть добавить:
"Мы, конечно, понимаем, что мы не психотерапевты, но давай попробуем
применить такие-то и такие-то методы и средства, посмотрим, что у нас
получится". Т.е. человеку, у которого вылезла проблема, все равно надо
оставаться учас-тником работы в тройке, который пришел сюда для того, чтобы учиться. Если проблема при этом решится -
замечательно. Но если 'просто' удас-тся корректно подвигаться, - это тоже будет
боль-шим шагом вперед. Подвигаться корректно на ос-новании
живо трепещущей проблемы, - это будет большая работа по снижению уровня
индульгиро-вания.
Очень важно соблюдать
ритуалы. Оргформа
тройки обязательно предполагает как принятие на себя, так и снятие с себя
ролей, а также моменты обсуждения и совместного принятия решений, где
напоминается, что на самом-то деле мы все 'на рав-ных', хотя вот только что я
был клиентом-в-соплях, а ты был терапевтом-в-кресле. Когда мы оста-новились и
начинаем обсуждать, что происходит и как мы будем двигаться дальше, эти роли
снимают-ся, и мы - равные участники работы в тройке. Не-обходимо научиться в
нужный момент из преды-дущего места вылезти, а в новое место попасть.
В частности, после
каждой работы обязательно как минимум четвертую часть времени посвятить ее обсуждению.
По форме желательно, чтобы об-суждение организовывал супервизор, дав по свое-му
разумению слово сперва одному, потом другому, а потом себе.
Следующее правило
тройки. Не путать личные отношения с работой в тройке. Сев на место ис-полняющего
те или иные обязанности, исполняю-щего какую-то функцию в тройке, нужно уметь
от-
[101]
ставить в сторону все
отношения, какие были 'до того'. Не дай Бог, например, во время обсуждения
начать сводить счеты.
Поговорим теперь о
некоторых технических пра-вилах психотехнической коммуникации. Я буду описывать
их на примере первого занятия стандар-тного Практикума, - 'событие из жизни
расска-зывающего', - но это относится ко всем занятиям Практикума.
Формально занятие
состоит в том, что один из участников, 'рассказывающий', излагает другому, 'расспрашивающему', какое-нибудь недавнее собы-тие из своей
жизни.
Первое правило такой
коммуникации состоит в том, что все содержание целиком и полностью при-надлежит
рассказывающему. Это кажется
само собой разумеющимся, но поначалу реально соблю-дать это правило очень
трудно. Слушающему все время хочется как-то 'подвинуть' рассказчика - высказать
свое мнение, дать оценку, как-то повли-ять на содержание рассказа.
Мой опыт показывает,
что если человеку удает-ся хотя бы чуть-чуть схватить вкус общения, сво-бодного
от такого вмешательства, сразу и резко ме-няется его общение и в обычной жизни.
Почему?
Общаясь в быту, мы
обычно автоматически пред-полагаем, что находимся с собеседником на одном и том
же поле и говорим об одном и том же. На самом деле это не так, потому что у
одного собесед-ника психическая реальность одна, а у другого - Другая. Я не
буду сейчас рассказывать, как это опи-сывается теоретически (мы к этому еще
вернемся,
[102]
говоря о
невротическом механизме слияния). Од-нако в предлагаемой работе мы будем иметь
воз-можность убедиться в этом практически.
В обычном общении это
различие реальностей не осознается; мы думаем, что говорим про одно и то же на
одном и том же поле. Поэтому, когда со-беседник на этом поле видит или, не дай
Бог, дела-ет что-то не так, как нам бы хотелось, мы начинаем всячески
ерепениться; мы либо пытаемся заставить его двигаться на этом поле по нашим
правилам, либо чувствуем себя вынужденными двигаться по его правилам. Ясно, что
и из того, и из другого возникает масса неудобств как для нас, так и для нашего
собеседника.
На этом Практикуме мы
имеем возможность очень внимательно и тщательно отработать как раз эту сторону
общения. Слушающему нужно все вре-мя помнить, что его собеседник рассказывает о
своем событии в своей жизни, на своем поле, меж тем
как слушающий живет на другом психическом поле.
Я предложил бы здесь
такую метафору: идешь вечером по улице, видишь не зашторенное окно и уж конечно
посмотришь в него; смотришь с улицы в это окно и видишь, как там люди живут.
При этом не имеешь никакой возможности взаимодействовать с этой жизнью. На этом
Практикуме создаются осо-бые условия: рассказывающий о событии как бы
приглашает расспрашивающего посмотреть на свою жизнь; то, что человек
рассказывает, - это нечто вроде открытого окна, создающего такую возмож-ность.
Здесь есть одна
тонкость. На практике мы сразу же увидим, что необходимо очень интенсивное
взаимодействие, интенсивное сотрудничество между
[103]
рассказывающим и
расспрашивающим, чтобы состо-ялся сам разговор. Но это касается процесса рас-сказывания,
а не содержания рассказа.
Еще раз: даже если
событие, о котором идет речь, - проблемное, если человеку в этом собы-тии
несколько дискомфортно, задача слушающего и расспрашивающего ни в коем случае
не состоит в том, чтобы пытаться с этим что-то 'делать', чтобы помогать, как я
обычно это называю, 'бедным де-вочкам'.
Еще об этом можно
сказать так. Когда Шерлок Холмс приезжает на место события, он вниматель-но все
осматривает, очень многое узнает, его прони-цательность позволяет ему о многом
догадывать-ся. Но он проводит свое исследование таким образом, чтобы не
оставить там, на месте события, никаких следов, чтобы не вмешаться своим осмот-ром
в это событие. Такова установка, которая необ-ходима в этом общении: не оставлять
следов на чужой территории; помнить, что
эта территория - чужая.
Еще один образ:
рассказывающий пригласил нас посмотреть на свою жизнь как бы в музей, и поэто-му
надо надеть мягкие войлочные тапочки, чтобы не наследить.
Это требует определенного
мастерства, и учить-ся этому мастерству - первая задача 'практикан-тов'
бейсика. Поначалу не все будет получаться, потому что этот способ общения резко
противоре-чит всем нашим привычкам; привычнее сразу лезть друг к другу в душу
(точнее, в психику), даже не сознавая этого.
Человек, который в
состоянии обратить внима-ние на ближнего, заметить, что в сходной, вроде бы,
ситуации, ближний живет иначе, чем он сам, -
[104]
это уже чуть-чуть
другой человек. Он становится добрее, внимательнее; он в большей степени сам
стоит на собственных ногах и готов позволить это другому. Он начинает понимать,
что у него тоже не все очевидно, что у него тоже есть свои идио-синкразии.
До сих пор я говорил
преимущественно об уста-новках расспрашивающего. В чем же задача рас-сказывающего?
Прежде всего,
участники работы могут прожить (извлекая из этого драгоценную квинтэссенцию
опыта) только тот материал, который они же и пред-ложили; в их распоряжении
будут те события, ко-торые они принесут. Если они попытаются отде-латься
незначащими событиями, то их разговоры будут пустыми. Если человек рассказывает
о со-бытии, которое ему самому неинтересно, то и его собеседникам будет
неинтересно.
С другой стороны,
достаточно понятно, что у каж-дого из нас в шкафу есть 'скелеты', которые мы
очень бережем от чужого глаза, которых мы боимся, стыдимся и пр. У каждого из
нас масса такого, о чем посторонним людям не скажешь. И сколько бы мы ни
уславливались о 'тайне группы' или тай-не работающей тройки (при работе в
группе люди могут договориться, что какие-то вещи они обсудят только втроем, не
вынося это на общий круг), все равно очевидно, что всего не расскажешь, да это,
вообще говоря, и не нужно.
В такой работе мне
кажутся очень важными тре-бования хорошего вкуса. Я категорически против тенденций
(свойственных, как мы видели на ряде
[105]
'воркшопов',
некоторым американским гештальт-терапевтам) вытаскивать все, что есть, 'класть
кишки на стол'. Мне это кажется столь же неуместным, столь же неправильным, как
рассказывать незна-чимое или пустое. Мы должны с самого начала учиться
психологическому 'такту'.
Рассказывающему (не
без помощи расспрашива-ющего, конечно) нужно пройти между этими дву-мя
границами, Сциллой и Харибдой, - малой зна-чимостью и слишком большой
нагруженностью. Он может рассказывать то, таким образом и с такими
подробностями, что, каким образом и насколько ка-жется ему уместным, значимым,
важным и психо-логически интересным.
Еще одна
рекомендация: ничего не выдумы-вать, - ни ради литературных прикрас, ни ради
соображений тайны. Нам нужно настолько, насколь-ко это возможно, иметь дело с
реальным материа-лом, который отличается от выдуманного тем, что он - живой, и
потому обладает массой связей с другими частями нашей психики, которые могут по-степенно
выявляться. А выдуманный материал та-кими реальными живыми связями обладать не
мо-жет.
Быть правдивыми и
искренними очень трудно, это требует мастерства и искусства; это удастся не
сразу. Поэтому очень часто может получаться, что человек начинает рассказывать,
идет по какой-то линии, а потом вдруг чувствует, что он чуть-чуть 'заврался'.
Не бойтесь таких моментов, - это нор-мально, естественно и почти неизбежно;
давайте себе и друг другу право вернуться назад, стереть с доски часть
рассказанного, переиначить пере-рас-сказать. Относитесь к этому, как говорят
психоло-ги, 'толерантно', т.е. простите это себе и другим, и
[106]
будьте готовы в любой
момент дать возможность 'нового старта'.
Что делает
рассказывающий, чтобы 'впустить' собеседника в свое событие? Поначалу он просто
рассказывает об этом событии. Затем он, скорее всего, получает ряд вопросов.
Здесь действует
следующее правило: слушаю-щий-расспрашивающий имеет право спросить обо всем,
что ему кажется интересным и имеющим от-ношение к делу; здесь нет никаких
ограничений. Спросить можно обо всем. Вместе с тем, рассказы-вающий имеет право
на какие-то вопросы отвечать, а на какие-то - нет. Т.е. мера открытости, кото-рую
он выберет, - его дело, это его выбор.
Что должно получиться
в результате этой бесе-ды? Это может выглядеть следующим образом. После того,
как кто-то расскажет о событии, кто-то выслушает, а потом расспросит,
расспрашивающий должен настолько войти в событие рассказываю-щего, чтобы быть в
состоянии рассказать о нем. При работе в группе это можно сделать, собравшись
сно-ва в большой круг, где расспрашивавшие о событи-ях расскажут о них (с
разрешения рассказывавших, конечно) всем остальным. При работе в тройке это
может быть пересказ расспрашивающего 'на тро-их', причем в роли основного
слушателя выступит супервизор.
Ясно, что
рассказывавший получит шанс узнать много нового и интересного, потому что как
бы ни было велико взаимопонимание, искажения всегда тоже велики. И это само по
себе интересно.
Но в общем задача
работающей пары - прорисо-вать, как на экране или на холсте, который нахо-дится
'между' ними, событие таким образом, что-бы оно стало более или менее понятным,
создать.
[107]
как говорят
психологи, 'хороший гештальт' собы-тия.
Для себя, в своей
памяти, человек может обозна-чить событие просто одним коротким символом,
мгновенным визуальным образом или одним сло-вом, максимум одной фразой. Он про
него все по-мнит, все знает. А когда он об этом рассказывает, это
разворачивается в длинный текст. И еще нуж-но, чтобы этот текст был понятен
слушающему. И они вместе должны создать нечто что уже будет более или менее
понятно всем остальным: из фак-та внутренней жизни сделать нечто доступное из-ложению
и доступное пониманию группы (или 'тройки').
С другой стороны, не
стоит делать из этого псев-до-литературное произведение, историю, которую можно
было бы рассказать про кого угодно, но не имеющую отношения к данному
конкретному жи-вому человеку. Нужно, чтобы каждое событие, ко-торое будет
рассказано, было не отчужденным рас-сказом, чтобы оно было событием именно этого
человека, чтобы мы
получили возможность через это событие, как через окно, посмотреть на жизнь
человека.
Мы говорили о том,
что расспрашивающему не сле-дует 'оставлять следов' на территории собеседни-ка;
но при этом в самом процессе взаимодействия - рассказывания и расспрашивания, -
его роль очень велика, и от него требуется значительная актив-ность. Почему?
Рассказывающий
погружен в содержание. Если событие, о котором он рассказывает, для него эмо-
[108]
ционально нагружено,
значимо, весомо, он может начать в нем 'тонуть', - вновь с ним отождеств-ляться,
переживать его заново, говорить как бы 'из-нутри' события, обращаясь к его
участникам. А рас-спрашивающему нужно получить в конце концов достаточно ясный
образ этого события.
Для этого ему нужно,
во-первых, манерой своего слушания и своими вопросами организовать обще-ние, -
так, чтобы собеседнику было легко и ком-фортно, чтобы захотелось что-то ему
рассказывать. Во-вторых, ему нужно так 'структурировать' раз-говор, чтобы
получить весь необходимый материал и организовать его в 'гештальт' события,
выделив фигуру и обрисовав значимый фон.
Таким образом, он не
просто слушатель, он имен-но 'расспрашивающий', и его роль в организации как
процесса, так и содержания этой беседы очень велика Здесь он начинает учиться
определенному мастерству.
Рассказывающий,
впрочем, тоже имеет возмож-ность узнать много неожиданного и тоже овладе-вает
определенным мастерством. Хотя, казалось бы, мы все взрослые люди (и, как
правило, думаем, что уж поговорить-то мы умеем), но в действительнос-ти это -
непростое дело. Не пугайтесь, что трудно, но не забывайте учиться; навыки обеих
позиций в дальнейшем нам будут совершенно необходимы.
Одна из трудностей
такого общения, которая предъявляет к участникам значительные требова-ния и
вместе с тем создает большие возможности, состоит в том, что в этой работе
необходимо 'рас-параллеливаться', то есть разделять свое внима-ние между
содержанием того, о чем идет речь (со-бытия, которое происходило 'там и
тогда'), и процессом, который происходит в данный момент,
[109]
'здесь и теперь'.
Т.е. нужно быть одинаково вни-мательными (но как бы в разных частях своего 'пси-хологического
процессора') как к тому, что рас-сказывается, так
и к тому, как проходит процесс общения.
Обозначение этой
особой функции и помощь в ее осуществлении - специфическая задача супер-визора. Супервизорами обычно (хотя не обязатель-но)
просят быть более опытных людей. Специаль-ный интерес супервизора, его
специальное дело - внимание к процессу коммуникации.
Но независимо от
наличия супервизора, оба 'ра-ботающих' участника беседы, - и рассказываю-щий, и
расспрашивающий, - должны уделять это-му какую-то часть своего внимания. Чем в
большей степени это удастся, тем значительнее будет как рост их мастерства, так
и успех их конкретной ра-боты.
Расспрашивающему
необходимо следить, как со-беседник рассказывает - как он выражает
свои эмоции, как он их скрывает, о чем охотно рассказы-вает, о чем умалчивает.
Рассказывающему тоже полезно обращать внимание, как его слушают, - на что
собеседник в большей степени реагирует, что ему более, а что менее интересно,
как он выражает и скрывает свои эмоции и т.д.
Как говорил
Виттгенштейн, во всяком тексте (а тем более во всякой беседе) кое-что
'сказывается' в самом содержании беседы, а кое-что 'показыва-ется': устройством
текста, тем, как он произносит-ся, поведением собеседника и пр.
В психологических
терминах можно сказать об этом так. есть семантика общения - то,
о чем идет речь; а есть прагматика - то, что происходит в
процессе общения. В некоторых школах психоте-
[110]
рапии процессу, т.е.
тому, что происходит 'здесь и теперь', в данный момент, уделяют даже больше
внимания, чем содержанию. Я лично сторонник равновесия: мне кажется важным и
то, и другое; эти стороны дополняют друг друга. То, как ведет себя собеседник,
является дополнением к тому, о чем он рассказывает, и наоборот. То и другое
вмес-те создают 'объем'.
Теперь о строении
самого разговора. Как расска-зать о событии? Как расспросить о событии?
Не считайте
дальнейшее обязательным требова-нием. Это не более чем эвристические указания,
но практика показала, что они бывают полезны. Они могут вам помочь, если вы
растеряетесь, если вы не будете знать, о чем дальше спросить, о чем дальше
рассказать. Это очень приблизительная схе-ма, 'палочка-выручалочка' - как можно
устроить этот 'образ на холсте'. Хотя вполне возможно, что рассказ и его
содержание 'устроятся' совсем иначе.
Я разделяю рассказ о
событии (как и последую-щие темы) на четыре слоя. Первый слой - само событие,
его сюжетная канва. Второй - контекст, т.е. те обстоятельства, которые нужно
знать, чтобы вникнуть в индивидуальную окраску события.
Скажем, студентка
рассказывает о том, что к ней вчера приезжала в гости мама. Мы можем, расспро-сив,
узнать, что студентка - не москвичка и живет в общежитии; что мама живет не
очень далеко и имеет возможность приехать в гости на один день; это - минимум
событийного контекста. Затем имеет смысл выяснить ее отношения с мамой. Одно
[111]
дело, когда приезжает
'как бы в гости' мама, кото-рая дочку непрестанно контролирует, которой доч-ка
боится; другое дело, - мама, без которой девоч-ка скучает, с которой она
привыкла жить вместе, а теперь они врозь; совсем иная окраска события, можно
даже сказать - другое событие.
Здесь есть очевидная
зависимость: чем больше у людей общего контекста, тем меньше нужно описа-ний.
Когда я общаюсь со своими близкими, с кото-рыми я вместе живу, мне достаточно
двух-трех на-меков, чтобы событие стало понятным, потому что контекст известен.
И чем меньше общего контек-ста, чем меньше люди знакомы, тем больше нужно
пояснений, чтобы было понятно, в чем же действи-тельно состоит событие.
Это тоже вопрос
искусства и мастерства: нужно не упустить чего-нибудь значимого, такого, что ме-няет
в корне всю суть дела, и вместе с тем не увяз-нуть, не зависнуть, не утонуть в
деталях, которые не очень важны. Времени, которое дается (минут 30-40),
достаточно, чтобы узнать о жизни собесед-ника довольно много, но недостаточно
для того, что-бы погрузиться в эту жизнь целиком. Тут нужно выбирать значимый контекст и смотреть,
что имеет отношение к делу.
Я могу вам
рекомендовать эвристический метод, который уместен и полезен как здесь, так и
во мно-гих подобных ситуациях. Я называю его 'методом ромашки'. Всякое
отклонение в сторону контек-ста - это уход, отдаление от центра, от сути собы-тия.
Как только вы почувствовали, что вы отклони-лись слишком далеко, вы задаете
себе и собеседнику вопрос: какое это имеет отношение к самому собы-тию? Этот
вопрос возвращает вас обратно, и так получается лепесток: отклонение и
возвращение.
[112]
Затем снова
происходит отклонение, снова задает-ся вопрос, какое это имеет отношение к
делу, - следующий лепесток, и т.д. Этот способ позволяет постоянно возвращаться
к сути дела.
Здесь необходимо
предупреждение. Если вы бу-дете двигаться только по содержанию и не будете
обращать внимания на то, что происходит в непос-редственном живом общении,
здесь и теперь, - вы рискуете набрать материал для собственных про-екций. Вы,
скажем, услышали слово 'свекровь', у вас есть свое отношение к собственной свекрови
(и соответственно - к 'свекрови вообще'), и вы это отношение проецируете на
рассказ собеседни-цы. Набрав некоторое количество таких проекций, вы начинаете
строить совершенно выдуманную кар-тину, а не понимать то событие, про которое
вам рассказали. Чем больше вы начинаете жить в сво-их проекциях, тем меньше вам
хочется восприни-мать реальные 'пометы' (интонации, мимику и пр.) собеседника;
и наоборот, - чем меньше вы их вос-принимаете, тем больше вам приходится
полагать-ся на свои проекции.
Поэтому здесь
особенно важно 'распараллелить-ся' и быть одновременно и в содержании того, о
чем речь, и в контакте с собеседником, т.е. смот-реть, как и что происходит в
общении.
Третий слой - это то,
как событие живет в че-ловеке после того, как оно произошло, и, в частно-сти,
сейчас, когда он о нем рассказывает. Это очень интересный аспект; он заставляет
нас очень ясно и чисто практически, без всякой далекой и излишней философии,
психически представить себе, как ин-тересно мы устроены в отношении к времени.
Со-бытие произошло, допустим, три-четыре дня тому назад, или пятнадцать лет
назад, но если это значи-
[113]
мое, осмысленное,
наполненное событие, если че-ловеку есть о чем рассказать, значит это событие
до сих пор каким-то образом в нем живет. Во внеш-нем мире, в истории оно уже
прошло, и его 'там' больше нет, а в человеке, в его психике оно продол-жает
жить, обрастает отношениями, оценками, чув-ствами...
Одними событиями мы
гордимся, других стыдим-ся, каким-то радуемся, по поводу других - огорча-емся и
т.д. Причем отношения и оценки эти могут меняться; в момент события человек
может отно-ситься к нему одним образом, через полчаса - другим, через три дня -
третьим, а через 15 лет - может быть и вовсе пятнадцатым.
Для первой работы я
предлагаю (впрочем, это не обязательно) взять событие недавнее, в масштабе 4-5
дней, чтобы оно было живо в памяти, чтобы мож-но было вспомнить, как там все
было.
Наконец, четвертый
слой, как бы 'замыкание' этого гештальта, некоторый итог. Есть две возмож-ности
задать вопрос про этот слой. Одна возмож-ность формально соответствует сути
дела, но очень опасна по форме общения. Формально вопрос зву-чит так: 'В чем
для тебя смысл этого события?'
Но таким вопросом мы
рискуем вызвать челове-ка на то, что в психотерапии называется 'рациона-лизацией'.
В ответ на такой вопрос многие могут начать выдумывать что-то, уместное с точки
зре-ния общепринятых идеологических ценностей и пр.: что-нибудь 'высокое' или
'умное', что-то вроде 'морали' в басне.
Я очень люблю пример
из одной пародии на басни Крылова, который позволяет на всю жизнь запомнить,
что такое рационализация. В этой па-родии после того, как рассказана история о
вороне,
[114]
лисице и сыре,
предлагается 'мораль': 'Когда хо-чешь сыр кушать, на сосну не садись'.
Так что если вы
'впрямую' пытаетесь узнать, в чем для рассказывающего смысл описанного собы-тия,
вы рискуете 'промахнуться'. Но есть возмож-ность задать этот вопрос себе и
своему собеседни-ку несколько иначе, и вместе над этим подумать; может быть и
слов особых не понадобится, все ста-нет и так понятным.
Вопрос звучит так.
После того, как достаточно интенсивно 'вспахано поле', - рассказан сюжет,
выяснен контекст, много поговорили о том, что пе-реживается по этому поводу,
как это осознается, - задается вопрос: 'Ну так и в чем же состояло со-бытие?'
Может быть, по ходу
рассказа и обсуждения объем материала, его целостность, его организация и сама
суть события сильно смещались. Начинает-ся рассказ как бы про одно, а потом он
переориен-тируется, захватит какой-то другой материал, или отторгнет часть
материала, как лишнее; и вот, чтобы подвести всему этому итог, понять, к чему
же мы в конце концов пришли, проработав полчаса или чуть больше, можно задаться
этим вопросом: 'В чем же состояло событие?'
Как раз здесь уместно
еще одно пояснение. Бы-вает, что после всего моего длинного объяснения, люди
начинают интересоваться 'критериями': что является событием, а что на событие
'не тянет'. В таких случаях я отвечаю, что событие - это то, что вы сами для
себя (или ваш собеседник для себя) считаете событием. Это вовсе не обязательно
'эпо-хальное' событие, перелом в жизни.
Но возможен все же
один существенный крите-рий, являющийся одновременно подсказкой в от-
[115]
вете на последний
вопрос: событие - это то, что для человека имеет некоторый собственный внут-ренний
смысл. Это не просто 'факт', внешний или внутренний, это нечто, что имеет, с
одной стороны, какое-то 'фактическое' выражение, а с другой - несет для
человека некий смысл.
Соответственно,
событие данного человека с его смыслом может быть только у этого человека. Ка-ков
человек - таковы его события, и наоборот, ка-ковы события - таков и человек.
1 'Почти' пишется для того, чтобы не 'обламы-вать' людей, которые
поначалу полагают, что им-то как раз это удастся; пусть попробуют, только пусть не очень расстраиваются по пово-ду того, что у них тоже не вышло.
2 Мы называем его 'Практикумом психотехни-ческой коммуникации', а по-домашнему - 'бей-сиком', как он
дальше и будет именоваться.
3 И.Н.Калинаускас. Жить надо! СПб., 1994.
Большинство
психотехнических (а также и пнев-мотехнических) школ указывает на необходимость
избавляться от лжи как на одну из первоочеред-ных задач начинающего ученика.
Делается это не только из этических, - то есть внешних, социаль-но-поведенческих
соображений, - но, в основном, ради интересов самого ученика, ибо ложь является
значительным препятствием прежде всего для его собственного развития.
В тех случаях, когда
до нас доходят развернутые и подробные описания этой проблемы, например, у
П.Д.Успенского, мы узнаем прежде всего, что зада-ча это не простая, что вовсе
не достаточно просто решить, что с завтрашнего (скорее, с послезавтраш-него)
дня 'я не буду лгать'. Ложь крепко укорене-на в нашей жизни (если кто-нибудь
усомнится в этом, то нижеследующие упражнения помогут раз-веять сомнения), и
нужна специальная - и нелег-кая - работа, чтобы с нею справиться.
Контуры такой работы
мы и хотим предложить читателям.
Прежде всего, следует
различить внешнюю и внутреннюю ложь. Для начала под этим можно понимать просто
ложь другим и ложь себе; впос-ледствии это различие станет более тонким, а вме-сте
с тем точным и ясным. Начнем нашу работу со лжи другим - это проще и яснее.
[117]
У многих читателей
может возникнуть желание поговорить о том, что такое вообще - ложь. 'Пусть,
мол, автор даст определение, мы сравним его с дру-гими определениями,
покритикуем их все, посету-ем на неопределенность понятий и неразрабо-танность
современной психологии...' - на том дело и застрянет.
Но ничего подобного
мы делать не будем. В той мере, в какой это необходимо для того, чтобы НА-ЧАТЬ
работу, каждый знает о лжи вполне доста-точно. А по мере продвижения самой
работы вы будете узнавать все больше и больше, причем не от других, с кем вы
могли бы поспорить, выпуская пар в свисток, а на собственном опыте. Начинать
нуж-но, как советует, в частности, Гурджиев, со случаев, которые вам совершенно
ясны, а сомнительные слу-чаи пока - пока! - откладывать.
Начнем с того, чтобы
попробовать вспомнить по одному бесспорному - для вас - случаю, когда вы старались
сказать истину, и когда вы старались -солгать. Опишите эти
случаи, отвечая на приве-денные ниже вопросы (ими можно пользоваться и в
дальнейшем, расширяя или сокращая последова-тельность по мере необходимости).
1. Прежде всего, давайте подробно и детально за-фиксируем сюжеты этих историй.
1.1. О чем и с кем
был разговор?
1.2. Почему или зачем
нужно было рассказы-вать об этом? По какой причине нужно было рассказать правду
(например: нуждался в реальном совете или помощи, хотел облег-чить душу и пр.)
или ложь (например, что-бы не подвести кого-нибудь, или из трусос-ти - потому
что человек за что-то отвечал, или потому что правду рассказывать было
[118]
бы неуместно -
слишком длинно, или не-правдоподобно, или не соответствовало пре-дыдущим сообщениям
тому же лицу, или противоречило тому, как человек старался представить себя в
глазах этого лица, или просто из озорства, и пр.)?
1.3. Как вы лгали, в
чем именно состояла ложь (искажение информации, умолчание о важ-ных
обстоятельствах, перемена акцентов и пр.), и как рассказывали правду - что
именно вы хотели подчеркнуть, выявить. По-пробуйте вспомнить, как было 'на
самом деле', вне этой специальной коммуникации.
1.4. Каково было
продолжение этой истории: как отреагировал ваш собеседник, какими были более
отдаленные последствия прав-ды и лжи?
1.5. Какие уроки вы
извлекли из этого тогда; как вы относитесь к этому сейчас? Как вы полагаете
сейчас, при спокойном рассмот-рении ситуации, можно ли было (и нужно ли было)
вести себя иначе? Какие для это-го были возможности? Как вам хотелось бы вести
себя в такой ситуации?
Обязательным условием
этой работы является, по возможности, полная остановка (на это - толь-ко на
это! - время) всякой 'самокритики', эти-ческой оценки, благородного негодования
и прочих полезных в остальных случаях жизни действий и установок. (Это можно
назвать 'психотехнической позицией': вы вспоминаете не для того, чтобы лиш-ний
раз себя поругать, а ради психологической рабо-ты над собой; оценка здесь
совершенно неуместна.)
[119]
2. Теперь постарайтесь
вспомнить, как вы себя чувствовали, когда говорили правду и когда лгали?
Постарайтесь не отделываться общими словами вроде 'нормально', 'неудобно', а
под-робно припомнить эмоциональное состояние, физические проявления
(скованность мышц шеи, плеч, спины, 'сосет' под ложечкой, что-то характерное
происходит с лицом - покраснел, меняется выражение, что-то с глазами). Пона-чалу
такие наблюдения могут показаться труд-ными; их очень полезно практиковать, со
време-нем они будут становиться все более точными и подробными и окажут
значительную (иног-да - решающую) помощь в работе над собой.
Теперь, когда мы
выполнили первое упражнение, проделали такое сопоставление (лучше всего -
письменно), можно попробовать познакомиться с собственной 'стилистикой лжи' более
подробно. Для этого нужно вспомнить и описать ряд ситуа-ций (напоминаем - тех,
которые не вызывают у вас сомнений в том, что это именно ситуации лжи).
Вспомните два-три случая за последнее время; два-три наиболее ярких случая в
вашей жизни; может быть, вам удастся вспомнить первый или два-три первых
случая, когда вы солгали. Не поленитесь описать эти случаи с той или иной
степенью под-робности (может быть тоже письменно, или вслух перед магнитофоном,
или партнеру, с которым вы договоритесь вместе работать над этой темой).
Напомним еще раз, что
все это делается не с це-лью морального самобичевания, а ради реальной работы;
оценку здесь должен заменить искренний интерес к собственной жизни. Древние
говорили, что 'наука начинается с удивления'; под наукой
[120]
при этом имелась в
виду способность и возмож-ность чему-нибудь научиться. Перлз говорил, что
научение - это обнаружение того, что нечто воз-можно; продолжая эту мысль,
можно сказать, что удивление - это обнаружение того, что в данной ситуации
возможно нечто иное, чем происходило всегда. Способность удивиться и
заинтересоваться, 'как именно я живу, как именно я делаю то или иное' - главный
залог успеха Работы.
Можно сказать об этом
еще и так. Человек все-гда поступает наилучшим образом, какой только он может
представить себе в данной ситуации. Мо-жет быть извне, или 'задним умом' видно,
что были возможны и другие способы поведения; но в тот момент человек,
по-видимому, их не видел. Так что для психологической работы нам нужно
постарать-ся понять, как мы видели ситуацию тогда. А даль-ше, - но не торопитесь с этим, всему
свое время, - можно посмотреть, чем нужно 'оснастить' себя, чтобы еще лучше
справляться со своими трудно-стями.
Итак, мы набрали
около десятка определенных случаев собственной 'внешней' лжи. Сформули-руем
несколько вопросов, которые помогут нам обобщить наши наблюдения.
3.1. Находите ли вы в
этих ситуациях что-то общее? Может быть, не во всех, а получа-ются определенные
группы? Может быть, вам удастся, - если не сразу, то постепен-но, по мере
продвижения нашей работы, - обнаружить определенный 'стилистический рисунок'
(или рисунки, если групп несколь-ко) вашего поведения в определенных ти-пичных
ситуациях?
[121]
3.2. Не складываются
ли группы посредством 'цепочки лжи' - нужно придумывать но-вую ложь, чтобы
оправдать старую, и вот уже разворачивается целая 'история' занима-ющая
определенное место в вашей жизни? Или нужно поддерживать тот 'имидж', который
был заявлен, а для этого нет ре-альных возможностей, и приходится 'на-кручивать'
целую систему сложного пове-дения, чувствуя себя Штирлицем в тылу врага?
3.3. Может быть, для
определенных типичных ситуаций вы сможете подметить в себе, на-ряду с
определенным типичным поведени-ем, и определенные типичные состояния -
эмоциональные, психофизические и пр.? Может быть, у вас даже возникает иногда
ощущение, что 'это' - сильнее 'меня', что-то вроде чувства 'опять я в это
влип'?
Теперь нам нужно
развернуть также и просмотр альтернативных способов поведения.
4.1. По поводу
каждого из случаев, или по по-воду типичных ситуаций подумайте, есть ли в них
другой выход с вашей теперешней точки зрения? Как бы вы - теперешний - сейчас
поступили? Как бы вы поступили, если бы были увереннее в себе, спокойнее,
сильнее, находчивее, богаче, красивее и пр.?
4.2. Как вы самому
себе объясняли, оправдыва-ли ложь? Может быть, у вас вообще сло-жились
представления, в каких случаях лгать можно и даже нужно, а в каких - неизбежно?
Может быть, вы сами даже не
[122]
вполне согласны с
этими своими 'мнения-ми', но все же практически им следуете?
Напомним, что мы
берем только совершенно бес-спорные - для нас самих - случаи. Возможно, что
после нашего анализа число бесспорных слу-чаев увеличилось, а сомнительных -
уменьшилось. Попробуйте с точки зрения тех же и других подоб-ных вопросов рассмотреть
какой-нибудь сомнитель-ный для вас случай ('можно ли это называть ло-жью?') -
не с целью дать определение, а с целью лучше понять ситуацию.
После такой
предварительной работы, которая создала у нас достаточно определенные и отчетли-вые
- причем, что очень важно, наши собственные, а не навязанные извне, -
представления, мы мо-жем попробовать посмотреть на нашу текущую жизнь. Первая
часть такой практики - ежевечер-ний отчет о тех случаях лжи, которые имели
место за день. Вторая часть, которая требует некоторого опыта, - ежеутренняя
'прикидка': когда и кому мне придется врать сегодня.
По мере того, как
картина проясняется, можно попробовать поставить задачу минимизации лжи. Не то
чтобы начать выполнять лозунг 'не лги'; можно и нужно действовать тоньше и
серьезнее.
В нашем анализе есть
вопрос, можно ли - было, будет - обойтись без данной конкретной лжи. Если мы
(повторяю, без всякого самобичевания) внима-тельно просматриваем ситуации с
этой точки зре-ния, мы наверняка найдем те моменты, когда такая возможность
есть. Почему бы ею не воспользовать-ся, - особенно, если мы уже научились
предви-деть хотя бы некоторые ситуации, да и неожидан-ную ситуацию видим
гораздо лучше, опираясь на
[123]
наш опыт анализа?
Ведь лгать трудно и неудобно; человек будет утруждать себя ложью,
только в том случае, если не видит иного выхода, а мы как раз научились (и
продолжаем учиться) искать и нахо-дить иной выход.
По мере того, как мы
будем обнаруживать ситуа-ции, где без лжи можно обойтись, мы будем все с
большим удовольствием пользоваться этой возмож-ностью. Практика такого рода -
не тяжелая борь-ба с собой на основе моральных догм (о которых, к тому же,
известно, что они на самом деле невыпол-нимы), а постоянное облегчение собственной
жиз-ни. Можно не сомневаться, что тот, кто займется такой работой, сможет
получить довольно быстрые и заметные успехи.
Но через некоторое
время (раньше или позже - по-разному у разных людей) вы наткнетесь на пре-пятствие,
состоящее во внутренней лжи. Чтобы подойти к этой проблеме,
давайте рассмотрим, как эта внутренняя ложь может быть устроена.
Человек всегда имеет
какое-нибудь описание того, что он делает и что с ним происходит. Это описа-ние
Может быть в большей или меньшей мере от-четливо сформулированным, в большей
или мень-шей мере осознанным, но оно всегда есть2.
Описание это всегда
является 'версией', и 'вер-сия' никогда не бывает единственно возможной. Это
очень важный принцип; как говорили экзис-тенциалисты (и многие до них), Истину
нельзя знать, в ней можно только находиться - или не находиться.
Как правило, у самого
человека тоже бывает не-сколько версий по поводу определенного события. Версия
всегда кому-нибудь адресована, это всегда внутренний рассказ кому-то - каким-то
внешним
[124]
или внутренним персонажам.. Здесь и возникает место для внутренней лжи.
Дело в том, что в
собеседниках из своего внут-реннего диалога человек обычно заинтересован не
меньше (а часто - больше), чем во внешних собе-седниках. Ему не менее важно
сохранить перед ними свое 'лицо' (если воспользоваться этим кра-сивым японским
оборотом речи), ему нужно ка-заться 'хорошим', 'смелым' - и мало ли еще каким.
Перлз где-то цитирует из Ницше разговор Гордости с Совестью; Совесть говорит:
'Ты это сде-лал'. - Гордость отвечает: 'Не может быть, я не мог этого сделать',
- и через некоторое время Гор-дость в этом споре побеждает.
Обычный человек, не
прошедший специальной тренировки, к такого рода внутренним искажениям прибегает
достаточно часто, исключений здесь про-сто не бывает. И такого рода внутреннюю
ложь очень трудно заметить, потому что она обрастает множеством доводов
относительно того, что 'так и нужно', 'иначе и нельзя'. Человек привыкает отворачиваться
от самого себя. Значительная
часть того, что психоаналитики называют 'бессозна-тельным', возникает и
продолжает жить в психи-ке именно таким образом (хотя не все в так назы-ваемом
'бессознательном' к этому сводится).
С внутренней ложью в
еще большей степени, чем с внешней бесполезно 'бороться' - чем больше вы
пытаетесь это делать, тем больше она вырастает и запутывается. Здесь вполне
применим древне-греческий образ стоглавой Гидры, которая мгновен-но отращивала
две головы на месте одной срублен-ной. Первый шаг в направлении освобождения
состоит в том, чтобы научиться замечать внутрен-нюю ложь.
[125]
Здесь у нас с вами есть
два важных преимуще-ства. Во-первых, мы уже в той или иной мере на-учились
замечать внешнюю ложь, и эта 'культура замечания' нам очень поможет. Во-вторых,
что еще более важно, мы научились занимать по отноше-нию к себе
'психотехническую позицию', то есть ставить на место бессмысленного
самоосуждения и самобичевания реальное и трезвое (вспомним
Кастанеду3) наблюдение и здравый расчет.
Методика работы будет
во многом похожей на предыдущую.
Начните с того, чтобы
вспомнить (уловить, заме-тить) два ярких случая: один - когда вы очевид-ным
образом занимались какими-то самооправда-ниями и 'морочили себе голову', и
второй - когда вы по каким-то причинами были реально заинтере-сованы в том,
чтобы 'по правде' выяснить для себя какую-то ситуацию.
Еще раз предостерегу
начинающих: не пытай-тесь найти Истину, то есть выяснить, как было 'на самом
деле' - вы только лишний раз запутаетесь в 'версиях'. Поймать нужно не
предметное содер-жание истории, которую вы вспомнили, а ваше внут-реннее
отношение: один раз -
намерение обма-нуть себя, другой раз - намерение выяснять правду. Мы говорим о
психологии, и нас интересуют толь-ко намерения.
Если первое
упражнение относительно внутрен-ней лжи вам удалось, - расширяйте ваши наблю-дения,
с одной стороны, вспоминая соответствую-щие ситуации, с другой - наблюдая за
собой и отмечая теперь не только внешнюю ложь (эти на-блюдения вы, конечно,
тоже продолжаете?), но и внутреннюю.
[126]
Наверное, и здесь вы
постепенно сможете сделать определенные обобщения относительно типич-ных
ситуаций, характерных для вас стилей лжи.
Не пугайтесь того,
что вы обнаружите в себе, и не теряйте свою 'психотехническую позицию'. Не пу-гайтесь
и того, что вы начнете видеть то же самое в других людях вокруг вас. 'Такова, -
как говари-вал один старший инженер Института проекти-рования сантехнического
оборудования, - селява'. Займитесь лучше трезвой и постепенной миними-зацией
собственной лжи. (Трезвости вам действи-тельно понадобится много, и в процессе
работы это замечательное качество будет расти и совершенство-ваться.)
Если вы действительно
приметесь за эту работу, вам будет полезно знать, что, скорее всего, ваши ус-пехи
будут развиваться 'по синусоиде' - вспыш-ка яркого понимания и видения, потом
длительный провал, потом опять вспышка понимания, может быть, более длительная
и более ясная, и опять про-вал, и так далее. Можете быть уверены, что упор-ство
принесет вам возможность жить гораздо про-ще и свободнее - даже без больших
перемен в остальных сферах жизни (хотя не исключено, что эти частные наблюдения
приведут вас к желанию измениться и во многом другом). Можно тратить гораздо
меньше сил и эмоций на доказывание себе, что ты не всегда верблюд.
1 Первый
вариант этой главы был опубликован в журнале 'Урания' в рубрике 'Психологический практикум', второй вошел в книгу 'Практичес-кая психотехника'.
[127]
2 Чтобы прекратить этот поток описания, нуж-на специальная тренировка ('остановка внут-реннего диалога' по Кастанеде; аналогичные
уп-ражнения есть и в гешталъттерапии Перлза), и такое прекращение вызывает так называемые 'измененные состояния сознания'. Но сейчас мы говорим о человеке в обыденной жизни и в
обыч-ном состоянии.
3 К.Кастанеда. Путешествие в Икстлан. - Из многотомной эпопеи Кастанеды к нашей теме больше
всего имеет отношение Третий том, в особенности
- требования к обыденной жизни человека, собирающегося стать воином, хотя само понятие трезвости вводится в
Седьмом томе.
[128]
В прошлый раз мы
говорили о событии. Событие, как вы помните, происходит как во внешнем, так и
во внутри-психологическом плане. Оно объединя-ет эти два плана: событием может
быть только то, что действительно произошло (наяву ли, или во сне), но, вместе
с тем, - только то, что имеет для человека какое-то значение, какой-то
внутренний смысл.
Ближайшие три встречи
мы будем заниматься тем, что находится в большей степени 'внутри' психики. От
границы между 'внешним' и 'внут-ренним' ('контактной границы', как называет ее
Ф.Перлз) мы продвинемся немного 'внутрь', к тому, что я называю 'детерминантами'. Три ос-новные темы, которые нам предстоит
рассмот-реть, - привычки, желания и обязанности.
Темы, которые я вам
предлагаю на этом Практи-куме, не случайны. Как правило, в обычных учеб-ных
курсах психологии (равно как и психотера-пии) этим темам не находится места. Во
внутреннем языке нашей мастерской я называю это 'узлами ткани жизни'.
При этом на
Практикуме (в отличие от теорети-ческих лекций) я стараюсь говорить простым, по-чти
человеческим языком. Но это не значит, что я говорю простые или тривиальные
вещи. Напротив того, идеи, которые я вам здесь предлагаю, поле-
[129]
мичны относительно
многих психологических и психотерапевтических школ.
В частности, если мы
на собственном опыте про-чувствуем несколько разных 'детерминант' наше-го
поведения, если нам удастся пережить ощуще-ния этих сил, этой динамики, - мы
уже не поверим разным упрощенным концепциям (фрейдистской ли, или
теоретико-деятельностной), которые будут нас уверять, что есть только один тип таких сил.
Мы начинаем с привычки, - вроде бы действитель-но самой явной
детерминанты. В некотором смыс-ле можно сказать, что мы значительную часть жиз-ни
живем 'по привычке'. Это те автоматизмы, которые составляют ближайший к
поверхности слой нашей жизненной ткани.
Важно также, что эта
тема заставляет нас расши-рить формы и объем нашей работы. Кроме навы-ков
общения, которыми мы продолжим заниматься, мы по самой сути дела должны будем
теперь перей-ти к системе домашних заданий, к самостоятельной работе,
результаты которой будем обсуждать на груп-пе.
Чтобы прочувствовать
динамику привычки, да-вайте поищем ситуации, когда нечто привычное резко
нарушается.
Я думаю, что каждый
может вспомнить, как в квартире переставили мебель, и в первые дни при-вычка заставляет нас двигаться
по-старому, - совершенно неадекватно новой расстановке. Я, на-пример, хорошо
помню, как из детской комнаты уб-рали шкаф. В семействе было принято вещи, кото-рые
на данный момент кажутся 'ненужными',
[130]
класть на шкаф (он
был широкий и не очень высо-кий). Когда его убрали, я поймал себя на том, что
еще некоторое время рука сама поднималась, чтобы на это место что-то положить,
- а шкафа-то там и не было.
Вспомните два-три
таких переживания, когда нарушается, разрушается наработанная привычка.
Запишите коротко это для себя, для наработки ма-териала. Очень важно, чтобы вы
не 'проезжали' на моих примерах, а каждый раз искали свои, пото-му что это даст
вам внутренний опыт динамики, ясное собственное чувствование, что есть внут-ренние
силы, которые нами движут. Мы вроде бы
взрослые, самостоятельные люди, сами собой рас-поряжаемся. Но нет - некие силы
временами дви-жут нами, как марионетками. И нужно специаль-ное усилие, чтобы
сделать не так, как всегда. И мы не всегда (на самом деле - очень редко) это
уси-лие делаем.
Известна
замечательная формула, высказанная человеком, обладающим, - как бы к нему ни
отно-ситься, - большим здравым смыслом: 'Хотели как лучше, а вышло как всегда'.
Она говорит именно о том, насколько велики силы, которые нами движут привычным
образом.
Можно указать по
меньшей мере три способа обнаружить силу привычки. Об одном я уже ска-зал: это
ситуация, когда меняются обстоятельства, и определенная частная привычка
становится не-уместной или невыполнимой.
Второй случай - когда
привычка нас не устраи-вает; это так называемые 'дурные привычки', с которыми
мы пытаемся бороться. Это одна из са-мых традиционных психотерапевтических тем.
[131]
Третий - тема столь
же существенная, но, к со-жалению, более известная в XIX веке, чем в наше время, - это
наработка хороших или 'полезных' привычек, т.е. забота о ткани собственной
жизни, но не в плане негативном (избавление от курения, переедания и пр.), а
как элемент воспитания. Ког-да-то, в добрые старые времена, считалось, что вы-работка
и культивирование 'полезных' привы-чек - очень важная вещь.
Таковы три момента,
где мы можем столкнуться с динамикой привычки: когда мы почему-то делаем что-то
непривычное (или не делаем что-то при-вычное), когда мы пытаемся бороться с
привычка-ми, которые нас не устраивают, или когда мы пыта-емся вырабатывать,
создавать привычки, которые мы бы хотели иметь.
Дальше мы подробнее
остановимся на каждом из этих типов привычек, но сначала мне кажется
необходимым развернуть некоторые обще-теорети-ческие соображения.
Привычки, как
правило, существуют не изолиро-ванно друг от друга, они 'живут' в тесной взаимо-связи
с другими привычками. Два типа таких свя-зей я и назвал условно
'горизонтальными' и 'вертикальными'.
Горизонтальные - это
такая взаимосвязь при-вычек, когда они вызывают друг друга по ассоциа-ции,
сменяют друг друга во времени, обеспечивая 'протяженность ткани', и т.п.
Скажем, привыкнув вставать в определенное время, я дальше привык вести себя
определенным образом, двигаясь по квар-тире и выполняя обычные утренние дела.
При этом
[132]
конец одного действия
привычно 'цепляет' нача-ло другого и т.д.
Вертикальными я
называю такие связи привы-чек, когда более крупная привычка реализуется в виде
набора мелких привычек, а сама она, в свою очередь, может входить, как
составляющее звено, в более крупную единицу (ею, кстати, может быть не только
привычка, но и, скажем, выполнение опре-деленной обязанности).
Например, человек
привык проводить отпуск в байдарочном походе. В эту привычку входит, в час-тности,
то, как он снаряжается в этот поход. Скажем, один привык байдарку перед выездом
тщательно просматривать и ремонтировать, а другой этого не делает, потому что
он привык, кончая поход, очень тщательно собирать байдарку и просматривать ее,
и он знает, что может ехать спокойно. На следующем, еще более детальном уровне
это может быть при-вычка при просушке раскладывать и складывать шкуру байдарки
определенным образом и т.д. - это организация привычек по вертикали.
Дальше мы увидим, что
в некоторых формах ра-боты с привычками чрезвычайно важно точно оп-ределить тот
уровень и ту единицу, с которой мы
собираемся работать. У Грегори Бейтсона это на-зывается 'пунктуацией'. На
примере русского язы-ка легко понять, о чем идет речь, если вспомнить
знаменитую историю о царской записке без запя-той: 'Казнить не надо миловать'.
В зависимости от того, где поставить запятую, то есть как осуще-ствить эту
самую 'пунктуацию', человек либо ос-танется жить, либо будет казнен. Так же и
при ра-боте с привычками, как мы дальше увидим, успех часто зависит от точного
вычленения того паттер-на поведения, которым мы занимаемся.
[133]
Я хочу обратить ваше
внимание на организацию этой ткани еще в одном измерении - образование полифункционалъных
сочетаний. Речь идет о том, что ряд привычек из, казалось бы, разных
областей жизни, может создавать некоторую привычную об-становку, привычную
ситуацию, где определенное привычное действие выполняет целый ряд разных
функций.
Возьмем, например,
привычку к курению. Эта так называемая 'дурная привычка', как правило, несет на
себе много разных функций. В частности, то, что курение, как многие говорят,
'успокаивает', может вызываться не только и даже не столько физиологическим
действием табака, а тем, что это привычное действие, вызывающее привычное со-стояние
психики, вызывающее привычные реакции со стороны окружающих, что создает
привычную атмосферу, и т.д. Переход к месту курения может обеспечивать смену
настроения (например, в ком-нате мы привыкли себя чувствовать и вести себя
одним образом, а в коридоре, где курят, - другим). Курение, как известно, несет
и многие коммуника-тивные функции - обеспечивает единство компа-нии, создает
возможность попросить и дать сигаре-ту, дает время подумать во время разговора,
и т.д. и т.п.
Это множество
функций, 'повешенных' на одно привычное действие, и составляет полиморфичес-кую
ткань. Это можно изобразить следующим ри-сунком. В верхнем ряду у нас
действия, а в ниж-нем - функции. Одно действие может иметь много функций, а с
другой стороны, некоторая одна функ-ция может выполняться целым набором
действий.
[134]
Скажем, обычная
функция курения - успоко-иться, - может выполняться не только с помощью
курения, но и с помощью подкрашивания губ, пере-мены места, перемены позы и др.
И то же самое курение может, наряду с функцией успокоения, со-здавать контакта
разговоре, обеспечивать паузы, смену настроения и состояния собеседников и т.д.
Такую полиморфическую
схему всегда следует иметь в виду, когда мы говорим о привычке; впро-чем, а
сама эта системно-структурная схема полез-на и во многих других случаях.2
Если мы хотим, - а
это типичная психотехни-ческая задача, о которой дальше у нас пойдет речь, -
ликвидировать привычку к определенно-му поведенческому стереотипу, нам нужно
просмот-реть все, - или хотя бы основные, - связи, в кото-рых находится эта
привычка. Если мы, например, отучаем себя от курения, а у нас в утреннем
ритуале вставания курение занимает определенное место, то мы должны каким-то
образом обойтись с горизон-тальными, вертикальными и полифункциональны-ми
связями этой привычки.
Скажем, у мистера X было принято, что он, встав-ши и
умывшись, пьет чашечку кофе и выкуривает сигарету, потом читает газету, а потом
спокойно и с достоинством идет на работу. Его отучили от куре-ния, и он,
бедняга, теперь не может спокойно и с достоинством пойти на работу, потому что
после кофе выпала сигарета, которая была сигналом по привычке перейти к газете,
а прочтение газеты вы-зывало в нем чувство собственного достоинства, которое он
брал с собой на работу (а газету не брал). Если мы нарушили всю эту
последовательность, нужно теперь обеспечить восстановление ткани его жизни, в
которую входило это действие.
[135]
Может быть, не дело
психотерапевта подсказы-вать клиенту конкретные замены (хотя и это мо-жет
оказаться необходимым, если клиент не очень творческий), но во всяком случае
дело психотех-ника убедиться, что замены найдены и ткань восста-новлена. Этот
момент нужно с клиентом обсудить, посмотреть, что происходит с тканью при
исчезно-вении одной частной привычки, и решить, как с этим обойтись.
Но и это еще не все.
Тут необходим еще один ряд объемлющих понятий: состояние, ситуация, жанр и жизненный
стиль.
Во-первых, в очень
многих случаях привычка к определенному паттерну поведения включает и вы-зывает
определенные состояния сознания, или, - шире и точнее, определенные состояния
психики. Как кто-то описывал на Практикуме: 'Если я при-вычным образом
тороплюсь, я чувствую себя несколь-ко пришибленным, то есть человеком, который
дол-жен бежать, спешить; я нахожусь в состоянии Провинившегося Ребенка. И
наоборот, если я иду с запасом в пять минут, то я чувствую себя достойно
шествующим Взрослым, потому что могу идти, не торопясь.'
И таких вещей в нашей
жизни гораздо больше, чем принято думать. Часто способы выполнения определенных
простых действий определяют состо-яние психики на большой период времени - на
целое утро, а иногда и на целый день, если чем-нибудь это не переломится;
иногда это распростра-няется на определенный род деятельности ('как у них
пошло...').
То, что привычка к
выполнению определенного действия определенным образом часто вызывает
определенные состояния психики, часто даже го-
[136]
раздо важнее, чем
само выполнение или невыпол-нение действия. Скажем, человек, не почитавший
утром газету, если он привык к этому, может весь день чувствовать, что что-то
не так в нем и в мире; все происходит неправильно. И это важнее, чем та
информация, которую он получил или не получил из этой газеты. Я повторяю, в
нашей жизни такого гораздо больше, чем мы об этом знаем, и за этим стоит
понаблюдать.
При этом некоторые
вещи, когда мы их увидим, нам захочется ликвидировать в себе, а кое-что, на-оборот,
захочется культивировать. Но об этом даль-ше.
Привычное выполнение
определенных действий часто создает для нас привычные ситуации. Ситу-ация - это некоторая целостность,
значительно большая, чем единичный гештальт, и значительно меньшая, чем жизнь в
целом или даже ее отдель-ный период. Мы всегда находимся в какой-то ситу-ации.
И часто эта ситуация определяется для нас не столько практически, сколько,
во-первых, нашим состоянием и сменой состояний, а во-вторых жанром, о чем будет
речь чуть дальше.
Как связаны привычка
и ситуация? Если, напри-мер, молодой человек привык вставать с места, ког-да в
вагон входит дама и мест нет, он так и делает, и это создает для него, для
дамы, для его взаимоот-ношений с дамой, а часто и для всего вагона опре-деленную
ситуацию. Если он наоборот, привык не вставать, то это тоже создает
определенную ситуа-цию, совсем иную. Если же он ведет себя почему-то не в
соответствии со своей привычкой, - на-пример, привык вставать, а у него на
коленях тяжеленный рюкзак, и он встать просто не в состо-янии, - это тоже
определяет его ситуацию.
[137]
Теперь про понятие жанра. Я полагаю, что мы живем не столько в
практических ситуациях, как можно было бы подумать, и как думают академи-ческие
психологи, сколько в жанровых ситуациях определенного рода.
Рассмотрим в качестве
примера сексуальное вза-имодействие. Вряд ли такую ситуацию кто-нибудь из нас
может рассматривать как 'практическую', это всегда ситуация определенного жанра
со свои-ми жанровыми законами. Взаимодействие мужа и жены - это один жанр со
своими, наработанными в их паре, жанровыми законами. Встреча любовни-ков -
другой жанр. Первая встреча - совсем иной жанр.
В своем
психотерапевтическом опыте я часто сталкивался с тем, что многие проблемы,
которые могут показаться сексопатологическими, на самом деле является
проблемами жанра, т.е. это вопрос о том, как и кем человек себя чувствует в
данной ситуации. И проблемы 'практической' ситуации, т.е. собственно
сексуального взаимодействия в уз-ком смысле, насколько я знаю, у большинства лю-дей
отходят на второй, третий и прочие задние пла-ны по отношению к проблеме жанра
и законов этого жанра.
Вот один из типичных
примеров. Некий моло-дой герой жанр встречи любовников воспринимал как выступление
на специфическом турнире; при этом у него были свои представления о том, сколь-ко
за что на этом 'соревновании' дают очков. Ес-тественно, что свою партнершу (как
человека) он практически вообще не замечал: ему нужно было очки зарабатывать. А
потом он испытывал чувство глубокого удовлетворения, потому что ему в оче-редной
раз удавалось доказать, что он 'ого-го'.
[138]
Смеетесь, - а это
ведь реальная ситуация; мне пришлось долго убеждать клиента попробовать вза-имодействовать
со своей возлюбленной иначе. И это очень типичная ситуация. Это и есть жанр.
Привычки тесно и
плотно связаны с жанром, по-тому что от того, каким образом мы выполняем оп-ределенные
действия, часто зависит, в какой жанр мы попадаем.
Вот еще один пример
из сексуальной области. Есть такая специфическая установка, так называе-мый
'комплекс рыцаря', когда мужчина делит жен-щин на 'прекрасных и недоступных
дам' и 'трак-тирных девок', которые доступны, но не прекрасны. И вот у Саши
Черного есть очень теплое, милое и забавное стихотворение о том как, вспоминая
свои романы в некое давнее время, лирический герой хлопает себя по лбу и
говорит: 'Как же я, дурак, не догадался, что роли двух дам, с которыми я тогда
имел дело, надо было бы переставить!' - Но не догадался, и общение его с этими
дамами прошло в реализации тех жанров, которые он ему 'назна-чил'.
Привычка может
служить тумблером, который 'включает' жанр. Скажем, когда я прихожу домой и
влезаю в давно привычные тапочки, прохожу ужинать и т.д. - это один жанр, и он
меня настра-ивает одним образом. А когда я в первый раз при-хожу в гости, и там
все новое - это жанр совер-шенно иной. Очевидно, что и все дальнейшее будет
разным.
И, наконец, жизненный
стиль - понятие, создан-ное еще Альфредом Адлером. Жизненный
стиль в значительной степени состоит из разного рода при-вычек, но не в смысле
осуществления определен-ных действий или определенного поведения, а во
[139]
всем их объеме:
привычных действий, вызываю-щих определенные состояния, создающих опреде-ленные
ситуации определенного жанра. Движение в этих жанрах - это и есть жизненный
стиль.
Теперь можно перейти
к практическим психотех-ническим задачам, которые могут быть поставлены по
поводу привычек.
Как уже упоминалось,
можно условно разделить привычки на (1) нейтральные, (2) 'вредные', или
'дурные' и (3) 'полезные', или 'хорошие'. Да-вайте начнем нашу работу с
нейтральных привы-чек.
Как их обнаруживать?
Можно, например, посмот-реть, как я делаю определенные вещи в рамках ес-тественных
жизненных циклов. Скажем, как я встаю, перехожу от жизни в постели к жизни на
ногах.
Здесь, как и в других
случаях, привычки легче всего обнаружить, когда почему-то невозможно ве-сти
себя привычным образом. Насколько я 'спо-тыкаюсь', оказавшись, скажем, без
собственной ван-ны, к которой привык? Задавшись этим вопросом, я тут же
вспоминаю другую привычную для меня ситуацию, когда я оказываюсь без
собственной ван-ны - это когда я в палатке. Там у меня другой набор привычек. А
как оно происходит, когда я не у себя дома и не в палатке?
Здесь можно увидеть,
к чему я привык, что я делаю без дополнительных усилий, автоматичес-ки.
Следующий момент,
когда я перешел из горизонтального положения в вертикальное: обычно дальше
следует завтрак. Здесь мы можем задаться
[140]
вопросом о привычках
своего 'пищевого поведе-ния'. Мне очень нравится этот термин, он позво-ляет
ярко высветить эту сферу жизни и сразу же заметить, как много всего на это
накручено.
Помню, как я в
соответствии с определенной модой, распространенной в определенной среде, про-бовал
голодать. Две недели проголодал, на одной воде с лимоном. Так вот, первое, с
чем я столкнул-ся, - не то, что есть хочется; это быстро проходит. Главное -
нарушение привычек, привычного струк-турирования времени. В те моменты дня,
когда при-вык есть, просто не знаешь, куда себя деть.
Привычки часто
'накручиваются' на еду, - при-вычные коммуникации, привычные занятия. На-верное
у каждого из нас есть определенный набор состояний, который мы культивируем и
практику-ем в связи с едой.
Так можно просмотреть
весь свой день. Человек, может быть, привык ежедневно ездить на работу (и если
вдруг это становится ненужным, он теряет-ся), привык ежедневно встречаться с
определен-ными людьми, определенным образом и в опреде-ленное время пить чай,
определенным образом чесать язык на работе или с соседями; может быть,
структурировать свое время посредством выполне-ния определенных обязанностей.
Сейчас у людей много привычек дня связано с телевизором.
Можно просмотреть,
что я привык делать утром и что я привык делать вечером, вплоть до мело-чей -
что я привык есть утром и что я привык есть вечером, или с кем общаться, или в
каких со-стояниях пребывать. Есть люди, которые очень же-стко привыкли к
определенным вещам в течение дня, а у других такие привычки могут быть менее
явно выражены.
[141]
От просматривания
своего дня можно перейти к неделе, году. Скажем, большинство из нас привык-ло
летом куда-нибудь ездить. И если нарушить эту привычку, то возникнет некоторый
дискомфорт, - не только потому, что этого ждешь и это приятно, а потому что это
привычный ритм.
Для отличников:
попробуйте соотнести терми-ны 'ритм' и 'привычка'. Например, известный йог
Сахаров (он же Аров), настаивал, что определен-ные упражнения необходимо
выполнять в строго определенное время суток; нужно создать себе та-кого рода
ритм, и это увеличивает эффективность практики.
Можно говорить о
привычках тела - привыч-ной пище, привычных усилиях и воздействиях; о привычках
эмоциональной сферы - привычках реагировать определенным образом в определен-ных
ситуациях; можно говорить о привычках ума.
Гурджиев часто
пользовался восточной метафо-рой, в которой говорится, что человек состоит из
'червя', 'овцы' и 'собственно человека'. Функ-ционирование каждого из этих трех
'существ' де-терминировано своим набором привычек: у физи-ческого тела один набор
привычек, у эмоциональной сферы другой, у ума - третий.
В нашей культуре
привычки тела осознаются иначе, чем эмоциональные и интеллектуальные. Мы
привычно говорим о 'моем теле', имея в виду, что 'я' - это все же не совсем
'мое тело'; 'я' с 'ним' связан, 'я' от 'него' завишу. И если мое тело привыкло
засыпать и просыпаться в опреде-ленное время, то я могу сказать, что 'мне'
трудно бороться с этими привычками.
Что касается привычек
эмоциональной сферы и ума, то мы в гораздо в большей степени отождеств-
[142]
ляем 'себя' с ними.
Про тело мы говорим 'я при-вык', а про эмоциональную и умственную сферу мы чаще
говорим 'я такой' или 'он сякой'. Если какая-то дама привыкла реагировать
эмоциональ-ным скандалом на определенные ситуации, мы го-ворим, что 'она - такая'.
Или если человек при-вык об определенных вещах постоянно думать, а об
определенных вещах постоянно не думать, то мы говорим, что 'он такой'.
Иначе говоря,
последнюю часть формулы 'посе-ешь привычку - пожнешь характер' мы и про себя и
про других в эмоциональной и умственной сфере привыкли отрабатывать в
представлении, что это 'я' или 'он' и есть. Хотя вообще-то эмоциональ-ные и
умственные привычки так же поддаются из-менению, как телесные.
Итак, наша задача, -
в рамках коммуникативно-го аспекта Практикума, - состоит в том, чтобы по-знакомиться
с нашими привычками и сопоставить их с чужими привычками; с другой стороны, по-знакомившись
с чужими привычками, через это 'окно' посмотреть на жизнь другого человека.
Одно из заданий
сегодня будет состоять в рас-спросе/рассказе о способе проживания какой-то
части дня: как человек привык вести себя по ут-рам, или как он привык вести
себя на работе. Бе-рется некоторый участок жизни, и рассказывающий может
подробно описать (понимая, что для слуша-ющего это не очевидно, следовательно
наличие слу-шающего и расспрашивающего позволяет посмот-реть как бы чужими
глазами), как у него это обычно происходит.
Напоминаю, что речь
может идти не только о привычках тела, но и о привычках эмоций и ума. Какие
эмоции я обычно переживаю, приходя на
[143]
работу? О чем я
привык думать по утрам? О чем я привык не думать никогда, полагая, что я -
'чело-век, который об этом не думает'?
Еще один метод, - на
сей раз для домашней ра-боты, обнаружения собственных привычек и их
динамической силы состоит в том, чтобы попробо-вать привычные вещи делать иначе3, так
сказать, 'пошевелить' свои привычки. Такого рода экспе-рименты могут
простираться от попытки почистить зубы другой рукой до перестановки вещей в
комна-те, перемены последовательности действий и пр.
Кому-то такие
эксперименты могут показаться формальными и неинтересными. Кто-то может най-ти
в них значительный источник энергии. В моих группах встречались оба крайних
случая и, конеч-но, множество промежуточных вариантов.
Тут стоит упомянуть
представления дона Хуана ('Путешествие в Икстлан'): охотник отличается от дичи
как раз тем, что у дичи есть привычки, по которым ее всегда можно выследить, а
у 'правиль-ного' охотника привычек нет, он 'текуч'; потому он и охотник, а не
дичь.
Каждый может для себя
выбрать ту или иную степень проработки этого задания. Но я советую всем хотя бы
попробовать.
Здесь необходимо
сделать специальную оговор-ку. У многих из нас попытка 'пошевелить' опре-деленные
привычки может вызвать приступ трево-ги. Всем 'здоровым невротикам' в той или
иной степени свойственны обцессивно-компульсивные механизмы. Или, - гораздо
более простое объяс-нение (выбирайте по вкусу), - если моя дорогая умершая мама
учила меня делать определенные вещи определенным образом, а я теперь попробую
делать это иначе, так мама ведь не может даже уко-
[144]
рить меня, так что
мне уж придется сделать это за нее самому.
В такой ситуации
лучше всего обратиться к пси-хотерапевту или ведущему группы. Может оказать-ся,
что эта тревожность требует глубокой и серьез-ной проработки. Если же такой
возможности нет - обойдите 'ухаб' стороной, но отметьте его существование. Рано
или поздно придется к нему вернуться.
Я надеюсь, что на
следующей встрече мы все смо-жем обменяться впечатлениями об этих простых
экспериментах.
Следующий момент в
нашей работе - это так на-зываемые 'вредные' привычки. Наверное у каж-дого из
нас есть сколько-то таких привычек. Мы начнем с того, что в парах поговорим об
одной - для каждой/каждого - такой привычке.
Здесь я предлагаю вам
особенно внимательно отнестись ко второму слою, - к контексту. По-видимому,
каждая такая 'вредная' привычка впи-сана во много разных контекстов, важных для
че-ловека, и часто потому от нее и трудно отказаться, что она в различных
контекстах имеет важное зна-чение. В этом случае нам полезно из данного 'узла'
просмотреть более широкую часть 'ткани' нашей жизни.
Лесли Кэмерон-Бэндлер
в своей книге 'С тех пор они жили счастливо' предлагает такой при-мер.
Психотерапевт избавил клиентку от привыч-ки к курению (дело, вообще-то,
нехитрое), но через полтора месяца эта женщина приходит к тому же терапевту
(поскольку она уже поверила в его воз-
[145]
можности) с
проблемой: семейная жизнь резко ухудшилась, исчезает взаимопонимание с мужем.
Выясняется, что совместные 'перекуры' были как раз теми моментами, когда они
привыкли наиболее интимно общаться друг с другом (не в смысле сек-са, а в
смысле моментов наибольшей открытости, свободного разговора). Когда она
перестала курить, моменты эти исчезли, и из-за этого исчезает взаи-мопонимание.
Пример немножко смешной, - ка-жется, что такое может происходить только с аме-риканцами,
- но яркий.
Я считаю одной из
своих психотерапевтических удач случай, когда пришел человек, рассказывав-ший,
что никак не может бросить курить; мы с ним интенсивно поработали, и кончилась
эта работа тем, что он перестал бросать курить. Он сейчас курит совершенно
спокойно и с удовольствием, - немного курит, но 'по-хорошему', не испытывая при
этом угрызений 'совести' по поводу того, что надо бы бросить... Мы расписали,
разделив лист на две по-ловины, почему надо бы бросить и почему не хо-чется, и
выяснилось, что на самом-то деле чаша ве-сов очевидно склоняется к тому, что в
данное время бросать он не собирается, плюсы для него важнее.
Это тот случай, когда
привычка объявляется вред-ной так называемой 'собакой сверху' (термин Пер-лза);
это она, 'верхняя собака' (а вовсе не 'сам' клиент) считает нужным избавиться
от этой при-вычки. Собака-снизу, разумеется, делает вид, что она старается изо
всех сил, но на самом деле саботиру-ет эти старания, и, как справедливо
утверждают геш-тальттерапевты, всегда выигрывает.
Это, конечно, не
исключает того, что во многих случаях бросать курить действительно необходимо
или желательно. Но всему свое место и время.
[146]
Напомню, что наш
принцип в этом Практику-ме - не залезать на чужую территорию. В этом разделе
работы рассказчик будет вам рассказывать о дурной привычке, от которой он якобы
не может избавиться. Слушающего просто-таки потянет встать в 'дополнительную
позицию' - посоветовать, помочь и научить, как это сделать. Всячески при-зываю
вас удержаться от этого. Не лезьте помогать 'бедным девочкам' и 'бедным
мальчикам'.
Но зато мы можем
посмотреть и выяснить, какие нити ведут от этого 'узла' и в какую сторону. Воз-можно,
что подробное и тщательное выяснение этих нитей даст совершенно неожиданное
разрешение темы; возможно не даст. Но в любом случае оба узнают много нового и
интересного.
Теперь я хочу
предложить вам подробно, по ша-гам расписанную методику избавления от вредной
привычки - если вы ('сами'!) действительно хо-тите от нее избавиться.
1) Прежде всего нужно
иметь точное описание того паттерна поведения, с которым вы собира-етесь
работать. Скажем, если речь идет о пере-едании, нужно точно определить, чем для
вас 'переедание' отличается от 'просто еды'. Бу-дет слабым ходом, если вы,
скажем, просто огра-ничите свой дневной рацион. Нужно научиться различать
аппетит и голод; механическую еду (во время чтения или разговора, например) и
еду с удовольствием или ради насыщения. И так далее и тому подобное. Чем более
точно и неформально (то есть по сути дела) ваше опи-сание, тем больше у вас
шансов на успех.
2) Если предыдущий
шаг преимущественно ин-теллектуален, оо теперь нужно научиться эм-
[147]
пирически, в реальном опыте обнаруживать себя
осуществляющим поведение, о котором идет речь. Это подобно внутреннему
'щелчку': 'Вот оно! Сейчас я как раз это и делаю!'
Это не всегда легкая
задача. Нужно уметь (и совершенствовать это умение) наблюдать себя.
Особенно опасны
'промежуточные' случаи; ча-сто из-за них вся работа идет насмарку. Сначала кажется, что 'это еще не то' (ем, например, пото-му
что мне хочется есть), а потом оказывается, что 'нарушение' уже произошло, и остается
только посылать ему 'вдогонку' горькие сожаления или раздраженное 'ну и пусть'.
Здесь полезен совет, который давал Гурджиев (по другому, правда, по-воду):
начинайте со случаев, которые для вас со-вершенно ясны, и если вы занимаетесь
наблюдени-ем достаточно интенсивно и честно, 'ясных' ситуаций будет становиться
все больше.
В сложных случаях
этому этапу можно посвя-тить некоторое время, специально выделив на него
два-три дня (а то и больше). Важно, чтобы было твердо решено, что это время
наблюдения, а не соб-ственно действия; жесткий принцип следующего шага здесь
еще не действует.
3) Когда вы
достаточно уверены, что узнаете 'про-тивника' в лицо, что больше половины случа-ев
реализации намеченной к 'купированию' привычки вы отслеживаете, можно
переходить к самому действию: как только заметила(а) - прекратил(а).
Как правило, для
единичного поведенческого акта это само по себе нетрудно. Но здесь нас могут
под-стерегать три типичные ловушки. Первая состоит
[148]
в том, что нередко
нужно прекратить уже начавше-еся действие: потушить уже закуренную сигарету,
положить обратно взятый кусок (а что делать, если кусок уже во рту?) и т.п.
Нужно твердо решить, что действие будет прекращаться, на какой бы фазе вы его
ни отследили.
Вторая ловушка -
социальная ситуация. 'Люди смотрят', и нам кажется, что они ждут от нас при-вычного
поведения. Это может быть, а может и не быть ошибочной проекцией. Как правило,
людям не так много дела до нас, чтобы они следили за нашим поведением3. Так или
иначе, проекция это или реальность, с окружающими людьми как-то нужно обойтись.
И это входит в задачу, должно быть учтено в описании.
Третья ловушка
состоит в том, что в каком-то (а то и в каждом) данном случае может
показаться, что как раз сейчас выгода отказа от привычки го-раздо меньше
затрат; как раз сейчас тактически выгоднее 'уступить', а уж в следующий раз...
Справиться со всеми
этими (и другими) ловуш-ками можно, твердо придерживаясь следующего принципа: решимость
справиться с привычкой должна быть на порядок сильнее, чем любые так-тические соображения. Если мы решили вступить в борьбу, это уже не
вопрос данной частной при-вычки, это экзистенциальная проблема, то есть воп-рос о существовании: существую ли
'я' со своей индивидуальностью и волей (пусть пока малень-кой и слабой, но
достаточной, чтобы победить в дан-ном частном случае), или существуют
только об-стоятельства, а я - через
них4.
4) Этот шаг должен
откорректировать предыду-щий, чтобы все предприятие не превратилось в
[149]
тупое упрямство. Как
говорит Учитель Беинса Дуно, воля должна быть 'алмазной', а не 'же-лезной'.
Должна существовать
(и быть психотехнически оформленной) инстанция, способная изменить (вплоть до
отмены) принятое решение. Кроме того, решение должно обновляться и
поддерживаться. Важно лишь, чтобы эта инстанция не совпадала с собакой-снизу,
которой 'не хочется' выполнять решение. В этой инстанции все мнения (в том чис-ле
и неохота, лень и пр.) должны быть учтены, но решение должно быть справедливым
и осмыслен-ным.
Технически это может
быть оформлено так: после каждой реализации отказа от привычного поведе-ния
нужно вернуться к пересмотру решения, под-твердить и усилить его, или, - если
этого требует суть дела, - откорректировать (вплоть до отме-ны). Структуру
воли, которая формируется в ре-зультате такой работы над привычками, можно опи-сать
в терминах трансакционного анализа Эрика Берна. Она (структура) включает
Послушного (в рамках данной частной задачи!) Ребенка, Твердого Родителя и
Взрослого, который передает Родителю содержание указаний и уверенность в их
осмыс-ленности. Нетрудно заметить, что на первом, вто-ром и четвертом шаге
работает Взрослый, и его при-сутствие делает возможным четкую работу Родителя и
Ребенка на третьем - решающем - шаге.
Теперь я хочу
предложить вам еще один психо-технический 'дивайс', освоение которого также
очень многое обещает не только в работе над при-вычками, но и во всей нашей
дальнейшей работе.
[150]
Кроме метода нам
нужна еще организация рабо-ты.
Я достаточно много
говорил вам о необходимос-ти группы. Сейчас мы можем освоить некоторые формы
групповой работы практически. Взрослый, о котором только что шла речь, может
получить от группы значительную поддержку.
Формально это
выглядит так, что человек, взяв-шийся за работу над привычкой, может договорить-ся
с кем-то из членов группы (или со мной) о том, что будет регулярно - например,
ежедневно - рассказывать о том, как движется его работа. Что ему удалось, что
не удалось, какие возникли труд-ности и т.д.
Очень важно, чтобы
'помощник' не начал высту-пать в функции Родителя, иначе он рискует вызвать на
себя перенос значительной доли контр-суггестии ('С чего это я тебе должна
бросать курить?!'), что очень испортит дело. Мы с вами уже начали осваи-вать
психотерапевтическую коммуникацию, где такая расстановка сил исключена.
Последите за этим и в данном случае.
Речь идет
исключительно о так называемом 'че-стном свидетеле': помощнику должно быть все равно, какие решения принимает работающий; это не
дело помощника. Его дело 'при сем
присут-ствовать' и возвращать работающему
объектив-ный взгляд на ситуацию. Помощник нужен не для того, чтобы работающий
не уклонялся от Работы, а для того, чтобы он не уклонялся от объективного
видения того, что происходит.
Кроме того, таким
коллективным 'помощником' может стать вся группа, если мы регулярно на на-ших
встречах будем рассказывать друг другу, как идет работа. Для тех, кто слушает,
это прекрасная
[151]
возможность
практиковать 'бескорыстный инте-рес' .
Последняя тема,
которой мы займемся, - это нара-ботка желательных, 'хороших' привычек. У каж-дого
из нас, наверное, есть две-три 'намечтанные' привычки: хорошо бы приучить себя
к тому и к сему.
Можно начать также с
обсуждения этого в па-рах. Все слои, о которых я вам говорил на первом занятии,
- фабула, контекст, внутренняя жизнь и значение этой темы для человека, - все
эти слои в той или иной степени важны и здесь.
В теме желательных
привычек особенно инте-ресен третий слой, т.е. нужно выяснить, зачем, по-чему и
каким образом человек этого хочет: то ли ему 'пама и мапа' объяснили, что
хорошие маль-чики и девочки имеют такие привычки (а ты - нет!), то ли еще
как-нибудь. Что ему от этого надо и чем это ему 'намазано'? (Подробнее мы это
бу-дем рассматривать в теме 'желания'.)
И затем, конечно,
интересно выяснить, что этому противостоит. Потому что наверняка же что-ни-будь
противостоит, раз человек затрудняется уста-новить такую привычку.
Здесь можно отметить
интересный момент. Ког-да мы говорим о борьбе с 'дурными' привычками и о
трудности выработки 'хороших', - мы можем почувствовать некоторый 'градиент', некоторый, так сказать, 'наклон' относительно
какой-то силы, которая влечет нас в определенную сторону, и нам нужно делать
усилие, чтобы двигаться в другую
[152]
Наверное, все знают
пословицу: 'Посеешь по-ступок - пожнешь привычку, посеешь привычку - пожнешь
характер, посеешь характер - пожнешь судьбу'. В этой последовательности
привычка за-нимает вполне определенное место. Попробуйте поразмышлять над этим,
задаться вопросом, какой реальный психологический смысл имеет эта мета-фора:
'посеешь - пожнешь'. Только попробуйте не фантазировать в теоретическом аухе, а
исходить из собственного реального опыта и из наблюдения за своими ближними.
В этой теме может
быть полезен еще один не-большой фрагмент теории. Лучше всего это расска-зать
по Роджерсу.
То, как человек
реально живет, как правило дос-тупно только внешнему наблюдению: обычный че-ловек
большую часть жизни по тем или иным при-чинам старается многого про себя не
замечать. С другой стороны, у человека обычно есть некий 'иде-ал себя', т.е.
то, каким он хотел бы себя видеть. Это нечто недостижимое, но есть мощные силы,
которые заставляет нас к этому стремиться.
Где-то между тем и
другим находится так назы-ваемый 'образ себя'. Это компромисс: с одной сто-роны
это то, что я себе позволяю увидеть в своей реальности (а то, чего я себе
увидеть не позволяю, собирается в 'тень', как называл это К.Юнг). С другой
стороны, 'образ себя' - это то, чего мне удалось достичь из своего идеала. Как
правило, те 'хорошие' аспекты личности, которые не задейство-ваны в идеале, не
отмечаются и в образе себя, не замечаются. Образ себя пристрастен, и в своей
при-страстности он детерминирован тем, каким бы че-ловеку хотелось себя видеть.
[153]
Желательные привычки
имеют отношение к вер-хнему краю, к идеалу. Так что интересно, конечно,
расспросить человека, зачем ему такая привычка, как бы он жил, если бы у него
это было, что измени-лось бы в его жизни, если бы у него это было?
Теперь я предложу
вам, как и в предыдущем раз-деле, методическую схему 'постановки' желатель-ной
привычки. Она несколько отличается от схе-мы работы с 'вредной' привычкой,
прежде всего тем, что там есть реальный опыт того поведения, о котором идет
речь, а здесь может не быть. (Если такой опыт есть, это можно рассматривать как
реа-лизацию начальной части предложенной схемы.)
1) Проект. Кроме
полного и по возможности кон-кретного описания желательного поведения здесь
должна еще столь же точно быть описана ситуация, в которой оно уместно. Нужно
рас-смотреть мотивы, которые делают такую привыч-ку желательной, выяснить, чьи это мотивы -
'самого' человека или его собаки-сверху (в последнем случае нужно решить для
себя, дей-ствительно ли 'я' собираюсь сделать это сво-им мотивом). По
возможности нужно предус-мотреть достаточно богатый ряд различных функций для
нового поведения.
2) Как и в предыдущем
случае, необходим пере-ход от интеллектуального описания к эмпири-чески
узнаваемой ситуации. В данном случае это - ситуация, в которой уместно и необхо-димо
новое поведение. Она должна узнавать-ся так же 'щелчком' и безошибочно, чтобы
да-лее не возникало колебаний - включать новый способ поведения или нет.
[154]
3) Для нового способа
поведения необходим этап 'обкатки' - пробная реализация. После не-скольких
'опытов' нужно вернуться к преды-дущим пунктам, осуществить там 'доводку' и
принять решение о реализации по поводу точ-но и конкретно описанного способа
поведения в определенной ситуации, - теперь уже прове-ренного на опыте.
4) Этап реализации
похож на предыдущую схе-му: как только ситуация узнается, новый спо-соб
поведения включается волевым усилием. В этот момент никакие возражения (со
сторо-ны 'исполнителя' - Послушного Ребенка) не принимаются. Все ловушки
обходятся благо-даря соблюдению принципа - выполнение ре-шения
на порядок важнее привходящих так-тических обстоятельств (конечно,
если это не грозит чьей-нибудь жизни и т.п. - здесь уместно напомнить 'три
принципа роботехни-ки' Айзека Азимова).
5) Как и в предыдущем
случае - пересмотр и укрепление, или уточнение, или отмена реше-ния.
Нетрудно заметить,
что через некоторое время требуемое 'хорошее' поведение легче осуществ-лять по
привычке, чем принимать решение каждый раз заново. Но, тем не менее, 'хорошая'
привычка нуждается в поддержании, и на это нужны какие-то усилия.
* * *
Таким образом, наша
сегодняшняя работа охваты-вает два направления. С одной стороны, мы продол-жаем
коммуникативный тренинг, осуществляя его
[155]
сегодня на материале
различных привычек. С дру-гой стороны, мы начинаем работу по формированию
сложных групповых, межличностных и внутри-лич-ностных структур, материалом для
которых будет ваша работа с привычками в течение ближайшего времени (скорее
всего, это растянется на несколько недель и плавно перейдет в другие задания),
а од-ним из важных продуктов - наработка структур Воли для всех участников этой
работы.
Хочу обратиться к вам
(а также к читателям) с серьезным предостережением. Может показаться, что речь
идет о довольно простых вещах. В неко-тором смысле так оно и есть. Но начало
работы с ними раскрывает очень мощные силы; это создает принципиально новые
возможности, но требует очень внимательного и осторожного обращения.
Один из основных
принципов этой работы (он отражен в предложенных методиках, но я хочу еще раз
специально обратить на него ваше внимание) - это отделение размышления и
экспериментирова-ния от принятия решения. Не спешите принимать решения! Но и не
медлите: будьте точны, осваи-вайте мастерство.
Не принимайте слишком ответственных
реше-ний; начинайте с материала, который не кажется 'судьбоносным'. Потому что
если решение при-нято, его нужно выполнять. Принятое и невыпол-ненное решение - это тоже
сила, которая будет действовать против вас. Принятое и выполненное решение -
это сила, которая будет действовать 'за' вас, которая будет формировать
личность, го-товую работать ради сущности и сути дела.
[156]
1 Лекция 1994 г., впервые
опубликована в книге 'Практическая
психотехника'.
2 Ср. Комментарий
3 к теме интроекции.
3 Здесь можно упомянуть описание такого рода заданий у
Гурджиева и у Перлза.
4 Но, с другой
стороны, конечно же, если - по известному анекдоту, - у Хаймовича пропала коза, то, хотя мне
нет никакого дела до Хаймо-вича и его козы, - это приятно.
5 Психологически образованный читатель может отметить
здесь явную полемику с замечатель-ной статьей Грегори Бейтсона 'Кибернетика самости: к теории алкоголизма'. Другая полез-ная здесь ссылка - Седьмой том Кастанеды, принципы вступления воина в бой: если уж всту-пил, то веди его так, будто это последний бой в твоей жизни.
[157]
Чтобы разбираться с
'детерминантами' поведения, нужно иметь в виду, что определенная ситуация может
быть детерминирована одновременно и при-вычкой, и желанием, и обязанностью.
Например, человек может ходить на работу и по привычке, и потому, что он любит
там чай пить с хорошими людьми (бывает, что и работать любит, и там ему в этом
не очень мешают), и по обязанности. Но при внимательном всматривании и
вслушивании в себя все это можно различить. С другой стороны, хоро-шо находить
и такие примеры, где ясно прослежи-вается одна (или преимущественно одна)
детерми-нанта.
Сегодняшняя наша тема
- 'обязанности и дол-женствования'. Долженствование имеет одно важ-ное отличие
от прочих 'детерминант'. Привычка просто осуществляется 'через' нас. Желания
нуж-но (если нужно) удерживать от реализации; они как бы 'сами' стремятся к
воплощению. А вот что-бы выполнять обязанности (даже самые необходи-мые или
самые приятные), нужно специальное собственное усилие воли.
[158]
Вот простой пример.
Вас будит будильник, и вы понимаете, что вставать нужно. Причем то, ради чего
вы встаете, может быть приятным или непри-ятным, это может быть нужно вам или
кому-то дру-гому. Вы хорошо понимаете, что возможность не встать, поспать еще -
совершенно исключена. Аб-страктно можно было бы сказать, что ваше поведе-ние
вполне 'детерминировано'. И тем не менее, чтобы встать, вам нужно специальное,
особое уси-лие.
Джеймс, правда,
описывает ситуацию, когда это усилие делается как бы 'само собой', то есть его
удается 'не заметить'. Но это не меняет сути дела: чтобы встать - нужно встать,
и тело не встанет 'само' (как встают мертвецы в страшных сказках), кому-то
('нам самим') приходится это делать.
Прежде всего нужно
обратить внимание, что дол-женствование принципиально коммуникативно, т.е. должен человек всегда кому-то. Когда я
считаю себя должным, обязанным делать что-то, когда я заставляю себя или меня
заставляют - это всегда коммуникация кого-то с кем-то. Так что в нашем
рассмотрении прежде всего следует выяснять, кто же 'адресат' долженствования,
кому человек дол-жен.
Полезно попробовать
выяснить характер этой коммуникации: каковы отношения того, кто дол-жен что-то
делать, с тем, кому он это до лжей. По какой причине человек принимает
'назначаемое' ему долженствование?
Здесь возможны две
различные ситуации. Одна - выполнение договоренности. Если чело-
[159]
век с кем-то
договорился встретиться в таком-то месте в такое-то время, то он должен туда прийти
(независимо от того, хочется ли ему этого) по дого-воренности. Если не рассматривать 'привходящие
обстоятельства', а считать договоренность свобод-ным решением (на самом деле,
конечно, так бывает далеко не всегда, но это уже другой разговор), то это
случай поведения взрослого человека в коопера-ции с другим взрослым человеком.
Им обоим для чего-то нужно встретиться, они выбрали время и место, более или
менее удобное обоим, и теперь оба должны выполнять договор.
Другая ситуация -
когда человек считает, что его 'заставляют' что-то делать. Это очень стран-ная
(при всей ее распространенности) ситуация. Как можно 'заставить' взрослого
человека?2 Тем не менее, при разборе семейных проблем
почти все-гда приходится слышать разговоры о том, кто кого 'заставляет' ходить
за картошкой, кто 'должен' мыть посуду или забирать ребенка из детского сада и
пр. Часто клиенты обращаются к психотерапевту именно с проблемами такого типа:
человек 'не может себя заставить' делать то, что он считает себя обязанным
делать, если ему почему-то очень не хочется.
Несмотря на то, что
теоретически 'взрослый' человек мог бы таких долженствовании и не иметь, мне
все же кажется, что все мы в той или иной мере их имеем. Реальной
интегрированности и 'взрос-лости' достичь не так легко. Поэтому давайте по-смотрим
в себя и найдем два-три примера таких обязанностей.
Позже, в лекциях о
Берне, мы увидим, что в этих ситуациях человек является Адресатом суггестии.
Сегодня, - но в конце нашего занятия, - я расска-
[160]
жу, как можно
обойтись с такой ситуацией, перехо-дя из позиции Ребенка, получающего
приказания, или Родителя, выполняющего просьбы, в позицию Взрослого, который
сам решает, что ему делать. Но сначала мы должны набрать эмпирический матери-ал,
познакомиться с собственными обязанностями.
Рассмотрение в парах
такого рода обязанностей в принципе может проходить по нашей привычной схеме.
Но здесь, как я уже заметил, есть важное добавление: нужно выяснять, кому рассказываю-щий
должен и в каких отношениях он с ним нахо-дится.
Во втором слое (слое
контекста) следует отме-тить такую подробность. Если адресат долженство-вания -
некая коллективная или социальная фи-гура (учреждение, общество, церковь), то,
как правило, можно обнаружить кого-то 'реального', кто (по представлениям
'обязанного', в его пси-хическом мире!) контролирует исполнение
или неисполнение. Это может быть начальник (или не в меру ретивый сослуживец)
по работе, приятели или родственники, которые любят лезть в чужие дела,
церковнослужитель, как истинный 'пастух' пощелкивающий кнутом на свою 'паству',
и пр.
В особом рассмотрении
нуждается ситуация, когда человек говорит, что должен 'самому себе'. Это
выражение может иметь два совершенно разных смысла. Для их выявления полезно
воспользовать-ся принятой в гештальттерапии техникой 'пустых стульев'3. Формулу
'должен сам себе' предлага-ется понять буквально, и посадить на один стул того,
кто должен, а на другой - того, кому он (или
[161]
она) должны. И дальше
рассказывающему предла-гается создать (может быть, и разыграть) сценарий
диалога между ними. Один говорит, что другой должен, а
другой может поинтересоваться, на каких основаниях, в какие сроки, до коих пор
и пр.
Здесь могут выявиться
два крайних случая. В одном мы имеем дело с очевидным интроектом4: человек
принял в себя, но не сделал по-настояще-му своим какое-то мнение, точку зрения,
или даже какую-то дающую указания фигуру (реальную или 'собирательную').
Например, бабушка нашего со-беседника (которая много лет назад умерла) счи-тала,
что 'человек должен' вставать каждый день в одно и то же время, конечно же -
раннее. И вот он, - может быть, забыв даже, откуда он это взял, пока его
специально не расспрашивают, - тоже считает, что 'человек должен'.
Обнаружив интроект,
человек имеет возможность его переработать: либо ассимилировать, либо 'вып-люнуть'.
Для этого нужно задать себе вопрос: что я сам об этом думаю? Тогда мы переходим
ко вто-рому случаю: человек 'должен сам себе', потому что он на самом деле знает,
что так нужно и так будет лучше для него, для других, для мира-в-це-лом.
В таком случае мы
можем говорить об 'экзис-тенциальном', взрослом долженствовании. Такое решение
может касаться очень крупных, судьбонос-ных для данного человека и для мира
вокруг него, решений (можно вспомнить тут знаменитую фразу Лютера 'На том я
стою и не могу иначе'). Но то же самое может происходить на очень небольшой,
чуть ли не 'мизерной' шкале: с человеком, кото-рого приходится 'заставлять'
мыть посуду, иметь дело трудно; гораздо приятнее иметь дело с чело-
[162]
веком, который сам
знает, когда помыть посуду дей-ствительно нужно, а когда можно позволить себе
отложить это занятие на некоторое время.
Критерием здесь может
служить то, что если че-ловек действительно должен что-то 'самому себе' (а не
реальной жене или внутренней Бабушке5), то ему не придет в
голову, - даже если дело связано с другими людьми, - требовать или даже ждать
от кого-то благодарности6.
Я обещал в конце
этого занятия рассказать о не-сложной методике перехода от зависимости к соб-ственному
решению. Она такова. Возьмите лист бумаги, напишите обязанность, о которой идет
речь, что-нибудь вроде 'дописать, наконец, диссертацию' или 'делать зарядку по
утрам'. Затем разделите лист пополам и справа напишите, что будет, - хо-рошего
и плохого, - если вы это сделаете, а сле-ва - что будет, если вы этого не
сделаете. Потом сопоставьте и сделайте свой выбор.
На одном из прошлых
занятий я приводил при-мер клиента, который безуспешно пытался бросать курить,
потому что на самом деле не собирался этого делать. Мы с ним проделали как раз
такую работу.
Одна из трудностей
применения этой простой техники состоит в том, что мы полагаем поведение и
желания других людей переменными. Нам труд-но взять их в качестве константы в
нашем 'листе следствий'. Мы хотели бы, чтобы они вели себя (думали, чувствовали)
иначе, чем они делают. Со-ответственно этому, представление о том, что меня
'заставляют', является скрытой (часто и от самих себя) жалобой на то, что
другие ведут себя (дума-
[163]
ют, чувствуют) не
так, как нам бы хотелось, или уп-реком в их адрес.
Так мы возвращаемся,
- с другой стороны, - к основной идее нашего Практикума. В 'обычном'
(не-нормальном!) режиме общения с другими людь-ми мы нередко стремимся
'затащить' их на свое поле и там с ними как-то обходиться - зависеть от них,
быть ими недовольными и пр.; в результате мы начинаем хотеть изменить их так,
как нам было бы удобнее иметь с ними дело.
В этой связи можно
привести известную геш-тальттерапевтическую формулу: попытка принять на себя
ответственность за других часто является на деле стремлением переложить на
других ответ-ственность за себя.
Примечания
1 Вводная и
заключительная части занятия. Впер-вые
опубликовано в книге 'Практическая
психо-техника'.
2 Мы не говорим сейчас о социальном принужде-нии, вроде сталинских лагерей, воинской повин-ности, и о других формах насилия; мы говорим об обычной жизни людей в нейтральной социаль-ной
ситуации.
3 Подробнее об этой технике см. дальше, в главе 'От пустого стула к круглому столу':
4 Понятие интроекции будет подробно рассмат-ривать в III части книги.
5 B традиции Эрика
Берна мы будем с прописной буквы писать имена внутренних фигур, играю-
[164]
щих
определенную роль в нашей психике, подроб-нее
об этом - во второй части
книги.
6 Когда
слышишь, - а такое, к сожалению, час-то
приходится слышать, - что родители
тре-буют благодарности от детей за 'потраченную
на них жизнь', нетрудно догадаться, что эти родители, 'потратив
свою жизнь', так и не ус-пели
сами повзрослеть. С другой стороны, не исключается и то, что если с воспитанием все было в порядке, то дети естественно (а не по принуждению) благодарны родителям.
[165]
Сфера желаний у
современного человека очень уяз-вима и как правило подвергается большому давле-нию.
Происходит это из-за ошибочного примене-ния к сфере желаний требований этики:
'хорошие' мальчики и девочки не только не делают многих вещей (некоторых из них
действительно лучше не делать), но и не должны 'этого' хотеть.
Между тем по самой
своей сути этика примени-ма лишь к поведению - поступкам,
действиям, про-явлениям2. Следовательно, нам нужно научиться
тонко различать собственно сферу желаний и об-ласть поведения, как внешнего,
так и внутреннего.
Нам может помочь
известная восточная метафо-ра - 'сад желаний'. Представим себе сад, огоро-женный
огромной каменной стеной. Желания - 'флора' и 'фауна' этого сада. Там растут
как зау-рядные лютики и ромашки, так и совершенно неве-роятные, экзотические
цветы (в том числе такие, ка-ких 'не может быть'); там бегают обыкновенные
зайцы и даже вульгарные кролики наряду со зверя-ми, вполне 'невиданными'. Там
есть хорошо утоп-танные дороги (кое у кого, возможно, даже покрытые асфальтом
общепринятости), а есть и 'неведомые' дорожки.
У сада есть калитка
(может быть - не одна); через эту калитку желания могут быть выпущены 'на
другую сторону' - на сторону поведения. Впро-
[166]
чем, здесь они сразу
же перестают быть 'синими птицами' и превращаются в нечто другое, гораздо более
обыденное - мотивы, цели и прочее в таком роде. Очень важно научиться замечать
это превра-щение и не путать 'мотивирующего дрозда' с си-ней птицей желания.
Мотивы и цели деятельности или поведения - это уже не желания, а жела-ния - это
еще не мотивы и не цели.
В воротах калитки
стоит Этик - как раз здесь и есть его место. У одних людей он суров, у дру-гих
- покладист; у одних честен и неподкупен, у других его легко соблазнить; у
одних он умен и то-чен, у других туп и непробиваем, у третьих представ-ления
его туманны и запутаны. И так далее. Каж-дый может сам рассмотреть и оценить
своего Этика и Этика своих знакомых. В той мере, в какой пове-дение
определяется желаниями (а оно определяется также обязанностями, привычками и
т.п.; иногда мы даже совершаем поступки, то есть нечто вообще, вроде бы,
недетерминированное), - так вот, в той мере, в какой поведение определяется
желаниями, оно определяется также качествами Этика, кото-рый сторожит на
'проходной' Сада желаний.
Как читатель уже
догадывается, мы собираемся пригласить его на экскурсию по Саду желаний.
Отправляясь туда, совершенно необходимо воору-житься психотехнической
установкой: если мы, придя в сад, начнем раздавать направо и налево оценки, а
то и 'принимать меры искоренения и пе-ревоспитания', мы скорее всего мало что
увидим, а к тому же рискуем 'наломать дров'. Путешествия в психику требуют
такой же осторожности, как пу-тешествия в прошлое или будущее в фантастичес-ких
рассказах: новичку лучше не спешить с преоб-разованиями.
[167]
К сожалению,
любителей вести себя в Саду та-ким образом и без нас более чем достаточно. Назо-вем
этих браконьеров 'псевдоэтиками', поскольку, хулиганя в Саду, они делают вид,
что руководству-ются этическими принципами. Заметим, кстати, что у этих
'искоренителей или воспитателей жела-ний' - свои желания, которые их собственный Этик не умеет (или
делает вид, что не умеет) рас-познать. В психотерапевтической работе часто при-ходится
выявлять такого рода 'субличности'.
Напомним, что
предлагаемая психологическая работа может осуществляться в одиночку, вдвоем и
втроем (а также, разумеется, и в группе). Основ-ных 'ролей' в работе две расспрашивающий
и рас-сказывающий. Третий может
быть 'супервизором', который наблюдает за осуществлением процедуры, в случае
необходимости готов прийти на помощь расспрашивающему и отвечает за
безопасность си-туации (что в отношении нашей темы немаловаж-но - как в
отношении экскурсантов, так и в отно-шении территории Сада).
Если вы работаете в
одиночку, то есть попере-менно выполняете обе роли, не забывайте 'переса-живаться'
с места на место: неплодотворность так называемого 'внутреннего диалога' и
'самокопа-ния' чаще всего объясняется именно неумением осуществлять и отмечать
необходимую смену ролей.
Общая схема
рассмотрения может приблизитель-но быть распределена по четырем разделам: 1)
'сю-жет' желания - его предмет, структура, обстоя-тельства и пр., 2) контекст,
необходимый для того, чтобы расспрашивающий мог понять рассказываю-щего (при
работе в одиночку крайне важно явно обрисовать необходимый минимум контекста,
хотя бы он и казался сам собой разумеющимся), 3) от-
[168]
ношение
рассказывающего к своему желанию гонит ли он его или лелеет, гордится или
стыдится, реа-лизует или оставляет на потом и пр., и, наконец, 4) его смысл и
суть.
Первая трудность,
которую необходимо преодо-леть на пути в таинственный Сад - это частое неумение
распознать, находитесь ли вы уже там, или только 'на подступах'. Псевдоэтики
цветут здесь пышным цветом. 'Хорошие девочки', как прави-ло, хорошо знают, чего
'надо' хотеть, и делают вид, что этого-то они и хотят. Как часто приходится
слышать от 'хорошей девочки', что она хочет хо-рошо учиться! Начинаешь
выяснять, зачем ей это нужно, и оказывается, что тогда мама ее будет лю-бить,
или подруги будут завидовать, или папа оста-вит в покое, или...
Такая цепочка -
совершенно определенное сви-детельство неподлинности рассматриваемого 'псев-дожелания'.
То, что нужно для чего-то другого, не есть желаемое само по себе. По такой
цепочке нуж-но двигаться до конца, до того момента, когда нет уже возможности
сказать 'для чего', а остается только 'потому что я этого хочу', - это и есть
то, чего мы ищем.
Один из контрольных
вопросов здесь - как я буду это 'кушать'. То, чего хочется, запрашивается для
того или иного 'употребления', и 'употребле-ние' это по определению должно быть
так или иначе приятным (про 'так или иначе' - чуть даль-ше). Определенность
представления об этом 'упот-реблении' может до некоторой степени служить
критерием подлинности и выявленности, оформ-ленности желания.
Теперь необходимо
сказать несколько слов о не-которых возможных классификациях желаний -
[169]
в качестве
приблизительного путеводителя по Саду. Надеемся, что читатель избежит соблазна
обяза-тельного отнесения своих 'цветов и птиц' к тому или иному 'роду и виду' -
предлагаемые класси-фикации имеют исключительно эвристическое зна-чение, то
есть могут направить ваше внимание в ту или иную сторону. Если у вас 'все не
так' - это прекрасно, если что-то 'ложится в схему' - тоже замечательно.
Восточная метафора
говорит, что в человеке есть 'червь', 'овца' и 'собственно человек'. Прибли-зительно
(но лишь очень приблизительно - в этом и сила метафоры) это соответствует
телесной, эмо-циональной и интеллектуальной сферам. Соответ-ственно можно
говорить о желаниях 'червя', же-ланиях 'овцы' и желаниях 'собственно человека'.
Фрейд занимался преимущественно желаниями 'червя' и пытался свести к ним все
остальные. Адлер, К.Хорни и многие другие подчеркивали же-лания 'овцы' и
связанные с ними проблемы. Желания 'собственно человека' очень ярко выяв-лены у
В.Франкла ('Человек в поисках смысла'); к 'собственно человеческим' относятся,
например, эстетические желания.
Что касается желаний
'червя', то здесь полезно существующее в некоторых школах христианства
различение 'тела' и 'плоти'. Желания тела про-сты и естественны; ярким образцом
может служить жажда в жаркий летний день. Некоторое внима-ние и психологическая
культура помогут отличить от них желания плоти - часто запутанные, 'зак-рученные',
смешанные с желаниями 'овцы' и 'че-ловека'. Очень полезно, например, попробовать
об-наружить у себя 'чистые' сексуальные желания как желания тела и научиться
отличать их от го-
[170]
раздо более обычных
и, как правило, управляющих значительной частью нашей жизни смешанно-сек-суальных
'желаний плоти'3.
Другая классификация,
принцип которой принад-лежит А.Маслоу, разделяет желания на 'дефицитарные' (то
есть связанные с недостатком чего-то) и 'бытийные'. В этом отношении жажда - яр-кий
пример дефицитарного желания (это желание есть психологический эквивалент того,
что организм требует недостающей жидкости). Яркий пример 'бытийного' желания -
жажда познания в соб-ственном, непосредственном смысле: познания не для
использования 'в народном хозяйстве', а про-сто 'потому что интересно'.
А.Маслоу, в частно-сти, различал дефицитарную и бытийную любовь; попробуйте и
вы посмотреть, как это у вас 'устрое-но' - кого вы любите, потому что нужен
(или нужна), а кого - 'просто так' (формулировка 'по-тому что он хороший' может
скрывать за собой как то, так и другое).
Прежде чем перейти к
последней из предлагае-мых классификаций, напомним еще раз, что мы пред-лагаем
вам не абстрактное психологическое 'рассуж-дательство', а конкретное и реальное
исследование самих себя. Желания бывают очень разные у разных людей. Важно,
какие желания действительно жи-вут в вашем личном Саду.
Итак, еще одна
классификация, которая может быть полезна, это вопрос реализации и времени в
широком смысле слова. Есть желания, которые воз-никают и удовлетворяются
периодически (та же жажда; кстати, попробуйте обратить внимание, ког-да вы
пьете или едите, действительно удовлетворяя жажду или голод, а когда 'просто
так', за компа-нию, или 'впрок'). Есть желания, которые сопро-
[171]
вождают вас всю
жизнь, но так никогда и не ис-полняются. Бывают желания, которые приурочены к
определенному времени ('летом поехать на море').
Начните свою
'экскурсию' с подробного рас-смотрения трех-четырех желаний, достаточно раз-личных
по своему характеру. Это проложит вам дорогу в Сад ваших желаний. Вряд ли стоит
с са-мого начала затевать слишком подробную 'инвен-таризацию' - нечто подобное
может понадобить-ся значительно позже и потребует серьезных знаний. Скорее
полезно было бы приучить себя к более или менее регулярным экскурсиям, постепен-но
знакомясь с топографией, 'ботаникой' и 'зоо-логией' своего Сада.
Остается еще один,
очень существенный вопрос: как вы обходитесь со своими желаниями? Какую часть
их вы реализуете? Как вы относитесь к тем желаниям, которые 'нельзя' (не нужно,
неэтично, невозможно) реализовать? Насколько вы позволя-ете 'псевдоэтическим'
браконьерам действовать в вашем Саду, а 'рационализаторам' подменять дей-ствительные
желания 'социально-пригодными'?
Желания - основной
резервуар нашей энергии. Если вы всю жизнь делаете то, что 'нужно', считая
необходимым ограничивать себя в своих реальных желаниях, вы рискуете утерять
связь со своим Са-дом; нетрудно догадаться, что это может вести к потере
интереса к жизни, даже к депрессии, когда кажется, что не хочется уже ничего.
Один анекдо-тический персонаж, которого долго воспитывали, прежде чем принять в
комсомол, в ответ на вопрос, готов ли он отдать жизнь за Родину, сказал: 'Ко-нечно,
готов - зачем мне такая жизнь?!' С другой стороны, если вы только и делаете,
что удовлетво-
[172]
ряете свои желания
(не осуществляя при этом вы-бора - дефицитарные ли это желания или бытий-ные,
желания ли это тела или плоти, червя или человека), жизнь тоже может оказаться
в конце концов пустой и бессмысленной.
1 Первая
версия этой главы была опубликована в журнале 'Урания', вторая - в книге автора 'Практическая психотехника', М., 1997.
2 Правда, здесь есть
одна существенная тонкость, понять
которую совершенно необходимо, чтобы
обеспечить себе психологически грамотное об-хождение с желаниями: к сфере поведения отно-сятся не только внешние, но и внутренние по-ступки и действия ('согрешивший в сердце своем, согрешил воистину...').
3 Гурджиев утверждал, что естественное, сво-бодное от примесей функционирование 'сексуаль-ного центра' - очень большое достижение.
[173]
Наша сегодняшняя тема
- отрицательные эмоции как предмет психотехники.
Развертывая эту тему,
мы оказываемся в ответ-ственной ситуации. То, что я вам буду рассказы-вать, -
не только разговор 'про' что-то, это одно-временно и психотехническое действие (из дальнейшего
вам будет понятно, почему это воз-можно). Каждый из нас, здесь присутствующих,
может оказаться (хотя может и не оказаться) со-участником этого действия и
стать до некоторой степени (до той, до которой захочет) ответствен-ным за его
результаты и исходы.
Вроде бы, этот выбор
касается только нас самих, но с другой стороны, психика, - как я вам не раз
говорил, - 'на людей не делится', поэтому, сделав или не сделав что-то в себе,
мы тем самым делаем или не делаем что-то в Психике, в большой 'Псюхе' (так называется
по-гречески душа) в целом.
Иными словами, вы
можете принять (хотя, ко-нечно, можете и не принять) ответственность за то, что
услышите. Нужно, кроме того, иметь в виду, что к этой области относится жесткий
закон: здесь - к сожалению ли, к счастью ли, - невозможно оста-ваться на месте;
либо вы двигаетесь вперед, либо вас относит назад.
[174]
Прежде всего мы
поговорим об отрицательных эмо-циях на уровне собственного эмпирического опы-та,
постаравшись этот опыт несколько уточнить и сфокусировать, но не переходя еще в
область тео-ретизирования.
Однако кое-какие
уточнения понятий необходи-мы с самого начала. Под 'отрицательными эмоци-ями'
не имеется в виду эмоциональная реакция на всевозможные реальные неприятности,
горести и трудности жизни: досада, горе и т.п. Реальное эмо-циональное
страдание во всех его видах - это не-что совершенно иное, нежели отрицательные
эмо-ции. Всякая здравая психотехника принимает необходимость страдания, в том
числе и эмоцио-нального. Некоторые психотехнические школы (на-пример, Гурджиев)
даже акцентируют 'сознатель-ное и намеренное страдание'. Но при этом существует
формула: 'Там, где умный человек стра-дает, - дурак мучается'. Прикиньте, что
эта фор-мула может значить лично для вас.
Более того,
отрицательные эмоции не обязатель-но кажутся 'неприятными'. Немалая доля эмо-ций,
которые нас как бы радуют (но именно 'как бы' - в этом все дело), при ближайшем
рассмот-рении оказываются типичными отрицательными эмоциями. Мой любимый пример
содержится в известном одесском анекдоте, который я часто вспо-минаю по этому
поводу: 'У Хаймовича пропала коза. Казалось бы, какое мне дело до Хаймовича и
его козы... - а все-таки приятно!'
К такого же рода
отрицательным эмоциям отно-сится эйфорическая радость, всякие фальшивые
'ахи-охи' и т.п. Отрицательные эмоции - это
[175]
эмоции, приправленные
специфическим 'душком', в них всегда есть нечто грязноватое и 'неподлин-ное'.
Одна знакомая подарила мне формулу: 'ад-жика с тухлятинкой'.
Дальше, излагая
теоретические представления на этот счет, я, казалось бы, смогу описать это
гораздо более конкретно и четко. Но все дело в том, что любые теоретические
представления значительно уже, чем та область, на описание которой они пре-тендуют.
Поэтому я предлагаю начать с рассмотре-ния собственного опыта и помнить, что он
шире и богаче, чем любые схемы.
Итак, давайте для
начала попробуем представить себе так называемые отрицательные эмоции как факт
нашей психической (или душевной) жизни.
Не пытайтесь сейчас
найти какие-нибудь объек-тивные критерии отрицательных эмоций или по-лучить
определение. Давайте поступим прямо про-тивоположным образом. Каждый(ая) из нас
более или менее представляет себе, что такое отрицатель-ные эмоции в нашей
жизни. Каждый на них наты-кался, об них спотыкался, каждому из-за них было
неприятно, неудобно и пр. Дадим себе несколько минут на то, чтобы найти, - про
себя, - два-три примера ситуаций (желательно из разных облас-тей своей жизни),
в которых очевидно проявляют-ся отрицательные эмоции.
Полезно вспомнить
здесь гурджиевский метод выявления такого рода феноменов. Если вам не вполне
ясно, что есть что, начинайте с событий и случаев, которые совершенно очевидны,
и зафик-сируйте их для себя в памяти, в опыте. Обращайте на них внимание,
прорабатывайте их в себе. Ищи-те все новые и новые очевидные примеры. Тог-да, -
если вы работаете интенсивно и честно, -
[176]
вы заметите, что
постепенно ясных случаев будет становиться все больше.
Итак, каждому из нас
нужно вспомнить две-три ситуации, где отрицательные эмоции (самого вспо-минающего
или чужие - в его присутствии) про-являлись с полной очевидностью. Это тот
матери-ал, с которым мы будем иметь дело и с которым можно будет соотносить
все, что будет дальше рас-сказываться.
Материал этот не так
легко обнаружить: мы час-то не придаем значения своим отрицательным эмо-циям,
потому что, с одной стороны, все это кажется как бы само собой разумеющимся, а
с другой сторо-ны, поскольку это неприятно и неудобно, то и смот-реть туда не
хочется. Я назову вам несколько при-меров типичных отрицательных эмоций из своего
личного опыта и из чужих описаний. Постарай-тесь не вступать со мной во
внутренний спор: то, что покажется вам очевидным, возьмите; то, что покажется
неочевидным или туманным, оставьте на заметку для дальнейшего рассмотрения или
от-бросьте.
Одна из типичных
областей отрицательных эмо-ций, можно даже сказать, - родовая отрицатель-ная
эмоция (во всяком случае с точки зрения тех теоретических представлений,
которые я дальше буду излагать), - обида. Противоположный по-люс обиды чувство вины, дополняемое тем, что уче-ник Перлза Джон
Энрайт называл 'общивданием', соединив в это словечко три: ОБъяснение, заЩИта,
опраВДАНИЕ.
Еще один пример
отрицательных эмоций - жа-лость. Тут начинаются тонкие и сложные разли-чия,
которые нужно постараться прочувствовать. Есть вполне осмысленные, нужные и
совершенно
[177]
не 'отрицательные'
эмоции, которые можно на-звать сочуствием, состраданием и т.п. Жалость - эмоция
совершенно иного рода. Пердз этого типа эмоции описывал как набор удовольствий
по по-воду того, что 'это' (по поводу чего жалость) слу-чилось не со мной; я
вне этого, я 'выше' и потому могу пожалеть.
Еще одна область
отрицательных эмоций - это эмоции, связанные с соревнованием и соревнова-тельностью,
со всякого рода победами и поражени-ями. Опять-таки, это вещи тонкие, потому
что в соревновательных ситуациях могут быть и 'нор-мальные' эмоции, скажем,
досада от поражения и действительная, нормальная, искренняя эмоциональ-ная
радость от победы. Но там же есть место и для множества всяких отрицательных
эмоций. В част-ности, то, что может казаться позитивной эмоци-ей, - торжество,
например, - может иметь в себе очень определенный привкус 'прищучивания'
кого-то. На вид эмоция вроде бы 'позитивная', а на вкус она очевидно содержит в
себе некую 'грязнотцу'. Если дашь себе в этом отчет, то становить-ся как-то
неудобно, нехорошо. Сюда же можно от-нести такую типичную отрицательную эмоцию,
как зависть.
Если мы решим
действительно серьезно прора-ботать эту тему, нам будет полезно поделиться на
занятии группы своими личными примерами, тем самым объединив доступный нам
эмпирический материал. Этому можно будет уделить одно-два занятия.
Позже, в практической
работе, вы заметите, что обнаруживаются как бы 'пояса' отрицательных эмоций по
степени 'грубости' и доступности для наблюдения и проработки. Сначала может
быть
[178]
проработан первый
пояс - те случаи, которые наи-более доступны и понятны. Когда это будет сдела-но,
и при этом 'вкус', опираясь на который мы сор-тируем эмоции, будет развит, мы
начнем замечать другие, гораздо более тонкие слои. Например, мы сможем заметить
тонкую гордость-гордыню, что-де мы такие 'крутые' и так здорово
'очищаем себя', или что-нибудь вроде этого.
Переходя от внешнего
описания на несколько более глубокий уровень, я хочу обратить ваше вни-мание на
специфическое качество или особенность отрицательных эмоций: часто одна
отрицательная эмоция вызывает за собой другие. Например, чело-век 'взорвался',
накричал на кого-то, потом ему стыдно. Одна отрицательная эмоция по поводу
другой отрицательной эмоции. Затем может пос-ледовать попытка себя оправдать,
обвиняя кого-то другого, - еще одна отрицательная эмоция; и так далее.
Как сейчас помню, был
я в классе во 2-ом, и была у нас учительница, которая еле-еле дорабатывала до
пенсии. Мы писали какую-то городскую конт-рольную (нечто очень
'ответственное'), и она что-то неправильно написала на доске. Потом, когда это
выяснилось, она безумно на нас кричала и то-пала ногами, что вот-де 'из-за вас,
негодяев, ошиб-лась...' Такая цепочка: сначала она ошиблась, по-том испугалась
возможных неприятностей, потом она начинает обвинять нас, оправдывать себя...
Я думаю, что если вы
всмотритесь, - это не тре-бует никакого теоретизирования, для этого достаточно
просто наблюдения, - но безжалостного наблюдения (то, что
называется 'честным свидете-лем'), - вы увидите, что отрицательные эмоции почти
всегда живут такими цепочками. Больше того,
[179]
они живут по-видимому
не просто цепочками; они живут некоторой сетью или тканью. И можно даже сказать, что такого рода ткань
или сеть отри-цательных эмоций опутывает всю нашу жизнь и пронизывает ее
насквозь.
(Попробуйте
сопоставить это с сетью привычек, некоторые
'измерения' которой мы рассматрива-ли на предыдущем занятии. Вообще отрицатель-ные
эмоции во многих отношениях полезно пред-ставить как 'дурные привычки', хотя
это, конечно, не единственно возможный и даже не основной способ их
рассмотрения.)
К этому мы еще
вернемся, а пока предложение состоит в том, чтобы внимательно посмотреть на
свою жизнь с этой точки зрения. Давайте найдем примеры не только отдельных
отрицательных эмо-ций, но и такого рода 'цепочек' и 'сетей'.
Интересно, что
почему-то и каким-то образом мы не только оправдываем свои отрицательные эмо-ции
(твердя что-то вроде формулы 'слаб человек'), но мы их каким-то образом еще и любим. С одной стороны, они вроде потому и
отрицательные эмо-ции, что неприятны, но, с другой стороны, есть в них и что-то
очень для нас 'вкусное'.
Вот несколько
направлений, в которых можно поискать, за что же мы их любим. (Повторяю, мы с
вами пока что не теоретизируем, а смотрим чисто феноменологически, 'фактически'
на то, как оно у нас устроено.) Во-первых, это ощущение 'пробоя', срыва некоторого
запрета. Очевидно, что отрица-тельные эмоции относятся к сфере 'нельзя', и
когда мы вдруг каким-то образом 'не выдерживаем', нас 'прорывает', - появляется
некоторое специфичес-кое удовольствие, 'запретный плод' в руках.
[180]
Опять же, наверняка
это происходит не у всех (как писал бывший советский классик; 'Гражда-нин, не
бойся укусов насекомого. ЭТО не ПРО ТЕБЯ, а про твоего знакомого'). Кто
посмотрит и увидит, тот посмотрит и увидит; кто посмотрит и не увидит, - тоже
бывает.
Еще одно удовольствие
от отрицательных эмо-ций, - это некая странная, особенная, тоже грязно-ватая власть над другими.
Человек не сдержался, его прорвало, теперь он несется на всех парах и ни за что
не отвечает... И это создает такую ситуацию, когда он обладает странной властью
над ближни-ми, - какая бы это ни была отрицательная эмоция: гневливая или,
наоборот, депрессивная, или маниа-кально-радостная... Каким-то образом это
устрое-но так, что ближним противопоставить этому вро-де бы нечего. Человек
оказывается во власти отрицательной эмоции, а ближние - как бы в его власти; в
этой частной ситуации, на этот момент человек за счет отрицательной эмоции
имеет воз-можность что-то 'выиграть'. А то, что по ближай-шему хотя бы немного
'большему' счету он проиг-рывает, - это в момент 'раскрута' отрицательной
эмоции как бы не учитывается. Это потом некая рассудочная фигура говорит: 'Ну
что же ты, тебе же потом будет хуже'. Но в момент 'пробоя' ощу-щение некоторой
власти делает отрицательную эмо-цию 'вкусной' и чем-то привлекательной.
И наконец, еще один
важный момент. Многие считают, что переживание и проявление отрицатель-ных
эмоций - это и есть эмоциональная 'жизнь', что-то живое, кипящее, бурлящее. Во
всяком случае по отношению к полному отупению может пока-заться, что это
действительно какая-то 'жизнь'.
[181]
Давайте попробуем
здесь задаться вопросом, воз-можны ли какие-либо другие эмоции, кроме отри-цательных.
Возможна ли эмоциональная жизнь при отсутствии (в пределе - полном)
отрицательных эмоций?
Этот вопрос переводит
нас в область, которая очень важна для психотехнической работы с отрицатель-ными
эмоциями область идеологического к ним отношения.
Многие
психотехнические школы уделяют этой теме большое внимание. Например, П.Д.Успенс-кий,
ссылаясь на Г.И.Гурджиева, полагает, что ра-бота над отрицательными эмоциями -
одно из тех немногих направлений, откуда можно начать, не рискуя столкнуться с
непреодолимыми системны-ми трудностями, возникающими из-за сложной орга-низации
'человеческой машины'.
Успенский утверждает,
что эмоциональная жизнь не только возможна без отрицательных эмоций, но, более
того, что отрицательные эмоции - одно из основных препятствий к формированию и
пережи-ванию действительной эмоциональной жизни.
Не спешите
автоматически соглашаться с этим утверждением, хотя оно и кажется
соблазнительно понятным и красивым. Успенский неоднократно подчеркивает, что
это - ЭЗОТЕРИЧЕСКОЕ зна-ние, то есть такое знание, даже для понимания ко-торого,
не говоря уже о применении, - требуются специальные, особые условия.
Один из смыслов
последнего утверждения со-стоит в том, что эзотерическое знание о возможно-
[182]
сти обходиться без
отрицательных эмоций очень легко перепутать с общепринятыми этическими
представлениями. Во всей нашей культуре (почти во всех ее разных субкультурах)
нам, вроде бы, вме-няется в обязанность противостоять отрицательным эмоциям:
считается, что проявлять их 'нехорошо', нужно их сдерживать, а лучше вообще не
испыты-вать: хорошим девочкам и мальчикам это не при-стало.
Однако когда нам
говорят: 'Веди себя хорошо, то есть, в частности, не проявляй, а лучше даже не
испытывай отрицательных эмоций', - мы сталки-ваемся со странной вещью. С каждой
конкретной и определенной отрицательной эмоцией в какой-то данный момент, мы,
пожалуй, могли бы справиться (за исключением каких-то крайних случаев). То есть
не то что можем, - но, именно
'могли бы'. Но если мы посмотрим непредвзято и честно на свою реальную жизнь и
на реальную жизнь наших ближних и дальних, родных и знакомых, то уви-дим, что
отрицательные эмоции в целом, - как ткань, как сеть, мало поддаются нашим
слабеньким рассудочным попыткам сдерживать-ся. С этой тка-нью или сетью реально
никто вокруг нас не справ-ляется, и мы сами не справляемся.
Соответственно все
'этические' установки по этому поводу не только бесполезны (хотя, и вы-полняют
до некоторой степени сдерживающую фун-кцию), но, по сути дела, являются большой
ложью. Эти
установки, - как всем на самом деле понят-но, - не
предназначены для того, чтобы действи-тельно выполняться.
И на эту ложь люди
соответствующим образом реагируют Как бы принимая установку 'в прин-ципе',
средний интеллигентный (а уж тем более
[183]
неинтеллигентный)
человек совершенно уверен (если вообще об этом задумывается), что отрица-тельные
эмоции - это на самом-то деле вполне нормально, 'мы же не ангелы', 'все люди
так жи-вут', - и люди действительно так и живут.
Таким образом, если
утверждается, что жить без отрицательных эмоций - нормально, а переживать и
выражать их ненормально (это опять про отли-чие 'обычного' от 'нормального'),
причем утвер-ждается всерьез, а не в качестве заведомо лживой, но
'правильной' (то есть - псевдоправильной) установки культуры, то нужно
остановиться и заме-тить, что без особых пояснений непонятно, что же имеется в виду.
По-видимому, за этим
должна стоять определен-ная система идеологических представлений, и лишь в ее контексте такое утверждение
получает свой смысл. Здесь и появляется необходимость в тео-рии (или теориях),
к которым мы позже перейдем. На представлениях Гурджиева или Успенского я
останавливаться не буду (может быть, кто-то захо-чет взять себе такую тему для
курсового реферата: 'Отрицательные эмоции и работа с ними по Гурд-жиеву-Успенскому'),
а расскажу, как выглядит эта тема с точки зрения принятых в нашей мастерской
теоретических положений.
Но сначала нужно
отметить еще один аспект 'эзотеричности' этого подхода.
Как я уже отмечал,
простой человек обычными средствами справиться с миром отрицательных эмо-ций не
в состоянии. Значит за утверждением, что можно и действительно хорошо жить без
отрица-тельных эмоций, лежит что-то совершенно другое, нежели привычные нам
воспитательные ходы, - а
[184]
именно: какие-то
специальные методы и средства Работы.
Можно предположить,
что в каждой психотех-нической школе есть ряд таких методов, и в разных школах
они разные (опять же, очень советую сде-лать для себя - или для всех нас, -
такой рефе-рат по Успенскому, а также, например, по Фрейду, по Перлзу и по
Берну). Одним словом, нужно иметь в виду, что это очень серьезная, основательная, трудная и
требующая специальных средств рабо-та.
Я полагаю, что
полезно было бы также на эмпи-рическом уровне посмотреть, что может 'остаться'
в эмоциональной жизни, если убрать отрицатель-ные эмоции. Каждому полезно
самому проделать такую эмпирическую работу, я сейчас только наме-чу некоторые
возможные линии.
Во-первых, очевидно
останутся так называемые 'высшие' эмоции, - что бы под этим ни пони-мать.
Например, сюда можно отнести область эмо-ций типа буддийского сострадания или христиан-ского
милосердия, эмоции
переживания прекрасного, переживания высокого искусства и т.п.
Во-вторых, наверное
останется область, так ска-зать, 'непосредственных' эмоций, как приятных, так и
неприятных, Например, у досады, когда попал в неприятную ситуацию, может не
быть специфичес-кого привкуса отрицательной эмоции. Тут каждому предоставляется
поле для того, чтобы прочувство-вать внутри себя эту тонкую, но очень определен-ную
грань. Еще раз: если посмотреть внимательно и точно, то видно, что неприятная
эмоция - это одно, а отрицательная эмоция (специфическая эмо-циональная
'грязнотца') - это другое.
[185]
Тут же можно сказать,
что в зависимости от того, какого типа эмоции считаются 'нормальными' и
допускаются определенным кругом людей в обще-ственную, - то есть
'цивилизованную', 'культур-ную', - жизнь, можно различать 'жизненные сти-ли',
разные в разных культурах и субкультурах, у разных людей и даже у разных
субличностей в од-ном человеке.
Скажем, одна группа
субличностей в некоем Иван Иваныче практикует и допускает один тип эмоций, а
другая - другой; например, Иван Иваныч на работе и Иван Иваныч дома. Разные
субкультуры разных субличностей внутри Иван Иваныча могут иметь разный стиль.
При этом может оказаться, что некоторые типы эмоций допускаются как нормаль-ные
и не воспринимаются как отрицательные эмо-ции одной субличностью, но совершенно
неприем-лемы для другой. В консерватории Иван Иваныч ни за что не позволит себе
даже переживать то, что он 'естественно' не только переживает, но и вы-ражает в
обычной семейной сцене.
Здесь, повторяю,
очень тонкая грань, и каждый может посмотреть, где для него (и для различных
его субличностей) проходит граница между про-сто неприятными и собственно
отрицательными эмоциями.
Прежде чем углубиться
в теорию (а уж потом перейти к методическим описаниям возможностей работы с
отрицательными эмоциями), нужно рас-смотреть еще одну характерную для нашей
культу-ры дихотомию, в которой часто запутывается эта тема. Совершенно
очевидно, что подавлять как выражение, так и переживание
отрицательных эмо-ций во:первых, невозможно (хотя можно
пытаться
[186]
это делать время от
времени), а во-вторых, по-ви-димому это даже и вредно, как о том говорят пси-хологи
и врачи. Но тогда получается вроде бы не-разрешимая дилемма: если не подавлять,
то выражать, а если не выражать, то подавлять. Или не замечать, вытеснять,
блокировать, - есть много психологических терминов, описывающих разные оттенки
этого действия.
Я люблю по этому
поводу рассказывать анекдо-тическую историю, которая, впрочем, произошла на
самом деле. Приходит ко мне клиентка, - начина-ющий психотерапевт, - и говорит,
что психотера-пия мешает ее семейной жизни. Оказывается, дело обстоит следующим
образом. Она считает, что дол-жна, работая со своими клиентами, быть 'чистой'
от отрицательных эмоций, а для этого (как она где-то вычитала, не поняв, о чем
речь), эти самые отри-цательные эмоции нужно 'отреагировать'. Для
'отреагирования' она использует мужа, спуская на него накопившихся 'собак'2, - и это,
разумеется, не способствует семейной гармонии. 'А если я не буду этого делать,
- подняв на меня милые голу-бые глаза говорит она, - как же я пойду к клиен-там?'
Что касается
противоположной возможности, то полезно заметить, что та 'инстанция', которая
за-нимается (или пытается заниматься) подавлением отрицательных эмоций, как
правило сама полна отрицательных эмоций, и именно они питают ее, этой
'инстанции', 'праведный' гнев (а также пре-зрение, отвращение, обиду, вину и
пр.) по поводу отрицательных эмоций.
Как же разрешить эту
дилемму?
Идея психотехники
состоит здесь в том, что от-рицательная эмоция - это вообще просто
ошибка,
[187]
причем не столько
'эмоциональная ошибка' (ка-жется несколько странным применять сам этот тер-мин
к эмоциональной сфере), сколько ошибка в когнитивном (познавательном)
представлении си-туации. Грубо говоря, отрицательные эмоции, - это эмоциональная
реакция на неправильно пред-ставляемую ситуацию3...
Если это так, то
понятно, что отрицательную эмо-цию нужно не подавлять и не выражать, с ней нуж-но
РАЗБИРАТЬСЯ, или, как говорил великий рус-ский классик, 'зреть в корень'.
Хотя, конечно, для
того, чтобы разбираться, нуж-но сам процесс выражения или даже переживания
отрицательной эмоции остановить, нужно выйти из него. Но, - повторю еще раз,
остановить не для того, чтобы выполнить установки внешней морали, не подавить
отрицательную эмоцию, а, напротив, отнестись к ней ВСЕРЬЕЗ, - даже более
всерьез, чем она сама запрашивает.
В этом и состоит
центральная идеологическая -посылка грамотной психотехнической работы с от-рицательными
эмоциями. Для каждого, кто соби-рается этой работой заняться, очень важно,
чтобы эта 'идеологическая база' была максимально обо-снована теоретически и
прочувствована эмпиричес-ки, на собственном опыте, То есть, чтобы человек понял
ее, как говорил Гурджиев, 'всей своей мас-сой'.
Теперь, понимая, для
чего это нужно, мы можем перейти к довольно сложным теоретическим пост-роениям.
Хочу только напомнить вам, что, с одной стороны, хорошо понятые теоретические
представ-ления дают возможность более глубокого видения проблемы, с другой же
стороны - это всегда взгляд
[188]
несколько более
узкий, чем та эмпирия, которая привела к данной теории.
Прежде всего
необходимо описать своеобразную, специфическую действительность, в которой люди
проводят (не задумываясь об этом) значительную часть своего времени и расходуют
значительную часть энергии, и в которой как раз и возникают отрицательные
эмоции.
Мы думаем, что живем
в мире столов и стуль-ев - в 'реальности' (слово 'реальность' проис-ходит от
латинского слова 'res', что значит
'вещь' или 'дело' - нечто материально-определенное). Но на самом деле это
совсем не так.
В такого рода
'реальности', в точном смысле слова, может жить только Маугли, - человеческий
детеныш, не прошедший аккультурации или социа-лизации. Человек живет в
специфически-челове-ческом, социокультурном мире: мире обобщенных
представлений, для которых 'вещи' и 'дела' яв-ляются только 'экземплификациями'
понятий.
Кроме того, человеческий
мир - это мир меж-личностных взаимодействий, значительную часть которых человек
'вбирает' в себя (интериоризи-рует, говоря научным языком психологии), начи-ная
'разыгрывать' внутри себя те роли и отноше-ния, которые осваивает в общении со
своими воспитателями3.
Советский психолог и
философ Б.Ф.Поршнев развил представления Выготского, поставив воп-рос, что
лежит в основе самой возможности социа-лизации и интериоризации. Ответом на
этот воп-
[189]
рос стало его учение
о суггестии как фундамен-тальной основе человеческой психики.
Суггестия (по
Поршневу) начинается с интер-дикции (запрещения,
остановки), которая прерыва-ет 'естественную' жизнь организма в его среде,
выводит организм за пределы его собственной 'ре-альности'. Например, малыш
самозабвенно лезет в лужу, мама сзади кричит ему: 'стой, не лезь'.
Сама суггестия состоит в
том, что организму (че-ловеку) предлагается вести себя и действовать не так,
как он вел бы себя в соответствии со своими собственными потребностями в своей
среде, а не-ким иным, но вполне определенным образом. На-пример, малышу,
который разыгрался с мячиком, велят идти есть или спать. Ему в этот момент ни
есть, ни спать совершенно не хочется, у него нет такого внутреннего импульса,
но 'мама велела, а она лучше знает' (часто так на самом деле и есть). В момент
суггестии реальность (то есть матери-альная среда с ее 'естественными'
процессами) как бы 'смещается': она 'продолжается' (в част-ности, во времени,
но не только) уже не так, как она 'текла', а под новым углом.
'Смещение' реальности
происходит не только для адресата суггестии, и даже не только для ее адресанта,
суггестора. Это может касаться среды, окружающей суггестивную пару, в самых
разных масштабах. Например то, что малыш не полезет в лужу, даст маме
возможность чистеньким привес-ти его в гости к бабушке на день рождения, куда
они направлялись, и где малыш будет радовать всю
родню.
А вот пример другого
масштаба. Представьте себе, что адресат суггестии - военачальник армии, рас-полагающей
большим запасом ядерного оружия. А
[190]
суггестия состоит в
том, чтобы пустить его в ход. Хорошо известно, что при выполнении такой суг-гестии
жизнь на Земле (в том числе наша с вами) вполне может довольно скоро
прекратиться.
Однако
автоматическому выполнению суггестии противостоит контр-суггестия: приказание
или просьбу можно не исполнить4.
Имея это в виду, мы
обнаруживаем, что реаль-ность в момент суггестии не сразу 'смещается'. Сначала
она как бы 'разламывается', раздваивает-ся. Благодаря тому, что суггестия может
быть как исполнена, так и не исполнена, создается своеоб-разное 'зависание': в
тот момент, когда приказа-ние (или просьба) высказывается, еще неизвестно,
будет ли суггестия исполнена, то есть неизвестно, по какому из двух возможных
путей 'пойдет' ре-альность (в нашем последнем примере, сохранится жизнь на
Земле или нет). И то, и другое присут-ствует в этом моменте как возможность, а дей-ствительность (тем более -
реальность) еще не определена.
Я повторю еще раз, потому что это, с одной
сто-роны, вроде бы очевидно и понятно, но с другой - это очень меняет привычную
нам картину мира. Мы думаем, что живем в 'реальности' - мире физических
законов, причинности и т.п. А между тем в любой момент времени люди,
выполняющие или не выполняющие различные (в том числе - наши собственные!)
суггестии, могут изменить (или не изменить, - мама может же и не купить мне
мороженое, хотя мне очень хочется) эту, кажущую-ся такой понятной и устойчивой,
'реальность'.
Но все обстоит еще
значительно сложнее. Как справедливо указывает Поршнев, ни процессы суг-гестии,
ни процессы контр-суггестии сами по себе,
[191]
без специальных
экспериментальных условий, на-блюдаться не могут (хотя мы постоянно имеем дело
с их результатами). То, что происходит 'у всех на глазах' - это процессы
контр-контр-суггестии (к-к-с), то есть подкрепления первоначальной, исход-ной
суггестии каким-то дополнительным воздей-ствием на адресата. Если мама не
покупает мне мороженое, я начинаю ее упрашивать. Если ребе-нок не слушается,
его наказывают. Если политик не выполняет то, что от него требуется, на него
ока-зывают давление. И так далее.
Я не буду здесь
излагать подробно соответству-ющие теоретические схемы5, но назову
их основ-ные конструктивные элементы, потому что это мо-жет оказаться полезным
для ваших дальнейших самостоятельных размышлений и работы над отри-цательными
эмоциями.
Существуют два
фундаментальных типа суггес-тии: Ребенок - Родитель ('просьба') и Роди-тель -
Ребенок ('приказание'). Полезно заме-тить, что в этих схемах (мои
конструктивные элементы отличаются от описаний Берна) Родитель всегда
обращается к Ребенку, а Ребенок - к Роди-телю.
Позже, когда (и если)
у человека формируется функция Взрослого, он может обратиться к друго-му
Взрослому с 'предложением', которое по сво-ей природе является не суггестией, а
мета-комму-никативным феноменом.
Существуют три
фундаментальных типа контр-контр-суггестии, во всяком случае в когнитивном
плане (позже мы к этому еще вернемся). (1) От-сылка к устройству мира ('Если
полезешь в лужу, намочишь ноги и испачкаешь пальто'); это - пер-вый шаг к
Взрослению. (2) Отсылка к социально-
[192]
фиксированным
позициям, которые должны обес-печить выполнение суггестии (одесский вариант:
'На кому ты топ ногой, на твой родной мама, кото-рый тебя ест и пьет?!'); это -
путь к формирова-нию самоощущения 'окей' и 'не-окей', Лягушек и Принцев, а
также сценариев-по-Берну. (3) Обе-щание награды и угроза наказания, то есть
'произ-вольность' (в отличие от детерминированности: мама захочет - накажет, а
захочет простит, как иудейский Бог по К.Юнгу), переходящая в произ-вол; это -
основа манипуляций и игр-по-Берну.
Кроме того, в наших
схемах используются соот-ветствующим образом модифицированные азы тео-рии
рефлексивных игр по В.А.Лефевру: 'Я знаю, что он знает, что я знаю', и т.д. В
сложных контр-контр-суггестивных схемах это развертывается при-мерно таким
образом: 'Я согласен сделать нечто, если ты сделаешь свое нечто, но ты
согласишься это сделать, если я сделаю нечто третье, и т.д.' Одним словом:
'Утром стулья, вечером деньги, но деньги вперед'.
Вроде бы, если
суггестия не исполнена, то 'ре-альность' продолжает развертываться по
не-сугге-стивной линии (вспомните рисунок). Но специ-фическая действительность
контр-контр-суггестии позволяет суггестору (и заставляет его!) полагать, что,
как говорят в той же Одессе, 'еще не вечер': суггестор не принимает отказа.
Нужно 'нажать' (упросить, уговорить, уломать, пригрозить, пообещать и пр.), и
может быть все еще будет так, как суггес-тору нужно.
'Зависание',
характеризующее 'разлом' реаль-ности в момент суггестии, оказывается благодаря
этому не 'моментом', а распространяется на нео-пределенно долгое физическое
время - от несколь-
[193]
ких минут до
нескольких десятилетий (и больше: горе-иудеи, а вслед за ними и горе-христиане
уже несколько тысячелетий не могут толком научиться слушаться своего Бога, а Он
все ждет, надеется и посылает им награды и наказания).
Интересно, что, имея
свое особое время ('кван-тами' этого времени являются коммуникативные ходы
к-к-с, к-к-к-с, к-к-к-к-с и т.д., развертывающие-ся в физическом времени в виде
процессов устной речи, написания и отсылки писем, документов и пр.), эта особая
действительность не имеет ника-кой реальности. С точки зрения реальности ее как бы просто не
существует, это игра
'чистой' воли, точнее - борьба 'воль' за реализацию тех или иных возможностей.
В физическом мире она мо-жет развертываться, грубо говоря, в масштабе проч-ности
тех самых столов и стульев, на которых и за которыми сидят участники процесса.
Так вот, развертывая
процессы контр-контр-суг-гестии, то есть угрожая, обещая, упрашивая и т.д., мы
начинаем жить в этой особой, - в реальности не существующей, -
действительности. Мама мо-жет не покупать малышу мороженое, а он может клянчить
неделю и больше. И он при этом будет жить не в реальности, где мама купила или
не ку-пила ему мороженое, а в особой действительности, где он просит, убеждает,
канючит, упрашивает и пр.
Для полноты картины
(хотя бы минимальной) нужно добавить еще один момент, хорошо изучен-ный и
описанный в школе Грегори Бейтсона6. Речь идет о
парадоксальной коммуникации, которую он назвал 'двойной связанностью' (double bind), где нечто утверждается, но одновременно на другом
уровне абстракции (его можно назвать, вслед за Бейтсоном, 'пометой'),
отвергается.
[194]
Расканючившемуся
малышу мама может сказать: 'Если бы ты не канючил так противно, я бы купила
тебе жвачку'. Теперь малыш 'в ступоре': если он попросит жвачку, значит он
опять канючит, и мама накажет его за это, не выполнив его просьбу; а если не
попросит, - откуда она узнает, что ему хочется жвачки?
С другой стороны (так
начинаются и разыгрыва-ются игры-по-Берну), очень может быть, что малы-шу вовсе
и не нужна физическая жвачка: он жует другую, психическую, имея возможность
вволю оби-жаться (прекрасный способ реализации 'эдиповых' претензий). Тогда,
даже если мама в конце концов что-то ему купит, это будет 'не та жвачка', или
'теперь уже поздно', и т.д.
Теперь, после общего
описания этой странной, несуществующей действительности, можно вернуть-ся к
нашей теме - к отрицательным эмоциям.
Когда я говорил о
трех 'доводах' контр-контр-суггестии, это было исключительно когнитивное
'измерение' процесса коммуникации. Но часто гораздо большее значение имеет как
раз эмоцио-нальное давление. В этой игре
контр-суггестий и Контр-контр-суггестий, в попытках одной 'сторо-ны' отказаться
выполнять суггестию, а другой - заставить ее выполнить, эмоциональное давление
играет огромную и часто решающую роль. Это мож-но описать, воспользовавшись
(почти буквально) той схемой, по которой Л.С.Выготский описывал превращение
инстинктивного движения ребенка, тянущегося к заинтересовавшей его игрушке, в
ком-муникативный жест.
Вначале ребенок,
конечно же, не знает, что это 'жест', он просто тянется к яркой игрушке. Но
[195]
для мамы, которая
находится рядом (причем имен-но для того, чтобы ему помогать) это 'сигнал': она
видит, к чему малыш тянется, и дает ему игрушку. Причем этот 'сигнал' она сама,
посредством свое-го осознания, превращает в жест. В конце концов и ребенок (для
нас сейчас не важно, каков меха-низм этого шага развития) начинает осознавать
свое действие как жест, как обращение. Причем, как кра-сиво пишет Выготский, ребенок
- последний, кто обнаруживает в своем действии обращение, комму-никацию.
С отрицательными
эмоциями происходит по су-ществу нечто подобное. Ребенок приобщается к этой,
извините за выражение, 'культуре', точно так же, как к любой другой - к речи,
предметным дей-ствиям, социальным ролям и пр. Сначала ребенок дает просто
отрицательную эмоциональную реак-цию (это еще НЕ 'отрицательная эмоция' как та-ковая!)
на ситуацию, например, фрустрации. Затем он обнаруживает, что его отрицательная
эмоцио-нальная реакция может оказывать влияние на со-стояние родителей. И
постепенно она становится не просто реакцией, а способом воздействия, спо-собом эмоционального давления ('Я не тебе
пла-чу, я маме плачу').
Можно сказать, что он
начинает эту свою реак-цию использовать, благодаря чему она из реакции
превращается в собственно отрицательную эмоцию как таковую, которая, как мы
теперь видим, всегда (даже когда это не сразу заметно) является обра-щением.
(Впрочем, можно
описать это и в противополож-ном языке, утверждая, что это она, - отрицатель-ная
эмоция, - начинает его 'использовать'. По-пробуйте поразмыслить об
отрицательных эмоциях
[196]
как о неких
полу-самостоятельных 'существах'. В технических терминах психологии это
называет-ся 'субличностью', а в 'домашнем оккультизме' начала века именовалось
пышным словом 'ляр-ва'.)
Соответственно, мы
можем указать здесь два фундаментальных типа отрицательных эмоций -
'Родительские' и 'Детские', просящие и требую-щие.
Однако нужно иметь в
виду, что отрицательные эмоции как таковые - это не просто эмоциональ-ное
давление, это гораздо более сложный феномен. Это эмоциональное давление в
рамках вышеопи-санной 'несуществующей действительности', в ко-торой суггестор
отказывается принимать реальность несостоявшегося исполнения его суггестии.
Это похоже на
обобщенный принцип игр-по-Берну: 'зависание' в контр-контр-суггестии фиксиру-ется
само по себе, и фактически уже исчезает (или почти исчезает) задача исходной
суггестии, а оста-ется только стремление сохранять саму эту ситуа-цию.
Например, как я не
один раз вам говорил, соба-ка-сверху отличается от реального Родителя тем, что
она ворчит, но не предполагает выполнения своих указаний. Собака-снизу отличается от реаль-ного Ребенка
тем, что она прекрасно понимает на-мерения собаки-сверху и не предполагает
выпол-нять ее указания. Собака-сверху не для того дает указания, чтобы их
выполнили, а собака-снизу не для того их принимает, чтобы выполнять. Они обе
играют в свою игру, завися друг от друга прежде всего в том, чтобы эта игра
могла продолжаться. По тому же принципу система отрицательных эмоций
[197]
отрывается от
исходной суггестии и становится сред-ством эмоциональной связи между людьми.
Таким образом, мы теперь
ясно видим, что эта связь основывается на замечательном 'бы' - 'если бы ты вела
себя иначе', 'если бы ты был дру-гим', - то есть на нежелании воспринимать то, как обстоят
дела в реальности.
Еще раз подчеркну: я
не хочу сказать, что все отрицательные эмоции
имеют такую природу. Да-вайте ограничимся утверждением, что некото-рый, - хотя
довольно значительный, класс отри-цательных эмоций устроен именно так: они
поддерживают некую псевдо-реальность, заменяю-щую собой 'реальную реальность'.
Можно еще добавить,
что основная коммуника-тивная функция отрицательных эмоций - это на-значение
себе и адресату (напомню: у отрицатель-ной эмоции в рамках этого подхода всегда есть адресат)
определенных ролей в этом 'компоте'. Например, ворчанием ребенку навязывается
роль 'неслуха' (а себе Родителя-Которого-Не-Слушаются), конючением родителю
предлагается роль обидчика (а себе Ребенка-Которого-Недостаточно-Любят), и т.д.
Чувство вины и обида - самые яр-кие примеры отрицательных эмоций в этом смысле
слова.
Отсюда мы сможем позже
прямо перейти к двум важнейшим функциям отрицательных эмоций - функции
'канализации' эмоциональных связей и между людьми и функции формирования
'образа себя'.
Есть еще один раздел
теории отрицательных эмо-ций, который я здесь только назову, а также корот-
[198]
ко отмечу источники,
по которым можно его про-работать. Это - биоэнергетический их аспект.
Прежде всего здесь
приходит на ум наиболее известное психоаналитические построения Фрей-да. С
точки зрения его подхода отрицательные эмо-ции можно рассматривать как
'симптомы', выпол-няющие двойственную функцию. С одной стороны, они являются
'заслонкой' против нереализуемых влечений (типа инцестуальных влечений детей к
родителям, т.е. влечений Эдипа и Электры, с одной стороны, и влечения отца к
дочери и матери к сыну, как они описаны, например, у Берна в игре 'Гам'). С
другой стороны, они оказываются одновременно и каналами 'смещенной' реализации
этих влече-ний, своеобразной 'подменой'. Отсюда очевидный (для опытного
'вкуса') привкус грязноватой сек-суальности (чаще всего недоразвитой,
'детской') в большинстве отрицательных эмоций.
Про то же самое,
только в иных терминах, гово-рит и Успенский, описывая функционирование
'эмоционального центра' на энергиях 'сексуаль-ного центра'
Кроме того, у
Успенского можно встретить мысль, что отрицательные эмоции возникают как непра-вильное
совместное функционирование инстинк-тивного и эмоционального 'центров'.
Фрейдовские
построения получают интересное развитие в биоэнергетическом подходе А.Лоуена,
ученика Вильгельма Райха. Он описывает различ-ные биоэнергетические паттерны
(выражающиеся прежде всего в хронических мышечных зажимах или, наоборот,
недоразвитости и отказе от исполь-зования определенных групп мышц), которые со-ответствуют
определенным 'защитным' установ-кам. Интересующие нас отрицательные эмоции
[199]
разумеется должны
быть в этих 'характерных' мышечных паттернах обильно представлены (что, кстати,
хорошо соответствует немудреной идее, ле-жащей в основе знаменитой 'гипотезы
Джеймса-Ланге', о связи эмоций с их телесным выражени-ем).
Наконец, интересная,
существенная и практичес-ки применимая 'теория' связи различных типов
отрицательных эмоций с дисфункцией тех или иных внутренних органов содержится в
китайской алхи-мии, как она излагается, например, в книгах амери-канско-китайского
мастера Мантека Цзя (или, в других переводах, Чья). Как бы ни относиться к его
теоретическим построениям, положительное воздей-ствие практики 'внутренней
улыбки' может про-верить на себе каждый. Это нетрудно и действи-тельно
благотворно, хотя никоим образом не заменяет остальных аспектов работы над
отрица-тельными эмоциями.
Теперь, после
освоения действительности отрица-тельных эмоций в опыте и знакомства с разными
теоретическими представлениями о них, мы можем попробовать наметить методические
и технические возможности работы с ними.
Поскольку здесь это
особенно важно, напомню еще раз о различии между техникой и технологи-ей, как
они понимаются в нашей мастерской. Тех-нология - нечто принципиально
'отчужденное', вне-личностное, это способы использования зако-нов внешней
'природы' на потребу людей. Тех-ника - это искусство, она всегда является прин-ципиально-личной.
Каждый артист, художник,
[200]
ученый, да просто
каждый человек, умеющий де-лать какое-либо дело, располагает собственной, су-губо
личной 'техникой' - искусством этого 'дела-ния'. Точнее даже было бы сказать,
что его личность 'включает' в себя эту технику; в оптимальном слу-чае
'личность' и есть совокупность такого рода 'техник'.
Следовательно, говоря
о 'технике' работы с от-рицательными эмоциями, мы говорим не о выпол-нении
каких-то общих правил, а о сугубо личных 'наработках', в обретении которых
можно лишь указать некоторые общие направления. Это очень важно в работе над
отрицательными эмоциями, потому что здесь в очень большой степени работа-ет
известная установка: 'Я - это другое дело'.
Ответ, который каждый
из нас может дать само-му себе на эту сентенцию (неважно, высказывается она во
внутреннем диалоге явно или подразумева-ется): совершенно справедливо, и вот
именно с этим 'Я', ни на кого другого не похожим, с 'моими' личными
отрицательными эмоциями (а вовсе не с отрицательными эмоциями 'вообще') мне
нужно иметь дело.
В начале этого
методического раздела мне хо-чется повторить то, что раньше уже было сказано в
несколько ином контексте. Приступая к работе над отрицательными эмоциями, нужно
с самого начала понимать, что это - дело сложное и, прямо ска-жем, опасное.
Как говаривал
замечательный фортепианный педагог Г.Г.Нейгауз, начинающий ученик не толь-ко
склонен палить из пушки по воробьям, но и готов выйти с игрушечным пистолетом
против ба-тареи.
[201]
Было бы правильным,
чтобы ученик приступал к этой работе, уже имея некоторый опыт в других
психотехнических областях, например, поработав над привычками (см. предыдущую
главу), или над ло-жью (см. следующую главу), или научившись ста-вить
психотерапевтическую проблему (см. после-днюю главу). Еще раз напомню, что для
такой работы очень нужна группа (или хотя бы напар-ник), лучше проводить ее под
руководством тера-певта или инструктора.
Методически работа
над отрицательными эмо-циями явно распадается на несколько 'поясов' или слоев,
из которых здесь подробно будет описан толь-ко первый. Человек, приобретший
опыт в этом пер-вом поясе, для дальнейшей работы будет нуждаться вообще в иного
типа помощи и организации, что лежит вне предмета Первого Цикла этой книги.
В первом слое
предметом работы может стать некоторая вполне явная, определенная и типичная
для данного человека отрицательная эмоция или группа эмоций. Выделение и
описание этой эмо-ции (или группы эмоций) может проводиться по методике,
сходной с первым шагом работы над дур-ной привычкой. 'Противника' нужно прежде
все-го научиться мгновенно узнавать 'в лицо', затем хорошо изучить и описать.
Нужно пронаблюдать типичные ситуации, в которых появляется эта от-рицательная
эмоция, собственные состояния и ло-гику мышления про этому поводу и пр.
Дальше можно
попробовать, продолжая реали-зацию методов работы с дурными привычками, про-сто
'не делать этого', то есть не выражать и даже не переживать эту отрицательную
эмоцию. В не-которых случаях это может получиться, что даст ученику прекрасный
опыт 'избавления' от опре-
[202]
деленной
отрицательной эмоции, опыт того, что без нее можно жить. Здесь очень полезно
просмотреть, что благодаря этому изменилось в жизни в целом, как меняется
'образ себя'. После этого можно пе-реходить к следующей эмоции или группе.
Но попытка 'просто
перестать' может и не сра-ботать. Как правило привычные отрицательные эмоции
обладают над нами по крайней мере неко-торой властью, и не легко ею
поступаются. К тому же, они являются важными составляющими наше-го привычного
стиля жизни и привычного 'образа себя', так что избавление от них (как,
впрочем, и от существенных привычек) требует серьезной про-работки.
Проработка в этом
случае должна быть прежде всего аналитической. Но тут имеется очень опас-ная ловушка. Задача
состоит в том, чтобы 'расспро-сить' отрицательную эмоцию, 'о чем' она хочет
сообщить, на что она указывает. Но все дело в том, что (как мы видели в
теоретической части) отрица-тельная эмоция так 'устроена', чтобы скрывать -как раз то, на что она, казалось бы, должна указы-вать. Отрицательные
эмоции основаны на лжи.
Здесь возникает самый
напряженный момент -борьбы. 'Реализация' (то есть не
только выраже-ние, но даже переживание) отрицательной эмоции принципиально не
допускает раскрытия содержа-щейся в ней лжи. А аналитическое раскрытие этой лжи
и поддержание ее сознавания делает невоз-можной реализацию отрицательной
эмоции.
Я поясню это на
примере обиды. Допустим, оби-да начинается с того, что человеку становится дей-ствительно
дискомфортно в связи с определенным поведением его партнера. Он высказывает
(или, что еще хуже, не высказывает) свою претензию. Парт-
[203]
нер изменяет или не
изменяет свое поведение: И в том и в другом случае это - реальность, с кото-рой
человеку дальше нужно иметь дело.
Если 'обиженный' не
хочет иметь дело с этой реальностью, если он заинтересован в чем-то дру-гом (о
чем не говорит, и чего часто даже сам не осознает), он продолжает настаивать на
том, что партнер с ним неправильно 'обошелся'. Часто вся игра построена на том,
что 'теперь с этим ничего уже нельзя поделать', то есть нет никакой реаль-ности,
в которой 'потерпевший' мог бы получить реальное удовлетворение.
Примером может служить
известная анекдоти-ческая формула: 'Как вспомню, что ты мне не де-вушкой
досталась...' Чтобы было понятней, в чем состоит аналитическое действие
относительно от-рицательной эмоции, рассмотрим, каково правиль-ное разрешение
этой ситуации со стороны 'оби-женного'. Оно, - если поверить, что партнера
действительно волнует проблема дефлорации, -состоит в том, что либо он раз и
навсегда принима-ет свою партнершу 'не девушкой', либо - также раз и навсегда -
отвергает за то, что она не девуш-ка).
Или, - тоже распространенный
случай, - ре-альное удовлетворение состоит в чем-то совсем ином, что
'потерпевший' надеется получить в виде 'компенсации'. В нашем примере более
вероятно, что 'на самом деле' вся коммуникация - только способ поддерживать
жену в состоянии 'винова-тости', а себя - в состоянии 'обиженности', и стричь
определенные 'купоны' (они могут быть разными, например, в садистском и
мазохистском варианте) с этой игры.
[204]
Так или иначе,
принципиальная ложь ситуации состоит в том, что 'потерпевшему' давно уже не
важен сам предмет обиды, семантика этой комму-никации давно уже разошлась с ее
прагматикой, но 'в тексте' это не фиксируется, и обиженный дер-жит себя, а
часто и партнера в несущественной (а часто и несуществующей) ситуации.
В каждом конкретном
случае ученику следует обнаружить конкретное собственное проявление этой лжи.
Таким образом,
ловушка состоит в том, что в от-вет на аналитическое приглашение 'рассказать, в
чем дело', отрицательная эмоция хочет повторить свою 'песню' (может быть, с
новыми вариация-ми).
Чтобы не попасться в
эту ловушку, работающий должен быть в достаточной мере дистанцирован от
собственной отрицательной эмоции. Он должен относиться к ней ВСЕРЬЕЗ, но, как
уже было ска-зано, более всерьез, чем
относится к себе она сама. Потому что 'она
сама' привирает (первый ранг), знает, что привирает (второй ранг), и прощает
это себе (третий ранг). А работающий (с помощью те-рапевта-аналитика) должен
выяснить, как реально (нулевой ранг) обстоит дело, и не позволять
себе ни на йоту отклоняться от этой психической ре-альности.
Я не случайно
упомянул здесь терапевта-анали-тика. Дело в том, что чаще всего отрицательные
эмоции живут на многообразных и сложных пере-носах, проекциях, смещениях,
сгущениях и пр., что требует именно аналитического подхода. Впрочем, для
практической работы в некоторых (хотя дале-ко не во всех) случаях может быть
достаточно про-сто обнаружения привкуса лжи, на которой осно-
[205]
вывается
отрицательная эмоция. Может оказаться достаточным, если можно с полной
убежденнос-тью сказать ей: 'Ты лжешь!' - и она потеряет свою силу.
Как говорил Гурджиев,
хуже всего, если вы убеж-дены в 'справедливости' своей отрицательной эмо-ции.
Но 'благая весть' (как любят говорить амери-канцы) состоит в том, что
отрицательная эмоция всегда содержит субъективную (обнаруживаемую
в прагматическом аспекте коммуникации) ложь, хотя часто прячется за объективной (то есть
чисто се-мантической) 'правильностью'.
Следующий важный
аспект работы состоит, как и в случае с привычками, в исследовании различ-ных
функций, которые 'прикреплены' к данной отрицательной эмоции, выполняются ею. У
тех, кто работал над привычками, уже есть некоторый опыт такого рода анализа.
Поэтому здесь я остановлюсь только на двух крайне важных, но частных аспек-тах
этой темы.
Первый, как мы уже
говорили, состоит в том, что отрицательные эмоции - привычный и типичный для
нашей 'культуры' канал эмоциональной свя-зи между людьми. И действительное горе
состоит в том, что если они убираются, то часто ничего дру-гого просто не
остается. Здесь с полной неотврати-мостью действует закон, о котором Гурджиев
од-нажды сказал Успенскому: 'Ничто так не разделяет людей, как Работа'.
Человек,
'выдирающийся' из сети отрицатель-ных эмоций, часто одновременно с этим теряет
при-вычные связи с людьми, которые раньше казались 'близкими'. Как правило, он
пытается 'заставить' их тоже 'работать над собой'; иногда это удается, чаще -
нет.
[206]
Это ситуация, с
которой приходится примирить-ся. Тут я не могу избежать 'высокого стиля', на-помнив,
что свобода стоит очень дорого. Как сказа-но в классической книге: 'Пусть
мертвые хоронят своих мертвецов'. Ученику же предлагается 'взять свой крест и
следовать за Учителем'.
И здесь есть 'благая
весть'. Все, кто когда-либо проходил этот участок пути, подтвердят, что, ли-шившись
'человеческих' (на самом деле псевдо-человеческих, лучше сказать - 'адских')
связей с другими людьми через отрицательные эмоции, че-ловек вовсе не остается
в одиночестве, как многие боятся. Напротив того, он быстро обретает реаль-ные эмоциональные
связи, иногда с теми же самы-ми людьми, иногда - с другими, которые начинают
ему гораздо больше нравиться.
Еще одна важная
функция отрицательных эмо-ций состоит в том, что ими пропитан, пронизан, а
часто на них держится, как на остове, наш 'образ себя'. Конечно же, 'я' - это
тот самый 'недотыкомка', неудачник, неумеха, невезучка, которого все обижают,
которого никто не любит, на котором все только 'возят воду', - и прочее в таком
роде. И это дает обладателю такого 'образа себя' множе-ство 'преимуществ' в
жизни: 'Чего вы хотите от человека с деревянной ногой?'
Не соблазняйтесь
'крайностью' этого примера. Конечно, мы с вами 'не такие'. Или только 'не-множко
такие'. Насколько? В чем? Кем или чем я буду, когда у меня не будет вот этой,
конкретной отрицательной эмоции? Кем или чем я буду, когда у меня не будет
целого слоя отрицательных эмо-ций - тех, которые я сейчас, сходу, могу в себе
увидеть? Узнает ли меня тогда, как в известном
[207]
стихотворении Маршака
('Из английской народ-ной поэзии'), моя любимая собачка?
Одним словом, сюда
вполне подходит схема зна-менитого вопроса, который Эрик Берн задал
алко-голизирующейся старушке: 'Мадам, что вы будете делать, когда бросите
пить?' Потому что отрица-тельные эмоции, - еще одно, последнее 'уподоб-ление',
- очень похожи на разного рода 'зависи-мости': алкогольную или наркотическую.
Похожи психологически, биоэнергетически, поведенчески и во многих других
отношениях.
Так что мы вполне
можем воспользоваться, в зак-лючение этой главы, прекрасными лозунгами, кото-рыми
снабдила нас наша замечательная культура:
'Пьянству - бой!
'Ударим автопробегом
по бездорожью!'
1 Впервые - в книге 'Практическая
психотехни-ка'. В этой главе
коротко вводятся многие по-нятия, о которых
дальше будет идти речь под-робнее.
2 На самом деле этот термин, введенный еще Фрейдом, означает нечто совсем иное.
3 Впрочем, если
посмотреть несколько глубже, то 'ошибка' эта может
быть, - и как правило бывает, - если не сознательной, то намерен-ной, в полном
соответствии со фрейдовской иде-ей разнообразных 'выгод от симптома'.
4 Здесь необходимо сослаться на представления 'отца' советской
психологии, Л.С.Выготского. Знакомство с его идеями можно начать, напри-мер, с книги 'Развитие высших психических фун-
[208]
кций'. Интересно, что о том
же самом, и даже похожими
словами, пишет К.Кастанеда (он, впрочем, опирается
на представления американ-ского социолога Талкота Парсонса и на культур-антропологическую традицию).
5 Важной фазой
формирования этой способности у ребенка является так называемый 'кризис трех лет', с его 'негативизмом', состоящим
как раз в отказе исполнять какие бы то ни было суггестии.
6 Это делается во Втором Цикле, в лекции 'Ребенок-Родитель-Взрослый'
7 См. Г. Бейтсон и др. К теории
шизофрении. - Московский
психотерапевтический журнал, 1993, 1-2.
[209]
'Дорога к свободе лежит через смех,
и пока
человек не научится этому,
он будет
оставаться порабощенным'.
(Э.Берн. Секс в человеческой любви)
Я попробую рассказать о некоторых идеях,
лежа-щих в основе организации работы в нашей Мастер-ской.
Как известно,
'Р-работа' (с большой буквы и с двумя 'р') обязательно должна включать три ком-понента.
Поскольку, по словам Апостола, 'есть че-ловек физический, человек психический и
человек пневматический', - все три нуждаются в заботе. Но мы здесь занимаемся
только психологической подготовкой2. Поэтому у нас
- не 'Школа' в эзо-терическом смысле слова. У нас здесь - подгото-вительная
группа детского сада. И, соответственно этому, совершенно другая, чем должна
была бы быть в Школе, организационная структура. Может быть, кто-нибудь из нас
когда-нибудь сподобится быть причастным какой-нибудь Школе, может быть, кто-то
уже причастен, но это дело особое. Это не то, что происходит здесь.
Задача нашей работы
состоит прежде всего в том, чтобы участники Мастерской - на самых различ-ных
уровнях, от начинающего клиента до обучен-
[210]
ного помощника, - психологически
вставали на свои ноги и оставались стоящими на своих ногах. На ноги встают
не все скопом, а каждая и каждый в отдельности. Соответственно, у кого какие
ноги, тот на те и встанет. Тут, так сказать, не убавишь и не прибавишь. Поэтому
у нас нет возможности 'померить', кто чего достиг. Есть смутное ощуще-ние, что
некоторые из нас обретают этот вкус, и тогда мы все на мгновение чувствуем:
человек пол-зал-ползал, а потом вдруг взял и поднялся, стоит на собственных
лапах.
Но никакая работа не
существует без обеспечи-вающей ее организации. То, что мы понимаем под Работой, в
особенности психотехнической, устрое-но таким образом, что кто-то, именуемый 'Я
САМ', должен работать над кем-то, именуемым 'Я САМ', и нужно, чтобы это не
замкнулось в цирковой но-мер, как в известной 'борьбе нанайских мальчи-ков' ,
когда выбегают на сцену два маленьких чело-вечка и долго-долго борются, а потом
оказывается, что это один человек - он поднимается, и все ви-дят, что он -
один, здоровенный такой мужик.
Значит, если Я САМ
должен быть работающим, и Я САМ должен быть предметом этой работы, то между нами должно быть
что-то очень реальное, - не менее реальное, чем эти МЫ САМИ, желатель-но даже более
реальное. И оно должно
быть ка-ким-то образом организовано: хорошие вещи, кото-рые мы имеем и даже иногда
умеем, должны быть так организованы, чтобы они у нас (или мы у них, как
посмотреть), были в доступе.
[211]
Та Работа, о которой
идет речь, в наших условиях оптимально может осуществляться в группе. При-чем
группа эта должна быть разновозрастной, в смысле разной степени продвинутости.
В отличие от стандартных современных вузовских систем обу-чения, Работа не организуется
по принципу одно-родных классов или курсов.
Обычный Вуз устроен
как технологическая ли-ния. На вход подают болванку или болвана, и по мере
продвижения его по учебному конвейеру его оболванивают дальше специфически
заданным об-разом: такие-то лекции, такие-то семинары, такие-то экзамены.
Предполагается, что на выходе с это-го конвейера он 'обучен'.
Такое обучение
неизбежно рассчитано на сред-ний уровень - не на
'звезд' и не на отстающих. 'Звезды' и отстающие оказываются плохо и не-гармонично
вовлеченными в процесс. А посколь-ку всякий нормальный ученик непременно более
или менее 'звезда', а также - в какие-то моменты и в каких-то отношениях -
более или менее от-стающий, а 'средние обучаемые' - это фикция, то в общем
добро-совестливым девочкам и мальчи-кам остается только один выход - изображая
со-бой хорошую девочку или хорошего мальчика, по-пытаться пристроится к этому
среднему.
Это, конечно, хороший
экзамен на социабельность, и тот, кто этого не может в соответствующем воз-расте,
чаще всего оказывается слабым во многих других отношениях. Такое вот
прокатывание бол-ванки в социальную проволоку очень полезно для социальной
устойчивости. Кто выдержал, тот сдал некий социальный экзамен. Но к реальному обра-
[212]
зованию
человека это имеет весьма отдаленное от-ношение. Вместо 'человека'
образуется личина или 'личинка' (У Гурджиева это называется
'лож-ной личностью').
Когда я учился в
институте им. Гнесиных, там как раз появились разные 'новые веяния', и эту идею
довели до полноты идиотизма. Была создана кафедра методики и оптимизации
обучения, и ей была поставлена задача создать 'модель специа-листа' (потребного
'народному хозяйству') и под эту модель организовать процесс обучения - обу-чения
музыкантов! К счастью,
задача оказалась невыполнимой, и скоро о ней забыли.
В отличие от этого
всякий реальный образова-тельный организм, - я намеренно употребляю эти слова, это
обязательно должен быть организм, т.е. нечто живое, - должен иметь своей
задачей обра-зование людей. В особенности это важно в нашем деле, деле
обучения психотехнике (да и вообще в творческих профессиях, где болваны и
болванки неуместны).
'Образование', - то
есть развитие в специаль-но созданных обучающих условиях, - для различ-ных
участников процесса происходит в различных, заранее непредсказуемых, сугубо
индивидуальных темпах и ритмах. Их никак формально не разобь-ешь по каким-то
периодам и семестрам. Соответ-ственно, испокон века и доныне в тех профессиях,
где неуместны люди 'общего покроя', обучение организовано по типу 'мастерских'.
Примером могут быть известные нам художественные Вузы.
Наша Мастерская имеет
одну особенность, кото-рая в определенном отношении ставит ее в еще более
выгодное положение, хотя имеет свою, - и немалую, - цену. А именно: мы не берем
ни перед
[213]
кем никаких учебно-социальных
(тем более - фик-сированных во времени) обязательств, мы не дол-жны гнать
никого ни под какие дипломы. Если кому-нибудь нужно, я всегда подпишу какой-ни-будь
сертификат, что-де человек в чем-то участво-вал, что-то 'прошел'. Но у нас нет
обязательств за определенное время вырастить определенный уро-жай кукурузы... -
извините, психотерапевтов.
Но это и
расхолаживает. В обычном Вузе обе-щанная возможность получить диплом вызывает
социальное желание стараться. Но и цена
этому старанью будет социальная, а не внутренняя. Так что с одной стороны
отсутствие 'морковки', кото-рая висит перед осликом и за которой он бежит все 5
или 6 вузовских лет, - это социальный ми-нус, а с другой, - это выявляет, кто
чего хочет (и может) на самом деле.
У нас все двигаются в
тех реальных темпах, в которых двигаются, и нет возможности для массо-вого
обмана, которым являются обычные вузовс-кие курсы. Потому что вузовский курс
надо прой-ти, - так или иначе. И поскольку,
как правило, обстоятельства почему-то не складываются, чтобы пройти их 'так',
то их проходят 'иначе'. А следу-ющий курс основан на прохождении предыдущего, и
поскольку предыдущий пройден не 'так', а 'ина-че', то основываться не на чем, и
оказывается, что все это здание построено на совершеннейшем пес-ке.
Мы, еще раз скажу,
имеем то преимущество, что здесь собираются люди, которым это лично нужно, и,
не имея общеобязательных курсов, мы не имеем необходимости 'проходить' что бы
то ни было 'иначе', а не 'так'. Поскольку в любом деле, - а
[214]
в нашем, в деле Работы
над собой, особенно, - прой-ти можно только 'так', а 'иначе' не пройдешь.
Но чтобы все это было
у нас возможно, каждое наше занятие должно быть в идеале организовано таким
образом, чтобы для всех участников самых разных уровней было что 'съесть'. Кстати,
и в этом мы имеем преимущество перед обычной системой - преимущество быстрой и
очень реальной обратной связи: если людям на двух-трех занятиях подряд 'нечего
есть', они перестают приходить, и мы вы-нуждены сразу и быстро вносить
коррективы
Такая многоуровневая
'адресованность' дости-гается одним единственным, - чего, однако, трудно
добиться в обычном социально и экономически ангажированном Вузе, - это
достигается тогда и в той мере, в какой каждое наше занятие является реально живым. Потому что когда что-то происхо-дит на самом
деле, все, кто присутствует, как-то к этому подключаются
(а кто не подключается, потому ли, что не умеет, или потому, что не хо-чет,
- скоро уходит). Человек на уровне почти уже профессионализированного
психотерапевта по-нимает это одним образом (например, со стороны своей
последней излюбленной теории); человек, ко-торый только что пришел, может быть
почти ниче-го не понимает умом, но понимает душой, что что-то произошло на самом
деле, и приобретает опыт того, что это
возможно. И каждый, на своем уровне между этими краями, понимает что-то свое.
Когда происходит
работа с кем-то в 'горячем стуле' (если она действительно Работа), каждый в
работающем узнает что-то свое: поскольку психи ка действительно 'на людей не
делится', то каж-дый работающий в той или иной мере является реп-резентацией
всех нас.
[215]
формы нашей работы
можно условно распределить по трем 'китам'. Одним из них является, как уже
упоминалось, индивидуальная работа с участника-ми мастерской как с клиентами.
Этот 'кит' имеет две разновидности: индивидуальная сессия и 'го-рячий стул' на
группе.
Работу с клиентом в
'горячем стуле' на группе (в том виде, в каком я ее знаю и использую) интен-сивно
практиковал Фриц Перлз, и я до сих пор считаю, что работа в качестве клиента в
'горячем стуле' и присутствие при такой работе - основ-ная форма как обучения,
так и Работы.
Вместе с тем, она не
заменяет индивидуальной сессии. То, что происходит между терапевтом и клиентом
тет-а-тет - это все-таки не совсем то, что может произойти на группе. На группе
почти всегда больше ответственности за работу, больше энергии, поэтому нередко
появляются значитель-ные инсайты и т.д. Однако, работая на группе, тера-певт
обязательно должен иметь в виду не только то, что нужно клиенту, но и общие запросы
и зада-чи группы. В разговоре тет-а-тет больше интимно-сти, больше
подробностей, больше доверительнос-ти, больше возможности двигаться в своем
индивидуальном темпе.
Так что сочетание
работы на группе и индивиду-альных сессий представляется мне крайне жела-тельным.
Хотя, конечно, возможны исключения.
К этому стоит
добавить, что группы тоже бывают разными. Одно дело - оказаться на 'горячем сту-ле'
в большой группе на 'общем сборе', другое -на малых специализированных группах.
Здесь об-становка более интимная, а при этом и работа бо-лее интенсивная. В
таких малых группах люди
[216]
быстро друг друга
узнают, больше в друг друге за-интересованы, больше соучастия. Поэтому полез-но
и то, и другое.
Как правило, у нас
всегда имеется 2-3 'малых' группы, организованные вокруг каких-то специфи-ческих
терапевтических, технических или исследо-вательских задач. Таким образом мы
исследовали проблемы 'пары' в отличие от традиционно пони-маемой семьи,
некоторые специфические фундамен-тальные эмоции (стыд и страх, например), психо-техническую
полярность 'образ себя - образ жизни' и др. Несколько раз достаточно подготов-ленные
участники мастерской собирались на груп-пу по анализу берновских сценариев.
Второй кит - психотехническая
инфраструк-тура. Прежде всего,
у нас есть регулярно функци-онирующая психотехническая (в узком смысле сло-ва,
в отличие от психотерапевтических) группа, где, в соответствии с наличными (или
создаваемыми по мере необходимости) техниками и методами мы берем еженедельные
задания и еженедельно отчи-тываемся в ходе их выполнения. Однако, говоря об
инфраструктуре, я имею в виду, что у нас есть не только эта группа, но, - что
не менее важно, - соответствующие представления в сознании мно-гих из
нас, что следует не только ходить 'на Папу-ша' или работать в 'горячем стуле',
а еще и де-лать что-то самим в течение недели.
Особенно важно, что у
нас соединяются психо-терапия и психотехника в узком смысле слова. На
психотехнической группе мы часто занимаемся те-рапией, если это необходимо по
ходу дела, так же как на терапевтических группах люди часто ставят себе или
получают задания для проработки (а по-том, может быть, на психотехнической
группе в них
[217]
рассказывают о ходе
их исполнения). Сочетание этих двух ветвей работы совершенно необходимо, потому
что психотехника (в узком смысле слова) без психотерапии может выродиться в
'тренинг', а психотерапия без психотехники рискует стать 'практикой
трансфертных отношений'.
Третий 'кит' -
идеологическая и теоретическая подготовка. Читателю этой книги (тем более ре-альным
участникам мастерской) должно быть уже понятно, какое большое значение мы
придаем иде-ологии. В этом мы отличаемся от многих других психотехнических
школ, в которых идеология под-разумевается (без нее просто ничего не может про-изойти),
но не обсуждается явно.
Что касается теории,
я в последнее время все меньше читаю в Мастерской лекций и думаю, что это
правильно: вообще слушать лекцию дольше часа - исключительная ситуация. Зато я
часто вво-жу теоретические дополнения и пояснения по ходу работы с клиентом, -
там они кажутся мне более уместными и более воспринимаемыми.
Но это не исключает
того, что многие вещи нуж-но знать в систематическом изложении. Для этого у нас
есть список литературы, с указанием той или иной степени обязательности; есть
постоянно ре-дактируемая и пополняемая подборка моих лек-ций и 'теоретических
отступлений' (из которых и собралась эта книга).
Несколько раз мы
организовывали семинары по обсуждению того, что мы читаем. Однако они не
становились регулярными. По-видимому, на это не хватает сил и времени; люди
предпочитают теори-ей заниматься самостоятельно, а время совместно-го
пребывания посвящать практике и 'тусовке'.
[218]
'Тусовку' ни в коем
случае нельзя сбрасывать со счетов. Это хотя и своеобразная, но тоже важ-ная
форма Работы. Большинство участников мас-терской этой тусовкой так или иначе
охвачены, и каждый состригает с нее свое. Очень важно, чтобы мы не зависали в
непрерывной (и уж-жасно серь-езной, а также трудной и, желательно, неприятной -
разве не учили нас советские родители, что работа должна быть трудной и
неприятной?) 'р-работе', чтобы помнили, что психотехника - это образ жиз-ни,
требующий подчас больших усилий, но, в об-щем-то, радостный и 'легкий' (в том
смысле, в ка-ком, - да простится мне 'высокий стиль', - сказано: 'Бремя Мое
легко').
В частности,
'тусовка' дает возможность не за-виснуть ни в одном из типов отношений и пони-мать,
что все они - частные и частичные, практику-емые в рамках определенного жанра,
а сам жанр может меняться: только что человек был клиен-том, потом начали пить
чай, - и отношения меня-ются, все совершенно иное.
Еще важнее, что в
тусовке происходит реализа-ция и проверка отношений, которые формируются на
занятиях групп. Как часто я сталкивался в мос-ковской психотерапевтической
среде с феноменом, когда на иной 'гуманистической' группе, особен-но к концу,
все всех так 'любят', что мило-дорого глядеть, а через месяц эти же люди друг
друга не узнают на улице. Или хуже - шипят друг про дру-га Бог знает что.
У нас, конечно, тоже
пощипывают. Но, во-пер-вых, если шипят, то, как правило, явно, в лицо, а,
во-вторых, любые мало-мальски серьезные инциденты тут же становятся материалом
для работы (об этом дальше).
[219]
Вообще наиболее
эффективна в смысле Работы атмосфера. Я часто говорю вновь приходящим людям, что
нужно не просто 'прийти' на группу или на индивидуальную консультацию, нужно хо-дить в Мастерскую
год-другой. Тогда атмосфера обтачивает и меняет человека.
Еще одно дополнение:
я всегда всячески реко-мендую участникам Мастерской ходить, - насколь-ко
хватает сил, времени и денег, - 'по сторонам'. Московская психологическая,
психотерапевтичес-кая, психотехническая и пневмотехническая жизнь богата и
обильна. В Москве можно найти что угодно, от семейной системной терапии в
варианте Милан-ской школы (даже с односторонним зеркалом!) до какого-нибудь
южнобутанского (или южнобутинского) ответвления дзен-гностицизма3. Было бы не-правильно,
если бы та работа, которая происходит у нас здесь, казалась участникам
Мастерской един-ственной формой психотерапии и психотехники.
Форма работы, которую
я называю 'мастерской', хороша тем, что в ней не только лидер работает со
всеми, и даже не только 'команда', педагоги. В принципе в мастерской все работают
со всеми. Происходит
передача опыта от старших к новым, происходит обновление опыта от новых к
начина-ющим 'зашориваться' старшим, возникают связи по горизонтали.
К этой же сфере
относится практикуемая с той или иной степень интенсивности работа в трой-ках.
Как правило, это происходит у нас волнами: то вдруг все начинают работать в
тройка, так что даже на группы ходят меньше, то это постепенно
[220]
затухает, и троек
почти не остается. Потом вдруг опять все образуют тройки и т. д. Важно, чтобы
работа в тройках по многим 'измерениям' пересе-калась как с работой в группе, так
и с индивидуаль-ной терапией. Это не дает тройкам законсервиро-ваться и создать
свою 'субкультуру', которая, если она все же возникает, часто оказывается
весьма, мягко говоря, своеобразной, формируя и передавая специфические отклонения от работы, то
есть спо-собы делать вид, что работаешь, культивируя при этом собственные
слабости и 'заморочки'. Чтобы это не происходило, не только результаты, но и
рас-сказ о процессах работы в тройках следует выно-сить либо на группы
(например, психотехнические), либо на индивидуальную терапию.
Среди участников
мастерской, конечно же, воз-никают различные 'личные отношения'. При этом в них
все мы неизбежно воплощаем свои сценарии, привычные игры и т.д. Сила мастерской
в том, что все это может стать предметом специального рас-смотрения, анализа и проработки. Более того, в той мере, в какой мы этого не
делаем, соответствую-щие подгруппы, компании, люди естественно 'от-валиваются',
завязнув в своих играх. А в той мере, в какой мы это делаем, и в какой
сценарный конф-ликт и конфликт по играм среди участников
груп-пы оказывается материалом нашего внимания и нашей
работы, мы выигрываем очень много, пото-му что
люди прямо здесь на ходу видят, как это все происходит.
Вот бьет себя девочка
в грудь 'я психотехник, я психотехник', потом 2-3 девочки и 3-4 мальчика
сходятся вместе для психотехнической работы, у них возникают отношения, потом
они в эти отно-шения влипают, потом у них возникает конфликт
[221]
сценариев. Либо они в
этот момент вывалятся из работы и только потом, может быть, кто-то из них
вернется, а кто-то не вернется, либо нам удастся это дело поймать и сделать
этот конфликт, эти сце-нарии элементом анализа, и тогда они видят уже на своей
шкуре очень явно как это происходит.
Еще один очень важный
момент. Худо-бедно, лучше или хуже, но как-то у нас все-таки оказалась
поставлена и выдержала испытание временем (если не экономикой, поскольку
держится это на энтузи-азме ведущих) служба ознакомления с элементар-ным
уровнем нашей работы, - так называемым 'бейсиком'. У нас работает несколько
таких групп, И Я ВСЯЧЕСКИ РЕКОМЕНДУЮ КАК ВНОВЬ ПРИБЫВШИМ, ТАК И ПРОЧИМ, КТО ЕЩЕ
НЕ ПРОШЕЛ, пройти бейсик. Очень полезно прохо-дить бейсик у разных людей. Не
жалейте времени и совсем небольших денег, это того стоит.
Есть еще одно
измерение, - другое измерение, - которое обязательно нужно иметь
в виду, отслежи-вать и тоже организационно устраивать. Это лич-ное
направление собственной Р-работы. Потому что то, что у нас здесь происходит, -
это результат взаимодействия многих сил: моих личных проблем и интересов в их
динамике, каких-то астральных веяний, каких-то запросов, идущих от определен-ных
людей или определенных небольших групп. Но это совсем не значит, что каждому
индивиду-альному участнику группы все эти изгибы общего течения непосредственно
нужны.
К тому же, насколько
я знаю, - это, к сожале-нию, при нашей жизни неизбежно, - люди часто
[222]
приходят или не
приходят на те или иные группы в зависимости от того, как складывается расписа-ние
личной жизни, денежные обстоятельства и пр. У нас, скажем, есть тематические
группы; я плани-рую, что-де вот на этой группе я постараюсь прове-сти вот такую
линию, а на этой вот такую. А люди приходят на ту или эту группу просто потому,
что чувствуют потребность раз или два в неделю прий-ти 'на Папуша', а на что
они пришли - на что вышло: когда отпустили с работы, когда не совпа-ло с
расписанием тай-цзы, или как-нибудь еще.
Очень важно при всем
этом, при всех этих изги-бах иметь некоторую организацию своей внутрен-ней
работы в связи с нашими группами и сессиями индивидуальной терапии. Т.е. вести некоторую свою линию.
Здесь возможны 3
стадии. Первая стадия, - это когда вы хотя бы отслеживаете, что с вами происхо-дит,
т.е. в какие-то регулярные моменты, например, в конце недели
вспоминается (или записывается), что-де я была на таких-то занятиях.
А дальше, - что очень
важно, - происходит раз-деление
на два потока. Одно дело - описать по типу того, как оно могло бы быть описано
на нашем сайте. Были такие-то занятия, там происходило то-то. А второе описание
- личное: я была на
такой-то группе, и там со мной произошло то-то.
Каждый, кто попробует, убедится, что это два совершенно разных описания. Второе
описание очень важно осуществлять регулярно. Есть такой термин - 'кумуляция',
он обозначает накопление со внут-ренней систематизацией и развитием. Эти вещи
надо накапливать, систематизировать и так осуще-ствлять личное развитие.
[223]
Я не раз говорил, что
было бы очень полезно, чтобы начинающие участники группы имели для этого
тьюторов из старших, или нужно было бы иметь в нашем штабе группу тьюторов,
поскольку один человек всех не охватит. Пока организовать это у нас не
получается. Значит, начинайте сами.
Еще раз. Эта вещь
должна делаться так же регу-лярно, как и хождение на группы. Кто этого сам для
себя не делает, тот не ассимилирует массу ма-териала, он вытекает как через
сито. Каждый день после группы два описания: одно - внешнее, как для сайта в
Интернете, а второе - внутренне: что было со мной и что все это
мне. Что со мной было, что происходило, что было для меня важным. И нужно
достаточно регулярно, хотя бы раз в неделю, осуществлять такую обобщенную
фиксацию. Луч-ше, конечно, делать это в сжатом виде письменно, но, как
говориться, 'об этом можно только мечтать'.
И в заключение я хочу
сказать об одном законе, который необходимо иметь в виду для своей Р-работы.
Это - непреложный закон всякого обуче-ния.
Допустим, нечто
произошло и даже зафиксиро-вано. Это 'нечто' потребовало много времени, много
усилий. Даже просто соучастие, присутствие при работе с кем-то, - напряженное
вслушивание, попытка понять, сочувствие, - это значительное усилие. Так вот,
закон состоит в том, что, как пра-вило, большинство людей не
доделывают после-дние 10% работы, и из-за этого ассимиляция того,
что было получено в результате усилий, происхо-дит всего на 10%. Т.е. еще бы
10% усилий, и было
[224]
бы ассимилировано в
десять раз больше. А так - 90% работы сделано, 10% полученного - ассими-лировано.
Ассимиляция происходит слабо, и Рабо-та идет медленнее, чем могла бы.
Я напомню про
техническую вещь, которую, к сожалению, очень мало кто делает. Нужно пере-сматривать
задним числом работы ('кейсы'), сви-детелями которых вы были. Поприсутствовали
на группе, послушали работу, - сегодня же вечером или не позднее, чем завтра
утром (иначе все уй-дет), пересмотрите, попытайтесь вспомнить. Может быть,
остались какие-то вопросы. Потом, если хва-тит времени и сил, послушайте
кассету.
Конечно, не имеется в
виду, что так дорабатыва-ются все 'кейсы', которые довелось услышать. Но 1-2
'кейса' в неделю могло бы быть хорошей нор-мой. Того, кто это бы делал, это
продвинуло бы на порядок больше, чем происходит сейчас.
Я предложу здесь
некоторые технические воп-росы, с точки зрения которых стоит проделывать эту
работу. Они, эти технические вопросы, будут иметь отношение и к работе в
тройках (о которой дальше), так что там вы можете их повторить.
Первое - это просто
внятный и сжатый пере-сказ 'кейса'. О чем шла речь, кто что сказал. В принципе
обычную 30-ти минутную работу можно пересказать минут за 7 - сжато, основное.
Второе. Насколько
удается вспомнить, - обра-тить внимание на поворотные, переходные момен-ты. Вот
говорили об этом, о том, перешли к тому-то. Например, это может быть смена
стратегии. Вот терапевт двигается каким-то образом, через некото-рое время замечает,
что он так не пройдет, и меняет стратегию. Он может вернуться назад, пойти по
другой линии, может вообще начать что-то новое.
[225]
Эти моменты нужно
научиться отмечать. Если те-рапевт вернулся назад к какому-то месту, нужно
научится вспоминать, что там было и как он из этого места сначала пошел одним
образом, а по-том - другим. Это через некоторое время научит вас самостоятельно
замечать точки выбора страте-гии.
Очень полезно
отмечать моменты, где вы с тера-певтом не согласны, где вы бы двигались с этим
клиентом или в этой теме иначе, а он почему-то двинулся вот так.
Я здесь введу термин,
который широко исполь-зовал Грегори Бейтсон. Такое членение называет-ся пунктуацией, по аналогии с орфографической пунктуацией.
(Например: 'Стояли мы на берегу Невы', 'Стояли мы на берегу, не вы'). Пунктуа-ция
является одним из звеньев анализа. Без како-го-то, даже элементарного анализа,
невозможна пун-ктуация, без внятной и понимающей альтернативу пунктуации
невозможен анализ. Поэтому, осуще-ствляя пунктуацию 'кейса', вы уже начинаете
по-нимать, что происходит.
Относительно всех
поворотных точек, особенно тех, в которых вы не согласны с терапевтом, можно
задаться вопросом, почему он сделал так. Это очень важное место, я введу здесь
еще одно правило вся-кой вообще Работы. Невыгодно, - в учебном смыс-ле, а потом в человеческом
смысле, а потом в эти-ческом смысле, - утверждать 'он не прав', 'он не
правильно сделал', восклицать 'зачем он так?!' в риторическом смысле.
Риторический вопрос нуж-но перевести в реальный, то есть действительно за-даться вопросом,
почему он сделал так. Попробуй-те на этот вопрос себе ответить. Даже если вы
правы, а он не прав, - все равно ведь интересно, почему
[226]
он сделал так. И вы
много чего узнаете, если отве-тите на этот вопрос.
Далее имеет смысл
задаться вопросом, чего хо-тел клиент, то есть в чем был запрос. И, далее, куда
'вел' его терапевт (каков был, рассматривая зад-ним числом, 'план работы').
Также очень полез-но представить себе, какое место эта частная работа занимает
в общем движении-развитии клиента. Мы ведь довольно скоро все друг друга
узнаем; стоит сделать этот процесс более сознательным и более 'рабочим'.,
Вернусь к тому, что
все мы здесь находимся на очень разных уровнях: одни сюда ходят, допустим,
девяносто лет и уже все здесь 'прошли', а другие пришли в первый или во второй
раз. Так вот, по-мните закон, описанный у Маршака в замечатель-ной истории
одного поросячьего семейства. Юные поросята тихо повизгивали, но однажды один
из них зашел в загон к большим свиньям, потом при-бегает обратно и говорит:
'Что же мы делаем?! Свиньи-то хрюкают, а мы здесь повизгиваем'. По-росята
перестали набирать вес, всячески воплощая комплекс неполноценности. А кончается
это сти-хами:
'Мой сын, я тебе эту
песню дарю,
Рассчитывай силы
свои,
И если сказать не
умеешь 'хрю-хрю',
Визжи не стесняясь:
'и-и!'
Так вот, работайте с
тем максимумом, который вам в данный момент доступен, на том уровне, на котором
вы находитесь. Очень непродуктивно го-ворить: 'Ах, я должна была бы уже...'
Продуктив-
[227]
но делать то, что
возможно делать в данный мо-мент, - и еще чуть-чуть.
1 Лекция 1998
г. Читателю рекомендуется не споткнуться о
форму лекции 'для своих'; пред-лагаемая информация касается его, даже если он не принадлежит (пока) к нашей
мастерской.
2 Тем не менее, имеется в
виду, что каждый/ая достаточно быстро соображает, что с телом, как и с
духом тоже нужно работать, и находит
возможности заняться гимнастикой, йогой, тай-цзи, паневритмией и пр.; может быть, кому-то нужно и проконсультироваться с хорошими вра-чами. Не стоит только идти со своим усталым и больным телом, так же как и со своей жажду-щей просветления пневмой
куда попало. Воздер-живаясь от
конкретных рекомендаций по этому поводу (это не наша задача), мы зато можем и должны, в рамках психотехнической пропедев-тики, подготовить людей к адекватному и са-мостоятельному выбору 'гимнастического' и пневмотехнического руководства.
3 О дзен-гностицизме
см. в неплохом, весьма 'кон-цептуальном' романе Д. Симмонса 'Гиперион', с
многотомным продолжением.
[228]
(составила педагог Мастерской М.Лейкова)
Основная цель - культура
обращения со своей психикой (и чужой), осознание своего внутреннего мира.
Для этого на всех
встречах предлагается:
1. Следовать ПРИНЦИПУ
ВНИМАНИЯ к про-исходящему.
2. Обращать внимание на свою психическую жизнь.
- Как мне живётся?
- Что происходит со
мной?
- Что происходит для
меня лично?
- Что происходит для
меня лично именно здесь, именно сейчас?
3. Практиковать общение особого рода. Обще-ние,
свободное от вмешательства. Попробовать, почувствовать на вкус, каким может
быть об-щение, если не лезть друг другу в психику.
4. Рассмотреть собственную психическую жизнь
('ткань жизни': СОБЫТИЯ, ПРИВЫЧКИ, ЖЕЛАНИЯ, ОТРИЦАТЕЛЬНЫЕ ЭМОЦИИ, ЛОЖЬ,
ОБЯЗАННОСТИ, ПРОБЛЕМЫ)
[229]
Тема встречи
- СОБЫТИЕ
СОБЫТИЕ - то, что случилось и для человека имеет смысл.
Какое событие
выбрать?
Событие (реальное 5-6
дней тому назад) выб-рать между:
Что должно
получиться в результате беседы?
Цель пары: как на экране прорисовать событие другого
человека так, чтобы оно стало понятно всем остальным; чтобы мы все получили
возможность посмотреть, понять, почувствовать через рассказ событие ИМЕННО
ЭТОГО человека, и через него -ЕГО жизнь.
Как
рассказать, расспросить о событии?
1. СЮЖЕТ (само
событие, его сюжетная канва)
2. КОНТЕКСТ
обстоятельств, которые надо знать, чтобы вникнуть в индивидуальную окраску со-бытия.
Периодически задавать себе и собесед-нику вопрос: 'Какое это имеет отношение к
самому событию?'
3. КАК событие живет
в человеке СЕЙЧАС, пос-ле того как оно произошло? Когда о нём расска-зывают?
Как оно осознаётся? Как переживает-ся?
[230]
4. 'Замыкание'
Методика
избавления от вредной привычки
1. Проект. Точное описание
паттерна поведения, с которым собираетесь работать.
2. Время Наблюдения. Эмпирически в реальном
опыте обнаружить себя осуществляющим это поведение. 'Вот оно! Сейчас я как раз
это и делаю!'
3. Обкатка проекта.
Пробная реализация. Если уверены, что знаете 'противника' в лицо - купирование
привычки.
как только
заметил->прекратил
4. Корректировка
проекта и принятие решения. По поводу точно и конкретно описанного спо-соба
поведения в определенной ситуации те-перь уже проверенного на опыте.
Важный принцип: выполнение
решения на по-рядок важнее, чем любые тактические соображе-ния.
Не спешите принимать
решения!
Если решение принято,
его надо выполнять.
Принятое и
невыполненное решение - это сила, которая будет действовать 'против'
Вас.
Принятое и
выполненное решение - сила, кото-рая будет действовать 'за' Вас.
[231]
5. Помощники
Человек или группа
'честный свидетель', 'при сем присутствует', возвращает работающемую
объективный взгляд на ситауцию, ему должно быть все равно, какие решения примет
работающий.
Помощник для того,
чтобы:
Не уклоняться
от объективного видения того, что происходит.
А не для того, чтобы:
Не уклоняться
от работы.
Методика
'постановки' полезной привычки
1. Проект
- Полное, конкретное
описание желательного по-ведения.
- Точное описание
ситуации, в которой оно умес-тно.
- Мотивы, которые
делают эту привычку желательной. Чьи это мотивы? (самого человека или его
собаки-сверху?)
2. Переход
От интеллектуального
описания к эмпиричес-ки узнаваемой ситуации. Ситуация, в кото-рой уместно,
необходимо данное поведение. Ситуация должна узнаваться 'щелчком' и безошибочно
(чтобы не возникало колебаний, включать новый стиль поведения или нет).
3. Обкатка проекта
Пробная реализация.
4. Доводка
Вернуться к п. 1, 2 и
3.
[232]
5. Реализация
Как только ситуация узнается,
новый способ поведения включается волевым усилием.
Важный принцип:
Выполнение решения на порядок важнее, чем любые тактические соображения.
6. Пересмотр и
укрепление
Уточнение (или
отмена) решения.
- Не спешите
принимать решения!
- Если
решение принято, его надо выполнять.
- Принятое и невыполненное
решение - это сила, которая будет действовать 'против' Вас.
- Принятое и
выполненное решение - сила, которая будет действовать 'за' Вас.
7. Помощники
Человек или группа
'честный свидетель', 'при сем присутствует', возвращает работаю-щему
объективный взгляд на ситуацию, ему должно быть все равно какие решения при-мет
работающий.
Помощник для того,
чтобы:
[233]
Тема встречи
- обязанности
Цель
1. Посмотреть в себя.
Насколько моя жизнь опре-делена обязанностями?
2. На
собственном опыте попытаться почувство-вать:
1. Чтобы выполнить
обязанность нужно соб-ственное усилие воли (особое усилие)
2. Обязанность
(долженствование) принци-пиально коммуникативно, т. е. должен че-ловек всегда
кому-то.
Как
рассказать, расспросить об обязанности?
1. сама ОБЯЗАННОСТЬ
(долженствование).
2. КОНТЕКСТ
(предмет, структура, обстоятель-ства).
3. КОМУ ДОЛЖЕН? В
КАКИХ ОТНОШЕНИ-ЯХ НАХОДИШЬСЯ С НИМ? (если соци-альная фигура - учреждение,
общество, цер-ковь - обнаружить кого-то 'реального', кто, по представлению
'обязанного', в его психике контролирует исполнение).
Мои
обязанности:
ПО ДОГОВОРЕННОСТИ
МЕНЯ ЗАСТАВЛЯЮТ (на
вкус) кто-то Вас за-ставляет что-то делать, а вам не хочется делать то, что вас
'заставляют'
[234]
НЕ МОГУ СЕБЯ 'ЗАСТАВИТЬ'
(считаю, что обязан делать это, но почему-то очень не хочет-ся)
ДОЛЖЕН 'САМОМУ СЕБЕ'
- интроект (принял в
себя какое-то мнение, точ-ку зрения, дающую указания фигуру)?
- Что я САМ по этому
поводу думаю?
- экзистенциальное
долженствование (на самом деле ЗНАЮ, что так лучше для меня, для дру-гих, для
мира в целом)
КРИТЕРИЙ - если
действительно должен 'са-мому себе' (а не внутренней бабушке), не придет в
голову требовать, ждать благодарности.
Тема третьей
встречи - Сад желаний
Цель
- Совершить экскурсию
в свой Сад желаний, про-ложить дорогу в свой Сад Желаний (чтобы по-том туда
наведываться, очень реальное, конк-ретное исследование себя)
- На собственном
опыте почувствовать, что же-лания - основной резервуар нашей энергии (от того,
как мы с ним обходимся, зависит, будем ли мы нужны себе, близким, миру)
- Почувствовать
подлинное своё желание, чем оно отличается от псевдожелания, того, что 'на
подступах'
- Обеспечить
себе, понять, почувствовать, что
такое психологически
грамотное обхождение с желанием
[235]
Требования этики к
желаниям неприменимы. Это ошибка!
['хорошие' мальчики и
девочки не только не делают многих вещей, они не должны этого хотеть!
(агрессия, сексуальные желания, конкуренция, власть... страсти: зависть,
алчность, страх, вожделе-ние, лень, гнев, тщеславие, гордость)]
Этика применима
только к поведению, поступ-кам, действиям, проявлениям (но к сфере поведе-ния
относятся не только внешние, но и внутренние поступки и действия, 'согрешивший
в сердце сво-ём согрешил воистину...')
Путешествие в психику
требует такой же осто-рожности, как путешествие в прошлое в фантасти-ческих
рассказах. Придя в Сад Желаний нельзя давать оценки, принимать меры
'искоренения', 'пе-ревоспитания' (ПСЕВДОЭТИКИ, БРАКОНЬЕ-РЫ, ХУЛИГАНЫ
недопустимы в Саду Желаний)
Мысленно отправиться
в свой Сад Желаний на экскурсию; выбрать там желание и в парах (в обе стороны)
и на круге рассказать и расспросить по одному желанию.
Восточная метафора
'Сад Желаний'. Представь-те себе сад, огороженный огромной каменной сте-ной;
желания - фауна и флора этого сада, калитка (через нее желания могут быть
выпущены на дру-гую сторону ПОВЕДЕНИЯ, МОТИВА, ЦЕЛИ, ДЕ-ЯТЕЛЬНОСТИ). У ворот
ЭТИК (здесь его мес-то!) (умён, точен, неподкупен, туп, глуп, запутанные
представления...)
Представьте себе, что
будет, если - ВСЮ жизнь делать то, что 'нужно', ограничи-вать себя в своих
реальных желаниях (потеря интереса к жизни, уже ничего не хочется, деп-рессия)
[236]
- Только и делать,
что удовлетворять свои жела-ния без выбора (бытийные, дефицитарные, тела,
плоти) (может быть жизнь покажется бессмыс-ленной, пустой)
2. КОНТЕКСТ
3. ОТНОШЕНИЕ К СВОЕМУ ЖЕЛАНИЮ (гоню, лелею,
горжусь, стыжусь, реализую, ос-тавляю на потом)
4. СМЫСЛ И СУТЬ ЖЕЛАНИЯ
5. И ВОТ У МЕНЯ ЭТО
ЕСТЬ, ЧТО Я С ЭТИМ ДЕЛАЮ? (как я буду это 'кушать', употреб-ление должно быть
приятно); моё состояние (тело, эмоции), образ себя. Двигаемся до того момента,
когда нет возможности сказать: 'ДЛЯ ЧЕГО?' и остаётся только: 'ПОТОМУ ЧТО Я
ЭТОГО ХОЧУ!'
Мои желания:
ТЕЛЕСНЫЕ
ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЕ СОБСТВЕННО ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ БЫТИЙНЫЕ ДЕФИЦИТАРНЫЕ
ТЕ, КОТОРЫЕ РЕАЛИЗУЮТСЯ ПРИУРОЧЕННЫЕ (к определённому времени) ВОЗНИКАЮТ И
УДОВЛЕТВОРЯЮТСЯ ПЕРИ-ОДИЧЕСКИ
ВПРОК, ПРОСТО ТАК, ЗА
КОМПАНИЮ НЕЛЬЗЯ, НЕ НУЖНО, НЕЭТИЧНО,
НЕВОЗ-МОЖНО РЕАЛИЗОВАТЬ
[237]
СОПРОВОЖДАЮТ ВСЮ
ЖИЗНЬ, НО ТАК НИ-КОГДА И НЕ ИСПОЛНЯЮТСЯ 'НЕ МОЖЕТ БЫТЬ' (не верится, что
исполнит-ся)
Тема встречи
- ПОСТУПОК как квант свободы
Цель
- Вернуться к опыту
ПОСТУПКА (выбора), вспомнить эту действительность, восстановить её.
- Посмотреть:
1. как я делаю выбор?
2. как я избегаю
выбора?
Момент, когда
можно обнаружить ситуацию выбора:
1. Когда возникает
ощущение, что 'надо что-то решить'.
2. Решил, а исполнить
не могу (кто-то во мне выб-рал, а кто-то не хочет).
3. Момент, когда я
решил 'вот так'. Я целиком. Мне очевидно. Я выбрал. Я изнутри не шара-хаюсь,
взвесил всё (обязанности, долги, со-весть...). Пришёл ко внутреннему
консенсусу. Не побоялся посмотреть, что там такое.
4. Момент, когда на
Вас пересекается несколько динамических сил, и ни одна из них не может Вас
'прокрутить'. Выбор не осуществляется автоматически. Когда имеешь возможность
сде-лать (не сделать) что-то такое САМ.
[238]
Как
рассказать, расспросить о поступке?
1. Сам ПОСТУПОК
(фабула).
2. Динамические силы,
которые на Вас 'пере-секлись' (и ни одна не может Вас 'прокрутить').
- Биологические?
- Социокультурные?
- Динамика суггестии
(наши ближние, дальние все время от нас чего-то хотят, требуют, и мы
сопротивляемся или бежим исполнять)?
3. Противоречия в
этих силах (детерминирующих Вас потоках).
4. Что Вы выбрали (как
избегали выбора).
- У меня так
сложилось, или я сделал это (созна-тельно и намеренно)?
- Образ себя?
- Сколько длилась
фаза 'до выбора' (колебания, сравнения, обдумывания, расспрашивания...)?
- Какую нашёл
возможность с помощью выбора (за счет него)? Эти противоречия творчески снять?
Каким образом удалось переопределить ситуацию, чтобы она стала очевидной?
Тема встречи
- ОТРИЦАТЕЛЬНЫЕ
ЭМОЦИИ
Не путать с
естественной чистой эмоциональной реакцией на реальные неприятности, горести и
труд-ности жизни (досада, горе...).
[239]
О каких
отрицательных эмоциях (ОЭ) идет речь?
ОЭ - эмоция со
специфическим 'душком', в них всегда есть грязнотца, что-то неподлинное,
привкус лжи.
Обида, вина, жалость
(не сострадание, милосер-дие), зависть, депрессивные ОЭ, нытье, раздраже-ние,
злорадство, эйфорическая радость, фальшивые ахи-охи, срыв (прорыв запрета)...
Ее 'песенка': если бы
ты вела себя иначе..., если бы ты был другим..., все могло бы быть
иначе..., он мог бы вести себя иначе..., теперь с этим ничего не
поделаешь...
Цель
- Опираясь на собственный
опыт, увидеть ОЭ как факт нашей 'душевной' (психической) жиз-ни.
- Научиться узнавать
ОЭ мгновенно 'в лицо'.
- Обратить внимание
на то, как многие контакты в нашей жизни искажены присутствием ОЭ.
- Осознать, что
человек в силах сделать свою жизнь свободной от власти ОЭ (как от власти
'дурных зависимостей' типа наркотической, ал-когольной...).
- Рассмотреть свою
характерную ОЭ, от которой
[240]
Как
рассказать, расспросить об ОЭ?
1. Сюжет ОЭ
- Описание типичной
ситуации, где проявилась данная ОЭ. Очевидный случай, не вызываю-щий сомнения.
Дать очень точное описание.
- Как происходит с
вами ЭТО (2-3 примера)?
- Как ОЭ выражается
(мысли, чувства, ощуще-ния, действия, лексика)?
- Как ОЭ вытесняется,
блокируется (психичес-кое, физическое состояние, телесное выраже-ние)?
- Как бы Вы хотели
обойтись с этой ситуацией? Как это могло бы быть в норме, если на ЭТО место
поставить ДРУГОЕ?
- На что мне
указывает эта ОЭ на самом деле (не выдумывать, а найти)?
- Расспросить ОЭ (о
чем она хочет сообщить, на что она указывает, что запрашивает)?
- Кем я буду, если у
меня не будет этой ОЭ (об-раз себя)?
- Как изменится моя
жизнь, если не реализовы-вать данную ОЭ, если просто 'не делать это-го', не
выражать, не переживать?
- К кому обращается
ОЭ? Какие роли назнача-ются коммуникантам
(ребенок-которого-недо-статочно-любят, родитель-которого-не-слушают-ся,
обидчик, проситель...)?
[241]
- Сколько времени я
живу в этой особой дей-ствительности ОЭ?
2. Замыкание
- Как обстоит дело в
реальности? Через ОЭ уви-деть жизнь ДРУГОГО человека.
Что такое
отрицательные эмоции?
- подменяет реальную
ситуацию
- это не просто
ОШИБКА в познавательном пред-ставлении ситуации, это - ложь
- эмоциональная
реакция на собственное ЛЖИ-ВОЕ восприятие действительности. Содержит ложь в
описании ситуации.
- эмоциональная
реакция на неправильно пред-ставляемую ситуацию
1. Привирает
2. Сама знает, что
привирает
3. Прощает себе это
- ЛОЖЬ, но ложь по
поводу ЧЕГО-ТО РЕАЛЬ-НОГО. Это - удар по моему видению
жизне-устройства, которое я устроил себе. Это тяже-ло!
- всегда обращение (я не тебе,
я маме плачу...)
- заслонка от
нереализуемых влечений (ин-цест...). Канал 'смещенной' реализации этих
влечений, 'подмена', грязноватая сексуальность в большинстве своем (на энергии
сексуального центра работает эмоциональный).
- субличность, лярва,
существо полусамостоятель-ное, которое меня 'ИСПОЛЬЗУЕТ'
[242]
- основное
препятствие к эмоциональной жизни
Чтобы был
успех:
- Не хотел бы от этой
ОЭ избавиться, а хочу жить без этой ОЭ.
- Не путать работу с
ОЭ с культурно-воспита-тельной работой (наша культура по отношению к ОЭ лжива)
Это не про
этику - это про свободу, это про волшебное.
Работа в 'парах' и 'тройках'
Правила
психотехнической коммуникации
РАССПРАШИВАЮЩИЙ
- Слушает
(внимательно, спокойно)
- Расспрашивает о
СОБЫТИИ (привычке, же-лании...), спрашивать можно обо всём
- Расскажет о СОБЫТИИ
рассказывающего на круге всем остальным. Как он её понял, по-чувствовал,
увидел. Прорисует СОБЫТИЕ так, чтобы оно стало понятно всем остальным.
- 'Структурирует'
разговор, чтобы получить яс-ный образ СОБЫТИЯ.
- Организует общение
так, чтобы собеседнику было легко и комфортно, чтобы ему захотелось что-то
рассказывать.
- Разделяет внимание
(распараллеливается) на
[243]
1. СОДЕРЖАНИЕ (что
рассказывают, о чём идет речь)
2. ПРОЦЕСС в ДАННЫЙ
МОМЕНТ 'здесь и теперь', как происходит общение, как ведет себя собеседник в
дополнение к тому, о чем он рассказывает, интонация, мимика, как выражает
(скрывает) свои эмоции, о чём он хочет расска-зывать, что умалчивает.
- Всё время помнит,
что его собеседник расска-зывает о СВОЕМ СОБЫТИИ, СВОЕЙ ЖИЗ-НИ, НА СВОЁМ
ПСИХИЧЕСКОМ ПОЛЕ
РАССКАЗЫВАЮЩИЙ
- Если чувствует, что
'заврался', может перерас-сказать
- Может не отвечать
на какие-то вопросы
- Разделяет внимание
(распараллеливается) на
1. СОБЫТИЕ
(переживает заново, изнутри)
2. 'ЗДЕСЬ И ТЕПЕРЬ':
как вас слушают, на что реагирует расспрашивающий, что ему ин-тересно, как он
выражает (скрывает) свои эмо-ции, что происходит в данный момент.
СУПЕРВИЗОР
- Наблюдает за
осуществлением процедуры
- В случае
необходимости готов прийти на по-мощь расспрашивающему
- Отвечает за
'безопасность' ситуации
[244]
(ГТ + ТА =
КТ)
Техника 'пустого
стула' - один из часто исполь-зуемых Перлзом приемов. Состоит он в том, что
клиенту предлагается на пустой стул перед собой посадить воображаемого
собеседника, которым мо-жет быть его мама ('внутренняя мама', потому что
реальная, возможно, давно покинула этот мир), не-довольный им 'внутренний
голос', мучающая его боль в ноге и т.д., и т.п. - в зависимости от изоб-ретательности
и интуиции терапевта. Затем орга-низуется диалог между тем 'я', которое сидит
на первоначальном стуле, и посаженным на пустой стул 'собеседником', причем
роль этого собесед-ника исполняет, - пересаживаясь на пустой стул, - сам
клиент.
Известно, что техника
эта возникла под влияни-ем психодрамы Морено, которая произвела на Пер-лза
большое впечатление. Различия, впрочем, оче-
[245]
видны. Решающим, с
нашей точки зрения, является то, что обе роли (или больше, если необходимо)
исполняет сам клиент. Благодаря
этому становит-ся очевидным, что диалог ведут 'части себя'. Пред-полагается,
что они наделены особым психологи-ческим статусом: оказывается, что такая
'часть' может говорить, думать, чувствовать, иметь свою точку зрения, отличную
от точки зрения других 'ча-стей'.
Может показаться, что
это противоречит посто-янно утверждаемому Перлзом (и другими психо-логами-гуманистами)
принципу целостности пси-хики. К разрешению этого
противоречия мы еще вернемся, когда вооружимся достаточным теорети-ческим
аппаратом, пока же заметим, что Перлз не одинок, придерживаясь лежащего за
обсуждаемой техникой представления, что психика человека, как бы к этому ни
относиться, разделена.
Например, у
основателя психосинтеза Роберто Ассаджоли мы обнаруживаем аналогичное понятие субличности. А вот цитата из книги еще одного из 'отцов'
гуманистической психотерапии, где фено-мен субличности или 'части' описывается
с пре-дельной отчетливостью, хотя и под другим именем:
'Наблюдения за
спонтанной социальной деятель-ностью ... обнаруживают, что время от времени раз-ные
аспекты поведения людей (позы, голос, точки зрения, разговорный словарь и т.п.)
заметно меня-ются. Поведенческие изменения обычно сопровож-даются
эмоциональными. У каждого человека свой набор поведенческих схем соотносится с
опреде-ленным состоянием его сознания. А с другим пси-хическим состоянием,
часто несовместимым с пер-вым, бывает связан уже другой набор схем. Эти
[246]
различия и изменения
приводят нас к мысли о су-ществовании различных эго-состояний.
На языке психологии
эго-состояния можно опи-сывать как систему чувств, определяя ее как набор
согласованных поведенческих схем. По-видимому, каждый человек располагает
определенным, чаще всего ограниченным репертуаром эго-состояний, которые суть
не роли, а психологическая реаль-ность'.2
Э.Берн имеет в виду,
разумеется, свою знамени-тую триаду Р-В-Д (именно их он называет 'эго-состояниями'),
но приведенная цитата фиксирует интересующий нас психологический феномен обоб-щенно.
Под берновское описание вполне подпада-ют и 'части', и субличности.
От описанного
представления возможны два на-правления движения: одно из них акцентирует
интер-субъективные (межличностные), другое - интра-субъективные
(внутри-личностные) аспекты возникающей ситуации. Что касается первого, то,
если это представление справедливо, практически полезно иметь в виду, что
'ведет себя', участвуя в разнообразных социальных ситуациях, не 'чело-век-как-целое',
а различные субличности. Как за-мечает придерживающийся аналогичной концепции
Г.И.Гурджиев, одно 'я' (он говорит, описывая ин-тересующий нас феномен, о
различных 'я' в чело-веке) может подписать вексель, по которому всем остальным
придется расплачиваться всю оставшу-юся жизнь. Берновские схемы трансакций (два
стол-бика, состоящие из кружочков, и стрелки между ними) также описывают эту, -
межличностную, - сторону дела.
Во втором направлении
особый психотехничес-кий и психотерапевтический интерес могут пред-
[247]
ставлять
взаимоотношения субличностей 'внутри' человека. Техника пустого стула (и
некоторые дру-гие техники гештальттерапии) занята тем, чтобы выявить, экстериоризовать
те субличности, из бес-конечных диалогов, конфликтов, схваток и клин-чей
которых подчас состоит 'внутренняя жизнь' обыкновенного невротика (то есть наша
с вами, уважаемый читатель).
Рассмотрим несколько
примеров, чтобы практичес-ки прочувствовать эту разделенность.
Было время, когда я много
работал со студента-ми и аспирантами разных ВУЗов. И одной из по-стоянно
повторяющих тем работы была такая: 'Я должна написать курсовую работу, а мне не
хочет-ся. И я не могу себя заставить. Как мне заставить себя сделать то, чего я
не хочу делать?'
Попробуем разложить
ситуацию на составляю-щие. Прежде всего, долженствование всегда имеет
собственную коммуникативную структуру: кто-то должен кому-то. Адресатом долженствования
(тем, кому должны) может быть внешний человек, а мо-жет быть собственная субличность:
'Я должен сам себе', - говорит клиент. Впрочем, внешний адре-сат тоже нуждается
во внутреннем 'представитель-стве': даже раба (в отличие от 'зомби') нельзя
просто 'заставить', в необходимости быть испол-нительным его приходится убеждать (кнутом или/и
пряником). Таким образом, 'исполнитель долженствования' оказывается разделенным
на 'собственно исполнителя' и 'прораба' (он же -надсмотрщик). В случае, если
человек должен 'сам
[248]
себе', мы можем
рассадить по отдельным стульям 'самого' и 'себя'.
Как очевидно из
рассматриваемой ситуации, от-ношения между ними далеко не просты. Чаще все-го
доводы, в соответствии с которыми клиент дол-жен нечто сделать, могут быть
вполне понятны, надсмотрщику, но совершенно непонятны исполни-телю. А
работать-то нужно последнему. Та 'я', которая знает, что нужно писать курсовую
рабо-ту, - это совершенно не та 'я', которая будет
(если будет) реально ее писать. У той 'я', которая должна, в голове отношения с
преподавателем (или мамой, или деканатом, ненужное подчеркнуть), а вов-се не
формы английского герундия, о которых нуж-но писать. А у той 'я', которой нужно
было бы писать про формы герундия, в голове если не ветер, то приглянувшийся
студент-однокурсник.
Возможно, отношения
между этими фигурами подобны отношениям известных перлзовских 'со-бак' -
собаки-снизу и собаки-сверху (topdog и underdog). Одна приказывает,
не очень рассчиты-вая на исполнение, другая чувствует себя винова-той, но не
собирается ничего с этим делать. Впро-чем, это уже интериоризованная (то есть
перенесенная 'вовнутрь') берновская 'игра', об этом у нас пойдет речь гораздо
позже.
Так или иначе, для
того чтобы курсовая была или не была написана, то есть для того, чтобы вый-ти
из клинча, нужно наладить между этими фигу-рами реальное взаимодействие.
Другой пример
субличностного расклада - 'и хочется, и колется'. Наивному человеку может
показаться, что это про реальную розу с шипами: дескать, с одной стороны,
определенной вещи хо-чется, а с другой стороны - это связано с какой-то
[249]
опасностью в самой
реальности. Но чаще дело об-стоит гораздо сложнее. Есть некое 'я', которому
чего-то хочется, - например, подарить розу заме-чательно красивой Маше из 8
'б', и это порождает одно представление о реальности со своей линией
рассуждений. И одновременно в том же Васе из 7 'а' есть другое 'я', вполне
солидарное с компани-ей сорванцов, готовых улюлюкать и вопить
'тили-тили-тесто', что, как нетрудно догадаться, создает другое представление о
реальности и другую ли-нию рассуждений. Бедный Вася переживает при этом
состояние, которое еще психоаналитики на-звали 'амбивалентным': одна его
субличность явно враждебно настроена по отношению к желаниям другой. 'Мама,
которая не велит' тоже может иметь отношение к делу, формируя еще одну
субличность со своим миром представлений.
Еще один пример, где
проявляются разные суб-личности. Когда я уже совсем проснулся, пришел в свою
наилучшую дневную форму, я начинаю ду-мать, как хорошо было бы вставать
пораньше, часов, допустим, в восемь, а не спать до десяти: как бы много я успел
сделать. Но на следующий день, ког-да наступает этот момент, - восемь часов, -
и зво-нит будильник, я открываю полглаза и обнаружи-ваю, что человек, который
сейчас решает, вставать или не вставать, относится к этому совершенно иным
образом. У него другая жизнь и другие доводы.
Эта ситуация часто
отрабатывается в виде пред-ставления о 'состояниях': я был в таком состоя-нии,
я был в другом состоянии. Но можно сказать, что 'состояния' - либо следствие,
либо условие выхода на передний план той или иной субличнос-ти. Совершенно
бессмысленно здесь говорить о том, как 'правильно' рассматривать этот пример, -
в
[250]
категории состояний
или в категории субличнос-тей. Достаточно сказать, что, если рассматривать его
в категории субличностей, то это ведет к опреде-ленной психотехнической
практике: субличности можно посадить рядом, попросить их обсудить под-вопросную
тему, и тогда, может быть, у той сублич-ности, которая говорит, что хорошо бы
мне вставать в семь часов утра (даже еще лучше, чем в восемь) поубавится
энтузиазма, и она согласится, скажем, на девять, а у субличности, которой в
момент про-буждения надо решать, встану я или посплю еще, поубавится
негативизма. По форме это пример из Гурджиева-по-Успенскому, но на самом деле я
рас-сказываю о своем личном опыте, потому что я так и сделал: посадил эти две
(на самом деле больше, как мы позже увидим) субличности рядом, и им много чего
нашлось сказать друг другу, а в резуль-тате моя ситуация по этому поводу сильно
изме-нилась.
Технология кажется
простой, но технически3, то есть
реально и с реальными людьми, это не так про-сто.
Некоторые клиенты
очень охотно усаживаются играть с вами в эту игру и придумывают замеча-тельный
литературный сценарий. Вот, например, сидит клиентка и рассказывает: 'А во мне
еще есть такой танк, который на всех прет, прет, прет, а еще есть такой
маленький зайчишка, который всех бо-ится и так ушками прядает'. Она
фантазирует, и вроде даже то, о чем она рассказывает, к ней имеет какое-то
отношение. Но никаких реальных сублич-ностей нет. Почему? - Чтобы было кому
реально
[251]
сесть на свободные
стулья, занять их, нужно, чтобы им было что сказать по
своему делу. Если, к при-меру,
это 'дубль', которого я, как у Стругацких в 'Понедельнике', послал за
зарплатой, то он знает, по крайней мере, сколько денег мне должны были
выписать, и если мне выписали меньше, он искрен-не возмутится.
Перлозовская 'часть'
должна быть реальной частью человека, со своими интересами, своими за-морочками,
и нужно, чтобы ей было что сказать, в том числе в нештатных ситуациях. У субличности,
у реальной 'части' должны быть реальные инте-ресы.
С другой
стороны, для этих частей-субличностей нужно приготовить 'стулья'. Чтобы
субличность могла проявиться, нужно организовать ту самую особую,
психотехническую коммуникацию, важным свойством которой является 'свободный
интерес'. Рассаживание субличностей по стульям ('сублич-ностный анализ') потому
и оказывается психотех-ническим действием (и часто очень эффективным), что в
до-техническом состоянии они в человеке склеены, находятся в клинче, и между
ними дол-жен войти 'рефери', разнять этот клинч, чтобы они могли начать
взаимодействовать. Пока они в клинче, они так друг друга держат, что вроде их и
нет, а есть единый 'кластер': и хочется, и колется, и не знаю, что решить, и не
делаю ничего.
Проявление
субличностей требует рассаживания их по стульям в присутствии 'рефери'.
Техничес-ки говоря, терапевт должен договориться с клиен-том, что сейчас мы его
субличности усаживаем на отдельные стулья, и при этом мы не будем их кри-тиковать,
бить по голове, переделывать - по край-
[252]
ней мере для начала
мы будем их выслушивать и выспрашивать.
Причем ведь
субличности 'там внутри' все вре-мя что-то друг с другое делают. И видимо
что-то не то, что клиенту 'самому', как целому, нужно. Чтобы их рассадить по
стульям, чтобы устроить эту процедуру разделения субличностей, нужно обеспечить
им гарантии неприкосновенности на пере-говорах, как в большой политике: Рейган
приезжа-ет к Горбачеву и встречается здесь с каким-то представителем московских
диссидентов. Он, Рей-ган, договорился с Горбачевым, и их договоренность
является гарантом того, что этому диссиденту да-дут сказать то, что он хочет
сказать, и потом его не тюкнут, потому что Рейган за этим проследит. В обычном
положении дела отношения между дис-сидентом и Горбачевым таковы, что если этот
дис-сидент вылезет на поверхность, то Горбачев (соби-рательный), хочет он этого
или не хочет, обязан его тюкнуть. Приезжает Рейган, и устраивается комму-никация,
когда этот говорит, а тот ему - по делу! возражает.
Главное, что мы
должны сделать - сохранить субличность с ее интересом, чтобы не дать соседке, с
которой она раньше была в клинче, снова ее за-тюкать или снова войти с ней в
клинч. Мы должны посмотреть (и дать увидеть клиенту), что эта суб-личность
думает, какие у нее интересы, какие у нее опасения и т.д.
Но допустим, мы это
сделали: посадили эти суб-личности, обеспечили их аутентичность,
невыдуманность, наличие у каждой из них реального интере-са. Мы обеспечили их
безопасность, теперь эти субличности имеют возможность высказывать свои
интересы, настаивать на своем. Но, как вы помните,
[253]
и как мы все с вами
знаем практически, это воз-можно только в тех условиях и как раз потому, что
это чисто коммуникативная ситуация: действие приостановлено, все сидят и
разговаривают. Горба-чев с Рейганом могут договориться, что дадут сло-во
диссиденту, как раз потому, что они дадут ему высказаться, но при этом не дадут
ему возможнос-ти действовать, осуществлять реальную полити-ку, - на это бы
никто не пошел. Пока, за 'круг-лым столом', у субличности не будет возможности
действия, будет только возможность высказаться. Что же дальше? Вот они сидят,
высказываются, мы поняли, какие у них интересы. И что теперь с этими
субличностями и их интересами делать?
Первую из имеющихся
здесь возможностей можно назвать методом 'круглого стола' или
меж-суб-личностных переговоров4. При действительном желании часто
оказывается возможным так дого-вориться, что все интересы будут удовлетворены.
Если не цепляться за 'позиции', а смотреть на ре-альные интересы (как
рекомендуют Фишер и Юри), нередко оказывается, что материя реальности дос-таточно
пластична, чтобы допустить необходимые трансформации.
Психотерапевт
выступает здесь в роли 'рефе-ри', который, не вмешиваясь в сам процесс дости-жения
консенсуса, является гарантом объективно-сти и безопасности переговоров. Позже
клиент может научиться сам удерживать эту позицию, ин-териоризовать ее,
создавая в себе собственного 'ре-фери-интегратора.
[254]
Эффективная
договоренность требует, чтобы все заинтересованные стороны удовлетворили свой
интерес, и даже в большей степени, чем рассчиты-вали. Для этого нужен
творческий подход к ситуа-ции. По сути дела, это сделать нетрудно, - если это
действительно делать, но для этого нужно во время всей этой дискуссии держать
субличности на стульях, то есть, с одной стороны, не дать им вскочить со
стульев и опять войти в клинч или подраться, а с другой стороны, - что еще
труднее - не дать им 'рассосаться', убраться под лавку. Нуж-но, чтобы они
настаивали на своих интересах, от-стаивали их. Это самая важная вещь:
обеспечить не только наличие интересов, но мотивированность к поддержанию
переговоров и обеспечение 'твор-ческой части' энергией.
Обеспечивается это
целым набором условий. Во-первых, важна актуальность для человека самой
проблемы. Если проблему можно не решать, а от-ложить (ну встаю я в десять
часов, и Бог с ним, если по условиям жизни я могу себе это позво-лить), то оно
так и будет продолжаться. Но если проблема действительно актуальна, если решать
ее надо, или мотив достаточно силен, то это составит необходимое условие того,
что субличности на сту-льях будут продолжать вести переговоры.
Второе условие, столь
же необходимое: чтобы заинтересованные субличности продолжали учас-тие в
переговорах, у них должна быть обоснован-ная надежда на то, что из этого что-то
выйдет. Чем больше у клиента либо собственного, либо чужого опыта, что это
действительно происходит, тем лег-че обеспечить заинтересованность субличностей
в продолжении переговоров. В этом преимущество групповых форм работы, даже если
терапевт рабо-
[255]
тает с одним клиентом
на 'горячем стуле', а не с группой в целом. Кроме того, важен опыт клиента в
отношении межличностных переговоров и пси-хотехнической коммуникации5.
Еще одно обязательное
условие, которое требует специального аналитического искусства, - учас-тие в переговорах всех (или хотя бы
основных) заинтересованных субличностей. Я вернусь здесь к примеру со своим
утренним вставанием и немно-го его разверну. Реально вопрос был вовсе не в том,
что мне лень было вставать. Раннее вставание для определенной моей 'части' было
накрепко связано с состоянием унизительного школьного рабства, когда меня
заставляли рано вставать и могли отругать за опоздание, - и все это ради того,
чтобы сидеть и слушать, как мой сосед по парте вяло буб-нит то, что я и так уже
давно знаю. Когда мне удалось объяснить этой своей субличности, что те-перь я
волен вставать или не вставать по собствен-ному желанию, и ждут меня, когда я
встану, инте-ресные и приятные дела,
- ситуация сильно
изменилась.
Когда, наконец,
достигнуто соглашение о том, как 'мы' (субличности) будем вести 'себя' в опреде-ленных
ситуациях, необходима так называемая 'пристройка к будущему'. Нужно определить
ус-ловия соблюдения достигнутого соглашения, уста-новить санкции, напомнить
каждой из сторон, что она получает при этом все, что ей нужно, и т.д.
Возможны и более
сложные ситуации. Напри-мер, может оказаться, что выделенная нами сублич-ность
представляет не один интерес, а группу про-тиворечивых интересов. Такую субличность
нужно дальше раскладывать на составляющие субличнос-ти и рассаживать их по
своим стульям. Здесь есть
[256]
свои структурные
проблемы: однопорядковы ли получившиеся субличности (то есть можно ли их
собрать за одним и тем же 'круглым столом') или нужно провести какие-то
предварительные груп-пировки и переговоры и т.д.
Это хорошо видно на
следующем примере из области искусства. В юности я имел возможность близко
наблюдать развитие одного известного пи-аниста. У него были две совершенно
разные 'ма-неры' для романтиков и для музыки XX века - две разные субличности для двух разных 'музык'.
Совершенно иначе звучал рояль, менялось выра-жение лица и посадка за роялем,
как будто играл другой человек. Постепенно по мере творческого роста он эти
субличности ('манеры') интегриро-вал в единый более богатый творческий облик, в
единую творческую личность.
Но вот в более
поздний свой период он стал играть на органе. Тут, наоборот, пришлось не син-тезировать,
а очень резко разделять, потому что на органе играют совершенно иначе, чем на
фортепиа-но, и ему нужно было очень точно, четко и жестко различать, 'кто' он в
данный момент - органист или пианист: прежде всего это касается аппарата рук,
но задействовано и все остальное, весь 'строй души' разный. На 'предметном'
уровне здесь нуж-на не интеграция, а, наоборот, ясная дифференциа-ция. Конечно,
где-то 'на высотах' все это соединя-ется в единой Музыке, но практически
необходимы две разные субличности: Пианист и Органист.
[257]
Следующая методика -
функциональный анализ субличностей.
Неудобная, мешающая
клиенту субличность час-то 'живет' на том, что выполняет определенную функцию в
структуре личности. Например, у боль-шинства клиентов есть на службе внутренний
Очень Критический Родитель - 'Грызла', выпол-няющая функцию контроля за
поведением и дея-тельностью. Ее невозможно так просто выгнать, уволить, потому
что тогда человек остается без кон-троля.
Необходимо,
по-видимому, найти других испол-нителей на функцию, другие способы исполнения
функции. Если функция обеспечена и клиент по-лучил соответствующий опыт, то
можно ставить вопрос об освобождении Грызлы от обязанностей грызлы (а также об
исключении должности 'грызлы' из внутреннего штатного расписания).
Часто субличность
выполняет не одну функцию, а три-четыре. Она тем и сильна, потому и может
осуществлять свое грызлое дело, потому ее и не прогонишь, что она сидит
одновременно на трех-четырех функциях и говорит: 'Ну да, с этим ты справишься
иначе, а с этим, а с этим?' - И тут нужно 'дожать': сначала проанализировать,
понять, каковы эти функции (для этого технически может быть задан вопрос: 'Чего
ты лишишься, если изба-вишься от этой Грызлы?'), а потом последователь-но
обеспечить другой способ выполнения всех (или хотя бы основных) функций этой
Грызлы. После этого ее можно будет уволить.
Впрочем, фрейдовская
надежда, что достаточно проанализировать и понять, а дальше 'само рассо-
[258]
сется' (русский
перевод латинского 'natura sanat') далеко не всегда
сбывается. Реально психотерапевту, группе, а главное - самому клиенту, который
рабо-тает над собой, стремится к собственной свободе, - нужно много чего
'дожать'. Мы нашли функции, нашли новых исполнителей на них, но исполните-лей
надо еще 'нанять', надо обеспечить действи-тельно другое исполнение функций,
Грызлу надо еще на самом деле уволить. И это все специаль-ные волютивные
действия, которые надо совершать.
С теоретической точки
зрения можно вспомнить, что все основные психические функции возника-ют в
результате интериоризации (вбирания внутрь 'себя') определенной внешней коммуникации.
В этом смысле субличность - это функция (или на-бор функций), отягощенная
личностными особенно-стями участников интериоризованной коммуникации, вообще
'загрязненная' ('контаминированная', пользуясь словечком Эрика Берна)
привходящими обстоятельствами6. Иными словами, субличность
появляется тогда, когда функция или функции вы-полняются в некоторой
определенной (не имею-щей необходимого отношения к делу) 'манере' и с
'добавками', часто далеко не желательными.
Чтобы можно было
осуществить перемену испол-нителей функции, клиент должен отделить соб-ственно
функцию, которая ему необходима, от 'до-бавок', которые портят ему жизнь. Для
этого нужно вернуться к исходной коммуникации (которая ин-териоризована в виде
рассматриваемой субличнос-ти) и посмотреть на нее новыми глазами. Вот два
примера из практики.
Клиентка
рассказывает, что хорошо управляется со своими делами на работе и дома, но
только при условии, если она сама их себе назначила. Если
[259]
кто-то (начальник ли,
муж ли) говорит, что нужно сделать, - у нее возникает неприятное состояние
неловкости, работа валится из рук, и хотя она сама тоже понимает, что сделать
ее надо, это дается зна-чительно труднее, чем если бы она делала это по
собственной инициативе. Специально следует ого-ворить, что по многим вербальным
и невербаль-ным признакам в данном случае мы имели дело не с простым
'подростковым негативизмом': клиен-тка - вполне взрослый человек, как в смысле
фи-зического возраста, так и в своих отношениях с ок-ружающими.
В результате
расспросов выясняется, что в ран-ние школьные годы у нее была учительница, кото-рая
очень ее не любила и каждое 'ценное указа-ние' сопровождала добавками
уничижительного характера. Обобщенно эту коммуникацию можно выразить так: 'Ты
настолько глупая и скверная девчонка, что тебе специально приходится говорить о
том, что другая сама догадалась бы сделать'. Ра-зумеется, у девочки это не
вызывало энтузиазма. Но вместе с тем, по-видимому, учительница каким-то образом
заняла важное место, и коммуникация с ней интериоризовалась настолько, что
каждый раз, когда клиентке говорили, что надо сделать, - те-перь уже без всяких
дополнительных нагрузок, - она чувствовала себя 'нехорошей' и униженной.
Выход из этой
ситуации таков. Мы вернулись к первоначальной коммуникации и постарались вы-яснить,
что же такое не нравилось этой учительни-це. Выяснили, что у нее были свои
дополнитель-ные причины (для нашей темы несущественно, какие именно) не любить
девочку. Когда с позиции взрос-лого человека это понято, коммуникацию можно
'переиграть', не принимая 'добавки' на свой счет.
[260]
Если учительница
научила чему-то важному, это остается достоянием клиентки, а привходящие
особенности их отношений перестают быть личност-ными особенностями самой
клиентки.
Другой пример.
Клиентка обнаруживает в себе тонкое и хорошо компенсированное чувство, что она
все время немного 'не дотягивает'. Выясняет-ся, что ее мать, чувствуя себя
неудачницей, все вре-мя завышала для девочки планку, чтобы та стреми-лась, но
не могла быть полностью 'успешной'. Сложившуюся в результате функцию
'стремления к все новым достижениям' клиентка очень ценит и не собирается от
нее отказываться, а 'недопрыг' она вполне может теперь объяснить тем, что мама,
образно говоря, незаконно поднимала планку во время прыжка, и отнести эту
особенность 'на ма-мин счет', вполне понимая из своего теперешнего положения,
какими трудностями в маминой ситуа-ции это вызвано. Интересно отметить, что
прове-денный субличностный анализ кроме решения ис-ходной проблемы привел еще к
значительным изменениям в общении клиентки с реальной ма-мой: раньше это
общение ограничивалось возней по поводу 'планки', теперь, увидев, в чем дело,
кли-ентка смогла найти другие области и формы кон-такта.
Понимаемые таким
образом субличности с точ-ки зрения идеальной интеграции подлежат 'расса-сыванию'.
В предельном абстрактном идеале дол-жна получиться личность, синтезированная из
всех возможных субличностей, а они в ней должны ра-створиться или
синтезироваться. Но это не един-ственная возможность.
[261]
Еще одно направление
работы можно было бы на-звать воспитанием субличностей.
Приведу еще один
личный пример. При каком-то раскладе я обнаруживаю в себе в качестве от-дельной
субличности четырехлетнего мальчика, имеющего совсем другой опыт, нежели мой
собствен-ный: по определенным причинам он в свои четы-ре-пять лет был отсечен
от дальнейшего развития и сохранился во мне в таком виде, каким был в то время.
Эта субличность владеет большим запасом энергии и многого другого, мне сейчас
недоступно-го. Я ее (субличность) высаживаю на самостоятель-ный стул, начинаю с
ней разговаривать... И обнару-живаю, что она, эта субличность, мне чрезвычайно
не нравится.
Я представляю себе,
какая 'она', эта субличность, то есть на самом деле 'он' (желание пользоваться
местоимением женского рода, отсылающим к абст-ракции субличности, а не
мужского, указывающего на конкретного сорванца-мальчишку - яркое сви-детельство
'сопротивления') - шумный, против-ный мальчишка, который всем страшно мешает. Я
даже могу вспомнить, что я таким был, и как я та-ким был.
Я помню, как сначала под внешним дав-лением, а потом внутренне с этим
согласившись, лишал эту суб личность возможности 'вести себя' (то есть 'меня')
таким образом. И дальше я пони-маю, что 'я' (теперешний 'я') страшно не люблю
таких людей - шумных, никого не замечающих, зах-ватывающих пространство и
требующих к себе вни-мания.
Кое-что я, конечно,
могу от нее 'отсечь': путем дифференциации, путем выполнения функций дру-
[262]
гим образом. Но
что-то, - а именно 'она сама', этот мальчишка, - остается. И умом понимая, что
ее, эту субличность, надо ассимилировать, я согла-сен это делать только 'умыв и
причесав', то есть 'перевоспитав' этого мальчишку.
Первый шаг к
воспитанию, - это то, что на на-шем несколько стершемся жаргоне называется
'принятие'. Причем не пустое и формальное, ко-торое совершенно неэффективно и
никому не нуж-но, а то самое, что по Перлзу называется 'контакт'. Я этой
субличности прежде всего должен сказать, что признаю ее существование как части меня.
Но это признание
означает нечто очень стран-ное: я при этом должен признать, что та часть, с
которой я раньше отождествлял 'себя', - тоже всего лишь 'часть', а не 'весь я'!
Такая штука, прямо скажем, дорого стоит, но вместе с тем и очень дорого
оплачивается.
Обратите внимание на
разницу между холодно-ватой, рациональной формулировкой: 'У этой суб-личности
находится значительная часть моих ре-сурсов' (и мне бы хотелось получить эти
ресурсы, а ее саму выгнать куда подальше, чтобы территория нам, а местные
жители - в резервацию), - и со-всем другой формулировкой: 'Я признаю, что ты,
субличность, хоть ты мне и не нравишься, - часть меня'. - И тем самым я
признаю, что та часть, с которой я себя отождествляю, - тоже всего лишь 'часть
меня'. Это значит что то, о чем я раньше думал, что это 'я', - не совсем 'я', а
'я' - это то, что получится, когда и если мы договоримся (тон-кое и хрупкое
предощущение правдивости такого предположения является мотивационным ключом к
возможности этой работы). Такое принятие дает мне шанс действительно вступить в
разговор.
[263]
Тогда, кстати, может
оказаться, что 'противность' этой субличности не является ее естественным и
необходимым состоянием, а вызывается какими-то ее реакциями на мое поведение
относительно нее. Если, к примеру, она выставляет хамскую морду, это может быть
ее ответом на мое непризнание ее за человека.
Теперь, когда я ее
принял, нужно вернуться к вопросу, в чем же может состоять ее, этой сублич-ности,
воспитание. Нужно здесь помнить, что 'при-нятие' состоит в хотя бы
относительном уравнива-нии в правах 'меня' и 'ее' (практически это уравнивание
в правах, разумеется, очень относитель-но).
Воспитание состоит в том, что я допускаю ее ко всему объему своего опыта,
сохраняя за ней, суб-личностью, право своей оценки, своего проживания этого
опыта, не такого, как 'я' прожил этот опыт после того, как я ее выгнал, и
будучи готовым пере-смотреть 'свои собственные' оценки.
Приведу еще один
пример. У девушки в девят-надцать лет был бурный роман, который плохо за-кончился,
с большим эмоциональным срывом. Пос-ле этого она решила, что 'больше никогда и
ни за что', и стала строить себя как разумного, рацио-нального человека, а
'эмоциональную' часть загна-ла под лавку, чтобы не вякала. Получился действи-тельно
очень разумный, интеллигентный человек, с которым приятно иметь дело, только
живет она по-чему-то тускло и скучно, и вот еще 'симптомчик', с которым она
пришла - малейшее эмоциональное событие вызывает совершенно неадекватный поток
слез. Ясно, что большая часть эмоциональности находится у той части, которая
изгнана под лавку, и она, эта часть, лишенная реального опыта прожи-вания
различных ситуаций, импульсивна, неконт-
[264]
ролируема,
инфантильна - и прочее, что мы все так не любим в себе и в других.
Допустить эту часть
до всего жизненного опы-та - значит, что все то, что клиентка прожила пос-ле
того, как загнала ее под лавку, надо пере-про-жить заново, вместе с ней, с ее
эмоциональностью. Посмотреть: 'Как бы я, если бы я была она, реаги-ровала на ту
или иную ситуацию'. На каждом зна-чительном событии из прошлого можно сопостав-лять
'свои' и 'ее' оценки. Съеденный таким образом пуд соли послужит хорошим
основанием для интеграции.
1 Лекция конца
1993 года, опубликована в виде
статьи в Московском Психотерапевтическом журнале, 1994, ?3. Здесь - с
небольшими до-бавлениями,
сокращениями и перестановками.
2 Э.Берн. Игры, в которые
играют люди. - Кур-сив наш.
3 Помните различие техники - личного искусст-ва, и технологии - безличной
обработки мате-риала?
4 По поводу собственно техники переговоров су-ществует
обширная литература (одна из луч-ших
книг - Р.Фишер и У.Юри 'Путь к согла-сию, или Переговоры без поражения').
5 По этой
причине я обычно настаиваю, чтобы мои
клиенты прошли в соответствующей груп-пе базовый тренинг психотехнической
коммуни-кации.
[265]
6 К этому мы еще вернемся в технических тер-минах
трансакционного анализа.
[266]
(на примере
работы с Критическим Родителем)
В этой главе1 я расскажу
об одном из наиболее употребительных в нашей мастерской методов пси-хотерапевтической
работы - коммуникативной те-рапии, основанной на коммуникативном анализе. В
следующей главе будет дано теоретическое обо-снование этого (и не только этого)
метода.
Мы будем двигаться на
трех уровнях: (1) на уров-не схематически-обобщенных характерных ситуа-ций (еще
не теория, но уже и не конкретный част-ный случай) и двух смежных - (2) более
конкретном, с примерами из реальной практики, и (3) более
абстрактно-теоретическом, с попытками предварительного (поскольку основные
теоретичес-кие разделы еще впереди) разъяснения идей и по-нятий.
Понятия и техника
коммуникативного анализа ведут свое начало от трансакционного анализа Э.Берна и
гештальттерапии Ф.Перлза. Поэтому изложение, отталкиваясь от идей, описанных у
Берна и его учеников, будет постепенно продвигаться к концепциям,
развертывающим возможности соб-ственно коммуникативного анализа и соответству-ющей
терапии.
[267]
В соответствии с
названием главы речь пойдет не об изложении метода как такового, а лишь об
одном частном направлении анализа - выявлении (и нейтрализации) Критического
Родителя.
Эта любимая
некоторыми последователями Берна тема - еще не сам коммуникативный (и даже не
трансакционный) анализ, это только подступ к нему, хотя подступ во многих
отношениях необходимый.
В одном издательстве
название книги Харриса 'Я окей, ты окей' перевели как 'Я хороший, ты хороший'.
В таком переводе - две существенные ошибки.
Вторая состоит в том,
что смысл слова 'хоро-ший' гораздо уже, чем 'окей'. Вполне можно быть 'нехорошим', но при этом 'окей' (например,
при-нятым, любимым и пр.), так же как можно быть очень 'хорошим', но 'не-окей'
('Хороший маль-чик, но дурак'). К этому мы еще вернемся.
Первая ошибка
перевода более фундаменталь-на. Американское словечко 'окей' по исходной сути
имеет смысл несколько иной, нежели привыч-ная нам 'оценка'. 'Я - окей' значит,
что 'со мной все в порядке', точнее даже 'я в порядке' (хотя по-русски так не
говорят), и нет необходимо-сти выяснять, что именно 'в порядке'; если я 'окей'
и все 'окей', то можно не беспокоиться.
Вот если я -
'не-окей', тогда приходится выяс-нять, что именно со мной не в порядке. Тут
появ-ляются в том числе и оценки, причем разные, с раз-ными 'шкалами' -
хороший, успешный, добрый, умный, красивый, любимый, принятый, благополуч-ный и
т.д. и т.п.
[268]
Чтобы было понятно,
что это не просто вопрос о словах, напомню о распространенной терапевтичес-кой
ошибке: пытаться, - если клиент жалуется на 'низкую самооценку', - эту
самооценку 'повы-сить'. Между тем реальная терапевтическая зада-ча в такой ситуации
состоит в том, чтобы снять саму остроту вопроса об оценке, отделить оценку как обратную связь ('Ты знаешь
химию на тройку'. - 'Замечательно, мне больше и не нужно, я собира-юсь стать
пианистом.') от вопроса об 'окейности' себя (тебя) лично.
Когда человек считает
себя 'окей', он чувствует себя и, соответственно, ведет себя одним образом, а
когда человек считает себя 'не-окей', он чувствует и ведет себя совсем другим
образом.
Можно вспомнить тут
берновских Лягушек и Принцесс. Понятное дело, что Лягушка все время старается
как-то обойтись со своим 'лягушеством'; в одном варианте она говорит: 'Вы не
смотрите, что я такая зеленая, это я сейчас нездорова, а вооб-ще-то я белая и
пушистая'. В другом варианте: 'Сами вы все лягушки, да еще и пупырчатые, хуже меня...',
и т.п. Но очевидно, что когда ей говорят: 'Лягушка ты, лягушка, и шкура у тебя
не как у людей, что-то с тобой не в порядке...', - ей, Ля-гушке, становится
нехорошо, что-то в ней сжимает-ся (даже на мышечном уровне), и возможности ее
оказываются гораздо меньше ее собственных воз-можностей - просто от того, что
она 'не-окей'.
И наоборот: если я -
'окей', если я - Прин-цесса, то все возможности, которые у меня есть, рас-крываются,
суммируются, переплавляются и полу-чается, что я могу сделать гораздо больше,
чем могу.
Еще раз: Лягушка
может меньше, чем может; Принцесса может больше, чем может. Это один
[269]
из важных законов
реальной (в отличие от 'акаде-мической', выдуманной) психики, на который Берн
обращает наше внимание.
Этот закон мало кто
принимает достаточно все-рьез, мало кто понимает его жизненную значимость. А
между тем в действительности человек никогда не может столько, сколько может.
Либо меньше, либо больше. Если ты не можешь больше, чем мо-жешь, ты можешь
меньше, чем можешь. Если ты не хочешь мочь меньше, чем можешь, нужно мочь боль-ше,
чем можешь. Если ты хочешь мочь больше, чем можешь, нельзя позволять себе мочь
меньше, чем можешь.
Конечно, мы все
чувствуем себя в разные момен-ты то Лягушками, то Принцессами. Каждый(-ая) из
нас хоть где-нибудь, хоть когда-нибудь, хоть в чем-нибудь чувствует себя
Принцессой (или Прин-цем). И каждый(-ая) из нас хоть в чем-нибудь, хоть
когда-нибудь чувствует себя Лягушкой. Ваш по-корный слуга тоже временами
чувствует себя Прин-цем, а временами - Лягушкой...
Давайте сейчас
попробуем, каждый/каждая для себя, найти, для примера, по две-три области жиз-ни,
в которых он/она чувствует себя Принцем/ Принцессой (хотя бы временами), и
две-три облас-ти жизни, в которых чувствует себя Лягушкой. Или, - чтобы
отстроиться от этих несколько спе-цифических терминов, - две-три области жизни,
в которых ты вполне 'окей', и две-три области, в ко-торых ты совершенно 'не
окей'.
Впрочем, для большей
реалистичности и прак-тичности здесь необходимо добавление. Реальная шкала не
двухполюсная, - 'окей' и 'не окей', - а четырехместная, соответствующая
привычным
[270]
школьным отметкам, от
двойки ('неудовлетвори-тельно') до пятерки ('отлично'), и в большин-стве
областей жизни большинство (обычных) лю-дей живут на 'хорошо' или 'удовлетворительно'.
Можно даже сказать, что 'хорошо' и 'посредствен-но' - основные баллы, а
'отлично' и 'неудов-летворительно' - более редкие ('отлично' - это и значит
буквально 'отличающееся от обычного'). Как правило, мы вертимся между тройкой с
мину-сом ('все-таки не двойка') и четверкой с плюсом ('звезд с неба не хватает,
но старается'). 'Хоро-шо' - это когда все более или менее в порядке
('практически здоров'), 'удовлетворительно' - когда вроде бы благополучно, но
все же не так хо-рошо, как хотелось бы.
Если в предыдущем
задании мы брали крайние случаи - те области, в которых мы отчетливо ока-зываемся
Принцессами и Лягушками, то имеет смысл также просмотреть себя и по более
реалис-тичной шкале, включающей четыре ступени.
(Для отличников:
попробуйте продумать эту систему не только как 'количественную' шкалу, но и как
структурную, то есть систему со специфи-ческими дискретными 'качествами'
каждого бал-ла. 'Наводящий' вопрос: чем пятерка-с-минусом отличается от
четверки-с-плюсом? 'Количествен-но' это, вроде бы, одно и то же, но качественно
- весьма разные вещи. Здесь может быть полезной берновская идея
'не-победителя'.)
Дальше встает вопрос
о предметном воплоще-нии шкал. Я уже упоминал, что 'окей' - не обя-зательно
'хороший'. В разных культурах, в разных суб-культурах, вплоть до конкретного
'расклада' в данной семье, или даже у данного человека, шкалы
[271]
могут быть очень
разными, и могут вступать между собой в разные отношения.
Для Берна важна тема
Победителей и Неудач-ников. Это культура соревнования, греческого 'аго-на'. Он
даже сказку про царевну-лягушку интер-претирует в том же русле. Очевидно, что
это характеристика определенного типа 'менталите-та' - американского, например,
или древнегречес-кого, когда все, что люди делают, выносится на олим-пийские
игрища - вплоть до драматургии (как, по Марксу, капиталистический 'менталитет'
все пре-вращает в товар). На героической стадии 'агони-ческого' менталитета
речь идет о 'герое-победите-ле', а когда времена и нравы мельчают, сами
Олимпийские игры превращаются в тараканьи бега с денежно-политической
подоплекой.
Но возможен
менталитет, для которого тема 'по-бедителя' не столь характерна. Представитель
та-кой культуры, почитав Берна, скажет: 'Что с него взять? - американец!
Обязательно ему надо кого-нибудь 'победить', он даже психотерапевтов объяв-ляет
Победителями. Зачем тебе это, Эрик, чего ты суетишься?'
В нашей культуре
более важно, 'хороший' ты или 'плохой'. 'Наш' человек вполне может ска-зать:
'Пусть я проиграю, но останусь хорошим'.
От шкалы 'хороший -
плохой' следует отли-чать шкалу 'правильный - неправильный': 'Пусть я буду
'неправильный', но зато хороший', - или наоборот.
Вот еще предметные
шкалы 'окейности': 'при-нятый/не принятый', 'любимый/нелюбимый'. Для какого-то
человека ситуация может быть уст-роена так, что какой бы он ни был правильный,
хо-
[272]
роший, удачливый и
пр., - если он не любимый, он все равно 'не окей'.
Практически важно
иметь в виду, что у каждого из нас есть 'шкала значимости' самих эти пред-метных
шкал: что на каком месте.
Кроме того, возможна
иерархичность 'предмет-ного воплощения'. Например, шкала 'успеш-ный -
неуспешный' может быть у какого-то че-ловека привязана к рыбной ловле, но
совершенно не связана с профессиональными успехами на ра-боте.
У одной моей клиентки
'не-окейность' была выражена в усвоенном с детства представлении (у Берна это
называется 'сценарным решением', о чем мы поговорим позже), что она некрасивая,
'зато' чуткая и умная. Она считала себя 'не-окей', пото-му что 'чуткая и умная'
было для нее именно 'зато', а 'зато', как известно, 'не считается'.
Таким образом, одна и
та же предметная харак-теристика может для разных людей значить раз-ные вещи.
Фриц Перлз в последней своей книге 'Гештальт-подход' пересказывает
выразительный разговор мамы с дочкой. Мама говорит: 'Он, ко-нечно, некрасив, но
как богат!' Дочка отвечает: 'Он, конечно, богат, но до чего некрасив!'
Я надеюсь, что вы
понимаете, что практику про-смотра себя по разным шкалам полезно время от
времени повторять, чтобы следить за динамикой собственных оценок и представления
о себе.
Теперь мы можем
перейти к коммуникативному анализу как таковому.
[273]
Суть коммуникативного
подхода в психотехни-ке состоит в том, что для каждого
психического (но, - существенная оговорка, - не пневматоло-гического,
равно как и не 'органического') фено-мена можно найти коммуникативную
ситуацию, в которой он
укоренен, и если некий
психологи-ческий паттерн представляется неоптимальным, то возможна
оптимизация той коммуникации, след-ствием
(или 'следом') которой он
является.
Таким образом,
коммуникативный анализ - это обнаружение той коммуникативной ситуации, ко-торая
лежит в основе интересующего нас (чаще всего - не удовлетворяющего нас)
психологичес-кого феномена.
Следовательно,
вопрос, который, с точки зрения коммуникативного анализа, должен быть задан по
поводу состояния 'не-окей', звучит так: 'Кто объявляет
тебя "окей" или "не-окей", Лягушкой или Принцессой? От кого (и почему) ты
прини-маешь эту характеристику?'
Ответ на этот вопрос
не всегда прост, и мы рас-смотрим его перипетии сначала на примере.
Вот обычная, всем
знакомая ситуация. Участни-ца группы, Катя, жалуется, что часто стесняется
высказать на группе свое мнение: 'Они меня зас-меют, скажут, что я дура', и
т.п.
Катя не в первый раз
пришла на группу и давно могла бы заметить, что такого рода оценки здесь не
приняты. Попробуем обратить на это ее внимание: 'А ты их спроси!'
Как правило, быстро
выясняется, что 'их никто не спрашивает'.
Это не всегда заметно
на поверхности, это мо-жет быть скрыто разными способами: (1) может
[274]
найтись кто-то, у
кого удастся 'вырвать' как-бы-подтверждение своей 'не-окейности' ('Петя, вот
там, в углу, криво улыбается'); (2) если участники группы говорят, что готовы с
полным вниманием выслушать Катю, она вполне может ответить, что они
притворяются из вежливости, а 'на самом деле' заранее знают, что Катя скажет
ерунду, и т.д.
Так или иначе, в
конце концов выясняется, что Катя сама лучше всех знает, что ее не стоит слу-шать;
участники группы могут только подтвердить это ее мнение, а если не
подтверждают, то они не правы.
(Однажды я имел
неосторожность сказать девуш-ке, которая считала себя дурнушкой, что она очень
мила; ответом мне было утверждение, граничащее с отрицательной оценкой меня, что я ничего не смыслю в женской красоте.)
Итак, ближайший ответ
состоит в том, что утвер-ждение 'не-окейности' принадлежит 'самому'
оцениваемому. Реальная обратная связь от акту-альных собеседников Лягушкой не
принимается.
Если удается эту
обратную связь восстановить (многие приемы для этого известны в
гештальтте-рапии), это большой терапевтический успех. Соб-ственно, это и
значит, что 'проблема оценки' сня-та: обратная связь принципиально
несовместима с предвзятой оценкой.
Но готовность
получать обратную связь от собе-седников не всегда удается сформировать (или
вос-становить) сразу, прямо на группе (и даже если удается, то этот успех не
всегда оказывается устой-чивым), так что коммуникативный анализ необхо-димо
продолжить.
Если не принимается
обратная связь от реаль-ных собеседников, то кто же, все-таки, дает оцен-
[275]
ку? Кто говорит Кате, что если она выскажет на
группе свое мнение, то это - 'не-окей'?
(Точнее нужно сказать
так: кто-то убедил ее, что она вообще 'не-окей', так что ей лучше не высо-вываться,
а то все это заметят.)
Как правило, источник
оценки удается обнару-жить в личной истории. Нашей Кате, например, мама в
детстве часто говорила, чтобы она помалкивала, когда взрослые разговаривают; а
если она все-таки осмеливалась что-то сказать, мама ее высмеивала и тыкала
носом в то, какую ерунду она ляпнула. Маме за нее было постоянно стыдно перед
знакомыми.
Но почему же Кате
неловко высказывать свое мнение сейчас, в группе, где мамы 'физически' нет? Да
и происходило все то, что ей вспомнилось, ког-да ей было лет пять, а сейчас ей
- двадцать два.
Ответ на этот вопрос
связан с психологическим понятием интериоризации. Подробнее мы о нем поговорим в следующей
главе, а пока примем про-сто как факт (который каждый может проверить на личном
опыте): некоторые оценки, которые мы получали в детстве, 'прилипли' к нам и
продол-жают портить (или украшать) нам жизнь, когда дет-ство давно кончилось.
То, что первоначально
разворачивается как вне-шняя, интер-психическая
коммуникация ('мама сказала, что мне лучше помалкивать'), посредством процесса
интериоризации становится внутренней, интра-психической
самооценкой и нормой поведе-ния ('действительно, мне, дуре, лучше рта не рас-крывать').
Очень похожие слова:
'интер-психическая' ком-муникация, то есть общение с другими, и 'интра-психическая'
коммуникация, то есть разговор с са-мим собой. Всего пара букв переставлена, но
в этой
[276]
разнице - вся тайна
коммуникативного анализа. Внешняя, критикующая девочку мама становится
Внутренним Критическим Родителем, с которым теперь
приходится иметь дело, - может быть (если не повезет пройти терапию), до конца
жизни.
Во внутреннем языке
нашей мастерской мы на-звали такого рода Критического Родителя 'Грызлой'2.
Не всегда прототипом
Грызлы являются реаль-ные родители.
Вот еще одна история
из моей практики.
Женщина средних лет,
прекрасная мать и хоро-шая работница, жалуется, что в некоторых ситуа-циях у
нее 'руки опускаются', и она не может ни-чего делать. То есть делает, но через
силу и вовсе не так хорошо, как она привыкла. Это состояние возникает у нее в
тех случаях, когда она не сама находит себе дело, а кто-то (муж, например, или
шеф на работе) указывает, что нужно сделать.
После долгих
расспросов выяснилось, что в на-чальной школе ее не любила учительница, и,
давая ей разные указания, сопровождала их добавкой (иногда в явной форме,
иногда передавая это инто-нацией и т.п.): 'Только такой глупой девочке, как ты,
нужно об этом говорить, другая давно бы уже сама догадалась'. В итоге, всякое
указание (кото-рое позже, у других людей, могло вовсе не предпо-лагать такой
'нагрузки') воспринималось ею как укор: 'Сама должна была увидеть'.
А вот еще история,
когда Грызла оказалась, вро-де бы, вообще не Родителем. Здесь мы забегаем да-леко
вперед, к лекции об этапах развития.
У мальчика был отец -
человек, увлеченный своим делом. И была мама - 'просто так'. Он
[277]
рассказывал, что с
некоторого возраста вообще пе-рестал ее замечать - она так же естественно
'была', как воздух и еда.
Мальчик хотел быть
похожим на отца. Чем имен-но занимался отец, было не так важно; конкретно его
занятия мальчика не слишком интересовали. Он хотел быть увлеченным,
целеустремленным, хотел жить 'не зря'.
Между тем мама тоже
ходила на работу - 'как все', с неохотой, по обязанности. Сравнивая мать с
отцом, мальчик постепенно начинал испытывать к ней что-то вроде презрения. Ведь
он хотел быть таким, как отец, - это было ценностью. А быть таким, как мать,
становилось 'анти-ценностью', не-полноценностью.
Потом мальчик поехал
в Москву учиться. Из далекого далека, откуда он приехал, выбрать про-фессию
было не так легко. Мальчик выбрал луч-шее из того, что мог себе представить, -
точные науки. Поступил в хороший институт. Но оказа-лось, что физика его вовсе
не так интересует, как должна была бы интересовать.
Теперь вспомним: по
замыслу он должен был очень увлеченно заниматься тем, чем занимался. А
получилось, что он больше похож на мать, чем на отца: ходит на занятия, сдает
экзамены, но скорее по обязанности, чем из любви к науке.
Тогда легкое
(постепенно переходящее в совсем не легкое) презрение, с
которым он относился к матери, начало естественно переноситься на самого себя3. Появился
стыд, ощущение собственно не-полноценности, второсортности.
Вот вам и
'подгрызленное' состояние. А Грыз-ла здесь - требовательный подросток,
идеалисти-чески и безжалостно относящийся к жизни. Когда
[278]
мы со всем этим
разобрались, я спросил клиента, как он теперь воспринимает этого
подростка-Грызлу. Он ответил, по-моему, очень точно и. емко: 'Ту-пой он
какой-то'.
Пожалуй, пора нам с
вами (слушателям и чита-телям) познакомиться с собственными Грызлами. Мало
найдется Принцесс, столь счастливых, что в их внутреннем обиходе Грызла
отсутствует. Как правило у людей даже не одна, а две-три Грызлы, а то и больше.
Правда, они могут 'сливаться' в одну большую Грызлу, перед которой бедный
Лягушо-нок всегда виноват и для которой всегда плох.
Принцип анализа
таков. Если ты чувствуешь себя 'не-окей', - виноватым, плохим, некрасивым, не-уклюжим,
неудачливой и пр., - значит, обязатель-но есть кто-то, кто тебе это говорит.
Причем, скорее всего этот 'кто-то' притаился внутри.
Не всегда удается
найти Грызлу сразу. Может быть, Лягушонок настолько привык опускать глаза,
когда его ругают, что Грызлу не видит. Может быть, настолько привык сам
повторять ее слова, что и голоса Грызлы уже не слышит. И вполне серьезно думает,
что он, бедолага, действительно 'такой и есть'.
Но ведь не сам же он
это придумал?
Еще раз: если ты -
'не-окей', если ты чувству-ешь себя 'неполноценным', плохим, неудачливым и пр.,
одним словом, если ты - Подгрызленный, ищи Грызлу.
Она всегда есть, даже
если хорошо спряталась и грызет тебя как бы незаметно.
Познакомьтесь со
своими Грызлами!
[279]
Ну и что же теперь с
ней делать, с этой Грызлой?
Кажется, просто:
перестать ее слушать. Но поче-му-то как раз ее человек больше всего и слушает,
ей, родимой, он только и доверяет оценку себя: при-нимает от других похвалу,
только если ему это по-зволяет его внутренняя Грызла; принимает от дру-гих
порицания ровно в такой мере (и в таких областях жизни), в какой они совпадают
с мнени-ем его Грызлы.
Грызла занимает
прочные позиции в его внут-реннем 'штатном расписании'.
Что нужно, чтобы ее
уволить?
Начнем с вопроса, не
выполняет ли она в его жизни в том числе и какие-нибудь реальные, по-лезные
функции. Например, Грызла - какой-ни-какой, а Родитель. А куда же без Родителя?
Было бы, например,
нелепо, если бы Катя, дожив до своих двадцати двух лет, вставляла реплики в
любой разговор, к месту и не к месту. Не всякое желание что-то сказать нужно
исполнять, иногда стоит действительно и промолчать.
Иными словами,
человеку нужен тормоз, а так-же рукоятка, позволяющая этот тормоз плавно от-пускать,
когда это возможно или необходимо. Это - важные функции Внутреннего Родителя.
И если другого
Внутреннего Родителя, кроме Грызлы, нет (к сожалению, так часто бывает), при-ходится
довольствоваться тем, какой есть.
У меня был клиент,
которого мама в детстве ру-гала за каждую тройку в школе. При этом, - вспо-минает
он, - она его отдала в экспериментальный класс, где ему было трудно учиться, и
ни разу ни-
[280]
чем не помогла, -
только кричала, что своими пло-хими отметками он ее позорит и окончательно пор-тит
ей и без того неудавшуюся жизнь.
Когда я спросил его,
как вела бы себя на ее месте 'хорошая' мама, он долго смотрел на меня, что-то
соображал, потом сказал: 'Не знаю'. Я задал 'на-водящий' вопрос: 'А у
кого-нибудь из твоих дру-зей были мамы, которые им помогали?' Он отве-тил: 'Так
это у Коли, а моя мама может только кричать'.
Эта смешная и вместе
с тем трагическая исто-рия - про каждого из нас.
Позже мы поговорим о
полезной в некоторых случаях фантазии о 'настоящих родителях', а так-же о
других способах приобрести 'хорошего' Внут-реннего Родителя, который будет
выполнять необ-ходимые функции без 'дополнительной нагрузки'. Но пока нам нужно
как-то обойтись со столь ме-шающей нам Грызлой - той, которая есть.
Попробуем выяснить,
чего же она, Грызла, хочет.
Как правило,
оказывается, что реально она хочет совсем не того, чего следовало бы хотеть
нормаль-ному Родителю.
Предполагается, что
Родитель заботится о Ребен-ке. Хвалит он его или ругает, разрешает что-то или
не разрешает, требует или 'спускает с рук' - все это, по-хорошему, должно
делаться для пользы Ре-бенка. На то он и Родитель; это - его основные функции.
Но чего хочет мама,
старающаяся заставить доч-ку постоянно молчать? За кого она беспокоится? - Ясно
же, чтр не за дочку, а за себя. Если бы беспо-коилась за дочку, учила бы и
развивала бы, всячес-ки пестовала бы каждое удачное дочкино 'выступ-
[281]
ление' ('Вот какая у
меня Катюша умница, всегда к месту скажет!')
Чего хочет папа,
который при каждой удаче сво-его сына старается показать ему, что, во-первых,
это не совсем удача, во-вторых, не совсем его, и, в-треть-и-х, в следующий раз
у него все равно ничего не получится?
Похоже, что этот папа
с сыном соревнуется. Физически будучи папой, 'на самом деле' (то есть с точки
зрения трансакционного анализа) он - Ребенок. У Ребенка в песочнице взяли
ведерочко (на ведерочке написано 'Удача'), и ему вполне может показаться, что
на свете есть только одно такое ведерочко, и если оно достанется другому, то
ему-то уже никогда (и ничего!) не достанется.
Действительно, если
папа, - неудачник (каж-дый раз, конечно же, неудача постигает его случай-но, но
вот поди ж ты!), а у его сына что-то получи-лось (совершенно незаслуженно, мал
еще, чтобы у него что-то получалось!), ему становится очень обидно. За себя,
разумеется. И он уж сумеет вос-пользоваться своими родительскими правами (за-бывая
на это время про обязанности), чтобы 'вос-становить справедливость': 'У меня не
получается, значит и у тебя не должно получаться!'
Очень часто
Грызла 'в душе' - Неблагопо-лучный Ребенок.
Не стоит ее жалеть.
То есть при случае можно и пожалеть, а то так даже и помочь (мы к этому еще
вернемся), но сейчас мы не этим заняты.
Грызла делает вид,
Что она - Родитель. Мы уже увидели, какой она Родитель. Проявим
же настой-чивость, доведем мысль-чувство до конца и честно зададим себе вопрос:
'А Родитель ли она вооб-ще?'
[282]
Очевидно, что на этот
вопрос придется ответить так: в той мере, в какой она - Грызла, она - не
Родитель.
Давайте попробуем так
прямо это Грызле и ска-зать. Только без пафоса, без этого 'Я верил в вас, как в
Бога, а вы лгали мне всю жизнь!'4 Пафос, выражающий,
как будет понятно из следующей гла-вы, всего лишь контр-суггестию, нам здесь не
по-может; хуже того, он только закрепит нас там, где мы были.
Давайте просто ей
скажем: 'Дорогая Грызла! Ты делаешь вид, что ты - Родитель, но судя по тому,
что и как ты говоришь, сейчас ты нечто совершенно другое, ты - Обиженный
Ребенок. А Ребенку не пристало давать оценки и ценные указания. Так что -
извини'.
Сказать это следует
серьезно и 'от души', таким тоном, с такой интонацией, с такими жестами, что-бы
Фриц Перлз, К.С.Станиславский, - а вместе с ними и наша Грызла, - поверили. Это бесполезно выдумывать (то есть изображать
в рамках 'искус-ства представления' по Станиславскому), это нуж-но пережить на
самом деле5.
Текст не обязательно
должен быть таким неук-люжим; все это может быть 'упаковано' в выра-зительное
'Шла бы ты, Грызла, лесом'. Важно, что-бы клиент при этом ясно понимал, что происходит,
то есть видел, что разговаривает с Ребенком, пыта-ющимся 'играть' Родителя.
Теперь, когда
'театральное действо' успешно завершилось, необходимы комментарии.
Прежде всего, во
избежание путаницы напомним, что говорить это реальным родителям (и
другим прототипам) вряд ли имеет смысл. Они могут нас не понять. Да и не нужно
им это: они живут так,
[283]
как умеют, и не дело
клиента, проходящего тера-пию, их воспитывать6.
Говорится все это Исполняющему-Обязанности-Внутреннего-Родителя, которого на
момент этой сцены нужно 'экстериоризоватъ', то есть предста-вить во всей его конкретности
и подлинности. Например, как
делают это в гештальттерапии, - посадить на 'пустой стул', или написать ему
пись-мо, и т.д. и т.п.
Все дело в том, что,
переживая неуспех, вину, по-давленность, неполноценность и прочие чувства
такого рода, человек, - в этом состоит основное
теоретическое утверждение коммуникативного подхода, - оказывается в таком положении пото-му, что
находится в коммуникации с кем-то, кто его ругает, обвиняет, называет
неполноценным в том или ином отношении, и т.д. и т.п.
Такая коммуникация,
будучи 'внутренней' (то есть происходящей в голове у человека, причем та-ким
образом, что он не всегда даже ее сознает), от этого не становится менее
реальной. Его ругают, обвиняют и пр. не 'вообще', а совершенно конк-ретно -
определенными словами, с определенны-ми интонациями, что-то недоговаривая,
что-то под-тасовывая, где-то перегибая палку и пр.
Коммуникативный
анализ должен восстановить фигуру Внутреннего Критического Родителя во всей ее
реальности и конкретности, и решать эту задачу нужно очень 'качественно':
фантазии или при-близительность, основанные на 'пустом' теорети-ческом знании,
здесь не сработают. Чтобы можно было рассчитывать на терапевтический успех, нуж-но
восстановить реальную коммуникацию, ту са-мую, в которой наш клиент является Подгрызленным.
[284]
Материал личной
истории клиента здесь может быть полезным, но не решающим. Бывает, конечно, что
Грызла оказывается довольно точной копией с яркого прототипа, но не менее часто
она является более или менее 'собирательным' образом. Как справедливо
подчеркивают гештальттерапевты, весь необходимый материал у клиента всегда
имеется прямо 'здесь и теперь': Грызла, как бетховенский сурок, 'всегда со
мною'.
Спрашивается, далее, кто в клиенте
может ска-зать нужную фразу, увидев в Грызле Неблагопо-лучного Ребенка? Ясно
же, что это не Подгрызленный (тот сколько бы ни говорил, это - пустое
хныканье).
Сказать это может
лишь Взрослый.
В следующей главе
вышеизложенное будет тео-ретически описано как выход в мета-коммуника-цию (что, с нашей точки зрения, и
составляет ос-новную функцию Взрослого по отношению к коммуникации Родителя и
Ребенка), пока же под-черкнем, что этот разговор Взрослого с Грызлой тоже
должен быть реальным: столь же
реальным, сколь реальной оказывается для клиента (и для свидетелей процесса)
восстановленная фигура Грызлы.
Такой реальный
'взрослый' разговор со своей Грызлой может потребовать от клиента определен-ного
мужества. Дело не только в том, что клиент может бояться своей Грызлы. Это -
пол-беды. Хуже, что клиент боится за свою Грызлу и за себя
такого, каким он привык
быть.
Ведь разобравшись со
своей Грызлой, 'уволив' ее (а может быть, если хватит смелости, вообще убрав из
штатного расписания своего 'штаба' дол-жность Грызлы), человек станет совсем
другим, и
[285]
никогда уже
не будет таким, каким был раньше: нытиком, неудачником, не способным сделать
то, что нужно, и виноватым по этому поводу, и т.д. и т.п.
Этот экзистенциальный
страх был описан древ-негреческими философами еще две с половиной тысячи лет
назад. Во времена древнегреческого Просвещения, когда появилась мода на
учителей мудрости, 'софистов', был зафиксирован следую-щий диалог между
кандидатом в ученики и пред-полагаемым учителем:
- Ты обещаешь сделать
меня лучше, чем я есть сейчас?
- Да, конечно.
- Значит, я стану
другим?
- Да, конечно.
- Значит, меня,
такого, каков я сейчас, не ста-нет?
- Да, конечно, ты же
станешь лучше!
- Значит, ты хочешь
уничтожить, убить меня, - такого, каков я сейчас?!
Однако современная
жизнь предъявляет чело-веку экзистенциальные вызовы и требует от него
сохранения 'мужества быть' независимо от про-исходящих внутри и вокруг
изменений в неимо-верно большей степени, чем жизнь в благополуч-ные,
'классические' эпохи. И если не закрываться от этих вызовов подушкой
'одномерности'7, при-ходится чуть ли не повседневно (а то и
чаще) со-вершать экзистенциальный выбор того или иного масштаба. Впрочем, на то
он и экзистенциальный, чтобы внешний масштаб был не так уж важен. Важ-но, что
современному человеку для того, чтобы про-сто 'нормально' жить, нужно постоянно
менять-
[286]
ся. 'Такова, - как
говорил один литературный ге-рой, - се-ля-ва'.
1 Глава из
незаконченной книги 'Что делать с
Эриком Берном', 1997 г.
2 Напомню, что в
берновской традиции принято обозначение внутренних 'фигур' (в отличие от их реальных прототипов) писать с заглавной буквы.
3 В гешталъттерапии это называется невроти-ческим
механизмом ретрофлексии.
4 С легкой руки большевистского мифописца на русский
перевели не только 'Овода', но и другие произведения Э.Л.Войнич, так что читатель, ухитрившийся не разглядеть сексуального невроза в
любимом романе Н.Островского, может най-ти его гораздо более явные следы в еще менее удачных
произведениях писательницы.
5 В этом смысл
разного рода 'театральных' при-емов в терапии, изобилующих в психодраме, геш-тальте, да и других
терапевтических направле-ниях и школах. Удивительно, что в
случаях артистической фальши Фриц Перлз говаривал своим клиентам и клиенткам
буквально так же, как Станиславский: 'Не верю!' А когда клиент не притворяется, а действительно переживает то, что произносит, у всех
присутствующих возникает вполне определенное чувство подлин-ности происходящего.
6 В результате успешной терапии отношения клиента с
реальными родителями и другими близ-
[287]
кими, как правило, сильно
изменяются в лучшую сторону, но это уже
другой разговор.
7 См. Г. Маркузе. Одномерный
человек. М., 1997.
[288]
В предыдущей главе мы
убедились, что берновская схема эго-состояний - Ребенок, Родитель, Взрос-лый, -
являющаяся краеугольным камнем трансакционного анализа, играет важную роль и в
комму-никативном подходе. Читатель, хорошо знакомый с этими берновскими
понятиями и размышлявший над ними, мог также заметить, что в коммуникатив-ном
подходе они используются не совсем так, как в трансакционном анализе.
Берновская схема
эго-состояний совмещает в себе ряд совершенно различных психологических
дей-ствительностей. Конечно, в таком соединении раз-личных сторон предмета в
одной схеме есть свои преимущества. В частности, как часто подчеркива-ет Берн,
это простой язык, который может усвоить любой клиент (то есть американец
среднего ум-ственного развития), и на котором терапевт после этого сможет с ним
разговаривать, указывая ему на моменты, существенные для аналитического и пси-хотерапевтического
процесса.
Но если мы хотим
понять суть дела, нам необхо-димо различить те действительности, которые
'сплющены' в схеме. В этой главе мы начнем их
[289]
рассмотрение, однако
нужно иметь в виду, что это рассмотрение - как всякое изначальное изложе-ние
теории - будет происходить на гораздо более абстрактном уровне, чем
практическое введение, бывшее содержанием предыдущей главы.
Прежде всего нужно
отметить, что сама идея 'эго-состояний' - очень сильная и совершенно нетри-виальная
идея. Ведь Берн, фактически, утвержда-ет, - вопреки одной из основных посылок
почти всей гуманистической психологии, - что человек не является единым и
целостным: его поведение и соответствующие ему физические, эмоциональные и
умственные состояния могут меняться кардиналь-ным, - и систематическим, -
образом, так, будто 'в' нем находятся несколько разных 'людей'. Вот как сам
Берн об этом пишет:
'Наблюдения за
спонтанной социальной деятель-ностью ... обнаруживают, что время от времени раз-ные
аспекты поведения людей (позы, голос, точки зрения, разговорный словарь и т.п.)
заметно меня-ются. Поведенческие изменения обычно сопровож-даются
эмоциональными. У каждого человека свой набор поведенческих схем соотносится с
опреде-ленным состоянием его сознания. А с другим пси-хическим состоянием,
часто несовместимым с пер-вым, бывает связан уже другой набор схем. Эти
различия и изменения приводят нас к мысли о су-ществовании различных
эго-состояний.
На языке психологии
эго-состояния можно опи-сывать как систему чувств, определяя ее как набор
согласованных поведенческих схем. По-видимому, каждый человек располагает
определенным, чаще
[290]
всего ограниченным
репертуаром эго-состояний, которые суть не роли, а психологическая реаль-ность'.1
Важно заметить, что
сама по себе идея эго-состо-яний не сводится к берновской 'троице' - Ребе-нок,
Родитель, Взрослый. Она гораздо шире и в принципе может быть (и неоднократно
была) реа-лизована в совершенно иных психологических кон-цепциях.
Остановимся прежде
всего на утверждении Берна, что эго-состояния - 'психологическая реаль-ность'.
Из процитированного отрывка можно по-нять, что Берн считает, что эго-состояния
даже бо-лее реальны, чем так
называемая 'личность', и что они до некоторой степени определяют не только
психологическую, но также социальную реальность.
Нетрудно
почувствовать, насколько это проти-воречит не только большинству психологических
теорий, но и представлениям здравого смысла: с точки зрения последнего каждый
из нас является одним, единым человеком, который 'очевидным' образом
определяется, с одной стороны, своим фи-зическим телом, с другой - паспортом
(водительс-ким удостоверением, счетом в банке и пр., то есть 'социальным
телом'). Ведь избирательными, ска-жем, правами, наделен какой-нибудь Петр
Никола-евич Васечкин, а вовсе не его 'эго-состояния'. Даже обсуждая идею
эго-состояний, мы говорим о 'его' эго-состояниях, - то есть считаем 'его'
все-таки более реальным, более 'субстанциальным', а состояния - в соответствии
с устройством нашей речи - называем 'его' состояниями.
Фактически Берн
(хотя, конечно, не только он) утверждает, что 'на самом деле' (то есть на психо-логическом
'самом деле') это не так, что человек
[291]
не един. И
бессмысленно спрашивать, когда он яв-ляется (и является ли вообще когда-нибудь)
'са-мим собой': в одном эго-состоянии он 'являет со-бой' нечто одно, а в другом
- другое.
Как писал один
популярный поэт, 'во мне семь я', и дальше, - не знаю уж, Берн ли его
вдохновил, или просто к слову пришлось, - рифмовал это со словом 'семья'.
Полезно сделать здесь
несколько ссылок на дру-гие психологические концепции, где более или ме-нее
всерьез принимается 'реальность' чего-то вроде 'эго-состояний'. Прежде всего
упомяну психосин-тез Ассаджоли, где часто идет речь о 'субличнос-тях'. В
гештальттерапии Перлза аналогичный фе-номен называют 'частями', и хотя
идеологически проповедуется идеал целостности личности, техни-чески, - как
говорилось в первой главе, - устраи-ваются целые сцены между ее 'частями';
напри-мер, их рассаживают по разным стульям (техника 'пустого стула') и
предлагают поговорить друг с другом на тему, вызывающую конфликт между ними.
Отсутствие единства
личности, ее 'множествен-ность' - одно из краеугольных положений Гурд-жиева.
При этом ученику предлагается не 'пове-рить' в это положение как в некую
далекую от него теорию, а практически проверить это посред-ством
самонаблюдения, убедиться в
этом для само-го себя (для чего предлагаются специальные мето-ды и процедуры).
Предполагается, что
когда ученику это удастся, это приведет к двум линиям следствий. Во-пер-вых,
перед ним реально встанет, - и станет одной из центральных в его работе над
собой, - задача 'объединения себя'. Для решения этой задачи у
[292]
Гурджиева-по-Успенскому,
как и в любой хорошей психотехнической традиции, есть свои средства.
Во-вторых, полностью
убедившись для себя (практически, а не абстрактно-теоретически) в том, что
психологическая реальность именно такова, ученик будет более адекватно с ней
обходиться. Например, он будет осторожнее 'подписывать век-селя' (Гурджиев
отмечает, что некое проявившее-ся на миг 'я' в человеке может подписать
вексель, по которому 'ему', - то есть всем другим его 'я', - придется
расплачиваться всю оставшуюся жизнь.)
Начавший работать
ученик скоро заметит, что вторая линия - более адекватное обхождение с
реальностью разделенных эго-состояний, - явля-ется одним из важных и мощных
методов первой линии: работы объединения, 'интеграции'.
Одно из ближайших
оснований этого состоит в том, что интеграция не обязательно предполагает
'гомогенизацию' субличностей, то есть их 'сплю-щивание' в один план, фактически
- их взаим-ную ассимиляцию. Интегрированные личностные структуры могут иметь
иерархическое строение, то есть могут сами 'состоять' из субличностей более
низкого порядка, но особым образом организован-ных.
Прежде, чем мы
расстанемся с этой темой - те-мой реальности 'эго-состояний' - нужно обсу-дить
еще один довольно сложный методологичес-кий вопрос.
Приступив к
самонаблюдению, мы окажемся пе-ред очевидным фактом, что некая наблюдаемая
'реальность' может осмысляться по-разному, в за-висимости от теоретических и
идеологических пред-ставлений наблюдающего (при этом она и наблю-
[293]
даться будет
несколько по-разному, так что при тон-ком рассмотрении может даже возникнуть
вопрос о том, одна ли и та же 'реальность' наблюдается, но от этого мы сейчас
отвлечемся).
В качестве
методологической аналогии схему, через которую человек смотрит на действитель-ность,
можно представить как 'очки с сеточкой', причем рисунок этой 'сеточки' может
быть раз-ным.
Важно понять, что ни
в частном факте 'реально-сти', на которую человек смотрит, ни в фасоне се-точки
на очках нет и не может быть никакого обоснования
'истинности' данного видения. По-менял очки - увидел иначе, вот и все.
Истинность, плодотворность и прочие достоинства того или иного видения могут
обсуждаться лишь в гораздо более широком контексте.
Почему-то посмотреть
без 'сеточки' никак не удается; как писал своим ученикам в Коринфе апо-стол
Павел, 'ныне видим как сквозь тусклое стек-ло...'. Если кто-то скажет, что
видит 'саму реаль-ность', то либо это эзотерический Учитель (рассказывают, что
где-то кто-то видел человека, который видел человека, который видел эзотери-ческого
Учителя), либо - человек, совершенно дре-мучий в области эпистемологии.
Возвращаясь к нашей
теме, мы можем заметить, что факты 'множественности личности' или раз-личных
'эго-состояний' как психической реаль-ности при другом рассмотрении могут быть
'отра-ботаны' как различие 'настроений' или даже - то же слово, но в ином
значении - 'состояний' одного и того же человека (субъекта,
личности, 'я'). Человек может сказать: 'Я тогда был уста-лый (невнимательный,
сердитый, обиженный, злой,
[294]
ребячливый, любящий и
пр.)'. При этом предпо-лагается некое 'я', постоянное и 'субстанциаль-ное',
которое меняется в некоторых отношениях в зависимости от 'состояния'.
Мы можем говорить,
что 'я' нахожусь в каком-то состоянии; например, 'я испуган'. А можем го-ворить
про реальность 'эго-состояния', например, Ребенка, который боится агрессии. 'Я'
может из-мениться: 'Я взял себя в руки и перестал боять-ся'. И то же самое
можно описывать как другое 'эго-состояние': Взрослый (воплощенный в теле того
же человека и появившийся при определен-ных условиях) хорошо знает, что бояться
нечего, что этот 'страшный убийца' не вылезет из экрана телевизора и
'физически' не сделает детям, кото-рые смотрят 'ужасник', ничего плохого.
Так вот, возвращаясь
к Берну, мы должны отме-тить, что он предлагает такие 'очки', сквозь кото-рые
'эго-состояния' видятся как 'психологичес-кая реальность'. И это, скажу еще
раз, - очень сильная и совершенно нетривильная, необычная, противоречащая
обычным представлениям здраво-го смысла идея: человек не един, человек представ-лен
в виде различных 'эго-состояний', он в каж-дый момент либо Ребенок, либо Родитель, либо Взрослый.
Итак, сама по себе
идея эго-состояний не сводится к берновской 'троице' эго-состояний. Она, как мы
видели, гораздо шире и может быть реализована и в иных психологических
концепциях. Почему же из множества возможных 'эго-состояний' Берн выбрал именно
эти, откуда появились и что озна-
[295]
чают эти берновские
фигуры - 'Родитель' (Р), 'Ребенок' (Д=Дитя) и 'Взрослый' (В)?
Одного из ответов,
причем достаточно очевид-ного, Берн всячески избегает. Дело в том, что схе-ма
Р-В-Д по крайней мере эвристически (но, по-видимому, не только) 'снята' с
фрейдовской структурной схемы личности (Ид - Эго - Супер-Эго). В качестве
различия Берн справедливо ука-зывает, что если фрейдовская схема - теоретичес-кая
абстракция, то его 'эго-состояния' могут быть эмпирически наблюдаемы: это, как
мы уже говори-ли, 'психологическая реальность'. Но чтобы так часто и
убедительно говорить о различиях, нужно явно ощущать сходство...
Сам Берн ищет
теоретические основания своей схемы, создавая причудливые неологизмы: пред-ставления
об архео-психике, нео-психике и эксте-ро-психике. Вопрос о том, какова доля
иронии в этих берновских неологизмах (как и в прочих его теоретических или
квази-теоретических построени-ях), может быть предметом индивидуальной трак-товки.
Моя российская ментальность иногда наво-дит меня на мысль, что доля эта гораздо
больше, чем принято думать среди последователей Берна. В конце концов, Берн
ведь только притворялся американцем (впрочем, как правило, весьма успеш-но)...
Хотя, как говаривал
один читатель Берна, 'в каж-дой шутке есть доля шутки'.
Представления об
'археопсихике' Берн фунди-рует милыми сердцу простого американца ссылка-ми на
'науку' - на опыты Пенфилда по вживле-нию электродов в головной мозг, которые в
свое время произвели на научную общественность боль-шое впечатление. Оказалось,
что при определен-
[296]
ной стимуляции можно
вызвать у пациента не про-сто воспоминания, но довольно полное перенесе-ние в
ситуацию и состояние, которое он переживал когда-то (в частности, в детстве):
пациент слышит (в квази-реальном времени) то, что тогда говори-лось, или
музыку, которая тогда звучала, пережива: ет те же эмоции и т.п. Одновременно он
сознает, что лежит на операционной кушетке (или сидит в кресле), и может
разговаривать с врачом, рассказы-вая ему о своих 'переживаниях прошлого'.
Подобные феномены,
впрочем, были известны и до нейрохирургических опытов Пенфилда и дру-гих; эти
феномены могут вызываться и другими способами - гипнозом, психоделическими
препа-ратами и пр. В последнее время под наименовани-ем 'измененные состояния
сознания' (ИСС) они привлекают к себе пристальное внимание психо-логов.
Сформировалось целое направление психо-логической науки - трансперсональная
психоло-гия, занимающееся подобными состояниями2.
От хорошо известной
уже Фрейду регрессии эти состояния отличаются лишь раздвоенностью созна-ния:
человек находится и 'там', и 'здесь'. Без этой раздвоенности регрессия,
вызванная, например, приемом психоделических препаратов или так на-зываемым
'холотропным дыханием' (по С.Грофу) может быть очень полной; Гроф утверждает,
что наблюдал при регрессии в ИСС у взрослых паци-ентов рефлекс Бабинского,
который проявляется только у младенцев до определенного возраста и в норме у
взрослых совершенно исчезает.
Однако для каждого,
кто знаком с. представле-ниями Берна, очевидно, что регрессивные состоя-ния -
полный ли переход в регрессию или раз-двоенность с сохранением одновременного
[297]
присутствия в
реальной ситуации, - это не то, что имеется в виду под эго-состоянием Ребенка.
Бер-новское эго-состояние Ребенка (и по определению, и по практике работы) - не
регрессия, не ИСС, а совершенно обычный, 'нормальный' способ фун-кционирования
психики.
В книге
'Трансакционный анализ и психотера-пия' Берн приводит ряд ярких примеров функци-онирования
археопсихики у психических больных. Нам сейчас неважно, реальные ли это примеры
или берновские конструкции; важно, что примеры дей-ствительно воспринимаются
как яркая психопато-логия. Между тем пребывание в эго-состоянии Ре-бенка (как и
прочих) считается в трансакционном подходе совершенно 'нормальным', и каждый из
нас может без особого труда научиться обнаружи-вать в себе подобные состояния
(точнее сказать, обнаруживать себя в подобных состояниях).
Таким образом,
представление об 'археопсихи-ке' как основе для понятия эго-состояния (хотя бы
частного понятия эго-состояния Ребенка) ока-зывается сомнительным. Впрочем,
ближайшие воз-можности анализа берновских понятий отодвига-ют эту проблематику
в сторону.
3.
Если 'неопсихика',
дающая человеку возможность адекватно действовать в реальной ситуации, проти-вопоставляется
Берном 'археопсихике' как 'мес-топребыванию' прошлых, пережитых ранее состо-яний,
то 'экстеропсихика' явно лежит в другой плоскости.
'Экстеропсихика' -
это 'след' воздействия других людей (прежде всего родителей), которое
[298]
человек до такой
степени 'принимает внутрь себя', что оно из внешнего превращается во
внутреннее. Какая-то его 'часть' приказывает 'ему', просит 'его', угрожает
'ему', требует чего-то от 'него' и т.п. Берн часто ссылается здесь на слышимые
'в уме' голоса (родителей или других старших), сна-чала приводя в пример
шизофреников, а потом и обычных, 'нормальных' людей.
Ясно, что
'экстеропсихика' призвана фундиро-вать представление об эго-состоянии Родителя.
Но вместе с тем Берн указывает и на другой механизм, определяющий
функционирование эго-состояния Родителя - подражание реальным родителям или
воспитателям.
Таким образом, термин
'Родитель' приобретает два совершенно различных смысла - действова-ние под
влиянием родительских указаний (или слышание этих указаний в уме) и собственное
'ро-дительское' поведение. Что общего у двух столь разных психических
феноменов, что дает возмож-ность объединить их в одном термине?
В ряде
психологических направлений это явле-ние получило название 'интериоризации' - 'вбирания'
психикой индивида 'внутрь себя' ситуа-ции, которая первоначально развертывается
во внешнем плане, - например, той же коммуника-ции с родителями или
воспитателями. Интерио-ризация позволяет индивиду как продолжать при-нимать
Родительские наставления, когда реальных родителей нет поблизости, так и самому
быть Ро-дителем.
Мне кажется, что
именно в идее экстеропсихики, понимаемой в рамках понятия интериоризации, Берн
ближе всего подходит к теоретическому описанию того, что является наиболее
'фирменным' в
[299]
трансакционном
анализе, и на что, собственно, ука-зывает само его название: формулированию ком-муникативного
подхода к психике.
Берн явно и очевидно
принадлежит к тем пси-хологам (к ним можно причислить также Г.Бейтсона и его
школу, Милтона Эриксона, из советских психологов - школу Л.С.Выготского и др.),
кото-рые полагают, что в самой сердцевине психических процессов человека лежит
коммуникация: не в ка-честве вторичного поведенческого феномена, а в качестве
основания структуры личности.
Элементы берновской
структуры личности - Ро-дитель, Взрослый и Ребенок - это, прежде всего,
интериоризация элементов внешних, 'реальных' трансакций, то есть 'вбирание в
себя' индивидом тех взаимодействий, которые первоначально раз-ворачиваются
между различными индивидами.
Для более подробного
рассмотрения этого аспек-та берновской схемы нам нужно привлечь понятия
замечательного русского мыслителя, который мог бы при других условиях стать
основоположником крупнейшей психологической школы ('Он в Вене был бы Фрейд, в
Швейцарии - Карл Юнг, у нас...') - Б.Ф.Поршнева. У нас он был истори-ком,
изучал народные восстания Средневековья и за это был терпим начальством, а в
свободное от основных занятий время занимался проблемой про-исхождения
человека.
Он мыслил в
совершенно 'правоверных' тер-минах, в рамках павловских 'сигнальных систем'
(тем ярче его ни в какие ворота не лезущие про-зрения). Вопрос звучал так:
качественной особен-ностью человека и всего человеческого является 'вторая
сигнальная система'3; вторая сигнальная система может
возникнуть только из первой (не
[300]
Бог же создал); но из
первой, сколько ее ни разви-вай, вторая сигнальная система с ее качественной
спецификой не выводится: парадокс новообразо-вания в развитии.
И ответ Поршнев нашел
в особом (нам сейчас не так важно, как именно это у него описано) со-единении
двух 'первых сигнальных систем'. Ины-ми словами, две до-человеческих особи при
опре-деленных условиях начинают взаимодействовать 'не-первосигнальным' образом.
Первый, решающий
момент такого соединения состоит в 'интердикции', посредством которой одна
особь 'выключает' функционирование первой сиг-нальной системы другой особи, так
что та перестает быть 'организмом-в-среде' и переходит в состоя-ние
'коммуникативного приема'. Раскручивая спи-раль интердикций, контр-интердикций
и контр-контр-интердикций по схеме гегелевской триады и предполагая возможность
интериоризации одной особью всей ситуации на каждом этапе разверты-вания,
Поршнев получает суггестию, которую и объявляет основополагающим феноменом
второй сигнальной системы.
На обычный язык это
можно перевести следую-щим образом. Человека характеризует, прежде все-го, использование
речи. Речь, которая кажется бо-лее или менее отображающей внешний мир вообще и
ситуацию человека в частности, возможна и нуж-на лишь в силу этого 'более или
менее': если бы речь была буквальным отображением внешней си-туации, она была
бы бесполезной. В 'разрыве' этого 'более или менее' находится самое главное:
речь несет в себе специфические, только людям (в от-личие от животных)
свойственные социальные отношения, отношения людей друг к другу. Пер-
[301]
вичная, исходная суть
этих отношений - суггес-тия: люди управляют друг другом не как биологи-ческие
организмы, а как социальные существа; это и выделяет человека из мира животных.
Полезно здесь
заметить, что в рамках этих пред-ставлений человеческая социальность принципи-ально
отличается от существующих в мире живот-ных (на самых разных уровнях развития,
от пчел до горилл) паттернов коллективного поведения. Суть этого отличия
состоит именно в интериори-зации: человек 'вбирает' в себя социальные отно-шения,
становится не только их 'объектом', но и их 'субъектом'.
Взаимодействия между
людьми, будучи интериоризованными, то есть собранными и 'разыгрываемы-ми' в
одном индивиде, - это и есть человеческая психика. Исток и сущность этих
взаимодействий, - по Поршневу, - есть суггестия4.
Суггестия состоит в
том, что один организм на-чинает управлять поведением другого организма,
который при этом 'ведет себя' не в соответствии с собственным приспособлением к
среде, то есть не по принципу первой сигнальной системы, а в соот-ветствии с
требованиями или запросами другого. В этом Поршнев и видит основу и сущность
'вто-рой сигнальной системы', попросту - речи.
Дальше у Поршнева
также раскручивается триа-да, дополняющая суггестию контр-суггестией и
контр-контр-суггестией, но об этом мы уже будем говорить гораздо подробнее.
В заимствованном у
Поршнева языке можно ска-зать, что элементы берновской структуры изначаль-но
задаются двумя фундаментальными суггестия-ми: ДааР и РааД. Первая - просьба о
помощи, с которой ребенок (будущий Ребенок) обращается к
[302]
родителю (будущему
Родителю). Вторая - управ-ление поведением, которое родитель (будущий Ро-дитель)
осуществляет по отношению к ребенку (бу-дущему Ребенку)5.
Тут важны некоторые
тонкости. Помощь дете-нышам и научение их определенному поведению являются
непременным атрибутом жизни млеко-питающих, и все это может происходить на
чисто 'первосигнальном', инстинктивном уровне. В от-личие от этого человеческая
коммуникация обяза-тельно включает в себя элемент произвольности, определяемый, как мы позже увидим более
подроб-но, феноменом интериоризации. Грубо говоря, ког-да 'человеческий
детеныш' плачет и родители бе-гут ему на помощь, - это еще не коммуникация и не
суггестия. Путь к коммуникации начинается тог-да, когда ребенок обнаруживает,
что плачем (и дру-гими коммуникативными средствами) он может позвать родителей6.
Точно так же, когда
женщина инстинктивно хва-тает ребенка за шиворот и выдергивает из-под ма-шины -
это еще не коммуникация. Коммуника-ция начнется, когда она закричит ему: 'Я
кому сказала, не выходи на улицу?!' Впрочем, это уже довольно сложная,
развернутая форма коммуника-ции, к которой мы подойдем постепенно.
Два фундаментальных
типа суггестии позволя-ют развить несложную 'алгебру' соответствующих позиций.
У нас есть Адресант - тот, кто осуществ-ляет суггестию, и Адресат - тот, кому
она направ-лена.
Ребенок,
запрашивающий помощь, в качестве Ад-ресанта суггестии может быть назван Помогантом, а
Родитель, к которому обращен запрос - Помогателем.
Родителя, отдающего 'ценные указания',
[303]
можно назвать
Руко-водителем; Ребенок, который эти указания выполняет (как известно, возможны
и другие варианты) - Послушат.7
К этим двум
фундаментальным типам суггестии можно добавить перестановку ролей в тех же от-ношениях
(дальше будет понятно, почему это воз-можно). Ребенок, запрашивающий указаний -
'Указант'; полная формулировка запроса Указанта8 может
звучать так: 'Давай я буду Ребенком, а ты - Родителем, ты мне скажешь, как мне
вести себя в гостях у тети Маши, а если что-то будет не так, отвечать - тебе'.
Все это может быть 'упако-вано' в произнесенную с соответствующей инто-нацией
фразку: 'Ма-ам, а у тети Маши конфетку можно взять?'
Родитель, сам
выступающий инициатором помо-щи, - 'Благодетель'. В этом случае интересно, что
хотя помощь может быть чисто физической - взяли за шиворот и вытащили из лужи,
или при-шли в гости к бедному сынишке с его женой и подарили видеодвойку -
казалось бы, без всяких слов, без всякой 'коммуникации', - сама эта по-мощь,
если речь идет не о котенке, а о человеческих отношениях, 'назначает' Адресата
Ребенком - 'Благоприемником'.
Если ядром трансакций
Д-Р и Р-Д являются со-ответствующие формы суггестии, то оболочкой, не менее
важной для формирования трансакции, слу-жит то, что Джей Хейли (ученик и
сотрудник Г.Бейтсона) называл 'коммуникативным маневром'.9
Каждое обращение
содержит в себе назначение коммуникативных ролей, которые могут не совпа-дать с
ролями, назначаемыми содержанием комму-никации.
[304]
Вот яркий пример
такого несовпадения. В игре двух мальчиков один может назначить другого 'главным',
но в этом есть некий подвох: главный-то он главный, но назначил-то его другой.
Если он польстится на 'назначение' и примет его, вместе с этим он примет и саму
коммуникацию, в которой роль 'назначающего', то есть 'еще более главно-го',
отведена не ему. Не правда ли, очень похоже на игры в 'большую политику'?
Таким образом,
трансакции Р-Д и Д-Р суггестив-ны в двух смыслах: во-первых, по содержанию
('Ма-ам, хочу писать!' - и маме приходится оставлять гостей или телевизор и
идти помогать чаду; 'Не-медленно отправляйся спать!' - и тут уже чаду
приходится оставлять телевизор или гостей и ло-житься спать), во-вторых - по
назначению комму-никативных ролей (в предыдущих примерах они явно
просматриваются).
Поршнев обращает
внимание на важную особен-ность суггестии. Если язык, на котором произно-сится
текст (или язык жестов и т.п.), человеку из-вестен, он на каком-то уровне
совершенно беззащитен перед суггестией: он не может ее не принять. В сле-дующий
момент он может с ней как-то обойтись, на-пример, посредством контр-сугтестии,
то есть пре-рвать исполнение (об этом мы будем подробно говорить дальше), но
это уже следующее действие, осуществляемое 'поверх' исходного, как бы ни был
мал промежуток времени между ними. Более того, это происходит уже 'из другого
места' психики.10
Если выполнению
содержания суггестии многое может препятствовать (например, 'установлен-ность'
организма на что-то другое), то принятие роли, назначаемой коммуникативным
маневром, происходит гораздо быстрее и непосредственнее:
[305]
это ребенок усваивает
вместе с усвоением речи, и 'отстройка' (то есть, как мы увидим дальше, Взрос-ление)
происходит медленно.
Теперь необходимо
поговорить о контр-суггестии. Наша задача проще, чем у Поршнева: в нашем кон-тексте
речь идет о ее онтогенезе, то есть развития этой способности у
социализирующегося ребенка, в отличие от анализа происхождения ее как тако-вой
на заре человеческой истории.
'He-повиновение' может возникнуть первона-чально
просто как сбой 'повиновения'. Девочке на прогулке хочется залезть в лужу, мама
сзади кричит ей 'Не лезь!', - и исход может зависеть от самых различных причин
В конце концов, де-вочка может быть так увлечена своей затеей, что просто не
слышит маму. Пока что ситуация совер-шенно аналогична прогулке с собакой,
которая убе-гает полаять на другую собаку; хозяин ее отзывает, и успех или
неуспех его призыва зависит, грубо говоря, от силы соответствующих условных и
бе-зусловных рефлексов11.
Дальше следует (как
это ни смешно, но можно услышать в каждом дворе) текст 'Я кому сказа-ла?!', и
вот здесь различие между ребенком и со-бакой становится решающим. Для собаки
этот текст мало чем отличается от 'поди сюда' (то есть для собаки это вообще не
'текст', а 'сигнал' или 'сти-мул'). У ребенка же этот текст (пока не успел
надоесть до превращения в 'пустой звук') форми-рует то самое 'кому', которому
можно сказать.
Мама-то однозначно
'знает', что девочка 'не слу-шается'. И она уж сумеет передать ей это знание!
[306]
Интериоризировав эту
коммуникацию, девочка об-наруживает, что может послушаться, а может не
послушаться. У нее появился выбор (а у Фрица Перлза -
экзистенциальный аспект гештальтте-рапии).
Позже мы увидим, что
это - один из этапов фор-мирования Взрослого.
Таким образом, на
суггестию можно ответить как послушанием, так и не-послушанием,
контр-суггес-тией. Поскольку же мы различили суггестию-по-содержанию и
предложение коммуникативный по-зиции ('маневр'), мы имеем следующие варианты
реакции:
1) принятие позиции и
выполнение суггестии ('Адаптивный' Ребенок по Берну): +,+;
2) принятие позиции и
невыполнение суггестии ('Бунтующий' Ребенок): +,-;
3) отказ принять
позицию и выполнять суггес-тию (то есть отказ от коммуникации, - напри-мер
'подростковый негативизм'): -,-;
4) отказ принять
позицию, но выполнение (не-суггестивное!) сугтестируемого содержания12; -,+.
На контр-сугтестию
(к-с) следует контр-контр-суггестивный ответ (к-к-с). Мама (осуществляю-щая
социализирующее воздействие культуры) не просто усиливает суггестию, бросая на
'суггестив-ную' чашу весов дополнительные силы; она ус-ложняет саму структуру
коммуникации. В резуль-тате интериоризации этой более сложной коммуникативной
структуры у ребенка формируют-ся новые, более сложные личностные структуры.
К-к-с - это не усиление первоначальной суггестии, это обращение к центру
сознания и ответственнос-
[307]
ти в ребенке (то есть
формирование и укрепление этого центра); можно воспользоваться здесь тер-мином
'Эго', не слишком далеко уходя от обще-принятого (в том числе - фрейдовского)
словоу-потребления.
'Доводы' к-к-с можно
разбить на три больших класса: указание на возможные последствия в мире ('Промочишь
ноги и испачкаешь новое платьице'), из которых впоследствии развертывается
Взросле-ние; указание на позицию Адресата и Адресанта
('хорошие девочки слушаются маму'), где форми-руется одна из центральных
берновских тем - 'Окей ли я?'; и возможное произвольное (со сто-роны
Адресанта) наказание или поощрение ('если не будешь
слушаться, мама не будет тебя любить, а папа не купит мороженого'). Последние
два клас-са составляют, основу сценарных решений, препят-ствующих Взрослению, и
вообще всяческого невро-тизма.
5.
До сих пор мы
говорили о суггестивных отноше-ниях, связывающих Ребенка и Родителя, и лишь
намекали на особое положение Взрослого. Дей-ствительно, Взрослый - это та
личностная струк-тура, которая непосредственно неподвластна сугге-стивным
отношениям.
Важно, что эта
'неподвластность' - не 'до', а 'после'. Это не псевдо-гуманистический идеал
спонтанности 'организма-в-среде'13; все человечес-кое,
повторим мы вслед за Поршневым, начинается с суггестии. Взрослый особым образом
ассимили-рует суггестивную ситуацию в целом, поднимается
[308]
над ней благодаря мета-коммуникативному выхо-ду14.
Здесь мы в
значительной степени отходим от буквы теоретических представлений Берна, зато
приближаемся к его практике: как известно, вся трансакционная терапия
базируется на усилении и укреплении эго-состояния Взрослого. Взрослый для нас -
не столько 'информационный процессор' (как часто можно понять по берновским
поясне-ниям), сколько субъект выбора и ответственнос-ти.
Рассмотрим пример
коммуникативной ситуации. Мальчик выбегает на улицу, мама вслед кричит ему:
'Надень куртку, на улице холодно!'
Это яркий пример
того, как семантика комму-никации (про погоду на улице и про
куртку) отли-чается от прагматики15 ('Ты сам не можешь сооб-разить, как тебе
одеться, и я буду тебе указывать'). Эта коммуникация, казалось бы, отрезает
Адресату собственный 'доступ' к куртке: если наденет - значит послушался
('Вечно тебе все нужно гово-рить!'), не наденет - не послушался ('Что за не-слух!
Попробуй только, простудись!'). Адресату--подростку предлагается выбор между
позицией Послушного Мальчика или Неслуха; кажется, что любой вариант поведения
реализует одну из них.
Но если бы у
подростка существовал достаточно хорошо сформированный Взрослый (что вполне
возможно, если ситуация рассматривается не в не-посредственной реальности, а в
ретроспективе, - вспомните, как мы работали в прошлой главе), то выход есть.
Опишем его с некоторой степенью под-робности.
Прежде всего, нужно
принять эту коммуникацию как значимый факт. У подростка есть сильное ис-
[309]
кушение 'пропустить
мимо ушей' привычно на-доевший мамин окрик, но Взрослый (в отличие от Ребенка)
не может себе этого позволить. К нему обратились, и он это слышал. Поскольку
предлага-емая ему позиция его не устраивает, он должен как-то обойтись не
только с содержанием суггестии, но и с самим ее фактом, с попыткой назначить
ему определенную позицию.
Остановившись,
мальчик может повернуться к маме и сказать ей с ласковой улыбкой (может быть,
поцеловав ее в щечку): 'Ах, мама, как ты замеча-тельно обо мне заботишься!'
Этим контр-маневром (термин Джея Хейли) куртка и погода
исключаются из разговора, заранее дается ответ на возможную обиду ('Он меня про-сто
не замечает!'), принимается позиция Взросло-го ('Я вполне сознаю свою среду,
реагирую на нее адекватно, то есть в данном случае замечаю заботу о себе и
благодарен за сам факт, не касаясь таких мелочей как куртка и погода') и
партнеру также предлагается позиция Взрослого: доброй заботли-вой матери,
вместо Обиженного Ребенка, каким (как мы видели в предыдущей главе) чаще всего
на деле является Фрустрированный Родитель.
Последнее
принципиально важно: если (в рам-ках нашей схематики, в отличие от Берна),
Ребенок всегда обращается к Родителю, а Родитель - к Ре-бенку, то Взрослый
всегда обращается к Взросло-му16.
Нередко такое
обращение может вести к конф-ликту: мама ведь может и не принять такого отве-та
подростка, и тогда ему придется другими адек-ватными мерами защищать территорию
своей свободы. Но здесь действует основной принцип конфликтологии17,
утверждающий, что 'нормаль-
[310]
ный' конфликт,
проживаемый и разрешаемый Взрослыми людьми, всегда разрешим к выгоде обе-их
сторон, в то время как игры-по-Берну, являющи-еся по своей сути 'извращенными'
Родительски-ми и Детскими обращениями, на своем поле (то есть вне
мета-коммуникативного выхода, который по отношению к 'игре' должен в принципе
быть терапевтическим) неразрешимы.
Таким образом, Взрослый - следующая
стадия раз-вертывания личностных структур, которые, как не раз говорилось,
являются интериоризацией вне-шних - суггестивных и коммуникативных - си-туаций.
'Организм-в-среде' -
центральное понятие ошибочного само-осознания гуманистов - живет в
'здесь-и-теперь', потому что по определению не 'знает' и не может 'знать'
ничего иного. Он це-ликом находится в предметной ситуации и полно-стью
детерминирован. Его 'спонтанность' - не более чем реагирование на внутренние и
внешние стимулы, модифицируемое текущей установкой18.
Ребенок и Родитель
живут в суггестии и ее про-изводных. Суггестия вырывает их из детермини-рованности
средой, присущей 'организму', но де-терминирует по-своему.
Претендовать на
свободу может только Взрос-лый, посредством мета-коммуникации выходящий за
пределы суггестии, но не назад, в псевдо-спон-танную 'ситуацию' антилопы-гну, а
в открытость мира, в котором он
может произвольно действо-вать и который он может благодаря этому позна-вать и отчасти творить.
[311]
Суггестия, таким
образом, является первым ша-гом к произвольности, так как вырывает индивида из
среды. Вторым шагом служит развертывание контр-суггестии и ее производных,
впервые фор-мирующее возможность выбора. Но здесь нет еще свободы содержания
(поскольку оно задано исход-ной суггестией), и выбор сводится к выполнению или
невыполнению суггестии.
Свобода содержания
появляется при выходе в мета-коммуникацию, где могут сопоставляться и про-тивопоставляться
различные суггестивные, контр-суггестивные и контр-контр-суггестивные 'ходы' и
'маневры'.
Мета-коммуникация
является таковой, посколь-ку не создает ни суггестивных отношений, ни, соот-ветственно,
содержания. Зато она может широко пользоваться сопоставлениями тех содержаний,
которые 'добыты' предыдущими стадиями. Но как специфическая позиция, не
принимающая и не от-вергающая суггестию, как особое состояние 'взве-шенности'
или 'остановленности', она делает ин-дивида свободным в обращении с этим
содержанием и с самим собой.
Двумя основными
формами реализации этой сво-боды являются волюция (индивидуальная
воля) и когниция (индивидуальное познание). Остановимся
сначала на первой. Для простоты изложения мы будем рассматривать только одну из
двух фунда-ментальных суггестии, Р-Д.
Выход из потока
'детерминированной спонтан-ности', в которой пребывает новорожденный 'че-ловеческий
детеныш', обеспечивается Ребенку ин-тердикцией и суггестией Родителя, который,
кроме того, задает и содержание (интердикция: 'не делай
[312]
того, что ты делал бы
'естественно'; суггестия: 'де-лай это').
Внутренняя
способность произвольности возни-кает у человека тогда, когда он
интериоризирует эти фигуры, вбирает их в себя. Иными словами, для того, чтобы
человек мог располагать способностью воли, он должен иметь внутреннего Ребенка,
способного послушаться, и внутреннего Родителя, который говорит ему 'делай
так'.
Но этого
недостаточно. Эта пара может быть очень сильной, но жестко привязанной к
какому-то определенному, давно утратившему свою актуаль-ность, содержанию.
Такой 'псевдо-волевой' чело-век делает непонятно что и непонятно зачем, про-сто
потому, что ему (его Родителю), 'втемяшилось'. Это, правда, прямая
противоположность ситуации, когда непослушный внутренний Ребенок не выпол-няет
никакую суггестию, - но это не воля в пол-ном и точном смысле слова.
Суггестирующего
Родителя и послушного Ребен-ка правильно 'включает' и поддерживает их фун-кционирование
Взрослый. У Перлза это выража-ется понятием экзистенциального
выбора и прекрасной идиомой take stand. Мартин Лютер
выразил это фразой 'На том я стою, и не могу ина-че': не в смысле
'спонтанности', что-де нечто меня 'поставило', и я не умею 'слезть', - а в том
смысле, что мой Взрослый свободно и 'информированно' рэшил нечто, и на этом я
стою, потому что для меня это 'так есть'19.
Взрослый
ориентируется на положение дел и свое собственное положение в 'открытости
мира'. Находясь в мире, Взрослый занимает определен-ную позицию по поводу того,
каким образом он будет в нем находиться.
[313]
Мы включаемся тут в
дискуссию, которую много тысяч лет ведут философы, дискуссию по поводу свободы
воли. Но, слава Богу, мы можем обсуждать этот вопрос не философски, а чисто
психологичес-ки. По содержанию позицию Лютера (или Сокра-та, или
любого другого человека) можно внешним образом описать как культурно или
социально обус-ловленную, но дело не в содержании, а в интенции, намерении; дело в том,
что Взрослый, учитывая все соображения, которые ему доступны, принимает
решение и ответственность за него.
Это очень определенно
на вкус, хотя извне не всегда легко различить, когда
псевдо-решение при-нимается вопреки противоположному (то есть мы имеем дело с
простой контр-суггестией), а когда свободно, не 'вопреки' и не 'в поддержку',
выби-рается собственная позиция, определяющая место и ответственность
человека-в-мире.
Таким образом, воля -
это правильное соотно-шение трех составляющих - экзистенциального решения
Взрослого, суггестивного импульса Роди-теля и послушания Ребенка, способного
это реше-ние выполнить. Когда есть все три элемента, полу-чается нормальная,
сильная воля.
Переходя теперь к
когниции, мы можем заметить, что Взрослый, чтобы занять определенное положе-ние
в мире, должен быть правильным образом осведомлен об этом мире.
Организм-в-среде
вообще не осуществляет ког-ниции: он непосредственно реагирует на
среду в вечном 'здесь-и-теперь'; за пределами непосред-ственно данной ситуации
у него нет никакого 'мира', который он мог бы познавать.
Суггестия и ее
производные требуют определен-ной информации о среде, но узкой и специфичес-
[314]
ки-искаженной; они
также создают своего рода си-туацию (хотя и иного рода,
чем ситуация организ-ма-в-среде), а не мир.
'Мир' появляется
только в мета-коммуникатив-ной установке Взрослого, воздерживающегося как от
непосредственного реагирования, так и от вов-лечения в игру суггестии и ее
производных.
Предметное содержание
познания может быть взято только из предыдущих стадий; мета-комму-никация, как
мы не раз отмечали, не может иметь собственного содержания. Но она позволяет
пре-вратить прагматику суггестивных 'указаний' в семантическое
содержание коммуникации20, что, как гениально понял Поршнев,
есть первое основание человеческой свободы.
* * *
Разворачивание идей и
методов коммуникатив-ной терапии во второй части книги только нача-лось. В
следующем Цикле оно будет продолжено, хотя акценты там расставлены несколько
иначе. Читатель, который хочет поработать с текстом и идеями самостоятельно,
может поставить перед со-бой вопрос: как можно было бы переписать мате-риал
третьей части книги, если ориентировать его как продолжение второй?
1 'Игры, в которые...'. Я немного
редактирую опубликованный перевод, в частности
возвра-щаю на место важный берновский термин 'эго-состояния', который переводчики ухитрились заменить.
[315]
2 Довольно представительный обзор см. в хрес-томатии 'Пути за пределы эго', М., 1996.
3 Здесь Поршнев делал кивок в сторону Энгельса, что мол-де 'труд создал человека', но тут же пояснял, что человеческий труд отличается от сколь угодно сложных
инстинктивных действий животных как раз участием речи.
4 Если основную книгу Б.Ф.Поршнева 'О проис-хождении человека' (М., 1970), содержащую
за-мечательные прозрения наряду с описанием ком-муникативных отношений с
собственной собакой Жучкой, одолеть, мягко скажем, нелегко, то его статью в сб. 'Психология и
история' (М., 1967), где сжато, ярко и характерно-путано представ-лена гениальная поршневская интуиция, я очень рекомендую, вне зависимости от моего исполь-зования его идей для
реконструкции трансакционной схематики.
5 Имеется в
виду, что структурные элементы личности (или эго-состояния), которые мы, сле-дуя
берновской традиции, записываем с большой
буквы, появляются при интериоризации опреде-ленной
внешней суггестивной ситуации.
6 Ср. рассуждение
Л.С.Выготского о
превраще-нии инстинктивного движения ребенка в жест.
7 Эти
несколько странно звучащие термины при-званы подчеркнуть, что речь пока идет не об эго-состояниях (к ним мы
сможем подойти зна-чительно позже), а всего
лишь о позициях в еди-ничной трансакции. 'Послушат', например, это еще не
Адаптивный Ребенок.
[316]
8 Дальше мы увидим, что эта формулировка вклю-чает то, что в теории коммуникации называ-ется 'маневром' -
назначение Адресанту и Ад-ресату соответствующих ролей.
9 Haley, J. Strategies of Psychotherapy, 1963.
10 Поршнев полагает, что это и буквально, ней-рофизиологически
'другое место' мозга.
11 Да простят мне замечательные, вовсе не столь примитивные, звери это огрубление.
12 Эта типологическая возможность - забега-ние вперед, к теме
Взрослого. Помните еван-гельскую
притчу о сыновьях, один из которых в
ответ на приказание отца согласился пойти на поле и не пошел, а другой не согласился, а потом пошел? Кто из них
- послушный сын? Тот, кто принимает 'интроект' (в смысле
Перлза) и не следует ему (хотя бы уже потому, что интро-ект - ввиду
отсутствия сформированного геш-тальта - невозможно реализовать), или тот, кто
принимает не интроект, а тему для
раз-мышления, и по зрелом
размышлении выполняет то, что следует? - Только Взрослый может быть хорошим Сыном, утверждает Евангелие.
13 'Непуганного
идиота', в терминах Стругац-ких.
14 Здесь нет возможности вводить это понятие детально, придется довольствоваться тем при-близительным
пониманием, которое, - я наде-юсь, - может
сложиться из приводимого даль-ше примера.
15 Понятия
семантики и прагматики как измере-ний 'семиозиса', то есть
процесса общения при
[317]
помощи
знаков, принадлежат основоположнику бихевиоралъной
семиотики Ч.Моррису. См., на-пример, 'Основы, теории знаков'.
16 Здесь, наверное, нелишне напомнить, что эти термины имеют специфическое теоретическое
содержание, которое совершенно
не касается, например, возраста партнеров по коммуникации. Хороший воспитатель как раз отличается уме-нием
использовать каждую возможность обра-титься к Взрослому в своих питомцах; для это-го он сам должен располагать большими 'запасами' Взрослости.
17 См., например, Фишер и Юри. Переговоры
без поражения.
18 На эту ловушку 'гуманистической' психоте-рапии
обращал внимание В. Франкл.
19 Подробнее см. в лекции об экзистенциальном выборе.
20 Подробнее в
комментариях по поводу интроек-ции.
[318]
Концепцию
невротических механизмов (НМ) я считаю одним из важнейших достижений
перлзовской гештальттерапии.
Перлз, в отличие от
Берна, с его трансакционным анализом, не считал свою терапию аналитичес-кой, однако
при этом создал, - по следам смутно освоенной и слабо переваренной
психоаналитичес-кой теории, - собственную теорию НМ, которая по своему статусу
занимает примерно такое же место, как теория игр и теория сценариев у Берна,
т.е. фак-тически является основой довольно мощного ана-литического
аппарата.
Впрочем, гуманисты (и
Берн, и Перлз, и Роджерс) обходились со своим аналитическим аппаратом
[319]
несколько иначе, чем
психоаналитики. Отказыва-ясь от так называемой 'медицинской модели', гу-манисты
не практически использовали аналитичес-кий аппарат в 'диагностической' функции.
В гуманистической терапии этот аппарат работает принципиально иначе.
Сейчас я скажу очень
неправоверную с точки зрения многих гуманистов вещь, но, с другой сторо-ны,
практически она мне кажется очевидной. Пер-вая фаза работы аналитического
аппарата - это просвещение. Клиенту
(начинающему психотехни-ку) необходима осведомленность, - та или иная, какая
ему доступна, - о том, с какими 'отклонени-ями' он может встретиться в
психическом мире. Нужно знать, в частности, что он может столкнуть-ся (и почти
наверняка столкнется) с играми-по--Берну и невротическими механизмами по
Перлзу. Тогда он может начать исследовать, как эти вещи представлены у него и у
его знакомых, может захо-теть от них освободиться. Он, скорее всего, будет
ошибаться, но это не беда - его можно поправить, потому что с ним уже можно
разговаривать на этом языке.
Что может произойти с
клиентом дальше? Одна из возможностей открывается имеющейся у нас
принципиальной схемой постановки и решения психотерапевтических проблем. И
игры-по-Берну, и невротические механизмы подпадают под эту схе-му, как любые
другие не удовлетворяющие нас пат-терны поведения. Если с помощью схем и описа-ний
невротических механизмов мы поймали, отследили, узнали 'в лицо' некий не
устраиваю-щий нас паттерн, мы можем поставить это как пси-хотерапевтическую
проблему.
[320]
Отличие этой ситуации
от просто постановки психотерапевтической проблемы состоит в том, что ни с
'играми', ни с невротическими механизмами непросвещенный клиент придти
к терапевту не мо-жет. Он должен сначала узнать, что это такое.
Только упаси нас Бог
интроецировать эти схемы и описания. Они - всего лишь эвристические 'ко-стыли',
а не орудия 'психодиагностики'. Пока клиент, на основе предложенных
представлений, не опишет собственную проблему, пока он не про-явит собственную инициативу,
никакая 'теория' ему не поможет. Терапевт, пытающийся поставить клиенту
диагноз, - что, мол, это у тебя 'слияние', а это 'интроекция', - будет
выступать для него как еще одна собака-сверху. У него своих доста-точно: по
утрам работающему-над-собой человеку надо бегать, днем - читать газеты и
интересоваться общественной жизнью, вечером - хорошо относить-ся к жене или
мужу, а то так и к теще или свекро-ви. А тут еще одна topdog требует от него, чтобы
он кроме всего этого еще и со своим интроектом пора-ботал.
Еще раз: инициатива
должна исходить от кли-ента, иначе не будет никакой Работы. Но инициа-тива по
поводу работы с невротическими механиз-мами или берновскими играми может
возникнуть, только если клиент имеет некоторое, хотя бы смут-ное,
представление, что такое 'бывает', и с другой стороны, что можно жить и иначе.
Таким образом, теория
невротических механиз-мов (как и теория берновских игр и сценариев) - это
рассказ о том, что делает нас несвободными в психическом мире и от чего мы
можем освободить-ся.
[321]
Когда я во Введении
отметил, что давно охочусь за сокровищами из гештальт-сундука, концепцию НМ я
имел в виду прежде всего.
Охота, - и непростая,
- вызвана тем, что при всей внешней понятности и эмпирической убеди-тельности
теория НМ изложена у Перлза совер-шенно невнятно. Сильно запутывает дело
парадиг-ма организма-в-среде, накладывающая свою 'лапу' на это изложение.
Даже если отвлечься
от того, что эта схема, в основном заимствованная у Курта Левина, отно-сится к
жизни ребенка до одного года, а люди стар-ше года попадают в режим 'полевого
поведения' лишь в особых обстоятельствах и состояниях со-знания; даже если
забыть (как случилось с мос-ковскими гештальтистами, не говоря уже о фран-цузских,
которые о Выготском, наверное, никогда не слышали), что обладающий речью,
социализиро-ванный и принадлежащий культуре человек - вов-се не антилопа-гну2 и не Маугли,
- остается еще тот простой факт, что в этой модели самой по себе нет и не
может быть никаких невротических механизмов. В чистой феноменологии контактной
гра-ницы что есть, то и есть, а чего нет, того и нет. 'Ме-ханизмы' могут быть
только 'в' психике, внутри нее, а в
феноменологической модели контактной границы никакого 'нутра', никакой 'психики'
не предполагается3.
Таким образом, чтобы
ассимилировать аппарат анализа невротических механизмов, нужно, береж-но
сохраняя и разворачивая перлзовскую эмпирию, искать и находить теоретические
схемы, в рамках которых эта эмпирия может быть представлена.
[322]
Нам следует задаться
вопросом, как это так уст-роена психика, что в ней возможны такого рода от-клонения.
Это похоже на то, как 2,5 тысячи лет
назад Платон поставил вопрос, как возможна ошиб-ка в рассуждениях разумного
человека. Как это так устроено мышление, что в нем возможны ошиб-ки? Как это
так устроена психика, что в ней воз-можны невротические механизмы?4
В течение более чем
десяти лет я искал ответы на этот вопрос5. При
сохранении общего направ-ления, сами теоретические схемы, конечно, меня-лись.
Хотя коммуникативная природа гештальттерапии была мне очевидна с самого начала
(взять хотя бы технику пустого стула и понятие 'части'), применять к описанию
НМ схемы из теории ком-муникации и трансакционного анализа я научился лишь
постепенно. В конце 1995 г. я сформулиро-вал общую идею методологического
подхода к НМ как к регулярным препятствиям в осуществлении экзистенциального
выбора, но лишь недавно понял, что перлзовское
понятие 'интереса' - это пси-хотехнический аналог хайдеггеровской 'заботы'6.
Этот раздел книги
представляет собой первую попытку собрать из лекций и размышлений раз-ных лет
картину моих поисков и находок в геш-тальт-сундуке касательно теории НМ.
Наверное, было бы лучше, если бы мне удалось представить ее в виде единого
связного текста. Но материал отча-янно сопротивлялся такой 'гомогенизации', и я
позволил ему меня победить.
Примечания
1 -амбула, -людия, -дисловие ... (ненужное
подчер-кнуть).
[323]
2 Если кто не догадался, так это - аллюзия на
любимый Перлзом пример стада пасущихся оле-ней, которые демонстрируют принцип 'first things first', прекращая поедать траву и пуска-ясь в бегство, заслышав рык льва. В отличие от оленя, мальчик из известного рассказа будет стоять на посту, на который его поставили вро-де бы 'по игре', пока его не
снимет с поста че-ловек, имеющий на
это право, - хоть до полно-го
посинения. И в этом суть
человеческого поведения в отличие от антилопъего.
3 Есть основания предполагать, что Перлз не очень внимательно прочел (если вообще прочел) толстый том эго-рассуждений Гудмена, вошед-ший как вторая часть в коллективную книгу 'Гешталъттерапия' (1951 г.). Во всяком
слу-чае, никаких видимых следов в его последующей
деятельности эта теория не оставила.
4 Ср. Зейгарник. Патопсихология.
5 'Гешталъттерапию' Перлза я
перевел и от-правил в самиздатское плавание в конце 80-х, а первый
более или менее полный курс публичных лекций по НМ прочел в 1991 году.
6 См. М. Папуш. Основания
экзистенциальной пси-хотехники (обратный
билет для Хайдеггера). МПЖ, 1999, ? 2.
[324]
Перлз описывает невротический
механизм интро-екции с помощью метафоры: как можно откусить и, не
прожевав, проглотить кусок пищи, так психика может 'вобрать в себя' какой-то
фрагмент психи-ческого содержания, не ассимилировав его, и он там как бы 'стоит
колом'. Это психическое содержа-ние не стало своим, не 'у-подоблено'
(ас-симилировано) психике индивида. Таковы чужие мнения, выдаваемые за свои,
чужие ценности и т.п.
Вот пример из книги
Перлза и соавторов 'Гештальттерапия'2. Всем знакомы
гештальт-картинки, в которых на одном и том же рисунке, одними и теми же
линиями изображены две фигуры. Одна из них - 'жена и теща', где в переплетении
ли-ний и пятен можно рассмотреть два портрета - неприятной старухи и молодой симпатичной
жен-щины. Теперь представьте себе состояние челове-ка, который одну фигуру
увидел, а другую еще не видит, в то время как психологи или другие авто-ритетные
люди говорят ему, что там две фигуры.
По каким-то причинам,
- то ли он боится пока-заться несмышленым, то ли любит поддакивать и
соглашаться, то ли не хочет спорить, - он говорит: 'Да-да, конечно, там две
фигуры', - а на самом
[325]
деле видит только
одну. Дальше может начаться какой-то разговор про эту вторую фигуру, которую он
не видит: какие у нее волосы, какой формы у нее нос; его могут спросить,
нравится ли ему этот тип лица. Он старается поддерживать разговор, он как-то в
этом разговоре живет, - но фигуры-то он не видит! Ему надо так разговаривать
про это, что-бы собеседники не догадались, что на самом деле он не видит, какой
у нее нос, не может сказать, нра-вится она ему или нет. Для него этой картинки нет, - но он о ней разговаривает.
Попробуйте
почувствовать (помня, конечно, что это - ваша проекция), какие у него могут быть эмо-ции по этому
поводу - например, тревога, боязнь, что его разоблачат. Возможно, что в
качестве реак-ции на ситуацию у него возникнет злость, - что-де мне дурят
голову эти психологи. Затем, раз уж его обдурили, дальше он может сам дурить
других, чтобы не одному оставаться в дураках. Вокруг этой несуществующей фигуры
может начаться сложная жизнь.
Аналогичная ситуация
описывается у Андерсе-на как 'новое платье короля'.
Вот еще одна история,
которая не кончилась тра-гически только потому, что женщина, о которой идет речь,
вовремя пришла к терапевту. Молодая жен-щина имела прекрасного мужа, которого
она люби-ла, и который ее любил и носил на руках. Муж, конечно, был богат, так
что женщина ни в чем не нуждалась. Еще она имела замечательного любов-ника,
который ее очень любил, и которого она тоже очень любила, и жить без него не
могла, как и он без нее. Скорее всего, как я выяснил при расспросе, муж
догадывался о наличии любовника и ничего не имел против - лишь бы она была
счастлива. И
[326]
все бы хорошо, но вот
только, по ее представлениям (это в данном случае и есть интроект), замужняя
женщина, которая, к тому же, действительно лю-бит своего мужа, не могла иметь
любовника. Тако-го просто 'НЕ МОГЛО БЫТЬ'. Женщина рыда-ла взахлеб.
Я попытался обратить
ее внимание на реаль-ность: 'Как не может быть, когда есть'. На что получил
'резонный' ответ, что-де есть, но не мо-жет быть, а так как жить без любовника,
как и без мужа, она, безумно любя их обоих, не может, ей ос-тается только
'покончить со всем этим'. (Подруга женщины, которая направила ее ко мне,
рассказы-вала о попытке суицида.)
Я не мог рассчитывать
на то, что клиентка все-рьез начнет терапевтическую работу, вообще при-дет еще
хоть раз. Так что проблему нужно было решать немедленно. Мне оставалось только,
напле-вав на гуманистические традиции, принять облик Великого Знатока Жизни, а
также Могуществен-ного Источника Разрешений (то есть - трансфер-ного Родителя)
и 'перешибить' ее интроект про-тивоположным, воспользовавшись идеей 'смены
времен': 'В наше время такое может быть'. Доба-вил, для пущей
убедительности, что в наше время 'изживание кармы с кармическими партнерами'
ускорилось, так что - 'жизнь за две', как на Край-нем Севере год за два3. Клиентка
ушла успокоен-ная. Больше я ее не видел.
Откуда берется
интроект?
Чтобы ответить на
этот вопрос, нам нужно ис-пользовать определенные представления о жизне-
[327]
деятельности
человека. Перлз иногда описывает ее в категории 'организм-в-среде'. О
возможностях и ограничениях этой схемы мы еще поговорим, пока ограничимся
описанием цикла жизни организма в среде, которое нам
понадобится для более подробного рассмотрения интроекции.
Организм-в-среде в
каждый данный момент имеет определенный интерес, и этот интерес формируе-т контактную
границу (КГ) между ним и средой. Среда на контактной границе
представлена орга-низму как определенный гештальт: интересу со-ответствует то, что выступает как
фигура; все ос-тальное,
что в данный момент не представляет интереса, становится фоном. Фигура наделяется определенным катексисом; этот термин Перлз за-имствует у Фрейда4, хотя
переосмысливает по-сво-ему: катексис по Перлзу - это то, что в фигуре
интересно, или чем она интересна, то есть, факти-чески, то, что
организм надеется в конце концов от соответствующего фрагмента
среды получить.
По отношению к
фигуре, вызывающей интерес, осуществляются три такта жизнедеятельности ор-ганизма.
Сначала восприятие, в котором
появляет-ся, выступает из фона эта фигура. Затем действо-вание (не путать с деятельностью, позже у нас будет речь о различии между
ними), когда орга-низм добывает то, что его интересует, и затем консуммация или ассимиляция.
Удобным примером
здесь может быть ситуация обезьяны в опытах Кёлера: на фазе восприятия она
видит банан, и он ее 'интересует' ('Лисица видит сыр, лисицу сыр пленил); затем
она действует, добывая его, и затем 'консуммирует' - съедает. После этого
контакт организма со средой прекра-щается, организм 'уходит в себя', пока новый ин-
[328]
терес или новая
потребность не активирует его сно-ва, и тогда весь цикл снова повторяется.
Впрочем, уже здесь
необходимо сказать, что осо-бенностью этой схемы является то, что никакой ин-троекции
(и прочих невротических механизмов) на ней самой возникнуть не
может. Сам Перлз го-ворит о невротических механизмах как о 'преры-вании' цикла жизнедеятельности организма, и в
качестве 'виновника' этого прерывания в случае интроекции называет 'мнения
авторитетов'.
Это 'прерывание'
можно теоретически описать как другой цикл - цикл коммуникации. Мы уже говорили (в лекции о трех
эго-состояниях по Бер-ну) о представлениях Поршнева: в основе челове-ческой
психики лежит как раз такое прерывание, интердикция (а потом суггестия), вырывающая организм из его текущей
жизнедеятельности и пе-реводящая в режим коммуникации. Сейчас нам необходимо
описать коммуникацию как цикл, за-канчивающийся (поскольку имеется и такая воз-можность)
возвращением индивида к исходной жизнедеятельности.
Этот цикл также
содержит три фазы: (1) обра-щение Адресанта
коммуникации и отклик Адреса-та, (2) само коммуникативное
взаимодействие (можно, несколько расширяя понятие Берна, назвать его трансакцией) и (3) возвращение в исходную ситуацию, что
требует гомогенизации, приведения в
соответствие содержания коммуникации и исход-ной среды.
Вот простой пример.
Представьте себе, что вы идете с рюкзаком по пересеченной местности. Вот вы
дошли до какой-то развилки, откуда не видно, куда дальше идти. Вы 'выходите из
среды', то есть снимаете рюкзак, садитесь, вынимаете карту и на-
[329]
чинаете ее
разглядывать. В терминах схемы это зна-чит, что вы осуществляете первую фазу
коммуника-ции: обращаетесь к составителю карты за информа-цией.
Вы 'читаете' карту, то есть осуществляете саму коммуникацию. Но затем вам нужно
то, что нарисо-вано на карте, соотнести с тем, что вы реально види-те в своей
среде; это и есть 'гомогенизация', вы де-лаете однородным свое
понимание значков карты и свое видение местности: 'Вот этот ручеек на кар-те, -
говорите или думаете вы, - вот он, течет слева. Отмеченная на карте гора - вот
там, справа, а за ней должна быть деревня, хотя отсюда ее не видно'.
Когда мы сопоставили
то, что есть на карте, с тем, что мы видим вокруг себя, то есть осуществили го-могенизацию,
у нас появляется новое представле-ние о местности, обогащенное теми сведениями,
которые мы получили, прочтя карту. Таков нормаль-ный, завершенный цикл
коммуникации. Теперь мы можем принять 'информированное решение' от-носительно
того, куда дальше идти.
Эта метафора хороша
тем, что соответствует знаменитой фразе из 'общей семантики' Кожибс-кого,
которая входит в 'джентльменский набор' едва ли не каждого современного
психолога: 'Кар-та - это
не местность (a map is not a territory)'5.
Интроекцией с точки
зрения этой схемы можно назвать сбой в осуществлении третьей фазы комму-никации
- гомогенизации;
Допустим, в описании
маршрута сказано, что на какой-то развилке нужно выбрать правую тропин-ку. И на
первой же развилке, не задумываясь, та это развилка или не та, не пытаясь
сообразить на местности, куда ему вообще нужно, человек свора-чивает направо.
[330]
Если идею
несоответствия карты и местности про-смотреть на схеме жизни организма-в-среде,
- мы получим полезную классификацию разновиднос-тей интроекции. Прежде всего,
как мы уже говори-ли, на фазе восприятия может быть фальсифици-рована
фигура. Человек не видит платья на короле, но
ведет себя так, как будто видит.
На той же фазе
восприятия может быть фальси-фицирован интерес. Он может быть фальсифици-рован в обе, так
сказать, стороны: может имитиро-ваться интерес, которого нет, и наоборот,
вытесняться интерес, который есть. Здесь можно вспомнить фор-мулу, которую иная
школьница слышит чуть ли не каждый день: 'Не думай о мальчиках, займись три-гонометрией'.
Решать задачи ей неинтересно, но надо имитировать интерес; думать о мальчиках
ей интересно, но надо этот интерес подавить.
У Перлза есть очень
тонкое и точное описание феномена скуки - замутненного
восприятия. Перлз объясняет это состояние запрещением себе инте-реса к тому,
что интересно, и попыткой насильно вызвать интерес к тому, что неинтересно. Это
воз-можно за счет того, что внимание до некоторой сте-пени произвольно: мы
можем обратить его на зада-чу и отвлечь его от того, что нам на самом деле
интересно. Но внимание может быть произвольным, а интерес спонтанен. Интерес принадлежит к клас-су психических
феноменов, которые произвольнос-ти не поддаются (к ним же относятся вера,
надежда, любовь и т.п.). Интерес - как мед у Винни-Пуха: он либо есть, либо его
нет. А внимание можно до некоторой степени 'отвлекать' и 'привлекать'.
[331]
Но если слишком
интенсивно в этом смысле себя насиловать, то наступает скука - пустота, подав-ленность,
когда вроде бы уже ничего не нужно. В терминах Берна это можно объяснить тем,
что внут-ренний Ребенок отчаялся: того, что нужно и инте-ресно на самом деле,
не дадут, будет постоянное 'низзя', как в скетче известных клоунов. И на-оборот,
будут все время заставлять заниматься тем, что не интересно.
В нашей культуре
фальсификация интереса час-то осуществляется по отношению к сексуальным темам:
все 'хорошие' мальчики и девочки делают вид, что, как сказала некая советская
дама во время одного из первых 'телемостов' с дамами из США, 'секса у нас
вообще нет'.
А вот пример
фальсификации, подделки инте-реса там, где его нет. Практически на каждом груп-повом
занятии по 'саду желаний' (в рамках психо-технического Практикума) кто-нибудь
да расскажет про такое картонное дерево, как 'хочу-научиться-гештальттерапии'.
Я спрашиваю: 'Зачем это тебе, чем это тебе вкусно, что это для тебя будет?' -
'Ну, - говорит, - тогда я буду помогать людям', - а на самом деле за этим стоит
желание быть 'хорошей девочкой'. Т.е. это не реальное желание, оно нари-совано
на картоне, вырезано, его воткнули в песок, и вот оно стоит...
Есть еще одна
фальсификация на фазе восприя-тия, о которой мы поговорим в разделе о невроти-ческом
механизме дефлексии - это
фальсифика-ция рамки, в которую
заключена 'картинка' со своей фигурой и своим фоном.
Теперь нам следует
перейти к фазе действования. Интроект на
фазе действования - это фор-мальная реализация методики. Это то, чем нередко
[332]
занимаются учителя в
школах, врачи в поликлини-ках и больницах. У них даже термины специаль-ные
есть: если врачи в больницах иногда и лечат людей, то - по доброй, так сказать,
воле, и на свой страх и риск, а 'по работе' они 'осуществляют лечебные
мероприятия'-.
Вот мой любимый
личный пример на этот счет. Я сдаю в химчистку брюки с пятном, плачу соот-ветствующую
сумму, потом получаю из химчистки брюки с тем же пятном, но к пятну аккуратно
при-шпилена записочка 'Все необходимые процедуры осуществлены, зав. цехом
такая-то'. Если в старое доброе время прачка отвечала за выстиранное и
вычищенное белье, то современная химчистка от-вечает за осуществление
процедуры.
Но здесь нужно тонкое
понимание. Давайте по-пробуем все это реально прочувствовать, а не толь-ко
теоретически поговорить про это. Как быть, ког-да я действительно не знаю, как
мне действовать и нуждаюсь в подсказке? Вот иду я в гости; мне объяснили, куда
идти: из первого вагона вперед, потом повернешь направо, свернешь за булочной и
т.д. Может быть, есть путь короче и удобнее, и мне так и скажут: 'Я тебе
объясню длинный путь, что-бы ты не запутался'. Так вот, когда мы в первый раз
осуществляем предложенную методику на незна-комой местности, - это как раз та
самая карта, мы движемся по ней и при этом соотносим описание с местностью,
узнаем местность, соответствующую описанию, начинаем понимать описание в
соответ-ствии с местностью; мы, двигаясь, проходя этот путь, как раз
осуществляем гомогенизацию. Это 'экспе-римент'
и одновременно experience - опыт; экс-периментальное
и 'экспериентальное' движение. В следующий раз, если я пойду 'живым', так ска-
[333]
зать, образом, я уже
начну срезать какие-то углы, искать более близкий путь или запомню этот путь и
буду идти по знакомой дороге. Я.уже не буду 'выполнять инструкцию'. А если я
пять раз про-шел по инструкции, а потом, нечаянно забыв инст-рукцию (не взял с
собой листок), не могу пройти -это и есть интроекция.
Если человек
выполняет методическую инструк-цию, то он действительно будет не учить детей, а
'реализовать методику преподавания арифметики в таком-то классе по такой-то
теме', - не видя, какие перед ним дети, кто что понимает, кто чего не понимает,
у кого какой характер. Если кто-то не врубается, кому-то неинтересно, какому-то
ребенку хочется жить, и совсем не так, как нужно учитель-нице (а ей нужно
методику реализовывать), - так она их начнет насиловать, чтобы они вставлялись
в гнездышки этой методики. Как правило, в этом и состоит школьное 'обучение и
воспитание'...
Ну и, наконец,
интроект на фазе консуммации или ассимиляции: это когда мне не вкусно, а я де-лаю вид, что
мне вкусно. Как у Мироновой в заме-чательном скетче, где она патетическим тоном
рас-сказывает, как 'росла над собой', и в какой-то момент восклицает: 'Я даже
посещала концерты нелегкой музыки'. Она там сидела, слушала эту 'нелегкую
музыку', мучилась, но делала вид, что живет культурной жизнью...
Вот еще пример из
жизни. У многих есть уста-новка, что начатые книги нужно дочитывать до кон-ца.
Начал - интересно, потом прочел первые стра-ницы, все понял, дальше уже
почему-то не идет, но вот кушай, кушай... положили в тарелку - кушай... Для
меня было в свое время большим событием, когда я выкинул этот интроект; я вдруг
однажды
[334]
понял, что покупаю
книги не для того, чтобы их читать, а во-первых, для того, чтобы получить удо-вольствие
именно от того, что я их покупаю, а во-вторых - вот она у меня стоит, я
поглядываю на корочку, она мне намекает на какую-то действитель-ность, я даже
полистал ее, - а читать не обязан.
Во время перерыва мне
задали очень правильный вопрос: сознает ли интроецирующий человек то, что с ним
происходит? Это действительно решаю-ще важный вопрос во всей этой теме, потому
что если человек просто осуществляет таким образом 'внешнюю политику', делая
вид перед другими, что он живет
определенным образом, а на самом деле живет так, как ему надо, - то это просто
жизнь в окопах, 'андерграунд', - мы так всю жизнь в со-ветское время и жили. И
тут нет никакой невро-тичности, тут с нами все нормально, это жизнь у нас
(была?) ненормальная - например, советская. Совсем иная ситуация, когда человек
даже не просто сам себе дурит голову, а это все происходит неосознанно, -
человек сам вроде бы и не знает, что с ним происходит. Здесь спонтанность и про-извольность
как бы меняются местами: то, что дол-жно было бы быть произвольностью и было
когда-то ею по отношению к спонтанности, которую надо было укротить, - то
теперь из произвольного ста-новится принудительным. То есть вроде бы я про-извольно
переключаю свое внимание, мне мама ве-лела, я ее послушался, занимаюсь уроками
и не думаю о девочках, а потом эта 'произвольность' во мне застряла занозой, я
ее вынуть уже не могу.
[335]
Может быть,
кто-нибудь помнит скетч Марселя Марсо, как он меняет маски, а потом какая-то
маска приросла к нему, он пытается ее сменить и не мо-жет, его лицо становится
этой маской. Невроз - это такая произвольность, которая вышла из-под контроля
самого человека и перестала быть 'его' произвольностью.
Это хорошо видно и
ощутимо на мышцах тела: так устроен 'мышечный панцирь' по В.Райху. Каждому
душевному движению соответствует мы-шечное напряжение, некоторый паттерн,
тонкая кон-фигурация напряжения мышц. Если я чего-то хочу, если меня что-то
интересует, мышцы на это отзыва-ются, следуют этому интересу. А если я себе это
запрещаю, то другие мышцы отзываются на этот зап-рет и 'накладывают' свой
паттерн на первый. Эти два паттерна мышечных напряжений зажимают друг друга,
оказываются в клинче, и в конце кон-цов мы оказываемся опутанными такими узлами
мышечного напряжения, которые, если их 'про-честь', могут рассказать историю
нашей внутрен-ней борьбы.
Невроз - это бывшая
произвольность, которая застряла в таком клинче, и ее оттуда не удается вынуть.
Если, например, при возникновении внут-реннего сексуального импульса, - еще
задолго до того, как я его осознаю, - 'бессознательное' чело-века прошипит ему
'нельзя', схватит его там, он этого всего может даже и не заметить, просто ему
почему-то станет грустно или тоскливо.
Впрочем, 'мышечный
панцирь' в большей сте-пени касается невротического механизма ретроф-лексии, а
сейчас мы вернемся к интроекции.
[336]
Следующая тема - что
с интроектами делать. Я предложил вам некоторые возможные описания того, что
такое интроект. Я надеюсь, что вы поищете и найдете в себе достаточное
количество интроек-тов. Что же с ними делать? По Перлзу, психотехни-ка состоит
в том, чтобы интроект либо выплевывать, либо жевать. Т.е. либо мы на самом деле
разбира-емся, как обстоит дело по тому или иному поводу, либо выкидываем это из
себя и говорим: 'Я на са-мом деле ничего про это не знаю'.
Если разбираться,
ассимилировать, нужно снача-ла диссимилировать, нужно этот 'кусок' разорвать на
части, разжевать, посмотреть, как это устроено, тогда можно будет
ассимилировать, т.е. по-своему воспроизвести это устройство. Вот еще один при-мер
интроекта, на котором мы посмотрим, что зна-чит разжевать и ассимилировать
содержание, в нем заключенное.
Я недавно прочел у
одного автора, что таблица умножения живет в нас как набор 'постсуггестив-ных
внушений'. Сказали нам: 'Шестью восемь - сорок восемь', - мы запомнили, и
дальше это про-исходит 'на автомате': нам скажут 'шестью во-семь', мы - бац! -
'сорок восемь'. Действитель-но, есть возможность иметь таблицу умножения в себе
в таком виде. Но совершенно иным будет та-кое знание таблицы умножения, когда
человек по-нимает, что такое
умножение.
Как сейчас помню,
какое ошеломляющее впечат-ление я получил в детстве, когда выписал шесть раз по
восемь, сложил столбиком, а потом выписал восемь раз по шесть, и тоже сложил
столбиком, и в обоих случаях получил одно и то же число - со-
[337]
рок восемь. Когда я
это сделал, и не один раз, и у меня это отложилось, - тогда для меня 'шестью
восемь - сорок восемь' имеет совершенно другой смысл. Я это ассимилировал, я
могу в любой мо-мент вернуться, развернуть всю процедуру; мне по-нятно, что это
такое. Я, конечно, не делаю это каж-дый раз, но я знаю, что я могу это сделать.
И когда я теперь считаю на калькуляторе, эти действия мне понятны, и полученный
результат для меня не не-известно откуда выскочивший 'чертик', а сокра-щение
того, что я сам реально умею сделать.
Это напоминает мне
один научно-фантастичес-кий рассказ. Там идет речь о военном противосто-янии
двух насквозь компьютеризированных кос-мических супердержав. Державы равны по
мощи, с одинаковой скоростью совершенствуют оружие и компьютеры. И вот в одной
из них, где-то в глу-бинке, нашелся сержантик, который сделал совер-шенно
гениальное открытие: он без компьютера, сам, столбиком перемножает два
двузначных числа. И это становится решающим фактором противостоя-ния, военным
фактором номер один.
Что значит в этом
примере ассимилировать инт-роект? Это значит просчитать шесть раз по восемь, а
потом восемь раз по шесть, убедиться, что дей-ствительно получается сорок
восемь. На следую-щем уровне (когда, например, дойдет дело до отри-цательных
чисел), может быть, придется задуматься, что такое вообще число, и потом все
дальше углуб-ляться в теорию чисел, забраться в какие-нибудь философские дебри,
может даже дойти дело до чте-ния математической главы из 'Заката Европы'6...
Это пример того, что,
гуляя в большей части на-шей жизни не по местности, а по разным картам, мы
можем, тем не менее, ассимилировать, прожевы-
[338]
вать сведения,
получаемые из этих карт настолько, насколько это нам нужно. В продолжение приме-ра скажу, что меня всегда
оскорбляла идея 'выс-шей математики для инженеров', когда имеется в виду, что
инженеру понимать ничего не нужно, а нужно только 'пользоваться'.
Или вот еще
замечательная история, которую рас-сказывал покойный Георгий Петрович Щедровиц-кий.
В молодости он зарабатывал уроками матема-тики, и был у него ученик по алгебре,
оболтус 8 класса. Г.П., конечно же, старался научить ребенка 'математическому
мышлению', оболтусу же нуж-но было с помощью этого дяди пройти все это как
можно скорее и легче и как можно меньше думать. Г.П. ему объясняет и так, и
сяк, а он говорит: 'Юр, ты мне лучше скажи просто: разделить или умно-жить?'
Но здесь перед нами
возникает практический воп-рос. Вот мы узнали теорию интроектов и можем решить
очистить себя от них. При этом мы, скорее всего, как я уже говорил, обнаружим,
что подавля-ющая часть нашего умственного багажа - это в той или иной степени
интроекты.
Мы все, например,
знаем, что, вроде бы, Земля вра-щается вокруг Солнца. Я даже помню, что
когда-то что-то такое говорили о том, как Галилей это дока-зывал, и как в этом
самому убедиться... но как имен-но, я уже не помню. Если я начну проверять на
самом деле все, что я знаю, - всех земных вопло-щений не хватит на то, чтобы
перепроверить все сведения, которые у меня сейчас есть. Поэтому нуж-ны какие-то
путеводные нити, какие-то принципы,
[339]
чтобы не скатиться в
невротический перфекционизм, не начать реализовывать интроект, что-де 'все надо
знать на самом деле'7.
Когда начинаешь
работать с интроектами, очень важно первым делом дать себе право многого дей-ствительно
не знать. Прежде всего стоит посмот-реть, что в (твоей) жизни действительно
важно, а что нет. Я, например, массу сведений принимаю как само собой
разумеющиеся, живу с ними, как с фо-ном. Земля - шар (а может быть мне потом
объяс-нят, что она вовсе и не шар, а геоид, хитрая такая геометрическая форма),
Солнце - звезда, Ель-цин - демократ. Но на самом деле я про это ни-чего не
знаю, - ни про Солнце, ни про Ельцина.
Спрашивают: 'Что ты
думаешь о Модилья-ни?', - а я вроде интеллигентный человек, в гос-тях у маминых
друзей, и вдруг я им скажу, что ни-чего не думаю о Модильяни. Зачем мне их
огорчать? И я стараюсь отмазать что-нибудь благо-звучное. Но важно, чтобы сам для себя
я не почув-ствовал укора совести: это внешняя политика, а сам себе я должен
дать разрешение ничего про это не знать.
Примерно 90 процентов
среды, в которой мы живем и с которой считаем себя обязанными обхо-диться, для
нас реально не значимы. И чтобы дей-ствительно начать работу с интроектами,
надо дать себе разрешение на это, отпустить себя: не знаю и не знаю... Не знаю
я, из чего состоит Солнце, чем хорош Модильяни, кто такой Ельцин...
Вернемся к примеру с
двумя портретами - 'жена и теща'. Не так уж важно, что их два на одном рисунке.
Можно представить дело и так, как на картинках, которые когда-то составляли
непремен-ную принадлежность журнала 'Наука и жизнь' -
[340]
переплетение линий, и
в нем нужно найти фигуру. Главное, что это переплетение очерчено рамкой, и
фигуру нужно найти внутри этой рамки. Новое платье нужно увидеть на короле, а
что все при-дворные в новых (реальных) .платьях - это всего лишь фон события.
Для нашего
'испытуемого' экзистенциальная ситуация состоит в том, что он говорит, будто ви-дит
некую фигуру, и пускается в разговоры о ней, а сам не видит. Он боится
разоблачения, то есть в каком-то смысле фигура для него есть, - фигура же
всегда есть, когда есть
хоть какой-нибудь инте-рес, - только иногда ее еще нужно еще суметь уви-деть,
причем, может быть, не там, куда указывает
интроект.
Что же для него
фигура? Можно сказать, что фигура должна оформить противоречие, возникаю-щее
из-за того, что он не видит фигуры, которую, - по принятым им условиям
коммуникации, - дол-жен в этом месте видеть. Оформляться реальная фигура начнет
для него так или иначе в зависимо-сти от того, как он будет осознавать
создавшуюся ситуацию.
1) Он может 'отмотать
назад' и сознаться, что соврал, а на самом деле фигуры не видит. В этом случае фигурой станет ложь, в которой нужно признаться; как только это
будет сдела-но, проблема решится8. Хотя это может быть
трудно сделать, потому что на сложных конст-рукциях из лжи нередко построен
весь образ жизни9.
2) Он может надеяться
увидеть портрет, о кото-ром идет речь. Гештальтпсихологи называют это 'ага-эффектом': не было
фигуры, а потом вдруг - 'ага! вот она!' (немецко-русский вари-
[341]
ант греческого
'эврика!', с которым легендар-ный Архимед выскочил из ванны). Впрочем, увидеть
портрет для нашего 'испытуемого' тем труднее, чем больше он выдумывает 'турусов'
по поводу невидимой для него фигуры. Фак-тически он, опять же, формирует другую фигу-ру -
'невидимый портрет', о котором можно так говорить, чтобы не попасться, - и
наделяет эту фигуру определенными свойствами (хотя бы в своем воображении),
возможно сильно от-личающимися от того, что он увидел бы, если бы произошел
'ага-эффект'. Если эта другая фигура будет им
осознана, как таковая, интро-екция перейдет в
'нормальную' (с психологи-ческой точки зрения) внешнюю политику, ва-риант 'Штирлиц в тылу врага'. 3) Он может,
наконец, захотеть выйти из комму-никации. В таком случае фигурой становится
сама опасная для него коммуникация, и он ре-шает, что кажется ему более
дискомфортным - возможная 'потеря лица' при разоблачении (которого, может быть,
удастся избежать), или такая же 'потеря лица' (хотя бы перед собой), которой
может быть чревато бегство.
Все три 'продолжения'
(и другие возможнос-ти) начинаются с одного и того же 'хода': с при-знания, что
там, где предполагалась фигура, 'испы-туемый' ее на самом деле не видит.
В части, которая
остается, и где мы действительно собираемся работать, тоже не все доступно
провер-
[342]
ке, не все доступно
расчленению. Здесь может по-мочь еще один прием, который дает возможность
ассимилировать интроект в условиях, когда реаль-ное знание предмета вроде бы
невозможно. Этот прием связан с понятием 'ранга', которое предло-жил В.А.Лефевр10.
Речь идет о
схематическом представлении фра-зы 'я знаю, что он знает'. Первый ранг - это
мое представление о том, как обстоит дело, то, как я это вижу, отображение
некоей реальности в моем со-знании. Чье-то представление о том, что у меня есть
в сознании (не включающее представление о том, что есть в исходной реальности
'на самом деле'), - это второй ранг: 'он знает, что я знаю то-то и то-то'. Третий
ранг - это чье-то (или опять мое) знание о том, что он знает, что я знаю. И так
далее. Здесь возможны игры на двоих с соответ-ствующим накручиванием рангов,
возможны игры на троих и больше...
Чтобы стало понятно,
что это не так просто, как может показаться, напомню известный анекдот. 'Хаим,
куда едешь?' - 'В Жмеринку'. - (Про себя): 'Ага, он говорит, что едет в
Жмеринку, что-бы я подумал, что он едет в Бердичев, но я-то знаю, что он едет в
Жмеринку, так что же он мне моро-чит голову?' - Позиция заведомого третьего ран-га
делает невозможным сказать человеку что бы то ни было: он не будет понимать
меня в первом ран-ге, а будет полагать, что я его обманываю, и 'вычис-лять'
меня в третьем. Так ведь и живут иногда родители с детьми, мужья с женами.
К нашей теме это
имеет вот какое отношение. Учился в институте в советское время мальчик из
адвентистов; мощная была организация, не могли мальчика выгнать. Выгнать не
могли, но могли зас-
[343]
тавить сдавать
экзамены по 'общественно-полити-ческим дисциплинам'. И вот приходит мальчик
сдавать философию марксизма, берет билет и че-шет: 'Энгельс по этому поводу
говорит то-то, Ле-нин по этому поводу говорит то-то и то-то...' Пре-подаватель
пытается у него выудить, что он сам думает по этому поводу, а он в ответ:
'Извините, я вам сдаю экзамен по предмету' - и все. По тем поводам, по которым
он сдает этот экзамен, ему во-обще думать не надо, он и не думает; но знает,
что по этому поводу думает Энгельс.
У Платона есть
замечательное рассуждение о мнении и знании. Он говорит, что когда я знаю
дорогу в такую-то деревню, т.е. когда я там ходил, у меня не может быть мнения по этому
поводу: я просто знаю, как туда
пройти. А вот когда я не знаю дороги, я собираю мнения, и составляю 'соб-ственное
мнение', которое может быть правиль-ным или неправильным. Мне рассказывают, как
пройти; тот, кто рассказал, мог сам знать, а мог и не знать, ему мог сказать
кто-то другой, причем при передаче всего этого кто-то что-то мог перепутать.
Когда я имею мнение,
но знаю, что это мнение, и знаю, от кого я его получил, - я проставляю соот-ветствующий
ранг, и тем самым
очищаю себя от интроекта.
А вот когда нечто на
самом деле ко мне имеет от-ношение - это, надо сказать, довольно трудная си-туация.
Когда мы начнем всматриваться в фунда-ментальные основания своей жизни многое
может 'поплыть'.
[344]
К примеру, задаешь
клиентке вопрос: 'Зачем ты ходишь на работу?' - Она, конечно, сходу гово-рит
что-нибудь вроде: 'Деньги зарабатывать надо'.
- Смотрим: если бы
она работала в ларьке, или разносила газеты, она бы за три дня заработала эти
80 'тыср'11, которые она получает на своей служ-бе за
месяц. Но она зато научный сотрудник, она не может в ларьке работать. И в конце
концов ока-зывается, что она не знает, зачем она ежедневно лет уже 20 ходит на
работу. И можно обнаружить очень много таких вещей относительно того, как
устроена наша жизнь.
Действительно ли ты
хочешь жить с этим чело-веком? Никогда в голову не приходило подумать; как же,
мы уже 20 лет женаты, дети, то-се... А когда начинаешь думать, то есть диссимилировать,
а по-том ассимилировать, когда смотришь, что же там 'на самом деле' есть, -
может распасться очень многое...
Это относится не
только к быту. В конце года я посвящу специальную лекцию невротическим ме-ханизмам
в так называемой 'религиозной жизни'.
Теперь я хочу, -
намеренно не в начале лекции, а именно здесь, когда мы уже составили себе
какое-то представление хотя бы об одном из невротичес-ких механизмов, -
вернуться к важной общей теме. Невротические механизмы - это не столько про то,
как устроена психика, сколько про свободу. Т.е. все это имеет смысл только как указание
на воз-можность освободиться, очиститься, снять с себя
несколько веревочек,
которыми привязана за ко-лышки наша лодка12. Посмотреть
и увидеть, что
[345]
меня держит, где тянет,
от чего я могу освободить-ся.
Человек всю жизнь
думал, что надо ходить на работу, это вообще было для него необсуждаемой13 вещью, а
потом он остановился и подумал: 'А по-чему, собственно, надо ходить на работу?'
- Заду-мался. Возможно, его вопрос перерастет в другой: 'Надо ли ходить на
работу?' - Он уже гораздо более свободен. Он будет ходить или не ходить на
работу, как сам решит.
Или, скажем, женщина
тридцати лет мается, по-тому что считает, что не позже 25 надо было выйти
замуж. А теперь уже поздно, жизнь не удалась. Интроект у нее такой. Если она
остановится и по-думает, почему собственно до 25 лет надо было выйти замуж?
Непонятно, а может быть, не надо было, - и вот она уже свободнее...
Все это имеет смысл,
если вы покопаетесь в сво-их интроектах, от чего-нибудь освободитесь, почув-ствуете,
что чуть-чуть, на микрон, капельку, но ста-ло свободнее, степеней свободы стало
больше.
1 В основе - лекция марта 1995 г.
2 Ф.Перлз и др. Опыты психологии самопозна-ния. М., 1973
3 Хотите - верьте, хотите - проверьте
4 'Катексис' -
англоязычный вариант фрейдовс-кого Besetzung.
5 Имеются
свидетельства, что Перлз нередко
ссылался на эту фразу Кожибского.
[346]
6 О.Шпенглер. Закат Европы. Т.1: Гештальт и
действительность. М., 1993
7 Может быть, кто-нибудь вспомнит, как Кнехт
однажды 'прошел' партию игры в бисер 'на ме-стности': Такое можно, и 'даже хорошо проде-лать, но только один раз.
8 Забегая вперед, скажем, что таким образом интроекция ('я должен увидеть здесь фигуру, хотя на самом деле я ее не вижу') превращает-ся в дефлексию ('на самом деле речь идет о моей лжи, но я делаю вид, что занят
несуществую-щими для меня портретом').
9 Не пригласить ли этого 'субъекта' на наш
Практикум?
10 В.А.Лефевр. 'Конфликтующие структуры', М., 1968.
11 Лекция
читалась во времена, когда усилиями Е.Т.Гайдара
российские деньги считались 'ты-сячами
рублей' - 'тысрами'.
12 Метафора-притча
Учителя Беинса Дуно. Пья-ные матросы
сели в лодку, но забыли отвязать
ее от берега. Они гребли изо всех
сил, но лодка почему-то не двигалась с места. Они думали, что им
мешает сильный ветер, который дей-ствительно
дул с моря...
13 По этому
поводу хочется предложить два хо-роших термина: гуссерлевский - 'тематизация', то есть 'становление темой', и хайдеггеровс-кий - 'подвопросность'.
[347]
Разделение труда,
определяющее жизнь современ-ного человечества, бесповоротно разрушает един-ство
трехтактной схемы жизнедеятельности орга-низма: занятый на производстве человек
делает вовсе не то, что его организм может полагать име-ющим отношение к его
'текущей потребности', да даже и интересу. Ему хочется пива, а приходится
заворачивать гайки на каком-то конвейере, участвуя в сборке то ли часов, то ли
самосвалов, то ли бое-вых ракет средней дальности.
Было бы нелепо
полагать, что сборка этих самых ракет имеет какое бы то ни было отношение к во-инственности.
Просто 'людям надо жить', а для этого, вроде бы, нужно получать зарплату1, а посе-лок
городского типа Васюки (8 тысяч 647 с поло-виной жителей) кормится в основном
от завода по сборке ракет, и где же еще работать толковому, но не хватающему
звезд с неба и не получившему высшего образования Ване Иванову? А его 'поло-вина'
работает медсестрой (можно вспомнить, что этимологически этот примелькавшийся
термин про-исходит от 'сестры милосердия') в медпункте при том же заводе, и
кричит: 'Больной, пройдите к врачу в 13 кабинет!' - вовсе не тогда, когда ее
охватыва-ет острое желание помочь страдающему человеку.
[348]
Впрочем, обезьяне из
эксперимента Кёлера, ко-торый мы упоминали, тоже хочется не ящики воро-чать, а
банан съесть. Но она 'соображает', что мо-жет достать банан с помощью ящика,
если подставит его под дерево. Кёлер, и прочие психологи вслед за ним, назвали
это 'мышлением'. Так что когда говорится о мышлении, речь идет вовсе не о вы-полнении
того же действия в воображении, то есть 'с меньшей затратой
энергии' (прежде чем гонять рояль по сцене, представить себе в уме, где ему луч-ше
стоять), как по наивности мнилось Перлзу, а о выполнении другого действия,
связанного с перво-начальным 'интересом' лишь косвенным образом. Удержание в сознании этой косвенной связи и
ус-тановление все более сложных связей такого рода и есть мышление (точнее,
одна из его функций).
Значительная часть
того, чем занят и чем живет современный человек, связано с такого рода опос-редованием.
Можно сколь угодно сетовать по это-му поводу, но, ввиду отсутствия хвоста,
'обратно' повиснуть на ветке мы уже не можем. Так что если стремиться 'к
природе', то не назад, а 'вперед к
природе', то есть к приведению нашей, человечес-кой,
многократно опосредованной жизнедеятельнос-ти в соответствие с 'природой
человека' (а 'приро-да' эта, по-видимому, не сводится к происхождению от
обезьяны, ибо, будучи изготовлен из этого матери-ала, человек, как недавно
стало вновь широко извест-но, создан также 'по образу и подобию Божьему').
Человек может
занимать разное положение от-носительно деятельности, которая им выполняет-ся. Трех рабочих
спросили, что они делают. 'Не видишь, что ли - камни таскаю', - ответил один.
'Деньги для семьи зарабатываю', - сказал другой. А третий остановился, вытер
руки и, внимательно
[349]
посмотрев на
собеседника, произнес: 'Я строю Дом-ский собор'. Очевидно, что эти три человека
осу-ществляют, - психологически говоря, - разную жиз-недеятельность .
'Зарабатывание денег'
(ради которого происхо-дит 'таскание камней') без реальной (elephantshit не в счет) связи с
объемлющей ситуацией, - ре-жим, в котором живет значительное большинство
'трудящихся', - принято называть отчуждением. Критике отчуждения как состояния или положе-ния
современного человека посвящена огромная литература, от 'Капитала' Маркса2 до хайдегге-ровского
'Истока художественного творения'3. Су-ществует и
достаточное число проектов выхода из состояния отчуждения - для отдельной
личности (чем и занимается экзистенциальная психотехни-ка, так что мы еще
вернемся к этой теме), частного социума4 и
человечества в целом5.
Но интроекция - не
отчуждение. Человек, в его теперешнем (недочеловеческом) состоянии, психо-логически
приспособился к жизни в социокуль-турных джунглях, как когда-то
приспосабливался к жизни в джунглях природных. По-видимому, что-бы понять, что
такое невротический механизм инт-роекции, то есть какую реальность схватил Перлз
в этом понятии, нам нужно перестать отождеств-лять человека с не доросшей до
кёлеровской обезь-яны антилопой-гну и попробовать разобраться, чем различаются
'нормальное' участие в опосредован-ной деятельности от того же участия, но
отягощен-ного интроекцией.
По-видимому, речь
должна идти об особеннос-тях гомогенизации, которая, допуская предметную
разнородность, требует при
этом четкого переноса интереса.
[350]
Обратим внимание, что
обезьяне сравнительно легко дается ее 'предметное мышление', когда ящик, на
который можно встать, или палка, которой мож-но достать банан, находятся в поле ее
зрения. Это обстоятельство дает обезьяне
возможность соеди-нить в одном представлении такие
предметно-раз-нородные действия, как вставание на ящик, орудо-вание палкой и
поедание банана, и при этом ящик и палка катектируются у нее
предчувствуемым вкусом банана.
Расширив это
представление, можно сказать, что и для человека ситуация сохраняет (или восста-навливает)
свою целостность, когда его сознание может удерживать все необходимые
'опосредую-щие' предметности, вплоть до той, где имеет место фигура, наделенная
реальным катексисом.
Мы уже сталкивались с
этой темой дважды: один раз это был вопрос о реальности желания в психо-техническом
Практикуме, второй - необходимость удерживать реальные субличности с их реальны-ми
интересами за 'круглым столом'. Теперь необ-ходимо развернуть последнюю тему до
ситуации экзистенциального выбора.
1 Кажется, практика последних лет решительно опровергла это
предположение: ходить на рабо-ту
надо, а получать зарплату - как сложится.
2 Те же щи, но пожиже и
с 'психологическим ук-лоном' у Г.Маркузе в 'Одномерном человеке'.
3 См. М.Хайдеггер, Работы и
размышления раз-ных лет. М., 1993.
[351]
4 Об одном
таком проекте см. М. Папуш. Экзис-тенциальный
смысл работы Г.П.Щедровицкого. 'Кентавр', выпуск 18.
5 См., например, П. Дънов (Учитель
Беинса Дуно). Новое человечество. М., 1997.
[352]
'Выбирая, я не
полагаю начала выби-раемому - оно должно
быть уже по-ложено раньше, иначе мне
нечего бу-дет и выбирать; и все-таки если бы я не положил начала тому, что выб-рал, я не выбрал
бы его в истинном смысле слова. Предмет
выбора суще-ствует прежде, чем я
приступаю к выбору, иначе мне не на чем
было бы остановить свой выбор, и в то же
время этого предмета не существу-ет, но он
начинает существовать с момента выборам
(Киркегор. Наслаждение
и долг)
В какой ситуации
человеку приходится осуществ-лять выбор и принимать решения?
В парадигме
'организм-в-среде' целостность психики понимается прежде всего именно как от-сутствие
необходимости в выборе. Предполага-ется,
что 'органичная' психика антилопы-гну на-делена способностью автоматически
выделять самую важную в каждый данный момент потреб-ность и ставить ее во
главу угла (first things first). Организм-в-среде не имеет возможности выбора и не
нуждается в нем.
[353]
Однако в
'Гештальт-подходе' Перлз предлагает и другую парадигму. Он рисует картину
человека в человеческом обществе или в группе, представ-ляя ее в виде
трехуровневой системы:
'Человек, способный
жить в заинтересованном контакте со своим обществом, не будучи по-глощен им, но
и не отчуждаясь от него - это хорошо интегрированный человек. Он опира-ется на
себя самого, поскольку понимает отно-шения между собой и обществом, как часть
тела инстинктивно понимает свои отношения к те-лу-как-целому. Это человек,
который чувству-ет контактную границу между собой и обще-ством, который воздает
кесарю кесарево и оставляет себе то, что принадлежит ему2. Цель
психотерапии - создать такого человека.
Идеал демократии -
создать общество, обла-дающее подобными характеристиками, в кото-ром, при
определенности его потребностей, каж-дый участвует на благо всех. Такое
общество находится в заинтересованном контакте со сво-ими членами. Контактная
граница между ин-дивидом и группой ясно прочерчена и опреде-ленно чувствуется.
Индивид не ставится на службу группе, так же как группа не отдается на милость
отдельного индивида. Таким об-ществом правит принцип гомеостаза, саморегу-ляции.
Такое общество, как тело, реагирует прежде всего на свои доминирующие нужды.
Если всему обществу угрожает пожар, каждый будет стараться погасить пламя,
спасая жизнь и имущество. Подобно телу, которое стремит-ся сохранить в целости
все свои члены, в хоро-шо регулируемом или саморегулирующемся
[354]
обществе к борьбе с
пламенем, угрожающим хотя бы одному дому, присоединятся соседи, а если
необходимо - то и все общество. Члены общества и его правители отождествятся
друг с другом.
Врожденное стремление
человека к социаль-ному и психологическому равновесию, по-ви-димому, столь же
тонко и точно, как его чув-ство физического равновесия. В каждый момент он
движется на социальном или пси-хологическом уровне в направлении этого рав-новесия,
устанавливая баланс между своими личными потребностями и требованиями об-щества.
Его трудности возникают не из же-лания отвергнуть такого рода равновесие, а из
неправильности движений, призванных его устанавливать и поддерживать'.
Однако не случайно
Перлз в качестве 'группо-вой' приводит такую ситуацию, которая очевидна в своей
чрезвычайности. Дело в том, что из трех уровней этой сложной системы только
один - уро-вень самого индивида - имеет 'центр сознания и выбора'. Именно
индивид принимает решения как за органы (Перлз где-то приводит пример, когда
лиса отгрызает себе ногу, чтобы вырваться из капкана), так и за группу: в
группе решения принимает либо тот, кто на это уполномочен, либо тот, кого
пробле-ма больше всего касается, а остальные либо согла-шаются с ним, либо
группа распадается, либо - в случае политических игр - участники группы под-вергаются
манипуляции или прямому насилию.
Рассмотрим простой
пример ситуации выбора из туристской жизни. Небольшая дружная компа-ния за
завтраком в походе. Молодой чело'век вче-
[355]
ра стер ногу, она у
него с утра болит. Между тем компании предстоит пройти 25 км по горам.
Для него этот маршрут и со здоровыми ногами - на пределе сил. А для его
приятелей наоборот: это уступка ему ради компании; вообще-то они сюда пришли,
чтобы получить хорошую нагрузку, и со-глашаются на такие короткие - для них -
пере-ходы только ради того, чтобы он мог с ними пойти. К тому же на поход, на
то, чтобы получить свою нагрузку, у них всего полторы недели в году, боль-ше не
будет (семьи, дачи и пр.). Есть еще и допол-нительное обстоятельство -
маршрутная книжка: кому-то в компании важно то ли получить, то ли подтвердить
какую-то 'категорию', что станет невозможным, если компания свернет с маршрута.
Для полноты картины можно добавить, что в ком-пании находится девушка, в
которую молодой че-ловек влюблен.
Нужно принимать
решение, как идти. Можно, уступив больной ноге молодого человека, пройти более
коротким и легким путем; правда, тогда его друзья совсем не получат своей
нагрузки, 'накро-ется' квалификационная сторона дела, и, к тому же, путь этот
значительно менее интересен. С дру-гой стороны, молодой человек может
попытаться сделать усилие и все-таки пройти эти 25 км. Еще один
вариант - расстаться на этом месте. Но ре-шить это надо сейчас: если идти по
маршруту, то минут через двадцать надо уже выходить, чтобы зас-ветло успеть
дойти до места привала.
Здесь нет пожара, так
что 'сходу' решение не очевидно. И принимать его нужно самому молодо-му
человеку - никто за него этого не может сде-лать. Другое дело,
что, когда он его примет, осталь-ные могут с ним не согласиться; может
возникнуть
[356]
конфликт, группа
может распасться и пр. Но за него никто решить не
может.
Это - типичный пример
ситуации личного, эк-зистенциального выбора. Забегая вперед, можно сказать, что
выбирает молодой человек не только то, как проведет этот день; он выбирает себя.
В философии
экзистенциализма ситуация экзис-тенциального выбора рассматривалась как чрезвы-чайная. Широко известен фиксирующий это поло-жение
дел термин К. Ясперса 'пограничные ситуации'. Кроме того, умонастроение
времени, когда разворачивалась философия экзистенциализ-ма (годы перед Второй
мировой войной и непос-редственно после нее) способствовало трактовке этих
ситуаций как безнадежных. Философам
каза-лось, что человек может попасть в ситуацию экзис-тенциального выбора только
при условии, когда обыденное отношение к реальности становится не-возможным
из-за чрезвычайных внешних обстоя-тельств. Но при этом, поскольку ситуация не
име-ет реального выхода, выбрать-то и нечего.
Значительная заслуга
экзистенциальной психо-терапии, в частности и в особенности Перлза (а также
В.Франкла3), состоит в том, что идеи экзис-тенциализма
были переведены в сферу повседнев-ной, обыденной жизни. Промежуточным звеном
оказывается невротик, который в своей 'обычной' жизни живет как в 'пограничной ситуации'.
Геш-тальттерапия обращает внимание невротика (то есть и наше с вами, 'здоровых
невротиков') на то, что возможность реального и вполне позитивного (то есть
ведущего к совершенствованию нашей жиз-
[357]
ни) экзистенциального
выбора 'постигает' нас по несколько раз в день (это поначалу, а потом, для
более опытного человека, гораздо чаще). Мы име-ем достаточно возможностей
практиковать экзистен-циальный выбор в повседневной жизни, и эта прак-тика
увеличивает саму эту способность: 'Каждая
трудность, которую пациент
разрешает, облег-чает
разрешение следующей, потому что
каждый раз, когда он
справляется с какой-либо трудно-стью, он увеличивает свою способность опирать-ся на самого
себя'.4
Через всю книгу
Перлза 'Гештальт-подход' про-ходит замечательный пример ситуации, в которой
человек встает перед выбором, - пример смешной и очень 'человеческий'.
Перлз сначала красиво
расписывает действи-тельность социального ритуала, - его реальность,
эмоциональность и пр., - и говорит, что человек, участвуя в ритуале,
приобщается к социальному организму. Но для того, чтобы участвовать в ритуа-ле,
человек должен полностью 'отдаться' ему и группе, которая этот ритуал
осуществляет. А даль-ше Перлз описывает ситуацию, когда собственные
органические потребности человека входят в ка-кой-то момент в противоречие с
осуществляемым групповым ритуалом: участнику церковного хора во время
священного песнопения понадобилось в туалет. Что человеку делать? С одной
стороны, ему следует переживать высшие моменты ритуала, а с другой - ему бы
сейчас улизнуть, по возможности никого не беспокоя...
На этом примере Перлз
описывает все типы невротических механизмов: слияние как конфликт 'мы'
(осуществляющие ритуал) и 'я' (которому нужно уйти), интроекцию (нельзя-де
прерывать
[358]
ритуал, хотя на самом
то деле фактически ритуал для хориста уже прерван) и т.д. Суть дела в том, что
разрешить эту ситуацию может только сам хо-рист; ему нужно принять
решение, опираясь на са-мого себя. А невротические механизмы оказывают-ся
способами 'отвертеться' от принятия решения, переложить решение (то есть
определение своего поведения) на кого-нибудь другого или на что-ни-будь другое.
И, - сколь ни смешным это кому-нибудь может показаться, - этим выбором он,
опять же, в определенной (наверняка большей, чем он сам может себе представить)
степени выбирает себя.
Перлз называет
некоторые характерные для по-ведения в ситуации выбора полярности. Конфор-мизм всегда
автоматически выбирает в пользу груп-пы. Перлз описывает, - как резко
отрицательный для него, - пример законопослушного американ-ца, который готов из
последних денег заплатить налоги, не думая о том, что он будет есть сегодня на
обед. Второй край, который Перлз тоже очень не любит, - это гедонист, который принимает во вни-мание только то,
чего хочется ему как индивиду. Перлз утверждает, что при такой установке
человек не способен к человеческому развитию. Человека, готового удовлетворять
интересы своего организма за счет других, Перлз называет 'преступником'; а того, кто готов удовлетворять интересы
других за свой счет, за счет своего организма, - невротиком.
По-видимому, за всем
за этим стоит представле-ние о том, что возможен 'хороший' выбор, гармо-ничное
соотнесение 'себя' и 'других', и, соответ-ственно, мера 'преступности' или
невротичности определяется отклонением от этого 'хорошего' выбора: 'Врожденное
стремление человека к со-циальному и психологическому равновесию, по-ви-
[359]
димому, столь же тонко и точно, как его чувство физического равновесия. В каждый момент он дви-жется на социальном или
психологическом уровне в направлении этого равновесия, устанавливая баланс между своими личными потребностями и
требованиями общества'.
Речь, конечно, идет
не о внешней 'правильнос-ти' выбора, что соответствовало бы
конформизму. Выбор не был бы экзистенциальным, если бы были 'правила', по
которым его можно осуществить; это был бы не выбор, а решение упражнения из
задач-ника с заранее известным ответом. Речь идет о внут-реннем,
удовлетворяющем человека гармоничном разрешении ситуации. Этому соответствует
перлзовский термин 'удовлетворяющие
отношения': у человека могут быть удовлетворяющие его, здо-ровые отношения
с другими людьми, с миром тог-да, когда найдена гармония индивидуальных и со-циальных
требований.
До сих пор мы
следовали использованной Перл-зом парадигме 'индивид и группа', хотя это, ко-нечно,
не единственный источник ситуаций экзис-тенциального выбора. Вот пример, в
котором необходимость выбора возникает несколько иным путем. Этот пример также
еще раз покажет нам, каким образом во вполне обыденной жизни 'про-стого
человека', без участия философского пугала 'пограничных ситуаций', складывается
весьма дра-матическая ситуация экзистенциального выбора.
Иван Иванович
Тапочкин, муж своей жены, отец двоих детей, средний научный сотрудник Лабора-тории
проектирования этикетирования Института
[360]
кефира5, влюбился.
Он приносит лаборантке Ве-рочке цветы, красиво ухаживает за ней, не забывая,
впрочем, забирать детей из детского сада, ходить на рынок за картошкой и на
праздники дарить подар-ки жене. Все довольны: жена - тем, что 'ожив-ший' (а
также чувствующий себя виноватым) муж больше помогает по дому и возится с
детьми; лабо-рантка Верочка - оказываемым ей вниманием; Иван Иванович просто
сияет, настолько хороша стала его жизнь. Пока ничего не приходится выби-рать:
адюльтер, как нетрудно показать, является неотъемлемым атрибутом современного
брака.
Но любовь, как тонко
заметил антисоветский классик6, подобна велосипеду: чтобы не упасть,
ве-лосипедисту нужно ехать вперед. После какого-то институтского вечера с
шампанским Иван Ивано-вич и Верочка нечаянно оказываются в интимной ситуации.
Через некоторое время Верочка, смуща-ясь и краснея, сообщает Ивану Ивановичу,
что она беременна. И спрашивает, что ей делать.
И вот тут Иван
Иванович может оказаться в ситуации выбора. Он влюблен в Верочку и какой-то
частью своей души как бы даже и рад ее бере-менности. Но ведь он муж своей жены
и, более того, отец своих детей. Как влюбленному мужчине ему следует бежать за
цветами, а потом, вместе с Верочкой, в ЗАГС. Как мужу своей жены ему сле-дует
строго поставить Верочку на место - 'поиг-рали и будет'. Там - дети, которые в
нем нужда-ются, но и тут - ребенок, который, если родится7, будет в нем
нуждаться.
Теоретически можно
сказать об этом так. В си-туации экзистенциального выбора человек оказы-вается
в точке пересечения двух или нескольких несогласованных, живущих каждая по
своим зако-
[361]
нам,
действительностей. В каждой из этих действи-тельностей по отдельности человек
имеет вполне определенный способ поведения, ему ничего не нужно выбирать.
Как-бы-одновременное существо-вание Ивана Ивановича в качестве мужа и любов-ника
возможно как раз потому, что, будучи с же-ной, он закрывает глаза на свои
'маленькие шалости', а как любовник он с еще большей охо-той забывает свою
семейную жизнь как некстати приснившийся сон8.
Но ситуация-в-целом
может сложиться таким образом, что необходимый способ поведения в од-ной из
частичных действительностей несовместим с поведением, требуемым другой
частичной действи-тельностью. Как позже сказала Верочка, утешая вконец
запутавшегося Ивана Ивановича, 'как ты ни поступи, ты все равно - подлец'9.
Впрочем, ситуация
выбора может создаться толь-ко в той мере, в какой личность, живущая в этих действительностях, удерживает их
пересечение10. А делает она это в той мере, в какой это необходи-мо
для нее как личности.
Могло ведь быть и
так, что Ивану Ивановичу давно надоела его жена, и он только и искал пред-лога,
чтобы с нею расстаться. И вот предлог нахо-дится: зачатому ребенку нужен отец,
и это настоль-ко очевидно для Ивана Ивановича, что никакого выбора не
требуется. Или, наоборот, интрижка с Верочкой Ивану Ивановичу наскучила, и он
хочет ее прекратить. Для него очевидно, что беременность Верочки его не
касается, и он говорит: 'Это твои проблемы, оставь наконец меня в покое', - так
сурово, что совершенно невозможно поверить, что это именно он месяц назад дарил
ей букеты роз. Здесь ситуация выбора тоже не возникает. Или
[362]
Иван Иванович, как в
известном анекдоте, давно хотел заняться наукой, так что пользуется создав-шейся
неразберихой, чтобы махнуть на все это ру-кой и отправиться 'на чердак'. И так
далее.
Только если по
каким-то внутренним причинам Иван Иванович чувствует, что не может расстать-ся
ни с женой, ни с любовницей, что ему необходи-мо быть отцом и старшим детям, и
новому, еще не родившемуся ребенку, то есть что он как личность не может
'отпустить' ни одну из несовместимых действительностей, - только при этом
условии ситуация выбора начинает существовать.
Продолжая
теоретические рассуждения, можно сказать, что это - виртуальная ситуация,
которая поддерживается личностью и в которой, собствен-но,
личность только и проявляется, поскольку в прочих, 'гомогенных' ситуациях те
или иные суб-личности справляются сами.
Пока человек
находится на вершине системы ор-тогональных, - несовместимых, но ставших, благо-даря
его положению совмещенными, - действи-тельностей, необходимость выбора у него
уже есть, а возможности выбора еще нет. Если бы хотя бы одна
из наличных, участвующих в деле субличнос-тей могла решить задачу, она бы ее
решила, и ситуа-ция выбора бы не сложилась. А коль скоро она возникла, ее
решение - не дело субличностей. Это дело как раз именно личности, 'поверх' сублич-ностей выбирающей себя (последнее
можно при-нять как ad hoc определение личности).
[363]
Экзистенциальный
выбор должен быть самостоя-тельным, целостным, спонтанным, очевидным и удовлетворяющим личность.
Рассмотрим эти
свойства экзистенциального выбора по порядку.
Способность
опираться на себя (self-support) -одна из центральных
категорий перлзовской геш-тальттерапии. При этом Перлз подробно и во мно-гих
местах поясняет, что под этим не имеется в виду изолированность от среды или от
других лю-дей, отказ от сотрудничества, от общения и т.п. Но общение и
сотрудничество становятся по-настоя-щему возможными только для человека,
способно-го опираться на себя. Если это не так, то вместо подлинного общения и
сотрудничества получают-ся различные формы взаимной манипуляции, реа-лизующие
не 'человеческий потенциал', а невро-тические механизмы.
Таким образом, речь у
Перлза идет об опоре на себя при принятии решения. В этой связи он часто пользуется английской
идиомой 'take stand', ко-торую можно
перевести - если не побояться не-которой патетики, вполне, впрочем, здесь умест-ной,
- известными словами Мартина Лютера: 'На том я стою, и не могу иначе'.
Невротические
механизмы - это принимаемые человеком на уровне психической установки регу-лярные
способы избегания экзистенциального вы-
[364]
бора, перекладывания
его на кого-то другого или на что-то другое.
Как мы видели,
перлзовских оленей нельзя понимать как модель; это - метафора, хотя очень важ-ная.
У антилопы-гну есть механизм, который авто-матически выбирает в каждый данный
момент ведущую потребность. У человека, осуществляю-щего экзистенциальный
выбор, такого автоматизма нет и быть не может. Между тем метафора указы-вает
именно на то, что спонтанность является неотъемлемым качеством
экзистенциального выбо-ра. Как же нужно понимать эту спонтанность?
Спонтанность - это
неотъемлемое качество ин-тереса. В каждой из частичных действительнос-тей,
соединение которых ставит человека в ситуа-цию экзистенциального выбора,
интерес наделяет те или иные предметности определенным катек-сисом, то есть свойством психического притяжения или
отталкивания определенного качества и опре-деленной интенсивности. Интерес -
это нечто та-кое, что невозможно выдумать или фальсифициро-вать. Причем
интерес, когда он есть, обязательно имеет определенную интенсивность или,
условно говоря, 'силу'. Винни-Пух всегда знает, то ли он больше хочет меда, то
ли больше боится пчел.
Дело произвольного
внимания в ситуации вы-бора - обеспечить последовательное рассмотрение каждой
из имеющих отношение к делу действи-тельностей, с ее наделенными интересом
фигурами, чтобы человек имел возможность оценить свой ин-терес по отношению к
фигурам этой действитель-ности. Это, впрочем, может потребовать от челове-
[365]
ка значительных
волевых усилий, в особенности тогда, когда в ситуации много фигур, наделенных
отрицательным катексисом.
А дело спонтанности -
откликнуться и поло-жительным или отрицательным интересом или констатировать
его отсутствие, т.е. прочувствовать, чем является для человека то, на что
сейчас на-правлено его внимание.
Таким образом,
произвольность отвечает за то, что все действительности, имеющие отношение к
делу, рассмотрены. А спонтанность - за то, что все интересы спонтанно
вспыхнули, их значение и вес таковы, каковы они есть 'на самом деле' (для дан-ной
личности, конечно). Предметно, по содержа-нию - это все разное, а по весу, по
интенсивности интереса - становится понятным, что чего стоит11.
В этом смысле
экзистенциальный выбор спон-танен, потому что все интересы спонтанны, и окон-чательный
выбор, который проясняется после рас-смотрения и сопоставления интересов
сделан, тоже оказывается спонтанным.
Целостным
экзистенциальный выбор должен быть в двух смыслах. Первый смысл - это специ-фическое
единство психических функций: мышле-ния, эмоций, инстинктивных ощущений
комфорта и дискомфорта и пр.
Приведение к
сопоставимым интересам и выбор не может быть осуществлен ни одной из психичес-ких
функций в отдельности. Это не может быть делом только интеллекта, потому что
интеллект не может достаточно знать об интересах. Это не мо-жет быть делом
эмоций, потому что эмоции не спо-
[366]
собны 'рассадить по
стульям' все субличности, жи-вущие в разных действительностях, и представить в
деталях их предметности; прежде, чем эмоции смогут включиться, интеллект должен
все это пра-вильным образом расставить.
Если описывать техническую
схему процесса, все это происходит не один раз, а многократно: эмоция
вспыхивает, интеллект 'пересаживает' всех участ-ников 'круглого стола', эмоции
опять дают свою реакцию, они опять пересаживаются и т.д., - до тех пор, пока
вся ситуация не становится ясной. То же относится к ощущениям комфорта-диском-форта,
телесного желания-нежелания.
Иначе говоря, это
вопрос такой организации пси-хических функций в момент экзистенциального
выбора, благодаря которой возникает нечто боль-шее, нежели сами эти функции, их
сумма и даже 'система' (каковой является, в некотором смысле, субличность) - личность12. Экзистенция
не сво-дится к исполнению функций. В момент выбора все функции сходятся в
некоторое особое специ-фическое единство, функционирование переходит в
экзистенцию, то есть в существование данной личности. Функции могут обслуживать эту лич-ность, но существование
она имеет только в мо-мент единства своих функций в процессе осуще-ствления
экзистенциального выбора.
Личность - ничто иное, как
посредник. Функ-ции,
предметности, субличности, - все это в ситуа-ции экзистенциального выбора
становится матери-алом, нуждающимся в опосредовании, а личность - это тот
посредник, который всегда находится над этим материалом и
собирает его. Только личность осуществляет выбор, а, с другой стороны, личность
только и существует в экзистенциальном выборе,
[367]
больше ее нигде нет.
Личность - это не мышле-ние и прочие функции, личность - это выбор.
Второй смысл
целостности экзистенциального выбора состоит в том, что субличности,
представ-ляющие свои интересы, должны прийти к согласию таким образом, чтобы
перестать быть 'частями'. Они, образно говоря, должны вспомнить, что они
представляют не свои 'суб-личные' интересы, а свои представления об интересах
целого, долж-ны, - в интересах целого, -
прийти не к компро-миссу, в результате которого все будут более или менее
ущемлены и фрустрированы (и затаят свое недовольство, формируя фрейдовское
'бессозна-тельное'), а к консенсусу, в котором единственность и
удовлетворительность осуществленного выбора будут для всех очевидны.
Субличности должны
как бы 'вспомнить' о том, что последствия выбора будут испытывать не 'ча-сти',
а человек как целое13. С другой стороны,
лич-ность-как-целое должна обеспечить вхождение в это целое всех частей, т.е.
каждая субличность дол-жна быть уверена, что ее выслушают, ее мнение, ее
представительство будет учтено и решение приня-то не без нее и не вопреки ей.
В одной из предыдущих
глав мы уже обсуждали, как это делается в конкретной психотехнической работе. Все
'заинтересованные стороны' собира-ются за круглым столом, и дело личности (техни-чески
это делает внешний, а потом внутренний те-рапевт, 'внутренний Роджерс' или 'внутренний Перлз'),
как их собирателя, дать им всем
выска-заться, причем честно и искренне. Иными словами, ответственность здесь состоит
в том, чтобы каж-дая субличность, связанная с определенной, входя-
[368]
щей в целостную
ситуацию частичной действитель-ностью, полно и отчетливо представила свои инте-ресы.
Мы уже говорили, что эти субличности, во-первых, должны сознавать свои
интересы, а, во-вторых, должны быть способны их удерживать в двух
смыслах: во-первых, они их удерживают и не спешат воплощать, во-вторых,
удерживая их, они способны дать личности возможность их сопостав-лять, чтобы
усмотреть (прочувствовать) их 'вес' в сопоставлении с остальными.
Когда трансформация
разных представлений из разных действительностей к интересам, сопостав-ление
интересов, учет мнения всех частей продела-ны реально, и все это лежит 'на
круглом столе', выбор становится очевидным.
Здесь нет и не может
быть никакого специаль-ного 'акта' выбора. Бросание монетки или волюн-таризм,
вообще всякий неочевидный выбор - это неадекватные попытки обойтись с тем самым
за-мешательством, которое Перлз
характеризует как невротическое состояние. Сказочный 'витязь на распутье' -
символ такого замешательства.
Экзистенциальный
выбор не имеет отношения к вопросу о наличии или отсутствии достаточной
'информации'. Необходимость выбора (экзистен-циалисты называют ее 'вызовов', challenge) воз-никает в
ситуации с той мерой информированнос-ти, какая имеет место. Вызов совершенно не
предполагает, что человек должен знать все обо всех действительностях14. Все
'знания' и 'незнания' в процессе выбора необходимо обозначить и, - в соответствии
с общим принципом, - представить
[369]
как интересы,
наделенные определенным катекси-сом. Что человек знает - то знает, чего не
знает - того не знает, и при этом интересы у него расстав-лены определенным
образом.
В ситуации
недостаточности информации обра-щаются к эксперту, если он есть, а если нет - к
астрологу. Но нужно иметь в виду, что это - иная ситуация, это не про
экзистенциальный выбор. Одна ситуация может предшествовать другой, или даже
одна может быть вызвана другой (в обе сто-роны), - но это разные ситуации.
И, наконец, последнее
важнейшее качество экзи-стенциального выбора - это качество удовлетво-ренности
личности своим выбором. В этом, соб-ственно,
и состоит экзистенциальность выбора. Только 'совпадая' со своим выбором, принимая свой выбор и
себя, как выбравшего, личность начи-нает экзистировать, т.е. существовать.
Никак ина-че, кроме как в выборе, личность не существует, и выбирает личность,
в конце концов, не что иное как себя.
Уже Кьеркегор
отмечает, что выбрать себя - это не значит выбрать из А, В и С. Выбрать себя
значит признать (заметить - become aware of) собственное
существование - существование себя такого, каков человек реально в данной
ситуации есть. Это значит принять ответственность за ту личность, какой человек
является в данный момент.
А выбирая конкретную
расстановку и относи-тельный вес своих интересов, приходя к консенсу-су своих
субличностей, личность выбирает свой стиль и образ жизни, ее уровень,
содержание и пр.
[370]
1 Лекция 06-12-95, дополненная фрагментами лек-ции 24-04-96.
2 Характерная для гуманистов деталь: о необхо-димости отдать Богу богово упоминать не при-нято.
3 См., например, В.Франкл. Человек в поисках смысла. М., 1987.
4 Ф.Перлз. Гештальт-подход.
5 Лаборатория
и Институт существуют в пьесе 'Опаснее
врага', хотя в момент написания пье-сы и ее имевшей
шумный успех постановки в театре Акимова Иван Иванович Тапочкин там еще не
работал.
6 А.И.Солженицын. Раковый
корпус.
7 Помните плакатик в поездах метро: 'Аборт -
узаконенное детоубийство', с трогательной
дет-ской рожицей? Впрочем, когда я видел этот пла-катик, мне хотелось взять его авторов за шкир-ку и привести на прием семейного психотерапевта в каком-нибудь рядовом диспансере, чтобы он посмотрел, как порой живут не-убитые и не-убив-шие. Как поется
в одной скабрезной частушке советского периода, 'Наши спутник
запустили / на далекую звезду, / лучше бы
лифчиков на-шили и трусов...' Лифчиков и
трусов, которые тогда были в дефиците, с тех пор 'нашили', но жизнь населения в целом вряд ли стала лучше. Впрочем, еще у И.Брамса эпиграфом к замеча-тельному 'интермеццо' Ми бемоль
мажор в духе колыбельной стоит фраза: 'Спи, дитя, чтобы во сне я не видел твоих слез'. Так что лучше бы
[371]
пропагандировать
противозачаточные средства и достаточно тривиальную, но редко воплощае-мую идею, что каждый ребенок должен быть желанным. Тогда, глядишь, 'население' восста-новило бы достоинство народа, а профессия 'пси-хотерапевта' (но не психотехника) отмерла бы сама собой. Впрочем, в армию и
без того во вре-мя каждого призыва недобор...
8 Вспомним, что у
Гурджиева это называется 'множественностью
я'. Метафорой разделен-ности этих многих 'я' служит у
него буфер, смягчающий толчки вагонов друг о друга до та-кой степени, что эти толчки не нарушают сон пассажиров.
9 На лекции, где автор
приводил этот пример, один
слушатель ехидно спросил, является ли
пос-ледняя формула необходимым признаком экзис-тенциального выбора. Автор в ответ пробормо-тал нечто скорее отрицательное.
10 Технический аналог - удержание субличностей за 'круглым столом' с помощью
терапевта. Это один из
моментов формирования личности.
11 Дело
обстоит не совсем так просто, посколь-ку, как мы видели на примере Ивана Ивановича, чаще всего оказывается необходимым не только
сопоставление 'веса' катексисов, но и значи-тельное
перепредмечивание имеющих отношению к делу действителъностей. Мы к этому еще вер-немся в следующих комментариях об
интроек-ции.
12 Ср. у Узнадзе: 'В активные
отношения с дей-ствительностью непосредственно вступает сам субъект, а не отдельные акты его психической
[372]
деятельности, и если принять этот несомнен-ный факт за исходное
положение, то психология как
наука должна исходить не из отдельных пси-хических процессов, а из самого целостного субъекта, который вступает во взаимодействие с действительностью
при помощи отдельных пси-хических процессов' (Экспериментальные
осно-вы психологии установки. Тб., 1961).
13 Ср. у Гурджиева: одно 'я' человека может под-писать вексель, по которому всем остальным его 'я' придется
расплачиваться всю оставшу-юся жизнь.
14 Ср. высмеивание
Марксом предположения, что все
покупатели знают все о свойствах всех то-варов.
[373]
Мы оставили Ивана
Ивановича Тапочкина в труд-ной ситуации. Он, конечно, с удовольствием по-слушал
наши рассуждения о фундаментальных свойствах экзистенциального выбора (он
вообще любит послушать, когда красиво говорят), но пока не знает, чем все это
может ему помочь.
- Ребенку будет нужен
отец, - растерянно го-ворит он, думая о верочкиной беременности. - И моим детям тоже
нужен отец...
Не родившегося пока
ребенка он еще не готов назвать своим. Но 'отец' ему, конечно же, нужен. Так что
будущий-может-быть-отец пребывает в за-мешательстве (у Перлза - confusion, характерный признак
действия невротических механизмов).
В этом месте
терапевту (а вместе с ним и теоре-тику) нужно быть очень внимательным. Если
Иван Иванович сейчас, без
предварительной проработ-ки ситуации, начнет 'выбирать', это будет не экзи-стенциальный
выбор, а та самая ситуация 'витязя на распутье': налево пойдешь - плохо будет,
на-право пойдешь - тоже плохо будет, прямо идти -тоже ничего хорошего. Умница
витязь, что медлил. Лучше перед этим указателем лечь спать: утро ве-чера
мудренее.
[374]
Какая же 'проработка'
ситуации может про-изойти за время предоставленной уставшим витя-зем передышки?
'Ребенку нужен отец'.
Что имеет в виду эта (кажущаяся вполне понятной) фраза? Физиоло-гически -
конечно, без отца (если не говорить о новейших достижениях генной инженерии)
ребен-ка не получится. Но ведь они все (Иван Иванович, Верочка, жена Ивана
Ивановича, которую, наконец, явным образом поставили в известность) - не про
это. А про что?
Если вместо 'ну, это
же понятно' посмотреть - в контексте всерьез принятого вопроса - вокруг себя, может
оказаться, что привычные, примелькав-шиеся 'факты жизни' имеют к делу прямое
отно-шение. У девочки Танечки из соседнего подъезда отца уже полгода как 'нет';
ее мама, наконец, про-гнала своего спивавшегося мужа, и Таня теперь живет
вполне благополучно: сидит с ней преиму-щественно бабушка (которую раньше
кураживший-ся спьяну отец в дом не пускал), дедушка помогает материально, мама
ходит довольная и счастливая (хотите быть счастливыми? - заведите в квартире
козу1, а потом подарите знакомым).
У пятилетнего сына
двоюродной сестры Ивана Ивановича - два 'папы' (он их обоих так 'папа-ми' и
называет: 'папа Володя' и 'папа Костя') -бывший муж его мамы и теперешний муж.
Все в очень хороших отношениях между собой, и перед каждым праздником мужчины
договариваются, кто что Пете будет дарить. У Машиной (Маша - стар-шая дочка
Ивана Ивановича, ей скоро будет Н) одноклассницы папа один, но такой 'строгий',
что девочка каждый день приходит в школу заплакан-ная, а иногда - с синяками. А
у Кати, соседки по
[375]
лестничной клетке (ей
только что исполнилось 17), папа-то есть, а вот к маме она в гости ездит. Папа
с мамой развелись, когда Кате был 13 лет, и она выб-рала жить с папой: он
оставался один, а мама вы-ходила замуж за хорошего человека, который Кате не
нравился. А папу было жалко.
А вот у Петра
Петровича (это сослуживец Ива-на Ивановича по Институту кефира) в семье 'все в
порядке': и мама, и папа на месте, только сын почему-то связался с дурной
компанией и вместо того, чтобы каждый вечер со всей семьей смотреть по телевизору
сериалы, слоняется неизвестно где.
И так далее.
Конечно, 'нормальная
семья' - это очень хоро-шо. Только вот - что это такое, 'нормальная се-мья'?
Расскажу только об
одном из рифов на пути этого бегущего по волнам мечты семейного кораблика2. В сознании
современных мужчин и женщин 'на-шего круга' прочно утвердилась идея, что муж и
жена должны 'любить' друг друга. Старорусское 'он ее жалеет' вызывает
снисходительную усмеш-ку. А представление о 'любви' предполагает со-единение
двух мифов, один из которых первона-чально возник в прямом противопоставлении
другому. Первый миф - надежная, добрая, теплая, дружеская, устойчивая семейная
жизнь. Второй -миф о романтической любви, свободной и спонтан-ной.
Мифологическое совмещение мифов: снача-ла - встреча, он - ее, а она - его
выбирает 'по любви'3, а потом они живут 'долго и
счастливо' и умирают 'в один день'. Смотри советское, а так-же американское
кино, особенно середины века.
При этом забывается,
что романтическая-то лю-бовь 'свободна, мир чарует, законов всех она силь-
[376]
ней', что '... для
первой же юбки / он порвет повода...'4. А также
(еще более глубинное, архе-типическое): 'Нет повести печальнее на свете, чем
повесть о Ромео и Джульетте'5. Что вы! У нас, конечно, все будет
иначе, мы будем счастливы: 'по любви', но надежно; надежно, но 'по любви'.
Поэтому: (она) 'Ах, ты меня не любишь?! Вон!!' -(он) 'А как же дети?' - (она)
'Детям нужна сча-стливая семья!' - (он, с мукой в голосе) 'Но я люблю другую!'
- (она, с отчаянием, но и не без торжества) 'А как же дети?!' - (он, которого
она, наконец, 'достала') 'У нас тоже будет ребенок!'
Вот мы и вернулись к
нашему Ивану Иванови-чу.
Он может, конечно,
выбрать 'нормальную семью' с одной из своих женщин, бросив другую. Вполне
законный выбор, - если таков его выбор. Успеет ли он
уйти потом и от Верочки (если выберет Ве-рочку) - вопрос его возраста и
'скорости прора-ботки кармы', а также сценария и его развертыва-ния. Один из
типичных сценариев 'романтической любви' - 'золотой ключик'. После того, как
все пришли за проткнутый буратиньим носом холст и нашли там 'волшебный' театр,
начались театраль-ные будни, с бесконечными репетициями, с дрязга-ми и
интригами, так что пришлось возобновить постановку 'Золотого ключика' и искать
новый подвал-за-холстом, создавать там новую 'Новую студию' и так далее, 'пока
свободою горим...'. А в конце: 'На свете счастья нет, но есть покой и воля', -
кому достанется. Ком(м)у - таторы, а(к) ко(у)му - ляторы, а кому и вовсе шиш с
маслом.
Но, может быть, Иван
Иванович так не хочет. Он решил стать экзистенциальным психотехником и готов
приняться за работу.
[377]
Тогда ему придется
разбираться со своими не-вротическими механизмами, в частности - с интро-екцией,
а поскольку тема отцовства занимает здесь немалое место, с нее можно и начать.
Проработка этого интроекта начнется с ответа на вопросы: 'Если вы, Иван
Иванович, говорите об отцовстве, то что это для вас такое 'по жизни', реально?
Как вы реально, день за днем осуществляете свое от-цовство по отношению к своим
двум 'наличным' детям? Что в этом изменилось (и будет дальше меняться) с
появлением Верочки? Что для вас зна-чит реально, день за днем быть 'будущим
отцом' зачатого ребенка в данных обстоятельствах?
У Ивана Ивановича
может, например, появиться простая, но вполне реальная мысль: сама жизнь этого
действительно беззащитного существа в зна-чительной степени зависит от него.
Хочет он того или не хочет, а это фактически уже так6. Сочтет его
Иван Иванович 'не-существом', и убедит Ве-рочку (Верочка-то, может быть, еще
'маленькая', и ей очень хочется видеть в Иване Ивановиче стар-шего и мудрого),
что всех беспокойств можно из-бежать, заплатив не такую уж большую сумму в
долларах. И даже проявит благородство, сам и зап-латит. И не будет
беспокойства. Как говорили в недоброе старое время, 'нет человека - нет про-блемы'.
Или, наоборот, решит Иван Иванович, что уж убить-то он ребенка не позволит, - и
его реши-мость может оказаться решающей7.
Итак, мы можем
оставить Ивана Ивановича 'раз-жевывать' свои интроекты, чтобы вызываемое ими
замешательство уступило место экзистенциально-
[378]
му выбору, за который
он смог бы принять реаль-ную, а не выдуманную (bullshit, в терминах Перл-за) ответственность.
Правоверный
гештальтист сказал бы, что на мес-то интроектов, которыми пока что для него
явля-ются слова 'отец', 'семья' и пр., следует поста-вить 'фигуру',
выявляющуюся на соответствующем фоне в результате полноценного
гештальтообразо-вания. Я, как человек практический, сразу возражу: очевидно,
что фигура, которая может развернуться за словом 'отец', будет разной по
отношению к раз-ным детям Ивана Ивановича, разной при различ-ных решениях
проблемы, которые он может себе представить, и т.д. А вместе с тем, решить
проблему своего отцовства Ивану Ивановичу нужно в це-лом. Буквально понимаемый принцип 'здесь-и-теперь'
не всегда хорош, если нужно решать реаль-ные вопросы жизни.
Советская
академическая психология не приня-ла, в отличие от академической психологии
осталь-ного мира, концепцию гештальта и вместо этого раз-работала, опираясь на
идеи Л.С.Выготского, концепцию предмета - предметного действия,
предметного мышления и т.д. И была права, пото-му что при этом удалось создать
ряд понятий, ко-торые в других парадигмах прорисовываются го-раздо слабее,
часто неуклюже и путано.
Концепция гештальта
разрабатывалась преиму-щественно в области психологии восприятия и со-храняет
следы этого подхода. Попытки описывать действие в рамках
понятийного аппарата гештальтпсихологии, которые делались, например, П.Гудменом
во второй части книги 'Гештальттерапия', выглядят чрезвычайно неловко.
Невозможно дей-ствовать с фигурой: она при этом просто разру-
[379]
шится. Действовать
можно только с предметом действия, который должен при этом как-то отве-чать этому
действию: уступать, сопротивляться, изменяться в соответствии с действием и пр.
Пред-мет действия - это то, с чем
что-то можно делать. Гештальтом можно, с этой
точки зрения, назвать восприятие предмета - то, как
предмет выступа-ет на первой фазе целостного акта жизнедеятель-ности. Гештальт предполагает
синтез многообраз-ных элементов восприятия в некоторое определенное единство -
синтез, достигаемый в результате упоминавшегося 'ага-эффекта'. А 'ага-эффект' -
это, как мы теперь можем догадаться, как раз 'прозрение' за переплетением
воспринимае-мых элементов того самого предмета, с которым можно и нужно будет действовать.
Уже говорилось, что фигура наделена катекси-сом - отображением в восприятии того, чего нуж-но
или хочется человеку. Катексис фактически является предвосхищением того, что
человек будет переживать на фазе консуммации, когда предмет станет доступен
непосредственному контакту и ас-симиляции8. Теперь,
исходя из представления о целостности акта
жизнедеятельности, нужно до-бавить, что в формируемом на фазе восприятия геш-тальте должна быть
отображена также и фаза дей-ствования. Если катексис - это то, чем фигура
интересна, то сама фигура, в ее
воспринимаемой реальности, предстает прежде всего своей пред-метностью - тем,
что с ней можно делать и как желаемое можно получить.
Таким образом,
фигурой для кёлеровской обезь-яны оказывается не просто банан, но 'банан, вися-щий
так высоко, что до него не допрыгнешь'. А поскольку это фигура не
удовлетворяющая, фруст-
[380]
рирующая обезьяну, то
начинается поиск более удов-летворяющего гештальта ('мышление'), и в состав
фигуры включаются находящиеся в поле зрения палка и/или ящик. Таким образом,
фигурой, кото-рая организует дальнейшее поведение обезьяны, становится теперь
'висящий высоко на дереве ба-нан и палка, с помощью которой его можно дос-тать'.
Полезно уточнить
также понятие фона. Фон, входящий в восприятие данного гештальта, - это все то,
что, так или иначе, с большей или меньшей степенью опосредованности, имеет
отношение к делу. Ближайшим
образом имеют отношение к делу ветка, на которой висит банан, неровности по-чвы,
на которой нужно будет стоять обезьяне, ору-дуя палкой, и пр. Следующий уровень
опосредова-ния - дерево, которому принадлежит ветка, и т.д. и т.п. То, что вообще не имеет
отношения к интересу и действию (например, присутствие примелькавше-гося
экспериментатора), в данный гештальт не вхо-дит, не будучи даже фоном.
Необходимо также
помнить, что для человека ситуация всегда включает не только актуальные, но и
виртуальные аспекты, 'вызванные' из вирту-ального мира его культуры данным
частным пово-дом. Фон данной фигуры для человека обязатель-но включает
актуализированные в той или иной степени представления и понятия, связанные с
со-держанием фигуры. Впрочем, к этому мы еще вер-немся.
3.
Цели и действия
человека, как правило, сложны и много предметны. Чтобы строить Домский собор,
[381]
нужно таскать камни,
смешивать цемент, зарабаты-вать и тратить деньги, и т.д. и т.п. Связи опосредо-вания,
приводящие, в конце концов, к желаемой цели, иногда понятны самому человеку, а
иногда нет. В ситуации отчуждения они могут, как мы видели, задаваться другими
людьми или социокультурны-ми институтами.
'Нормальное'
состояние психики в отличие от интроекции определяется тем, что все звенья и пе-реходы
в этой сложной цепочке либо (1) человеку ясны или представляются ясными (предметная ис-тинность
его представлений выходит за рамки пси-хотехники), либо (2) он ясно видит
разрывы в це-почке и делает их предметом рассмотрения,
исследования или экспериментирования. Это и есть 'гомогенизация', о которой -
не столь, правда, раз-вернуто - шла речь в 'простой лекции'.
Маша, дочка слесаря
Вани Иванова из Васюков, искренне любит своих родителей, и старается сде-лать
все, от нее зависящее, чтобы они были ею до-вольны. А папа и мама, естественно9, хотят,
чтобы она хорошо училась. И вот Маша сидит за столом и, выполняя домашнее
задание, разбирается в фор-муле косинуса суммы. Сама по себе тригономет-рия
Маше вряд ли когда-нибудь понадобится (во всяком случае, сейчас она так думает,
хотя жизнь по-всякому может повернуться). Математическое мышление, которое старается
развивать в учащих-ся Марь Ванна, Машу тоже мало привлекает. Она мечтает стать
актрисой (или, на худой конец, фигу-ристкой), а 'здесь и теперь' ее больше
всего инте-ресует, что сейчас делает ее одноклассник Петя. Но она - хорошая
девочка и хорошая дочка, и уро-ки, в том числе тригонометрию, учит честно.
[382]
Предметность ее
разорвана по содержанию10, но, вместе с тем, вполне 'связна' по
сути. Чтобы мама была довольна, ей нужно всего лишь разобраться в том, в чем
она разобраться вполне может (умом Бог не обидел) и завтра бойко ответить Марь
Ван-не теорему. Так она и поступает. Пока она не заду-мывается о смысле жизни
(а задумается, так ей при-грозят отвести в поликлинику к психоневрологу), у нее
нет никаких поводов для замешательства.
А вот Пете не повезло.
Он проболел месяц, и теперь никак не может понять эти самые косину-сы. Вчера
получил очередную двойку за конт-рольную, и Марь Ванна сказала: 'Петя, ты же
был хорошим мальчиком. Нужно стараться!' Петя и рад бы 'постараться' (он, как и
Маша, любит своих родителей, ему неприятно их огорчать, и Марь Ван-на тоже ему
симпатична). Он с тоской берется за учебник, открывает его то на сегодняшнем
задании, то на позавчерашнем и - ничего не понимает. Что значит 'стараться'?
Объясните Пете, ради Бога!
С житейской точки
зрения можно предположить, что если его хватит на то, чтобы спрятать подрост-ковую
гордость в карман и обратиться к Маше, а Маше хватит ума и терпения
разобраться, чего имен-но Петя не понимает и объяснить ему это, - все войдет в
норму. С точки зрения нашего теорети-ческого описания это значит, что
навязываемый Пете интроект 'стараться' может быть 'разгры-зен' как
дополнительное предметное звено цепоч-ки, ведущей к цели: обратиться за помощью
к тому, кто может и захочет оказать эту помощь. Тогда це-почка опосредований
замкнется, и Петя будет ра-довать своих родителей не меньше, чем Маша. А, может
быть, потом ему понравится сама тригоно-метрия, 'математическое мышление'
вовлечет его
[383]
в свой круг, и через
тридцать-сорок лет появится новый российский академик (академики любят про-исходить
из Васюков).
Для описания всего
имеющего отношение к делу состава ситуации можно воспользоваться принад-лежащим
М.М.Бахтину понятием хронотопа. Хро-нотоп ситуации задается прежде всего
качеством и предметностью катексиса и включает расходящие-ся
круги имеющих отношение к делу предметнос-тей, которые могут лежать в весьма
различных и причудливо объединенных действительностях, про-странствах и
временах.
Таким образом, к
определенной цели может вес-ти цепочка опосредований, причем, в общем случае,
не одна: не слишком высоко висящий банан мож-но достать с помощью палки или ящика. С
другой стороны, каждое звено такой цепочки может слу-жить не только одной цели.
Действительно, строя Домский собор, можно зарабатывать деньги для се-мьи,
добиваться более высокого социального стату-са, пребывать в хорошей компании и
др. Помогая Пете по тригонометрии, можно завязать дружбу, выходящую далеко за
пределы школьной матема-тики, получить защиту от громилы Васи, который давно
пристает к Маше, и пр.
Нарисованную выше
картинку можно считать фраг-ментом виртуальной ткани предметного мира. У обезьяны (даже той, которая обучалась в
опытах Кёлера) эта ткань сравнительно проста, поскольку фиксируется лишь в
пределах индивидуального опыта. У людей такого рода опыт
кумулируется и
[384]
передается в системах
культуры - в языке, пред-метной
деятельности, особенностях окружающего предметного мира как 'второй природы' и
пр.
Собственно говоря, у человека как
'обществен-ного существа' отношение между индивидуальным опытом и культурой как
огромным резервуаром опыта многих поколений переворачивается. Пере-фразируя
известное изречение: человеком можно стать, только приобщившись в том или ином объе-ме к этому
зафиксированному в культуре опыту.
Чтобы не осложнять
текст цитатами из Л.С.Вы-готского, предоставим слово более популярному и легко
читаемому Карлосу Кастанеде: 'Любой, кто входит в контакт с ребенком, является
учителем, непрерывно описывая ему мир, до тех пор, пока ребенок не начнет
воспринимать его так, как он описан. ... С этого момента ребенок становится членом (данной
социокультурной общности. -М.П.). Он знает описание мира, и его членство становится
полным, когда он приобретает способ-ность давать своему восприятию должную
интер-претацию, удостоверяющую это описание'11.
Впрочем, индеец Дон
Хуан, посвящающий уни-верситетского студента в основы
культур-антропо-логического релятивизма (наверное, готовясь к встрече с
Карлосом, он внимательно перечитал Гре-гори Бейтсона и Маргарет Мид), несколько
пре-увеличивает способность формируемого таким об-разом виртуального мира к
самоподтверждению. Если навязываемые культурой описания слишком сильно
расходятся с реальностью, то действия лю-дей перестают быть эффективными, и
культуре это грозит вымиранием. Выживает только такая куль-тура, описания мира
в которой подтверждаются дей-ствиями с этим миром, то есть практикой.
[385]
Это - еще один смысл
понятия предметности: соответствуя
принятым в данной социокультурной общности людей формам деятельности с фрагмен-тами
мира, она является той 'границей' или 'гра-нью', где культура соприкасается с
реальностью-как-таковой.
Однако здесь
необходимы некоторые оговорки. Поскольку мы занимаемся не философской гносео-логией,
а психотехнической теорией интроекции как невротического механизма, речь здесь
идет не о том, что предметность должна быть 'правильной' - это не вопрос
психологии. Речь идет о том, что чело-век должен ее, эту предметность, иметь12 - тогда его действование целостно. Дальше
действует 'пра-вило Бэндлера-Гриндера'13 - если вы
нечто делае-те и не получаете желаемого результата, попробуй-те делать
что-нибудь другое. А интроект - это такое представление, которое не дает
возможности даже начать действие, потому что непонятно, что и с чем нужно
делать.
Во-вторых, речь не
обязательно должна идти о 'материальном' действии. Например, 'молочные реки с
кисельными берегами' - это вполне пред-метное представление в своем роде. То есть если понимать, что это не то, что вы
можете искать (в надежде найти) в ближайшем лесопарке, а то, о чем можно
мечтать в духе современных юнгианцев. 'Мечтание' - правильное действие
относительно этой своеобразной предметности.
Культура передается
человеку в обучении. При этом с самого начала действует важный закон: вирту-альный
мир, поддерживаемый культурой, значитель-
[386]
но 'шире', чем любая
актуальная ситуация, с кото-рой сталкивается индивид, и даже чем весь его ин-дивидуальный
опыт. Культура передается, так ска-зать, 'про запас'.
В различных культурах
весьма различны тради-ции, формы, тем более программы обучения. На-верное,
новоевропейская культура - одна из самых экзотических в отношении количества
'балласт-ного' материала, которым в массовом порядке заг-ружаются подрастающие
поколения. Этот матери-ал перерабатывается, перерабатываются способы его
переработки, перерабатываются способы создания способов его переработки, и т.д.
и т.п. И значи-тельная часть 'людей нашего круга' - интелли-гентов - занята
этой 'переработкой информации' в огромном макро-компьютере культуры, имея дело
с 'картами карт' и редко, разве что в отпуске, стал-киваясь с какой бы то ни
было 'территорией'.
Среди тех, кто
задумывается о таком положении дел, оно оценивается по-разному. Существует и
пользуется некоторой популярностью призыв 'на-зад к природе'14. Этой точке
зрения отдал некото-рую дань и Ф.Перлз. Впрочем, будучи человеком
здравомыслящим и практичным в лучшем смысле этого слова, он оставлял эти
благоглупости в облас-ти необходимой (даже для него) квоты elephantshit.
Существует и
воспроизводится (не только в как-бы-научной фантастике, но и в самой что ни на
есть массовой практике) и противоположная тен-денция: оставить профессору
Доуэлу одну только голову, поскольку существование остального труд-но
обосновать экономической целесообразностью. Другая часть населения может,
наоборот, оставаться без мозгов, поскольку пушечному мясу и его произ-водителям
они не нужны даже для смотрения сери-
[387]
алов по телевизору и
отправления функций 'элек-тората'. Вообще большая часть внутри-земного фун-кционирования, в котором задействовано 'населе-ние'15 Земли,
гораздо лучше выполнялась бы более специализированными автоматами
полу-биологи-ческой, полу-кристаллической природы.
Но, опять же, все это
тематика, лишь погранич-ная с экзистенциальной психотехникой. Последняя имеет
дело лишь с людьми как таковыми, - людь-ми, телесно-психологическая аппаратура
которых более или менее исправна. И для психотехники имеет смысл лишь лозунг,
ортогональный выше-описанной 'оси', - 'вперед к природе'.
Вернемся, однако, к
теме интроекции. В ситуа-ции, когда значительная часть людей занята освое-нием
и усвоением различных 'знаний', было бы непрактичным объявлять это занятие
'интроеци-рованием'. Да оно и не является таковым по сути дела. Уже не один раз
упоминалось, что 'карту' отличает от 'территории' не материальная
вопло-щенность. Существуют различные 'роды' предмет-ности, и каждый род требует
своего особого обра-щения. 'Учебный предмет' - специфический полуфабрикат,
вокруг которого вращается жизнь 'людей нашего круга', - это тоже специфический предмет, со своими законами жизни и преобразо-вания.
Я рассказывал о
молодом человеке, который ус-пешно сдавал экзамен по философии марксизма. Он
имел дело с этим предметам по его законам. А законы эти, как законы всякого
учебного предмета, состоят в специальных, определенных для каждого учебного
предмета, правилах конструирования и пре-образования. Положение стрелки прибора преоб-разуется в
число, число - в геометрический чер-
[388]
теж, геометрический
чертеж - в словесную мысль, мысль - в другую мысль, и т.д. В определенном
аспекте культура является грандиозным резервуа-ром знаков и значений, связанных
определенными правилами преобразования.
'Образование' в
нынешнем понимании слова16 состоит в той или иной степени
овладения фраг-ментами этого резервуара и соответствующими за-конами
преобразования. В некоторых сферах (но далеко не во всех) предполагается
'конечный' выход в какую-то реальность (вроде проектирова-ния и даже построения
реальных дорог, мостов или самолетов), но хорошо известно, что 'образован-ные'
юноши и девушки нуждаются в длительном периоде приспосабливания к реальной
работе. К тому же для этого, как говорят в народе, кроме выс-шего образования
требуется хотя бы средняя сооб-разительность.
Но житейская
неприспособленность - не невроз в психотерапевтическом смысле, а 'недовольство
культурой', вопреки мнению дедушки Фрейда, -не предмет психотехники. Конструкция
значения, стоящая за
знаком или словом, сама по себе не яв-ляется 'интроектом' для человека, который
имеет с ней дело. Она, конструкция значения, превраща-ется в интроект лишь
тогда, когда пытается выда-вать себя за предмет, будучи по сути лишь обеща-нием
возможности предмета.
Прежде всего,
конструкции значений всегда бо-лее абстрактны, чем то, что требуется реальной
си-туацией. Нельзя покормить 'кошку вообще', мож-но покормить только данную
конкретную кошку. И из того, что 'кошки едят рыбу', не следует, что дан-ный
конкретный кот, которого мне подкинул при-ятель, уехавший на неделю в
командировку, будет
[389]
есть мороженые рыбьи
тушки, купленные в ближай-шем магазине. Может быть, кот привык к 'Виска-су'.
Может быть, рыбу нужно не только разморо-зить, но и сварить. Может быть... - Да
черт его знает, чего этому коту надо!
Далее, еще важнее то,
что конструкции значений всегда принадлежат культуре, а не данному инди-виду.
Это 'полуфабрикаты' транслируемого куль-турой опыта, а не реальный предметный
мир чело-века. Социокультурное целое (того или иного масштаба, от нации до
клуба любителей мопсов) может обладать некоторой собственной квази-жиз-нью,
воплощающей конструкции значений в некую социальную предметность. Эту
квази-жизнь убе-дительно описывал и исследовал Г.П.Щедровицкий17, называя ее
'деятельностью'18. Однако от-ношение человека и деятельности
остается проблематичным. Г.П. утверждал, что 'деятель-ность паразитирует на
человеке', а человек может быть в лучшем случае сознательным 'агентом дея-тельности'19.
Экзистенциального
психотехника такая точка зрения, естественно, устроить никак не может. Че-ловек
может 'сторговаться' с социумом, получая за участие в реализации его, социума,
квази-жизни ту или иную плату, в виде ли денег, социальной защищенности,
положения, власти и пр. Но важно не продаться 'с потрохами', помнить, что у
чело-века есть своя жизнь со своим смыслом, никак не сводимым к
реализации социальных и культурных программ.
Таким образом,
получаемые из культурной сфе-ры 'предметные заготовки', чтобы стать фрагмен-тами
реальной ситуации человека, должны пройти еще специфическую 'авторизацию', то
есть быть
[390]
наделенными
специфическим личным смыслом, 'атитьюдами' и ценностями.
Впрочем, как мы уже
видели, это не происходит и не может происходить со всем массивом вирту-ального
материала, поддерживаемого человеком. Как говорят суфии, осел, перевозящий
свитки 'Ко-рана', от одного этого не становится еще набож-ным. Должна сложиться
специфическая ситуация экзистенциального выбора, которая ставит челове-ка перед
необходимостью такой работы и одновре-менно, самой своей значимостью, вооружает
его энер-гией и волей, чтобы довести эту работу до конца.
Конструкции значения
и правила конструиро-вания, лишь 'вчерне' передаваемые культурой, под-вергаются
в этой ситуации суровой переоценке, предметы - перепредмечиванию, ценности -
про-верке, как принято говорить, 'жизнью'. В итоге история микрокосма личности (как
последователь-ность такого рода экзистенциальных выборов с их судьбоносными - в
том или ином масштабе - ре-зультатами) всегда более или менее расходится с
историей мезокосма культуры. Возможно, они при-миряются и согласуются где-то за
пределами Эго и социума, в макрокосме таких масштабов, как исто-рия Земли или
солнечной системы.
* * *
Таким образом,
понятие предметности, указы-вающее
на психическую норму, отклонением
от ко-торой является невротический механизм интроек-ции, представляет собой
широкий синтез многообразных элементов.
1) Ближайшим образом,
это основание синтеза элементов восприятия (посредством 'ага-эф-фекта') в
едином гештальте, являющемся
[391]
'прозрением' того предмета, с которым мож-но будет действовать, чтобы
получить желае-мое удовлетворение.
2) Действование для
человека определено социо-культурными схемами деятельности с предмет-ным
миром второй природы, которые вменяют-ся ему в обучении-образовании.
2а) Впрочем, эта
культурно-детерминированная деятельность граничит с реальностью-как-тако-вой,
'первой природой', и может расходиться с нею лишь в определенных, не грозящих
куль-туре гибелью, пределах.
3)
Культурно-детерминированная деятельность лишь тогда становится
жизнедеятельностью человека, когда
виртуальный предметный мир культуры авторизован, превращен в личный мир
человека. Практически
это происходит в ситу-ациях экзистенциального выбора, который тре-бует от проявляющейся в ней
предметности полного и целостного удовлетворения жизнен-ных притязаний личности.
1 Или козла.
2 Проблемы эти подробно обсуждались в нашей мастерской на
семинаре 'Психогигиена параоб-разования'. Когда-нибудь дойдут руки до публи-кации и этих материалов.
3 На самом-то деле чаще
бывает, как у Гейне в пересказе Коржавина: 'Есть старая
песня, ей тысяча лет, он любит ее, а она его - нет'. Она,
[392]
как известно, 'любит' другого, другой - тре-тью, и т.д.
4 '... И какие
поступки / совершит он тогда!' -Б. Пастернак, 'Вакханалия'.
5 Из
участников упомянутого семинара немногие сумели вспомнить, кто такой Тристан - дитя печали, и что его
связывало со златокудрой Изольдой.
6 То есть, волей-неволей, влип-таки Иван Ивано-вич во что-то вроде пограничной ситуации, где дело идет о жизни и смерти. Правда - не его жизни и
смерти, так что философские классики тут не в помощь. Да и зовут его Иван Ивано-вич, а не Иван Ильич. Им-то хорошо было: по-стиг
свою экзистенцию, ужаснулся и помер. А Ивану Ивановичу что делать?
7 Только не подумайте, что я - против
абортов. Решайте сами, в конце концов!
8 В занятии Практикума, посвященном 'саду желаний', это формулировалось в виде вопроса, как человек 'съест' желаемое и чем ему это бу-дет 'вкусно'. Конечно, нужно хорошо понимать как возможности, так и ограничения этой перл-зовской метафоры. Например, открывшийся
вид, ради которого туристская группа лезла полто-ра
километра в гору, - это как раз то, что консуммируется, 'съедается', а не то, что вос-принимается на первой фазе ради действия, что-бы что-то получить
на третьей. Так это, во всяком случае, для урбанизированных интелли-гентов, в отличие от пастуха, который 'по гор-лышко' насмотрелся на эти горы, и если и поле-зет на ту же смотровую площадку, то именно
[393]
ради
восприятия в смысле первой фазы - чтобы
поискать, например, с помощью бинокля поте-рявшуюся овцу.
9 Хм-м?
10 При всем желании она не смогла бы понять, зачем маме ее понимание косинусов, но она про это и не задумывается - на то есть 'большой
Жираф', которому видней.
11 К.Кастанеда. Путешествие
в Икстлан.
12 Впечатляюще эрудированный в философском отношении индеец
яки воспользовался бы здесь термином из феноменологии Э.Гуссерля: иметь как интенцию, или намерение.
13 См. их книгу 'Trans-formation', которая заме-чательна сама по себе, а вовсе не как 'источ-ник' унылого
нэлперства.
14 Однако задачу отращивания заново хвоста не решить без
дальнейшего развития генной инже-нерии.
15 Рассказывают, как одна 'цековская' дама го-ворила другой по дороге из закрытого распреде-лителя: 'Милочка, зачем вы взяли эту колбасу? Это же колбаса для населения!'
16 В том, от которого
А. И. Солженицын
произво-дит словцо 'образованщина'.
17 См. Г.П.Щедровицкий. Избранные труды. М., 1997.
18 Не путать с популярной 'теорией деятельнос-ти' А.Н.Леонтъева, с которой
она не имеет практически ничего общего.
[394]
19 Что не мешало ему, впрочем, считать
своим любимым философом Ф.Ницше. О возможном разрешении этого противоречия см. М. Папуш. Экзистенциальный смысл работы Г.П.Щедровицкого. 'Кентавр', вып. 18, М., 1997.
[395]
До сих пор мы
говорили о предметной стороне интроекции. Между тем это хотя и важная, но не
единственная ее характеристика.
Вот еще один типичный
пример. Многие люди имеют того или иного рода запреты. Часто, напри-мер, приходится сталкиваться с запретом
на сексу-альные отношения. Обычно такой запрет имеет тривиальную историю:
ребенку в детстве (с той или иной мерой настойчивости, угроз, отрицательных
эмоций и пр.) запрещали сексуальные проявления и, возможно, в то время это было
правильно (с точ-ностью до адекватности средств). Только ему за-были сказать, что это 'нельзя'
имеет особую ха-рактеристику: 'пока нельзя'. А
потом забыли (или некому было) сказать, что теперь уже можно. Одни люди 'сами' догадываются или получают от
кого-то соответствующее 'разрешение', другим - 'не везет', и запрет остается с
ними на всю жизнь.
Аналогичным образом
устроены 'сценарные' запреты по Берну: запрет на успех, запрет на дос-тижение
определенного уровня жизни и т.д.
[396]
Чем запрет-интроект
отличается от 'просто' зап-рета?
Петя зовет Васю
поиграть за домом. Вася гово-рит: 'Мне нельзя, мне мама не велела со двора
уходить'. Петя удивляется: 'А почему?' - Вот тут-то все и начинается. Если Вася
примет петин вопрос, в нем может начаться внутренняя борьба: 'Почему Пете можно,
а мне нельзя?' Хорошо, если он может задать этот вопрос маме; еще лучше, если у
мамы есть на этот вопрос разумный (хоть в ка-кой-то мере) ответ, что-нибудь
вроде: 'Пете уже семь лет, а тебе только пять. Ты заиграешься г убе-жишь далеко
и потеряешься. Петя же не будет за тобой все время следить'. Даже если ребенок
не вполне поймет этот ответ2, важно именно то, что запрет может
быть подвергнут сомнению, обсуж-ден, подтвержден или, - в принципе, - даже от-менен.
Интроецированный
запрет, в отличие от этого, недоступен обсуждению.
Впрочем, и этого еще
недостаточно для того, что-бы с полным основанием говорить об интроекции. В
конце концов, чем плохо жить чужим умом? Ведь именно так живут люди в так
называемых 'тради-ционных обществах': как 'заповедано', так и жи-вут. И никому
(там) не приходит в голову, что можно жить иначе. Если человек имеет запрет, со-блюдает
его и уверен, что все в порядке, не может быть речи ни о каких невротических
механизмах: экзистенциальный выбор ему так же мало нужен, как антилопе-гну.
Психологически с ним 'все в порядке'. Может быть, 'со стороны' (то есть с точки
зрения другой культуры) его поведение
ка-жется нелепым; может быть, оно представляется 'неэффективным' - опять же с
внешней точки
[397]
зрения3. Может быть,
культура, которая 'заповеда-ла' ему определенные способы поведения, умирает, и
это поведение действительно неэффективно, - уже с точки зрения просто выживания
культуры и индивида. Но все это - не психотехнические про-блемы. Психологически
вполне можно понять (и уважать) человека, который скорее умрет, чем на-рушит
некую заповедь, даже если смысл этой запо-веди ему совершенно непонятен.
Ситуация, в которой
имеет смысл говорить об интроекции, очевидно иная. Человек чувствует, что 'нечто' мешает ему, например, вступать в сексу-альные
(дружеские, доверительные, денежные - ненужное подчеркнуть) отношения,
добиваться ус-пеха, - вообще жить как 'ему самому' хочется и кажется правильным. 'Сам он' думает
одним об-разом, но 'нечто-в-нем' совершенно не желает с этим считаться, и когда
доходит до дела (например, до возможности сказать, что его работа будет сто-ить
заказчику таких-то денег), человек бледнеет, краснеет, теряется и не может
выдавить из себя ни слова. Или, в другом случае, человек с пеной у рта
отстаивает свои 'заморочки', но все вокруг (и он сам, в редкие моменты, когда
'приходит в себя') понимают, что это именно заморочки, что 'он сам' так не
думает. Но нечто мешает ему ответить на вопрос, как же думает он сам. Как будто на обсуж-дение определенной темы
наложено некое 'табу'.
Мы, конечно,
'современные' люди, в Европе живем, не 'аборигены' каких-нибудь затерявших-ся в
Бог знает каком океане островов, но все же 'табу' вдруг обнаруживается и
проявляется в пол-ную силу. Только в отличие от аборигенов, для которых 'табу'
и есть 'табу', мы при этом дерга-
[398]
емся и корежимся, и
чувствуем, что что-то 'не так', одним словом, мы - в замешательстве.
Интроецированный
запрет недоступен обсужде-нию, в то время
как внутренняя ситуация человека требует его обсуждения и либо
подтверждения на новых основаниях, либо отмены.
Сказанное относится
не только к запретам. Мож-но назвать и другие модальности, которые могут содержать (а могут и не
содержать) интроекты. Кроме 'нельзя' к тому же роду относятся 'мож-но' и
'нужно'. Критическое отношение гешталь-ттерапии к интроецированным обязанностям
фик-сировано в понятии 'шудизма'4, хотя, с другой
стороны, понятно, что не все и не всякие обязанно-сти человек может отвергнуть5, то есть не
любая обязанность - интроект. Так же и с разрешения-ми: в нормальном случае они
обсуждаются, привя-зываются к конкретным людям и ситуациям, а слу-чае
интроекции запоминаются и применяются как бы 'механически'.
Однако прежде, чем
пытаться выяснить, как инт-роекция (а позже - и другие невротические меха-низмы)
'накладывается' на различные модально-сти, нужно понять, что такое эти
модальности таковые.
Основной проблемой
гуманистической психотера-пии является проблема интеграции произвольнос-ти
и спонтанности. 'Только
посредством интег-рированной спонтанности и произвольности, - пишет Ф.Перлз, -
человек может сделать осмыс-ленный экзистенциальный выбор. Ибо как спон-танность,
так и произвольность коренятся в приро-
[399]
де человека.
Сознавание и ответственность за це-лостное поле... придает жизни индивида
значение и форму'.6
Можно предположить,
что спонтанным являет-ся действование в соответствии с интересом в рам-ках
трехфазной схемы акта жизнедеятельности. Однако, - назовем, наконец, вещи
своими имена-ми, - социализированный человек в здравом уме и
твердой памяти (то есть будучи 'вменяемыми) не действует подобным образом. 'Нормальный'
взрослый человек тем и характеризуется, что умеет себя вести - так или иначе, в соответствии с нор-мами той
или иной культуры7.
Человеческое
поведение по своей внутренней структуре принципиально отличается от
того, что бихевиористы изучают на голубях и крысах, - че-ловек именно 'ведет себя'. Это значит, что кто-то (по-видимому, Родитель8) 'в' нем ведет кого-то
(Ребенка). Возможность этого, как мы видели, по-является во внутренней
структуре психики в ре-зультате интериоризации9 поначалу
внешней, 'ре-альной' ситуации. Сначала родитель ведет ребенка, потом Родитель
ведет Ребенка, и тогда говорят, что ребенок, в котором уже сформировалась и
функци-онирует эта внутренняя пара, 'научился себя вес-ти'10.
С другой стороны, - в
этом, собственно, и состо-ит пафос гуманистической психологии и психотех-ники,
- в большинстве 'живых' областей челове-ческой жизнедеятельности, от секса до
художественного и научного творчества, от спорта до управления большими
человеко-машинными или социальными системами, поведение, управляе-мое только социокультурными
нормами, было бы сугубо недостаточным и неадекватным. Как мы
[400]
уже упоминали,
практическая психотехника выво-дит идеи экзистенциализма из области философс-ких
абстракций по поводу 'пограничных ситуаций' в сферу обыденной человеческой
жизни, обращая внимание на то, что завтракает с женой11 , ведет ав-томашину,
да даже играет в компьютерные игры (пока 'жив') не социально-детерминированный 'индивид', а живой человек со своей экзистенцией
и своей спонтанностью12.
Прав был Перлз со
своей гениальной интуицией (прорывающейся даже сквозь его теоретическую
небрежность): 'Только посредством интегрирован-ной спонтанности и
произвольности...'. Однако 'Quod licet Jove, поп licet bove'13. B отличие от правоверных гештальтистов, мы не можем позво-лить
себе повторять теоретические благоглупости, которыми заполнял вводные главы
своих книг ве-ликий Фриц. Нам нужно такое описание структу-ры психики, в рамках
которого об искомой интег-рации можно говорить теоретически
осмысленно.
Как мы помним, в
схеме антропогенеза Поршнева очеловечивание начинается с интердикции - пре-рывания действия, которое организм
'естественно' собирается совершить в своей среде в данной ситу-ации. Принципиально
важным является здесь то, что интердикция - это не очередной стимул, про-сто
изменяющий ситуацию (антилопы паслись, удов-летворяя потребность в пище, но,
услышав рык льва, побежали, поскольку потребность в безопасности оказалась
более настоятельной), а совершенно осо-бая связь двух организмов, при которой
управле-
[401]
ние (в данном случае
- прерывание действия) од-ним организмом 'перехватывает' второй14.
Однако уже простейшая
ситуация приучения ребенка к туалету15 выходит за пределы
этой про-стой структуры16.
Действительно, без
указания родителя ребенку и в голову не пришло бы остановиться, задержать
уринацию или дефекацию, как не приходит это в голову овцам и козам, которые
пасутся на лугу. Но, вместе с тем, хотя мышечная аппаратура у него для этого
постепенно появляется, то есть физически он в состоянии, сжавши сфинктер, не
позволить 'это-му' произойти, одного родительского запрещения недостаточно.
Чтобы выполнить указание родите-ля, ребенок должен сделать собственное
усилие. Это собственное усилие является
одновременно и физическим, и волевым. Он послушал-ся и прервал свое действие.
Такая структура
складывается, разумеется, не только в обучении туалету. Ребенок стремится
по-разному двигаться, лазать, ползать, вставать и пр., -и, естественно, он сталкивается
с массой всякого рода запрещений. Что-то для него опасно, где-то он мешает
страшим, что-то от него нужно и пр. При этом реальный родитель, в отличие от
'собаки сверху', сказав 'нельзя', добьется того, чтобы ребе-нок этого
действительно не делал, - лаской ли, или таской, или сумеет с ним договориться,
- но добьется.
Если способность
слушаться можно считать ис-ходной 'клеточкой' формирования воли, то один из
первых шагов в ее развитии - это интериори-зация самого запрета, способность
запомнить, чего нельзя делать, т.е. переход от ситуативного 'нельзя', когда
достаточно способности остановиться по ко-
[402]
манде, к тому, чтобы
запомнить, что некоторые вещи вообще делать нельзя. Разумеется, это основывает-ся
на уже достаточно развитом владении речью17, способности
памяти и пр. При этом ребенок осва-ивает обобщенный, генерализованный принцип
'нельзя'.
Когда ребенок
осваивает систему запретов, он начинает 'следить за собой', т.е. не делать
того, чего делать нельзя, хотя в течение длительного вре-мени некоторая часть
его поведения, - та, где ребе-нок не в состоянии 'следить за собой', остается
как бы 'натуральной'. В принципе же идеал взрос-лого человека - это более или
менее постоянное культурно-нормативное
поведение. Во всяком слу-чае,
таков идеал европейской культуры18.
Мы имеем здесь, таким
образом, противодействие двух 'инстанций' - импульса, задействовавшего оп-ределенную часть психики,
и 'заслонки'; или (в терминах Фрейда, впервые описавшего
эту струк-туру на материале сексуальности) 'задержки' (Hemmung), противостоящей
реализации импуль-са с помощью другой части психики19. В.Райх до-бавил
к этому представление о мышечном аппара-те, связанном с каждой из этих
психических 'инстанций': одни мышцы готовятся осуществить импульс (или даже
начинают действие), другие противодействуют его выполнению, то есть реали-зуют
функцию 'заслонки'.
Для того, чтобы в
рамках культурного поведения осуществить какую-то свою инициативу, ребенку
теперь нужно получить родительское разрешение, то есть выяснить, относится ли то, что он
собирает-ся сделать, к сфере 'нельзя', или не относится.
Один из механизмов
возникновения этого воп-роса20 можно представить себе следующим
обра-
[403]
зом. Запрет родителя
может быть значительно 'сильнее' импульса в момент его произнесения; постепенно
его 'сила' угасает, а сила импульса может либо не угаснуть, либо возобновиться
при новом взгляде ребенка на заинтересовавший его объект (например, горячий
чайник, к которому его не подпускают). Когда он снова тянется к этому объекту,
он снова получает запрет. Через некото-рое время он приучается оглядываться и
'прове-рять', на месте ли родитель с его запретом. По-скольку запрет в сознании
ребенка сильно генерализован, в реальной ситуации может оказаться, что нечто,
что было 'нельзя' (горячий чайник), через некоторое время перестает быть
'нельзя' (чайник остыл). Оглядываясь на родителя, ребе-нок слышит: 'Теперь можно'.
Итак, если импульс
достаточно силен, противо-борство его с 'заслонкой' вызывает к жизни воп-рос
'можно ли?', первоначально обращенный к родителю. Ответом на вопрос является
либо раз-решение, либо ситуативное (в отличие от
перво-начального, генерализованного) подтверждение зап-рета.
При этом могут
возникнуть две различные ситу-ации. В одной ребенок принимает запрет. Тогда
импульс не встречает предметности, которая могла бы его удовлетворить, и
исчезает (или откладыва-ется 'до лучших времен'). Таким образом, интер-дикция
вызывает смену гештальта. Во второй си-туации запрет не принимается, и
противостояние сохраняется и даже в той или иной степени генера-лизуется; этот
случай мы будем рассматривать под рубрикой ретрофлексии21.
Когда получено
разрешение и действие осуще-ствляется, заслонка, изначально противостоявшая
[404]
импульсу, не
исчезает, а включается в возникаю-щий механизм регулирования действия.
Можно вос-пользоваться здесь метафорой водопроводного кра-на: напор воды,
запирающее трубу устройство и ручка крана, которая открывает его в соответствии
с хронотопом ситуации: тогда, когда это уместно, и настолько, насколько это
уместно22.
Разрешение, которое
дает родитель, должно быть интериоризовано, чтобы стать элементом структуры собственной
воли. Повторим еще раз: у цивилизо-ванного
человека в той мере, в какой он цивилизо-ван, ничего не может происходить
'само' (а если происходит, то это осознается им как невроз, с ко-торым он
обращается - или не обращается - к пси-хотерапевту).
Возьмем пример
уринации, хорошо соответству-ющий метафоре водопроводного крана. После того как
ребенок твердо усвоил, что нельзя писать в шта-нишки, а можно писать только на
горшок (позже -в туалете), 'это' не происходит 'с ним' само со-бой, как только
он сел на горшок или на сиденье унитаза, по закону условного рефлекса. Ребенок сам23 должен дать себе команду, что теперь можно, и
расслабить мышцы сфинктера. И, как хорошо из-вестно, дети довольно скоро
осваивают (и превра-щают в игру) возможность расслаблять их частич-но,
продолжая контролировать уринацию24.
С точки зрения
интересующей нас темы интегра-ции спонтанности и произвольности важно заме-тить,
что разрешение может быть реализовано дву-мя способами: (1) путем
расслабления мышц, препятствующих спонтанному действию, или (2) путем
приведения в действие мышц, осуществляю-щих аналогичное действие произвольно.
Мы уже
[405]
говорили об этом
применительно к дыханию; при-ведем еще несколько значимых примеров.
Один врач-натуропат
рассказывал мне, сколько вреда приносит организму приучение ребенка к
искусственному напряжению мышц, произвольным образом обеспечивающих дефекацию
('туженье'). Во многих семьях принято требовать от ребенка 'сходить
по-большому' в определенное время (на-пример, перед дальней дорогой, или просто
'по рас-писанию'). Между тем сохранившийся (или вос-становленный) механизм
спонтанной дефекации, как уверял меня этот врач, обеспечивает, кроме своей
непосредственной функции, ряд других, столь же важных для организма (не помню,
к сожалению, каких именно).
То же различие
применительно к сексуальному акту лежит в основе одной из фундаментальных
психоаналитических и биоэнергетических концеп-ций - оргастической теории
Вильгельма Райха25, влияние которого на Ф.Перлза до сих пор
недо-статочно осознается его гештальт-последователями.
Но чтобы более
подробно рассматривать вопрос о произвольном регулировании спонтанных про-явлений,
мы должны принять во внимание еще одну модальность, связанную с собственно произвольным
действием - модальность 'нужно'.
Мы уже говорили о
том, что долженствование име-ет два принципиально различных смысла: должен-ствование,
навязанное другими, и обязанности, при-нятые по собственному решению. Теперь
нужно более подробно рассмотреть структуру психики, способной принимать на
себя обязанности.
[406]
Обязанность
появляется в результате принятия суггестии. Но что такое - принятие суггестии?
В этом вопросе
следует различить два аспекта.. Один - предметное содержание суггестии. Советс-кая
психологическая школа подробно описывала, как ребенок овладевает предметной
действитель-ностью, т.е. как мир становится для него миром предметной
деятельности.
Можно представить
себе это приблизительно таким образом. Маленький ребенок активен. Его
восприятие аффективно, а аффект немедленно пе-реходит в действие. Если ему
что-то интересно, он тянется, потом ползет, идет, бежит, хватает, начина-ет с
этим что-то делать и т.д. И эту его актив-ность социализация канализирует
как социально опредмеченную деятельность26. В результате
со-циализации мир для него становится миром пред-метов, с которыми известно что
можно и нужно делать27.
Таким образом,
содержанием 'законной'28 суг-гестии может быть только то, что
человек (ребе-нок) умеет и может делать. Научение этому про-исходит в обучении
как продвижении от одних возможностей и умений к другим.
Второй аспект
касается собственно воли. 'При-нятая'
суггестия побуждает к определенному дей-ствию. Что это значит?
Мы не раз отмечали,
что суггестия как таковая, играя значительную роль как в фило-, так и в онто-генезе
человека, не является собственно человечес-ким феноменом. Существо, которое
поднимает руку по команде, точнее, у которого рука 'сама' подни-мается по чужой
команде, - это не совсем чело-век; или, можно сказать, что это существо находит-ся
в не совсем человеческом состоянии. Человек
[407]
определенным образом ведет себя и отвечает за
свое поведение.
Иными словами,
'принятая' и ставшая побуж-дением суггестия проходит через цепочку контр-суггестии
(к-с) и контр-контр-суггестии (к-к-с), ана-логичную той схеме 'хочу - нельзя -
можно', которую мы описывали в предыдущем разделе. У взрослого цивилизованного
человека суггестия сталкивается с генерализованным отвержением
-контр-суггестией, и лишь потом, подкрепленная той или иной к-к-с, способной
преодолеть к-с, может быть выполнена.
'Чистая' (то есть не
дополненная к-к-с) интер-дикция или суггестия направлена скорее на орга-низм
как 'объект воздействия'. А вот контр-контр-суггестию (обязательно
предполагающую уже более или менее развитую речь) можно считать трансак-цией
как таковой, имеющей определенного адреса-та. Суггестор, прибегающий к к-к-с, предполагает
за адресатом возможность самому решать, выпол-нить
или не выполнить суггестию, а Потому счита-ет его ответственным за свое
решение и вытека-ющее из нее действие или бездействие.
Ту инстанцию, которая решает, - то есть ад-ресата к-к-с, - мы назвали Эго. Изначальной Эго-функцией является функция выбора выполнить или
не выполнить суггестию. Как мы видели, этот пер-воначально небогатый выбор в
процессе развития структуры Эго разворачивается до того, что мы ра-нее описали
как экзистенциальный выбор.
Осуществляя свой
выбор, Эго опирается на три типа доводов к-к-с: (1) указание на возможные
последствия в мире, (2) определение адресата (на-пример, как Послушного
Ребенка) и адресанта (на-пример, как Родителя-в-Своем-Праве) и (3) воз-
[408]
можное произвольное
(со стороны адресанта) на-казание или поощрение.
Указание на возможные
последствия того или иного действия (или бездействия) в мире, то есть
'предметный' довод к-к-с, расширяет ситуацию, в которой принимается решение о
выполнении или невыполнении суггестии или интердикции. Мы уже не раз упоминали,
что предметный состав челове-ческой ситуации может быть весьма сложным, и вся
эта 'разноголосица' должна быть гомогенизи-рована, чтобы та или иная суггестия, сопровождае-мая предметными доводами
к-к-с, не превращалась в интроект.
Второй довод к-к-с -
напоминание о 'ролях' адресата и адресанта суггестии, 'кто кому кто'29. В
традиционной культуре этот довод может быть ис-черпывающим. Мера
'самостоятельности' в при-нятии решений и наложении суггестии точно оп-ределена,
и у подрастающего индивида воспитывается ясное и отчетливое понимание это-го.
Только тот может считаться принадлежащим данному обществу (его 'членом', по
выражению К.Кастенды), кто это понимает и действует в соот-ветствии с этим.
Напомним, что никакая личность с ее экзистенциальным выбором здесь не нужна.
Наша московская
(васюковская, калифорнийская, хайдельбергская, - ненужное подчеркнуть) ситуа-ция
- другая. Это поликультурная ситуация, вре-мя вавилонской башни. У
нас неизвестно, кто кому кто. Родители не знают, насколько дети должны их
слушаться, и насколько (и в чем) они должны ру-ководить детьми. Да и сами они
чаще всего - пси-хологические дети, и им совершенно не хочется быть родителями.
В этой поликультурной ситуации нет
[409]
заранее заданной
'нормы справедливости' как рав-новесия и соответствия ролей друг другу.
Но так или иначе, в
каждой семье и относитель-но каждого ребенка (часто - по-разному с разны-ми
детьми даже в одной семье) отношения более или менее 'устаканиваются', так что
годам к четы-рем-пяти мальчик хорошо знает, что папу нужно слушаться, потому
что если уж он сказал, то добь-ется своего, маму можно уговорить (см. дальше),
бабушку можно игнорировать до тех пор, пока она не грозит пожаловаться папе, и
т.д. Таким образом, фраза 'Я кому сказала' может быть не просто 'подтекстовкой'
для грозной интонации, а реаль-ным напоминанием, что-де ты - дочка, и маму нуж-но
слушаться, иначе неизбежно последуют такие-то и такие-то санкции.
С интересующей нас
предметной точки зрения возможность гомогенизации этого довода к-к-с со-здается
упоминавшимся30 понятием рангов Лефевра. С этой точки зрения фраза 'мама требует, что-бы
я сейчас же села за уроки' может иметь достаточно сложную расшифровку: мама
хочет, что-бы учительница была мной (и ею?) довольна, а учи-тельница сказала
маме, что математикой нужно за-ниматься не позже семи часов вечера ('Иначе
ребенок устанет'), и мама поверила31.
Угрозы и
обещания (третий довод к-к-с) также до некоторой степени могут
гомогенизироваться таким образом, если могут быть предметно пред-ставлены.
Тогда они превращаются в 'честный торг' и приучают растущего ребенка учитывать
чужие интересы и решать конфликты.
Здесь можно наметить
две линии развития. Одна линия - превращение родителя в 'честного парт-нера',
то есть взрослого, блюдущего
свои интере-
[410]
сы. Определяющим в
этой линии оказывается то, можно ли на этого партнера положиться.
Угроза-обещание превращается в договоренность о воз-можных санкциях, входящую в условия договора, и взрослеющий
ребенок имеет теперь возможность предметно учитывать интересы других людей,
кото-рые взяли на себя труд и ответственность их фор-мулировать в предметном
языке, сообщая, 'что за что'32.
Важно, что на этой
линии развития нужно на-учиться приспосабливаться к чужой предметности,
проставляя соответствующие значения рангов.
Другая линия -
непредсказуемый родитель, ко-торый может наказать или наградить 'без-мерно', то
есть его награды и наказания принципиально не могут гомогенизироваться с
предметностью самой суггестии. Отсюда развитие может идти по трем различным
линиям.
Одна линия -
манипуляция. Если родитель не-предсказуем на уровне 'честной' (волевой, произ-вольной)
договоренности (то есть если с ним нельзя договориться), может быть им можно манипули-ровать,
например, посредством имитации подчине-ния. Часто с ним нельзя договориться как
раз по-тому, что он не 'держит слова'. Но тогда он, может быть, забудет
проверить, выполнено ли его требо-вание. Манипуляция вместо договоренности при-равнивает
родителя (позже - партнера) к особому фрагменту среды, вследствие чего может показать-ся разумной
попытка 'обойтись' с этим фрагмен-том манипулятивным образом.
Другая линия -
конфронтация, отстаивание сво-их прав. Если с родителем нельзя договориться,
приходится 'урезонивать' его, противопоставляя
[411]
насилию собственную
силу. Это - честная конф-ронтация.
Наконец, третья линия
- это случай, когда роди-тель систематически блокирует как раз возмож-ность
обсуждения. Приказание или запрет не мо-гут обсуждаться и становятся
'запредельными' - тем самым 'табу', о котором шла речь в первом разделе этой
главы.
В этом месте интроект
появляется с неизбежно-стью. Для того, чтобы появилась возможность его
'разжевывать', нужно еще положить его 'на стол', а для этого нужно
разблокировать исходную ком-муникацию и обеспечить по отношению к ней ме-та-коммуникативный
выход, в результате которого возможность обсуждения исходной суггестии или
интердикции будет восстановлена. Это, как мы по-мним, является одной из задач
коммуникативного анализа и коммуникативной терапии.
Таким образом, мы
описали две структуры управле-ния поведением человека. Одна - квази-спонтан-ное
поведение, проходящее через сито произволь-ного культурно-детерминированного
контроля: хочу -
генерализованное нельзя - ситуативное можно (или ситуативное
подтверждение запрета) -контролируемое осуществление. Вторая - произ-вольное поведение, возникающее
на базе родитель-ской суггестии и проходящее через сито контроля Эго: нужно - генерализованная контр-суггестия -ситуативная
контр-контр-суггевстия - решение (выбор) - исполнение.
Интегрированное поведение, оно же - интегри-рованная ответственная
(в терминах Перлза)
[412]
жизнедеятельность
должны быть описаны как син-тез этих двух модальностей. Это и была бы чаемая
поколениями философов (но практически доступ-ная лишь психотехникам) свобода, включающая осознанную необходимость, но посредством твор-чества выходящая за ее пределы.
Как возможна подобная
интеграция? Как совме-щаются Эго как адресат к-к-с и 'Я' как субъект
определяемого интересом гештальтообразования и соответствующего поведения?
Было бы ошибкой
искать механизм подобного совмещения. Такая интеграция принципиально
может быть только творческой. Каждое такого
рода совмещение является творческим актом человека, а кумуляция результатов
подобных актов создает неповторимую уникальность человеческой личнос-ти. Система различного масштаба подсистем, обес-печивающих такое совмещение, и есть личная тех-ника
человека.
Чтобы соотнести это
понятие техники с более привычным, общеупотребительным, можно заду-маться над
тем, что любого рода 'дивайсы', от стей-нвеевского рояля до автомата Калашникова,
могут 'работать' не сами по себе, а только в руках (или 'под' руками) человека,
который умеет с ними об-ращаться и решает с их помощью те или иные соб-ственные, человеческие задачи. В некотором смысле тело
с его возможностями и способностями (вклю-чая способности мышления и
чувствования), явля-ется таким же 'аппаратом' или 'дивайсом', со-зданным
Великой Природой для нужд Духа, и передаваемым индивидуальному человеку во вре-менное
пользование.
Каждый человек в той
или иной мере осуществ-ляет наработку личной техники. Он учится управ-
[413]
лять своим телом,
ходить, потом говорить, позже читать и писать и т.д. и т.п. Все это -
'техники', которыми человек овладевает.
При этом он
встречается с 'великой ловушкой', вполне аналогичной той, которую описывают фи-лософы
и фантасты в отношении 'внешней техни-ки'. Техническая аппаратура - как внешняя, так и внутренняя, - обладает
некоторой способностью автоматического функционирования.
Компьютер может по нотам разыгрывать сонату Бетховена, а самоходные стреляющие
установки в 'Обитаемом острове' Стругацких продолжают бегать по лесу и стрелять
через много лет после того, как закончи-лась война, на которую они были
посланы. За счет этого аппаратура обособляется, и это обособление может
достигать состояния отчуждения. Тогда 'ап-параты' перестают быть техническими средства-ми, то есть принадлежать искусству достижения
своих целей с помощью внешних и внутренних при-способлений, а становятся
специфическими - технологизированными - фрагментами внешней (для Эго и для 'Я') среды.
Различия ритма и других параметров процессов, происходящих в этих отчуж-денных
фрагментах и в собственно 'Я' и Эго, мо-гут сделать эти фрагменты в какие-то
моменты враж-дебными 'нам'.
Если речь идет о
внутренних автоматизмах, то их отчуждение и самостоятельное, неподконтроль-ное
'Я' и Эго функционирование и есть то, что в психологии со времен Фрейда принято
называть 'неврозом'. Психотерапией в этом смысле можно назвать возвращение тех
или иных фрагментов этой аппаратуры под власть 'Я' и/или Эго. А психо-технику
можно определить теперь как искусство систематического и сквозного, а также интегри-
[414]
рующего 'Я' и Эго
управления всеми наработан-ными и нарабатываемыми человеком технически-ми
аппаратурами.
С этой точки зрения
можно сказать, возвращаясь к нашей частной теме, что работа с интроекцией есть сквозная
гомогенизация предметного содержа-ния ответственной жизнедеятельности человека, включая модальные и ранговые характеристики
различных фрагментов этой предметности.
1 В этом 'Комментарии' мы
продолжаем линию, начатую в гл. РВД (которую, для лучшего пони-мания этого 'Комментария', советуем
перечи-тать). Несмотря на, может быть, некоторую
сложность этого текста (для
читателей, не привыкших к
теоретическим 'разборкам') ав-тор рекомендует его 'разгрызть', поскольку
вводимые здесь понятия являются фундамен-тальными для всей излагаемой в книге
концеп-ции.
2 Можно просто рассказать ему сказку про Зай-ку, который заигрался в прятки с солнышком, а когда солнышко село, обнаружил себя в совер-шенно незнакомом лесу, так что оставалось только сидеть под кустом и плакать. Хорошо, тетя Белка
выручила...
3 Нелишне
заметить, что 'пассионарность' в смысле Л.Гумилева здесь не при чем. В хорошей традиционной культуре так называемым 'пас-сионарным' характерам указано свое место. Они могут быть главными загонщиками мамонтов,
[415]
могут
открывать Америки или завоевывать Сибирь, но вовсе не 'ниспровергать
основы'.
4 От английского модального глагола shoud - нуж-но, следует (сделать то-то и то-то).
5 Мы уже говорили об этом в занятии Практи-кума, посвященном долженствованию.
6 Ф.Перлз. Гештальт-подход и
Свидетель тера-пии. М., 1996, с. 67
7 Одна
культура с точки зрения другой культу-ры может выглядеть 'бескультурьем': 'Поса-дили свинью (или 'раскованного' американца) за стол...', - но мы не об оценках, а о принципах: 'Поросята, не
стыдитесь, - все не от пита-ния, а от воспитания' (Юна Мориц).
8 Напоминаю, что в
берновской традиции с боль-шой буквы пишутся именования 'внутренних фигур'.
9 Читателю, который
затрудняется в обраще-нии со всеми эти 'умными словами' (у господ интеллектуалов я прошу прощения за подобного
рода вставки), здесь полезно
проделать упраж-нение: вспомнить, что такое интердикция, ин-териоризация и интроекция, чтобы не путать эти до безобразия похожие, хотя совершенно разные по смыслу слова. Сюда же можно доба-вить различие интрапсихического и
интерпсихи-ческого, а также - 'до кучи' - интроверсии и экстраверсии по К.Г.Юнгу. Закончить экзерсис можно, попытавшись ответить на вопрос, чем интроспекция отличается от самоанализа.
10 Важно понимать, что 'плохое' поведение
структурно вполне аналогично 'хорошему', от-
[416]
личаясь от
него только преобладанием контр-суггестии, в то время как и 'хорошее', и 'пло-хое' поведение
принципиально отличается от 'отсутствия
поведения' (в этом смысле слова) у младенца, который еще
никак 'себя не
ведет'. Младенец, который писает в пеленки, представ-ляется окружающим вполне 'нормальным', по-тому что
он еще 'не должен' вести себя опре-деленным образом, а ребенок лет пяти-шести в аналогичном случае рассматривается как стра-дающий энурезом и (как хорошо знают семей-ные терапевты), если энурез не вызван теми или иными физиологическими
обстоятельства-ми, часто может
обнаружиться его поведенчес-кий - то есть коммуникативный - смысл.
11 Ср. у Э.Берна: 'Никто не
может сказать, что будет утром с
людьми, которые совокуплялись, имели коитус или половое сношение. Люди же, которые
занимались любовью, скорее всего вме-сте
сядут завтракать' ('Секс в человеческой любви', глава 'Как мы
говорим об этом').
12 'А иначе
зачем на земле этой грешной живу?' (Окуджава)
13 'Что можно Йове, нельзя корове'. Более при-вычный
перевод этого известного латинского изречения: 'Что
дозволено Юпитеру, не дозво-лено волу'.
14Полезно
заметить, что это прерывание, ко-нечно, неполно: первый организм продолжает, например, дышать и пр. Самим этим прерывани-ем функционирование организма
разделяется на 'низшее', продолжающее свою работу жизнеобес-печения, и 'высшее', передаваемое под 'чужое'
[417]
управление. В духе Поршнева можно сказать, что этому соответствует различие неокортек-са (новой коры) и более древних составляющих нервной системы.
15 Фрейдовская 'анальная стадия' в
действитель-ности в значительной степени связана с этим периодом развития. Речь здесь идет, конечно, не только о
туалете, но вообще о том, что быв-шего 'младенца' начинают считать 'ребенком', то есть
человеческим существом, отвечающим
во многих отношениях за свое поведение, и все-ми возможными средствами (часто весьма не-адекватными, что и вызывает различные пси-хопатологии) добиваются осуществления этого перехода: 'Я кому сказала?!!'
16 Нужно напомнить, что мы занимаемся не ант-ропогенезом, а онтогенезом психики ребенка, что требует определенных модификаций поршневских понятий
и схем.
17 Не следует забывать, что по Л.С.Выготско-му все так называемые 'высшие психические функции', то есть способности собственно че-ловеческой психики, основаны на овладении ре-чью.
18 Если не говорить о гештальттерапевтах и про-чих
американских буддистах. Впрочем, нетруд-но заметить, что все эти руссоистские призы-вы 'назад к природе' - не более чем реактивное образование (reactive formation, как
называют это в психоанализе) на
искажения этого идеала, то есть
отсутствие той самой интеграции спон-танного и произвольного, о которой идет речь.
[418]
19 В начале века Фрейд мог еще наивно предпола-гать 'органическую'
обусловленность 'задер-жек', препятствующих проявлению инфантиль-ной сексуальности (в качестве таковых он называет отвращение, стыд и мораль). Сейчас уже
нетрудно показать, что даже отвращение, как человеческое чувство, полностью социально детерминировано в своем содержании; стыд и мораль вообще целиком социально-детерминиро-ванные феномены.
20 Скорее всего, не
единственный и, может быть, не самый важный, - нам здесь важна только демонстрация того, как может возникнуть та-кой
механизм.
21 Вариантом этой генерализации является рас-ширение
гештальта до включения запрещающе-го родителя (позже - Родителя) как 'редиски', которая портит всю 'малину'. Этот
вариант мы обсуждали в главе об отрицательных эмоци-ях (Подробнее см. М.Папуш. Нереальная
дей-ствительность, в которой живут
люди'.)
22 Читатель, знакомый с
гурджиевскими поняти-ями, легко
увидит здесь воплощение трех сил - активной, пассивной и согласующей.
23 Можно заметить, что многие
дети на опреде-ленной фазе 'приучения к
туалету' стремятся каждый раз получить явное
ситуативное разре-шение от родителей, сообщая, что им нужно пописать.
24 Значительно позже некоторые из них узнают, знакомясь с даосскими техниками управления сексуальностью, что эта игра может быть по-лезным упражнением. См., например, Мантак
[419]
Цзя. Совершенствование мужской сексуальной энергии. М., 1995. Его же.
Совершенствование женской сексуальной энергии. М., 1996.
25 См. В.Райх. Функция
оргазма. С.-П. -М., 1997. Его же. Характероанализ. М., Республика, 1999 (Последняя
книга существует в нескольких рус-ских переводах, и я настоятельно рекомендую именно этот, с прекрасной вступительной ста-тьей, справочным аппаратом и пр. - редкое в
наше время вполне профессиональное издание классического труда.)
26 Велик и могуч русский язык, позволяющий раз-личить активность и деятельность. По-англий-ски и
то и другое - activity.
27 Детский стишок: 'Вот это стул, на нем си-дят', - схватывает самую суть дела. Это не просто какая-то странная дощечка на четырех ножках, а стул, и на нем
сидят.
28 Уже упоминалась 'незаконная' суггестия
типа 'старайся', когда адресату неизвестно, что это значит, что именно
нужно делать.
29 В одесском варианте: 'На кому ты
топ ногой, на твой родной мама, который тебя ест и пьет?!'
30 В 'Простой
лекции об интроекции'.
31 То есть мама приняла интроект, но это не обязательно должно быть интроектом для доч-ки. Проставив в своем сознании ранг 'мама так думает, и ее не
переделаешь', дочка выбирает свое отношение
к ситуации, учитывая маму в
соответствующем ранге. Интроект
человека, участвующего в моей
ситуации, может не быть
[420]
моим интроектом, хотя должен учитываться как его интроект.
32 А.Лоуэн
замечает, что самым честным
парт-нером в жизни ребенка является земное тяготе-ние, когда ребенок учится ходить: оно всегда вполне определенно и всегда одинаково
направле-но.
[421]
'Я - это я, а ты - это ты. Я занят своим делом, а ты - своим. Я в этом мире не для того, чтобы соответствовать твоим ожиданиям, а ты - моим.
Если мы
встретились - это прекрас-но,
если нет - этому ничем нельзя по-мочь'
(Ф.Перлз. Гештальт-молитва)
В рамках термина
'слияние' (confluence) описы-вается
целый ряд различных психических трудно-стей - 'невротических механизмов' в
смысле Перлза. Рассмотрим их по отдельности, с тем, что-бы, может быть, позже
объединить в какие-то груп-пы.
Один из
представителей этого ряда - отождеств-ление себя с вещами или событиями
внешнего мира, что может метафорически описываться как 'нару-
[422]
шение' контактной
границы между организмом и средой.
Представьте себе, что
вы сидите около речки и смотрите на небольшой водов" орот, в котором вер-тится
щепка или листок; если вы отождествляе-тесь со щепкой, вас может закрутить, и
ощущение этого кружения может быть глубоким и интенсив-ным, хотя крутит 'на
самом деле' не вас, а щепку. Это головокружение может быть связано не толь-ко с
микро-движениями глаз, оно может быть выз-вано тем, что вы отождествили
себя с этой щепкой, и вас как бы крутит вместе с ней.
Еще одни пример
описан у Ч.Тарта. Кто не меч-тал о собственном отдельном, удобном, уютном доме?
Давайте представим себе, что вот это нечто (лектор складывает из бумаги домик и ставит его на стол) как раз он и есть. Каждый волен пред-ставить
себе, где этот домик стоит, сколько в нем комнат, как они обставлены. Может
быть, это до-мик над озером. Или над морем. У него уютное крылечко и просторная
веранда. А теперь... {Лек-тор внезапным ударом ладони расплющивает
бу-мажный домик на столе.) Те, чье
отождествление было достаточно сильным, могли почувствовать вкус реальной
потери, реального удара по чему-то 'своему', - хотя, вроде бы, я просто смял
кусочек бумаги.
Попробуйте себе
представить, как много такого в нашей реальной жизни. 'Моя' одежда, 'моя' квар-тира,
я уж не говорю - 'мой' престиж.
Вот еще пример - из
жизни жестоких детей. Такое часто можно увидеть в любом школьном ко-ридоре или
дворе. Ватага ребятишек отнимает у кого-то портфель, шапку или что-нибудь в
этом роде и начинает перекидывать друг Другу- И психоло-
[423]
гическая трудность
того, чья это шапка, далеко не только в том, что эта шапка нужна ему сама по
себе. Дело в том, что когда с отнятой у него вещью как-то 'обходятся', он
ощущает это так, как будто 'обходятся' таким образом с ним самим.
Теперь попробуйте
спросить себя, легко ли 'от-пустить' такое отождествление? Например, отож-дествление
с этой несчастной шапкой, которую у меня выхватили и швыряют. Есть счастливые
люди, которым это легко. Отняли, - ну и ладно. А боль-шинству из нас отпустить
очень нелегко, потому что возникает ощущение нарушения 'целостности себя'. И
таких нарушений целостности, таких вот 'дыр' в нашей психической
оболочке очень мно-го2.
Чему это
противопоставляется, что здесь рассмат-ривается как норма? В норме человек
воспринима-ет внешнее как внешнее, помещает фигуру на кон-тактную
границу и задается вопросом, что для него значит предмет, который
представлен в виде этой фигуры, - то есть наделяет фигуру определенным катексисом. Таким образом, норма в интересую-щем нас
аспекте - это реальная оценка объектив-ного положения дел с точки зрения нужд и
инте-ресов индивида.
При этом реальное
разделение 'внешнего' и 'внутреннего' может быть очень нетривиальным.
Собственно, в готовности в каждый момент про-блематизировать это разделение и
состоит гибкость организма, не находящегося в слиянии с элемента-ми среды. Как
в примере из Перлза: лиса, попав-шая в капкан, готова отгрызть себе ногу. Когда
вста-ет вопрос, всей лисе пропадать или только ноге, лиса своим поведением
утверждает, что лучше пусть
[424]
пропадет нога. Как в
упражнении Ассаджоли: 'У меня есть нога, но я - не моя нога'.
Дальше, правда,
возникает, не легкий вопрос: кто или что такое 'я'? Ассаджоли, не вдаваясь в
слиш-ком сложные размышления, предлагает идею 'выс-шего я'3 -
благородно, возвышенно и вполне дос-тупно интроецированию. Если же говорить
серьезно, дальше (как утверждают последователи Адваита Веданты4, и не только
они) может развернуться медитативный процесс, в результате которого че-ловек
может прийти к пониманию того, что Атман есть Брахман.
В этой связи полезно
вспомнить, что и в гурд-жиевском круге представлений с понятием 'отож-дествления'
связывается идея самопамятования. В
интересующем нас сейчас аспекте 'техника' со-стоит в том, чтобы, отметив
сознанием фигуру, пред-ставленную на контактной границе, одновременно
'вспомнить себя', замечая, что 'я', то есть тот, кто воспринимает фигуру, что
бы такое это ни было (или кто бы это ни был), - это не то, что воспри-нимается,
не фигура.
С этим представлением
о слиянии как 'присво-ении себе' элементов внешней среды граничит опи-санная
Дж. Энрайтом работа с проекциями. Эн-райт предлагает клиенту выбрать какой-либо
предмет в комнате (или какую-нибудь игрушку из корзины, предоставляющей большой
выбор) и на-чать рассказывать о ней от первого лица: 'Я - плю-шевый тигренок, с
немного потертой лапой, с обо-рванным кончиком хвоста...' Проекция, как
описывает Энрайт, переходит в отождествление, когда при интенсивной энергетике
процесса воз-никает возможность манипулирования с объектом: 'Одна женщина,
работая с кастрюлей и крышкой,
[425]
подчеркивала, как
плотно и хорошо закрыта каст-рюля. Я подошел и дотронулся до крышки, собира-ясь
поднять ее. В панике женщина бросилась ко мне и оттолкнула мою руку от крышки.
На мгно-вение она действительно была кастрюлей и не мог-ла допустить, чтобы с
нее сняли крышку!'5.
Впрочем, Энрайт
подчеркивает, что в таком про-цессе речь идет о контролируемой проекции, и, со-ответственно,
контролируемом отождествлении. Если это окажется уместным, вышеописанную си-туацию
можно терапевтически использовать, выяс-няя, например, что прячет женщина под
крышкой.
Работа с
невротическим механизмом - психо-коррекция - обязательно связана с жертвой. В частности, чтобы откорректировать
отождествление с предметами, нужно чем-то пожертвовать. Только нужно хорошо
понимать, что пожертвовать нужно не предметом, а этим отождествлением. Как точ-но описано у Гурджиева, пожертвовать
нужно тем, чего нет 'на самом деле'. Идея жертвы состоит в том, чтобы
отказаться от 'мнения', - от того, что-бы мнить, что есть нечто, чего нет. Т.е. всякая пра-вильная
жертва ведет от не-истины к истине. Но психологически это реальная и серьезная
жертва, т.е. реально отделить себя от своего статуса, от сво-его нового
автомобиля, от всего подобного, - труд-но.
Жертва совершенно не
подразумевает лишения себя радости, нанесения себе какого-то ущерба или
причинения каких-либо неприятностей. Я вполне могу радоваться новой книжке,
новому костюму, яблоку, которое мне дали, и мне совершенно не надо жертвовать
этой радостью, но если я нахожусь в слиянии со своим автомобилем и каждую
царапи-ну, которой подвергся этот автомобиль, я ощущаю
[426]
как царапину на своей
шкуре, - мне придется по-жертвовать этим отождествлением. Или если я так же
отождествлен со своим статусом, то, жертвуя этим отождествлением, я приношу
реальную жерт-ву. Это действие трудно, и оно имеет силу.
Однако жертва
возможна только в ситуации, где у человека есть выбор. Т.е. чтобы иметь возмож-ность пожертвовать
таким отождествлением, я дол-жен столкнуться с ситуацией, где я имею возмож-ность
жертвовать. Это экзистенциальная ситуация, потому что обычно у обычного
человека обычным образом такие вещи происходят просто автомати-чески. Нанесли
ущерб его автомобилю, статусу или чему-то вроде этого, и он корежится, ему
больно, а никакого выбора у него нет, он просто не знает, что ему делать.
Нужно, чтобы он остановился, чтобы создалась ситуация, когда он удивится:
'Почему, собственно, когда лектор ударил по листку бумаги, кому-то стало
обидно?' Чтобы появилась возмож-ность жертвы, нужна такого рода работа.
Здесь тоже есть свои
ловушки. Скажем, свой-ственный некоторой части советской интеллиген-ции
антивещизм, - казалось бы, противоядие про-тив отождествления с вещами. Но до
тех пор, пока он не вытекает из реальной экзистенциальной си-туации, он так же
механичен и неосмыслен, и со-вершенно не создает возможности жертвы. Он может
быть таким же отождествлением, как и ве-щизм.
Вот пример из моего
детства. Одним из симво-лов, на которых осуществлялось идеологическое
противоборство папы с мамой, был вопрос о сереб-ряных и алюминиевых ложках.
Папа говорил, впол-не резонно, что серебряными ложками есть полез-нее и
удобнее, эстетически это более красиво, да и
[427]
приятнее. А мама, -
царствие ей небесное, - кото-рая идеологически была настоящей комсомолкой 30-х
годов (а с 50-х - истовой диссиденткой), на-стаивала, что достаточно
алюминиевых ложек, по-тому что не нужно привязываться к вещам. И по-скольку я,
по малости лет, в этой возне участвовал, я на себе мог заметить, что
привязанность к алю-миниевым ложкам (которая должна отвратить от привязанности
к серебряным) по своему психичес-кому механизму ничем не отличается от привязан-ности
к серебряным ложкам.
Однако отождествление
с объектами среды - да-леко не центральная тема в разговорах о 'слия-нии' как
невротическом механизме. Когда слия-ние понимается как отсутствие контакта, речь преимущественно идет о межличностном
контакте, а вовсе не о контактной границе между организмом и предметной
средой. Слияние в этом смысле - специфический тип установок при взаимоотноше-ниях
людей друг с другом.
Словом 'слияние' я
перевел перлзовский термин 'confluence' - 'течение
вместе'6. Но тому же рус-скому слову 'слияние' соответствует и другой ан-глийский
термин, 'mergence' - слияние
как 'ра-створение друг в друге'. Один приятель подарил мне замечательное
определение любви: 'Лю-бовь - это когда она ест варенье, а мне сладко'. Когда
такое на самом деле происходит - это чудо, действительное 'слияние душ'. Здесь,
конечно же, нет никаких невротических механизмов.
Но такие ситуации
встречаются не так уж часто. И, главное, это - как мед у Винни-Пуха: он либо
[428]
есть, либо его нет.
Как в гештальт-молитве: 'Если мы встретились - это прекрасно, если нет - это-му
ничем нельзя помочь'.
Невротический
механизм слияния может возник-нуть тогда, когда человек считает себя обязанным имитировать совместное
протекание спонтаннос-ти. Тем самым он лишает себя (или пытается ли-шить
Другого) как своей спонтанности, так и своей произвольности, потому что он свою
произволь-ность отдал на откуп чужой спонтанности и выда-ет ее за спонтанность,
или пытается чужую спон-танность произвольно 'подмять' своей.
Если люди 'играют в
любовь', у них при этом, конечно же, все должно быть вместе.
И теперь она ест варенье, а он должен чувствовать, что ему слад-ко. Ему на
самом деле может быть горько-кисло-солено или еще как-нибудь, но он перестает
чув-ствовать что бы то ни было, он запрещает себе чувствовать не то, что он
должен чувствовать, что-бы соблюдать договоренность об 'игре в любовь'. И он
делает вид, что ему сладко. Или, если ему кисло, то она, хоть бы и ела варенье,
должна пере-живать то же, что и он, во всяком случае на лице у нее должна быть
кислая мина.
Это можно выразить
метафорой 'сиамских близ-нецов': люди реально живут по-разному, но нечто (как
раз именно слияние) заставляет их
делать вид, что у них постоянно одна жизнь. При этом у чело-века, находящегося
в слиянии, жизни никакой не получается, потому что в собственной жизни он себе
отказывает, а чужой жить не может.
Другого при этом
человек считает не Другим, а буквально - 'своей половиной'. Как вы понимае-те,
здесь возможны два случая: эта 'половина' мо-жет быть как управляющей, так и
управляемой, то
[429]
есть 'центр жизни'
может предполагаться в себе, а может - в этой самой 'половине'. Первый слу-чай
может выглядеть, например, следующим обра-зом. Сидит человек на работе, и у
него возникает мысль: 'Хорошо бы вечером пойти в кино'. И тут же на перекуре он
говорит кому-то: 'Мы с женой хотим сегодня вечером пойти в кино'. Ему в голо-ву
не приходит, что жена может этого не хотеть. Не то чтобы он жену не уважал, но
ему просто в голову такое не приходит. Ведь он с ней - одно целое, и как бы
само собой разумеется, что 'мы с ней' хотим пойти в кино. Это для него автомати-чески
очевидно.
А если центр - в
Другом, то оказывается, что у человека как бы нет своего мнения, и он постоянно
оглядывается на ту же жену, стремясь выяснить, что 'мы' думаем, чувствуем,
хотим по тому или иному поводу. И этим определяется вся его жизнь. Важно
понимать, что 'на самом деле' человек при этом многого хочет и на многое
смотрит не так, как его жена, но не может, не позволяет себе довести это до
своего сознавания (не говоря уже об осоз-нании).
Такие вещи особенно
видны на отношении детей и родителей. Типичная установка - 'как мама скажет'. У
нас на группе была целая серия работ по поводу разрушения слияния дочки с
мамой. Несколько участниц описывали свою ситуацию почти одними и теми же
словами: 'Мама требует, чтобы я приходила домой не позже полодиннадцатого'.
Девочку, естественно, это очень не устраива-ет. Но чего она хочет? Она
отвечает, что она хоте-ла бы, чтобы мама разрешала ей приходить не в
полодиннадцатого, а, скажем, в полдвенадцатого. А 'девочке', между тем, далеко
за двадцать. И при
[430]
этом ей в голову не
приходит, что мама не должна бы вообще определять, когда и куда ей приходить...
Как бы само собой разумеется, что мама определяет, когда ей прийти домой;
только вот было бы хоро-шо, чтобы мама определяла это так, чтобы ей было
удобно.
Примеры демонстрируют
проявления слияния в отношениях между людьми, но
нужно помнить, что речь идет о невротическом механизме, действую-щем в пределах индивидуальной
психики. Т.е. сли-яние как невротический механизм - это не интер-, а
интра-психический феномен: это не то, что про-исходит между людьми, а то, что
имеет место в пси-хике данного человека. Это его установка, его со-стояние.
Другое дело, что у
его партнера может быть со-ответствующий дополнительный невротический механизм.
Если, скажем, у одного из партнеров тен-денция к слиянию с центром в нем самом,
а у дру-гого тенденция к слиянию с центром в другом, то им обоим может быть
очень удобно, у них может получиться 'здоровая семья'. Эта так же, как в
берновских играх: в игру играют все, кто в нее иг-рает, все участники
подбираются под определен-ный сценарий, и каждый находит свое место в этом
сценарии.
Хотя может быть и
такая ситуация, когда чело-век, который практикует слияние по отношению к
партнеру, к тому же еще проецирует свое слияние на него, и полагает, что он-то
сам 'с трудом это все терпит'.
Вот одна из моих
любимых иллюстраций. Жил-был великовозрастный сын со своей мамой. Жили они в
однокомнатной квартире. ('Люди они были неплохие, только квартирный вопрос их
испор-
[431]
тил'.) Жить им было
несколько неудобно, посколь-ку мама была женщиной еще не старой, и ей хоте-лось
бы пожить своей жизнью. И сын уже боль-шой. Но 'зато мы вместе'.
Но вот вдруг
обрыбилась сыну собственная од-нокомнатная квартира, то ли по наследству, то ли
еще как. И тут начинается самое интересное. Он страшно боится уехать. Другой бы
на следующий день переехал, а этот не едет: он боится, что мама обидится. И вот
начинает он из этой общей квар-тиры переползать. Сначала затевает в новой квар-тире
ремонт. Время от времени уезжает, - но не потому что он 'от мамы уехал', бросил
маму, - а потому что ремонт надо в квартире делать. Ремонт затягивается, и ему
иногда приходится оставаться на ночь. Ездить туда-сюда долго и неудобно. И вот
он маме объясняет, что он не то чтобы ушел, а он там ремонт делает. Вот так он
полгода выползал.
В конце концов, через
полгода, он робко начина-ет жить в своей квартире. И потом узнает от об-щих
знакомых: он-то боялся, что мама обидится, что он якобы ее бросил, а мама
полгода уже зли-лась и мечтала, когда же он наконец уедет, - ведь своя квартира
у человека. Но она тоже не могла ему сказать: 'Вали отсюда', - вдруг он
подумает, что она его выгоняет. И обидится. Вот такая исто-рия про слияние.
Теперь можно
поговорить о том, как из слияния (в этом смысле слова) выходить.
Как правило, мы
начинаем с ситуации, когда че-ловек находится в слиянии с кем-то определен-ным
- с матерью, женой, мужем, отцом, детьми. И
[432]
начинается работа с
возможности выйти из этого конкретного слияния.
Техника здесь проста,
она описана у Перлза: сли-яние всеми возможными путями переводится в контакт7. То есть там,
где раньше было 'очевид-ное мы-с-тобой', делается сообщение: 'У меня это так',
- и дополняется (искренним!) вопросом: 'А как это у тебя?'
Слияние, как это ни
кажется поначалу странным, это не 'преувеличенный контакт' ('такая бли-зость'),
а недостаток контакта. В слиянии контак-та нет, а есть невротическое
('компульсивное') принуждение себя следовать чужой спонтанности, или, наоборот,
попытка принудить Другого следо-вать своей спонтанности. Это может сопровождать-ся
наказанием (внешним, или наказыванием само-го себя) за каждое несоответствие
желаний, чувств, привычек.
Контакт - это
возможность поговорить о том, что происходит в твоей и в моей жизни. Впрочем,
это простое действие, вопрос: 'Как ты об этом ду-маешь?' или сообщение: 'Я хочу
изменить при-нятые ритуалы нашего совместного соучастия, сде-лать их не столь
автоматическими, у меня есть свои желания', - вызывает большой страх. 'Если я
спрашиваю, значит я не знаю, значит мы не вместе. Вот ты, а вот я'. Иногда этот
испуг проходит как легкий укол, а иногда это очень сильный экзистен-циальный
страх, даже ужас.
Этот момент надо
пережить, тут никуда не де-нешься. Выход из слияния - всегда трудный шаг. Если
из физической утробы выталкивает нас в мир мама, то здесь надо сознательно
шагнуть самому. Нужно сказать себе, что 'я - это я', хотя это очень
[433]
страшно. Не 'мы - это
мы', а 'я - это я', а 'мы' может возникнуть, а может и не возникнуть.
Можно также заметить,
что психотехники могут оказаться 'белыми воронами' в своей не-психо-технической
среде. Во многих кругах принято, на-оборот, быть (или казаться) тем или иным
'мы': мы в нашей семье, мы в нашем коллективе, мы в нашей партии, мы в нашей
стране.
Выход из слияния
пугает. Как у Кастанеды - 'орлы летают в одиночку', в отличие от слепых котят в
ящике, которым там тепло и уютно от того, что они вместе. Это - выбор, и
нелегкий. Свобода стоит дорого.
И это приводит нас к
следующему моменту, ко-торый отмечает Перлз: со слиянием связаны обыч-но
чувства вины и обиды. Вина по Перлзу - это вина за разрушение слияния, за то,
что я выхожу из слияния. Я говорю ей: 'Знаешь, сегодня мне хочется побыть
одному', - и при этом я чувствую себя безумно виноватым. И наоборот, когда я
пре-тендую на то, что она или они 'со мной', а они вдруг 'не со мной', - у них,
оказывается, своя жизнь, совершенно не такая, какую я предпола-гал, - тогда я
чувствую себя вправе обидеться.
Вообще,
психотехничный человек не обижается. С виной, может быть, сложнее, потому что
есть пред-ставление об экзистенциальной вине8. Так что
вина не сводится к слиянию по Перлзу. Но что касается обиды, здесь поле для
работы вполне определено.
Еще раз: нормальный человек (не
обычный че-ловек, а нормальный, до которого нам еще сорок верст и все лесом) не
обижается, это бессмыслен-но. Не в смысле рассудочной рациональности, как очень
обиженный человек, выходя из ситуации го-ворит: 'Что мне обижаться, какой мне
смысл...' и
[434]
вытесняет свою обиду:
'Они все имеют право, я сам виноват'. Но насчет возврата обиды себе мы
поговорим, когда обратимся к ретрофлексии.
Тема про обиду дает
возможность перейти с мезо-уровня отношений на микро-уровень, на микросо-циальную
ситуацию. Представление о слиянии может здесь выглядеть несколько необычно, и
нуж-но время, чтобы это переварить, и еще больше вре-мени, чтобы реализовать.
На микроуровне это
устроено так: стоит обыч-ному человеку вступить с кем-то в коммуникацию на 30
секунд, и уже возникает интенция на слия-ние: автоматически возникающее
ощущение, что у 'нас с ним' в коммуникации должно быть общее поле. 'Они все' должны думать как я, чувствовать
как я. Или я - как 'они'. Мы, - раз мы разгова-риваем, - должны думать и
чувствовать если не одинаково, то по крайней мере однотипно.
Здесь нужно напомнить
об уникальности пси-хического мира в отличие от общности физическо-го и
духовного миров. Психический мир у каждо-го из нас свой. Ошибочность интенции
на слияние состоит в том, что мы как бы не замечаем уникаль-ности психического
мира и обращаемся к другим так, как будто мы с ними находимся на едином пси-хическом
поле, и ждем от них, что они будут вести себя с нами так, как мы предполагаем
на своем поле. А если они этого не делают, то мы обижаются. Вот формула,
которую я слышал от десятка людей: 'Должны же они (она, он) понимать
(чувствовать, видеть и т.д.)!'
[435]
Типичным примером
является спор. Говорят, что в споре рождается истина. Действительно в споре
может рождаться истина, когда спор является дис-куссией, организованной по
разумным правилам. Тогда все участники понимают, что они делают, и общая
действительность, - например, действитель-ность научного предмета или
философской темы, - на самом деле имеет место, это специаль-ным образом
обеспечивается. Но это не бытовой спор, а 'дискурс' по правилам определенной
дей-ствительности. Такой спор не ведет к 'победе' одного из участников, а
выявляет различные точки зрения на предмет и создает объемность и расчле-ненность
модельных представлений.
Бытовой спор исходит
из других предпосылок и касается других вещей. Даже если участники де-лают вид,
что они подразумевают какие-то законы логики и онтологии, на самом деле речь
идет о том, кто кому навяжет свое психическое поле. Напри-мер, в отношении
использования слов, или приня-тия определенных ценностей и пр. Или - вторая
тема бытового спора: 'Ты меня уважаешь, и я тебя уважаю'. Или кто кого
переспорит.
Для психологически
грамотного человека бы-товой спор такого рода невозможен. Он не то что
'неправилен', он просто лишен смысла: если я вижу, что человек движется в своем (а не моем) психическом поле, о чем я буду с ним спорить?
Одно время (в 70-е
годы) это очень хорошо от-рабатывалось в московских группах, которые назы-вались
'контекстами'. Там людей приучали к та-ким вещам: 'Говори не 'а есть б', а говори:
'Я полагаю, что а есть б'. Дальше
говори: 'Я понял тебя так'. И потом, когда соблюдается должная аккуратность в
этом отношении, - даже если соот-
[436]
ветствующие слова
ритуально не произносятся, - это дает навык очень точного использования ран-гов
в обсуждении. Если человек говорит: 'Я по-нял тебя так', нельзя ему сказать:
'Нет, я имел в виду другое'. Надо сказать: 'Я понял, как ты меня понял, но я
имел в виду другое'. 'Нет' тут совер-шенно неуместно.
В изложении это
просто, но в реальной практи-ке - очень сложно и требует специальной трени-ровки9. Два
совершенно разных вопроса: 'Что он хотел сказать, что это значит в его мире', и
вто-рой - 'Что это все может значить в моем мире'. К тому же, я могу подумать
над этим, если могу распараллелиться и думать достаточно быстро. А если я не
успеваю, я либо прошу его остановиться и говорить медленнее (если по ситуации
это воз-можно), либо пишу на себя жалобу и откладываю 'разбирательство' на
потом.
Вернемся к вопросу,
что со слиянием делать. Во-первых, как уже было сказано, общая идея - пере-ходить
в контакт, исходя из формулы, что 'я - это я, а ты - это ты'. Собственно, этому
мы учимся на 'бейсике'. Здесь уместно словосочетание 'неза-интересованный
интерес'. Потому что когда мне от человека что-то нужно, то скорее всего у меня
с ним контакта не будет, потому что я заинтересо-ван не в контакте, а в
том, что мне нужно.
В свое время у меня
была по этому поводу хоро-шая учительница. Я ей говорю: 'Я тебя люблю', - а она
мне: 'Ты лучше скажи, чего тебе надо?' Я говорю ей: 'Я без тебя жить не могу',
- а она: 'Что скушать хочешь?' Вроде бы цинично, а на
[437]
самом деле это
предложение остановиться и поду-мать, чего мне действительно нужно.
То же самое, как это
ни странно, по отношению к себе. Несколько перефразируя поговорку насчет
голодного брюха, которое много чего не разумеет, можно сказать, что ежели мне
чего-то надо, мне со-вершенно не до того, чтобы посмотреть на себя 'с
незаинтересованным интересом' и понять себя.
Для того чтобы выйти
из слияния, надо остано-виться. Но тут часто возникает вопрос: 'Я-то ос-тановлюсь,
а он (она) - тот (та), с кем я в слия-нии?' Напомню еще раз, что слияние - это
невротический механизм, который реализует дан-ный человек сам по себе. При этом
ему кажется, что он в
слиянии 'с кем-то'.
Предлагаю вам
рассмотреть по отдельности два случая. Один легкий: клиент находится в слия-нии,
а 'на той стороне' - умная мама, которая ждет, когда же он вырастет и уедет из
моей кварти-ры (из моей жизни и т.д.). Не в смысле 'отстанет от меня', а в
смысле - обзаведется своей собствен-ной жизнью и не будет жить моей. В этом
случае клиенту при выходе из слияния может быть очень страшно, но шанс состоит
в том, что удастся оста-новить себя, заметить, что партнер или среда вовсе не
настаивает на поддержании его в состоянии сли-яния.
Может быть и такая
ситуация, что клиента зас-тавляет быть в слиянии опасение, что он никому не
нужен, но это уже другой вопрос. Невротичес-кие механизмы не ходят поодиночке,
как правило мы имеем дело с цепочкой механизмов.
Сложнее случай, когда
этот клинч слияния вза-имный и обоюдный. Дочка не представляет себе
самостоятельного психического функционирования,
[438]
и мама тоже. И если
дочка начинает работу по выходу из слияния, то она
должна учитывать (по-мните третий блок в схеме постановки проблемы?) свою
ситуацию с мамой.
Тут нужно сказать,
что, как правило (исключе-ния тоже бывают, и их, конечно же, нужно учиты-вать),
человек приспосабливается ко всему, что вы ему достаточно определенно предлагаете.
Если вы умело, твердо и определенно ставите человека в новую ситуацию, если у
вашего партнера нет осно-ваний надеяться, что все вернется на старое место, он
(она) очень быстро приспосабливается. А куда они денутся?
Но это если я веду
себя очень твердо. Если я даю слабинку, предлагаю партнеру мною манипу-лировать,
и сам манипулирую, - вот тогда получа-ется тяжелый клинч, игра усиливается,
происходит эскалация 'гонки вооружений'.
Какие здесь действуют
правила? Главная тера-певтическая задача - самому выйти из состояния слияния.
Здесь можно напомнить психотерапев-тический анекдот про сумасшедшего, зерно и
кури-цу. Ежели я сомневаюсь, зерно я или нет, то я дей-ствительно 'делегирую'
курице возможность это решить, или доктора спрашиваю, или ищу кого-то поавторитетнее.
В идеале клиенту нужно самому четко понять, что он самостоятельный, отдельный
человек.
Здесь есть тонкий
вопрос про различия невро-тического механизма и внешней политики. Вот я (девица
22-23 лет) сижу на вечеринке и замечаю, что уже 10 вечера, а мама требует,
чтобы в пол-одиннадцатого я была дома. У меня есть две воз-можности. Одна - это
когда я считаю, что 'мама меня заставляет'. Тогда мне плохо, но зато она
[439]
отвечает за мою
жизнь, Может быть я до семидеся-ти лет останусь не замужем, но отвечает за это
она (по Берну эта игра называется 'Это все из-за тебя'). При этом действительно
у мамы болит сер-дце и т.д.
Но у меня есть и
другая возможность. Я прини-маю те же самые обстоятельства - это ведь реаль-ные
обстоятельства моей жизни: у меня есть мама, которая относится ко мне как к
своей собственнос-ти, а в случае сопротивления доводит дело до 'нео-тложки'. Но
я люблю свою маму (такую, какая она есть), и поэтому я принимаю решение: мне
нуж-но идти, потому что я не хочу волновать своею маму. Теперь это не 'она меня
заставила', а 'я сама решила'.
Это очень тонко
описано в одной японской ис-тории. Солидный пожилой бизнесмен приходит к своей
маме, она чем-то недовольна, и говорит ему: 'Неси розги, я тебя высеку'. Она
его сечет, а он плачет. А жена бизнесмена, наблюдающая ситуа-цию из-за
занавески, не понимает, что происходит. Потом он ей объясняет: 'Мама взяла
розги, а удар ее настолько слаб, она так слаба...' Он плачет, по-тому что
чувствует, что мама слабеет и скоро ум-рет. Это ответственный взрослый, который
отвеча-ет за себя, который жалеет мать и горюет о ней; он не скажет, что она
его заставляет что-то делать или чего-то не делать.
В другом случае
девушка может решить, что она не должна уступать маме и нужно показать ей (а
заодно и себе), что она сама себе хозяйка. При этом она учитывает, что как раз
сейчас мама в неплохом физическом состоянии, поэтому далеко ее приступ не
зайдет. Но такие вещи должны делаться из очень твердой внутренней позиции. Она
должна хорошо
[440]
знать, что и почему
она делает, и тогда она звонит маме и совершенно спокойно говорит: 'Мама, се-годня
я вернусь поздно. Я знаю, что ты этого не любишь, но сейчас мне это нужно, и я
здесь пробу-ду до часу ночи'. И говорится это таким тоном, что мама понимает,
что манипулировать дочкой бес-полезно.
Вернемся к анекдоту
про сумасшедшего и кури-цу. Как правильно решить эту ситуацию человеку, который
действительно не знает, зерно он или нет? Доктор сказал ему, что он - не зерно.
Он выходит на улицу и видит курицу, и она бежит в его сторо-ну, а он на самом
деле не знает, зерно он или нет. (А кто на самом деле знает?) И
когда курица к нему бежит, ему действительно очень страшно.
Вот вы смеетесь, а
когда мама говорит: 'Если ты не придешь немедленно, то найдешь меня в боль-нице
или в морге', - это страшно на самом деле.
В метафорическом
описании техника состоит в следующем. Если бежит такая оголтелая курица, то
нужно пережить этот страх - дать ей добе-жать. Она может даже и в ботинок
клюнуть. Но если я пережил этот ужас, дал ей добежать до себя, и она клюнула
меня в ботинок, - тогда я реально убедился, что я вот
такой большой, а она вот такая маленькая, что она всего лишь клюнула меня в бо-тинок,
и это совсем не больно и не страшно, Это всего-навсего бестолковая курица. И
вот тогда я на самом деле буду знать, что я - не зерно. У меня
появляется не только уверение доктора, у меня теперь есть реальный
личный опыт в стрессовой ситуации, именно в той, где я начинал
представ-лять себя зерном. В этот страшный момент, когда она на меня несется,
мне надо не убежать обратно к доктору, а выстоять.
[441]
Есть такая традиция в
некоторых масонских ло-жах, - это одно из испытаний. Посвящаемый вво-дится в
дом, он без оружия, в одном пиджаке, и вдруг на него кидается человек с ножом,
а ему нуж-но не отступать. Если он выстоит, если он твердо решил, что пусть он
лучше умрет, чем испугается, то дальше оказывается, что нож - картонный.
Теперь я хочу
показать вам, как это выглядит тео-ретически, еще на одной модели - модели
обрат-ных связей. С точки зрения этой модели психика устроена как система
управления. Это очень слож-ная система, там множество иерархических связей, но
мы берем только одну. В любом действии, в лю-бом взаимодействии человек
ориентируется на об-ратную связь от собеседника или обстановки; это происходит
в реальном времени. Чтобы человек мог двинуть рукой, у него должна быть в
каждое мгно-вение обратная связь от среды, от руки и пр.: он должен знать, где
находится рука и как ее местона-хождение соотносится с проектом его движения.
Если я нахожусь в
коммуникации, у меня очень быстро устанавливается связь с собеседником, я
реагирую на его состояния, он - на мои. Мы вхо-дим с ним в единую систему
обратных связей. Так вот, возникает вопрос, чем слияние в этой модели взаимных
обратных связей отличается от нормаль-ного контакта.
Вот пример. Сразу
надо сказать, что клиент из ситуации, которую я дальше опишу, благополучно
вышел. Ситуация была такая: его настроение на целый рабочий день, - а работал
он очень интен-сивно, - зависело от того, как изогнутся брови его
[442]
жены утром за
завтраком. Если они сильно нахму-рены, - он в 'ауте'. Она, значит, недовольна,
ей плохо - и вообще все плохо. Если брови спокой-ные - он улыбается, он сияет,
радуется, вообще жизнь прекрасна.
При этом он полагает,
что ее нахмуренные и раз-хмуренные брови являются оценкой его поведения, что
это указание на то, хорошо он ведет себя или плохо. Такие отношения у него были
в детстве с мамой. Она управляла им таким способом. Быва-ет, что родители
управляют ребенком, обеспечивая с помощью такой оценки контр-контр-суггестию.
Она чуть-чуть нахмурит бровь, и он знает, что если он не послушается
немедленно, то дело будет пло-хо. Вот он и привык считывать нахмуренную бровь
таким образом, и имея сейчас дело с другой жен-щиной в совершенно другой
ситуации, где он уже не маленький, а взрослый, и приносит домой 1,5-2 тыс.
долларов в месяц, по-прежнему считывает об-ратную связь таким образом.
Что здесь будет
переходом в контакт? Мужу нужно выяснить, что означают нахмуренные брови для нее. Может быть она действительно имеет в виду,
что он плохо себя ведет, а может быть ей во сне приснилось что-нибудь не то,
или у нее какие-то неприятности... Конечно, если он по поводу каж-дого движения
ее бровей будет спрашивать: 'Ми-лая, что с тобой?', - это может превратиться в
навязчивость. Но на самом деле у нас такая есте-ственная мгновенная
'калибровка' происходит сама собой. Трудность на самом деле не в том, что-бы ее
осуществить, а в том, чтобы не препятствовать результатам дойти до сознавания и
осознания. На самом деле человек знает, что какие проявления в каждый момент
означают. Если, например, этот муж
[443]
согласится, что он -
не единственный фактор в жизни своей жены, и она может быть нахмурена не в его
адрес, он может сам посмотреть, подумать и понять, что происходит.
Но для этого ему
нужно (это и есть решающий момент и мощнейшее средство психотехники, если вы
его освоите) различать управляющий сигнал и обратную связь. Управляющая связь -
это суггес-тивный или контр-контр-суггестивный сигнал от Родителя к Ребенку. А
обратная связь, в отличие от управляющего сигнала, сообщает, как обстоит дело,
а дальше Взрослый решает, как с этим обойтись.
Человек, находящийся
в слиянии, считает себя обязанным реализовывать управляющий сигнал. 'Если брови
нахмурены, значит я веду себя плохо, и по этому поводу я должен по крайней мере
ис-пытывать чувство вины - то есть испортить себе настроение'. Это если
вербальные и невербальные сигналы используются как управляющие. Если же они
используются как обратная связь, то человек имеет возможность подумать: что бы
это могло зна-чить, что у жены плохое настроение? Если он сам при этом не
сваливается в плохое настроение, а стоит в нормальном положении Взрослого, он
мо-жет дальше подумать (если это уместно), что бы он мог для нее сделать. И,
может быть, он окажется эффективным. Может быть, она ему при таких условиях
расскажет свой сон, или даже сознается, что задолжала подруге 100 долларов, и
он ей отвалит эту сумму. Или что-нибудь еще в этом роде.
Т.е. если
воспринимается обратная связь, то име-ет место контакт, так что можно либо
сразу понять, либо расспросить. И главное, что в таком случае ей есть смысл ему
что-то рассказывать. Но при том одни и те же слова могут значить совершенно
раз-
[444]
ные вещи. 'Милая, что
с тобой?' - можно спро-сить из положения слияния, где у него хвост начи-нает
дрожать, а можно спросить как действитель-ный благожелательный интерес к тому,
что с ней реально происходит.
Еще одна важная тема.
В начале работы с клиен-том мы застаем его в отношении слияния к кому-то
определенному; клиент(ка) может быть в слиянии с мамой, женой, мужем и т.д.
Допустим, мы благо-даря терапевтической работе добьемся того, что кли-ент
выйдет из слияния по отношению к опреде-ленному человеку, но при этом скорее
всего у него останется, как я это называю, 'валентность на сли-яние' .
Допустим, что
клиентка вышла из слияния со своей мамой; чаще всего это происходит благодаря
трансферу или переносу, когда психотерапевт при-нимает на себя это отношение
Ребенка к Родителю, и как авторитетный на данный момент Родитель выписывает
клиентке 'разрешение' (термин Э.Бер-на) выйти из слияния с мамой.
Но теперь
'валентность на слияние' направле-на на терапевта, и клиент готов 'упасть' в
слия-ние - теперь уже по отношению к терапевту. Если терапевт неопытен, он
может ответить на это 'пред-ложение' контрпереносом, то есть сам реализовать по
отношению к клиенту собственную 'валентность на слияние', и дальше все будет
'прекрасно'. Не дай Бог принять это за 'реальные человеческие отношения',
которые встали на место 'этой дурац-кой терапии'.
[445]
А если терапевт не
отвечает контрпереносом, не влипает в слияние, то клиент может почувствовать
себя фрустрированным.
Здесь я напомню вам
формулу Перлза относи-тельно гештальттерапии: терапевт должен 'одной рукой' фрустрировать
клиента, а 'другой рукой' - поддерживать. Гештальттерапевт обеспечивает кли-енту
максимальную поддержку, но при этом фрустрирует его невротические
манипулятивные заявки по отношению к себе - в частности, заявку на от-ношения
слияния.
Но 'валентность'
клиента пока все равно оста-ется. Скорее всего она несколько рафинируется. Если
клиент был в очень плотном слиянии с ма-мой, то в следующий раз он будет
осторожнее, он будет стараться установить более 'далекие' отно-шения. И формы
слияния будут несколько более тонкими, значит - менее уловимыми. Всю работу
придется делать заново, и так не один раз.
Происходит это потому
что, как я постоянно го-ворю, быть свободным трудно, это дорого стоит. И, кроме
того, в нашей культуре очень не хватает ре-альной любви, и очень принято
подменять ее раз-ными невротическими формами, в частности и в особенности -
слиянием. Большинство из нас на каком-то уровне полагает, что выход из слияния
означает одиночество, потому что 'кому я такая нужна и кто меня теперь полюбит',
и т.п. А пред-ставить себе, что человек стоит на своих ногах, жи-вет своей
жизнью, - это не очень принято в на-шем обществе. Принято спрашивать: 'А ты
чей? А ты с кем?' Так что слияние - это такой враг, отно-сительно которого,
может быть, в наибольшей сте-пени действует формула, гласящая, что цена свобо-ды
- постоянная бдительность.
[446]
Слияние приобретает
все более и более тонкие формы, так что работа с ним требует большей тон-кости;
возникает экзистенциальная проблематика. Первые формы слияние - грубые, обычно
это име-ет место в семье, либо с родителями, либо между супругами. Они вполне
очевидны, и действия с ними просты. Но дальше работа становится все более
сложной.
И, наконец, еще одна
тема. Слияние возможно не только с человеком, но и с коллективом. Эти вещи
практиковались в ранней советской и фашисткой действительности. Может быть,
кто-то вспомнит рассказ Набокова, как человек едет в незнакомой Компании на
пикник. Сначала он себя чувствует чужим, а компания требует слияния. У него все
не так, как у них. У них пиво и колбаса, а у него огур-чик, он вегетарианец.
Его огурчик они выкидыва-ют в окно. А кончается тем, что на обратном пути в
окно выкидывают его самого, потому что он не го-дится для слияния.
В теоретическом языке
это очень хорошо описа-но у Тиллиха в 4-й главе книги 'Мужество быть' как
специфические формы слияния, характерные для тоталитарного общества.
Но, с другой стороны,
человек действительно нуж-дается в принадлежности и сопричастности. Не толь-ко
тоталитарные общества принуждают к слиянию, но и некоторые люди (их достаточно
много), ищут, к чему прилепиться, 'при-частиться'. Многие органи-зации,
например, разного рода деструктивные секты, привлекают своих членов посредством
обещания воз-можности такого слияния: 'Мы вот все вместе и все
[447]
замечательно, у нас
такая любовь к друг другу, мы все единодушно....' и т.д. Наверное сейчас у нас
у всех есть знакомые, которые на таких основаниях 'прилепляются' к РПЦ, им там
обещают причаст-ность, они и рады. К чему - это неважно, это не их дело, была
бы причастность - это 'наше', теп-лое, да еще и 'духовное'.
В относительно грубых
формах эти явления оче-видно невротичны, т.е. когда сорокалетний маль-чик не
может оторваться от подола своей мамы (ре-альной, или спроецированной на жену
или на церковь) - эта фигура очевидно психопатологич-на. Но дальше начинается
выходящая за пределы нашей обыденной культуры борьба за личную ин-дивидуальную
свободу, за то, что Тиллих называет 'мужеством быть собой'. Тиллих утверждает,
что только подлинное христианство в отличие как от экзистенциализма, так и от
коллективизма, дает возможность настоящей подлинной свободы.
Примечания
1 Март 1995г.
2 Полезно отметить, что такого рода отожде-ствления связаны, по-видимому, и с психоэнерге-тикой. Гипотезы относительно того, как это устроено, можно прочесть во множестве разных книжек, от Папюса до Ключникова. Технически достаточно классической метафоры (которую совершенно не обязательно принимать букваль-но): при отождествлении с каким-то внешним объектом человек как бы 'отдает' ему частицу
своей 'энергии', что делает его уязвимым не толь-ко психологически, на уровне личности, - но и чисто энергетически. Следовательно, корректи-
[448]
руя
отождествление, приводя себя в
норму, нуж-но как-то обходиться не только с психологичес-кой, но и с биоэнергетической стороной дела. Часто это происходит параллельно, но иногда требует специального внимания.
3 Говорят, ему об этом
рассказал Тибетец, тот же, кто диктовал многие тексты Элис Бейли.
4 См., например, Шри Рамана Махарши. Весть Истины и Прямой Путь к Себе. Л., 1991.
5 См. Дж. Энграйт. Гештальт, ведущий к
просвет-лению.
6 В переводах гештальт-института можно встре-тить термин 'конфлюенца'. Немного
похоже на старинное название гриппа, но зато нет
опасно-сти перепутать со 'слиянием' в смысле mergence.
7 Еще раз обращаю внимание наивных читателей Перлза, что слово 'контакт' используется здесь в совершенно ином смысле, нежели при разгово-рах об организме-в-среде и 'контактной грани-це', на которой формируется гештальт. Здесь-то идет речь
о контакте между людьми. Одно с другим, конечно, связано, но не более, чем все на
свете со всем на свете. Так что 'контакт' в том и
другом смысле - просто омонимы, кото-рые
следует строго различать.
8 См., например, П. Тиллих. Мужество быть. (Пауль Тиллих. Избранное. М., 1995)
9 Аналогичное упражнение предлагает К.Роджерс. В рамках
выполнения этого упражнения каждая ответная реплика должна предваряться изложе-нием
смысла предыдущей реплики оппонента, как она
понята говорящим. Немного громоздко, но очень поучительно.
[449]
Есть еще одна
действительность, в которой полез-но рассмотреть феномен 'слияния'. Мы с ней
прак-тически много работали, но не осознавали ее в дос-таточной степени. Это
действительность сценария совместной жизни.
Если у антилопы-гну
поведение определяется имеющимися поведенческими паттернами - инстин-ктами,
врожденными и приобретенными реакция-ми и пр., то поведение человека в каждой
ситуа-ции определено его сценарием2. В наборе типовых
ситуаций, задаваемых определенной культурой, у каждого человека индивидуально
есть свой сцена-рий относительно того, как он в той или иной ситу-ации должен
себя вести. Ситуации для него опре-делены возможными жанрами ('на работе',
'дома', 'первое свидание', 'праздники с родственниками' и т.п.), и относительно
каждого жанра, суб-жанра и т.д. у него есть определенный сценарий, осознан-ный
или неосознанный, - чаще, конечно, неосоз-нанный.
[450]
Можно даже сказать,
что вне специальной, при-чем весьма 'крутой' (например, гурджиевской)
подготовки обычный человек не может оказаться вне того или иного сценария, в
'реальной', так ска-зать, жизни. Для обычного человека, например, для нас с
вами, это совершенно недоступно. Максимум того, что, как правило, делают
ревнители разного рода 'роста и развития' - это расширение ассор-тимента
сценариев и жанров, которые человек реа-лизует в своей жизни.
Система жанров, как
феноменов мезо-уровня, образует то, что А.Адлер называл 'жизненным стилем' (феномен макро-уровня) и реализуется на
микро-уровне в 'узлах ткани
жизни', которые мы исследовали на 'бейсике'.
Сценарии жанрового
поведения обязательно включают для человека определение того, кто он там такой,
кто там Другие и каковы его отношения с Другими. Оказываясь
в совместной ситуации с Другим (Другими) и имея неизбежно какой-то сце-нарий по
поводу этой ситуации, мы, - если не уме-ем сознательно работать со своими и
чужими сце-нариями, - просто-таки вынуждены либо пытаться подстроить его (ее)
под свой сценарий, либо под-страиваться под ее (его) сценарий, либо и то, и дру-гое.
Если, скажем, девушка
вышла замуж и у нее есть определенное, - осознанное или неосознанное, -
представление о том, как ей жить с мужем в каче-стве жены, она неизбежно начнет
себя и его 'под-тягивать' к соответствию с этим представлением. Она будет
радоваться, когда жизнь ему соответству-ет, и 'обламываться', когда не
соответствует. За-метьте: в том отношении, о котором мы говорим, она будет
радоваться не тогда, когда ей просто хо-
[451]
рошо, а тогда, когда
жизнь соответствует ее сцена-рию. И огорчаться она будет не тогда, когда ей про-сто
плохо, а тогда, когда возникает несоответствие тому, как 'должно быть'.
Нередко 'хорошие'
взаимоотношения строятся на том, что людям удается договориться, чтобы по-дыгрывать
друг другу в своих сценариях: ты по-дыграешь мне, а я за это подыграю тебе. Это
дела-ется достаточно неосознанно, но очень определенно. И когда такие
договоренности нарушаются, возни-кают обида и чувство вины. Т.е. в этом смысле
слияние является как бы негласной, невысказан-ной договоренностью о тех
правилах, по которым 'мы с тобой' будем жить.
Хотя возможен, как мы
дальше увидим, и более разумный, психотехнический вариант, когда сами сценарии
становятся предметом работы.
Можно рассмотреть эту
действительность более подробно.
Если я принимаю
кого-то на роль в своем сцена-рии, может оказаться, что в какие-то моменты мой
образ себя в этом сценарии зависит от этого кого-то (например, от его оценок,
но это только одна частность). Таким образом, я оказываюсь зависи-мым от
поведения того, кого я принял в свой сце-нарий, причем не только 'по жизни', не
в смысле бытовой зависимости, но и 'по сценарию'.
Вот пример. Если по
моему сценарию я должен быть таким мужем своей жены, чтобы она была мной
довольна, я завишу от того, довольна ли она мной. Вне того механизма слияния, о
котором мы гово-рим, можно бояться, что она скандал устроит, но
[452]
это - полбеды. А
главная беда в том, что нарушает-ся сценарий. И вот тут уж я сделаю все, что
угодно, встану на любые уши... или, если мой сценарий так устроен, я буду
испытывать тяжелое чувство вины.
Оценки
'плохой/хороший' - один из обыч-ных примеров. Человек не просто зависит от
чьей-то оценки, а - если продолжать говорить об инте-ресующем нас механизме, -
сценарий его отношений с человеком устроен так, что по своей роли он дол-жен
получать от кого-то определенную оценку, быть ему плохим или хорошим.
В этом механизме
человек оказывается задей-ствованным в определенную схему управления. Ему
приходится не 'быть' с партнером, а манипулиро-вать им таким образом, чтобы он
доставлял нуж-ную 'обратную связь' по его сценарию. Обратная связь оказывается
уже не 'собственно обратной связью', а удостоверением того, попал ли человек в
рамку своего сценария.
Манипулирование
партнером в рамках совмест-ного сценария может выполняться посредством
манипулирования собой, чтобы с помощью себя как средства в сценарии партнера
(чаще всего на бес-сознательном уровне) подстроиться так, чтобы он по своему
сценарию дал мне обратную связь, кото-рая мне нужна по моему
сценарию.
Это только
описывается так длинно и сложно, а происходит совершенно элементарно. .Вот
типич-ный клиентский запрос: приходит девочка, у нее проблема, что она-де плохо
учится. Я спрашиваю, хочет ли она хорошо учиться. Выясняется, что на самом деле
ей нужно, чтобы мама считала ее 'хоро-шей девочкой', а мама считает хорошими
девочка-ми тех, кто хорошо учится. И она пытается хорошо
[453]
учиться, однако это
трудно получается, потому что само по себе это 'учение' девочке совершенно не-интересно.
Хорошо было в школе - там это прак-тически ничего не стоило. А в институте, где
на-грузка несколько увеличилась, это становится проблемой.
Если образ себя
построен из таких 'штучек', - это и есть то, что я раньше называл валентностью
на слияние. Если с мамой
(не дай Бог) что-то слу-чится, девочке все равно понадобится кто-то, кому она будет
хорошо учиться, потом хорошо готовить, или хорошо улыбаться, и пр. - то есть
кому она будет 'хорошей девочкой'. А если некому - за-чахнет, бедняжка...
Или, скажем, 'плохой
муж' по сценарию ищет женщину, которой он будет 'плохим мужем'. Для этого он
(часто встречающийся сценарий) сначала будет 'замечательным принцем', который
пообе-щает ей все на свете, а потом обманет и будет му-читься чувством вины,
чего ему и было нужно. И уж, конечно, он найдет такую девушку, которой по ее
сценарию положено мечтать о хорошем муже...
Таким образом, мы
видим, что речь идет о специ-фических типах сценария - сценариях слияния, где от партнера требуется специфическая
обратная связь и приходится прибегать к манипуляции, -собой и другими, - чтобы
ее получить.
Тут возможны два
типа. Один - это сценарное описание 'мы', другой - описание, кем один парт-нер
должен быть другому. Впрочем, дальнейшая проработка этой темы становится
элементарной при хорошем знакомстве с идеями сценарного анализа. Нам же, для
более полного понимания этого ас-пекта слияния, следует перейти с мезо-уровня
на микро-уровень.
[454]
Для этого нам
придется воспользоваться поняти-ем 'общепринятой реальности' - одной из суще-ственных
для жизни форм поддержания челове-ческой общности.
Как не раз говорилось
по разным поводам, у нас есть общая физическая реальность, у нас есть об-щая
пневматическая (духовная) реальность. А пси-хическая реальность, в отличие от
физической и пневматической, у каждого своя. Несмотря на то, что мы строим ее
на основании даваемого нам из культуры языка и культурных норм, каждый стро-ит
ее по-своему, и потому эта психическая реаль-ность оказывается в какой-то
степени уникальной.
Чтобы жить вместе и
взаимодействовать, мы со-здаем некоторую общую, общепринятую реальность и
очень заботимся о ее поддержании. Собственно, одна из важных функций Эго
- поддержание об-щепринятой реальности в себе и себя в общеприня-той
реальности. Это
постоянная забота Эго, часто связанная еще и с определенным беспокойством.
Общепринятая
реальность во многих пунктах отличается от 'реальной реальности'. Некоторое
приближение к 'реальной реальности' мы можем видеть у обладателей 'тэхне' -
того или иного искусства или мастерства (в том числе - науки в современном
смысле слова). Мастерство, владение тем или иным материалом обязательно связано
с большей, чем в случае 'общепринятого', - хотя все равно, конечно,
относительной, - осведомлен-ностью о том, 'как там все устроено'. Относитель-но
тэхне имеет смысл известное утверждение, что практика - критерий истины. Но 'практика' есть только у мастеров тэхне.
[455]
Общепринятая
реальность не подлежит провер-ке практикой. Существует замечательная история о
том, как Аристотель написал, сколько ног у мухи, и много веков так называемые
'ученые' (то есть книгочеи) переписывали эти сведения из рукопи-си в рукопись,
пока не пришло время 'естествоис-пытателей', которые посмотрели, сколько у мухи
ног на самом деле. Оказалось, что Аристотель ошиб-ся...
Общепринятая
реальность - это то, о чем люди договариваются (явно или 'по
умолчанию'), и в этом смысле, конечно, оказывается, что культуры подразделяются
на субкультуры, суб-суб-культуры и т.д., и у каждого сообщества оказываются
более или менее свои общепринятые реальности. Так что общепринятая реальность
подлежит не проверке, а согласованию. И в процедурах этого согласования работает слияние
особого рода.
Поскольку, как мы уже
сказали, поддержание себя в общепринятой реальности и общепринятой ре-альности
в себе - одна из важных функций Эго, то в процессе согласования реальности Эго
крайне заинтересовано. Тут возможны, 'крупным помо-лом', три стратегии. Одна -
разумная; это реаль-ное 'согласование', то есть отработка различий посредством
дифференциации картины мира (в том числе - с использованием идеи 'рангов', по
прин-ципу 'И ты, Сара, права'3). Другие две стратегии -это как раз
варианты микро-слияния, вызываемые беспокойством за свою реальность: уступить
чу-жому мнению или навязывать свое.
То, что называется
'спором', - если отвлечься от случаев, когда это спор 'кто кого', или 'ты меня
уважаешь', - это как раз борьба вокруг того, кто кому навяжет свою реальность в
качестве обще-
[456]
принятой
среди 'нас'. Спор живет на том, что спо-рящие как бы
предполагают, что у них должна быть единая психическая
реальность. Поэтому люди спо-рят, чтобы привести собеседника в свою реальность,
потому что альтернативой представляется 'затяги-вание' в чужую реальность, с
помощью того, кто кого убедит или переспорит.
Возвращаясь к теме
сценариев совместной жизни, можно заметить, что совместная жизнь предпола-гает
более глубокое согласование реальностей, чем, скажем, простое знакомство. Если
в моей реально-сти совершенно определенно известно, что пол моют шваброй,
потому что не наклоняться же с тряпкой, а в ее реальности, наоборот, так же
определенно известно, что пол нужно мыть тряпкой, потому что швабра только
размазывает грязь, - это серьезное расхождение. Не всякая пара сумеет проверить
ис-тинность выдвигаемых положений или (верх пси-хотехнического мастерства)
позволить каждому из партнеров мыть пол по-своему.
Еще труднее
согласовать представления о долж-ном и недолжном сексуальном поведении. Можно
ли ему с интересом смотреть на других женщин? Можно ли ей принять на день
рождения цветы от бывшего одноклассника, который пять лет назад был в нее
влюблен?
Нетрудно заметить,
что представления о реаль-ности в этих примерах оказываются модально ок-рашенными.
Если добавить к этому психодинами-ку, стоящую за такого рода представлениями у
каждого из партнеров (хотя бы собственные инт-
[457]
роекты), будет
понятно, сколь напряженным может быть согласование.
Еще большее
напряжение возникает, когда речь идет о поведении, требуемом от партнера
сценари-ем каждого из партнеров. Как уже говорилось, ме-ханизм слияния, в
отличие от согласования в кон-такте, состоит как раз в том, что человек считает
либо себя обязанным соответствовать чужому сце-нарию, либо партнера обязанным
соответствовать его сценарию.
1 По лекции
1997 г.
2 К вопросу о том, в каком отношении находит-ся использованный здесь термин
'сценарий' к берновским 'сценариям', мы вернемся в соот-ветствующей главе.
3 Приходит к ребе Мойша и говорит: 'Скажи Абраму, какой же он некультурный человек, что 'Войну и мир' написал не Лермонтов, а великий русский писатель Тургенев'. - 'Обязательно скажу, а ты молодец, классику
читаешь', - от-вечает
ребе. Потом приходит Абрам: 'Скажи Мойше, какой же он некультурный человек, что 'Войну и мир' написал не Тургенев, а великий русский поэт Лермонтов'. - 'Обязательно ска-жу, а ты молодец, любишь
родную поэзию'. -Тут не выдерживает жена: 'Какой же ты
ду-рак, разве ты не знаешь, что 'Войну и мир
на-писал Маяковский?!' - 'И ты, Сара, права!'
[458]
Как всегда, говоря о
слиянии, я прежде всего дол-жен напомнить, что за этим перлзовским терми-ном и
довольно смутным представлением стоит ряд очень разных механизмов и даже очень
разных дей-ствительностей. Когда-нибудь мы, может быть, до-беремся до
обобщений, но пока я буду рассказы-вать об этих разных действительностях и
разных 'слияниях' по отдельности.
Самое общее
представление о слиянии по Перл-зу можно определить через противопоставление контакту (впрочем, в
поздней гештальттерапии контакту также противопоставлены невротические
механизмы изоляции и дефлексии). Что же касает-ся контакта, у Перлза имеют
место два совершенно разных смысла этого слова. Один - это контакт
организма со средой, к этой теме
мы вернемся в другой лекции. Второй - контакт в межличност-ных отношениях, где 'контактная граница' разде-ляет и
связывает уже не организм со средой, а че-ловека с человеком, Я и Ты, если
воспользоваться выражением М.Бубера (который, как известно, ока-зал на
гештальттерапию значительное влияние, - впрочем, больше на Лору Перлз и
Дж.Симкина, чем на самого Фрица). Нужно хорошо понимать, что термин 'контакт' в
первом и во втором смысле -
[459]
не более чем омоним:
одно и то же слово с различ-ными значениями.
Контакт в отношениях
между людьми тоже пред-полагает важную дихотомию, которую не учитывал (во
всяком случае явно) Перлз, которую не фикси-ровал сознательно даже Выготский:
разделение социального (в узком смысле слова, точнее - социеталъного) и психологического, или личностного планов.
Чтобы понять это
разделение, полезно обратить-ся к этапу развития Эго, который можно условно
связать с выходом ребенка из семьи в школу. В этот момент, как правило,
инициируется2 то, что можно назвать 'социетализацией'.
Вслед за
Л.С.Выготским мы полагаем, что чело-веческая психика принципиально социальна по сво-ей
природе, так что ребенок является 'начинаю-щим человеком' в меру подключенности
к социо-культурному плану, формирующему людей и человеческое общество. Переход
от стадии мла-денца к стадии ребенка - начало овладения ком-муникацией, речью,
предметным миром и т.д., - обычно называется социализацией (или
аккульту-рацией), в результате которой 'детеныш' стано-вится человеческим
ребенком.
Социеталъностъ же - это, по
Парсонсу, особый слой или аспект социальности: это система соци-альных ролей,
которые люди могут и должны на себя принимать в рамках дифференцированного
общественного устройства.
Когда ребенок
приходит в школу, его сознание приобретает особое, культурно-нормативное изме-рение. Его учат: 'Так пишут, так не
пишут, так го-ворят, так не говорят'. Он может попытаться воз-разить: 'А моя
мама говорит вот так', - но ему
[460]
ответят: 'Нет, по-русски так не говорят'. Основа-нием здесь
оказывается то, что есть соответствую-щая норма русского
языка, и школьная учительни-ца имеет своей основной задачей приобщение
школьника к культурным нормам.
Но так же, придя в
школу, ребенок приобщается к нормам социетального плана, в соответствии с которыми люди 'вставляются'
в социальные роли. Он теперь не Вовочка, а ученик 1-го класса 'А'. А то, что он
одновременно с этим еще и Вовочка, - это уже другое дело. И если
он пытается выпол-нять социетальную функцию, осознавая себя как Вовочка, то
обязательно сталкивается с массой не-приятностей.
Предыдущая стадия
развития Эго описана мной вслед за Берном в терминах фундаментальных от-ношений
Р-Д и В, появляющегося как мета-комму-никация. Термины не очень удачны, потому
что дело не в возрасте: мета-коммуникативный Взрослый начинает формироваться
уже в 2-3 года. Но фунда-ментальное отношение здесь состоит в том, что лич-но
родитель находится в функциональных отно-шениях лично с ребенком. Ребенок
находится в мире за спиной у родителя, а родитель находится в мире с ребенком
за спиной. Отношение власти и подчинения здесь всегда личное. Совершенно ясно, кого тебе надо слушаться,
кого ты можешь попро-сить, - это всегда конкретная личность ('парентальные
фигуры'), и, соответственно, мир, - во вся-ком случае, с точки зрения власти и
подчинения, - описывается миром и мифом семьи, в которой ре-бенок растет.
Когда ребенок пошел в
школу, его инициируют в совершенно иную систему отношений. Он попи-сал палочки,
ему надоело, он говорит: 'Я больше
[461]
не хочу'. А ему
говорят: 'Ты должен отсидеть урок'. И рано или поздно, с большим или мень-шим
усилием или насилием ему объясняют, что это 'а-социальное' поведение, а его
поведение те-перь должно быть социальным. В семье его пове-дение должно было
соответствовать требованиям папы и мамы, а теперь его поведение должно соот-ветствовать
безличной социальной норме: 'Все си-дят,
и ты сиди'. Если ребенок этого не осваивает, если он не понимает, что
учительница его учит не потому, что она его любит, и ругает не потому, что не
любит (такое может быть, но это - момент до-полнительный, замутняющий суть дела), т.е. что их отношения
по существу безличны, он относитель-но
социальной нормы оказывается носителем не-вротического механизма слияния (в
одном из воз-можных смыслов) - он пытается подменить социальные отношения
'личными', как бы 'семей-ными' .
Вопрос: В эту новую действительность ребенок входит с
родительским программирова-нием на отношения к ней? Т.е. кто ему говорит, что
он должен это впитывать?
На этот вопрос можно
ответить в двух аспектах. Первый состоит в том, что как только ребенок ини-циирован
в социетальныи план, этот социетальныи план начинает его 'видеть', считать
своим элемен-том и применять по отношению к нему весь набор средств для того,
чтобы им управлять.
В добрые советские
времена если ученик замет-но долгое время не ходил в школу, сначала должна была
побеспокоиться учительница - позвонить родителям и выяснить, в чем дело. Если
этого на хватало, она должна была обратиться в милицию, и
[462]
милиция выясняла, в
чем дело. Все это построено на жесткой и определенной, обеспеченной власт-ными
функциями системе социальных отношений. Сегодня мы живем в другой системе, но
принципи-альной сути дела это не меняет. Рано или поздно ребенок оказывается замеченным социетальной
дей-ствительностью и его вынуждают стать членом со-циетальных обществ, где
отношения определяются социально-ролевым функционированием, принци-пиально
отличным от личных отношений в семье. И если человек этого не понимает, это
оказывается заметным психическим дефектом.
Во-вторых же, вы
действительно обращаете вни-мание на важный аспект дела. В просторечии это
называют 'подготовкой к школе', а по сути речь идет действительно о том, что
для прохождения этого этапа развития важно, какое отношение к нему сформировано
на предыдущем и параллельно про-исходящее развитие семейных отношений. К это-му
мы еще вернемся.
Таким образом, Другие
Люди существуют для человека в двух совершенно разных ипостасях - социетальной
и психологически-личностной. Не-умение различать эти отношения и стремление все
отношения строить как 'личные' мы назвали сли-янием в одном из возможных
смыслов термина. Противоположный дефект - неумение осуществ-лять помимо
социальных ролей еще и личностные коммуникации - можна считать одним из вари-антов
изоляции. К этому мы
вернемся, когда будем говорить об эмпатии.
В реальных
отношениях, например в паре, тем более в семье, малой группе и т.д. в норме
работа-ют и те, и другие отношения, т.е. нормальное функ-ционирование пары,
семьи и пр. предполагает уме-
[463]
ние участников
разделять эти типы отношении и практиковать и то, и другое в их взаимосвязи.
Вернемся к вопросу,
какова динамика вхожде-ния ребенка в систему социальных отношений. Во-первых,
сами родители социетально аккультурированы, т.е. являются членами этой системы.
Если до поры до времени они ребенка берегли от этого, то только потому, что у
социума есть для ребенка специальная ниша с нулевым уровнем
социеталь-ной ответственности. Как правило, дифференци-рованные общества имеют
несколько ниш с нуле-вой социетальной ответственностью, например: монастырь,
сумасшедший дом, пенсионеры, и - глав-ное - дети.
Переход от младенца к
ребенку происходит в момент, когда к ребенку начинают относится как к
способному на собственную психологическую про-извольность и ответственность.
Это определяет коммуникативную ситуацию ребенка которую он, как утверждает
Выготский, ассимилирует в своем развитии. Он теперь - тот, кто отвечает за свое
поведение. Но социетальная позиция у него нуле-вая, он не несет социетальной
ответственности. Социетальная же инициация состоит в том, что че-ловеку
предлагается принимать роли и нести от-ветственность за их выполнение - пока не
насту-пит срок освобождения, как рассказывается в известном анекдоте, когда
мальчик пошел 1-го сен-тября первый раз в первый класс, прибегает домой из
школы, швыряет портфель в угол и кричит: 'Скорей бы на пенсию!'
Родители, как я
сказал, сами причастны социетальному плану и ребенка к этому так или иначе
готовят. В миф-мир ребенка это как-то входит.
[464]
Почему подавляющее
большинство детей в школе не оказываются асоциальными? Потому что они знают,
что родители их так жили и живут, и роди-тели их родителей так жили.
Приобщение ребенка к
социетальному плану жиз-ни не может оставить его прежним. Его психоло-гический
гомеостаз резко нарушается. Ребенок те-перь оказывается принадлежащим двум
системам -старой системе семьи и новой социетальной систе-ме, и ему нужно найти
новый гомеостаз, распреде-ляющий его по этим системам. У него теперь две жизни
- домашняя, или 'личная' и внешняя, социетальная, и он как-то между ними
распределяет-ся. У него возникает грань между 'личной' и 'об-щественной'
жизнью.
Это может происходить
с кризисами, но прохо-дит относительно безболезненно, если как семья, так и
школа настроены соответствующим образом. Скажем, ребенок уже имеет во дворе или
детском саду друзей, он это уже умеет, а тут у него и в школе появляются
друзья, это смягчает ситуацию. Оказывается, что у него есть не два
противопостав-ленных плана, а три взаимосвязанных - семья, при-ятели и школа.
Отношения в семье при
этом тоже изменяются. Нельзя думать, что к старым отношениям типа Р-Д просто
добавляются социетальные отношения. Ре-бенку теперь надо интегрироваться
как участнику и того, и другого плана. Он теперь уже совсем не тот ребенок,
каким он был до того. Здесь появляет-ся возможность для еще одного типа слияния
- если он, или родители, или он с родителями пыта-
[465]
ются искусственно
сохранять старые отношения в семье, которые реально уже не существуют.
Важную роль в
преодолении ставших теперь ар-хаичными Р-Д отношений играет подростковая груп-па.
'Уйти из дома' (то есть преодолеть архаичес-кие Р-Д отношения) часто бывает
трудно, в группе это сделать легче, чем поодиночке. Поэтому при-надлежность к
группе становится специфической ценностью такой группы, и часто противопоставля-ется
принадлежности к семье. Одна из основных противо-ценностей подростковой группы
- 'мамень-кин сынок (дочка)'; во двор теперь зовут из дома.
В подростковой группе
создается специфичес-кая система отношений: 'братство' становится аналогом
сиблингов (братьев и сестер в семье), а лидер группы маскируется под 'старшего
сиблин-га', который выполняет функции родителя, но не как от рождения навязанный родитель, а как доб-ровольно (или якобы-добровольно)
выбранный 'старший брат'. Внешним оправданием является обычно идеология -
любая, пусть самая странная (допустим, отказ носить теплую одежду зимой), хотя
внутренне - это динамика замены родителя.
Здесь может появиться
еще одна разновидность слияния - слияние с подростковой группой или с лидером,
на которого переносятся отношения типа Р-Д, но с существенными
коррективами.
Есть сообщества,
которые специфическим обра-зом настаивают на таком слиянии. Яркий пример - так
называемые 'деструктивные секты', с их ис-кусственным 'мы', которое требует принадлежно-сти
и добивается ее любыми, подчас довольно 'кру-тыми' (типа внедрения фобий и
даже шантажа) средствами. Суть этого типа отношений состоит в том, что на
некоторую социетальную систему про-
[466]
ецируются отношения
типа Р-Д + отношения с сиблингами.
Таким образом, в
группе такого рода очень остро стоит проблема лояльности. Нормальная лояль-ность
- это принятие своей социетальной роли и честное и ответственное (в меру
принятия) ее ис-полнение без личного с ней отождествления. Не-вротическая
лояльность, основанная на слиянии, - это принятие социетальной роли как условия
('пла-ты') восстановления в новой среде 'личных' (псевдо-личных,
поскольку теперь они основаны на слиянии) отношений по поводу принадлежности к
данной группе.
Тема лояльности
приводит нас к еще одной форме слияния с группой. Такой формой является оправ-дание
своего поведения ссылкой на то, что приня-то в группе, или чего требует та или
иная группа, в которую человек входит.
В чем здесь ошибка?
Если человек ведет себя определенным образом по правилам данной
соци-отехнической ситуации и сам отвечает за то, что он делает, все О'К. Но
если он пытается переложить с себя ответственность на некое сообщество, тогда
это одна из разновидностей слияния. Он может сказать: 'Я так поступаю, потому
что 'мы' (де-мократы/коммунисты/православные/евреи/фи-лателисты/ответственные
работники - ненужное подчеркнуть) так поступаем'.
Кстати, это
характеризует тип сообщества. На-пример, с психотехниками это не пройдет. Они -
техники, люди
искусства, личного мастерства. Ху-дожник или писатель тоже не может сказать: 'Я
[467]
так нарисовал, потому
что мы, художники, так ри-суем'.
Впрочем, здесь есть
тонкие моменты. Человек искусства не может не пользоваться средствами своего
искусства, в частности и в особенности -общезначимыми языками культуры, к
которой он принадлежит. Его индивидуальная техника прояв-ляется в своеобразном
сочетании общезначимых элементов.
Это заставляет нас
обратить внимание на еще одно важное различие. Есть общества, в которые человек
вступает добровольно, но есть и такие об-щества (самого разного масштаба, от
земного-чело-вечества-в-целом до семьи), в рамках которых че-ловек рождается и
проходит свою социализацию. Можно назвать первые сообществами, вторые -социумами (различая
микро-, мезо- и макро-социу-мы).
К социумам мы еще
вернемся, а что касается со-обществ, то в них человек 'вступает', это - в нор-ме
- акт его произвольности. Это хорошо выра-жено в известном анекдоте про
англичанина (англичане очень тонко чувствуют такие вещи), который, оказавшись
на необитаемом острове, по-строил себе три дома: дом, в котором он живет, клуб,
в который он ходит, и клуб, в который он не ходит.
Мера произвольности
является вместе с тем и мерой ответственности. В идеале каждый из участ-ников
вступает в сообщество для решения своих лично-принятых задач, поддерживает сообщество, даже в случае
некоторых расхождений, пока рас-хождения не переваливают за критический порог,
стремясь влиять на 'политику' сообщества, выхо-дит из него, если решает, что
сотрудничество стало
[468]
невозможным (тоже
политика). Это нечто вроде идеальной партии в идеальном демократическом
обществе, с поправкой на то, что как задачи, так и организационные формы разных
сообществ различ-ны, различна мера причастности индивида и пр.
С точки зрения
психотехники, конкретнее - ме-ханизма слияния, в рамках сообщества не следует
допускать насилие ни сообщества по отношению к себе, ни своего
по отношению к сообществу и его членам, нужно принимать на себя ответственность
за собственные действия в 'социетальной среде'.
Что такое
социетальная среда? Это системная сумма социальных организаций, больших и мень-ших,
микро-, мезо- и макро-, в которые входит ин-дивид, которые пересекаются с
другими, в которые, допустим, данный индивид не входит, а входят уча-стники тех
групп, в которые он входит, и т.д.
Это среда, в которой
индивид обладает опреде-ленной произвольностью, хотя, конечно, как всякая
человеческая произвольность, эта произвольность ограничена, потому что он
входит в некоторую сис-тему, или потому,
что его приятель входит в неко-торую систему, а он цепляется за приятеля и т.д.
Это действительно 'среда', которая живет по сво-им, подчас не зависимым от
данного индивида за-конам.
Слиянием на
социетальном плане мы называли перекладывание ответственности за свое поведе-ние
на социетальные группы, или, наоборот, попыт-ку 'руководить', управлять,
манипулировать тако-го рода социальными организациями не по их законам, а,
например, по-родительски, или по-началь-ственному, - т. е. недостаточное
понимание сущ-ностных законов этого плана. Здесь возможны два типа слияния.
Один тип слияния - это непони-
[469]
мание социетального
плана, неумение учитывать его и попытки действовать в нем по законам личных
отношений. Второй тип слияния в этом плане - это попытка отказаться от своей
произвольности, т. е. перекладывание на социетальные сообщества ответственности
за свое поведение, между тем как нормальное поведение относительно социетально-го
плана - это принятие на себя ответственности за функционирование в этой среде и
использова-ние механизмов этой среды для взаимодействий с другими людьми.
Почему
неудовлетворительная социетализация ве-дет к слиянию?
Представления о
социетальности, на которые мы опираемся, развиваются Т.Парсонсом и другими со-циологами
в рамках описания происхождения и строения так называемых 'современных' (modern) обществ, в которых
дифференциация зашла столь далеко, что свойства личности, в частности, способ-ность выбирать
собственный путь и здраво судить об основах жизни, предполагаются за каждым
'чле-ном общества'. Если когда-то в древности правом и способностью выбора
наделялся один, главный представитель общества - китайский император или
египетский фараон, который 'работал личнос-тью' за всю 'Поднебесную', позже -
правящая элита (старейшины и т.п.), затем - все более рас-ширяющийся круг людей
(например, 'благородные свободнорожденные' в греческом полисе), 111 то в конце
концов 'все' стали 'равны' (правда, как известно, некоторые все-таки 'равнее'
других3), и все призваны судить и рядить обо всем.
[470]
Самое важное, что это
- не столько 'привиле-гия' или 'завоевание демократии', сколько жест-кая
реальность нашего 'современного', 'модерно-го' (или даже пост-модерного)
общества. Эта реальность состоит в том, что культуры перемеши-ваются,
социокультурные традиции, на которые в устойчивых традиционных обществах люди
могли опираться, больше не обеспечивают 'нормальнос-ти' даже элементарного
социального поведения, например, рождения и воспитания детей. Человек остается
один-на-один со своими проблемами по-среди 'открытого социума', так что 'думать
само-му' ему просто приходится.
Впрочем, такое уже
было даже на исторической памяти, это напоминает ситуацию Древнего Рима времен
начала нашей эры (то есть конца прошлой эпохи, предыдущего 'конца света'),
когда в обста-новке всеобщей растерянности массы людей, от ге-тер до
императоров, метались из храма в храм, на-доедая различным 'богам' одним и тем
же вопросом: 'Что нам делать, как нам жить?'
'Невротические
механизмы' по Перлзу - это одна из (многочисленных) форм фиксации психо-логического
аспекта этой культурно-исторической ситуации. Опоры на самого себя
(self-support) тре-буют от
человека не идеологические фантазии human potential movement, а реальная жизнь со-временного
общества. Впрочем, жизнь осуществ-ляет невиданную в традиционных обществах диф-ференциацию
(как во времена 'великого пахтанья океана', только теперь речь идет не о
'материаль-ном', а о социальном океане): люди, которые хотят жить как люди,
вынуждены для этого очень сильно продвинуться в своем человеческом развитии; ос-тальные,
деградируя от народа к 'населению' и
[471]
дальше, рискуют,
оставшись на обочине, затеряться в пучинах небытия. Кроме многочисленных катак-лизмов
и болезней, давно предсказанных и ныне воплощающихся, их ждут такие немыслимые
рань-ше формы 'подключения к небытию', как телесе-риалы и компьютерные игры4.
Осталась
нерассмотренной тема про социумы, нор-мы поведения, в которых человеку
'вменяются' вме-сте с социализацией или аккультурацией. Наше поколение еще
помнит, что печально известный по-литический деятель, любивший иной раз пофило-софствовать,
утверждал, и не без оснований, что нельзя жить в обществе и быть свободным от
об-щества. Сам он, к сожалению, имел в виду доволь-но широкие возможности
манипуляции массами людей, которые этот тезис по видимости предос-тавляет.
Действительно, если властью в обществе завладела шайка разбойников, то укрыться
от них трудно5. Но сам по себе тезис имеет и другой, бо-лее
здравый смысл. Человеком можно стать, толь-ко социализируясь в том или ином
обществе. И вместе с прочими культурными нормами - языком, предметностью и пр.,
'начинающему человеку' вменяются и социетальные нормы, то есть 'расклад'
социальных ролей, присущих данной культуре.
В хорошей
традиционной культуре человеку про-тивопоставить этому нечего. Если мир
изначаль-но, всегда и по сути устроен так, что лучшие куски мяса отдаются
мужчинам, а женщины и дети подъе-дают объедки, что членов чужого племени нужно
при каждой возможности убивать, а в некоторых специальных ситуациях - съедать,
с этим вряд ли
[472]
можно что-либо
поделать. Как гласит анекдоти-ческая молитва, 'благодарю тебя, Аллах, что ты не
сделал меня женщиной'.
К счастью, замкнутая
и полностью воспроизво-дящаяся традиционная культура - абстракция, ко-торая
вряд ли когда-либо реально воплощалась. Всякая реальная культура неоднородна, а
уж наше вавилонское столпотворение - и подавно. С само-го начала
'очеловечивания' младенца мама гово-рит одно, папа - другое, а бабушка -
третье. Реаль-но же с ребенком сидит няня, которая почти ничего не говорит, но
делает четвертое или пятое. И это, как мы уже не раз описывали, создает для
ребенка необходимость и возможность выбора.
Выше мы уже описали
один 'шаг' механизма, характерного для современной культурной эманси-пации
стремящегося к свободе и ответственности индивида: переход от норм семейной
субкультуры, подчас весьма причудливых с точки зрения более общих культурных
норм, к этим самым более об-щим культурным нормам, носителем и передатчи-ком
которых призвана быть школьная учительни-ца. Как правило, оказывается, что
учительница недостаточно компетентна, и такого рода 'револю-ции' повторяются
при переходе из начальной шко-лы в среднюю, из средней - в высшую. Один ум-ный
профессор6 говорил своим студентам: 'Ваше реальное
образование начнется, когда вы закончите институт'. Он не добавлял - 'начнется
для тех, для кого начнется', но умные догадывались.
Полезно заметить
здесь (мы еще вернемся к раз-витию этой темы), что нормы существуют в социу-ме
в разных 'ипостасях'. Наиболее простая - 'то, что принято'. С точки зрения
предметности, это -так называемая 'общепринятая реальность', то, как
[473]
люди определенного
круга общения представляют себе мир. Ей более или менее соответствует описа-ние
экзистенциала das man ('люди' в переводе Бибихина) у
Хайдеггера. Впрочем, будучи простой, эта форма оказывается и очень ненадежной.
'Наш круг' всегда более или менее узок, и, сталкиваясь с более широкой
реальностью, попадает впросак. Ве-ликий русский классик зафиксировал это в бес-смертном
афоризме: 'Дама, увидевши в зоологи-ческом саду жирафа, воскликнула: 'Не может
быть'.
Второй, собственно
культуро-образующей формой существования норм является специальное выде-ление в
социуме функции нормировки. Здесь нор-мы формируются, хранятся и передаются
новым поколениям специально выделенным отрядом лю-дей, наделенных соответствующими
обязанностя-ми и правами7. Мы уже упоминали работников
'образования' как представителей этой функции.
Третьей формой
существования нормы, выходя-щей в современном социуме на передний план, яв-ляется
то самое 'тэхне', о котором у нас идет речь. В области науки это - поиск
Истины, в области 'искусства' (в узком, новоевропейском смысле сло-ва) -
красоты и смысла, в области религии - реаль-ной причастности Духу. В
современном обществе психотехники ищут и формируют экзистенциаль-но оправданные
формы жизни людей. Люди тэхне за норму почитают не общепринятое и не просто
нормативно фиксированное, а то, что удалось им лично прочувствовать в их
служении поиску 'ре-альности
как таковой'.
Все это касается,
среди прочих аспектов культу-ры, и социетального плана. Если в обычной совет-ской
школе ученик - он и есть ученик, и на него
[474]
можно и нужно
кричать, заставлять его делать то или иное и пр., то уже Стругацкие описывают
весьма неплохую образовательную утопию с совершенно иными отношениями между
социальными едини-цами 'учитель' и 'ученик'. Если более или ме-нее нормальный
мальчишка естественно начинает мечтать о пенсии с первого урока в советской шко-ле,
то понятен и рассказ одного физика, который сменил условия существования, как
он просыпает-ся с ощущением счастья: 'Сейчас я встану, быст-ренько поем, потом
отправлюсь на кафедру и буду целый день заниматься тем, что действительно по-лезно
и интересно'. Когда-то для этого нужно было уехать 'на Запад'. Сейчас, я
полагаю, в Москве для этого условия не хуже. Социетальный хаос достиг такой
степени, что неленивый психотехник имеет возможность строить свои социетальные
от-ношения так, как ему нужно.
Основным приемом
является здесь тематиза-ция, о которой мы
уже не раз говорили: превраще-ние чего-то само собой разумеющегося в тему раз-мышлений
и практического варьирования Тематизации могут способствовать различные жиз-ненные
ситуации ('повезло человеку - выгнали с работы'), возможны разные схемы
систематическо-го просмотра своего образа жизни (что возвращает нас к первому
Циклу).
Так или иначе, нечто
становится темой размыш-лений и проработки, находятся альтернативы име-ющемуся
положению дел, и после этого делается возможным тот самый выбор, который превращает прозябание в экзистенцию.
Так вмененные воспи-танием социетальные отношения становятся пред-метом выбора,
а при этом к ним оказывается при-
[475]
менимым критерий
наличия или отсутствия слия-ния, то есть возрастает возможность свободы.
1 Термин 'социетальный' взят нами у
Т.Парсонса (см. 'Система современных обществ', М. 1998). Смысл различия между социальным и со-циеталъным будет понятен из текста, кото-рый является обработкой лекции ноября 1999 г.
2 Термином 'инициация' в антропологии называ-ют переход члена определенного
общества в дру-гую возрастную (или
общественную) катего-рию - из мальчиков в юноши, из юношей в мужчины и т.п. В
аборигенных обществах ини-циация нередко происходит посредством 'обря-дов перехода' (см. А. ван Геннеп. Обряды пере-хода. М., 1999), слабые отголоски которых мы можем обнаружить и в нашей
современной жиз-ни.
3 См. Оруэлл. Скотский двор.
4 ' - Но куда
деваются те, кто играет? Те, кто
управляет принцем?
- Помнишь, как ты
вышел на двенадцатый уро-вень? - спросил
Итакин и кивнул на экран.
- Помню.
- Ты можешь сказать, кто бился головой об сте-ну и прыгал вверх? Ты или принц?
- Конечно, принц, - сказал Саша. - Я и пры-гать-то так не
умею.
- А где в это время был ты?
[476]
Саша открыл
было рот, чтобы ответить, и за-мер.
- Вот туда
они и деваются, - сказал Итакин'.
(В.Пелевин. Принц Госплана.)
5 С драматической яркостью это передано в филь-ме 'Покаяние'.
6 Древние египтяне верили, что одно только по-минание имени после смерти несет
благо помя-нутому. Выполняю: мир Вашему праху, Констан-тин Константинович Розеншилъд.
7 См. Г.П.Щедровицкий. 'Естественное' и 'ис-кусственное' в
семиотических системах. -Г.П.Щедровицкий. Избранные
труды. М., 1995, с. 50-57.
[477]
Нормальное
человеческое поведение в ситуации предполагает, что кроме чисто социетального
пла-на присутствует 'человеческое' отношение к лю-дям. Если человек даже в
самой формальной ситу-ации, - например, покупая сигареты в ларьке, - не
понимает или не замечает, что имеет дело с другим человеком, а не с автоматом, - это серьезный пси-хический
дефект, который можно отнести к облас-ти изоляции. Это нарушение того 'чувства челове-ческой
общности' (gemeinschaftsgefuele), которое
является одной из основ подхода Адлера. В совре-менном, атомизированном, как
отмечалось в пре-дыдущей лекции, обществе, крайне важно, чтобы поверх различия
социетальных ролей люди пере-давали друг другу это ощущение общности: 'Мы
находимся в разных положениях, но в принципе каждый из нас может понять другого
и поставить себя на его место'.
Как ведет себя человек,
покупая сигареты у дру-гого человека, - это другой вопрос. Одни культу-ры имеют
здесь нормативные установления, вроде американской улыбки, другие оставляют
дело на произвол случая, но так или иначе, встречаясь по тем или иным поводам,
люди каким-то образом (на-пример, взглядом) передают друг другу сообщение,
что-то вроде 'Я тебя вижу', 'Мы с тобой одной крови' - даже если это их
поведенчески ни к чему не обязывает. Впрочем, еще в начале нашей
[478]
эпохи на этом
основывалась моральная максима, которую христианство заимствовало из иудаизма:
'Не делай другому того, чего не хочешь для себя'. Речь, конечно же, идет не о
тех или иных конкрет-ностях, потому что вкусы и потребности людей весь-ма
различны, а именно о том, чтобы входить в по-ложение другого человека, понимая,
что он тоже, как и я, чего-то хочет, чего-то не хочет, чего-то
ждет, на что-то надеется и чего-то боится.
Это предполагает
наличие способности к эмпа-тии и той или иной меры
развития этой способно-сти. Эмпатия - особого рода контакт между людь-ми,
и в этом качестве не может не интересовать нас в рамках темы слияния.
Вот как пишет об
эмпатии К.Роджерс, в психоте-рапевтическом подходе которого она играет очень
важную роль: 'Быть в
состоянии эмпатии озна-чает воспринимать внутренний мир другого точ-но, с сохранением эмоциональных и смысловых от-тенков. Как будто становишься этим другим, но без потери ощущения 'как будто'. Так, ощуща-ешь радость или боль другого, как он их ощуща-ет, и воспринимаешь их причины, как он их вос-принимает. Но обязательно должен оставаться оттенок 'как будто': как будто
это я радуюсь или огорчаюсь. Если этот
оттенок исчезает, то возникает
состояние идентификации...'2 - то бишь то
самое, что Перлз называет слиянием.
Очевидно, что
эмпатическое переживание - весь-ма сложная психическая функция. Каким образом я
могу со-пережить нечто, что переживает Другой, оставаясь при этом собой, а не
становясь им? Ка-
[479]
кое устройство
психики, или какая структура Эго обеспечивает функционирование столь сложной
способности?
Очевидно, что здесь
предполагается сочетание двух способностей: способности переживать нечто вместе и способности
отличать 'себя' и 'свои' переживания от чужих.
Что касается первого,
то уже в примитивных, 'аборигенных' обществах постоянно организуют-ся,
культивируются в ритуалах совместные пережи-вания, соучастие в которых только и
делает индиви-да членом общества. Эти совместные переживания опираются на
естественные, 'натуральные' психо-физиологические механизмы типа подражания и
эмоционального 'заражения', но люди, в отличие от животных, никогда не имеют дела
с этими есте-ственными механизмами непосредственно. В оп-ределенных социальных ситуациях те или
иные механизмы культивируются, а в других - подавля-ются. У человека на этой
стадии развития (это, ко-нечно же, абстракция, а не историческая реальность)
можно предположить наличие как 'органических эмоций', так и 'человеческих - то
есть культиви-руемых - чувств'.
Ярость, возникающая при со-вместной охоте на мамонта, культивируется в по-стоянно
воспроизводящихся ритуалах, и становится вполне человеческим, разделяемым
членами пле-мени чувством. Та же ярость, когда она возникает по поводу попавшей
в ногу занозы, может быть су-губо индивидной и не входить в сферу разделяемых
всеми чувств. Проявление такого рода эмоций мо-жет в культуре племени всячески
оттормаживаться, поскольку нарушает совместное протекание жизни племени.
[480]
Психологические
теории эмоций до сих остают-ся неразвитыми преимущественно как раз потому, что
теоретики упускают из виду это принципиаль-ное отличие человеческих чувств от
'органичес-ких' эмоций. Человеческие чувства начинаются с совместных
переживаний, культивируемых в тех или иных ситуациях. Когда Ф.Перлз, создавая
ил-люстративную ситуацию для описания невротичес-ких механизмов, подробно
описывает 'ритуал', он, как всегда, со своей гениальной интуицией попада-ет в
самую суть дела. Впрочем, как мы увидим да-лее, для современного человека дело
обстоит зна-чительно сложнее.
Чтобы возникла вторая
составляющая эмпа-тии - способность отделять себя от общих пере-живаний, также
должна возникнуть соответствую-щая внешняя коммуникативная
ситуация, которая позже будет интериоризована, создавая внутреннее пространство
для 'переживания чужих пережива-ний'.
Хорошей исторической
моделью такой ситуации является театр. Известно, что древнегреческая тра-гедия
возникла из элевзинских мистерий, когда участники ритуального действия
превратились в зрителей. Ю.Н.Давыдов назвал это 'феноменом рамки'3. Трагедия (этимологически
- 'песнь коз-ла', того козла, которого ритуально приносили в жертву во время
мистерии, и который становится прототипом трагического героя) разыгрывается те-перь
на сцене, и люди,
которые раньше были участ-никами совместного ритуала, теперь оказываются зрителями, вовлеченными в действие лишь посред-ством
отождествления с происходящим 'там' со-бытием. Можно предположить, что
изначальный, наиболее фундаментальный эффект катарсиса
[481]
('очищения'
посредством трагедии) состоял как раз в том, что зритель, отождествивший себя с
геро-ем, вдруг обнаруживал себя живым в момент смер-ти этого героя и выдыхал
свое 'Уф-ф!,' или 'Ох-х!', заново переживая радость 'бытия в жи-вых', в этот
момент теряющего свою обычную са-моочевидность. Таким образом, катарсис - это очи-щение от отождествления как с
'трагическим козлом', так и с текучкой повседневной жизни -мгновенный прорыв в
'чистое бытие'.
Внимательный читатель
'Гештальттерапии' Пер-лза может быть вспомнит, что отождествление с
театральными персонажами у него служит одним из примеров слияния. В этой связи полезно на-помнить, что детей и
женщин не всегда пускали в древнегреческий театр - как раз потому, что их
отождествление (слияние) было слишком полным. Только 'благородный
свободнорожденный' обла-дал достаточным досугом4, чтобы
вырабатывать 'умение быть зрителем', - ту самую способность переживать чужие
переживания, как чужие, о кото-рой у
нас идет речь. Театр требует соответствую-щей культуры не только
от драматургов и актеров, но и от зрителей.
Разумеется,
театральное действие - лишь один возможный пример внешней коммуникативной ситуации,
в которой вырабатывается 'пространство' для 'переживания чужих переживаний'.
Впрочем, этот пример послужит нам и дальше, позволяя спе-цифицировать
коммуникативную ситуацию совре-менного человека (и,
соответственно, структуру его Эго), в отличие от ситуации гражданина греческо-го
полиса.
[482]
Что такое трагедия
как 'песнь козла'? Что про-изошло с этим козлом?
Суть древнегреческой
трагедии - это рок. Жил-был
козел, щипал себе травку, а ему, оказывается, было предназначено в определенный
день идти под жертвенный нож. Причем это не случайное собы-тие, не из ряда тех,
что ожидает всех козлов, кото-рых рано или поздно съедят - люди ли, волки ли.
Рок состоит в том, что именно этому козлу пред-назначено стать жертвой ('жратвой') в
специально выделенный день, 'праздник'. Он себе щиплет травку, ничего об этом
не зная, но вот к нему под-ходят с жертвенным ножом, и вот он - рок.
В классической
древнегреческой трагедии есть еще более сильный мотив: мало того, что рок не-преодолим,
так еще удивительным образом движе-ние героя по обыденной жизни приближает его к этому
року. Эдипу предсказаны определенные не-приятности, и он делает все, чтобы их
избежать, но, делая это, он приближает себя как раз к тому, что рок сбывается.
Мало того, что ничего невозможно сделать против рока, так еще
и все, что ты делаешь, подталкивает тебя к тому, чтобы сбылся этот рок.
Недаром Эрик Берн
взял трагедию как метафо-ру того, что он назвал 'сценарием'. Вот, например,
преуспевающий молодой бизнесмен приближается к вершине успеха и 'вдруг' делает
какие-то ошиб-ки, 'почему-то с ним это происходит', и следует полный обвал,
полный крах, он остается нищим, а потом начинает все с начала. Это - сценарий
Си-зифа. Когда, повторив этот сценарий несколько раз, он приходит к
психотерапевту, тот показывает ему, каким образом он сам это делает.
Не то чтобы с
[483]
ним это 'случилось',
как он раньше думал, а - 'смотри, ты сам это сделал'. И за этим стоит твой
'сценарий'.
Но при этом Берн
существенным образом отсту-пает от греческой модели. Козел со своим сцена-рием
ничего сделать не может, его ситуация дей-ствительно 'роковая', и помочь ему
ничем нельзя. В этом, по классике, 'величественность' трагедии. А клиент
приходит к Берну и не без оснований надеется на реальную помощь. Правда, Берн
ори-ентируется не на греческую трагедию, а на Шекс-пира, и в этом состоит намек
на то, почему для современного человека такая помощь становится возможной.
Что отличает Гамлета
от жертвенного козла?
Вы, наверное,
помните, что у Шекспира на сцене воздвигается вторая сцена, и на ней участникам
ос-новной сцены демонстрируется то, что Берн назы-вает 'протоколом', -
сценическая схема того, что происходит в реальности основной сцены. И все
фигуранты основной сцены это видят и все пони-мают. Вот сидят они все, и все
знают, что Гамлет знает, кто и как убил его отца, и сам он знает, что они
знают, что он знает. Только они не дают ему обратной связи по поводу того, что
они все пони-мают. В отличие от него они, - если воспользо-ваться фрейдовским
термином, - это 'вытесняют'.
И вот в каком
положении оказывается Гамлет. Если он теперь им просто отомстит, он перейдет на
тот уровень бытия, где рефлексии, т.е. понимания сценария в целом, нет. Он
окажется таким же 'коз-лом', как они, пассивным 'героем' драмы, который ведом
своим роком к страшному концу. А Гамлет-то обрел совершенно иной уровень
бытия, он в своей рефлексии видит весь
сценарий в целом. Это -
[484]
один из глубинных
смыслов пресловутого моно-лога 'То be, or not to be'.
Однако он лишь на
полпути. Ему не хватает, во-первых, полного понимания судеб и
предназначе-ний, он видит только один срез сценария - убий-ство отца (как Фрейд
- свой эдипов комплекс), поэтому он колеблется, не видя ни причин, ни след-ствий.
Это то, чего он взыскует и не находит. И, во-вторых, что еще важнее, у него нет
власти изме-нить сценарий. У него вообще нет власти, потому что,
убив его отца, заодно у него отняли власть.
Он оказывается в
безвыходном положении, по-тому что, хотя он все знает, но, если опустится до
мести, то потеряет уровень своего бытия, оказав-шись просто участником интриги
на ее исходном уровне. Хуже того, даже если он их всех поубива-ет, они все
равно ничего не поймут, а он, по своему уровню бытия, жаждет не мести, а
понимания. И обменяться своим пониманием ему не с кем. В ча-стности, в этом драма
его отношений с Офелией: она, конечно, девушка, приятная во всех отношени-ях,
но она тоже ничего не понимает, она не нахо-дится на его уровне бытия. Он там
один, и без власти. И поэтому, он, естественно, проигрывает.
Но тут приходит Берн
и говорит, что если бы этих шекспировских героев протерапировать, полу-чились
бы, наверное, художественно мало убеди-тельные пьесы, но зато гораздо более
счастливая жизнь. Как это возможно?
Урок Гамлета учит нас
прежде всего тому, что если мы хотим работать со сценарием, нам нужна фигура,
обладающая как рефлексией, то есть пони-манием
сценария, так и властью, причем, - что
самре главное, - фигура, внутренняя для сцена-рия.
Например, мы можем предложить начинающе-
[485]
му терапевту, который
работает со своей Грызлой, прийти в какую-то достаточно яркую ситуацию про-явления
этой Грызлы психотерапевтом.
Он вспоминает себя
маленьким, лет шести, мать кричит на него, чтобы он больше не смел раскры-вать
рот, когда в "доме гости, - и тут в эту ситуа-цию приходит он же, но
только взрослый и с дип-ломом какого-нибудь Гештальт-института. Только важно,
чтобы он пришел именно внутрь этой ситу-ации. Для
матери психотерапевт - большой авто-ритет, против него она не попрет. Во всяком
слу-чае она будет его слушать. А ему должно хватить ума не заткнуть мать, как
она пытается заткнуть его-маленького, а так поговорить с мамой и сыном, чтобы
всем стало хорошо, чтобы все - хотя бы на минуту, в рамках этой 'волшебной'
ситуации - почувствовали себя ОК.
Вернемся, однако, к
эмпатии и слиянию.
Современный человек -
законный наследник Гамлета. Его сценарий непременно включает реф-лексивные
фигуры, причем, как правило, в заглав-ной роли. Он не может быть, как герой
Мольера, просто скупым. Если он скуп, то, зная за собой этот грех, он всячески
старается практиковать щедрость, а скупость свою прячет в задний карман
домашних брюк. Более того, сознавая каким-то образом, что щедрость его -
компенсаторная, а потому - плохо регулируемая и тем опасная для кошелька, он по-верх
этой показной щедрости тщится сформировать приличествующего его общественному
положению бережливость, и, может быть, ему это даже удается.
[486]
Эмпатически
сопереживать этому человеку, ког-да он покупает сыну подарок на свадьбу, значит
раскусить весь этот 'компот' и прочувствовать все его развороты.
Такова сложно
разворачивающаяся по множе-ству частных поводов 'внутренняя жизнь' совре-менного
человека. Его чувства определяются его ситуацией - как внешней, так и
внутренней, а внут-ренняя ситуация представляет собой запутанную картину зигзагов
'реактивных образований' (если воспользоваться в несколько расширенном значе-нии
термином психоаналитиков) по поводу его представлений о сценариях, в которых он
участву-ет и имеет свои интересы. Об этом - больше о положениях, чем о чувствах
- часами рассказыва-ют друг другу закадычные подруги по телефону ('А
мой-то...'), ожидая друг от друга сочувствия и будучи готовы платить за это
взаимностью.
Как говорится, было
бы грустно, если бы не было смешно5. Трагедия
превращается в драму, драма -в комедию. Судьба предстает в виде Пуговишника,
Эдип становится Пер Гюнтом, вовремя умершая мать которого завещает заботу о
своем непутевом сынишке вечной, как смена времен года, Сольвейг. Впрочем, в
'новейшей' (в отличие от 'новой') культурной ситуации пугают еще и театром
абсур-да: сидят все, ждут какого-то Годо (от еврейского 'Б-га' остался лишь
смутный намек), и не знают, куда себя деть. Как у В.Франкла - 'человек в по-исках
смысла', который он не знает, где потерял. А Франкл ему - как из Саши Черного:
'Есть горя-чее солнце, наивные дети, драгоценная радость ме-лодий и книг...'
Впрочем, это та
ситуация, в которой большин-ство из нас начинает свою Работу, и рекомендуе-
[487]
мое Гурджиевым
упражнение - входить в положе-ние другого человека - действительно является мощным
средством против самых различных форм слияния, в частности - против
отождествления (слияния) со своим собственным
положением.
1 Лекция 19
июня 2000 г.
2 К.Роджерс. Эмпатия. - Цит. по: 'Психология
эмоций. Тексты'. М., МГУ, 1984.
3 Ю.Н.Давыдов. Искусство
как социологический феномен. М., 1967.
4 Одна из центральных категорий в эстетике и этике
Аристотеля.
5 Еще и еще
раз напоминаю: смех - основное ору-дие психотехники, равных ему нет.
[488]
Гурджиев утверждает,
что всякая возможность имеет свой временной предел. Если за
отпущенное время она не реализуется, то исчезает. Может быть, это является
наиболее серьезным определением времени в разговорах Гурджиева (чего не разгля-дел
Успенский, будучи слишком занят собствен-ными фантазиями по поводу вечного
возвращения).
Так и с написанием
этой книги. В то время как я работал над комментариями к лекциям про невро-тические
механизмы, некоторые среди множества посетивших меня инсайтов (в особенности,
отно-сительно структуры Эго) должны были бы заста-вить меня переписать
теоретическую концепцию на новых основаниях. Такое, впрочем, постоянно про-исходило
с быстро работавшими в конструирова-нии концепций людьми. Общеизвестный пример
-Фрейд. Менее известный, хотя лично для меня го-раздо более впечатляющий,
поскольку уровень твор-чества несопоставимо выше, - в ущерб социаль-ной
реализации, - Г.П.Щедровицкий.
Однако сейчас я не
могу себе этого позволить. Эту книгу нужно либо
выпускать в том виде, в каком она уже сложилась, либо похоронить, как оказались
похороненными еще четыре до нее. А по целому ряду причин (от потребности
растущего контингента 'работающих' до необходимости под-держания социального
'имиджа', - плюс кое-что гораздо более серьезное, о чем речь шла в Предис-
[489]
ловии), я полагаю,
что именно эту книгу и именно сейчас нужно издать.
Так что: 'Кончаю, страшно перечесть'.
Не 'порукой' (которая
известно чем обернулась для наивной Татьяны, а уж для Онегина и того хуже), но
надеждой мне служит предположение, что внимательный и подготовленный читатель
за-метит в наиболее развернутых Комментариях тен-денции развития, которые
приведут к тому, что в следующих моих книгах теория будет излагаться
значительно радикальнее в смысле экспликации коммуникативно-экзистенциального
подхода, и при том, скорее всего, значительно проще.
Но гештальттерапия, а
может быть, и трансакционный анализ там уже не будут играть роль осно-ваний, им
придется занять значительно более скром-ное место. Это - еще одно оправдание
того, что здесь я оставляю все, как есть. В конце концов, эта книга, среди прочего, - дань благодарности, при-знательности
и почтения моим (заочным) учите-лям в области психотерапии - Эрику Берну и Фри-цу
Перлзу.
Поэтому здесь я
прерываю 'Непростые коммен-тарии', возвращаясь к тому языку и пониманию, каким
располагал в 1995-96 годах. Еще две главы, и книгу можно сдавать в набор...
Примечания
1 Объяснение-заЩИта-опраВДАНИЕ (неологизм Дж.Энрайта).
3-3.
Ретрофлексия и игры-по-Берну
3-3-1
Простая
лекция о
РЕТРОФЛЕКСИИ1
Я начну с типичного
примера. Обычная ситуация, когда участница группы стесняется говорить о сво-их
проблемах. Дальше идут объяснения: меня не примут, сочтут, что я говорю
глупости, на меня бу-дут злиться, что я вылезаю, все это будет неумест-но, и
т.д. 'Стесняю-сь', то есть стесняю себя - это типичный пример
ретрофлексии.
Клиентка говорит, что
она стесняет-ся, 'потому что они ...' - они меня осудят, они скажут, что это
глупо и т.д. Мы, конечно же, подхватим эксте-риоризацию этого '-ся', о которой
говорит сама клиентка: 'они'. На группе мы имеем возможность 'их' спросить -
вот 'они ' все тут сидят.
Очень быстро
выясняется, что она на самом деле никого спрашивать не собирается, что реальное
мнение присутствующих людей в ее психическом процессе, в ее стеснении себя
никакого значения не имеет. И когда она говорит, что стесняется 'их', это на
самом деле неправда, потому что с 'ними' у нее нет никакого контакта.
Иногда это
рационализируется в виде фразы, что если даже их спросишь, то 'они' честно не
скажут,
[491]
проявят вежливость.
Но и это неважно, потому что если ей кто-то говорит вполне и совершенно ис-кренне,
что ее принимают, оказывается,, что в ее про-блемном состоянии это не имеет
никакого значе-ния. Она 'их' вовсе не собирается спрашивать.
Тогда естественно
попытаться выяснить, кто же ее не примет, если
она попробует выступить на груп-пе, кто ее осудит, кто скажет, что она говорит
глу-пости? Ставится пустой стул, и на этом пустом стуле должна
сконденсироваться какая-то фигура.
Здесь есть две
возможности. Давайте рассмот-рим их по отдельности.
Обычно я действую
следующим образом. Я ста-раюсь помочь клиентке сконденсировать эту фигу-ру, и
обычно это оказывается либо мама, либо папа, либо учительница, либо бабушка,
либо нехитрая комбинация из двух-трех вышеназванных. Узна-ется ее голос: 'Она
всегда мне говорила, что я ее позорю на людях, что-де сидела бы и молчала, за-мухрышка
несмышленая'.
Удивительным образом
от самых разных людей, очень по-разному себя ведущих, очень по-разному себя
чувствующих, я слышал эту формулу: кто-то из родимых воспитателей очень охотно
говорит, что-де ты у нас самая плохая, в лучшем случае - про-сто плохая, ты у
нас не можешь, сиди тихо2... Это внутреннее движение родителя,
которому стыдно за ребенка.
И мы обычно
предполагали, что то, что называет-ся ретрофлексией, - это вбирание в себя этой
фи-гуры Критического Родителя, который превращает-ся во внутреннюю Грызлу, как
мы ее называем. Эта внутренняя Грызла и есть 'агент' ретрофлексии.
Дальше я обычно всеми
доступными средства-ми подогревал воспоминание об этой коммуника-
[492]
ции, просил пойти
туда и максимально полно пе-режить ее, - но с сегодняшними ресурсами, и с моей
помощью выйти в мета-коммуникативную позицию и решить эту ситуацию иначе.
Например, понять, почему неймется этой маме или этой учи-тельнице, причем понять
настолько, чтобы не то что 'простить', а чтобы из этой коммуникации са-мой(му)
выйти. Когда человек вышел в мета-ком-муникацию, он уже не является адресатом
этой ро-дительской критики.
Было много случаев,
когда удавалось это сделать. Нередко это приводило к значительному и устой-чивому
эффекту, когда внутренняя Грызла как ми-нимум сильно сдавала позиции, а то так
и вообще исчезала. Сопутствовал этому часто такой интерес-ный феномен, что
менялись, и довольно кардиналь-но, реальные отношения с прототипами этих Грызл,
- мамой, папой, бабушкой. Как правило, это выглядело следующим образом: до
работы че-ловек для клиента был только прототипом его Грызлы, на которого эта
Грызла и проецировалась (несмотря на понимание, что все теперь измени-лось, и
мама другая и я теперь другая)...
Одно из первых
описаний, которое я получил от клиентки, таково: 'Я на следующий день разгова-ривала
с мамой по телефону и с удивлением обна-ружила, что она совершенно другой
человек. Я, - говорит, - до сих пор знала, что другие люди от-носятся к ней как
к интересному интеллигентному человеку, с которым есть о чем поговорить, но
сама я этого никогда этого не могла понять, потому что мне как бы этого не
доставалось. А тут вот, когда я вышла из канала Грызлы, то оказалось, что я
могу с мамой говорить как с не очень близким, не очень взрослым, но интересным
мне человеком, заслужи-
[493]
вающим внимания'. -
Это явный и ясный при-знак реального выхода в мета-коммуникативную позицию.
Для меня было совсем
недавно большим подар-ком, когда мне удалось проделать такого рода рабо-ту не
только с людьми 'нашего круга', знающими наши теории, а с 'реальным' клиентом,
который никаких таких слов не знает. Была описана ситуа-ция, и клиент вспомнил
своего учителя, который 'всадил' в него представление о себе как о 'не-окей'.
Мы пошли обратно в эту школьную ситуа-цию, я предложил рассмотреть этого
учителя, вы-яснить, что это с ним. Клиент быстро вспомнил, что у учителя была
стервозная жена. Я предло-жил клиенту попытаться помочь этому учителю. И клиент
придумал, в своем стиле, как можно было бы ему помочь, изменив его семейную
ситуацию... Соответственно изменилась школьная ситуация клиента, он многое для
себя переставил. И бук-вально на моих глазах, без всяких моих наводок, клиент
впервые выпрямился на стуле.
Так что в принципе
такие ходы возможны. Но к моему большому огорчению они удавались далеко не
всегда. И вот сейчас я могу описать более об-щий вариант, который как объясняет
то, что проис-ходит в таком случае, так и дает другие возможно-сти. Здесь, как я
теперь понимаю, и лежит тайна ретрофлексии.
Дело в том, что даже
если клиентка понимает, что она имеет дело со своей собственной внутрен-ней
Грызлой, она продолжает 'себя' отождеств-лять с 'Подгрызленной'. Она Грызлу
считает хотя бы и принятой 'в себя', но внешней, чуждой си-лой, - силой, которая 'на нее' давит. И,
как я теперь понимаю, когда я в этом месте работаю с
[494]
образами родителей,
то кроме возможности, что удастся выйти в мета-коммуникацию и благодаря этому
интегрировать обе позиции, есть и другая воз-можность, что я как бы поощряю
клиентку в том, чтобы она себя отождествляла с Подгрызленной, а Грызлу
продолжала считать внешней силой. Даже если это внутренняя Грызла, то все равно
она ощу-щается не как 'я', а 'она'.
Поэтому, когда мы с
Перлзом предлагаем клиен-ту побыть этой Грызлой (красивое описание есть у
Перлза в одном из первых эпизодов книги 'Сви-детель терапии'), это может не
удастся именно потому, что он отождествляет себя с одной сторо-ной этой
коммуникации и никоим образом не мо-жет отождествить себя с другой. Поскольку
кли-ентка - Подгрызленная (т.е. глупая, плохая, неуместная и т.п.), - она уж
никак не может себе позволить на кого-то кричать, или как-нибудь ина-че
проявлять себя собакой-сверху.
Предлагая клиентке
психодраматически побыть собакой-сверху, можно пройти эту трудность за счет
авторитета терапевта, ощущения поддержки груп-пы, чувства безопасности на
группе и собственного любопытства, интереса и готовности двигаться. Если это
сработает, если клиентка попробовала и ей уда-лось отождествиться с другой
стороной этой пары, тогда все замечательно работает.
Кстати, одни клиенты
действительно в не заме-чаемых ими ситуациях, в других режимах проявля-ют свою
собаку-сверху по отношению к другим; а другие клиенты настолько запуганы, задавлены
своей Грызлой, что действительно никогда себе этого не позволяют, т.е. во всех
своих режимах и ролях живут 'из-под лавки'.
[495]
Таким образом, одно
из условий механизма рет-рофлексии состоит в том, что человек отождеств-ляет
себя только с одной стороной этой коммуни-кативной связи, а со второй не
отождествляет. Тем самым он теряет возможность обойтись с ней по-средством
выхода в мета-коммуникацию, потому что второго конца ему не видно. Первое, что
мы долж-ны сделать с ретрофлексией, - это вернуть челове-ку оба конца, причем
настолько, чтобы человек за-метил, что оба эти конца
принадлежат ему самому. Когда мы
говорим про внутренних мам, внутренних пап и т.п., нужно обязательно помнить,
что это фигуры нашей внутренней жизни, это мы оживляем их своей энергией.
Я противопоставляю
это бытующему даже сре-ди психологов представлению о привычке, впечатывании,
своего рода 'импритинге': 'Я привыкла, что меня ругала мама, потому теперь сама
себя ру-гаю'. - Я в такие вещи не верю. Здесь обязатель-но нужно задаваться
вопросом, почему человек под-держивает в себе эту фигуру. 'Почему' не в смысле
причины, а в структурном смысле, зачем нужна эта фигура, какие функции она
выполняет, и пр.
У Перлза здесь ход
такой: ребенок хочет что-то сделать, его импульс направлен соответствующим
образом, ему запрещают, но от того, что ему запре-щают, его импульс и его
интерес не перестает быть. В частности, он активирует определенные эмоцио-нальные
состояния, определенные группы мышц, определенную готовность, направленность
всего организма. Но ему запрещают, причем запрещают настолько жестко, что он
понимает, что лучше не нарываться и заранее остановить себя самому, он
вырабатывает в себе эту способность остановить себя.
[496]
Перлз здесь следует
за психоанализом, в частно-сти и в особенности за Райхом. Райх эту функцию
'остановить себя' и называет 'защитой': легче и безопаснее остановить себя
самому, поэтому ребе-нок вырабатывает эту способность, но это другая часть его,
другая функция его, активирующая дру-гие эмоциональные состояния, другие группы
мышц, другую функциональную готовность организма. И человек оказывается
разделенным между двумя типами функционирования, да еще так связанны-ми, что
первая функция - желание, интерес акти-вирует и первую часть и вторую,
запрещающую. Тот самый перпендикуляр: активный поток из крана и заслонка.
Дальше Перлз говорит,
что поток энергии разде-ляется таким образом, что две части оказываются в
клинче, и метод, который он подробно в трех гла-вах 'Гештальттерапии'
обсуждает, заключается в том, чтобы эти части разделить и дать каждой части
свою собственную жизнь.
Однако я не
соглашаюсь с таким буквальным описанием и начинаю искать за ним более глубо-кий
смысл. Дело в том, что такого рода функцио-нирование, причем даже не из двух
составляющих, а из трех (у заслонки крана, как мы знаем, должна появиться некая
ручка) - это нормальное функ-ционирование любой психической структуры, лю-бой
способности и пр. Любая психическая едини-ца состоит из трех составляющих: из
(1) активной части - импульса, интереса, (2) заслонки и (3) регулятора. Только
когда весь этот набор полон, функция может нормально работать, если мы гово-рим
о психике человека в отличие от антилопы гну.
[497]
Так вот,
спрашивается, чем нормальное функцио-нирование этого трех-элементного образования отличается от ретрофлексии?
Здесь я обычно вводил
идею 'загрязненного' исполнения функции. Была такая идея, что на ме-сте
'прозрачной' функции оказывалось 'заинте-ресованное лицо' - субличность,
имеющая какие-то 'свои' (то есть дополнительные относительно самой функции)
интересы. Можно, например, ска-зать, что интериоризуется мама, которая не может
допустить, чтобы дочка была более успешной, чем она. Поэтому функции запрета
или регулирования она выполняет, но при этом еще постоянно повто-ряет, что-де
'помни и имей в виду, что тебе ничего не удастся'.
Таким образом, если
интроекция - это попытка в определении в своей ситуации опираться на вне-шние
знания, не идущие в данном случае к делу; если слияние - это попытка опираться
на акту-ально действующего партнера, то ретрофлексия
оказывается попыткой опираться в определении своей ситуации на
интериоризованного вместе с его 'заинтересованным
лицом' - партнера. Это и не интроекция какого-то внешнего
содержания и не апелляция к действительному живому актуаль-но присутствующему
партнеру, это апелляция к внутреннему образу этого партнера.
Слияние - это когда
партнер актуально при-сутствует, и я либо веду его собой, либо даю ему вести
меня. А тут актуального партнера нет, а есть внутренний образ какого-то
партнера. Он может быть либо слепком какого-то одного определенно-го прототипа,
либо синтезом нескольких прототи-пов.
[498]
Итак, мы отметили,
что, опираясь на свое чутье, мы говорим о ретрофлексии там, где очевидно что-то
не так: жалость к себе, к примеру, самообвине-ние и т.п. А там, где вроде бы
такое же рефлексив-ное устройство типа 'сам себя' имеет место, но нас
устраивает, - скажем, самоуважение - никто не будет говорить, что это
ретрофлексия. Понятно, что каждому человеку необходима некоторая мера
самоуважения (то есть 'уважения себя'), чтобы нормально жить и нормально
функционировать.
Чем же отличается
одна рефлексивная структу-ра от другой? Если мы внимательно всмотримся в эту
'коммуникацию' (в кавычках) типа жалости к себе, двух собак и т.д., мы увидим,
что подлинной коммуникации там нет, что эта пара
устроена ка-ким-то особым, специфическим образом.
Давайте рассмотрим
это на классической исто-рии о двух собаках. Собака-сверху - такой само-довольный,
самоуверенный Родитель, который го-ворит: 'Ты должен то-то и то-то', - без тени
сомнения и, главное, без какого бы то ни было ре-ального вникания
в ситуацию. Перлз
справедливо отмечает похожесть собаки-сверху на фрейдовское Супер-эго (причем
содержание этого Супер-эго це-ликом интроективно). Все дело в том, что собака-
сверху не является реальным Родителем, который реально заботится о Ребенке,
понимая, что ему нуж-но и чего не нужно.
Более того,
собака-сверху - это фрустрирован-ный родитель, даже еще сильнее: заранее
фрустрированный родитель. Она заранее
знает, что нижняя собака ее не будет слушаться. Гештальттерапевти-ческая идея,
что собака-снизу всегда выигрывает, не является для собаки-сверху тайной, она
это хорошо
[499]
знает, но ее это
нисколько не останавливает, она делает свое дело, и ей
очень важно делать это дело.
Собака-снизу тоже
прекрасно понимает, что со-бака-сверху ей ничего не сделает и что она всегда
выиграет. Тем не менее, она почему-то играет в по-корность, извинения и т.п.,
хотя она совсем не та-кая дура, чтобы не понимать, что собака-сверху не-сет очевидную
ерунду, которая ни к какому делу никакого отношения не имеет и иметь не может,
и что слушаться ее вообще-то не надо...
Чем же занимаются эти
собаки? Ясно, что они играют в берновскую игру. Это двойная трансак-ция, где на
поверхности находится отношение Р-Д, отношение простой суггестии: 'Ты должен
вста-вать по утрам раньше', - а в подтексте, во второй коммуникации звучит: 'Я
прекрасно знаю, что ты меня не послушаешься, и поэтому ни за что не от-вечаю;
мне более или менее все равно, когда там ты будешь вставать, но я свое сказала,
и с меня взятки гладки, теперь ты сам во всем виноват, а я не при чем'.
Явная трансакция
собаки-снизу звучит так: 'Да, я признаю, что я получила ценное указание, и
только многочисленные слабости не позволяют мне этого сделать, поэтому мы
продолжаем так плохо жить, не встаем рано утром, не бегаем, не обливаемся во-дой
и пр.', - а скрытая коммуникация поясняет: 'Очевидно, что ценное указание,
которое я полу-чаю - ерунда, во-первых - они не исполнимы, во-вторых, если бы
они были даже исполнимы, это бы не привело бы ни к чему хорошему, поэтому впол-не
можно на все это плевать'.
И эта пара, как
всякая берновская игра, является системой, в которой оба элемента поддерживают
существование самой системы: верхняя собака не
[500]
может без нижней, а
нижняя - без верхней, они обе нужны друг другу. И сюда можно отнести все, что
мы знаем по поводу берновских игр.
Итак, ретрофлексия -
это такая ситуация, когда человек внутри себя разыгрывает берновскую игру,
реально играя за обе партии (или сколько их там есть), но отождествляет себя с
одной и разотожде-ствляет, отчуждает от себя другую. Соответствен-но работа с
ретрофлексией заключается в том, что-бы, во-первых, клиент увидел, что он
действительно играет за обе партии, то есть что это не внешняя сила 'с ним
обходится', а это его внутренняя сила, когда он, скажем, играет за внутреннюю
маму, то как бы точно он ее не воспроизводил, он имеет шанс увидеть, что
реальной мамы здесь нет, а это он игра-ет за нее.
Далее хорошо бы
клиенту действительно акту-ально поиграть за эту вторую партию, от которой он
себя отчуждает. Причем - психодраматически, с какими-то партнерами, тогда он
освоит эту вто-рую роль, тогда эта внутренняя игра и ее структура станет ясной,
тогда есть шанс перестать это делать.
В последней книге
Перлза 'Свидетель терапии', которая состоит из стенографического описания его
работы на группах, есть такая сцена. Выходит му-жик лет сорока на горячий стул.
Говорит, что ему неудобно сидеть, в груди что-то жмет, как будто хочется
растянуть себя. Перлз говорит: 'Подойди, растяни меня'. Дон (так его зовут)
подходит и растягивает Перлза, садится обратно на свой стул и говорит:
'Исчезло'. Все улыбаются и смеются. А Перлз говорит: 'А я что-то не понимаю,
что это ты взялся меня растягивать и что ты вообще себя рас-тягиваешь?' Дон
тоже говорит, что не понимает. Перлз ставит ему пустой стул и говорит: 'Задай
[501]
Дону этот вопрос'.
Тот задает и получает ответ: 'Слушай, тебя нужно подтягивать, потому что та-кой,
какой ты есть, ты никуда не годишься, тебя нуж-но взбадривать' и т.д.
Перлз в этом месте
рассказывает присутствую-щим, что такое собака-сверху и собака-снизу, а даль-ше
предлагает Дону обратиться (в роли собаки-сверху) к группе и сказать каждому,
что ему (или ей) следует делать. Дон садится на стул и начина-ет: 'Ты Н.,
безалаберный, бестолковый, тебе следу-ет собраться, совсем другой человек был
бы', - причем говорит он это с видимым удовольствием. Еще кому-то объяснил, как
тому надо жить, еще кому-то... Перлз его останавливает и спрашивает: 'Ну и как
ты теперь себя чувствуешь?' - 'Хоро-шо, но только я опасаюсь, что они все меня
сейчас пошлют к черту'.
Что бы я делал с этим
Доном, который начал поучать нас всех на группе? Я бы предложил ему получить
обратную связь. Не в виде 'пошлют к черту', это привычно для собаки-сверху,
потому что ее Подсуггестный всегда так с ней и обходится. Я предложил бы ему
посмотреть, действительно ли то, что он говорит этому Н., полезно для его реаль-ной
ситуации, действительно ли он вошел в эту ситуацию, обращается ли он действительно
к Н.
Потому что если он
действительно сможет к нему обратиться, он уже не будет собакой-сверху, он ста-нет
реальным общающимся человеком, и ему надо будет смотреть, по делу ли он говорит
этому Н. то, что он ему говорит. Понадобится получить от него обратную связь,
скорректировать свои 'ценные ука-зания' и т.д.
Я бы спросил Дона: 'А
ты его, Н., видишь? Ты лично ему это говоришь? Или ты
говоришь вооб-
[502]
ще?' Он не может там
остаться, потому что тут сидит группа, и он знает, что мы все это видим. И если
он не сумасшедший, а просто здоровый невро-тик, он не может не увидеть, что он
обращается неадекватно и не к Н. Здорового невротика на од-норазовую
коммуникацию такого рода в принципе должно хватить.
Тогда он получает
опыт и дальше я могу ска-зать: 'Ты видел? Теперь у тебя есть выбор: ты мо-жешь
вернуться обратно в свою игру, а можешь постараться перестать это делать'.
Когда вы весь этот
анализ проделали и когда есть вполне реальный, 'чувственный' опыт разли-чия
этих коммуникаций, дальше это уже становит-ся психотехнической работой, на
уровне работы с привычкой: я знаю как этого не делать, я умею это не делать, я
могу замечать, когда я это делаю и вов-ремя останавливаться.
Рассмотрение
невротического механизма ретроф-лексии привело нас к берновским играм. Действи-тельно,
игры-по-Берну вполне можно рассматри-вать как своего рода 'невротический
механизм', тем более, что сам Перлз в своем описании психи-ки помещал их тот же
'слой'.
Примечания
1 Декабрь 1995
г.
2 Вот характерная история из реальной жизни. На выпускном собеседовании в детской музы-кальной школе (была одно время такая мода) девочку спрашивают, что такое полифония. Она, естественно, затрудняется с ответом. Ей дают наводящий вопрос: 'Что тебе
говорила
[503]
Татьяна Ивановна,
когда работала с тобой над баховской инвенцией?' Тут
девочка потупилась, лицо ее приобрело характерное выражение, и
она воспроизвела: 'Считай четверти, дура!!!'
[504]
Книга про 'игры, в
которые играют люди' сделала Берна знаменитым. Это была едва ли не первая
серьезная книга по психологии, ставшая в Штатах бестселлером, то есть дошедшая
до очень широких кругов читающей публики. Довольно скоро она была переведена у
нас (разумеется, в рамках са-миздата) и также произвела (в узких кругах огра-ниченных
лиц) огромное впечатление.
Но через некоторое
время, опомнившись от оше-ломляющего узнавания в берновских персонажах себя и
своих ближних, мы оказались перед выбо-ром: нужно было или что-то с этим
сделать, или незаметно для себя все это как бы забыть.
Многие из нас
пытались 'работать с играми'; но работа не получалась, поскольку оказалось, что
Берн не объяснил толком ни что такое эти самые 'игры', ни, тем более, - что с
ними делать.
Наиболее ясные
определения можно найти в одной из последних книг Берна, 'Секс в челове-ческой
любви'. Адресант предлагает Адресату 'на-живку'; Адресат, имея 'слабинку',
попадается: пер-вая трансакция состоялась. Но затем происходит 'переключение',
которое проявляет тот факт, что за внешней, 'социальной' трансакцией стояла дру-гая,
с совершенно иным распределением ролей. Когда это обнаруживается, следует
расплата.
[505]
Самый поверхностный
анализ без труда устано-вит, что значительное число описаний в 'Играх, в
которые...' этому определению не соответствует.
Таким образом,
немедленное узнавание своих знакомых (многие поначалу были готовы узнавать в
ярких берновских описаниях даже и самих себя) привело, в конце концов, только к
взаимным обви-нениям: 'Ты играешь со мной в игры!' - Пре-красный способ сделать
какую бы то ни было рабо-ту невозможной.
Первое, чисто
эмоциональное ощущение, которое у меня восстановилось, когда мне удалось сформи-ровать
для себя собственную теорию берновских игр, - это ошеломляющее впечатление
того, на-сколько вся ткань нашей жизни ими пронизана.
Получив возможность
от них избавиться, как мы умеем избавляться от перлзовских невротических
механизмов (с которыми к тому времени я уже более или менее умел работать), -
мы можем вый-ти на совершенно другой уровень существования.
Что же такое -
игры-по-Берну? И как от них избавляться? Сначала я дам общее определение, а
потом мы будем его концентрически разворачивать, наполняя различными деталями.
Общее определение
игровой трансакции таково: это предложение коммуникативной позиции и вместе с
тем отказ в ней, как правило, сопровождающийся фрустрацией. Отказ иногда (но не обязательно) происходит в
момент переключения, но в любом
случае он заложен в трансакцию с самого начала.
[506]
Я приведу несколько
примеров, используя ти-пичные берновские игры и рассматривая их с этой точки
зрения.
Одна из
распространенных игр - 'Это все из-за тебя'. У Берна она описана так. Жена
говорит мужу, что из-за него она не может жить 'светской жизнью', участвовать в
какой-то общественной де-ятельности: он-де ей не позволяет. Затем выясня-ется,
что она сама боится выходить из дома 'на люди', стесняется, например, пойти в
школу танцев; но, чтобы оправдать свое домоседство, цепляется за то, что якобы
ей этого не позволяет муж.
Как это устроено с
точки зрения моего опреде-ления? Жена как бы предлагает мужу
позицию Родителя, то есть право разрешать или не разре-шать ей куда-то ходить;
она при этом - Ребенок, который якобы этого Родителя слушается. Но ре-ально она
не собирается его спрашивать, можно ли ей пойти на вечеринку: она сама заранее
знает, что не пойдет. И при этом она проецирует функцию запрета на мужа, хотя
на самом деле не признает за ним позицию Родителя, который мог бы ей что-то
'разрешать' или 'не разрешать'.
Тут могут быть тонкие
различия (в них-то все дело и заключается), и в каждом отдельном случае нужно
проверить, действительно ли имеет место такая игра, или происходит нечто,
напоминающее ее по внешнему рисунку, но по сути совсем иное2. Проверкой
здесь могла бы быть попытка реального управления со стороны мужа, которого жена
назна-чает Родителем. Если бы, например, он попробовал в одном случае
разрешить, а в другом случае не разрешить ей пойти в гости или на вечеринку, и
если с ее стороны это действительно игра, - то она бы сразу и очень определенно
дала понять, что на
[507]
самом деле она его
разрешения не спрашивает. Она дала бы сигналы, что никакой реальной возможности
управления он не имеет.
По этим сигналам мы
можем увидеть, что поло-жение дел именно таково: позиция Родителя мужу как бы предлагается,
но вместе с тем, если он по-пытается ее реализовать, ему в ней будет отказано;
тут и возникнет фрустрация. Как правило, опыт-ный Адресат этой игры до такой
явной фрустрации дело не доводит, он заранее фрустрирован в своей попытке
управлять ситуацией. В семьях это часто проходит под лозунгом 'Он у нас такой';
лозунг, конечно же, не нуждается ни в подтверждении, ни, тем более, в
опровержении.
Следующий пример тоже
известнейшая бернов-ская игра - 'Да, но...'. Адресант как бы просит совета, но
на любой совет отвечает, что он не под-ходит.
Опять же, возможна
реальная ситуация, когда у человека в жизни возникают какие-то сложности, он
просит у знакомых советов, получает их и оце-нивает, подходят они или нет. И,
конечно же, по-чти всегда окажется, что большинство советов на самом деле не
подходит (ведь разобраться в чужих делах нелегко). Но игра в 'Да, но...' - это
совер-шенно другая вещь. Здесь советы не принимаются заранее, так сказать 'с
оплаченным ответом'. Здесь совет запрашивается не для того, чтобы его - в случае,
если он подойдет, - использовать. Адре-сант, играющий в 'Да, но...', вообще не
рассматри-вает советы, которые получает, 'по делу' - он ищет, как их 'отбить'.
Адресату предлагается
позиция советующего, но в то же время ему в этой позиции отказывают. Содержание
его советов здесь несущественно. Опять
[508]
та же схема -
предложение трансакционной по-зиции и одновременно отказ в ней.
Часто эта игра
проходит с дополнительном ак-центом на фрустрации: 'И вам тоже не удалось!'
Этот последний лозунг сам по себе тоже соответ-ствует нашему определению игры;
эту игру можно было бы назвать 'жертва Дракона'. В полном виде это звучит так:
'Многим уже не удалось спасти меня от этого Дракона; посмотрим, может быть вам
удастся', - с заранее известным ответом: 'Нет, и вам не удалось'.
В другом варианте
Адресант может, забывшись в азарте, недостаточно скрыть дух соревновательнос-ти,
который проявится, например, в интонации. Это своеобразный вариант 'Колобка':
'Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, - и вас с вашими совета-ми я переиграю,
когда вы попытаетесь меня выко-вырнуть из уютного гнездышка моих трудностей'.
Чем является игровая
трансакция для Адресан-та? Можно подумать, что это нечто вроде интриги:
Адресант обманывает Адресата. Но такой может быть только точка зрения Адресата.
Со стороны Адресанта это выглядит совсем не так. Намерен-ная интрига - не
'игра' в берновском, вообще в психологическом смысле; это 'внешняя полити-ка',
которая может быть той или иной, в частно-сти, - этичной или неэтичной, но это
уже не пред-мет психотерапии.3
Когда Адресант
предлагает Адресату определен-ную позицию и в то же время отказывает в ней, это
соединение предложения и отказа для него явля-ется вынужденным: он как бы не
может предлагать, не отказывая; вместе с тем, заранее отказав, не мо-жет не
предлагать. Это своеобразный вариант ком-пульсивного поведения.
[509]
По-видимому,
фактором, вынуждающим к тако-му поведению, является какой-то внутренний кон-фликт.
В той мере, в какой вообще вся игра связа-на с фрустрациями, можно
предположить, что внутренний конфликт, который экстериоризуется в игровом
поведении, содержит какую-то существен-ную фрустрацию.
Таким образом, игра
для Адресанта оказывается 'невротическим механизмом' в том смысле слова, в
каком употреблял его Перлз, - то есть более или менее регулярным сбоем
поведения, вызывае-мым более или менее определенным внутренним психическим
механизмом, содержащим неразрешен-ный конфликт.
Рассматривая игровую
трансакцию как невроти-ческое проявление, мы имеем возможность обра-титься к
нашей четырехблочной схеме постановки психотерапевтической проблемы. В легких
случаях можно надеяться (как это учтено в схеме), что клиент, подробно и
творчески рассмотрев свою ситуа-цию, просто 'перестанет это делать'; но могут
быть и более сложные случаи, которые требуют специ-фической проработки,
основанной на теоретичес-ких представлениях о структуре игры-по-Берну.
Подробнее мы вернемся к этому позже.
А что такое
игра-по-Берну для Адресата?
Во многих случаях
Адресат сам играет в свою игру, которая
является дополнительной к игре Ад-ресанта. Иными словами,
Мистер Блэк становит-ся Адресатом в игре мистера Уайта постольку, по-скольку
сам является Адресантом дополнительной игры.
Типичным примером
(обобщающим, кстати, мно-гие берновские игры) может служить описанная Фрицем
Перлзом игра двух 'собак' - собаки-
[510]
сверху и
собаки-снизу, topdog и underdog. Перлз описывает ее
прежде всего как игру между двумя субличностями внутри самого человека, но
иногда также и как внешнюю, межличностную игру. Мы рассмотрим ее именно в последнем
качестве.
Собака-сверху в роли
Родителя дает Ребенку какое-то указание, заранее имея в виду, что оно не будет
исполнено. Вроде: 'Я тебе сколько раз гово-рила, чтобы ты...' - с пометой,
передаваемой ин-тонациями, привычными отношениями и пр., что и в этот раз
указание не будет выполнено.
У собаки-сверху, если
это, например, бабушка по отношению к непослушной внучке, в качестве мо-тива
игры может быть, например, желание лишний раз сказать ей: 'Вот какая ты
нехорошая!' - то есть по сути это Детская трансакция по формуле игры 'Посмотри,
что ты со мной делаешь'. Другой возможный мотив - снять с себя ответственность:
'Я тебе сказала, и теперь, когда мама придет и бу-дет недовольна, виновата
будешь ты, а не я!'.
Собака-снизу
принимает указание, не собираясь его выполнять. В таком положении у нее, с
одной стороны, есть Родитель, который 'лучше нее' зна-ет, что ей нужно делать,
но, с другой стороны, она имеет и чувство псевдо-свободы. Будучи 'защи-щенной'
от внешней реальности указаниями ба-бушки, внучка при этом как бы и свободна,
потому что вольна этих указаний не выполнять.
При всем этом бабушка
в роли собаки-сверху знает, что она обращается к собаке-снизу, а внучка в роли
собаки-снизу знает, что она имеет дело не просто с бабушкой и ее указаниями, а
именно с собакой-сверху. Они играют эту игру вдвоем, они 'притерлись' друг к
другу. Адресант находит в Адресате добровольного исполнителя нужной ему
[511]
роли, потому что сам
является Адресатом его до-полнительной игры.
Подобным образом
осуществляется, как мы дальше увидим, взаимодействие 'Спасателя' и 'Нарушите-ля'
в играх типа 'Алкоголик' или 'Полицейские и воры', которые являются
специфицированными ва-риантами перлзовских 'собак'.
Противоположный
случай - игра с 'чайником', который попал на место Адресата 'как кур в ощип'.
Он наивно принимает исходную трансакцию за чистую монету, например, искренне
хочет помочь человеку в беде и дает совет инициатору игры в 'Да, но...'. А
когда следующим ходом, при пере-ключении, ему отказывают в этой позиции, он чув-ствует
себя как собака (не-перлзовская), нечаянно попавшая в воду: выпрыгивает,
отряхивается и ухо-дит со словами: 'Извините, я ошибся номером'. То есть с
действительно стопроцентным 'чайни-ком' игра вообще не удается. Единственное,
что может получить здесь Адресант - это легкое са-дистическое удовольствие типа
'обманули дура-ка'.
Но если человек
достаточно долгое время 'иг-рает чайника', то есть, например, получив реплику
'да, но...', придумывает новый совет, потом еще и т.д., то можно предположить,
что на самом деле он не такой уж 'чайник', а имеет в игре свой интерес, свою
'слабинку'.
'Слабинкой' можно
было бы назвать готовность Адресата играть в дополнительную игру, то есть,
например, воспользоваться возможностью казать-ся тем, кем он
не является и не собирается или не может быть. Скажем, если человека привлекает перспектива
выглядеть 'умным советчиком', при этом не имея необходимости вникать реально в
суть
[512]
дела и принимать на
себя какую-то ответственность за свой совет, он - прекрасный Адресат для игры в
'Да, но...' Он, фактически, играет 'Спасателя'.
Есть, наконец, еще
один вариант положения Ад-ресата - ситуация, когда Адресат 'по жизни' свя-зан с
Адресантом.
Рассмотрим пример,
который приводит Грегори Бейтсон в классической статье 'К теории шизоф-рении'4 , где
впервые вводится понятие 'двойной связанности' ('double bind'), сыгравшее
опреде-ляющую роль для многих психотерапевтических теорий второй половины века.
Мать, которая по ка-ким-то причинам испытывает дискомфорт при об-щении со своим
ребенком (может быть, не вполне отдавая себе в этом отчет), но при этом считает
себя обязанной его любить и демонстрировать эту 'любовь', адресует ему
двойственную, трудно по-стижимую для него коммуникацию. Когда он при-ближается
к ней, она (может быть неосознанно) дает ему сигнал 'отодвинься'; когда он
отдаляет-ся, она дает сигнал 'иди сюда', потому что иначе 'все' увидят, что она
его 'не любит' (этими 'все-ми' может быть она сама, если она скрывает от себя
свой дискомфорт).
Адресату, таким
образом, предлагается позиция 'любимого ребенка', но одновременно ему в ней
отказывают. Это - один из аспектов 'двойной связанности' по Бейтсону (в целом
это понятие, конечно, значительно сложнее), и основа нашего представления об
игре-по-Берну.
Если в семье 'слабый'
отец, который не может защитить ребенка от такой 'шизофреногенной', как
называет ее Бейтсон, коммуникации, и если выход за пределы семьи для него также
затруднен, он во-лей-неволей оказывается Адресатом коммуникации
[513]
типа 'двойной
связанности'. В дополнение к это-му со стороны самой матери попытки ребенка вый-ти
из коммуникации могут подвергаться наказанию. Ребенку, конечно же, хочется быть
любимым, но вряд ли стоит называть это 'слабинкой': это никоим образом не
дополнительная игра, это его реальная жизненная потребность.
Аналогичной может
быть ситуация родителей подростка, регулярно практикующего девиантное
поведение. Подросток может предлагать им толь-ко 'игровую' коммуникацию и
отказывать в ка-кой-либо иной, но они вынуждены довольствоваться хотя бы этим,
чтобы использовать каждую воз-можность уберечь сына или дочь от действий, по-следствия
которых могут оказаться труднообрати-мыми. В отличие от Спасателя, который
хочет казаться таковым, но реально не собирается прини-мать ответственность за
'спасаемого', такие роди-тели могут быть реально озабочены судьбой подро-стка,
и это делает их Адресатами его коммуникации, даже если эта коммуникация -
игровая.
Другими вариантами
той же ситуации могут быть связи по работе, необходимость находиться в од-ном
месте (соседи по коммунальной квартире или участники совместного турпохода) и
пр.
Позже мы введем ряд
понятий, которые позво-лят более подробно рассмотреть структуру поло-жения
Адресата в такой ситуации. Пока же наме-тим некоторые возможности, которые у
него есть для выхода из игры.
Одна такая
возможность связана с тем, что если Адресат действительно 'чайник', то он
настолько не годен для этой игры, что она с него 'стекает, как с гуся вода'. Но
даже если Адресат поначалу не 'чайник', он может настолько уменьшить свою
[514]
чувствительность к
специфической действительно-сти этой игры, что она его 'не возьмет'. Скажем,
есть масса игр, где Адресата 'берут на жалость'. Но если его действительно
сильно допекло, он мо-жет десенситизировать себя относительно этой жа-лости
настолько, что станет для данной игры неуяз-вимым.
Если, например,
человека длительное время шан-тажируют суицидом, он может дойти до такой сте-пени
усталости и безнадежности, что скажет: 'Твое дело. Охота тебе, - и Бог с
тобой!'5 Если это удается, то если он десенситизирован настолько, что ему
действительно становится все равно, осуществит свою угрозу партнер или нет, -
он выходит из игры. Этот путь, как вы понимаете, опасен как для собственной
психики, так и (иногда) для партнера, но, тем не менее, он возможен, - а в некоторых
тяжелых случаях даже необходим.
Второй путь - это
изобретение контр-игры, т.е. сознательное, намеренное, умное и доброе интри-ганство,
дающее возможность 'переиграть' Адре-санта: на предлагаемую 'двойную
связанность' ответить другой 'двойной связанностью', на сле-дующую - следующей.
Это, в принципе, возмож-но, это даже может оказаться не очень трудным (потому
что игрок-невротик при всей своей ма-нипулятивной изощренности все же
однообразен в своей игре, ограничен своим сценарием), - но этому нужно специально
учиться. По-видимому, хороших дипломатов, хороших бизнесменов долж-ны учить
именно этому6. В принципе, всегда есть такая возможность -
переиграть.
Правда, для этого
нужно одно обязательное ус-ловие: целиком и полностью избавиться от ощу-щения
себя 'жертвой'. Нужно вступить в игру по
[515]
известной формуле 'На
войне как на войне' (то есть, в частности, не играть в 'Посмотри, что ты со
мной делаешь'): воюем мы при этом, конечно, не с самим человеком, а с его
невротическими механиз-мами.
И, наконец, есть
третий способ, тоже трудный и рискованный, как и первые два: это - психотера-певтическое
отношение к Адресанту, что требует очень определенного и решительного 'выхода в
перпендикуляр'. Т.е. несмотря на весь риск, на все угрозы и шантаж в этом
случае нужно отказаться от обсуждения какой бы то ни было ситуации по ее
содержанию и направить отношения на то, чтобы дать Адресанту шанс выйти в
положение Взросло-го.
Адресант может этим
шансом воспользоваться или не воспользоваться; Взрослая коммуникация не может быть
вынужденной, она исключает вся-кую 'гарантированную' манипуляцию. Но при та-ком
подходе нужно четко и жестко отказаться ком-муницировать в практической
реальности, в которой идет игра, и соглашаться на коммуникацию только в плане
терапии Адресанта. На инициацию игры идет ответ, - если говорить грубо и
называть вещи своими именами, - 'Тебя нужно лечить, и пока мы тебя не вылечим,
обсуждать то, что ты обсужда-ешь, я вообще отказываюсь'.
Это вещь опасная и
рискованная, нарушающая текущие отношения. А в текущих отношениях в реальном
времени всегда есть масса угроз и нужд: плачут дети, требуют своего родители,
сердятся на-чальники...
К тому же такой ход
предполагает, что у вас есть возможность и способность, во-первых, самому под-
[516]
держивать позицию Взрослого
и, во-вторых, реаль-но провести терапию.
Но зато этот ход
имеет массу преимуществ, ког-да мы находимся в реальной психотерапевтической
ситуации. Это единственно правильная позиция для психотерапевта, когда клиент
пытается играть с ним в игры, - а так, как правило, и бывает.
Рассмотрим два
варианта реализации собаки-сни-зу, описанные у Берна в виде игр 'Полицейские и
воры' и 'Алкоголик'.
В обоих случаях
Адресант осуществляет какое-то девиантное (отклоняющееся от нормы) поведе-ние,
предположительно опасное для него и/или окружающих. Суть игры-по-Берну состоит
здесь в том, что это поведение осуществляется" Девдантом не само по себе,
а 'коммуникативно': оно наме-ренно (хотя, возможно, неосознанно) обращено к Адресату.
Остановимся на этом
подробнее. He-игровое де-виантное
поведение может осуществляться чело-веком (как правило, подростком или
пере-ростком) ради каких-то собственных целей. Допустим, чело-век ворует, чтобы
иметь больше денег, или напива-ется, чтобы укрыться от трудностей или пустоты
своей жизни. В таком случае ему не нужен зри-тель (если только зритель не
становится соучаст-ником). Прочие люди, оказавшиеся в этой ситуа-ции, либо
нейтральны, либо, - поскольку их это задевает, - становятся реальными противниками. Иными словами, человек осуществляет это
поведе-ние 'на свой страх и риск'.
[517]
Адресант
игр-по-Берну, обращая свое девиантное поведение к некоему Адресату (реальному
или во-ображаемому), осуществляет его не ради него са-мого, а ради
коммуникации. Как у К.Чуковского: 'Я маме плачу!'
'Значение' этого
обращения может быть 'рас-шифровано' по-разному. Часто сам Адресант, то есть
его 'сознательная часть', реально не представ-ляют себе этого значения (или
создает себе по это-му поводу различные рационализации, что еще бо-лее
запутывает ситуацию), и его выявление может потребовать специального анализа.
Условием появления
собаки-снизу (и конкрети-зирующих это положение игр) является специфи-ческое
значение этой коммуникации - такой 'ма-невр', в котором Адресант делает вид,
что претендует на положение Ребенка, а Адресату предлагает (то есть, конечно
же, якобы предлагает) положение Ро-дителя.
Для игры 'Полицейские
и воры' Берн приво-дит прототип в виде детской игры малыша с мамой в прятки. На
примере этого прототипа мы можем увидеть существенный аспект структуры подобной
коммуникации. В этой игре мама выполняет для малыша две функции. С одной
стороны, она дос-тавляет ему удовольствие; в нормальном случае это - игра
любимого ребенка и любящей мамы. При этом она, конечно же, среди прочего,
обеспечи-вает безопасность ребенка, заботится о нем. С дру-гой стороны, 'по
игре' она - 'противник': ведь именно от нее он прячется.
Мы видим здесь ясное
разделение двух типов связи. Одна связь - объемлющая, ее можно на-звать
'рамочной'; она создает единство системы. Это связь малыша с мамой как Ребенка
с Роди-
[518]
телем. Другая связь,
которая находится внутри рам-ки, - это игровой (в обычном, а не
берновском смысле слова) конфликт прячущегося малыша и его 'противника' - мамы,
которая должна его най-ти. Игры детей начинаются, как известно из детс-кой
психологии, когда ребенок научается различать то, что происходит 'понарошке', и
то, что имеет место 'взаправду'.
Для игры 'Алкоголик'
можно вообразить ана-логичную модель, причем не только наглядную, но и
кинестетически выразительную. Представьте себе расшалившегося ребенка, который
висит на руке папы или мамы, свешиваясь над асфальтом (или, для большей
драматичности, - с перрона над рель-сами в метро).
Здесь мы видим те же
два типа связи. С одной стороны, ребенок вполне уверен, что мама позабо-тится о
его безопасности. Ему достаточно лишь крепко держаться за ее руку, а остальное
- ее дело. С другой стороны, ему от мамы нужно чего-то еще, например, внимания,
игры (в обычном, детском смысле слова).
Существенной чертой
этой ситуации является 'положительная обратная связь' (в кибернетичес-ком
смысле слова): чем больше тянет ребенок, тем сильнее вынуждена тянуть мать; чем
сильнее она тянет, тем больше может позволить себе тянуть ре-бенок, и т.д.
Этот тип отношений
компонентов системы - их расхождение по механизму положительной обрат-ной связи
при сохранении - до поры до време-ни - единства системы, - Гр.Бейтсон назвал
'схизмогенезом'; очевидно, что если до определен-ного момента этот тип
взаимодействия не прекра-тится, система 'развалится'.
[519]
Сила, с которой малыш
держится за мамину руку, обеспечивает единство системы. Здесь она играет роль
'рамочной' связи. Другая сила, - та, с кото-рой он тянет маму, 'играя' (опять
же - не в бер-новском смысле!) с ней таким образом - это сила, вовлеченная в
положительную обратную связь, сила схизмогенеза.
В том, что ребенок
свешивается над асфальтом или рельсами, присутствуют еще две силы. Одна - это
то, как он 'для себя' играет 'на краю'; кинес-тетически это - предчувствие
возможного (но не обязательного, в этом и состоит удовольствие рис-ка) ушиба
при падении. Вторая (шаг к берновской игре, хотя еще не она сама), - это то,
что своим 'бытием в опасности' малыш привлекает к себе внимание мамы. Все это
'пакуется' в одно пове-дение, но при этом здесь очевидно сосуществуют четыре
разных отношения малыша к маме и к себе, в том числе к 'своему телу'.
Что отличает эту
модельную (но вполне реаль-ную, наблюдаемую) ситуацию от игры-no-Берну? Малыш вполне уверен в том, что
мама может его удержать и удержит (так же как при нормальной, 'хорошей' игре в
прятки он уверен, что 'на самом деле' мама не представляет для него опасности).
Свисая на маминой руке над рельсами он, конечно же, манипулирует ею, и
манипуляция эта может быть (а может и не быть) для мамы неприятной; но при этом
он однозначно вверяет ей функцию Родителя, способного успешно обеспечивать его
безопасность, и на протяжении всей ситуации со-храняет за ней эту
функцию.
Один из участников
группы, в которой впервые излагалась эта схема, рассказал, что реально видел
такую ситуацию, только в роли Родителя выступал
[520]
папа, и вел он себя
следующим образом: он начал медленно наклонять ребенка над рельсами. Ребе-нок
сразу же вцепился в его руку второй рукой, начал подтягиваться двумя руками и
довольно ско-ро стоял на перроне, достаточно далеко от края.
Рассматриваемая
берновская игра отличается от этой 'модельной' ситуации тем, что Адресант игры
реально не доверяет Адресату заботу о своей безо-пасности. Он только
притворяется Ребенком, и только в качестве 'наживки' предлагает Адресату роль
Родителя. Реально же он не собирается дать Адресату возможности о
нем позаботиться7.
Впрочем, на другом
конце этой коммуникации могут разыгрываться свои игры-по-Берну: игры
со-баки-сверху. Чем отличается участник игры-по-Бер-ну в роли Преследователя
или Спасателя от ре-ального Родителя?
Здесь мы имеем повод
более пристально рассмот-реть ситуацию Ребенка и Родителя 'в норме'.
Ребенок - это
существо, не способное опирать-ся на себя. Суть его нежизнеспособности с психо-логической
точки зрения состоит в том, что его ин-тересы, определяющие его восприятие среды и
представление ней, мало соответствуют реальным потребностям его организма. Он
тянется к тому, что, метафорически говоря, 'ярко', хотя это может быть ненужно
и даже опасно для его выживания. Поэтому за ним постоянно должен 'следить' Ро-дитель, обеспечивая его безопасность: не
давая ему делать то, что опасно или вредно, и заставляя его делать то, что
необходимо.
Ситуация Родителя
состоит в том, что в его 'органической среде' находится существо, завися-щее от
его заботы. Он, Родитель, - не сам по себе, он 'при Ребенке'. Вместе с тем
предполагается,
[521]
что как Взрослый он
способен опираться на себя. Но эта способность опираться на себя (self-support) теперь должна распространиться и на его ответ-ственность
за безопасность и развитие Ребенка.
Здесь, правда, есть
чрезвычайно тонкий и слож-ный момент, вокруг которого, собственно, разворачи-вается
вся проблематика воспитания (и, соответствен-но, психотерапии). В норме Родитель
воспринимает Ребенка не так, как воспринимал бы предмет среды, о сохранности
которого необходимо по каким-то при-чинам заботиться. Ребенок для него в
каком-то отно-шении (а потенциально - во всех отношениях) -'равное' существо,
'Ты' в терминологии Бубера. Родительской заботе подлежит, так сказать, 'оболоч-ка'
Ребенка, а не его сущность, в будущем способ-ная стать само-стоятельной.
Но в тех рамках,
которые Взрослый в Родителе принимает под свою ответственность, он полнос-тью
отвечает за Ребенка. И он будет добиваться выполнения своей 'миссии' независимо
от 'точ-ки зрения' Ребенка.
Представьте себе,
например, Родителя, Ребенок которого сунул палец в огонь, сильно обжегся, и
который (Родитель) при этом говорит: 'Ну что поделаешь, он не захотел меня
послушаться, пусть теперь пеняет на себя!' - Именно таков Спаса-тель из
берновской игры в Алкоголика. Так ведет себя собака-сверху, изображая собой
Родителя, но не принимая на себя реальной ответственности за ситуацию Ребенка
(равно как и за свою собствен-ную ситуацию).
Еще одно
сопоставление поможет нам выявить другую сторону псевдо-Родительской позиции в
играх. Ранее мы рассмотрели случай, когда девиан-тное поведение Адресанта игры
угрожает его соб-
[522]
ственному
благополучию. Теперь посмотрим, что происходит, когда оно угрожает безопасности
и благополучию других. Возможно, что кто-то из этих 'других' попытается встать
в Родительскую пози-цию и начать 'учить его жить'.
Это одна из самых
распространенных 'слаби-нок' в играх такого рода. В чем ее суть? Адресант (то
есть человек, осуществляющий девиантное по-ведение коммуникативным образом) как
бы при-глашает кого-то из окружающих в Родители, и как бы 'подставляет' себя в
качестве Ребенка. Пред-полагаемый Родитель может посчитать Девианта находящимся
в его (Адресата) ситуации. Это мо-жет произойти с тем большим, по видимости,
основанием, что поведение Девианта реально наносит ущерб Адресату.
Но так ли это?
Находится ли Девиант реально 'на территории' (то есть внутри ситуации) Адре-сата?
Переключение в игре показывает, что с само-го начала это было не так.
(Кстати, совершенно необходимо научиться отличать переключение как структурный
элемент игры, от реального измене-ния ситуации, хотя практически это различие
очень тонко.)
В чем же ошибка? Если
Девиант 'заходит на территорию', которую Адресат считает своей, пос-ледний
может 'на законных основаниях' высту-пить на защиту своей территории. Так
возникает конфликт. Конфликт
принципиально предполагает обоих участников ситуации Взрослыми. Либо че-ловек защищает свою территорию от
вторжения Другого как противника, либо он заботится о Дру-гом как о Ребенке.
Позиционно это несовместимо.
(Другое дело, что в
реальных отношениях по-стоянно приходится 'распараллеливаться' и по
[523]
отношению к одному и
тому же человеку, даже 'как бы' в одном и том же физическом пространстве и
времени совмещать эти - и другие - функции. Но как раз возможность такого
совмещения преж-де всего предполагает очень четкую функциональ-ную
дифференциацию.)
'Слабинка', таким
образом, заключается в том, что Адресат надеется защитить свою территорию,
изобразив собой Родителя, то есть он хочет быть таким псевдо-Родителем,
который, делая вид, что заботится о Ребенке, на самом деле защищает от
него свои интересы. (Не правда
ли, очень распрос-траненный тип 'как-бы-Родителя'?) Естественно, что, встречая
сопротивление, такой псевдо-Родитель вынужден либо отступить, либо начать
откровенно защищать собственные интересы.
Но если эти интересы
не слишком актуальны (или представляются ему недостаточно актуальными), у него
остается еще одна возможность: оставаться в своей двойственной позиции, то есть
участвовать в игре в качестве собаки-сверху, дающей указания, но не принимающей
ответственности ни за свои ука-зания, ни за их исполнение Адресатом.
Серьезное овладение
материалом предполагает, с одной стороны, рассмотрение по предложенным схемам
значительного числа описанных Берном игр, с другой (практически это можно,
конечно, делать параллельно) - анализа собственных игр и игр своих ближних8.
3.
Рассмотрим теперь
более подробно и методично возможности терапии Адресанта игры-пo-Берну.
[524]
Прежде всего, наша
тема вынуждает нас описать 'нулевой цикл' этой работы, который был лишь мельком
затронут в лекции о постановке психоте-рапевтической проблемы. Речь идет об
уста-новлении терапевтических отношений между те-рапевтом и клиентом
(студенты-отличники могут, в качестве специальной задачи, 'перевести' эти
положения на язык аутотерапии).
Нет ничего более
вредного, более блокирующего возможность работы, чем отношение к клиенту с
позиции Адресата. Мы уже касались вкратце труд-ностей положения Адресата,
который действительно не хочет принимать участия в игре; но
все же го-раздо более распространен случай, когда Адресат сам является
инициатором дополнительной игры, так что разрешение его трудностей обязательно
дол-жно начинаться с вопроса, не 'игрок' ли он сам.
Однако сначала
обратимся к позиции терапев-та. Ему необходимо прежде всего убедиться (и про-должать
следить за этим на протяжении всей тера-пии), что в данной коммуникации он
действительно является и чувствует себя терапевтом. Трудность тут в том, что с
положением Адресата разнообраз-ных игр (иными словами, с 'игрой в Адресата'),
как правило, связаны разнообразные отрицательные эмоции. Они могут принимать
очень тонкие, едва уловимые формы; но существует опасность, что, будучи
незамеченными терапевтом, они по прин-ципу 'контрпереноса' определят какие-то
момен-ты его взаимодействия с клиентом, - и обеспечат неудачу.
Итак, терапевту
следует убедиться, что он спосо-бен поддерживать Взрослую, терапевтическую по-зицию.
Терапевт должен проделать достаточно большой путь в освобождении от собственных
игр,
[525]
что делает его как чутким к играм
клиента, так и более или менее независимым от них.
Кроме того, терапевту
нужно пострянно следить за тем, действительно ли клиент обращается к нему как к
терапевту, не возникает ли игра-в-психотера-пию.
'Нулевой цикл'
предъявляет к клиенту серьез-ные требования. 'Игры-по-Берну' - это патоло-гия,
от которой можно избавиться только при очень сильном собственном желании и
посредством зна-чительных собственных усилий. 'Дабл-байндовая' природа игр
делает невозможным по самой сути дела их 'лечение' извне. Клиенту можно помочь
только при условии, что процесс терапии иниции-руется и поддерживается им
самим.
Здесь нужно отметить
принципиальный момент, который осознанно присутствует в трансакционном анализе,
реально наличествует и в других формах терапии, но часто недооценивается в их
самоосоз-нании. Я имею в виду тот факт, что с самого нача-ла клиент в той или
иной форме должен быть обес-печен знанием о сущности и природе игры9.
Нулевой цикл для
клиента обеспечивается тем, что он осознает (хотя бы смутно) какой-то фраг-мент
своего регулярного поведения как неудовлет-ворительный и обнаруживает в нем
что-то похо-жее на игру. После этого может следовать первый шаг собственно
постановки проблемы - анализ игры. С помощью терапевта (или самостоятельно,
выступая для себя аутотерапевтом) клиент стре-мится описать
неудовлетворительное поведение с точки зрения теоретических представлений,
напри-мер, представлений об игре-по-Берну.
Как говорилось в
лекции о постановке психоте-рапевтической проблемы, при анализе совершенно
[526]
необходим конкретный
материал, который следует соотносить с возникающей аналитической гипотезой,
пока не создастся достаточно полное соответствие того и другого. Крайне важны
при этом детальность и конкретность. Обобщения типа 'предложение Родительской
позиции и отказ в ней' хороши для описания общей схемы, но совершенно
недостаточны для конкретного анализа и терапии. Должны быть восстановлены все
'жанровые' и поведенческие детали, все типичные обстоятельства и пр.
У каждого человека
есть ряд игр, от совсем по-верхностных до более или менее глубоких, кото-рые
после такого анализа можно 'прекратить' во-левым усилием: просто 'не позволять
себе этого'. К такого рода 'мелким играм' могут относиться, например, мелкие
привычки коммуникации, скажем, задавание вопросов в функции 'подлавливания'
собеседника. Если клиент в достаточной мере про-чувствует 'грязный привкус'
такого общения, это может послужить достаточным стимулом для очи-щения.
Еще раз напомню, что
мы говорим о терапии клиента=инициатора игры. Упаси вас Бог начать 'ле-чить'
такого коммуниканта из позиции Адресата!
Здесь, как правило,
слушатели опять начинают спрашивать: 'А что же делать Адресату?' Я по-зволю
себе некоторое отступление, чтобы, продол-жая тему о поведении Адресата,
ответить на этот вопрос.
Прежде всего,
Адресату следует помнить, что он вовсе не обязан быть Адресатом. Например, впол-не
может быть преодолена автоматическая привыч-ка отвечать на вопрос (хотя бы
вопросом, как в из-вестном анекдоте). Если вам удалось остановиться
(остановить-ся, то есть остановить себя), у вас по-
[527]
являются разные
варианты поведения. Можно про-сто замолчать. Это, конечно, связано с риском по-казаться
невежливым; оправданием мржет служить то, что ваш собеседник 'первым' повел
себя 'не-законно', и в этом вы не обязаны его
'вежливо' поддерживать. Такое поведение, разумеется, требу-ет некоторой
внутренней силы и развивает ее.
Можно, если
стремиться к максимальной плав-ности и гладкости коммуникации, - парировать
'ловушку' уточняющими, 'наводящими' контр-вопросами: 'Вы хотите спросить, как
обстоит дело с тем-то и тем-то?' Если 'игровое' поведение со-беседника
автоматично и им самим незамечаемо, такой поворот может столь же автоматически
пе-ревести его в другой режим. Если, наоборот, 'ло-вушка' расставляется
намеренно (хотя, может быть, и неосознаваемо), такая приостановка реакции
вскроет ситуацию, не открывая ваших собственных 'карт'.
В иной ситуации, где
это покажется уместным, можно прямо спросить, выходя в мета-коммуника-цию: 'Это
действительно вопрос?'
В любом случае
адекватное поведение предпо-лагаемого Адресата требует значительного внима-ния,
некоторой доли самообладания, а также, прямо скажем, - мужества. Может
показаться, что на та-кой мелкой шкале это - пустяк, но реально как раз такого
мужества и не хватает большинству лю-дей10 .
Вернемся к нашему
клиенту (или к нам самим, если мы занимаемся аутотерапией). Часто возмож-но
исключение ряда паттернов игрового поведения, связанных с неоправданным
вмешательством в жизнь других людей: непрошеных советов, неумес-
[528]
тных требований,
неоправданных надежд на помощь или понимание и пр.
Полезно начать (и
продолжать!) такого рода работу, как для того, чтобы реально очищать свое
жизненное пространство, так и для того, чтобы все более реально ощущать тяжесть
игрового поведе-ния и возможность от них освободиться.
Однако часто после
всего этого мы сталкиваемся с паттернами, которые не поддаются простому 'эли-минированию'.
Постановку психотерапевтической проблемы приходится продолжать.
Как я уже говорил, в
основе глубоко укоренной игры лежит, как правило, внутренний конфликт, свя-занный
с какой-то фрустрацией. Игровая трансак-ция оказывается проецированием этого
конфликта вовне.
Известная нам схема
'крана' (активный им-пульс - заслонка - регулятор) позволяет, в каче-стве
гипотезы, описать 'внутреннее принуждение к игре' как неполную интериоризацию
'регулято-ра', - такую, что при одновременном существова-нии в индивиде
побуждения и запрета они цикли-чески взаимодействуют друг
с другом только через внешнюю псевдо-реализацию. Таким образом, игра является
для ее инициатора действительно совсем не тем, за что ее принимает Адресат: это
безнадеж-ная, но компульсивно-неизбежная для Адресанта попытка использовать
Адресата в качестве ручки заведомо неисправного крана11.
Возвращаясь к игре
'Да, но...', можно с точки зрения нашей гипотезы описать ее следующим об-разом.
У индивида существует одновременно как побуждение просить совета, так и
(заведомый) зап-рет на его использование. Притом эти силы не вза-имодействуют
непосредственно внутри самого
[529]
индивида. Поэтому он реализует их во внешнем поведении,
причем таким образом, что реакция на внешнюю реализацию одной 'программы'
автома-тически вызывает другую: попросив совета и по-лучив его, Игрок
обязательно должен его отверг-нуть, а отвергнув некий совет, он должен тут же
снова просить совета.
Из этой гипотезы
следует, в частности, что опи-сание 'внешнего рисунка' игры, сколь бы оно ни
было ярким и 'хлестким', совершенно недостаточно для терапии и даже для ее
аналитической части (в этом состоит одна из причин многих неудач). Нуж-но
выяснять, как 'устроена' каждая из конфлик-тующих 'программ', какие конкретные
побужде-ния и коммуникативные позиции за ней стоят. (Сам Берн, как человек
аналитически очень глубо-кий, а кроме того, - что не менее важно, - безус-ловно
добрый, такие вещи, наверное, просто сразу 'видел'.)
Продолжая наш пример,
мы можем выяснить, что совета может просить, скажем, неуверенный в себе
Заблудившийся Ребенок. Тогда рисунок игры мо-жет быть проинтерпретирован
следующим образом: Ребенок подходит (или подбегает, в зависимости от
темперамента) к каждой встречной тете, спра-шивая: 'Не ты ли моя мама?' - но
шифруя это под вопрос вроде: 'Куда мне пойти?' (мама-то хорошо знает, что идти
надо бы домой, и знает, где дом); при этом он заранее как бы видит, что эта
тетя - вовсе не его мама, только очень страшно сразу отказаться от волшебного
'а вдруг?' (вдруг, например, не только мама знает, где мой дом и как туда
идти). Однако, все-таки вполне убедившись, что эта тетя - не мама ('Не знает
она, где мой
[530]
дом'), нужно бежать
дальше искать 'маму', то есть спрашивать следующую тетю, куда идти...
Но тот же рисунок
игры 'Да, но...' может ра-зыгрываться при совершенно других позициях.
Адресантом игры может стать Экзаменующий Ро-дитель со сценарием
Дракона-Пожирающего-Принцесс (то есть, например, человек с сексуальными
проблемами: 'пожирает', потому что не может позволить себе сексуальные
отношения), а Адреса-тами - кандидатки в Хорошие Девочки со сцена-рием
неудачниц ('Разве не ужасно, что я тоже не сумела ему помочь!').
Естественно,
количество вариантов (при одном и том же внешнем рисунке игры) бесконечно. Иг-ровой
сценарий в этом смысле - что-то вроде лин-зы, в которой сходятся разные лучи.
Таким обра-зом, в серьезной терапии игру нужно рассматривать лишь как симптом,
и, не останавливаясь на ее внеш-нем рисунке, 'копать глубже'.
Кстати, можно предположить,
что такого рода полный, то есть
доведенный до реальных мотивов анализ уже сам по себе до некоторой степени
тера-певтичен, во всяком случае - для аналитика: если любитель обвинять ближних
в 'играх' за раздра-жающей его истеричкой, продолжающей играть в 'Да, но...'
(хотя ей это уже не раз 'поставили на вид'), сумеет увидеть такого
Заблудившегося Ре-бенка, и если при этом он сам еще не дошел до такой степени
раздражения или обиды, чтобы поте-рять остатки Взрослости, - его реакция может
силь-но измениться.
Схематически техника
дальнейшей терапевтичес-кой работы такова. Сначала конфликтующие 'ин-станции'
тщательно отделяются друг от друга, 'рас-плетаются'. При этом присутствие
терапевта
[531]
(внешнего или
внутреннего) должно обеспечить им безопасность и 'право голоса'. Затем их нуж-но
усадить за 'круглый стол'12, где они имеют воз-можность
обнаружить, что у них есть некая общая действительность и общие интересы, в
чем-то со-впадающие, в чем-то конфликтующие.
Специфической
особенностью игрового поведе-ния как проблемы является то, что при переходе ко
второму блоку, то есть поиску желательного спосо-ба поведения, последнее может
оказаться различ-ным для различных 'сторон' внутреннего конф-ликта (то есть для
различных субличностей). В такой работе следует выявить желания и интересы всех
'заинтересованных субличностей' и только потом искать возможности их
совмещения.
1 Глава
представляет собой неопубликованную статью 1996 г., дополненную фрагментом ста-тьи 'Что делать с Эриком Берном', вошедшую в качестве Послесловия в публикацию моего пе-ревода
книги 'Секс в человеческой любви'; М., 1997.
2 Даже Фрейд, как
рассказывают, однажды согласился
допустить, что сигара может
быть 'просто сигарой'.
3 То есть, конечно, это имеет к ней отношение, но другим, гораздо
более обобщенным образом: если
человек считает возможным вести себя неэтично, значит, что-то не в порядке либо с ним, либо с обществом, в котором он живет.
[532]
4 Г.Бейтсон и др. К теории шизофрении. - Московский психотерапевтический журнал, 1993, ? 1-2.
5 Такого типа
ситуация описана у М. Горького в 'Моих университетах'. По-видимому, она про-извела на юношу такое сильное впечатление, что позже он отыгрывает ее в знаменитой реплике 'Эх, испортил
песню, дурак!'
6 Помните мечтания такого рода у Стругацких в 'Трудно быть богом'?
7 Психологическая тяжесть такого рода ситуа-ций часто
усугубляется тем, что человек, игра-ющий в такие 'игры', на самом
деле не способен (в отличие от ребенка
из последнего примера) в
достаточной мере позаботиться о себе сам и действительно нуждается в помощи. Но обра-щаясь за помощью в форме 'игры', он как раз
и лишает Адресата возможности эту помощь ему оказать.
8 В качестве домашнего задания можно рассмот-реть
стратегии и тактики реализации роли со-баки-сверху в
качестве Преследователя и в ка-честве Спасателя. Вот пара контрольных вопросов. Чем отличается роль Спасателя в 'Алкоголике' от
аналогичной в 'Полицейских и ворах' (здесь
Спасателем можно назвать игро-ка, спасающего 'несчастного' Вора от 'злого'
Полицейского, и при этом
увещевающего его 'ис-правиться')? Какие еще варианты, реализации собаки-сверху можно представить себе в подоб-ных ситуациях?
9 Формой такой осведомленности не обязатель-но должна быть
собственно берновская теория
[533]
или ее
модификации. Аналогичную функцию
мо-жет выполнить бейтсоновская теория 'двойной связанности', перлзовские 'собаки' и вообще работа с 'пустыми стульями', обеспечивающая как практику, так и представление о внутри-психических рефлексивных отношениях; знаме-нитый франкловский метод 'парадоксальной интенции'. Многие аналогичные приемы эриксоновской терапии также в
значительной степени выполняют эти функции.
10 Разве это
не ужасно, что другие люди (редис-ки!) создают нам
такие трудности? Каждый может
получить по этому поводу множество купонов того цвета, какие он собирает, - оби-ды, 'разочарования в людях', дурного настрое-ния и пр. Удачной игры, - господа
Адресаты!
11 Системы
такого рода на психологическом ма-териале начал исследовать Г.Бейтсон, см. его 'Steps to ecology of mind'. Сам термин 'игры' Берн, как
известно, заимствовал из
работ Бей-тсона, вошедших в этот сборник.
12 См. главу 2-1 - От пустого
стула к круглому столу.
О чем эта
книга:
Экзистенциальная
психотехника, Фриц Перлз и Эрик Берн.........6
Цикл первый.Basics: элементы
практической психотехники......26
Глава 1. Сознавание: awareness и gestalt.......................
27
Глава 2. Постановка
психотерапевтической проблемы как метод концентрации сознания ....... 57
Глава 3. Введение в
психотехнический практикум......... 93
(на примере темы
'Событие')......................... 93
Глава 4. Работа с
ложью ............................................ 116
Глава 5. Работа с
привычками (вторая тема практикума) 128
Глава 6. Работа с
обязанностями (третья тема Практикума) 157
Глава 7. Сад желаний
(четвертая тема практикума).........................165
Глава 8.
Отрицательные эмоции ................................ 173
Глава 9.
Организационные формы работы...................209
Приложение
Методические таблицы
к практикуму............. 228
Цикл второй:
введение в коммуникативный анализ и коммуникативную терапию......244
Глава 1. От пустого
стула к круглому столу (работа с субличностями в ГТ)
............................... 244
Глава 2. Введение в
коммуникативную терапию (на примере работы с Критическим Родителем) 266 Глава
3. Ребенок, родитель, взрослый: элементы теории коммуникативного подхода
...................... 288
Цикл третий: Невротические
механизмы: простые лекции и непростые комментарии 3-0.
Рre-1
.................................................... 318
3-1.
Интроекция
3-1-1. Интроекция:
простая лекция ............... 324
3-1-2. Интроекция и
отчуждение (непростой комментарий) ......................... 347
3-1-3. Простая лекция
об экзистенциальном выборе. .................................... 352
3-1-4. Интроекция и
предметность: комментарий 2 (очень непростой) ..... 373
3-1-5. Модальный
аспект интроекции, структура эго и воля: комментарий 3 (еще более непростой).
.395
3-2. Слияние
(Confluence)
3-2-1. Простая лекция
о СЛИЯНИИ ............. 421
Комментарии:
несколько лекций о различных формах слияния
....................................... 449
3-2-2. Слияние и
сценарии............................ 449
3-2-3. Слияние и
социализация..................... 458
3-2-4. Эмпатия,
сценарии и слияние............... 477
3-2-5.
Общивдание автора
............................ 488
3-3. Ретрофлексия и
игры-по-Берну............... 490
3-3-1. Простая лекция
о РЕТРОФЛЕКСИИ .. 490
3-3-2. К
новой теории и терапии берновских игр .504
Сканирование:
Янко Слава
yanko_slava@yahoo.com || http://yanko.lib.ru/ | http://www.chat.ru/~yankos/ya.html | Icq# 75088656
update 5/14/01
ИНСТИТУТ ОБЩЕГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ (ИОИ)
предлагает
заказать и получить по почте книги по:
психотерапии
психологии
философии
эзотерике
Заказать каталог
можно по: тел/факс: (095) 954-81-18 e-mail lockstock@inbox.ru
Наши книги вы можете
преобрести в магазинах:
'Торговый Дом
Библио-Глобус', ул. Мясницкая, д.б, (ря-дом ст. м. 'Лубянка') тел. 928-43-51.
'Москва', ул.
Тверская, д. 8, стр. 1, (рядом ст. м. 'Охот-ный ряд'), тел. 229-73-55.
'Московский Дом
Книги', ул. Н. Арбат, 8, (рядом ст. м. 'Ар-батская'), 203-82-42, 291-78-32,
291-73-90, 203-75-60.
'Молодая гвардия', Б.
Полянка, 28, (рядом ст. м. 'По-лянка'), тел. 238-50-01
'Дом медицинской
книги', Комсомольский пр-т, 25, (ря-дом ст. м. 'Фрунзенская'), тел. 245-39-33,
248-28-46.
'Дом книги в
Медведково', Заревый пр-д, д. 12, (рядом ст. м. 'Медведково'), тел. 476-16-90.
'Книинком',
Волгоградский пр-т, д. 78\1, (рядом ст. м. 'Кузьминки'), тел. 177-19-86.
'Дом Деловой Книги',
ул. Марксистская д. 9., (рядом ст. м. 'Пролетарская'), тел. 270-54-20,
270-54-21.
'Дом Книга на
Войковской', Ленинградское ш.,13, стр.1, (рядом ст. м. 'Войковская'), тел.
150-69-17,150-24-66.
ИНСТИТУТ
ОБЩЕГУМАНИТАРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
выпускает серию "Современная психология: теория и
практика"
В серии
вышли:
Бэндлер Р. Гриндер Д.
"Семейная терапия и НЛП",
2000,160 с.
Кемерун-Бендлер Л. "С
тех пор они жили счастливо:
НЛП в
семейной терапии", 2000, 304 с.
Лоуэн А. "Психология
тела", 2000, 208 с.
Лоуэн А. "Секс,
любовь и сердце", 2000, 224 с. Лоуэн А. "Предательство
тела", 1998, 336 с. Лоуэн А. "Любовь и оргазм", 1997, 408
с, Мак-Нили Д. "Прикосновение: глубинная психология и телесная
терапия", 1999, 144 с. Нюнберг Г. "Принципы психоанализа и их
применение к лечению неврозов", 1999, 368 с. Перлз Ф. "Гештальт-семинары",
1998, 330 с. Фельденкрайз М. "Осознавание через движение", 2000,
160с.
Шапиро Д. "Невротические
стили", 2000, 204 с. Штейнберг У. "Круг внимания. Клинические
аспекты юнгианской терапии", 1998, 224 с. "Миссия НЛП:
новейшие американские психотехно-логии", 2000, 352 с.
Перлз Ф. "Практика
гештальт-терапии", 2000, 480 с. Коледа С. "Моделирование
бессознательного", 2000,224 с. Редактор-составитель Баскаков В. "Свободное
тело", 2001, 240с.
Перлз Ф. "Практика гештальт-терапии", 2000,
480 с.
Фриц Перлз - один из
самых эксцентричных и эффективных психотерапевтов нашего столетия. Его работы -
это сплав юмора, поэзии и прозре-ния. В этой книге вы найдете ясное изложение
всех основных идей и методов гештальттерапии.
Фельденкрайз М.
"Осознавание через
движение", 2000, 160 с.
Книга уникального
психотерапевта, представля-ющая практическое руководство к достижению бо-лее
здоровой и полнокровной жизни.
Изучив и применив
приведенные здесь упраж-нения, вы можете открыть дверь в сокровищницу
собственных возможностей.
Штейнберг У. "Круг
внимания. Клинические аспекты юнгианской терапии", 1998, 224 с.
Один из самых удачных
учебников по психоте-рапии, вышедших за последние десять лет. На ос-нове
собственного многолетнего опыта автор су-мел в простой и доступной форме представить
основные идеи и подходы К.Г. Юнга к функцио-нированию сознания и преобразованию
проблем в достижения.
"Миссия НЛП:
новейшие американские
психотехнологии", 2000, 352 с.
Книга всемирно
известных психотерапевтов, представляющая практическое руководство к дос-тижению
благополучия и процветания.
Данные техники могут
избавить вас от хрони-ческой головной боли или создать необходимый имидж,
урегулировать ваши отношения с близки-ми или разрешить техническую проблему. Им
обу-чались консультанты и тренеры, менеджеры и ин-женеры, спортсмены и
предприниматели, руководители и учителя - все, кто был заинтере-сован в
эффективном изменении личной и про-фессиональной жизни. Изящные, доступные и
лег-кие в применении эти новейшие психотехнологии обеспечат новый, более
высокий и комфортный уро-вень жизни. Ими пользуются уже миллионы лю-дей на всей
планете. Попробуйте и убедитесь.
Лоуэн А. "Секс,
любовь и сердце", 2000, 224 с.
"Лишая сердце
любви, вы подвергаете свою жизнь опасности" - таково предупреждение
доктора Лоу-эна. В погоне за успехом человек западной цивили-зации подчас
утрачивает связь с собственной приро-дой, что ведет к стрессам, многочисленным
заболеваниям и внезапной смерти.
Как избежать этого,
наполнив жизнь сердечным теплом и удовлетворенностью, и рассказывает эта книга.
Лоуэн А. "Психология
тела", 2000, 208 с.
Известнейший
психолог, основатель мощного направления современной психотерапии подводит итог
работы всей своей жизни.
На многочисленных
убедительных примерах он показывает, как объединив сексуальность и духов-ность,
любой из нас может вернуться к естествен-ной и совершенной жизни.
Тело и душа, мораль и
секс - гармонично взаи-мопроникают и взаимодополняют друг друга в ес-тественном
состоянии. И о том, как достичь этого, и написана эта книга.
Прочтите эту книгу -
она может по-настояще-му обновить ваше сердце.
Научное издание М.
Папуш
Психотехника
экзистенциального выбора
Редактор Тресвятский
М.В.
Художник Хос С.М.
Корректор Драбкина М.В.
Сдано в набор
28.11.2000. Подписано в печать
25.01.2001. Формат 84X108 1/32. Гарнитура Петербург.
Печать высокая. Объем
17 печ. л.
Тираж 5000 экз.
Заказ ?2843.
Институт
Общегуманитарных Исследований.
121471, Москва,
Можайское ш., д. 28.
Издательская лицензия
ИД ? 02443
от 24.07.2000.
Отпечатано с
оригинал-макета в ГПП 'Печатный двор' Министерства РФ по делам печати,
телерадио-вещания и средств массовых коммуникаций. 197110, Санкт-Петербург,
Чкаловский пр., 15.
Сканирование:
Янко Слава
yanko_slava@yahoo.com || http://yanko.lib.ru/ | http://www.chat.ru/~yankos/ya.html | Icq# 75088656
update 5/14/01